Навязанная девочка

Глава 1. Наташа

Перекрестившись, стучу. И, лишь услышав басовитое "входи"по ту сторону дверного полотна, поворачиваю резную ручку.

– Вы звали, дядя? – спрашиваю вежливо, ступая внутрь кабинета и аккуратно прикрывая за собой массивную дверь.

Тяжелый взгляд Алана Дадурова, моего официального опекуна, мгновенно впивается мне в лицо острыми гарпунами.

Изобразив смирение, как принято делать всем женщинам в этом проклятом доме, опускаю голову и семеню в центр темного кабинета.

– Звал-звал, Наталья, – дядя задумчиво поглаживает седую бороду, наблюдая за мной, – Через три недели у нас станешь совершеннолетней, верно? – то ли спрашивает, то ли утверждает. И голос при этом задумчивый и одновременно стальной.

Настолько стальной, что у меня ледяные мурашки бегут вдоль позвоночника.

Я бы предпочла, чтобы Дадуров о моем совершеннолетии не помнил. Чтобы вообще о моем существовании забыл. Мне осталось продержаться меньше месяца. Каких-то несчастных три недели, и я смогу отсюда сбежать. Не знаю еще, как именно, но смогу!

– Я уже говорила, Алан Фидарович, что не хочу праздновать, – робко отзываюсь вслух, так и не поднимая глаз на своего ненавистного родственника.

Слишком много он может увидеть в моем взгляде. Например то, что я буду не против, если он сдохнет прямо сейчас.

– Праздник она не хочет… Ха! Условия ставишь старшим? А долг перед семьей ты исполнить не хочешь?! – тут же с нажимом вопрошает Дадуров и подаётся ко мне через стол.

Молчу, переминаясь с ноги на ногу. Колени ватные. Страшно узнать, что он имеет ввиду под словом "долг", но я догадываюсь. И от этого на висках выступает испарина.

Нет. Только не это. Нет…

– Ну что молчишь, Наталья? То не заткнуть тебя – шибко умная! А как прямо спрашивают, так и воды в рот набрала! – дядя начинает сердиться.

Бурчит крепкие ругательства себе под нос, не предназначенные для ушей невинных праведных девушек.

Впрочем, моя праведность для него всегда была под вопросом, начиная с обстоятельств моего рождения, и потому Дадуров никогда особо не стеснялся меня.

Еще бы. Кто я такая в его глазах? Зачатая вне брака. Плод греховной любви его младшей сестры и ее охранника. Нищего по меркам клана Дадуровых, наглого иноверца.

Моего папу не убили только потому, что их не сразу нашли, а когда отыскали в другой стране, то я уже родилась, а родители были счастливо женаты. Дадуровы плюнули на опозорившую клан дочь и просто сделали вид, что ее никогда и не было.

Если бы мои родители не разбились пять лет назад, когда мне было тринадцать, дядя бы никогда даже имени моего вслух не произнес. А так пришлось принять в его дом паршивую овцу – сироту. И попытаться хоть чему-то научить.

Ну, как он это видит…

Молчу. Начинает мелко трясти от ярости, от бессилия. Дадуров грузно поднимается из-за стола. Тяжелой поступью медленно направляется ко мне. Вижу приближающиеся носки его домашних мягких туфель. Чувствую горькое влажное дыхание на своей макушке. Дядя – большой, тучный мужчина. Протянет руку, схватит пятерней за шею – и нет меня…

Вздрагиваю когда костяшкой пальца задирает вверх мой подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза.

– Мужа я тебе нашел, Наталья, – вкрадчиво сообщает, и я вижу злорадный триумф в дядиных глазах.

"Мужа…"– набатом отдается в ушах. Сердце мучительно ударяется о ребра, а затем ухает вниз, обрываясь.

Отрицательно верчу головой, но Дадуров перехватывает мой подбородок крепче, пальцы больно впиваются мне в щеки.

– Нет-нет-нет, – беззвучно шепчу задрожавшими губами, а дядя довольно улыбается.

– Дочке бы своей я такого не пожелал, конечно. Но для тебя – честь, благодарной будь, дочь ишака, – елейно шепчет мне в лицо, наслаждаясь паникой, проступившей в каждой черточке.

– Я не хочу, – всхлипываю, – Вы не сможете…Не заставите!

– Дура! – вдруг рычит и с силой отталкивает от себя с таким видом, будто вляпался рукой в какую -то мерзость.

