Экзистенциальные рассказы

Планида

И создал человек машины, технику и объявил себя человек новым Богом.

Но мог только пользоваться, разрушать и кормить свое больное ЭГО.

Кто сказал: белый свет? Обман. Белый он на заре судьбы, в юности, когда каждый день льется тебе навстречу беззаботным счастьем, и ты наивно думаешь, что так будет всегда. А дни летят, годы бегут… и ты не замечаешь, как темнеет жизнь вокруг тебя. Ведь все в заботах, в суете, вздохнуть и оглянуться некогда, и кажется, что бесконечна эта череда закатов и рассветов… и то, что мир стал другим, другое время течет сквозь тебя – это замечаешь тогда, когда оно давно другое, нет в нем прежней радости, а значит, нет ее и в тебе. И тут вдруг сознаешь, что лет промчалось больше, чем их будет впереди, что пройденного не вернешь, и если что сделал не так, уже не переделать. Да, собственно, вообще мало чего осталось делать. Доживать и грустить, где-то сердиться на жизнь и на себя, и утешаться тем, что все так доживают. Ну и я такой же. Не хуже, не лучше.

Я – это я. Кузьмин Николай Андреевич. Мне 55 лет. Женат никогда не был, детей нет. Так оно лучше: бабы народ паскудный, ноют, деньги клянчат, а есть и такие, что рассуждают о смысле бытия, а оно мне надо, хрень такую слушать? Нет уж, как-нибудь сам. Работаю я на заводе пластиковых конструкций, жду-не дождусь пенсии. Работу свою не люблю. Стараюсь уверить себя, что и никто не любит. За что любить то, где ты спину гнешь за деньги?.. Только в отпусках и живешь! По всяким дальним странам ездить я тоже не горазд. Однажды поехал, и что? Ну, океан, ну пляж, жара адская, толпа, все галдят, орут… Обплевался весь, думаю: понаехало же вас, уродов! Слон там был с дрессировщиком, катал желающих. Я пожелал, а слон этот подлый – ни с места, не захотел меня возить. Я дрессировщику ору: палкой его, отродье с хоботом!.. Не помогло ни черта. Так что в отпуск теперь только на дачу, в Рязанскую область. Там у меня участок, домик, от родичей осталось. Там только и отдохнешь!

Да и там тоже… Соседка – старая карга, насадила сирень вдоль моего участка, поросль ко мне полезла. Мне оно надо? Повыдергивал все, что на мой участок переползло, приезжаю на следующие выходные, слышу, эта змея шипит: такой роскошный сорт сирени, «Красавица Москвы», такая красота небесная, как можно было такую красоту погубить!.. Я ей ору: вы, Нина Николаевна, дворец себе постройте, забором трехметровым обнесите, там свою красавицу и сажайте, а на моем участке чтоб ее и духу не было!

Вот так не захочешь, да задумаешься: ну что за жизнь, ну почему все против меня?! Ладно бы люди, а то еще и звери! Слон этот, чтоб ему пусто было… А на даче щенок блохастый завелся. Эта змея сюсюкает с ним, теперь не отвяжешься, целый день тут крутится. Ко мне забежал, я как раз на веранде обедал. Стоит, глазеет, хвостом виляет. Типа, мне тоже дай пожрать!.. Ага, щас, только валенки зашнурую. Мне ничего никто даром в жизни не дал, а я этого блоховоза корми?.. Вон, пусть змея кормит.

Так и живем. На работу хожу сквозь зубы, провались она. И ладно бы просто работать, чтоб никто не маячил над душой, так нет же, начальство лезет. Петрович, мастер, прибежал: так, мол, и так, Андреич, отдай свою кабинку Васильеву! Руку, мол, он сломал, а идти ему далеко, так ты отдай.

Ага, как же! Разбежались. Небось, руку нарочно сломал, чтоб далеко не ходить, а я ему кто? Спонсор по кабинкам?.. Пусть идет лесом. Так и Петровичу сказал.

Разозлился он. Ты, говорит, эгоист. Таракан! Только о себе думаешь. Плюнул, ушел.

Таракан… Сам таракан! Обидно мне стало, после обеда задержался в столовке, думаю, посижу немного, отдохну. Вдруг подскакивает сестричка из медкабинета, трещит: идите срочно в поликлинику на плановый медосмотр! Сегодня ваша очередь!.. Держите, говорит, направление.

