Золотые вёсла
© S. Patakis S.A. (Patakis Publishers) & Maria Papayanni, Athens 2020
© М. Казакова, перевод, 2024
Твоим семи гномам, любовь моя:
Дидо, Таносу, Элли, Стергиосу, Ианде, Коке и Селе1
Первое «почему»
Две детские кроватки оторвались от пола, вылетели из открытого окошка и поплыли по темному небу. Леда спохватилась первой. Оглянулась на соседнюю кроватку. Иро беззаботно скакала на матрасе. Леда посмотрела вниз: под ними разверзлась огромная, безбрежная тьма. Иро картинно прыгнула в пропасть. Леда ринулась за сестрой, пытаясь ее ухватить… и проснулась. Машина тряслась вдоль моря по узкой проселочной дороге, подскакивая на ухабах. Леда посмотрела на Иро: та спала рядом.
Вот и славно, а то Иро уже всю душу вымотала: «Леда, может, там не так уж и плохо».
Леда тогда вперила в нее убийственный взгляд. А Иро продолжила: «Может, окажется, что дедушка очень даже милый человек». Последовал убийственный взгляд номер два.
– Настолько милый, что мы сроду его не видели?
– Может, он просто очень старенький, поэтому не путешествует.
– Ясно одно: ты глупышка, каких свет не видывал.
В другой раз Иро дернула бы Леду за волосы или укусила бы, но сейчас лишь выдохнула – «уф».
Все началось…
Леда закрыла глаза и постаралась вспомнить, как проходили дни, когда все еще было нормально. Полдень. Вся семья в сборе. Большую часть времени проводили на кухне. Там ели. Все вместе накрывали на стол. Ну, точнее, почти все: папа часто пытался ухватить лакомый кусочек прямо из кастрюли. Мама на него ругалась:
– Ну что за дурная привычка – лезть в еду руками?
– Но так вкуснее!
Папа подмигивал им и корчил рожицы. Мама строила гримасы в ответ. Девочки смеялись. Папа хватал по кусочку и отправлял дочкам в рот.
– Отличный пример ты им подаешь. Есть руками.
– Я учу их выживать.
– На случай, если они окажутся одни посреди леса?
– Посреди леса или посреди любой середи, где нет ножей и вилок.
У папы всегда получается перевести маму в турборежим. То в режим турбо-хохотаний, то в режим турбо-рыданий.
Однажды папа ушел, и мама была по уши в турбо-рыданиях. По вечерам он звонил им сказать «споки-зевоки» – так они желали друг другу спокойной ночи.
– Пап, а нам точно нельзя прийти тебя проведать? – спросила однажды Иро.
– В больницу не пускают маленьких детей.
– Тогда обещай, что скоро приедешь.
– Я мечтаю об этом так сильно: отсюда до туда и обратно, до неба, вокруг горы, а затем…
– Пап, остановись!
– Спокойной ночи, мои незабудочки.
– Доброй ночи, папоротник.
Вот такой у них папа: всегда найдет способ рассмешить.
В те дни мамы подолгу не было дома, но девочки отлично проводили время у госпожи Катерины в соседней квартире. Госпожа Катерина готовила наивкуснейшие булочки и апельсиновые пироги2. Но что самое замечательное, так это возможность видеться с Ольгой, дочкой госпожи Катерины: она была красавицей и училась танцам. Ее уши были увешаны несметными сережками, а в волосах пряталась самая настоящая татуировка. Крошечная птичка, порхающая по шее, показывалась, только когда Ольга собирала волосы в конский хвост.
– Мам, ты видела? У Ольги на ушах так много сережек!
– Нет, моя хорошка, не видела.
– Да как так-то, мам! Их очень-очень много!
– Не видела, Иро. Я устала. Дай мне отдохнуть.
– Леда, а ты видела?
– Да, Иро, но не считала.
– Вполне может быть, что их аж двадцать.
