Когда я встречу тебя вновь. Книга 2. Предать, чтобы спасти

Глава первая

Дождь. Вокруг сыро и уныло. А я в измятом белом платье с наспех заплетенной косой ступаю по лужам и опускаю зонт так низко, что он практически сидит на моей голове. Мне не хочется никого видеть. И чтобы никто не видел меня. Только бы поскорее добраться домой – до своей кровати и плюшевого медведя и дать волю чувствам. Тем самым, что раздирают мою грудь на части. Я уничтожила себя своими собственными руками и должна научиться с этим жить.

Перед глазами мелькнула темная фигура под красным зонтом и скрылась за углом моего дома. Было в ее движении и прыжках через лужи что-то знакомое и озорное. Что-то из детства. Юля! – понимаю я через несколько секунд и, позабыв об усталости, несусь со всех ног домой, чтобы не дать ей добраться до моей квартиры раньше меня. Лифт с ней уже уехал, и я спешу по лестнице наверх. Не ради себя стараюсь, мне уже все равно. Ради отца. Он сказал маме, что я ночевала у Юли, и она не может прийти без меня, не выдав папу. Упреков от мамы ему и без того хватает.

Я этажом ниже, когда подруга доезжает до пятого этажа, и я зову ее, призывая остановиться. К счастью, Юля меня слышит и выглядывает на лестничный пролет. Я, запыхавшаяся добираюсь до нее, и перевожу дыхание. Мне кажется, я сейчас упаду, и это утро меня окончательно доконает.

– Лиза?

Юля удивленно таращится на меня, изучая платье и насквозь мокрые босоножки. Она в джинсах, темной футболке и кроссовках, с красным зонтом в руках.

– Привет, – выдыхаю я.

– Привет. Ты не ночевала дома?

– Нет. У тебя есть пудра или тональный крем с собой?

– Есть пудра.

– Дай, пожалуйста.

Юля удивленно приподнимает бровь, но торопится исполнить мою просьбу. Я беру ее пудру и начинаю, глядя в зеркало, маскировать следы на своей шее. Краем глаза наблюдаю, как подруга продолжает изумленно на меня смотреть и сжимать губы, не решаясь расплыться в улыбке.

– Ты не хочешь ничего мне рассказать?

– Хочу. Я ночевала у тебя. Это версия для мамы.

– Поняла. А на самом деле?

– Ты знаешь.

– Ну да. Денис передал, что оставил тебя у Слободы.

– Денис к вам вернулся?

– Да, отвел вас и пришел к нам. Мы с ребятами продлили аренду до двенадцати, и уже после ушли.

Это объясняло, почему Денис позвонил отцу позже оговоренного с ним времени. Он словно чуял, что папа не станет ждать двух часов после звонка, а направится сразу за мной. Милый дорогой Денис, если бы ты знал, как помог этим Шандору. Что бы с ним было, покинь я его раньше?

– Ты проводила Юру на поезд?

– Нет. Он его проспал, – и, закончив с маскировкой, я спросила: – Видно?

– Здесь тускло, – окидывая коридор взглядом, сказала Юля, – но вроде нет.

– Хорошо. Зайдешь ко мне?

– Я для этого и шла.

С тем, чтобы упасть и порыдать, придется отложить. И поспать тоже. А так хотелось и то и другое. Но выпроводить Юлю не могла, как-то это не гостеприимно и не по-дружески.

Мама встретила нас радостно и приветливо. Мы правильно сделали, что пришли к нам, потому что она постряпала булочек, и мы должны непременно их попробовать. Я не ела с вечера, но есть и не хотелось. Но чтобы не обидеть маму, я согласилась.

На звуки наших голосов вышел папа. Он с волнением оглядел меня и поцеловал в лоб.

– Все хорошо? – спросил он тихо.

– Да. Как видишь, я вернулась.

Встретить меня вышел и Шанди. И эта встреча далась мне тяжелее всего. Единственный одушевленный подарок Шандора. И других уже не будет.

Юля еще не видела котенка, и хоть и не была кошатницей, больше предпочитая собак, но расплылась в умилительной улыбке, познакомившись с этим крохотным созданием. Шанди был настроен на игру и немного порезвился с гостьей.

Пока мы пили чай, мама расспрашивала нас о выпускном, и я была благодарна Юле, что она отвечала практически на все мамины вопросы, позволив мне лишь поддакивать и мило улыбаться. Потом маму заинтересовали наши дальнейшие планы, и она воодушевилась, когда услышала, что Юля хочет пойти работать в школу учителем истории. Посыпался очередной град вопросов, и я с нетерпением ждала, когда подруга доест булочки, и мы уйдем с кухни.

Оказавшись наконец в моей комнате, я закрыла дверь и выдохнула. Изображать веселье и радость нелегко, когда на душе скребут кошки, но я начинала постепенно овладевать этим искусством. Кто знает, может быть мне теперь всю жизнь придется притворяться и играть чужую роль? Но это мой выбор и винить в нем некого.

Я сгребла все фотографии Шандора, что были на моем столе, в одну стопку и убрала их в шкатулку. В детстве я хранила в ней календарики и фантики от жвачек, а теперь она станет хранительницей его снимков. Чем реже я буду к ним обращаться, тем быстрее переживу разлуку. Я не забуду его, но он теперь лишь история, история моей первой любви, и место ему глубоко в шкафу, да в укромных уголках моего сердца.

– Лиза, прости меня. Тебе, наверное, скверно, и хочется побыть одной.

Юля села на кровать и следила за моими передвижениями, которые были наполнены механической активностью и тупой покорностью судьбе.

– Я хотела сегодня пойти с Денисом в парк, – сказала я. – Я не хотела быть одна.

– М-да, но погода, конечно, сегодня для парка совсем не подходящая.

Я открыла окно и запустила свежий воздух. Дождь продолжал моросить, и я удрученно подумала, что теперь всегда в непогоду буду вспоминать этот день.

– Ты расскажешь мне о сегодняшней ночи? – осторожно спросила Юля.

Я приземлилась рядом с ней на кровати и откинулась на стену.

– Шандору всю ночь было плохо, и я постоянно просыпалась, чтобы помочь ему.

– Ну да, он вчера порядочно перебрал.

– Сегодня он и половины не помнит из того, что произошло.

– И чего же он не помнит? – все также осторожно спросила Юля.

Ветер колыхал шторки, и я с тревогой поглядывала на Шанди, пристроившегося рядом со мной на кровати и готовившегося к прыжку. Чтобы предотвратить его попытку наброситься на шторы, я взяла его в руки. Он воспринял это как игру, вцепился в меня лапками и стал кусать.

– Ничего.

– Между вами что-то было?

Невольно перед глазами возникла сцена моего соблазнения Шандора и его ответная реакция на него. И я снова задалась вопросом: «Можно ли это считать, как «что-то было»?»

– Нет, – ответила я.

– Нет?! А этот поцелуй на глазах у всех? Мне показалось, он кричал о продолжении.

– Юля, он еле стоял на ногах, а дома упал на диван и вырубился. О каком продолжении речь?

– Ну знаешь… у мужчин в этом состоянии открывается второе дыхание.

Я играла с Шанди и не поднимала глаз на Юлю. Она пытливо смотрела на меня, и не расколоться в том, что все-таки было, под ее взглядом казалось невозможным, но природная скромность взяла верх, и я смущенно промолчала.

– Ты сказала, он проспал поезд, и что дальше? – не дождавшись признаний, вновь заговорила Юля.

– Он уедет на другом. В двенадцать.

Машинально мы посмотрели на будильник, который стоял на прикроватной тумбе. Через десять минут нас будут разделять десятки километров.

– У вас совсем ничего не было? И до вчерашнего дня?

– Он берег меня для другого.

Юля глубоко вздохнула. Наверное, в ее глазах я выглядела неудачницей. Я не получила от первой любви ничего – даже удовольствия.

– Может, это и к лучшему, – подытожила она. – Тем быстрее забудешь его. Знаешь, иногда это мешает в построении новых отношений. Невольно сравниваешь и… В общем, понять его можно.

Невольно сравниваешь? Я удивленно подняла глаза на Юлю. Не на себя ли она намекает?

– У тебя был кто-то после Пети?

– Так… ничего серьезного. Не фонтан.

– Погоди, я что-то пропустила?

Юля несколько секунд поколебалась, а потом сказала:

– Ну хорошо, я расскажу тебе. Это уже давно в прошлом, и ты не будешь на меня злиться, что я так поступила.

Я напряглась, ожидая услышать не слишком приятную для себя историю, и крепче вцепилась в Шанди, отчего он стал кусать меня сильнее.

– На третьем курсе я переспала с Денисом. Только один раз.

– С Денисом? С Кравченко?

– А ты знаешь другого Дениса?

– Нет.

Бедный Денис! Как он это пережил?

– Почему только раз? Почему ты не позволила отношениям продолжиться? Я ведь правильно понимаю, что это ты прервала их?

– Правильно. Я оказалась не готова продолжать. Я же говорю, сравнение – плохая штука.

– Тогда зачем ты..?

– Хотела попробовать, думала, а вдруг получится. Вдруг влюблюсь. Но не случилось.

– И как он это пережил?

– Как видишь, нормально.

Бедный Денис! Быть отвергнутым после одного раза! Получить надежду и тут же ее потерять!

– И тебе было совсем не жаль его?

– Если бы я стала утопать к нему в жалости, кому бы это принесло счастья? Но теперь у него есть Люся, и я за него рада. На самом деле у меня как камень с плеч.

Да, она права. Слава богу, что теперь у него есть Люся. Но так с ним поступить! И в том, что таилась от меня, права. Я бы умерла от жалости к Денису, узнай я об этом на третьем курсе.

– Да ну этих мужиков! – закрыла тему Юля. – Давай лучше придумаем, когда нам пойти в поход.

И времени для грусти не осталось. Юля сделала несколько звонков по школам в поисках работы и ее приглашали на собеседование. А между тем она развлекала меня. Мы сходили в поход, были с нами и Денис с Люсей. Мы снова пели песни под гитару у костра, жарили шашлыки и купались в водоемах. Обошлись на этот раз без «бутылочки», вместо этого играли в «Крокодила». Мероприятие проходило весело и с задором, я с удовольствием расслабилась и отпустила грустные мысли.

Также Юля водила меня на фестиваль, проходивший в центре города, потом мы побывали в Джаз-кафе, послушали живую музыку. И я поняла, что жизнь может быть прекрасной и без Шандора.

Я продолжала бегать по утрам и ходить в мастерскую. Однажды водила туда маму на пробное занятие. Она не пришла в большой восторг, но результатом труда осталась довольна. Однако последующих желаний заниматься этим ремеслом у нее не возникло, и я продолжила ходить в мастерскую одна. Здесь я тоже находила успокоение и отключалась от горькой реальности.

Приближался мой день рождения, и родители заговорили о том, чтобы его отметить. А заодно приурочить к нему празднование окончания университета. Мама хотела пригласить тетю Марину и Марка, и как бы между прочим сообщила, что он расстался с Ольгой.

Я несколько месяцев не общалась с Савельевым, и эта новость стала для меня неожиданностью. Последнее, что я от него слышала – они с Олей собирались ехать в Таиланд. Было это еще в феврале. И насколько мне известно, та поездка состоялась. Мне казалось, у них полная идиллия, и я ждала вестей о том, что они собираются пожениться, но никак не о том, что расстались. Может быть, мама не так поняла, и они просто поссорились?

В свой день рождения я надела одно из своих старых летних платьев с открытыми плечами, воротником стоечкой, и с подолом А-силуэта. Оно было голубого цвета и подчеркивало мои глаза. Мама заплела мне из волос «корзиночку» на голове, спрятав концы в прическу под пышную заколку в виде цветка пиона. Шея снова была открыта, и я понимала, для чего это делалось. Но возражений с моей стороны не последовало. Мне было все равно.

Этот день был похож на многие дни рождения в предыдущие годы, только состав гостей немного отличался от прежних. Из свежих вливаний была Люся, из старых рядов выбыли Егор и Лена. Мне подарили много цветов, подарков и наговорили массу приятных слов. За столом велись оживленные беседы, звучали поздравительные речи, и ни в одной из них я не слышала и намека о Шандоре. Словно его и не существовало.

Марк был особенно учтив, сидел по левую руку от меня и периодически пополнял мою тарелку разными салатами, подливал вино в бокал. Он подарил мне двадцать одну красную розу и мои любимые духи. Мама поставила цветы на подоконник, и они ярким огнем горели в лучах заходящего солнца. Однако в памяти всплывала всего одна роза, которая была мне дороже любого огромного букета.

Из нового в зале за этот год появились только шторы, которые мама с удовольствием обновила. Они были синего цвета с едва заметным орнаментом более темной расцветки. Вместе со шторами сменили карниз, спрятав его за деревянную перегородку, и сейчас они висели не на прищепках, а цеплялись за крючки. Вопреки опасениям мамы котенок их не трогал и даже не приближался.

О появлении в нашем дома кота знала только Юля, но в самый разгар праздника Шанди неожиданно решил заявить о себе и другим гостям. Обычно в это время он спал, но сейчас незаметно прибежал из моей комнаты и забрался под стол. Не знаю, что послужило причиной его нападения на ноги Марка, но предположительно Савельев пошевели своими пальцами и тем самым вызвал игривый интерес у котенка.

– Ай! – вскрикнул Марк, и все устремили на него взгляды.

Он отклонился на диване назад и заглянул под стол.

– Боже мой, кто это? Откуда? – удивился Савельев.

Я сообразила, в чем дело и спустилась со стула, чтобы забрать Шанди с пола. Он обхватил лапками ногу Марка и пытался ее грызть.

– А, – поняла мама, – это наш новый квартирант. Лиза притащила его откуда-то с улицы.

– Мама, он не с улицы. Нам… мне его отдали дети. Кстати, тетя Марина, Марк, это произошло недалеко от вашего дома.

Я подняла котенка на руки и продемонстрировала всем гостям. На лицах тети Марины изумление, Дениса и Люси умиление. Люся тоже держала дома кошку, а у Дениса была кот. Каждый вспомнил какую-то историю, связанную со своим питомцем.

– Ну зачем ты его взяла? – застонала мама. – Теперь надо обязательно руки помыть.

– Это кот или кошка? – спросил Марк, протягивая руку к котенку, чтобы погладить.

– Дети сказали, что кот.

Шанди не позволил Марку погладить себя, снова набросившись на него – в этот раз на его руку. Это вызвало новый всплеск эмоций со стороны Марка. Он айкнул, заметив, какие у котенка острые когти и еще более острые зубки.

Тетя Марина с недоумением посмотрела на маму, не понимая, как она согласилась оставить это «чудо» у себя. Крестная тоже трепетно относилась к предметам мебели и шторам и видела в котах угрозу их совместного сосуществования.

– Как его зовут? – спросил Марк.

– Шанди.

Савельев резко поднял глаза и пристально посмотрел на меня. Потом снова перевел взгляд на котенка и иронично сказал:

– Будем знакомы, Шанди. Я Марк. Предлагаю дружить и не пробовать меня на вкус.

Все посмеялись. Я расцепила лапки котенка, обвивавшие Марка, и, извинившись, решила унести его к себе в комнату. Марк под предлогом, что надо помыть руки после Шанди, пошел следом за мной. Я успела заметить, как тетя Марина и мама переглянулись.

Марк, минуя ванную, устремился со мной в комнату. Я положила Шанди на кровать, рассчитывая, что он останется на ней лежать, но он подскочил на ноги и трусливо спрыгнул на пол. Мы с Марком с усмешкой проследили, как он задорно побежал обратно в зал.

– Кто бы мог подумать, что ты заведешь кота.

– Я всегда любила животных. Ты знаешь, что их не было у нас только из-за мамы.

– Шанди – это сокращенное от Шандора?

Марк поднял на меня глаза. Мы продолжали стоять около моей кровати, не торопясь вернуться к гостям.

– Наверное, я придумала его совершенно случайно.

– Он уехал?

Этот вопрос я слышала уже не раз и понимала, кто всех интересует.

– Да.

– Между вами что-то было?

Я усмехнулась. А этот вопрос лидирует. Я отвернулась от Марка и подошла к окну. В комнате было душно, и я решила его открыть. Пока Шанди маленький, я не переживала, что он может забраться на подоконник и вывалиться наружу.

– Почему всех это волнует?

– Потому что мы все за тебя переживаем.

– И с чем связаны эти переживания? Что он попользовался мной и уехал?

Я открыла окно и повернулась к Марку. Он подошел ко мне и взял за руку.

– А он попользовался?

– Марк, не было ничего.

– Он так и не влюбился?

– Любовь бывает не только физической, но и платонической. Но тебе этого не понять.

– Да, пожалуй.

– Мама сказала, ты расстался с Ольгой. Почему?

Марк опустил глаза на мои пальцы и поглаживал каждый из них по отдельности.

– Не сошлись характерами. Она чересчур активная и непоседливая. Мне бы кого-нибудь поспокойнее, более домашнюю.

– Чтобы играла в твою приставку? – усмехнулась я.

– Нет, чтобы она думала больше о доме, чем о своей внешности.

Он посмотрел на меня каким-то странным взглядом. Его рука крепче сжала мои пальцы, а вторая вдруг оказалась на моей шее. Шаг ко мне, и неожиданно его губы накрыли мои.

– Марк! – упершись в грудь Савельева свободной рукой и отстраняясь от его губ, воскликнула я. – Что ты делаешь?

Не отпуская мою шею, он чуть отклонился, продолжая держать меня за руку.

– Я целую тебя, Лиза, разве ты не видишь?

– Я не давала на то своего согласия, Марк. Давай вернемся к столу. Некрасиво получается. У меня гости…

В этот момент раздался телефонный звонок. Мама крикнула из зала, что возьмет трубку, но внезапная мысль побудила меня оттолкнуть Марка и самой броситься в коридор к телефонному аппарату.

– Нет, мама! Я сама!

Мы встретились с ней около разрывающегося от звонка телефона. Больше не было слышно ни одного другого звука. Все притихли.

– Лиза, не бери! – вцепившись в меня, взмолилась мама.

Я скинула с себя ее руки. Рассудок перестал управлять мною, на свободу вырвалось сердце. Я взяла трубку.

– Да, слушаю.

Ему не нужно было представляться, я бы узнала его из тысячи голосов. Такой бархатный, такой теплый, такой родной! Приходилось ли вам когда-нибудь видеть в ускоренном темпе, как из-под земли из семечки появляется росток, превращается в полноценное растение и на нем зацветает цветок? Именно это произошло у меня внутри, когда я услышала его голос.

Шандор поздравил меня с днем рождения, пожелал оставаться доброй, милой и заботливой девушкой, которую он знал и помнил, найти себе работу по душе и мужчину по сердцу. Он вспомнил, что забыл извиниться передо мной за то свинство, что устроил на выпускном, и просил прощения сейчас, если чем-то меня обидел. И благодарил за помощь, оказанную ему после выпускного. Он уточнил, получила ли я от него деньги, которые он брал взаймы, и, получив подтверждение, еще раз выразил признательность за отзывчивость.

– Спасибо, Шандор, – слезы, сдерживаемые десять дней, покатились по моим щекам. – Мне очень приятно услышать тебя сегодня. Ты звонишь из своего села?

Надежда не покидала, что из телефонной будки за углом.

– Да. Прости…

– Как у тебя дела? Как дома?

Пауза. Затяжная, и такая мучительная.

– Всё… замечательно.

– Ты уже искал работу?

– Нет, планирую заняться этим на следующей неделе.

– Я тоже пока никуда не тороплюсь.

На несколько секунд установилась пауза, неловкая пауза. И нам как будто бы больше нечего друг другу сказать. На языке вертится вопрос, который я хочу задать, но не в силах его произнести. Словно я все еще на что-то надеюсь и боюсь услышать ответ, который окончательно лишит меня всяких иллюзий.

– Как Шанди? – нарушил тишину Шандор, и по его тембру я поняла, что он улыбнулся.

– Пытается съесть Марка, – со смешком сказала я. – Он у меня в гостях… А также Денис, Юля…

И только тебя не хватает…

– Я рад, что друзья рядом с тобой. Тебе, наверное, надо идти к ним. Не буду отвлекать…

– Нет, Шандор, погоди. Поговори со мной.

Мама стояла около меня и жестикулировала, тихо, но настойчиво просила прекратить разговор и вернуться к гостям, но я отворачивалась от нее и отстранялась свободной рукой.

– Ты попал на двенадцатичасовой поезд?

– Да.

– Как тебя встретили дома?

Шандор глубоко вздохнул, а потом ответил:

– Все были рады моему возвращению.

И снова пауза. Наступило время, чтобы озвучить мой вопрос, но подступивший комок в горле его сдерживал. Мама снова замахала передо мной руками, но к ней подошел Марк и отвел ее от меня.

– Лизавета, тебе надо идти к гостям. Еще раз с днем рождения и… Будь счастлива.

– Когда ты женишься?

Вот, я все-таки спросила. Я испугалась, что сейчас он положит трубку, а я так и не узнаю, когда произойдет это судьбоносное для нас событие.

И снова молчание. Сердце, как барабан, отдается в ушах, и я боюсь не услышать ответ.

– Вчера. Я женился вчера.

Дыхание остановилось. Я вцепилась в трубку, будто она могла удержать меня на ногах, а второй рукой схватилась за полку, на которой стоял телефон.

– Уже? – непроизвольно вырвалось у меня. – Поздравляю… Мне надо идти… Там… пока Шанди окончательно не съел Марка…

Все, более никаких надежд. Эта книга жизни закрылась навсегда.

– Прости… – сказал Шандор.

Моя рука с трубкой медленно опустилась на рычаг. Я смотрела перед собой, но ничего не видела. Слезы в три ручья бежали по моим щекам и вместе с ними моя тушь. Я мысленно переживала это столько раз, но все равно оказалась к этому не готова.

– Лиза, – осторожно заговорила мама, вновь замаячившая в коридоре, – Лиза, все будет хорошо. Пойдем к гостям.

Она сделала попытку взять меня за плечи и увести в зал. Но я резко вырвалась и убежала в свою комнату, упала на кровать и, обняв плюшевого медведя, дала волю эмоциям. Слезы катились градом, я ничего не видела вокруг, жмурила глаза. Из горла рвался вопль и я, перестав сдерживать его, закричала.

Я плохо отдавала себе отчет в том, что происходило в следующие несколько минут. Помню только отца, поднявшего меня с кровати и прижавшего к себе.

– Девочка моя, любимая доченька, все будет хорошо.

Я сидела у него на коленях, как в детстве, а он укачивал меня, повторяя одни и те же слова. Гладил по голове, целовал в макушку.

– Все пройдет, все заживет.

Я вцепилась в его рубашку и, уткнувшись в грудь, рыдала как никогда. Внутри все рвалось на части, причиняло боль. Казалось, мне не пережить этого дня.

Я не знаю, сколько мы так просидели, но, когда я немного пришла в себя, в комнате уже стемнело и кто-то – очевидно, мама – закрыл шторы. Дверь в комнате была закрыта, и я не слышала ничьих голосов из зала. На кухне шумела вода из-под крана, и я решила, что мама мыла посуду. Оттуда же долетали звуки включенного телевизора. Кажется, шли вечерние новости.

– Папа, он женился, все-таки женился на своей цыганке, – с надрывом сказала я. – А ведь на ее месте могла быть я, папа!

Он не понимает. Он ничего не понимает! На ее месте действительно могла быть я! Я не рассказывала отцу о том, что произошло между нами с Шандором в ту ночь и то утро, когда мы с ним расставались, и никому не рассказывала. И теперь уже не имело смысла об этом говорить. Шандор женат, он выбрал семью.

– Девочка моя, я понимаю, как тебе тяжело, но ты должна быть сильной. В это трудно поверить, но жизнь продолжается. Мне больно видеть, как ты страдаешь, и я ничем не могу тебе помочь.

– Объясни мне, папа, как можно променять любовь к женщине на любовь к отцу? Разве может его отец, который не одобряет стремление своего сына к знаниям, значить для него больше, чем я?

– Семья – это очень важная составляющая жизни многих людей, Лиза. И я уважаю твоего Юру за такое отношение к собственной семье, к своим традициям и обычаям. У него четко сформированы семейные ценности и за это его нельзя осуждать.

Я подняла голову с груди отца и посмотрела ему в глаза. Я вдруг поняла, что мой отец поступил точно так же, как Шандор. Выбирая между любовью к женщине и семьей, он выбрал семью. Он выбрал меня и маму. Нет, он выбрал меня. Как Шандор выбрал отца. Потому что он управляет его судьбой. Меня пронзило страшное осознание того, что я поступаю точно так же, как Гозело. Я запретила отцу быть с женщиной, которую он любит, я не посчиталась с его чувствами, я думала только о себе и своем благе. Мне было комфортнее, чтобы отец остался с нами… нет, со мной. Чем я лучше Гозело? За что я так ненавижу его, если сама уподобилась ему?

Ах, папочка, что же я наделала?

– Папа, ты любишь Ларису?

Отец вздохнул и отвел глаза.

– Скажи мне честно, я приму любую правду.

– Люблю.

– Прости меня, папа.

– За что?

– За мой эгоизм. Я не позволила тебе быть счастливым с женщиной, которую ты полюбил. Наверное, за это и наказана.

– Не говори так, – нахмурившись, сказал отец.

Я снова положила голову ему на грудь.

– Ты не боишься, – сказала я, – что через несколько лет Лариса станет такой же, как мама, если вы будете вместе?

– Она не такая, она гораздо мудрее. И сейчас мне ее очень не хватает.

– Тебе надо найти ее и уйти от мамы. В нашей семье должен быть хотя бы один счастливый человек.

– А как же мама? – спросил отец. – Как она с этим справится?

– Я помогу ей. Не знаю, как, но я что-нибудь придумаю.

– Ты готова остаться с ней один на один? В твоем состоянии это жестоко.

– Я уже большая девочка, папа. Я как-нибудь справлюсь.

Он поцеловал меня в макушку.

– Я услышал тебя. Но сначала должен убедиться, что у тебя все хорошо.

Мы прошли с отцом в зал. Гости разошлись. Моих друзей мама выпроводила, как только у меня началась истерика, а Марк с тетей Мариной ушли по собственной инициативе. Обещали позвонить позднее, узнать, как у меня самочувствие. Возможно, Марк заглянет завтра, если я буду в состоянии его встретить.

Мама перенесла на кухню всю грязную посуду и перемыла ее. Сейчас она вооружилась баночками, чтобы собрать в них оставшуюся еду.

– Кто теперь будет это все доедать? – ворчала мама.

– Мы. Что не доедим, выбросим, – ответил отец удрученно.

– Тоже мне богач, едой швыряешься.

