Позывной «Зенит»

© Журавлев С. Е., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Материалы свидетельствуют, что ничего из здесь изложенного никогда не было.

Вернее, было, но не совсем так.

И главное, все это чистая правда.

Автор

Пролог

Он устало привалился к стене хибары с тенистой стороны. День шел к закату, но пекло пустыни не отпускало. Дыхание стало выравниваться. Только что с палестинскими парнями он преодолел полосу препятствий со стрельбой боевыми патронами. К металлическим частям Калашникова нельзя было прикоснуться, появлялись волдыри, не понятно, то ли от стрельбы, то ли от нестерпимого солнца. Умело повязанная куфия в черно-белую клетку с бахромой, конечно, спасала от песка, но затрудняла, сбивала дыхание. Проклятый песок все равно противно скрипел на зубах.

Юрий с облегчением вытянул натруженные ноги, но тут же резко поджал их и оказался на корточках. Мимо него, загребая песок «боковым ходом», передвигалась персидская гадюка. Это был крупный экземпляр длиной около метра, толщиной практически с руку. Она на мгновение остановилась напротив человека, подняла рогатую приплюснутую головку, стремительно выбрасывая раздвоенный язык. Юноше показалось, что ядовитая змеюка просканировала его пронзительным взглядом, от которого, несмотря на ужасную жару, его спина покрылась холодным потом и вздыбился ершик коротко стриженных волос под арабским платком. Видимо, его размеры не впечатлили пресмыкающееся, он все-таки покрупнее пустынной крысы, и гадюка порулила дальше.

Сидящие рядом палестинцы засмеялись над его реакцией:

– Немец, теперь ты понял, почему мы сидим на корточках?

Он хотел ответить, но застрял на вопросе, на каком языке отвечать – на русском, немецком, они же назвали его «немцем», арабском, как у них, или таджикском?

Именно от этой загадки Юрий проснулся. В своей постели, в знакомой квартире. На улице еще холодно, всего лишь ранняя весна. Он тронул пятерней голову и убедился, что длинные волосы «под битлов» на месте. Зато от испарины на спине намокла майка на лямках, прозванная в народе «алкоголичкой».

«Какая пустыня? Какие палестинцы? Почему я с автоматом АК-47 и в умело замотанной куфье?» И наконец главный вопрос: «Это мистическое предвидение или игра сонного разума?»

Глава 1

«Вам необходимо организовать помощь в проведении специальных социологических исследований в ФРГ силами 3-го отдела вашего Аппарата. Для этого к вам командируется сотрудник управления «С» ПГУ КГБ СССР майор Саблин М. С.».

Получив это сообщение от начальника Первого главка, генерал Фадеев, руководитель аппарата Уполномоченного КГБ по координации и связи с МГБ ГДР, привычно взял ручку, чтобы расписать ответственных в своем ведомстве за организацию каких-то новомодных социологических исследований.

Несколько месяцев назад Комитет госбезопасности возглавил новый человек. Андропов не только не имел ранее отношения к разведке, он даже в армии не служил. Теперь же в его руках и разведка, и контрразведка, и пограничные войска. Одна из самых могущественных и сильных спецслужб в мире. И вот, пожалуйста, «социологические исследования».

Иван Анисимович уже хотел отписать это мероприятие своему заму, как его внимание зацепилось за фамилию Саблин М. С. Это наверняка Матвей Степанович, тогда это в корне меняет дело. Точно, Саблин сотрудник управления «С», то есть нелегальной разведки. Мало того, он один из ведущих оперативников 5-го отдела этого управления. Опытный контрразведчик, за его плечами несколько сложных операций за границей, в том числе силовых.

Фадеев четыре года возглавлял 13-й отдел, который свои называли «отделом активных действий», а на Западе – отделом «мокрых дел». Генералу приходилось взаимодействовать с Саблиным, оперативный позывной «Север». Ну никак не может человек с такой боевой биографией заниматься какими-то научными исследованиями. Значит, здесь что-то другое, более серьезное. Надо встречаться самому. Конечно, с участием начальника 3-го отдела, это нелегальная разведка в аппарате Уполномоченного, полковником Юзбашьяном.

Посланец из Москвы смог добраться до резиденции руководителя аппарата Уполномоченного КГБ по координации и связи с МГБ ГДР только поздно вечером. Генерал не стал откладывать встречу на следующий день и сразу принял майора. Участникам совещания не надо было тратить время на знакомство, они уже сталкивались по работе.

– Учитывая, что вы, Матвей Степанович, прямо с дороги, не будем тратить время попусту, – сразу перешел к делу генерал. – Доложите, с чем вы к нам прибыли.

– Прибыл я к вам по поручению самого Юрия Владимировича. – Саблин чувствовал себя вполне уверенно. В этом кабинете он бывал не раз. Еще во времена, когда Аппаратом руководил легендарный Александр Михайлович Великанов, с уважением прозванный коллегами «королем нелегалов». – Мы с вами наблюдаем, что на Западе в последнее время стало активно проявлять себя движение, известное как «городская герилья», или «левый экстремизм». У него есть все предпосылки войти в историю как одно из самых ярких политических событий нашего века в Европе. На волне недоверия к своим властям зародилось радикальное студенческое движение, связанное с идеями новых левых. Новые левые подпитываются, к сожалению, и определенными антисоветскими идеями. Их движение возникло практически одновременно в ряде ведущих стран мира, особенно в США, во Франции, в Германии и Италии. И, развиваясь, оно дало мощнейший всплеск студенческих бунтов, продолжающихся на наших глазах.

Движение левых опирается на двух китов. Это антифашизм и национально-освободительное движение. История сделала крутой поворот. Если раньше мы опирались на пролетариат как движущую силу социалистической революции, то теперь самой активной частью населения становится студенчество. Пролетариат в обществе потребления во многом отказался от политических требований, приоритетом для него стали экономические подачки со стороны капиталистов. Поэтому для нас важно, по какому пути может развиваться дальнейшая работа по развалу капиталистического общества. Именно для этого планируется направить в молодежную среду Западной Германии, Австрии и некоторых других стран наших молодых сотрудников с нелегальных позиций для определения настроения и прогноза дальнейших планов западной молодежи. Я понятно объяснил главную мысль?

– Значит, мы отправляем своих молодых нелегалов в, как вы сказали, молодежную среду, они там вращаются и только поставляют информацию, не проводя, по сути, никаких оперативных мероприятий, – уточнил начальник нелегального направления.

– Верно, товарищ полковник. Они поставляют моей группе первичную информацию, как бы замеряют температуру нагрева молодежной среды. Поэтому наши социологи называют эту работу «Градусник». Специалисты накладывают наши материалы на уже имеющиеся социологические материалы западных ученых и дают рекомендации руководству, вплоть до Центрального Комитета партии.

Генерал Фадеев хранил демонстративное молчание. Он даже не смотрел на собеседников, вперив взгляд в лежащие перед ним бумаги. Его крупные руки лежали одна на другой, что дополнительно говорило о глухой защите.

– Это хороший материал для научной работы, – осторожно заметил Юзбашьян. – Мои ребята, получается, ничем не рискуют, а вы набираете материал для научной работы.

– Не скрою, планируется написание и защита научных работ, естественно, в закрытом режиме. Для этого создается ведомственная лаборатория со штатом научных сотрудников. Тем самым работа разведки все больше будет отвечать современным запросам. Мы внедряем современные научные методики, будем использовать электронно-вычислительную технику.

– При защите кандидатской диссертации сколько добавляется к окладу? – снова поинтересовался полковник.

– Целых 15 процентов, – со значением отметил посланец Центра.

– Морис Абрамович, вам понятно, что от вас требуется? – подал голос Фадеев.

– Так точно. Выделить молодых сотрудников, залегендированных как студенты в учебных заведениях ГДР. По своим студенческим документам они кратковременно отправятся в ФРГ.

– Сколько человек можно задействовать?

– Сейчас троих. Хотя я бы Цыганкова исключил. Вы же знаете, Иван Анисимович, в какую историю он попал.

– Я помню. Матвей Степанович, очевидно, захочет с ними побеседовать, проинструктировать.

– Конечно, товарищ генерал. Мы еще своих нелегалов добавим к вашим, – поддержал генерала гость из Центра. – Кодовое название операции «Балаган».

Фадеев только хмыкнул:

– Хорошо. Время позднее. Я вас больше не задерживаю, Морис Абрамович. Завтра и начнете с товарищем майором.

Попрощавшись, Юзбашьян покинул кабинет.

Генерал сменил закрытую позу, откинулся в кресле.

– Теперь, Север, рассказывай, зачем приехал.

Матвей не выдержал и рассмеялся:

– Ничего от вас, военных контрразведчиков, не скроешь.

– Неужели ты думаешь, что я поверю, что такой добывающий офицер, как ты, будет заниматься какой-то социологией или, не приведи господь, кибернетикой. Продажной девкой капитализма, как говаривал наш Генеральный секретарь.

– Ну что ж, товарищ Андропов разрешил вам все рассказать, потому что он вам доверяет.

Для Фадеева было приятно, что Председатель КГБ так его ценит. Во время венгерского мятежа 1956 года полковник Фадеев со своей группой имел персональный приказ обеспечить личную безопасность посла и, при необходимости, даже ценой своей жизни провести его эвакуацию при обострении ситуации. Послом в Будапеште тогда был как раз Юрий Андропов.

– По всем признакам наступает период обострения отношений с Западом. Нас будут проверять на прочность не только политически, но и в военном плане. Нападения, задержания, аресты, даже ликвидация наших людей должны показать, что Советский Союз уже не тот, он не может дать достойного ответа. Ваш 13-й отдел, пусть сейчас он называется отдел «В», отвечал на эти вызовы, и мы не боялись показывать, что это «рука Москвы». Сейчас другие времена, и для нас важно не только ответить, но и сделать так, чтобы прямых доказательств, что это мы, не существовало.

– Работа под «чужим флагом»?

– Не совсем. Американцы нашли для себя выход в таких ситуациях. Они просто нанимают третьих лиц и затем обрубают концы.

– Понятно. Это как с Кеннеди. Кто убил? Какой-то непонятный мужик, не выводящий ни на кого, и его застрелил еще один, непонятно кто и от кого.

– Не он один. Мы не работаем с помощью наемников, это не наш метод. Руководство предлагает проработать вариант использования для таких дел радикалов. Либо национальных, как ирландцы, курды, палестинцы. Либо политических, такие, как левые или правые. Они не должны знать, что это мы выбираем для них цель. Они должны думать, что это их решение.

– Вот для этого рядом с ними должны быть наши люди, – продолжил мысль генерал. – Причем нелегалы.

– Именно. Поэтому ваши ребята должны будут стать не просто нашими глазами и ушами, но и мозгом, который управляет руками.

– Чужими руками.

– Конечно. В этом и весь смысл. Все поймут, что это возмездие, но следа Москвы не будет. Моя задача – найти таких ребят, запустить их и быть рядом, чтобы вытащить в случае обострения.

– Как раз то, чем занимается ваш отдел. Отдел безопасности нелегальной разведки.

Север согласно кивнул:

– Это хорошо, что ты сам будешь контролировать их внедрение. Какое у тебя прикрытие в Германии?

– Уже несколько лет я коммерческий директор солидной берлинской фирмы по реализации столовых изделий. Документы надежные.