– Нет, пять на правом ухе и шесть на левом.
– А говоришь, не считала! Когда вырасту, я тоже буду носить пять сережек на правом ухе, шесть на левом, а может, и бабочку на шее набью.
– Но это же повторюшничество! И вообще не дело, что ты вечно за всеми повторяешь. За мной тоже!
– А почему бы и нет, Леда? Это несправедливо. Когда вырасту, хочу стать как Ольга. И танцевать днями напролет.
– Повторюшка… повторюшка…
– Вовсе нет! Мне просто нравится то же, что и ей. Мам, скажи Леде! Это нечестно… И потом, я ж не птичку хочу набить, а бабочку!
– Повторюшка… И трусиха! Чуть что, сразу маму зовешь.
Тут мама разрыдалась. Вот так внезапно. Иро тоже заплакала и побежала обнимать маму. И Леда. Они и уснули все вместе на двуспальной кровати: не почистив зубы, не надев пижамы.
На другой день мама объявила, что вечером ее не будет дома.
– Вы посидите с Ольгой.
– Ольга сюда придет?
– Да, девочки, придет. Ведите себя хорошо, и чтоб в десять были уже в кровати.
– Но мам, завтра ж суббота.
– Суббота? Тогда в одиннадцать.
Тот вечер был одним из лучших. Ольга пришла со своей пижамой. Целую ночь гостья была в полном их распоряжении. Божественно! Они ели пиццу и болтали о всяком.
Заливаясь хохотом, выдали папу с потрохами: рассказали, как он ест из кастрюли. Потом играли в «правду или действие». Нужно отвечать честно, иначе проиграешь. Вот Леда и спросила Ольгу: «Ты знаешь, почему нашего папы нет дома?» – но Ольга не ответила и воскликнула: «Это не игра, а полная скукотища. Время танцевать!» Тогда-то и началась настоящая пижамная вечеринка. Ольга включила громкую музыку и закружилась в танце. Леда с Иро любовались, смеясь.
– Давайте, девчонки! Потанцуйте со мной!
Сестры смотрели на нее в нерешительности. Топтались на месте: шаг вперед, шаг назад. Танцевать хотелось, да не умелось. Тогда Ольга устроила для них мастер-класс. Вскидывала руки, махала ногами, прыгала – и девочки повторяли за ней. Они смеялись и танцевали.
Наплясались так, что пот катился градом. Ольга умостилась меж двух кроватей.
– Ольга, здорово так двигаться, да?
– Да, здорово!
– Тоже хочу стать танцовщицей, когда вырасту.
– Даже если не получится, все равно танцуй. Всегда. В танце удивительная сила. В древние времена на Мадагаскаре, когда мужчины пропадали на войне, женщины и девочки танцевали днем и ночью не переставая. Они верили, что своими движениями посылают мужьям силу, храбрость и удачу. Потому и не останавливались ни на минуту.
На следующий день мама принесла им два небольших свертка: подарки отпапы. Девочки с нетерпением их развернули. Внутри были маленькие блокноты: красный для Леды, голубой для Иро. «Для записей отом, как проходят ваши летние дни вгостях удедушки. Так вы незабудете мне всё-всё рассказать, когда вернусь».
– Мам, что за бред тут папа написал? – спросила Иро.
– Мам, скажи, что мы не поедем к деду, – возмутилась Леда.
– Поедете, девочки. Вы проведете лето у дедушки.
– Мам, я хочу остаться здесь, с тобой. Когда ты будешь уходить к папе, мы можем побыть с Ольгой и госпожой Катериной.
– Так не пойдет, Леда. Вы поедете к дедушке в деревню. Взгляните на это с другой стороны. Лето вдали от города, – ответила мама таким тоном, что девочки умолкли. Только через некоторое время Иро прошептала:
– А там есть море? Надо купальник брать?
Леда разозлилась на сестру:
– Иро, мы же не на каникулы.
