Сломанный

Иногда судьба похожа на песчаную бурю, которая всё время меняет направление. Хочешь спастись от неё – она тут же за тобой. Ты в другую сторону – она туда же. И так раз за разом, словно ты на рассвете втянулся в зловещую пляску с богом смерти. А всё потому, что эта буря — не то чужое, что прилетело откуда-то издалека. А ты сам. Нечто такое, что сидит у тебя внутри.

«Кафка на Пляже», Хaруки Мураками

1

Лиза металась по комнате, собирала вещи и бросала их в разложенные на кровати чемоданы. Мы оба не очень любим следить за порядком. Наша одежда и другие вещи давно перемешались, и было почти невозможно определить, чья это футболка или толстовка. Мы часто менялись одеждой, Лиза считала, что мои вещи ей больше идут. Теперь она хватала всё подряд без разбору, а я стоял в стороне и ждал, когда места в чемоданах не останется. Мне было всё равно, что она заберёт себе, лишь бы скорее покончить с этим.

– Хочешь, я вызову тебе такси? – предложил я как можно более миролюбивым тоном.

– Не можешь дождаться, чтобы выставить меня!

В глазах у Лизы стояли злые слёзы.

– Да нет, я просто хочу помочь.

– Себе помоги, Сева! – она плюхнулась на кровать между чемоданами, облокотилась о колени, спрятала лицо в ладонях.

Я не удержался и громко выдохнул, раздувая щеки.

Когда уже она свалит, и эта пытка закончится?! Неужели нельзя расстаться без драмы?

Лиза подняла лицо, посмотрела на меня внимательно. Её щеки пылали – она всегда краснеет, когда злится.

– Ты больной, Севушка. На всю голову. И я не шучу. Это всё твои закидоны. Ты хоть сам понимаешь, почему мы расстаёмся?

Она ждала ответа, а я не мог просто сказать, что она мне тупо надоела. Вся. Целиком. Бесит!

Лиза считала мои мысли по выражению лица и скривила пухлые капризные губы. Они мягкие и всегда податливые – и это тоже бесит! А ещё у неё рыжие длинные волосы, которые вечно скапливаются в сливе душа, приходится их собирать руками и смывать в унитаз – бесит! Её вечная манера всё приуменьшать типа «неделька», «проблемка», «в прошлый разик». Её любовь к уличным бездомным блохастым котам, когда она сначала целует животное, а потом лезет с ласками ко мне, – достала! Может быть, в её голове приблудные коты и я не слишком разнятся?

Лиза подождала ещё с минуту что-то выискивая во мне (вечно смотрит, будто жалеет!), потом собрала остатки вещей и принялась рывками застёгивать чемоданы.

– Я скину тебе контакты своего психолога, – бросила она на прощанье.

И вот она ушла. Дверь захлопнулась не слишком громко, буднично. Лиза не любила греметь дверьми. А я, ещё мгновение назад желавший поскорее остаться один, вдруг почувствовал пустоту и усталость. В нашей маленькой уютной студии, которую мы снимали на двоих, царила разруха. Сами собой навернулись слёзы. Она всё-таки ушла. Захотелось вернуть её немедленно. Обратить всё в шутку. Все знают, что шутки у меня идиотские и я, порой, не чувствую берегов. Лиза, наверное, и так бросила бы меня, если бы я не сделал это первым. Почему в этот раз должно было быть по-другому?

Я несколько раз брался за телефон, писал Лизе пространные сообщения в WhatsApp, в которых искренне каялся и жаловался на себя, стирал и писал снова, пока не разрядил телефон. Играл в Спайдер-мена на PlayStation, потом уснул, проснулся и опять взялся писать Лизе, но отправил лишь одно сообщение: «Ты обещала прислать контакты психолога».

2

– Всеволод, вы предпочитаете встречи онлайн?

На экране возникла молодая женщина, почти ровесница, в беспроводных наушниках на фоне краснокирпичной стены какого-то новомодного лофта. Модная стрижка с синими прядями в чёлке, живой весёлый взгляд за круглыми стёклышками очков (наверняка, надела для солидности). Почему-то я ожидал увидеть кого-то более похожего на врача. Что может знать о жизни эта тусовщица? Поговорить с психологом уже не казалось хорошей идеей.

– Да, мне так проще, – протянул я, соображая, как бы теперь слиться. – И можно Сева, меня никто не зовёт Всеволодом.

– Да, конечно, Сева. Как вам удобно. Можете обращаться ко мне Вероника.

– Вообще я не уверен, что всё это нужно. Так что… не знаю.

– Давайте попробуем. Вы ведь зачем-то позвонили.

