Пси-ON. Книга IV

Глава 1. Лжебог.

Створки бронированного шлюза с шипением разъехались в стороны, открывая путь невысокому, чуть полноватому мужчине в годах. Двое охранников при полном параде, завидев главу лаборатории, вытянулись в струнку, расслабившись лишь после того, как нежданный гость, не оборачиваясь, дошёл до панели управления и замер подле неё.

Обычно ему не было дела до вспомогательного персонала этого места, но временами он начинал придираться ко всем, кого только встречал на своём пути. Благо, этот день был самым что ни на есть обычным, а на появившийся из ниоткуда в руках главы прибор, тут же подключенный им к коммуникационному узлу сервера, охранники почему-то внимания не обратили.

Тем временем пальцы мужчины запорхали над клавиатурой, вводя всё новые и новые команды. На экранах начали мелькать графики, стены текста, изображения – и всё это касалось вопроса познания природы псионики. В теории. На практике же эти знания пытались применить для искусственного воссоздания псионической одарённости.

Безуспешно, что следовало из воспоминаний, искусственно вызываемых и повторно проживаемых немолодым мужчиной, в голове которого прямо сейчас копался посторонний.

Стройный поток данных, собранных за последние месяцы, сам по себе являлся почти исчерпывающим источником информации. Но – почти, так как воспоминания непосредственного руководителя лаборатории были куда более полными, и могли пролить свет на многие незадокументированные моменты, в научном деле присутствующие в изобилии. Очень уж часто случалось так, что курирующий конкретную разработку высокопоставленный сотрудник не хранил все секреты «на бумаге», оставляя самое важное в своей голове.

В первую очередь – как гарант сохранения за собой занимаемого места, ведь так просто заменить человека, без которого работа встанет на несколько месяцев как минимум было нельзя. И даже телепаты, коих теперь на «чёрном рынке» днём с огнём не сыщешь, не могли гарантировать, что им удастся достать из головы строптивого сотрудника все имеющиеся у того рабочие секреты.

В то же самое время, пока базы данных и тысячи отчётов, записей и логов копировались на внешний накопитель, расположившиеся в отдельном помещении сотрудники службы безопасности, контролирующие всю сферу кибербезопасности лаборатории, один за другим теряли сознание и оседали в своих креслах. Бодрствующим остался лишь один сотрудник, с замутнённым взглядом глядящий на экраны и уже предотвративший самодеятельность автоматики, попытавшейся поднять тревогу.

Он же должен был подчистить все следы сразу после того, как «странности» в этих стенах наконец закончатся.

Благо, чистить предстояло не так уж и много, так как на всё про всё главе лаборатории понадобилось не больше пятнадцати минут. После этого отсоединённый от сервера накопитель бесследно исчез, на какие-то доли мгновения оставив на своём месте пятно абсолютной тьмы – сиречь отсутствия света.

Сам же глава, протерев глаза и взглянув на девственно чистое чёрное окно, предназначенное для введения команд управления сервером напрямую, в обход визуальных интерфейсов, занялся, наконец, тем, чем хотел ещё полчаса назад, напрочь забыв о том, что только что было им сделано. Последний оператор СБ в своей комнатушке выполнил поставленную задачу, вернулся к креслу, сел и уснул лишь затем, чтобы спустя десяток секунд вместе с коллегами одновременно очнуться и продолжить нести службу, точно так же не заметив ничего странного.

А охранники в главном зале продолжили изображать из себя статуи, сетуя на чрезмерную любовь к работе главы сей тайной лаборатории. Они рассчитывали провести эти ночные часы в относительном одиночестве, сидя на своих местах и, возможно, даже болтая, но вместо этого были вынуждены «достойно выполнять взятые на себя обязательства».

Ещё и головная боль, настигшая одновременно их обоих…

Любой мало-мальски обученный способный псион мог бы предотвратить или хотя бы обнаружить неладное, но размещение таких специалистов на тайных нелегальных объектах было сопряжено с рядом непреодолимых сложностей, появлению которых поспособствовал Лжебог.

Он впервые дал о себе знать три года назад, выйдя из-под контроля Российской Империи. В первые же дни это чудовище в обличье человека огнём и мечом прошлось по крупнейшим преступным организациям, картелям и корпорациям, многие из которых просуществовали не один век, и до «судного дня» неумолимо набирали мощь и влияние. С таким тщанием взращиваемая система рухнула, точно карточный домик, ибо не была она способна сохранить целостность, пройдя через разрушение иерархии, уничтожение недвижимости и гибель десятков и сотен тысяч преступных элементов разного, преимущественно выше среднего, калибра.

Но можно ли было столь топорным методом вырвать ушедшие глубоко под землю корни преступности? По мнению лидеров этой самой преступности – нет.

Они считали, что стебли и листва, при наличии корней, отрастут сами, рано или поздно. Как верили в то, что эти их мысли доказывало существование лаборатории, – и не одной! – сотрудники которой уже не один месяц занимались попытками отыскать ключ к псионическим способностям. Ключ к тому, чтобы создать своего сверхпсиона, подавить угрозу и, наконец, вернуть себе власть над миром, которую у теневых владык так нагло отняли, загнав их в невероятно глубокие норы.

И что самое неприятное для пресловутых владык – это то, что «загонял» их отнюдь не Лжебог, противостоять которому было буквально невозможно. Это делали те, кого они привыкли считать не более чем безмолвным скотом, или же, в лучшем случае, послушными марионетками.

Столкнувшись с новой, абсолютной и в чём-то даже стихийной угрозой, мировые правительства были вынуждены идти на контакт друг с другом. Тех же, кто пытался двигаться против этого нового течения, сразу ломало встречным потоком… или стихией в лице тогда-ещё-не-Лжебога.

Итогом этого стало рождение Объединённых Мировых Правительств, попытки которых хоть как-то совладать с Лжебогом привели к тому, что в кратчайшие сроки по всей планете не только ужесточили законы и начали со всем тщанием следить за их исполнением, но и возвели экспериментальные следящие башни – установки, фиксирующие любые мало-мальски мощные всплески пси.

Сама цель этого масштабного проекта так и осталась необнаружимой, так как, будь на то желание сверхпсиона, Пси вовне практически не выходила, ибо большая часть не самых масштабных его манипуляций проводилась с абсурдной и недостижимой для обычного человека точностью.

А вот преступники, в частности – недоучки и самоучки, пусть и талантливые, быстро оказались под колпаком.

Скрыться от повальной слежки могли лишь самые искусные псионы, и только в не слишком многочисленных областях, где башни встречались относительно редко. Вот только много ли таких осталось на службе теневых владык после прошедшей зачистки? Единицы. А сотни и тысячи «мелких сошек» канули в лету за неполные одиннадцать месяцев функционирования системы слежения.

Сначала их, конечно, ещё размещали в специальных тюрьмах, но череда нападений Лжебога на такие объекты, вкупе с уничтожением содержащихся там псионов и всей инфраструктуры привели к тому, что выступивших против закона одарённых просто казнили.

Впрочем, считать, что казни были спровоцированы лишь нежеланием тратиться зазря, – попробуйте разок-другой восстановить с нуля тюрьму для одарённых, – могли лишь самые недалёкие из обывателей.

Ведь объединение ведущих умов человечества, широчайшие финансовые потоки, направленные на поиск способа совладать с Лжебогом, и «приходящие из ниоткуда» небольшие, но меткие «подсказки» привели к свершению массы побочных открытий, в числе которых оказались и неутешительные для человечества прогнозы о пагубном воздействии Пси на всё живое.

Мигом ужесточился контроль над одарёнными, и судьба ленивых, бесталанных и не желающих овладевать своим даром в странах третьего мира стала очень и очень незавидной. «Оплоты цивилизации» пока официально не переходили к крайним мерам, но и там жёсткие и жестокие мнения постепенно набирали популярность. Вплоть до того, что некоторые отдельные политические группы предлагали уничтожать под ноль всех псионов, оставляя лишь предельно минимальное их количество для борьбы с постепенно возрастающим числом появляющихся разломов.

И их не интересовало то, что уже сейчас для такой «рутины» недоставало псионов-боевиков, способных быстро и эффективно уничтожать мутантов «с той стороны».

Виновник же волны изменений, я сам, сейчас спокойно удалялся от тайной лаборатории, петляя над заснеженной горной грядой. В компактном рюкзаке костюма за спиной покоился накопитель, данные с которого ещё предстояло изучить и обработать, оценив деятельность лаборатории с точки зрения необходимости в её дальнейшем существовании: всё «лишнее» я «находил» и уничтожал. Мне не доставляло большого удовольствия сохранение жизней всякой швали вроде исследователей, готовых приносить в жертву науке живых и здоровых невинных людей, как не нравилось и наблюдать за здравствующими убийцами, террористами и прочей падалью, которая в обилии водилась сейчас под крылом уцелевших криминальных владык.

Но я не мог не признать, что их деятельность органично дополняла мою собственную работу, и добываемые так уже не первый месяц сведения напрямую способствовали скорейшему познанию мною природы псионических способностей. Я не экспериментировал на людях, и уж тем более не собирал обширную статистику, в то время как преступники этот «пробел» компенсировали. Лицемерно? Более чем.

Но когда на кону судьба всего человечества, а в жертву принесены десятки миллионов жизней, плюс-минус десяток тысяч уже не играет большой роли.

Мною и так делалось всё возможное и невозможное для поиска способа спасти людей и побороть «болезнь». Я вовсю задействовал свои способности и разум, а что-то даже опосредованно передавал человечеству. В ограниченных пределах и не в виде готовых разработок, конечно, но целой цивилизации, встряхнувшейся и готовой идти вперёд, хватало и малого, чтобы в приемлемом темпе развиваться и приходить к правильным выводам.

Я помогал там, где люди буксовали, и, что закономерно, нередко заимствовал чужие открытия, до которых не успевал дойти сам. Всё-таки один сверхразум не мог тягаться с миллионами мозгов поменьше хотя бы в количестве прорабатываемых вариантов, так что ощутимую пользу мои «жертвы» начали приносить достаточно скоро.

Научные группы ОМП в виду моего существования, – впрочем, уже не только лишь благодаря этому, – финансировались в достаточной мере, и им никто не строил препятствий. Власть имущие боялись как огня меня – «стихийного бедствия», и не могли спокойно сидеть на своих миллиардах, покуда эти деньги можно было пристроить для поиска способа совладать с зарвавшимся псионом, возомнившим себя Богом. Я брал, что хотел, уничтожал, кого хотел, и никто не мог предсказать, где я появлюсь в следующий раз, за счёт чего создавался эффект нависшего над шеями дорожащих своими жизнями индивидуумов дамоклова меча.

И этот меч заставлял хозяев миллиардов и триллионов шевелиться, финансовыми потоками и «зелёным светом» для самых смелых проектов толкая человечество вперёд.

Произойди это, – мобилизация доступных ресурсов, – лет так пятьдесят назад, и сейчас люди, вполне возможно, самостоятельно разобрались бы с проблемой, но чего нет – того нет. Приходилось крутиться, изыскивая каждую возможность подтолкнуть науку вперёд и заполучить крупицы бесценного знания.

«На меня» работали сотни официальных исследовательских центров и лабораторий, из части которых информацию приходилось получать опосредованно: что ни говори, а средний и пиковый уровни современных псионов скачкообразно выросли, так что просто шляться по таким объектам без страха разоблачения не мог даже я. Потому что в особенности рост касался именно сенсорных способностей, которые в себе теперь развивали вообще все. Ведь нельзя адекватно учиться сводить к минимуму выхлоп Пси, если ты эту Пси просто не чувствуешь.

Хотя бы в радиусе полметра, но эхо псионических энергий теперь улавливал каждый псион. Попутно уменьшилось и время обнаружения спонтанно образующихся разломов, что позволяло минимизировать число жертв.

Это было заметно чисто статистически… но речь сейчас о том, что за счёт моих действий псионы стали уже стали куда совершеннее, и останавливаться не собирались. И у человечества в запасе теперь было чуть больше времени, чем тремя годами ранее, а в перспективе критический момент можно было отодвинуть ещё немного. И ещё. И ещё, если наметившаяся прогрессия не остановится.

