Сонный сад

Размер шрифта:   13
Сонный сад
Рис.0 Сонный сад

Злоключения Элли Грэм

Рис.1 Сонный сад

Иллюстрации Федар

Рис.2 Сонный сад

Копирование, тиражирование и распространение материалов, содержащихся в книге, допускается только с письменного разрешения правообладателей.

Рис.3 Сонный сад

© Алиса Бодлер, текст, 2024

© Федар, иллюстрации, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава 1

Мартов день

Избрав неверный путь, не смей роптать.

Уоллис Симпсон
Рис.4 Сонный сад

– Психичка! Ты психичка!

Светловолосая, красивая, как живая кукла Эйнике Ратас выдирала увесистый клок волос из кудрявой прически своей одноклассницы Элли Грэм.

– Давай, позови на помощь воображаемых друзей, Эльга!

– Прямо как твой придурочный Лембит!

Ева и Мальве – лучшие подружки Эйнике – одобрительно гудели, смеялись и прыгали на месте. Колядование на Мартов день теперь отошло на задний план: все наряженные к празднику семиклассники побросали свои сумки со сладостями и с интересом наблюдали за дракой. Подростки выглядели жутко, но так было положено: лица мальчишек и девчонок скрывали самодельные маски животных, бороды и парики из пакли.

Их было человек пятнадцать, не больше.

Не все любили колядовать.

– Ну что же ты молчишь, Элли-шмелли? Ждешь, когда тебя опять пожалеют? – продолжала подначивать Мальве, размахивая пушистой шапкой. На празднике она изображала грозного медведя. – Все тебя жалеют. Несчастная Элли-шмелли! У нее пропал идиотский брат!

– А ну, дерись в ответ! – орала Ева, раскрашенная угольной краской под злого духа. – Иначе так неинтересно.

Элли вообще плохо понимала, как к драке могло быть применимо слово «интересно». С тех пор как Лембит пропал, их стычки с Эйнике, знатной школьной задирой, происходили еженедельно. Шесть месяцев подряд, и каждый раз одно и то же. Какое уж тут «интересно».

Бороться было бесполезно и даже не хотелось. Сначала Элли злило то, что девчонки издеваются над ее братом – даже заочно. Она пыталась кричать, бить в ответ и жаловалась классной руководительнице, старенькой проуа[1] Патс. Но та качала головой и всегда говорила:

– У тебя такой сложный период, Эльга. Лишиться брата-близнеца… Не могу себе и представить, через что тебе приходится проходить.

Элли устала от этого всего и больше не злилась. Может быть, только совсем чуть-чуть: все говорили про Лембита так, словно его больше не было. Словно Лемми не просто временно отсутствует, а совсем – окончательно и бесповоротно – ушел.

Другое слово на букву «у» Элли не решалась произносить даже мысленно.

Одноклассники теперь поделились надвое. Одна половина состояла из тех, кто, подобно Эйнике, был готов выдрать ей волосы. Потому что они никогда не любили Лембита, не любили Элли, любили драться, или бог весть почему еще.

Вторая – реагировала на все происходящее, как проуа Патс. И это было значительно хуже.

Жалость делала Элли Грэм невидимой.

А драки заставляли всех вспомнить о том, что она существует.

– Немедленно прекратить!

Шестнадцатилетний Марк Клаван был приставлен к седьмому классу как Март-отец[2]. Сегодня он сопровождал подростков во время обхода соседских домов, а в течение целого месяца до праздника разучивал с ними колядки, приветственные речи и учил ходить ручейком.

Марк был твердым хорошистом в школе, пользовался доверием у учителей и классно играл в гандбол. Он нравился девчонкам, а мальчишки боялись Клавана и уважали.

А потому никто и не думал его ослушаться. Толпа глазеющих расступилась, пропуская Марка к теперь застывшим Эйнике и Эльге. Даже Ева и Мальве отошли в сторону и замолкли, опустив головы.

– Ну, посмотрите на себя! – строго проговорил Марк, разнимая не сопротивляющихся тому девочек. – Эйнике! Разве ты не знаешь, что Элли сейчас трудно? Что же ты творишь?

– Она сама начала, – гордо вскинув подбородок, заявила Эйнике. – Правда же, Ева? Правда же, Мальве?

Подруги не отозвались.

– Я отлучился ненадолго, поблагодарить старину Расмуса, который нас любезно принял и угостил. А ты и рада стараться. Раз так…

Марк оглядел толпу семиклашек и упер руки в бока. Все внимательно ждали того, что он скажет: в двенадцать и тринадцать лет шестнадцатилетние ребята казались очень-очень взрослыми. Не такими взрослыми, как родители, но все же.

– Ваш Мартов день закончен, детки! Шоу на сегодня достаточно. Расходимся по домам! И будьте уверены, что проуа Патс обязательно узнает о том, как вы все с интересом наблюдали за дракой во время всеобщего праздника!

Подростки принялись протестовать и возмущаться, но Марк пресек общий рокот, подняв правую руку вверх. Так в их школе учителя просили внимания у аудитории.

– Я ясно выразился? – строго уточнил Марк, становясь в глазах седьмого класса все старше и важнее.

После такой демонстративной несговорчивости всем присутствующим пришлось сдаться. Одноклассники быстро собрали яблоки, печенье и конфеты, выкатившиеся из сумок за время потасовки и поспешили разойтись. Эйнике убежала первой, а Ева и Мальве поспешили за ней.

Только Элли никуда не могла уйти: ее мешок с щедрым уловом исчез вместе с другими детьми. Быстро догадавшись, что именно ищет растрепанная, раскрасневшаяся и явно обиженная девочка, Марк поспешил протянуть ей свою сумку:

– Вот, возьми.

– Мне не надо, – еле внятно отозвалась Элли.

– Нет, надо. – Парень закинул мешок себе на плечо и положил руку Элли на спину. – Ну, пойдем, провожу тебя. Расскажешь заодно, что с тобой произошло.

Начало ноября совсем прямо и сурово намекало на то, что близится зима. Именно этот сезонный переход и праздновался в Мартов день издревле, и казалось, что погода тему праздника поддерживала. Небо было пасмурным и тяжелым, мелкие ледяные капли срывались с неба то тут, то там, будто выборочно поливая дождевой водой сухие полысевшие деревья. В Ихасте – маленьком пригородном районе эстонского городка Тарту – мрачная атмосфера была привычной. Возможно, именно поэтому тут и жило всего-то две тысячи с хвостиком человек.

Путь к вилле Грэмов пролегал через набережную, протянутую вдоль речки Эмайыги. Мимо нее и шли Марк и Элли, сохраняя полную тишину. Пока Марк, наконец, не решился начать разговор:

– А вы дома празднуете? Ну, встречаете ряженых? Угощаете их?

– Нет, – не поднимая глаз, ответила Элли.

– Почему? Из-за Лембита?

– Нет. «Мы не хлеборобы, а бизнесмены» – так мама говорит.

– Понятно… – Марк удивленно потер лоб. – Послушай, Эльга…

Прежде чем он смог продолжить, Элли вдруг гордо вздернула голову и одарила его суровым взглядом.

– Прежде чем скажешь, знай, что Лемми жив. Эйнике – дура, и Ева – дура, и Мальве тоже. Они такие же дуры, как их мамы. Это они всем местным говорят, что мы больше его не найдем.

– Боже, Элли… – Марк примирительно выставил ладони вперед. – Я ни капли не сомневаюсь в том, что твой брат найдется. Я лишь хотел расспросить тебя о нем.

Девочка шмыгнула носом, но все же отвела глаза.

– Ну?

– Я, кхм… Я не знал Лембита, понимаешь? Не успел познакомиться в школе. Мне хочется понять, какой он и почему девчонки говорят про него плохо, когда тебя задирают. Конечно, не от большого ума! Но, если бы я знал, в чем проблема…

– Лемми – самый лучший мальчишка на свете, – перебила Марка Элли. – Он знает больше всех и чувствует больше всех. И он замечательно рисует, сочиняет, рассказывает. Я так не умею. Так не умеет никто.

– То есть, он парень творческий?

– Глупое, пустое слово. Он не творческий, а особенный! Единственный такой. И помощь мне твоя не нужна!

Выпалив последнее, Элли побежала вперед, сжав зубы так, что они потом наверняка заболят. Не понимает, не понимает, не понимает! Никто не понимает, что происходит, и в особенности этот глупый напыщенный Марк Клаван!

– Эльга, стой! Да подожди!

Из-за гандбола этот парень умел быстро бегать и еще лучше умел догонять. Он схватил Элли за руку и насильно сунул в ладонь девочки мешок со сладостями.

– Забери. И тебе надо волосы поправить. Иначе дома спросят, что стряслось.

Элли сдержанно рыкнула, но приняла сумку и тут же бросила ее к ногам, запуская пальцы в непослушные русые кудри. В начале праздника она изображала ведунью, но кокошник – венец всего образа – был сорван в драке. На что теперь была похожа ее прическа, Эльга даже не задумывалась.

– Все? – нетерпеливо спросила девочка, кое-как пригладив лохмы справа и слева.

– Да, – попытался улыбнуться ей Марк.

– Тогда пока.

– И даже спасибо не скажешь?

– Еще чего!

Быстро и решительно, не оглядываясь, Элли направилась к вилле Имедема – родному дому Грэмов, в котором все люди, носящие эту фамилию, по словам бабушки Серафимы, жили уже сотни лет подряд.

Вот что – не могли они переехать из этого гадкого Ихасте?! Может быть, и Лембит бы тогда не пропал! И папа бы вернулся. Никому не захочется возвращаться в проклятый, вымерший Ихасте, если он отсюда выбрался, ни за что и никогда!

Марк кричал Эльге вслед:

– Не надо злиться на весь мир, Элли! Не все вокруг такие, как эти противные девчонки Ратас! Есть и друзья!

«Какую чушь он несет, – недоумевала Элли и вновь возвращалась к мысли, которая неотступно преследовала ее, – лучше бы не Лемми исчез отсюда, а я».

