«Я и мои возлюбленные»
«Я и мои возлюбленные»
Как трудно сделать выбор на пути
Среди земных дорог свою найти
Сквозь даль времён лучи любви струятся
Невидимо для наших глаз таятся
Они способны в сердце проникать
И там незримый пламень зажигать
Любовью опаленные сердца
То рай, то ад вмещают без конца…
В пылающем горниле испытаний
Различна мера счастья и страданий
Сменяются закаты и рассветы
Судьбы непредсказуемы сюжеты
Не всем удел счастливый достается
Душе в юдоли мира остаётся
Надеясь бремя страсти облегчить
Пытаться раны сердца излечить –
В житейском океане суеты
Направить лодку к берегу мечты
Укрыться там, на островах лагуны
Вдали от всех превратностей фортуны…
Но этот путь избавит ли от власти
Сжигающей сердца любовной страсти?
И шествует победно сквозь века
Сама Любовь, чья сила велика…
Глава первая,
где речь идёт обо мне и о моих родственниках
Когда отец был в отъезде, каждый день начинался для меня одинаково. Я просыпалась и сразу шла в его кабинет. Будь то холодная зима, иногда посыпающая землю снегом; весна, чей приход побуждал распускаться цветы в саду, наполняя воздух упоительным ароматом; жаркое солнце и неожиданные грозы летних дней или пронизывающий ветер, туманная завеса и промозглая сырость – эти неизменные спутники осени – для меня вовсе не имело значения. К тому же, все переменчивые и по-своему прекрасные сюжеты природы, этой великой и талантливой художницы, чья волшебная палитра поражает разнообразием оттенков, нередко сопровождал дождь – нетерпеливо барабанящий в окна, неизменный и частый гость в круговороте сменяющих друг друга картин и красок любого сезона. Я шла туда, как будто хотела поздороваться с отцом, несмотря на то, что его там не могло быть…
Но все предметы были окутаны, словно незримой вуалью, папиным присутствием, тайно храня отпечаток его прикосновений.
В кабинете я садилась в кресло и рассматривала то, что лежало на столе и на полках огромного шкафа – предметы, напоминающие о дальних странах и путешествиях… Чего там только не было! Альбомы с экзотическими цветами, засушенными между страниц, черепа зверей, раковины морских моллюсков и окаменелости, а также многочисленные коробки, где навсегда застыли ряды насекомых…Здесь хранились зубы животных, перья экзотических птиц, головные уборы, тоже украшенные перьями, фарфор из Китая, японские фонарики, веер и зонтик, – и ещё множество интересных предметов, чьё назначение мне было неизвестно. Стены украшали этнографические сувениры – маски, затейливо раскрашенные людьми из далёких стран, ножи папуасов, луки и стрелы, каменные орудия и топоры, набедренные повязки, и даже – что приводило в ужас тётю Джули – обработанные папуасские черепа… Особенно мне нравились камни разных цветов и форм, собранные на горах – коллекция минералов, переливавшихся на солнце и таинственно мерцавших по ночам. Отец всегда брал с собой в поездки маленький кусочек горного хрусталя – «амулет на счастье», с улыбкой говорил он, кладя его во внутренний карман куртки.
У моего папы получалось так интересно рассказывать обо всём, что даже незначительные детали путешествия приобретали особый смысл и значение. В последний раз это было больше полугода назад. С тех пор, как он уехал в очередную экспедицию, от него не было никаких вестей. Некоторые его коллеги предполагали, что в тропических лесах отца могла настичь болезнь, или он попал в плен к туземцам, или стал жертвой нападающих на путешественников диких животных – но это не могло поколебать мою надежду на его возвращение. Возможно, что у него просто нет возможности послать весточку домой. Ведь почта не всегда работает так же исправно, как сборщики налогов, и бывают случаи, когда письма просто не доходят по какой-либо причине. И я верю, что в один прекрасный день получу долгожданное письмо с предупреждением о скорой встрече…
Мне очень его не хватало. Мама знала, как хорошо мы понимали друг друга с отцом. Ведь это большое счастье, когда можно рассказать о чём-то и не бояться, что тебя неправильно поймут.
С мамой у меня таких доверительных отношений не было, потому что я не всегда могла набраться смелости сказать ей то, что её расстроит. Она принимала всё близко к сердцу, была весьма чувствительна и часто переживала из-за пустяков. Поэтому я старалась не волновать её.
Папа рассказывал, что в прошлом, когда мне настало время появиться на свет, поиск подходящего имени для меня вызвал между ними некоторые споры, ибо родители никак не могли прийти к соглашению в этом столь важном вопросе, как выбор имени для ребёнка. В конце концов, они нашли компромисс, остановившись на именах – Делия-Мэйзи, которые вскоре соединились в одно короткое имя – Дэйзи1, и это произошло после того, как отец застал меня возле клумбы с маргаритками, которые тогда настолько привлекали моё внимание, что я даже разыгрывала там сценки, знакомя их друг с другом и устраивая светские приёмы, а также приглашала на чай милые маленькие цветочки, наделяя их именами – по примеру дядюшки Филби, нашего садовника. Дамы-маргаритки отличались друг от друга не только цветом своих нарядов, но и характерами, и это занятие очень мне нравилось. Мама и папа вскоре уже и не вспоминали о том, сколько споров они вели раньше, пока не подобрали наилучшее имя для меня, а имя «Дэйзи», по их мнению, очень мне шло, особенно когда они видели, как я серьёзно отношусь к цветочным леди, пытаясь угостить их чаем из крохотных чашечек.