Ради этого я был готов на многое, включая и достаточно рискованную в целом стратегию, избранную ещё тогда. Быть одновременно и пафосным Лжебогом, от которого никто не видит ничего кроме разрушений, чисток и ультиматумов, и скрывающимся в тени Серым Кардиналом, аккуратно направляющим науку туда, куда надо, а не куда кому-то там хочется.

Я бы уже давно свихнулся, если бы я ещё тогда, натворив делов и испачкав руки в крови бесчисленного множества людей, не пошёл на рискованный шаг по разделению сознания на две части так, чтобы сам разум при этом оставался цельным. У меня получилось, и теперь основной поток сознания был на переднем плане большую часть времени, позволяя мне одновременно и не ощущать время точно вляпавшаяся в смолу мошка, и контролировать деятельность остальной части разума, которая трудилась, решая вполне конкретные задачи. Не сумей я это сделать, и было бы… плохо было бы, в этом я уверен на все сто процентов.

Ведь что такое три года для обычного человека или псиона? Это чуть больше тысячи дней.

А для меня?..

Тем временем горный хребет остался далеко позади и внизу, а я, сам того не заметив, вышел на орбиту планеты, где и перешёл на значительно большую скорость, не рискуя при этом демаскировать себя. Обратно в атмосферу я «нырнул» спустя несколько минут, вновь снизив скорость и приземлившись на одном из приглянувшихся мне когда-то каменистых островов, в недрах которого скрывалась моя тайная база.

Точно в дешёвых шпионских боевиках, вход был замаскирован под зёв пещеры, но вот дальше начинались, так сказать, отличия от привычных людям шаблонов.

Само моё убежище не было ни мрачным, ни чрезмерно масштабным. Самую большую площадь занимал суперкомпьютер, когда-то давно позаимствованный у Штатов, и небольшая «электростанция», на самом деле представляющая из себя систему накопления энергии, которую я вырабатывал при помощи псионики. Грубо говоря, очень много батарей, заряжаемых напрямую мной, и объёмом, которого хватало на двое суток автономной работы весьма прожорливой вычислительной машины.

Ну а рядом со всем этим безобразием пристроилась пара облагороженных комнат, в которых я работал и отдыхал, все необходимые помещения вроде кухни с санузлом и склад, хранящий в себе множество экземпляров регулярно на мне рвущихся костюмов и прочего оборудования, добавляющего щепотку комфорта в мою необычную жизнь.

Формально я мог, конечно, и с голым задом причинять добро и наносить справедливость, но выглядело бы это не столь внушительно, как когда я облачён в футуристичный бронекостюм с угловатой, устрашающей маской с пурпурным визором. Да и намного удобнее не поддерживать тело в комфорте своими силами, удерживая в голове дополнительную систему пси-манипуляций, а положиться в этом на простую и безотказную систему брони. Плюс хранилище-рюкзак на спине, в котором сейчас, например, покоилось несколько накопителей с данными из всех тех лабораторий, которые я облетел за сегодня…

Шлюзы подземной базы гостеприимно распахнулись при моём приближении, и я, миновав «предбанник», где мою броню всесторонне простерилизовало, быстро разделся, телекинезом переместив все накопители на рабочий стол. Устройства «сами собой» подключились к вмонтированным в стену портам, и суперкомпьютер автоматически принялся за сортировку и обработку свежих данных.

Программирование было первым, что я освоил, занявшись строительством своей базы, а эффективные алгоритмы-ассистенты – «тестовым заданием», выполненным для проверки нового навыка.

– За время вашего отсутствия поступило одиннадцать сигналов об открытии разломов класса «цунами», и один сигнал об открытии разлома класса «катаклизм»… – Я практически мгновенно подлетел к рабочему столу, развернув все имеющиеся данные по последнему упомянутому разлому. Индия, пригород их перенаселённой столицы. Открылась эта прелесть два с половиной часа назад, и сейчас там уже вовсю хозяйничали оперативные группы ОМП. Правда, с попеременным успехом, так как мутантов было очень и очень много, а все наличные силы стягивать сразу никто попросту не стал: всё усложнилось в последние полчаса.

– Кси, продолжай собирать информацию по «катаклизму» и общественному мнению на фоне этого инцидента. На связь не выходи: не хватало ещё раскрыть наше местоположение… – Снятые ранее элементы брони, влекомые телекинезом, уже собирались на мне в цельный костюм, в то время как я сам сверялся с уже имеющимися знаниями о Нью Дели, структуре этого города и схеме распределения населения, как официальной, так и не совсем.

Весьма вероятно, что сегодня у меня будет возможность опробовать новый способ свёртывания разломов, и я был обязан «подстелить соломку» в отношении побочных жертв и разрушений. В прошлый раз разлом сформировался над уже эвакуированным городом в Европе, но сейчас ситуация иная. Эвакуацию если и провели, то не в полной мере, так что повторение моей последней неудачи с разломом, которая привела к уничтожению трети провинциального городка вместе со всей инфраструктурой, было неприемлемо.

Отнимать ещё несколько сотен тысяч, а то и миллионов людских жизней я не хотел.

По крайней мере, не с таким «выхлопом».

А это значит, что мне придётся там задержаться, дожидаясь, пока ОМП развернут наиболее многочисленные, состоящие из простых солдат части оперативных бригад, и займутся, наконец, полномасштабной эвакуацией, с которой не справились местные силы.

Можно было просто прибыть чуть позже, но собранные Кси данные, как и отпечатки в инфосфере, показывали, что промедление может привести к очередной катастрофе. Так обычно происходило со всеми разломами класса «катаклизм», к которым не успели стянуть достаточные силы и оцепить периметр. Как бы ОМП ни старались, их силы были несколько ограничены, и не позволяли одинаково качественно прикрыть все уголки нашей огромной планеты.

Через пять-десять лет ситуация, бесспорно, изменится в лучшую сторону даже с учётом увеличения частоты появления новых разломов, но пока без моего вмешательства такие «катастрофы» собирали обильную кровавую жатву.

Но самым неприятным было то, что мне, в силу созданного образа Лжебога, придётся и в этот раз сопроводить своё появление с многочисленными разрушениями и смертями. Общий итог будет значительно лучше, чем если бы я просто проигнорировал разлом или явился на всё готовенькое, но всё равно чему-то внутри меня было… противно, пожалуй.

И это хорошо, ибо в тот злосчастный день три года назад, начав свой крестовый поход, я вообще чуть не превратился в бездушное, жестокое чудовище. Эмоции потухли в скорости мышления, а человечность забилась в самый дальний угол.

Я очень не любил вспоминать о тех субъективно очень далёких временах, но время от времени всё равно специально забирался в самые глубины памяти, дабы напомнить на себе о том, чем я мог и всё ещё могу стать. Так сказать, проходил через повторный курс прививок на предмет того, почему быть человеком хотя бы отчасти – это благо.

И сейчас, вместе с полной рублёных граней маской примерив лик Лжебога, я вновь заставил себя вспомнить… и объединил одинокий поток «человеческого» сознания с тем, чем на самом деле являлся мой разум.

Спустя минуту в небе над атлантическим океаном растворилась едва заметная точка…

Глава 2. Через прицел.

Вой пролетающих над головами бомбардировщиков сменился сначала угрожающим визгом сбрасываемых ими бомб, а следом и чередой разрывов, сотрясших землю и запаливших в пригороде Нью-Дели с десяток новых, просуществовавших несколько секунд и скрывшихся за чадящим дымом солнц. И не думающее тухнуть пламя, осевшее на нескольких квадратных километрах, словно бы разбегалось в стороны под многоголосый, пробирающий до костей клёкот, стрёкот и даже вой сгорающих заживо мутантов.

Весьма разномастные и многочисленные, они, тем не менее, «делали ставку» на один вполне конкретный инсектоидный вид, в котором нашлось место тварям размерами от собаки до слона. Эти мутанты все, как один были неприятной желтовато-болотной раскраски, и могли похвастаться отлично подходящим для охоты и убийства строением тел. С привычными землянам жуками их мало что роднило, но общее впечатление оседало в сознании каждого, кому выпадало сомнительное удовольствие лицезреть поле боя: инсектоиды, быстрые, крепкие и смертельно опасные.

Несмотря на то, что больше мерзопакостных ублюдков «в моменте» не становилось, стянутых на место оперативных групп ОМП, подкреплённых местными войсками, всё равно категорически не хватало для обеспечения надёжного периметра. Уже в третий раз авиация наносила массированный удар по скоплениям мутантов, не считая, конечно же, поражения особо крупных целей, но ни конца, ни края врагам видно не было.

Периметр ОМП теряли дважды, и сейчас, получив свежую порцию подкреплений, готовились занять его в третий раз.

– Отделению – приготовиться! – Сергей в последний раз проверил капсулы с газом пси-винтовки, доведя их содержимое до предельно допустимых параметров. В пылу боя так не поизвращаешься, но перед стычкой – почему нет? Лишняя мощность выстрела псиону-слабосилку никогда не будет лишней, особенно в ситуации, когда своих мало, а врагов совсем наоборот, чрезмерно много. Системы бронекостюма мужчина так же проверил, вычленив в небе стайку из десятка пернатых мутантов, удаляющихся в сторону центра города. Упустили, но на такие мелочи сейчас никто даже внимания не обращал. – Задача – обеспечить прикрытие фортификаторов, занять укрепления и сдержать натиск до прибытия элиты! – Рыкнул командир их отделения из двенадцати бойцов, среди которых лишь четверо, включая самого Сергея, были псионами, и несли на себе экспериментальное высокоэффективное пси-вооружение. – Пути для отступления присмотреть заранее, есть все шансы, что и в этот раз нам не удастся закрепиться. В случае моего выхода из строя командование переходит Смирнову, вопросы?!

Ответов не последовало, так как вопросов ни у кого не было.

– Тогда, всему отделению – цепью, вперёд!

Сергей хмыкнул про себя, вслух оттарабанив что-то вроде «Есть!». Их отделение не принимало участия в первых двух попытках оцепить периметр, но даже так псион мог сказать, что совсем недавно тут было ещё жарче.

Небо, в это время обычно ярко-голубое и безоблачное, заволокло чёрным и сизым дымом, отчего день обратился ночью. Самыми яркими источниками света стали стены напалма, выигравшими для подразделений ОМП немного времени, и прожектора наземной и воздушной техники. Последняя, к слову, как начала, так и не переставала вести огонь куда-то за пламя, выкашивая натуральные толпы мутантов родом из иных миров. Куда ни кинь взгляд – виднелись руины, тела людей и чудовищ, остовы техники, гражданской и военной, неопознаваемые обломки…

Всё от горизонта до горизонта, – хоть из-за задымления «горизонт» и был на совсем небольшом расстоянии, – было порушено, и Сергей не решался даже сделать скидку на то, что предместья этого конкретного города сами по себе нередко выглядели хуже иных руин. В дом миллионов гражданских пришла беда, а они, ОМП, не смогли её предотвратить. И то, что разлом-«катастрофа» образовался в весьма неблагополучной стране третьего мира, ставящей ОМП палки в колёса, вины защитников Земли не умаляло.

Здесь на постоянной основе было размещено слишком мало сил, чтобы оперативно реагировать на проблемы подобных масштабов, и ценой этого уже стали жизни множества солдат, как местных, так и бойцов ОМП. Хоть как-то сдерживать натиск удавалось лишь за счёт работы авиации, но из-за дерьмово проведённой эвакуации гражданских обработать весь сектор от и до так, чтобы тут не осталось ничего живого, было невозможно.

Вот и рисковали псионы и простые солдаты своими жизнями, собираясь в третий раз предпринять попытку восстановления периметра и организовать, наконец, полноценную зачистку территорий вокруг разлома.

Потому что если они не справятся, то в игру вступит уже вставший на крыло стратегический бомбардировщик с особым зарядом на борту, подрыв которого на той стороне разлома, конечно, поставит жирную точку в проблеме с мутантами, но вместе с тем заставит сам разлом схлопнуться и выплеснуть на Землю двукратную норму Пси вместо половинчатой.