Ну, я подумал – лучше пойду прогуляюсь на законных основаниях, чем на рабочем месте торчать. Опять Петрович припрется, все мозги вынесет… Таракан! Пойду.

Пошел. За полдня всех врачей прошел. Мурыжили-мурыжили, бездельники, гоняли с этажа на этаж. Работнички, тоже мне! Мы, говорят, за вас платили, за этот осмотр, в страхкомпанию, теперь не жалуйтесь… Заплатили, надо же! Как будто яхту подарили. Хотя, если подумать, на фига мне эта яхта? Обслуживать ее?.. Так это еще больше работать, а мне и моей кабинки с Петровичем хватает, пропади они пропадом.

Короче, прошел медосмотр. И тут вдруг ихний главный эскулап в очках говорит так озабоченно: надо бы вам, батенька, на профилактику в стационар лечь, полное обследование пройти… Батенька! Шут гороховый тебе батенька. Очки напялил, типа умный… Гад халатный.

Одно хорошо: больничный стопроцентно оплачивается. На работу ходить не надо, а деньга капает. Ладно. Оформился, положили в палату. Там еще четверо, выздоравливающие. Довольные такие, телек смотрят, в карты режутся… Курортники, тоже мне. Хотел сцепиться с ними, чтобы громкость сбавили, но тут входит одна в белом халате – и ко мне. Я, говорит, ваш лечащий врач, зовут меня Ольга Ивановна, будем знакомы!

Смотрю на нее – пигалица пигалицей, лет двадцать. Счастливая такая, рот до ушей. И это доктор?! Диплом, поди, в метро купила, теперь залечит до гроба. Говорю: это что, врач из детского сада?.. Она смеется: какой детсад, мне тридцать восемь лет! Но выгляжу моложе, что верно, то верно. Слежу, говорит, за собой, здоровый образ жизни.

Тридцать восемь… Тоже мне, возраст. А она мне как обухом по голове: у вас, говорит, аппендицит в опасной стадии, надо операцию срочно делать. Прямо сегодня. Я говорю: да вы с ума тут посходили, что ли? Какой аппендицит?! Я только вот недавно на работе над одним смеялся – он жаловался на аппендицит. Обиделся. Сказал: вот, гляди, сам нарвешься на это дело! Так что, выходит, аукнулись мне его слова?.. Она руками разводит: выходит, такая у вас планида!

Тут я не понял: какая еще такая планида? А эта полоротая со здоровым образом: это, мол, судьба человека! У вас она, видно, сложная, непростая… Короче, будем готовить к операции.

Вот, думаю, приехали! От сложной судьбы лечить будет? Диплом купила в переходе, и туда же. Мерзавка.

Ну, долго ли коротко ли, повезли меня в операционную. Игроки эти вслед кричат, удачи желают… Ну да, нужна мне ваша удача, в задницу себе ее засуньте.

Привезли, положили на стол. Маску мне – хлоп, и говорят: считайте до десяти! Дебилы. Сами считать не могут, что ли? Нахватали дипломов в перехо…

И все. Как будто нет меня.

Очнулся. Жара, пекло! Пить хочу, подыхаю. В горле пересохло. Этих прохиндеев с дипломами не дозовешься, встал, пошел за водой…

Так странно! Я ощутил себя каким-то несуразно большим, точно распухшим, а вокруг черт-те что, какие-то джунгли, не джунгли?.. Наверное, наркоз так действует, глюки пошли. Анестизиолог, сволочь, поди, какой-то дешевый наркоз сунул. Хороший-то у них для богатеев, кто бабки платит, а для простого человека и дрянь сойдет! Уроды.

Ладно, глюки-не глюки, а пить хочется адски, горло как наждак. Вижу озерцо какое-то, ну хоть так. Подошел, глянул в воду…

И чуть не упал. Мать честная! Этого не может быть. Я… Я слон!

Самый натуральный слон. Смотрю в воду, как в зеркало, и вижу: серая башка, уши, хобот. Бред! Но ясность мысли сохраняю. Ладно, думаю, скоро выйду из наркоза, а пока пить охота, так попью. Сунул хобот в воду, полилась вода в глотку… Боже, хорошо-то как! Пью, пью, все озеро бы выпил. Озираюсь. Ну, какой-то африканский пейзаж, саванна, что ли. Заросли… Живность мелкая видна, одного слоненка вижу. Смешно, но потекли мысли: а ведь не так уж и плохо быть слоном, а? Жратвы, питья сколько хочешь, на работу ходить не надо, начальства сволочного нет, сам кого хочешь затопчу… Аж интересно стало.