Глава 2

Дурные вести

Рис.5 Сонный сад

Название виллы – Имедема – только звучало волшебно[3], а на деле скрывало под собой нехитрое сочетание: скрипучие деревянные полы, холодные стены да пяток пыльных узорчатых ковров. Комнат в доме Грэмов было больше нужного, и часть из них использовалась для складирования неинтересных Элли бумаг и ящиков. Одна из дверей вообще скрывалась за сервантом, и видели ее члены семьи последний раз лет пять назад, во время большой уборки. Попросту говоря, Эльга не понимала, зачем ей, брату, бабушке Серафиме и маме Лауре такой большой дом. Особенно теперь, когда Грэмов осталось всего трое.

Если бы Марк знал, как мама встречает Элли по вечерам, то не беспокоился бы о ее прическе. Еще с порога девочку приветствовал лишь оглушительно громкий звук телевизора, на большом экране которого слишком быстро, слишком наигранно и слишком нервно переговаривались чужие люди. Мама говорила, что на работе всегда было шумно и возвращаться домой, в тишину, было очень странно и непривычно. Телевизор помогал ей «не чувствовать себя одиноко», и это было чем-то очень неприятным: ведь Серафима и Эльга жили вместе с ней.

Лаура Грэм управляла компанией по производству мебели и работала в офисе, который находился там же, среди всевозможных станков. А по вечерам, когда начальница Лаура превращалась в маму Лауру, она любила смотреть фильмы и сериалы в жанре мелодрама. Или просто «мыло», как их давно окрестила Элли. Все они были одинаковыми, глупыми и предсказуемыми, но при этом заставляли маму плакать, гудяще сморкаясь в платок.

– Мама, это же скучно! – много раз повторяла ей Эльга. – И ты от этого можешь поглупеть.

– Нашлась умная, – вытирая слезы, отвечала мама. – Куда уж мне до тебя.

Лаура всегда больше любила близнеца-мальчика, так думала Элли. Не мудрено, что теперь, когда Лемми дома не было, маме она была не нужна.

Семейная трагедия Грэмов – так называли исчезновение Лембита жители Ихасте – случилась шесть месяцев назад и не представляла собой такую уж большую историю.

Просто однажды, одним непривычно солнечным майским утром, Лемми Грэм проснулся, собрал свой синий школьный рюкзак, вышел из дома и больше не вернулся. Сначала он не появился в классе, а потом не прибежал на виллу Имедема вечером, как бывало в любой будний день. Элли была уверена, что брат осознанно прогуливает занятия – ведь такое уже случалось, – а потому, не беспокоилась об отсутствии близнеца до конца уроков.

Но стоило ей пересечь порог дома, начался настоящий кошмар наяву: мама истерически плакала и кричала, бабушка бесконечно звонила по телефону… Еще чуть позже виллу заполонили соседи и полиция. Горбатый, но от того не менее бодрый старик Расмус взял на себя организацию поисковой группы, и тем же вечером с десяток взрослых в сопровождении людей в форме отправились прочесывать окрестности.

С тех пор народный патруль искал Лемми еще полтора месяца, а всем детям Ихасте запретили выходить из дома после восьми часов.

Расмус отчитывался перед Грэмами каждую ночь и придумывал множество теорий исчезновения Лембита – одна невероятней другой:

– Его нужно искать в Тарту!.. Его увезли туда на синей «японке»!

– Наверняка гулял у Эмайыги, поскользнулся… Какой крутой там берег! Самим-то видать?..

– Ребята видели мальчонку в полях за школой! Увели, как пить дать, в лес увели!

От каждой байки Расмуса, маме становилось только хуже. К тому же люди из патруля постоянно находили какие-то чужие мальчиковые вещи и приносили их к Грэмам домой. Все рассказанные додумки и придумки кружили голову, запутывали, заставляли обретать надежду, а затем вновь ее терять. Но разномастным теориям пришел конец, когда у полиции появилась официальная версия произошедшего.

Маму Лауру, бабушку Серафиму и Элли вызвали в отделение и посадили в маленьком кабинете напротив усатого дядьки. Он, конечно, представился, но усы у него были слишком причудливы для того, чтобы Элли запомнила имя. «Крученый Ус» – так назвала его девочка про себя и тут же поверила в то, что эти два слова были настоящими именем и фамилией.

Крученый Ус спросил у мамы:

– Вы в разводе c хэрра[4] Грэмом, это верно?

Прежде чем ответить, мама побледнела. Бабушка взяла ее за руку.

– Да.

– Знаете ли вы, где он находится?

– Я не знаю, нет.

Крученый Ус смешно прищурил один глаз и теперь обратился к бабушке:

– Вы также не знаете, где ваш сын?

– Знаю, почему же, – бабушка загадочно улыбнулась.

– Ой, мама, перестаньте… – почти взвыла Лаура.

Все, что касалось папы, вызывало такую реакцию, поэтому Элли просто вздохнула и запрокинула голову наверх.

– Я не понял, – сказал Крученый Ус.

– Не слушайте ее, – отрубила мама. – Этого человека нет в нашей жизни уже тринадцать лет. Он не желает поддерживать общение, вот и все.

– И где, по вашим предположениям, он может быть?

– В Москве. Так говорили общие знакомые.

– Ясно.

Крученый Ус пожевал что-то невидимое и вновь повернулся к Серафиме:

– Вы тоже считаете, что он в Москве?

– Как знать. Может, и там.

Элли поймала на себе взгляд дядьки и пожала плечами. Мол, она-то точно не знает. Они с Лембитом никогда не видели папу. А уж где он находится, и догадываться не могли.

– Я завел эту беседу… – после ответов от старших Грэмов Крученый Ус говорил очень медленно, как будто выдумывая слова, прежде чем их произнести. – Потому что следствие склоняется к версии причастности отца к пропаже Лембита. У нас появился надежный свидетель, который видел вашего мальчика в сопровождении взрослого мужчины. Мы составили его фоторобот. Пожалуйста, посмотрите.

Ус выложил черно-белую бумажку на стол. Элли поспешила заглянуть в нее первой и не смогла сдержать нервного смешка. Мать больно хлопнула ее по ноге.

– Вы что, издеваетесь? – почти раздраженно выплюнула Лаура.

– Нет, проуа. – Крученый Ус пожал плечами. – Фоторобот составлен четко по показаниям свидетеля.

– И кто он? Ученик начальной школы? Вы в своем уме?!

Крученый Ус вздохнул.

– Мы не разглашаем личность свидетеля до обнаружения доказательств. Это требование с его стороны, и мы его уважаем. – Он снова посмотрел на бабушку. – Это не ваш сын?

Серафима ничего не ответила.

– Господи боже, это не полиция, это театр абсурда! Элли, мама, пойдемте сейчас же!

Лаура быстро покинула кабинет. Бабушка побежала за ней.

Только Элли задержалась.

– Можно я возьму фотобот?

– Фоторобот? – поправил Крученый Ус. – Зачем тебе?

– Ну, он смешной. Если это не большой секрет, то можно он побудет у меня?

– Никаких больших секретов, Элли, – дядька-полицейский вздохнул. – Вне зависимости от реакции твоих мамы и бабушки мы сделаем с этим фотороботом ориентировки и развесим их по всему Ихасте. Мужчину с такой внешностью не заметить тяжело, и будет глупо не проверить эту теорию. Так что забирай на здоровье. Можешь сама прикрепить возле школы или дома.

– Спасибо!

После того дня мама перестала верить полиции и больше не принимала от них звонков. Только рыдала по ночам в подушку, думая, что ее никто не слышит. А бабушка почему-то продолжала странно улыбаться и все меньше говорила о Лембите.

В июле Элли подслушала их разговор. Они сидели в гостиной и говорили тихо, так, чтобы их речь перебивало очередное «мыло» на экране телевизора:

– Лаура, ты знала, что придет время…

– Мама, немедленно замолчите! – шипела мать. – Я не хочу ничего слышать и даже не собираюсь вникать!

– Девочка моя, но ты же…

– Я сказала, оставьте меня в покое! Лучше займитесь Элли! Вы же видите, что мне не до нее!

– Эльга – очень умная девочка. Она сама все поймет.

Элли было приятно, когда ее называли умной. Даже если так говорила только бабушка, а мама с ней была не согласна.

Родные не говорили с Эльгой о том, что она чувствует после пропажи Лемми. Опрос устраивали только в школе. Именно поэтому мнимое беспокойство чужих так злило Элли: если семье нет дела до ее состояния, то почему другие люди притворяются, что им интересно? Бездарное вранье!

Никто не видел, как Элли Грэм перебирает рисунки брата по вечерам, как иной раз пугается своего отражения в зеркале, вспоминая лицо, как две капли воды похожее на ее. Никто не знал, плакала ли она и боялась ли выходить из дома, потому что ее тоже могут украсть на синей «японке»…

Словно если Лембит исчез, то исчезла и Элли. Стала еще одним ненужным предметом мебели в доме. Слилась с грязными бежевыми обоями и утекла в ту самую загороженную дверь за сервант.

За июлем прошел август, а потом и сентябрь. Поиски шли, но мама все еще отказывалась разговаривать с полицией, а бабушка пребывала в спокойном расположении духа.

К Лемми приклеился статус того, кто будет разыскиваться вечно.

Но это все еще было намного лучше, чем то самое страшное слово на букву «у».

Стараясь игнорировать шум телевизора, который разрывался искуственными страданиями, девочка прошмыгнула в гостиную и быстро произнесла:

– Привет, мама.

– Привет, Элли, – лениво отозвалась Лаура, не поднимая на дочь глаз. – Как в школе?

– Сегодня Мартов день. Мы не учились. Я положу яблоки и сладости в холодильник?

– Хорошо.

Элли опустила мешок, переданный Марком, на пол и принялась разбирать подарки ряженым от инициативных взрослых. Больше всех расщедрился старина Расмус: он поделился с детьми домашним штруделем и выделил каждому по половине килограмма шоколадных конфет.

– А где бабушка? – как бы невзначай уточнила девочка. Обычно Серафима сидела в гостиной рядом с мамой и вязала спицами, но сегодня Лаура смотрела телевизор одна.

– Бабушка зайдет к тебе попозже, – все так же без эмоций ответила мама. – Новости есть.