А это, с учётом размеров разлома-«катастрофы»…

Будет очень плохо.

Сергей, дождавшись своей очереди, вылез из-за нерукотворного укрытия, вскинув к плечу пси-винтовку, газ в которой он так предусмотрительно «разогнал». Впереди, в дыму, уже мелькали уродливые тени, так что медлить мужчина не стал. У него был кое-какой опыт, так что он просто и незатейливо начал раз за разом вдавливать спусковой крючок, сосредоточившись на не требующих большой силы псионических манипуляциях, без которого его высокотехнологичное оружие даже на роль горелки не подошло бы.

Пси-винтовка предоставляла особый газ, а за слабым пирокинетом было всё остальное. Ряд точных и требовательных к контролю манипуляций приводил в итоге к тому, что раз в секунду, – личный рекорд Сергея, – из ствола вылетал стремительно разрастающийся густок высокотемпературной плазмы, не оставляющей шансов мутантам, которые при всей своей прочности и живучести всё ещё состояли из органики, и горели диво как хорошо. Сил это действо практически не требовало, и палить даже слабосилок мог часами против тех минут, что у него были, сражайся он «традиционными» методами.

И если поначалу плазма летела «вникуда», вызывая нестройный вой множества глоток сгорающих заживо мутантов, то спустя полминуты псион уже был вынужден бить прицельно. По недобиткам, так как пусть с запозданием, но зарычали пулемёты, которым тут же вторили орудия подоспевших БМП – те пока ещё били фугасными снарядами, не рискуя задеть кого-то из своих. В воздухе засвистели мины, и где-то там, впереди, за чередой взрывов несколько квадратных сотен метров окончательно превратились в филиал Ада на Земле.

Подавление врага проводилось на должном уровне, и за пехотой, по сути, оставался лишь контроль недобитков и редких уцелевших мутантов на пути к границам нового периметра.

И с этим Сергей сотоварищи справился в лёгкую, доведя «своего» псиона-фортификатора до нужной точки, и позволив тому начать, наконец, тяжёлую, но важную сейчас работу.

Повинуясь воле экипированного по высшему разряду псиона начали подниматься почва и обломки, расплываясь однородной массой и формируя фундамент будущих укреплений. Пси, которую невозможно было контролировать в таких условиях, неприятным, – а иначе не будет, когда учат всячески избегать лишнего выхлопа, – потоком заструилась вокруг, но делу это не повредило.

В считанные минуты из, фактически, ничего, выросли трёхметровые стены с позициями для стрелков и тяжёлого вооружения, которое уже поднесли и были готовы оперативно разместить следующие за пехотой расчёты. Образовался достаточно глубокий ров, соединившийся с такими же по левую и правую стороны, где трудились другие псионы-фортификаторы. А в воздухе над головами строителей и прикрывающих их войск мелькали всё новые и новые снаряды, ракеты и бомбы, поток которых и не думал иссякать.

Сергей же, не будь дурак, не стал дожидаться формальной команды и по весьма удобным, широким ступеням вбежал на стену, прильнув к бойнице и хищно поведя стволом ничуть не разогревшегося оружия. Впереди, покуда глаза видели что-то в дыму, не было ничего кроме перемолотой, горящей земли, обломков с остатками прошлого периметра, и ошмётков туш мутантов. Людские тела здесь тоже были: к сожалению, не всех жертв первых двух попыток можно было оттащить назад без лишних рисков, да и гражданские попадались.

И те, и другие – частично, уж простите за чёрный юмор.

– Не спать! Страусы быстрее рожают, чем вы занимаете позиции!.. – Орал кто-то из особо рьяных командиров, коему какой-то особо наглый рядовой тут же пояснил за то, что «страусы не живородящие, а яйцаоткладывающие». Дальнейший поток бранных выражений мозг псиона отфильтровал за ненадобностью, но благодаря этой отчётливо слышимой ругани Сергей как-то резко понял, что наступило затишье.

Больше ничего не взрывалось далеко впереди, и даже вой и стрёкот мутантов не казался столь резким и бьющим по ушам. Стелящийся на землёй и тянущийся ввысь дым начал постепенно рассеиваться, и Сергей невольно сделал шаг назад, тут же, впрочем, вернувшись на позицию. Справа и слева стояли его товарищи, которые, в отличие от своего одарённого соратника, не дрогнули.

Или просто не смогли пошевелиться, глядя на ужасную в своём великолепии картину.

Разлом, огромный и способный проглотить если не высотку, то большой коттедж так точно, внушал даже с расстояния в семьсот метров. В чёрном мареве мерцали алые всполохи, в которые минуту назад ещё влетали ракеты и снаряды, а у границ его, словно маркером очерченных, клубилась кровавая взвесь: не все мутанты в целости попадали на эту сторону, да и уже здесь многие задевали границы пространственной аномалии. Ещё и дым втягивался в зёв «портала», словно на той стороне давление было куда ниже, чем на Земле, отчего разлом выглядел ещё более ужасающим… и живым.

Впрочем, додумать эту мысль Сергей не успел: то тут, то там зачастили одиночные выстрелы, обрывающие существование появившихся в поле видимости уцелевших мутантов, а где-то справа раздалось жужжание приводов орудийной башни бронемашины, оператор которой не выдержал и начал без команды выискивать цели.

И судя по сначала первому, в какой-то мере даже робкому выстрелу, перетёкшему в грохочущую длинную очередь, он эти цели нашёл.

Сергей и сам не понял, как и откуда появилась вся та орава мутантов, что сейчас пёрла на них неоднородной волной, но живое воображение мигом дорисовало, каким потоком те выливались из разлома в новый для себя мир. В этом ведь и была главная беда столь огромных разломов: они манили, собирали и притягивали к себе всё живое, что имелось «там» на порядки сильнее, чем разломы даже вдвое меньше. И пока не было ни одного случая, чтобы разлом-«катастрофа» вёл бы в место, где не нашлось бы десятка-другого тысяч мутантов.

Казалось бы – откуда в вымерших, по словам учёных, мирах столько тварей, порой размером с танк и даже больше? Но они были, и простым парням с пушками приходилось встречать угрозу лицом к лицу.

Для Сергея последующие минуты превратились в некое подобие тира, где он выстрел за выстрелом отправлял плазму в особо крупные мишени, стараясь не подпускать ни одну из них слишком близко, периодически менял капсулы с газом и давал винтовке подостыть. Сначала дистанция от огневого рубежа до первых мутантов составляла что-то около пары сотен метров, но к нынешнему моменту твари трупами проложили себе тропинку длиной в пятьдесят. Четверть пути за пять минут – слишком много, как казалось тогда псиону-слабосилку.

А тем временем трупов мутантов местами накопилось столько, что становилось неудобно стрелять. Приходилось задирать ствол винтовки, с чем Сергей справлялся влёгкую, а вот его товарищи с самыми обычными ручными пулемётами на сошках – не совсем. Те весили намного больше пси-винтовки, и у них была ощутимая отдача, так что первый крик-призыв для псиона-фортификатора долго ждать не пришлось. А спустя десяток секунд мужчина ощутил, как нечто навроде бетона под его ногами зашевелилось, и стена начала подниматься: кажется, спец по укреплениям решил, что проще будет поднять всех на пару метров, нежели точечно изменять бойницы на всём протяжении стены.

На считанные секунды темп стрельбы просел, но когда всё вернулось на круги своя – мутантов отбросило назад. По высоте теперь был полный порядок, даже с запасом, так что бойцы вгрызлись в многочисленные мишени с новой силой.

Где-то позади Сергей ощутил мощный всплеск Пси, и на участок, по которому мутанты продвинулись дальше всего, обрушилась возникшая как будто бы из ниоткуда волна плазмы в сотню метров шириной. Псионы, готовящиеся поддержать обороняющихся, начинали понемногу вступать в бой. То тут, то там разномастные пси-явления выкашивали врага пачками, отвоёвывая разом десятки метров пространства, и каждый такой случай вызывал ликование среди неодарённых солдат.

Вот уж кто не особо-то и понимал, что долго такое «чародейство» не продлится, и если псионы уже начали действовать, то со своей работой основные подразделения ни разу не справляются.

Оставалось лишь надеяться на то, что их совместных с неодарёнными и слабосилками сил хватит, чтобы удержать мутантов в границах периметра до прибытия «кавалерии».

Как жаль иногда бывает, что высокоранговых псионов первыми в горячие места бросать не торопятся, не торопились и вряд ли станут торопиться. Слишком ценные и немногочисленные кадры, в отличие от таких как Сергей. Даже потенциальная трагедия национального масштаба не заставит верхушку ОМП пойти против ими же составленных правил…

Очередной выстрел, ещё один, ещё – и пятиметровая громада мутанта из семейства отожравшихся на неведомо каких харчах кошачьих падает, вспахивая мордой землю. Мужчина тут же ловит в прицел следующую тварь, но яркая пурпурная вспышка в небе отвлекает внимание, слепит на секунду… а после из виду пропадают не только мутанты, но и стены периметра на расстоянии в жалкие полста метров. Вместе с потоком плазмы, обрушившимся на разлом с небес, воздух наполнился ударившим из эпицентра едким дымом, заставившим системы фильтрации брони запищать о критическом состоянии атмосферы снаружи: что бы сейчас ни происходило, полезного в этом процессе было мало.

От бойницы псион не отступил, но пурпурный свет… Сергей, несмотря на весь свой стаж, лично не сталкивался с Лжебогом, появление которого не так давно перевернуло с ног на голову весь мир. Но при этом он был наслышан о том, как известный и единственный в своём роде сверхпсион любил обставлять свои «выходы в люди», и пурпур там играл главенствующую роль.

– Отделению – отступать! – Запоздалая команда опомнившегося сержанта настигла некоторых бойцов уже, так сказать, «в процессе» отступления. Всё же страх перед явлениями таких масштабов не вытравить никакой учебкой, и даже самый смелый человек может сбежать, увидев, как кто-то или что-то вмиг обращает в ничто несколько квадратных километров заполненной мутантами площади. – Возвращаемся к стоянке! Живо, живо, живо!..

Над их позициями, натужно загребая винтами, пролетел бешено вращающийся, объятый пламенем и отчаянно загребающий винтами вертолёт, разбившийся спустя несколько секунд, а Сергей уже был в десятке метров от стены, благодаря конструкторов и снабженцев за невероятно эффективную броню, в которой можно было свободно дышать даже в таких условиях. Его соратники, облачённые в аналогичные комплекты, не отставали, хоть им и приходилось волочь за собой оружие, расставаться с которым никто не стал бы даже в отсутствие неиллюзорной угрозы наткнуться на мутанта-другого.

А позади тем временем начался настоящий ужас, свидетелем которого Сергей предпочёл стать издалека, удалившись от периметра на добрых полтора километра.

И хоть застал он лишь развязку, слова сослуживцев органично дополнили сложившуюся картину…

Глава 3. Значимый успех.

Я прибыл на место задолго до того, как силы ОМП двинулись вперёд под прикрытием авиации и артиллерии, так что смог от и до оценить всё происходящее, подмечая сильные и слабые стороны нынешней тактики оперативных подразделений, занимающихся разломами.

Проблем, с одной стороны, было немало, но по сравнению с предыдущими «катастрофами» здесь наличествующие силы действовали значительно эффективнее. Ставка на дальнобойное площадное оружие, неспешное продвижение вперёд ударных кулаков без игры в догонялки с отдельными малыми группами мутантов, которые всё-таки выходили на вольные просторы, отсутствие недостатка в боеприпасах, иной, чем обычно, уровень взаимодействия с местными войсками – всё это показывало командующих операцией офицеров с лучшей стороны.

Но вот их желание спасти как можно больше гражданских, заперев угрозу на сравнительно небольшом пятачке земли – это ошибка.

А с рациональной точки зрения – ошибка фатальная.