Не удерживаюсь на ногах. Валюсь на пол. Но сижу на пушистом ковре недолго. Дядя тут же снова подходит и рывком ставит на ноги, чуть не вывернув мне плечо. Шипит в лицо разгневанным матерым хищником.

– Либо так, либо в лес увезут и все, подальше от позора. Заранее… Все знают, что я за тебя отвечаю! Второго скандала дома не потерплю, поняла?! – встряхивает меня как тряпичную куклу. Не вижу его лица, так как слезы из глаз градом текут, – Поняла? – орет, оглушая.

– Д-да, – выстукиваю зубами.

Боюсь, что если не отвечу, убьет прямо сейчас. И в лес действительно повезут, но уже остывающее тело.

– Хорошо, – Дадуров тут же отпускает.

Выдыхает шумно, приглаживает волосы, бороду, одергивает халат.

– Помолвка на совершеннолетие твое. Все, иди, – устало машет на меня рукой.

Направляется обратно к своему столу.

А я стою оглушенная посреди его кабинета. И не верю, что весь этот ужас происходит со мной. Почему? За что?

– Ну что встала? Неблагодарная…– раздраженно ворчит дядя, усаживаясь в кресло.

– Спасибо, Алан Фидарович, – глухо отзываюсь я и, отмерев, ухожу.

Спорить бесполезно. Я знаю это слишком хорошо.

Глава 2. Наташа

– И что же ты будешь делать? – обеспокоенно вздыхает Вероника, вертя палочку с поджаривающейся зефиркой на конце, – Дядя хоть сказал, за кого тебя выдавать собрался?

– Ничего он не сказал, перед фактом поставил и все, – бурчу обреченно и с такой злостью кусаю подгоревшую с одного бока сосиску, будто это дядина нога, – Не удивлюсь, если это вообще его ровесник, вдовец -извращенец какой-нибудь, не особо запаривающийся о моей "стремной"родословной. Но уверенный, что мне честь оказывает, и быть мне всю жизнь благодарной. У него других в окружении и нет.

– Может быть, хотя бы сын вдовца-извращенца, – робко пытается разрядить безрадостную обстановку Мила – у нас ведь праздничный пикник по случаю моего наступающего завтра дня рождения. Мила ворошит костер, у которого сидим втроем, и хитро мне подмигивает, – Молодой, современный, симпатичный…

Закатываю глаза.

– Ага, настолько современный, что готов жениться по указке отца, ни разу меня не увидев? – горько смеюсь, – Если он с такими взглядами и молодой, то тогда еще большее отребье, чем я, в их глазах. Алан Фирадович же сказал, что дочь свою за такого бы не выдал. Может наркоман или инвалид…– размышляю вслух, – Или импотент… хм, нет, а импотент мне подходит! Хоть одной проблемой меньше, да?

Девчонки прыскают со смеху, и я закатываюсь вместе с ними, чуть не падая с бревна. Мой смех гораздо ближе к истерике, чем к веселью, но я все равно благодарна Богу за этот день. Мой последний вдох свободы перед пугающей до обморока мрачной неизвестностью.

Чудо, что Дадуров отпустил меня в гости к Веронике с ночевкой накануне моего восемнадцатилетия. Видимо, все-таки сказалось то, что все последние две недели я вела себя тише воды, ниже травы, не задавала никаких вопросов и демонстрировала полную покорность. А еще тот факт, что Вероника была из очень богатой и строгой семьи, и ночевала у нее я достаточно часто. Надо сказать, что сама Вероника вообще не являлась образчиком целомудрия, но ей всегда удавалось свои похождения виртуозно скрывать, и все взрослые вокруг были уверены, что имеют дело чуть ли не с ангелом.

Поэтому когда я, подкараулив момент, чтобы дядя был в благодушном настроении, слёзно попросила его в последний раз отпустить меня к подружке, чтобы отметить свой наступающий день рождения, Дадуров лишь махнул рукой.

Да и почему нет. Он ведь знал, что бежать мне некуда. Ни денег, ни знакомств, ни документов. Ничего… Иногда мне казалось, что ему даже удовольствие это доставляет – показательно отпускать поводок. А потом снова резко дергать на себя, чтобы в шею мне впились острые шипы строгого ошейника.

Так любая собака запоминает свое место лучше.

В особняке Вероники сидеть не хотелось. Погода на улице стояла чудесная. Жаркий август подходил к концу.

Последние ласковые, солнечные деньки для меня и в прямом, и в переносном смысле.