Только подумал так, невесть откуда еще слон. Слониха! – сразу понял, и не знаю, как. Понял, и все тут. Подбегает слева, будто бы хочет закрыть меня от чего-то. И ясно слышу я ее голос, все понимаю! Она шепчет: сынок, помни, что я тебя всегда любила и люблю!..

Чего это она?..

Не успел так подумать, как выстрел. Слониха моя головой дернула, да вдруг фонтан крови как хлынул! Я обомлел, остолбенел. Она стала валиться влево, упала. А на меня, чувствую, что-то прилетело, вроде сотни змей. Дернулся, хотел рвануть – куда там! Сети. Ноги стреножило, сам упал.

Тут совсем какой-то сумбур. Ору: когда же это кончится! Эй, врачи, айболиты хреновы, ну прекратите этот бред, ну сколько можно!.. Да куда там. Вместо слов рев и вой, и чувствую, затолкали меня в крытый грузовик, повезли… Дальше провалы в памяти, помню урывками. Ни черта этот сон не кончился, увидел я себя в цирке, где меня больно били и тыкали острыми палками, заставляя выступать на арене.

К этому времени я вроде как врос в дурной кошмар, смирился. Ну что делать, если он и есть твоя реальность?.. Я все время помнил упавшую слониху, как хлестнула кровь – в жизни бы не подумал, что такое может быть! А оно есть. Не отпускало, картина так и стояла перед глазами, а меня били, морили голодом, заставляя выходить на арену, выполнять трюки… Страшно сказать, но я стал привыкать, и на арену выходил и покорно ел и пил, что мне давали, а что будешь делать?.. Думать мне не хотелось, я как-то горестно отупел: что есть, то есть, что будет, тому и быть. Иногда приходила мысль: ну почему люди, у которых все есть, приходят в цирк, смотрят на мучения животных, ну неужели это может быть в радость?! Как так?..

Но дальше этой мысли не пошло, я так и выступал, и хотелось совсем забыться, даже умереть. Но нет, не умер, не забылся, жил в бреду, не мог его покинуть, хотя все еще устало просил врачей, чтобы меня разбудили… Наверное, я выступал плохо, потому что вскоре меня перепродали человеку, который развлекал туристов, катая их на разных животных. Вот и на мне тоже. Этот тип, наш хозяин, был не злой, но равнодушный, он совсем не думал о нас, о животных. То есть думать-то думал, даже заботился, поскольку мы – его бизнес, приносим деньги. Кормил, поил, все такое. Но хоть бы капельку добра, хоть какого-нибудь чувства, чего-то теплого!.. Нет. И в помине не было.

И все же я надеялся. Где-то в самой глубине мой души, уж не знаю теперь, слоновья она или человечья, я упорно хранил надежду. Катал людей, стоял на солнечном пекле, жадно ловил запах океанских ветров… Как-то одна хорошая милая девушка дала моему хозяину целую связку бананов для меня. Чем-то я ей приглянулся, не знаю, чем. Хозяин взял, с улыбками, поклонами… и почему-то он не дал их мне. Тоже не знаю, почему. Из принципа какого-то, что ли?.. Сгнили они, а он так и не дал. Сам гниль! Одна оболочка человекообразная, а вместо души помойка.

На людей, которые ездили на мне, я не смотрел. Не различал их. Люди и люди, мне все равно. Но вот однажды встрял один такой досадный тип (субъект)! Я еще не видел его, но услыхал. Первым делом он заорал: эй, хозяин! Что за паршивый такой у тебя слон? Где ты нашел такую рухлядь?! Ему на кладбище место!

Слышу, хозяин затараторил в ответ: нормальный слон, садитесь, попробуйте! Прокатит отлично!..

А тот не унимается: да где нормальный, на живодерню его! Там из него баулов да портфелей понаделают, хотя б такая польза будет…

Голос такой знакомый. Вот где я его слышал?!

И тут как раз эта рожа является передо мной. Взглянул я на нее…

И обомлел.

Да это ж я! Я. Собственной персоной. Я в человеческом облике. Ну надо же такому случиться!!!

В первый миг я обрадовался. Сейчас узнаем друг друга, сейчас он, то есть я выручит меня, спасет! Как мое человеческое Я сумеет сделать это, я не представлял, просто меня захлестнула немыслимая радость…

Чтоб схлынуть через несколько секунд.