Элли почувствовала, как что-то тяжелое внутри опустилось вниз.

Ощущение было сравнимо с тем, что чувствовали семиклашки в тот момент, когда проуа Патс объявляла их оценки за полугодовую контрольную по математике.

Никаких новостей не было уже месяца четыре или больше. Откуда им взяться? Может быть, к маме приходил Крученый Ус? Полиция развесила новые листовки? Или Расмус сочинил что-то новое? Тогда почему он не сказал об этом Элли сегодня, когда раздавал всем свой дурацкий пирог?

– Лемми… – боязливо начала Элли.

– Да, это касается Лембита, – твердо сказала Лаура и сделала громкость телевизора громче.

Вот и весь разговор. Больше мама не собиралась его продолжать, и это было ясно. «Иди в свою комнату и жди страшного наказания!» – так звучали слова мамы для Элли сейчас.

Эльга снова сжала зубы покрепче и закрыла холодильник. Где-то далеко в глубине души она знала, что все когда-нибудь кончится. И кончится плохо, потому что прошло слишком много времени, и если Лемми и найдут, то он…

«У…»

Девочка поспешила выйти из гостиной и направилась в свою комнату. А затем что есть силы захлопнула за собой дверь.

Бабушка не торопилась навестить внучку, поэтому пришлось придумывать, чем себя отвлечь.

Элли обошла их общую с братом спальню по кругу. Затем еще раз, и еще… Отчаянно пытаясь не смотреть на половину Лемми, она тем не менее все время оглядывалась на его обклеенную рисунками стену. А затем все-таки сдалась и села на чужую кровать.

Лембит обожал рисовать. И писать, и придумывать разные вещи. Он редко по-настоящему расстраивался, хорошо учился и любил проводить время в одиночестве. Он никогда и никому не докучал. Разве что в школе его не любили. Просто за то, что он смотрел на вещи иначе и не стеснялся громко об этом говорить. Сестра старалась предотвращать драки, но получалось далеко не всегда. Чем старше становился Лемми, тем смелее он мог заявить свое честное мнение по тому или иному вопросу.

Элли восхищало его воображение, даже если близнец порой нес совершенную чушь.

– Я уверен, что весь мир не заканчивается на том, что мы видим, – заговорщическим тоном шептал Лемми по ночам со своей кровати. Так, чтобы их с сестрой диалог точно никто не мог послушать. – Есть еще много всего где-то под нами, за нами или над нами. И где-то там сейчас находится наш папа на самом деле, это я точно знаю.

– Ты дурак, Лемми, – смеясь, отвечала Элли. – Значит, по-твоему, параллельный мир – это какая-нибудь Москва?

– Какая, блин, Москва! – обижался брат. – Эльга, ну неужели ты веришь в то, что наш папа там? Нет, точно нет. Я знаю, что у нас с тобой необычная судьба. Я вижу это во снах, я чувствую, что мы не должны быть тут. Это не наша миссия.

– Да, Лембит, наш папа – сказочный персонаж, а мы с тобой полукровки, – девочка зевнула. – В школе только никому этого не говори, ну, про свои особые миссии. А то тебя опять захотят взгреть за то, что ты никак не можешь повзрослеть.

– Смейся надо мной сколько хочешь. И пусть со мной дерутся сколько влезет. – Лемми загадочно смотрел в потолок и улыбался. Прямо как их бабушка. – Однажды ты все равно поймешь, о чем я говорю.

Элли прикрыла рот рукой, чувствуя, как что-то в грудной клетке собирается в тугой комок. Ну вот, идиотский Лембит, получай! Ты оказался не прав! Ты пропал, и никаких, никаких чудес не произошло, не началось никаких особых миссий. Случилась одна лишь человеческая гадость: тебя не нашли и не ищут. Никому ты не нужен, даже маме, бабушке и полиции. Не говоря уже об отце, обитающем в параллельном мире или в какой-нибудь Москве, не говоря уже о тех, кто живет за нами, под нами или над нами.

Ты был таким здоровским, умным и необычным.

Но самое плохое случилось именно с тобой.

Если же кто-то и следит за нами извне, то почему он не предотвратил это?!

Горячие слезы обожгли веки девочки, а ее рот неприятно скривился. Жгучая боль потери разрасталась колючей паутиной внутри. Не в силах больше терпеть бездействие Элли подскочила с кровати брата и поспешила отойти к единственному окну в их спальне.

Ожидая увидеть за стеклом лишь темноту, девочка отшатнулась.

С улицы, стоя вплотную к оконной раме, на нее взирало белое лицо.

– Здравствуй, внученька.

Элли обернулась на обращение бабушки, не успев толком отреагировать на увиденное. Должно быть, показалось… Совсем сама себя запугала! Она зажмурилась, потрясла головой и быстро выдавила:

– Привет, бабуль.

Бабушка тяжело вздохнула и, медленно ступая через свою длинную домашнюю юбку, прошла в комнату. Элли предложила ей сесть на свою кровать, а сама опустилась на пол.

– Мама уже сказала, что я приду… – Сегодня Серафима казалась совсем мрачной, что было на нее не похоже. Столько месяцев она сохраняла спокойствие, но теперь…

– Конечно. Поэтому сразу скажи, пожалуйста, что случилось.

Бабушка поправила свои очки на цепочке.

– Эльга, ты знаешь, что прошло уже полгода… И никаких успехов нет.

– Ничего я не знаю. – Элли нахмурилась. – Мама же не берет трубки. МЫ ничего не знаем.

– Ихасте маленький. Если Лаура не хочет общаться с полицией, это не значит, что нам ничего неизвестно. Просто рассказать тебе, правда, было нечего.

– Я поняла, – тихо отозвалась девочка. – Но ты же не это пришла мне сказать, бабушка?

– Совсем нет.

Серафима сложила ладони на своих коленях, сцепив их в крепкий замок. Она тяжело вздохнула еще раз. А потом еще и еще. Что-то не давало ей говорить, как назойливый паразит, скручивающий голосовые связки изнутри. Элли представила, что в горле у бабушки сидит вредная лягушка: прилипла к связкам и держит их.

– Я пришла передать, что твоя мама приняла очень сложное решение, с которым я не согласна. Но, так как она глава семьи и мама Лембита, я здесь голоса не имею.

– Какое решение?

Бабушка поджала губы.

– Через неделю состоятся похороны твоего брата. Гроб будет пустым.

«У…»

Девочка почувствовала, как кудряшки на ее затылке зашевелились.

– Но они же не нашли его… – тихо залепетала Элли. – Ни живым… Никаким… Почему?..

– Твоя мама решила, что нам следует двигаться дальше. Весь Ихасте смотрит на нас и думает о Лембите. Она решила это прекратить.

Сердце Элли сделало кувырок. И еще раз. Туда-сюда… Зрение помутнело.

– Прошло слишком много времени… – дрожаще выдохнула бабушка. – Так она говорит.

– Ты должна это остановить… – сказала девочка.

– Я не могу, Эльга. Твоя мама приняла решение.

– ТЫ ДОЛЖНА ЭТО ОСТАНОВИТЬ!

Внезапный крик Элли оглушил Серафиму и заставил броситься ее успокаивать. Но та билась в руках бабушки словно дикий зверек: откидывала руки, вопила и плакала. Девочка думала, что на ее крик прибежит мама, но этого не произошло.

– Что ты знаешь про этого фотобота, бабушка?! Ты что-то знаешь! ЗНАЕШЬ!

Отцепившись от Серафимы, Элли бросилась к деревянному ящику с рисунками Лембита и начала лихорадочно устраивать бардак. Тот листок с портретом незнакомца, которым щедро поделился с Элли Крученый Ус, был предусмотрительно спрятан на самом дне. Под завалом бесценных работ брата наконец мелькнула черно-белая бумажка.

– ВОТ ОН! ВОТ ОН, БАБУШКА! Кто это?! Ты знаешь, кто это! Отвечай!

Бабушка промолчала.

Глава 3

Слежка

Рис.6 Сонный сад

Утро следующего дня выдалось хмурым.

По правде говоря, оно редко бывало иным в ноябре.

Бабушка часто повторяла: «Поешь, и проблема исчезнет», а еще: «Поспи, и станет лучше», и тому подобные житейские мудрости. Но ночь, окутанная дурными вестями, не делала ситуацию лучше и уж тем более не заставляла исчезнуть тот кошмар наяву, что ожидал Элли уже меньше чем через неделю.

Это было намного хуже, чем злосчастная полугодовая контрольная по математике, и намного, намного страшнее годовой.

«Похороны без тела – как день рождения без торта», – сочинила собственную житейскую мудрость Элли, пока собиралась в школу, и тихонько расплакалась.

Мама давно ушла на работу, а бабушка наверняка вовсю корпела над завтраком, поджидая момент для нового серьезного разговора с внучкой.

К черту бесполезные беседы!

Они не отменят фальшивые похороны и никогда не вернут Лембита назад.

Застегнув свой ярко-оранжевый школьный рюкзак, девочка поспешно вытерла слезы и подошла к окну. Здесь, прямо перед тем, как бабушка принесла в их с братом комнату еще больше дурного и безысходного, Элли видела белое лицо. Вчера она оправдала это своими переживаниями, а сегодня и вовсе не верила в то, что кто-то мог стоять тут, вплотную к стеклу, и пялиться на нее – никому ненужную, неособенную и неинтересную Элли. А если и пялился, то теперь точно ушел, потому что все понял и отправился на поиски объекта для запугивания повеселее.

Крупные капли дождя оседали на стекло и скатывались вниз тонкими ручейками. В школу придется идти в дурацких резиновых сапогах. Одно было хорошо: они тоже были оранжевыми, как и рюкзак. Бабушка учла это при покупке.

В дверь постучались.

– Девочка моя, ты уже опаздываешь, – послышался голос Серафимы. – Позавтракай в школе. Я положила тебе овсянку и сыр.

Элли была убеждена, что разваренную серую кашу можно было стерпеть, если только сдобрить это варево сыром. Имели значение и пропорции: сыра должно было быть ровно столько же, сколько и овсянки. А если сыра будет больше – день в самом деле мог стать намного лучше.

Но текущее положение даже сырной кашей было не спасти.