– Мама, а это близко к Мадагаскару?
– Иро! Заткнись наконец.
– Леда, не кричи на нее. Иро, малышка, в деревне нет моря. И Мадагаскар от нее далеко. Зато рядом с домом есть большое озеро. Вам понравится на дедовой земле, я уверена.
– Вы все обманщики! – закричала Леда. – Никуда я не поеду. Почему, мам? Почему? Я деда никогда не видела даже. А тот единственный раз, когда, как ты говоришь, он приезжал на нас посмотреть, я не помню. Я была грудничком, а Иро и вовсе еще не родилась.
– Ну вот и шанс вам познакомиться, Леда.
– Мам, а ботинки надо брать, чтоб по горам лазить? – спросила Иро, пытаясь сдержать слезы.
В последний вечер перед отъездом мама на цыпочках зашла к ним в комнату. Леда не пошевелилась. Мама, сев на кровать Иро, погладила ее, поцеловала, а потом пересела к Леде. Та обняла ее.
– Мам, а папа когда-нибудь вернется домой?
Но мама будто не услышала. Вместо ответа выдала белиберду, какую обычно говорила, когда читала им сказки, проваливаясь в сон. Она сказала: «Папа, ты, Иро – вы мой дом».
На следующее утро приехала машина, чтобы забрать девочек и отвезти к дедушке. Мама надела цветочное платье. Она стояла у двери дома и улыбалась дочкам.
– Мам, приезжай поскорее. Поклянись, что и папу привезешь! – крикнула Иро.
Тут мама принялась посылать им воздушные поцелуи, а Иро их ловила на ветру. Леда раздраженно опустила голову. Поэтому она не увидела, как мама подняла руку, приложила к сердцу и произнесла: «О-бе-ща-ю».
Едва машина скрылась вдалеке, Марфа разрыдалась в голос. Мир вдруг раскололся на две части.
Девочки ехали к незнакомому деду. Дедушка этот жил на отшибе – вел хозяйство в деревне, которую еще попробуй найди на карте. На родине Марфы.
Вез их мужчина, высокий и тощий:
– Леда, наш водитель – макаронина.
– Не болтай, а то он тебя услышит.
– Ладно, но скажи ведь, он точь-в-точь макаронина?
Господин Макаронина служил водителем в компании, где работал отец, и девочек он согласился отвезти по доброте душевной. По правде говоря, еще чуть-чуть, и он протаранил бы головой крышу автомобиля.
– А-а-а-а-а-пчхи. – Он чихнул и забрызгал лобовое стекло слюнями.
– Буэ, ну и Макаронина, – сморщила нос Иро.
Водитель завел мотор. Иро зарядила без остановки:
– Пока, домик. Пока, мама. Пока, папа. Пока, школа. Пока, Ольга. Пока, друзья с площади. Пока, ларек Фимиоса с изумительным мороженым. Пока, моя кроватка.
К моменту, когда автомобиль покинул город и начал движение по большой автотрассе, Леда насчитала минимум пятьдесят сестриных «пока». Иро продолжала, но Леда уже не считала. Она смежила веки и задремала.
Тогда-то ей и приснился тот кошмар. Распахнула окно – и кровати полетели высоко-высоко. Над бездной, тьмой, пустотой. Леда взглянула на младшую сестру. Та спала, прильнув к противоположному окну. Леда притянула Иро к себе, положила ее голову себе на коленки и стала смотреть в окошко.
Сколько часов придется провести в пути? Желудок запротестовал, и Леда вновь сосредоточилась на виде за окном. Казалось, они на краю света. Только и видно, как громадные волны обрушиваются на скалы. Куда они направлялись? Ладно, пусть это и не край света, но одно ясно: они на другом краю от дома. На другом краю от мамы. На другом краю от папы. На другом краю от счастья.