Этот вариант был бы жизнеспособен, будь тут изначально раз так в пять больше техники и живой силы, но малочисленность баз ОМП в Индии, несвоевременная реакция на угрозу и слишком долгая «раскачка» для высылки подкреплений сделали своё дело, поставив сравнительно малый контингент против на удивление многочисленных орд мутантов.

Причину засилью инсектоидов я выяснил, ненадолго слетав «на ту сторону» разлома, который на опустошённом варианте Земли образовался не абы где, а в непосредственной близости от колонии выживающих в глубине породы жуков-мутантов. Как и все прочие формы жизни в опустошённых Пси мирах, эти инсекты сразу же ринулись туда, где их шансы на выживание были на многие порядки выше.

На Землю, прямиком в огневой котёл, организованный силами ОМП.

Простая живность, даже такая крупная и роевая, не обладала разумом в полноценном понимании этого слова, и не могла противиться выработавшемуся за тысячи лет существования мутировавшего вида инстинкту, требующему уйти туда, где концентрация Пси значительно ниже. Он загнал этих тварей под землю, и он же гнал их в разлом.

И пусть инсектов на другой стороне перерабатывали в фарш снарядами и плазмой тысячами и десятками тысяч, останавливаться жуки не собирались, казалось, даже если ото всей колонии останется одна только королева.

Наблюдал я за этим действом не слишком-то долго, слегка подкорректировав местный рельеф для того, чтобы большая часть толпящихся вокруг разлома инсектов прошла через разлом почти одновременно. К тому моменту я уже дам о себе знать, так что моё появление поставит крест на большей части мутантов, значительно облегчив дальнейшую работу ОМП ценой гибели некоторой части присутствующих вокруг периметра сил. Они обойдутся малой кровью, а я сохраню свою пугающую маску.

Ведь Лжебогу не по чину целенаправленно гоняться за мутантами, как неестественно для него и беспокойство за чужие жизни. Сам этот образ представляет собой бесконечно далёкое ото всего человеческого чудовище, преследующее какие-то свои цели. Я и так в этот раз не собирался устраивать представления с показательным унижением и уничтожением самых наглых, но появиться и исчезнуть просто так тоже не мог. Меня должны бояться, ибо страх сейчас служил главным топливом для маховика прогресса человеческой цивилизации.

Не станет его – и всё застопорится.

Потому вся мелочь, которая вылезет из разлома после, и не будет мне мешать заниматься самим разломом, хлынет за периметр, прорывая его и разбредаясь по округе для дальнейшей охоты.

В лучшем случае большую часть мутантов остановят те же псионы, но среди одарённых наверняка найдутся особо одарённые, которые попытаются что-то мне сделать. Большая личная сила, к сожалению, смывает всякие рамки в разумах владеющих ею людей, и чужой опыт, – сколько таких недальновидных погибло от моих рук? – не останавливает их от свершения откровенных глупостей.

А иногда на такие глупости людей толкает их же лидеры, которым кровь из носу как к месту было бы от меня избавиться. Ситуации бывают разные, но выйти из них без крови я не имею права как Лжебог. Даже в отношении самого себя, дав добро жалости, я рискую подсесть на эту, безусловно, приятную во всех отношениях иглу даже не чужого одобрения, а собственного всесилия и покровительственной помощи слабым.

Я уже единожды почти вляпался в такую ловушку, «взяв под крыло» Ксению и намереваясь позаботиться о Лине. Уже тогда я подсознанием зацепился за крючок, но помог случай, и я разорвал всякие отношений с, как казалось тогда, хорошо знакомыми мне людьми. Всё же бытие человеком накладывало свой отпечаток, и субъективные годы, проведённые рядом с кем-то, и те эмоции, которыми я насыщался, компенсируя собственную неспособность их полноценно испытывать, построили в моей голове некое подобие воздушного замка.

Очень красивого с виду, но шатающегося, возведённого на ненадёжном фундаменте подобия основательной постройки.

Теперь, по прошествии достаточно большого даже по объективному времени срока, я разобрался с этими ментальными вывертами, и смотрел на себя-старого как на идиота. Тогда всё можно было сделать совсем иначе, и куда лучше для всех… но время не отмотать назад, ибо оно, в отличие от пространства, моим манипуляциям не поддавалось, и вряд ли когда-нибудь поддастся.

Воистину неизменная величина, что, в общем-то, было логично.

Так или иначе, но чужое одобрение для меня не играло роли. Иначе я бы вряд ли смог на протяжении трёх лет через боль и кровь менять человечество вопреки его собственному желанию, концентрируя на себе весь гнев и всю ненависть, на которую только были способны люди.

Впрочем, в последнее время акценты оказались смещены раскрытием вредоносности Пси и того, что, оказывается, мои действия не были направлены на бесцельное уничтожение всего и вся с попранием основ цивилизации…

Но сейчас я, вернувшись на «свою» сторону разлома и выжидая подходящего момента, пока инсекты-мутанты, преодолевшие периметр, разрывали людей на части, должен был сыграть совсем другую роль.

И этот момент, наконец, настал: на нашей стороне вокруг разлома собралось порядка восьмидесяти процентов всех мутантов, которые могли прибыть «в моменте».

Периметр ОМП при таких раскладах никак не удержали бы, так что моё вмешательство сохранило немало жизней и материальных ресурсов.

Люди, даже прожжённые военные, заматеревшие в борьбе с мутантами и террористами, дрогнули, развернулись и побежали от колоссального столба закручивающейся согласно моей воле плазмы. Кое-кто намеревался остаться на своих позициях, но небольшое ментальное внушение всё исправило, и совсем скоро, когда я сжал плазму и направил в разлом, ненадолго прикрывая саму возможность перемещения с его помощью, ближайший наблюдатель находился на расстоянии в полтора километра от меня. Авиация, пострадавшая даже не от самой плазмы, а от мощнейших потоков раскалённого воздуха, лишившего вертолёты управления, держалась и того дальше: «птички» в связанных с мутантами вопросах зачастую начинали считать себя неуязвимыми, и потери в десяток бортов разом воспринимали очень болезненно.

Я же, раскинув руки в стороны, занялся первой частью экспериментов, сопровождая всё «спецэффектами»: разряды электричества в воздухе, потоки мощнейшего ветра, грохот и ряд излучений в разных спектрах делали детальную запись происходящего принципиально невозможной. Я не недооценивал силу гения человеческой цивилизации, и не собирался давать ОМП даже призрачную возможность разобраться в, в общем-то, не уникальных манипуляциях, посредством которых я влиял на пространство.

Потому что даже в моих руках, в руках сверха, способного просчитать последствия своих действий в десятки тысяч раз точнее и быстрее, чем любой другой псион, заигрывания с пространством приводили порой к катастрофам. И если небольшой разлом при таких манипуляциях мог просто схлопнуться вместе со всей материей в радиусе километров так пяти, то «катастрофа»…

Тут даже не город будет жалко, а планету, для которой такие дела не пройдут бесследно. И раз уж я поначалу ошибался столь часто, что два с половиной года назад люди даже начали всерьёз считать, что «аннигиляция» разломов и прилегающей к ним территории – новая естественная аномалия, – тогда я действовал скрытно, – то об обычных людях в таком ключе можно и не говорить. Сколько разломов они угробят, и как скоро, добившись относительных успехов, перейдут к «рыбке побольше» со всеми из этого вытекающими?

Нет: пока я сам не продвинусь ещё дальше, чтобы, в случае чего, исправить их ошибки, ни о каком пространстве для человечества не идёт и речи.

А по разлому тем временем пробежала слабая, едва заметная визуально волна, которую, тем не менее, я ощутил вполне себе ясно. Пытаясь управлять пространством нельзя не ощущать это самое пространство, так что сейчас, после того, как я «отщипнул» у разлома небольшую его часть, сбросив излишки высвободившейся энергии в небо, по которому пронеслась дуга неясной природы, собравшей в себе сразу несколько естественных для природы явлений, перед моим взором предстала весьма цельная и настраивающая на положительный лад картина.

Ещё и Пси, сколько я ни прислушивался к охватывающему ближайшее пространство восприятию, больше прогнозируемой нормы не стало, в то время как сам разлом лишь немного потерял в своей стабильности, и ощутимо – в размерах.

Для чистоты эксперимента я ещё четырежды провёл отделение частей разлома от него самого, убедившись в том, что Пси если становится больше, то ненамного. Это был прогресс, но моя рациональная часть не спешила радоваться: уже было такое, что всю недостачу разлом компенсировал перед тем, как пропасть окончательно, и остановить процесс компенсации, сопровождающийся масштабнейшими разрушениями, было невозможно. Тот раз был одним из самых обидных щелчков по носу от не терпящих самоуверенных глупцов физических законов вселенной, и я больше не пытался так топорно проверять самые простые теории.

Теперь к каждому эксперименту я подходил с достаточной осторожностью, как было и сейчас. Но для того, чтобы это осознать и понять, необходимо чуть больше знать о моих успехах в работе с пространством.

К нынешнему моменту я освоил пространственные манипуляции на уровне, достаточном для того, чтобы схлопывать малые разломы в изначальном виде без исторжения Пси на Землю. Этот процесс был небыстрым и трудоёмким, так что я чисто физически не смог бы закрыть сколь-нибудь значимое количество таких разломов. И это при том, что на малые разломы приходилось не более сорока процентов всего Пси, попадающего на нашу планету.

Выводы напрашивались сами собой: нужно было и научиться избавляться от больших разломов, и подготовить псионов, которые могли бы заниматься всей мелочью, если, в перспективе, вообще не всеми разломами в принципе.

Но обучить хоть кого-то этому действу – задача в ближайшее время не только неподъёмная, но и опасная по причине неспособности адекватно проконтролировать деятельность обученных. Определённых успехов я планировал добиться на дистанции в десять-пятнадцать лет, путём опосредованного влияния на ОМП заставляя одарённых осваивать необходимые для этого основы, а учёных – двигать прогресс в направлении, которое позволит скомпенсировать неспособность одного псиона манипулировать всеми подразделами псионики в целом.

Что же до больших разломов, то ими я и занимался в последние полтора года, придя, наконец, к ряду имеющих право на жизнь теорий, которые было необходимо опробовать на практике.

Суть того, чем я сейчас занимался, заключалась в «ужатии» изначально огромного разлома до значительно меньших размеров без ощутимых потерь в стабильности самой аномалии, что само по себе было непросто, и требовало или колоссальных временных затрат для того, кто не способен так чутко ощущать пространство, или напряжения сил на небольшом отрезке времени – для меня.

Можно сказать, что я сейчас играл в дженгу – игру с состоящей из брусков башней, где игроки должны вышибать эти самые бруски, пока башня не рухнет. Обычно проигрывал тот, в чей «ход» происходило падение, но моя «игра» в этом значительно отличалась от оригинала. Я «играл» один, и моей задачей было не скинуть на кого-то всю ответственность, а изъять из «башни» максимум брусков так, чтобы она не рухнула.

Ну а после, грубо говоря, пересобрать эту кривую-косую башню в полноценную, цельную и компактную. Такую, чтобы её можно было разделить надвое, опереть получившиеся башенки друг на друга и схлопнуть их без последствий в виде перетекающей на Землю Пси.

Всё это в совокупности требовало комплексного подхода и особой точности, так что я не позволял себе слишком уж отвлекаться на внешние факторы. Просто разбирал разлом на составляющие, вредя атмосфере выбросами облекаемой в стихию энергии, и отгонял особо назойливые вертолёты и многочисленные дроны, операторы которых отчаянно пытались увидеть, что же такого происходит в эпицентре псионического шторма.

Процесс шёл, и в какой-то момент я действительно поверил в то, что обойдётся без сюрпризов. Немногочисленные мутанты, нестройные ручейки которых потекли из-за разлома спустя полчаса реального времени, существенно упрощали мне работу, так как именно перемещение материи в пространстве позволяло всецело проверить разлом на стабильность, а зрители наполняли инфополе планеты данными о том, как происходящее выглядит со стороны, и к чему приводят мои манипуляции там, куда я прямо сейчас не рисковал тянуться восприятием из-за необходимости поддерживать концентрацию на должном уровне.

