КомпАС

Цветок и Бабочка: незримая связь

В одном прекрасном саду жил-был тюльпан. Он был очень красивым и ярким, но самым главным его достоинством была его добрая душа. Тюльпан любил наблюдать за бабочками, которые часто прилетали в его сад.

Однажды к нему прилетела одна особенная бабочка. Она была очень милой и дружелюбной. «Привет! Как тебя зовут?» – спросила бабочка. – Меня зовут Тюльпан, – ответил цветок. – А тебя? – Я – Бабочка. Приятно познакомиться!

Так началась их дружба. Каждое утро бабочка прилетала к тюльпану, чтобы поболтать и насладиться его красотой. Тюльпан всегда приветствовал

ее, кивая своей головкой. Он рассказывал о своих мечтах и планах, о том, как ему нравится свежий воздух и солнечный свет. А она делилась своими приключениями и впечатлениями и о том, как любит летать.

Но однажды садовник решил срезать тюльпан и поставить его в вазу в своём доме. Бабочка была очень расстроена, но продолжала прилетать к окну дома и порхать возле него. Тюльпан видел свою подругу и старался улыбаться ей, хотя ему было очень грустно. Он не мог понять, почему его забрали из сада, ведь он так хотел остаться в своём саду и продолжать общаться с бабочкой. Но он понимал, что ничего не может сделать.

Прошло несколько дней, и тюльпан начал вянуть. – Когда-нибудь я покину этот мир, но ты не переживай. Я всегда буду рядом с тобой, даже когда меня не будет видно, – произнёс он.

Когда тюльпан умер, бабочка была безутешна. Она перестала летать и есть, просто сидела на месте, где раньше рос её друг, и плакала. Она не могла по-

верить, что его больше нет.

Однажды бабочка решила покинуть этот сад и отправилась в другой. Там она увидела множество других бабочек, которые были счастливы и беззаботны. Но бабочка не могла забыть своего друга и не хотела больше дружить с цветами, чтобы не испытывать новую боль.

Прошёл год, и бабочке пришло время уйти из этого мира. Она вернулась на то место, где когда-то рос её друг. Но там она увидела нечто удивительное: на месте старого цветка вырос новый. Он был ещё более ярким и красивым, чем тот, который она знала. Тюльпан приветливо кивнул бабочке, и она поняла, что душа её друга жива и продолжает жить в новом цветке, и что уход из этого мира – это не конец, а лишь начало нового пути.

– Когда-нибудь я покину этот мир, но ты не переживай. Я всегда буду рядом с тобой, даже когда меня не будет видно. – Бабочка опустилась на цветок, сложила крылышки и уснула.

Зов матери

– Чудны дела твои, Господи! – в который раз повторил лейтенант Рыжиков, вытирая ладонью липкий пот под форменной фуражкой.

Июль в нынешнем году на морском побережье выдался особенно жарким, и немаленького по габаритам полицейского спасала от теплового удара только тонкая летняя рубашка с короткими рукавами. А вот фуражку снять не разрешали даже в порядке исключения, и кучерявый Миша Рыжиков откровенно страдал, борясь с едким солёным потом. Вот бы сейчас скинуть эту ненавистную фуражку, раздеться – и с разбегу нырнуть в море! Тем более – вот оно, ласковое, почти прозрачное и такое зовущее!

Рыжиков перевёл тоскующий взгляд с вальяжно лежащих у кромки воды отдыхающих на предмет своего интереса и вновь пробормотал про чудные

дела. Потому что перед полицейским, грустно потупив затуманенные янтарные глазки, сидел тощий, какой-то обшарпанный, но самый настоящий тигриный котёнок!

В этот момент тигрёнок издал жалобный басовитый «мяв» и взглянул прямо в глаза Михаилу. Точнее даже, не в глаза, а в душу: уж больно пронзительным был взгляд кошачьего ребёнка. Он словно чувствовал, что его сейчас спасут.