В деревне
Макаронина остановил машину незнамо где. Достал карту и давай вертеть ее туда-сюда, так-сяк, рассматривая с разных сторон. Неужели потерялись? Так Леда узнала, что за каждым «хуже быть не может» маячит «очень даже может». Мало того, что их отправили к неведомому деду, с незнакомым водителем, так еще и заблудились в какой-то глухомани.
Стояли они на макушке небольшого холма. Дорога вилась змеей: закручивалась, вытягивалась и ускользала среди зеленых лугов. У подножия, среди прибрежных скал, бушевало море. Волны необъятные, волны разъяренные. Леда посмотрела на дорогу, проследила, куда она ведет, но взгляд ни за что не зацепился: ни за домик какой, ни за «маленькое домашнее хозяйство», как мама называла дедово жилище.
– Да в какую глушь забрался этот старикашка? Ничего не понимаю! – взвился Макаронина.
– Нельзя так говорить! – осекла его Леда.
– Чего?
– Крайне невоспитанно говорить о ком-то, акцентируя внимание на его возрасте, происхождении или цвете кожи. И стоит называть человека по имени.
– Да мне-то откуда знать его имя?
– Господин Адрахтас3.
– Чего?
– Адрахтас, – повторила Леда, решив, что Макаронина не расслышал.
– Что это за имя такое?
– Имя старикашки.
– Ты, кроха, умница, правильно говоришь. Всю дорогу ехали тише воды ниже травы, а как я что-то про деда вашего ляпнул, так… Что сказать? Счастливец ваш дед, повезло ему! Только б нам найти, где он живет. Если верить вашим родным, где-то неподалеку есть деревня. Давайте съездим туда и порасспросим местных.
Леда растолкала сестру:
– Иро, просыпайся. Скоро приедем.
– К дедуле?
– Какому еще дедуле? С чего вдруг ты так его называешь? Ты его даже не видела пока. Может, он чудовище.
– Не может такого быть, чтоб наш дедушка оказался чудовищем.
– Почему это?
– Благодаря дедушке появилась мама. Поэтому.
Леда не стала ничего отвечать. Вскоре Макаронина сбросил скорость. Показались первые деревенские домики. Серые, каменные. С разноцветными дверями. Балконы уставлены цветочными горшками. Автомобиль помаленьку, еле-еле полз между домами. Леда заметила, что местные как-то странно на них поглядывают. Макаронина опустил стекло и окликнул мужчину – не высокого и не низкого, не толстого и не тонкого, в общем-то, совершенно обыкновенного, но с завитыми усами:
– Вы не подскажете, где живет господин…
Макаронина обернулся и взглядом переспросил Леду.
– Адрахтас.
– Да, точно. Не подскажете, где живет господин Адрахтас?
– Недозволительно.
– Чего?
На миг Леда обрадовалась: вот и доказательство, что всё это – всего лишь безумный сон. Никакого деда они не найдут, а может, он просто испарился. А значит, они все, вместе с Макарониной, смогут вернуться домой и оставаться с Ольгой у госпожи Катерины.
– Сколько можно твердить, что недозволительно на машинах по деревне ездить. Талдычим и талдычим, что недозволительно это.
– А, простите, не знал. Я ищу господина Адрахтаса. Я его внучек привез.
– Он на другом конце живет. Вам нужна дорога, которая начинается далеко-о-о за деревней. А ведь мы твердим и твердим, что по деревне ездить на машине недозволительно. Проезжаете оливы, проезжаете апельсины…
– Ага.
– Не спешите. Твердим же вам: проезжаете персики, инжир – и вот там вдали увидите.
– Понял: оливы, персики, апельсины.
– Да нет же. Оливы, апельсины, персики, инжир.
– Понял.
– А лучше…
– Да, понял, убраться с деревенских улиц. Я с радостью, только вот пока не успел.
– Добро-о-о, – кивнул совершенно обыкновенный мужчина с завитыми усами.