Уже через пару минут бабушка укладывала еще горячий контейнер с собой, а Элли натягивала сапоги. Она старалась не поднимать глаз на Серафиму. Покажет свое лицо – и придется вести разговор! Нет уж, пусть бабушка подумает о своем поведении. Поймет, как она обидела Элли, осознает, как она на нее злится. В конце концов, именно бабушка позволила маме принять решение зарыть несуществующий призрак Лемми в мокрую черную землю на кладбище Ихасте. Не остановила Лауру, не боролась с ней! И вообще что-то знала и постоянно умалчивала!

– Ты возьмешь от меня кое-что?.. – как-то боязливо и виновато уточнила Серафима.

Отлично! Этого-то Элли и хотелось. Пусть винит себя!

– Что это? – все так же не поднимая головы, нарочито надменно уточнила девочка.

– Книжица. – Бабушка поджала губы и тяжело вздохнула. Ее широкие плечи дрогнули, а полные, теплые и заботливые руки сцепились в замок за спиной. – Мы уже упустили тебя, Эльга. Ты привыкла делать выводы обо всем на свете сама и никого не слушать…

– Это верно. – Элли скрестила руки на груди. Слова бабушки не были похожи на похвалу, но девочке все равно было приятно их услышать. – Так что за книжка?

– Прочтешь, – кивнула Серафима, – и сделаешь выводы сама. Как тебе нравится.

– Хорошо! – девочка гордо вскинула голову, но все еще смотрела куда-то в сторону. – Давай сюда свою книжку. Я пойду в школу с ней.

* * *

Резиновый сапог Элли провалился во влажную почву.

То, что осталось от малюсеньких зеленых ростков – единственных весточек былого тепла, – теперь пожелтело, смешалось с грязью и превратилось в жуткое месиво, утопающее в образовавшихся лужицах. Хлюп-хлюп-хлюп – так звучал путь девочки к набережной речки Эмайыги.

Дождь шел и шел, обнимая влагой черный зонтик, съедая звуки окружающего мира, оставляя вокруг только тишину и легкие туманные сгустки, катающиеся по земле. Все небо превратилось в одно сплошное серое облако, сквозь которое не было видно ни солнца, ни чего-либо еще. То и дело бредущую под непогодой Элли обдувало холодным ветром, а она шла и бурчала про себя.

Бабушкина «книжица» оказалась неинтересной тетрадкой для записей в черном кожаном переплете. Ни цветных картинок, ни вкладышей, ни миленьких закладок. Чего еще можно было ожидать от взрослых?! Если бы Лемми поделился с Элли книжкой, в ней было бы много рисунков, заметок и всяких шуток. Но Лембита рядом больше не было, и новых баек от него теперь ждать не приходилось. Лишь оказавшись в полном одиночестве, Эльга поняла, что такое связь близнецов. О ней часто говорила мама (но не ей и не бабушке, а кому-то телефону, еще много лет назад), про нее спрашивали одноклассники и шутили мерзкие девчонки. Элли думала, что именно из-за этой связи с самого начала, в детстве, Лаура любила их одинаково. Но потом, когда дети Грэмов стали взрослеть и вошли в «самый тяжелый возраст» (так мамин телевизор в каком-то сериале про мать-одиночку называл промежуток между одиннадцатью и пятнадцатью годами жизни), Элли стала совершенно не похожа на Лембита, и все изменилось. Все дело было в характере девочки. Бабушка как-то говорила, что он достался ей от отца.

– Она такая же дикая, как Элиас! Я не понимаю, мама! – сетовала несколько лет назад Лаура, наказав Элли в очередной раз. Девочка тогда вытащила из подвала никому ненужные старые доски и начала строить штаб на заднем дворе. – Почему у нас умом одаренный только мальчишка?! Все должно быть наоборот! Горе ходячее, а не девочка!

– Кровь не вода, – пожимала плечами Серафима, выдавая свои бытовые присказки, как по расписанию. – К тому же вы сами захотели так назвать дочку. Не мудрено, что она будет похожа на отца. Ты же помнишь, как мы шутили: Элиас – Элли, Лаура – Лембит…

– Это было до того, как ваш сын решил, что ему в нашей семье не место! – начинала повышать голос Лаура. – Бога ради, прекратите поднимать эту тему так часто! Вы же знаете, как меня это злит!

– И все же, кровь не вода, дочка, кровь не вода…. – вздыхала бабушка и замолкала.

На набережной ветер подул еще пуще, и Элли пришлось остановиться для того, чтобы переждать новый ледяной порыв.

Девочка зажмурилась и выставила руку вперед. Чпок! Зонтик тут же выгнулся в обратную сторону.

Элли попыталась выгнуть его обратно, громко ругаясь на природу, погоду и все злоключения, что окружили ее маленькую несчастную жизнь. Да что за напасть?! Нет покоя ни дома, ни на улице, ни в школе!

Бамс! Зонт окончательно распоясался и вылетел у девочки из рук. Ветер понес его по мокрой земле в абсолютно противоположную от школы сторону.

Элли побежала за ним. Так быстро, как только могла.

Дождь превращал русые кудри в противные мокрые пакли, прилипающие к лицу. Вода с прядок капала за шиворот ученического платья, стекала по спине вниз, злила и раздражала. Девочка не знала, как долго она бежала за зонтом, но его уносило все дальше, мимо виллы Имедема, стоявшей на отшибе, мимо киоска с мороженым на набережной, который был открыт только летом.

Когда Элли смогла поймать укатывающийся зонт и наконец остановилась, ее взору открылась опушка перед лесом. Вечная непогода превратила этот участок в кладбище деревьев – большая часть была с корнем вырвана из земли и лениво лежала в грязи. А сами корни, плотно вросшие в почву, срослись с ней, и теперь, лежа на боку, образовывали своим престранным союзом что-то похожее на высокие, сплошь покрытые мхом земляные тотемы.

Оглядев творчество стихии, девочка хотела вернуться к тропе. Но стоило ей развернуться в сторону набережной, как до ее покрасневших от холодного ветра ушей донеслась чья-то песня:

  • Странник, эй, странник, эй, песнь твоя.
  • Разреши, странник, мне петь для тебя…

Элли прислушалась. Эту мелодию она знала хорошо: то была народная песня путешественника[5] – которую весь ее класс под предводительством Марка учил для колядования в Мартов день. В конечном итоге, правда, петь ее никто не стал. Слишком уж грустным был мотив, и для школьников – совсем неподходящим.

Тем не менее Эльга отлично помнила слова. Может быть, это вечный хорошист Марк Клаван прогуливает школу и поет себе среди леса от удовольствия? Тембр было не разобрать. Но, чувствуя странное покалывание в кончиках пальцев ног, девочка решила откликнуться:

  • Слышу, странник, я тебя и пою
  • О потери всех, кого люблю.

Ответ последовал незамедлительно. Невидимый певец будто бы стал ближе, и теперь Элли была уверена: пел взрослый мужчина. Звук шел откуда-то со стороны одного из земляных тотемов:

  • Месяц сменит солнце, и наступит тьма.
  • Солнце поглотила черная земля.

На этот раз Элли не спешила допевать последние две строчки. Она выдержала паузу: вдруг все же двухголосье вышло случайным и ее никто не слышит? Однако же на лесной опушке повисла пауза.

Девочка прищурилась, сжала свободную руку в кулак и двинулась к тому дереву, за корнями которого, как ей казалось, скрывался поющий. Приближаясь к тотему, она протянула:

  • Будем мы с тобой порознь теперь.
  • В мир, тебе доступный, мне закрыта дверь.

Закончив петь, Элли заглянула за причудливое сплетение почвы и корней и увидела его.

То самое бледное лицо, что следило за ней вчера вечером, перед разговором с бабушкой!

Почувствовав, как злость закипает в ней с новой силой, девочка смело прошагала по лужам и воинственно встала напротив незнакомца. Он сидел прямо в корнях, на самом верху тотема и горланил свою песню, развалившись в сплетении, как мама на своем диване. К собственному шоку, Элли поняла, что ей совсем не страшно. Если этот чудак поет в такой дождь на улице, ходит у нее под окнами и подглядывает – пусть изволит объясниться!

А если он опасен… Ну и черт с ним!

Хуже уже не станет.

Куда уж хуже?

– Так это ты за мной следишь! – прокричала девочка странному мужчине.

– Нет, это ты за мной следишь! – будто эхо, отозвался незнакомец и рассмеялся.

– Чего?! – Элли бросила зонт на землю и скрестила руки на груди. – Ты что, идиот?! Я видела тебя вчера ночью!

– Я вижу тебя сейчас прямо перед собой, – все так же с улыбкой отозвался мужчина и с грацией хищного животного спрыгнул на землю.

Девочка сделала шаг назад. Незнакомец шел по направлению к ней, весело ухмыляясь, и ее храбрость потихоньку испарялась.

Самым худшим казалось то, что теперь она могла рассмотреть его получше.

И узнать.

Это был тот самый неопознанный человек с фотобота, своей немыслимостью скорее напоминавший рисунок младшеклассника.

Или с фоторобота – это было уже неважно.

– Значит-с, откликаешься на мою песню, приходишь ко мне сама, а я еще и виновен в слежке? Какой-то непорядок, Элли Грэм. Полная ерундистика!

Он знал ее имя. Ну конечно же знал! Ведь Крученый Ус предполагал, что он похитил Лембита, а значит…

– Кто ты такой? – уже с меньшим напором поинтересовалась Элли и продолжила пятиться.

– Я-то? – незнакомец принял задумчивую позу, а затем всплеснул руками. Да так резко, что девочка на всякий случай пригнулась. – А ты как думаешь?

– Я… Я не знаю. – окончательно опешила Элли.

Первым, что бросалось в глаза, был чрезмерно высокий рост и некая угловатость. «Если бы он был геометрической фигурой, то точно треугольником», – думала Элли про себя. До сегодняшнего дня настолько геометрически верные люди ей не встречались. Теперь было видно, что белое лицо незнакомца лишь казалось одноцветным: у больших глаз лилового оттенка пестрела небрежно размазанная красная краска. А в тон жуткому гриму был подобран плотный сюртук, напоминавший одежду мужчин со старых фотографий бабушки. Но на тех пожелтевших карточках все люди выглядели очень аккуратно и ухоженно… Чего нельзя было сказать о незнакомце совсем.