Я-человек вел себя таким идиотом, что мне-слону стало стыдно. Гоготал, тыкал в меня пальцем, отпускал глупые шутки. Потом все-таки взгромоздился на меня… И в этот миг я решил: умру, но с места не сойду! Ну его к черту. То есть меня. Такой дурак, сил нет. Кричал хозяину, чтобы тот лупил слона палкой, а я стоял со слезами на глазах. Не пойду, хоть убей.

В душе моей царило полное смятение. Вдруг, одним разом осознал, каким невыносимым психопатом я был, как портил всем жизнь. Жениться не хотел, видите ли… Да кто бы стал жить с таким гиббоном? Любая через месяц плюнула, послала матом и ушла.

Наговорив гадостей, человек ушел. Я с тоской смотрел ему в спину, понимая, что от меня уходит моя жизнь. Слезы текли, капали на песок. Что теперь делать? Как жить? Неужто я навеки похоронен в этой громоздкой оболочке?.. Тогда мне лучше умереть прямо сейчас, и больше не рождаться на этот свет. Ни человеком, ни слоном, совсем никем. Я провалил ту жизнь, что мне доверила судьба, и никакого желания что-то исправить у меня нет.

Хозяин после этого случая признал меня ненужным. Перепродал с убытком на добычу древесины в глубь джунглей, где еще несколько бедолаг вроде меня перетаскивали огромные бревна. Погонщики подхлестывали нас электрошокером, а это, доложу я вам, такая скверная штука, хуже некуда. Погонщикам на нас было плевать с самой верхней высоты, лишь бы все силы выжать. А там пусть сдохнут. На моих глазах два слона упали без сил, их безжалостно и равнодушно добили в упор из крупнокалиберных ружей. Я чувствовал, что скоро мой черед, и думал, что по-настоящему я умер тогда, когда убили мою мать-слониху, просто моя смерть ненадолго оттянулась, вот и все. И я уже махнул… чем? Рукой?.. Махнул, короче, на то, что я был когда-то человеком. Плохим был человеком, разбазарил все, что было мне дано. Планида! Вот она, планида: умер я во время операции, и за свою дурную жизнь попал в тело слона. И здесь умер. Ну или скоро умру, без разницы. И что потом?.. Встречусь ли я с мамой? Или мне суждено переродиться еще в каком-то живом облике, еще ниже рангом?..

Господи, как я устал от всего этого! Сам виноват. Будь, что будет!

В какой-то миг, притащив бревно, я бросил его, но легче не стало. Напротив, ощутил такую тяжесть, мое огромное сердце билось с такими перебоями, что я уже не мог сделать ни шага. Или сам упаду, или пристрелят. И черт с ним! И вот краем глаза я увидал, как один из погонщиков идет ко мне, на ходу снимая ружье…

И провалился в никуда. Сперва полетел вниз, а потом – странно, ввысь, как будто должен был пробить некий незримый потолок. Так и случилось! Прямо физически я ощутил усилие, словно уперся во что-то… и прорвал преграду.

Открыл глаза. Бог ты мой!

Надо мной склонилось почти забытое женское лицо, сияющее улыбкой:

– Очнулись?.. Наконец-то!

Это… Да это же мой моложавый врач Ольга Ивановна. Господи!

– Ну, честно говоря, мы уже не чаяли… Так мотануло вас, хоть диссертацию пиши. Два месяца в коме! Редчайший случай. Можно сказать, на том свете побывали и вернулись.

Ага… Рассказать тебе про тот свет, ведь не поверишь. Нет, лучше промолчу. Я вновь на этом свете, и он снова белый! И золотой, и голубой, я это вижу по солнечному небу за окном!..

Но главное, что он все-таки белый.

Я улыбнулся этому, и тут в палату ввалились мастер Петрович и Васильев. Откуда узнали, что я вышел из комы? – ума не приложу.

– Андреич, здорово! – заорали они хором. – А мы к тебе! Вот, гостинцы принесли…

Ночью, отвернувшись к стене, накрывшись одеялом, я дал волю слезам. Не знаю, сколько времени я содрогался от рыданий. Вся жизнь вспомнилась, начиная с матери, которую я вовсе не помнил, лишь знал, что у меня была мать. Она умерла, когда мне было три года, отец быстро женился, им с мачехой до меня дела не было, бабушки тоже не сказать, чтобы любили меня, рос я как сорняк в поле… Ну и вот что, скажите, из меня могло выйти, кроме черствого скандалиста?! Вот тебе и планида. Чтобы стать человеком, мне потребовалось перестать им быть. Не потеряешь – не поймешь! Быть может, это не про всех, но точно про меня.

