Пьеса #1

Пьеса в одном действии.

Читать за раз.

Пьеса о пьесе

И о том, какую роль

Мы отводим себе в этом

Представлении…

Действующие лица

В порядке появления.

Андрей Лосовский

Милый друг (девушка на телефоне)

Кристина      

Ксения

В большой, полутёмной комнате, развалившись на диване, лежал мужчина. В его руке была телефонная трубка, и только что набрав телефонный номер, он ждал ответа.

– Здравствуй, милый друг, – поприветствовал он собеседника, вернее собеседницу. – Ты сейчас можешь говорить? Надеюсь, что да. Хотя «нет» в твоих устах всегда звучало по-особенному, как что-то совсем ничего незначащее.

– Лосовский, ты снова возбуждён? – ответил приятный женский голос.

– Какое возбуждение? У меня кризис. И мне ещё хуже, когда я думаю, как ты со мной поступила.

– Постой, постой. Не смеши меня, а то я подавлюсь.

– Послушай, как тебе удаётся быть такой коварной?

– Что ты имеешь в виду?

– Сначала ты притворяешься моим другом, потом мне настойчиво и продолжительно отказываешь, потом я узнаю, что ты ждёшь ребенка, потом ты исчезаешь, не говоря ни слова, хотя в моей душе столько обещанного.

– Лосовский, ладно говори, чего хочешь, мне некогда.

– Ну вот, опять. Я никак не пойму: ты то ли робеешь, когда мы с тобой общаемся, то ли я настолько тебе отвратителен, что ты не можешь поговорить со мной хотя бы пять минут. Хотя, ты, наверное, всё-таки робеешь. И я тебя понимаю. Особенно вечером, когда приму душ и стою в набедренной повязке перед зеркалом. Верно говорят, всё к лучшему: представляешь, если ты на расстоянии так трепещешь, то что бы было в минуту близости. Хорошо, что ты меня не видела в такие минуты, иначе твоё сердце точно бы разорвалось.

– От ужаса?

– От пламени охватившей тебя страсти.

Девушка на другом конце провода  рассмеялась.

– Знаешь, – продолжал мужчина, – я не раз задумывался, почему мне так легко с тобой разговаривать. Не боятся играть на грани фола, фолить, называть вещи своими именами. Тебе могло показаться, что я дурачусь, лицедействую, но уверяю тебя, я искренен до последней запятой. С тобой я не комплексую, хотя тараканов в башке у меня достаточно, не напрягаюсь, я веду себя естественно. И мне кажется, я знаю, почему это так. Я отчего-то уверен, что ты всегда поймёшь меня правильно. Звучит как любовь, правда?

– Так, Лосовский, мне действительно некогда.

– Ну, погоди, поговори со мной.

– Я не могу с тобой разговаривать, когда ты начинаешь нести глупости.

– Ты оскорбляешь мои чувства.

– Нельзя оскорбить то, чему не придаёшь значения.

– Вот она, обратная сторона искренности! Тебя не воспринимают всерьёз!

– Только не надо этих нот обиды.

– Ты считаешь, я неспособен чувствовать боль? Что за моими словами нет чувств? – возмутился мужчина.

– Лосовский, тебя опять понесло?

– Ну, хорошо, хорошо, но мне действительно нужно с тобой поговорить. Мне нужно вдохновение. Только ты можешь зажечь мое словоблудие. Я, пожалуй, близок к тому, чтобы назвать тебя музой. Честно говоря, будучи натурой творческой, я представлял себе этот объект несколько по-другому. Что-то сладостное, завораживающее, пьянящее и аморорождающее. Но недавно я понял, что такое создание не может быть музой, ибо рождает единственное желание: заткнуться и наслаждаться любованием и предвкушением. Мозговые и творческие ресурсы отдыхают. Муза – это нечто другое, как катализатор в химической реакции. Она будит эмоции, даёт импульс к фантазии, но не замыкает мир исключительно на себя. Наверное, звучит не очень бархатно для девичьего слуха, но, с другой стороны, ты бы и моё чувствоизъявление не особенно жаловала.

Пауза.

– Алло?! – поинтересовался мужчина.

– Да, я слушаю.

– И это уже неплохо. Как говорят, мужчина уже наполовину влюблен в каждую женщину, которая его слушает. Так, что, если ты и в правду хочешь уберечься от моей жгучей страсти, тебе следует перестать делать мне комплименты.

