Обнажая душу. 2 тома в одной книге

Объятия родины

С легкой руки предлагаю перейти на «ты», ведь ты не только читатель, а уважаемый гость, вошедший в широко раскрытые двери моей души!

Проведу краткий экскурс по малой родине!

Когда спрашивают: «Где ты живешь?», отвечаю с юмором: «На границе двух полушарий в самой глубинке»!

А если без шуток, то не только у человека есть судьба с предписанным местом рождения и определенной миссией, но и у всего одушевленного и неодушевленного тоже! Собака-поводырь помогает незрячим, а пудель чарует собой многоликий люд на выставке! Красивый газон украшает парк, а луговую травку щиплют коровы, питая людей молоком! Одна песчинка может прикрыть собой мизерную часть земли, вписываясь в песчаный пляж, а может попасть в раствор и укрепить краеугольный камень глобальной стройки!..

Как и несколько поколений моих земляков, я родился и живу в маленьком хуторочке Синяпкинский, что протянулся вдоль речки Чир. А на другом берегу расположилась станица Обливская и другая область. В окружении трех маленьких лесочков и невысоких холмов хутор лежит в низине, будто матушка природа бережно держит его в своей ладони, где линии жизни и судьбы меняются ландшафтом. Несмотря на скудное количество домов, и то, что молодежь разъезжается по городам, а старики покидают этот мир, односельчане бережно «держат палец на пульсе жизни медленно умирающей родины», подпитывая ее своим теплым дыханием да крестьянскими трудами-заботами. Трактористы засевают поля злаками, предприниматели завозят в частный магазинчик продукты весьма скудного ассортимента и количества, остальные хуторяне живут хозяйством и огородом!..

Нет, наш хутор не настолько глухой и отсталый, что населяющие его люди по сей день припадают ухом к земле, дабы распознать в ее тревожном гуле, не грядет ли очередной набег печенегов. Врагов высматривают с деревьев, а взбираясь на них с помощью пришедшей индустрии в виде лестниц.

Хутор Синяпкинский (вид с холма)

А если серьезно, то плюсов у нас хватает: живописная местность с умиротворяющей тишиной, где душа прибывает в спокойствии, а чистота воздуха и ночного неба, где мерцающие звезды кажутся «на вытянутой руке» и завораживают взгляд! Щебечущие птицы и стрекочущие кузнечики говорят на языке первозданной природы! А аромат степных цветов и свежий запах сеновала – парфюм родины моей!

Поводырь слепой любви

Перейду к знакомству, а начну с мамы. Ее зовут Инна. Это миловидной внешности женщина, с отличным чувством юмора, маленького роста, но с большим сердцем, искренне любящим жизнь!

Как и несколько поколений наших дедушек и бабушек, мама родилась и училась в начальной школе до третьего класса в хуторе, а потом в станице, что от нас в трех километрах. Жила в родительском доме с папой Владимиром, мамой Надеждой и младшим, с разницей в 5 лет, братом Сергеем.

Обычная семья, со своим укладом жизни, в котором было место и семейным радостям, и разладам. Владимир – тракторист, Надежда – техничка в станичной школе. В свободное время – заядлые читатели книг. Их читали и за едой, и перед сном под тусклыми лучами торшера.

Мама очень рано повзрослела: готовила, убирала, стирала и присматривала за младшим братишкой. В 15 лет она стала встречаться с хуторским взрослым парнем по имени Юрий (мой отец). Он был старше ее на шесть лет. Родители знали ухажера дочери как человека, на которого ни в чем нельзя было положиться. Конечно же, они не скрывали своих опасений и предостерегали дочь, как могли, от отношений с хуторским ловеласом. Но она будто бы и вовсе не слышала доводы родителей и украдкой продолжала видеться с Юрием.

– Инна, я люблю тебя! – не уставая, твердил он юной девушке. – Хочу сделать тебя самой счастливой!

Ее сердце таяло от этих ласковых слов, которым безоглядно верила.

И когда майским вечером, окутанным ароматом сирени, отец произнес заветные слова: «Выходи за меня замуж! Будешь моей женой?», она без раздумий ответила: «Да!» Эта ночь была такой восхитительной, что Инна забыла обо всем на свете и отдалась на волю своего суженого и своих чувств.

С большим трудом они распрощались, до следующего вечера! Девушка потерялась во времени. Она шла домой, памятью оставаясь в объятиях Юрия, а новость о замужестве была наполнена предвкушением счастья, которого хватит на всю ее жизнь.

Едва вбежав в дом, не дала возможности папе дать волю возмущению по поводу ее позднего возвращения.

– Инка, посмотри на ча…

Строгий папа, встречавший в дверях дочь, указывал пальцем на часы!

Но она оборвала его назидательно – поучительную речь фразой:

– Я замуж выхожу!

Те три слова будто оглушили родителей, перепутав их мысли и планы.

– Да ты что, дочь, ведь Юрка – хулиган, бабник и… Какой из него муж?!

– Не-е-ет! – выкрикнула она, стараясь защититься.

Инна не понимала такой агрессии и такого непонимания отца, ведь она счастлива и хочет только одного, чтобы с нею разделили эту радость.

Хотела сказать так много, но стена непонимания ее чувств встала комом в горле. Инна судорожно сглотнула, ее глаза защипало от слез обиды, дыхание сбилось, подступили рыдания и сквозь них она дрожащим голосом выдавила из себя:

– Я вв-вв-вввсе равно выйду за него замуж!

– А я сказал «нет!» – рявкнул отец так, что на секунду показалось, как вылетевшее острое слово разорвало в клочья воздух!

Тут же раздался звон падающих осколков, но не воздуха, а кружки! Пока глава семьи ждал возвращения дочери, нервничал, успокаивая себя крепким кофе. А теперь он стекал по обоям стены, в которую запустил кружку!

На шум прибежала мама:

– Что случилось? – испуганно, но не удивленно спросила, зная, за что ругал дочь отец.

– Полюбуйся, наша Инночка созрела, замуж выходит! – с ехидной интонацией сказал он, адресуя слова своей жене, но тем самым стараясь задеть чувства дочери!

– Как замуж? – широко открыв глаза от удивления и прислонив ладонь к приоткрытому рту, переспросила женщина.

– Я выйду замуж! – шмурыгая носом и вытирая слезы, сказала девушка, подняв заплаканные глаза на маму, дабы быть ею услышанной!

Но та, взглянув на разозлившегося мужа и памятуя о том, что последнее слово оставалось всегда за ним, виновато опустила взгляд в пол! Нет, не перед мужем она чувствовала вину, а перед дочкой, что не могла утешить ее!

Она тоже была наслышана о Юре, о его гнусных поступках, но сказать хотя бы одно слово в поддержку не смогла!

Папа был суровых взглядов и владел крепким словом!

Именно тогда он произнес фразу:

– Если выйдешь за него замуж, то что бы ни случилось, назад не приму!

Девушка смотрела на родителей невидящими глазами, силясь понять, как можно так с любовью…

Выбежал младший братик, вцепился ей в ногу:

– Инна, не уходи!

– Сережа, не бойся, я не уйду, – гладила братика по голове любимая сестра.

Все легли спать, но уснуть в эту ночь никому не удалось.

Сережа почти до утра не смыкал глаз, папа точечным взглядом сверлил потолок, периодически стирая скупую слезу, а моя мама пыталась успокоить свое сердце, еще не зная, что в ней зарождается новая жизнь. Это обстоятельство и стало решающим в вопросе, быть или не быть свадьбе.

Между тем две семьи были настроены по отношению друг к другу подобно Монтекки и Капулетти из драмы «Ромео и Джульетта».

Свадьба состоялась, но кто знал, что та фраза: «если выйдешь за него замуж, то что бы ни случилось, назад не приму» станет ключевой и так отразится на маминой и нашей с братом жизни. И хоть была она сказана от страха за дочь, но все же сыграла свою роковую роль. А философия жизни вывела свою формулу: «Если у слепой любви есть собака – поводырь, то инстинкты могут завести в тупик.

Изнанка счастливого брака

Супружеская жизнь, что была в сказочных представлениях юной жены, уже к шестнадцати годам обернулась полным разочарованием!