Каштановые волосы торчали в разные стороны, будто когда-то давно его ударило током, и с тех пор он предпочитал не расчесываться, руки с ужасными черными, неровными ногтями обрамляло обилие железных колец… А на ногах были надеты глупые, почти клоунские ботинки с длинными носами!

Чудаковатый образ венчала дырявая высокая шляпа со всякой всячиной на боковой стороне полей. Элли успела заметить черно-золотую брошку, клетчатую ленту и какие-то пожелтевшие кости.

– Ты Безумный Шляпник?.. – прошептала девочка.

Мужчина снова расхохотался.

– А разве ты похожа на Алису? – надрываясь, выдавил он. – Капризная, вредная, обиженная Элли Грэм! Ну какая из тебя Алиса?

– Да иди ты, знаешь куда… – Элли снова почувствовала, как что-то горячее разрастается в груди. Если все перечисленное и было правдой, то этого придурка точно не касалось. – Ты просто клоун, ясно? С клоунским гримом, клоунской обувью… Иди отсюда вон!

– Хм.

Незнакомец тут же перестал смеяться и, копируя позу Элли, скрестил руки на груди.

– Меня зовут Ткач, Элли Грэм. Вот тебе мое имя.

– Мне уже неинтересно, – буркнула девочка.

– Неправда, – мужчина самодовольно усмехнулся. – Иначе бы ты ушла.

Между Ткачом и Элли повисла неловкая тишина.

– И ты не станешь топить меня в реке? – все еще хмурясь, спросила девочка.

– Зачем мне это?

– И не уведешь в лес?

– Еще чего!

– И не увезешь на синей «японке»?

Ткач прыснул.

– Кажется, Элли Грэм, это ты Безумный Шляпник, а не я.

– Тогда верни Лемми!

– Лембита Грэма? – Ткач ухмыльнулся. – С чего ты взяла, что он у меня?

Элли вдохнула поглубже, насупилась и сжала зубы. А затем закричала. Ей казалось, что крик может звучать устрашающе. Даже если она маленькая, мокрая и абсолютно безоружная:

– Потому что твое лицо есть на фотоботе! Потому что Кру… Полицейский с усами сказал, что это верная ориентировка! Потому что тебя искал весь Ихасте, вот почему!

– Искал весь Ихасте и не нашел?

– Не нашел! Но я нашла! И отведу тебя в полицию! Прямо сейчас!

– Ну пошли.

Элли застыла.

– Как это «пошли»? И все?

Ткач сделал шаг навстречу девочке, склонился вплотную и, подобно птице, осмотрел лицо Элли одним лишь глазом.

– Ты сказала, что я есть на ориентировке. Так веди.

Девочке резко захотелось плакать. Он вел себя странно, безумно и непредсказуемо! Да что вообще возомнил о себе этот Ткач?!

Сможет ли она отвести его в полицию самостоятельно?.. Поверит ли ей Крученый Ус?.. А что, если она ошиблась?..

А что, если все это просто страшный сон, который снится ей после тех самых вестей от бабушки?..

– Я не забирал у тебя брата, Элли Грэм. Он ушел сам. – Наблюдая за растерянностью девочки, мужчина отстранился и вновь выпрямился в полный рост. – Но я знаю, где он.

– Где?! – чувствуя, как сердце начинает биться быстрее, воскликнула Элли. – Отведи меня к нему! Сейчас же!

– Сейчас ты не готова. И он не захочет тебя увидеть. Но если ты…

– Отведи меня!!!

Элли схватила Ткача за рукав сюртука и потянула на себя. Но тот лишь выдернул свою руку и строго оглядел девочку.

– Ты что, намерена со мной подраться? – хохотал Ткач. – Будешь готова, отведу.

А затем он развернулся и бодро зашагал в сторону леса.

– Стой!!! – кричала ему Элли вслед. – Ты не можешь оставить меня вот так!!! Ты же зачем-то приходил?! Зачем-то следил за мной!!!

– Ты поймешь зачем, когда научишься справляться со страхом, – бросил ей Ткач через плечо. – Иди в школу, Элли Грэм. Свидимся.

Оставшись на опушке в полном одиночестве, Элли сердито рыкнула в след стремительно удаляющемуся мужчине и побежала прочь.

Глава 4

Школа

Рис.7 Сонный сад

– Эльга, Эльга… – только и сказала проуа Патс, когда увидела насквозь мокрую Элли на пороге класса.

Она успела добежать до школы лишь ко второму уроку. Да еще, как назло, по самому нелюбимому предмету, который преподавала их классная руководительница.

Человековедение.

Не получив никаких других комментариев к своему внешнему виду, Элли прошла на свое место: предпоследнюю парту в третьем ряду.

Вот уже полгода она сидела в полном одиночестве, постоянно слушая, как девочки со второго и четвертого ряда подхихикивали над ней, придумывая самые разнообразные для того поводы:

«Эта прическа! Кхи-хи-хи… Когда она научится расчесываться… Вот чучело!»

«Пффф… Небось так страдала, что забыла, что надо делать домашку… Дура!»

«Ш-ш-ш-ш… Сейчас услышит, накинется на нас… Как дикая обезьяна…»

По правде говоря, Элли была грешна абсолютно во всем, в чем ее обвиняли. Она действительно не считала нужным расчесывать и без того спутанные волосы, иногда переживала так сильно, что совсем не делала домашнее задание, и обязательно отвечала дракой на драку, потому что хотела себя защитить.

Но ни один из этих пунктов «позорного» списка не стоил той травли, что Эйнике, Ева и Мальве устраивали ежедневно. Элли знала, что девочки завидовали тем «скидкам», которые делали для нее старшие, но так же хорошо она знала, что ни одна из задир на самом деле не пожелала бы оказаться на ее месте.

Вся существующая забота вкупе с жалостью, так обширно преследующая Эльгу в школе, была деланной и выдуманной. «На самом деле, – размышляла девочка, – это и был страх: узнать больше нужного, увидеть больше желаемого и стать причастной».

– Сегодняшняя тема… Линия жизни человека и роль переходного возраста в ней, – мямлила проуа Патс. – Записываем.

Элли постаралась убрать все мокрые волосы за спину – так, чтобы капли не скатывались в тетрадь, – и обрадовалась, что ее любимый рюкзак, кажется, был абсолютно водонепроницаемым. То, что учебники оказались полностью сухими, стало первой отличной новостью за этот ужасный день.

– Первый параграф, кх-кх… – классная руководительница кашляла всегда, без какого-либо повода. Элли думала, что именно так, должно быть, звучит настоящая старость. – Записываем… Сегодня мы обсудим примеры возможностей… Человека самостоятельно прокладывать жизненный путь… И, как вытекающее… Понимание личной ответственности при выборе жизненного пути…

Кто-то на первом ряду громко зевнул, и все захихикали.

– Очень смешно, кх-кх, Рауль… Да… Сейчас выйдешь к доске и расскажешь нам, как понимаешь тему.

Пользуясь тем, что проуа Патс принялась мучать белобрысого неуча Рауля, Элли вновь склонилась к своему рюкзаку.

Из бокового отделения, где обычно хранились все книги в твердой обложке, выглядывал бабушкин подарок.

Уже будучи практически уверенной в том, что встреча с Ткачом (хотя, конечно же, ему бы больше подошло имя Страшный Клоун в Страшной Шляпе, но оно было слишком длинным, и Элли решила его не использовать. Привидится же такой урод!) была то ли остатком плохого сна, то ли наваждением, девочка спокойно вытащила черную книжицу и погрузилась в ее изучение.

Школьная скука делала все абсолютно обыденным, серым и привычным. Здесь не верилось ни во что и никогда.

«Школа – кладбище чудес», – придумала Элли новое определение и порадовалась своей гениальности.

На форзаце книжки было написано от руки: «Избрав неверный путь, не смей роптать».

Девочка пожала плечами и перелистнула страницу.

Класс снова захихикал.

– Рауль… Садись, – тяжело вздохнула проуа Патс где-то далеко, на фоне. – Не мучай ни себя, ни нас… Дети, записываем. Внешние факторы… Ф-А-К-Т-О-Р-Ы, влияющие на личный выбор… И формирование индивидуальности.

Первые три страницы были посвящены подробному описанию некоего ритуала, который назывался «ристипуу». Автор записей владел очень мелким и невнятным почерком, да и записывал все свои мысли так давно, что половина из них вот-вот норовила сойти с бумаги и стать единым чернильным пятном.

Читать было очень трудно, но Элли старалась, то и дело продолжая откидывать за спину мокрые пряди, чтобы не испортить записи еще сильнее.

«Выберите самое старое сосновое дерево на кладбище и нащупайте слабое место. Очертите форму креста сверху вниз, думая о недавно почившем. Проделайте все то же самое несколько раз, пока кора не начнет отходить от ствола, а затем снимите ее и коснитесь символа. Референт появится сам и будет готов к сопровождению беспрекословно».

Так много сложных слов, и все рядом! Девочка почесала подбородок, оглядела записывающих за учительницей одноклассников и вытянула руку наверх.

– Эльга?.. – проуа Патс удивленно посмотрела на девочку и выдержала паузу. Наверняка вспоминала, когда та последний раз стремилась ответить на уроке. – Что ты хочешь?

Элли подскочила со стула и мокрый подол платья облепил ее со всех сторон, смешно скомкавшись. Эйнике тихо прыснула, а Ева и Мальве с задержкой ровно в одну секунду повторили за ней.

– Я хочу узнать значение некоторых слов, – кивнула Элли сама себе. – Вы сможете мне, пожалуйста, помочь?

– Конечно… – учительница пожала плечами. – Какие слова тебе непонятны?

– Недавно почивший, – зачитала девочка из книги. – Но это первое, есть еще два.

В классе повисла тишина. Проуа Патс поправила свои круглые очки и снова закашлялась.