– Вообще-то, я пошутила.

– Я знал. Ты заставляешь мужчину стараться снова и снова.

– Я никогда никого не заставляю.

– Большое искусство позволять другим делать что-то так, как ты этого хочешь. И слушай, перестань жевать в трубку. В этом, конечно, есть элемент интимности, но я ещё не готов к этой стадии в наших отношениях.

– Я не могу. Мне постоянно хочется есть.

– А, точно, я и забыл совсем. У тебя уже какой месяц?

– Пятый.

– Невероятно. Слушай, каждую минуту натыкаюсь на очередное свидетельство своих чувств к тебе.

– В смысле?

– Знаешь, говорят, кто любит – тот простит. В любой другой ситуации я бы не смог тебе простить.

– Чего?

– Измены. Ты чувствуешь, я даже не спрашиваю тебя кто он.

– Так, Лосовский, ты переходишь границы.

– Это самый захватывающий момент в отношениях. Сначала робкие вылазки, разведка, пробный выстрел, а потом и полномасштабное наступление. Вроде бы хочется победить, но без сопротивления как-то уж совсем скучно. Ты никогда не позволяла мне заступить даже на миллиметр. Удивительно, и это при полном отсутствии колючей проволоки по периметру и запрещающих указателей. Или я уж через чур робок?

– Так, или ты мне скажешь зачем звонишь или я всё, кладу трубку.

– Хотел услышать твой голос.

– Пока.

– Погоди. Ладно, шучу. Мне нужен твой совет. Я тут подвязался написать пьесу.

– О чём?

– Это мой вопрос. Именно для этого я тебе и звоню.

– И как я могу тебе помочь?

– Я тут на днях толковал с Эдмондом Берком и он сказал, что первая обязанность малоизвестного писателя – быть интересным. Право быть скучным принадлежит лишь тем писателям, которые уже прославились. Что сейчас интересно?

– А кто такой Берк?

– Английский публицист. Умер лет двести назад. Думаю, после этого, ещё человек триста сказали то же самое, стало быть, рекомендация проверенная. Так что сейчас интересно?

– Это слишком субъективно.

– Именно поэтому я обзваниваю всех своих знакомых с одним и тем же вопросом. Как я устал.

Пауза.

– Алло?! – снова прервал молчание мужчина.

– Ты шутишь? – спросила девушка.

– Невероятно! Откровенные признания ты считаешь легкомысленными, а откровенную чепуху готова принять на веру. Как ты думаешь, если я напишу о нас, это будет интересно?

– О нас нечего писать, так как между нами ничего не было.

– Ну, я придумаю что-нибудь. Фантазия – моё утешение. Если бы ты только знала, чему мы сейчас предаемся в моих мечтах.

– Фу, Лосовский.

– Во-первых, это не фу. Правда, для сцены чересчур откровенно. Ну, ладно. А во-вторых, наши отношения бесподобны.

– У нас нет никаких отношений.

– Вот именно! И всё-таки мы вместе. Разве это не любопытно?

– Мы не вместе.

– Прошу тебя, отвлекись на минуту от пище-дробильного процесса и перебивай обдуманно, а не машинально.

– Лосовский, ты несёшь вздор.

– Есть вещи неизменные в этом мире. Но давай рассудим логически. Ой, прости, я сбился на неведанную для тебя терминологию.

– Ну, опять. Без грубости ты не можешь,

– Ну, прости, прости. Меня просто умиляет, когда ты возмущаешься. В такие моменты, ты наименее серьёзна. Так вот, давай рассудим логически. Если она любит, а он нет, это интересно?

– Нет.

– Правильно. А если он любит, а она нет?

– Да.

– Нет, это глупо. Что остается? Когда никто никого не любит. Наш случай. По-моему, занятно.

– Знаешь, здесь не о чем писать. К тому же, ты забыл про взаимную любовь. Напиши лучше о ней.

– Ты хочешь зарубить меня на первом же опыте? Театральная сцена не для научных трудов.

– Причем здесь это? Я говорю о взаимных чувствах.

– Вот, вот. Все о них говорят, но никто их не видел.

– Лосовский, ты жесткий прагматик.

– Я творческая натура на стадии кризиса и мне необходима помощь. Ты предлагаешь мне заезженные темы. Я смогу позволить себе это лишь несколько позже. Сейчас мне надо быть интересным. Скажи, что тебя волнует?