По белёсой шерстистой щёчке тигрёнка сползла одинокая, но вполне настоящая слезинка. Сердце Рыжикова дрогнуло и засбоило. Он внезапно вспомнил события месячной давности…

Стояла прохладная июньская ночь, за плотно зашторенным окном неистовствовал бора – северный ветер с гор, обыденный и еженощный, стихающий к утру, но всякий раз рождающий в сердце не спящего человека непонятное пугающее томление.

Рыжиков ворочался в постели, слушая завывания бора и стараясь не разбудить безмятежно сопящую на соседней половинке кровати жену Соню. Вот кто полностью оправдывал своё имя: она могла спать при любых условиях и в любой обстановке. Бора не тревожил её нисколько, потому что она его просто не слышала.

Миша завистливо вздохнул и, выбравшись из кровати, в одних трусах отправился на балкон, чтобы «закусить» бессонницу сигареткой. Ёжась от тревожных порывов ветра, он медленно вдыхал горьковатый дым и вглядывался в ночной полумрак, освещаемый лишь тусклыми пятнами фонарей, проглядывающих сквозь непроницаемые кроны сосен.

Темно и тихо. Один только ветер воет, вынимая душу…

Вдруг в очередном порыве бора Рыжиков расслышал нотки настоящего человеческого плача.

Рыдала женщина, прерывисто повторяя сквозь всхлипывания: «Помогите, помогите мне! У меня украли дочь! Верните мне моего ребёнка!»

Михаил резко потушил сигарету и, прислушиваясь к явственно различимым в стоне ветра причитаниям, начал вглядываться в слабо освещённое пространство двора. Кто мог звать его среди ночи? Где находилась эта безутешная женщина? Если в соседнем доме, то почему так громко звучат её слова, перекрывая ветер?

Так никого и не разглядев, Рыжиков бросился в комнату и схватил телефон, пробуя набрать номер дежурной части. Может, коллеги уже приняли вызов и ищут пропажу безутешной матери?

– Чего тебе не спится, Мишка? У нас всё тихо, никто не звонил и не приходил. Померещилась тебе мамаша твоя. Знаю я, как её зовут: бора, – полусонный шутливый голос дежурного слегка успокоил

Рыжикова. Он уселся на кровать рядом с мирно спящей Соней и почесал в затылке, уставившись на погасший экран смартфона.

Но ведь зов звучал так отчаянно! В нём плескалась такая реальная боль!

Миша заснул на рассвете, а уже к утру ночное происшествие изгладилось из его памяти. И вот слеза малыша-тигрёнка, которого он и его напарник Славка планировали конфисковать у недобросовестного пляжного фотографа (и откуда только он взял этого экзотического звериного детёныша!), напомнила Рыжикову плач несчастной матери.

– Чудны дела твои, Господи! – ещё раз шепнул Миша, отмахиваясь от неожиданного воспоминания, как от случайного наваждения, и взял тигрёнка на руки. Тот мелко дрожал, впуская и выпуская когти из больших кошачьих лап. Прижав малыша к груди, Рыжиков отошёл в сторонку, дав возможность

Славке составить протокол об изъятии запрещённого к содержанию животного и стараясь не прислушиваться к нецензурной ругани раздосадованного фотографа.

Тигрёнка отвезли в местный сафари-парк, где с благословения власть имущих почти на воле жило несколько грациозных полосатых хищников. Пока Славка утрясал бумажные дела, Рыжиков стоял возле просторного вольера. Солнечный свет играл на роскошных шкурах огромных диких кошек, и эти переливы выглядели завораживающе. Он замер, встретившись взглядом с одним из тигров. Или тигриц? – кто их разберёт!

Откуда ему был знаком этот пронзительный янтарный взгляд? Странно: в невыносимо жаркий летний день он вдруг ощутил бег ледяных мурашек по вспотевшей спине…

Ночью ему, как и месяц назад, опять не спалось.

Он взглянул на сладко нежащуюся в объятиях Морфея Сонечку, взял сигареты и шагнул на балкон, навстречу рвущему душу бора. И вдруг сквозь печальный вой он услышал опалившее его нечаянной радостью, ликующее женское восклицание: «Спасибо тебе! Ты вернул мою дочь!»