– Это какая-то шутка, Эльга?.. Кх-кх… Если ты хочешь привлечь к себе внимание, это очень плохой способ… Потому как…

– Она просто хотела пригласить всех на похороны Лембита, – скорчив фальшиво-жалостливую мину, перебила учительницу Эйнике Ратас. – Правда же, Элли?

Сердце Элли ухнуло вниз. Нет, нет, нет… Только не это! Откуда они знают?.. Почему узнали так быстро?.. Неужели снова от своих мам?..

– Эльга, я… – проуа Патс нахмурилась. – Приношу свои соболезнования. Когда это произошло?

– Ничего не произошло, проуа. – Казалось, что пройдет еще мгновение и Эйнике пустит актерскую слезу. – Просто гроб будет пустым. Никто так и не узнал, где и как Лемми умер… Такой кошмар!

– Кошмар… – будто тень, повторила учительница за Эйнике.

Эмоции Элли лихорадочно сменяли одна другую. Руки снова непроизвольно сжались в кулаки.

– Это не про Лембита, – выдавила девочка сквозь зубы.

– Нет-нет… – все еще слегка ошарашенно, но уверенно произнесла учительница. – Ты применила слово верно… «Недавно почивший» подходит к человеку, который недавно умер. Но в следующий раз, прошу тебя… Не во время урока…

Перед глазами Элли щелкнула черная вспышка.

Ей показалось, что в одном из трех окон, что находились по левую сторону классной комнаты, мелькнуло теперь уже знакомое ухмыляющееся лицо.

– ЭТО НЕ ПРО ЛЕМБИТА! – проорала девочка так, что рядом сидящие заткнули уши.

– Эльга! – повысила голос проуа Патс.

Но Элли не видела никого и ничего больше – она уставилась на сдавленно хихикающую в ладонь Эйнике. Внезапная сила сделала руки Эльги большими и сильными, а ноги настолько быстрыми, что уже через мгновение она оказалась рядом с одноклассницей и тянулась к ее волосам.

– Эльга! – повторила проуа Патс и поспешила разнять сцепившихся девочек.

Еще никогда Элли не нападала первой. Она защищала себя, защищала брата и даже некоторых ребят из начальной школы, если заставала их в беде. Но теперь, когда Эйнике так легко и насмешливо использовала страшное слово на букву «у» в адрес Лембита, она должна была получить по заслугам. И пусть ее исключат после этого, и пусть запрут дома, и пусть…

Девочка услышала приглушенный смех.

Прямо за окном стоял Ткач и надрывался от хохота, наблюдая за происходящим.

* * *

Тик-так, тик-так, тик так.

Часы в кабинете директрисы Мяги ходили медленнее нужного.

– Твоя мама не отвечает на звонки, Эльга, – вздохнула тощая как жердь проуа Мяги, смотря на сопровождающую Элли проуа Патс. – Но херра и проуа Ратас точно захотят объяснений. И как можно скорее.

– Мама не берет трубки из-за полиции, – бесцветно отозвалась девочка. – Вы не дозвонитесь.

– Если мне будет нужно, Эльга, я дозвонюсь, – угрожающе подчеркнула директриса.

Элли была почти рада получить наказание. Все это избавляло ее от приклеившейся, как осенний мокрый лист к подошве туфли, невидимости. «Наконец-то, я существую, – думала Элли. – Наконец-то, они вспомнили, что я есть».

– Элли… – негромко проговорила проуа Патс. – Пойми, мы все чувствуем и знаем, как тебе тяжело…

– Она выдрала ей клок волос, – оборвала учительницу проуа Мяги. – Увесистый такой клок. Из него впору связать варежки.

Девочка захихикала.

– Смешно тебе, Грэм? – нахмурилась директриса. – А нам не очень. Я приняла решение отстранить тебя от занятий.

– На сколько? – уточнила Элли.

– На неделю, Грэм. На неделю.

– И все?

– Ты что, со мной торгуешься, девочка? – приподнялась со своего места проуа Мяги. – Конечно, за эту неделю тебе придется осилить вдвое больше объема самостоятельно: и классную, и домашнюю работы. И отчитаться классному руководителю лично! А она отчитается мне! Это ясно?

– Ясно.

– А твоя мама обязана завтра явиться сюда на встречу со мной и родителями Эйнике. И делай что хочешь, Грэм, но явиться она должна! Иначе я приду к вам домой и разговор состоится и в твоем присутствии тоже.

Приподнятое настроение Элли мгновенно улетучилось. Привычка мамы не брать трубки могла сделать так, что она никогда не узнает о произошедшем… Но если все же узнает… Она, наверное, возненавидит Элли окончательно.

– А бабушка не может? – вновь попыталась найти компромисс девочка. – За бабушкой могу сбегать и позвать ее прямо сейчас.

– Только мама! Знаю я сердобольность Серафимы.

– Я поняла вас, проуа.

– И это еще мягко за такую провинность, поверь мне, Грэм. Очень мягко!

Проуа Патс вывела Элли из кабинета директрисы за плечо.

– Эльга… – вздохнула учительница. – От себя я прошу тебя все же научиться говорить с окружающими тебя людьми… Все это очень тяжело, но тебе еще жить в Ихасте… Рядом с ними всеми, и вообще… Каждому из нас может понадобиться помощь в любой момент. Удели внимание человековедению, когда будешь дома.

Девочка отвела взгляд и промолчала.

– Ты хотела, кх-кх, узнать значение еще двух слов… – Патс дотронулась до своих круглых оправ по привычке. – Ты можешь спросить сейчас.

– Референт… – вдруг вспомнив про записи в черной книжице, Элли немного приободрилась. – И беспрекословно!

– Ну что же… Это совсем просто. – проуа Патс грустно улыбнулась. – Референт, скорее всего, в значении «помощник», «советник» и «проводник». А беспрекословно – значит, что без права отказаться. Я тебе помогла?

– Пока нет… – вздохнула Элли. Нет, понимание этих слов пока не давало ей никаких ключей к разгадке. – Но все равно спасибо.

Дорога до дома прошла без приключений.

Наверное, потому что дождь наконец закончился.

Глава 5

Гроб

Рис.8 Сонный сад

Возле входной двери на виллу Имедема толпились странные люди.

Их одежда была нестиранной и пахучей. А руки серели от старой, сухой и неотмываемой грязи.

Четверо незнакомых мужчин бегали туда-сюда и обратно, вытаскивая нераспознаваемые предметы из грузовика. Самый низкий из них кричал:

– Да не войдет он, чтоб тебя! Надо через окно.

Ему отвечал тот, что был куда крепче и почему-то хрипел:

– Я тебе говорю – зайдет: снимем с петель, и дело с концом.

Еще двое суетились молча.

– Здравствуйте, – без особого интереса бросила Элли и остановилась у крыльца. – А где бабушка?

– О, близняшка, – криво ухмыльнулся низкий и протянув руку, поворошил волосы Элли. Было неприятно. Не из-за жеста, а из-за потных подмышек. – На кухне Серафима, кофе кипятит.

Девочка решила, что про себя будет звать мужичка Гномом-Вонючкой.

– Зачем вам наш кофе? – нахмурилась Элли.

– Грубо как, – фыркнул Гном-Вонючка. – Мы делом заняты. Устали.

– А дело какое?

– Девочка, иди-ка внутрь и побыстрее! Мешаешься.

Громко цокнув, Элли перескочила через порог и застыла напротив двери. Нет уж, не увидев, что происходит, в свою комнату она не отправится!

Вскоре мужчины принесли шуруповерт и сняли входную дверь. Сначала девочка подумала, что на этом их так называемое дело закончится, но Гном-Вонючка раздал всем тканевые перчатки с резиновыми пупырышками и снова отправил в сторону машины.

Когда они вернулись, все стало ясно.

Распределив силы на двоих, мужчины тащили ко входу в дом Грэмов небольшой, но самый настоящий гроб.

Еще двое встали у двери и контролировали процесс.

Элли отшатнулась.

– Боком, боком его давай! – подначивал хриплый.

– Аккуратно переворачивай! – предостерегал Гном-Вонючка.

Девочка зажмурилась и распахнула глаза снова. Потом еще и еще. Но страшная, горькая картинка никуда не уходила.

Больше не в силах наблюдать за происходящим, Элли сорвалась с места и побежала на кухню.

– Бабушка! – кричала она по пути. – Бабушка!

Серафима разливала свежесваренный кофе по четырем гостевым кружкам. Увидев внучку, она испуганно отставила турку и поспешила поймать девочку в свои руки:

– Элли, детка, что такое? Кто тебя обидел?

– Бабушка, у них там!.. – часто дыша, запиналась девочка. – У них, это… Там!

Бабушка тяжело вздохнула.

– Я знаю, знаю, Эльга. Так положено.

Элли почувствовала, как кровь приливает к щекам. Лицо начинало гореть, а в глазах щипало.

– Что положено?! Туда некого положить! Некого! Зачем сюда?! Зачем домой?!

– Я знаю… – только и повторяла бабушка, поглаживая внучку по волосам. – Пойдем умоемся, Эльга, я тебя заплету.

– НЕТ! – крикнула девочка и оттолкнула Серафиму от себя. – НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! ИДИ И СМОТРИ, КАК ЕГО ЗАНОСЯТ! САМА СМОТРИ!

Еще давно, в раннем детстве, бабушка придумала ритуал. Когда маленькой Элли было плохо, она отводила ее в ванную и просила умыться холодной водой. И пока внучка плескала на лицо живительную влагу, Серафима гладила ее по самым нежным местам на голове: у висков, по лбу, по затылку. Расчесывала непослушные кудри, а затем заплетала их в тугую и толстую косу.

К концу процедуры Элли чувствовала себя значительно лучше.

Но это был не тот случай, совсем не тот!

Все это допустила бабушка, на все это она молча согласилась и теперь в их не самый уютный, не самый новый и слишком большой, но все же родной дом заносили деревянную конструкцию шестиугольной формы, в которой предполагалось лежать тому, кто даже не был найден.

Серафима покачала головой.

– Он будет в маминой комнате. Просто не заходи туда, Эльга. Не нужно.