– Любовь.

Пауза.

– Это вообще или в данный момент? – спросил мужчина.

– Это волнует всех, вообще.

– И тех, кто ходит в театр?

– В первую очередь.

– Тогда им всем нужно идти на корриду.

– Почему?

– Самое кровавое зрелище.

– То есть?

– Ты никогда не задумывалась, почему самая распространенная рифма к слову любовь – это кровь? Наверное, не просто так. Как человек отвергающий насилие в любой форме, я естественным образом держусь подальше от любых форм проявлений оного.

– Любовь  – не насилие.

– Ещё какое! Люди склонны интерпретировать желания, которые рождает любовь, обязанностями, которые её убивают. Любое несоответствие нашим ожиданиям отождествляется с изменой, и, чтобы избежать конфликта, мы вынуждены делать больше, чем нам реально хочется. То есть в некотором роде,  мы совершаем насилие над собой. И чем дольше любовь, тем больше насилие.

Пауза.

– Ты несёшь чушь, – возразила девушка.

– Я знаю. Это ведь единственный способ заставить тебя слушать.

– Лосовский, ты опять грубишь?

– Я бы не делал этого, если бы тебя это задевало.

– Таким образом, ты никогда не наладишь наши отношения.

– Если разобраться, то форма наших взаимоотношений более благополучна. Ты не ожидаешь ничего от меня, я не ожидаю ничего от тебя. Любые проявления нашей симпатии принимаются с благодарностью и не влекут никаких обязательств. Мы не можем по-настоящему ненавидеть друг друга, так как любые обиды между нами это, не более чем, каприз. А это, по сути своей, явление несерьёзное. Однако, если честно, то мне кажется, что ты, всё-таки, в меня влюблена. И это меня расстраивает.

– Не дождёшься.

– Сама посуди. Ты всё время меня избегаешь, сводишь наше общение к минимуму. Твоё влечение настолько велико, что ты элементарно боишься не сдержаться и позволить ему проявиться. В моём присутствии ты теряешь всякий контроль. Это естественно и я тебя не осуждаю.

– Лосовский, ты повторяешься. Я не хочу выслушивать всю эту ерунду снова. Пока.

– Скажи, тебе хочется ко мне прикоснуться?

– Всё, Лосовский, пока.

– Если положишь сейчас трубку, ты подтвердишь всё, что я сказал…

Она положила трубку.

– Она положила трубку, – произнес в пустоту мужчина. – Она положила трубку. Если бы всё было так сложно. Хотя, я, наверное, действительно, был грубоват.

Он поднял перед собой молчаливую трубку и проговорил громко в её направлении:

– Хорошо, хорошо, я извиняюсь, но только если ты немедленно перезвонишь. Разве я обрывал тебя на полуслове?

Вдруг телефон и впрямь зазвонил. Мужчина даже сначала не совсем поверил. Потом снова принял полуравнодушный, полувеличественный вид, словно за ним кто то наблюдал, и, нажав  на кнопку, задекларировал:

– Упорство не всегда уместно,

                Настырностью любовь не распалить,

                К тому же, все услады пресны

                В устах того, кому не полюбить.

                Но если ты позволишь на мгновенье

                Сомнениям остаться в стороне,

                Ты убедишься, всё, что нужно мне -

                Лишь миг с тобой для века вдохновенья.

– Вау! Я тоже по тебе соскучилась. – В трубке был другой женский голос.

Мужчина скорчил гримасу легкого расстройства.

– Здравствуй, Кристина, – поприветствовал он новую собеседницу. – Боюсь огорчить, но я как раз заканчивал ключевую мысль отчёта и не мог вовремя остановиться.

– Отчёт о разбитых сердцах?

– Отчёт о ненаписанных шедеврах.

– И много скопилось?

– На шестьсот лет жизни.

– Ты плодовит.

– Могло бы быть комплиментом, если бы не аналогия с деревом. Но я не обижаюсь.

– Ещё бы. Было бы глупо обижаться на свои домыслы.

– Я знаю миллион людей, которые делают это и не считают себя глупыми. Откуда это ты разбираешься в домыслах? Бесконечная тема, кстати. Помусолим её в следующий раз, а сейчас мне, на самом деле, нужно закончить работу.