Затерянная в падере

Размер шрифта:   13
Затерянная в падере

Не всё так просто складывалось в жизни у Дианы Матюшиной до достижения ей восемнадцатилетнего возраста. Оказывается, мало быть такой симпатичной, как она, стройной, белокурой, синеглазой. Надо ещё и родиться счастливой. Но с этим ничего доброго не получилось. Ещё малым ребёнком она испытала на себе, что такое родительская нелюбовь. Постоянно пьяные, зачастую безработные, они сгубили своей невиданной жестокостью её младших брата и сестру Диму и Варю.

Спасибо соседям по частному сектору города Вольска, что в Саратовской области, в котором Диана не жила, а прозябала. Худо или бедно, но похоронили её брата и сестру. Но и после этих трагических событий её бедовые родители не изменились в лучшую сторону. За шкаликом палёного спирта под общеизвестным названием «шило», в своей лачужке, закатив свои мутные глаза, почти под самый лоб, наперебой спрашивали свою дочурку, кровинушку: «Когда же ты подохнешь, тварь? Навязалась на нашу голову, дармоедка!».

Надоело Диане ходить в обносках, быть посмешищем для своих подруг и постоянно ходить голодной. С большим трудом получив свидетельство об окончании девяти классов, она устроилась в частную овощную базу на переборку картофеля, свеклы, лука и прочего, ушла в общежитие.

Но не всё ведь происходило так просто. Она постоянно чувствовала себя обиженной, несчастной и… неполноценной. Даже в погожие солнечные дни ей казалось, что затерялась она в жуткой жизненной непогоде, в буре с дождём и снегом, в той жестокой круговерти, которую добрые старые люди называют падерой. Не только ведь она стала жертвой житейской суеты и явной несправедливости, но и многие другие люди.

Что ни человек, то история. Если что-то изменилось после распада Советского Союза, то далеко не всё в лучшую сторону. Впрочем, некоторые, самим Дьяволом избранные, сразу же без особых усилий оказались в земном раю. А кто-то оказался и на обочине большой дороги, ведущей в светлое завтра.

Её непутёвые, злые и бесшабашные папа с мамой Владимир Александрович и Тамара Сергеевна сгорели в своей лачуге. Нет, не от палёного, самодельного спирта, а самым натуральным образом. Уснули пьяные за столом и подпалили свою хибару вместе с собой. Вроде, как от непотушенного окурка начался пожар.

К тому времени, уже имеющие кое-какие небольшие деньги, да с помощью товарищей по работе, похоронила она косточки своих родителей. Поплакала, как водится, и продолжила жить, пусть не совсем путно, но самостоятельно. С организацией похорон ей помог относительно молодой владелец этой самой овощной базы, где она работала, и других кое-каких мелких предприятий Гурьян Аркадьевич Крыжин. До этого он и устроил Диану в общежитие.

Рыжий, толстый и коротконогий холостяк обитал в Вольске в трёхкомнатной квартире, вдалеке от своих папы и мамы, которые жили в столице и, как говорится, не бедствовали.

В конечном счёте, перебралась Диана из общежития в нормально обставленную квартиру Крыжина, который постоянно уверял Диану, что без ума от неё и полюбил свою красавицу навечно. Если честно сказать, то Матюшина пошла по пути наименьшего сопротивления, по принципу: «Стерпится – слюбится». Да и надо же было и ей когда-то становится женщиной и свою личную жизнь устраивать. У всех ведь всё по-разному происходит. «За некоторыми дамами стоят такие тайны, – размышляла она, – что хронически лысый гражданин, погрузившийся в их ничтожную часть, запросто станет не просто волосатым, но и кудрявым. Может быть, от недоумения и крайнего удивления у него начнут расти и зубы».

Но ей стало не до смеха, когда она поняла, что беременна. Понятно, что настало время ставить вопрос ребром. Диана не желала быть наложницей, тем боле, в таком положении, а только женой.

– Ты что, очумела? – Крыжин даже и не пытался скрывать своей сущности. – Я не собирался на тебе жениться. Мне ещё рано обзаводиться семьёй. Да и, вообще, у меня совсем другие планы.

– Значит, все твои слова о любви ко мне, – Матюшина старалась держать себя в руках, – сплошной обман? Ты просто воспользовался мной, когда мне ещё и не было восемнадцати лет. Подлый же ты человечек, Гурьян.

– Ты пойми, Диана. Я любил тебя. Но потом всё куда-то пропало. Но, может быть, и не любил. Показалось.

– С головы до пяток ты гнилой, как твоя картошка на овощной базе. Дикобраз с глюками. Надо же! Ему показалось. А мне вот не показалось, что я стану матерью. Всё реально, Крыжин!

– Ты должна избавиться от беременности. Нам обоим это не нужно. А ты молодая и очень симпатичная. Сменишь место жительство и замуж выйдешь.

– Ну, это не тебе решать, Крыжин. Не тебе!

– Я за это хорошо заплачу. Ты же знаешь, что я мелочиться не буду. Если надо, то и мои папа с мамой помогут. Но я пока и сам в состоянии… Ты, конечно, красивая, но сама понимаешь… Да и причина у меня имеется.

– Я в курсе, Гурьян. Эта кривоногая причина – губастая Танька из сто тридцать седьмой квартиры. Слишком смуглая дама непонятного возраста, с двумя детьми. Молодец! Не так важно, что морда у красотки овечья, лишь бы её лохань была человечья.

– До чего же ты пошлая! Ерунду мелешь.

– А ты – добрый рыжий Карлсон с пропеллером на горбу! Когда-нибудь ты остановишься в полёте. Я тебе этого от души желаю.

Конечно же, Диана понимала, что Татьяна Машева пусть и не красавица, но дама преуспевающая, владеет пятью или шестью солидными магазинами в Вольске. Спасибо её мужу, который при странных обстоятельствах или, может быть, по причине своего возраста пару лет тому назад покинул этот мир. Не прихватил с собой даже и сотни долларов… на конфеты. Не получилось.

Немало в одиночестве, конечно же, было пролито Матюшиной слёз. Её душу терзали обида и отчаяние. Но, как-то надо было жить. Принимать происходящее таким, какое оно есть. Пока в нём для Дианы не просматривалось ничего хорошего.

На короткое время она сняла квартиру. Ясно и понятно было то, что ей следует уехать отсюда пусть даже на край света, но уехать. Правда, умные люди утверждают, что от себя не убежишь. Но ведь не в ней же самой кроются жизненные проблемы, с которыми ей приходится не просто сталкиваться с малых лет, а существовать в них. Она знала не по книгам, что такое борьба за жизнь.

Единственно кому она пожаловалось в минуты своей слабости, был её одноклассник Федя Плешаков, который завершал учёбу в одиннадцатом классе. Она знала, что нравится ему, потому и решила посетовать на свою непутёвую жизнь и судьбу.

– Не надо тебе уезжать из Вольска, Диана, – посоветовал он. – Всё наладится. Найди другое место работы и забудь о том, что было.

– Тебе очень трудно понять меня, Федя, – возразила она. – Я слишком рано стала взрослой, так получилось. А ты пока ещё школьник.

Но она была благодарна Плешакову за то, что он её выслушал и посочувствовал. Больше, по сути, ей не с кем было поделиться своими печалями.

Наверное, не очень-то и простая, её личная жизнь, с самых юных лет вынуждала Матюшину поступать рационально. Понятно, что она переживала, что избавилась от беременности. Но ведь, как говорится, всё ещё впереди. Да и не считала она себя положительной во всех отношениях, как и некоторые другие. В конце концов, имела же она право на личное счастье, на то, чтобы иметь не только крышу над головой, но и нормальную семью.

Личных сбережений и денег, выделенных Матюшиной её недавним сожителем, вполне, хватило для того, чтобы уехать, точнее, улететь на самолёте почти на самый край российской земли. К счастью в Вольске, между делом и, скорее, от скуки закончила она обучение на курсах парикмахеров. Она надеялась, что это ей в жизни пригодится.