– Лена, ты понимаешь, что у твоей дочери нервный срыв, а ты беспокоишься за какую-то еду?

Мы посмотрели с мамой друг на друга.

– Я предупреждала. Не надо было брать телефон. Женился и – слава богу! У человека счастье, а она истерику устраивает.

Я вышла из комнаты. Я как-нибудь справлюсь, – повторила я себе, как клятву. Зашла в спальню, посмотрела на свое отражение. В памяти всплыли фразы, когда-то произнесенные Шандором: «У тебя очень красивая коса. Она твоя изюминка… Ты будешь не ты без косы… Ты стала первой девушкой, которую я запомнил, как зовут. Все были на одно лицо, а ты отличалась. Косой». И последняя: «Ты божественна». Как давно это было! Как будто бы в другой жизни.

Я стала расплетать «корзинку» на голове, а перед глазами нахмуренные брови Шандора. Словно он находился рядом и осуждал за то, что я собиралась сделать. Распустив волосы, я снова заплела их в слабую косу. Достала из стола ножницы. Вернулась к зеркалу и… с усилием резанула ими по волосам. В районе лопаток. Бросила косу на пол.

– Она мне больше ни к чему, – сказала я сама себе в отражение.

Когда мама обнаружила срезанные волосы, в глазах ее отразился ужас. Словно я отрубила себе руку.

– Что ты наделала, дурочка?! Как же так?! Столько лет растить и так бестолково обрезать! – плакала она над косой.

Даже отца покоробил этот поступок. Но лучше уж коса, чем вены.

На следующий день пришел Марк. Он предложил прогуляться и, когда я согласилась, спросил, куда меня отвезти. Мне захотелось побродить по улицам в центре города, зайти на «Арбат», полюбоваться картинами и поговорить с местными художниками. Как мы делали это с Шандором.

Марк припарковался около Драмтеатра, и невольно я вспомнила наш выход со Слободой на спектакль. Тогда мы столкнулись там с Савельевым и Ольгой. Есть ли в городе места, которые не напомнят мне о Шандоре? Даже дома я до сих пор вспоминала, как он сидел за моим компьютером, редактируя свой доклад.

Мы пошли по улице Красная по направлению к дому Марка. Машин на дороге было немного, потому что в выходной день основная масса горожан выехала на свои приусадебные участки или на море. Погода последнюю неделю стояла жаркая и солнечная, но сегодня солнце спряталось за облаками и это спасло нас от его палящих лучей. Я взяла Марка под руку, и мы неспешно тронулись по своему незамысловатому маршруту.

На мне платье в бело-синюю полоску, на ногах открытые босоножки на низком каблуке, через плечо переброшена небольшая сумочка, в которой лежали кошелек, ключи от дома и носовой платок. Несложно догадаться, какой. Марк не изменил своему вкусу и надел светлые льняные брюки, бледно-голубую рубашку с коротким рукавом и туфли с перфорацией. Солнца не было, но он все равно нахлобучил на голову солнцезащитные очки, которые служили ему как ободок, удерживая его непослушные волосы. Вместо ремня на талии у него была сумка-пояс, в которую он положил ключи от машины.

Марк заметил во мне перемену – вместо длинной косы сзади висел в два раза короче хвост, собранный на макушке – и поинтересовался, чем это вызвано.

– Избавление от прошлого, – сказала я ровным тоном.

– Как это связано с косой?

– Это идея пришла мне еще на четвертом курсе. Хотела разграничить периоды своей жизни переменами в своем облике.

– Это можно считать началом нового этапа?

– Да.

– К каким еще переменам ты готова?

Между нами установилась какая-то напряженность. Марк не спрашивал меня о вчерашнем разговоре по телефону, и я тоже не упоминала о нем, но этот звонок как будто бы стоял между нами, но почему, я никак не могла понять. Неужели из-за поцелуя Марка? Что он хотел им сказать? Для чего он это сделал?

– О других я пока не думала.

– Ты уже искала работу?

– Нет. Но, наверное, стоит об этом задуматься.

– Если надумаешь работать в школе, мама тебе поможет.

– Не сомневаюсь. Но я не хочу работать в школе.

– А что ты хочешь?

– Хотелось бы устроиться в музей.

– Кому это интересно? Мне кажется, музей – это что-то отмирающее.

– Мне́ интересно, Марк.

– Вдохновилась прошлогодней практикой?

Я слышала двойной смысл в его вопросе и ответила также двусмысленно, правда Марк не мог усмотреть в моем ответе подоплеки:

– Да, она была довольно познавательной.

И открыла мне не только прошлое экспонатов, но и мир мужчин.

Мы дошли до улицы Чапаева. Ее еще называют Арбатом, потому что здесь часто выставляют на продажу свои работы краснодарские художники, мастера народных промыслов и дают концерты начинающие артисты. Сейчас тоже проходила выставка-продажа местных художников, и я предложила Марку посмотреть их творения. Мы шли вдоль дома, на котором были развешаны картины, и я изучали их в немом созерцании. Марк шел рядом и не проявлял особого интереса к данному виду искусства.

На выставке были работы мастеров, выполненные в разной технике, отличающиеся по размерам и направлению живописи. Одни заставляли задуматься над содержанием картины, другие вызывали улыбку, третьи захватывали своей масштабностью и четкой прорисовкой деталей. Встречались и полотна в стиле абстракционизма и кубизма. Я попыталась Марку продемонстрировать свои познания в расшифровке таких картин, но вместо ожидаемого восхищения, увидела в его глазах легкий испуг, словно он усомнился в здравости моего рассудка. Но зато мне довелось обсудить их содержание с авторами работ и заслужить их поощрение. Они были приятно удивлены, что столь юная особа разбирается в таком тонком и замысловатом искусстве.

А потом я встретила ее и влюбилась с первого взгляда. Это была картина, выполненная мазками. Ее размер сорок на пятьдесят сантиметров, она обрамлена тонкой позолоченной резной рамкой и висела на стене дома напротив моих глаз. На картине я узнала Екатерининский сквер – его огромную клумбу, на месте которой когда-то возвышался памятник Екатерине II и демонтированный больше восьмидесяти лет назад; гранитный камень, стоящий на этой клумбе с барельефным напоминанием о том великом монументе; его деревья, беспорядочно растущие на газонах и уже принявшие осенний желто-красный наряд; его пустынные дорожки с лужами, в которых отражается хмурое небо; а на газонах первые опавшие листья, сообщающие об увядании природы. Но что привлекло мое внимание в первую очередь, так это лавка, на которой сидят двое на некотором удалении друг от друга. Та самая лавка и нечеткие силуэты, за которыми я увидела себя и Шандора. И название картины – «Двое».

К нам подошел невысокий худощавый мужчина лет сорока с растрепанными волосами и бородкой. На его одежде видны следы краски, и я сразу поняла, что перед нами автор этого произведения.

– Интересует работа?

– Да. Как давно она написана?

– Прошлой осенью. Вот здесь в углу есть указание даты.

Я посмотрела в обозначенное место – заметила дату и подпись художника.

– Сколько она стоит?

– Две тысячи.

– О! Это с рамкой?

– Да.

Я полезла в свою сумочку, вынула из нее кошелек и открыла его. В этот момент на землю летит маленькая квадратная фольгированная упаковка, и перехватить ее на лету, чтобы никто не увидел, не получается. Она падает на асфальт, и я судорожно приседаю, чтобы ее поднять. А сама вся горю и презираю себя за растекающуюся до самых ушей краску на лице. Я боюсь поднять глаза и посмотреть на двух мужчин, что стоят рядом и не могли не заметить планирующего полета упаковки с презервативом. Но, быстро убрав его в свою сумку, я продолжаю разглядывать свой кошелек, словно ничего особенного не случилось. Внутри оказалось всего восемьсот рублей и мелочь, среди которой не набралось бы и пятидесяти рублей.

Я бросила спасительный взгляд на Савельева. Он буравит меня серыми глазами, и я понимаю, что он все еще под впечатлением от увиденной картины, но не той, что называется «Двое».

– Марк, ты займешь мне денег? Мне нужна одна тысяча двести рублей. Я тебе дома верну.

– Она тебе сильно необходима? – указывая на картину, спросила Марк.

– Да.

Савельев бросил взгляд на полотно, на меня, а потом заглянул в свою сумку на поясе. Он достал из нее две зеленых купюры и протянул художнику.

– Спасибо, Марк. Я все верну.

Мужчина, который представился, как Илья Михайлович Гнедов, взял у Марка деньги и, сняв картину со стены, протянул Савельеву.

– Теперь нам придется вернуться до машины, – сказал Марк, когда мы отошли от художника. – Надеюсь, ты не планировала продолжить осмотр выставки?

– Я бы еще посмотрела, но, конечно, нам было бы удобнее вернуться к машине.

– Что за страсть к искусству? Не замечал прежде за тобой такого.

– Разве тебе не нравится картина? – воодушевленно спросила я. – Она так здорово выполнена. Ты только посмотри, какие потрясающие мазки – задний фон, передний. Она такая живая. Мне даже кажется, эти двое в любую минуту могу встать и пойти.

Я шла рядом с Марком, который ускорил шаг и, указывая на картину, обращенную ко мне лицом, восхваляла работу мастера, пытаясь донести до своего спутника, что он хотел на ней показать.

– Лиза, ты можешь мне ничего не объяснять, я все равно далек от этого. По мне так эта мазня не стоит тех денег, что я за нее отдал.

– Марк, я тебе все верну. Сейчас мы доберемся до дома…

– Лиза, дело не в деньгах. Я не возьму у тебя деньги. Считай, что это мой подарок тебе.

– По какому поводу?

– На окончание университета. Такой повод подойдет?

– Спасибо, Марк.

– Не за что, – сказал Марк, а потом торопливо спросил: – Что это было?

– Когда?

– Когда ты полезла в свой кошелек.

Я снова зарделась, и лихорадочно соображала, что бы такого сказать, чтобы было похоже на правду.

– Я думаю, ты знаешь лучше моего, – сказала я.

– Я-то знаю. Зачем тебе это?

– Какая разница, Марк?

– Мне любопытно, зачем девственница носит с собой презервативы.

Я мельком взглянула на Марка, пытаясь увидеть на его лице привычную для таких случаев иронию и насмешку, но он был необычайно серьезен. Словно презерватив в моем кошельке его сильно встревожил.

– Марк, я делала УЗИ, – вспомнила я рассказ Юли об этой процедуре, – для него требовалось иметь при себе презерватив. Поштучно не продавали, и мне пришлось взять упаковку. Это остатки.

– Не знал, что девственницам делают УЗИ внутри.

Ох, и правда, о чем это я? Но почему я перед ним оправдываюсь? Какое ему дело до презерватива в моей сумке?

– Когда требуется, делают, – только и сказала я.

Марк положил картину на заднее сидение в машине изображением вниз, и закрыл дверцу. Я стояла рядом и представляла, где размещу ее дома и как буду бережно протирать с нее пыль, чтобы не пострадало красочное покрытие. Марк взял мои руки в свои ладони и с легкой улыбкой посмотрел в мои глаза.

– Я рад, что доставил тебе удовольствие и вызвал твою улыбку.

– Спасибо, Марк. Я правда очень довольна. Она такая красивая, тебе нужно приглядеться к ней. И лучше издалека. На расстоянии такие картины смотрятся цельнее. Мазки как бы сливаются…

– Ты́ красивая, – перебил меня Марк.

Он подался вперед, и не отверни я голову, он бы меня поцеловал. Я чуть отстранилась от него и снова обернулась к нему лицом.

– Марк, что происходит? Вчера, сейчас…

Я попыталась высвободить свои пальцы из его рук, но он лишь крепче их сжал и насмешливо улыбнулся.

– Извини, наверное, это гормоны. У меня давно не было девушки, и мне немного сносит голову.

– Да, Марк, это ты правильно заметил. Я понимаю, что над тобой довлеет авторитет твоей мамы, но давай не будем поддаваться на ее провокации.

– Хорошо, как скажешь. Куда дальше? Домой или продолжим прогулку? Можно теперь пойти до «Авроры», поесть пиццу.

– Пойдем.

Я снова взяла Марка под руку, и мы двинулись к кинотеатру «Аврора». Мы перешли на бульвар, который в разные годы назывался Ростовским, Шевченковским, бульваром на ул. Красной, и который давно стал излюбленным местом для прогулок всех жителей Краснодара. Широкие аллеи с разными деревьями и кустарниками, многие из которых остаются зелеными и в зимнее время года, цветочные клумбы, дополняющие окружающий летний пейзаж сочными яркими красками, и многочисленные лавочки придают этому месту гостеприимного уюта и располагают к приятному отдыху.

– Тетя Марина на даче?

– Да, вчера не ездила, так ночь плохо спала, переживала за свой огород.

Мы улыбнулись. Тете Марине пить не давай, а без дачи она прожить не может.

– А ты почему не поехал?

– Хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

– Ты мог позвонить.

– Ты же знаешь, увидеть и позвонить не одно и то же, – и, повернув ко мне голову, уточнил: – знаешь ведь?

Это был намек на вчерашний звонок.

– Знаю.

Молодая женщина со своей маленькой дочерью кормили голубей семечками, и нам пришлось обойти скопление птиц, чтобы продолжить свою прогулку.

– А что за поход, в который ты на прошлой неделе ходила? Почему не позвала меня с собой?

– Я думала, ты встречаешься с Олей, а она не производит впечатление любительницы дикого отдыха. Поэтому я не стала тебя звать.

– В дальнейшем зови, с удовольствием схожу.

– Хорошо. На следующей неделе Юля предлагает покататься на велосипедах. Поедешь с нами?

– Только если вечером. Или на выходных. Отпуск у меня лишь через две недели.

– Чем собираешься заниматься?

– Не знаю. Еще не думал.

– Не хочешь съездить к отцу? – спросила я.

– Мы это уже однажды обсуждали.

– И тебе не хочется его увидеть? Не хочется познакомиться со своим братом и сестрой?

– Не знаю, я стараюсь об этом не думать.

И вдруг меня пронзила внезапная мысль, которой я поспешила поделиться с Марком.

– А если я поеду с тобой?

– В смысле?

Марк недоуменно посмотрел на меня. В это же время мы услышали визг тормозов. На светофоре загорелся красный свет, но видимо водитель задумался за рулем и не увидел смены сигнала. Он был вынужден экстренно затормозить, когда дорогу стали переходить пешеходы. К счастью, обошлось без жертв. Правда, послышались крики перепуганной бабули, набросившейся на нерадивого водителя.

Марк снова обратил своей взгляд на меня и повторил вопрос.

– В прямом, – ответила я. – Это будет выглядеть как обычная поездка в Питер, и твоя мама не заподозрит, что ты едешь к отцу. Я думаю, скажи мы нашим мамам, что собираемся ехать вместе в Санкт-Петербург, они и не вспомнят, что там живет твой отец. Они вообразят всякую романтику между нами и благословят в добрый путь.

– Ты, правда, поедешь со мной? – недоверчиво спросил Марк, продолжая сверлить меня своим взглядом.

– Если ты действительно хочешь встретиться со своим отцом, я готова пойти тебе навстречу.

– А что будет, когда мы вернемся и разбежимся? Думаешь, тогда мама не поймет, ради чего был этот фарс?

– Да, ты прав, плохая мысль. Для твоей мамы это будет двойной удар. Да и для моей тоже.

– Мы можем не расставаться и продолжить встречаться, – устремив взгляд вперед, сказал Марк. – И тогда все будут счастливы – твоя мама, моя мама… да и я в принципе тоже.

Я уставилась на профиль Марка. «И тогда все будут счастливы…» – как эхом отозвалось в моих ушах. Моя мама будет счастлива. Да, это именно то, чего ей не хватает. Или будет не хватать, когда отец уйдет от нее. Ей будет очень горько и тяжело. Это не то же самое, что случилось у меня с Шандором. Здесь больше двадцати лет совместной жизни, и справиться с этой болью, наверное, сложнее. Если я сойдусь с Марком, скрасит ли это ее существование в той новой жизни, что ее ждет? Я сказала себе, что подумаю, как помочь ей, так не решение ли это в данной ситуации? И Марк вроде не против. Что он сказал? «И я в принципе тоже?» Что это – гормоны или он всерьез влюблен в меня?

– Марк, а если нам поехать не в Питер?

Марк снова смотрел на меня с удивлением и чем-то еще, чего я не могла разобрать.

– А куда ты хочешь, чтобы мы поехали? К твоей бабушке?

– О нет, только не туда.

Встретить там Лену, которая до сих пор у нее жила, и как я слышала, нашла себе работу в дорогом ресторане, мне точно не хотелось. Я представила, какие гнусные мысли возникнут в ее голове, когда вместо Шандора она увидит со мной Марка.

– Я всегда хотела побывать в Египте.

– В Египте?!

Брови Марка взлетели вверх.

– Я понимаю это дороже, чем Питер и Витязево, но мы можем вложиться напополам. Бабушка прислала мне денег – на день рождение и окончание университета. Этого хватит на мою часть путевки. Если тебя, конечно, устраивает такой расклад и у тебя есть такая возможность.

– Лиза, ты понимаешь, что между Египтом и Питером есть существенная разница? Кроме материальной стороны.

– Конечно. Это заграница. У меня есть заграничный паспорт, если ты об этом.

– Я не о том. Я не понимаю цели поездки в Египет.

– Ты сам ее обозначил. Чтобы все были счастливы. Моя мама, твоя… и ты. И в какой-то степени я. Ведь я хотела побывать в этой стране, посмотреть пирамиды, посетить древние города, покупаться в Красном море, подводный мир которого славится своим разнообразием.

– И в качестве кого я туда поеду? Друга детства? Я уже озвучивал тебе свои представления об отдыхе на море рядом с красивой девушкой.

Он чуть скривил губы в усмешке.

– Марк, ты, правда, этого хочешь? Если это какая-то глупая шутка, если ты просто проверяешь меня, постоянно приставая ко мне со своими поцелуями, и на самом деле я тебя не привлекаю… как женщина, то скажи сразу, и мы забудем про Египет.

Марк остановился и вынудил то же самое сделать мне. Он взял меня за плечи и заглянул в глаза. Я вдруг поняла, как у меня горят щеки. Неужели слова, только что прозвучавшие, действительно произнесла я? Неужели я предлагаю поехать Марку со мной в Египет, чтобы… порадовать наших мам? Господи, чем же я измеряю эту радость?! Но на кону желание сделать чуточку счастливее мою маму, и это все решает.

– Вопрос не в том, хочу ли этого я. Хочешь ли этого ты, Лиза? Еще полчаса назад ты шарахалась от моего поцелуя, а сейчас предлагаешь вместе поехать в Египет.

«А может быть Им станет Марк…» – вспомнила я слова Шандора. Да, пусть лучше этим мужчиной станет Марк. Я знаю его всю жизнь, знаю обо всех его достоинствах и недостатках, знаю, что от него можно ожидать, и я уже люблю его. Конечно, не так как Шандора, но любовь бывает разной. Может быть, мне будет достаточно той, что между нами с Савельевым. В конце концов, он хорошо целуется. И наверняка знает, как доставить девушке удовольствие. То удовольствие, малую крупицу которого мне однажды довелось испытать. Если мне не суждено любить сердцем, то может, я буду любить телом, и буду находить в этом наслаждение, какое испытает не всякая любящая пара? Но главное, Марка любит моя мама. И, наверное, наступило время, когда я должна вернуть родителям долг за ту любовь, которую они вложили в меня. Отец обретет счастье со своей Ларисой, а мама утешится нашим с Марком союзом. И тогда все будут счастливы…

– Да, Марк, я этого хочу.

Глава вторая

Словами не описать, какую радость эта новость вызвала у наших родительниц. Марина Федоровна вызвалась купить нам путевки. Чтобы наверняка, и мы не передумали. Организовала это в течение трех дней. Помимо путевки в Хургаду сразу приобрела для нас экскурсии на пирамиды и в город Луксор – это были мои особые пожелания.

Мама позаботилась о поездке в несколько ином ключе. Накупила мне нижнего кружевного белья, два пеньюара, один из которых совершенно прозрачный, пару сексуальных сорочек, а также два новых бикини. Складывалось впечатление, что я еду работать в бордель, а не на отдых. По маминому мнению, путь к сердцу мужчины лежит через постель, а не через желудок. И чтобы привязать его к себе, нужно стать соблазнительницей. Почему она сама не пользовалась этими хитростями, оставалось непонятно. Что-то подсказывало мне, секса в их с отцом жизни давно нет.

Пришлось данную новость сообщить и Юле с Денисом. Люси с нами в этот день не было. Мы все вместе поехали кататься на велосипедах на набережную, и я выложил им свои планы на будущее. У них был секундный шок, выраженный глупым выражением лица и отсутствием речи, а затем Юля неуверенно улыбнулась и сказала, что это правильное решение. Ей всегда нравился Марк и даже чуточку больше, чем один из наших одногруппников, имя которого она не стала упоминать, а потому такое завершение – или начало новой – истории пришлось ей по душе. Даже позавидовала нашей возможности поехать за границу. Только она слышала, летом в Египте слишком жарко, но, боже мой, разве в Краснодаре не то же самое?

Денис признался, что после моего дня рождения не исключал вероятности нашего сближения с Марком. Он заметил, как Марк заботливо ухаживал за мной за столом, как проявил тактичность, позволив мне завершить разговор по телефону, отведя мою маму в сторону и как тревожился за меня, когда услышал душераздирающий крик из моей спальни. Все это убеждало Дениса, что я нахожусь в надежных руках, и разумно поступаю, прекратив рыдать в подушку и открывшись навстречу новым чувствам именно с Марком. И то, что я знаю его много лет, тоже говорит в его пользу.

Друзья поддержали меня, и после этого я не имела права свернуть с намеченного пути и пойти на попятную. Теперь моя жизнь связана с Марком, и я должна приложить усилия, чтобы его полюбить. Как мужчину. Все ждут от меня именно этого, и я не должна их подвести. Даже Шандор желал мне такой судьбы. А как я могу пойти против его воли?

В день вылета папа отвез нас в аэропорт. Он обнял меня на прощание, но следов радости на его лице я не замечала. В отличие от мамы эта поездка ему не нравилась. Он не считал Марка «лучшим вариантом», как назвала его мама. Слишком быстро все происходило. Отец переживал, что моя попытка забыться с Марком причинит мне больше вреда, чем пользы.

– Все будет хорошо, папа, не переживай.

Он пожал руку Марку и уехал. После этого Марк осмелел и стал вести себя более раскованно. Я постоянно чувствовала, как он обнимал меня за талию, за плечо или держал за руку. Только делал это не как прежний друг, а с чувством собственника. Мне не очень нравились эти перемены, но раз я выбрала такой путь, приходилось терпеть. Вероятно, я действительно еще не была готова быть с другим. Но надеялась, что чем быстрее окажусь в отношениях, тем быстрее боль начнет ослабевать. Появятся новые эмоции и ощущения.

Во время полета Марк достал портативную версию своей домашней приставки и, спросив меня, не возражаю ли я, если он немного поиграет, окунулся в игру. Вопрос оказался риторическим. Не рассчитывая на такой исход, я даже не брала с собой книги, которую можно было бы почитать. Я намекнула об этом Марку, но он только упрекнул меня в непредусмотрительности. После этого я предприняла несколько попыток увлечь его разговором, но закончилось тем, что он попросил позволить ему поиграть в тишине. И мне ничего не оставалось, как уставиться в иллюминатор и наблюдать за меняющимися картинками ландшафта. Я надеялась, что меня не ждет такой одинокий отдых на протяжении десяти дней. Хотелось все-таки общаться с Марком, раз мы поехали вместе. Но может Марк просто боится летать на самолете, и игры позволяют ему отвлечься? Я убедила себя, что причина именно в этом, вынула из кармана сидения напротив меня журнал и стала его листать.

Наш номер оказался с видом на прилегающую к отелю территорию, за которой виднелась полоса моря. Темного цвета мебель и рамка под картину, висящая над широкой двуспальной кроватью, придавали интерьеру благородства и дороговизны, и в купе со светлыми обоями, белой постелью и бирюзового цвета покрывалом и шторами смотрелись очень гармонично и ярко.

На маленьком квадратном столике, на котором гостеприимный отель оставил нам на блюде фрукты, я узнала знакомые с детства бананы, апельсины, персики и виноград. Но был здесь и неизвестный мне плод желтого цвета, вытянутый как регбийный мяч. Я взяла его в руки и поднесла к носу. Он ничем не пах, и я перевела изумленный взгляд на Марка, интересуясь, что это за чудо чудесное и как его едят? Марк сказал, что это манго, едят его без кожуры, нарезая кубиками. Повертев его в руках и не решившись попробовать, я положила манго на место.

К столику были подставлены два мягких кресла той же расцветки, что и текстиль, с деревянными подлокотниками и цилиндрическими ножками. Я представила, как мы с Марком будем сидеть за ними, вкушая экзотические фрукты и обсуждая события прошедшего дня. Может быть даже выпьем шампанское.

В панорамное окно светило яркое солнце и только кондиционер спасал нас от жары, стоявшей на улице. В номере была душевая, в которой находились одноразовые средства личной гигиены, полотенца и фен, а также маленький балкон с плетеной мебелью, где можно было бы попить чай или кофе по утрам. Когда солнце еще не светит с нашей стороны.

Оставшись довольной предоставленным нам номером, я поспешила разобрать чемодан, в котором были упакованы наши с Марком вещи. Мы переоделись в купальники и накинули поверх майку и шорты. Марк хмыкнул, когда я ушла надевать купальник в душевую. Но у меня не хватило духу сделать это при нем. Когда я вернулась в комнату, он обнял меня и поцеловал.

– Твоя скромность делает тебе честь, но я надеюсь, сегодня вечером ты забудешь о ней?

– О чести или о скромности?

Марк усмехнулся.

– Обо всем.

– Дай мне немного освоиться, Марк.

Мы отправились обследовать местность. Стояла жара, и на улице нечем было дышать. А может мне так казалось из-за волнения. Мысли о предстоящей ночи не позволяли мне успокоиться. На территории нашего отеля находилось два бассейна с шезлонгами – взрослый и детский, а также бассейн с горками, как в аквапарке. Тут же расположились два ресторана со шведским столом и баром. Мы зашли в ресторан и поужинали. После этого взяли с собой воды и отправились к морю. Немного покупались и позагорали.

Из-за темных очков, которые были на глазах у Марка, я не могла видеть, куда направлен его взгляд, но я его чувствовала, чувствовала на себе. Я даже заметила напряжение в его плавках, которое он пытался тщетно скрыть. Все это меня смущало. Я не привыкла к такому бесстыдному изучению моего тела.