– Это важно. Ребята ведь пойдут молодые, считай, не обстрелянные. Важно, чтобы они не потеряли бдительность. – Генерал задумался и немного погодя продолжил: – В мае сорок второго я был старшим политруком пехотного полка. Наша часть располагалась недалеко от Гжатска. Тогда немец рвался к Сталинграду, а у нас на Западном фронте возникло затишье. Две недели стояла относительная тишина, бойцы, да и мы, командиры, расслабились. Немцы воспользовались этим. Впереди полка располагалось боевое охранение из 16 человек. Им как раз привезли сразу и обед, и ужин. Голодные бойцы набросились на еду, даже не выставив наблюдателей. Три группы немецких разведчиков скрытно приблизились на пистолетную дистанцию и забросали наших гранатами. Шестерых взяли в плен, в том числе и моего подчиненного, младшего политрука, двое смогли убежать, остальные погибли. За потерю бдительности и отсутствие надлежащей проверки за несением караульной службы мне и командиру полка объявили строгий выговор и предупреждение о неполном служебном соответствии. Повезло, могли и под трибунал отдать. Как думаешь, для чего я тебе это рассказал, Матвей Степанович?

– Для того, Иван Анисимович, что война для нас с вами не закончилась и в случае утери бдительности наши с вами бойцы будут расплачиваться жизнью.

– Вот именно.

Справка

Фадеев Иван Анисимович, 50 лет, русский, из крестьян Пензенской губернии. Член ВКП(б)\КПСС с 1939 года. После школы по комсомольскому набору направлен на учебу в Куйбышев в Государственный институт журналистики, где проявились его навыки партийного организатора и он был избран заместителем секретаря Куйбышевского обкома ВЛКСМ по пропаганде. Вскоре призван в ряды РККА. Фадеев получил звание политрука и назначен инструктором по пропаганде и агитации политотдела Чкаловского авиационного училища. С началом войны Иван Анисимович был назначен комиссаром 35-го бомбардировочного авиационного полка. Полк понес тяжелые потери и был отправлен на пополнение. Молодой политрук написал рапорт и был назначен заместителем начальника политотдела стрелковой дивизии в боях под Москвой, а потом подал рапорт и был утвержден комиссаром стрелкового полка той же дивизии. Лично принимал участие в боях, был ранен. В конце 1942 года институт комиссаров был упразднен, командных кадров не хватало, и после краткосрочных курсов, в 26 лет, Фадеев стал командиром гвардейского полка, а в гвардию направляли лучших. В 27 лет после второго ранения он уже командует дивизией.

В 1949 году после окончания Военной академии им. Фрунзе полковник Фадеев был переведен на работу во внешнюю разведку КГБ СССР. С 1950 по 1954 год на разных должностях в Германии. Затем центральный аппарат ПГУ КГБ СССР. В сорок лет возглавил 13-й отдел. Это подразделение занималось подготовкой и проведением прямых действий за рубежом. Диверсии, саботаж. Здесь же стал генералом. С 1961 по 1966 год в руководстве 3-го Управления КГБ, то есть военная контрразведка. Присвоено звание генерал-лейтенанта. С 1966 года Уполномоченный КГБ по координации и связи с МГБ ГДР в Берлине.

Награжден тремя орденами Красного Знамени, Красной Звезды, орденом Александра Невского, нагрудным знаком «Почетный сотрудник госбезопасности», медалями.

Глава 2

Для встречи с кандидатами Саблину выделили конспиративную квартиру недалеко от Берлинского университета имени Гумбольдта.

Первым Матвей попросил прислать парня, которого хотел забраковать Юзбашьян.

«Юрий Цыганков отличается взбалмошным характером, плохо управляем. Немецкий у него, конечно, хороший, но дисциплины никакой. Взять хотя бы последний его номер. С немецким дружком выпили пива и поехали кататься по ночному Берлину. Их пытались остановить немецкие полицейские, но они на своем «Трабанте» сначала водили их по всему городу, потом скрылись. Планирую поставить перед начальством вопрос о досрочной отправке Цыганкова в Союз», – такую характеристику дал своему стажеру начальник отдела.

Юрий появился на пороге квартиры ровно в назначенный час. Черные как смоль волосы, прическа каре. Среднего телосложения, европейский тип лица, очень живые подвижные глаза. Модная, но не дорогая пестрая рубаха, текстильная куртка на молнии. Вполне современный молодой человек.

Север сразу перевел разговор на немецкий язык. У гостя это получилось легко, без напряжения. Майор не стал ничего объяснять и перешел к расспросам:

– Расскажи о себе. Где учился, как сюда попал.

– Родился я в Киргизии, в Ферганской долине, недалеко от города Ош. Там мама оказалась в эвакуации. После войны отец остался в армии, его направили служить в Таджикистан. В гарнизоне и прошло мое детство. Мне было четырнадцать, когда он вышел на пенсию, и мы переехали в Калинин. После школы я поступил в московский иняз имени Мориса Тореза. По окончании предложили пойти в КГБ. Я согласился. Вот и вся биография.

– Не прибедняйся. Ты же знаешь, что чертик прячется в мелочах. У тебя хороший немецкий. Откуда?

– У меня мама учительница английского языка. Член партии. Поэтому при дефиците кадров мужчин ее еще в Таджикистане назначили директором школы. Во время войны она приютила у нас молодую женщину с ребенком. Тетя Маша была из репрессированных немцев Поволжья. Они сдружились. Ее сын Генрих, чуть старше меня, мы с ним были как братья. Мать под свою ответственность взяла ее учительницей немецкого языка и пения. Поэтому английский у меня – классический, от мамы, а немецкий разговорный – от тети Маши. Она была очень хорошей учительницей. От нее я знаю много пословиц, поговорок, скороговорок, народных песен. Когда мы переехали в Таджикистан, мать и там стала директором школы и перетянула к нам Марию.

– Так, может, ты и таджикский знаешь?

– Знаю хорошо.

– Как же ты смог поступить в московский институт?

– У отца однополчанин служил в областном военкомате, он договорился, и мне дали персональное направление на учебу от обкома ВЛКСМ. Но больше помог спектакль, который у меня произошел в приемной комиссии, – с гордостью, чуть хвастливо заявил молодой человек. – У меня же в аттестате официально записан английский, а немецкий как бы домашний. В приемной комиссии сидел представитель комитета ВЛКСМ, чтобы ставить абитуриентов на комсомольский учет, студент третьего курса. Услышав мое блеяние по-английски, проворчал, что для поступления в легендарный вуз надо иметь более серьезные знания по языку, а желательно – по двум.

– И ты не стерпел, – предположил Саблин.

– Конечно, – не стал скрывать Цыганков. – Попробуй повторить, говорю я ему, и начал сыпать немецкими скороговорками. Он и притух. Зато женщина, которая принимала документы, включилась, видимо, рутинная работа по сверке паспортных данных ее утомила. Мы с ней устроили блицтурнир по знанию немецких поговорок. Пришлось звать секретаря комиссии, чтобы решить, ставить ли мне экзамен по немецкому, если он не подтвержден документально.

– Но на этом спектакль не закончился, – предположил Матвей, видя, что это еще не финал.

– Конечно. Комсомолец, на свою беду, заявил, что он изучает три языка. Тогда я встаю. – В эмоциональном порыве молодой сотрудник встал и, театрально вскинув правую руку, стал читать стихи на таджикском.

– Омар Хайям?

– Точно. Вы знаете таджикский?

– Нет. Догадался, что это его рубаи.

– А этот балбес рот открыл и спрашивает, на каком это языке. Я говорю: на норвежском. Он понимающе кивает, а вся приемная комиссия покатывается со смеху.

– И на этой хохме тебя взяли в столичный иняз?

– По сути, да. По результатам экзаменов я, конечно, не добрал баллы, меня должны были отчислить, но секретарь комиссии, хороший дядька, настоял, и меня взяли сверх набора с испытательным сроком.

– Что ты пообещал им за это?

– Что буду ходить на факультатив арабского языка.

– Так у тебя еще и арабский? Очень хорошо.

Юрий успокоился и стал выжидательно смотреть на гостя из Москвы. Ему никто еще не объяснял, что от него хотят.

– Теперь, мил человек, объясни мне, как ты удрал от полиции на «Трабанте». Это же мыльница с мотоциклетным мотором. Кстати, они на чем были?

– На «Вартбургах». Там было два экипажа.

– Даже так. – Непонятно это было сказано – с осуждением или с одобрением.

– Я рассудил, что на прямой они меня сделают, поэтому шанс был только при условии запутать их в переулках.

– Грамотно.

– Они выдержали только полчаса и потерялись, а я ушел дворами.

Север, пока не утверждены кандидатуры руководством, не имел права раскрывать детали предстоящей операции.

– Какой у тебя оперативный позывной?

– Батый. В честь восточного полководца.

– Какая сейчас легенда?

– Студент университета, родом из Саксонии. Шлифую роль и язык.

– В ФРГ бывал?

– Да, пару раз. В Западном Берлине при Свободном университете обитают студенты, сбежавшие из ГДР. Приятель с курса их знает и меня с ними знакомил.

– Даже так, – заинтересовался оперативник. – Не попадался тебе там Дучке? Руди Дучке?

– Как же, познакомились. Он тоже перебежчик с Востока. Активный такой парень, любит поспорить. Только голова у него забита классовой борьбой. Ни о чем другом говорить не может.

– Где это было?

– Они обитают в Коммуне номер один. Это такой большой, почти заброшенный дом-муравейник. Там живут одни студенты.

– Хорошо, – обрадовался складывающимися условиями майор. – В машинах разбираешься хорошо?

– Есть такое дело. В гараже с отцом все свободное время пропадал. Люблю с друзьями погонять и по трассе, и по бездорожью.

– Рукопашным боем владеете? – неожиданно спросил московский гость.

– В разведшколе было несколько занятий.

– Понятно. С взрывчатыми веществами работали?

– Нет. – Собеседник явно был сбит с толка такими вопросами. – И стреляю я не очень, хоть и знаю четыре языка, – заявил он.

Это был вызов. Вернее, очень грамотная провокация, рассчитанная на то, что собеседник так же эмоционально заведется и проболтается. Но Саблина такими приемами не взять.

– Хорошо, Батый, рад знакомству. В ближайшее время стричься запрещаю. Можешь начинать дерзить преподавателям в университете, хорошо бы выступить на каком-нибудь митинге с левацкими, можно даже анархистскими, высказываниями. С основоположниками «Франкфуртской школы» философии знаком? Можешь отличить взгляды Маркузе от Адорно?

– Так это для нынешней молодежи такие же основоположники, как для вас Карл Маркс и Фридрих Энгельс, – заулыбался Цыганков. – Кое-что читал.

– Тогда иди изучай и обсуждай с друзьями. Пока все.

Смирнова язык никак не поворачивался назвать Василием, только Васей. Невысокого роста, похожий на подростка, русоволосый паренек, глядя на которого у женщин возникало желание подкормить его. Разговорный немецкий у него был не на высоком уровне, прежде всего, из-за затруднений в поиске нужных слов.

– Как попал в разведку? – Северу важно было понять мотивацию людей, с которыми предстояло работать в непростых условиях.

– По наследству, – честно признался Вася и даже шмыгнул по-пацански носом. – Дед у меня генерал, еще в СМЕРШе воевал. Отец полковник, служит в Центральном аппарате. Я и поступил на юридический, а дед считает, что боевой опыт сейчас можно получить только в нелегальной разведке.