Сладкие обещания принца в один миг превратились в ничто, показав его истинное лицо. Беременная братом мама жила с отцом у его родителей. И когда муж приезжал с работы после развозки хлеба по магазинам, то тем только и занимался, что с помощью грубой силы прививал покорность молодой жене:

– Хоть кому-нибудь пожалуешься – убью! – грозил он каждый раз.

Страх проникал в каждую клеточку, а уязвимая психика поддавалась этому страшному влиянию.

Крик о помощи внешне был нем, а изнутри готов был разорваться подобно водородной бомбе! Его родители делали вид, что были слепы и глухи, когда сын распускал руки, а жаловаться своему папе не решалась. В голове звучала та фраза: «Если выйдешь за него замуж, то что бы ни случилось, назад не приму»! Ситуация была такова, что загнанная в угол, она покорилась на волю судьбы. Маленькая хрупкая женщина-подросток не могла тем же ответить высокому и сильному мужчине. А фраза ее папы становилась навязчивой мыслью, что назад дороги нет. Теперь уж точно ей никто не поверит, что сама жизнь стала ей невмоготу.

…Мама родила сына Вову. Спустя несколько месяцев молодая семья стала жить отдельно от родителей, но чистый лист судьбы начался с корявого почерка на странице смятой газеты! А муж и отец запятнал грязью своей репутации эти два социальных статуса!

Мама и братик Вова

Уезжал на работу, а по возвращении домой бил маму, приписывая ей вымышленных любовников и прикрывая свои измены.

– Пока меня не было, ты тут мужиков принимала! А ну-ка иди сюда! – хватал за волосы и тащил по полу!

– Нет! Не надо, пожалуйста, ревела и прикрывалась от ударов мама.

Но в ответ – удар за ударом, сопровождаемые злобным: «Вот тебе, получай!»

– Ребенок! Только бы не ребенок! – в ужасе думала мама.

Прикусывая нижнюю губу и закатывая глаза, вновь и вновь бил, удовлетворяя садистские наклонности. Справившись с беззащитной жертвой, буднично осматривал побои и ложился спать. Замазав синяки «бодягой», мама, стиснув зубы, шла в кровать, стараясь превратиться в невидимку. Никому не жаловалась. Боялась!

А как же былая влюбленность? Она ушла вместе с ее сказочными представлениями о совместной жизни с избранником! Было тогда молодой жене невдомек, что страницы даже самых красивых романов в быту иногда сворачивают в тугой квадратик и подкладывают под ножку стола, а он все равно шатается!

Читая эту книгу – помни, что в твоих руках «моя жизнь».

Родился в рубашке

Когда в семью «прилетает аист», оповещая этот момент первыми симптомами, то свет радости отражается в особо красивой улыбке будущей матери, а слова «Я жду ребенка» льются сладкозвучной мелодией из уст счастливой женщины! Кому-то хочется кричать об этом всему миру, а кому-то – повторять это шепотом или про себя, поглаживая животик, налаживая контакт с ребенком, приглашая его в этот мир.

Чудо ждут всю жизнь, а, узнав, что оно так реально близко, ожидают 9 месяцев! Едва заметный рост окружности приятно кружит голову. Перед зеркалом ее счастливая обладательница аккуратно разглаживает на себе одежду, выделяя такую значимую в этот момент часть тела. Вдруг представляется, как на скучно серый диван забавно вскарабкивается малыш. Монотонный ход часов становится неслышным за топотом маленьких ножек и заразительным детским смехом, поглаживание мягкой игрушки ощущается теплом нежнейшей кожи, что так сладко пахнет…

Когда мама была беременна, то испытала именно те чувства, что описаны выше! И вот настал тот долгожданный день родов:

– Тужься! Тужься! Головка уже показалась!

– А – а – а! Уф – уф! – старалась мама следовать командам фельдшера через отчаянные крики и тяжелое дыхание.

– Давай – давай! – продолжали уговаривать ее и удивляться увиденному:

«Ой, а малыш-то «в рубашке»!

Вдруг интонация принимающих роды поменялась.

– Боже, да он не дышит, синюшный, бедненький! Неужто мертв?

– Нет! Сердечко бьется! – в этих словах – новый прилив радости, почти восторга.

В родовой палате слышался только разговор акушерок, но неслышно было глашатого появления новой жизни – плача ребенка.

Пульсация схваток возобновилась.

– Тужься! Тужься! – снова звучало над роженицей, в то время как кто-то уже шлепал по попке родившегося ребенка.

Наконец, раздался плачь и облегченное «Слава Богу, живой!». Даже сквозь боль и удушье мать пронзило, будто молнией, осознание, что сын жив, что свершилось Божье чудо.

– Тужься, тужься! – меж тем снова требовали люди в белых халатах.

Судорожная боль вернулась в тело! Ритмичное удушье вынуждало жадно глотать воздух, крепко стискивать зубы. Весь поток сил был вновь направлен на вспомогательное выталкивание с трудом выходящего плода! На секунду вспыхнула мысль: «Близнецы».

– Тужься! Тужься!

– А! а – а – а! Уф – уф!

– Умничка, еще немного! Вот – вот, выходит!

Как только удушье прекратилось и дыхание выровнялось, а внизу живота почувствовалось облегчение, женщина вопрошающе взглянула на суетящийся вокруг нее медперсонал. А в ответ услышала новость, которая обрушилась на нее будто смертоносная молния из разорванного грозой неба,

– Мальчик мертв!..

В то время не было УЗИ, мама не знала, что ждет однояйцовых близнецов! На 5 месяце один из них умер в утробе.

Маму разрывало надвое от свалившихся разом и горя, и радости. Когда питала грудью младенца, везде и всюду виделся ей второй, что был так похож на живого братика!..

А я находился целых 5 месяца в едином пространстве с братом, в моменты его жизни, не имея возможности ни познакомиться, ни попрощаться!..

«Папа может»

Нынешнее понятие «стирка» не сопоставимо с данным процессом тех времен. Это были восьмидесятые. Воду нужно было носить ведрами от соседей, своей колонки не было, качать тугую колонку руками, стирать тоже вручную, как и полоскать, а это опять же носить воду от соседей, затем, развешивать белье во дворе…

Стирать приходилось часто. Этого требовал уход за двумя маленькими детьми. В то время не было подгузников и одноразовых пеленок…

В один из таких дней мама стирала, Вова спал, а я почему-то не мог заснуть.

Приехал домой отец и вместо того, чтобы помочь маме носить воду, лег спать, а мама пошла за водой.

Вернувшись, ужаснулась: шестимесячный ребенок (я) диким криком орал, а его тельце было покрыто вспухшими полосками от волдырей. Это отец шнуром кипятильника хлыстал по мне!

– Идиот!!! – взревела мама и кинулась на него, но получила удар и упала.

– Он орал (указал на меня пальцем) и спать не давал! Я с работы, устал! И ты заткнись! – грозно кричал он…

Чужой взор своими глазами не виден

Кто-то осудит маму, что мучилась сама и невольно позволяла, чтобы через пытки проходили и дети. Но осудить и назидательно изречь: «Я бы на ее месте…» куда легче, чем понять, почему это происходило.

Начнем с того, что это были восьмидесятые, где не было телепередачи «Пусть говорят» и интернета с подобающими форумами, на которых люди легко обнажают проблемы, их слышат многие и на них реагируют. А попробуйте погрузиться в ту атмосферу, где о «свободе слова» даже не помышляют и где сор не выносят из избы.

Представим на минуту, что мама пожаловалась подруге:

– Меня избивает муж!

Она бы, наверняка получила в ответ предсказуемую реакцию:

– Вот удивила, да мой дурак меня тоже бьет…

Она бы даже не дослушала ее и, перебив разговор на болезненную тему, перевела его на другую, не дослушав и не успев уловить ту ужасную разницу!

Людям свойственно рассуждать субъективно: у подруги такая же проблема, но хуже, чем у нее, не может быть! Не побывав в ее «шкуре», никогда бы не поняла той страшной трагедии, которая развернулась в семье.

Ловлю себя на аналогичном восприятии другой ситуации: по телевизору показывают истощенного до ужаса ребенка из Африки и, понятное дело, что он голоден! Мне жаль его. Но понять этого несчастного по-настоящему можно только имея свой горький опыт, вспомнив голод, с учетом глобальной разницы.