Элли уже знала, как проходят некоторые похоронные ритуалы. Пять лет назад на вилле Коткасов – их дом было видно с набережной зимой и осенью, когда деревья лысели и не закрывали обзор листвой, – умерла Мария. Она работала у мамы на должности секретаря. Марию сбила машина, когда та возвращалась из Тарту, и как только новость о горе четы Коткас пронеслась по всему Ихасте, мама сразу сказала Элли и Лембиту:

– Мы пойдем все вместе.

Близнецы тогда мало что понимали и не грустили, но в день похорон то и дело мучили бабушку расспросами. Серафима рассказала, что по традиции гроб с проуа Коткас стоял несколько дней дома, прямо в гостиной. Сейчас же, когда все собрались для захоронения, его вынесут и повезут на кладбище, а все собравшиеся гости поедут за ним.

– А крышка почему закрыта? – спросил тогда Лембит. – Она точно там?

– Точно, – отвечала бабушка. – После аварии не всегда можно узнать человека, поэтому и закрыли.

– Ну и жуть, – улыбаясь, отвечал брат. – Но все равно интересно. Теперь она под нами, и, надеюсь, там хорошо!

Вспомнив слова Лемми, Элли потерла глаза. Ничего интересного в этом не было, равно как и хорошего тоже! Знал бы ты, Лембит, что происходит теперь… Был бы ты здесь… Ты бы понял.

– Эльга… – шепотом сказала бабушка. – Я отнесу кофе рабочим. Иди в свою комнату, мы поговорим позже.

– Не надо со мной говорить, – хрипло ответила Элли. – С мамой говори. И передай ей, что завтра ее вызывают школу под страхом смерти! Хоть она вот так и смеется над ней.

Бросив на Серафиму уничтожающий взгляд, Эльга зажмурилась и отправилась в свою комнату.

«Был бы ты здесь, Лембит… – вновь подумала про себя девочка. – Ты бы понял все и объяснил мне».

* * *

Мама не пришла к Элли в комнату, даже когда узнала про встречу с родителями Эйнике.

Бабушка заходила дважды: сначала принесла внучке обед, а затем ужин. Оповестила о том, что мама придет к директрисе на встречу. Но больше не сказала ни слова.

Элли лежала на своей кровати, сверлила взглядом спальное место брата и думала, что такое на самом деле смерть.

Сначала в голову пришла все та же Мария Коткас. Премилая женщина возраста мамы ходила на работу каждый день и печатала буквы на клавиатуре. Она была замужем, но не имела детей. Вставала каждое утро рано и наносила макияж. А еще ездила в Тарту к своим родителям по субботам. И вот один раз она собралась навестить стареньких маму и папу, наверняка взяла с собой много вкусного. Провела время с семьей и поехала назад.

Но не доехала. Пуф. Ее жизнь оборвалась из-за того, что кто-то плохо водит машину. И больше не стало у мамы секретаря. Никто не красился по утрам, никто не стучал по клавишам. Никто не приезжал к родителям Коткас по субботам в Тарту и не привозил ничего съестного.

Получилось так, что умерла Мария, а плохо было всем остальным.

Потом Элли вспомнила про Пипу. Кошечку-экзота, которую подарили близнецам на их шестой день рождения. У Пипы были большие милые глазки, круглая мордочка и теплый живот. С Пипой было приятно обниматься и весело играть на заднем дворе. Больше всего Пипа любила бегать за красной ленточкой. Лембит считал, что их кошка была особенной и самой способной, потому что умела высоко прыгать, любила сопровождать брата и сестру всегда и везде и мяукала совсем тихонечко, совсем никому этим не надоедая.

Но потом Пипа чем-то отравилась на улице и много болела. Она прожила в доме Грэмов всего год, а потом очень сильно страдала и в конце концов умерла. Памс. И больше не стало очаровательных глазок, смешной мордашки и пушистого живота. Никто не бегал за ленточкой, не в кого было уткнуться. Никто не мяукал – ни тихо, ни громко.

Получилось так, что Пипа не сделала никому ничего плохого – и все равно умерла.

Все это значило, что в смерти не существует никаких правил. Будь ты хоть обычным секретарем, хоть милой кошкой – умереть раньше времени можешь все равно. Тебя не пощадят за пушистость или заботу о родителях, не дадут второго шанса. Однажды тебя положат в деревянный ящик и закроют крышку, а ты даже не сможешь этому сопротивляться.

Полученный вывод прямо намекал на то, что и с Лембитом все это в действительности могло случиться.

Одна только мысль о том, что пропажа ее брата теперь заканчивалась тем, чем заканчивалась, приводила Элли в ужас. Отсутствие тела делало ситуацию лучше, но ровно до сегодняшнего дня. Теперь есть гроб. И это значит, что они просто могут закрыть его крышку. А если крышка закроется, поверить в то, что там есть Лембит, который просто не похож на себя, очень-очень легко.

Точно так же, как с проуа Коткас.

Когда громкость телевизора стала тише, Элли поняла, что бабушка пошла спать, а мама, скорее всего, как и всегда – засыпает на диване, укутавшись в клетчатый плед прямо за просмотром «мыла». Она редко ночевала в своей спальне, а теперь и вовсе туда не пойдет.

Ведь там уже стоит гроб.

Там уже спит несуществующий Лембит.

Можно ли теперь сказать, что мамина спальня стала новой комнатой Лемми?

Или там, в месте под нами, комната была ему уже не нужна?

Когда Элли перестала слышать шорохи в гостиной, она, наконец, поднялась. Но совсем не для того, чтобы переодеться в пижаму и готовиться ко сну. На девочке все еще было надето плохо просохшее школьное платье, а волосы от долгого лежания в одной позе скомкались небрежными вихрами. С неудовольствием осмотрев себя в зеркале на шкафу, Эльга дернула ручку двери.

Она собиралась пойти и проверить то, что занесли на виллу Гном-Вонючка и его команда.

Как самая тихая на свете мышка, девочка прошла мимо дремлющей Лауры, миновала коридор и подошла к ее спальне.

Дверь была плотно захлопнута, но не заперта.

Поджав губы, Элли постаралась отворить дверь бесшумно и отлично с этим справилась. Но когда путь в комнату был открыт, о тишине пришлось забыть.

Гроб стоял в углу комнаты, угрожающе впиваясь в сознание своей ровной, точеной формой. Его углы просматривались во тьме лишь благодаря лунному свету из окна. Видна была только верхняя часть, и на чем именно стоял деревянный ящик понять было невозможно.

Однако, к шоку Элли, совсем не это было самым страшным зрелищем.

Прямо на крышке, по центру, заняв вальяжную позу, расположился длинный мужской силуэт.

Элли закричала.

– Элли? – послышался сонный голос мамы из гостиной. – Элли, где ты?

Ткач приложил палец к губам. В темноте его лицо было плохо видно, но девочка была готова поспорить, что он улыбался.

Если он и был наваждением, то оно охватило сознание Элли снова.

Прямо здесь, у гроба, увидеть который она так боялась.

– Все хорошо, мама, – начиная злиться на незваного гостя, быстро проговорила Элли. – Я вышла в туалет и споткнулась.

– Ты как всегда, – ответила Лаура раздраженно. – Не мешай мне спать.

Девочка включила свет в маминой комнате и закрыла за собой дверь.

Ткач зажмурился и манерно-страдальчески замахал руками:

– Что же ты делаешь, Элли Грэм! Я сейчас ослепну!

– И поделом тебе! – зашептала Элли, чувствуя, как ее ладони все еще мелко подрагивают от страха. – Вон пошел! Так и знала, что ты бандит психованный!

– В чем же заключается мой бандитизм? – привычно захохотал Ткач. – Скажи бабушке, чтобы закрывала на ночь окна-с!

– ТИХО! – шикнула девочка. – Мне не нужны проблемы с мамой!

– Ты поразительна, деточка, – ночной гость продолжил издеваться над Элли, но все же перешел на шепот и теперь прикладывал огромные усилия для того, чтобы хихикать тихо. – Только что сказала, что я бандит, но продолжила со мной разговаривать и теперь боишься не меня, а свою маму!

– Нужен ты мне, бояться тебя еще. – Элли обняла себя руками и опустила взгляд на гроб.

– А… – Ткач ядовито улыбнулся. – Это.

Так же тихо и почти беззвучно, как в прошлый раз, Ткач спрыгнул вниз. Он отряхнул свой сюртук от невидимой пыли, а затем склонился в полупоклоне и жестом пригласил девочку к гробу.

– Прошу, – вновь обнажил зубы он.

Сжав ладони в кулаки, Элли проследовала к деревянной конструкции.

При свете люстры было видно, что гроб стоял на чем-то похожем на обеденный стол. Четыре металлические ножки выглядывали из-под черной бархатной ткани, упираясь своим основанием в половые доски.

Сам гроб был сколочен из дерева светлых оттенков и был почти крохотным. Глядя на него, Элли думала, что едва ли поместилась бы туда сама. Размер посмертного ящика делал общую картину какой-то совсем не страшной, а грустной и… жалкой.

– Откроем крышку, а, Элли Грэм? – начал пританцовывать на месте Ткач. – Вдруг там сюрприз?

– Какая тупая идея, – огрызнулась девочка.

– Тупая идея – закрывать пустой гроб, – почти серьезно отозвался гость, но в его лиловых глазах все еще плясали дикие огонечки. – Но что с вас взять. Любите вы драму на ровном месте.

– Мы – это кто?

– Живые люди.

– А ты, значит, разбираешься в мертвых?

– А то.

Ткач картинно развел руками, будто представляя самого себя.

– Все знаю, все понимаю. Спрашивай.

– Хорошо. – Элли отвернулась от гроба, чтобы не отвлекаться на странные эмоции, которые он вызывал, и в упор уставилась на Ткача. – Давай, расскажи мне, что ты знаешь про ристипуу, и почему его надо вырезать на кладбище.

– Хи-хи. – Гость отзеркалил позу девочки и сделал вид, что задумался. – Ну, скажем так. Это может понадобиться, если всерьез соберешься на другую сторону.

– Другую сторону?

– Ага. Но это не для тебя, Элли Грэм, даже не думай.

– Не тебе решать!

– Даже интересно, кого к тебе приставят.

– Что?