Морально готовила себя к предстоящей ночи. Я понимала, что мне не отделаться словами: «Давай завтра, сегодня я устала от перелета». Марк приехал сюда с определенным намерением и уже продемонстрировал, что не готов откладывать все в долгий ящик. Я старалась не думать о Шандоре, это мешало настроиться на нужный лад. Я здесь с другим мужчиной, а Шандора на его месте не будет никогда.

Оказавшись в номере, мы обнаружили в нем бутылку шампанского и два бокала, коробку конфет и цветы.

– Это все для тебя, – целуя меня, сказал Марк. – Кто в душ первый? Или может быть вместе?

– Нет, давай ты первый.

Тем временем я нашла свое белье и пеньюар. Выбрала белый, не прозрачный. Сердце билось как сумасшедшее, но не от счастья. Оно словно выражало протест тому, что должно было случиться, никак не могло свыкнуться с мыслью, что все потеряно. Я уговаривала себя собраться с духом. Лучше уже не будет, нужно жить так, как есть. С Марком. Возможно, я полюблю его. Со временем. Когда образ Шандора станет тусклее. А для начала надо пережить эту ночь, дальше – проще.

Марк вышел в одном полотенце на бедрах. Я лишь мельком посмотрела на его обнаженную грудь, которая совсем не имела «растительности», и быстро шмыгнула в душ со своими вещами.

Помылась, почистила зубы, оделась. Посмотрела на свое отражение в зеркале, и воображение нарисовало предстоящую сцену. Сейчас я выйду и окажусь в объятьях Марка. Он будет меня целовать. Уже не как подросток, дающий мне первые уроки поцелуев, а как мужчина, который хочет меня, который станет тем, кем мог стать Шандор, если бы не назвал меня деткой. Ах, нет, я не буду думать о Шандоре. Но думать о Марке на его месте еще сложнее. Неужели это действительно я, и я отступаю от собственных принципов, ложась в постель к мужчине, которого не люблю? Ради чего? Ах, да, конечно, ради мамы. Нет, не только ради мамы. Ради себя. Мне надо забыть Шандора. Пусть не сердцем, но телом. Юля считает, что отсутствие опыта с ним поможет мне на пути к забвению. Но так ли это?

Но поздно, я уже здесь. Я дала свое согласие.

– Прости, – сказала я – то ли самой себе, то ли Шандору – и вышла из душевой.

Марк разлил шампанское по бокалам, открыл коробку конфет. Протянул бокал мне.

– За начало новой жизни! За нас!

– За нас, – подхватила я чужим голосом.

Марк пригубил немного шампанского. Я опорожнила его весь. Напиться и забыться – словно девиз произнесла себе я.

– О, Лиза, так не пойдет. Ты мне нужна трезвая.

– Для чего тогда шампанское?

– Для романтики.

Он забрал бокал из моих рук и поставил вместе со своим на столик. Прижал меня к себе.

– Наконец-то, – с хрипотцой сказал Савельев, – я так долго этого ждал.

И он стал целовать мои губы. Я вдруг вспомнила о случае с презервативом и испугалась, что Марк решил, будто я уже не девственница, и будет слишком тороплив и резок.

– Марк, – отстраняясь от него, произнесла я, – погоди. Ты ведь будешь аккуратен… и нежен?

– Конечно, доверься мне.

И он снова стал меня целовать. Я закрыла глаза и представила на его месте… нет, уже не бразильского героя сериалов… Я представила Шандора. Его губы, его руки, его ласки…

Когда все закончилось, и Марк дремал, я никак не могла уснуть. Я вновь и вновь переживала то, что произошло. Несмотря на воображаемый мною образ Шандора и осторожность моего партнера, страх не оставлял меня, и у Марка возникли сложности с проникновением. Я была напряжена, и пока Савельев не шепнул мне, чтобы я расслабилась, иначе у нас ничего не выйдет, он не мог преодолеть барьер моего страха. Но стоило мне прислушаться к его совету, как он стал двигаться энергичнее, и я поняла, что он уже во мне. Никакой боли, никаких чувств, никаких эмоций, словно ничего не происходило. А где же экстаз и наслаждение, о котором все говорят, к которому все стремятся? Или это оттого, что без любви? Или так бывает в первый раз? Хотелось верить, что в следующий раз все будет по-другому, иначе ради чего все это?

Незаметно для себя я заплакала. Тихо и тоскливо. В груди опять горел огонь. Словно я предала Шандора, предала свои чувства к нему. А в голове звучало одно и то же слово: «Прости… прости… прости».

Я проснулась от легких поцелуев к моим губам, чувствуя, как пальцы Марка описывают круги вокруг моего соска. Я открыла глаза и стыдливо потянулась к одеялу, которое прикрывало только нижнюю часть моего тела.

Уже рассвело, и сквозь прозрачный тюль виднелось безоблачное небо.

– Нет, Лиза, я хочу на тебя смотреть.

Марк вырвал одеяло из моих рук и отбросил его в ноги.

– Марк, мне холодно. Нужно добавить градусы на кондиционере.

– Сейчас я тебя согрею.

Марк прижался ко мне всем телом, и я ощутила, что он снова возбужден. Его губы завладели моим ртом, и его язык проник к моему языку. Он скользнул рукой по моему телу вниз и приложился к влажной ложбинке между ног. Я увернулась от его губ.

– Марк, давай не сейчас.

– О, милая, тебе надо привыкать к тому, что мужчина любит заниматься этим по утрам.

Его пальцы проникли в меня.

– Какая ты влажная, – простонал Марк, – ты готова принять меня.

Под пальцами Савельева я испытала боль и схватила его за руку, вынудив покинуть мое тело.

– Марк, у меня все саднит. Я больше не могу. Разве тебе мало тех двух раз, что были ночью?

– Очень мило с твоей стороны разыгрывать девственницу, но мы оба знаем, что вчера вечером ты ею не была.

Он навис надо мной, упершись руками в кровать, и расположившись бедрами между моих ног. О нет, только не это – мое лицо стала заливать краска. Я не смогла удержать испытующего взгляда Савельева и вцепилась в его плечи, пытаясь сбросить его с себя.

– Я не разыгрываю, Марк. У меня действительно все болит, и вчера у меня это было впервые.

– Кроме твоих слов иных подтверждений этому я не имею, – пытаясь проникнуть в самую глубину моих глаз, сказал Савельев.

– Для тебя это имеет какое-то значение?

– Что? Доказательства? Нет. Просто мне бы хотелось слышать от тебя правду. У тебя с ним все-таки что-то было? Презервативы ты с ним использовала?

– Марк, слезь с меня! – Не переставала я предпринимать попытки вырваться из его тисков.

– Ответь мне!

– Марк, не было у меня ничего с ним!

Он скатился с меня, и я быстро села на кровати, укрывшись одеялом.

– Тогда где кровь, Лиза?

Я уставилась на блюдо с оставшимися фруктами.

– Не знаю, Марк. Я читала, что так бывает. Кровь есть не всегда.

– Как бы на такой ответ отреагировал цыган, окажись он в постели со своей невестой? Думаешь, его бы он удовлетворил? Или его семью, получившую бракованный товар?

– Ты стал разбираться в цыганских обычаях?

Я повернулась к Марку и посмотрела ему в глаза. Он лежал на боку и подпер голову рукой. Его тело ничто не прикрывало.

– Это воспоминания из той передачи, о которой я тебе рассказывал. Там тоже об этом говорили.

Несколько секунд мы пристально друг на друга смотрели: Марк, ожидая моего ответа, а я – пытаясь его найти.

– Нам обязательно об этом говорить? – спросила я.

– Нет, если ты не беременна, и твой порыв не связан с желанием замаскировать его ребенка под моего.

Я с горечью усмехнулась.

– Если бы я была беременна его ребенком, меня бы здесь не было, Марк.

А потом я стала серьезной и отвернулась от него. Снова уставилась на фрукты.

– Марк, давай условимся, что если ты хочешь, чтобы мы были вместе, то мы больше никогда не будем говорить о нем. Это в прошлом и возврата к нему нет.

– Меня это вполне устраивает.

– Вот и отлично.

Дни потекли один за другим. Мы прекрасно проводили время. Когда никуда не ездили – купались, загорали, катались с горок в бассейн, и даже сходили на дайвинг. Мы обсуждали местные достопримечательности, любили наблюдать за остальными отдыхающими и пробовали угадать, из какой они страны. Забавно, но часто мы принимали русских за иностранцев. Настолько наш человек умел себя преподнести, что узнать в нем соотечественника нам не удавалось.

Мы ездили на пирамиды и к Сфинксу, посетили древние города и храмы, бывали в музеях и катались по Нилу – и такого восторга мне еще не доводилось испытывать. История из учебников вышла на поверхность, и я не могла поверить, что касаюсь ее своими руками. История, которой больше тысячи, а то и несколько тысяч лет! Я снова поражалась, как такие громадные и мощные сооружения, как пирамиды и храмы могли строить обычные люди, не прибегая к помощи современных машин и оборудования? Какие силы им помогали? Не причастна ли здесь магия? Ведь она ощущалась тут везде: в воздухе, в дуновении ветра, в частицах песках, в лицах древних божеств на статуях. Каждая фигура в камне неслучайна, за ней целая история, и открывать ее для себя заново мне не наскучивает.

За день до отъезда мы сидели на креслах в своем номере, работал кондиционер. Был жаркий вечер, и мы не решились сидеть на балконе. Смеркалось. Уже зажигали огни на территории отеля. Марк налил нам по бокалу шампанского, и мы подводили итоги своего отдыха. На мне был шелковый пеньюар, и я взобралась к Марку на колени. Он сидел с голым торсом в шортах. Мы оба хорошо загорели, и особенно заметно это становилось, когда мы обнажались донага. Эта забавная картинка вызывала у меня смущенную улыбку.

– Как жаль, что скоро нам уезжать, – сказала я.

– Да, это была незабываемая поездка, – целуя меня в щеку, признался Марк. – Нужно взять за правило отдыхать так каждый год.

– Было бы неплохо. Не представляешь, как мне здесь понравилось. Изучать это в университете – одно, но увидеть все собственными глазами, совсем другое. Словно ты попал в историю, вернулся на много веков и тысячелетий назад.

– Почувствовала себя царицей Египетской? – рассмеялся Марк. – Уж я-то знаю про твое богатое воображение.

Я посмотрела на Савельева. Воздействие ли шампанского или романтика, витавшая в воздухе, но мне показалось, что все у нас с ним сложится, что он тот, кто мне нужен. Если другой потерян навсегда. Сексуально мы друг другу подходили. От разочарования первой ночи не осталось и следа в ночи последующие. Марк был страстным любовником. Мое тело отзывалось на его ласки, я стала получать удовольствие. Я не бралась сравнивать свои первые ощущения, которые испытала с Шандором с теми, что чувствовала с Марком. Я боялась разочарования и как следствие неудовлетворенности, а потому наслаждалась ласками Марка, как если бы никогда и ни с кем другим их не испытывала. И если мне не суждено полюбить Марка, то хотя бы так он способен меня удовлетворить.

Держа в одной руке бокал, второй я провела по его лицу, по его губам, коснулась их своими губами, чуть сжала зубами, спустилась рукой к его груди.

– О, Лиза, я тебя не узнаю, – охрипшим голосом сказал Марк. – Оказывается в скромной девушке, которую я знал всю жизнь, скрывалась настоящая сексуальная тигрица. Как же быстро ты овладела искусством обольщения.

– У меня был хороший учитель, – целуя Марка в губы, прошептала я. Ах, божечки, чему же я учусь?!

– Если ты не успокоишься, я продолжу обучение.

– А кто сказал, что я против?

Дважды Марка просить не пришлось. Он забрал у меня бокал, поставил его на столик, и, подняв меня на руки, перенес на кровать. Я закрыла глаза, и передо мной вновь был Шандор. Мы занялись любовью.

Едва отдышавшись от очередного соития, я прильнула к Савельеву.

– Марк, давай поженимся.

Мне кажется, он даже перестал дышать. Я встревожено посмотрела на него.

– Вот так сразу? – подал он голос.

– А чего тянуть? Мы знакомы сто лет, к чему нам долгие прелюдии?

– Любишь меня?

Марк, ну зачем? Зачем ты все портишь? Я не выдержала его взгляд и опустила голову ему на грудь.

– А как же твои жизненные принципы, что выйдешь замуж только по любви?

– Мы можем попробовать построить брак на чем-то другом. Тысячи семей так живут.

– Почему мы не можем жить без регистрации? Или ты придерживаешься старомодных взглядов – взял, так женись?

– Ты боишься брака? – Я снова подняла глаза на Марка.

– Нет. Просто не уверен, что ты на самом деле к этому готова.

– Я хочу семью, Марк. Белое платье, свадебный торт и все такое…

Он усмехнулся.

– И детей?

И снова меня пронзили непрошеные воспоминания. Но я хлопнула ресницами и прогнала их прочь.

– Нет, детей пока не хочу. Сначала планирую поработать, найти себя.

– Я могу подумать? – снова усмехнулся Марк.

– Да, у тебя есть время до утра, – улыбнулась я. – Пойду в душ и спать, завтра тяжелый день.

Проснувшись на утро, я не обнаружила Марка в номере. Не было никакой записки. Накинула халат и вышла на балкон. На небе снова не было ни облачка, солнце хоть и не светило на нашу сторону, но знойный воздух обжег мои ноздри. Я посмотрела вниз на нашу территорию, поискала Савельева взглядом. Не обнаружив, вернулась в номер. Не сбежал же он от страха за тридевять земель, услышав о браке? Тема брака ни один год обсуждалась в наших семьях, пора бы к ней и привыкнуть. Или реальность оказалась страшнее, чем он ожидал? Я открыла шкаф, вещи Марка на месте. Нет, вероятно, все-таки куда-то вышел.

Я переоделась в шорты и футболку, и стала собирать чемодан, чтобы скоротать время до возвращения Марка. Ведь улетаем уже ночью.

Не прошло и пяти минут, как дверь открылась, и появился Марк. А вместе с ним работник отеля, который прикатил нам столик с едой. А вот и завтрак.

– Я думал, ты еще будешь в постели, – сказал Марк, когда мужчина ушел.

– Мне раздеться? – спросила я.

– О нет. Оставим как есть. Позавтракаем?

Мы сели в кресла, подкатив столик ближе. На нем стояли два хромированных блюда, накрытых крышкой-куполом. Я подняла свою. На блюде стоял маленький красный бархатный футляр. На миг в памяти всплыли другие коробочки, повязанные ленточкой. Такие простые, но такие дорогие сердцу… Но прочь былые воспоминания, кажется, Марк созрел.

Я положила купол на столик, взяла футляр. Открыла. Никаких сюрпризов. Там было золотое кольцо с прозрачным камнем. Наверняка не бриллиант, но я за этим и не гналась. Если бы обошлось без кольца, меня бы это тоже устроило. Хоть я и говорила про «платье, торт и все такое», на самом деле подобная романтика с Марком меня не интересовала.

– Елизавета, – Марк опустился на колено, – выйдешь ли ты за меня замуж?

В шортах и майке он выглядел очень забавно. Совсем не романтичный вид.

– Да, Марк. Я согласна.

Засыпая в самолете, меня пронзила внезапная мысль.

– Марк, а куда мы едем?

– Лиза, мы уже не едем, мы летим, – сквозь сон пробормотал он.

– Хорошо, куда мы летим?

Савельев открыл глаза и посмотрел на меня озабоченным взглядом. Как смотрят на сумасшедших.

– Мы летим домой, в Краснодар. У тебя все нормально? Ты вроде не боишься летать.

Я развернулась к нему лицом, насколько позволял ремень безопасности.

– Нет, Марк, я не об этом. Куда мы едем в Краснодаре? Мы же с тобой это не обсудили.

– Пока по домам. А потом, я думаю, тебе нужно переехать ко мне.

– Мне было бы удобнее, если бы ты переехал к нам.

– Куда? На твою кукольную кроватку? Это неправильно. Мужчина должен женщину приводить в свой дом, а не наоборот.

– Да, ты прав. Но есть обстоятельства, о которых я пока не могу тебе сказать, требующие моего присутствия дома.

– Какие? – устало вздохнув, спросил Марк.

– Я же говорю, пока не могу тебе их озвучить. Я думаю, в ближайшее время ты узнаешь. А с кроватью мы что-нибудь придумаем.

– Давай обсудим это завтра. А сейчас поспим, хорошо?

– Хорошо.

На самом деле причин было несколько. Одна из них заключалась в предстоящем разводе родителей. Я не могла оставить маму одну в такой период. Одному богу известно, как она переживет этот удар. Я знала, что такое остаться без любимого мужчины, понимала, как нужна поддержка близких в этой ситуации. И хоть от мамы я ее не получила, сама проигнорировать ее вероятное горе не могла.

Вторая причина, удерживающая меня дома, это Шандор. Я надеялась, что когда-нибудь он снова позвонит. Позвонит и расскажет, куда устроился на работу, и если в школу, то как его приняли ученики, я спрошу, перечитывает ли он Лермонтова, и не прочтет ли он мне еще несколько его строк, скучает ли он по Краснодару, и нет ли у него желания приехать сюда на летние каникулы. И многое-многое другое. Но об этом, разумеется, Марку я сказать не могла. Это моя маленькая тайна от него. Пусть я выхожу за него замуж, но Шандор, это тот, кто останется со мной в мыслях навсегда.

Отец встретил нас в аэропорту, отвез Марка, затем мы поехали домой. В самолете толком поспать не удалось, и я хотела скорее оказаться на своей «кукольной» кроватке, чтобы отдохнуть. Отец видел мою усталость и не донимал вопросами. Он помог мне добраться до комнаты, и я, не в силах пойти в душ, уснула.

Мама располагала свободным временем, поэтому вечером встречались у нас. Она настругала несколько салатов, приготовила мясо по-французски. Я в это время разбирала вещи, стирала, мимоходом, делилась впечатлениями. Но маму особо не интересовали мумии и пирамиды. Гораздо интереснее ей было, как у нас дела с Марком. Я порадовала ее ответом, что с Марком у нас все хорошо. Кольцо я сняла, чтобы не будоражить ее преждевременными новостями, оставила их до вечера.

– Ну вот и славно. Давно бы так.

Вечером двумя семьями собрались в зале. Накрытый стол, вино, шампанское. Мы с Марком рядом. Удовлетворенный взгляд родительниц и немного озабоченный – отца. Мы с Марком поднялись на ноги, и Савельев взял речь.

– Елена Ивановна, Андрей Александрович, спешу поблагодарить вас за вашу прекрасную дочь, которую я помню еще двухлетней кривоногой девчонкой, отвешивающей мне тумаков. Я был джентльменом и не мог ответить ей тем же, а потому мне ничего не оставалось, как терпеть ее нападки и изображать из себя боксерскую грушу. Но девочка выросла, превратилась в обворожительную красавицу, и еще лет десять назад покорила мое хрупкое мужское сердце, когда стала моей партнершей по танцам. С тех пор оно безраздельно принадлежит ей, и будет принадлежать до конца жизни.

Я уставилась на Марка во все глаза. Что он такое говорит? Это правда или он все придумал, чтобы порадовать наших мам? Но нет, конечно, выдумал. Если бы он любил меня, разве бы я об этом не знала, разве смог бы он скрывать это столько лет? Конечно, он постоянно норовил поцеловать меня, но это скорее забавы ради, а не из-за бушевавших в нем чувств. Да, разумеется, это вымысел. Но бог ты мой, какой эффект произвели эти слова на наших мам! Я усмехнулась и выбросила глупые мысли из головы.

– Два дня назад я сделал Лизе предложение выйти за меня замуж, и она приняла его. И теперь мы оба просим вашего благословения.

Все онемели от удивления, когда Марк закончил говорить. Такой быстрой развязки – или завязки – не ожидал никто. Даже те, кто мечтал о том двадцать с лишним лет. Когда первый шок прошел, тетя Марина и мама принялись нас поздравлять, целовать и хвалить, какие мы молодцы. Я продемонстрировала им свое кольцо и надела его на палец.

И только отец смотрел на меня без тени улыбки. Я подошла к нему и обняла, тихо шепнув на ухо:

– Папочка, порадуйся за меня. Твоя дочь не каждый день выходит замуж.

– Что ты делаешь, Лизонька? – также тихо прошептал он с болью в голосе.

Я отстранилась от него и улыбнулась. Пусть видит, что я счастлива. Он выдавил из себя улыбку, но глаза оставались грустными. Я вернулась на место, понимая, что разговор между нами не окончен.

Когда первые страсти улеглись, мамы стали обсуждать, где мы будем жить. Я поделилась своим желанием остаться в родительском доме. Крестная не согласилась с такой мыслью, напомнив, что моя комната не годится для семейной жизни. Ведь скоро пойдут дети, и тесниться в маленьких пространствах втроем будет некомфортно. Кроме того, если Марк уедет из своего дома, то тете Марине одной в трехкомнатной квартире будет совсем тоскливо. В то время как у Лены есть муж. И лучше бы нам жить с моей крестной, потому что комната Марка достаточно просторная, и в ней нужно только заменить диван двуспальной кроватью, но это не проблема.

Эта дребедень продолжалась весь вечер. Под конец я от нее устала. Мы так ни до чего толком и не договорились. Решили сначала подать заявление, а затем обсуждать остальные вопросы. Тетя Марина все-таки настаивала, чтобы мы жили у них. Я обещала подумать.

На прощание Марк меня поцеловал и обещал завтра позвонить. Едва за ним и тетей Мариной закрылись двери, как мама снова бросилась меня обнимать и целовать. В который раз услышала, какая я молодец, как разумно поступаю. Я пыталась зарядиться ее энергией и тоже в это поверить. Ведь бояться нечего. Мы знакомы с Марком много лет, я все о нем знаю. Все его странности, привычки, увлечения. Кардинально что–то менять в нем я не собиралась. Хотела только, чтобы он больше времени проводил со мной, меньше за приставкой. И способ как этого достичь, я уже знала.

Мама находилась в душе, когда отец вошел ко мне в комнату. Он подозвал меня к себе и обнял, уткнувшись губами в мою макушку. Какое-то время мы постояли молча.

– Папа, все будет хорошо, – понимая, чем вызвана его невыраженная тоска, сказала я. – Не переживай.

– Ты беременна?

Я отстранилась от него и удивленно посмотрела ему в глаза.

– Папа, ты врач. Ты должен знать, что через десять дней об этом еще не известно.

– Ну может… не от Марка, – совсем тихо и нерешительно закончил он.

Я вспомнила ту ночь месяц назад, когда отец приехал за мной к Шандору. Я встретила его в футболке Слободы, с лохматой головой и засосами на шее. Он звал меня домой, но я осталась. И отец вообразил, что у нас с Шандором что-то было… или что-то будет, и оставил мне те злосчастные презервативы, один из которых выпал из моего кошелька при Марке. И воспоминания о той ночи по всей видимости не дают покоя не только мне, но и отцу. Ах, папа, если бы… Я высвободилась из объятий отца и села на кровать.

– Если бы я была беременна от Шандора, я бы никогда не вышла замуж за Марка. Ни за Марка, ни за кого другого. Я правда хотела ребенка от Шандора, и если бы мне случилось от него забеременеть, то вся моя жизнь снова бы наполнилась смыслом и мне бы никто не был нужен, кроме этого ребенка. Но – увы. Я не беременна. Ни от Шандора, ни от Марка. Более того, папа, у меня с Шандором не было секса. Ты все неправильно понял. А Марк обещал позаботиться о том, чтобы пока у нас не было детей.

– Хорошо, – присаживаясь рядом, сказал отец. – Тогда зачем все это? Мы не против, чтобы вы жили вместе. Чья была инициатива с браком?

– Моя.

– Лиза, это неправильно. Кому и что ты хочешь доказать?

Я молчала.

– Не делай этого, – продолжил отец. – Хочется тебе быть вместе с Марком, ради бога, но замуж выходить надо по любви. Ты же всегда об этом говорила.

– Я не знаю, как тебе объяснить, папа. Это очень… деликатная тема.

– Я врач, со мной можно говорить на самые деликатные темы.

Отец обнял меня одной рукой за плечо. Я опустила глаза на свои руки, нервно защелкала ногтями.

– Он не поймет… – спотыкаясь, заговорила я, – если я останусь не замужем… а сама была с другим мужчиной.

– Кто?

Но уже в следующую секунду догадался, о ком речь.

– А почему он должен что-то понимать, Лиза? Шандор женился. У него своя семья. Нужно прекратить оглядываться на него и думать, как он отреагирует на твои поступки.

– Да, он женился. Но я никак не могу свыкнуться с мыслью, что мы расстались навсегда. Мне слишком больно так думать. Проще жить надеждами и мечтами. Это согревает мое сердце. Если во что-то сильно верить, это обязательно произойдет, ведь правда, папа?

– Не всегда, дочь. На работе я очень часто сталкиваюсь с тем, что никакая вера не поможет, когда все безнадежно. Я понимаю твое желание выглядеть в глазах любимого мужчины целомудренной. Но в этом вопросе две стороны. Ты не думаешь о Марке. Ты его используешь. Это тоже нехорошо.

– Марк не глуп, папа, но его все устраивает. Значит, нам с ним по пути. Прими как данность мой брак с ним, и постарайся выглядеть чуточку счастливее, когда видишь нас вместе. Марк не заслуживает такого отношения.

Я повернулась к нему и решила сменить тему.

– А теперь расскажи мне о своих планах. Ты нашел Ларису?

– Нет, я же сказал, что не могу оставить тебя в таком состоянии.

– Я в норме. Видишь, я даже замуж собираюсь. Тебе пора перестать озираться и переживать за меня. Я взрослая девочка. Пришло время оторваться от папиной жилетки.

– Ты всегда можешь припасть к ней, даже будучи взрослой. Но сейчас, мне кажется, твой отец тебе мешает. Хочешь, чтобы я быстрее съехал?

– Папа, как ты можешь? Думаешь, мне за счастье быть с мамой в предстоящие дни? Я очень хотела, чтобы у вас все наладилось. Но одного моего желания мало. Раз ты полюбил другую, и твои чувства испытаны временем… и разлукой, жестоко заставлять тебя жертвовать собой ради взрослой дочери. Которая к тому же собирается замуж.

– Спасибо, Лиза. Ты должна понимать – я ухожу от мамы, но не от тебя. Ты всегда можешь прийти ко мне и поговорить, как и раньше. Любая прихоть, любое твое желание для меня закон.

– И тебе спасибо. И не переживай за меня. Марк не какой-нибудь злодей, ты знаешь его с младенчества. У нас должно все получиться.