Отец продолжал безжалостно избивать маму, запугивая излюбленной фразой «Если кому-нибудь пожалуешься – убью!»

Участковый находился в районном центре, что 30 километрах от хутора.

Написать заявление?! Отец и об этом заранее предупредил маму:

– Тебе никто не поверит!

Мама своим родителям тоже жаловаться боялась и поэтому прятала и замазывала синяки.

То, что буду описывать дальше, отчетливо помню до сих пор! Это вовсе не значит, что в моем детстве не было счастливых моментов, куда хочется вернуться.

Дворик вечного лета

Наша семья переехала жить в другой дом в том же хуторе.

Дом был на два хозяина, и во второй половине жила прабабушка Лена (маминого папы мама).

Дом был разделен стеной, а двор – забором, но калитка была всегда открыта! Следы наших с братом босых ног скоро протоптали к прабабушке широкую и спасительную тропинку.

Прабабушку Лену я вспоминаю с теплом и трепетом сердца. Небольшой клочок земли – дворик вечного лета.

Цветы «Анютины глазки» блестели от счастья, купаясь в нежности солнышка, что росли чуть поодаль от порога, а рядом с ними, слегка сгорбившись от своего же веса, радовали глаз пионы, подвязанные веревкой к вбитым в землю колышкам. От дома до летней кухни об забор росла петунья. Она так гармонировала с нежными лилиями! Легкий взмах крыла ветерка касался бутонов, и все вокруг благоухало цветочной парфюмерией.

По другую сторону выложенной из кирпича дорожки расположились грядки с помидорами отменного вкуса. Все казалось исполненным добра и света. Даже летняя кухонька, которая притягивала гостеприимством и необыкновенным уютом. Его создавали два маленьких окошка, завешенные занавесками из тюли в мережку, стол, на котором красовалась тарелка с аппетитно пахнущими оладьями, рядом – газовая плита, баллон, а на нем – тряпочки, низкая и короткая лавочка с двумя ведрами питьевой воды и белой кружкой. Белый диван с мутно – оранжевыми узорами, похожими на цветы, был особенного интерьера: спинка из трех подушек, а вместо боковин – продолговатые подушки, похожие на боксерские груши.

Шарканье тапочек со стоптанными задниками и по-особому мелодичный и добрый голос обрывали тишину:

– Вова, Павлик, идите кушать.

На душевно-заботливый зов бежали, играючи, обгоняя друг друга. А прабабушка, подбоченившись, ждала, по-доброму улыбалась и шутливо называла нас озорниками. Ее по-особому вкусный борщ, жареная картошка и слегка смоченный сахар на кусочке хлеба – вкус детства!..

С интересом наблюдали за ее особой манерой резать хлеб, прислонив к груди и орудуя ножом об себя (сложно описать этот процесс).

Мама уже работала в столовой, что находилась через дорогу от нашего дома. В ней питались все, кто трудился на земле: трактористы, комбайнеры, кузнецы, сварщики, а еще солдаты, которых привозили в помощь хлеборобам в горячую пору страды. Так что приходилось готовить где-то на 70 человек, а то и больше. Адский труд, в котором помогали двоюродные сестры мамы Лена и Маша. Они приезжали из города на летние каникулы к бабушке Лене.

Отец развозил хлеб по району и в наш магазин тоже.

В то время, когда родители были на работе, за нами присматривала прабабушка Лена. Она нас часто журила, потому что мы росли озорными и не умеющими сидеть на одном месте.

Возле гаража рос огромный пышный тополь, где мы любили лазать, как обезьяны, а прабабушка, беспокоясь за нас, покрикивала:

– Ну-кась слезайте, немедля, а то упаните и руки с ногами убьете (цитирую дословно ее интересное изречение).

– Ну, ба! Не упадем!

– Ах вы, неслухи такие!..

Бранила, конечно, за дело, но быстро остывала и никогда не докладывала родителям о наших проделках. Как-то с братом мы стащили спички, чтобы покурить за сараями, а она как раз хворостиной прогоняла со двора кур, чтобы те не клевали помидоры. Как пригодилась ей тогда та хворостина, от которой попы наши горели. Повторюсь, наказывала редко, но по делу! Боялась и за нас, и за то, чтобы мы не сожгли сараи и сено.

Между тем постоянно баловала нас блинами, варениками, оладьями…

Ласково называла нас «Сыночек».

Все, что связанно с прабабушкой Леной, отложилось в моем сердце благодарностью и любовью, радостной порой, куда часто возвращают воспоминания. Видно, там и таится счастье ощущать себя босоногим внучком, которого любят и которому прощают его шалости.

Братская пуповина

С братом Вовой все детство были «не разлей вода», да и по сей день так, хоть сейчас нас разделяет расстояние в тысячу верст. Братская пуповина по-особому питает нас любовью и взаимопониманием. Мама не раз рассказывала, как я, будучи младенцем, спал, а Вова подходил, вставал на носочки, с детским любопытством заглядывал в кроватку и звал меня:

– Палик!

А мама шепотом предупреждала:

– Тише, а то разбудишь!

Вова отходил, но тут же возвращался и уже шепотом звал:

– Па – а – алик!

Мама давала ему игрушку, чтобы отвлечь, но его так и тянуло к кроватке с младшим братом, глядя на которого он мог бы повторять его имя вновь и вновь:

– Па – а – алик, Па – а – алик…

Забавно и в то же время душевно тепло!

Моя любовь к брату проявлялась несколько по-иному. Когда я немного подрос, то подошел к маме, рыдая и вопрошая:

– Почему ты назвала Вову – Вовой, а меня Павликом?! Я тоже хочу быть Вовой!

– У тебя красивое имя, Павлик, – утешала мама, гладя по голове.

– Нет! Я хочу быть Вовой! – топал я ногами.

Да-да, так хотелось во всем быть похожим на него.

Подрос и понял, что поводу имени «психовал» не зря! Как выяснилось, Вову назвали в честь дедушки Володи, а меня – в честь бабушки Пани.

И если следовать этой логике, то Вову, слава Богу, миновало имя – Надя (имя второй бабушки)! А сейчас я очень люблю свое имя! И еще думаю, что братская любовь сопоставима с первым полетом птенца. С одним крылом он не взлетит.

Помощники

Бежали годы, росли и мы! Пятилетний Вова мыл посуду… Да-да! С малых лет мы были к этому приучены: мыть полы, посуду, помогать в огороде и по хозяйству. Но вернемся к мытью посуды. На носочках Вова дотягивался до большой чашки, где мыл тарелки и ложки после вкусного обеда.

– Водик (так я его называл)!

– Что?

– Я тоже хосю мыть посуду! – на ломаном детском говорил я.

– Ты еще маленький, – назидательно отвечал брат.

– Я не уланю.

– Ага, ты разобьешь, а меня накажут.

– Нет! Не лазобью! – тянул руки к чашке.

– Ладно, только чуть-чуть! – и брат отошел немного в сторону.

Я тянулся к грязным тарелкам, будто это было золото в горшочке! Но, как ни старался, не доставал…

Вова дал в руку мне тарелку и посудомойку (тряпочку), я протер ее, а он поспешно забрал.

– Только маме не говори, что я тебе давал посуду мыть.

– Холосо, а еще дашь?

– Да, но в следующий раз.

Я был счастлив, что помог, что умею, как брат!..

Хотелось тут же побежать и похвастаться маме, но просьба Вовы вмиг останавливала! Нет, не из-за того, что Вова бы мне больше не давал посуду мыть. Просто не мог позволить, чтобы его из-за меня наказали. Так рождалась и крепла наша братская солидарность.

Исюх

Кудахтающие куры, поднимающие пыль гребущими лапами, телята, отгоняющие хвостами мух, гуси и утки, будто скользящие по воде в искусственно сделанном водоеме, магнитили любопытный взор ребенка! Так четырехлетним я познавал животный мир! Это был скотный баз у бабушки Нади.