– Понятно. А сам ты что хотел?

– Мне нравится театр. Я с четвертого класса участвовал в театральной студии при Дворце пионеров.

– Какие роли играл?

– Разные. Большие и маленькие. Даже белогвардейца-заику в постановке «Любовь Яровая».

– Что-то я не помню там заику.

– Это видение нашего режиссера.

– Получился заика?

– Отзывы были хорошие.

– Ну-ка попробуй сейчас включить заикание. Стихи немецкие знаешь?

Василий уверенно начал декламировать Гете, правдоподобно имитируя заикание.

– С сегодняшнего дня ты у нас заикаешься. Понятно почему?

– Понял, – догадался молодой нелегал. – Заиканием проще скрыть дефекты произношения. Хороший прием.

– Как складываются отношения с немецкими сокурсниками в университете?

– Нормально, у меня много приятелей.

– За счет чего?

– Я люблю играть в карты, знаю много игр. Даже умею показывать фокусы с картами.

– Жульничаешь?

– Не без этого, – согласился, немного смущаясь, Вася.

– Какой у тебя позывной?

– Карась.

Коллеги вместе понимающе заулыбались.

– Предлагаю в связи с серьезностью операции сменить.

– Можно на «Зенит»? У меня у деда был такой оперативный позывной, – с надеждой спросил начинающий разведчик.

– Согласен. Традиции в нашем деле только приветствуются.

Третьим был крепкий парень в мешковато сидящем костюме. Челка низко нависает над глазами, создавая впечатление, что ее хозяин смотрит исподлобья.

Матвей заметил, что молодой человек все время прячет руки под столом. В разговоре активности не проявлял, только отвечал на вопросы.

– Врабий Виктор, позывной «Голова». Здесь прохожу как студент Политеха по специальности Строительство и архитектура.

– Немецкий у тебя не очень хороший, – заметил Север.

– Так по легенде я – румын.

– Интересно, и румынский язык знаешь?

– На самом деле я родом из Молдавии. Молдавский схож с румынским, так что выкручусь, если что.

– Какие еще языки знаешь?

– Могу говорить на романи, это цыганский.

– Н-да, куда в Германии без цыганского, – задумчиво произнес майор. Этот третий ему чем-то не нравился. Но это эмоции, надо работать с тем, что есть.

– Скажите, а правда, говорят, что тем, кто в капстранах работает, дополнительно по восемьдесят марок выплачивают? – неожиданно поинтересовался Виктор.

– Да, есть такой приказ. Тебе что, деньги нужны?

– По возвращении жениться хотел, – не переставал удивлять Саблина новичок.

– Что, и невеста уже ждет?

– Пока нет, но найду. Делов-то.

Разговор явно не клеился, и через десять минут Матвей отпустил Виктора.

Перед отъездом в Москву на согласование плана операции Саблин еще раз встретился с Фадеевым.

– Иван Анисимович, посмотрел я ваши кадры. Не густо. Будем включать в операцию всех троих. Основным пойдет Цыганков, то есть Батый. Его задачей будет сойтись с политически активной верхушкой, я бы сказал, с агрессивной частью молодежи в Западном Берлине. Связником и дублером у него будет Зенит. Голова будет пока «спящим» агентом. Кстати, как он к вам попал?

– Персонально направили на стажировку из республиканского управления КГБ по Молдавской ССР. У нас никак себя не проявил. Когда планируете начать?

– Думаю, за месяц все утрясем, согласуем. Прошу за это время Батыя и Зенита натаскать в плане физической подготовки. Особенно рукопашный бой, обязательно работа с холодным и огнестрельным оружием, основы взрывного дела. Если мы все правильно просчитали и дело у немецкой молодежи дойдет до реальных мероприятий, по неопытности могут и себя, и наших угробить. Поэтому пусть хоть наши в этом будут разбираться.

– Сделаем. Спецы есть. Голову, значит, не привлекать?

– Нет. Мало ли что. С этими двумя есть ясность, а он для меня все еще темная лошадка. Пока не увижу в деле, полностью доверять не могу. Чтобы не получилось, как с Хохловым, помните?

У Фадеева напряглось лицо и невольно сжались кулаки.

– Я же сам помогал ему переправляться в Германию, где он должен был провести операцию по ликвидации одного из лидеров НТС Георгия Околовича, служившего еще фашистам. У Народно-Трудового Союза как раз тогда в разгаре закрутился роман с ЦРУ. Они совместно забросили в СССР несколько диверсионных групп. Надо было отвечать. А Хохлов, сука, переметнулся и все рассказал американцам, сдал всех. Ему наш суд вынес смертный приговор за измену Родине. В 1957 году, я тогда только пришел в 13-й отдел, наш сотрудник смог подойти к нему на конференции во Франкфурте. Они разговорились, решили выпить по чашке кофе, но Хохлов сделал только два глотка – и его срочно позвали, сделал бы третий – и хана бы ему. А так повалялся при смерти три недели, и врачи в американском госпитале смогли его вытащить.

– Яды – дело темное и ненадежное, – поддержал генерала Саблин.

– Не говори. По мне, нет ничего лучше пули или взрывчатки.

– Они тоже могут подвести, – заметил Север. – Поэтому, я считаю, всегда надо планировать контроль.

– Согласен. При стрельбе или взрыве это можно организовать, а в нашей ситуации как ты это предлагаешь сделать?

– При отравлении один из главных факторов – это вовремя оказанная квалифицированная медицинская помощь. Считаю, надо было рассмотреть вариант, когда «Скорая помощь» не оказалась скорой.

Генерал задумался.

– Очевидно, ты прав. Опыта нам тогда не хватало. Литерные дела очень редко проводились, да и исполнителей для них подобрать было непросто. Не готовили мы профессиональных ликвидаторов, а те, кто был с войны, уже к тому времени ушли.

Они знали, о чем говорили.

– В целом твое решение, Север, я одобряю. Батый и Зенит – ребята перспективные, а вот за Головой посмотрим повнимательнее. Бдительность и внимательность – главные качества контрразведчика.

– Иван Анисимович, есть ли у нас данные, что коллеги из разведки ГДР работают по молодежному движению в ФРГ?

– Конечно, работают. Время от времени они нам подкидывают информацию, но это для них не является приоритетом. Так, знаешь, на всякий случай. Причем интересную деталь мы заметили. Штази, разведка ГДР, набирает своих агентов для засылки в основном из среды студентов или выпускников юридических специальностей. Как только видишь каких-нибудь «Свободных адвокатов» или «Юристов в борьбе за мир», обязательно рядом пасется правовед из немецкой разведки. Как всегда, немцы продумывают все до мелочей и сыпятся чаще всего на мелочах. Это и война подтвердила. Знаешь, на что нас в СМЕРШе учили прежде всего обращать внимание?

– Неужели на нержавеющие скрепки в документах? – попытался съязвить Матвей. – В свое время в школе разведки нам рассказывали, что в наших солдатских книжках скрепки были из обычного металла и со временем ржавели, а немцы, народ аккуратный, скрепляли книжки скрепками из нержавейки.

– Это тоже было, но очень мало. В начале войны, как и после любой наступательной операции, трофейные команды собирали документы противника мешками. Спрашивается, зачем самим изготавливать партбилет для агента, если в твоем распоряжении десятки или даже сотни тысяч подлинных. Подправь чуток и – вперед.

– Тогда, значит, секретные знаки, – предположил майор. У него и самого был значительный опыт оперативной работы, но опыт сотрудника военной контрразведки, раскрывшего не одного агента абвера, бесценен. – Тут точка вместо запятой, здесь шрифт изменен.

– И это тоже. Постоянная смена защитных приемов очень эффективна. Плюс к этому внимательность к заполнению самих документов. Наши часто ставили штампы и печати не очень аккуратно. У немцев такое практически не допускалось. В печати все оттиски четкие, ровные. У наших же частенько чернил не хватало, так что не все пропечатывалось четко, либо шлепнул неровно, под углом. То есть ранние отметки иногда вкривь и вкось, а последние – ровные, четкие. Особенно если такое наблюдается во всех документах и в выписках приказов, в офицерских книжках, в продовольственном аттестате и прочих справках.

– Понял, товарищ генерал. Будем проявлять бдительность и не забывать про внимательность.

Глава 3

Как и предполагал Саблин, разработка и утверждение плана заняли почти месяц. Вернувшись, он вызвал Батыя и Зенита на основной инструктаж.

– Ну что, коллеги, довели до вас цели и задачи предстоящей работы в ФРГ? – начал руководитель операции с вопроса на прояснение.

– Да, товарищ полковник объяснил, – сразу взял инициативу в свои руки Батый. – Проведение социологического исследования западногерманской молодежи с целью выяснения наличия возможных экстремистских проявлений.

– Он нас даже обозвал «градусниками», – добавил Зенит. – Лафа, а не разведка. Живи себе, общайся, пиши отчеты в Центр.

– Поверили? – ровным голосом спросил Саблин. От этого вопроса парни невольно подобрались и внимательно переглянулись.

– Мы чего-то еще не знаем? – настороженно уточнил Юрий.

– То, что я вам сейчас расскажу, будете знать здесь только вы, генерал и я, в Москве еще три человека, и все. Это не подлежит разглашению ни при каких условиях. Понятно?

Ребята согласно кивнули.

– Перед вами поставлена задача внедриться в руководство потенциальных террористических молодежных групп. – Увидев недоуменное выражение на лицах молодых разведчиков, Матвей продолжил: – На данный момент они еще не сложились, но все идет к этому. Задание опасное, если у вас есть сомнения, скажите сразу.

– Почему вы решили, товарищ майор, что должны появиться боевики? Пока я видел только сугубо пацифистские настроения. Лозунги исключительно против войны. Как ядерной, так и войны во Вьетнаме, против диктатуры иранского шаха и конголезского монарха, – высказался Юрий.

– Есть такая наука, называется «психология», – терпеливо стал объяснять Север.

– Мы знаем. Зачет по ней сдавали в разведшколе, – не утерпел и подал реплику Василий.

Опытный оперативник понимал, что это было не противоречие, а желание молодого человека показать участие в дискуссии.

– В психологии есть большой раздел, который называется «социальная психология». Она, в свою очередь, делится на психологию малых групп и психологию толпы. Знаете?

– Есть количественный критерий, чтобы понять, что такое малая группа и от какого количества человек мы понимаем, что это толпа? – воспользовавшись паузой, задал вопрос Батый.

– Конечно, это вывели экспериментально. Здесь опять появляется магическое в психологии число «семь плюс-минус два». Этот показатель регулярно появляется и при изучении психологических процессов, таких как восприятие или память, так и при изучении социальных закономерностей. Например, в оперативной памяти может поместиться только семь плюс-минус два элемента. То есть запомнить можно максимум девять не связанных между собой цифр. Если цепочка длиннее, то выпадает середина и запоминаются первые и последние цифры. Конечно, есть люди с феноменально развитой памятью, но исключения только подтверждают закономерности. Так вот, малая группа – это максимум до десяти человек. Люди всегда стремятся установить тесные связи с теми или иными соседями. При превышении группы сверх указанного количества процессы группообразования происходят гораздо быстрее. Понятно, о чем я говорю?

– Получается, что до десяти человек люди просто устанавливают между собой отношения, а если их больше, то они сразу начинают делиться на группы?