Поэтому, предупредив охрану (родителей Вероники дома не было), мы закинули в джип моей подруги палатку, все, что необходимо для пикника с ночёвкой, и отправились на озеро на краю их закрытого элитного поселка. Расположились на укромной полянке, подальше от основного пляжа, кое-как со смехом сами натянули палатку и скинули охране геолокацию.

В сосновом бору быстро темнело. Если над озером небо еще светилось розовым, то за стеной деревьев, окружающих нас, уже было ничего не разглядеть. Высокий костер жарко потрескивал, желудки были забиты сосисками и овощами. И Вероника, самая шкодная из нас, подскочив с бревна, воскликнула.

– Девочки! А у меня в багажнике вино! Стащила с кухни. Три бутылки! Давайте?

– О, давай, – оживляется Мила.

– Мне нельзя, ты же знаешь, – скорбно вздыхаю я, – Дадуров узнает- убьет.

– А как он узнает? – фыркает Вероника, уже направляясь к своему джипу, – До утра все выветрится, да и разве вечером тебя уже не отдадут другому. Будешь не дядиной заботой, ведь так?

– Та-а-ак, – тяну я задумчиво, неуверенная ни в чем.

Меня разрывает противоречивыми эмоциями. С одной стороны алкоголь я терпеть не могу. Вернее, его воздействие на меня. С другой – так заманчиво позволить себе хоть крохотный бунт. И пусть дядя о нем даже догадываться не будет, но я-то буду знать…

Пока взвешиваю "за"и "против", Вероника времени даром на теряет и уже разливает красное вино по пластиковым стаканчикам. Пихает один из них мне в руку.

– Ну, за тебя, крошка! За твои наступающие восемнадцать лет! – торжественно произносит, не давая возможности возразить.

Вздыхаю и покорно делаю большой глоток. Горло обжигает терпкой сладостью. В груди тут же расползается тепло. Что ж, возможно немного выпить сегодня – не такая плохая идея.

***

Спустя два часа музыка из машины Вероники орет так громко, а мы с девчонками, пьяные в хлам, танцуем так зажигательно, что выехавший на нашу поляну незнакомый черный внедорожник замечаем только тогда, когда слепнем от направленных прямо на нас фар.

На улице уже глубокая ночь, и, даже несмотря на туман опьянения, окатывает липкой тревогой, когда из джипа нам сигналят, а затем двери машины распахиваются, выпуская наружу трех широкоплечих мужиков.

Резко замираем, уставившись на подходящих к нам незнакомцев. Ноги мгновенно становятся ватными. – Эй, вы что тут одни, красавицы? – обращается к нам один из них с едва уловимым акцентом.

Остальные начинают оживленно посмеиваться.

Мы с девчонками синхронно сбиваемся в кучку, пытаясь разглядеть непрошенных гостей. Мрак еще скрывает их лица, но массивные силуэты откровенно пугают. Вероника перехватывает телефон, уже собираясь наверно набирать охране. Их дом тут недалеко. Они приедут быстро. Сглатываю кислую от страха слюну, кошусь на подругу, взглядом поторапливая ее.

– Нет, мы…– начинает отвечать Вероника, уже поднося трубку к уху и одновременно вглядываясь в темноту.

А потом она вдруг резко опускает руку с зажатым в ней телефоном и расплывается в кокетливой улыбке.

– Егор, ты?

– О, соседка, привет! В темноте и не признал! – мужики как раз вступают в полосу света от костра.

Один из них, по виду самый молодой, крякнув, подхватывает Веронику и, крепко обняв, кружит.

– Малышка, какие люди и без охраны, – цокает языком, – Опасно девушкам одним в лесу, не знала? – в шутку щелкает ее по носу, – Что вы тут делаете? Туризмом решили заняться?

– Да, типа того, а вы? – Вероника, улыбаясь, поглядывает на спутников этого Егора.

Они взрослые, с бандитскими заросшими рожами и улыбаться в ответ явно не планируют. Тяжело рассматривают нас как парное мясо на прилавке в гастрономе. Я невольно ежусь и жмусь поближе к Миле. Не нравятся они мне…И вся эта ситуация не нравится. Дядя меня убьет…

– Да вот, тоже хотели проветриться. Шашлыки пожарить, потрещать…

– Ой, обожаю шашлыки, – облизывается Вероника.

Мила было дергает ее за кофту, но та делает вид, что намека не поняла. Видимо вино и жажда приключений перевешивают чувство самосохранения.

