Санитар
Глава 1 Что-то со связью
– Сколько, сколько?!
Счёт за выпитое-съеденное от «Сулугуни» дружественным назвать было никак нельзя. Даже, если на четверых разделить… вырисовывалась проблема.
Нет, не заплатить сейчас, а отдать завтра денежки Марии-хозяйке за съемную студию.
Будет она опять брови хмурить, бухтеть что-то себе под нос.
Правда на её стороне, не можешь за жилье расплатиться – живи на вокзале. Или – работу другую ищи. Такую, где платят больше.
Шесть лет университета, два года ординатуры, а на карточке – горькие слезки.
Ладно, завтра будет завтра, что-то придумаю – не в первый раз.
Мария-хозяйка давно на давление жалуется, вот и устрою её в больничку. С мужиками поговорю, они и помогут.
Так, всё. Сегодня про деньги больше не думаем…
– Ну, за аккредитацию! За тех, кто сдал и не сдал!
Сколько раз уже за это сегодня пили? Два раза? Три? Ну, можно и четвертый…
Придумали же такую галиматью, делать им там больше нечего…
– Мужики! Всё! Уходим!
Конечно, уходим. Что за пустым столом-то сидеть.
– Сереж, у нас дежурства не возьмешь? У вас же ещё не меньше месяца ремонтировать будут.
Это, Вадим, коллега мой подработать предлагает. У нас отделение ремонтировать задумали в кои-то веки. Народ в отпуска выгнали, меня в том числе.
Так-то можно, деньги не помешают, но я домой съездить хотел…
– Ответ до завтра терпит?
– Терпит.
Вадима качнуло.
– Перезвоню.
– Звони. С завотделением проблем не будет, он вообще тебя на постоянку готов взять.
Это точно. Был уже такой разговор, но менять шило на мыло…
– Давай, Вадик, до завтра. Высплюсь и звякну. – я изобразил сотовый у уха.
Пешком до моего нынешнего съемного жилья отсюда – далеко, автобусы уже не ходят, такси надо брать, а это – опять расходы. Вот так работаешь, работаешь, а каждую копейку считать приходится.
Телефон глючил. Приложение для вызова такси хрень какую-то показывало. У мужиков то же самое было.
– Что там у них опять? – Вадик экраном ко мне свой смартфон повернул.
– Не знаю. На той неделе так же было.
Я ещё раз попробовал вызвать машину. Результат был прежний – никакого.
– Звони завтра.
Вадим Иванович ручкой мне сделал и в сторону дома двинулся. Ему хорошо, несколько кварталов и он дома…
Я ещё раз попробовал вызвать такси. Болт на всю глупую рожу…
Так-то, в принципе не холодно. Можно и пешочком пройтись. На небе ещё какие-то всполохи, что-то типа северного сияния. Никогда у нас такого раньше не было, а тут – опять. Кстати, на той неделе, когда сотовые глючили, так же было. Об этом даже по телевизору показывали.
Может, правда, на своих двоих пройтись? На небесное явление ещё дорогой полюбоваться? Грусть-печаль развеять?
Честно говоря – лениво.
Я некультурно прошелся по газону к проезжей части и стал ловить машину.
Во как… Дожили… Такси вызвать по мобильнику нельзя…
– Куда? – водитель был немногословен.
Я назвал адрес.
– Садись.
Я разместился на заднем сидении.
– Пристегнись.
Во как… Дисциплинированный водитель мне попался.
Оказалось – не очень. Дорогой он всё свой телефон терзал, пытался куда-то дозвониться.
– Не знаешь, что со связью? – повернул сидящий за рулем ко мне голову.
Мля! На дорогу надо смотреть, а не башкой куда попало вертеть!
– Не знаю. У самого так же.
Что я ему мог ответить?
– В небе ещё всё сверкает…
Сам вижу, что сверкает. Не слепой.
Еле у меня налички и хватило с ним рассчитаться. С телефона на телефон деньги тоже не переводились.
«Пятерочка», она у моего дома круглосуточная, хлебом и молоком меня не обеспечила. Кассы у них не работали.
Ладно, перебьемся…
Глава 2 Салют с фейерверками
Лифт… не подавал признаков жизни.
Да, что сегодня такое! То – одно, то – другое!
Дом – пусть не совсем новый, однако, лифт не так давно меняли – года он не работает, а везти меня отказывается!
Опять кто-то стройматериалы на нем поднимал? Не все жильцы ещё свои гнёздышки оборудовали. С дежурства придёшь – спать хочется, а вверху опять сверлят. Ничего и сказать нельзя – в своем они праве.
Пришлось подниматься на пятый этаж пешком. Вроде и не высоко, а после суматошного дня и ресторана – такого желания не было.
Холодильник работал. Это я уже с порога услышал. Мария-хозяйка расчетливо свой бизнес вела, моя съемная студия старьем всяким была обставлена. Холодильник, наверное, ещё во времена Леонида Ильича Брежнева был произведен. Тогда вредоносным маркетингом не занимались, специально жизненный цикл товаров не укорачивали. Вещи для советского народа на века делали. Это, если верить моей квартирной хозяйке. Я в упомянутое время не жил, со слов ей верить приходилось.
Новенький телефон от известного китайского производителя не функционировал, а отечественный холодильник – за милую душу. Наша техника – самая надежная.
Телевизор не подавал признаков жизни.
Как бы из-за него у меня беды не возникло! Скажет Мария, что сломал я раритетную технику!
Настроение у меня совсем поползло в минус. Нет, ипотеку надо брать, за своё жильё платить, а не за съемное. Пусть эти выплаты и на два десятка лет растянутся и в кабалу попадешь, но что, делать-то?
Я подошел к окну. Там – одновременно Новый Год и день города. Небо переливалось всеми цветами. Ещё и что-то типа молний посверкивало. Настоящий салют с фейерверками.
Однако, молнии без грома были. Тишина стояла какая-то зловещая.
Может, отключить электроприборы? Коротнёт что-то ночью из-за всех этих небесных явлений, а Мария-хозяйка мне по полной программе за испорченное имущество счёт и выкатит. Холодильник у меня пустой, ничего там не испортится.
Отключил и спать пошел. Завтра с утра в кадры надо ещё забежать, справочку взять для устройства на работу по совместительству. Пока нашу больничку ремонтируют, я немного денежек подшабашу, а домой съезжу в другой раз.
Лечебное заведение наше раньше заводской медсанчастью было. В СССР работающие на производстве, особенно – военном, приоритет в медицинском обслуживании имели. Могли, когда заболеют, по месту жительства в поликлинику обратиться, а кроме того – лечение и по производственному принципу получить. В родной медсанчасти. Ещё и в профилактории при ней оздоровиться. Времена поменялись, медсанчасть прикрыли, а вместо её номерная городская больница стала. Сейчас, при очередной реорганизации, её к больнице скорой помощи присоединяли. Та, совсем на одном краю города, а мы – в другом его конце. Получается, если мы филиалом больницы скорой помощи будем, пациентов на неотложках быстрее к нам доставлять. Город разросся, машин – море, пробки случаются, а время доезда для спасения пациента большую роль играет. Покумекали с маршрутизацией в региональном минздраве и решили – филиалу скоропомощьной больницы быть.
По федеральной программе денежки подтянули и нас сейчас ремонтируют. Ещё и аппаратуру обещают новенькую поставить. Ну, это тоже надо. От материально-технического обеспечения медицинской помощи её результат напрямую зависит. Даже мне это понятно, хоть и не в министерстве здравоохранения я работаю.
Засыпалось мне плохо. Всё ворочался, устраивался поудобнее. Голова что-то ещё заболела. Рано как-то. Утром ей надо болеть, а не сейчас. Алкоголь – зло, это все знают.
За окном – калейдоскоп продолжался.
Шторы задернуть?
Я нашел более простое решение. Отвернулся к стенке и задремал. Вернее – в сон провалился.
Ночью снилось всякое-разное. Как будто я аккредитацию прохожу, а со сдачей второй станции у меня проблемы возникли.
– Не сдали сердечно-легочную реанимацию, – говорит мне мужчина в белом халате. – Смотрите график на сайте, когда ещё можно раз попробовать.
Я не сдал? На кукле с электронной начинкой? Пациентов сколько раз спасал, а тут у меня не получилось?
– Манекен-тренажер тут не рабочий скорее всего, – не соглашаюсь я с человеком в белом халате. Какой-то он не знакомый мне, никогда я его раньше не видел.
– Хороший тренажер. Все сегодня на нём сдали нормально, – не принимает мои доводы сотрудник мультипрофильного аккредитационно-симуляционного центра. – Новенький.
– Что, меня сейчас и до работы не допустят?
– Получается так. Пока аккредитацию не пройдете…
Тут я и проснулся.
Приснится же такое… Нет, бы что хорошее.
Босыми ногами я прошлёпал в кухонный закуток. Водички в стакан налил. Выпил.
С организмом всё хорошо было. Ну, я же в первом мужском возрасте – всю ночь пить и гулять могу, а наутро как огурчик.
Глава 3 Санитар
Дом, в котором я сейчас жилье снимал, раньше был заводским семейным общежитием. Коридорного типа. В девяностые свои комнаты жильцы каким-то хитрым образом приватизировали. Кто так и здесь жить остался, а кто-то свои метры продал.
Предприимчивые люди, как моя Мария-хозяйка, комнатки недорого к рукам прибрали, подремонтировали, обставили и сейчас сдавали. Поговаривали, что у Марии в доме не один десяток квартир-студий. Она раньше в профсоюзном комитете завода подвизалась, все ходы-выходы знала и на хромой кобыле куда угодно могла въехать.
Общежитские хоромы и сейчас продолжали продавать. Где, после ушедших в мир иной, а кто и денежек подкопил и в более нормальное жилье перебирался. Ну, а прежняя жилплощадь в этом случае на продажу шла.
Вот в доме и продолжали сверлить, колотить, лифт цементом загаживать. Ремонтировались новые жильцы.
Коридоры никто не трогал. Они же – помещения общего пользования, чего в них вкладываться. Коридоры, как были, так и стояли с советских времен.
Я оделся, есть не хотелось, и в отдел кадров за справкой пошел.
Лифт так и не работал, поэтому пришлось лестницей воспользоваться. Её состояние не лучше коридоров было.
Почему я здесь жильё снимал? До работы мне было три шага. Вышел из бывшего общежития, пять минут – и уже на рабочем месте. Не надо в больницу через весь город мотаться, часы на дорогу тратить.
На лестнице я никого не встретил, на улице тоже было пусто. Все нормальные люди на работе и учебе уже были, никто без дела не шлялся.
Туман какой сегодня… Видно, после вчерашнего светопреставления на небе.
