«Михал Сергеич»

«Михал Сергеич»

(Рассказ)

Памяти Василия Макаровича…

1

Третьи сутки над оскудевшей людьми деревней, Михеевкой, в которой когда-то кипела и бурлила жизнь, стали чаще, чем обычно, в холодную пору, нависать серые унылые тучи, поливая землю, покрытую уже жухлыми осенними листьями, долгими обложными дождями. В природе, кроме сплошной мокряди – холода и сырости, ощущалась какая-то беспросветность, отражающаяся в глазах тех жалких остатков, что именуются «местные жители», преимущественно состоящие из стариков и так называемых «неудачников», не просыхавшие, как земля в позднюю осеннюю пору… И Марфа Егоровна, пожилая деревенская жительница, не была исключением – угасала деревня, угасала и она, по сути, одинокая, у которой была лишь единственная дочь, замужняя, с тремя детьми, но живущая далеко – в городе с миллионным населением.

В деревне уже пропели первые петухи, а Егоровна, ворочаясь в постели, так и не смогла сомкнуть глаз: то ли ее будили громкие стуки каплей дождя о прохудившуюся ржавую крышу, что давала уже течь, то ли ее мучила старческая бессонница; да и думы тяжкие стали одолевать старую – думы о скорой встрече с той самой дамой с ее пресловутой косой. Все же, какой бы ни была жизнь тяжелой и унылой, а ложиться в сырую землю никому не охота…

Егоровна, чтобы хоть как-то скоротать время, хотя бы до вторых петухов, стала прокручивать в памяти былое: как она, молодая колхозница, впервые по-настоящему влюбилась в Назара – первого парня на деревне, да еще и тракториста; как деревенские девки глядели на нее с завистью, когда она выходила замуж за Назара; как успела родить ребенка – еще до войны, но, к несчастью, умершего от внезапной болезни. В те годы детская смертность была обычным явлением. Скажем, выпьет какой-нибудь карапуз ледяной родниковой водицы в жаркое-то время, а в полночь начнет задыхаться от удушья. В итоге – смерть. Случилось так и с Игорёшей, пятилетним сынишкой Марфы. Как раз это несчастье стряслось за неделю перед самой войной. Не успела женщина оплакать смерть сынишки, как новая беда – ВОЙНА! Но эта беда – беда всеобщая, горе для всех матерей, жен, любимых…

Вспоминала Егоровна свои боевые годы: как она пошла добровольцем защищать Родину; как она выучилась на зенитчицу; как попала в зенитный полк; как она геройски уничтожала вражеские самолеты, бомбившие советские города и села… Вспоминала свой первый сбитый Мессер Шмидт. Тогда в ночном небе над Москвой поползли лающие отзвуки моторов. С земли вспыхнул первый прожектор, устремив свой луч на вражеский объект. Затем второй и третий прожекторы навели свои лучи. Это было похоже на то, как если бы заправские охотники во время ночной облавы осветили автомобильными фарами прыткого зверя, пытающегося улизнуть с места охоты. А вообще, маневрирующему истребителю легче ускользнуть, вывернуться, даже от двух прожекторов; но от трёх – едва ли! Вот как раз, когда три прожектора вылучили вражеский истребитель, в дело вступил зенитный расчет; и начиналась пальба трассирующими очередями. И всё – капут еще одной вражеской единице, а значит, сделан еще один шажок к победе! Вот, о чем думал каждый советский солдат, защищая Родину!

Так что, Марфа Егоровна ветеран Великой Отечественной и, разумеется, имеет заслуги перед отечеством, имеет, кроме трудовых наград, и боевые. Но о своих военных доблестях Марфа Егоровна особо не распространялась.

Муж Егоровны тоже воевал – в пехоте, имел три ранения, одно из которых было тяжелым, что ему даже чуть ногу не ампутировали. Ногу-то спасли, но вот хромота – на всю оставшуюся жизнь, которая, как оказалось, была не такой уж и продолжительной – умер Назар семь лет спустя после войны. А было-то ему всего-навсего тридцать девять лет от роду!

Работал Назар механизатором. И вот, когда на селе началась очередная горячая страда, сердце этого еще молодого человека не выдержало. Умер он в поле за рычагами трактора.

На похоронах перед гробом, обшитого красной материей, несли ордена и медали Назара. Бабы и мужики говаривали: «Больше всех на себя брал Назар Тимофеевич. Вот и загнал себя вконец, все мечтая приблизить светлое будущее». Да, идейным был муж Егоровны. На войне вступил в партию, а на селе, когда вернулся по ранению, возглавил партячейку.

Нелегкая судьбинушка у рано овдовевшей Марфы Егоровны вышла. Впрочем, что и говорить: судьба вот такой Марфы – это ведь зеркальное отражение судеб миллионов многострадальных советских женщин. После такой вот тяжелой и кровопролитной войны, унесшей миллионы жизней, эта война продолжала кровоточить в душах выживших и отстоявших свою свободу, свободу детей, внуков; еще целое десятилетие после войны, надрывая последние жилы и при этом живя в холоде и голоде, восстанавливал героический советский народ разрушенное хозяйство: заводы и фабрики, деревни и села, разрушенные гидросооружения, да еще этот героический народ умудрялся помогать так называемым братским народам, веря, что не за горами светлое будущее.

Надрывался советский народ и в годы так называемой Холодной войны, объявленной Западом Советскому Союзу и всему соцлагерю, чтобы укреплять обороноспособность; страна расходовала колоссальные ресурсы на создание ядерного оружия и баллистических ракет, параллельно реализуя программы по освоению космоса… А человек – не камень, пусть он даже трижды советский! Человек – он живой организм, он хрупок, ему нужен отдых, восстановление, и просто радоваться мелочам жизни! Хотя, говорят, и камень водою точится… Вот самые лучшие, как Назар Тимофеевич, рядовые коммунисты, выступавшие в самых передовых рядах, первыми шли в бой на войне, первыми были и на трудовом фронте, первыми гибли…