Таким образом, оказалась она почти на берегу Тихого Океана, в большом посёлке золотодобытчиков. Кое-какие деньги у неё имелись, поэтому по дешёвой цена приобрела она сразу два небольших одноэтажных домика, стоящих рядом, по низкой цене. В таких местах жильё дорого не стоит. Часто уезжающие из этих глухих краёв куда-нибудь подальше, к примеру, в Ростовскую область, просто его бросают за отсутствием покупателей.

В одном доме она решила жить, в другом – открыла частную парикмахерскую для обслуживания мужского и женского населения. Имелась там даже комнатка для маникюра и педикюра. Она этому тоже обучалась. А девушек, которые пожелают у неё работать, конечно же, она всему научит.

Рабочий посёлок не такой уж и маленький, население – более полутора тысяч человек. Там, где располагаются запасы промышленного россыпного золота, у людей не такие уж и плохие заработки. Поэтому постоянных жителей, разумеется, в посёлке было больше, чем тех, кто приехал сюда на сезонный промывочный сезон за своей фортуной. Это, чаще всего, старатели. Правда, далеко не у всех по разным причинам получается обогатиться. Одним выпадает, как говорится, идти по пустой породе, других, недисциплинированных и ленивых ставит на место суровый устав артели…

Не сразу, но довольно быстро у Матюшиной всё получилось. Её парикмахерский салон под несуразным, но поэтическим названием «Таёжное обаяние» с удовольствием посещали и приезжие, в основном, командировочных. Чего уж там греха таить, некоторые из местных мужчин довольно часто приходили сюда наводить марафет для того, чтобы лишний раз посмотреть на белокурую красавицу Диану.

Она ведь была не только хозяйкой заведения, но и занималась стрижкой мужских загривков. Детей тоже обслуживала.

На её счастье в посёлке проживала опытная парикмахер, и пока безработная, не так давно приехавшая сюда вместе с мужем-геологом, сорокалетняя Анна Геннадьевна Токрова. Нашлась и мастер маникюра, вернувшаяся из краевого центра к родителям Римма Седкина. В городе изрядно намыкалась, устала слоняться по съёмным квартирам. Правда, в технологический университет бытового обслуживания поступила, на заочное отделение.

Со временем, если бог даст, станет инженером-технологом по облуживанию швейных машин и другого оборудования. Ей тоже было, как и Диане девятнадцать лет. Не красавица, но обаятельная и симпатичная брюнетка.

Своим выбором Матюшина осталась довольна. Со временем, если потребуется, то она примет на работу ещё пару специалистов.

По мере своих возможностей Диана старалась никому не бросаться в глаза, не спешила обзаводиться знакомствами, тем более, в спешном порядке строить своё личное счастье. Терпение – и всё само собой образуется. Замкнутый образ жизни пока её устраивал. Но знакомиться и, просто так, что называется, поболтать представители мужского пола к ней заходили. Но Диана всегда умела вежливо и культурно дать им понять, что не очень бы хотела, чтобы её отвлекали от работы.

Особо настойчивым оказался почти тридцатилетний чёрнобородый геолог Максим Грицанов, тёмнокарими глазами широкими скулами и мощным подбородком. Он даже ждал её на пороге избы-салона «Таёжное обаяние», чтобы проводить до дома. Может быть, и не ведал о том, что проживает Диана рядом, в тридцати метрах от своего частного заведения. Но, скорей всего, ему это было известно. Просто валял дурака.

Однажды Диана поймала себя на мысли, что ей нравится этот стройный, черноглазый, узколицый бородач. Что-то в нём было притягательное, почти родное. Решила она вести себя с ним проще и не строить из себя недотрогу. Ведь нравился же он Матюшиной. Чего уж там огороды городить.

Перед окончанием работы, закрытием салона парикмахерша Токрова глянула в окно и сообщила Матюшиной:

– Опять тебя геолог Грицанов ждёт, Диана. Какой упорный бородаты парень.

– А меня вот никто и нигде не ждёт, – вздохнула мастер маникюра Римма. – Так вот и молодость пройдёт.

– Бред всё это полный, – ответственно заявила Анна Геннадьевна. – Вам с Дианой Владимировной, всего-то, по девятнадцать лет. А я замуж вышла, когда мне было двадцать семь лет. Ничего – не умерла, и детей двоих успела родить, и начисто забыть, что я технический университет закончила и по специальности – инженер по судовым силовым установкам.

– Всё верно, Анна Геннадьевна, – задумчиво произнесла Диана, – здесь на наших речках и ключах, вряд ли когда-нибудь построят судостроительный завод. Так что… До завтра! Идите домой!

– Зато у нас тут мощный золотоносный прииск «Скалистый», – не без гордости заметила Седкина. – России нужен благородный металл, и мы его добываем.

– Однако, пойдём, Римма, домой! – сказала Седкиной Токрова. – Время уже!

Через несколько минут, они ушли. Почти сразу же, следом за ними, с небольшой сумкой на плече вышла на крыльцо и Матюшина. Посмотрела на несколько смущённого Грицанова, ответила на приветствие.

Она извлекла из сумки ключи, поочередно запёрла дверь на два замка и повернулась лицом к геологу:

– Очень похоже на то, Максим Тарасович, что вы остро желаете устроиться в нашем салоне ночным сторожем. Но только вот красть у нас нечего. Если только попытаться умыкнуть пару кресел и три-четыре машинки для стрижки волос.

– Нет у меня такого желания, Диана Владимировна, – просто ответил Грицанов. – У меня и своей работы хватает.

– Может быть, кто-нибудь и огорчился бы. Но вот я лично рада за вас.

– У нас тут имеется неплохой ресторан «Вишнёвый сквер». Я был бы рад, если бы приняли моё приглашение.

– По чашке кофе можно выпить и в спокойной домашней обстановке.

– Но я пока проживаю в гостинице «Берёзовый уют» и не один. Номер удобный, но двухместный. Сосед у меня неплохой. Механик, работает на ремонтной базе прииска. Мне обещали скоро выделить жильё или куплю что-нибудь. Деньги имеются, но пока присматриваюсь.

– Пойдём тогда ко мне, Максим Тарасович. Уж чаем-то всяко и разно напою. Как вы… ты на это смотришь?

– Как старший товарищ, скажу, что положительно.

Обстановка в доме Матюшиной была проста. Но всё необходимое в нём имелось: от импортного холодильника до компьютера. В общем, с виду скромный и даже застенчивый Максим освоился в незнакомой обстановке быстро.

Кофе они пили почти до самой ночи. Грицанов оказался интересным собеседником. Не стал скрывать, что трудится на очень ответственной работе, в специальной камералке. Необходимо ведь тщательно проводить анализ добытого металла. По сути, перед отправкой с приисков часть добытого золота находится, как бы, под его присмотром. Ну, понятно, что и охрана там постоянная и солидная.

Кроме того, он подчеркнул, что ему все и всюду доверяют и поручают самые ответственные дела. Он сообщил, что всегда имеет лицензию и право на ношения оружия. Это обязательно.

– Да ты, оказывается, вооружён и очень опасен, – не удержалась от очередной шутки Матюшина. – Тебя слушать – одно удовольствие.

– Вообще-то, я не очень болтлив, – сказал Грицанов. – Меня на прииске, вообще, считают самым необщительным человеком. Это сейчас на меня напало вдохновение. Говорю, говорю и удержаться не могу.

– Что же тебя так вдохновило, Максим?

– Ты и вдохновила, Диана. Наконец-то, обратила на меня внимание. Честно сказать, такой симпатичной блондинки, как ты, Диана, я нигде и никогда не встречал. Их, наверное, нигде нет.

– Ну почему же? – засмеялась она. – Встречаются, но не так часто.

Ей, наверное, тоже не хватало обычного человеческого общения. Она тоже говорила, в основном, о всяких пустяках. Но о своей прошлой, непутёвой жизни, понятное дело, не произнесла ни слова. Зачем отпугивать от себя такого симпатичного кавалера? Не всегда же ей быть одной. Ни к чему это.