На следующий день мы подали с Марком заявление в ЗАГС. Мамы включились в работу. Начались обсуждения – где, во сколько, каким образом будем праздновать. Мои слова, что можно обойтись без пышной церемонии, проигнорировали. Обязательно нужно снять кафе, пригласить фотографа и тамаду, оператора и звукорежиссера. Пригласить друзей – как же без них! Платье обязательно самое красивое с кучей юбок, с кринолином и желательно белое. И все в таком духе весь вечер.

Затем снова вернулись к вопросу нашего с Марком проживания. Тетя Марина слезно настаивала, чтобы мы жили у них. В их трехкомнатной квартире с большой спальней и кухней нам, молодым, будет гораздо удобнее, чем у моих родителей. Даже если они отдадут нам свою спальню, а сами займут мою маленькую комнату, то все равно спальня сравнительно меньше, чем та, которую предлагала Марина Федоровна.

Но мама тоже не отступала. Она не могла расстаться с дочерью, и выдвигала свои аргументы. Самый весомый, что с родной матерью проще ужиться молодой хозяйке, чем со свекровью. Мать и подскажет, и поможет, где надо.

– А ты думаешь, у меня она будет как золушка, что ли? – возмутилась мать Марка. – Разве я не могу также ей помочь и подсказать, где надо?

– Это ты сейчас добрая и пушистая, а вот поженятся они, и ты сразу покажешь свои коготки, – не унималась мама.

– Господи, Лена, что ты такое говоришь? Да Лизонька мне как дочь родная. С чего мне на нее когти выпускать?

Мы с Марком тихо посмеивались, глядя на эту мелкую ссору двух подруг. Отец был на дежурстве, и участия в этом не принимал. А мне так хотелось, чтобы он выступил с аргументом в мою пользу. Но пока по всем пунктам мама проигрывала. Ее доводы были менее весомы, чем у тети Марины.

– Может, нам снять отдельную квартиру, чтобы не быть яблоком раздора? – предложил Марк во всеуслышание.

– Вот еще! Вам негде жить что ли? – возмутилась тетя Марина. – Тратить деньги на съемную квартиру, когда лучше отложить эти деньги на что-то полезное.

Пока мамы продолжали обсуждать и доказывать друг другу, чья квартира лучше для нас, мы с Марком решили покинуть их, направившись в мою комнату. Шанди был тут же, спал на моей подушке. Марк прижал меня к себе и поцеловал.

– Я так соскучился. Когда мы встретимся, как взрослые люди?

Я рассмеялась.

– Когда мамы договорятся, где нам жить поживать, да добра наживать.

– Лиза, чего ты упрямишься? Это ведь из-за тебя весь сыр-бор. Поехали к нам. Там нам действительно будет комфортнее.

– Марк, я подумаю.

– И как долго ты будешь думать? Может, сейчас соберем твои вещи и к нам? Я очень соскучился по тебе.

И он снова меня поцеловал, демонстрируя свою тоску.

– Ты же еще в отпуске, мы можем встретиться завтра у тебя, когда тетя Марина будет на работе.

– Хорошо, я согласен. Заодно присмотришься к новым апартаментам.

Я тянула время. Ждала ответа от отца и надеялась, что переезжать не придется. Только бы он быстрее решил свои вопросы.

И он действительно их решил. Сказал, что уезжает на пару дней на симпозиум в Москву. Для мамы новость стала неожиданной, но я знала, что дело не в симпозиуме и не в Москве.

После занятия любовью мы лежали с Марком в его постели. В его комнате. Впервые я осмотрела ее с любопытством. Ведь мне прочили ее в семейный «угол». Она действительно очень просторная. Трехстворчатое пластиковое окно с глухой центральной створкой, через которое проникает много света, находится на северной стороне и здесь никогда не бывает солнца. Именно поэтому комната остается прохладной даже в жаркую погоду. Светло-серые шторы, обрамляющие окно, подчеркивают высоту потолков, свисая с карниза вертикальными полосами и укладываясь на полу красивыми складками. В углу трехстворчатый белый шкаф с зеркалом. Обычно Марк перед ним одевается и завязывает галстук. У комнаты квадратные очертания и по центру стоит раскладной диван серого цвета из велюра, который тетя Марина грозится заменить двуспальной кроватью. Сейчас он разобран, и на нем лежим мы. Напротив нас на столике расположен телевизор, и мне известно, что нередко Марк играет за ним в свою приставку. На полу мягкий ковер с геометрическими узорами, на стене над диваном огромная фотография ночного города. Предположительно это Нью-Йорк. Над нашей головой идеально ровный потолок с широкой полусферической люстрой, на которой изображены геометрические орнаменты, напоминающие узоры на ковре. Стены в комнате оклеены белыми обоями с серыми вкраплениями и добавляют помещению света и пространства. Ремонт в комнате сделан год назад и вся мебель в ней еще новая, и если не считать отсутствия кровати, она готова к началу семейной жизни. Наверное, при иных обстоятельствах я была бы рада стать хозяйкой этого «угла», добавить женских штучек в интерьер комнаты, но пока меня тянули к себе родные пенаты и покидать их я не собиралась.

– Марк, что это было позавчера? – окончив осмотр комнаты, спросила я.

На нас не было никакой одежды, и даже одеяло Марк не потрудился достать. Он лежал на спине, откинувшись на подушке, одну руку положил себе под голову, второй притянул меня к себе и смотрел в потолок.

– Ты о чем?

– О твоей речи перед родителями.

Я ютилась на его плече и смотрела на его профиль.

– Что не так? – Не понимал Марк суть вопроса. Или делал вид, что не понимает.

– Ты сказал, что уже больше десяти лет в меня влюблен. Это правда?

– Я так сказал? – не глядя мне в глаза, изобразил удивление Марк.

– Не так, но что-то в этом роде. Ты сказал это ради красного словца?

– А если нет? – скосив на меня глаза, сказал Савельев.

– Тогда ты должен признать, что половину жизни меня обманывал, вынуждал быть с тобой откровенной, при этом причиняя себе боль.

– Это что-то изменит в наших отношениях сейчас? – Марк снова уставился на потолок.

– Эта правда потребует от меня больших усилий в построении нашей семейной жизни. Одно дело выходить замуж за мужчину, который относится к тебе как к старому доброму другу, хоть и увлечен, как женщиной, и совсем другое – за мужчину, который тебя любит, а ты не отвечаешь ему взаимностью. Я буду ежечасно испытывать чувство вины перед тобой.

– Почему ты не допускаешь мысль, что тоже можешь ответить на мои чувства?

– Ты так и будешь отвечать мне вопросами?

Марк усмехнулся, не переставая смотреть в потолок.

– Ладно, Лиза, расслабься, позавчера я немного приукрасил действительность. Но согласись, красивая легенда получилась?

Я недоверчиво смотрела на Марка и молчала. Он запутал меня своими ответами, и я уже поверила, что он в меня влюблен, а теперь отказался от своих слов, и я снова подозревала его в лукавстве.

Марк опрокинул меня на подушку и навис надо мной, улыбаясь во весь рот. Он вздернул пальцем кончик моего носа и насмешливо сказал:

– Лиза, нельзя быть такой доверчивой. Ну, какая любовь? Кому она нужна? Кого она сделала счастливым? Ты красивая девушка, и меня к тебе тянет. Мне нравится твое тело, и я всегда хотел узнать, какое оно под этими дурацкими платьями. Я забавлялся, вгоняя тебя в краску делясь подробностями своих отношений с другими девушками. Ты выглядела такой скромницей, и мне хотелось раскрепостить тебя, научить целоваться, и не только этому. И как видишь, я в этом преуспел. Разве для всего этого нужна любовь?

– Зачем тогда тебе нужен этот брак?

– Потому что именно такой я всегда представлял свою жену. Похожую на тебя. -Он погладил меня по лицу и поцеловал в губы.

Марк снова поцеловал меня, прошелся языком по моим губам. Он снова стал возбуждаться, упираясь мне в бедро.

– Боже, Марк, какой ты ненасытный, – томно сказала я, поглаживая Марка по плечу.

– Ты сводишь меня с ума.

И он, перекатившись между моих ног, снова вошел в меня…

На следующий день я пришла в гости к Юле. Она готовила ужин для своей семьи, и между тем я рассказала ей, как мы с Марком отдохнули, где бывали и что видели. Я стала показать ей фотографии, и тогда она заметила на моем пальце кольцо. Получив от меня подтверждение, что оно означает именно то, о чем она подумала, она бросилась меня обнимать, словно только и ждала этой новости. Ее радости не было предела, и я чуточку позавидовала ее способности так реагировать на события в моей жизни. Она без конца твердила, что я молодец, что согласилась выйти за Марка замуж, и убеждала меня, что мы обязательно будем счастливы. Ведь он меня так любит.

Кроме того, Юлю интересовало, будет ли у нас свадьба, где и сколько человек в числе приглашенных, и кто будет моей свидетельницей. О последнем она могла и не спрашивать. Разве ответ не очевиден? Но Юля все равно распиналась в благодарностях за такое доверие.

А после ей захотелось узнать, понравилось ли мне быть с мужчиной. Я ответила коротко и односложно: «Да», но этот ответ ее не удовлетворил, и она забросала меня другими вопросами, желая знать все подробности. Но я по-прежнему считала, что говорить на такие темы с кем-либо, кроме своего партнера непозволительно, и прервала поток ее любопытства. Юля театрально надула губы, но я осталась верна своему решению, и чтобы разрядить обстановку, пообещала подобрать ей лучшего из друзей Марка в свидетели, чтобы ей было приятно коротать с ним свадебный вечер.

Юля посмеялась, перестала дуться, и на том инцидент был исчерпан.

Глава третья

Мы катались на велосипедах с Денисом и Люсей на набережной. Я рассказала им о своих планах на будущее и пригласила на свою свадьбу. Если Денис к тому моменту не уйдет в армию. Но если и уйдет, Люся должна обязательно быть моим гостем.

Когда мы собрались по домам, ребята предложили проводить меня до остановки, потому что им самим нужно было в другую сторону. Мы шли мимо частного сектора, рядом проносились машины, и чем дальше мы удалялись от реки, тем воздух казался жарче и душнее.

И вдруг впереди я увидела темноволосого мужчину с хвостом. На нем были длинные шорты и футболка. Мне показалось, это Шандор, и я стремглав помчалась за уходящей спиной брюнета. О Денисе и Люсе я вмиг позабыла. Догнала его, дотронулась до плеча.

– Шандор, – тихо окликнула я.

Мужчина обернулся. Нет, то был не он.

– Простите, обозналась.

– Ничего страшного, но если хотите, можем познакомиться, – сказал он, оскалившись.

– Нет, извините.

И я быстрее зашагала от него. Сердце выпрыгивало из груди – то ли от пробежки, то ли от предвкушения встречи, которая не состоялась. Как глупо это выглядело! Отчего бы Шандору быть здесь, в Краснодаре? В аспирантуру он поступать не собирался, родственников здесь у него не было. Если только желать встречи со мной, но разве здесь я бы его встретила? Скорее около дома. Я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов и стала дышать ровнее.

Я поравнялась с Денисом и Люсей, в их глазах беспокойство.

– Обозналась, – сорвалось с моих уст.

Мы обменялись с Денисом пристальным взглядом, а потом я посмотрела на недоумевающую Люсю и улыбнулась ей.

– Все хорошо, не переживайте. Наверное, голову напекло.

Это вполне могло сойти за правду, потому что солнце в этот день палило нещадно. Мы не стали развивать тему, и очень скоро я села на троллейбус и поехала домой. По дороге я совсем успокоилась и заставила себя не думать об инциденте. И очень надеялась, то же самое сделает и Денис. Это временное помешательство и больше оно не повторится.

Я стала поглядывать объявления в газетах. Надеялась, что появилось что-то интересное по работе. Но – увы. Ситуация, схожая с той, что и месяц назад. Я позвонила в справочное, чтобы узнать телефоны музеев города. В газетах не нашла по ним информации от работодателей, может напрямую получится что-то узнать. Записала телефоны, стала обзванивать. Везде спрашивали наличие опыта. Могла похвастаться только производственной практикой после четвертого курса. Мне отвечали, что перезвонят, если заинтересует специалист без опыта, но надежды на то было мало.

Юля устроилась в школу и собиралась в конце лета выходить на работу. Она была полна энтузиазма, и жила в предвкушении начала учебного года. Ей предстояло обучать среднюю школу, и она пролистывала конспекты из университета, воскрешая свои знания. Она предложила мне помощь в поисках работы, упомянув, что какая-то ее родственница, как говорится, седьмая вода на киселе, работает в нашем краеведческом музее, и она попробует поговорить с ней, чтобы выяснить, нет ли свободных вакансий. Возможно, мне просто не сообщили об их наличии в виду отсутствия опыта работы. Я предупредила Юля, что меня устроит любая должность, кроме уборщицы и гардеробщицы, только бы попасть в кадровый состав музея. В конце концов, Москва ни сразу строилась.

Отец вернулся из своей поездки на «симпозиум» в приподнятом настроении. Я сразу поняла, что он нашел Ларису. И как мне не тоскливо было с ним расставаться, но это время приближалось. Договорились с ним посекретничать вечером – в то же время, в тот же час – когда мама будет в душе. Шепнул, что у него очень хорошие новости, которые должны меня порадовать. Конечно, я желала счастья отцу, но, чтобы весть о его уходе от мамы к другой стала для меня «хорошей новостью», это, пожалуй, перебор. Я просто принимала это как обстоятельства, которые невозможно изменить. Или есть что-то еще?

За ужином мама без конца болтала – делилась с отцом последними новостями. В первую очередь по свадьбе. Заявление дети подали, кафе Марина уже присматривает, наводит справки по свадебным агентствам. Но до сих пор не решен вопрос с проживанием. Каждый тянет «одеяло» в свою сторону.

– А может, мы квартиру разменяем на две? – предложил отец. – Одну нам, другую детям.

– А почему мы должны менять? Пусть Марина и меняет. У них лучше квартира, в Центре. Можно более выгодные варианты подобрать для размена. Я ведь права, Лиза?

– Да, мама. В этом вопросе я с тобой солидарна.

– Так мы никогда не договоримся.

– Я пока никуда не тороплюсь, – успокоила я отца. – Лучше дома может быть только дом.

Мы поговорили про мои успехи, а вернее неудачи при трудоустройстве, я рассказала им о Юлиной родственнице и пояснила, что жду от нее ответа.

– Если не выйдет с музеем, – сказал отец, – будущая свекровь тебе точно место найдет.

Когда, наконец, наступил долгожданный момент, мы с папой заперлись в моей комнате и уселись на кровать. Шанди тоже был здесь, мирно спал на моей подушке. Отец взял мои руки в свои.

– Я нашел Ларису.

– Я это поняла. Вы помирились?

– Да. Мы вернулись вместе и сняли квартиру.

– Ты уходишь?

– Да. Я обещал ей, иначе бы она не согласилась.

Непроизвольно на глаза навернулись слезы. Словно я теряла отца.

– Девочка моя, что такое?

Отец прижал меня к себе.

– Не знаю, папа. Это так странно. Благословлять тебя на новые отношения. Словно прощаюсь с тобой навсегда.

– Не говори так. Я всегда рядом. Стоит тебе только позвать. Мы сняли квартиру рядом с больницей.

– В центре? Недешево, наверное, вышло.

Я отстранилась от отца.

– Так удобнее. Это еще не все новости, Лиза.

Я внимательно посмотрела на него. Он весь светился от счастья. Давно не видела его таким.

– Лиза, у тебя есть сестра. Ее зовут Маша. Ей всего 6 месяцев. Я ничего не знал о беременности Ларисы. Она потому и уехала, что я отказался уходить из семьи, а она была на втором месяце беременности.

Сказать, что эта новость сразила меня, ничего не сказать. Когда-то в детстве я хотела сестру или брата, просила родителей подарить мне их. А они улыбались и говорили, что их аист сбился с пути, приносит детей в другие дома. Я долго ждала и верила, что однажды аист найдет дорогу и в наш дом. Но надежды не оправдались. С годами я поняла, что так и останусь единственным ребенком в семье. Привыкла к этой мысли. Даже стала находить в том свои плюсы. Не нужно было делиться своими игрушками, никто не ябедничал на меня маме, ни за кого меня не отчитывали. Тем более был Марк. Все равно, что брат. Всегда вместе. Я поняла, что мне его хватает. И никто больше не нужен. Любовь родителей всецело принадлежала только мне. Особенно любовь отца.

И вот я узнаю, что у меня появилась сестра. Такая маленькая. Наверняка, хорошенькая. Отец сообщает об этом с такой радостью, словно ждал этого всю жизнь. И я больше не одна-единственная дочь. Его любовь придется делить не только с Ларисой, но и с этой девчонкой, о рождении которой я даже не предполагала. А если бы знала, то что? Не отпустила бы отца от себя, не позволила ему быть счастливым?

– Ты будто бы не рада? – обеспокоенно произнес отец, видя, как улыбка сошла с моего лица. – Помнишь, ты просила у нас с мамой сестренку? Теперь у тебя она есть. Правда, мама у нее другая. Но ты ее полюбишь.

– Ларису?

– Машу, твою сестру.

Это слово резануло слух. Я повернулась к Шанди и взяла его на руки, уложила к себе на колени и стала гладить. Он был сонным и не склонен к играм, а потому не стал сопротивляться своему перемещению, и довольный, что его гладят, снова уснул. Присутствие котенка на моих ногах помогло мне обрести душевное спокойствие, и я, не поднимая глаз от Шанди, сказала:

– Это так неожиданно. Я не думала, что у тебя могут быть дети… еще. Забыла, что мужской век длиннее женского.

Я выдавила из себя улыбку, посмотрела отцу в глаза и выдохнула.

– Мне надо привыкнуть, папа.

– Конечно. Мне так хочется вас познакомить. Она тебе понравится. Маша в смысле. Она такая забавная. Как ты в ее возрасте. Увидела меня впервые и даже не заплакала, потянула ко мне свои ручки. Словно знала, что я ее папа.

Мне хотелось заткнуть уши и не слышать его. Как он это говорил, с каким обожанием! Внутри все бастовало против этого. Однако я сидела смирно. Он не узнает, как мне больно.

– Когда я смогу вас с Марком познакомить с Машей? С Ларисой? Мне бы очень хотелось, чтобы вы подружились. Вы мои самые дорогие девочки.

В жизни мужчин, которых я любила, возникли другие женщины, и, не успев привыкнуть и смириться к потере одного из них, я почувствовала, как теряю второго. Нет, отец не уходил навсегда, не бросал меня физически, но у меня складывалось ощущение, что мне он более не принадлежит. В его новой жизни появился маленький ребенок, который требует большей заботы, чем взрослая дочь. Смогу ли я претендовать на его внимание так же, как раньше? Что он сказал? «Я всегда рядом. Стоит тебе только позвать». Но нет, теперь я должна считаться с его новой семьей, их потребностями. Я сама позволила этому случиться. Обратного хода нет, надо привыкать к изменившимся обстоятельствам, приспосабливаться.

– Когда ты скажешь маме?

– Завтра. На ночь глядя такие вещи не делаются.

– А как же Лариса? Ты оставишь ее одну в эту ночь?

– Да, но обещал, что это в последний раз.

Я бросилась отцу на грудь.

– Ах, папа, как же мне будет тебя не хватать!

– Лизонька! Изменится только место моего жительства, остальное останется по-прежнему. А у тебя появится возможность остаться дома, и не переезжать к Марку, раз ты этого не хочешь. Ты не передумала выходить за него?

– Нет, папа, ты же все слышал. Приготовления к свадьбе начались.

– Я хочу, чтобы ты знала, что с моей стороны ты можешь рассчитывать на любую помощь в этом деле, как материальную, так и моральную. Но я все же настаиваю на том, чтобы ты подумала хорошенько.

– Я подумаю. Только ни сегодня, ни завтра, ни в этой жизни…

Никогда не забуду день, когда отец сказал все маме. Сначала она восприняла это как шутку, как злую шутку. Но, заметив его серьезный настрой и то, что он принялся собирать чемодан, осознала реальность. Я предпочла не видеть этого, но не могла не слышать. Закрылась в своей комнате и ждала, когда все кончится. Не сразу поняла, что плачу. Было больно за маму, за себя, за нашу семью. Еще один этап в жизни подошел к концу. Как в моей, так и в маминой. Мы никогда не будем прежними. Теперь все будет по-другому. Я это чувствовала.

Я слышала, как ушел отец. После этого я направилась на кухню. Мама упала лицом на руки на стол и плакала. Я впервые видела маму такой. Она, конечно, рыдала всякий раз, когда со мной что-то случалось или я уезжала, но природа слез была другой. Будто все беды мира обрушились на ее плечи.

– Мама, хочешь, я сделаю тебе успокоительный укол? Я умею.

Она резко подняла на меня свое заплаканное лицо.

– Ты знала?!

– О чем?

– Об этой женщине? Об их ребенке?

– Нет, мама. Про ребенка я не знала. А про нее папа сообщил мне недавно, – слукавила я.

– Предатели!

И она снова упала на руки.

– Мама, мне также горько, как и тебе. Моя семья – это папа и ты. И она разрушилась. Я тоже переживаю.

– Ну почему? Почему он выбрал эту женщину? Разве я была ему плохой женой? Разве плохо за ним ухаживала? Я двадцать лет потратила на вас, а в благодарность он меня бросил, а ты его покрывала.

Как много я могла бы сказать ей в ответ. Но я не смела уподобляться ей. Возможно, позже, когда она успокоится, сама все взвесит и поймет, где допустила ошибки, за что наказана. А сейчас раны были еще свежи. Вокруг – одни виноватые. Надо потерпеть. И все наладится.

Вечером пришел Марк. Он хотел пригласить меня на прогулку. Но я попросила его пройти. Мама к нему не вышла. Я помогла ей добраться до спальни, уложила на кровать, сделала ей укол. Ее немного отпустило, она задремала.

– Лиза, что происходит? Что за тишина в доме? Где все?

Я завела Марка к себе. Закрыла дверь. Шанди был в комнате, но не спал, а играл на полу с листом бумаги, который я специально для него скомкала.

– Марк, давай тише. Мама спит.

– Ей нездоровится?

– Скажем так.

Мы сели на кровать. На Марке серые брюки со стрелками и рубашка, верхняя пуговица расстегнута. Приехал с работы.

– Что-то серьезное?

– Папа ушел, – серьезным тоном и с таким же лицом сообщила я.

– Куда?

– К своей любовнице. И это не шутка.

На лице Марка отобразилось удивление.

– Не ожидал от дяди Андрея такого.

Я не заметила в его лице сожаления, скорее наоборот. Словно отец «вырос» в его глазах.

– И кто она?

– Они вместе работали.

– Как твоя мама узнала? Застукала их вместе?

– Нет, отец сам ей все рассказал, собрал сегодня вещи и ушел.

– И как давно это у него?

– Где-то около двух лет. Но они расставались. Сейчас снова сошлись.

– Обалдеть, Лиза. Не думал, что твою маму постигнет та же участь, что и ее подругу. А детей они не завели?

Я отвернулась от Марка и уставилась на Шанди. Он толкал лапкой бумажку от себя, а потом нападал на нее.

– Завели. Ей полгода.

– Девочка значит. Так у тебя теперь есть сестра?

– Не называй ее так, пожалуйста, – с раздражением сказала я.

Марк обнял меня.

– Ревнуешь?

– Не знаю. Просто не ожидала, что там могут быть дети. Даже не думала об этом.

– Постой. Ты знала про отца?

– Да, только маме не говори.

Я поведала Марку, как узнала о любовнице, рассказала ему и о разлуке отца с Ларисой, и о причинах этого. Не скрыла даже, что сама позволила ему сойтись с любимой женщиной.

– Вот это страсти. Как ты могла утаить это от мамы? А от меня?

– Мне это далось нелегко. Я всячески пыталась сохранить их брак. Но – увы!

– Зачем ты отпустила его?

– Нельзя делать человека несчастным по своей прихоти.

– А как же мама? Ее ты сделала несчастной.

– Она сама себя сделала такой. Теперь ты понимаешь, почему я не могу ее оставить одну дома? Сейчас ей нужна моя поддержка. Даже, несмотря на то, что она считает меня предательницей.

– Что будем делать?

– Переезжай ко мне. Поживешь на диване в зале, дальше что-нибудь придумаем.

– Ой, Лизок, я как всегда вынужден идти тебе на уступки. Могу остаться здесь сегодня? Правда, я не брал с собой никаких вещей.

– Что-нибудь найдем. Кажется, есть новая зубная щетка.

– Отлично.

На следующее утро, увидев Марка, мама просветлела. Он поинтересовался ее самочувствием, она улыбнулась ему и ответила, что теперь, когда он здесь, ей гораздо лучше.

– Марк, ты знал? – спросила она.

Он не стал переспрашивать, о чем речь. Все понятно и так.

– Нет, Лиза мне только вчера рассказала. Мне очень жаль.

– Ты к нам переехал?

– Только с вашего позволения, Елена Ивановна.

– Какие глупости! Тебе давно говорили, переезжай, а вы с матерью устроили разборки.

– Спасибо.

– Будет хоть один человек в этом доме, который не предал меня.

– Ну что вы такое говорите? Ваша дочь за вас переживает. Правда, Лиза?

– Конечно, мама. Я же люблю тебя.

Но она еще не была готова со мной разговаривать. Обида глубоко закралась ей в душу. Мне казалось, мы поменялись ролями. Теперь я была ее матерью, а она моей дочерью. Я готовила, убирала квартиру, пыталась ее расшевелить, найти ей занятие на остаток августовских дней. Предложила сходить в гончарную мастерскую, чтобы вместе что-нибудь создать. Она не сразу, но согласилась. Там она расслабилась, даже повеселела, на обратном пути была более приветливой.

Ко мне в гости приходила Юля и рассказала о своем разговоре с родственницей. Зовут ее Аделаида Германовна, и она сказала, что ей есть, что мне предложить, и чтобы я завтра приходила в музей на собеседование. Это было хорошее начало, и я настроилась на позитив.

Кроме того, я поведала Юле об отце. Конечно, новость ее удивила и выбила из колеи. От моего отца подобного она не ожидала. Он был в ее глазах примерным семьянином и хорошим отцом, не способным на интриги на стороне. И чтобы чуточку оправдать его перед Юлей, мне пришлось сказать, что он ушел, потому что в тех отношениях появился ребенок. И он как ответственный человек не мог проигнорировать это обстоятельство. Кажется, это вернуло Юле расположение к отцу, и она порадовалась тому, что теперь у меня появилась сестра. Ох, как я стискивала зубы, слыша это слово! Но я выдавила из себя довольную улыбку и промолчала.