Мать моя! Это, они, что за три дня так нашу больничку отремонтировали! Пока я к аккредитации готовился, трудовой подвиг совершили! Причем, сделали её в каком-то ретро-стиле. Ну, так, наверное, главный врач больницы скорой помощи приказал. Тут он теперь хозяин-барин.
Здание было выкрашено зеленой краской, не сочной, а какой-то грязноватенькой. Так военную технику камуфлируют. Зато окна, те – сияли чистотой.
Над входом в стационар в глаза бросался красный транспарант.
«Планы партии – планы народа!»
Прикалываются?
Это, они про какую партию? Их у нас много…
У дверей меня тормознули две женщины. Одна, как говорят – в теле, вторая – худосочная и с косичками, похожими на крысиные хвостики.
– Петров! Стой!
Стою. На мадамов смотрю. Что-то раньше я их в нашей больнице не видел.
– Опаздываешь? – ехидненько так говорит та, что в теле.
Какой опаздываю? Я же в отпуске.
– Всё отделение назад тянешь?
Куда я кого тяну? Никуда не тяну.
Дальше стою и молчу. Может, это – представители администрации больницы скорой помощи, а начинать мне знакомство с ними в ругательном виде совсем не хочется.
– Мариночка, запиши, что Петров на семь минут опоздал, – это могутная худосочной строго говорит, а та и послушно записывает в какую-то тетрадочку.
У женщин ещё и красные нарукавные повязки имеются…
Ну и порядочки у нас тут сейчас будут с этим присоединением! Строем ещё ходить заставят…
Так, а откуда они мою фамилию знают?!
За спиной у меня шаги забухали, словно слон из зоопарка сбежал и своим ходом к нам в реанимацию направляется. Не знаю, почему такая ассоциация мне в голову пришла.
– Серега, привет!
Мужик, весьма габаритной комплекции, меня по плечу хлопнул. Чуть руку не оторвал. Травматолог он. Ему и пришивать её бы пришлось.
– Коромыслов! Стой!
Крупная дама с повязкой обширностью лексикона не страдала.
– Опаздываешь?
Травматолог Коромыслов виновато развел руками.
– Транспорта не было… – начал оправдываться мой коллега.
– Всё отделение назад тянешь?
Мне минуту назад подобный же вопрос был задан.
Коромыслов отдувался, с ноги на ногу перетаптывался.
– Мариночка, запиши, что Коромыслов на восемь минут опоздал.
На Коромыслова смотреть даже стало больно. Скукожился как-то он, голову опустил. Чуть не в половину меньше стал.
– Может, не надо?
– Надо, Коромыслов, надо…
Мадам была непреклонна.
– Пошли, Серега. – кивнул мне на дверь доктор-травматолог. – Бесполезно с ними разговаривать.
Дамочки при этом лучились от счастья – нарушителей трудовой дисциплины они выявили.
В кадры я решил попозже зайти, сначала надо в отделение наведаться, прояснить для себя, что тут такое творится.
Экстренная хирургия у нас на первом этаже, а ординаторская – вторая дверь от входа. Первая дверь – кабинет заведующего отделением.
– Ты куда? – остановил меня Коромыслов.
– В ординаторскую.
– Стой, так нельзя. Сначала надо переодеться.
Так, и тут новые порядочки…
Я пошел за травматологом.
Стоп. Тут раньше у нас хозяйственное подсобное помещение было, а сейчас что, после ремонта – раздевалка?
Ну, дела…
В комнатушке в рядок стояли шкафчики для одежды. Я пробежался по прямоугольникам с надписями глазами. Вот и мой. По крайней мере с моей фамилией и инициалами.
Что-то ещё там мелконько написано.
Я шагнул к своему шкафчику.
«Санитар» – так был обозначен мой статус черненькими буковками.
Они, что, из аккредитационного центра уже сюда сообщили, что я станцию по сердечно-легочной реанимации не сдал? Меня из докторов, сразу в санитары перевели?
Глава 4 Палата для ударников
Я переоделся. Свою одежду в шкафчик поместил, а казенную робу на себя напялил.
Ишь, в санитары меня…
Почему это так? У меня же ещё прежнее свидетельство об аккредитации годное, не вышел срок его действия. Я заранее хотел всё сдать, у нас так кадры требуют. Ну, чтобы дыра между старым и новым свидетельством не получилась. Одно уже закончилось, а нового ещё нет.
Досдавался… Кукла ломаная у них. Козлы…
К дверям ординаторской еле ноги меня донесли. Шел и думал, а надо ли мне туда? Не во врачебном я уже сословии…
Нет, надо заглянуть, о новых порядках узнать.
– Можно?
В ординаторской – пятиминутка. Это – по названию, а по времени она и гораздо дольше может затянуться.
– Зачем? – завотделением на меня глаза вытаращил. – Сергей, я ведь тебя на палату ударников поставил, иди туда и делом занимайся!
Во дожил… В ординаторскую не пустили!
В палату Петрович отправил! Горшки выносить!
Ну, допустим, про горшки ничего не было сказано.
Стоп. А, почему в ординаторской половина народа мне незнакомая? Из больницы скорой помощи докторов к нам перевели? Их – сюда, а наших – к ним? Ротацию сделали?
Что-то я совсем ничего не пойму. Сходил, называется, на аккредитацию. До санитара по карьерной лестнице вырос.
Тут ноги мои к полу и приросли. Куда меня Петрович поставил? На палату ударников? Что это ещё за ударники? Вообще я такого не слышал. После ординатуры, вот уже почти пять лет работаю, а про каких-то там ударников первый раз слышу.
На некоторых дверях палат, и правда, какие-то таблички висели. На одних дверях – только номера, на других – номера и таблички. Что там на них написано?
«Образцово-показательная палата для ударников».
Вот так, черным по белому. Для дураков.
Рядом с дверьми, на которых таблички, стендики какие-то под стеклом. Надо почитать, может что-то и прояснится.
Оказалось, что это положения об этих самых палатах. Кто такие ударники, там не было прописано. Подразумевалось, что это и так всем понятно.
Из вывешенного под стеклом я узнал, что в данных палатах стены, пол и окна должны быть приведены в самый лучший порядок. А, порядок может быть лучшим? Порядок, он порядок и есть. Что, может быть и худшим? Тогда это – совсем не порядок.
В палате должны стоять лучшие одинаковые койки с лучшими одинаковыми матрацами и подушками.
Тут меня смех начал разбирать.
Прикроватные тумбочки должны быть покрыты салфетками.
Это, вообще, кто придумал?
На каждой тумбочке и окне должны стоять живые или искусственные цветы.
Я чуть не начал биться головой об стену.
Палата должна быть радиофицирована, а на стенах необходимо иметь картины. Далее в скобочках значилось – портреты вождей и другие.
Портреты вождей? Вождей? Каких?
Что-то я совсем запутался. Это, что, всё главный врач той больницы придумал, куда нас присоединили?
Точно, внизу под положением подпись главного врача имелась. Ещё и скрепленная круглой печатью.
Для данной палаты должна быть выделена посуда высшего качества, в палате должно быть повешено зеркало и иметься умывальник.
Ну, не меньше чем знаменитый Мойдодыр… Кривоногий и хромой…
Завершал положение пункт о необходимости иметь в палате для ударников ширму.
– Ознакомился?
За моей спиной стоял заведующий отделением.
– Я тебя на палату ударников поставил, а ты… – Петрович тяжело вздохнул. – На семь минут сегодня опоздал. Знаешь, какая за неё конкуренция! Тебе же скоро в комсомол поступать. Ещё раз опоздаешь и четыре года санитарства коту под хвост! Как в институт тогда пробиваться будешь? Сам знаешь, туда берут только тех, кто пять лет безупречного стажа санитаром имеет и комсомолец…
Завотделением ещё что-то говорил, а у меня голова поплыла.
Ведь не прикалывается он, на полном серьезе говорит.
– Ладно, сегодня я твоё опоздание замял. В три литра спирта мне это обошлось. Как раз вчера его с шовного сливали. Степанида дачу строит, ей спирт на твоё счастье срочно и потребовался…
– Спасибо, – только и произнёс я пересохшим горлом. – Отработаю.
– Конечно, отработаешь. Куда денешься. Иди, давай, в свою палату. Ты у нас самый лучший младший медицинский персонал, только тебе её я могу и доверить. Не Коромыслову же. Он, правда, на палату ударников давно просится. Их у нас три всего…
Петрович ещё что-то говорил, но уже мне в спину. Я побрел в сторону дефицитной палаты. Мне же в комсомол поступать надо и в медицинский институт пробиваться.
Так Петрович сказал. Или, в дурдом мне пора?
Глава 5 Проверочник
В коридоре отделения Коромыслов… пол мыл!
Старательно так, со знанием дела. Чувствовался у него в этом занятии многолетний опыт.
На меня ещё он всё искоса поглядывал. Причем – осуждающе. Он де выполняет свои функциональные обязанности, а я с заведующим отделения лясы точу.
Он, что тоже аккредитацию не сдал?!
Нет… Петрович о нем, как о санитаре говорил. Желает де Коромыслов в палате для ударников трудовые подвиги совершать. Конкурент он мой. Санитар как я, а не травматолог.
Совсем что-то я … Кто есть кто путаюсь. Не, такого врагу не пожелаешь!
Что-то со мной не того…
Так, если я понимаю это, ну, что – не того, значит – у меня всё нормально. Может, это временное какое-то расстройство? Психиатрию надо было лучше учить. Не одной хирургией заниматься.
Чтобы успокоиться и немного прийти в себя, я решил трудотерапию к себе применить. Откуда Коромыслов швабру брал я видел, а поэтому достал из чуланчика её близняшку и отворил дверь в палату для ударников.
Вожди на стенах палаты присутствовали. Причем, написанные с мастерством и вдохновенно. Владимир Ильич Ленин, Карл Маркс и Фридрих Энгельс. А ещё – календарь. На нём рабочий и колхозница куда-то в светлое будущее шли. Как-то сразу это понималось.
На календаре, год – нынешний, прожитые дни крестиками зачеркнуты. Похерены, если просто сказать. Хѣръ – это буква из старославянской азбуки, как наша «Х» пишется. Крестик.
Месяц на календаре – текущий, сегодняшний день пациенты палаты уже закрестили, а завтрашний – ещё чистенький. Не прожит он пока.
Немного я даже успокоился. Хоть во времени я не потерялся. Это уже радует, а с текущим происходящим – разберусь потихоньку. Не всё сразу.
– Здравствуйте, – я нейтрально поздоровался с жильцами палаты. Здравия им пожелал. В лечебном учреждении, это – самое актуальное приветствие.