Вполне, откровенно посетовала она на то, что от воздыхателей у неё отбоя нет. Такое обстоятельство её раздражает и возмущает. Некоторые представители мужского пола ведут себя нагло, нахально. Требуют немедленно интимной близости. Грицанов тут же клятвенно пообещал с ними разобраться. Если некоторым понадобится активный массаж лица, то это – всегда, пожалуйста. Кое-какой опыт имеется.

– Похоже на то, что ты готов меня защищать, как частную собственность, – предположила она. – Это меня удивляет.

– Жизнь, вообще, удивительная штука, – сказал Грицанов, рпочесав бороду. – Иной раз вокруг такое творится, что просто… Но ты меня понимаешь, Диана.

Этими словами он Матюшину не удивил. Уж она-то с лихвой на себе испытала многие «прелести жизни», о которых и вспоминать не хочется. Но часто память бывает неподкупной и неуправляемой. Не даёт ничего забыть. Куда же от неё денешься?

Она поняла, что её вечерний гость Грицанов не так уж скромен и прост, каким казался раньше. Этот молодой человек с большими претензиями на жизнь, а ведь не испытал на себе, как говорится, превратностей судьбы. Его папа, мама и старший брат – не миллиардеры, конечно, но в жизни устроены. И работа у них суровая имеется – предприниматели, и крыша над головой. Все трое – совладеьцы цементного завода. Выгодное и доходное дело. Да и стране цемент необходим, он, как утверждали ответственные чиновники во времена существования Сосветскорго Союза, хлеб промышленного и гражданского строительства.

Сделав глоток очередной глоток кофе, вприкуску с шоколадной конфетой, Диана внимательно посмотрела в симпатичное лицо Максима и задумчиво и неожиданное для себя произнесла:

– Извини, может быть, я ошибаюсь, Максим, но мне показалось, что ты пытаешься мной руководить и, этак, ненавязчиво предъявляешь мне претензии. Тебе кажется, что я не совсем так я живу и даже думаю.

– Это глупости, Диана! – возразил он. – Какие у меня могут быть претензии к своей будущей жене?

– Ну, ты и фрукт, Грицанов!

– Я твёрдо решил на тебе жениться, Диана. Это окончательно, бесповоротно и обсуждению не подлежит. Я своих решений не меняю! В общем, давай поженимся!

От неожиданности Диана опрокинула чашку с кофе. Влюблённый в неё «скромник» взял с места в карьер и уже пытается распоряжаться ей, как вещью, как собственностью. Но, может быть это и не так уж и плохо быть постоянно за чьей-то крутой спиной. Да ведь и ей понравился Максим. Чего уж себя-то обманывать. Особенно привлекала его густая чёрная борода. Правда, слишком уж нахрапистый парень. Этакий своеобразный шолоховский Нахалёнок, но уже довольно взрослый, сформировавшийся.

Их глаза их встретились, и он сказал:

– Почему ты молчишь, Диана?

– А что, Максим Тарасович, я должна петь и плясать от счастья? Мы ведь, вообще, друг друга не знаем. Даже кофе наедине до этого случая раньше ниразу не пили. Ты… не то, что бы наглец, но очень самоуверенный тип. Решил – и всё!

– Понятно. Ты мне, как бы, отказываешь. Но в чём причина?

– Она проста, Максим, даже как самые обычные, извини, прокладки с крылышками. Для того, чтобы жениться, надо…

– Любить друг друга? Не отрицаю. Лично я тебя обожаю, Диана.

– А как же быть со мной?

– Ты тоже будешь меня обожать. Я уверен. Но не считаю, что нормальный и крепкий брак основан именно на любви. Кроме того, Диана, я не сомневаюсь, что в процессе мы понравимся друг другу. Даю гарантию!

– Не скрою. Ты мне нравишься. Но этого недостаточно для того, чтобы выходить за тебя замуж, Максим. А сейчас пора спать.

– Так мне остаться у тебя или как?

– Раскатал губы, мужчинка! Тебе через пару минут предстоит весело и бодро шагать в гостиницу. Других вариантов нет.

С большой неохотой, не сразу, но Грицанов, всё-таки, ушёл.

А через пару месяцев они поженились. Свадьба, которая была более чем скромной. они сыграли в поселковом ресторане «Вишнёвый сквер». На ней присутствовало человек тридцать, не больше. Они оба не любили шумихи. Это всё ни к чему. Отец Максима и мать, Тарас Семёнович и Эльвира Прохоровна, ссылаясь на занятость, не соизволили прилететь на свадьбу, поздравить молодых Но довольно солидную денежную сумму прислали на подарок невесте.

Правда, старший брат Максима, очень худощавый, узколицый и тоже бородатый, всё-таки, явился. Правда, без жены. Пытался тайком совратить Диану, но эта мелкая афера у него сорвалась. Ничего о усиленном натиске и упорном заигрывании Бориса Тарасовича Диана мужу не сказала. Зачем его расстраивать?

Уже за месяц до свадьбы Максим перебрался к ней в домик. Для двоих человек трёх комнат было более, чем достаточно. Когда обзаведутся детьми, то подберут дом больше, уютнее, чем этот. С финансами проблем у них не имелось. Но, скорей всего, как планировал Грицанов, они подкопят денег и переберутся в город, в краевой центр. Диана не возражала против такого варианта. Да она и, на самом деле, ощущала себя счастливой. Может быть, симпатия её к Максиму Тарасовичу не так стремительно, но превращалась в любовь.

Жизненная падера, как будто, стала обходить её стороной. А природная непогода и в летнюю жару, и в стужу – дело привычное. Достаток в доме и пусть молчаливый, но заботливый муж – это, пожалуй, главное.

В парикмахерской под многообещающим названием «Таёжное обаяние» у Дианы, ставшей Грицановой, дела шли не так уж и плохо. Она приносила кое-какой доход. Токрова и Седкина тоже не жаловались, получали неплохую заработную плату. Да и симпатичный муж Дианы зарабатывал неплохо. Чего ж ещё желать?

Все крупные неприятности, в основном, остались у неё за спиной, если не считать житейских мелочей. Но их-то никак не обойдёшь. Мужиков и парней, желающих с Дианой познакомиться поближе, после её замужества осталось поменьше. Но, как говорится, унимались не все. Иногда Максиму Грицанову приходилось вмешиваться в происходящее, в основном, действовать кулаками. Правда, с переменным успехом. Доставалось иногда и ему. Что уж тут скрывать.

В подобных рабочих посёлках далеко не всё благодушные ангелы с крыльями. Такое определение чётко подходило, в основном, к некоторым приезжим мужикам и парням, искателям счастья… по всем направлениям.

Как ни странно, но особо нагло вёл себя местный житель, без дела шатающийся по посёлку старший сын главного технолога прииска «Скалистый» Алексея Константиновича Абрекова. Его Валера, которого он безумно обожал, уже второй год, после получения аттестата об окончании местной поселковой средней школы, просто пока, как говорится, отдыхал. Учиться нигде не пожелал, получать рабочую специальность тоже. Этот верзила с серыми глазами навыкат, к тому же, оказался негодным к службе в рядах Российской Армии. Что там, внутри, у него болело.

Но зато водку с местными бичами пил регулярно. Его добрый и щедрый папа не держал сыночка в чёрном теле. С некоторой, мягкой укоризной, но снабжал своё чадо деньгами. Надо же Валерию культурно отдыхать, тем более, возможности имеются.

За окном парикмахерской «Таёжное обаяние» стояла стылая октябрьская погода. Сильный ветер с дождём и снегом, который давным-давно сорвал листву с деревьев, бешено стучался в оконные стёкла. Самая настоящая падера. В соседней комнате Римма Седкина делала маникюр очередной посетительнице, которых появлялось в эти пасмурные дни в их салоне не так много.

Анна Геннадьевна Токрова колдовала над замысловатой причёской пожилой дамы, пенсионерки, в недавнем директора поселковой общеобразовательной школы. Потом ещё предстояла покраска волос и сушка их под большим специальным колпаком, под феном. Обычный трудовой день близился к вечеру.