– Ну да… Просто… Мне несколько человек советовали, но это фигня.

– Кто например?

– Девушки в основном, – усмехнулся я невесело. – У меня с ними проблемы.

– Так, понятно. Можете рассказать поподробнее?

– Вообще, я не в том смысле. Вы, наверное, подумали, что у меня какие-то проблемы в физическом плане. С этим всё в порядке.

– А в чем тогда проблемы?

Она казалась участливой и не очень навязчивой, готовой слушать. И я решился попробовать.

– В том, что они мне надоедают! – выпалил я. – Сначала всё классно, весело, эмоции, чувства, всё-такое… А потом бац! И пустота. И вроде бы ничего не случилось, просто всё куда-то улетучивается. Я не знаю, почему так происходит. И главное, что я не хочу никого обижать, и мне плохо, но я ничего не могу с собой поделать. Сейчас я опять расстался с девушкой. Мы были вместе немногим больше года. И вот оно снова случилось… Я по ней скучаю, и мне жаль, что мы расстались, потому что, на самом деле она классная, очень красивая. И главное, что всё это уже было несколько раз в моей жизни. Какой-то долбаный сценарий! И дело, похоже, во мне.

– Хорошо, что вы позвонили и готовы работать, разбираться в себе. Вы не против, если я задам несколько вопросов, чтобы получше понять суть проблемы?

– А где ваш блокнот? – я вспомнил, что всё психологи в кино сидят с блокнотами и постоянно что-то записывают.

Психолог улыбнулась, и я заметил синюю жвачку у неё за щекой:

– У меня хорошая память. – Она дотронулась виска указательным пальцем. – Если понадобится, я сделаю заметку в телефоне позже. Давайте продолжим. Мне нужно лучше понять ситуацию. Проблема в том, что вы изменяете своим девушкам?

– Да нет! Дело вообще не в этом. У нас с Лизой всё было классно, и в плане секса тоже. Просто мне некомфортно, что она постоянно рядом. Мы везде вместе. Она даже переехала ко мне. И всё как-то… слишком много заботы и внимания.

– То есть вас раздражает близость и то, что она о вас заботится?

Я кивнул.

– Не то, чтобы мне это совсем не нравилось. Просто в какой-то момент… мне сложно описать. Вначале всё легко, без напрягов, а потом начинается рутина: вместе поужинать, вместе кино посмотреть, познакомиться с её мамой, забрать её кроссовки из химчистки, убрать носки в корзину для грязного белья, купить по дороге домой молоко и всякое такое.

– Скажите, Сева, а как было в вашей семье? У вас не принято было заботиться друг о друге и проводить время вместе?

– Блин! Так я и думал, что будет всё вот это! – не сдержался я.

Идея с психологом – полная лажа!

– Для вас это неприятная тема? – спросила Вероника.

– А точно нельзя обойтись без разбора моей семьи? Может, есть какие-то таблетки…

– Я не психиатр, не выписываю рецепты. Я разговариваю.

– Не уверен, что мне это нужно. Давайте, закончим.

На невозмутимом лице Вероники мелькнуло огорчение. Наверное, ей просто нравится ковыряться в чужом грязном белье, а тут такой облом.

– Мне, на самом деле, пора на работу, – смягчился я, чтобы не расставаться на плохой ноте. – Давайте отложим, времени впритык для таких разговоров.

– Хорошо. Пишите, как будете готовы поговорить. И не обязательно о родителях.

Я кивнул и поскорее отключился.

Почему всё должно сводиться к семье и детским травмам? Я сто лет не вспоминал о родных, ещё дольше не видел, да там уже и встречаться-то не с кем, кроме, сводного брата. У меня своя жизнь, спокойная и независимая – на этом жирная точка.

3

Посадка в кафе, как всегда в это время, была полной. У входа стояла компания студентов, ожидая, когда освободится столик. Я быстро пересёк зал, на ходу кивая Марусе и Азамату. Маруся недовольно поджала губы и резко отвернулась, не ответив на приветствие, только описала возмущенную дугу своим коротким выбеленным хвостиком на затылке. Азамат устало закатил глаза и на секунду вывалил язык, красноречиво показывая, что успел порядком задолбаться.

Я скрылся в подсобке, быстро переоделся в форменную коричневую рубашку со стоячим воротничком и узкие брюки (терпеть их не могу!). Потом забежал на кухню, чтобы поздороваться с ребятами. Су-шеф кондитер, не дав рта раскрыть, сунул мне в руки круглое блюдо с нарезанными кусочками песочного печенья, которое появилось у нас в меню только на прошлой неделе в честь рождества.

– Предложи гостям. Потом скажешь, какое хвалили больше.