Видел ли все это ранее? Конечно! Так что же меня так привлекало, ведь каждый раз со слезами уводили со двора?! Опоросилась свинья? Так и у нас тоже на тот момент были маленькие поросята! Но в том-то и был секрет, что у бабушки Надиной свиньи один из поросят оказался пятнистым. Этот черно-белый поросенок и запал мне в душу! Ах, как я им восхищался! Хотел забрать и играть с ним дома, но мне был разрешен только зрительный контакт. И я становился на носочки и наблюдал, как огромная свинья мама лежала на боку, лениво похрюкивая, а поросята беспорядочно тыкались ей в брюхо и сосали ее. Накушавшись, они резво бегали по базу, будто играли в пятнашки, а я мысленно вступал в их игру.

– Павлик, иди пить чай, я пирожки пожарила с картошкой, как ты любишь! – звала бабушка Надя.

– Потом, потом! – не отрывая взгляда от пятнистого поросенка, отвечал я на приглашение к столу. Но бабушка брала меня за руку и вела опробовать пирожки.

– Ба, я хочу этого исюха (так маленький называл свиней), и пальцем указывал на поросенка-красавчика.

А она улыбнулась, но ничего не ответила.

– Ба, давай поменяемся? Я тебе два белых, а ты мне этого?

– Давай! – и примирительно похлопала меня по спине, подыгрывая шутке.

Я развернулся и побежал домой.

– Павлик, а пирожки? – крикнула вслед бабушка.

– Я мигом!

Мелкие камешки, под солнышком нагретую пыль и прохладу травки, что редкими кустиками росла на оживленной дороге – все это я ощущал босыми ногами, когда шел к бабушке! Но когда бежал домой, то ничего подобного не испытал! По пыльной дороге бежал быстро! Боялся, что бабушка передумает.

Не успел заметить, как за спиной хлопнула калитка.

– Мама! – закричал громко и призывно.

– Что случилось? – Она положила в грядку с клубникой шланг, что держала в руках, поливая под корешок.

– Давай меняться исюхами!

– Что?

– Бабуска Надя даст мне исюха с пятнами, а я ей два белых.

Мама смеялась, а я не понимал причины ее веселья.

– Глупыш ты мой, – прижала меня мама к себе.

– Мама, посли, – тянул ее за руку к нашему свинарнику.

Но она еще больше смеялась, а я заплакал, поняв, что меняться не будем.

Заплаканный побежал обратно к бабушке, а точнее к исюху!

Смотрел на него, а слезы текли ручьем! Будто смотрел на друга, что уезжает от меня насовсем, и мы больше никогда не увидимся!

Бабушка Надя подошла ко мне.

– Павлик, я тебе его подарю.

– Спасибо, бабуска! – крепко ее обнял.

Души не чая в своем друге, кидал травку ему, гладил!..

Кабанчик рос-рос и стал кабаном, а в один день перелез через забор и убежал…

Так сказал за столом отец, а затем попросил еще порцию свежих жареных котлет! Тогда я понял, что взрослый мир суров и беспощаден.

Мойдодыр и дыр – дыр домой

С Ваней часто играли в машинки, лазали по деревьям, а однажды испытали большой соблазн, увидев, как четким строем с громким гоготом гуси вышли из большой лужи!

Накат грязной волны слизал следы гусей, вышедших сухими и чистыми из воды. Это был для нас наглядный пример и стимул для действия.

– Ванька, давай искупаемся? – предложил я.

У того глаза заблестели, подобно солнечным бликам, что играли в легкой ряби манящей лужи.

– Давай, конечно! Только я сам раздеваться не умею.

– Я помогу (старше его на год).

Сначала разделся сам, затем помог другу, правда, кофту с него снять не получилось.

– А давай ты ее намочишь, так легче будет снимать, – предложил я.

Следуя этой логике Ваня без трусов, но в кофте бултыхнулся в лужу, я тут же присоединился к нему. Имитировать плавание было захватывающе весело.

– Вставай, будем кофту снимать, – наконец, сказал я.

Материя намокла и прилипла к телу, так что теперь ее было совершенно невозможно снять.

– Ну и ладно, уже все равно кофта мокрая! Давай купаться так, – предложил Ваня.

Мы так азартно барахтались, что ранее упавшие капли дождя, образовавшие ту лужу, долетали обратно до тучек. Вода была теплая, как парное молоко. Так что восторгу нашему не было предела.

Безмерную детскую радость и звонкий смех остановила увидевшая нас моя троюродная бабушка Тоня.

– Ах вы паразиты! Ну-ка быстро выходите!

Но мы не выходили по вполне себе уважительной причине – были голые! Сидели и прикрывались руками! В итоге все же покинули природный бассейн, а бабушка Тоня попросила знакомого парня Леню, чтобы тот отвез меня на своем дыр – дыр мопеде домой.

«Полугадкий утенок»

Грязного, как домовенка Кузю, привезли к родителям! Думал – убьют! Но были гости из города, которые оказались веселыми людьми с хорошим чувством юмора. Мне тут же вместо отчитки и наказания предложили попозировать и сделали снимок на память. Грязь на снимке было не очень видно, зато фон из цветов сделал фотографию красочной и оригинальной, а моя улыбка довершила портрет счастливого деревенского парнишки, похожего на гадкого гусенка.

«Кругосельское путешествие»

– Сынок, пойди в дом, посмотри сколько времени.

– Хорошо, мам!

Зашел в дом, зрительно зафиксировал время, выбежал к маме:

– Большая стрелка на 1, а маленькая на 6.

– Пять минут седьмого, – сказала мама.

– Нет, мам, большая стрелка на 1, а маленькая на 6! На 7 нет стрелок – повторил я.

– Знаю, сынок, но и без семерки я поняла, сколько времени. Спасибо тебе, сынок.

Она хотела объяснить мне эту загадку, но я перебил:

– Мам, можно мы с Водиком поиграем?

– Только не долго, скоро за коровами идти.

Нас приучали встречать коров с детства. Мы шли к трем столбикам (наш ориентир), где собирались с ребятами… Набирали в горсти и подбрасывали вверх прогретую под солнцем пыль. Оседая, пыль превращалась в видимые образы, а мы озвучивали, что увидели.

– Водик, смотри, а это похоже на самолет.

– Ага, а это – на дерево.

– Да, точно!

В этот момент подъехал на мотоцикле дядя Сережа, мамин брат.

– Привет, бандиты!

– Привет! мы не бандиты.

– Кататься поедете?

– Да! – с радостью отозвались мы с братом.

Дядя посадил меня на бак, а Вову сзади.

– Держитесь!

Мы получали несказанное наслаждение от скорости и встречного ветра.

Покатались не долго, нужно было бежать за коровой, но в свободное время бежали вновь к дяде за порцией адреналина. Я и сейчас помню это ощущение, как скорость щекотала пятки…

С армейской хваткой

Пришел ко мне друг Ваня.

– Паш, пойдем играть.

Детское сердечко загорелось желанием поиграть, но нужно было сначала помочь родителям.

– Сейчас, посуду помою, подожди!

Тот сел и стал смотреть, как я мою посуду, а Вова – полы.

Помыл посуду, пополоскал, вытер, расставил на полочку.

– Ну, что идем?

– Сейчас, еще кур накормлю, подожди.

Ростом едва выше ведра, из колонки набрал воды полведерка, вылил в специальную емкость, затем принес зерна и насыпал в кормушку.

– Паш, пойдем уже! – заканючил мой друг Ваня.

– Сейчас, только собакам воды налью.

Трем собакам отнес воды, Вова тем временем полил помидоры и только тогда пошли с Ваней играть. Мы с братом четко знали свои обязанности и так же четко их исполняли.

Истина устами ребенка

Отец вернулся с работы в нетрезвом состоянии, взял что-то и уехал.

Мы с Ваней отправились играть, а навстречу нам вышел дедушка Коля.

– Павлик, папа дома?

– Нет!

– А где он?

– На блядки уехал.

Дедушка поперхнулся от неожиданности.

– Куда уехал? – переспросил он с тревогой.

– На блядки, – повторил я спокойно.

Дедушка замер в изумлении, а мы пошли дальше.

– Паш, а что такое блядки? – спросил Ваня.

– Я не знаю. Тётя Наташа часто говорит маме: «Юрка опять на блядки уехал».

Отец был в курсе разговора внука и деда.