Пока Диана была свободна от работы. Ожидала клиента, и он нарисовался. В парикмахерскую ввалился пьяный и грязный, но в костюме и при галстуке, в кожаных импортных сапогах, Валера Абреков.

– Вы очень пьяны, Валерий Алексеевич, – категорично заявила посетителю хозяина парикмахерской Грицанова. – Да ведь совсем же недавно вы постригались у меня.

– Ты будешь, дешёвка, делать мне молодёжную причёску там, ниже пояса, – он медленно начал расстёгивать ширинку брюк. – И так будет всегда. Я так хочу! Я Валерий Абреков!

– Прекрати хулиганить Абреков! – Токрова решительно направилась в сторону Абрекова. – Оторванный негодяй! Головка от патефона!

С большим трудом сдерживая эмоции, Диана Грицаева отошла в сторону, отвернулась от происходящего безобразия. Но пожилая женщина, сидящая в кресле, сумела опередить Токрову. Она довольно решительно вытолкнула Абрекова за дверь и заперла её на задвижку. После проведения этой незамысловатой процедуры она снова села в кресло.

С благодарностью Диана посмотрела в сторону старого педагога Елены Васильевны Гладковой. А та, в свою очередь, устраиваясь в кресле поудубней, только и сказала:

– Я хорошо знаю семейку Абрековых. Успела немного поучить не только этого наглого Валеру, но и его хамовитого папу Алексея Константиновича. Отъявленные негодяи.

– Я тоже о них ничего доброго не слышала, – сказала Токрова, продолжая с помощью ножниц приводить в порядок причёску Гладковой. – Но жена у Абрекова старшего – нормальная женщина.

– О ней ничего не могу дурного сказать, – подтвердила Гладкова – Всё? Теперь ты, Анна, мои седые волосы красить будешь. Хочу на старость лет красавицей стать. Никогда не поздно.

– Правильное решение, Елена Васильевна, – сказала Грицанова. – Спасибо вам, что вы поддонка Абрекова вышвырнули отсюда.

– Я поговорю, с кем надо, – пообещала старая учительница. – Больше этот наглый алкаш тебя третировать не будет. Отцовский авторитет ему не поможет.

– Хорошо бы, если бы всё было так. Он непробиваемый, – заметила Диана. – Мой муж уже пару раз учил его уму-разуму. Но Валерий Алексеевич никаких выводов для себя не сделал. Будем надеяться на то, что он угомонится.

– Человеку всегда следует на что-то надеяться, – Гладкова пересела в другое кресло. – Без надежды на добрые перемены ни жить, ни умирать нельзя. Что-то ведь и там есть.

Вскоре из соседней комнаты вместе с посетительницей вышла и Римма Седкина. Получив от неё плату за оказанную услугу и проводив до двери, она открыла засов. Вопросительно посмотрела на своих подруг и коллег по работе.

Диана коротко объяснила, что заявлялся пьяный Валера Абреков и странным образом требовал от неё сексуального внимания. Наверное, сейчас в какой-нибудь канаве валяется, но, может быть, и до дома добрёл.

Римма больше ни о чём не стала спрашивать. Присела на один из свободных стульев. Задумалась. Найдётся на сотню нормальных мужиков один гад, и все остальные будут казаться женщинам такими же. Понятно, что ложка дёгтя запросто испортит бочку с мёдом. Но за кого-то замуж, всё равно, выходить надо.

Пожелав девушкам доброго здоровья и хорошего настроения, удалилась и Елена Васильевна. Старушка осталась довольной своим обновлённым видом.

Уже было понятно, что в такую погоду, да ещё под самый вечер, к ним, в поселковый салон красоты уже никто не заглянет. Может быть, завтра утихнет дождь и прекратиться дождь со снегом.

Больше часа оставалось на разговоры. Вот они и сели рядом друг с другом на стулья – Диана, Анна и Римма. Женщинам всегда есть о чём поговорить.

– Ну, и как у тебя дела, Диана, с Грицановым, – поинтересовалась Токрова. – Притёрлись друг к другу?

– Вроде бы, всё нормально, – задумчиво произнесла Диана. – Нравится мне он. Но иногда кажется чужим человеком. Больше молчит. А ведь до женитьбы разговорчивым был. А сейчас какой-то пасмурный.

– Может, разлюбил? – предположила Седкина. – Говорят, что такое случается.

– Да, вроде бы, нет, – сказала Грицанова. – Во всём положительный. Зарплату мне почти всю отдаёт, практически спиртного не употребляет, не курит. Но какой-то он… пасмурный.

– Не бери в голову, Диана, – успокоила она хозяйку парикмахерской. – Наверное, о работе думает.

– Наверное, – согласилась с ней Диана. – Но иногда он мне просто неприятен. Это никак не объяснишь.

– Ничего, – успокоила её Анна. – Такова семейная жизнь. Все мы до женитьбы одни, а потом становимся совершенно другими. В общем, он у тебя крепкий и симпатичный бородатый мужик.

– В принципе, всё нормально, – сказала Грицаева. – Просто испортил мне в очередной раз настроение Абреков. Осточертел!

– Не думай ты о нём, – посоветовала Седкина. – Наглый пацан обязательно найдёт на свою задницу приключение.

– Пора домой собираться, девочки! – сказала Диана. – Быстро минуты летят, да и дни тоже. Скоро уже и зима. Не успеешь и оглянуться, как морозы ударят.

С подобным утверждением не поспоришь.

Наутро, на самом деле, выпал снег, но тут же начал таять. Но это пока. В конце октября в этих северных местах и приморозит. Но добыча золота, промывочный сезон будет продолжаться до настоящих холодов. По тонкому льду осторожно могут и драги и гидравлики работать. На прииске каждый день используется рационально.

В просторной горнице поздним вечером супружеская чета Грицановых за чаем вела обычные разговоры. Но, всё же, больше молчали. Максим с каждым днём становился всё пасмурней и не склонен был к долгим беседам. «Неужели у него появилась любовница? – подумала Диана. – Наверное, поэтому он и молчит. Совесть его грызёт». Но тут же она отогнала эту шальную и нелепую мысль прочь от себя. Такой вариант абсолютно исключен.

Ведь он, явно, любит только её, свою жену. Да и если бы какую-то бабу он имел на стороне, то не в таком уже большом посёлке, тем более, в управлении прииска каждый второй знал бы об этом.

– У тебя всё нормально на работе, Максим? – спросила она. – Что тебя беспокоит? Ты какой-то пасмурный и постоянно молчишь.

– Всё хорошо, Диана, – коротко ответил он. – Просто я не знаю, о чём говорить.

– Может быть, я тебе надоела?

– Что ты такое говоришь, Диана? Ближе и дороже тебя у меня никого нет.

– Я верю, что это так, но в последнее время не понимаю.

– Наверное, Диана, я скучный человек. Ни с кем особо не общаюсь, и вот с тобой тоже стал не таким уж пылким. Но, поверь, ты мне дорога…

– Я понимаю, Максим. Но, наверное, мы с тобой поспешили с женитьбой. Я не скрываю, что ты мне нравишься, но я тебя пока не люблю. Ничего не поделаешь. Но ведь, скорей всего, и ты тоже… Так мне теперь кажется.

– Прости! Но такой уж я человек. Я даже себя не люблю. Но ты… Ты для меня больше, чем любимая. Это правда. У меня всё рассчитано и всегда. Работа, дом и планы, как и где больше заработать. Я стараюсь.

– Зачем нам слишком много денег? Это же пошло и… некрасиво. Имеется всё самое необходимое – слава богу. А всё остальное… приложится.

– Извини, но тут я с тобой не согласен, Диана. Кому дано, тот должен пользоваться всеми земными благами, не взирая ни на что. Я хочу, чтобы ты, да и я тоже, ни в чём и никогда не нуждалась.

– В самом крайнем случае, есть же у нас парикмахерская «Таёжная обаяние». Доход от неё не очень большой, но жить можно. Я к тому это говорю на тот случай, если у тебя на работе какие-то проблемы.