Я взял печенье и отправился в обход по залу.

Маруся, пробегая мимо, бросила:

– Ещё раз опоздаешь, пожалуюсь администратору.

– Возьми печенюшку! – Я протянул блюдо с печеньем к самому её носу. – Вот эти с чёрным шоколадом, очень вкусные! Редвелвет, ваниль…

Маруся сощурилась, взяла кусочек шоколадного печенья, закинула в рот и пошла принимать заказ у гостей за столиком у окна – вся компания призывно махала руками.

Печенье расходилось на ура, но будь оно даже кисло-солёным, студенты всё равно схавали бы за милую душу – на бесплатную кормёжку не жалуются.

Я не заметил, когда она вошла в кафе. Кто-то из её подружек окликнул меня и попросил дать попробовать печенье. Они сидели в глубине зала, у всех дикий макияж и яркие накладные ногти. Одеты во что попало: кто в вечернее облегающее платье с блёстками, а кто в спортивные треники и футболку. Наверное, фотосъёмка проходит где-то поблизости, и они заскочили перекусить во время перерыва. Вообще Лиза не часто появлялась у меня на работе, но именно здесь мы и познакомились.

Тогда, год назад, как и сейчас, она пришла с шумной компанией моделей и студентов с актёрского. Как потом выяснилось, они снимали рекламу бижутерии в лофте неподалёку. Я обслуживал их столик: носил кофе и круассаны с джемом. Лиза мне понравилась сразу, хотя за столиком сидело человек семь или восемь. У неё были длинные ярко-рыжие волосы, собранные в неряшливый пучок на затылке, густо накрашенные наращенные ресницы, за которыми сложно было распознать цвет глаз, полные кукольные губы никогда не смыкались полностью, демонстрируя ровные слишком белые зубы. Всё в ней было как будто преувеличено и ненатурально, кроме разве что розовой полупрозрачной кожи на щеках и шее. Лиза, имени которой я тогда ещё не знал, была самой шумной и смешливой в компании, и это ей шло. Наверное, я так на неё таращился, что она в конце концов обратила на это внимание и подозвала меня взмахом руки. Я подошёл, вытащил блокнот и, приготовившись записывать заказ, слегка нагнулся к ней, а она, не церемонясь, взяла моё лицо в свои руки и, демонстрируя его друзьям, воскликнула:

– Смотрите, какой хорошенький! Можно, я заберу его домой? Мам, ну пожалуйста… – притворно канючила она подруге, сидящей напротив.

Я обалдел от такой наглости, но не растерялся:

– Можно! – отозвался я как раз кстати, и вся компания покатилась со смеху.

Она отпустила меня, хотя я был совсем не против и дальше греть щеки в её ладонях.

– А он ещё и забавный, – проговорила она, отсмеявшись вместе со всеми. – Я Лиза.

Она протянула мне руку, и я слегка сжал её длинные хрупкие пальцы, стараясь не уколоться об острые как пики накладные ногти:

– Сева.

Мы не успели больше ни о чем поговорить. К сожалению, меня настойчиво призывали к другому столику и пришлось оставить Лизу с весёлой компанией, а когда я освободился, они уже ушли. Маруся убирала со стола остатки круассанов, пустые кофейные чашки и мятые салфетки. Одну из них она повертела руках и передала мне со словами:

– Сердцеед!

На салфетке значился никнейм для Инсты в ареоле отпечатка губной помады. Я сунул салфетку в карман брюк и благополучно забыл о рыжеволосой девушке на целую неделю. Вспомнил только, когда проверял содержимое карманов перед тем, как отдать штаны в стирку. Я тут же открыл Инсту и подписался на Лизу. Не прошло и десяти секунд, как она подписалась на меня в ответ, а ещё через минуту пришло сообщение в директ: «Нам нужны симпатичные мальчики для одного проекта. Снимаем клип для известного блогера. Мне нужно с кем-то целоваться на заднем плане. Ты как? Целоваться любишь?» Как можно было отказаться от такого предложения?