Оба ударника мне синхронно ответили. Тоже здравия пожелали.
Я занялся полом, а они на коечки улеглись – не стали мне мешать.
– Сережа, может сходишь всё же? – раздалось с койки у окна.
– Куда? Зачем? – не совсем понял я о чем меня просят.
– Куда, куда… Туда. За этим самым.
Лежащий на кровати щелкнул себя по горлу пальцем.
Понятно… Выпить мужику желается.
– Не, не… Даже не просите, – отказался я.
– Вот, говорил я, что он и сегодня откажется! – вступил в разговор второй пациент палаты для ударников. – Правильно, Серега. Нечего тут дисциплину хулиганить и водку пьянствовать!
– Да, я – так. Шутейно… Проверочку Сереже устроил. – хихикнул обратившийся ко мне с просьбой.
– Ты, у себя в цеху народ проверяй. – покачал пальцем в воздухе мужчина, что занимал койку подальше от окна. – Проверяльщик нашелся… Скольким уже после твоих проверок плохо стало.
Лицо у говорившего покраснело, зол он был на лежавшего у окна.
– Остынь, остынь… Закипел самовар…
Говорящий это улыбнулся. Не весело, а как бы оправдываясь.
Я, как мыл пол, так и мыл.
Так, проверочки тут ещё какие-то устраивают… Провоцируют.
Палата была не велика и скоро я с мытьем закончил.
– Пойдем, Сергей, перекурим. – лежащий ближе к двери сел на кровати.
Я не отказался.
– Ты, Сергей, на Семена не обижайся. Проверочник он. Сам из-за этого мается. Скоро их ликвидируют. В заводской многотиражке писали уже, что это движение признано вредным и соответствующие оргвыводы делаются. Ошиблись товарищи с выдвинутой инициативой, отступили в сторону с верной дороги.
Проверочник… То, ударники, то – проверочники…
– Понял. Принял к сведению. Спасибо, что сказали.
Лишний раз поблагодарить кого-то – язык не переломится, без костей он, а человеку – приятно.
– Спасибо ещё раз. Пойду дальше пол мыть.
Так я до конца смены санитарской работой и занимался. В клинико-диагностическую лабораторию кровь и прочее носил, пациентов на каталке транспортировал, у сестер отделения на подхвате был.
Делал что скажут, а сам всё думал, что же такое произошло? Понимания текущих событий пока у меня не было.
Глава 6 На ночную смену
Я уже домой после смены собирался, как Петрович меня у самых дверей раздевалки остановил. Помахал мне рукой с середины коридора.
Ну, начальник зовёт, значит – надо подойти.
– Сережа, выручай.
Что-то плохо заведующий отделением выглядит. Бледный, пот на лбу бусинками, стоит и левую половину груди потирает. Морщится ещё при этом.
– Василиса приболела. Не возьмешь ночную смену?
Василиса, это – санитарка в операционной. Что с ней случилось? Весь день сегодня как молоденькая кобылица скакала, а тут – приболела.
– Я тебе в твой журнал достижений помощь при операциях запишу. Сколько операций ночью будет, столько и плюсиков получишь.
Журнал достижений? Что это такое? Сказал бы кто…
– Сам знаешь, плюсики эти дорогие. При поступлении в институт тебе помогут.
Петрович – хороший руководитель. Знает чаяния подчиненных, их цели и мечты. Когда что-то поручает или предлагает, всегда так дело повернёт, что это – ступенька или шажок именно к твоей цели, тебе самому это нужно и выгодно. Да, для отделения это хорошо, но и ты сам в накладе не останешься. Умеет он мотивировать. Причем, всё больше пряниками. Кнутом редко пользуется.
– Может и на ассистенцию возьму, крючки на операции подержишь… – продолжает искушать санитара завотделением. – Скоро к нам ординаторы придут и поассистировать целая очередь будет. Санитара и близко не подпустят…
Да, змей…
– Правда, запишу это как помощь при операции. Санитарам ассистировать неположено.
Расставил Петрович все точки где следует и на меня смотрит. Сам всё грудь потирает.
– Помогу, – я тут же согласился.
Когда руководство просит, лучше не отказываться.
– Вот и хорошо. Сейчас в приемник беги. Там девица с аппендицитом поступила. Побрей её и поднимай в операционную.
Ну, дорогу в приемник я хорошо знаю. С третьего курса там подрабатывал. Кстати – санитаром. После четвертого аккредитовался на среднего медработника и уже сестринские функции там выполнял. Все бригады со скорой знал, за руку с докторами и фельдшерами здоровался.
Дошел до приемника, а там Василиса. Живёхонька и здоровехонька. С молоденьким врачом кокетничает. Меня увидела – в лице изменилась.
Меня за руку в сторонку оттащила.
– Серёженька, ты, это, Петровичу меня не выдавай.
Ну, лиса…
– С тебя причитается, – Василисе ответил, а сам ещё вид недовольный сделал. Вот де, приходится из-за тебя ночную смену брать.
Тут молоденький доктор из приемника подошел и они куда-то упорхнули.
– Тёть Маш, кто тут поступает? – медсестре приемного отделения говорю, а сам уже вижу кто.
– Что, вместо профуры этой сегодня пашешь? – тётя Маша поимела ввиду Василису.
– Петрович попросил. – сам при этом девице на ширму указываю, жестом ещё даю понять, что ей за неё надо идти.
– Заходите, раздевайтесь там. Вас побрить надо.
Девица на меня как на идиота смотрит.
– Побрить?
– Побрить, побить… – киваю ей.
– Голову?
Тётя Маша сидит, чуть-чуть не смеется. Как зрелый помидор стала.
– Не голову. Там.
Я показал где.
После этого в приемнике два помидора стало.
– Женщина, а может Вы меня там побреете?
Нашла, кого просить… Сейчас, разбежалась тебя тётя Маша брить в интимных зонах…
– Девонька, ты чо? Тут, в больнице мужиков нет. Это не мужик, а санитар, – расставила всё по местам медсестра из приемника.
– Давай, Серёж, сам-сам быстренько. Где бритвы разовые знаешь. Розовенькую возьми.
– Может я сама? – сделала робкую попытку поступающая на операцию.
– Нельзя. Так ещё набреешь, что начальник его заругается. Отчикаешь половину своего богатства, а нам отвечай…
Тут тётя Маша очень похоже изобразила Петровича.
Через десять минут я уже вёз на каталке девицу в сторону операционной. Там брить-то было всего ничего. Дольше она раздевалась-переодевалась.
– Хорошие тут доктора? – под скрип колёсиков каталки был задан мне девицей вопрос.
– Хорошие, хорошие. Не сомневайтесь, – успокоил я её.
Глава 7
Стреляный
Я стоял и курил.
Который уже раз за сегодня.
Кто с медициной связан, прекрасно знают, что курить вредно, но… курят. Такое вот миниумопомешательство.
А, не дома ведь я…
Где-то в другом месте.
Больница – наша, а не совсем.
Доктора – частью как были, но много и новеньких. А последние, оказывается, здесь не один год уже работают. Я это осторожненько выяснил не привлекая лишнего внимания.
Завотделением прежний, но что-то со здоровьем у него не то. На нашем Петровиче воду возить было можно, а здешний Петрович… Эх, укатала работа мужика. Хирурги, что пашут день и ночь, до пятидесяти часто не доживают…
Коромыслов, которого травматологом я знал, тут – санитар. Полы мы вместе с ним моем.
Какие-то ударники, проверочники, журналы достижений у санитаров…
Чтобы в медицинский институт поступить – надо пятилетку в больничке отсанитарить. Кстати, это – правильно, но на мой взгляд – многовато. Пары лет бы хватило, чтобы понять, туда ли ты идти собираешься, твоё ли призвание медицина. Зато, в больнице санитаров – полный комплект. Нет проблем с младшим медицинским персоналом. И не бабульки эти места занимают, а молодежь не из последних.
Ещё и портреты вождей на стенах.
Курю и всё мыслю. По полочкам сегодняшний день раскладываю.
На небе звёздочки уже высыпали. Сполохов никаких нет, молнии не сверкают. Туман, через который на работу я шел – тоже не наблюдается…
Стоп!
Туман!
Через него я прошел и примбамбасы эти начались!!!
Так же в кино было. Прошли наши солдаты через туман и в другое время попали. На войну.
Тут же – всё день в день. Никакого тебе прошлого или будущего. Кстати, завтра зарплата должна быть, посмотрим, так ли произойдет…
Да, что там – день в день. Мне даже стрелки на часах подводить не пришлось. Бац и всё…
Самый прикол, я ведь врачом был, а сейчас – санитар.
А, сам местный я-санитар куда делся? Санитар Сергей Петров? Моего образа и подобия?
Где-то в другом месте оказался? Ещё всё в тумане бродит? Ну, как вариант.
Мля…
От такого соображалова у меня даже в голове молоточки застучали. Так и инсульт недолго заработать.
– Сергей! Вон ты где. Иди, Петрович зовёт.
Сестра из нашего отделения сказала это и в три ноги убежала.
Кстати, сестры тут к санитарам очень уважительно относятся. Из санитаров врачи со временем получаются…
Ладно, идти надо. Опять я что-то понадобился.
– Где бродишь?! Тут стреляного нам привезли. Иди мыться, сейчас мне помогать будешь, – на ходу буркнул мне заведующий отделением. Буркнул уже в конце, а сначала чуть даже не рявкнул, но сразу как-то на другой тон перешел.
Уже когда мы руки перед операцией обрабатывали, заведующий меня немного в курс дела ввёл.
– Из двух стволов дробью. Что в брюшной полости – пока не знаю, но кровит там внутри здорово.
Почему меня Петрович на операцию взял? Мог бы из терапии дежурного доктора пригласить, но тот – не хирург… Я, тут правильным образом санитаря, достойно засветился? Опять же – в экстренной хирургии не первый год…
– Можем работать? – заведующий отделением вопросительно посмотрел на анестезиолога.
– Стабилизировали немного, работайте.
– Мазать, – скомандовал заведующий операционной сестре.
Всё же шеф наш – мастер.
Ну, меня тоже не на помойке нашли.
– Всё, больше не кровит. Это – убираем и анастомоз делаем. Кишочков-то теперь у него меньше будет… – мой заведующий работает, сам с собой разговаривает, на меня иногда удивленными глазами поглядывает. Не как санитар-поломой я ему ассистирую.
Немного анастомоз бок в бок ещё не дошит был, а тут Николай Петрович вдруг как окаменел, замер, руками за грудь схватился, застонал и валиться от стола начал.
Мать!
Он уже с вечера всё область сердца рукой тер! Морщился нехорошо как-то… Инфаркт?!!! Что делать?