В назначенный час я подошла на собеседование в главный музей Кубани. Это старейшее учреждение культуры и один из первых музеев на Северном Кавказе. Спросила Рутберг Аделаиду Германовну. Меня к ней проводили в отдельный кабинет. Здесь находилось много всяких экспонатов, картин и прочей музейной атрибутики. Все это разложено на столах, на полках, стоит на полу или лежит в каких-то коробках. На одном из столов я увидела монитор, клавиатуру и мышку, под столом – системный блок. За ним сидела женщина лет пятидесяти в строгом синем костюме с шишкой на голове и очках на носу. Типичная библиотекарша. Но в данном случае, главный хранитель музея. Это и есть дальняя родственница Юли Войнович.

Она осмотрела меня с ног до головы, спросила, нет ли у меня аллергии на пыль, владею ли компьютером, как отношусь к однообразной работе. Получив ответы, она объяснила, что требуется от соискателя. Музей приобрел компьютер, и теперь нужно внести все музейные экспонаты в базу данных, разбив их по категориям, с характеристиками и кратким описанием. Своего рода создать инвентарные карточки в электронном формате. До настоящего времени вся информация хранилась в специальных журналах. Готова ли я взяться за эту рутинную работу?

– Да, я справляюсь. Мне подходит. Могу задать вопрос?

– Конечно.

– Эта работа подразумевает карьерный рост? Когда с базой данных будет покончено, смогу ли я заняться чем-то еще в музее? Более интересным.

– Это вопрос не ко мне. И, поверьте, здесь, – она указала на монитор, – вам работы хватит надолго. Посмотрите на эти журналы, их все нужно перенести на компьютер.

На соседнем столе лежало несколько стопок таких журналов.

– При этом в музее постоянно происходит пополнение экспонатов. Что-то привозят с раскопок, что-то люди находят на своих огородах. Постоянно меняющиеся выставки. Вы должны быть готовы, что работа монотонная и скучная. Вас это устраивает?

Я согласилась. Она озвучила мне зарплату. Негусто, но на первых порах на большее я не рассчитывала. Режим работы с понедельника по пятницу. После этого я прошла в кадры, где меня оформили, как помощника хранителя музея. Приступить к работе требовалось с завтрашнего дня.

После этого я прошлась по музею, посмотрела разные выставки и почитала по ним информацию. Мне довелось «погреть уши» на одной из экскурсий и помечтать когда-нибудь стать таким же экскурсоводом. Мы были здесь на практике в прошлом году, всего одну неделю, а вторая нам была отведена на написание отчета, но теперь настало время изучить этот музей основательно. Возможно, когда-нибудь я проведу здесь экскурсию Шандору. И для этого я должна сильно постараться, чтобы выбраться из пыльной комнаты с неодушевленными предметами в выставочные залы, где кипит жизнь, где происходит коммуникация.

По дороге домой я купила торт и конфеты. Мне хотелось отпраздновать начало трудовой жизни. Жаль, что не могла пригласить отца. Придется довольствоваться его поздравлениями в телефонном режиме. Возможно, со временем он сможет приходить домой беспрепятственно, но пока раны не затянулись, предательство не прощено и не забыто.

Мама и Марк приняли известие о моем трудоустройстве одинаково спокойно. Их не впечатлила моя должность и исполняемые обязанности. Слишком скучно и никаких гарантий, что когда-то будет работа интереснее. Кроме того, мама отругала меня за торт, купленный в магазине. Как будто дома мало выпечки.

– Спасибо, за поддержку, дорогие мои, – не выдержала я, поглощая в одиночку свой торт.

– Лиза, не обижайся, – сказал Марк. – Если тебе хотелось попасть в музей, то, конечно, это шанс. Будем надеяться, что фортуна окажется на твоей стороне, и ты пробьешься наверх. Ты ведь устроилась на эту работу не из-за денег?

– Платить будут немного.

– Мы теперь семья, – сказал Марк, – и ты можешь рассчитывать на мои деньги.

Марк имел в виду, что после ухода отца, все мои расходы на себя брал он, как будущий глава семейства.

– И вы, Елена Ивановна, не стесняйтесь. Если что-то надо, смело обращайтесь. Я понимаю, что зарплата в школе низкая, а расходы те же самые, и, конечно, я буду помогать.

Слова Марка вызвали очередную порцию слез и восторженных откликов в его адрес. Она никогда не сомневалась, что Марк хороший мальчик и на него можно положиться.

Я начала работать. Объем действительно оказался не маленьким. Видя, как немного я успевала за рабочий день, я поняла, что быстро выбраться из этой комнаты не получится. Но настраивала себя на позитив, потихоньку знакомилась с коллективом.

В основном это были сотрудники музея возрастом за сорок лет. Среди молодежи я заметила охранника, кассира и одну из сотрудниц научного отдела. Но все они были старше меня. Приходилось доказывать, что, несмотря на свой возраст, я вполне образованная и начитанная девушка. Жалела, что имела мало времени и возможности это доказать. Ведь я встречалась с коллегами только в обеденное время, да иногда в рабочее, когда кто-то из них забегал на мою территорию.

Чаще общалась с Аделаидой Германовной, но больше по делу, так как на другие отстраненные темы она не любила говорить в рабочее время, подчеркивая, что мы здесь находимся не для светских бесед.

Мы с Марком переехали в родительскую спальню, заменили матрас на кровати на новый, а мама переместилась в мою комнату. В нашей спальне кроме двуспальной кровати от родителей остался большой угловой шкаф с зеркалом на дверце, две прикроватные тумбочки и небольшие коврики по обеим сторонам кровати. Вся мебель и двери светло-коричневого оттенка, и только линолеум с рисунком, напоминающим паркетную кладку, более темного цвета. На тумбочках светильники с плафоном, похожие на гриб, и в них вкручены тусклые лампочки, создающие неяркое свечение, которым удобно пользоваться перед сном. Над кроватью я повесила картину, которую не так давно приобрела на «Арбате», и она хорошо вписалась в интерьер, наполнив его новым смыслом.

Шанди тоже переехал. Вместе со мной. И в первую ночь лег спать на мою подушку. И все бы ничего, если бы Марк не вздумал заняться со мной любовью. Он стал целовать меня, но вдруг поднял голову и посмотрел на Шанди. В комнате горел один светильник, и ему не составило труда увидеть котенка.

– Он так и будет здесь спать?

– Он привык. Что не так?

– Он тронул меня своей лапой.

– Тебе показалось.

– Нет, Лиза. Ему придется изменить свои привычки.

Марк взял его в руку и сбросил с кровати. Затем снова принялся меня целовать, но так как эта кровать была ниже, чем в моей бывшей спальне, да и Шанди немного подрос, котенок легко взобрался на кровать и занял свое привычное место. Марк решил проигнорировать его появление, но Шанди, видимо, это не понравилось, и он набросился на голову Марка.

Это произошло так молниеносно, что я не успела предотвратить последствия. Савельев вскрикнул и, схватив Шанди, отбросил его в сторону. Но не рассчитал силу броска, и котенок ударился о стену. Он издал визг, и в это мгновение мое сердце едва не разорвалось на куски.

– Марк! Ты с ума сошел?!

Я оттолкнула Савельева от себя и прыгнула на пол к Шанди. Из моих глаз брызнули слезы.

– Шанди, ты как? – спросила я котенка, словно он мог мне ответить.

Я взяла его в руки, прижала к себе и стала гладить. Вопреки моим страхам, котенок не подавал признаков увечья и вцепился в меня своими когтями и зубами. Я надеялась, что это был сигнал игры, а не агрессии.

– Лиза, убери его из этой комнаты!

Я повернулась к Марку и зло посмотрела на него.

– Марк, как ты можешь быть таким жестоким?

– Он поцарапал мне ухо! Меня тебе не жалко?!

Он коснулся своего уха и продемонстрировал следы крови на пальцах. Я поднесла Шанди к своим глазам, повертела его тело, помяла по бокам, он не издал ни звука, и я, успокоившись, что с ним все в порядке, выставила котенка за дверь. После этого подошла к Марку и посмотрела на его ухо.

– Тебе надо в ванную. Там есть перекись и вата.

Я услышала, как Шанди стал скрести в дверь и мяукать, просясь, чтобы его пустили.

– Он не будет здесь спать, – глядя на меня исподлобья, твердо сказал Марк.

– Хорошо, пошли в ванную, я обработаю тебе ухо.

Мама услышала вопли Шанди и вышла из комнаты. Волос взъерошенный, глаза заспанные. Видимо, уже дремала.

– Что случилось? – спросила она нас.

Мы были в ванной. Марк присел на ванну, а я обмакивала его ухо перекисью. Мама мгновенно проснулась, увидев царапину на Марке.

– Боже мой, Марк, это кот тебя?

– Да. Приревновал к своей хозяйке.

Я почувствовала, как краска разлилась по моему лицу. Несложно было догадаться, в какой момент Шанди проявил агрессию.

– Мама, ты заберешь Шанди к себе? Он любит спать на подушке.

– Говорила я тебе, незачем его приучать к ней.

– Ты заберешь? – настойчиво повторила я.

– Хорошо.

Я заклеила Марку ухо пластырем, чтобы ночью оно не стало кровоточить и не испачкало подушку, мы вернулись в спальню и закрыли дверь. В постели Марк снова полез ко мне целоваться, его рука проникла под мою сорочку и нащупала грудь.

– Марк, ты думаешь, после произошедшего я еще хочу заниматься с тобой сексом?

Я уперлась ему руками в грудь, отталкивая от себя.

– Я еще и виноватым остался?

– Как ты мог так его бросить? Он же маленький. А если бы ты разбил ему голову?

– Не разбил же. У кошек семь жизней, что ему будет?

– Я никогда не думала, что ты такой жестокий.

Я схватила его за руку, что сжимала мою грудь, и заставила его отпустить меня. Он отстранился, и я отвернулась от него на бок, демонстративно выключив свет. Я была рассержена на Марка. Бедный маленький Шанди! А если бы он серьезно пострадал? Как бы я это пережила? Ведь мне подарил его Шандор.

Не прошло и минуты, как Марк перегнулся через меня и снова зажег светильник. Свет, хоть и не яркий, ослепил мои глаза. Марк пристроился сзади и обнял меня, прижавшись губами к моей шее.

– Прости, Лиза. Я не хотел. Я, правда, не хотел, это вышло случайно. Обычный рефлекс на боль. Не дуйся. Не будем же мы ссориться из-за какого-то кота.

– Это не какой-то кот. Это мой кот, Марк!

– Да, конечно. Прости. Я больше пальцем его не трону.

Он поцеловал меня в шею, затем аккуратно коснулся губами моего плеча. Видя, что я не сопротивляюсь, он осмелел еще больше и стянул с моего плеча лямку от сорочки. И уже совсем уверено обнажил мою грудь, стал покручивать пальцами мой сосок. Я возненавидела свое тело, которое молниеносно отозвалось на его ласку – с моих губ сорвался легкий стон. Марк опрокинул меня на спину и нашел своими губами мои губы. Я закрыла глаза и снова вернулась воспоминаниями в тот вечер, когда с такой же страстью принимала ласки Шандора. И я снова была с ним.

Но вдруг, словно во сне, я услышала какой-то звук, напоминавший жалобный писк.

– Марк, погоди, – я схватила его за плечи и вынудила остановиться.

Мы услышали хоть и довольно тихое, но настойчивое мяуканье Шанди из соседней комнаты. Я предположила, что он не захотел спать на маминой подушке, и просился выйти из комнаты.

– Марк, я так не могу, – увиваясь от губ Савельева, сказала я. – Может, мы пропустим один денек, а завтра я что-нибудь придумаю?

Марк откинулся на свою подушку.

– Чертов кот!

Я уже поднялась на кровати, чтобы пойти за Шанди, как Марк удержал меня за руку.

– Постой.

Он схватил мою подушку и направился с ней в коридор.

– Марк, что ты задумал?

Я бросилась следом за ним, вообразив, как Марк хочет придушить кота моей подушкой. Савельев постучал в комнату к маме.

– Елена Ивановна, можно войти?

– Секунду.

Должно быть, мама надевала халат. Она сама открыла дверь. Шанди выбежал из комнаты и бросился к нам в спальню. По пути я его поймала и взяла на руки.

– Он никак не успокоится, – сказала мама. – Не знаю, что с ним делать. Не стал спать со мной.

– Давайте Лизе свою подушку, а эту возьмите себе. Может быть, это заставит кота замолчать.

– Марк, это не собака, – сказала я. – Думаешь, он почует мой запах?

– Это животное, у них отличный нюх. Хотя бы на одну ночь твоего запаха коту хватит.

Я почувствовала, как мои щеки снова загорели. Мама согласно кивнула головой, они обменялись с Марком подушками, я передала Шанди маме, и мы вернулись в нашу спальню.

Несколько минут я прислушивалась к звукам за дверями, но стояла тишина, и Марк снова склонился надо мной.

– Если твоя мама не придушила его своими руками, то, наверное, он уснул.

Я шлепнула Марка по плечу и невольно рассмеялась.

– Как ты можешь такое говорить о моей маме?

– Я думаю, она на многое способна, чтобы дать нам закончить начатое.

– Марк, у тебя после всего этого еще не пропало желание? – продолжая смеяться, спросила я.

– О нет, Лиза, оно стало только острее.

Я помогла Марку стянуть с себя сорочку, и без каких-либо помех мы занялись любовью.

Мы одевались с Марком в нашей комнате на работу. Погода обещала быть жаркой, и я надела одно из своих любимых голубых платьев с коротким рукавом и пояском. Округлый воротник и широкая юбка, как обычно скрывали все прелести моей фигуры, и Марк впервые возмутился моим видом.

– Почему ты редко носишь вещи в обтяжку? У тебя потрясающая фигура.

– Марк, моя потрясающая фигура не для чужих глаз.

– Ах, вот в чем дело. Сохраняешь интригу?

– Да. Не люблю, когда на меня таращатся все, кому не попади.

Марк натянул на себя серые брюки и заправлял в них белую рубашку. На ногах у него были белые носки, и наготове лежал галстук более темного оттенка, чем костюм, с диагональными узкими полосками белого цвета.

– Поможешь завязать мне галстук?

– Ты шутишь? Я не умею.

– Давай научу. Мне бы хотелось, чтобы ты по утрам завязывала мне галстуки.

– А ты будешь заплетать мне косы? – хохотнула я.

– Не уверен, что справлюсь. И вообще я бы предпочел видеть тебя с распущенными волосами.

– Марк, я работаю в серьезной организации, с собранными волосами все-таки я смотрюсь респектабельнее.

– Того и глядишь, нацепишь пучок на макушку и оденешь очки.

Мы посмеялись. Я успела собрать свои волосы в обычный незамысловатый хвост на макушке и подошла к Марку, который застегнул свой ремень. Я взяла галстук и попросила его показать, как вязать узел. Савельев медленно продемонстрировал самый простой способ завязывания галстука, затем его распутал и попросил повторить. Я постаралась сделать это быстро, пока в памяти сохранялись манипуляции Марка, но все равно в конце сбилась, и узел не получился. Мы стояли около зеркала, и Марк следил за моими движениями. Савельев показал, в чем была моя ошибка. После этого я распутала галстук и повторила все вновь. Только уже без ошибок. Я подтянула узел ближе к шее Марка, и осталась довольна результатом.

– Я никогда не сомневался, что ты способная ученица.

Марк поправил галстук и насмешливо посмотрел на меня. Когда я поняла, о чем он, дурацкая краска снова залила мое лицо.

– Обожаю, когда ты краснеешь.

Он наклонился, чтобы меня поцеловать.

– Марк, поехали, а то я опоздаю.

Подготовка к свадьбе шла полным ходом. Мы нашли кафе, где собирались праздновать это событие, обратились к свадебному агентству, забронировали их услуги на интересующую нас дату. Отдельно нашли фотографа и оператора. Пару раз ходили с мамой в свадебные салоны, я примеряла платья. Все, что нравились маме, я считала чересчур напыщенными и дорогими, все, что мне – не приглянулись ей. Она заподозрила, что я не соглашаюсь с ее выбором назло, а не потому, что мне не нравится наряд. По ее убеждению, не может быть некрасивым платье, которое стоит больше, чем моя зарплата. Я в свою очередь подозревала, что ее выбор дорогих платьев связан с желанием посильнее ударить по карману отца. Ведь он спонсировал покупку свадебной одежды и обуви. По итогу мы уходили ни с чем, и я подумывала пойти в салон одна, чтобы самой определиться с платьем.

Была середина сентября, когда отец пригласил нас с Марком к себе домой. Он хотел познакомить нас с Ларисой и Машей. Я долго отказывалась от этой встречи, находя удобные предлоги, но однажды мои аргументы иссякли, и я согласилась на приглашение.

Мы вошли в квартиру. Детский плач услышали еще на лестничной площадке. Как сообщил «молодой» отец, у Маши резались зубки, и она временами вела себя неспокойно.

– Может, нам надо прийти в другой день? – зацепилась я за такую возможность.

– Лиза, этот период может затянуться на долгие месяцы, – пояснил отец, – так вы никогда не познакомитесь с сестрой.

Я сделала едва заметный вдох-выдох.

Мы прошли в единственную комнату в этой квартире. В ее скромной обстановке присутствовала только самая необходимая для жизни мебель. И никакого телевизора.

Лариса держала дочь на руках. Женщина сильно отличалась от той, что я застала когда-то в больнице. На голове наспех собранный хвост и ни грамма косметики на лице, под глазами темные круги и более впалые щеки, чем при нашей первой встрече. На ней полинялая футболка (вероятно, отцовская) и пестрые лосины. Она не посчитала необходимым прихорошиться к нашему приходу, либо у нее просто не нашлось на это времени. Она улыбнулась нам, и я с грустью призналась себе, что, не смотря на свой внешний вид, она осталась красивой и привлекательной женщиной. В ответ я тоже выдавила улыбку, демонстрируя отцу свою готовность принять Ларису в члены нашей семьи. Он представил нас друг другу.

Маша успокоилась и оказалась такой, как я и представляла ее – улыбчивая, милая девочка с пухлыми щечками, покрытыми небольшим диатезом. И пока она находилась на руках у своей матери, вызывала у меня умиление. Но стоило ей попасть на руки отца, как мое отношение к ней изменилось. Невольно меня покоробило от того, как они друг на друга реагировали. Ничего не могла с собой поделать. Я ревновала.

Лариса пригласила нас за стол. Она извинялась, что он небогат на яства, но на большее у нее не хватило времени, так как Маша весь день капризничала. Мы, разумеется, ее успокоили, что не стоило заморачиваться по поводу стола, могли обойтись одним чаем.

Отец спросил, как идут дела по подготовке к свадьбе, купила ли я платье. Говорить об этом, когда отец жил в столь скромных условиях, было неловко. Он давал мне деньги на организацию банкета, на платье и обувь, а сам довольствовался малым. Марк отвечал сам, потому что слова застряли у меня в горле. Но про платье он не знал, и я ответила, что пока его не купила, не сошлись во вкусах с мамой. Я планировала пойти в салон завтра и сделать выбор самостоятельно.

Мельком я бросила взгляд на Ларису. Она сидела, опустив глаза, словно бы разговаривая с Машей, притихшей у нее на коленях. У меня закралось подозрение, что тема наших предсвадебных трат ей неприятна. Но я ведь не каждый день выхожу замуж, пусть потерпит. Мне тоже предстоит терпеть и мириться с ее существованием. Не говоря уже о существовании ее дочери. И все угрызения совести как ветром сдуло.

Когда мы ехали домой, Марк заметил, что у меня миленькая сестренка.

– Не называй ее так, пожалуйста. Я же просила.

– Все-таки ревнуешь. Ты привыкнешь, поверь моему опыту.

– Какому опыту, Марк? Сколько лет твоим брату и сестре, а ты ни разу их не видел и не стремишься к этому?

– Ты знаешь, это из-за мамы.

– Мне мама не помешала познакомиться с Машей. Что мешает тебе? Только твои собственные убеждения.

– Ладно, проехали. Давай лучше поговорим о другом.

– О чем?

– О квартире. О вашей квартире. Я посчитал некорректным поднимать эту тему в присутствии Ларисы, и решил сначала обсудить с тобой.

Я заинтересовано обернулась.

– Рад, что эта тема тебе любопытна.

– Ты еще ничего не сказал, откуда такие выводы?

– Я назвал ее имя, и полагаю, именно это вызывают твою реакцию. Но опустим мои наблюдения. Сейчас я буду говорить, как юрист, надеюсь, ты меня поймешь. Твои родители подали на развод?

– Да. Практически сразу.

– И отец планирует жениться после его получения, так?

– Думаю, да. Он ответственно относится к таким вещам. Ведь в его новых отношениях есть ребенок.

– А также он является собственником квартиры, где вы с мамой живете, все верно?

– Да, наверное, я не очень в этом разбираюсь. Кажется, квартира принадлежит им обоим.

– Какие у них планы по поводу квартиры?

– Они не собираются ее делить, если ты об этом.

– Тебе надо попросить отца переписать на тебя его долю, оформить дарственную.

– Он и так остался ни с чем, а ты хочешь, чтобы я у него последнее отобрала?

– А ты хочешь, чтобы в случае его смерти, на его долю претендовали еще двое наследников?

– Марк! Как ты можешь говорить мне про смерть папы?!

– Лиза, это жизнь. Мы не знаем, где и когда она оборвется. Я юрист и должен позаботиться о твоем благополучии. Вопрос остался открытым, ты хочешь делить наследство с его новой женой и ребенком?

Мысль о смерти отца была невыносимой, но Марк говорил разумные вещи.

– Что ты от меня хочешь, Марк? Ты меня слишком хорошо знаешь, чтобы самому не ответить на этот вопрос.

– Тебе надо поговорить с отцом и попросить оформить дарственную.

– Я не могу. Как ты себе это представляешь? Я должна с отцом говорить о его смерти? Это бесчеловечно.

– Хорошо, давай я поговорю.

– Какой тебе в том интерес, Марк? Тоже претендуешь на эту долю в случае моей смерти?

– Зачем она мне? У меня есть квартира. Ты видимо, не в курсе. Но квартира, где живет моя мать, принадлежит мне. Они с отцом давно переписали ее на меня. Еще когда разводились. Я беспокоюсь исключительно о тебе. Чтобы потом ты не говорила мне, что я юрист и не позаботился о твоем благе, зная все тонкости. Ну, так что, будешь делиться с Ларисой и сестренкой или мне поговорить с Андреем Александровичем?

– Марк, ты опять?! – услышав «сестренку», возмутилась я. – Хорошо, поговори. Только пусть папа не думает, что я желаю ему смерти. Не говори, что обсуждал это со мной.

– Договорились, – засмеялся Марк.

Я ехала в свадебный салон, чтобы выбрать и купить платье. Погода благоволила к прогулке, и я сошла на остановку раньше. Моя дорога лежала через сквер. Он внушительных размеров, но довольно запущенный. Деревья, которые растут вдоль дорожек, давно никто не обрезал и не спиливал засохшие ветки. Когда-то здесь были клумбы с цветами, но сейчас на них растут только сорняки, да валяется всякий мусор. Несколько тропинок, пересекающих этот сквер, сходятся в центре, и раньше на этом открытом пространстве находилась большая карусель, управляемая только руками человека. Но несколько лет назад ее убрали, а яма, куда была вмонтирована карусель, так и осталась незаложенной, представляя собой опасность. Ее огородили деревянными козлами, которые тоже сломались и наполовину провалились в эту яму. По краям дорожек сквера стоят облезлые лавочки со сломанными гнилыми перекладинами. Сидеть на таких лавочках невозможно. В одном из уголков сквера виднеется детская площадка с песочницей, качелей и каруселью. Но все настолько ржавое и старое, что может привлечь к себе только самых отчаянных мамаш и их несмышленых отпрысков. Этот сквер не предназначен для приятного отдыха, а скорее служит для сокращения маршрута к месту назначения, и именно из-за этого часто многолюден.

Еще издалека я заметила цыганку, бродившую с маленьким мальчиком по аллее. Она порывалась остановить прохожих, в основном женщин, и что-то им предлагала. Но те отшатывались от нее как от чумной и ускоряли шаг. Мой путь лежал мимо нее, и я не знала, как поступить – изменить маршрут, чтобы не стать жертвой ее домогательств, или смело пойти навстречу. Но в который раз напомнив себе, что страху надо смотреть в глаза, я решила не сворачивать со своего пути. Я взглянула на нее, как на соотечественницу Шандора, близкую ему натуру, и вложила в нее лучшие от него качества. Ведь не может он один быть таким исключительным среди цыган. Я убедила себя, что зла от нее не будет, что наши страхи перед этим народом от незнания их традиций и обычаев. Но ведь я знала, и очень много. И эти знания должны помочь мне посмотреть на нее глазами Шандора.

Я приближалась к ней. Она была одного со мной роста, с крупными чертами лицами и во рту виднелись металлические коронки. На ней была длинная пестрая юбка преимущественно красного цвета, не менее разноцветная блузка и красный платок на голове.

– Красавица, дай ручку, погадаю. Все тебе скажу, что было, что будет, как жизнь твоя сложится. Ну не спеши, милая. Вижу много общего между нами. Погоди…

Последние ее слова заставили меня остановиться. Я обернулась к ней. Смело смотреть страху в глаза, – снова повторила я себе.

– Что общего? – не удержалась я. Откуда она знает?

– Позолоти ручку, все расскажу.

Я полезла в сумочку. У меня не нашлось купюр меньше сотни и мне пришлось дать ей 100 рублей. Она ловко свернула их одной рукой и запихала к себе под блузку (в бюстгальтер?). Ловким движением руки она взяла мою правую кисть, стала водить пальцем по линиям на ней. Руки у нее были шершавые, с короткими ногтями, окрашенными красным лаком, и довольно грязные.

– Большая любовь в сердце твоем живет. Большая, но несчастливая. Может от того, что невзаимная, а может еще по какой причине… Не вижу. А если позолотишь ручку, то скажу, что ждет тебя в будущем…с этой твоей любовью…

Я почувствовала, что начался «развод». Но пока попадала в точку, стало интересно, что же дальше. Вынула ей еще 100 рублей.

– Вот здесь, видишь, линия обрывается, – снова вела пальцем по линии она.

– Да, это плохо? Болезнь, смерть – что это?

– Не торопись, красавица. Это линия твоей любви. Потеряешь ты свою любовь. Навсегда или нет, сказать не могу. Но вот здесь снова продолжается. А позолотишь еще ручку, скажу, что значит это.

Очередные сто рублей ушли под блузку. Мимо нас прошла неравнодушная женщина, которая посоветовала мне бежать от цыганки, пока она не вытрясла из меня все деньги. Я ободряюще ей улыбнулась, но ничего не ответила, вернувшись взглядом к цыганке.