Сегодня, как и в тот первый раз, я не мог отвести от неё глаз, а она казалась совершенно спокойной: не избегала глядеть на меня, но и не забывала про друзей, отвечала на их реплики, улыбалась и даже смеялась, но не вызывающе, не на показ, а естественно, как всегда. Она не была из тех девушек, которые после горького расставания всему миру желают продемонстрировать, как мало уязвлены. Она ничего не пыталась доказать и именно это служило лучшим доказательством её силы и уверенности в себе. Я же никогда не умел поддержать её в трудную минуту, не умел найти правильные слова. Мне всегда казалось, что любые слова поддержки унизительны. Во всяком случае, утешать себя я никому не позволял. Лизу это не смущало. Она сказала мне при случае: «Ничего. Меня это не парит. Если нужно, я сама могу подержать себя за руку». Я усмехнулся тогда, но, узнав её ближе, понял, что она вовсе не кокетничала. Не только утешиться, но и постоять за себя она умела лучше всех, кого я знал. Однажды мы ехали в забитой маршрутке и какой-то нетрезвый хмырь ущипнул её за попу. Не успел он нагло осклабиться, как получил пальцами по глазам (хорошо, если не ослеп), а в следующую секунду согнулся от боли в паху. Все произошло так быстро, я даже не сразу понял, а когда до меня дошло, Лиза уже проталкивалась к выходу и тащила меня за собой. Мы выскочили из маршрутки и быстро затерялись в толпе. «Как ты?» – спросил я, стыдясь, что ей самой пришлось себя защищать. «Забудь!» – отмахнулась она и больше не вспоминала об инциденте. Не удивлюсь, если и я, как тот мудак из автобуса, уже выскользнул из её настоящего и стал частью прошлого, с которым она успела примириться и о котором не стоит сожалеть.

Лиза поражала своим спокойствием. Наблюдая за ней сейчас, я в который раз умилился, когда она остановила внимательный взгляд на стильно одетом посетителе за соседним столиком, а потом быстро потерла указательным пальцем уголок рта. Такая у неё была дурацкая привычка: если Лиза видела у кого-то вещь, которую ей хотелось бы иметь самой, она проделывала этот странный ритуал из неблагополучного детства. Она называла это «слизать вещь», чтобы когда-нибудь иметь такую же. Лиза росла в бедной семье без папы и, когда была маленькой, завидовала обеспеченным детям. Сейчас она зарабатывала на рекламе достаточно, чтобы позволить себе любую брендовую шмотку или сумку, но всё равно продолжала «слизывать», когда видела на других что-то, что ей нравилось. Утешительная привычка, которая пригодилась бы мне самому после того, как мать лишили родительских прав, и мы со сводным братом оказались в детском доме, или потом, пару лет спустя, когда бабка забрала меня жить к себе.

Глядя на Лизу сейчас, я понял, что, если бы у нас был второй шанс встретиться так, будто мы не были знакомы, я выбрал бы её снова. У нас было разное детство и разные обстоятельства взросления, но, кажется, мы травмированы сходным образом. Наши душевные шрамы складываются, как пазл. Цепляясь выступали и впадинами, вместе мы образовывали что-то более значительное, чем сумма нас двоих по-отдельности. И почему тогда я оттолкнул её так грубо и бесповоротно? Как ни крути, нужно разбираться в себе. Я достал телефон и настучал сообщение психологу, чтобы договориться о времени следующей встречи.

4

Из-за очередного утреннего опоздания меня попросили отработать во вторую смену. День получился долгим, суетным и совершенно пустым. Периметр моих передвижений в течение всей смены едва ли превысил несколько метров: три шага к кофемашине, разворот, пара шагов к раковине сполоснуть венчик или чашку, ещё пара шагов в сторону к миксерам для молочных коктейлей, ещё шаг, чтобы зачерпнуть лёд из холодильника, разворот и три шага к микроволновке, а затем на исходную к витрине с выпечкой (повторить в произвольном порядке до бесконечности). Через час такой рутины движения становятся текучими, а в голове дзен, как у тибетского монаха. К концу смены приноравливаешься настолько, что готовишь кофе с закрытыми глазами. Усталость наваливается уже потом, когда считаешь дневную выручку, и ещё больше, когда сидишь в метро, упершись затылком в тёмное стекло. Вот именно тогда не думать бы ни о чем, расслабиться, но не тут-то было. Мысли, как мухи в банке, жужжат и бьются о стенки, цыркают чешуйчатыми крылышками.