В операционной суета началась. Анестезиолог к упавшему бросился.
Операционная сестра с выпученными глазами стоит. Я – с ранорасширителями застыл.
Во денек…
Не понос, так золотуха.
Что делать? Что делать?! Что делать?!!!
Нет, анастомоз-то я сам накинуть могу. Делал уже такое. Но! Дома и когда врачом был. Тут на операции я ассистирую заведующему чуть ли не явочным образом и звать меня – санитар.
Глава 8
Я шью
Немного до завершения текущего этапа операции всего-то и осталось…
Буквально, только пару шовчиков наложить.
Что там на полу анестезиолог с Петровичем делал, мне было не видно. Мешал операционный стол с лежащим на нём пациентом.
– Ну? – операционная сестра смотрела на меня уже нормальными глазами.
Во как! В порядке она уже. Это у них профессиональное. Хоть небо на землю падай, а операция должна быть закончена.
Тут на полу рядом с заведующим отделением я чуть и не оказался.
– Меняемся. Дошивай давай. Делал ведь уже такое под контролем отца.
Сказано это было буднично, как так и надо.
Отца?!!! Какого отца? Чьего? Моего?
Петрович, мой отец?
Я чуть ранорасширители не отпустил.
– Сейчас местами меняемся. Ты мне ранорасширители отдашь и дошьешь. Понял? – операционная сестра продолжала уверенно командовать. Так, как будто на это у неё имелись веские основания и ни грамма сомнения.
Я словно в зомби какого-то превратился. Не выдерживала уже всех этих новостей моя психика.
Однако, совсем с ума сбрендить операционная сестра мне не дала.
– Сережа, в себя приди! Мой папа тебя хорошо учил!
Мой!
Тьфу!
Её!
Петрович – её отец, а не мой!
– Меняемся, – это уже я голос подал.
На полу операционной между тем продолжались реанимационные мероприятия.
После ряда чуть ли не цирковых телодвижений ранорасширители оказались в руках операционной медсестры, а я занял место Петровича. Встал на место оператора.
– Сам всё со столика бери. Иглы у меня уже заряжены, – продолжало осуществляться надо мной руководство.
Я наложил последние два шва. Начал на автомате ревизию брюшной полости проводить. Вдруг там ещё что-то мы просмотрели.
– Стой! Разошелся!
Вид у теперь моей помощницы был такой, что по лбу она меня готова ударить. Зажимом, или чем-то ещё, что под руку попадет.
– Салфетками давай всё прикрывай и другую бригаду ждать будем. В соседней операционной, говорят, скоро заканчивают и они к нам перейдут.
Точно, что-то я не того…
Забыл, что санитар я теперь, а не хирург, у которого за плечами клиническая ординатура и почти пять лет стажа.
– Меняемся обратно, – поступила мне очередная команда.
Поменялись. Я на место ассистента вернулся, а операционная медсестра у столика с инструментами встала. Как ничего и не было. Один Петрович оперировал, а мы ему помогали.
– Молодец, старшина. Почти как там всё сегодня у нас получилось…
Нет, всё же придется мне, похоже, на полу полежать…
Старшина? Я – старшина?
Неожиданно…
Ещё и какие-то общие воспоминания у нас с операционной сестрой имеются? Где-то там мы были. Причем, вместе. Что-то такое случилось, что мне заканчивать операцию пришлось.
Там. Где-то там. Где? Когда?
Петровича из операционного зала после неотложных реанимационных мероприятий уже увезли, рана у лежащего на столе была накрыта влажными салфетками, стрелочки на часах, что висели на стене операционной, продолжали своё движение по кругу.
– Где они там так долго? Давно должны были уже закончить. – операционная сестра звякнула на столике инструментами.
Стоит ведь, со своего рабочего места не сходит. Хоть и отца её в реанимацию увезли. Другая бы всё бросила и убежала. Кремень баба…
– О! Да тут Сережа опять оперирует!
В операционную вошел незнакомый мне мужчина. Его сегодня я в ординаторской видел. Руки он держал на отлёте, беспокоился об их стерильности.
– Что с Петровичем? – задал он вопрос операционной сестре.
– Похоже на инфаркт, – ответила нервно она. – Уханькали работой мужика…
– Иди к нему. Людмила тебя заменит. – хирург кивнул на дверь, из которой как раз входила в операционный зал опять же незнакомая мне молодая женщина.
– Спасибо.
Операционная сестра, с которой нас что-то связывало, чуть ли не бегом сорвалась с места.
Я стоял и держал ранорасширители.
Руки у меня были заняты, а голова – свободна. Это – если со стороны посмотреть. На самом деле я… в свои детские мечты окунулся.
Вроде и взрослый мужик, а вот тут о том, о чем в детстве мечталось вспомнил.
Уханькали работой мужика…
Так операционная сестра о своем отце сказала. О хирурге. Хорошем, настоящем хирурге.
Тратил-тратил он себя на своих пациентов и кончились у него жизненные силы. Свалился с инфарктом во время операции.
Выживет? Нет? Пока сказать трудно.
Операционную санитарочку Марию Васильевну посылали в реанимацию узнать – как он там. Вернулась она с ответом, что стабилен, но это в настоящий момент стабилен, а мы-то знаем, что в любой момент что угодно может случиться.
Хирург как солдат на фронте, его год за три, а то и за пять надо считать. Жизнь всё время на пределе, как по натянутому канату под куполом цирка без страховки он ходит. Вроде сам лечит, а не его, а вот так в конечном счёте получается.
Уханькали…
Не уханькали – сам, по своей собственной воле уханькался. Добровольно и без принуждения.
Так вот – о детских мечтах.
Есть люди хорошие и люди плохие. Так мне в детстве казалось. Всех полутонов и ряда обстоятельств я тогда не замечал, соображения имел не много. Черное – белое. Хороший – плохой. Всё. Точка.
Так вот, мечталось мне тогда научиться от плохих людей хорошим годы жизни отдавать. Взять, допустим, десять лет от плохого и передать их хорошему. Пусть дольше живёт и всем пользу приносит.
От убийцы – милиционеру, от грабителя… тому же доктору.
Вот сейчас бы Петровичу от какого-то плохого человека годы взять и отдать…
Кстати, эти детские мечты определенную роль сыграли, когда я думал кем стать.
Вот и стал. Доктором, хирургом, а потом – санитаром.
Стою сейчас и держу ранорасширители.
Руки – заняты, а голова свободна.
Детские свои мечты вспоминаю…
Глава 9 Где я тут живу?
– Вас, молодой человек, я попрошу остаться.
Незнакомый хирург подмигнул мне.
Весело ему… Петрович в реанимации, а он зубы скалит…
Впрочем, зубов хирурга мне под его маской не было видно.
– Ну, вот и мне честь выпала… А, то – всё с заведующим да с заведующим наш санитар-орденоносец оперирует…
Хирург опять мне подмигнул.
Мля… Расподмигивался…
Сменивший Петровича посвистывая проводил ревизию брюшной полости.
Что свистит? Денег ведь не будет…
– Шить, – коротко бросил хирург операционной сестре.
Дренажи он уже поставил. Теперь выходить из брюшной полости надо.
Со стола стреляного мы сняли нормально.
– Не размываемся. – в операционную заглянула голова в белом.
– Что там ещё? – зевнул хирург. Ночь всё же. Все нормальные люди в это время давно уже спят, третий сон видят.
– Холецистит.
– Ну, как всегда – три аппендицита, два холецистита… – шутник-хирург продолжал быть в своем репертуаре.
– Жив ещё? – это уже ко мне его вопрос был обращен.
– Жив, – отозвался я. – Почти.
В моей голове всё вертелось – почему он меня орденоносцем назвал? Санитар-орденоносец – так и сказал.
– Никого больше не зовите. Мне Сережа поможет, – объявил хирург состав операционной бригады на холецистэктомию.
Голова в белом покинула пределы операционной.
Мы поменяли перчатки, хирург ещё покурил с зажима. Я такой вольности себе не позволил.
Уже посветлу я выполз из операционной. После холецистита, хирург как накаркал, была ещё аппендэктомия.
– Кожу сам шей. – хирург так в очередной раз зевнул, что чуть челюсть себе не вывернул. – Сил уж моих нет…
У него их нет, а у меня есть?
Оказалось – были.
– О, хоть сейчас на портняжную выставку, – сказал стоящий напротив меня и опять подмигнул.
Что, глаза у него ещё мигать не устали?
Спина у меня не гнулась, плечи болели, роба – хоть выжимай.
Поспать перед новой сменой мне удалось пару часиков и всё. Кто-то бы это посчитал ненормальным, но в больницах такое – в порядке вещей. Отпашет человек сутки и снова к станку…
Целый день я опять мыл, носил, помогал, катал…
Ещё и сигареты стрелял. Мои-то кончились.
Всё конец имеет. Так и моя смена.
– До завтра, – попрощался я с Коромысловым.
Из больницы я вышел и столбом встал. Куда идти? Где дом, милый дом мой?
Тут я там же, где раньше живу? Или, совсем в другом месте?
Решил всё же сначала дошагать до прошлого моего местопребывания.
Тумана, как вчера утром, не было. А, был бы, шагнул я в него и дома оказался. Снова врачом, а не как тут – санитаром. Ещё и орденоносцем.
Втемяшился мне в голову этот орденоносец. Интересно, за что мне орден дали? За то, что где-то «там» был? В месте, про которое операционная сестра упомянула.
Кстати, как её зовут? Опять я этого не знаю.
Тут я до дома, где была моя квартира-студия дошагал.
Он стоял на своем месте и опять же в цвет больницы был выкрашен. Вернее, не в цвет больницы, а заводской медсанчасти. Мода тут, видно, всё в цвет танков и бронемашин красить.
Кстати, по дороге сюда со мной несколько человек поздоровалось. Видно, имеется тут у меня некоторая популярность.
Мой бывший дом сейчас тоже не просто домом был, а заводским общежитием. Так на табличке было написано, что его стену рядом с входом украшала.
Зайти? Не зайти? Тут я обитаю?
Входящий в общежитие мужчина мне дверь придержал.
Так, видно, и я здесь проживаю.
В холле за дверьми имелась будочка. Там старушка строго вида находилась. Меня увидела, улыбнулась. Со стульчика не вставая стала на стенде с ключами рукой шарить. Нашла нужный и мне протянула.
– Добрый вечер, Сережа. Куртку новую купил? Красивая, красивая, все девки твои будут.
– Добрый, добрый. Скажете тоже…
Сам ключик с бирочкой беру и радуюсь. На подвесочке железной номер красной краской обозначен. Не надо мне сейчас идиотом выглядеть и у вахтерши спрашивать, в какой комнате я проживаю.