– Именно. Это могут быть разные признаки – национальные, профессиональные, религиозные и так далее. Поэтому для вас важно четко сориентироваться именно на группы экстремистского направления. Учитывая массовость молодежного движения, они обязательно должны появиться.

– По каким признакам мы это можем определить? – продолжал уточнять Батый.

– Прежде всего, по лидерам. Есть пацифисты, есть экстремисты, а есть просто философствующие болтуны, ну и, конечно, балласт.

– Насколько высока вероятность, что может появиться именно боевое движение?

– Гарантированно. При таком количестве людей обязательно находятся радикалы. Когда есть сильный лидер, вокруг него закономерно начинает формироваться структура со своими обязанностями. Кто-то берет на себя функции обеспечения, кто-то связь, кто-то охрану и безопасность. Катализатором радикализации является, как правило, какое-то внешнее событие. Это может быть жестокость полиции, резонансное трагическое событие, может быть и некая сакральная жертва. Как в химии. Идет себе неспешно химический процесс, добавили катализатор – тут же все забурлило, закипело и – как рванет. Вся история человечества полна примеров, начиная от гибели Иисуса Христа, которая послужила толчком к широкому распространению христианства. В наше время это можно видеть на примере возникновения герильи. Знаете, что это такое?

– Городские партизаны в Латинской Америке. В Бразилии, Аргентине, кажется, в Парагвае, – проявил осведомленность Зенит.

– Верно. Только не в Парагвае, а в Уругвае. В Аргентине они называли себя тупамарос в память о последнем правителе инков Тупаке Амару, герое, боровшемся с испанскими властями, а в Уругвае они звались такуара. Их лозунг: «Мы собираемся войти в политику на кулаках и пистолетах. Мы знаем лишь одну диалектику – диалектику револьверов».

Матвей невольно вздохнул от нахлынувших воспоминаний. Это не ускользнуло от наблюдательных собеседников.

– Так вы уже работали в таких условиях? – не утерпел Батый.

– Скажем так, был хорошо знаком с отдельными представителями.

– Значит, и там дело не обошлось без советской разведки?

– Такие движения, с одной стороны, очень важны и полезны для любой уважающей себя разведки. С другой – любая разведка стремится публично откреститься от такого родства.

– Скажите, товарищ майор, в революции на Кубе тоже есть «рука Москвы»? – Видно было, что Зениту очень хотелось, чтобы майор подтвердил его догадку.

– Нет, наших там не было. Нам вообще было тогда не до Латинской Америки.

Василий разочарованно вздохнул.

– Продолжим. Ваша задача – найти и присоединиться к такому движению. Это значит, что вы будете не столько наблюдать, сколько включаться в этот процесс. Паровозом пойдет Батый, Зенит прикрывает и связь.

– А Башка?

– Почтительнее надо к коллеге. Голова пока будет в спящем режиме. Батый, ты должен поставить себя так, чтобы они сами к тебе потянулись. Как ты это будешь делать? – обратился с вопросом Саблин к начинающему нелегалу. Тот от неожиданности немного замялся, но быстро сориентировался и начал бодро перечислять:

– Для начала найду Руди Дучке, мне кажется, судя по его довольно радикальным выступлениям, вокруг него и должны находиться те, кто нас интересует.

– Согласен, правильно мыслишь. Дальше.

– Дальше, думаю, придется проявить себя в силовых акциях. Не зря же нас весь месяц готовили на силовых тренировках. Уверен, что у политизированных студентов постоянно возникают разборки, то с неофашистами, то с полицией. Что еще?

– Постарайся войти в образ отчаянного парня, который не боится обострения ситуации, легко ввязывается в потасовки, наводит страх на чужих.

– Это как?

– Хотя бы для начала носи с собой складной нож. Демонстрируй его. В драке не обязательно его раскрывать, можно использовать как вариант кастета.

– Как свинчатку, – догадался Юрий.

– А что такое свинчатка? – спросил Зенит.

– Это как кастет, только без колец для пальцев. Усиливает удар, – быстро объяснил ему друг.

– Верно. Ножом можно напугать. Если дело дойдет до серьезного, порезать одежду для устрашения, даже немного поцарапать. До первой крови.

– Точно. Его можно продемонстрировать несколько раз, нам инструктор показывал, как на пальцах можно крутить нож, перекидывая из одного хвата в другой. Надо потренироваться. Это, мне кажется, производит нужное впечатление.

– Мою мысль ты понял, развивай дальше. Что касается финансов. Ребята, вы в автономке, ищите средства сами, отрабатывайте легенду бедных, голодных студентов. Богатой сердобольной тетеньки, которая регулярно дает деньги на карманные расходы, у вас не будет. Только не вздумайте подрабатывать грузчиками, среди немецких студентов это не принято. Все по-взрослому.

Парни переглянулись. Видимо, вопрос, откуда берутся деньги, в силу отсутствия опыта у них не вставал.

Север продолжил погружать их в реальность нелегальной работы:

– Теперь что касается безопасности. На самый крайний случай я дам вам номер телефона. По нему можно позвонить только в двух случаях. Первый – это ранение или болезнь, и вы не можете самостоятельно выбраться. Вы звоните и говорите: «Мне нужны билеты в мюзик-холл». Вас спрашивают, по какому адресу доставить билеты, и вы называете. Это будет экстренная эвакуация. Второй – вас пытаются убить или арестовать, задержать. Тогда вы говорите: «Мне нужны билеты в драмтеатр», называете адрес. Это будет уже активная эвакуация. – Майор сделал паузу и добавил: – Если возможно.

– Значит, надеяться мы можем только на себя, – как бы подвел итог Батый.

– И друг на друга, – поправил его Зенит.

– Именно. Хотя я, конечно, буду рядом, – добавил Север. – Поэтому, ребята, заранее договоритесь о невербальных знаках. Например, если при встрече у кого-то из вас поднят воротник рубашки или пиджака, такая небрежность сейчас в моде, это сигнал о возможной опасности, значит, подходить и общаться с ним нельзя. А если на шее повязан шарф или платок, это тоже сейчас у молодежи практикуется, то это сигнал, что я под контролем, меня используют как наживку. Понятно, о чем я говорю?

По глазам было видно, что начинающие разведчики все восприняли очень серьезно.

– Дальше додумаете сами. Так что поздравляю вас с началом реальной службы в нелегальной разведке. Ваша первая операция носит кодовое название «Балаган».

Молодые люди переглянулись. Это заметил резидент.

– Название дает руководство. Сам замысел вашей работы принадлежит председателю Комитета и начальнику второго главка, а вот начальник разведки относится к этой теме со здоровым скепсисом. Отсюда и название. У нас часто операциям дают нейтральные названия, но с эмоциональным подтекстом. Мне приходилось принимать участие в разоблачении предателя, так дело так и называлось «Иуда». Пока все. Теперь встретимся уже в Западном Берлине. Напоминаю, по легенде я коммерческий директор фирмы, занимающейся посудой и столовыми принадлежностями. Повторите, как меня зовут?

– Вильгельм Мюллер, – дружно ответили друзья и заулыбались.

Послевоенный Западный Берлин оказался в подвешенном состоянии. Восточный Берлин развивался, отстраивался, так как был столицей Германской Демократической Республики. Федеративная Республика решила установить столицу в заштатном Бонне, куда переехало правительство и за ним вся остальная элита. Западный Берлин в этом плане хирел, но, с другой стороны, там было много свободы. Не было ограничений по передвижению в ночное время. Бары, рестораны, казино работали всю ночь, а не как у соседей – только в определенное время. Алкоголь и наркотики продавались практически без ограничений. Жилье упало в цене, и тем и другим по полной пользовалась молодежь.

Коммуна номер один представляла собой особняк на Штутгардской площади, заселенный исключительно студентами. Порядки были либеральные, нравы свободные, плата за проживание – минимальная, как, соответственно, и коммунальные услуги. Поселиться здесь не составляло большого труда.

Батый, по документам – Юрген Краузе, довольно быстро записался на учебу в Свободный университет Берлина. Для этого потребовалось только показать студенческий билет и заявить, что ты бежал из ГДР, чтобы учиться в демократической стране. Больше никого ничто не волновало. Он быстро сошелся с активом Коммуны, благо многие, как и он, были беженцами от социализма.

Через день он уже был на митинге, где выступал Руди Дучке. Это была демонстрация за реформу высшего образования, против «Большой коалиции», «чрезвычайного законодательства» и вьетнамской войны. ССНС, то есть Социалистический союз немецких студентов (Sozialistischer Deutscher Studentenbund), Политсовет которого как раз и возглавлял Дучке, объединил эти лозунги, чтобы собралось побольше народа.

Оратор вдохновленно заявлял, что вьетнамская война американцев, «чрезвычайные законы» в ФРГ и сталинистский оппортунизм в советском блоке являются проявлениями мирового авторитарного капиталистического господства над угнетенными народами. И хотя условия для победы над мировым капитализмом в богатых промышленных странах и обездоленных странах третьего мира были различными, революция закономерно должна начаться не в зажиревшей Центральной Европе, как полагал Карл Маркс, а в бедных и угнетенных странах «периферии» мирового капитализма.

Во вьетнамской войне Дучке видел начало революционного развития, способного перекинуться на другие страны третьего мира. Он однозначно поддерживал вооруженную борьбу южновьетнамских партизан. Направляемая «революционной ненавистью» освободительная война народов третьего мира должна, как об этом писал Ленин, разорвать «слабые звенья» в цепи империализма. Прав был Че Гевара, призывавший «создать два, три, много Вьетнамов!»

Рудольф был профессиональным трибуном, он страстно жестикулировал, бросал зажигательные лозунги. Его критика капиталистических приспешников была убедительна и активно поддерживалась толпой. Его было интересно слушать, правда, не совсем понятно, о чем он говорил, потому что он использовал много непривычных слов о преимуществах либертарного рабочего движения, о необходимости борьбы с «организационной иррегулярностью» и систематическими нарушениями христианско-социалистических правил буржуазного государства.

После митинга Батый беспрепятственно подошел к Дучке и напомнил об их встрече в ГДР. Руди показалось даже, что он вспомнил этого парня, и тут же попросил его стать распространителем журнала «Напор» (Anschlag), в котором публиковались его статьи с критикой капитализма, дискуссиями о проблемах третьего мира и необходимости создания новых политических организаций. Юрию тут же вручили пачку свежеотпечатанного номера, а молодежного лидера утащили восторженные девицы.

В Свободном университете вскоре должен был состояться политический диспут о роли председателя Мао. У Юргена (Батыя) вообще сложилось впечатление, что молодежный лидер двужильный. Он постоянно где-то выступал, дискутировал, организовывал, даже не понятно было, когда он ест или спит. Разведчик старался всюду следовать за Рудольфом и к вечеру уже буквально валился с ног от усталости, а сам объект выглядел бодро и не терял энергии.

Через неделю на очередном диспуте в университете о феномене «одномерного человека», по пониманию Герберта Маркузе, к нему подошел Максимилиан Фокс, он же Зенит. Юрген, уже длительное время находившийся в чужой шкуре, так обрадовался знакомому лицу, что готов был задушить его в объятьях. Однако это никак не укладывалось в легенду, и они просто пожали руки. Друзья уединились возле большого окна с видом на внутренний дворик.

– Давно приехал? Где поселился?