У папы, по его словам, всегда поднималось настроение, когда он заставал меня среди милых маргариток, и он рассказывал, как я смотрела на него поверх цветов своими зелёными глазками, с белым чепчиком на голове и пухлыми щёчками в тон розовым ленточкам на платье.
Родители развелись по обоюдному согласию, когда я достигла совершеннолетия. После этого мама решила уехать в монастырь, но перед этим у нас был доверительный разговор. Она сказала мне, что светские и семейные обязанности её тяготят и ей хотелось бы остаток жизни посвятить молитве и уединению. Я поняла, что мама уже давно хотела осуществить своё желание, но ей пришлось дожидаться, пока я не повзрослею. Конечно, удерживать её было бы эгоистично. Таким образом, мы остались вдвоём с тётей Джули, которая была старшей сестрой моего папы и не имела собственной семьи. Отец почти постоянно был в отъезде, поэтому с тётей я проводила большую часть времени, при этом вовсе не чувствуя себя одинокой. В кабинете манили к себе полки с книгами, к тому же в нашем коттедже большая комната, отведенная под библиотеку, таила неисчерпаемые сокровища для такой любительницы литературы, как я, которая иногда целыми днями читала, забывая о времени. Тётя Джули очень сердилась, когда я опаздывала на обед.
Скоро должна была состояться моя свадьба с лучшим на свете мужчиной – Норманом Уилмотом. Иногда мне казалось, что я и он, как пишут в романах – нераздельное целое, настолько хорошо мы понимали друг друга. Наше сближение произошло именно благодаря биологии. Когда мистер Николас Уилмот, отец Нормана, купил поместье Дримхауз, что находилось недалеко от нас, и поселился там со своей семьёй – то вскоре выяснилось, что это весьма гостеприимные и приятные люди. Дримхауз назвали так потому, что все мечты его прежнего владельца были воплощены в действительности. Когда-то усадьба принадлежала другому человеку, но случилось так, что по каким-то причинам он выставил её на продажу. Таким образом, у семьи Уилмотов было всё, чего только можно пожелать – большой, красивый парк, роскошный сад и комфортный дом, – поместье, которое было устроено с большим вкусом и радовало взгляд.
Мы иногда ходили к ним в гости, и всегда нам были искренне рады. Оказалось, что Норман учится в Оксфордском университете и занимается энтомологией, поэтому они с папой часто беседовали, встречались и вместе ходили на луг и в лес, пополняя свои коллекции новыми видами. Среди всего многообразия насекомых, населяющих землю, больше всего Нормана занимали жуки. Я не разделяла с ним это его увлечение, что нам отнюдь не мешало. Когда в детстве отец занимался со мной, мне всегда не терпелось узнать больше о млекопитающих, и тема жесткокрылых у нас не рассматривалась столь подробно, как этого, наверно, следовало бы ожидать. Хотя в доме книги по зоологии могли оказаться везде, кроме разве что некоторых помещений на нижнем этаже – кладовой или кухни, папа не настаивал на полном погружении в этот разнообразный и сложный мир, видя, что я не проявляю к нему должного интереса. Если это и огорчало его, то он вполне мог быть доволен, когда нашёл своего единомышленника в лице Нормана. Тот увлекался энтомологией не меньше, чем отец. Я же со временем всё больше начала интересоваться всем, что касалось Gomo Sapiens. Книги по анатомии и физиологии представляли для меня куда большую ценность, чем бесчисленные картинки с жуками разных форм и видов. С папиной помощью и благодаря знаниям приходящих преподавателей я получила неплохое образование, не выходя из дома, помимо традиционных предметов занимаясь ещё и науками, непредусмотренными для обучения девочек. Отец позаботился о том, чтобы с детства привить мне любовь к чтению, и мне, как он с улыбкой говорил, удалось оправдать все его надежды.
Но больше всего я любила рисовать. Папа поощрял мои занятия и часто предлагал мне нарисовать по памяти какое-нибудь животное, не прибегая за помощью к иллюстрациям в книгах.
Другое моё увлечение – стрельба из лука – укрепилось под влиянием книг, где так романтично выглядели главные герои, крепко сжимавшие лук в недрогнувшей руке, а затем хладнокровно поражающие цель первой же выпущенной стрелой.
Я терпеливо старалась быть похожей на мужественных средневековых рыцарей, и мои усилия дали определённые результаты. Также я училась верховой езде и обращению с огнестрельным оружием. Отец говорил, что различные навыки, а также умения и знания, никогда не бывают лишними. Никто не знает, как сложится жизнь, и поэтому лучше быть как можно более подготовленным к её неожиданным поворотам.
Однажды в детстве, когда мы все сидели за столом, и отец сообщил нам о приближающемся отъезде, я вдруг заявила:
– Папа, а можно мне тоже поехать с тобой? Ведь я уже большая, мне очень хочется отправиться в путешествие! И я смогу нарисовать экзотических животных!