– Правда, Сережа, хорошая курточка. Идет очень тебе.
Ну, кто о чем, а женщины о тряпках…
– Спасибо. Устал, спать пойду, – отчитался я вахтерше о своем состоянии.
Лифт… не работал. Соответствующая табличка на его дверях висела.
– Вчера ещё сломался, а так и не сделали. Нет на них никакой управы… – проинформировала меня разговорчивая бабулька.
– Ничего, как-то доползу… – тяжело вздохнул я.
Комната моя оказалась на третьем этаже, совсем не там, где была квартира-студия от Марии-хозяйки.
Вот открою я сейчас дверь, а там меня супруга встречает…
А что, вполне и такое может быть.
Глава 10 Дом, милый дом
Ключ повернулся без всяких затруднений.
Сердце моё на момент замерло…
Уффф…
За дверьми меня никто не ждал. Не было у меня никакой супруги. По состоянию комнаты это было видно. Женская рука в жилище, она сразу чувствуется.
Нет, ужи свои гнёзда на полу не свили, пауки тенетами углы не затянули. Всё было чистенько, но как-то по-мужицки.
Стол, стул, кровать, шкаф, холодильник и маленький портативный телевизор. Всё. На стене маска какого-то чудища. Кстати, самого настоящего черного дерева и прекрасной работы. Не для втюхивания туристам изготовленная. Кое-что я в этом деле понимаю.
Спать хотелось, но…
Где здесь документы могут быть? Надо мне про себя тутошнего узнать.
Кто я? Что я? Хирург про орденоносца что-то сказал…
В шкафу нашлась шкатулка. Опять же из черного дерева. В ней – паспорт, военный билет, ещё какие-то корочки удостоверений и маленькие коробочки.
Паспорт был совсем другой, не такой у меня в квартире-студии остался. Классик бы подобный серпастым-молоткастым назвал.
Во как…
Точно, я – не дома и с ума не сошел.
Так. Петров Сергей Петрович. Тут ничего не изменилось. Как был, так и остался.
Год, месяц и день рождения – всё, как у меня.
Это – хорошо. Хоть, в случае чего, новые паспортные данные заучивать не надо.
Военный билет… Тут меня и нахлобучило.
Уральский Краснознаменный военный округ. Рядовой. Санитарный инструктор. Сержант. Старший сержант. Старшина.
Старшина…
Правильно операционная сестра сказала. Старшина я. Самый настоящий…
Так, так, так…
«За боевые заслуги», «Орден Красной Звезды»…
Мама дорогая! Где же я такое успел заслужить? Награды-то боевые!!!
Воевал? Где?
Про это мой военный билет ничего не сообщал.
Может, в тех местах, где маски, что у меня на стене, водятся? Где шкатулочки из черного дерева стальными резцами изготавливают?
В военник были вписаны ещё какие-то награды латиницей. Экзотика какая-то. Никогда про такие я не слышал.
В коробочках, не они ли?
Так. БЗ. Красная Звезда с красноармейцем в буденовке. У деда такие были. Теперь отец их бережно хранит…
А, вот и не наши. Мои, судя по записи в военном билете, но не отечественные. Аляповатые какие-то. Одна даже со слоном. Лёгонькие. Наши награды – увесистые, серебряные, а тут бижутерия какая-то. Бедно живут, металл экономят.
Представил я себя с этим слоном на груди. Не – баловство одно.
Закурить бы, но сигарет не было.
По дороге сюда в магазин я заходить не стал. Там местные деньги потребуются, а у меня в кармане только сберовская карточка. Много я на её куплю? То-то.
Стоп! Зарплата же должна была сегодня быть.
А, это – дома. А тут? Мне, что с голоду умирать?
Я сложил документы и награды в шкатулку и убрал обратно в шкаф.
Интересно, а деньги у меня тут, в комнате, имеются? Должны, должны быть. Не всё же до последней копейки я трачу.
Деньги нашлись. Там же, в шкафу. Под стопочкой носков.
Кстати, всё в шкафу было аккуратно и на своих местах. У меня в квартире-студии так же лежало.
Денег было около тысячи рублей. Много это? Мало? На пачку сигарет хватит?
Размером они – чуть больше чем наши. Солидные такие, красивые. Опять же с изображениями вождей. На бумажке в сто рублей Ленин присутствовал. На пятидесяти рублях – Карл Маркс. На двадцати пяти – Фридрих Энгельс.
Больше никаких номиналов не было. Ладно, скоро узнаю. Когда в магазин пойду.
Пойду, когда высплюсь. Сейчас же ещё по комнате пошарю. Надо мне про себя побольше узнать.
В шкафу на полочке книги в рядок выстроились. Медицина, медицина, медицина… Несколько было и художественных. Все со штампиками библиотеки.
Что я тут читаю?
Мля… Про попаданцев!
Вот и начитался на свою голову!
Я дома подобной литературой не увлекался. Историческую прозу читал. Мемуары ещё, ну и книги по специальности.
Рядом с книгами несколько тетрадочек соседствовали. Конспекты какие-то. Решения съездов партии. Потом посмотрю, сейчас уже глаза совсем слипаются.
Заглянул я и в холодильник.
Нашлись там колбаса, хлеб в целлофановом пакете, начатая бутылка молока, сыр, масло.
Бывший владелец комнаты в общежитии питался правильными натуральными продуктами. Выбор его я всецело одобрил. Никаких там газировок, йогуртов, пива и прочей дребедени.
А вот бутылка водки имелась.
Я принял сто грамм и лёг спать.
Глава 11 Мы на тебя написали…
Утром, когда проснулся, я первым делом к окну подошел.
Солнышко сияет,
Барабаны бьют,
Бабушку Авдотью
На кладбище везут.
От увиденного, такой детский стишок мне в голову пришел. Непонятно, из каких глубин памяти он вынырнул.
Действительности соответствовало только первое. Не били барабаны. Не наблюдалась траурная процессия. Солнышко – светило.
Что я хотел увидеть? Туман. Да – туман.
Вернее, домой я желал вернуться. Через туман этот самый.
Обломился…
Не было тумана.
Ну, будем ждать, а пока в местную жизнь вливаться.
Вливание началось с малого. Нужно мне было научится расписываться, как это здешний Сережа-санитар делал. Вчера я вместо его подписи такую закорючку на графике уборки палаты для ударников изобразил, что самому теперь стыдно. Ладно, график уборки палаты, а если в каком-то серьезном документе мне нужно будет расписаться?
Достал из шкатулочки паспорт, там подпись здешнего Сергея имелась, и стал бумагу переводить. На четвертом листе что-то близкое к оригиналу получаться начало.
Ну, первый шаг сделан…
Сегодня на работу я не опоздал. Опечалил даму в теле и её помощницу с крысиными хвостиками. Мимо них с гордо поднятой головой прошел и на свои часы ещё посмотрел. Сколько, сколько там уже натикало?
– Петров!
Я даже вздрогнул. Как из-под земли возникнув, напротив меня стояла девица-красавица. Фактурная такая и всё при ней.
– Я!
Почему-то у меня возникло желание… вытянуться по струнке.
Черт… Напугала.
– Петров! Не забыл, что в пятницу твой прием в комсомол? Историю коммунистического союза молодежи выучил? Материалы съездов партии?
Меня просто засыпали вопросами.
Что-то перестала сразу мне данная девица нравиться… Отторжение какое-то у меня к ней возникло.
– Не забыл. Выучил. Знаю.
Девица брови свела и чуть не сквозь меня целеустремленно прошагала. Мне даже шаг в сторону пришлось сделать.
Так, в пятницу значит. Сегодня у нас, что? Среда.
В комсомол мне надо. Без этого в институт не поступить. Так Петрович сказал. Кстати, как у него дела? У кого, спросить-то можно?
Про всё в отделении сестры на посту знают. Туда я и отправился.
– Привет, боевые подруги! – натянул я на лицо свою самую лучшую улыбку.
Ой, не то… Не получился у меня заход… Надо менять тактику.
– Что нужно? – мне были не рады.
– У заведующего как дела?
– Тяжелый, но стабильный.
Ответ я получил, но через губу.
Неправильно себя повел? Где-то раньше перед ними провинился? Чем-то обидел?
Ежами, а вернее – ежихами, они на меня окострыжились.
Да, Сережа, тут тебе не там…
– Спасибо за информацию. – я галантно кивнул и опять не угадал.
Мля… Да, что это такое. Всё у меня получается – один излом да вывих.
Коромыслов опять уже коридор драил, на меня осуждающе поглядывал. Вчера я по его мнению от дел отлынивал с заведующим разговаривая, сегодня – с сестрами на посту время проводил без пользы для санитарного состояния отделения.
Я передовику поломойного дела рукой приветливо помахал и за шваброй пошел. Швабра – моё орудие труда, никому она чужому не достанется.
– Здравствуй, Сережа, – передовики меня хором поприветствовали.
Я в долгу не остался.
– Сергей, мы на тебя тут написали…
У меня даже сердце ёкнуло. Передовики производства тут уважаемые товарищи, а они – написали на меня что-то.
– Заходила тут эта из комсомола. – проверочник сразу двумя руками начал в воздухе кривые выделывать. – Просила на тебя написать. Ну, как с работой своей справляешься, разговариваешь с заслуженными передовиками производства… Не замечен ли в чём предосудительном.
Тут проверочник пальцем себе в грудь ткнул. В то самое место, где у него на полосатой больничной пижаме три знака ударника пятилетки были прикреплены. Золотом они поблескивали и красной эмалью – награды мужика за шестнадцатую, семнадцатую и восемнадцатую пятилетки.
Человек заслуженный, тут и сказать нечего.
Знаки эти я ещё вчера, пока пол мыл, хорошо разглядел. Солидно сделанные, из тяжелого металла, позолоченные.
– Да не мотай ты душу парню, Семен! – прервал проверочника его сосед по палате. – Хорошо мы про тебя написали. Помним, что принимать тебя в союз скоро будут.
Семен опять начал в воздухе прелести комсомольской лидерши изображать, причем, чуть ли не с придыханием.
– Страдалец, – дал характеристику проверочника его сосед.
Семен согласно быстро-быстро закивал. Не стал оспаривать мнение лежащего ближе к двери.
– Цени. Наши характеристики дорого стоят. Из самой гущи народа они идут, от самых лучших его представителей.
Сказано это было без всякого сарказма, а очень даже серьезно. С верой и без всяких хиханек.
– Спасибо, – в том же ключе ответил я.
– Может, всё же, сгоняешь? – Семен сделал уморительно-придурковатое лицо.