– Поверь, Диана, нет никаких проблем. Я знаю, что ты, хоть и не пылаешь ко мне великой любовью, но всё у нас не так плохо… Да я ведь и без неё, без любви пока обойдусь. Всё придёт. Главное, что ты у меня есть… самая красивая. Хочу, обладать только самым лучшим. Не за тем я родился на свет, чтобы только наблюдать, как жизнью наслаждаются другие.

– Мне иногда страшно, Максим. Ты рядом, но я порой не ощущаю твоего присутствия. Мне кажется, что я смотрю на тебя и на себя со стороны. Не жизнь, а какой-то кинофильм.

– Таких, как мы, много. Просто на людях они делаю вид, что всё у них прекрасно. Мы гораздо лучше, чем все… они.

– Я совсем ничего не знаю о тебе, Максим. А ведь первая неделя после нашей свадьбы была прекрасной, а потом… Может быть, всё ещё придёт к нам с тобой. Но ты, всё-таки, скажи мне, что тебя тревожит. Ведь ты… не спокоен.

– Пустое. Конечно, переживаю, что всё на тебя пялят глаза. А как же? Ты ведь моя, Диана. Позавчера на меня напали на улице какие-то недомерки. Видать, завидуют мне. Но они получили то, что хотели. А то, что я иногда пасмурный, не обращай внимания. Работать камеральщиком, где многое связано с добычей золота и с хранением определённого запаса золота, тяжело. На всех приисках по-разному. Но у нас в «Скалистом» так. Не хочу вдаваться в подробности, но…

– Я об этом знаю. Но люди говорят, что ты, Максим, не только необщительный, но ко всем относишься с презрением.

– За что же мне обожать двуногих муравьёв, которые толком-то и не понимают, зачем появились на свет. А меня уважают за то, что я сильный бородатый мужик. Я тебя никому не отдам. Никогда!

– Я ведь чувствую, Максим, что у тебя на душе не спокойно.

– Всё! Хватит, Диана! Скажу коротко. Просто я не очень понимаю людей, у которых кишка тонка, которые не отказываются делить чужой жирный пирог с бараниной, но не знают, как это сделать. Я говорю не только о тех, кто пытается, прошу прощения, соблазнить тебя. Пустое! Я сказал, вообще, о жизни.

– Неужели ты, Максим, ревнуешь меня, чёрт знает, к кому? Смешно и дико. Я тебя на него никогда не променяю… Это факт.

– Конечно, не променяешь. Но перестраховаться всегда стоит. Иди, Диана спать. Нам обоим завтра на работу. А я немного побуду один, потом сам уберу всё лишнее со стола.

Диана не стала больше ни о чём расспрашивать Максима. Это бесполезно. Она направилась в спальню.

Ранним ноябрьским утром Грицанов шёл по проулку на работу, в свою камералку. Вдруг какой-то человек, кто именно, Максим Тарасович, разглядеть не успел, сбоку нанёс ему удар по голове тяжёлым металлическим предметом и скрылся в сумерках среди домов. Грицанов, обеими руками схватился за голову, упал на снег, орошая его кровью.

Поселковая машина скорой помощи довольно быстро доставила его в больницу. К счастью таковая здесь имелась, в районный или краевой центр доставлять пострадавшего не имело смысла.

О том, что произошло, Диане сообщили не сразу, позвонили по сотовому телефону почти только к обеду. Она в спешке оставила работу на Токрову и Седкину. Ничего не объясняя им толком, со слезами на глазах, Грицанова бросилась бежать в сторону поселковой больницы, которая находилась почти рядом с парикмахерской и её домом.

Диана быстро вошла вовнутрь двухэтажного деревянного здания больницы. Прямо в фойе её встретила дородная главный врач и одновременно хирург филиала районной клиники Инна Сергеевна Быстрицкая, которая жестом остановила Грицанову.

– Не стоит паниковать, Диана Владимировна, – сообщила она. – К счастью рана не опасна, но чувствительный удар тяжёлым металлическим предметом. Череп у вашего мужа в целости и сохранности. Но сотрясение головного мозга ваш муж получил. Недельки две-три он у нас побудет. В общем, Максим Тарасович жив и здоров, и находится практически в нормальном состоянии.

– Он, наверное, потерял много крови? – с волнением произнесла, Диана. – Это же очень опасно.

– Бывает гораздо хуже. А кожу на голове мы ему заштопали. Но пока он слаб. Благо, что удар прошёлся… вскользь. Могло быть и гораздо хуже.

– Но почему мне не сразу сообщили о случившемся?

– Не имело смысла сразу вас тревожить. Ведь всё обошлось.

– Я могу зайти к нему в палату?

– Можно. Минут на десять. Он в сознании, но пока слаб. Второй этаж, третья палата. Он пока там один, но под постоянным присмотром медицинских сестёр.

Палату она отыскала быстро, осторожно открыла дверь. Её Грицанов, с перебинтованной головой, лежал на правом боку и уныло смотрел в сторону окна.

Она присела рядом с его койкой, на табуретку, пожала руку Максима.

– Теперь я поняла, – тихо сказала Диана, – что очень тебя люблю.

– А большего мне и желать не надо, – Грицанов улыбнулся, как мог. – Голова, правда, шумит и тошнота донимает, а так.. всё нормально. Рана небольшая, череп целый, но удар крепкий. Мне повезло, что этот грязный подонок торопился…

– Ты узнал его?

– Нет, конечно. Да и никогда бы не подумал, что у меня имеются такие… серьёзные враги. Не знаю даже, кто это мог быть. Возможно, этот идиот Валера Абреков. Но наговаривать на него ничего не хочу. Чего не знаю, того не знаю.

– Преступника найдут. Но главное, Максимушка, чтобы у тебя было всё нормально. Я спешила. Ничего пока не принесла тебе поесть. Но потерпи. Всё завтра. Мои девочки в парикмахерской с делами справятся без меня.

– Ничего мне не надо. Тут кормят нормально. Да и я здесь… долго залёживаться я не намерен. Работы много.

Он взял её за руку. Глаза её снова наполнилась слезами. В эти минуты, конечно же, ей казалось, что она безумно любит своего загадочного мужа Грицанова.

А может быть, не казалось, а так и происходило на самом деле.

– Ты у меня будешь лучше и богаче всех, – заверил он. – Но если узнаю, что ты мне изменяешь. Сама понимаешь, Диана… по-другому я не смогу. Я убью и тебя, и себя. Это факт. Я не желаю, не хочу быть обманутым! Дело принципа.

Она освободила свою руку из его пальцев. Диане никогда не нравились такие разговоры, и она сказала:

– Успокойся, Максим. Какая бы я раньше ни была, теперь я замужняя женщина… Да и ты, серьёзный человек, а ревнуешь меня, как юноша, к каждому столбу. Нелепо. Меня это унижает и смешит.

– Ничего особо смешного в моих словах нет, – возразил он. – Кто-то ведь пытался меня убить… Только ума не приложу, зачем.

– Видать, есть люди, которые завидуют нам с тобой. Но моя совесть чиста.

– Я знаю. Просто… просто, наверное, я начинаю тебя любить ещё сильней. Но я всегда любил… Ты понимаешь. А сейчас ты должна меня очень внимательно выслушать.

Диана кивнула головой. Грицанов принялся говорить тихо, постоянно переспрашивая, поняла ли она его.

Этой информацией он делился с женой на тот случай, если вдруг с ним что-нибудь случится, то есть, если говорить конкретно, то неожиданно погибнет. Всякое бывает. Грицанов особо подчеркнул, что абсолютно не доверяет никаким банкам. Поэтому в надёжном месте, рядом с сараев, между двух рябин закопал большой полиэтиленовый мешок, заполненный пятитысячными денежными рублёвыми купюрами. Всё надёжно. Влага туда не проникнет. Загруженный ассигнациями куль находится внутри ещё нескольких.

По его словам, этих денег, вполне, достаточно для того, чтобы купить особняк среднего размеров в любом городе. Место неприметное. Никто и никогда не догадается, что там может быть что-то зарыто.