Да, мне тогда досталось, но, как оказалось, за дело! Я был прав…

Азы письма

Дядю Сережу забрали в армию, он служил в Нижегородской области, закрытом городе Арзамас – 16 (нынешний Саров). Я подошел к маме, она сидела на стуле, в правой руке держала ручку, а на столе лежала тетрадь.

Ее взгляд был направлен в окно и растворялся где-то вдали…

– А что ты делаешь? – спросил я.

– Письмо пишу, дяде Сереже, – ответила она, вернувшись в реальность из задумчивости.

Мое детское виденье этого процесса я сформулировал в вопросе:

– Мам, а почему ты пишешь, потом смотришь в окно, замираешь, вытираешь слезы, а потом опять пишешь?

– Вспоминаю, сынок, как мы с твоим дядей росли, а сейчас он далеко, и я очень скучаю! А давай ты ему тоже напишешь?

– Я плохо пишу и не знаю, что писать, – растерялся я.

– Ты скучаешь по дяде?

– Да! Очень!

– Так и напиши об этом.

И я вспомнил, как он со мной и Вовой играл, его шутки всегда нас смешили. Еще на санках и велосипеде катал. Это было здорово!

И на самом деле соскучился по дяде и всему, что было связано с ним. Но у меня напрочь отсутствовали понятия «расстояние» и «время»! Я не представлял, где он и когда вернется. Не понимал и того, если все мы скучаем по нему, а он тоже скучает, то почему же он не едет домой?

Все попытки объяснить мне ситуацию не укладывались в детском понимании! Одно было ясно: отсутствие его здесь и сейчас стало причиной того, что я соскучился. Об этом и написал в своем коротком письме корявым почерком:

«Дядя Сережа, я скучаю! Привези мне значки!»

Мама смеялась, а дяде Сереже, как оказалось, было очень приятно читать такие строки. Тем более, что это был мой первый опыт изложения мыслей на бумаге.

Азы чтения

За окном снег припорошил усталую и сонную землю, а вступивший в полноправие ветер метался и вьюжил, будто проверял, не утратил ли он с прошлой зимы свою силу и скорость! Но, как показал результат, – за год он только окреп!

На подоконнике в горшочке огненно пылала красная герань, рядом со столом включенный телевизор «Рекорд» фоном издавал какие-то звуки…

Мы часто ночевали у прабабушки Лены при условии мы с братом будем там читать. Вова умел, а я учился. И мы под чутким руководством бабы Лены совмещали чаепитие и чтение! За окном ветер складывал усталые крылья, мы с Вовой читали детские сказки по очереди вслух, а прабабушка пряла шерсть и с определенной периодичностью повторяла фразу:

– Брысь, пошел!

А мурлычущий кот Барсик вновь терся об ее ногу! Белоснежная от побелки печь дарила нам тепло, а в ее коробе, дразня нас аппетитным ароматом, румянились сухари…

Самое удивительное, что эти походы с ночевкой и стали моей успешной школой, где я научился читать, причем одинаково хорошо, глядя на текст, как положено и вверх тормашками.

Цыплят по осени щипают

– Помогите! Помоги-и-и-те! – дуэтом раздавался детский крик о помощи.

Мама в этот момент возвращалась домой после трудового дня. На тот момент она работала учетчиком, а это адский труд. Она ходила по колхозным полям в зной и грязь с саженем, замеряя площади обработанных посевов, скошенных и обмолоченных полей, фиксировала данные в журнале, вела документацию, начисляла наряды и зарплаты. Так что шла, уже не чуя от усталости ног. Но услышав крик и узнав голоса своих сыновей, она бросилась на зов о помощи, позабыв в один момент об усталости и обо всем на свете.

– Бегу! – в ответ кричала мама, успокаивая надеждой, что она уже рядом.

Она подбежала к нам и остановилась в удивлении. Мы с братом увязли в огороде прабабушки Лены.

Предыстория этого ЧП такова: весеннее солнышко своим теплом растопило снега, а талая вода смягчила твердь земли до вязкого состояния.

– Водик, давай играть в мячик, – предложил я.

Его месяцем ранее подарили мне на день рождения.

– Давай, пока мама с папкой на работе, а баба Лена задремала, – ответил Вова.

Соблазн был велик! Подаренный мяч и так уже месяц лежал в доме, а родители все откладывали разрешение до того дня, когда просохнет земля…

– Паш, удар на меня! – вполголоса командовал Вова.

Глухой звук «бум!» и ошметки грязи, что отлетали от сапога, сопровождали полет мяча. Он приземлился с не менее глухим звуком «шмяк!» на вспаханную делянку, где прабабушка сажала картофель.

– Я сейчас достану его, – смело сказал Вова.

Но едва он сделал несколько шагов, как увяз в грязи, а его попытки выбраться только усугубляли ситуацию. Вову засасывало все глубже и глубже! Он решил помочь себе руками, но эта попытка лишь карикатурно вписалась в пейзаж. Теперь он стоял враскоряку с застрявшими в пахоте руками и ногами средь веселых солнечных зайчиков, блестевших в лужицах по всему огороду.

Я очень испугался за брата и ринулся к нему на помощь. Успел сделать два-три шага и сам завяз в пахоте по самые ушки, разделив братскую участь!

Теперь мы оба были пленниками огорода и синхронно орали во всю мочь:

– Помогите!..

Подбежала мама, протянула нам сажень, вызволила из плена и… впервые отлупила – заслужили. Мяч остался в огороде, а утром его там уже не оказалось. Я надеялся, что по осени, копая картошку, мы выкопаем и мяч, но увы…

«Я убью себя, лодочник»

Мы часто с Вовой прибегали к дяде Вите (родной брат отца) с тетей Ниной! Несмотря на возрастную разницу, играли со старшими двоюродными братьями Лешей и Виталей, сестренкой Олей.

Тетя Нина нас баловала желтой черешней с незабываемым вкусом!

Ставила чашку, а мы собирались, как котята вокруг миски с молоком, да и мурлыкали аппетитно подобно им!

Голодный вихрь детскими ртами мгновенно сметал до дна янтарные ягоды!

Совсем юное очарование – сестренка Оля – с удовольствием помогала готовить маме, а куклы оказывались второстепенными среди ее приоритетов! Еще бы! В результате совместного с мамой творчества рождалось то, что тут же с аппетитом поглощалось.

Леша и Виталя изобрели гоночную машину из самокатов и подручных средств. Изобретение радовало глаз дизайном, а вот с двигателем обнаружились недоработки, точнее – отсутствие такового. Компенсировали этот досадный недостаток количеством желающих прокатиться на самодельной гоночной машине. По очереди сажали одного за руль, а остальные ее толкали…

В один из таких гостевых визитов мы захотели чего-то эдакого. Леша, Виталя, Вова и я взяли лодку из пенопласта, и пошли…

Накаты волн на водной глади озера, расположенного вблизи небольшого леска, корабликами гнали упавшую листву!

– Давай, давай, давай! Ура! Класс! – резал тишину звон детских голосов…

По берегу озера бежал Леша, самый старший из братьев. В его крепко сжатой руке была веревка, закрепленная за лодку, в которой сидели Виталя, Вова и я. Лодка скользила по воде подобно тому, как легкое облако, что плывет по просторам небес. Набранная скорость захватывала дух! Эмоции выражали всеми прелестями чисто русского языка…

Но что-то пошло не так, и лодка неожиданно перевернулась! Виталя и Вова моментально взобрались обратно на борт, а моя попытка вынырнуть не удалась. «Бум – бум» бился я головой об лодку, но быстро сообразил, что следует отплыть под водой в сторону! Поплыл влево, а в тот момент наверху прозвучала команда:

– Вовчик, Павлик под лодкой, греби влево!

Братья изо всех сил руками выгребали лодку в указанном направлении.

Я отплыл немного влево, попробовал вынырнуть, но опять – «бум – бум» головой об лодку! Очень сильно испугался! «Нужно плыть вправо!» – мелькнуло в моей голове, а в это время сверху:

– Виталя, он под лодкой, слышишь, бьется головой? Гребем в другую сторону! – уже кричал Вова.