– Тоже в Коммуне, как и ты. Лучше расскажи, что удалось узнать по нашей теме. – Максимилиан был уверен, что за месяц его старший товарищ уже все узнал.

– Как тебе сказать, – погрустнел Юрген и стал еще яростнее крутить четками вокруг пальцев. Этим нехитрым приемом он разрабатывал пальцы, вырабатывал автоматизм, нужный для демонстрации перехвата ножа из одного положения в другое, о чем ему говорил Север. – Пока только одна болтовня, призывы к действиям, но все ограничивается демонстрациями, распространением листовок и скандированием лозунгов. У Дучке даже нет охраны, хотя ему постоянно поступают угрозы.

– Может, ты что-то упустил, Юрген?

– Да я все время держу его в поле зрения. Втерся в его окружение, со всеми познакомился. Даже подружился с его женой.

– Зачем? – удивился Фокс.

– Вернее, не я с ней, а она со мной. Она американка. Такая же страстно повернутая на политике, как и ее муж. У меня хороший английский, а ей надоедает постоянно говорить по-немецки, вот и сошлись.

– Ты, брат, не переборщи, – осторожно высказался Зенит.

– Да она беременная. Знаешь, как они хотят назвать ребенка? Хоши-Че Дучке.

– Это мальчик или девочка?

– Без разницы. Соединили имена Хо Ши Мина, лидера вьетнамской компартии, и Че Гевары, лидера кубинской революции. Представляешь, как ребенку жить с таким именем?

– Понятно. С шефом встречался?

– Нет. Отчеты оставляю. Пару раз видел его издалека. Это он дает понять, что он рядом, а у меня пока ничего.

– Видимо, такова наша работа, Батый. Ты же помнишь, сколько раз он нам говорил: «Ждать и вживаться. Вживаться и ждать».

– Помню. Еще он говорил, что все может измениться мгновенно, важно не упустить этот момент. Слушай, Макс, у тебя деньги есть? Мои уже закончились, а жрать все время хочется.

– Пока так и не присмотрел, откуда будем брать финансы?

– Да все некогда, выполняю партийные поручения Дучке.

– Ладно, пошли покормлю тебя.

Глава 4

Отношения полиции с протестующими студентами были непростые, но вполне лояльные, пока руководство газетного концерна «Бильд» не решилось, ради увеличения тиражей, избрать молодежь в роли врагов общества потребления. На Рудольфа и его соратников полилась унизительная, издевательская критика.

Тогда Дучке организовал несколько демонстраций у входа в редакцию газеты «Бильд». Для разгона студентов вызвали конную полицию. На следующий день газета вышла с заголовком «Террор в Берлине». Фоторепортажи с конной полицией и лохматыми студентами были сделаны исключительно профессионально. Тираж разошелся мгновенно. В репортаже все было изложено так, будто террор учинили сами студенты.

Дучке и его соратники жаждали реванша. Тогда кто-то предложил испробовать новые формы протестной активности – «гоу-ины» и «сит-ины». Сначала толпа протестующих зашла в административное помещение коммунального хозяйства Берлина, студенты прошли во все кабинеты, расселись на полу и подоконниках, срывая тем самым работу сотрудников. Блокировали входы, не давая людям ни войти, ни выйти. Тем самым они привлекали внимание к обсуждению проблем, которые считали важными. СМИ яростно заклеймили эти акции: «Студенты мешают честным людям работать».

В один из дней во время службы в церкви кайзера Вильгельма в зал вошел Дучке со своими сторонниками и попытался завести с прихожанами дискуссию о вьетнамской войне. Разъяренный священнослужитель яростно накинулся на Руди с кулаками. Батюшка был довольно мощной комплекции и сильным ударом по затылку оглушил и сбил с ног революционного трибуна. Вслед за кулаками в ход пошли ноги, обутые в тяжелые башмаки. Тех, кто стоял рядом, оттеснили церковные служки.

Батый ворвался как грозный ветер. Двумя ударами он расчистил себе дорогу к бородатому, за сто килограммов, священнику. Дучке уже лежал на полу, у него было разбито лицо, он мог только закрываться от ударов. Юрген перехватил занесенную для удара руку и, используя принцип айкидо, сместил центр равновесия нападавшего, просто дернув его в сторону. По инерции противник улетел, ударившись о скамью. Но очень быстро вскочил и теперь бросился на защитника революционера. Однако он не владел техникой рукопашного боя спецназа КГБ и очень быстро вновь оказался на полу.

Подбежавший на выручку служка получил удар выпрямленной ногой в грудь, отлетел и больше не проявлял активности. Два других его напарника благоразумно остались на безопасной дистанции.

Батый захватил ворот рясы священника и слегка придушил его. Священник обмяк, только тогда Юрий отпустил его. Потом он помог Дучке выйти из церкви. Девушки принесли воды и обмыли кровь с лица. На удивление Рудольф быстро поднялся.

– Руди, тебе надо к врачу, – предложил Юрген.

– Обойдется. Я же столько лет занимался десятиборьем, так что это ерунда. Надо торопиться, сегодня ребята проводят «сит-ин» в Берлинербанке. Тебе спасибо за помощь. Поехали со мной. Нам такие бойцы нужны.

Юрген Краузе никак не ожидал, что молва о том, как он спас Дучке, распространится так быстро. На следующий день к нему подошел огромный, бородатый, начинающий лысеть мужчина. Он представился как Хугуберт Малер, руководитель Коллектива социалистов-адвокатов. Сославшись на то, что он адвокат Рудольфа и защищает его права, очень подробно стал расспрашивать о случившемся, а затем незаметно перевел разговор на самого Юргена.

Батый быстро понял, что это не просто любопытство. Малер явно использовал полицейскую методику допроса. Хугуберт умело изображал «своего парня», для этого как бы вскользь упомянул, что он так же сбежал из ГДР. Такой интерес к своей персоне насторожил разведчика.

Через день у него наконец-то состоялась встреча с Севером. Берлинский зоопарк как нельзя лучше подходил для такого контакта. Батый подробно рассказал куратору о своих наблюдениях, не забыл упомянуть и о знакомстве с бородатым адвокатом.

Этот момент очень сильно заинтересовал Саблина. Он сразу вспомнил слова генерала о том, что Штази предпочитает агентов из числа юристов. Поэтому посоветовал присмотреться к Малеру, во всяком случае, не обострять с ним отношений. Если его подозрения верны и адвокат работает на разведку ГДР, то для устранения из окружения Дучке опасных, с его точки зрения, людей могут быть предприняты крайние меры.

Север похвалил Батыя за решение вопроса, связанного с финансовым положением. Хотя, если честно, особой заслуги Юргена здесь не было.

С проблемой справился Зенит. Ребята с самого начала распределили роли. Юрген концентрируется на внедрении в студенческую революционную среду, а Макс занимается обеспечением. На нем связь, добыча средств, выявление возможной слежки за Батыем. Зениту удалось организовать два источника пополнения средств.

Одно – это игра в карты. В Коммуне существовал свой катран, притон картежников. В нем были, конечно, не только студенты, но часто захаживали и залетные игроки, зная, что полиция не осмелится связываться с буйными студентами. Играл Зенит виртуозно, используя все свои артистические навыки, выигрывал понемногу, но регулярно. Под большие ставки не подписывался, проявлял осторожность.

По поводу второго источника его действительно надоумил Батый. Он посоветовал другу присмотреться к расположенной недалеко похоронной конторе. Это был серьезный бизнес. Несколько катафалков. От простых до дорогих лимузинов. Работники были одеты в эффектную униформу. Так что публику они обслуживали солидную.

Макс (Зенит) пришел к могильщикам, чтобы узнать, нет ли у них какой-нибудь временной работы. Познакомился с хозяином бизнеса. Того разжалобил подростковый вид парня, он посочувствовал судьбе беглеца с Востока. Тут Максу пришла идея, памятуя свою любовь к театру, предложить услуги по произнесению траурных речей на проводах усопшего.

Хозяина заинтересовало такое предложение по расширению услуг похоронного бизнеса. Как раз пришел заказ на похороны отставного военного. Максу выдали униформу, сообщили некоторые установочные данные покойного. Стоя на краю могилы, Зенит прочел монолог не хуже гамлетовского. Его молодость и заикание придавали выступлению особый шарм. Руководитель ветеранского общества долго благодарил юношу за проникновенные слова о безвременно ушедшем боевом товарище. Так Зенит получил вполне стабильный источник дохода, которого хватало на двоих.

Макс неоднократно рассказывал своему напарнику о полукриминальных элементах, которые собираются в карточном катране. Смесь экстремистской революционной риторики с криминальным образом жизни может стать той силой, на которой вырастет терроризм. Особо он просил присмотреться к парню по имени Андреас Бодер. Рисковый игрок, отчаянный прожигатель жизни, ему нравилось вращаться среди студентов, не имея образования, он считал учащихся в университете чуть ли не гениями. Андреасу очень хотелось, чтобы его приняли как равного, как своего, поэтому он посещал многие митинги, диспуты, где охотно выкрикивал лозунги, особенно ему нравились краткие и емкие высказывания Мао Цзэдуна.

Бодер был постоянный участник сит-инов, когда толпа лохматых и бородатых студентов заходила в Пенсионный комитет, плотно рассаживалась на полу так, что никто не мог ни войти, ни выйти. Своими выкриками, шутками, часто оскорблениями они доводили служащих и полицию до белого каления. Это все, чтобы привлечь внимание к пенсионной сфере республики.

Однако в сидячих забастовках или перекрытии движения на оживленной городской трассе, когда молодые люди, взявшись за руки, большими человеческими цепями прыгают, постоянно перемещаются и не дают проехать транспорту, не было возможности проявить свой индивидуализм. Поэтому Бодеру больше нравились акции гоу-ин. Неожиданно и стремительно несколько человек подбегают и срывают государственные флаги или закидывают яйцами или помидорами офисы крупных компаний, или ловко метают торт в лицо политику во время его выступления. Все эти акции сопровождались стычками с полицией, обязательным участником которых был Бодер.

Пятеро парней лениво перекидывались в карты, так как денег у них не было.

В этот момент Макс решил познакомить Юргена (Батыя) с Андреасом.

– Так это ты отметелил попов, когда они напали на Дучке?

– Не совсем так, но я, – не стал открещиваться гость. – Руди – классный парень, наш лидер.

– Какой же он лидер, если на него нападают все, кто ни попадя. Настоящего лидера должны боготворить и бояться. Как Гитлера, Сталина, Мао.

– Им тоже потребовалось время, чтобы возглавить свои народы. У Дучке все впереди. Или ты знаешь более короткий путь стать предводителем? – осторожно стал провоцировать нового знакомого Батый.

Но этого не потребовалось, Бодер завелся сразу же:

– Да, знаю. Я недавно общался с одной студенткой-антропологом, и она рассказала, что они наблюдали за поведением стаи обезьян, горилл, кажется. Выясняли, как у них складываются социальные отношения в стае.

– У горилл возможны социальные отношения? – попытался пошутить Зенит, но Юрген взглядом остановил его. Он чувствовал, что этот парень может быть тем, кого они искали.

– У всех есть социальные отношения. Так вот, в стае существует четкая организация. Лидер – самец, самый сильный и здоровый.

– Прямо как наш Дучке, – хихикнул парень, который представился как Питер Урбах.