От метро до дома пара автобусных остановок, но я всегда хожу пешком. Ненавижу автобусные остановки с тех пор, как мать оставила нас с братом на одной вот из таких же и велела никуда не уходить, пока она не вернётся. Как сейчас помню, мы прождали её до ночи. Замерзли и боялись бродячей собаки, которая ошивалась поблизости и хищно поглядывала на нас. Я подбирал мелкие осколки кирпича и ледышки, которые находил под лавкой на остановке, и бросал в собаку. Она рычала и скалилась, но не уходила. Брат промочил ноги в талой луже, ему нравилось протыкать тонкие наледи палкой, ломаясь они приятно хрустели. Мне было пять, Дамиру (тогда ещё его звали Дима) – три года. Я помню, как надвигалась темнота, и как над остановкой тускло засветил фонарь, когда из ларька с противоположной стороны дороги вышел мужчина. Он приблизился к нам с братом, спросил, как зовут, спросил, где наша мать, угрюмо потоптался на месте, молча выкурил сигарету и велел идти за ним. Мы с братом так продрогли и устали, что тут же согласились. Мы плелись довольно долго дворами, мужчина нас не торопил, шел молча впереди и всё время курил. Наконец пришли к какому-то дому с крыльцом и выкрашенной синей краской металлической дверью. Мы зашли внутрь, и мужчина попросил нас подождать в коридоре на раскладных стульях. Сидеть на них было неудобно, сиденье подо мной всё время проваливалось, не давая опереться о спинку, так что приходилось балансировать на краешке. Дамир опустил голову на деревянный подлокотник и тут же заснул. Мне тоже хотелось спать, но не получалось угнездиться на стуле. Кажется, я заплакал, но негромко. Скоро к нам подошла женщина в синей форме с погонами. Странно, что я запомнил столько подробностей про остановку, но совсем не запомнил лицо той женщины в форме, вместо лица – пустое место, картинка из ужастика. Женщина подняла брата на руки и велела мне идти за ней. Она привела нас в комнату, сняла с нас верхнюю одежду, и положила спать на кровать с тонким матрасом, через который чувствовались пружины. Я уснул, как только голова коснулась тощей подушки. Проснулся как будто сразу, но за зарешеченным окном уже светало. Услышал в коридоре голос матери. Брат тоже проснулся, открыл глаза и, испугавшись незнакомой обстановки, пронзительно заверещал. Тогда дверь открылась и вошла мать. Глаза у неё были сердитые, а под нижними веками грязные размазанные потёки теней и туши для ресниц. Она схватила на руки заплаканного Диму, принялась трясти его и одновременно ругать меня. Я долго не понимал, в чем провинился. Потом до меня дошло, что я не должен был уходить с остановки с незнакомым мужчиной, потому что могла случиться беда. Какая ещё беда с нами могла случиться я тогда не сообразил. Теперь-то, конечно, ясно… Всё стало понятным со временем.

Мне было пять лет, а брату три. Он ничего из этого не помнит. Когда я рассказал ему эту историю про остановку, он усмехнулся и сказал, что я половину выдумал. Мол, в пять лет невозможно запомнить столько подробностей. Может быть, он и прав. А может, наша память устроена по-разному. Например, Дима совсем не помнит нашу мать. У него теперь другая – мачеха, но для него она давно стала родной. Жизнь брата началась заново в тот день, когда его отец приехал в детский дом и подарил ему огромный пластмассовый КАМАЗ. Эта игрушка так поразила его, что он запомнил каждую деталь, и даже сейчас может описать её до мельчайших нюансов. А я? Я тоже получил подарок – красивую, дорогую игрушку, но она не принесла радости. Когда брата увезли, я рыдал, катался по полу, бил ногами в бессильной ярости. Воспитательница утащила меня в туалет, умыла ледяной водой и велела замолчать. Дима исчез из моей жизни на долгие годы, а когда вернулся, его уже звали Дамиром.

Я дошел до дома, но подниматься в пустую захламлённую квартиру совсем не хотелось. Утром я оставил на столе сковороду с недоеденной яичницей и недопитый чай в кружке. Хлеб тоже, кажется, забыл убрать в пакет, придётся выкинуть. Раковина на кухне заполнена грязной посудой. Стиральная машина полна затхлого белья. Почти вся одежда перекочевала из шкафа на стулья и кресло, ничего чистого уже не осталось. На полу сор. Монитор и телик под толстым слоем пыли. Вся обстановка кричит о том, что я не в порядке. Не так уж и часто я думаю о Лизе, почему тогда я не в порядке?

Я достал телефон. Сел на лавочку под фонарём у подъезда. Долго скролил список контактов в WhatsApp. Наш с Лизой чат опускается всё ниже по списку с каждым днем. Нужно что-нибудь написать ей просто для того, чтобы она оставалась на первой странице, чтобы не исчезала из поля зрения. Нет, я не хлюпик, чтобы перечитывать нашу переписку, просто хочется почаще видеть её аватарку. Я проскролил несколько страниц, пытаясь отыскать контакт брата, но нашел его не сразу, он сменил фото. Судя по таймингу, последний раз мы созванивались пару месяцев назад. Я потратил несколько минут, чтобы придумать сообщение, но любые приветствия казались неуместными. Тогда я просто нажал на трубку и поднёс телефон к уху. Я подождал, пока автоответчик не сообщил, что абонент не принимает разговор.