Они снова четко стали действовать по команде…

Внутренняя паника поедала энергию, но я поплыл вправо и вновь – «бум-бум» головой о дно лодки. В тот момент Леша уже был рядом, а Виталя с Вовой прыгнули в воду. Втроем вытащили меня, перепугавшись не менее тонущего. Я впервые плавал, да еще и под водой…

Смеялись уже не так весело, как перед походом на озеро! Пришли к тете Нине и дружно соврали, что в лужу упали… Тетя напоила любимых озорников теплым чаем и дала нам с Вовой сухую одежду. Для нас не было в том ничего удивительного. Я многое донашивал за Вовой, Вова – за Виталей, Виталя – за Лешей! И мы с удовольствием участвовали в этом братском обмене.

Кусочек радуги

Детство наше не блистало и достатком. Наши немногочисленные игрушки были в основном самодельными.

– Водик! Тетя Жанна приехала! – радостным голосом сообщил я брату.

Мы бросились в ее объятия!

– Ого, как вы выросли! – подметила тетя Жанна.

Она обняла нас, как родных, а не как подруга мамы.

– Мальчишки, смотрите, что я вам привезла на выбор: черный пистолетик с красными пистонами и гоночная машинка на пульте управления.

– Вот это да! – удивленно вскрикнули мы!

– Спасибо большое!

– Играйте! – улыбнулась она

Мы не могли нарадоваться! Ведь и правда: наши игрушки вышли из-под рубанка, а тут такое чудо!

– Мальчишки, купите мне минералки! – протянула нам купюру тетя Жанна. – А на сдачу жвачки себе купите.

– Да там же много остается! – удивился я.

– Пашка, а ты, я смотрю, хорошо считаешь.

– Да! – с хвастливой интонацией произнес я.

– Остальное – все ваше, – с улыбкой повторила тетя Жанна.

Мы побежали в магазин и купили в общей сложности полблока жвачек.

С набитым жвачками ртом делились впечатлениями от вкладышей:

– Водик, смотри, какая у меня тачка! – гордо показывал вкладыш, будто это фото моей машины.

– Да фигня! Смотри, что у меня! – показывал брат еще круче машину на вкладыше.

– Давай поменяемся?

– Не-е-е!

– Ну, Водик! – смотрел на него умоляющим взглядом.

– Ладно, давай, – соглашался он.

Тетю Жанну мы ждали в гости не только из-за подарков и щедрости, а она играла с нами с таким же детским азартом, как и мы, весело и искренне! А еще мы ездили на природу жарить шашлыки и купались в реке.

И хочется от души сказать этой удивительной женщине спасибо за яркие моменты детства!

Только трус расправит крылья

Перед женщиной и детьми!

Поджавший хвост при равной силе —

Преждевременно улетит.

А синий «Днепр» на пруду…

У отца был мотоцикл с люлькой «Днепр», и мы всей семьей поехали на рыбалку на пруд. Стрекотание кузнечиков и пение лягушек исполняли гимн лета, а зелень лугов с полевыми цветами расправляли флаг этой замечательной поры. Мама с отцом удили рыбу, а мы с Вовой бегали вокруг мотоцикла, который стоял на возвышенном берегу. Изобилие тех мест разнообразной растительностью насыщало глаза красками, а свежий воздух обогащал легкие своим привкусом свободы.

Дети часто не задумываясь и всегда следуют за своим любопытством, а любой запрет обретает обратный эффект и действует, как вывеска с надписью: «Добро пожаловать!»

– Павлик, давай на мотоцикле посидим?

– Порулим? Как вчера?

– Да! Пока мама с папкой не видят.

– Давай!

Без ведома родителей оседлали мотоцикл и имитировали езду, нажимая на все, что нажимается. И вдруг мотоцикл покатился прямо в пруд, а мы пытались его удержать!

– Водик, держи его!

– Не удержим! – надрывным испуганным голосом вскрикнул брат.

Дальше – как в кино: темно, светло, мокрые тряпочки на голове у обоих.

Мама, как уточка-наседка, вилась вокруг нас с братом:

– Вова, Павлик, голова болит? Что болит? Вы ничего не сломали?..

А мы больше притворялись! По уважительным причинам, зная крутой нрав отца.

– Вашу мать! – зло орал он.

Я предполагал, что эта фраза была адресована нам с братом. Так оно и было на самом деле. Но в тот момент мы, как после бомбежки, лежали с белыми перевязками на головах и слушали, как на фоне «летнего гимна» раздавались крики:

– Тянем!

– Три – четыре, тянем!

– Дружно! Разом!

И, наконец, как итог всех усилий, отцово смачное: «Трындец мотоциклу!..»

Тут же – обнадеживающая фраза кого-то из помощников: «Не переживай, у меня тоже тонул! Ездит, как и прежде».

Это отец с мужиками, что тоже ловили на том пруду рыбу, тросом вытаскивали из воды мотоцикл. Благо, что солнце июля не жалело своих лучей и самые горячие направляло на мотоцикл, что вскоре просох.

Мы всей семьей проголодались, спешили домой. Отец накручивал ручку газа, а я смотрел на его жилистые руки, как наливались кровью вены и с определенной периодичностью пульсировали! Смотрел на кисти рук, что сжимали ручки руля так, будто боксер на ринге принял стойку, угрожая сопернику кулаками, нарочно сняв перчатки. Думалось о том, что эти сильные руки не защитят и не пощадят…

Мысли были предсказуемы, потому что исходили из предыдущего опыта.

По приезду домой думали с братом об одном – наказание неизбежно! Лишь бы он сначала покушал – будет не таким злым.

Но он обед перенес на потом и принялся за наказание! Отходил ремнем так, что наши красные, как у мартышек, задницы горели! На них можно было ставить сковороду и жарить пойманный улов, но его не было. И вообще в этот злосчастный день мы вместо того, чтобы сушить рыбу, распугали ее, так и не пойманную, лихо въехав в пруд на «Днепре».

Фокус прогорел

К нашей великой радости из армии вернулся дядя Сережа. Он привез нам с братом погоны и значки!

Он жил со своими родителями бабушкой Надей и дедушкой Володей.

С дядей у меня было всего 13 лет разницы в возрасте, но огромное уважение к нему не позволяло называть его иначе, как дядя.

В тот день он показал нам «фокус»: отрывной календарь над горящей свечой каким-то образом сам быстро перелистывался и не загорался.

– Ого! – в один голос отреагировали мы.

– Понравилось?

– Да! Покажи еще.

Дядя показывал этот фокус еще несколько раз! По его лицу было видно, как ему приятно удивлять племянников. Мы же были погружены в иллюзию виденья, наделяя дядю качествами, что присущи волшебникам, и ему это заметно льстило.

По дороге домой обсуждали с братом увиденное.

– Классный фокус! – сказал я.

– Ага! – восторженно подтвердил Вова.

– Я тоже хочу так же научиться! – мечтательно произнес я.

– Давай научимся? – предложил Вова.

– Давай! Пока мамы и папки дома нет.

Пришли домой, сняли со стены отрывной календарь, нашли свечи, которые были припрятаны на случай, если отключат свет! Подожгли одну из них, взяли календарь и…

Листочки, на которых были прописаны числа, название месяцев и сделаны какие-то пометки, сначала пожелтели, потом начали чернеть, взметнулись огнем и осыпались пеплом. Мы испугались, затушили календарь и спрятали!

– Водик, нас папка убьет! – дрожащим голосом сказал я.

– Да, будет хуже, чем позавчера! – уныло подтвердил брат.

Двумя днями ранее отец своим излюбленным «Вашу мать!» весь дом оповестил, что случилось очередное ЧП.

– Ну-ка, идите сюда! – звал нас отец.

Мы покорно подошли

– Это что такое? – указал пальцем на смятый половик, о который споткнулся.

– Не знаю! – В один голос ответили мы, опустив глаза в пол.

Раздался щелчок и резкий визг Вовы, которого отец наградил подзатыльником.

– Что это?

Теперь этот вопрос, как рык льва, был обращен только ко мне. И тут же я взвизгнул еще громче брата от полученного тяжелого удара.

– Мы больше не будем! – вытирая слезы, шмурыгали мы носами.

Но отец обжег Вове пальцы рук, приговаривая:

– Я вас отучу!

Руки брата тряслись, нежная детская кожа волдырилась от огня!

– Папа! Папочка, не надо, пожалуйста, мы больше так не будем!