Он имел свое собственное жилье, доставшееся от состоятельных родителей, но предпочитал большую часть времени проводить в молодежных студенческих компаниях. Урбах учился на химическом факультете и подавал неплохие надежды.

– Знаешь, Питер, ты, наверное, прав, – почему-то легко согласился Андреас. – Менее сильные и молодые самцы существовали в стае как парии. Еда им доставалась в последнюю очередь. Среди них был молодой обезьян, или самец обезьяны, не знаю, как правильно. Назовем его Бен. Так вот Бену ничего не светило, там были сородичи покрупнее. Но однажды Бен украл пустую канистру и утащил ее в лес. Там он стал ей стучать по дереву. От жестянки был такой грохот, что он сам испугался и бросил находку. Но через некоторое время снова подобрал канистру пришел в стаю и стал бить ею о камни. Поднялся невероятный шум, и все обезьяны в стае страшно испугались. Главное, что испугался вожак, и теперь Бен с пустой канистрой стал новым вожаком стаи. Так и людей можно подчинить только страхом. Нам ли, немцам, жившим при тоталитарном фашизме, этого не знать.

– Чтобы вызвать у людей страх, нужна своя канистра. Она у тебя есть? – Юрген уже понял, к чему идет разговор, и постарался незаметно достать свой нож.

– Есть, товарищ, и ты на своей шкуре сейчас в этом убедишься. – Бодер резко достал из-за пояса пистолет и приставил его ко лбу Батыя.

«Вальтер» ППК, калибр 7,65 миллиметра, магазин на 6 патронов, – автоматически определил разведчик. – ППК, потому что Polizeipistole Kriminal – пистолет криминальной полиции».

– Убедился?

В комнате повисла тяжелая пауза.

– Андреас, ты не думаешь, что у меня тоже может быть своя канистра? – спокойно спросил Юрген и молниеносно приставил нож к горлу Бодера.

Казалось, что в комнате даже перестали дышать.

Первым рассмеялся Андреас и отвел пистолет в сторону.

– Ты мне нравишься, парень. Я бы пошел с тобой на дело.

– Зато я, пока не увижу, на что ты способен, не могу доверять тебе, – парировал Батый.

Остальные только шумно выдохнули.

– Я бы не прочь сейчас чего-нибудь выпить, – заметил Питер, невольно вытирая пот со лба. – Что-то в горле пересохло от вас.

– Так денег же нет, – заметил на это Макс (Зенит).

В коридоре раздался шум и женские крики. Днем двери большинства комнат оставались распахнутыми настежь, и поэтому в Коммуне почти никогда не смолкал шум и гам. Но срывающиеся на плачь женские крики встречались редко. Дело пахло потасовкой.

Андреас кивнул Питеру, и тот отправился выяснить, что произошло. Очень быстро он вернулся с двумя заплаканными девушками. У одной под глазом наливался синевой фингал. Она яростно ругалась, отчего была похожа на разъяренную кошку. Ее подруга, наоборот, тихо подвывала.

– Представляешь, – начал объяснять Питер, – к Гудрун с подружкой опять привязались нацики.

– Мы как следует отбрили этих сволочей, – заявила стройная светловолосая девушка, довольно привлекательная по немецким меркам. – А они полезли драться. Впятером против нас двоих. Мерзавцы! – Она никак не могла успокоиться.

– Где они обычно собираются? В «Черепе»? – уточнил Бодер у Урбаха.

На самом деле пивнушка называлась по-другому, но после того как там обосновалась фашиствующая молодежь и на дверях появился большой череп с костями, иначе как «Черепом» это место не называли. Находилось оно в четырех-пяти кварталах от Коммуны.

– Это дело без ответа спускать нельзя. Гитлеровские недобитки должны получить по заслугам. Ты с нами? – обратился Бодер к Юргену.

– При одном условии, – кивнул Батый. – Ты не будешь размахивать пушкой. Обойдемся без стрельбы.

– Тогда «Фашизм не пройдет»! – вскинул руку со сжатым кулаком Андреас.

– Рот-Фронт, – в тон ему ответил Батый.

– Я с вами, – дернулся было Макс, но Батый так на него посмотрел, что Зенит тут же остыл. Все правильно. Паровозом идет Батый, это его роль. Зенит пока на прикрытии. Вот если Юрген сойдет со сцены, тогда придет его черед как запасного.

Из угла поднялся молчаливый крепкий русоволосый парень. Адольф Август являлся продуктом нацистской программы Лебенсборн. Она действовала не только в Германии, но и в Норвегии. В основе ее лежал лозунг: «Подари ребенка фюреру». Программу Лебенсборн запустил в 1935 году лично Генрих Гиммлер, глава СС. Целью этого движения было возродить высшую расу путем размножения, а также похищения детей. Гиммлер рассчитывал, что у каждого офицера СС будет как минимум четверо детей. Не имело значения, законных или нет. Родители детей, родившихся по программе «Лебенсборн», должны были быть сертифицированными арийцами.

Большинство женщин и мужчин, принимавших участие в Лебенсборне, были блондинами с голубыми глазами. Сюда же включались местные женщины в оккупированных странах, забеременевшие от немецких солдат. Они рожали в клиниках Лебенсборн. Часть детей нацисты воспитывали прямо в домах-интернатах при Лебенсборн. Остальные дети были усыновлены проверенными фашистскими семьями. Эти дети получали немецкие имена и были вынуждены говорить только по-немецки. Их «новые» родители говорили им, что они сироты войны.

Если при Гитлере они жили в привилегированном положении, то с окончанием войны все перевернулось. Они стали в обществе париями. Им давали прозвища: «ублюдок из СС», «крыса» или «нацистский ребенок».

Адольф родился в Норвегии, откуда его, несмотря на совсем юный возраст, депортировали, и дальше он воспитывался в одном из детских домов. Оттуда он в конце концов сбежал и прибился к студентам в Западном Берлине. Он частенько захаживал в гости в Коммуну 1, хотя сам проживал в Коммуне Виланда. Ее обитатели практиковали полный коммунизм: общее имущество, общие жены и мужья.

Адольф нигде не работал, перебивался случайными заработками. Не чурался краж и грабежа пьяных. На этом он и сошелся с Бодером. В одной пивнушке он присмотрел солидного посетителя. Мужчина был явно чем-то сильно расстроен, вероятно, у него произошло серьезное горе, от чего он здорово напился. Август дождался, когда пьяный, шатаясь из стороны в сторону, побрел в туалет, немного выждал и направился следом за легкой добычей. Каково же было его негодование, когда он увидел, что его клиента уже обирает какой-то парень.

Между ними возникла ссора, но быстро закончилась. Новый знакомый честно отдал противнику половину добычи. С этого и началась их своеобразная дружба. Андреас пробовал приобщить Адольфа к угонам машин, но тот не дружил с техникой, и тогда опытный угонщик посоветовал норвежцу заняться велосипедами.

Некоторые двухколесные модели стоили довольно дорого. Бодер свел его с механиками в гараже, которые специализировались на перекраске и легком тюнинге угнанных велосипедов, после чего даже хозяин не мог узнать своего железного коня.

У Августа выработалась своя методика. Он воровал велосипеды только у тех хозяев, кто не проявлял к своему транспорту заботы и внимания: оставлял их где придется, не подкрашивал царапины и сколы, не чистил месяцами. Значит, и расставание с нелюбимым детищем будет без особых проблем. Такие даже озадачиваться обращением в полицию не станут. Доход небольшой, но норвежцу вполне хватало.

Бодер, Юрген, Питер, Август и обе девушки вышли на улицу.

– Поедем на моей тачке. – Молодой забияка указал на стоящий рядом с входом «Мерседес-Бенц 220».

Культовая дорогая модель нечасто встречалась на этих задворках. Ее место было на широких автострадах возле дорогих особняков и офисов крупных компаний.

– Твоя? Откуда? – невольно вырвалось у нелегала.

– Поклонник подарил, – отшутился Бодер. – Хочешь порулить?

– Конечно. Машина – зверь! 160 лошадиных сил, 5-ступенчатая коробка передач, электронный впрыск.

– Смотрю, ты разбираешься в тачках. – Они уселись на передние кресла, остальная четверка утрамбовалась сзади. – На чем ездил в последнее время?

– На «Трабанте».

Хозяин «Мерседеса» зашелся от смеха. Не мог же его сосед рассказать, что проходил спецподготовку на полигоне на разных типах легковых и грузовых машин и даже на бронетранспортерах.

– «Трабант» – это же два мопеда под одной крышей.

Автомобиль, взвизгнув шинами, сорвался с места.

В «Черепе» висел пластами сизый табачный дым. Батый опасался, что там могут находиться совершенно посторонние люди, но даже одного взгляда стало достаточно, чтобы понять: здесь собрались только свои. Полтора десятка парней с бритыми затылками, в черных кожаных куртках, полувоенных френчах с провоцирующими наколками. Чужакам сюда вход заказан. Студенты зашли тихо, практически просочились.

– Кто? – негромко спросил Юрген девушек.

– Вон те, в углу. Лысый, бородатый и самый противный – юнец в черной рубашке.

– Да какая разница. – Видно было что Бодеру очень хочется подраться. Его не смущал численный перевес противника. – Пошли.

– Будьте у выхода, – успел сказать Юрген девушкам, и четверка отважно ринулась в зал.

Инструктор по рукопашному бою во время обучения в спецшколе наставлял курсантов: «Во время схватки не надо вести разговоры и крутить балет. Используйте все, что есть под рукой, все, что может удлинить ваши конечности и увеличить силу удара».

Как только нежданных гостей заметили, завсегдатаи онемели от такой наглости.

– Привет, фашисты. – Юрген подцепил массивный стул и с силой запустил его в сидящих за ближайшим столом.

Тяжелый предмет завалил сразу троих. Андреас первым кинулся в драку, и Батый сразу понял, что техники у того нет никакой – ни боксерской, ни борцовской, – одно размахивание кулаками. Правда, и противник оказался под стать.

У схватки в ограниченном пространстве есть свои особенности. Основные принципы ведения боя в замкнутых пространствах исходят из следующего: неожиданность, скорость и результативность. Неожиданность и скорость позволяют получить над противником максимально возможное преимущество, а результативность поражения врагов увеличивает шансы на победу.

Заняв позицию между массивными столами, Юрген ограничил возможность нападения на него с трех сторон. А так как сзади была стойка бара, возможность атаки оставалась только спереди. У неподготовленного бойца стресс во время драки мешает точности и скоординированности ударов, нападающие начинают мешать друг другу.

Батый бил сильно и точно. Без замаха, по-боксерски. Голова, печень, солнечное сплетение. Увернулся, удар прямой ногой по коленной чашечке. Швырнул в лицо следующего кружку с пивом, пока противник утирается, добил уже хромого резким ударом локтя. Боксерская двойка, корпус, голова, прямой ногой в живот. Пригодилось все, чему их с Зенитом почти месяц натаскивали бывалые бойцы спецназа КГБ. Успевал он смотреть и по сторонам.

Андреас махался с двумя нациками, было видно, что у него уже сбилась дыхалка и долго он не простоит. Питер сцепился с таким же, как он дылдой, они, обнявшись, катались, рыча, по полу. Белокурый крепыш Август успел сбить с ног двоих, и они, скуля, отползали в угол, но и его свалили и уже стали пинать ногами двое.