Перед выпиской я купил Ивановне шикарную коробку конфет:

– Ольга Ивановна! Это вам за мою планиду. Нет-нет, не спорьте. Я только с вами понял, что такое жизнь. И смерть, конечно. А от этого еще сильнее ценишь жизнь.

На работе поляну на всех накрыл в честь своего возвращения. Все диву давались: Андреич! раньше у тебя снега зимой не выпросишь, а тут… А я смеюсь: переоценка ценностей! Я, говорю, на том свете побывал, а это, скажу вам, посильнее, чем «Фауст» Гете. Вот подождите, на то лето еще на шашлыки ко мне на дачу поедем, там не так погуляем!..

Ну а пока на рынке «Садовод» купил я десять саженцев сирени «Красавица Москвы», поехал на участок свой. Змея Нина Николаевна меня увидела, заохала: ох, Николай, выздоровели?! Как хорошо! А я тут за вашим участком ухаживала, поливала… Ну, я без долгих слов тут же ей посадил все десять кустов. Говорю: Нина Николаевна, это вам от меня. Перезимуют, весной в рост пойдут, будет у нас с вами сиреневая роща. Красота!

Она обомлела, потом аж прослезилась. Ах, Николай!.. Ведь сирень эта в память о сыне моем, он у меня погиб в двадцать пять лет… Здесь уже у меня глаза на мокром месте сделались, думаю, сейчас зареву. Ладно еще тут пес какой-то подскочил, скачет, радуется, норовит мне руку лизнуть. Смотрю: батюшки, да ведь это ж тот самый блохастый! Только теперь какой же он блохастый? Такой здоровый пес, красавец, упитанный, шерсть лоснится… Я его схватил, обнял и говорю: все, Нина Николаевна, забираю в Москву, со мной будет жить. Назову – Дружок. И забрал.

Так и живем мы с ним душа в душу. Ходим гулять, он от меня ни на шаг. Прожили зиму, вот уже февраль, когда выходим, чувствуем дыхание весны. Солнце другое, ярче светит, снег под ним блестит, небо такое синее. Белый свет! Что тут скажешь? Он вернулся. Впереди весна.

Потерять Бога. Найти Бога

Нет, ну что это такое?..

Я ощутила, как злость разбирает меня. Вот сколько можно говорить?! Сколько можно!

Сколько можно мне говорить, и как можно быть таким беспамятным? Я этого не могла понять. Ведь нормальный человек должен такие простые вещи помнить раз и навсегда. Какая может быть программа в мозгу, которая не дает задержаться простейшей информации?.. А только одна и может быть: когда человек не хочет слушать, что ему говорят. Сознательно, а большей частью бессознательно отторгает все, что идет от того, кто ему неприятен или безразличен. Сам не сознает, как нечто в нем блокирует слова, и они исчезают, растворяются где-то, будто и не было их. И вправду не помнит, что было сказано, пусть бы оно говорилось изо дня в день.

Я неприятна или безразлична мужу, с которым мы прожили двадцать лет. Вот какое открытие.

Мстительно вдохновляясь этим, я не сразу пошла ругаться. Постояла в кухне, старательно вливая в себя темную силу, вызывая в себе образ мужа и чувствуя злобу к нему. Это мне доставляло сумрачное злое удовольствие, и я понимала, что это плохо, но остановиться не хотела, наливалась и наливалась мглой. И наконец, собрав в себе невидимую грозовую тучу, пошла.

Муж сидел в кресле, смотрел смартфон. В последнее время он полностью перешел на него. Ну, газеты, журналы всякие давно пропали из нашей жизни, а книги еще держались; но потом исчезли и они. Весь мир для него собрался в электронной коробочке. Да и для меня тоже, что там говорить.

Он листал смартфон с таким блаженным видом, словно это и есть то, ради чего стоит жить. Все свои сорок с лишним лет он жил именно ради этого. Рос, учился, работал – и добился. Взошел на вершину. Можно сидеть в кресле, смотреть чушь из интернета и улыбаться. А весь прочий мир – да пропади он пропадом! В том числе, конечно, и я. Кто ему я со всеми моими словами, заботами, бедами, болями?.. Да никто! Я ему не нужна. Я так, приложение для его комфорта. Ну!..