Теоретические выкладки полностью совпадали с реальностью, пока не приблизился самый важный, ключевой момент всей операции: разделение и схлопывание.

Даже после всей подготовки разлом всё ещё был достаточно велик, чтобы никоим образом не вписаться в установленные мною же и для себя же рамки, в которых я мог гарантировать успех мероприятия по превращению разлома в ничто без последствий для окружающей среды. Но и сама ситуация с разломом-«катастрофой» была далека от нормальной, так что стандартные методы тут не годились по определению.

К сожалению, в случае с пространством простого масштабирования никогда не хватало, и практически на каждый случай, на каждый типоразмер разлома требовалось искать свой уникальный подход.

Здесь же он заключался в разделении разлома на две равных части, наложении их друг на друга, – так Пси какое-то время не попадёт на Землю, а застрянет непосредственно в разломах, – и последующем одновременном схлопывании. Промедление приведёт к коллапсу, так как разделённый на две части разлом уже будет дестабилизирован, и Пси не хлынет к нам только за счёт формирования замкнутой системы из двух разломов. У них всё же существовала некоторая внутренняя ёмкость, и времени у меня будет ровно до её заполнения-переполнения.

Выведя разум на пиковую скорость функционирования, я приступил к этому непростому во всех смыслах делу. Разделение и наложение прошли как по маслу: всё же процесс был отточен и понятен. Но на следующем этапе вылезли первые проблемы в виде «подтекающей» Пси, которой при этом было достаточно много. Уже тут стало ясно, что метод без последующей доработки использовать нельзя, но останавливаться не стал, стремясь довести дело до логического завершения.

Пространство корёжило и скручивало, свет пропадал в образующихся полостях и не возвращался обратно, а температура вокруг начала стремительно падать. Костюм с таким бы не справился, так что я заранее перекинул этот процесс на себя, и сейчас не отвлекался ни на что лишнее. Какой-то незадачливый мутант вылетел из дестабилизированных разломов в виде мелкодисперсной взвеси, а я почувствовал, насколько близок столь нежелательный сейчас коллапс.

В своём выживании я не сомневался: всё же стабилизация пространства вокруг себя является первым, что изучаешь, начиная с этим самым пространством работать, а все прочие угрозы я мог подавить за счёт своих сил. Но вот существование нескольких районов пригорода Нью-Дели, а то и всей столицы Индии уже находилось под вопросом.

Я действительно старался не доводить до крайности, но уверенности в успехе не было. Даже в относительном. Даже в наименее критичном варианте провала…

Но несмотря на сомнительные прогнозы, которые я давал сам себе, в один прекрасный, – в том числе и за счёт нахлынувшего на меня облегчения, – миг оба разлома, напоминающие в моменте две наложившиеся перпендикулярно друг другу восьмёрки, стянулись в одну точку и напоследок исторгли из себя безобидную, в общем-то, смесь газов. Просто объём и концентрация оных была такова, что не перенаправь я всё это вертикально вверх, и бомбы объёмного взрыва самоустранились бы от зависти, а мне приписали бы второй Судный День.

А так поток газов «всего лишь» пробил в атмосфере брешь, которой озоновые дыры могли лишь завидовать, и мне пришлось спешно срываться с места лишь для того, чтобы всё исправить. О наблюдателях и соответствии образу Лжебога я не беспокоился, так как в том хаосе, что творился вокруг схлопнувшегося разлома, увидеть что-то конкретное можно было лишь на расстоянии вытянутой руки.

О потерях и о разрушениях, которые можно было бы организовать сверх уже сделанного, я задумался… и решил, что в этот раз моё «благодушие» можно списать на успешное свёртывание разлома с выхлопом Пси в районе двенадцати с половиной процентов от расчётной нормы. Всё ещё много, но лучше, чем могло бы быть. Относительный успех, который следует закрепить, убедившись в том, что допущенная промашка – не следствие допущенной в процессе ошибки, а дефектность самой процедуры.

Пока же стоит позаботиться об не-озоновой дыре, и желательно так, чтобы моё вмешательство было недоказуемо.

Потому что Лжебог должен оставаться пугалом, ужасом и бичом человечества, а не его спасителем…

Глава 4. За великими делами…

Спустя некоторое время.

Относительный успех одинаково сильно мотивировал обе мои части: и отдельный поток «человеческого» сознания, сохраняющий в относительной целостности мою психику, и рациональный сверхразум, уже не одно субъективное столетие бьющийся над решением вопроса с Пси.

Схлопывание разлома такого класса с, приблизительно, восьмидесятипроцентной эффективностью, – в плане той Пси, что не была допущена на Землю, – само по себе являлось существенным прорывом, и теперь я, приобретя бесценный опыт точных манипуляций, мог приступить к разработке способа борьбы с разломами третьего, предшествующего «катастрофе» ранга.

Как я уже отмечал ранее, разлом каждого ранга требовал к себе своего собственного, чуть ли не уникального подхода.

Сперва я научился схлопывать «единички», так как мой объем сил позволял это делать в лобовую, без использования малозатратных, но сложных методов, отыскать которые у меня попросту не вышло. Следом за «единичками» пошли «двойки», но там меня ждали сплошные провалы. Сама структура разломов являлась слишком хрупкой для грубых манипуляций, и попытки отточить навык приводили к очень неприятным для окружающего мира последствиям, что заставило меня нацелиться выше – на разломы-тройки.

Логика была достаточно проста: чем крупнее разлом, тем больше его собственный запас прочности, и сам по себе он намного более стабилен. Соответственно, если на первый ранг мне хватало сил, но не навыка и способности ощутить, что же именно происходит с пространством в рамках относительно малых аномалий, а со вторым недостаёт вообще всего, но «видно» его структуры чуть лучше, то разумно будет попытаться изучить разломы на самых крупных примерах.

Аномалии третьего ранга были получше, и многое мне дали, но последний эксперимент привёл к катастрофе с выбросом Пси всемеро большего объёма, чем ожидалось. Я был достаточно близок к успеху, но для подтверждения выстроенных за счёт этой неудачи, – и не только этой, – теорий требовался разлом-«катастрофа».

И его я нашёл полтора часа тому назад, подтвердив перспективность выработанного алгоритма действий. Теперь, в теории, разломы третьего ранга не должны представлять проблем, но утверждать я пока не брался. Требовалась практика, но перед ней – отдых, если так можно назвать период расслабления тела и напряжения памяти, в которую мне предстояло утрамбовать последние собранные сведения, и в частности данные о вреде, который я своими действиями нанёс атмосфере.

Несмотря на то, что большую часть последствий удалось предотвратить «вручную», игнорировать потенциальные проблемы всё же не стоило. Потому я, едва добравшись до базы и переодевшись в домашнее, занялся неприятной, но необходимой рутиной.

– Кси, данные по следующим категориям… – Я перечислил не одно и не два десятка словосочетаний. – … выведи на основной экран моего рабочего места. Сортировка – по наиболее приоритетным. Особое внимание акцентируй на новостях и данных об атмосферных аномалиях в районе индийской плиты.

– Выполняю.

Вопреки тому, что можно было ожидать, мне хватало одного монитора, который мог отображать до двух тысяч кадров в секунду. И второй такой сказался бы на моей работе лишь в худшую сторону, так как перевод взгляда – это действие физического тела, а его я слишком сильно ускорять не умел. Продвинутый биокинез позволял многое, в том числе и снизить необходимое для сна время до пары часов в сутки, но разогнаться до соответствия разуму плоть не могла ни при каких условиях. Банальное ограничение незыблемых физических законов. Тут только если тело полностью перестраивать, но я не видел в этом большого смысла.

Одни сплошные риски…

А информация тем временем стекалась ко мне, органично дополняемая тем, что я параллельно собирал в инфополе планеты. И, к моему вящему сожалению, ни первый, ни второй источники не были достоверными, так как оба опирались на человеческое восприятие. Всех отличий – только то, что инфополе человечество пополняло неосознанно, а сети разного вида и форм вполне себе целенаправленно, для распространения информации и обмена ею.

Всё в любом случае проходило через призму человеческого восприятия, так что судить о чём-либо приходилось с изрядными мерами предосторожности.

Так, я обобщил всё увиденное и смог достоверно определить, что вреда на дистанции повреждения атмосферы не принесут: мои усилия по восстановлению бреши не пропали втуне. Да и сама по себе планета, если быть честным, не была чем-то, чему можно было так просто повредить. «Перед глазами», по другую сторону разломов, имелись прецеденты, где даже ядерная война не угробила атмосферу и жизнь как таковую.

А вот с последствиями прорыва мутантов всё было не так радужно, и смертей оказалось значительно больше, чем я мог счесть приемлемым. Значительные разрушения принесли с собой части пространственной аномалии – те самые оформленные в стихию энергии, которые должны были бесследно раствориться в небе. На тот момент я не обращал на них большого внимания и, в целом, ничего не смог бы изменить, так как последствия и без того обрушились на относительно безлюдные районы. Пострадала, в основном, природа и вынесенная подальше от города промышленность.

Тем не менее, количественно эти смерти не вписались в рамки погрешности, и я добавил к списку приоритетных задач необходимость что-то сделать с частями пространственных аномалий. Полное их подавление затребовало бы слишком много сил, но всякий разрушительный эффект можно было рассеять по бОльшей площади, добившись тем самым желаемого результата. Оставалось лишь построить приемлемую теоретическую модель процесса, и проверить её на практике.

В остальном же, ОМП прямо сейчас справлялись даже чуть лучше ожидаемого, подавляя разбегающихся и разлетающихся мутантов. Из инфополя я узнал так же о том, что на место подтянулись научные группы всех заинтересованных сторон, но их энтузиазм уже понемногу пропитывался разочарованием. Многого они собрать, ожидаемо, – я же предпринял все необходимые меры предосторожности, как-никак, – не смогли, и сейчас были вынуждены ограничиться лишь изучением последствий произошедшего.

Никаких невероятных открытий их там не ждало, но вот построить кое-какие теории они, конечно же, могли.

Пространство – это субстанция, заигрывания с которой не проходят бесследно для материального мира. Обязательно остаются какие-то следы, и там я их оставил порядком, избавившись лишь от лишнего газа и пробоя в атмосфере. В общем и целом, научным группам ОМП хватит сведений для того, чтобы, как минимум, подкинуть дровишек в локомотив исследований одного конкретного направления связанной с псионикой науки.

А уже после, в зависимости от их успехов, я могу и организовать нечто подобное, – в плане схлопывания разлома, а не национального бедствия, – в меньших масштабах, чтобы подкинуть человечеству очередную порцию пищи для размышлений.

Потому что всё на себе вытянуть едва ли возможно.

Я уже потратил поистине колоссальные усилия и три года объективного времени лишь для того, чтобы добиться самого минимума, ничего, в общем-то, не изменяющего, хоть и открывающего определённого рода перспективы. Пространство понемногу покорялось мне, но до той же способности «телепортироваться» мне не то, чтобы далеко, нет. Эта «способность» пока даже на горизонте не маячит, так как я просто не представляю себе сам механизм сего действа. Разломы сами по себе были

Прежняя уверенность, которую мне подарили первые объективные недели в новой форме бытия сверхпсиона, испарилась под гнётом тяжёлой работы и порой бессмысленного, заводящего мои исследования в тупик труда.

А борьба не с причиной, но со следствием – с Пси?

ОМП добились на этом поприще значительно больших успехов, чем я. Во многом за счёт того, что я банально не распылялся, но даже так масштабы проведённых исследований, как и результат, к которому они привели, поражал воображение.

Уже сейчас человечество смело экспериментировало в попытках создать идеальный улавливатель Пси, выстраивая реалистичную систему и пытаясь описать то нечто, которым эта неуловимая энергия являлась на самом деле. Опиралось человечество на одно-единственное предположение: если что-то может воздействовать на материю, то и материя может воздействовать на это что-то.

Я и сам немало почерпнул в этих их исследованиях, но к конкретным выводам так и не пришёл: требовались продолжительные в объективном времени эксперименты, а времени этого просто не было.