– Продолжение линии – это или новая любовь тебя настигнет или прежняя возродится. Как она тобой вновь овладеет, ждет тебя счастье. И много детей вижу…

– Когда это все будет?

– Не знаю, милая. Может сейчас этот «обрыв» в твоей судьбе, а может только ждет он тебя впереди. Сроков сказать не умею. Но кто ждет, тот вознагражден будет.

Шандор сказал, что его мама хороший психолог. Может ли эта цыганка по моему лицу, по моим словам и манерам считать мое будущее? Или действительно все «видела»? Могла ли я довериться словам этой женщины? Что она сказала? По сути, ничего конкретного. Любому, кто хоть раз любил, это гадание могло подойти.

Я посмотрела на мальчика, что жался к материнской юбке. Такие черные глаза, такой пронизывающий взгляд, такой кудрявый. Столько схожего с ним.

– Как его зовут? – не удержалась я.

– Шандо́р, – ответила цыганка.

Меня пронзило, как стрелой. Так не бывает. Может, это мне снится? Произношение имени странное, но все равно созвучно с его именем. Может быть, это связано с разными диалектами цыганского языка?

В сумке оставалось только 500 рублей и мелочь, я вынула последнюю купюру и протянула цыганке.

– Возьмите, это мальчику.

Она не растерялась, направила купюру следом за остальными. А я развернулась и поспешила дальше. Я потратила все деньги, которые дал мне Марк, но нисколько о том не жалела. Наступило какое-то удовлетворение в душе. Словно я совершила благородный поступок. Возможно, так все чувствуют себя после расставания с цыганками, прозрение придет позже, но в этот момент я о том не думала.

Я подошла к свадебному салону, но на входе остановилась. А что если встреча с цыганкой, ее гадание это был знак свыше? Почему я встретила ее именно сегодня, именно сейчас, когда шла за платьем? «…или прежняя возродится. Как она тобой вновь овладеет, ждет тебя счастье. И много детей вижу». Могут ее слова быть пророческими? Что если есть обстоятельства, о которых я еще не знаю, и они способны соединить нас с Шандором вновь? Не будет ли ошибкой этот брак, который я сама придумала, чтобы успокоить свою совесть? Нет, все неспроста. Я не могу выйти замуж за Марка. Не сейчас. Отец прав. Надо подождать.

Я развернулась и пошла обратно. Тем же путем. Цыганку и ее ребенка не встретила. Словно их и не было. Но отсутствие денег в кошельке говорило об обратном. Те, что отец дал мне на платье, я держала в другом укромном месте в сумке. Убедив себя, что это точно был знак, я поехала домой.

Мы с Марком ужинали на кухне. Вчера я сварила овощное рагу, и на вкус оно превзошло все мои ожидания. Даже мама похвалила. Сейчас она была на родительском собрании в школе, и мы решили ее не дожидаться.

Савельев поинтересовался, почему я не купила продукты, которые он просил. Я расслышала его не сразу, продолжая размышлять над встречей с цыганкой и ее гаданием. Я думала, как сказать Савельеву о своем новом решении не выходить за него замуж, как обосновать это. Уже внесена предоплата, заказано кафе, при отказе мы теряли некоторый процент от внесенной суммы, и это меня удручало. Я представляла, что скажет мама. Готовилась к худшему.

– Лиза, ты меня слышишь?

– Что?

Савельев повторил вопрос о продуктах.

– Не купила. Забыла.

– А платье?

– И платье не купила.

– Опять не понравилось?

– Нет, Марк. Я передумала.

Пристальный взгляд исподлобья. Но эти серые глаза не выворачивают меня наизнанку и не затягивают в бездну. Я даже не отводу глаз.

– Передумала – что?

– Выходить за тебя замуж.

– Почему?

– Ни к чему все это. Дорого. Отец еле концы с концами сводит, тратится на эту свадьбу. Это неправильно.

Довод так себе, и Марк легко обошел его:

– Мы можем отказаться от всех трат, сыграем свадьбу дома, без гостей, в узком семейном кругу. И платья не надо. Возьмем что-нибудь проще, чтобы потом носить на работу.

Я молчала. Ничего убедительного на ум не приходило.

– Или дело не в деньгах? – догадался Марк. – Что-то произошло сегодня, чего я не знаю?

– Ничего не произошло. Я просто шла в салон, и поняла, что это неправильно. Не могу я выйти замуж без любви. Ты прости, но это правда.

– Вот так просто шла, и вдруг поняла, – с сомнением в голосе повторил Савельев мои слова. – Это из-за него?

– Из-за кого?

– Из-за твоего цыгана?

– Марк, мы условились о нем не говорить.

– Но думать о нем тебе никто не запретит, так, Лиза?

– Что ты хочешь от меня услышать?

– Я пытаюсь понять, на что ты надеешься? Он женат, и никогда не уйдет из семьи. Их законы ты знаешь лучше меня.

– Знаю, Марк. Я решила остаться верна своим принципам и выйти замуж только по любви. Ты ведь и сам не готов к этому браку. Ты согласился только чтобы угодить мне. Но признайся, что мы погорячились?

– Лиза, ты хочешь, чтобы мы расстались?

Я несколько секунд молча смотрела ему в глаза и не знала, что ответить. Мама только стала приходить в себя после разлуки с папой, и во многом благодаря появлению в нашем доме Марка. Готова ли я остаться с ней один на один, если Марк уйдет? Ох, нет, я и сама еще слишком слаба. Ведь Марк поддержка не только для мамы, но и для меня. И без него я пропаду.

– Нет, Марк. Я просто хочу отменить свадьбу. Я не хочу, чтобы отец платил за фальшь.

– Черт с этой свадьбой. Мне все равно, будем мы женаты или просто жить вместе, для меня это не принципиально. Главное, чтобы ты была рядом.

– Хорошо, Марк, меня это устраивает.

Как и ожидалось, разразилась буря. Мама бушевала. Столько сил, энергии и денег было потрачено, и «все коту под хвост». Винила во всем меня. Снова вспомнила об отце и его предательстве и сказала, что это его дурное влияние. Ему стоило быть со мной строже, а не попустительствовать моим прихотям. И добавила, что, конечно, он не мог быть со мной строгим, потому что я знала о его измене и покрывала его.

Не знаю, сколько бы еще она сотрясала воздух своими криками, если бы не вступился Марк. Ему удалось ее успокоить и убедить, что сам он этим обстоятельством нисколько не огорчен, ведь мы с ним остаемся вместе, просто решили не скреплять свой союз браком. Возможно, свадьбу сыграем позже, но уже скромнее и в узком кругу.

Утром на кухню я пришла позже всех. Мама сварила овсяной каши, бросила в нее кусочек масла и, отложив мне отдельную порцию, добавила сахар в оставшуюся часть. Марк не очень любил каши, обычно предпочитал омлеты, гренки или бутерброды с ветчиной, но я не купила вчера продуктов для его любимого завтрака, и ему пришлось согласиться на овсянку. В турке мама сварила кофе, и его дурманящий аромат пробуждал не хуже самого напитка.

– Доброе утро, красавица, – поздоровалась со мной мама недовольным тоном. – Твой мужчина с голоду умрет, пока ты накрасишься, да прихорошишься.

– Спасибо, мамочка, что ты меня прикрыла. Думаю, Марк не возражает против твоей кашки.

– Марк не возражает против гренки с ветчиной, но кто-то вчера об этом забыл и не купил, – сказал Савельев. – Сегодня, надеюсь, возьмешь?

У меня не осталось денег из тех, что давал мне Марк, и выход был только один – взять из тех, что лежали на платье. Ведь не могла же я признаться Савельеву, что потратила деньги на цыганку. А папе я потом верну недостающую сумму. Когда получу первую зарплату.

– Возьму, Марк.

Я разлила кофе по чашкам и подставила одну Савельеву. Мама наложила ему овсянки, и подала нам обоим тарелки. После этого она выложила остатки себе, и села за стол.

– И Маркуше надо наполнитель в туалет купить, – сказала мама. – Говорят, он очень хорошо скрывает запах.

– Кому купить? – не поняла я.

– Тебе, наверное, твой же кот.

– Я не об этом. Как ты его назвала?

– Маркуше, твоему коту.

Я недоуменно посмотрела на маму. Какому еще Маркуше?

– Мама, с тобой все хорошо?

Марк тихо посмеялся в кулак и опустил глаза в тарелку с кашей.

– Твоему коту, ты забыла о нем? – сказала мама. – Ну, конечно, он же теперь мой кот – я его кормлю, он со мною спит, туалет я за ним убираю.

– Я помню о коте, только зовут его Шанди!

– А мне больше нравится имя Маркуша. Тоже есть шипящая, и когда он хочет есть, ему все равно как его зовут.

– Мама, моего кота зовут Шанди! – с ноткой раздражения произнесла я. – И я тоже, не к столу будет сказано, убираю за ним туалет.

– Тогда у кота будет два имени, – сказала она и взялась за свой завтрак.

Что это? Она объявила мне войну? Из-за того, что я отказалась выходить замуж за Марка? А он чего скалится? Ему забавно, да? Это он ей сказал, что означает имя Шанди? И надо же было назвать его Маркушей!

– А как ты будешь его называть, Марк? – хмуро взглянув на Марка, спросила я.

– Мне все равно, как его зовут, хоть Гитлером. Но Маркуша это, конечно, очень смешное имя. За находчивость, Елена Ивановна, вам пять с плюсом.

Сговорились, значит. Ну что ж, Лиза, получила, что хотела. Я встала из-за стола, у меня разом пропал аппетит.

– Спасибо, за вкусный завтрак. Я буду готова через пять минут, Марк. Не опаздывай, пожалуйста, иначе будешь сам себе галстук вязать.

И я вышла из кухни.

Мы ехали с Марком в машине и почти не разговаривали. Если он что-то и спрашивал, я отвечала, но тему не развивала и своих вопросов не задавала. Я все еще злилась на них с мамой за новое имя, которое они придумали для Шанди. Возможно, это была идея мамы, но пришла она ей с подачи Марка, и этого я ему не могла простить. Вроде глупость, но сильно меня задела, задела мою память о Шандоре. Словно его хотели вычеркнуть из моей жизни, стерев любые напоминания о нем.

Маркуша! Ужасно звучит! Никакой гордости в имени, словно речь о каком-то дурачке! А мой кот совсем не дурак. Дети не преувеличивали, он действительно оказался умным котом – не драл мебель, не рвал обои, ходил в свой лоток и даже умел быть верным. Правда, только моему запаху. С той памятной ночи мы продолжили с мамой обмениваться каждую ночь подушками, потому что Шанди соглашался спать только на той, что хранила мой запах. И вдруг Маркуша! А если он привыкнет к этому дурацкому имени и будет откликаться на него, а не на Шанди? Ведь сейчас он чаще проводит время с мамой, чем со мной. Ох, нет, как же этого избежать?

Вечером я вернулась домой позже всех. Потому что заходила после работы в магазин купить Марку продукты для завтрака. Мама приготовила ужин и, слава богу, в этот раз не упрекнула меня в том, что это сделала не я для своего мужчины.

За ужином она поинтересовалась у Марка, рассказал ли он своей матери об отмене свадьбы. Словно они не могли обсудить эту тему, пока меня не было. Но нет, надо лишний раз продемонстрировать мне всеобщее недовольство. Марк без обиняков заявил, что мама была в негодовании, но он взял всю вину на себя и сказал ей, что решение отложить – а не отменить – свадьбу исходило от него, и что мы вернемся к этому вопросу на следующий год. Все-таки жениться лучше летом. А сейчас это было спонтанное решение, навеянное романтическим путешествием.

– Ох, Марк, зря ты ее покрываешь. Она отцом вертела столько лет, а теперь будет тобой крутить.

– Мама, вообще-то я тоже сижу здесь и все слышу, – вставила я свое слово.

– Взять бы ремень, да всыпать тебе по первое число.

– Елена Ивановна, ну не надо так. Я же вам сказал, это было обоюдное решение. А маме я немного приврал. Не обязательно ей знать, что у нас тут происходит. Мы вместе и это главное.

На кухню забежал Шанди и приблизился к своей миске.

– О, Маркуша тоже поужинать пришел, – сказала мама, глядя на котенка.

Мой ужин так и остался недоеденным. Я встала из-за стола и вышла из кухни. Я не буду воевать с мамой. Пусть она ведет войну сама с собой. Однажды ей это надоест. Вместо этого я пошла и погладила рубашки Марка, которых набралось пять штук. Я никогда не любила это занятие, но раз решилась на авантюру, называемую семейная жизнь, роль надо исполнять добросовестно. И завтрак приготовлю, и секс на блюдечке. И вам больше не к чему будет придраться. Вот только понравится ли вам их холодная подача?

Утром я поднялась раньше всех и пошла готовить завтрак. Ко мне прибежал Шанди. Он потерся об мою ногу и требовательно попросил есть. Я дала ему творог, разведенный небольшим количеством молока, и налила свежей воды. После этого принялась за наш завтрак. Я сделала омлет, порезала пластинками ветчину, подрумянила в тостере хлеб, и пока он был горячим, посыпала на него тертый сыр, он расплавился и после остывания схватился корочкой.

На кухне появилась мама, когда я уже варила кофе в турке. Шанди сидел на мягком уголке и умывался.

– Доброе утро, – сказала она. – Чего так рано встала? Вину чуешь?

– Доброе утро, мама. Нет, есть захотела. Вчерашний обед у меня давно переварился.

Тем самым я напомнила ей, что вчера осталась не только без завтрака, но и почти ничего не съела на ужин.

– Маркуша-то уже поел?

– Не знаю, о ком речь. И если вдруг ты захочешь накормить моего кота, которого зовут Шанди, то спешу тебя предупредить, что он уже сыт.

Я наложила всем омлет, подала тосты, нарезку ветчины, разлила кофе и ушла «прихорашиваться». Марк тем временем тоже поднялся, побрился и пришел на кухню. Они не стали с мамой дожидаться моего возвращения и начала завтракать без меня.

– Лиза, а ты отцу сказала об отмене свадьбы? – спросила мама.

– Нет. Сообщу в ближайшие дни.

– Эта его кикимора наверняка обрадуется, что все отменилось.

Мы проигнорировали мамино замечание, хотя в душе я не могла с ней не согласиться. По стеклу застучал дождь, и мы все обернулись к окну. К счастью, Марк по утрам отвозил меня на работу на машине, и непогода меня не напугала.

Вдруг на зубе у Марка что-то хрустнуло, и это услышали даже мы. Он искоса посмотрел на меня. Видимо, ему попалась яичная скорлупа.

– Извини, – вежливо-холодным тоном сказала я. – Несколько осколков попало в омлет, я не смогла их выловить.

– Она никогда не умела яйца бить, – сказала мама. – Поэтому я ей не доверяла заводить тесто на выпечку.

Нет, я не могу стоять смирно, когда меня постоянно пинают. Я должна дать сдачи.

– Да, Марк, готовлю я не очень. Просто у меня было мало практики. Однако я быстро учусь. Но что я тебе говорю, ты же знаешь, какая я способная ученица.

И я улыбнулась ему наигранно обворожительной улыбкой, умоляя собственный организм не окрасить меня алой краской при этих недвусмысленных намеках.

– Ничего, научишься. Я потерплю.

– Видишь, мама, не всегда путь к сердцу мужчины лежит через желудок. А, впрочем, ты мне всегда именно об этом и говорила. Мы, кстати, тебе не очень мешаем по вечерам?

Марк поперхнулся, да и мама зарделась от моих слов. О Господи, Лиза, ты ли это? Как ты можешь говорить на такие темы, да еще с мамой? Как ты вообще можешь так разговаривать с мамой?! Что бы сказал папа на эти слова? А Шандор?

Я спряталась за чашкой кофе, потому что не смогла обмануть свою природу, и мои щеки тоже запылали. Я быстро закончила со своим кофе и убежала к себе в комнату, оставив посуду не вымытой. Не каждый день мне приходилось говорить такие вещи, и мне хотелось поскорее скрыться с глаз мамы.

Когда я завязывала галстук Марку, он не спускал с меня глаз.

– Лиза, что происходит?

– Что не так?

– Ты последние два дня сама на себя не похожа.

– Я привыкаю к новой жизни, Марк. Что тебя не устраивает? Завтрак я тебе приготовила, рубашки погладила, секс подала, галстук сейчас повяжу, что еще от меня требуется?

– Как минимум улыбнуться.

Я выдавила из себя улыбку.

– Теперь тебя все устраивает? – спросила я.

– Что за война между вами с Еленой Ивановной? Да и со мной ты не сильно любезничаешь. Это все опять из-за этого чертова кота?

– Это мой кот, Марк!

– Я уже сказал, что мне все равно, как его зовут. Это имя придумала твоя мама.

– Но кто навел ее на мысль это сделать! Только ты мог сказать ей, как звали… откуда имя Шанди.

– И что с того? Я не в ответе за полет фантазии твоей мамы.

– Что за дурацкое имя она ему дала? – скорее сама с собой, чем с Марком заговорила я. – Маркуша! Как Каркуша.

– Ты имеешь что-то против моего имени?

– Против твоего – нет. Но Маркуша – это перебор.

– Мы ссоримся на пустом месте, Лиза.

– Мой кот – не пустое место, Марк.

– Потому что его тебе Он подарил? – нахмурив брови, скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Марк.

– Да! – Я затянула галстук Марку ближе к горлу. – Теперь иди и скажи об этом маме. Чтобы она выбросила его с балкона, утопила в туалете или придумала еще какую-нибудь расправу над ним. Но только если она это сделает, я больше никогда не лягу в твою постель!

В глазах Марка засверкали гневные искры, он вздул ноздри, пытаясь сдержать себя, поджал губы, но не стерпел и выдал:

– Отлично! Сегодня ты поедешь на работу сама.

И Марк вышел из комнаты, хлопнув дверью. Мой взгляд невольно обратился к окну. Дождь также продолжал по нему безжалостно хлестать. Ничего, не сахарная, не растаю. А потом резко перевела взгляд на будильник, стоящий на прикроватной тумбочке, и ахнула. Времени для того, чтобы добраться на работу общественным транспортом оставалось не так много.

Я быстро выбежала в коридор и выскочила из квартиры раньше Марка. Когда я спешила на остановку, он проехал мимо, и моя надежда, что он остановится и подберет меня, не оправдалась. И мне ничего не оставалось, как добираться самой.

Вечером мы с мамой вернулись домой раньше Марка. Его долго не было, и мы стали волноваться. Она слышала, как мы говорили с ним на повышенных тонах, и хоть и не разобрала, о чем мы ругались, была уверена, что Марк отсутствует дома из-за нашей ссоры. Мы хотели позвонить тете Марине, но боялись, что если Марка не окажется и у матери, то вызовем тревогу и у нее. Его рабочего телефона мы не знали, и не могли позвонить в его контору, чтобы уточнить ушел ли он домой.

– Нет, Лиза, надо все-таки позвонить Марине. Она его мать, и может знать телефоны его друзей. Если его нет у нее.

Но стоило нам набрать номер телефона тети Марины, как ключ в замке провернулся и вошел Марк. Хотя слово «вошел» не точно характеризует его состояние. Мама быстро нажала на рычаг телефона, сбросив звонок. Он был пьян. И приехал за рулем. Именно это привело нас в наибольший шок. Я сразу вспомнила ту давнюю аварию, в которую он попал, пребывая именно в таком состоянии.

– Марк, мы тебя потеряли, – начала причитать мама. – Уже думали звонить Марине. У вас какой-то праздник на работе, да?

Она подошла к нему и подала руку, чтобы ему было, за что ухватиться, пока он разувался.

– Нет, не праздник, – еле ворочая языком, сказал Марк. – Я напился просто так.

– Марк, но ты ведь за рулем, – осторожно напомнила мама.

Он повис на плече мамы, и она повела его до спальни.

– Но как видите, я добрался целым и невредимым.

– Ты будешь есть?

Они прошли мимо, будто меня и не было в коридоре.

– Нет, я лучше сразу баиньки.

– Хорошо, Марк, поспи, утро вечера мудренее.

Я вошла следом за ними в спальню и помогла маме уложить Марка в постель. Я расправила кровать, сняла с него пиджак и галстук, стала расстегивать пуговицы на рубашке, но Марк начал падать на кровать, и я выпустила его их рук.

– Довела мужика, – буркнула мама, когда Марк погрузился в сон на своей подушке.

– Спасибо, мама, что помогла его уложить, – игнорируя ее замечание, сказала я, – можно мы с Марком теперь останемся вдвоем?

– Не вздумай его пилить за это!

– Спокойно ночи, мама.

Когда она вышла, я села на край кровати и уставилась на Марка. Все мое нутро обуял холод. Я вспомнила весь ужас той далекой ночи, когда пропал Марк. Он не пришел домой с университета, и тетя Марина подняла панику, когда и в девять вечера его все также не было. Она позвонила нам, подумала, что он мог находиться у нас. Но мы его в тот день не видели. Она обзвонила его друзей, телефоны которых имелись в ее телефонной книжке, но никто ничего не мог о нем сказать. И только к утру мы узнали, что он попал в аварию и находится в больнице. Он разбил машину, и восстановлению она не подлежала, но сам отделался только небольшими ссадинами и сломанной ногой. Но и этого нам хватило, чтобы испытать страх за его жизнь, пока мы добирались до больницы.

Я навещала его каждый день, и Марк тогда подшучивал, что если бы знал, что будет удостоен такого внимания к своей персоне, то давно бы нашел подходящий столб, чтобы разбиться на машине. Я не оценила черный юмор, и назвала его эгоистом, который думает только о себе. Если бы он только знал, как мы были обеспокоены его пропажей и новостью, что послужило тому виной.

И вот он опять сел за руль в нетрезвом состоянии. И это после нашей утренней ссоры. Имеет ли она отношение к причинам, побудившим его напиться? Из-за чего мы поссорились? Из-за Шанди и этого дурацкого имени, которое придумала ему мама? Разве стоит эта перепалка жизни Марка? Жизни того, кто был со мной с самого рождения. Нет, конечно, нет. Но причина ведь не только в этом, она гораздо глубже. Котенка мне подарил Шандор, и Марк об этом догадался. Я выразила Марку всю важность этого подарка для меня, поставив на кон наши с ним отношения. Любой бы на его месте был также оскорблен моим пренебрежением. Но чтобы из-за этого напиться?..

Я снова вернулась в тот день, когда Марк сказал нашим родителям о своих давних чувствах ко мне, и что эта любовь теперь с ним навсегда. Он произнес их в несвойственной ему романтической манере, и я подвергла сомнению их правдивость. А на следующий день был наш разговор, в котором он почти убедил меня, что влюблен. Но так и не сознался. И вот я снова спрашиваю себя – почему сегодня он напился? Неужели он все-таки любит меня? Но как можно скрывать это столько лет? И как можно предлагать мне опоить Шандора, чтобы затащить к себе в постель, если сам любишь и должен бы мечтать о его женитьбе на другой?

Или ему просто неприятно напоминание о другом мужчине, выраженное живым олицетворением его подарка? Задето его мужское эго? Да, это могло бы его задеть, ведь Марк не похож на человека, который «напился просто так». Но как предотвратить цикличность такого поведения? Меньше всего я желала быть виноватой в пьянстве Марка. Он мне дорог, и я не хочу потерять его в глупой аварии. Я сама инициировала наши отношения, и значит должна стремиться их сохранить. Пора поставить настоящее и будущее выше прошлого и ценить то, что имею, а не то, что потеряла. Ведь именно этого и ждет от меня Марк. И я должна оправдать его ожидания. Ведь он не только мой любовник, но и мой друг.

Глава четвертая

В разговоре с отцом по телефону я сообщила ему новость о том, что мы решили с Марком отменить свадьбу. Он обрадовался и сказал, что у него будто камень с плеч. Я обещала вернуть ему деньги, которые он давал на платье, но он и слышать о том не захотел. Просил оставить себе, мало ли на что понадобится. Я решила отдать деньги Ларисе, когда папы не будет дома. Возможно, она окажется менее щепетильна и примет их обратно.

Вечером того же дня я ощутила потребность поговорить с Марком. Утром он проснулся с ужасной головной болью, и мама дала ему таблетку. К моему завтраку он не притронулся, выпил только кофе с сахаром и съел мамино печенье. Вопреки ее просьбам не ехать за рулем, он собрался на работу на машине, меня с собой не позвал. Я и не просилась. Утро было пасмурным, но не дождливым, и никакого дискомфорта от утренней прогулки я не испытала.

Вечером он оказался дома раньше меня, и играл за своей приставкой, которую не так давно перевез из своего дома к нам. Они с мамой уже поели, и я ужинала в гордом одиночестве. Даже Шанди где-то спрятался и не вышел меня встретить.

Я зашла в зал к Марку, и села на диван рядом с ним. Мама находилась у себя в комнате, обычно в это время она проверяла тетради своих учеников. Савельев играл в какую-то игру-«бродилку» и был настолько ей поглощен, что как будто бы даже не заметил моего присутствия. Он уперся локтями в свои колени, держа в руках джойстик, и постоянно покусывал губы, находясь в сильном напряжении. Как такие игры могут расслаблять, я не понимала. На мой взгляд, лучше всего расслабить могла классическая музыка или чтение книги, возможно просмотр хорошего старого фильма, но у Марка были свои методы снятия стресса.

– Марк, ты можешь уделить мне немного времени?

– Да, но позже. Сейчас я занят.

– У тебя есть пауза, ты можешь ее нажать.

– Не могу, целостность пропадает. Это сбивает. Как и разговор с тобой.

– Хорошо, я подожду.

Я подошла к книжному шкафу и поискала глазами, что можно почитать. В основном на полках стояли авторы и их произведения из школьной программы, но кроме того здесь были и зарубежные романы таких писателей, как Марк Твен, Даниэль Дэфо, Вальтер Скотт и многие другие, которых в мои школьные годы я проходила факультативом. Среди зарубежных произведений были и те, что никогда не изучались в школе, а приобретались мамой, как дань моде – «Анжелика» Анн и Серж Голон, «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл, «Поющие в терновнике» Колин Маккалоу и даже «Любовник леди Чаттерлей» Дэвида Герберта Лоуренса, который мама не разрешала мне читать до шестнадцати лет.

Все эти книги в тот или иной период жизни были мною прочитаны, и к какой из них обратиться сейчас в ожидании «аудиенции» Марка, я не могла выбрать. Но потом мой взгляд упал на двухтомник Михаила Юрьевича Лермонтова, и я потянулась к нему. Взяв в руки первый том, я села на диван, чтобы почитать его стихи. Но прежде заглянула в его биографию.