Янтарными тигриными глазами смотрели на него с неба большие южные звёзды…

Шекспир в муравейнике

Лёха Шекспир назубок знал Протокол исследователя иных планет.

Ещё бы: каждый, кто удостаивался чести нырнуть в неизведанный мир в челноке-первопроходце, должен был наизусть цитировать этот документ. Причём, слово в слово, с любого места, проснувшись ночью или даже пьяным…

Ну, про алкоголь, конечно, перебор: звёздные скитальцы, населявшие межгалактические корабли, были лишены возможности расслабляться с помощью каких-либо допингов. Спиртного в космосе попросту не водилось.

Потому что однажды после легендарной пьянки на борту космического шаттла пара разудалых астронавтов направила его прямиком в Йеллоустонскую кальдеру, спровоцировав самое мощное за всю историю Земли извержение вулкана.

И планета «вздохнула» во всю силу! Некоторое время люди пытались контролировать это огненное «дыхание», но потом земная кора вдоль североамериканского континента лопнула, словно переспевший арбуз, трещина стремительно поползла вширь и вглубь…

Словом, кто-нибудь помнит теперь, где на звёздных картах располагалась Земля? – Вот и Лёха не помнил.

Он даже не догадывался, что его прозвище «Шекспир» уходило корнями в древнюю литературу землян. Просто парень обладал редким сочетанием отваги, эрудиции и решительности.

Сам момент принятия решения выглядел так. Лёха хмурил брови, замирал на мгновение и театрально провозглашал: «Быть или не быть?»

Откуда этот вопрос взялся, космолётчик не знал. А вот искусственный интеллект, управлявший его челноком, знал. Он-то и одарил Лёху книжным прозвищем.

К моменту последнего «вздоха» Земли, разорвавшего планету на несколько крупных астероидов, с её поверхности уже стартовали межгалактические крепости, унёсшие в неизведанные пространства космоса остатки человечества.

Люди не переставали надеяться на встречу с пригодной для жизни планетой. Все попадающиеся на пути миры исследовались с каким-то ненасытным исступлением.

Одна из планет встретила землян кислотными болотами, в которых посланные на разведку космошлюпки растворились без следа.

На второй челноки угодили прямиком в жидкий азот, что тоже привело к летальному исходу…

На третьей…

Впрочем, стоит ли продолжать? На космические крепости из множества смертельно опасных миров не вернулись тысячи первопроходцев, прежде чем один из учёных додумался до создания Протокола исследователя иных планет. Ну да, того самого,

который все должны знать наизусть, даже ночью, даже если…

И Лёха Шекспир его знал. А ещё он знал всю историю покорения космоса в эпоху после Земли. Но, увы, слова «Йеллоустонская кальдера!» были для него просто неприличным ругательством, а не названием природного объекта…

Да и откуда вообще парню было взять сведения о «природных объектах»? Его ведь с момента рождения окружала сплошная техногенная среда. Это вовсе не Ноев ковчег был, где всякой твари по паре, а вполне стандартный, хоть и гигантский, космолёт, где из «тварей Божьих» имелись исключительно люди.

Причём, очень скоро Шекспиру пришлось убедиться, что иногда они бывают просто твари, а вовсе никакие не божьи…

Итак, Лёха спустился на планету номер 1927 (миры просто нумеровали, не заморачиваясь с названиями) в компании с братьями Димоном и Денисом.

Для ребят это был первый спуск в иной мир, поэтому Шекспир должен был их проинструктировать, попросту зачитав по памяти Протокол исследователя.

Память Лёху никогда не подводила, и слова отлетали у него от зубов. Вплоть до рокового: «Всё, что имеет признаки жизни, признаётся потенциально опасным».

Димон и Денис внимательно выслушали босса и осторожно покинули челнок, двигаясь синхронно и даже слегка грациозно (насколько позволял скафандр).

Если бы гости этого мира обладали генетической памятью предков о Земле, они поразились бы, насколько условия этой планеты напоминают земные. Только всё, что располагалось вокруг, по масштабам заметно превышало всё земное, словно предназначалось великанам.