Сверхпсион – да. Лжебог – тоже да. Но я не всесильное существо. Мне не под силу разорваться на части и послужить в каждой бочке затычкой. Я не могу в одиночку гарантированно спасти человечество. Даже истребление псионов планеты, – и самих людей как мыслящего вида, – скорее всего, ничем не поможет, так как Пси уже здесь, а, следовательно, связь с бесчисленными альтернативными копиями Земли в мультиверсуме, или как эту пакость ещё назвать, разорвать не удастся.

Воздействовать на инфополе? Тоже мимо, по тем же самым причинам. Да и механизм воздействия неясен даже мне, с моими-то ментальными способностями.

Остаются лишь разломы и совсем немного времени до точки невозврата, так что я и правда не имею права лишний раз предаваться безделью. По крайней мере до тех пор, пока у меня не получится разделиться на тысячу способных схлопывать любые разломы Артуров, чтобы полностью перекрыть ток Пси на планету.

– Кси, собери и проанализируй данные о появлении разломов второго и третьего класса. Отметь все точки на картах, и составь сравнительно точный прогноз касательно появления следующего разлома. – Никакой точности, но с высокой вероятностью определить регион появления следующей партии разломов таким образом было можно, ибо статистика в этом отношении была на удивление стабильной. – Временные рамки – шесть часов.

А вот торопиться не стоит, так как откладывать прочие дела – затея крайне сомнительная. Можно упустить что-то важное при том, что именно всеобъемлющий контроль над ситуацией делает возможным успех того сомнительного предприятия, которым я был занят три года как.

– Исполняю.

Моргнув и убедившись в том, что машина поняла мою команду правильно, я погрузился в изучение отчётов…

***

Спустя несколько часов.

– Мы примем их, обеспечим протекцией, подготовим всё необходимое и приставим к делу, Владимир, но в следующий раз, случись похожая оказия, тебе стоит сразу обратиться напрямую ко мне. – Пухлая стопка документации взметнулась в руках тайного советника, и легла на вершину башни из таких же серовато-жёлтых папок. – В целом же, работа проведена отличная. Поиск, вербовка, использованные рычаги… С этой точки зрения ты всё организовал безукоризненно. Но не расслабляйся. Успех не должен застлать тебе взор в такие неспокойные времена…

Юноша или, вернее сказать, молодой мужчина, коротко кивнул:

– Я понимаю всю значимость нашей работы, и не собираюсь ни подставляться лично, ни подставлять страну. Тем не менее, мы просто обязаны нарастить активность и докопаться до сути того, что Лжебог сделал с разломом. – Владимир Романов, цесаревич и, в данный момент, первый помощник тайного советника Лагова, отвечающего за «теневую» часть внешнеполитических операций, водрузил локти на стол, а руки сцепил в замок, слегка оперевшись на получившуюся конструкцию подбородком. – Я считаю необходимым не просто позволить перебежчикам работать над «проектом», но и расширить это направление. Дополнительные кадры, финансирование… и некоторые полномочия в отношении разломов, образующихся в относительном удалении от цивилизации.

– Уже действующие научные группы не будут рады тому, что мы лишим их допуска к некоторой части пространственных аномалий просто для того, чтобы обеспечить «материалом» чужаков. – Покачал головой Лагов. – И устраивать всё тебе придётся лично, тет-а-тет с Сениным, так как у меня и вообще всей нашей структуры в «научке» достаточного влияния нет. И, знаешь, если справишься без использования влияния твоего царственного отца, то я даже дам добро на создание твоих групп из перебежчиков. Но – под твоей личной ответственностью и в рамках нашей структуры.

– Эффективность, при таком подходе… – Цесаревич нахмурился. – … будет весьма невысока.

– Отдашь перебежчиков под руку Сенину – и он просто не даст их деятельности ходу. Его убеждения в отношении предателей всех мастей тебе должны быть известны. – Тайный советник усмехнулся, выудив из приоткрывшегося ящика стола папиросу. Запалил он её по-старинке, зажигалкой. – Он даже их идеи и выкладки воспримет в штыки, так что развитие они явно получат нескоро. У его команды свой подход к изучению разломов, а менять его просто потому, что так решили сделать наши «коллеги» ему не позволит гордыня.

– Это попахивает смешиванием работы и личного, но я, пожалуй, понимаю. – Цесаревич угрюмо кивнул. Сенин, этот гений от мира науки, контролировавший основную массу исследований разломов, пространства и псионики, вполне мог пойти на принцип и отказаться давать возможность полноценно работать неблагонадёжным, как он наверняка скажет, элементам. – И всё же, самолично я вряд ли смогу в разумные сроки организовать что-то жизнеспособное.

И приструнить Сенина возможности не было. Вернее, формально не то, что Император, но и цесаревич мог поставить под сомнение вопрос пребывания чрезмерно амбициозного мужчины и псиона на его посту в тайном совете, да только никакая новая научная группа не окупит потери такого управленца и исследователя. Даже снижение эффективности его работы на десяток процентов приведёт к сплошным потерям, и Император, попытайся Владимир провернуть нечто такое, первым же и одёрнет отпрыска.

Уже было доказано, что без Сенина прогресс двигается намного медленнее, чем с ним, – очень уж конфликтным был этот человек, так что прецеденты были, – а в науке, как и в любом комплексном и сложном творческом деле, из-под палки работать не заставишь.

Просто не будет результата.

– У тебя имеются подходящие кадры, да и я кое-кого могу подкинуть: есть и у нас подходящие кандидаты из, кхе-кхе, «некондиции». Договоришься с Сениным на предмет оборудования и доступа к данным для курируемой тобой ЛИЧНО… – Это слово советник выделил особо. – … группы, и я дам добро, людей и финансирование на всё остальное.

– Интересный способ отвадить меня от внешнеполитических игрищ, Сергей. – Владимир вроде бы по-доброму улыбнулся, но вот его взгляд… – Я так сильно мешаю вам работать? Мне казалось, что провалов за мной не числится, разве нет?

В ответ мужчина благодушно, точно подвыпивший родственник на семейном празднике, рассмеялся. И заговорил, тихо и совсем по-доброму, в совершенно несвойственном этому человеку стиле.

– Рановато ты начал видеть во всём попытку тебя подсидеть или отвадить подальше от реальных дел, Владимир. Всё гораздо проще: ты, в отличие от меня, можешь найти ключик к Сенину. Смежная область «по работе» – прекрасный повод для сближения, а уж на нашу чашу весов мы как-нибудь найдём, что можно подкинуть. Чтобы ты выступал не просителем, но тем, кто предлагает сделку к обоюдной выгоде. – Сергей Лагов затянулся папиросой, в следующую секунду выпустив к потолку клубящийся сизый дым. – Тебе просто придётся немного поднапрячься, чтобы преодолеть «бутылочное горлышко» без потерь. Научная группа, которую ты можешь создать, после завершения всех приготовлений не будет требовать от тебя многого: лишь периодической проверки результатов их работы. С остальным вполне справятся и доверенные люди, которые у тебя, я точно знаю, есть.

– Контакт с Сениным так для нас важен?

– Очень. – Мужчина кивнул. – Нам нужно знать, что и как происходит внутри структуры. Не через призму отчётов контрразведки, как можно понять. Вот только учёные – это такая каста, к которой у меня и моих людей нет ни повода, ни возможности «подъехать». Особенно сейчас, когда их деятельность, так скажем, находится в серой зоне, и порой лучшие умы не кажут носа с объектов месяцами напролёт.

– Есть причины не доверять Лебедеву и Ревунову? – Двое бессменных лидеров «контров» уже больше тридцати лет служили Императорской семье, и поводов сомневаться в их верности у цесаревича не было.

Поэтому то, что сейчас неожиданно выдал Лагов, пахло ну очень дурно.

– Скажем так: у меня есть подозрения касательно того, что кто-то умудрился наладить канал сбыта секретной информации в обход наших доблестных контрразведчиков. – Цесаревич чуть вздёрнул бровь. – Данные сливаются выборочно и малыми партиями. Всплывают в сети то тут, то там; так, что их кто-то, да замечает, и уже через этого кого-то секретные сведения оседают в НИИ «коллег», с которыми мы по понятным причинам всем не делимся.

– Они сами-то знают об этом «канале»?

– Я не сообщал, и надеюсь, что ты тоже не станешь об этом распространяться. Слишком разношёрстные сведения всплывают не там, где надо – такое маленький человек физически не устроит. Так что «протечка» в верхах, а там не заметить начало расследования сложно.

– И ты решил вот так плавно ввести в курс дела правящую семью в моём лице, тем самым прикрывшись от, в перспективе, гнева отца? А заодно и заручиться моей поддержкой? – Владимир Романов уже давно привык к тому, что начальник крайне необычной структуры, занимающейся теми делами, которые ни под каким предлогом не должны однажды всплыть и быть связанными с Российской Империей, общается с ним безо всякого пиетета. Он и сам отвечал тем же, из всех тайных советников будучи на «ты» только и исключительно с Лаговым. – Вероятность того, что я смогу договориться с Сениным так, чтобы в какой-то мере сблизиться с ним крайне низка. Если только в качестве предмета торга не приготовлено нечто особенное…

Лагов улыбнулся одними кончиками губ:

– У Сенина есть одна страсть, Владимир. Ты слышал что-то о его неудачной попытке сосвататься к Алексеевым двенадцать лет назад?..

Глава 5. У Трона.

Владимир Романов вышел из кабинета своего нынешнего наставника и учителя, аккуратно прикрыл дверь… и ненадолго замер, вслушиваясь в неожиданно резко наступившую тишину. Лишь спустя пару секунд он направился к площадке с лифтами, огладив проступившую к вечеру мягкую щетину. Взгляд молодого мужчины смотрел вовне материального мира, походка была расслабленной и не соответствующей его положению, а кончики пальцев левой руки нет-нет, да подрагивали, будто бы пытаясь ухватиться за что-то, мелькающее так близко и так далеко.

Прошедшая беседа ввела цесаревича в весьма странное, подвешенное состояние. Мысли скакали галопом, получающаяся картина даже не пыталась сложиться во что-то удобоваримое, мелькающее на периферии сознания понимание ускользало раз за разом, а вроде бы выверенная система приоритетов выдавала сбой за сбоем.

Владимиру, бесспорно, не впервой было сталкиваться с непростыми обстоятельствами, но обычно на него не вываливали столько всего в виде ничуть не отфильтрованной информации. Факты и очень, даже слишком много сопутствующих деталей не позволяли сходу сориентироваться и найти решение, которое и принять-то стоило ещё вчера. Ещё и Лагов, несмотря на всю серьёзность ситуации, демонстративно умыл руки, что было само по себе странно.

И из-за совокупности всех этих факторов цесаревич не мог однозначно решить, как ему стоит поступить.

С одной стороны, обрисованная Сергеем Лаговым ситуация весьма недвусмысленно указывала на наличие предателя среди тайных советников или их ближайшего окружения. В частности, наиболее вероятными кандидатами были первые помощники Сенина, вторые-третьи-четвёртые сыновья и дочери именитых родов Российской Империи, которых так просто встряхнуть было нельзя. Одного-двух – возможно, но явно не всех сразу, и точно не тайно, с использованием псионов-телепатов.

Насколько помнилось Владимиру, там почти все – пусть слабенькие, но менталы, и попытку чтения заметят сразу, получив в свои руки повод закономерно возмутиться. А это, в свою очередь, очень нежелательно в условиях политического шторма, что вызревал уже третий год, когда «пыхнуть» по-Алексеевски могло вообще везде.

И если тогда Трону удалось превентивно ударить по предателям, то теперь так сделать едва ли получится.

Следовательно, ему, Владимиру, наследнику Трона, действительно имело некий смысл поучаствовать в авантюре лично, внедриться в окружение Сенина, предложив ему столь лелеемую возможность официально «примерить» древнюю фамилию на правах главы оной.

И то, что сама фамилия, по сути, ничем ныне не владеет, и обладает не лучшей репутацией – так время и гений учёного-псиона всё со временем исправят. Не раз и не два рода рушились, обзаводились клеймом предателей и практически исчезали, чтобы спустя пару поколений вновь расправить крылья, восстановив, а то и превзойдя величие предков.