У меня не нашлось слов. Тучу огненно пронзила молния.

– Можно тебя отвлечь? – вкрадчиво произнесла я, подойдя.

– Да, конечно… – благодушно отозвался он, не отрываясь от экрана.

Ливни молний брызнули во мне. Я выхватила у него смартфон и бросила на диван.

– Я понимаю так, что другого способа обратить на себя внимание у меня нет?! Я для тебя не существую, это понятно. Ты не слышишь, что я говорю. Вообще!..

И дальше меня прорвало. Я орала, махала руками, переходя на истерический визг. И вправду я не могла совладать с собой, уже не хотела орать, а орала, зло, мстительно, и старалась словесно ткнуть мужа побольнее – ну, это не сложно, у всех людей есть такие слабые места, о которых говорить, вспоминать лучше не надо, это царапает, рвет душу. И у близких наших такие места мы, конечно, знаем. Вот я и знала, и безжалостно втыкала злые слова, и мне очень хотелось, чтобы он взбесился, психанул – а он лишь улыбался, что-то пытался вставить, но я не давала этого, ожесточенно говорила и говорила, нарочно не давая ему не слова произнести, просто на повышенном тоне несла пургу, чтобы только говорить и говорить, не дать ему сказать – и при том лихорадочно искала самые обидные слова, еще сильнее злясь оттого, что они не действуют.

А суть бури – он не выбросил мусор, о чем я просила его еще утром. Сейчас вечер. Причина – забыл. Естественно! Он все забывает, о чем я его прошу. Вот такой блокиратор стоит у него в мозгу, направленный на меня. Как мне еще с ним говорить, как достучаться до него?! Я не знаю. Я не знаю. Не знаю, как жить дальше.

– …сейчас, сейчас схожу, – виновато говорил он. – Вот прямо сию минуту и иду.

Не дослушав, я прошла к себе в комнату, сильно треснув дверью. Слышно было, как он возится, собирает мешки с мусором, потом копошится в прихожей… потом щелкнул выключатель, негромко хлопнула входная дверь.

Ушел.

Я вроде бы начала остывать, но раскаленная душа все бурлила. Вот сейчас придет, надо еще ему припомнить что-то!.. Я стала припоминать разные прегрешения супруга, выкапывала из памяти всякие мелочи, представляла, как сейчас стану высказывать ему, когда он придет… Правда, он почему-то все не шел, и это начало раскалять меня по второму кругу. Решил, видимо, пошататься где-то, не видеть, не слышать меня!.. Ладно. Придешь, будешь видеть и слышать вдвое, не думай, что сбежал и выключил меня. Я так включусь, что тебе небо с овчинку покажется!

Так я продолжала клокотать, а он все не шел и не шел, и злость моя стала превращаться в нечто, что я почему-то не могла осознать. Странное чувство, его отродясь и не было. Мы вообще-то тонко ловим оттенки сложных эмоций, более или менее можем назвать их. Вот светлая печаль, вот смутное тревожное предчувствие, вот память об утраченном или несбывшемся… Но сейчас в меня вошло иное. И я не могла найти ему имени. Но точно это было нечто темное, гнетущее, и я устремилась к телефону. Зачем? И на этот вопрос я тогда не могла ответить. Ответила потом, когда этот ответ уже ничего не значил.

Я только взяла смартфон в руки, и он вздрогнул и пронзительно зазвенел, и я сама вздрогнула от этого. На экране высветился номер мужа.

И в этом, и во всем дальнейшем мне потом чудились жестокие шутки судьбы, но тогда я не испытала ничего, кроме раздражения: вот какого… ему еще надо? Не нашел помойку во дворе?.. Не знает, в какой контейнер бросить пакет с мусором?.. Как я вообще двадцать лет жила с таким?!

Телефон звонил и звонил. Я решала: брать, не брать?.. Черт с ним! Возьму.

– Да, – сказала очень сухо.

– Это?.. – без всякого «здравствуйте» незнакомый мужской голос назвал меня.

– Да, – обомлев, повторила я совсем иначе.

– Вы супруга гражданина?.. – голос назвал фамилию мужа.

– Да.

С этим третьим «да» я будто провалилась в бездну.