Конечно же, Диану очень огорчало то, что Максим говорит ей такую ерунду. Ясно, что свои мечты он сейчас выдает за действительность. Явно, дала о себе знать травма головы. Но ничего. Она будет любить его и таким. Да и со временем это пройдёт. Здоровье его восстановится.

Тяжело вздохнув, Диана пообещала мужу, что никогда не будет возвращаться к этому разговору, и в случае его гибели или внезапной смерти воспользуется этими деньгами. Не обязательно ведь из глухих, таёжных мест выбираться на «большую землю» на самолёте, можно и по реке. Пусть такой путь будет долгим, но он надёжен и не так опасен.

– Успокойся, Максим, – пообещала она. – Я сделаю всё так, как ты мне сказал. Но тебе ничего не грозит. Рана твоя не опасна. А сотрясение головного мозга сейчас очень просто лечится.

– Я тоже на это надеюсь, – прошептал он. – Я рассказал тебе о зарытых в земле деньгах на всякий случай. Больше ничего подобного ты от меня не услышишь. Знаю, что и ты умеешь молчать. Я в этом убедился.

– Да, конечно, Максим, – она поднялась с табуретки. – Тебе надо отдыхать. Я пойду. А завтра появлюсь перед тобой.

– Иди, Диана! Я думаю, что скоро голова моя придёт в полный порядок.

Диана улыбнулась мужу, поохала ему рукой и вышла за двери палаты.

Всё-таки, когда она вернулась домой, то не поленилась и подошла к этим двум рябинам рядом сараем, в котором они не держали никакой живности, даже кур. Зачем? Ведь им на двоих денег хватает, и всё можно купить.

Что касается зарытого мешка с деньгами между стволами двух деревьев, то совсем те было похоже на то, что здесь когда-нибудь здесь выкапывал глубокую яму. На земле Диана видела лишь тонкий слой снега, из-под которого клочками торчала жёлтая и густая трава. «Будь же трижды проклят тот, – в сердцах подумала Грицаева, – кто ударил моего Максима по голове! Зло должно быть наказано!».

Потом она вернулась на работу, в парикмахерскую. Поделилась последними новостями со своими подругами. Их порадовало, что всё обошлось, и Максим Тарасович отделался только сотрясением мозга. Ясно, что могло быть и хуже. Они закрыли своё заведение на два часа раньше – «по техническим причинам» и отправились в гости в гости к Диане. Решили выпить немного вина за здоровье Грицанова и заодно немного расслабиться, поговорить.

На следующий день она с раннего утра находилась дома. Диана не только ожидала урочного времени, того момента, когда могла бы навестить в больнице мужа. Собиралась сделать кое-какие покупки и приготовить своему Максиму что-нибудь из еды такое, что бы помогло ему как можно быстрей поправиться, встать на ноги. Глупо, наивно, но верилось, что с любовью приготовленные бифштексы из баранины – пусть не панацея от всех болезней, но мощное лекарство.

Во дворе послышался шум мотора. Напротив её дома остановился прокурорский «Уазик». Из него с небольшим кейсом вышла следователь Анна Новицкая. Она несколько раз нажала на кнопку электрического звонка. Ждать пришлось недолго, Диана открыла калитку. Грицанова ничуть не удивилась столь раннему визиту следователя из районной прокуратуры. Вероятно, и ждала каких-то новостей о том, кто же, всё-таки, и зачем совершил коварное нападение на её мужа. Кому это нужно?

Новицкая сняла свой полушубок, устроила его в шкафу для верхней одежды, специально поставленном здесь, в прихожей большой горницы. Туда же, на полку, она положила и соболиную шапочку. Диана жестом пригласила её к столу, поставив перед собой и гостьей фарфоровые чашки. Самовар и разного рода плюшки и печенье собственного приготовления в вазочках уже были на столе.

– Анна Георгиевна, заварку и чай наливайте себе сами. Пожалуйста, сахар, малиновое варенье, конфеты. Что есть, всё на столе, – предложила Диана. – Я понимаю, что вы пришли по делу. Просто так следователи из прокуратуры не приезжают.

– Вы знаете, Диана Владимировна, даже моё имя и отчество? – удивилась Новицкая. – Странно!

– Что ж тут мудрёного? Посёлок не такой уж и большой. Почти каждый по фамилиям знает друг друга. Все самые свежие новости быстро разлетаются по нашему селению.

– Какие, новости?

– Например, убийство не совсем доброго и приятного человека Пандолина. Как будто, преступника пока не нашли.

Новицкая недовольно сдвинула брови, наливая чай из самовара в чашку.

– Мы всё делаем для того, чтобы найти убийцу Альберта Терентьевича Пандолина.

– А вам скажу, что такие, как гражданин Пандолин должны уничтожаться, как тараканы. Этот мерзкий чёрный карлик ни одну женщину не просто убил, но ещё изнасиловал.

– Это не доказано. Кроме того, Альберт Терентьевич был семейным человеком, хорошим отцом, мастером лесопильного цеха вашего прииска. Ни одно из его преступлений не доказано.

– Никто не сомневается в том, что Пандолин был мерзкой личностью. В принципе, теперь какая разница. Он убит, и тот, кто отправил его на тот свет, вам не известен.

– Вы держали бы ваше мнение при себе, гражданка Грицанова, и не делали поспешных выводов. Запомните, что у таких преступлений не бывает срока давности. Мы найдём убийцу Пандолина. А сейчас я заехала к вам только для того, чтобы задать несколько вопросов. Всего лишь.

– Вы нашли того, кто пытался убить моего мужа?

– Не торопите меня, Диана Владимировна. Я много времени у вас не отниму.

Следователь, отхлебнув глоток чая и дожевав кусочек конфеты, взяла в руки свой кейс, который стоял с ней рядом, на полу. Положила на колени, раскрыла. Достала из него папку, и положила на краешек стола.

Из него она извлекла цветную фотографию, подала в руки Дианы. Грицанова, ещё толком не понимая, чего хочет от неё пытливая и весьма бесцеремонная следователь Новицкая, взяла в руки снимок и внимательно рассмотрела человека, изображённого на ней. Это был Валерий Абреков.

– Вы знаете этого человека? – спросила Новицкая.

– В нашем не таком уж и большом поселке если не все, то многие знают друг друга знают, если не по фамилиям, то в лицо. Я же вам говорила… А этого духа я знаю. Оторванный парень. Валерий Абреков, тунеядец и пьяница. Родители, как будто, нормальные. А он ни столько в школе учится, сколько тусуется у пивных ларьков.

– Я задам вам, может быть, неприятный, но прямой вопрос. Вы, Диана Владимировна, состояли с ним в интимных отношениях?

От гнева и волнения лицо Грицаевой побагровело. Но справилась с волнением. Взяла себя в руки. Ей с раннего и, пожалуй, страшного, жестокого детства надоели, опротивели ей те, кто пытались залезть в её личную жизнь? Да только бы в неё. Даже в душу пытаются войти, как говорится, не вытирая грязных подошв кирзовых сапог.

– Честно говоря, вопрос мне ваш, Анна Георгиевна, не очень понравился, – Диана не стала скрывать того, что она возмущена. – Но я отвечу на него. С тех пор, как я стала женой Максима Тарасович, да и, с того времени, как появилась в этом посёлке, на прииске, я ни с кем из особей мужского пола не имела удовольствия и желания состоять в каких-то отношениях, вообще. Об интимных связях даже говорить смешно. Этот гад постоянно преследует меня. У него необузданные желания и наглые амбиции!

– Похоже, что так и есть, – пожала плечами Новицкая. – Но, всё же, извините, Диана Владимировна, я не совсем уверена в том, что вы говорите.

– Не важно! Мне плевать, в чём вы там уверены или нет! Но об наглом, юном и сволочном тунеядце Валерии Абрекове одно могу сказать. Это мерзкое существо, кстати, и его папа тоже, главный технолог прииска «Скалистый» Алексей Константинович, требовали от меня… любви и ласки. При первой же встрече и при любой возможности. Сволочи!

– И вы… им отказали?