Леда и едва проклюнувшаяся сквозь сон Иро приподнялись и смотрели на завитоусого через заднее стекло. Макаронина тем временем кое-как, со скрипом, протискивался в узкие улочки.
«Фух, ах, ох», – пыхтел Макаронина, как вдруг раздался оглушительный лязг, и машина остановилась. Они застряли среди деревни. Снаружи было так тесно, что Макаронина даже не мог дверь открыть. Он опустил стекло, высунул голову, затем ногу, другую и так попытался выползти из автомобиля. «Бам! Бум!» – трясся потолок. Девочки покатывались со смеху.
За машиной обнаружился завитоусый.
– Почему ты не сказал, что я застряну? – заорал Макаронина.
– Так ты и не спрашивал. Я ж сказал, твердим, недозволительно.
– «Недозволительно» – это одно, а «невместительно» – совсем другое!
– И все ж таки одно и то же. Недозволительно, потому как невместительно, твердим, по нашим улочкам да на машине.
– Я думал, вы просто экоактивисты.
– Это еще кто такие?
– А-а-а-а-х! – заревел Макаронина. – Куда я вляпался! Во что ввязался! А кто всегда крайний? Ну кого еще заслать в Тьмутараканное Козодраново? Исидора, конечно!
– Значит, Макаронину зовут Исидор? – украдкой шепнула Леда Иро.
Вокруг столпились местные и принялись вызволять машину: толкали кто с одного бока, кто с другого.
– Втяни живот и всоси щеки.
– Зачем?
– Может, хоть так протиснемся, – подмигнула Иро, и девочки вновь расхохотались. Леда обняла сестренку.
– Как хорошо, что ты у меня есть, Иро, – сказала Леда и показала их тайный знак.
– И что ты у меня есть – тоже замечательно, – ответила Иро и сложила ладошки крыльями бабочки, что выпорхнула на волю и унеслась ввысь.
Вскоре машина, пятясь, выехала-таки на дорогу, что шла в обход деревни. Они направились по маршруту завитоусого: оливы, апельсины, персики, инжиры. Дальше дорога забралась в горку, пропетляла через лес и повела к видневшейся вдали черной точечке. Чем ближе они подъезжали, тем очевиднее становилось: это и есть дедово «маленькое домашнее хозяйство».
Дом был из камня, но двери и ставни – деревянные. Вокруг дома – широкий двор, а во дворе – еще две небольшие каменные постройки. Огромный пес перепрыгнул забор и начал носиться вокруг машины.
– Иван! – позвала его Иро.
– Точно, Иван, а за ним Мойра, – Леда указала на собачку поменьше, которая перепрыгнула к ним следом.
– Ну и дела. Как так вышло, что собак вы знаете, а деда никогда не видели?
– Нам мама рассказывала. У дедушки две собаки: Иван и Мойра. Мойра – мама Ивана.
– Как так? Эта кроха – и мать такого гиганта?
– Ну он же не таким громадным родился. Сначала-то маленьким был, – парировала Иро, и сестры вновь покатились со смеху.
«СТОП!» – донесся голос издалека.
Макаронина резко вжал тормоз, и девочек грубо подкинуло. Прямо перед автомобилем стоял высокий мужчина и угрожающе тряс клюкой. Сестры вжались в сиденья, наблюдая за дедом, которого идели впервые в жизни. Кипенно-белые волосы, разъяренный взгляд. Ветер трепал распахнутую черную рубашку, спортивные штаны терялись в высоких берцах.
– Даже не думай ехать дальше на своей чертовой машине, ты мне всю рассаду загубишь. Стой где стоишь. Пусть девочки вылезают.
Леда и Иро открыли двери и выбрались из автомобиля. Макаронина уже достал их чемоданы. Даже не попрощавшись, он развернулся и унесся за горизонт. Так девочки и застыли посреди тропинки: ни шагу вперед, ни шагу назад. Мойра подбежала и закружилась у ног.