Это было ужасно. Что случилось? Да еще ничего. Но под моими ногами вдруг исчезла земная твердь, и ничего с этим не поделать. И я лечу вниз, цепенея от смертельной тоски, в некую ледяную мглу, которая не снаружи, а изнутри меня… а в общем, словами это не описать.

– С вами говорит инспектор ДПС… – голос говорил с ужасающим бесстрастием. – Ваш муж попал в автокатастрофу. Вернее, его сбила машина. Вам нужно подойти сюда.

И он назвал адрес места присшествия.

– Постойте… – слабо промолвила я из внезапного могильного холода. – А… он жив?

– Нет, – с тем же каменным бесчувствием произнес голос. – Случай смертельный. Бригада «Скорой» была, тело отправлено в морг. Вам надо подойти и расписаться в протоколе. Мы вас ждем.

Повторюсь: это сообщалось таким тоном, будто предлагалось расписаться в квитанции по доставке мебели или чего-то в этом роде.

– Нет. Подождите. Подождите… – в шоке лепетала я, как будто еще цепляясь за какую-то призрачную нить надежды, понимая, что это бессмысленно, и все-таки пытаясь схватить ее, как утопающий соломинку. – Вы правду говорите? Это правда?!

Я отчаянно твердила так, ожидая хотя бы сочувственного тона – пусть бы это! Мне только бы услышать человеческую нотку, в тот ужасный перевернутый миг хоть это стало бы той самой ниточкой!..

Но голос безучастно произнес:

– Вы поняли, где это? Вам нужно адрес повторить?

И не дожидаясь ответа раздельно, внятно повторил адрес.

Вот тут я сорвалась.

Я представить не могла, что я так взорвусь. Это не я, это кто-то из меня закричал, что со мной поступают бесчеловечно, что мне сейчас нужны, слова поддержки, сочувствия, да просто тон какого-то понимания, осознания…

– Как?! Как вы можете так говорить? Вы что, не понимаете, что вы со мной творите?! Куда идти? Где вы? Куда я должна прийти!..

Я вопила взахлеб, бессвязно, бестолково, чувствуя себя в дурном сне и еще какой-то глубиной души мечтая проснуться, понимая, что это глупо, и все-таки держась за это: да нет же, это все ненастоящее, по-настоящему не может такое случиться, это чья-то жестокая шутка, жестокая, но шутка, и сейчас это кончится!..

Здесь уже время замигало, как перегорающая лампа. Я не помню, что именно кричала я, как долго это длилось. Не помню. Помню вновь голос. Он звучал так, как будто никакого моего взрыва не было, он ничего этого не слышал, и вообще ничего не случилось, никакой смерти, никакой трагедии, ничто его не тронуло. Должно быть, первые слова тоже попали в щель времени, потому что услышала я невозмутимый финал:

– …тело из морга сможете забрать завтра. Если сюда прийти не сможете, то мы подъедем к вам с протоколом. Адрес, как указано в паспорте потерпевшего?..

И время исчезло.

Я ничего не помню из того, что было с этим треклятым протоколом. Что было в морге. Меня вернуло в мир, когда муж был уже дома. Он лежал в дорогом лакированном гробу, и лицо у него было совершенно живое, спокойное – лицо спящего человека, и я смотрела, и опять мне чудилось, что это случайное повреждение реальности. Налетел морок, и пройдет. Чудилось кому-то во мне, моему второму Я, отслоившемуся от первого, главного и все понимавшего. Второе, в глубине, еще не верило в произошедшее, ему казалось, что всего этого просто не может быть, это некая ненужная игра, которую затеял кто-то бессердечный. Сдует его, и всю эту игру, и муж вновь окажется дома, такой же как был: добрый, рассеянный, несуразный, выводивший меня из себя… И все пойдет как прежде.

Второе Я было куда слабее первого, но оно было, было и было. Наверное, оно и отклоняло меня от времени. Я вновь исчезла. Похороны, надгробные речи, поминки – это ведь все должно было быть, а у меня черно. Выжженная земля.

Я вернулась в мир в одиночестве. В нашей квартире я шла из своей комнаты в зал – и вот в этот момент возникла из ниоткуда. Уже по привычке захотела подумать, что это наваждение, сейчас оно рассеется, щелкнет замок, муж войдет, улыбнется – он всегда улыбался, входя домой…

И ощутила, что второе Я исчезло. Нет его. Некому цепляться за призраков. Никогда больше я не услышу поворот ключа в замке. Никогда муж не вернется домой. Никогда не улыбнется мне…