Тут же на них с визгом, царапаясь и кусаясь, повисли боевые студенческие подруги. Юрген отоварил ножкой сломанного стула нападавших на Бодера, и очень вовремя. У немца уже кончились силы, и оказалась повреждена рука.

Девушки сковали действия противников, это помогло Батыю оперативно вывести из строя еще одного нацика. Другой с воинственным криком отскочил и принял оборонительную стойку, предусмотрительно спрятавшись за тяжелым столом. На его лице надолго теперь запечатлелись следы ногтей разъяренных немок.

Завсегдатаи «Черепа» поняли, что их атакуют бойцы, знающие толк в драке, поэтому с опаской отступили, чтобы сконцентрироваться и перевести дыхание. Однако боевой дух их резко убавился.

– Уходим! – крикнул своим Батый и поспешил на помощь Урбаху.

Краем глаза он заметил, что Андреас зачем-то обыскивает лежащих врагов. «Оружие, что ли, ищет».

Увидев, что к ним стремительно приближается Батый, противник Питера поспешил отползти под стол.

– Уходим, – еще раз крикнул Юрген и, прихватив подмышки вошедшую в нервный раж молодую немку, стал пятиться к выходу. Андреас тоже крепко обхватил за талию разгоряченную Гудрун и рванул к выходу. Следом ковыляли Питер и Август. Так они и вывались на улицу.

– Ключи.

Юрген занял водительское место за рулем «Мерседеса». Андреас скривился от боли, придерживая поврежденную руку. И тут к входу в пивнушку подкатили пять мотоциклов с парнями в черных куртках. Они спешились и в раскачку направились в пивную. Это придало налетчикам ускорения. Батый аккуратно, не спеша завел мотор и плавно тронулся с места. Пассажиры замерли от предчувствия беды. А из дверей уже выбегали рассерженные нацики и седлали своих железных коней. Намечалась погоня.

Машина, ровно гудя, набирала скорость на автобане. Сзади замаячила шестерка мотоциклистов с седоками. Хвост надо было отрубать. В транспортном потоке габаритному «Мерседесу» было сложно маневрировать. Вот мотоциклам представилась хорошая возможность, и они неумолимо начали сокращать дистанцию. В руках догонявших можно было различить цепи и еще какие-то железяки. Юрген дождался момента, когда впереди на трассе образовался просвет, как следует разогнал тяжелую машину, подпуская преследователей метров на триста.

– Держитесь!

Резкий разворот на 180 градусов, в народе называемый «полицейским», и вот они уже мчатся навстречу банде преследователей. В лобовую против двухтонного автомобиля у легкого мотоцикла нет никаких шансов. Мотоциклисты на скорости вильнули в стороны, но удержать разогнавшихся железных коней на таком вираже не смогли и разлетелись кто куда.

– Слушай, научи меня так же, – проговорил восхищенный Бодер. – Я пробовал, но у меня так не получается.

– Ты на чем пробовал?

– На «Вартбурге».

– А это «Мерседес». Он на полтонны тяжелее и на тридцать процентов устойчивее. Понял, в чем фишка?

– Да не дурнее паровоза, – понятливо согласился парень.

– Ты зачем меня оттащил от этих гадов? Я им еще не все волосы вырвала. – Стресс понемногу проходил, и Гудрун выдвинула претензии Андреасу.

– Я не оттаскивал, я просто решил тебя за титьки подержать, – ответил, улыбаясь, парень. Весь салон затрясся от нервного смеха.

– А почему тогда отпустил? Или не понравилось? – тут же нашлась девушка.

Новая волна смеха накрыла бойцов.

– Жалко, денег нет, а то что-то в горле пересохло, – откашлявшись, посетовал Питер.

– Как это нет? – Бодер вынул из кармана смятые купюры. – Шеф, вези нас в ресторан.

«Так вот что он делал, – шарил по карманам тех парней», – догадался Батый.

Глава 5

О произошедшем Юрий подробно, стараясь ничего не пропустить, рассказал на очередной встрече Северу. Майор молча выслушал рассказ, не проронив ни слова, только желваки на его лице выдавали его состояние.

– Как сам оцениваешь этот… – Матвей Степанович подбирал нужное слово, – инцидент.

– Я считаю, что поступил правильно. Теперь, после того как мне удалось отбить в церкви Дучке и вместе с Бодером отлупить банду фашистов, у меня появился определенный авторитет в интересующих нас кругах. Поэтому вероятность того, что ко мне обратятся за поддержкой при планировании острых операций, стала велика.

– А как я должен реагировать на твои действия?

– Как начальник, – молодой разведчик невольно вздохнул, – осудить и объявить взыскание. А как оперативник, думаю, поймете и поддержите.

– Будем считать, что я так и поступил, – оценил хитрый ход подчиненного руководитель операции. – Проехали. Давай попробуем сделать расклад сил. Как ты его видишь?

– Мы имеем несколько сотен, может быть даже тысяч, революционно настроенных студентов и примыкающей к ним молодежи. Плюс три важные ключевые фигуры в деле. Это Рудольф Дучке – трибун, оратор, очень энергичный идеолог, который не остановится ни перед чем и будет переть как танк. Молодежь его боготворит, а он преклоняется перед Че Геварой и Мао – лидерами национальных революций, победивших на своей земле и жаждущих развития этого движения в других странах.

– А как же Ленин и Сталин? Первая успешная революция ведь произошла в России?

– Сталин, в их понимании, ренегат. Он отказался от идеи всемирной революции, в отличии, кстати, от Троцкого, и решил строить социализм в одной отдельно взятой стране. Скатившись тем самым к уровню империалистов. В смысле, стал строить свою империю.

– Продолжай.

– Вторая фигура – это Хуберт Малер, руководитель Коллектива социалистов-адвокатов. Это талантливый организатор. Большая часть акций планировались и обеспечивались под его руководством. Он очень четко структурирует молодежное движение, при том что свободолюбивые студенты не хотят, чтобы ими управляли.

– Поясни.

– Помните, вы рассказывали нам о социальной психологии. Психология малых групп, психология толпы?

– Конечно, помню.

– Вы говорили, что эффективно управлять и контролировать можно лишь семь плюс-минус два человека. Это та группа, в которой сохраняется, как правило, один лидер. При большем количестве людей в группе она начинает делиться на подгруппы. Для того чтобы управлять большим количеством людей, надо четко выделять лидеров групп и управлять уже через них. У Малера это здорово получается. Он способствовал организации среди студентов всевозможных кружков, секций, в том числе нескольких политических студий. Он имеет оперативную связь с лидерами этих образований и может довольно быстро их мобилизовать. Его особенность – это стремление оказаться в тени. Хуберт всегда старается делать дела через кого-то, но не как диспетчер, а как безапелляционный диктатор.

– Интересный дядька, – задумчиво произнес Север. – Такой своеобразный серый кардинал.

– У него среди молодежи очень высокий авторитет. Он со своими ребятами, юристами, вытаскивал многих из полиции. Причем бесплатно.

– Ну, а третий это Бодер, – предположил опытный нелегал.

– Пока да.

– Что значит – пока?

– Есть и другие буйные, но самый политически агрессивно настроенный – это, конечно, Андреас. Он умен и хитер, рвется к власти, его не остановить на этом пути.

– Пока ты кулаками махал, Зенит собрал о нем кое-какую информацию. Начиная с Мюнхена, где он жил с матерью и теткой, за ним тянется богатый шлейф правонарушений. Сначала это были небольшие кражи, угоны велосипедов, мотоциклов. Затем пошли грабежи и хищения автомобилей, особенно дорогих спортивных марок. Когда его серьезно прихватили, он сбежал сюда, в Берлин. Всегда стильно одетый молодой человек с модной прической разительно отличался от своих сверстников, одетых во всевозможные балахоны, не следящих за своей внешностью. Поэтому на него всегда обращали внимание женщины. В конце концов, Андреас сблизился с модной художницей Элинор Мишель, работающей в стиле импрессионизма. Ради него она вытолкала за дверь законного мужа, открыла молодому парню свое сердце и кошелек.

– Почему же здесь его не арестовали за прошлые грехи? Бодер живет открыто, по своим документам.

– Косность современной полицейской системы. Запросы по почте идут неделями, скапливаются на столе у какого-нибудь инспектора, а у того своих дел по горло. Пока он ответит… Кроме того, невысокий образовательный уровень полицейских. Их нежелание связываться с политикой. Тронешь студента лишний раз дубинкой, могут обвинить и в превышении полномочий и, конечно, в покушении на свободу и демократию. Но полиция быстро учится. У них появляются современные средства связи, вводится систематизация и накопление информации. Слышал про современные вычислительные машины, их еще называют компьютеры?

– Конечно, – усмехнулся молодой человек. – Я же все-таки в университете учусь.

– Хорошо. Теперь расскажи мне, как там Голова, третий член твоей группы.

– Оформился, поселился в кампусе. Пару раз видел его на молодежных сходках. Пока все.

– Понятно. Пусть на встречи с ним ходит Зенит. У тебя своих дел достаточно.

Они прогуливались по парку. Накрапывал небольшой дождик, поэтому гуляющих было совсем мало. Лето уверенно шагало по Европе. Саблин обратил внимание, что молодого человека что-то тяготит.

– Что не так, Батый?

– Понимаете, товарищ майор, чем больше я схожусь с этой группой, тем сильнее вероятность, что я нарушу закон и попадусь в руки полиции.

– Правильно рассуждаешь.

– Сейчас – стычки с полицией, с молодежными бандами фашистов. А дальше что?

– Все верно. Не стесняйся говорить. Поджоги, демонстративные взрывы, убийства сановников. Все это было в истории, и не раз. Народовольцы, эсеры, да и наши большевики грабили банки ради средств на революцию, убивали жандармов и губернаторов, бросали бомбы в царя-батюшку. С этой дороги не свернуть.

– Так, и что меня ждет?

– Как что? Тюрьма. – Саблин сделал паузу. – Если попадешься.

– Я не хочу в тюрьму.

– Так не попадайся, будь хитрее, умнее, осторожнее. Хотя и в немецкой тюрьме можно жить. Конечно, рано или поздно мы тебя вытащим.

– Вам легко говорить. – В голосе Юрия прозвучала обида. – Вы сами там бывали?

– Бывал, – коротко ответил Север. – И, как видишь, сейчас стою перед тобой. Юра, когда мы с тобой выбирали профессию, мы знали, что сделаем все, что потребуется для безопасности Родины. Некоторые наши коллеги на этом пути приняли мученическую смерть. Вот такая профессия.

Летом 1967 года бывшая столица Германского рейха готовилась к приезду шаха Ирана Мохаммеда Резы Пехлеви. Бургомистр Западного Берлина получил распоряжение от лидеров своей партии организовать встречу по высшему разряду.

Дружба с персидским шахом (Иран до 1935 года назывался Персией) дорогого стоила. Богатства императора были несметны. Вкладывать их в свою страну он не считал выгодным, поэтому много средств инвестировал за границей. Прежде всего это была Германия. Семья Пехлеви владела крупными пакетами акций германских ведущих автомобилестроительных, химических, торговых фирм. Бизнес давил на свои партии и правительство с целью оказания поддержки в формировании образа шаха как демократичного проевропейского политика.