Ткач сел на мамину кровать, но тут же был согнан Элли и получил шлепок по спине. В ответ он лишь мученически застонал, и девочка треснула его еще раз.

– Драчливая какая, – буркнул гость. – Я про референта говорю. Это…

– Знаю я, кто такой референт! – перебила Элли. – Нашелся умник.

– Я знаю, что ты знаешь! – передразнил Ткач. – Просто я тебя проверял.

– Ну конечно, – закатила глаза Элли.

Гость поправил шляпу и снова вкрадчиво уточнил:

– Откроем крышку гроба, Элли Грэм?

Девочка посмотрела на черную ткань и торчащие ножки.

– Нет.

– Я так и думал.

Ткач подмигнул Элли.

А потом махом взобрался на подоконник и выскочил в окно.

Глава 6

Ватрушки

Рис.9 Сонный сад

Мама и бабушка отправились к директрисе вместе.

Они позавтракали молча, не приглашая Элли к столу. Только так девочка и поняла, что все-таки наказана.

Когда в доме не было совсем никого, казалось, что количество неисследованных комнат, ненужных коридоров и запертых дверей увеличивалось само собой. Вжух! И вилла Имедема разрасталась до необъятных размеров, без какой-либо на то нужды.

Ждать приговора в тишине и безделье совсем не хотелось. А домашнюю и классную работы можно было получить только после того, как все уроки закончатся.

Лучшим развлечением на ближайшее время стала бабушкина книжка.

Элли плюхнулась на диван в гостиной и раскрыла ее на том самом месте, где описывался ритуал «ристипуу».

– Другая сторона, – сказала девочка сама себе. – Обязательно туда попаду, как только мне будет нужно, противный ты клоун.

После ночной перепалки с Ткачом Элли больше не заходила в комнату с гробом и не хотела про него вспоминать. При свете дня сам факт нахождения уродливого ящика в доме уже пугал не так сильно, но лишний раз смотреть на него нужды не было.

До выдуманных, «игрушечных», как их назвала про себя девочка, похорон оставалось пять дней.

Успеет насмотреться.

Прямо за описанием того, как именно нужно выцарапывать крест на дереве, шло еще больше непонятных фраз и названий. Больше всех Элли понравилось слово «НИЗОВЬЕ», жирно выведенное в начале пятой страницы.

Именно о том, как выглядело это Низовье и шла речь в тексте. По мнению автора записей, Низовье было жутким и холодным пространством, в котором не было места живым людям. Зато мертвым там всегда были рады. А еще в Низовье никого не заботили чужие происшествия. Каждый житель неведомого местечка думал только о своих страхах.

«Может, это про Ихасте?» – подумала Элли про себя.

Девочка вспомнила о том, что Ткач хвалился своими безграничными познаниями о мире мертвых. Было бы здорово помучить его и как следует расспросить обо всем.

Не будь он таким противным и важным!

Низовье точно было большим, потому как другие страницы были посвящены нудным и долгим описаниям всех его окрестностей. Дурацкие очевидные названия вроде «Долина света», «Тихое озеро», «Малая башня» встречались там и тут и мозолили глаза своей банальностью.

Кто вообще называет местность, используя прямое описание?

Долистав до «Угасших костров» Элли захлопнула книжку и отбросила ее куда подальше. Бесполезная писанина, напоминающая придумки Лемми, но в самой что ни на есть скучной форме! Фантазии брата всегда были яркими и детальными, понятными и даже захватывающими. В них все было интересно и обосновано.

А это… Плохая подделка на сказки Лембита, вот что это.

Если бабушка хотела утешить ее таким образом, то совсем не додумалась до того, что Элли ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотелось узнать.

Больше всего девочку интересовало то, что случилось в тот день, когда Лемми исчез. Кто дал описание для ориентировки, на которой, как оказалось, изображен мерзкий Ткач.

И что на самом деле произошло с ее братом после его пропажи.

* * *

Когда стрелка часов достигла трех, в дверь постучали.

Элли направилась в коридор без особой охоты. Где-то на дне желудка журчала тревога.

В конце концов, Эйнике первая начала! Она сказала гадость про Лемми и получила по заслугам!

Оставалось надеяться, что директриса Мяги упомянула об этом в разговоре.

Девочка повернула щеколду и потянула за ручку. После того как Гном-Вонючка и его команда сняли и повесили входную дверь в проем, она больше не скрипела. Теперь привычный звук не встречал гостей. От этого почему-то было грустно.

На пороге виллы Имедема стоял Марк Клаван. В руках у него была большая черная сумка.

– Чего?! – с порога бросила ему Элли. – Ты что здесь забыл?

– Я… – парень опешил, явно не ожидая такого приема. – Да почему ты с порога хамишь? Дай мне зайти.

– Не пущу я тебя! Я жду маму и бабушку и готовлюсь к наказанию. Мне вообще не до гостей.

– Я принес кое-что, – нахмурился Марк.

Элли скрестила руки на груди и оценивающе осмотрела старшеклассника.

– Это сладкое?

– И сладкое тоже, – все так же, почти обиженно, отозвался парень.

– Тогда заходи.

Пропустив Марка внутрь, Элли заперла дверь, обернулась и тут же пронзительно вскрикнула.

Прямо за его спиной стояла знакомая усмехающаяся фигура в шляпе.

– Уходи! – закричала девочка на Ткача.

– Но я только зашел! – ответил Марк.

– Да я не тебе! – злобно рыкнула Элли. – Ты что, не видишь?!

Марк огляделся, повернулся вокруг себя и возмущенно уставился на девочку.

– Кого?!

Ткач развел руками и изобразил удивление.

– Н-никого, – поджала губы Элли и сжала руки в кулаки.

Этот клоун что, все-таки был ненастоящим?..

Неужели она сошла с ума?

– Ладно, слушай. – Марк спешно поставил на пол сумку и присел рядом с ней. – Я вообще-то сам хотел тебя повидать, но раз ты такая негостеприимная, просто передам тебе то, что мне мама с папой положили, и дальше одна разбирайся.

Парень вытащил большой поднос, крепко замотанный в полотенце и протянул его девочке.

– Это мульгикорп[6]. Я рассказывал родителям про то, как прошел Мартов день, и теперь они за тебя переживают. Но, видимо, зря, потому что ты и вправду какая-то злая, Элли. Так нельзя.

Элли почувствовала, как во рту стало очень неприятно.

Интересно, почему обидные слова от одноклассниц ее злили, а замечание от Марка заставляло чувствовать себя так плохо?

Ткач потер свои уродливые тощие ладони.

Кажется, он думал, что ватрушки предназначались и ему тоже!

– Что там у тебя еще? – уже не так сердито спросила девочка.

– Вязаная шапка. – Марк вытащил из сумки мягкий головной убор с помпончиком и продемонстрировал Элли. – Мама вязала для меня, но решила отдать ее Лембиту, раз такое дело.

– Какое дело? – растерялась Элли.

– Ох. – Парень покачал головой и повесил шапку на дверную ручку. – Ладно, Элли, пока. Я пошел.

– Стой! – Элли схватила Марка за руку. – Пожалуйста, скажи мне, я правда не знаю! А мама и бабушка сейчас придут злые и ничего, ничего мне не расскажут! Ну, пожалуйста, Марк!

– В загробном мире, Элли… – серьезно произнес парень, уже собираясь выйти за дверь. – Очень холодно. Такая традиция. Твоя бабушка наверняка свяжет Лембиту варежки или что-то вроде того. Просто положи это куда-то и все.

– Мне положить это в гроб? – еле слышно уточнила девочка.

– Наверное.

Марк ушел не прощаясь.

Прежде чем Элли успела разобраться с ватрушками, полотенце с подноса начало сползать.

Разумеется, не само по себе.

– Ну-ка фу! – закричала девочка на Ткача, уводя гостинцы в сторону.

– Я тебе что, собака? – обиженно отозвался незваный гость. – Я просто хочу вот эти ватрушечки… Так я их люблю! А как давно их не ел, уж, пожалуй, целую вечность!

Элли хмуро оглядела Ткача. А потом хитро улыбнулась.

– Мульгикорп, значит?

– Да, да, да!

– С творогом и изюмом?

– Там и изюм добавили?! – практически верещал Ткач. – Элли Грэм, пожалуйста, угости меня ватрушечкой! Одной всего ватрушечкой!

– А если сверху полить сметаной или вареньем?

– О-о-о-о-ох! – затанцевал на месте чудак в шляпе.

– Так и быть, будут тебе ватрушки. – Горделиво задрала нос девочка. – Но не бесплатно.

– Я не пользуюсь деньгами! Они мне ни к чему!

– Не за деньги. За ответы. Договор простой: одна ватрушка – один ответ. Что ты ска-жешь?

Ткач задумчиво скрестил руки на груди. Спустя мгновение завел их за спину. И снова скрестил.

– Ладно, – вполне доброжелательно отозвался он и направился в гостиную.

Где незамедлительно плюхнулся на диван в уже привычную вальяжную позу и подпер щеку длинной ладонью.

– Отлично, – ухмыльнулась Элли, медленно вошедшая следом. – Вопрос номер один: почему тебя не видел Марк?

– Ой, глупость какая. – Ткач обнажил зубы и стащил с себя шляпу. Взору девочки открылись торчащие кудрявые вихры. – Я ожидал от тебя большего, Элли Грэм.

– Ну ладно. – Элли откинула полотенце, взяла одну из ватрушек и потянула в рот.

– НЕТ! – воскликнул Ткач и тут же занял куда более серьезное положение: сел как нормальный человек и сложил ногу на ногу. – Знала бы, как давно я не ел нормальной еды, так бы не издевалась!

1 Проуа – аналог обращения «миссис» в эстонском языке (здесь и далее – примеч. автора).
2 Март-отец – смотрящий за колядующими в Мартов день, предводитель.
3 Имедема – в переводе с эстонского языка дословно значит «страна чудес».
4 Хэрра – аналог обращения «мистер» в эстонском языке.
5 Эстонская народная песня Rändaja laula в вольном переводе автора.
6 Мульгикорп – традиционные эстонские ватрушки с творогом и изюмом.
Продолжить чтение