Но с другой стороны…

Больших усилий Трону стоило затереть конкретные детали о жизни Артура Геслера с момента обретения им способностей, сделав правду не столь явной, и уж точно не дающейся в руки каждому, кто решит копнуть в этом направлении. И тайные советники были в курсе этой ситуации. Лагов не мог не знать о том, что Геслер взаимодействовал с последней носительницей фамилии Алексеевых, которая сейчас плотно прописалась в окружении его, Владимира, сестрицы. Даже, в каком-то смысле, просил за неё, небезосновательно опасаясь проблем для девушки в случае своего отдаления или исчезновения. Его действия пусть облегчили участь изгоя в моменте, но на дистанции могли обернуться для девушки катастрофой, стоило только Геслеру перестать её защищать.

Так и вышло, но Алексеева успела спрятаться за «широкой спиной» Лины, плюс уже сами спецслужбы сделали всё для того, чтобы у новоявленного Лжебога, способного стирать с лица земли целые страны, – а это следовало хотя бы из того, что он смог провернуть в первые трое суток с момента своего «становления», – не возникло обид к аристократии Империи.

Вот и образуется сразу два подводных камня, которые цесаревичу виделись явно не под тем углом, под которым их хотел бы подать Лагов.

Этот стальной человек был хорошим, прямо-таки отличным учителем, и все необходимые навыки, умения и знания вбивал невероятно эффективно. Думал ли он, что Владимиру хватит духу однажды обратить всё полученное против самого наставника, нередко упоминающего, что нездоровая паранойя сохраняет жизнь всяко лучше здоровой? Скорее всего – да, думал. Не мог не думать, как не мог и не желать этого… если бы хотел наследнику только лучшего, конечно.

В чём сам Владимир усомнился, просто на секунду представив, как Геслер, узнав о, так скажем, использовании Ксении Алексеевой в качестве товара для торга, мог просто походя убить инициатора сего мероприятия. Его, Владимира, ведь это он, по задумке Лагова, должен был обо всём договориться, организовать и провести сделку…

Юноша уже спустился на лифте и оказался у выхода из здания, когда в его голове начали, наконец, всплывать дельные мысли, а не одни лишь опасения и «красные флаги».

Во-первых, использовать именно Алексееву было, конечно, удобнее всего, но с такими последствиями – спасибо, найдётся вариант получше. Есть и другие именитые фамилии, в которых могут счесть приемлемым отдать одну из дочерей за пусть безродного, но более чем достойного псиона-ментала и учёного – светило имперской науки. Придётся побегать и, если говорить совсем уж честно, задействовать влияние Трона, но не делать этого цесаревич причины не видел. Не считать же за таковую слова Лагова? Он за время растянувшейся на три часа беседы успел объяснить всё, и многое – в деталях, но вот это «ограничение» ничем не обосновал. Даже не заикнулся о нём, если говорить на чистоту.

Слишком уж смахивало на простейшую манипуляцию, распознавать которые Владимир Романов учился в первую очередь. И делал в этом успехи, так что единственное, на что мог расчитывать гипотетический Лагов-«предатель» – это на сниженную критичность мышления в отношении его слов.

Способ простой, но эффективный, хоть и требующий использования кого-то, кому «цель» доверяет. В стройном потоке истины, в которой невозможно усомниться, скрывается щепотка лжи, на которой никто не акцентирует внимание. И разум жертвы под большим потоком информации «пропускает» то, что в иной ситуации не прошло бы проверку.

Тут всё было как по учебнику: поток информации, истина, подтверждённая фактами, и всего одна фраза, которая могла привести к смерти цесаревича.

Очередной урок? Проверка? Или, всё же, удар в спину от одного из самых преданных тайных советников? В столь смутные времена обезглавить будущую империю, лишив её первого наследника – это если не фактически спровоцировать начало гражданской войны, то как минимум породить раскол, который сам собой уже не пропадёт. Владимир не рассматривал свою жизнь как некую абсолютную ценность, но вот значимость своего государства ему была привита с пелёнок. Он рос как лидер и тот, кто однажды начнёт отвечать за миллионы доверившихся ему подданных.

Ответственность была им впитана с молоком матери, а нужные приоритеты привили многочисленные учителя… и отец, который своим примером демонстрировал, как это – править, делая сначала для страны, после – для рода, и лишь в последнюю очередь для себя самого.

Хлопнув дверью личного автомобиля, цесаревич поудобнее устроился на диванчике в салоне и, изымая из специального отделения бутылочку холодной минеральной воды, поймал отражённый в зеркале заднего вида взгляд водителя:

– В мою резиденцию.

Машина тронулась с места, а Владимир, утолив жажду, – а пить он хотел неимоверно, ибо странный разговор и паранойя не позволили ему сделать в кабинете Лагова ни глотка, пожалуй, впервые за все года их знакомства, – продолжил перебирать варианты.

Самое простое – выложить всё отцу, включая и свои подозрения. За счёт опыта, ресурсов и прямого доступа к нужным людям он сможет всё проверить куда эффективнее самого Владимира, которому в любом случае придётся изворачиваться и искать варианты. Но каков шанс на то, что такое решение не будет сочтено им за проявление цесаревичем вопиющей несамостоятельности и слабости? Ситуация выглядит критической лишь в худшем из вариантов, а в лучшем же это может оказаться той самой проверкой на самостоятельность, которую Владимир, очевидно, провалит, выложив всё перед отцом…

Наследник Трона повернул голову, устремив взгляд на проносящиеся, – не так уж и быстро, впрочем, – мимо дома, другие автомобили и людей. Ему под силу было найти способ вычислить предателя, окольными путями сливающего ценные научные данные на сторону. И сделать это так, чтобы никакого потенциального конфликта с Геслером просто не произойдёт. Напрямую Лагов не мог устранить цесаревича, даже если очень этого хотел, так что ответный ход с его стороны, если он вообще будет сделан, окажется в плоскости интриг и хитрости.

Как раз там, где Владимир, сам того не особо желая, делал неплохие успехи…

«Рано или поздно, но я должен начинать решать серьёзные проблемы, а не только лишь учиться и наблюдать за тем, как это делают «взрослые». Да и учитель наверняка подстраховался на случай моей попытки столь топорно решить вопрос. Верно. Нужно принять правила игры, но не совсем так, как «злому» Лагову гипотетически того могло бы хотеться…».

Разбив задачу на составляющие, Владимир первым делом прикинул, что можно сделать со «взяткой» для Сенина. Привлекать ресурсы Трона сразу, конечно, не стоит, ибо об этом сразу же узнает Лагов. А вот попробовать сделать всё так, как он хочет, но по-другому?..

Цесаревич довольно улыбнулся, решив, что для начала стоит, пожалуй, обговорить этот момент с самой Алексеевой. Чисто теоретически, эту девицу вполне мог заинтересовать фиктивный брак с перспективой восстановления доброго имени Алексеевых. Она ведь не дура, и наверняка понимает, что ей самой фамилию никак не восстановить. Не хватит ни связей, ни ресурсов, ни способностей. Как псион Ксения вроде бы и не плоха, но звёзд с неба явно не хватает. Лина, при всей любви Владимира к сестрёнке, не сможет обеспечить достаточный уровень протекции для подруги. Та точно сможет нормально, и даже с некоторым комфортом жить, как противоречивая «фрейлина» и диковинная, взятая из жалости игрушка цесаревны, но едва ли Ксения хочет себе такой судьбы. Она и так выжимает из себя все соки, пытаясь взять от ситуации максимум, но талант – это штука, которую порой не заменить упорством…

Постепенно в голове Владимира формировался достаточно подробный план, реализация которого позволит изящно выйти из положения и выиграть со всех сторон сразу. Идеально!

В руке цесаревича оказался смартфон: ему требовалось сделать парочку звонков для того, чтобы подготовить почву. И, конечно же, следовало как можно раньше встретиться с самой Ксенией, сымитировав при этом сомнения и беспокойство для сторонних наблюдателей там, где Лагов мог обзавестись оными.

Кажется, следующим днём Лина со своей подругой собирались посетить прибывшую с гастролями зарубежную оперу.

Так почему бы не составить им там компанию?..

***

Власть развращает. А абсолютная власть – развращает абсолютно, как сказал один неглупый политик из англичан пару веков тому назад. По этой причине столь популярен регулярно поминаемый девиз всякого разумного, метящего на долгосрочное правление властителя – разделяй и властвуй. Эти два слова весьма изящно описывают систему сдержек и противовесов, без которого любого короля или императора ждёт неминуемое свержение. Описывают так, что поймёт и идиот.

А вот воспользуется ли – этого уже гарантировать было нельзя. Слишком уж часто во главе целых государств вставали люди, для которых долгосрочное планирование и точный расчёт были чем-то из разряда сказок…

Алексей Второй, Император Российской Империи, понимал это как никто другой, ибо ему уже давно пришлось воочию наблюдать, как в превосходных, даже идеальных условиях носители крови Романовых вырастали совсем не теми, кого ему хотелось бы видеть.

Слабость и неуверенность, глупость и недальновидность, потакание своим желаниям – скольких своих родичей он вынужден был сослать подальше, лишь бы те не позорили их фамилию своими попытками добиться прямо противоположного? А сколькие согласно его Воле превратились в политических импотентов, ни на что не влияющих?

И всё же, иногда Романовы демонстрировали достаточные таланты, чтобы их можно было возвысить. Возвысить – и использовать, руководствуясь всё тем же, выше упомянутым, принципом. Разделяй и властвуй. Для этого ведь не обязательно было буквально делить аристократию на части, разрушая союзы и навязывая осколкам свою волю. Хозяин Трона давно, с самого воцарения придерживался иной стратегии: он использовал талантливых родственников, концентрируя вокруг них политические группировки, придерживающиеся разных взглядов. Создавал своих друзей и недругов сам, заботливо направляя их туда, куда было нужно не ему, нет, но Империи.

И даже его собственные дети не были исключением из этого правила.

У Алексея Второго было немало детей, если считать и бастардов, носителей достаточно перспективной крови. Одиннадцать сыновей. Пятеро дочерей.

И из всех лишь трое демонстрировали достойные, по мнению Императора, результаты.

Нельзя сказать, что Алексей Второй не любил своих отпрысков, о нет. Любил, как может любить отец. Но чувства превыше долга он не ставил, и никаких поблажек отпрыскам, конечно же, не делал. Мог, хотел, но не делал. Потому что величие и стабильность Империи, которую столь тщательно возводили предки, нельзя было порушить из-за сентиментальности и слепой веры в скрытые таланты детей.

Был ли Император справедлив? Бесспорно. Но был ли объективен? Могущественный телепат и полноправный властелин своего разума, он изначально смотрел на потенциальных наследников и советников, сравнивая их с собой. И главным слабым местом такого подхода был, конечно же, телепатический дар. Дар ментала, сила, воплощающая в себе непоколебимость Воли и Намерения. То, за счёт чего Алексей Второй когда-то обставил всех конкурентов на Трон, а ныне правил, выстраивая схемы, никому другому не подвластные.

Владимир, его главная нынешняя надежда на светлое будущее Российской Империи, дар к телепатии не унаследовал, а Лина, весьма перспективная девочка с сильным даром к этой области псионики, отставала по целому комплексу других, не менее важных «параметров». Из неё не вышел бы правитель. Управленец – да, советник – тоже да, но ответственность за свои решения она принимать не хотела, как бы её ни склоняли к иному.

Как итог, на Трон, вероятнее всего, сядет сильный, талантливый, но чисто физически не превосходящий любого другого одарённого Император. Он будет куда более способным к эмпатии, нежели сам Алексей Второй, ибо работа с разумом постепенно приглушает эту особенность, по словам многих определяющую человечность, но хватит ли этого, чтобы совладать с кризисом, начавшимся три года назад?