– Вы полагаете, что за меня некому заступиться? Почему я должна слушать гадости? Если у вас, Анна Георгиевна, имеется желание, то порадуйте их сами.

– Не забывайтесь! Впрочем, возможно, я не совсем права. Не обижайтесь, Диана. Дело в том, что мы предполагаем, точнее, нам почти известно, кто пытался совершить покушение на убийство вашего мужа Максима Тарасовича Грицанова. Это, как раз, и есть Валерий Абреков. Но это ещё до конца не доказано.

– Подлец! Он ударил моего мужа монтировкой по голове, госпожа Новицкая, а вы пытаетесь его оправдать и обвинить меня в том, что я не стала его любовницей? Странная у вас позиция? Так?

– Не совсем так.

– Вы приехали сюда, чтобы задавать ваши нелепые и неприличные вопросы? Вы следователь или нелепая и наглая золушка со старой водокачки? Если я, к примеру, варю борщ, то я знаю, как это делается. А вы? Вы…

Диана заплакала. Новицкая спрятала фотографию Валерия Абрекова в папку, которую тут же отправила в кейс. Закрыла его. Встала из-за стола:

– Спасибо за чай, Диана Владимировна! Извините, что побеспокоила вас. Но Валерий Абреков вчера вечером покончил с собой, отравился сильно действующим ядом – аконитом. Всё верно, он в предсмертной записке так и написал, что вы отказали ему во внимании… и что, именно, совершил нападение на вашего мужа. По данной причине…

Новицкая принялась надевать шубу и шапку, иногда поглядывая на своё отражение в большое зеркало, висящее напротив шкафа с верхней одеждой.

– И вы хотите, чтобы я сейчас проливала слёзы по этому ублюдку? – очень тихо сказала Диана, – и чувствовала себя виноватой? Туда ему и дорога! Сколько появляется на свет скотов, которые с рождения считают, что всё должно принадлежать им, а если нет, то они… принципиально заканчивают жизнь самоубийством. Протестуют… хамы. Зажравшиеся свиньи!

– Представьте себе, я почти согласна с вами! Все и всё знают и упорно делают вид, что ничего… страшного в нашем посёлке не происходит. Но я слышала, что вы, Диана Владимировна, добрая и покладистая женщина. В городе Вольске вы не были не слишком уж целомудренной. Впрочем, наверное, я не совсем права.

– Я была самой обычной женщиной и вела нормальный образ жизни. Просто не всё у меня получалось так, как бы я хотела. У вас не совсем достоверная информация обо мне. Вам бы делом заняться, а не собирать сплетни.

– А вы строптивы. За словом в карман не лезете.

– Извините, конечно. Но какого чёрта вы приехали ко мне. Только для того, чтобы сообщить печальную новость о смерти негодяя? Вы кто? Его родная тётя? Как могут работать в следственном комитете при районной прокуратуре такие дамы, как вы?

– Других в районе пока нет, поэтому приходится, именно, мне копаться в этой грязи.

– А я вот от добрых людей слышала, что вы не следователь, а начётчик. Во всяком случае, вы сейчас пытаетесь встать не только на защиту негодяя и найти крайнего даже там, где его нет. По-вашему почти получается, что я обидела паренька, довела его до суицида потому, что не легла под него.

– Ничего подобного, уважаемая! Мне просто необходимо было кое-что уточнить. Не больше. А вы ведь даже не допускаете, что я, если не полностью с вами согласна, то, в основном, разделяю ваше мнение. Я тоже молода, но понимаю, что причиной смерти и всего того, что произошло, стал обычный максимализм. Вы ведь тоже не совсем безгрешны. Да и я тоже…

– Извините, конечно. Но разве я виновата в том, что не пожелала стать вещью господ Абрековых – и папы, и сына. Я от рождения пытаюсь быть свободной, и если что-то делаю не так, то, к несчастью, не по своему желанию. Но отвечаю за свои поступки! Я не желаю быть ничьей рабыней! Вы должны это понимать.

– Я и не предполагала, что вы так мудры, Диана. Конечно же, вы не виноваты, что многие не самые положительные события и явления крутятся вокруг вас и вашего имени. Причина проста. Вы очень симпатичная блондинка. Напрасно вы так саркастично улыбаетесь. Я говорю то, что вижу. Просто я хотела сказать, что Абрековы…

– Знаю. Они – люди с подлой натурой и намерениями, и будут мстить. Но мы с Максимом, как-нибудь, обломаем им рога. Надо себя защищать. Или должно быть по-другому?

– Надо. В рамках закона, разумеется…

Сказав это, Новицкая вышла из горницы. Диана, тяжело вздохнув, открыла большой холодильник и начала доставать оттуда яблоки, бананы, колбасу… Чтобы ни происходило, ей надо пора было идти в больницу, навещать мужа. А бифштекс из баранины она приготовит завтра. С испорченным настроением ничего не хочется готовить.

Пришло время – и Грицанова выписали из больницы, и он вернулся на работу. Камералка, где Максим Тарасович трудился в полном одиночестве, не считая охранника, представляла собой добротное одноэтажное кирпичное здание.

В этом рабочем посёлке имелось не так уж и много подобных строений. Раз, два – и обчёлся. Даже управление богатого прииска «Скалистый» располагалось в бараке, правда, обширном и длинном. Авторитетные чиновники краевого уровня и совладельцы, по сути, этого стратегического предприятия считали, что и так сойдёт. Своеобразная экономия средств.

Но полным и абсолютным исключением были кое-какие каменные здания, например, частный дом бытового обслуживания, двухэтажная гостиница «Берёзовый уют» и камералка. Одноэтажное здание фактически перед входом, в прихожей, которой постоянно находился охранник, в раздевалке он бывал тоже.

Окон, как таковых там не имелось, если не считать несколько узких щелей, считающихся окнами. Они необходимы были для вентиляции помещения и находились почти под самым, очень высоким, потолком. Всё предусмотрено. Такой вариант давал возможность почти исключить кражу драгоценного металла. Кроме того, камеры видеонаблюдения сводили возможность хищения золота почти к абсолютному нулю.

Молодой и бодрый бородач Грицанов вошёл в камералку, его с радостной улыбкой встретил пожилой охранник у входа, пожал ему руку.

– С выздоровлением, Максим Тарасович! – задорно сказал он. – Здравствуйте!

– Здравствуй, Фёдорович! Как тут у вас дела?

– Мы, когда вы болели, Максим Тарасович, без вас не работали. Указание начальства. Камерлка была закрыта, запакована. Сами знаете, тут не так и мало золотишка имеется. А новый человек…Здесь не столько камералка, сколько временный склад. Но практически для всех – это тайна.

– Знаю. Я в курсе, что всё добытое золото доставляли прямо в сейфы управления. Но материала для изучения и анализов у нас предостаточно. Ну, пойдём, Егор Фёдорович, в раздевалку. Внимательно проследишь за тем, как я переодеваюсь, что с собой принёс. Ну, драгоценного металла я из дома с собой не прихватил. Это точно.

– Уж само собой. Если проверять, то уж на выходе. Да и камер тут понаставлено столько, что… О чём это мы говорим, Тарасович? Вам тут все доверяют. Да и вы у меня под контролем. Извините, такая уж служба у меня и у моего сменщика.

– Запирайся на все замки изнутри! Но ты в курсе.

– Само собой. Понятное дело. Как обычно.

Охранник тщательно и надёжно запер обе двери камералки, и отправился к себе в служебный отсек, где были расположен пункт связи и видеонаблюдения. Там имелась и плита со старым чайником, книги, журналы, пепельница, сигареты… Относительно комфортно. Что ещё нужно охраннику?

Грицанов быстро переоделся в специальное белое шерстяное трико, поверх надел такого же цвета штаны и халат. На голову натянул белый берет. Максим Тарасович прошёл непосредственно в само помещение камерального кабинета, где находилось великое множество самых различных приборов: микроскопы, реактивы в колбах, чувствительные электронные весы, хромированные инструменты – от скальпелей до очень мелких щипчиков.