– Марк! Ты представляешь, Лермонтов родился с тобой в один день!

– Что? – не расслышал Савельев, погруженный в виртуальный мир.

– Я говорю, что Лермонтов и ты родились в один день.

– Надеюсь, не в один год?

– Нет, Марк. Он опередил тебя лет на сто шестьдесят или даже больше.

– Ну слава богу. Лиза, я просил…

– Хорошо, молчу.

Я взялась за чтение стихов Лермонтова, но периодически возникающие возгласы Марка, сопровождаемые бранными словами, отвлекали меня от сосредоточенного прочтения, и я решила уйти в спальню. Я легла в постель, включила два светильника и погрузилась в книгу. Не знаю, сколько времени длилось мое чтение, но незаметно для себя я уснула.

Я увидела сон. Яркий, цветной и очень солнечный. Я на высоком обрывистом берегу, откуда открывается живописная панорама на склоны Кавказских гор, южную растительность и, конечно, на море. Я нахожусь в белокаменной беседке с голубой крышей на шести колоннах. Рядом со мной Шандор, и он читает мне стихи Лермонтова. Он улыбается и целует меня. И мы счастливы.

Я просыпаюсь, когда чувствую, как из моих рук кто-то вынимает книгу. Марк. Так нелегко после сна вернуться в реальность. Что-то кольнуло в груди, но я вздохнула и взяла себя в руки.

– Я, кажется, задремала…

Марк положил книгу на тумбочку, обошел кровать, снял с себя футболку и шорты, в которых ходил дома, и лег на свою половину, укрывшись одеялом. Я повернулась к нему.

– Марк, давай поговорим.

– О чем?

– О вчерашнем дне. Зачем ты выпил и сел за руль?

– На какую часть вопроса я должен ответить? – по привычке уставившись в потолок, спросил Марк.

– На обе.

– Я выпил всего пару стопок.

– Пару стопок?! Марк, ты еле держался на ногах. Мама помогала отвести тебя в спальню.

– Ну, значит последующих я уже не помню.

Марк замолчал, и мне пришлось повторить свой вопрос:

– Зачем, Марк?

– У меня был тяжелый день.

– Проблемы на работе? – встревожено спросила я.

Марк несколько секунд помолчал, продолжая сверлить глазами потолок, а потом ответил:

– Нет. Просто я устал. Мне надо было расслабиться.

– Если ты хотел выпить и расслабиться, не лучше ли это было сделать дома? Зачем садиться за руль? Ты хоть понимаешь, как мы с мамой за тебя переживали?

– Хорошо, в следующий раз я напьюсь дома. Это все, о чем ты хотела поговорить?

Он повернул голову и посмотрел в мои глаза.

– В следующий раз? – сказала я. – Марк, мне бы не хотелось, чтобы всякий раз, как тебе тяжело или ты устал, ты прятался за алкоголь. Ты взрослый и образованный человек, как ты можешь так рассуждать?

– Извини, сегодня у меня тоже был нелегкий день, и я хочу спать. Если у тебя все, спокойной ночи.

И он отвернулся от меня, выключив свой светильник. Я продолжала смотреть в его затылок, понимая, что этот разговор ничего не дал. Марк также на меня обижен и не собирается признаваться в причинах своей обиды. Я пододвинулась к нему ближе, и прижалась к нему своим телом. Правой рукой я скользнула по его плечу, предплечью и, нащупав его ладонь, обхватила ее своими пальцами.

– Марк, прости меня. Вчера утром я не должна была говорить тех последних слов. Ты прав, эта история с котом не стоит того, чтобы из-за нее ссориться. Пусть мама зовет Шанди, как ей вздумается, мне все равно. Гораздо важнее мне твое благополучие. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

Марк молчал и не пытался сжать мою кисть своей рукой. Я коснулась губами его шейного позвонка, что был ближе ко мне, и, отодвигаясь от него, добавила:

– Спокойной ночи.

Я повернулась на другой бок и выключила светильник. В последующие несколько минут Марк не проявил желания к примирению, и я закрыла глаза. Сон быстро сморил меня, но не берусь сказать, сколько он продлился – пять минут или несколько часов, – потому что меня снова ждало пробуждение. Марк ласкал мое тело своими руками, стягивая все белье, что мешало ему насладиться им в полной мере.

– Марк, прости, – снова повторила я, когда вышла из состояния сна и откликнулась на его ласки.

– Ты моя, – шептал мне в ухо Марк. – Ты только моя.

– Да, Марк, я твоя…

Мы с Марком в очередной раз направились в гости к отцу. Савельев планировал поговорить с ним по поводу его доли в квартире. На тот момент развод с мамой уже состоялся. Нового заявления «молодые» еще не подавали. И, пока Марк вел беседы с несостоявшимся тестем на кухне, я пыталась вернуть Ларисе конверт с деньгами.

– Что это?

– Это деньги, которые папа давал на платье. Возьми, вам они нужнее.

Она скрестила руки на груди.

– Я так понимаю, Андрей отказался взять их, раз ты предлагаешь мне. Но я не возьму. Мы не нуждаемся.

– Возьми, ему не обязательно знать. Это для Маши. Купишь ей что-нибудь.

– Лиза, послушай. Сейчас, когда вопрос со свадьбой урегулирован, нам вполне хватает. Ты же знаешь доходы отца, нам этого достаточно.

– Но это его деньги. Не мои.

– Он дал их тебе. Я не возьму.

– Даже для Маши?

– Даже для Маши.

– Хорошо, не хочешь деньгами, скажи, что нужно, я куплю сама.

– Лиза, ничего не надо. У нас все есть.

Я так и ушла ни с чем, а вот Марку повезло больше. Отец сам планировал заняться вопросом дарения своей доли мне, но не знал, с чего начать, хотел проконсультироваться с Марком. И обращение Марка по тому же вопросу стало как нельзя кстати. Савельев пояснил отцу, как проводится данная процедура и что требуется. И в ближайшее время, когда мы оба с отцом были свободны, мы оформили договор дарения и подали документы на регистрацию.

Когда мама об этом узнала, то приняла отцовский жест… как оскорбление. Она вообразила, что отец сделал это намеренно, чтобы показать глубину своих чувств ко мне, на которую она была не способна. И чтобы развенчать придуманный ею самой миф, тоже оформила на меня свою половину квартиры.

Так я стала единственной собственницей целой квартиры, и даже не знала, как мне на это реагировать. Я не сделала ничего противозаконного, но все же чувствовала себя неловко. Словно я выгнала родителей из их собственного жилья. Но все вокруг были довольны, и я быстро успокоила свою совесть и перестала относиться к случившемуся как к преступлению. В конце концов, для своих детей я бы сделала то же самое.

Когда все страсти улеглись, началась тихая и в меру спокойная жизнь. Я работала над составлением каталога музейных экспонатов и просвета не виделось. Аделаида Германовна была довольна моей работой, но никак не пыталась ее облегчить. Вместо этого записи в старых журналах пополнялись, и я лично убедилась, что работы с каталогом мне хватит надолго.

Я рассказала друзьям, что свадьба отменилась, выдвинув ту же версию, что Марк придумал для своей мамы – мы решили повременить с этим мероприятием. Лишних вопросов не последовало, но что-то подсказало мне, они догадывались об истинной причине. Но я не давала им повода думать о себе с сожалением. Я шутила, смеялась, вела себя как можно естественнее, чтобы они узнавали во мне прежнюю Лизу.

Юле нравилась работа в школе. Ей дали классное руководство у пятиклассников, и она живо взялась не только за их обучение по школьной программе, но и за приятный досуг с ними в выходные дни. Не все дети откликались на ее активность, но те, кто пополнил ряды ее соратников по внеклассному времяпрепровождению, безусловно, стали ее любимчиками, и я постоянно слышала их имена в ее рассказах о том, как они провели выходные. Некоторые дети брали с собой на мероприятия, устраиваемые Юлей, своих родителей, но чаще всего это были мамы, и мои надежды, что среди отцов детей найдется какой-нибудь вдовец или разведенный мужчина, который бы смог увлечь Юлю, терпели крах. Она все также была одна и как будто бы даже не стремилась исправить это обстоятельство.

В октябре Денис ушел в армию. Он взял мой почтовый адрес и обещал писать. Я в свою очередь обещала ему присматривать за Люсей, отгонять от нее назойливых поклонников, и блюсти ее честь до его возвращения. Конечно, я шутила, Люся не производила впечатление легкомысленной девицы, и то, как она рыдала на прощании с Денисом, убеждало меня, что она его дождется. В конце концов, год – это не так много.

Отношения с Марком походили на качели – то останавливающий дыхание полет вверх, то леденящий душу полет вниз. Он часто играл в свою приставку, и периодически мы из-за нее ссорились. Мне хотелось с ним разговаривать, общаться, делиться впечатлениями, узнавать его мнение, а он предпочитал проводить вечера за играми. В те дни, когда на телевизор в зале претендовала мама (когда она не могла настроить антенну на кухне), он шел ей на уступки, и тогда я полностью овладевала его вниманием. Мы ходили в кино, при благоприятных погодных условиях гуляли по паркам и скверам. Однажды даже выбрались в ботанический сад. Но совершать выходы в театр, музеи и тому подобные заведения он напрочь отказывался. Считал это скучным занятием, в котором не разбирался и не интересовался. Не привлекла его внимание и гончарная мастерская. Будучи аккуратистом от корней волос до кончиков пальцев гончарство он считал «грязным» искусством. Никогда не одобрял моего увлечения, порицал мои запачканные ногти после посещения мастерской и настаивал, чтобы я тщательно их мыла.

Иногда меня раздражало его нежелание приобщиться к вещам, интересным мне. Он даже не пробовал угодить, открыто заявлял, что мои увлечения ему чужды, и если я хочу посещать художественные выставки, театры, музеи или мастерскую, то должна делать это со своим подругами, которым эти искусства ближе.

А однажды не выдержал и заявил, чтобы я не пыталась сделать из него «своего цыгана», мне это не удастся. Тогда я поняла, чем выражено его отрицание моих увлечений. Сама того не замечая я действительно хотела изменить в Марке его сущность, подстроить под себя, хоть чуточку приблизить его к образу Шандора. Но потерпела крах. Савельев не желал меняться в угоде мне.

Наступила весна. Я по-прежнему корпела над каталогом, который преобразовывался в электронный вариант, но нескончаемая стопка журналов, оставшихся неучтенными, с каждым днем раздражала меня все сильнее. Энтузиазм мой заканчивался, и я сказала себе, что, если до лета ничего не изменится, я буду искать другую работу. Мне нечего предложить новому работодателю, но лучше я пойду в учителя, чем проведу в этом подвале еще одну зиму.

И только я пришла к такому заключению, как жизнь стала меняться. Меняться в лучшую сторону. Я неспешно забивала в электронный каталог очередной экспонат, борясь с желанием зевнуть, а Аделаида Германовна занималась консервацией музейных предметов, которые было необходимо направить в запасный фонд, когда в нашу обитель вошел директор музея Трегубов Вячеслав Алексеевич – низкорослый дородный мужчина лет пятидесяти с лысиной на голове и приплюснутым носом, на котором едва держались очки. Он, не обращая внимания на меня, заговорил с Аделаидой Германовной о выездной выставке, для которой она должна подготовить все необходимые документы. Я старалась не вникать в их разговор, тем более что меня он мало касался.

Должна отметить, что в этот мартовский предпраздничный день я выглядела весьма привлекательно. Мама заплела мне «корзинку» из волос на голове, я надела свой костюм с госэкзамена, с которым у меня связано столько приятных воспоминаний, и нанесла на лицо чуть более яркий макияж, чем обычно. На работе планировался небольшой праздник по случаю приближающегося 8 Марта, и я позволила себе некоторое отступление от строгости в униформе.

Вячеслав Алексеевич собрался уходить, когда вдруг обернулся в мою сторону. Словно только сейчас меня заметил. Подошел к моему столу. Я подняла на него немного удивленный взгляд. Сердце забилось от волнения. Я сделала что-то не так?

– Елизавета, верно?

– Да, Вячеслав Алексеевич.

– А что вы здесь делаете?

Я растерялась от его вопроса и не знала, что ответить.

– Она составляет каталог музейных экспонатов, Вячеслав Алексеевич. Помогает мне, помните? Мы взяли ее в конце прошлого лета.

– Это я помню. Но почему она до сих пор здесь?

У меня едва не остановилось сердце. Что значат его слова? Мою единицу сокращают? Я совсем потухла, забыла, как разговаривать. По истине, выглядела глупо.

– Не поняла? – тоже была в недоумении Аделаида Германовна.

– Почему мы прячем такую красоту в подвалах нашего музея? Наверх ее, наверх. Прямо со следующей недели. Вы ведь оканчивали исторический, верно, Лизонька? Хотели бы работать экскурсоводом в нашем музее?

– Да, очень, – краснея до самых пяток, нашла я, наконец, слова.

– Ну вот и отлично. Отправьте ее на курсы повышения квалификации, пусть пройдет аттестацию и наверх ее, на радость глазу посетителей.

– А как же я? Кто будет делать ее работу здесь? – растерялась Рутберг.

– Найдете другую девушку. А эту наверх. Это мое последнее слово.

Я опустила глаза, сцепила пальца рук под столом, поздравляя себя с успехом. Еле сдерживала улыбку, впервые порадовавшись за свою внешность. Лучшего подарка на 8 Марта и не придумаешь.

– Бабник, – только и сказала после его ухода Аделаида Германовна, ощетинившись и перестав обращать на меня внимание.

Домой я возвращалась как на крыльях. Марк не смог меня встретить на машине, но это меня не особо огорчило. Иногда я любила побыть наедине со своими мыслями, вдали от родных, а поездка на общественном транспорте вполне к этому располагала.

Полгода ожиданий, надежд и сомнений остались позади. Со вторника меня отправляли на курсы повышения квалификации на базе музея. По итогу их прохождения меня ждет экзамен на профпригодность, и я получу аккредитацию на осуществление деятельности экскурсовода. Затем я буду переведена в штате на должность, занимаемую на данный момент Масленко Натальей Геннадьевной, степенной женщиной крупных форм с приятным мягким голосом. Недавно мы праздновали ее пятидесяти пятилетие, поздравляли с выходом на пенсию. Трегубов попросил ее повременить с уходом до того момента, пока на ее место не найдут, – а теперь уже – не подготовят специалиста. Такое стремительное развитие событий вскружило мне голову. Я стала с нетерпением ждать вторника.

Мама готовила салаты на кухне, а Марк сидел за приставкой – картина привычная глазу. Я подошла к нему, обняла и поцеловала. Он чмокнул меня в щеку и продолжил играть.

– Марк, у меня хорошие новости.

– Они могут подождать, пока я закончу?

– Ты можешь на несколько минут отвлечься от игры и выслушать меня? У тебя же есть пауза на пульте.

Он выдохнул, сделал, как я просила.

– Говори.

Я плюхнулась ему на колени.

– Меня повысили. Я больше не буду работать с каталогом. Я перехожу в залы к людям.

– Здорово!

– Правда, ты рад?

– Ну конечно. Ты ведь этого хотела. Поздравляю. Завтра отметим два события.

Он поцеловал меня.

– Это все новости?

– Да.

Он указал на пульт.

– Тогда можно я продолжу?

Он практически снял меня со своих колен и пересадил на диван.

– Марк! Тебе это игра дороже меня?

– Нет, Лиза, не дороже. Но тут важно не отвлекаться.

– С тех пор как ты привез эту приставку, мы совсем перестали общаться.

– Неправда. Мы ходили с тобой в кино на прошлой неделе.

– На прошлой неделе?! Марк, ты себя слышишь? По-твоему, нормально общаться со мной раз в неделю? И то при выходе в кино, где надо молчать.

Марк снова нажал на паузу. Повернулся ко мне.

– Лиза, я устал. Приставка помогает мне разрядиться, отдохнуть, расслабиться. Или ты предпочитаешь, чтобы я пил? Болтовни мне хватило на работе. Давай поговорим завтра. Завтра выходной, праздничный выходной. Все для тебя, любимая.

Он поцеловал меня.

– Иди лучше помоги маме, – сказал он.

– Вообще-то завтра наш праздник и на кухне должен находиться ты.

– Завтра и буду. Обещаю завтрак в постель.

Я вздохнула и ушла переодеваться. Был только один способ отвлечь Марка от приставки. На нем и держался наш союз. Он помогал снять и стресс, и напряжение, и усталость. Я прибегала к нему всякий раз, когда хотела почувствовать себя любимой и желанной. Скинув с себя костюм, я взяла полотенце, прозрачный пеньюар и пошла в душ.

Мама все еще суетилась на кухне, когда я направилась в зал и закрыла за собой дверь. Из одежды на мне был только пеньюар. Боковым зрением Марк заметил мое появление, обернулся и окинул взглядом с ног до головы. Мне больше не нужно было просить его нажать на паузу, он сделал это сам. Я подошла к нему вплотную.

– Такая разрядка тебя устраивает? – я скинула пеньюар.

– Лиза, что ты со мной делаешь?

И мы занялись любовью прямо в зале.

Окончив курсы, я сдала экзамен и получила аккредитацию на работу экскурсоводом. Я чувствовала себя увереннее, экспонаты музея перестали быть для меня просто записью в каталоге, я изучила их происхождение, знала, как они попали в наше заведение, легко ориентировалась в залах музея. Знакомыми стали каждый уголок, каждый стенд, каждая витрина.

Перед своей первой экскурсией я сильно волновалась. Боялась запутаться в словах, ошибиться в формулировках, сбиться с мысли. Прокручивала в голове сценарий будущих показов: отрабатывала речь, выстраивала четкую последовательность экскурсии, готовилась к самым неожиданным вопросам. И последнее пугало больше всего. Переживала за свою находчивость. Но все прошло удачно, и я расслабилась. Экскурсия вышла немного суховатой, но было к чему стремиться. Главное – начало положено.

Своей радостью от первого рабочего дня в роли экскурсовода я поделилась с отцом. Он был лучшим моим слушателем. Я пошла к нему после рабочего дня, ведь он жил недалеко от музея, и засиделась у него на кухне допоздна. Уже ушли спать Лариса с Машей, а я все не хотела уходить. Я редко виделась с ним, и тем дороже были для меня эти встречи.

Кухонька была небольшая, с табуретки можно было дотянуться до любого места – хоть до холодильника, хоть до раковины. Мебель старая, полы, выкрашенные краской, на потолках клеевая плитка. Конечно, наша квартира не могла претендовать на звание «царских хором», но значительно превосходила по своему ремонту эту убогую квартиру, где отцу приходилось жить со своей новой семьей. Мне было чуточку за него обидно, но он не роптал. Для него гораздо важнее, кто рядом с ним.

– Молодец, – хвалил меня отец, – я знал, что у тебя все получится. Будет свободное время, обязательно приду к тебе на экскурсию. Давно я не бывал в музее. Проведешь мне личный показ?

Мы сидели с ним плечом к плечу, и он держал меня за руку. Окно на кухне было открыто и с улицы дул прохладный ветерок.

– Конечно, папа, для тебя что угодно.

– А как у вас дела с Марком?

– Нормально.

– Не обижает тебя?

– Каким образом?

– Всякое бывает.

– Я не дам себя в обиду, не переживай.

– Ты счастлива?

Я опустила глаза и стала щелкать ногтями.

– Смотря чем измерять счастье. У меня есть работа, о которой я мечтала, есть ты, мама… Марк. Все живы, здоровы. Наверное, это можно назвать счастьем.

– Ты любишь Марка?

Отец взял меня за руку и сжал мою кисть.

– Люблю… Но любовь бывает разной, папа. Тебе ли об этом не знать?

– Не можешь забыть Шандора?

Я перестала слышать это имя от своих друзей, и только отец еще осмеливался произносить его в моем присутствии.

– Это невозможно, – опустив голову ему на плечо, сказала я.

– Ты его больше не видела с выпускного?

– Нет. И не слышала со своего дня рождения.

– Это к лучшему, девочка моя. Общение с ним и встречи ни к чему, только растревожат твое сердце.

– Иногда мне кажется, я схожу с ума, папа. Я гоняюсь на улице за мужчинами, похожими на него. Вижу их спины, думаю, что это он, но ошибаюсь. Ругаю себя за такое сумасбродство, но в следующий раз снова гоняюсь за призраками.

– И часто так?

– Раза четыре точно было. Это болезнь, да?

– Это твое нежелание принять реальность. Тебе нужно отпустить его, отказаться от этих призраков. Попробуй в следующий раз не бежать за мнимым Шандором, скажи себе «стоп».

– Я не могу, папа. Это выше моих сил.

– Как бы я хотел сделать тебя счастливой, девочка моя. Но боюсь, здесь я бессилен. Я надеялся, время затянет твои раны.

Я подняла голову.

– Папа, прости меня. Не хотела тебя расстраивать. Ведь я пришла сюда не грустить, а поделиться радостной вестью. Ты не переживай. Мне тяжело, но я привыкла.

– А как мама? Ваши отношения наладились?

– С мамой, как всегда. Сегодня дружим, завтра врозь. Стараюсь не конфликтовать, но иногда не выдерживаю. Если бы не Марк, который имеет на нее влияние, не знаю, как бы я выносила ее одна.

– Может, вам было бы лучше на время пожить с Мариной?

– Чтобы мама опять считала меня предательницей? Но что мы все обо мне? Давай и ты мне расскажи, как у тебя дела?

Маше исполнилось год и три месяца, она ходила, говорила простые слова, никого не боялась и ко всем легко шла. Называла меня «изя», радовалась, когда я приходила. При этом я не прикладывала особых усилий, чтобы ей понравиться, относилась к ней сдержанно и редко брала на руки. Иногда я приносила ей какую-нибудь игрушку по возрасту, но делала это скорее из уважения к отцу, нежели из сестринских чувств.

С натянутой улыбкой выслушала историю отца по становлению маленькой личности, проявлению ею характера, часто подчеркивал, как она напоминает меня в этом же возрасте.

– Ты счастлив, папа?

– Я не могу быть до конца счастлив, пока одна из моих дочерей страдает.

– Не надо было мне всего этого говорить, расстраивать тебя. На самом деле все хорошо. Находит иногда хандра, но не каждый же день. Происходит в моей жизни и много интересного. Новая должность, Юля не забывает меня, мы часто встречаемся. Я переписываюсь с Денисом, вижусь с его Люсей. Она такая хорошая. И иногда кажется, что гораздо наивнее меня. Друзья не дают мне скучать. С Марком тоже неплохо. Не так, как хотелось бы. Но ты понимаешь, планка поднята слишком высоко, он до нее не дотягивает. Но в целом он «хороший мальчик». И у меня есть ты. А это дорогого стоит. Так что не переживай. Но мы опять обо мне. Пойду я домой, что-то засиделась. Поздно уже.

– Марк тебя заберет? Почти ночь на дворе.

– Да, нужно ему позвонить.

А вскоре я узнала, что беременна. У меня произошла задержка. Сначала я не придала ей значения, но, когда меня стало подташнивать, поняла, что неспроста. Купила тест. Он и показал, что мои подозрения не безосновательны. Первой реакцией на две полоски был шок. Ребенок это худшее, что могло со мной случиться на данном этапе жизни. Только я устроилась на новую должность, стала жить в предвкушении радужных перспектив, и вдруг эта беременность.

Я позвонила отцу на работу и назначила с ним встречу в парке. Кафе для предстоящего деликатного разговора было бы не вполне уместно. Мой тон вызвал его беспокойство, и он пришел на место раньше меня. Моя бледность испугала его и того сильнее. Я не знала, как начать разговор, и какое-то время мы шли по аллее молча.

– Папа, я беременна.

Я наблюдала, как страх и волнение на лице отца уступили место радости и счастью. Он остановился, обнял меня и расцеловал в обе щеки. Но ведь я пришла к нему на встречу не для того, чтобы он за меня порадовался. И как теперь продолжить разговор я не знала. Глупо было думать, что отец поможет мне в устранении моей проблемы. Тем более что много лет назад он и мама приняли решение обратное тому, о чем хотела просить я.

Я смотрела на руки отца, сжимавшие мои ладони, и слушала, как он счастлив слышать эту новость. Конечно, он ожидал, что это случится попозже, но разве дети могут быть несвоевременными?

– Лиза, почему ты молчишь? Ты не рада?

– Моя жизнь только начинается, папа, – сдавленно сказала я, избегая взгляда отца, – новая работа, новые возможности, ребенок никак не вписывался в мои планы.

– Лиза, девочка моя. Жизнь такая сложная штука. Очень редко в ней все идет по плану.

– Ты не понимаешь, папа. Я не готова сейчас бросить все и окунуться в материнство.

– Доченька, я понимаю, ты немножко напугана. Тебе надо привыкнуть к этой мысли, и ты поймешь, что ребенок – это то, что тебе нужно. Что никакая работа не сравнится со счастьем быть матерью. А работа подождет.

– Я не хочу… Я не хочу этого ребенка, папа.

На моих глазах проступили слезы. Господи, что я такое говорю? И кому? Отцу?! Разве сможет он меня понять и принять мое решение? Я увидела ужас в глазах отца, и чтобы защитить себя от его взгляда, высвободила свои руки и направилась дальше по аллее.

– Лиза, не говори так, – последовав за мной, сказал отец. – Это большой грех.

– Но это правда, папа. Я хочу сделать аборт. Но мне страшно. Я вспоминаю Лену и ее неудачный опыт…

– Лиза!

Отец схватил меня за плечо и развернул к себе. Второй ладонью он коснулся моей щеки и вынудил посмотрел ему в глаза.

– Я даже слышать об этом не хочу! – хоть и грозно, но уже тише произнес он. – Послушай меня. Я каждый день наблюдаю на работе, как бедные матери плачут в сторонке, чтобы их не видели дети, молятся за них, когда те спят, надеются и верят, что Бог позволит им уехать из больницы вместе со своим здоровым ребенком. Некоторые из них делали аборты до этого, говорили себе: «У меня еще будут дети, все впереди», а теперь слезы льют, ненавидят и проклинают себя, считают, что наказаны за прежнюю беспечность. Жизнь непредсказуема и порой жестока к тем, кто легкомысленно к ней относится. Но ты ведь не такая. Ты добрая здравомыслящая девушка, ты не можешь убить собственное дитя. К черту работу! Если ты должна возместить понесенные на тебя затраты, давай сделаем это. Дети – это счастье, которое снисходит к нам свыше. Мы не имеем права от него отказываться.

– И что ты предлагаешь? Рожать от нелюбимого мужчины и жить так, как жили вы с мамой? Кому это принесет счастье?

– Да, у нас не сложилось с мамой, но у нас есть ты. И ты наше счастье.