На самом деле иранский правитель проводил политику откровенного внутригосударственного террора. Тысячи его внутренних противников, не сумевшие скрыться за пределами Ирана, были жестоко репрессированы и оказались в застенках тайной государственной полиции. САВАК являлся важнейшим инструментом государственного террора, на котором держалась власть восточного диктатора. Любое проявление инакомыслия каралось незамедлительно. Люди бесследно пропадали. Политзаключенные подвергались жесточайшим, по-восточному изощренным пыткам. Население страны жило в нищете. Вырваться из нее могли только счастливчики, попавшие на службу шаха. Тогда они получали деньги, дома, привилегии. Главным критерием отбора была верность правителю.

В САВАК регулярно проводились чистки рядов, нередко основанные на провокации, что соответствовало канонам восточной хитрости. Например, сотрудник появлялся среди коллег в состоянии алкогольного опьянения, это противоречило правилам. Те, кто сразу не донес о подозрительном инциденте, подвергались репрессиям. Их сажали в зинданы, подвергали пыткам как подозреваемых в государственной измене. Семьи изгонялись из домов, вместо них заселяли новых счастливцев. Этим достигалась фанатичная вера в правителя Ирана. Сотрудники САВАК готовы были выполнить любой приказ шаха беспрекословно.

Информация о прибытии в страну «восточного мучителя» вызвала бурную волну возмущения среди студентов. Члены «Социалистического немецкого студенческого союза», возглавляемого Дучке, стали активно раскручивать среди западных немцев мнение, что шахский режим ассоциируется с фашизмом, кровоточащей раной Германии, а его поддержка – с содействием современному фашизму.

Накануне визита студенты расклеили по всему Западному Берлину листовки о розыске и задержании опасного преступника – шаха Ирана Мохаммеда Резы Пехлеви – с заголовком «Убийца». Полиция и муниципальные власти города бросили все силы, чтобы очистить стены города от плакатов, однако белые следы на стенах сразу бросались в глаза и вызывали еще большее неприятие, чем если бы это были сами листовки.

Здесь срабатывает психологический феномен, известный под названием «эффекта Зейгарник». Эффект Зейгарник заключается в том, что человек лучше запоминает прерванные действия, чем завершенные, то есть в данном случае человек обращает внимание на то, что от него пытаются скрыть. Этот феномен, впервые описанный советским психологом Блюмой Вульфовной Зейгарник, активно изучала на примере больных шизофренией немецкий психолог Мария Овсянкина.

После обеда кортеж шаха с супругой прибыл в городскую ратушу, чтобы оттуда приветствовать жителей Западного Берлина. К этому времени там собралось примерно три или четыре тысячи демонстрантов, преимущественно студентов.

Правоохранители заблаговременно установили перед зданием два ряда металлических заграждений, чтобы не подпустить демонстрантов на опасное расстояние.

Перед приездом правителя Ирана возле ратуши остановились два автобуса, из которых вышли мужчины, одетые, как близнецы, в одинаковые темные костюмы. Особо бросалось в глаза, что у всех были темные солнцезащитные очки. Они быстро и организованно рассредоточились в узком коридоре между заграждениями и студентами, вытянулись в шеренгу по два-три человека и тем самым перекрыли кортеж шаха от встречающих. Это была охрана. Они быстро развернули заранее припасенные плакаты на деревянных палках, так чтобы дорогие гости не увидели оскорбительных плакатов от студентов. При приближении кортежа эти мужчины восточной внешности стали громко скандировать: «Шах», «Шах», «Шахиншах». Скандирование перекрыло грубые выкрики немецкой молодежи.

Возбужденные студенты стали бросать в сторону делегации яйца, помидоры, пакеты с жидкостями. Но из-за большого расстояния все это долетало только до сторонников шаха. Как только почетный гость прошествовал в ратушу, охрана, как по команде, развернулась кругом. С плакатов и флагов сбросили полотнища, и они оказались длинными деревянными палками. Прозвучала команда на персидском, и охрана, разозленная хулиганскими выходками толпы, бросилась доказывать свою преданность господину.

Персы не жалели никого. Слова «гуманизм» в их лексиконе не было. Студенты в ужасе бросились бежать, но их настигали и остервенело били палками. Сразу полилась кровь. Слабое сопротивление было моментально жестоко подавлено.

Андреас, Юрген, Питер, Гудрун и ее малолетняя подружка Марта, прибившаяся к ним в последнее время, сбились в своеобразную стайку. Заводилой, безусловно, был Бодер. Юрген не возражал, а Урбах и Гудрун его обожали. Сейчас вместе с толпой они азартно кричали: «Шах убийца!», «Пошел вон!», кидали яблоки, яйца, показывали охранникам в штатском неприличные жесты. Андреа и Эльза чувствовали себя как рыба в воде. Они кричали, кидались, подбадривали других участников манифестации. Когда началась свалка, Бодер не испугался и ринулся на шахских охранников, по бокам его прикрывали остальные члены группы.

Нападающие персы переговаривались между собой короткими фразами, больше похожими на команды.

«Это же фарси! Как я ранее не понял?» – пришла догадка, почему Юрген понимает речь иранцев. Таджикский язык, который он хорошо знал, приходится родным братом персидскому.

Идти с голыми руками против подготовленных охранников шаха, к тому же вооруженных деревянными палками, было равносильно самоубийству. Батый подобрал транспарант, брошенный убегающими демонстрантами, и оторвал от него полутораметровые шесты. Один кинул Бодеру, другой переломил пополам и получил два вполне сносных орудия. Андреас еще держался только потому, что очень активно размахивал длинным шестом, не давая сокращать дистанцию. Но так долго продолжаться не могло.

– Отходим. Питер, уводи Эльзу с Мартой, – успел крикнуть Юрген.

Бодер пропустил сильный удар, остановился. Тут же на него ринулись два смуглых перса с явным намерением проломить задиристому парню голову. Краузе не успевал прикрыть его.

– Стоять, сыны вонючего ишака! – заорал он по-таджикски.

Это сработало. Охранники оторопели от неожиданной команды, и Юрген успел рвануть Андреаса за пояс. Нелегал огляделся вокруг. На асфальте корчились от боли избитые, не успевшие убежать студенты. Иранцы со зверским выражением лиц охаживали палками как лежачих, так и тех, кто просил о пощаде. Они не делали разницы между мужчинами и женщинами. Женщинам доставалось даже больше. Ведь по обычаям их родины женщина должна быть покорна и сидеть дома, заботясь о муже и детях. Эти женщины нарушили запрет, поэтому должны быть сурово наказаны вплоть до побивания камнями.

Несколько сотрудников охраны успели забежать с боков. Андреас, Юрген и примкнувший к ним Альфред Август оказались прижатыми к фасаду дома. Ситуация становилась критичной.

Только теперь показалась полиция. Вела она себя довольно странно. Полицейские не предпринимали никаких действий против нападавших. Они даже делали вид, что их не замечают. Они забирали только демонстрантов. Кто мог идти, тем заламывали руки и вели своим ходом; тех, кто уже не мог идти, бесцеремонно запихивали в полицейские фургоны.

– Я офицер полиции, – обратился к персам на фарси Батый и бросил палки к их ногам. Он достал из кармана студенческий билет, раскрыл его и так же быстро убрал назад. – Я арестовываю этих людей. Если будете мне препятствовать, вас настигнет гнев шаха. Да продлит аллах его года!

– Да продлит аллах его года! – хором повторили иранцы.

Поверили они или нет, но окровавленные палки опустили. Чужак, отдающий команды на их родном языке, внушал головорезам доверие.

– У вас есть наручники? – продолжал играть Батый.

Надо было торопиться, до них скоро должны были добраться настоящие полицейские.

– Нет, господин полицейский. Только веревки.

– Хорошо. Вяжите их, – отдал команду Батый. – Палки бросили, не сопротивляйтесь, – уже по-немецки обратился он к товарищам по борьбе.

Персы умело связали немцам руки.

«Если мы начнем уходить с площади, охранники шаха могут заподозрить обман. Можно, конечно, пойти в обратную сторону, через площадь, внаглую, но тогда вопросы возникнут у полиции».

– Кто старший? Мне нужен человек для сопровождения задержанных. Уж больно они прыткие, могут сбежать, – потребовал Батый у сотрудников САВАК.

Он все рассчитал правильно. Видя шахского охранника, немецкие полицейские пропустили их через оцепление. Юрген распрощался с конвоиром, и троица быстро растворилась в ближайшей подворотне.

Обогнув несколько кварталов, они вышли к «Мерседесу» Бодера, там их уже ждали друзья. Несмотря на кратковременность столкновения, все получили травмы. Больше всего, как обычно, досталось Андреасу: у него висела без движений рука, из раны на голове сочилась кровь. Питер сильно хромал на правую ногу. У Гудрун подживал синяк под глазом слева, но теперь наливалась синева справа. Август не мог говорить из-за травмы челюсти. Только Марта выглядела целой.

– Ему нужен врач. – Девушка кинулась к Бодеру.

– Думаю, что врачи сейчас занимаются более серьезными травмами. Люди шаха лупили всех беспощадно. Их, как голодных собак, натравили на демонстрантов, вот они и старались показать свою преданность Пехлеви. – Батый вспомнил занятия по оказанию первой медицинской помощи, быстро осмотрел соратников. – Вроде бы ничего страшного, но аптека нам нужна, хотя бы обработать открытые раны.

– Я живу здесь недалеко, – подал голос Питер. – У меня дома есть аптечка.

– Тогда чего мы ждем? Поехали. Садись рядом, покажешь дорогу.

Урбах жил в старинном доме, который так и хотелось назвать особняком. Несколько комнат, высокие потолки с лепниной, антикварная мебель, старинные картины на стенах.

– Послушай, Питер, это же твои предки. А Урбах, насколько я помню… – начал припоминать Юрген, стоя перед портретом мужчины в парадной генеральской форме, но его резко перебил хозяин квартиры:

– Если ты тоже будешь говорить, что мой прадед был королевским приспешником, мы с тобой поссоримся.

– Что ты, Питер, я просто хотел сказать, что твой предок был боевым офицером армии великого кайзера. Тебя назвали в честь него? – Батый жестами постарался изобразить искренность своих слов.

– Не совсем. Он был Эрих Рудольф, а я Питер Урбах. Ты знаешь, что он был боевым офицером у кайзера? – с подозрением спросил наследник барона.

– Конечно. О нем даже упоминалось в некоторых книгах по истории. Пошли к нашим раненым.

С картины на них смотрел довольно чванливый немец в пышном офицерском мундире с рядами орденов и при шпаге.

В одной из комнат, которая раньше наверняка служила чуланом, располагалась небольшая, но прилично оборудованная химическая лаборатория. Это сразу заинтересовало Юргена.

– Это чье?

– Мое, – гордо заявил хозяин. – Я же химик по образованию. Ты тоже будешь спрашивать, смогу ли я сделать бертолетову соль?

– Очень интересно, кому это понадобилась взрывчатка? И кто это тебя спрашивал?

– Хуберт Малер. Я ему объяснил, что бертолетова соль не столько взрывчатый материал, сколько огнеопасный. Она больше подходит для воспламенения. Воспроизвести ее не составит большого труда.

«Очень интересные вопросы задает герр адвокат, – подумал разведчик. – Да и сам Питер – парень не простой, как кажется на первый взгляд. Мы все пришли протестовать против шаха в рубашках и легких куртках, по-летнему. Только на нем прочная кожаная куртка, застегнутая наглухо, а под ней толстый свитер. Все как будто для того, чтобы смягчить удары в драке. Он что, заранее знал о побоище?