– Надеюсь, зверей вы не боитесь и не совсем уж неженки.
– Мы не боимся животных, – сказала Леда.
– И нежностей тоже, – попыталась пошутить Иро, но дед не засмеялся. Леда скорчила гримасу, мол, кто бы сомневался.
– Ладно, пойдемте в дом.
Дед развернулся и ушел внутрь. Прежде чем взяться за чемоданы, девочки погладили Мойру:
– Привет-привет, Мойра!
– Гав-гав! – залаяла та в ответ.
– Наша мама тоже передает тебе огромный привет.
– Дверь за собой надо закрывать. Это первое правило. Калитку нараспашку никогда не оставляем.
– Почему? – спросила Иро.
– Правило второе. Мы не спрашиваем, почему да по кочану.
«Как жалко, – подумала Иро. – Как жалко, что „почему“ недозволительны». Вопросов у нее уже накопилось – вагон и маленькая тележка. И все же Иро нутром чуяла, что совсем скоро найдется способ все разузнать, пусть и не спрашивая напрямую. Уж она-то придумает как…
Несмеян
Хозяйство деда состояло из основного дома, стойла и двух сараев, где хранились дрова и корм для животных. Когда заходишь из двора в дом, попадаешь на просторную кухню, а на втором этаже – две спальни. Пол выстлан каменными плитками разной формы: одни покрупнее, другие поменьше, уложены вразнобой. В большом камине горит огонь, рядом стоит кресло-качалка. Над камином висит карабин4. Девочки переглянулись.
– Ты это видела? – прошептала Иро. – Неужто настоящая винтовка?
Леда пожала плечами и жестом показала, что лучше об этом не расспрашивать. В центре кухни стоял большой стол, вокруг – четыре стула с высокими спинками: два черных, один зеленый и один желтый, а чуть дальше растянулся диван.
– Сегодня здесь поспите, пока я для вас кровать не подготовлю, – сказал дед, кивнув на диван, куда под шумок уже залезали Иван и Мойра.
– Так, сегодня, значит, мы отнимаем у вас лежак, – вздохнула Леда.
– Давайте просто вприлипку ляжем. На диване, все вместе. А, Леда, что скажешь? Мне не нравится спать напротив двери.
– Почему?
– Я боюсь. Вдруг дверь откроется, и кто-нибудь войдет, а мы даже не заметим. С собаками не так страшно.
– Да чего бояться? Раз у нас карабин есть. Сама же видела.
– Ну, видела. Думаешь, дедушка – охотник?
– Не знаю. Мне даже думать неприятно, что наш дед может убивать животных. А, вдруг он и вовсе разбойник?
– Что ты такое говоришь, Леда!
– А почему бы и нет? Разве ж мы знаем, кто он вообще такой?
– Мама бы никогда не отправила нас к деду-разбойнику.
– Ага, но и на типичного дедушку он не похож.
– А типичные – это какие?
– Обычно дедушки ждут приезда внуков: готовят сладости и игрушки, застилают кровати.
– Может, он еще нас удивит.
– Так я и говорю: он явно что-то скрывает. К маме тоже есть вопросы: почему она нас никогда сюда не привозила?
– Не знаю, может, ты и права. Он и впрямь не очень похож на типичного дедушку. Я даже нигде телевизора не вижу.
– Пойдем посмотрим, что тут вообще есть?
Девочки вышли во двор. Там обнаружили корову и двух коз. Иро оббежала двор, нарвала травы, сунула корове под нос, и та c довольным видом открыла рот. А вот козы, напротив, забились поглубже. Поодаль было стойло. Раздалось раскатистое ржание, и сестры поспешили туда.
– Не может быть! Поверить не могу! У нас есть лошадь!
– У деда есть лошадь, Иро.