– Я так не могу, папа. Год назад я хотела ребенка, но от Шандора. А этого я не хочу.

– Лиза, неважно, кто его отец. Ты полюбишь своего ребенка, кто бы ни был его отцом. Поверь мне. Не делай глупостей. Ты сама вспомнила Лену, разве хочешь ты повторить ее судьбу?

– Нет, папа. Но у тебя ведь есть знакомые врачи… Хорошие специалисты…

– Лиза! Я не стану тебе помогать в этом дурном деле. И ты не будешь этого делать! Ты меня слышишь? Пожалуйста, не совершай глупых ошибок. Мы с мамой тебе всегда поможем. И Марк… Он знает?

– Нет, никто не знает. Кроме тебя.

– Ты должна ему рассказать. Все будет хорошо, девочка моя. К черту работу! Ты должна родить этого ребенка. Ты его полюбишь.

Он прижал меня к себе и погладил по голове.

– Пообещай мне, что ты не возьмешь грех на душу и оставишь эти дурные мысли. А вечером все расскажешь Марку и маме. Пообещай мне. Иначе это сделаю я.

– Хорошо, папа, я обещаю.

Я не вышла замуж за Марка, но теперь навсегда себя связала с ним. Как он к этому отнесется? А, впрочем, он сам виноват.

Вечером меня ждала привычная картина – мама на кухне, Шанди вместе с ней спит на мягком уголке, а Марк играет в приставку. И от этого человека я собралась рожать ребенка. Он сам как ребенок. Не переодеваясь, я сразу прошла в зал и села рядом с Савельевым.

– Марк, я беременна.

Он меня не услышал. Мое желание сделать аборт вернулось, и я едва не сорвалась с места, чтобы уйти от Марка и промолчать о своем состоянии, но грозный вид отца перед моими глазами заставил меня взять себя в руки.

– Марк, ты слышишь меня? – громче дала о себе знать я.

– Лиза, я столько раз просил не трогать меня во время игры, – раздраженно напомнил Марк.

– Марк, я жду ребенка. И если ты сейчас не обратишь на меня внимание, я сделаю аборт.

–Что?

Он обернулся ко мне, забыв нажать на паузу на пульте. На экране прозвучали выстрелы, и я увидела, как «Марк» упал в лужу своей крови.

– Повторяю в третий раз. У нас будет ребенок.

Он опустил взгляд на мой живот и смотрел на него пустым взглядом несколько секунд. Потом я заметила, как его губы дрогнули в легкой улыбке.

– Ты беременна?

– Да. Ты можешь объяснить, как это произошло? Ты обещал, что позаботишься о том, чтобы этого не случилось.

Марк поднял глаза на меня, и от его улыбки не осталось и следа.

– А ты не выглядишь счастливой.

– Конечно, Марк, ведь я доверяла тебе. У меня новая должность, и ребенок никак не вписывался в мои планы.

– В декрет ты пойдешь не завтра, а через несколько месяцев. Успеешь наработаться за это время.

– Это все, что ты можешь сказать? А как же наш уговор?

– Ну извини. Я не сдержался пару раз.

Я подскочила на ноги и гневно посмотрела на Марка сверху вниз.

– Марк, ты хоть понимаешь, что это значит?

– Да, Лиза, – спокойно сказал он, глядя на меня исподлобья. – У нас будет ребенок.

– Это всё?! Все твои эмоции?!

– Что я должен сделать, чтобы показать свою радость? Станцевать?

– Ты рад? – усмехнулась я. – Ты хоть понимаешь, что такое ребенок?

– Ребенок – это не что, а кто. Это такой маленький человечек, который будет называть тебя мамой, а меня папой. Он отвлечет тебя от постоянного желания разговаривать со мной, будешь развлекаться беседами с ним.

– По-твоему, ребенок – это развлечение? – чуть не топнув ногой, сказала я. – А ты в курсе, что маленькие дети не спят ночами, болеют без конца, и – представляешь – не умеют разговаривать?

– В курсе. Ни ты первая, ни ты последняя, кто это пережил.

Он отвернулся от меня к телевизору и, словно только сейчас заметив, что проиграл свою игру, раздраженно отбросил пульт в сторону. Я снова опустилась на диван и, не глядя на Марка, спросила:

– Марк, ты хочешь этого ребенка?

Может быть, я найду союзника в Марке, и вместе нам удастся убедить отца, что этот ребенок нам не нужен и ему лучше бы не родиться?

– Не могу сказать, что планировал его сейчас, но раз так вышло, то я бы хотел, чтобы у нас он родился.

– Зачем тебе ребенок? Ты сам как дитя. Каждый вечер играешь в свою приставку, а дети требуют к себе внимания. Я не справлюсь с этим одна.

– У тебя есть мама.

Я грустно рассмеялась.

– Мама? Марк, ты хочешь, чтобы я родила ребенка для мамы или для тебя?

– А как на счет себя, Лиза? Ты не хочешь родить его для себя?

Марк обернулся ко мне лицом.

– Для себя я хотела родить… – напрашивалось слово «раньше», но я вовремя заменила его, – позже.

Я не смотрела на Марка, но всеми фибрами своего тела чувствовала, как тяжелел его взгляд.

– Марк, ты точно хочешь, чтобы мы рожали сейчас? Еще не поздно все исправить. До двенадцати недель есть возможность сделать аборт.

– И ты сделаешь его, если я дам на то свое согласие?!

– Да.

– Почему?

– Что – почему?

– Почему ты не хочешь этого ребенка?

– Я уже озвучила. У меня новая работа, в меня вложили деньги, мне бы не хотелось прослыть неблагодарной…

– Я почти поверил. А на самом деле?

– Что – на самом деле?

– Лиза, не надо делать из меня дурака. Ты не хочешь детей вообще или именно моего ребенка?

– Я не планировала детей сейчас, Марк. И мы это обсуждали.

Он поднялся на ноги.

– Лиза, ты не будешь делать аборт. Я хочу этого ребенка, и ты его родишь.

И он вышел из зала. А у меня осталось гадкое чувство, что он сделал это назло мне. Ему не нужен этот ребенок, но чтобы привязать меня к себе, лучшего способа и придумать невозможно. Вот только зачем ему это нужно, если любви между нами нет?

Наши мамы восприняли новость, как и следовало от них ожидать. Обе с безумной радостью. Снова пошли разговоры о браке. Но меня стало так сильно тошнить, что ни о какой свадьбе и речи быть не могло. Единственное, чего я хотела – чтобы эта беременность поскорее закончилась. Иногда случалась рвота, но преимущественно по утрам. К счастью, к моменту выхода на работу самочувствие улучшалось.

Но в музее каждый час я что-нибудь перекусывала, чтобы унять поднимающуюся волну тошноты. Это быстро отметили мои коллеги. Сначала шутили надо мной, а потом призадумались, к чему бы это. Я не знала, когда сказать правду, сейчас или подождать, пока живот станет заметен. Я чувствовала неловкость, словно совершила что-то ужасное.

Часто сталкивалась в залах музея с Трегубовым. Каждый раз он улыбался мне, о чем-то заговаривал. Любил взять меня за локоть и ненавязчиво его поглаживал. Я аккуратно высвобождалась из его рук, ссылаясь на работу, сбегала, смущенно улыбаясь. Вспоминала, как Аделаида Германовна назвала его бабником. Готова была ей поверить. Подобное поведение замечала за ним и по отношению к другим женщинам-сотрудницам музея. Только они увереннее от него отмахивались, нежели я.

– Ах, Вячеслав Алексеевич, опять вы руки распускаете, вот увидит вас мой муж за этим занятием, руки повыдергивает.

Или:

– Вячеслав Алексеевич, перестаньте заигрывать со мной, иначе я подам на вас в суд за домогательства.

И так далее и тому подобное. Конечно, все это говорилось шутя. Трегубов был добряком и всерьез на него никто не обижался. В какой-то степени этим женщинам импонировало внимание высшего руководства. Пусть даже в такой фривольной форме.

К сожалению, однажды Марк стал свидетелем такого «поглаживания» со стороны Вячеслава Алексеевича. В конце рабочего дня я собралась домой, когда на выходе меня окликнул Трегубов. Как обычно, взял меня за локоть.

– Лизонька, а вам в какую сторону? Я могу вас подвезти.

– Спасибо, Вячеслав Алексеевич, я сама.

Он слегка обнял меня второй рукой.

– Что вы скромничаете, Лиза? Целый день на ногах и ехать в автобусе?

Между зданием музея и дорогой была неширокая полоса тротуара, и я заметила Марка, приближающегося к нам со стороны парковки. На его лице отразилось недоумение.

– Спасибо за предложение, но за мной приехали.

Я осторожно, но настойчиво освободилась от рук Трегубова.

– До свидания, – и я поспешила к Марку.

Вячеслав Алексеевич попрощался и за мной не последовал, а сразу перешел на другую сторону дороги, где стояла его машина.

– Что это было, Лиза? – начал Марк, указывая на Трегубова.

– Марк, пошли, по пути объясню.

– А есть что объяснять?! – вытаращил глаза Савельев, но развернулся и направился в обратную сторону.

– Марк, пожалуйста. Это наш директор. Что тебя так разозлило?

– Почему он тебя лапал?

– Он меня не лапал. У него такая манера общения.

– А он в курсе, что ты почти замужем и немножечко беременна?

– Я не замужем, и нельзя быть немножечко беременной.

– Я что-то не понимаю, тебе нравится, что этот… директор лапает тебя?

Мы перешли дорогу и приблизились к машине. Марк не торопился открыть мне дверь.

– Мне не нравится. Но это его обычное поведение, он ведет себя в рамках разумного.

– Я не хочу, чтобы тебя трогал другой мужчина.

– Марк, перестань. Что за ревность?

– Мне не нравится его поведение. Скажи ему, пожалуйста, чтобы он не лапал тебя. Иначе я сам скажу.

– Это все? Откроешь мне дверцу?

Мы сели в машину. Марк включил радио, сделал негромкий звук, чтобы музыка звучала только фоном. Я открыла окно и попросила сделать то же самое Марка, стояла сильная жара, и внутри нечем было дышать.

– Лиза, выходи за меня замуж.

– Мне казалось, мы закрыли эту тему еще осенью.

– Сейчас обстоятельства изменились. У нас будет ребенок. Он должен родиться в семье. Так правильнее.

– Как показывает практика, ребенок не особо скрепляет семью. Зачем нам повторять ошибки наших родителей?

– Ты уверена, что у нас ничего не выйдет?

– Ты уверен в обратном?

Он развернулся в мою сторону, призвав сделать то же самое меня, и завладел кистями моих рук.

– Лиза, когда я звал тебя замуж прошлым летом, я не вполне понимал всю значимость сделанного мною предложения. Это был порыв, продиктованный, прежде всего, твоим желанием. Но сейчас я делаю тебе предложение осознанно. Мне хорошо с тобой. Ты не похожа ни на одну девушку, что были у меня прежде. Я знаю тебя столько лет, но ты не перестаешь меня удивлять, привлекать и… влюблять в себя.

– Марк, не надо. Тебе не идут романтические речи. Я понимаю твой рыцарский порыв и желание угодить нашим мамам. Но давай обойдемся без этого пафоса. Мы сейчас вдвоем и кроме меня тебя никто не слышит.

– Я люблю тебя, Лиза.

Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза, а потом я улыбнулась.

– Марк, ну какая любовь? Я красивая девушка, и тебя тянет ко мне. Ты всегда мечтал заглянуть под мои платья и научить всему тому, чему научил. Но разве это все любовь?

Я напомнила ему те слова, что когда-то он сказал мне в постели у себя дома. Понял ли он это?

– А если это правда? – сказал Марк.

– Что – правда?

В его взгляде появилась неуверенность и сомнения, а потом он усмехнулся в своей обычной манере и сказал:

– Что я хочу жениться на тебе. Я хочу семью, которой не было у меня. Чтобы утром наш сын или дочь запрыгивали к нам в постель, и мы вместе радовались такому пробуждению. Чтобы мы втроем ходили в парк и катались на аттракционах. И каждый год ездили втроем отдыхать на море.

Марк отпустил мою руку и наклонился к перчаточному ящику. Он открыл его и вынул оттуда очередной красный футляр.

– Прости, что без цветов, шампанского и прочей мишуры, но у меня заказан столик в ресторане, если ты согласна.

– Мне нельзя шампанское, Марк.

– И то верно. Так ты согласна выйти за меня, Лиза?

– Все, что ты описываешь, возможно достичь и без брака, Марк. Зачем нам все осложнять?

Марк опустил глаза, сделал глубокий вдох и такой же глубокий выдох и снова посмотрел на меня. Говорил твердо и категорично:

– Лиза, у нас будет ребенок. Мы уже неотделимы друг от друга. И это навсегда. Я хочу, чтобы ты носила мою фамилию, и наш сын или дочь знали, что мы муж и жена, а не просто сожители. Это прежде всего защита для тебя. Каждая женщина стремится к браку, когда у нее появляется ребенок. Разве я не прав?

– Марк, я не хочу выходить замуж только потому, что так поступает каждая женщина, когда у нее появляется ребенок. Я не люблю тебя. И брак не удержит меня, если я решу уйти. Давай оставим все, как есть. И к черту чужие предрассудки. Это наша жизнь, и мы вольны поступать так, как хотим сами.

– На что ты надеешься, Лиза?

Он снова намекал на Шандора. Но сколько можно о нем говорить? Мы же договаривались.

– Ни на что, Марк. Просто я хочу быть честной – перед тобой и перед нашим ребенком.

Накануне моего дня рождения Марк проявил инициативу и купил мне книгу с названием «Тайна имени». В ней собраны все имена со значениями и характеристиками их обладателей. Я не верила, что имя определяет характер. Но все равно взялась полистать книгу. Обнаружила в ней и православный календарь именин на каждый день года. Нашла имя Юрий в графе с датой 17 февраля. День рождения Шандора. В этой же графе Федор, имя, данное Тамашу при крещении. Мои родители нарекли меня Елизаветой, не руководствуясь церковным календарем, иначе бы меня назвали Динарой.

Начитавшись эту книгу, я легла спать, и мне приснился странный сон. Я находилась на берегу моря, светило яркое солнце, вокруг было много людей, но наиболее отчетливо я видела только девочку лет восьми с черными кудряшками и угольными глазками. Она протянула ко мне свои руки и сказала: «Меня зовут Динара. Вы будете моей мамой?».

Проснувшись, я попыталась понять его значение. Кто эта девочка? Можно ли ее появление в моем сне воспринимать, как знак свыше? Означает ли это, что я жду девочку? Ведь она хочет быть моей дочерью. Но почему Динара? Потому что сегодня ее именины? Я не хотела бы называть свою дочь таким именем. Отчего темноволосая? Сомнительно, что у нас с Марком будут кудрявые черноволосые дети. Мы оба светлые. Или эта девочка прообраз той, что могла бы родиться у нас с Шандором?

Или это обычная реакция мозга на полученную перед сном информацию и никакого значения он не имеет? Мне не впервые снятся чудны́е сны после прочтения книг на ночь. Пора к этому привыкнуть. Но – стоп! Один из них все-таки оказался вещим. Тот, что я видела два года назад о браке Шандора. И именно поэтому я ищу объяснение и новому сновидению. А вдруг я все-таки встречу Шандора и у нас родится дочь, которую мы назовем Динара? Девочка из моего сна была его точной копией. Словно его детская фотография. Его дочь? У меня? Разве такое возможно? Нет, у этого сна иная интерпретация. Но узнаю ли я ее когда-нибудь?

Я недолго размышляла над сном, потому что наступил мой двадцать третий день рождения, и я жила надеждами, что сегодня снова услышу голос Шандора. На календаре воскресение. В связи со сменой должности у меня сменился и график работы. Сегодня я должна была работать, но взяла отпуск без содержания на один день. Марк уговаривал меня отметить праздник в кафе, но я отказалась. Я должна быть дома и нигде, кроме дома.

Звонка ждала с самого утра. Проверила телефон, чтобы работал. Гудки шли, громкость настроена. Препятствий никаких.

Марк подарил мне охапку роз и первый сотовый телефон. Теперь я могла быть на связи всегда. Себя Савельев тоже не обошел вниманием, взяв аналогичную модель. Функций на мобильном было минимум, но для связи ничего иного и не требовалось. Можно отправлять сообщения, правда, латинскими буквами.

Гостей в этом году поубавилось. Пришли тетя Марина, Юля и Люся. Отец забежал ненадолго, только чтобы поздравить и подарить цветы с подарком. Я расстроилась, что он не остался, просила маму потерпеть его несколько часов ради меня, но ее поджатые губы и недовольство на лице сказали лучше всяких слов. Тогда я договорилась с отцом о встрече на завтра в нашем любимом кафе, и он ушел.

После поздравительных речей мы с Марком объявили моим друзьям, что у нас ожидается малыш. По подсчетам его рождение выпадало на начало февраля. За такую новость снова подняли бокалы. Прозвучал ожидаемый вопрос, не собираемся ли мы снова подать заявление на регистрацию брака, и мы ответили, что пока не планируем. Мам такой ответ не удовлетворил, обе сидели насупившись.

Я все время прислушивалась к телефону. Не звонит ли? Но прослушать его при полностью включенной громкости было невозможно. Неужели я не услышу в этот долгожданный день любимого голоса? Не узнаю, как у него дела, что нового произошло за этот год? Со звонками покончено раз и навсегда? Я не могла в это поверить. Только не сегодня.

В девять вечера, когда все разошлись, я подошла к телефону. Смотрела на него укоризненно, словно сам аппарат виноват в том, что обратной связи от Шандора так и не последовало. Еще раз пощупала сбоку рычажок громкости. Не сбит. Подняла трубку. И – о, ужас! – нет гудков. Я схватила за провод, нашла его конец. Отключен!

– Мама! – с гневом выкрикнула я. – Что ты наделала?!

На мой крик прибежала мама, а следом и Марк.

– Что ты кричишь? Что я натворила?

Я показала ей на провод в моих руках.

– Это ты его отключила?!

– Зачем мне это?

И тут меня осенило. Марк! Я перевела на него ненавистный взгляд. На душе все оборвалось. Меня лишили последней возможности услышать Шандора. Теперь он больше не позвонит.

– Как ты мог, Марк?! – уже сдавленно простонала я.

– Лиза, тебе сейчас ни к чему лишние переживания.

– Это просто звонок…

– По-твоему нормально ждать звонка от другого мужчины, когда мы живем вместе и, между прочим, ждем нашего ребенка?

Я бросила шнур и убежала в спальню. Упала на кровать и прорыдала весь остаток вечера, пока не уснула.

Глава пятая

Мы не стали возвращаться к этой теме на следующий день. Марк не чувствовал за собой вины и извиняться не собирался. Я проглотила обиду, но не забыла. На несколько дней между нами возникло напряжение. Мы мало с ним общались, он не встречал меня с работы, иногда где-то пропадал по вечерам, приходил нетрезвый и сразу ложился спать.

Мама, хоть и стала сдержаннее и мягче с тех пор, как узнала о моей беременности, но не могла оставить без внимания то, что происходило между нами с Марком. Она взывала к моей совести, просила понять его, поставить себя на его место. Кому может понравиться, что его женщина думает о другом мужчине, ждет от него звонка? Как бы я отнеслась, если бы Марк вел себя подобным образом? Она в который раз подчеркивала, что он хороший мальчик и мне нужно перестать жить иллюзиями, проявить большее уважение к отцу своего будущего ребенка.

– Он ведет нечестную игру. Подрывает мое доверие к себе. Так нельзя.

– Он любит тебя. А в любви и на войне все средства хороши.

– Прости, но я так не считаю.

Через неделю Марк сдался. Я читала в спальне архивные документы, которые взяла домой с работы, когда он пристроился рядом.

– Что делаешь?

– Изучаю архивные материалы. Хочу немного изменить программу своих экскурсий. Ищу, как сделать их более интересными. Здесь разные факты об экспонатах нашего музея. Но тебе это не интересно.

– Ты права, я далек от этого. Мы можем поговорить о другом?

– Марк снизошел до разговора со мной! Какое чудо! – не отрываясь от бумаг, проронила я.

– Лиза, не язви, тебе это не идет.

– Ты хочешь извиниться?

– Если тебе станет от этого легче, извини. Но не обещаю, что это не повторится. Я люблю тебя и не позволю другому мужчине стоять между нами.

Я повернула к нему голову. Опять он заговорил про любовь. Все-таки любит? И любит давно? Но нет, это просто шаблонная фраза.

– У нас с тобой разные понятия о любви, – снова отворачиваясь от него, сказала я.

– А что я должен был сделать? Позволить тебе общаться с этим цыганом за моей спиной?

– Что дурного в телефонном звонке?

– Я помню, чем закончился такой звонок в прошлом году. А сейчас ты беременная, тебе ни к чему стрессы.

– А то, что после твоей выходки я проревела весь вечер, это не стресс?

– Я просто не успел подключить телефон обратно. Ты могла бы вообще об этом не узнать.

– Марк, куда делся тот добрый и отзывчивый молодой человек, каким я тебя знала всю жизнь? – поворачивая к нему голову, спросила я.

– Он влюбился и борется за свое счастье.

Марк забрал у меня документы из рук, отложил их в сторону. Подобрался ко мне ближе, обнял рукой.

– Лиза, будь ко мне, пожалуйста, благосклоннее. Ведь я отец твоего ребенка, нам его вместе растить. Мы должны быть дружной семьей, подавать пример будущему поколению. Попытайся полюбить меня таким, какой я есть. Наверняка, ты верила в возможность этой любви, когда согласилась быть со мной.

– Да, Марк, я верила. Но думала, будет легче.

– Мы справимся. Только помоги мне. Один в поле не воин.

Мы помирились. В одном Марк был прав. Я сама сделала первый шаг в его сторону, привязала его к себе, идти на попятную было поздно. Тем более что мы ждали ребенка.

Время летело быстро. Работа – дом, дом – работа, и так каждый день, кроме выходных. Я стала больше уставать, потому что прибавляла в весе. Токсикоз прошел к концу первого триместра, и у меня разыгрался аппетит. Марк смеялся надо мной, видя, как я поглощаю еду, что называется за двоих. Думал, что во мне растет мальчик. Но в глубине души я надеялась на девочку. Чтобы найти оправдание своему сну. Хотелось верить, что он вещий.

На работе пришлось сознаться, что жду ребенка. Но многие уже и так догадались. Вячеслав Алексеевич крайне расстроился, узнав эту новость, демонстрировал свое недовольство, поджимая губы. Как-то пригласил меня в свой кабинет и спросил, на какой период планирую уйти в декретный отпуск. Ему не хотелось, чтобы средства, вложенные в меня, пропали зря. Ведь в случае длительного отсутствия мне придется снова повышать свою квалификацию, проходить аттестацию на соответствие занимаемой должности. Я не задумывалась о сроках своего декрета, но по тому, как Трегубов реагировал, поняла, что ответа он ждал прямо сейчас.

– Я быстро выйду. У меня мама… она может сидеть с ребенком.

– Мама, это хорошо. Вам хватит двух-трех месяцев, чтобы восстановиться после рождения ре малыша и вернуться к работе?

– Да, думаю, да.

– Ну вот и славненько. Я всегда подозревал, что вы умная девушка.

Трегубов не любил разбрасываться ценными кадрами, особенно теми, в которых вкладывались средства самого музея. Он мог потерпеть мое отсутствие не более пяти месяцев, и надеялся, что за это время я не растеряю свои профессиональные навыки.

Дома о своем договоре с Трегубовым я не сообщила, решила не поднимать волну негодования раньше времени. В первую очередь во избежание козней, которые мог устроить Марк. Я решила поставить их перед фактом. Тем более что мама все равно хотела увольняться, когда родится ребенок. Или чуть позже, чтобы довести учебный год в школе до конца.

Я стремительно набирала в весе. За время беременности прибавила больше двадцати килограмм. Смотрела на свое отражение в зеркале и удивлялась отзывам о беременности, что она украшает женщину. Никогда не относясь к своей фигуре критически, будучи на последних месяцах, я ощутила себя толстой и неповоротливой слонихой с утиноподобной походкой. В таком положении мне меньше всего хотелось встречи с Шандором. Я считала себе отвратительной, и порой мне казалось, что такие же чувства ко мне испытывает и Марк. Он стал чаще говорить, чтобы я прекращала есть, иначе мне будет тяжело вернуться в форму после родов. Но меня это только провоцировало сделать все ему назло.

Я дорабатывала в музее последние дни перед декретным отпуском. Было начало декабря, и на этот период мне пришлось купить себе широкое пальто, так как я не входила в ту одежду, что носила до беременности. Я вышла из музея вместе с коллегой Альбиной, которая работала в методическом отделе. Мы собирались вместе пообедать в кафе. Она почти в два раза старше меня, но ее жизнерадостный характер располагал к общению с ней, и я забывала, какая между нами разница в возрасте.

Мы планировали перейти дорогу и направиться в мое излюбленное кафе, но Альбина уронила перчатку, и какая-то неведомая сила заставила меня обратить внимание на стремительно удаляющуюся от нас мужскую фигуру, возникшую перед моим взором, когда Альбина наклонилась, чтобы поднять свою вещицу. Мужчина шел по нашему тротуару. Фигурой, ростом и походкой он сильно напоминал Шандора. Его голова была непокрыта, и я отчетливо видела его кудрявый хвост. Бежать, бежать к нему, скорее, пока он не исчез.

Это длилось не более пяти секунд, но их мне хватило, чтобы понять, этот мужчина, как ни один другой был похож на Шандора. Но мое положение и вес не позволяли мне последовать внутреннему призыву. И даже крик не помог бы – мужчина находился на достаточном от меня расстоянии. Он скрылся за углом, и я в глубоком отчаянии закрыла глаза, удерживая слезы. Был это Шандор или нет, мне не узнать. Возможно, никогда. Осталась лишь боль, рвущая грудь на части. Смогу ли я когда-нибудь от нее избавиться? Одно я знала точно – время не лечит.

– Лиза, что случилось? – обеспокоенно спросила коллега. – С тобой все хорошо?

Я открыла глаза и демонстративно ухватилась за бок.

– Да, ребенок сильно ударил меня в живот. Даже слезы из глаз.

– Ой, у меня тоже такое было. Все нормально? Скорую не надо вызвать?

– Нет, уже все в норме. Пойдем.

Я еще раз пытливо посмотрела на угол здания, словно надеясь на возвращение мужчины, но его не было. Меня не отпускала мысль, что выйди мы с Альбиной из музея на несколько секунд раньше, мы могли бы столкнуться с ним в дверях. Но время не повернуть вспять, и я, сделав дыхательную гимнастику, заставила себя успокоиться. Это не Шандор. Это только мое больное воображение…