– Не, не, не, – поддержал я его представление. – Нельзя в медицинском учреждении лечебно-охранительный режим нарушать.
Глава 12 Опять двадцать пять…
Это, как новые ботинки когда купишь…
Размер – твой. Мягонькие, модные. День поносишь – кровавые мозоли. Хоть обратно обувь в магазин неси.
Через неделю, когда ботиночки обносятся, придут в анатомическое соответствие с твоими ногам, хоть спи в них – не хочется даже и снимать.
Так и любому человеку в своей обыденной жизни через какое-то время становится более-менее комфортно. Привыкает он, притирается, все ходы и выходы узнает.
В семье то же самое происходит, в детском саду, в школе, институте, производственном коллективе…
Привели первый день малыша в детсадовскую группу, а он плачет, за маму хватается, не нравится здесь ему. Походит в детский сад неделю-другую – домой его забрать невозможно.
Так и в школе, что в первом классе, что – в любом, если ты из одной школы в другую переводишься. Всё новое, неизвестное, трудно спрогнозировать как тебя здесь одноклассники примут.
Про армию я уже и не говорю.
А, вдруг – тюрьма? Мама, роди меня обратно…
Так и со мной произошло. Жил и в ус не дул, а здесь – каждый день новые заморочки. Вытащила меня прогулка через туман из зоны комфорта в зону дискомфорта.
Оказывается, не один я такой страдалец. Коромыслова сегодня с утра тоже немного потрясывает. Его, как и меня, в эту пятницу в комсомол принимать будут.
Михаила это пугает. А, вдруг он на задаваемые вопросы ответить не сможет? Собьется, говоря об истории молодежного союза? Перепутает решения партии на каком-то из съездов?
– Зачем и согласился? Жил бы тихо-мирно… – жалуется Коромыслов мне. – Это тебе, Серега, в институт поступать надо, а мне и так хорошо. Зарплата – нормальная, работа – не пыльная.
С зарплатой он прав. Санитарская не сильно от врачебной отличается. Тут ведь как – от каждого по способностям, а они у всех разные. Не виноват ведь человек, что он таким уродился. Кто-то может доктором стать, а у другого выше своей головы прыгнуть не получается. Жить же все хорошо должны, никто обделенным быть не может. Вот и платят здесь примерно всем одинаково. Сегодня утром, когда я в ведомости за денежки расписывался, своими глазами этот принцип справедливости и наблюдал. Мне, как санитару, за проработанный месяц сто рублей выдали, медицинским сестрам сто десять рублей было положено, докторам – сто двадцать.
Во врачи тут не из-за денег рвутся, а чтобы себя лучшим образом реализовать, более полезным обществу стать. Ну, и уважаема эта профессия. С санитаром тут народ на улице здоровается, а про докторов я уже и не говорю.
– Ещё и спрашивать тебя, Серега, меньше будут…
Так, так, так… Это, почему же? Задавать вопрос по этому поводу я не стал, сам Коромыслов всё сейчас расскажет.
– Ты же меня на пять лет младше, на целую пятилетку. Значит – про съезды будешь меньше рассказывать. В моей жизни их больше было и обязан комсомолец знать, какие решения там принимались, непосредственно на его жизнь влияющие.
Вот и хорошо… Вот и здорово. Я от такого отказываться не буду.
– Конспекты решений всех съездов у нас одинаково проверят, а вот спрашивать тебя меньше будут… – продолжал жаловаться на жизнь Коромыслов.
Чёрт! Проверять конспекты будут! Я же листочки для тренировки подписи как раз из тетради с конспектами безжалостно выдрал. Брал чистые, из конца тетради, а когда их вырвал, то часть листов из первой половины её теперь выпадает…
Надо будет тетрадь в порядок привести, а то попрут в шею с собрания за неуважение к партии!
– Как это всё выучить-то… Вон сколько съездов было, а уж решений… – поделился я своими горестями с Коромысловым. Не одному ему плохо и тяжело, я в таком же положении.
– Ты, Сереж, что – совсем дурак? Зачем их наизусть заучивать? Сказала же Зинка, что при ответах на вопросы конспектами можно пользоваться. Сами мы их писали, работали, а бесполезного труда не бывает, он всегда на твою пользу. Это… – тут Мишка запнулся. – Твоя трудовая собственность, от тебя она неотделима и ты ей как угодно можешь распоряжаться. На собрании можешь тетрадочку открыть и найти тебе нужное…
Ой, спасибо тебе Мишка! Просветил темного! Я-то заучивать материалы съездов начал, чуть крышей не съехал!
– Так же, как и больница – наша общая трудовая собственность. Наша она, поэтому беречь её нужно, теми же тряпками для мытья пола не разбрасываться. Помыл пол, прополоскал тряпочку, высушил и завтра она опять готова в дело…
Михаил явно повторял чьи-то чужие слова, из своей головы их вытаскивал.
– Кстати, Сереж, ты какие трудовые обязательства комсомольца на своем рабочем месте на себя брать будешь? Обязательно про это спросят. Придумал уже?
Мля… Это было для меня очередной новостью. Ещё раз спасибо тебе, Коромыслов.
– Я про экономию моющего порошка говорить буду, про то, что размер тряпок уменьшить можно. Знаешь, какая экономия в масштабах всей страны получится, если тряпку на сантиметр меньше от рулона отрезать? Ты только про это не говори, если тебя раньше меня спрашивать будут. Своё придумай.
Коромыслов гордо смотрел на меня. Вот какой он умный.
Да, сантиметр – вроде и ерунда, но в масштабах страны… Километры получаются.
Эх, Мишка, Мишка… Мне бы твои проблемы… Ты из несоюзной молодежи в комсомольцы переходишь, а у тебя уже волосы дыбом. Мне же – совсем сейчас хреново. Как первый день живу. Шаг ступишь – ещё одну шишку набьешь. На вроде ровном месте, а спотыкаешься. Обратно я к себе хочу, давят мне на ноги здешние ботиночки.
Глава 13 Меня принимают в комсомол
Ну, лишний плюсик никогда лишним не бывает.
Встречают-то по одежке.
Костюм у меня вычищен, ботинки поблескивают. Награды Сергея-санитара? Ладно, прилаживаем на положенное место.
Кстати, а ничего так. Нормально они на моей груди смотрятся. Стыдно, конечно, чужие награды носить, но – простит меня здешний жилец, не только для себя я стараюсь. Вернётся он сюда, а я за него важное дело сделал – в комсомол вступил.
Так я свою совесть убалтывал, на компромисс с собственными принципами шел.
На улице мне люди улыбались, с уважением на ветерана посматривали.
– Серёж, не опаздываем? – у самых дверей больницы меня Коромыслов догнал.
У него на груди тоже пара медалей позвякивала. Не один я через горячие точки прошел.
– Полёт нормальный, по графику идём, – отшутился я.
Дамский пропускной пункт у входа в больницу отсутствовал. Вот те на… К добру ли?
Я и Мишка переоделись, к работе приступили. При параде нам после смены надо быть. В рабочее время никто никого в комсомол не принимает.
– Товарищи! – Зинка, наша больничная комсомольская лидерша, поднялась из-за стола президиума. – Тише, товарищи. Начинаем сегодняшнее торжественное собрание…
За столом на сцене – наш главный врач, председатель профкома, представитель из районного комитета комсомола и Зинка. Должен был ещё Петрович быть, но сейчас он ещё лечится. Из реанимации его в отделение уже перевели, но по собраниям ему ходить ещё рано.
Представителей от партии нет. Тут – дело комсомольское, не надо инициативу и самостоятельность союза молодежи сковывать, за ручку подрастающую смену водить – сами разберутся. Главный врач и председатель профкома тоже приглашены без решающего голоса, как бы от общественности больницы они присутствуют.
В зале – комсомольцы и кандидаты в союз. Среди последних – я, Мишка, два человека из терапии. Вопрос решается серьезный, не толпой всех в реке крестят. Кстати, отношение к религии тут весьма терпимое. Она – личное дело каждого. Отправляй религиозные культы и верь себе на здоровье, если это не сатанизм или членовредительская ересь какая-то. У нас в отделении, когда сотрудники в робы переоденутся, у многих из вырезов на груди крестики поглядывают.
– Товарищи! Сегодня мы должны решить вопрос о приеме в коммунистический союз молодежи четырёх сотрудников нашей больницы. Дело серьезное и ответственное. Если у кого-то имеется отвод в отношении кандидатов, прошу высказаться сейчас. Если отвод аргументированный, то дело кандидата будет немедленно снято с рассмотрения. – Зинка обвела присутствующих суровым взглядом.
Мишка, что сидел сейчас рядом со мной, даже плечами передернул. Так его от слов комсомольской лидерши торкнуло. Чуть у него из рук тетради с конспектами не выпали.
– Нет отводов? Тогда – приступаем. Коромыслов, пройдите на сцену.
Михаил – взрослый мужик, воевал, а как первоклассник к директору на сцену между рядов двинулся.
– Ни пуха, – шепнул я ему.
– К черту, – таков был мне от него ответ.
Мишку спросили о том, за что комсомол свой первый орден получил. Он, чуть запинаясь, без заглядывания в свои конспекты ответил. Потом Зинка его по материалам съездов погоняла. У моего коллеги в тетрадях нужные закладочки имелись и ответы для него большого труда не составили.
Главный врач ещё Михаила про награды спросил. Оказалось, награжден он за Африку.
Из зала Коромыслову вопросов не было, хоть и Зинаида нескольким комсомольцам взглядами сигналы подавала. Проявите мол активность и гражданскую позицию, поучаствуйте в приеме кандидата в члены союза. Народ её потуги проигнорировал.
– Петров!
Вот и до меня очередь дошла.
На спрошенное я ответил. По тетрадочкам.
– Какие обязательства на себя берете? – приготовилась записывать Зинаида. Она ведь всё потом проверит, без контроля обещанное не оставит.
– Обещаю в течение шести месяцев получить высшую категорию по профилю деятельности.
В зале зашушукались. Обещание очень серьезное. В больнице санитаров высшей категории было – на пальцах одной руки можно пересчитать. У меня сейчас первая категория. Нас таких в отделении только двое. Можем мы и в операционной в случае чего помочь, а не только полы в отделении драить. Санитар высшей категории даже преподавать некоторые вопросы в медицинском училище может как приглашенный специалист. Если с сестрами сравнивать, это – как медицинская сестра с высшим сестринским образованием.
– Сможете? – уточнила Зинаида.
– Да, – ответил я.
Комсомолец, санитар высшей квалификационной категории – такое двери в медицинский институт распахивает. Да, придется на вечерние курсы три месяца походить. Тут уж ничего не попишешь. Надо мне в этом мире к жизни приспосабливаться, дорогу себе прокладывать. Хотел бы я, конечно, домой вернуться, но вдруг больше такого тумана не будет, через который я сюда попал? Всю жизнь санитарить – не моя мечта.