– Убирайте за собой! Сволочата! – прорычал с таким гневом и такой злостью, будто мы были не его дети, а ненавистные подкидыши.

Трясущими руками мы подбирали спрятанные ранее под половиком листочки календаря, что скручивали в трубочку, поджигали и курили, копируя отца, когда он дымил сигаретой около печки.

Вспомнив это, переглянулись и поняли, что впереди – еще более жестокое наказание! Так и оказалось! Отец это делал изощренно и каждый раз со все большей жестокостью!

Волдыри от ожогов зажили, а вот душевные рубцы до сих пор кровоточат памятью…

Милиция разочаровала

Приехали милиционеры и вели длительную беседу с отцом! Высокие мужчины в форме, серьезные лица – все это пугало и настораживало! Причины того визита мы не знали, побежали к прабабушке Лене, что жила с нами в доме на два хозяина, а двор разделен забором.

Брат Вова, Дима и я

– Ну-кась зайдите немедля! – бабушка нас завела к себе в дом. Но мы вновь хотели побежать во двор.

– Не пущу. Если отец вас слышал, он всыпет вам щертей!

Минутами ранее мы с братом не по-детски радовались:

– Ура! Папку в тюрьму посадят! Ура! Папку в тюрьму посадят!

Дуэтом мы даже не кричали с Вовой, а пропевали эти слова.

Но как оказалось потом, отец был свидетелем какого-то преступления, а душевную нашу песню он не оценил!

Дом пыток

Мы заслуживали порки, отрицать не буду, но не издевательства, которым подвергал нас отец.

Он бил всем, что попадало под руку: ремнями, шлангами, плетками…

– Убью! Выродки!..

Мне не забыть его озлобленных глаз, прикуса губ, и того, как замыкался с нами в комнате!

Бил с такой силой, как бьют не всякого взрослого: все тело горело, а он продолжал бить и орать:

– Не тряситесь! Что вы, как бабы!..

Орал так, что от каждого его слова нас действительно начинало трясти.

Мама рвалась в комнату, но он угрожал:

– Если не прекратишь ломиться, я их убью! Позовешь кого-нибудь – убью!..

Было слышно, как она плакала и уговаривала его:

– Юра, прекрати! Открой дверь! Выпусти детей!

Дергала дверную ручку, обморочно сползала по двери, замолкала, а потом опять плакала и уговаривала его остановиться!

Мамино сердце кровоточило от того, что слышала за закрытой дверью. А мы рыдали взахлеб, то и дело выкрикивая:

– Папа, не надо, пожалуйста!!!

Но он лишь зверел! Бил и заставлял заткнуться и не ныть, а иначе еще хуже будет! Было страшно вдвойне от того, что ждали спасения от мамы и знали: когда откроется дверь, то и ее он будет бить тоже. Так и было – открывал дверь и избивал маму, чтобы не жалела нас! Бил кулаками, таскал за волосы, она падала, а он бил ногами…

Мы с Вовой, крепко обнявшись, истошно кричали, но зверь был глух и слеп!

Попытки помочь маме оборачивались ударами и ором, что пугал до ужаса!

Те минуты длились часами, а часы – годами. В наших детских глазах стояли слезы. В них отражались мамины мучения, которые она переносила молча, удерживая крики боли, чтобы не напугать нас.

Этот ужас продолжался долгих двенадцать лет – ровно столько продлился брак родителей, ставший настоящим адом для мамы и нас с братом.

Открытый перелом логики

Кроме издевательств отец заставлял нас выполнять тяжелую работу. Вспоминается в связи с этим лютая зима, что завалила все вокруг снегом, на две зимы вперед!

– Я буду чистить дорожки от снега, грузить в тачку, а вы будете вывозить вон туда, – сказал отец, показав за двор, где была свалка.

Отец посмотрел так, что все вопросы отпали, за исключением еще одного:

– Пап, а зачем снег вывозить за двор?

– Везите молча! – грозно рявкнул он.

Два маленьких ребенка (6 – 8 лет), по колено в снегу, как бурлаки на Волге тащили «баржу» со снегом… Щеки горели от обжигающего морозного ветра, а руки сводило от холода. Отец курил, пока мы вывозили снег. От страха мы не жаловались, что замерзли. Знали, что было бы хуже, скажи мы это!

Мало того, что нагружал работой, да еще такой, которая не поддается простой человеческой логике! Зачем, к примеру, снег вывозить за двор?!

Хорошо еще, что дождь тазиком ловить не заставлял!

No comments

Помню, как однажды отец разбудил нас с Вовой, полностью раздел и выгнал на улицу, а была зима! Замкнулся в доме, где не утихали грохот, его крики и мамин плачь. Он бил ее так сильно, а она рвалась к нам…

Крики и грохот сводили с ума! Знали, что происходило по ту сторону двери, но помочь не могли и не знали, что будет дальше!..

Не забыть ее криков от боли и о помощи!..

Мы ревели, что было сил, а Вова трясущейся рукой пытался вытереть мои слезы. Зуб на зуб не попадал от леденящего холода, трудно было пошевелиться, колики по всему телу бегали подобно разряду тока.

Время тянулось бесконечно долго, а ожидание отчаливало от берега надежды.

Вова растирал себя и меня руками, а затем мы обнялись и грелись друг о друга. Наконец, открывалась дверь, и мама, шатаясь от бессилия, забрала нас в дом, где вместо теплого чая нас ждал крепкий отцовский ремень!..

До сих пор эти воспоминания выворачивают душу. Это так страшно, когда видишь, как страдает мама, и не можешь за нее заступиться. Страх парализует, лишает сил и воли. Наступает тупая безысходность.

Ночь, ты приютила нас опять

Летом так же выполняли тяжелую работу не по годам, а играть хотелось, ведь мы же дети! Отец не отпускал нас, пока не доделаем то, что он приказал (крепостное право не везде отменили)!

Иногда мы рисковали – убегали без спроса, а обратно идти было страшно!

В тоненьких майках и шортиках ночевали, где придется: в кустах, в стогах, где никто не ходил…

– Павлик, пойдем «Спокойной ночи малыши» смотреть? – иногда предлагал Вова.

– К Ивановым?

– Да!

Перелазили через забор, подходили к незашторенному окну той комнаты, где был включен телевизор. Становились на носочки, украдкой без звука смотрели «Спокойной ночи малыши»…А взгляд невольно переключался на то, в каком уюте смотрели ту же передачу наши одногодки. Два мальчишки, избалованные родителями, кушали пирожки, по дому ходил улыбчивый папа, даже синие софиты телевизора обнимали их!

Завидовали ли им? Нет! Если бы мы познали отцовскую любовь, затем ее лишились по каким-то причинам, то увидев, как ребят лелеет отец, наверное, позавидовали бы! Но любви отцовской не знали! Просто застыл в глазах вопрос непонимания: а разве такое бывает?

После «закрытого сеанса», шли куда-нибудь спать, но прежде подзывали или ловили кошек, прижимали к себе и гладили всю ночь – грелись. Мне не забыть то сладкое мурлыкание и то тепло, что отдавала кошка! Маленькое кошачье сердечко было в сотни раз объемнее и человечнее, чем у отца!

Ненавидел те двоякие ощущения, когда мама нас искала, а мы прятались в кустах:

– Павлик, Вова! – повторяла она с такой надеждой и любовью в голосе, что хотелось броситься ей на шею, с криком:

– Мамочка, мы здесь! Забери нас!

Хотелось обнять ее и не отпускать, но страх перед отцом заставлял молчать.

Лежали и смотрели, как мама проходила мимо, а затем, ее облик поглощала ночь, а зов становился все тише и тише. Наконец, наступала тишина и опустошала все внутри: надежду и веру в чудо! Вова крепко сжимал мою руку, давая понять, что в этот миг мы не одиноки – есть друг у друга!

Спустя некоторое время, мамин голос вновь становился громче, из темноты выступали ее очертания, но мы не отзывались, и она проходила мимо, а вслед за ней бежали наши души…

Две мальчугана, прижавшись друг к другу, смотрели на звездное небо и видели огромные просторы вселенной и ее свободу! В такие минуты слабости и мы были свободны от оков боли и решеток отчаяния! Тогда, наверное, и влюбились в ночь. Ее безликость тем и прекрасна, что художником являешься ты сам!..