Напротив одной из видеокамер стояли три массивных сейфа. Грицанов запер за собой дверь на ключ и большой засов. Так полагалась по инструкции.

Потом он, набрав нужный код, открыл один из сейфов, извлёк оттуда металлическую коробочку с россыпным золотом. Прошёл к большому столу, на котором стояли колбы с реактивами и микроскоп.

После этого Максим Тарасович в углах проверил мышеловки. В трёх из них оказались три уже протухшие, полуразложившиеся мыши. Он, надев резиновые перчатки, взял в руки и положил их перед выходом из помещения, на картонку.

За всей этой картиной с ухмылкой наблюдал охранник Егор Федорович. Он попивал крепкий чай, одновременно держа в левой руке зажжённую сигарету. Потом охранник переключился на внешний осмотр, то есть обзор здания. После этого он вырубил монитор, развернул кресло и прекратил наблюдение через монитор видеокамер за действиями геолога Грицаноа. Зачем лишний раз напрягать зрение, если всё записывается?

Разумеется, он не мог видеть того, как Грицанов из четвёртой ловушки вытащил живую, свежую мышь и с большим удовольствием раздавил её голову рукой. Камера фиксировала камеральщика только со стороны его спины. Да и золота в мышеловках быть не может.

Промывочный сезон у золотодобытчиков завершился. Над драгами и гидравликами вовсю гуляла метель. Одна, определённая их часть, в основном, механики и машинисты, занимались ремонтом оборудования, другие были заняты на лесозаготовках или от правились в большие отпуска, как положено. Сезонные рабочие и старатели разъёхались по своим городам и весям, подзаработав денег.

Правда, фарт, то есть удача, улыбнулась не всем. Добыча драгоценного метала не всегда приносит желательные результаты. Некоторые, что называется, «ходили по пустой породе». Так что, знают почём фунт лиха.

Что касается супружеской пары Грицановых, то у них всё складывалось неплохо. Занимаясь каждый своим делом, зарабатывали деньги на хлеб насущный.

Ученик третьего класса местной поселковой начальной школы Дима Абреков, любознательный ребёнок, нашёл на улице, под стенами здания камералки дохлую мышь и решил принёсти её домой, в один из маленьких, но уютных двухэтажных сельских особнячков, где и проживали его родители. Дима, не раздумывая, положил её в карман полушубка.

Его папа, главный технолог прииска «Скалистый» Алексей Константинович в это время сидел за столом и торопливо ел суп со свининой. У него настало время законного перерыва на обед. В запасе имелось около часа, достаточно для того, чтобы подкрепиться и спокойно дойти до управления прииска.

В горнице, в главной комнате на первом этаже, на самом видном месте, на стене, в чёрной рамке висел портрет его старшего сына Валерия. На сердце отца стояла безутешная печаль. Ему было жаль, что его сын покончил с собой из-за какой-то там замужней… смазливой бабы,. Обиделся парень, что та категорично отвергла его предложения вступить с ней в половую связь.

Напоследок, перед уходом из этой жизни, экзальтированный и эгоцентричный мальчик решил отправить на тот свет и Грицанова только потому, что он – законный муж парикмахерши Дианы.

Алексей Константинович встал со стула и подошел к фотографии рано и глупо ушедшего из жизни сына. Он взял со стола сигареты, вытащил одну, нашёл спички, закурил. На глаза его наплыли слёзы, и он, обращаясь к портрету, стал отчитывать непутёвого сына, пострела, который уже не числился на белом свете:

– Каким же ты оказался глупым, Валера! Ну, чего ты добился? Лежишь сейчас в сырой земле… смешон и жалок. Потерпел бы немного – и баба была бы наша с тобой. Куда б она делась? Я бы, Валера, закрыл глаза на то, что ты мой сын. Поделился бы с тобой.

Он клятвенно сейчас обещал покойному сыну, что, при первой же возможности, отомстит Грицановым за то, что мальчика Валеры больше нет на свете. Месть будет жестока, Абреков что-нибудь придумает… этакое. Конечно, Грицановы, не виноваты в том, что сын оказался… придурком и полный идиотом. Но Алексею Константиновичу плевать на это категорически.

Немного постояв перед портретом сына, Абреков подошёл к столу, погасил сигарету о дно пепельницы и сел на стул, принялся доедать суп.

В сенях грохнула дверь, и на пороге появился его младший сын Дима, весь в снегу, но счастливый. Когда школьник переступил порог дома, отец хотел уже было поинтересоваться, как там, в школе, у него дела, но увидел в правой руке Димы дохлую мышь, которую мальчик держал за хвост.

А что, хорошо! Здорово! Ранец за спиной, руки свободны и можно в дом принести ещё, к примеру, и мёртвую ворону. Встав из-за стола, Алексей Константинович, определённо и грубо сказал сыну:

– Уроки в школе давно закончились, а тебя где-то черти носят!

– Погулял немного, – ответил Дима. – Разве нельзя?

– У нас в роду, Дима, никогда не было людей, лишённых разума! Впрочем, вру. Один уже лежит в сырой земле. Ромео, язви его в душу… мать! На кой чёрт тебе дохлая мышь, Дима? Немедленно выброси эту дрянь на улицу, помой руки, с мылом, перекуси и садись за уроки! Я доем суп – и побегу в контору. Но я позвоню нашей мамке на работу.

Мальчик не торопился выполнять указание отца.

– Зачем? – насторожился Дима. – Зачем ты будешь звонить маме?

– Затем, что она, педагог, директор детского сада, не может тебе до сих пор объяснить, что собирать всякий мусор на улице и тащить в дом – это… Да в кого ты такой, Дима? Я тебя тысячу раз предупреждал. Ничего не носи домой! Ни ржавых гвоздей нам не надо, ни картонных коробок… У нас всё есть! Нас, Дима, глобальный экономический кризис не коснулся. Ты понимаешь? Я стараюсь изо всех сил, чтобы вы ни в чём не нуждались.

Ребёнок был, явно, с характером и обижен на отца.

– Я коту нашему, Ваське, эту мышь принёс, – стоял на своём Дима. – Он же кот. Ему надо, папа, иногда мышей есть. Не только «Китикет» и колбасу.

– Ладно. Хорошо, что ты такой заботливый. Животных любить стоит, но и родителей собственных тоже, хотя бы иногда. Брось эту дрянь возле печки. Я сам с ней потом разберусь. Выброшу! И больше никогда и нигде не собирай на улице трупы мелких животных и… прочих грызунов!

– Я её нашему коту Ваське отдам, когда придёт с улицы.

– Меня твоё поведение, Дима, уже начинает бесить! Брось эту гадость!

Ребёнок, дабы проявить свой характер, очень резко швырнул дохлую мышь рядом с дверцей печки, на металлический лист, прибитый к полу. От такого неслабого удара труп мелкого грызуна должен был бы, если не превратиться в лепёшку, то, во всяком случае, издать глухой звук. Но получилось всё совершенно иначе. Удивлённый Абреков старший готов был поклясться, что металл ударился об металл. Он это явно слышал.

Стараясь, как можно дальше забросить удочку, Кобылин определённо сказал:

– Не хочет она быть моей женой. Да и я, честно говоря, уже перегорел. Попробовать, конечно, можно, но не знаю… То она меня любит, то нет. Впрочем, я слышал, народ говорит, что Диана тебя обожает. Но ты, как истукан каменный делаешь вид, что кастрированный…

– Только вот меня к своей компании не пристёгивайте, ребята. Сами занимайтесь со своей… любовью. Она просто издевается надо мной своим… вниманием. А люди обо мне только и болтают, что я чёрствый, бессердечный и, при этом, импотент, если такую красавицу приласкать не имею желания.

– Смешно! Я запросто с тобой говорю о таких вещах. Никакого самолюбия у меня не осталось. Я даже без зла и обид слушал, как мне плакались некоторые мужички, что после ночи, проведённой с ней, потеряли покой, сон и ушли в запой.

– Меньше размышляй о грустном, Петя. Особенно здесь, на природе. Надо о прекрасном думать, а ты всё о ней… Да вы все, как взбесились.

Продолжить чтение