После меня принимали в комсомол кандидатов из терапии. У них тоже всё прошло благополучно.
Комсомольские билеты нам оформят в течение недели. О времени и месте вручения будет сообщено отдельно.
Глава 14 Начало вечера удовольствий
Отец мне как-то о своем вступлении в комсомол рассказывал. Профанация сплошная и цирк с конями. В класс их загнали, за парты рассадили. На доске уже два варианта заявления как примеры написаны. Выбирай любой, только свои данные вставляй. В автобус потом посадили, в райком ВЛКСМ привезли. Наше село от райцентра в полусотне километров, но колхоз бензина не пожалел и транспорт выделил. В райкоме и членские билеты были уже готовы. Раздали их и всё. Обратно в деревню свою езжайте, а мы уже план по приему выполнили…
Я тоже в селе родился, даже говорю всё ещё немного не так как горожане, но у нас уже никакого комсомола не было.
Тут вступление в союз заслужить надо. Про школьников и речи нет. Поработай, прояви себя, стань достойным – тогда может и примут. Ну, или в армии вступить можно, если получится. Коромыслов армию прошел, но в таких местах был, что там не до комсомола.
– Воевали мы, Сережа, некогда было в союз вступать.
Так он мне сам рассказал.
Вступить в комсомол нелегко, но это определенные привилегии дает. Нет, даже не привилегии, а возможности. Так – вернее будет сформулировать. Например – получить высшее образование. Инженер, врач, учитель и прочие, они должны прежде всего правильный взгляд на мир иметь, идеологически соответствовать. Чужой человек на ответственной или руководящей должности таких дел может натворить… Партия это хорошо понимает.
Вот так тут. Всё не просто на самотек пущено. Врачом хочешь стать – санитаром поработай, созрей до правильного понимания политики партии. Отбор пройди и поступай в медицинский институт.
Коромыслов после собрания гоголем ходит. Как будто уже заветную книжицу в кармане у сердца носит.
– А, не отметить ли нам, Сережа, это дело, – задает он мне провокационный вопрос. Два парнишки-санитара из терапии тоже на меня с надеждой смотрят. Тут я, в больнице, оказывается в авторитете, к словам моим прислушиваются. С одним Коромысловым они в питейное заведение едва ли пойдут, заводной он больно, а в моей компании – с превеликим удовольствием. Нет, посещение ресторанов тут не запрещено, но и не особо приветствуется. Мутить свой разум алкоголем – не самое достойное дело. Особенно – для комсомольца.
Ну, а в самом деле? Тут у меня с самого момента, как оказался здесь, сплошной стресс и нервы как стальные канаты натянуты. Сходим, немного расслабимся, для психического здоровья одна сплошная польза будет.
– Пошли, – соглашаюсь я. Тем более – завтра суббота, на смену мне не надо. Ночь-то я по просьбе Петровича отдежурил, вот и выпало мне такое счастье.
– Куда? – Коромыслов чуть на месте не подпрыгивает от предвкушения вечера удовольствий.
– На твой выбор, – даю я ему полную свободу действий.
– Пошли тогда, там уже открыто.
Ну и пошли мы, вернее – на автобусе поехали.
Заведение было… чистенькое и опрятное. Тут, как я уже заметил, общественная санитария на уровне. Нечего организмы трудящихся и интеллигенции вредными микроорганизмами из строя выводить, они строительством светлого будущего и настоящего должны заниматься, а не в инфекционной больнице время проводить.
Заказали мы от души. Тут – всё недорого. Продукты питания копейки стоят в прямом смысле этого слова. Чуть только за развлекательную программу надо доплатить, отдельный билетик для этого взять.
Весь общепит здесь в руках государства. Удовлетворять потребность в пище – дело ответственное и кому попало поручать его нельзя. Вот развлекать нас в ресторане будут уже индивидуальные предприниматели, но по утвержденной где положено программе. Особых ограничений на музыку и тексты песен нет, это я после просмотра телевизионных программ узнал. На мой вкус всё довольно приличненько и разнообразно.
– Ну, за новый этап жизни.
Тост мною был произнесен на высоком идейном уровне. Санитары из терапии мне были мало знакомы, а в чужой компании меня лишний раз языком трепать жизнь ещё дома отучила. Всегда лучше сказать что-то нейтральное или вообще промолчать – от этого вреда никогда не будет, а ляпнешь что-то и потом бока болят.
Всё было вкусное и свеженькое, водочка – холодненькая. Официанты – вежливые и предупредительные.
Ритмичные сочетания звука и тишины, что неслись с эстрады, приводили нервную систему в приподнятое состояние. Благодать да и только.
Тут ведущий развлекательную программу предложил что-то исполнить и гостям. Музыканты де добавят музыкальное сопровождение.
Коромыслову давно уже на месте не сиделось. Покушал он, выпил… хорошо и после удовлетворения первичных физиологических потребностей его потянуло спеть что-то. Самовыразиться. Свой выбор заведения, как он нам уже сказал, Михаил сделал не в малой степени как раз из-за того, что здесь посетителям самим петь разрешали.
Почти полторы сотни килограмм качанного мяса заняли место на эстраде, топнули ногой и взревели…
Во ку… во кузнице,
Во ку… во кузнице,
Во кузнице молодые кузнецы,
Во кузнице молодые кузнецы.
Они, они куют, куют,
Они, они куют, куют.
Они куют принаваривают,
Молотками приколачивают.
Глава 15 Окаянный таракан
Как по мановению ока в руках одного из музыкантов оказались ложки, у второго – балалайка, у третьего – что-то типа рожка. Правильного названия такого инструмента я не знаю.
К себе, к себе Дуню,
К себе, к себе Дуню,
К себе Дуню приговаривают,
К себе Дуню приговаривают.
«Пойдем, пойдем, Дуня,
Пойдем, пойдем, Дуня,
Пойдем, Дуня, во лесок, во лесок,
Пойдем, Дуня, во лесок, во лесок.
Эти слова Коромыслов пропел уже в музыкальном сопровождении.
Народ в ресторане есть и пить бросил. Все сидят и на эстраду пялятся.
Сорвем, сорвем Дуне,
Сорвем, сорвем Дуне,
Сорвем Дуне лопушок, лопушок,
Сорвем Дуне лопушок, лопушок.
Под са… под саменький,
Под са… под саменький,
Под саменький корешок, корешок,
Под саменький корешок, корешок.
Русская народная песня будила что-то в душах, заставляла бурлить кровь… Коромыслову начали подпевать. Некоторые ногами притопывали или хлопали в такт певцу в ладоши.
Сошьем, сошьем Дуне,
Сошьем, сошьем Дуне,
Сошьем Дуне сарафан, сарафан,
Сошьем Дуне сарафан, сарафан.
Носи, носи, Дуня,
Носи, носи, Дуня,
Носи, Дуня, не марай, не марай,
Носи, Дуня, не марай, не марай.
Я раньше никогда такую песню не слышал.
А, хорошая ведь, зажигательная вещица. Ноги сами в пляс просятся…
Ресторанные оркестранты тоже марку держали и такое выделывали, как будто они всю жизнь в оркестре русских народных инструментов играли.
По пра… по праздничкам,
По пра… по праздничкам,
По праздничкам надевай, надевай,
По праздничкам надевай, надевай.
В коро… в коробочку,
В коро… в коробочку,
В коробочку покладай, покладай,
В коробочку покладай, покладай».
После этих слов Коромыслов ещё раз топнул ногой и … начал выдавать что-то типа боевого гопака. Сам такой гопак я по телевизору видел, но тут был не совсем он. Казалось, что Мишка бьется на эстраде сразу с несколькими невидимыми противниками. Выводит их из строя ударами-ножницами, бьёт в прыжке, разит с разворотом на триста шестьдесят и даже пятьсот сорок градусов. Но что-то было там ещё… Причем, нехорошее и смертельное.
Музыканты с эстрады моментально ретировались.
Посетители ресторана замерли.
Официанты взяли с них пример.
Мля… Начинается… Говорили же, что Коромыслов заводной!
Я в душе уже клял себя, что с Мишкой согласился сходить в ресторан.
Тут в один момент всё прекратилось. На эстраде снова стоял певец.
В коро… в коробочке,
В коро… в коробочке.
В коробочке появился окаянный таракан,
В коробочке появился окаянный таракан.
Проел, проел Дуне,
Проел, проел Дуне,
Проел Дуне сарафан, сарафан,
Проел Дуне сарафан, сарафан.
По мне, так ничего больше не предвещало беды. Однако, санитары из терапии запереглядывались, на своих стульях заерзали.
– Что? – мне не было понятно их поведение.
– Пока – ничего, – ответил один из них.
Над са… над самою,
Над са… над самою,
Над самою над бедой, над бедой,
Над самою над бедой, над бедой.
У меня что-то такое в голове начало складываться. Больно уж лицо у Коромыслова стало… этакое.
Тут он и выдал при полном молчании зала.
Над са… над саменькой,
Над са… над саменькой,
Над саменькой над дырой, над дырой,
Над саменькой над дырой, над дырой.
А по-русски над …
Последнего слова я не расслышал – такой в ресторанном зале грянул хохот. Местные ждали окончания песни с картинкой, один я как дундук из иного мира сидел.
Коромыслова со сцены проводили долгими и оглушительными аплодисментами.
Мишка занял своё место за столом и не дожидаясь нас замахнул рюмочку.
– Ну, как?
Вопрос был обращен мне.
– Шедеврально.
Что ещё мог я ответить?
Через пять минут к нам подошел завзала.
– Парни, вы бы уходили. Тут один дружинников по вашу душу вызвал. Сквернословят де, культурно отдыхать мешают…
Глава 16 Дружинники
Надо нам такое счастье?
Мне лично?
Да ни разу.
Только первый шажок обустройства в здешней жизни я сделал, а тут – какие-то дружинники. Явно не конфетами они нас будут угощать.
Услышав про дружинников, санитары из терапии на своих стульях чуть не по стойке смирно застыли. Оказывается, так даже сидя можно сделать.
Только Коромыслову было всё сейчас безразлично. Он себе из графинчика налил и опять в одно рыло выпил.
– Хорошо пошла.
Мишка занюхал водку рукавом, хотя на столе закуски ещё было море.
– Миш, уходим? – я кивнул в сторону выхода.
– Погоди, сейчас ещё одну спою. «Тумбу».
Парни из терапевтического отделения со стульев на пол сползать начали.
Я про эту песню опять же ничего слыхом не слыхивал, но видя их реакцию сделал определенное предположение.