Под утро были синими от холода и стучали зубами, да еще и посмеивались друг над другом, но тот смех был скорее психологической защитой, чем весельем. Ведь мы знали, что нужно идти домой и что нас там ждет!

Почти весь день без еды, ночь и холод были веским поводом возвращения домой. Но не «блудных сыновей» встречал любящий отец, а озверевший тиран, импровизирующий все более изощренные наказания провинившимся сыновьям и плачущей от собственного бессилия маме.

Проходило несколько дней, и мы вновь убегали и ночевали в объятиях темноты и «свободы». И так несколько лет.

Помню, как прабабушка Лена жарила семечки, угощала нас, а ночью мы заглушали ими голод! Иногда запасались и корочкой хлеба на двоих и тогда горстка жареных семечек с хлебушком вприкуску становились для нас ни с чем несравнимым лакомством!..

Бить или бить?

Сладкий детский сон, где свободный полет обеспечивал физиологический рост, был нарушен так внезапно, как когда-то Юрский период потревожил метеорит! Теплое одеяло было сорвано подобно тому, как фокусник, дернул за край скатерти, что, молниеносно скользнула по столу, и оказалось в руках умельца…

Еще не успели с братом понять, в чем дело, как услышали крики отца:

– Выродки! Кто из вас украл?

– Что украл? – потирая сонные глаза, пытались уточнить мы с братом.

Но отец объяснил по пальцам, заставив вытянуть руки. И начал бить по кистям ремнем (иногда бляшкой), прикладывая всю силу своего гнева.

Вибрации его голоса пронизывали каждую клеточку, наполняя первобытным страхом организм в целом!

– Не убирайте руки! Не нойте, как бабы! Ну-ка, цыц!..

Колени тряслись так, что было слышно, как чашечки стучали друг о друга! Скулы сводило судорогой, глаза были открыты настолько сильно, что поток слез не успевал их смачивать, а моргать не могли – не выпускали из виду ремень и отца, что бил уже куда попало!

– Выродки! Твари! Кто из вас украл зажигалку?

– Мы не брали!

– Не врите!

Удар за ударом! Удар за ударом!..

На крики прибежала мама и тоже попала под раздачу! В порыве гнева отец извергал такие слова и выражения, что они казались блевотиной, которая прорывается из гнилостного нутра.

– Эти выродки не от меня! Ты нагуляла…

Женский протест был, как всегда, бессилен перед жестокостью домашнего деспота. Прикрывала собой детей, подобно крыльям Ангела! Своих детей, которые внешне переняли черты отца и были неопровержимым доказательством обратного.

Удар за ударом, удар за ударом… пока «воспитатель» не устал махать ремнем и не вышел на улицу перекурить… Мама нас прижимала к себе и гладила, успокаивала, как могла…

Через несколько минут открылась уличная дверь в дом, производя на нас тот же эффект, что и кинематография жанров ужаса. Каждую деталь звука анализировал слух: поворот ручки, едва уловимый скрип ставней и топот идущего человека! Это был звук шагов обладателя переполненного злостью злодея. И эта злоба по дороге расплескивалась под давлением тяжелых ног на пол, делая звуки громче и громче! Казалось, накаленный страшными эмоциями воздух коснулся тела и возглавлял отряд мурашек, что особым строем маршировали по коже! Чем ближе был слышен топот, тем сильнее прижимала к себе нас мама! И вот открылась дверь, где сидели мы тесным комочком! Крепко зажмурив глаза, пытался мыслями очутиться где угодно, но только не в той комнате! Но даже с закрытыми глазами ощутил на себе взгляд, что чуть не проломил спину своим гнетом! Уже морально подготавливал тело к ударам, примерно зная, куда они прилетят, крепко сжимая руки мамы и брата, когда услышал фразу:

– Нашел! Оказывается, зажигалку в машине оставил! Извините!..

Предыстория: отцу подарили красивую зажигалку, он проснулся и пошел покурить, но рядом с пачкой сигарет ее не оказалось… Мысли тут же направились к сыновьям и обвинили их в пропаже. Остальное уже известно из повествования.

Слово «Извините!», прозвучавшее после обнаружения жестокой ошибки, подразумевало угрызение совести и искреннее осознание содеянного. Но интонация, с которой было это слово произнесено, убеждала в другом: тиран извинялся за пустяк, и этим должны были довольствоваться избитые ни за что дети и жена.

С тех самых пор, когда в фильмах показывают момент, где папа заходит в детскую комнату, целуют ребенка и желает спокойной ночи, меня посещает мысль: где же его зажигалка? Или он не курит?

Кого спрятал, тот и виноват

Справедливости ради скажу, что отец порой замечал, что мы дети, и даже играл с нами, а любимой игрой были прятки!

– Вова! – звала мама.

– Водик! – искал брата и я.

– Вова, внучок! – подключалась и прабабушка Лена.

Но в ответ – тишина! Поиски затянулись на часы, а уже стемнело!

– Вова! – звала, не на шутку растревожившись, мама.

– Водик! – со слезами на глазах, кричал и я.

– Вова, внучок! – дрожащим голосом вторила прабабушка Лена.

А отец, знавший, где спрятан сын, спокойно смотрел телевизор…

Через несколько часов прабабушка Лена нашла Вову, выражение лица которого не отражало детского восторга оттого, что его нашли.

– А вот и Вова! Ага, нашелся?!

И последующая реакция – облегченный смех искавших, не знавших, что в детскую игру отцом были внесены изменения правил:

– Сиди тут, сученок! Попробуй только пискни, а то я тебя…

Дальше следовали слова, что вгрызались во все каналы детского восприятия, а предыдущие отголоски горького опыта напоминали о воплощении обещанного! С этими словами закрылась крышка бункера – накопителя под зерно, где лучик солнышка едва проникал через маленькое окошечко и напоминал о том, что по ту сторону стен еще есть тепло! Соблазн отозваться на крики искренне желающих его найти, подавлялись страшным предупреждением отца: «Сиди здесь и молчи – ты наказан!»

Спасение было всего в нескольких шагах, но звать на помощь – запрещено, да и страшно! Быть изолированным от жизни, находиться в неведении, что происходит за «броней» бункера, испытывать голод и тревогу – все это, вместе взятое, пугало меньше, чем наказание телесного характера!

Такое «воспитание» проявлялось и в сарае, где с братом вели себя тише, чем сама тишина, дабы не ослушаться отца!..

Это ломало детскую психику, но не останавливало его!

Волнительный почерк

Анна Васильевна, моя первая учительница, с первых дней учебы возложила на меня лавр вундеркинда! Придя в школу, я уже хорошо читал и писал. Вот тогда-то ко мне неожиданно пришла первая любовь. Ее звали Лиля. А моя детская влюбленность проявлялась с обнаженной искренностью и не была прикрыта нормами и стереотипами. При этом я совершал, как мне кажется, вполне взрослые поступки, ухаживая за ней, серьезно обдумывая подарки, мечтая в будущем о свадьбе и детях. В общем Лилю я со всей своей ответственностью семилетнего мужчины мог назвать: «Моя невеста». Я заходил за ней по пути в школу, мы шли под ручку, а после выполненных уроков вместе играли.

Помню первые поцелуи в щечку, что окрыляли и уносили до небес, а иногда и выше! Мне нравилось делать щедрые жесты, когда друзей угощал карамельками, а ее – шоколадными конфетами. Я нарочно поддавался ей, когда играли в прятки, жмурки, догонялки. Катал на санках по снегу и по льду, что блестел скользкой гладью около ее двора. А в школе писали друг другу записки.

Помню, как ждал ответа с замиранием сердца, наблюдая, как Лиля выводила буквы и слова, предназначенные мне. Интрига, а что же в письме, дразнила, окрыляла, дарила радужные надежды. Наконец, получал аккуратно сложенный листочек, где таился целый кладезь чувств «моей невесты».

Это были трогательные детские истории, но сердце, казалось, билось по-взрослому! Приходил домой, вновь и вновь перечитывая записки, целовал глазами строки, а эмоции собирались в звёздную пыльцу и кружили вальс в моей душе!