Нет, Алексей Второй не планировал умирать ещё много лет, но и сказать, что проблема таких масштабов разрешится за разумный срок тоже не мог. Он делал всё от него зависящее для того, чтобы добиться результата, но перспективы радовать не спешили. Поток Пси, рвущейся на планету, возрастал, а пагубное воздействие этой отравы уже удалось зафиксировать в доступных на Земле условиях. Прогресс в отношении работы с разломами был, и был немалый, но практической пользы пока не приносил. Три года целенаправленной работы над вопросом всего мира, а ответов больше не становилось.

Даже наоборот: каждое открытие тянуло за собой новую кипу вопросов…

В то же самое время Геслер только намедни смог схлопнуть разлом-«катастрофу», и это при всех его реальных возможностях, которые Император не мог даже себе вообразить. Что примечательно, он так же озаботился и тем, чтобы прибывшие на место работники ОМП не смогли «пойти по его следам» и понять, что же именно там произошло. Раньше такого не случалось, и исследования разломов во многом зиждились именно на деятельности Лжебога, что бы об этом ни мнили светила науки.

Понять процесс куда проще, если есть, что и с чем сравнить. Уж это-то понимал всякий разумный человек. И будь Геслер чуть менее жестоким в отношении людей, то его, возможно, уже попытались бы обелить. Вот только высказанный три года назад план в этом отношении не изменился: миру и правда нужна была не отдалённая, а имеющая место здесь и сейчас общая угроза.

И Лжебог являлся таковой, что всецело понимали считанные единицы людей во всём мире.

Тяжко вздохнув, Император мазнул взглядом по пиктограммам свежих, только прибывших отчётов, с которыми ему было необходимо ознакомиться.

«Покой мне только снится» – максимально цензурная и безобидная вариация мыслей, которые пронеслись в голове могущественнейшего телепата, прежде чем рука легла на манипулятор. Работы меньше не становилось, а надежды Императора на раскрытие Владимира как полностью самостоятельной личности были весьма зыбкими.

И всё же, он искренне надеялся на то, что возмужавший юноша примет верное решение. А он, телепат, ото взгляда которого невозможно ничего скрыть, подстрахует сына и обеспечит тому достойную будущего Императора площадку для раскрытия спящих талантов.

Алексей Второй намеревался выжать из единственного варианта максимум, и не собирался останавливаться ни перед чем на этом неоднозначном пути.

Глава 6. Подлинная Аномалия.

Как можно одному, пусть и обладающему подавляющей силой сверхсуществу добиться подобающего уровня контроля над происходящим на целой планете?

Нужна информация, и при том – максимально полная.

В моём случае методы её добычи разделялись ровно на три категории: ноосфера, шпионаж и собственные наблюдения. В случае с ноосферой всё было не так однозначно, и относилось, по большей части, к фиксации тех или иных событий, «отразившихся» в мыслях достаточно большого числа людей в одном месте или в одно время. Подсмотреть что-то, о чём знают считанные единицы людей на большом расстоянии было крайне сложно, и требовало, буквально, «смотреть» в то место, воспринимая информацию из ноосферы.

Из этого недостатка проистекал второй пункт: шпионаж.

Любое общество так или иначе, но зиждилось на достаточно строгой иерархии, подразумевающий определённый контроль со стороны тех, кто находился на вершине этой пирамиды. И в силу того, что нынешнее человечество не могло обеспечить все «верха» сплошь одними только псионами, которые хоть и были по «чистым» ТТХ лучше обычных людей, но умениями и опытом зачастую им проигрывали, у меня имелась чудесная возможность незаметно читать память высокопоставленных неодарённых.

Последствия, как правило, были никакими, но в особо сложных случаях какой-нибудь премьер-министр или глава НИИ, обладающие крепкой волей и дисциплинированным разумом, мог обзавестись головной болью до конца дня. Обильная практика и способность действовать с огромной, на фоне прочих псионов-телепатов, форой по времени, позволяли и не такое, так что за день я мог поверхностно обработать до пары сотен интересующих меня человек. И этого хватало, так как «осмотры» проводились регулярно, и в глубину памяти лезть не приходилось.

Что же до собственных наблюдений, то они сводились к обобщению известной информации, её проверке, порой, лично, и построении прогнозов. Кто, что, как, куда, когда – я не один десяток раз предвосхищал появление новых террористических организаций, переворотов, экологических катастроф… даже довелось дважды опосредованно поспособствовать стабилизации политической ситуации в странах третьего мира, где шла затянувшаяся борьба ещё до того, как я родился.

Всё это в совокупности и позволяло мне в каком-то смысле контролировать развитие и «самочувствие» человечества, распределившегося по столь маленькому и одновременно огромному шарику – Земле. Очень недоставало способности моментально переноситься из точки в точку, но, как уже известно, пространство оказалось слишком капризным, чтобы так легко поставить его себе на службу.

Вот и сейчас вместо того, чтобы заниматься экспериментами, я заканчивал свой «круг почёта» на востоке Европы. Проверка основной части правительства одной небольшой страны подошла к концу, и меня ждал пусть короткий, но всё же необходимый отдых.

Обратно я летел неспешно, прислушиваясь к ноосфере и фиксируя в голове местоположение разломов, о которых особенно активно мыслили люди. В дальнейшем получившаяся «карта» должна была наложиться на собранный за счёт всемирной паутины и ряда шпионских закладок «технологический аналог» от Кси, с последующим анализом. Отсутствующие там и присутствующие тут разломы на самом деле могли сказать о многом, и в частности дополнить имеющиеся модели системы образования разломов.

А участие Кси тут было необходимо просто потому, что я, например, не мог позволить себе полностью осмыслить все части ноосферы, «описывающей» сотни разломов по всей планете. Это колоссальный пласт информации при том, что ресурсы моего разума и так распределены «в притык».

Воспринять факт появления разлома я мог себе позволить, определить ранг – тоже, но не более того.

Всё «свободное» время уделялось самосовершенствованию. По большей части теоретическому, но по достижении каких-то результатов я просто организовывал череду экспериментов, воплощая задуманное на практике, подтверждая или опровергая сделанные ранее выводы. Анализировал результаты – и вновь углублялся в теорию. Простой, но эффективный принцип. Местами рутинный и скучный, но и наука как таковая не состояла из одних только интересных открытий…

«Вспышка» в ноосфере ударила по разуму, настроенному на восприятие тонких и далёких течений информации, словно кувалда по голове, затянутой в пластиковую каску. И первой волной пришли чужие эмоции: удивление, испуг, ужас и страх, перемешивающиеся в чудовищный коктейль и протекающие сквозь меня, оставляющие в сознании свой мерзотный след. Почти инстинктивно я открылся им и сразу же, едва осознав проблему, закрылся, но на восстановление всё равно ушло несколько объективных секунд, на протяжении которых я был далеко не в той форме, в которой хотелось бы находиться даже во сне.

Даже с траектории пути сбился, перестав контролировать направление.

В этом было мало приятного настолько, что из чужого страха я смог изъять искры гнева, раздуть из них пожарище и вытравить всё лишнее из пострадавшего разума.

А после, когда моё состояние, наконец, стабилизировалось, из ноосферы уже безо всякого труда можно было считать воспринятый десятками тысяч человек образ: вспышка яркого света в форме колоссальных размеров восьмёрки, и поток земли с камнями вперемешку, хлынувший из необычным способом образовавшегося разлома.

И происходило всё это точнёхонько там, где я схлопнул разлом-«катастрофу». Совпадение? Не думаю. Скорее всего, избранный мной метод оказался с непредсказанным дефектом, который проявился некоторое время спустя. Правда, раньше пространство реагировало на мои действия здесь и сейчас вне зависимости от того, что я делал, но, видимо, в этот раз из области моего внимания ускользнуло нечто намного более важное. И я не понимал, что.

Всё равно, как если бы у химика создаваемая им таблетка от рака в один прекрасный момент отрастила ножки и убежала, а он ни сразу, ни после не смог бы понять, ПОЧЕМУ…

Выйдя из атмосферы, я на полном ходу преодолел расстояние до Индии за считанные минуты, появившись, впрочем, безо всяких спецэффектов и так, чтобы меня невозможно было заметить. Было непросто, так как подобных масштабов инцидент уже стянул к себе многочисленные вертолёты и наблюдателей с земли, а о спутниках можно было и не говорить: в последние годы они, казалось, размножались делением, так как все мировые гегемоны сочли необходимым обеспечить предельно возможный уровень контроля над всей поверхностью планеты.

Найдя подходящее во всех смыслах место в относительной близости над эпицентром повторной катастрофы, я охватил восприятием всё окружающее пространство, принявшись за изучение случившегося.

То, что я принял за поток почвы и камней, на деле оказалось невероятным объёмом перемолотой на части скалистой породы, которой хватило, чтобы погрести под тысячами и тысячами тонн обломков всё, что не успели порушить мутанты и бомбардировки. Картина вырисовывалась около-невозможная и уж точно не естественная: обычно пропускная способность разломов довольно ограничена, и одна только транспортировка ныне мной наблюдаемой материи даже у разлома-«катастрофы» заняла бы не один час.

Здесь же – считанные минуты, что и определило судьбу всех людей, работавших поблизости.

Первая и вторая линии установленного ОМП периметра исчезли, а все находившиеся там люди, кроме редких, успевших покинуть опасную зону псионов и подхваченных ими людей, погибли. Несколько научных групп со всем оборудованием постигла та же участь, но там потери были значительно больше. Среди учёных просто не было достаточно сильных одарённых, которые могли бы успеть кого-то вытащить вместе с собой. Катастрофический урон, оправиться от которого ОМП будет очень непросто.

Жертв среди гражданских, что неудивительно, достаточно мало: прошедшего времени хватило, чтобы эвакуировать большую часть населения, и достать из-под обломков тех, кого было можно спасти в сжатые сроки. Оставшимся так не повезло, и огромная движущаяся масса новообразованной громады отняла жизни сотен и тысяч несчастных.

Но сожаления и лишние мысли – потом, ибо сейчас меня куда больше волновала пространственная аномалия в глуби ещё шевелящейся «горы» или, что будет вернее, Объекта.

Порода всё прибывала и прибывала, но Пси. что примечательно, больше не становилось. И даже наоборот, что впечатлило меня настолько, что я безо всяких сомнений вбурился в скалы и почву, приблизившись к сокрытому в глубине разлому на минимально безопасное расстояние. То, что вокруг был не воздух, а порода, мне ничуть не мешало, так как моё восприятие лежало в совсем иной плоскости.

Близи я в деталях ощутил разлом, и смог его как следует изучить.

По всем основным характеристикам эта аномалия относилась к третьему рангу и была стабильной настолько, насколько вообще могло быть таковым. Необычайная, абсурдная стабильность, которой не вредила ни лезущая на эту сторону сопротивлению вопреки порода, ни мои собственные воздействия.

Там явно находилось что-то невероятное, и я, облизав губы, начал прокладывать тоннель сквозь разлом, намереваясь попасть на ту сторону. Ни малейших признаков грядущего его закрытия не было, и, в крайнем случае, я мог воспользоваться разницей в субъективном и объективном течении времени, чтобы успеть даже в готовую вот-вот схлопнуться пространственную аномалию.

Для этого достаточно не отходить далеко, и…

А, к чёрту лишние рассуждения! Я не мог упустить такую возможность продвинуться в исследовании пространства, а любопытство и стремление к познанию в моей душе оказались слишком сильны. Так что в какой-то момент я, прорываясь через камень, ощутил стабилизацию окружающего материального мира… и оказался в окружении всё тех же камней. Шевелящихся и как бы скатывающихся в «воронку» разлома со скоростью и интенсивностью, которую гравитацией было не оправдать. Ничего удивительно, что отсюда порода лезла с такой настойчивостью, преодолевая даже сопротивление натуральной горы, образовавшейся на Земле.

Ожидаемым было наличие на этой стороне псионической аномалии или некоего устройства, которое, потенциально, могла создать другая цивилизация, осваивающая вселенную, но всего этого здесь не наблюдалось. В радиусе нескольких километров – сплошной камень с редкими неоднородными вкраплениями естественных форм, и лишь вверху, относительно ощущающегося центра притяжения, я смог уловить отголоски безвоздушного, по всей видимости, или очень близкого к этому состоянию пространства.