– Типа окаянного таракана?
Это был задан мною вопрос одному из терапевтических санитаров.
– Хуже. Одни сплошные картинки.
В голосе парня сквозила беспросветная грусть. Он уже прощался со своим, пока не полученным, членским комсомольским билетом.
Второй сотрудник терапевтического отделения молчал.
Понятно, молчание – знак согласия. Всё, что он думал о своем недалеком будущем, было у него на лице написано.
– Миш, пошли. Парней не будем подводить.
Коромыслов мои слова мимо ушей пропустил. Сейчас ему уже было всё безразлично.
– На степановских горах, тумба-тумба…
На эстраду Мишка решил больше не подниматься, а прямо сидя за столом песню исполнить. Билетик на ресторанную развлекательную программу он приобрел – пусть теперь отрабатывают индивидуальные предприниматели от сферы культуры. Им трудовая копейка плачена.
– Мужики, уходите.
На завзала смотреть было больно.
– Мы за переходящее знамя победителей в социалистическом соревновании боремся…
Последняя фраза по всей вероятности должна была нам что-то объяснить. Ну, почему мы должны были покинуть зал ресторана до прихода дружинников. Их встреча с нами каким-то образом отодвигала получение коллективом ресторана переходящего знамени.
Мишка тем временем пел.
– Он не курит и не пьет, тумба-тумба.
Только девушек…
На «девушках», именно на этом красивом и возвышенном слове, в зал ресторана вошли трое мужчин с красными повязками на правых рукавах.
Причину своего вызова в заведение они определили сразу. Переглянулись и в сторону нашего столика зашагали.
Мишка солировал, а зал слушал его затаив дыхание.
– Почему хулиганите? – самый молодой из пришедших тронул Коромыслова за плечо.
– Кто хулиганит? – Мишка прекратил петь и поднял глаза на говорившего.
– Вы. – дружинник свёл брови.
– Мы? – Мишка перевёл взгляд на меня. – Ни в одном глазу.
Почему именно так он выразился, для всех было загадкой.
– Сигнал к нам поступил, – присоединился к диалогу второй дружинник.
– Сигнал? От кого? Кто сигналил?
Коромыслов поднялся из-за стола. Потёр своей пятерней щёку.
Сознаваться в подаче сигнала в опорный пункт никто не спешил.
– Вот, это вам из какого-то другого места звонили. – Мишка ткнул пальцем в сторону окна. – Туда и идите.
Старший из пришедших, комплекции почти как у Коромыслова, с Мишки взгляд не сводил. В глазах его веселинки сейчас так и скакали. Когда он к столу подходил – их не было.
– Мишка? Коромыслов? – наконец произнёс он совсем негромко, как бы ещё не веря себе.
Недавний певец на полуслове замолк. Ручищей своей отодвинул в сторону младшего дружинника и к говорящему шаг сделал. Внимательно вгляделся в его лицо и… перекрестился.
– Свят, свят…
– Я это, Миша, я. Не покойник оживший…
– Ванька!!! – взревело наше пьяное чудище и ещё шаг сделало к человеку с красной повязкой.
– Ванька… Живой…
В этот самый момент события сделали ещё один неожиданный поворот.
Глава 17 Тут шажок, здесь шажок…
Завзала в ресторане случайные люди не становятся.
Тут надо уметь правильно разные ситуации разруливать. Причем, с людьми, принявшими на грудь жидкости изменяющие восприятие окружающей действительности.
– Такая встреча! Такая встреча! Пойдемте, пойдемте со мной. Что мы тут в общем-то зале…
Завзала вежливо, но твёрдо, направил в нужную сторону траекторию движения Коромыслова и его неожиданно восставшего из мертвых товарища. Мы все за ними следовали.
– Ванька! Живой! – всё повторял и повторял Михаил, никак он не мог поверить в такую встречу.
– Живой, живой. Что мне сделается, – отговаривался дружинник.
Работник ресторана распахнул неприметную дверь и мы оказались в довольно просторной комнате. Посреди неё стоял стол, уже сервированный алкоголем и закусками.
– Присаживайтесь. Тут вам никто не помешает. – ответственный работник общепита просто лучился добродушием и хлебосольством. Ситуация, грозившая неполучением переходящего знамени, вроде и удачно рассасывалась.
– За счет заведения. – завзала тронул меня за плечо и указал глазами на накрытый стол. – Два друга-ветерана встретились, радость-то какая!
Лиса… Хитрющая…
Впрочем, я тоже был весьма рад, что всё так получилось.
– Мы-то думали, что ты… того… Тогда, когда взорвалось там…
Дружинник не дал Коромыслову договорить.
– Миш, давай про это не будем. Ранило меня, жив я остался… Да и…
Мужчина, которого Коромыслов называл Иваном, поднял глаза к потолку, а потом приложил палец к губам.
– Понял, понял. – Мишка замахал руками. – Молчу, молчу.
Далее Коромыслов и его друг начали своим настоящим делиться. Один другому рассказывать, как они сейчас и что. Общее прошлое им озвучивать подписки не давали.
– Я на заводе. Щит Родины куем…
– В заводской медсанчасти работаю. Это пока, а там видно будет, – расплывчато поделился со встреченным другом Михаил своими планами.
Я, санитары из терапии и остальные два дружинника присутствовали при разговоре в роли мебели. Добровольные стражи порядка алкоголь игнорировали – только ели, а представители санитарского сословия лишь лениво в своих тарелках ковырялись. Мы тут уже давно, сыты по горлышко.
– В добровольную народную дружину вот записался, – делился своим друг Коромыслова. – Дни дают к отпуску, да и вообще…
Так, а может и мне в дружину записаться? Хуже не будет. Нет, не из-за дней к отпуску, а вообще – как Мишкин дружок закадычный выразился. Это «вообще» может в определенных ситуациях важную роль сыграть. Как я уже знал, тут активная жизненная позиция дорого ценится.
– Можно в вашу дружину записаться? – задал я вопрос рядом со мной сидящему парню с красной повязкой на рукаве.
– Это к Ивану. Он у нас главный. С ним вопрос решай.
С Иваном, так с Иваном. Сейчас и порешаем не откладывая на потом.
– Миш, погоди секунду. У меня вопрос к Ивану, – встрял я в разговор старых товарищей.
– Чо? А, ладно. – Коромыслов кивнул и принялся водку разливать.
Иван накрыл ладонью стоящую перед ним рюмку. Показал, что он в этом деле сейчас не участвует.
Я повторил свой вопрос Мишкину сослуживцу.
– Не вижу препятствий. Завтра приходи.
Мне было сообщено время и место, куда я должен явиться.
– Только вот ещё что… – Иван на короткое время прервался. – Ладно, характеристику потом донесёшь. Можно даже в следующий понедельник после работы.
– Меня тоже записывай. – встрепенулся Коромыслов. – Будем как раньше вместе… В одном отряде…
Крепок Мишка был, но, видно было, что он норму свою слегка перебрал. Или не слегка? Я с ним в первый раз сегодня выпивал, всех тонкостей в отношении его не знаю.
– Вот и хорошо. Вместе и приходите. На тебя, Миш, я сам характеристику напишу.
Так наш вечер удовольствий и завершился. Не в отделении милиции, а в кабинете ресторана. Ещё и за счет заведения.
Я сегодня за день два шажка для своего обустройства в новом мире сделал. Первый – положительно рассмотрели мой вопрос о вхождении в ряды коммунистического союза молодежи. Это даже не шажок, а – шажище. Второй – получил добро для вступления в народные дружинники, а тем самым наглядно обозначил свою активную жизненную позицию.
Высшую категорию ещё получу и готова у меня дорожка к дверям медицинского института…
Благостный ход моих мыслей был разрушен завзала. Вернее, его башкой, что возникла в приоткрытой двери в наш отдельный кабинет.
– Всё ли хорошо? – улыбался ответственный работник сферы общепита несколько натянуто.
Получив утвердительный ответ, он продолжил нам мозолить глаза.
– Что ещё? – недовольно посмотрел на надоеду Коромыслов.
– За там бы рассчитаться…
– Несите счёт. Сейчас всё оплатим.
Я постучал себя двумя пальцами по груди, показал завзала кому счёт вручить.
Через пять минут мы уже прощались с дружинниками на улице перед рестораном.
– Значит, я вас завтра жду. – помахал рукой Иван мне и Мишке. – Вон, парней ещё с собой берите.
Последнее уже касалось санитаров из терапии.
Глава 18 Чему учат на высшую категорию
Если домой вернуться не получится, сферу своей деятельности я тут менять не собирался. Останусь в медицине, но – не санитаром. Обратно стать доктором буду стараться.
В дружину идти пока было рано и я направился на курсы повышения квалификации.
– Здравствуй, здравствуй, Сережа! Что-то давненько не заглядывал.
На меня из-под очочков добрей доброго смотрела бабушка-колобок. Что в высоту, что в ширину – размеры её были одинаковы.
Так… Не проколоться бы, что я её в первый раз вижу…
– Здравствуйте, Лидия Васильевна! Всё дела да заботы…
Как зовут хозяйку кабинета, про это на дверной табличке было написано. Так что имя-отчество её я знал.
– Опять, Сережа, учится? На вышку решил замахнуться? – старушка всплеснула руками. Жестикулировала она не хуже иного итальянца.
– На вышку, на неё родименькую…
– Надо, надо. Ты – сможешь. Что-то сразу сдашь без прослушивания курса?
Тут такое широко практикуется. Путём самоподготовки освоил ты какой-то курс и слушать его не надо – иди и сдавай сразу.
– Нет, всё слушать буду.
– Всё так всё… – добрая бабушка раскрыла папку на столе. – Вот тебе программа и расписание. Где занятия проходят сам знаешь. Попили бы мы с тобой чайку, да тороплюсь на совещание… Да, заявление потом напишешь, когда уже к учебе приступишь.
– Хорошо. Всего доброго, Лидия Васильевна.
Я поспешил откланяться. Который уже раз так – совсем неожиданно оказывается, что человек меня знает, а я на него смотрю как баран на новые ворота. Вот и изворачиваться приходится, иногда чуть ли не убегать.
Курс мне тоже весь прослушать надо – пригодится. Знаний о мире, куда я попал, у меня не хватает. Самому читать, что-то могу и нужное пропустить, а потом попасть в неприятную ситуацию. В самообучении системность часто страдает, это один из его главных недостатков.
Я раскрыл программу. Так, что здесь…
Профессиональное назначение, функциональные обязанности, права и ответственность санитара.
Надо, обязательно мне это надо послушать. Представляю это я, но – в общих чертах.
Основы законодательства и права в здравоохранении.