– Леда, ну что ты все портишь? Ты же тоже любишь лошадок. Разве ты не рада? Мы научимся скакать на коне.
– Разве что нам очень повезет… Но верится с трудом.
Тут лошадь резко замотала головой и топнула передним копытом. Девочки рассмеялись.
– Видишь, Леда, Молния согласна.
– Почему ты называешь ее Молнией?
– Помнишь, мама рассказывала? Когда она была маленькой, у нее была любимая лошадь по кличке Молния.
– Думаешь, столько лет прошло, и она до сих пор жива?
– Может, это ее детишка.
– Ах, Иро, это ты – моя малышка-глупышка.
– А ты – нюня-ворчунья.
Леда посмотрела на сестру. Щеки горят, из носа течет, глаза на мокром месте. Еще чуть-чуть, и разревется.
– Давай, Иро, побежим по этой плиточной дорожке от стойла. Посмотри, куда она ведет.
Леда побежала вперед, то и дело оглядываясь: не отстает ли Иро. В какой-то момент вновь отвлеклась и с размаху налетела на кого-то выходившего с огорода.
– Ого, девочка. Ого, вторая девочка.
Женщина немыслимых размеров уперла руки в боки, перекрыв им дорогу.
– Простите, госпожа, что упала на вас.
– Дайте-ка угадаю. Марфины дочки?
Девочки согласно закивали.
– Какие вы уже большие! Я вашу маму еще вот тако-о-ой помню. Я чуть старше ее, но мы дружили. А почему она вас отправила к Несмеяну? То есть, я хотела сказать, к дедушке.
– Мы здесь ненадолго. Она приедет и нас заберет.
– А я надеюсь, что вы здесь подольше побудете. Глядишь, место и расцветет чутка. Как я рада, что удастся повидаться с вашей мамой!
– Мы ей напишем, что познакомились с вами.
– Да, скажите, что встретили тетю Виргинию. А тому не рассказывайте.
– Кому тому?
– Несмеяну.
– Дедушке, вы хотите сказать?
– Ага, ему. Мы хоть и не здороваемся, мне нравится посматривать, что у него на огороде растет.
– Не расскажем.
– Вот и славно, умницы. А теперь поспешите-ка домой. Небо вон как затянуло, того и гляди ливанет.
Сестренки побежали, но все равно не успели. Тучи нахохлились, набухли, почернели. С грозой прорвался ливень, и девочки тут же вымокли до нитки. Кроссовки увязали в грязи – едва сестры добрались до ступенек под навесом, тут же скинули набравшую воды обувь. Белоснежные носочки стали черными, одежда – мокрая насквозь, волосы вымыты-выполосканы. Дождь лил стеной: даже стойла не было видно. У Иро скрутило живот, и она оглянулась на Леду. По ее щекам бежали слезы.
– Леда, ты плачешь?
– Нет, это от дождя. Глупышка. С чего бы мне плакать?
– Потому что я тоже хочу поплакать. Я так скучаю по маме с папой. И молний боюсь.
– Ну хватит, Иро, не переживай. Мы же вместе. Помнишь нашу комнату? Помнишь, как прятались под простынями и играли в приключения?
– А когда-нибудь еще так будет?
– Конечно, как только окажемся в наших кроватках. А теперь давай пойдем внутрь. Надеюсь, этот дед хоть чуть-чуть умеет готовить, а то у меня уже урчит в животе.
– Ой, а вдруг и правда не умеет!
– А что мы тогда есть-то будем?
– У меня в сумке припасено печенье.
Когда они зашли, в доме было тихо, но в камине горел огонь. Из котелка, висящего над дровами, шел пар. Девочки разыскали свои вещи и переоделись. Иро перетрясла всю сумку, но печенья так и не нашла. И тут она заметила, что Мойра забилась под диван с каким-то пакетом. Иро легла на пол, просунула руку и вытащила упаковку – разодранную, обслюнявленную и совершенно пустехонькую.