Егор, скользнув откровенным похабным взглядом по Нике, расплывается в наглой ухмылке.

– Так зачем же дело стало? Накормим… Накормим девчонок, да, пацаны? – поворачивается к своим друзьям.

"Пацаны", которым по виду ближе к сорока, переглядываются. Один из них согласно кивает.

– И накормим, и напоим, и спать уложим таких сладеньких, – басит он, – Что девочки, пьете? У нас коньяк, водка есть. Если надо, можем и за винишком сгонять, пока трезвые.

– Коньяк сойдет, – смущенно улыбается Вероника.

– Нам хватит, – резко вставляю я, – И вообще у нас девичник тут, извините!

Выпаливаю это таким нервным дребезжащим голосом, что поляна взрывается мужским хохотом.

– Грозная какая мелочь, – хмыкает мужик, который до этого молчал, – Прямо как у моей соседки пекинес.

Хохот остальных становится громче.

– И правда есть что-то,– фыркает Егор.

Я возмущенно вспыхиваю от такого сравнения и вонзаю гневный взгляд в незнакомца. Он в ответ смотрит на меня снисходительно. Будто реально волкодав на крохотную собачонку. Насмешливо выгибает густую бровь. И лениво улыбается, говоря своим друзьям, а продолжая смотреть на меня.

– Ладно, Егор, и правда давай тут останемся. Такие девочки молоденькие, дружелюбные. Интересно с ними будет… посидеть, – последнее слово произносит с ударением, будто вкладывает в него совсем другой смысл.

И от этого скрытого смысла у меня кожа покрывается колючими мурашками.

Глава 3.Наташа

– Ну, что, девчоночки, давайте знакомиться, – скалится черноволосый мужик, говорящий с легким, едва заметным акцентом, – Меня Адам зовут, у машины Егор, а это Булат, – он тыкает шампуром, который держит в руках, в сторону русоволосого друга, обозвавшего меня пекинесом.

Невольно поворачиваю голову и присматриваюсь к этому самому Булату, который в данный момент занят тем, что ловко собирает палатку рядом с нашей. Внешность у него типично европейская, если не сказать глубинно-русско- деревенская, насколько я могу судить. Высокий, широкоплечий, сбитый, мощная шея, голубые глаза, полные губы, нос немного широковат, короткая, но густая русая борода. И такое имя…

Ну какой он Булат? Ему бы Митрофан больше пошло, мстительно думаю про себя, начиная при этом улыбаться. И улыбка буквально приклеивается к губам, когда этот самый "Митрофан"резко вскидывает на меня взгляд. Ухмыляется лениво в ответ и подмигивает.

Вот черт…

Щеки загораются жарче костра, и я отворачиваюсь. Не хватало еще, чтобы он решил, что мне интересен.

Егор включает на полную музыку в их машине, распахивает настежь двери и возвращается к нам с большими пакетами из супермаркета. Начинает собирать мангал рядом с костром, в то время как Адам заканчивает нанизывать мясо на шампуры.

– Девочки, закусь организуете? – обращается к нам Егор.

– Да, конечно, – Вероника с готовностью начинает шуршать в пакетах, выуживая оттуда овощи, зелень, лаваш, соленья и бутылки с алкоголем.

– И давайте по стопочке уже, за знакомство, – масляно улыбаясь, предлагает Адам, а потом будто не удерживается и смачно причмокивает губами, – Ой, красивые девки. Повезло нам сегодня, а, пацаны?

Егор ржет, высыпая угли в мангал, а Булат, занятый палаткой, с иронией кидает.

– Не спугни.

Его друзья смеются на это еще громче. А я с тихим ужасом замечаю, что и подружки мои на их двусмысленные шуточки смущенно улыбаются, а не пытаются возмутиться или возразить. Да, мы выпили, но не столько же, чтобы вообще перестать критически мыслить!

Ладно Вероника, но Мила…

Смотрю на нее недоуменно и замечаю, как она стреляет глазами в Адама, занимающегося шашлыком. Объективно, он и правда красивый, яркий, но… Но эти его "цыпочки"и "девчоночки". Она разве не слышала???

Егор тем временем уже раздает по кругу пластиковые стаканчики, наполненные коньяком.

– Давайте- давайте, за прекрасный вечер…

– Ой, я чистым не пью, – мнется Мила, и Адам подскакивает и тут же щедро добавляет ей в стаканчик вишневый сок.

Суют стаканчик и мне, но я отшатываюсь.

– Я не буду, – как можно тверже произношу.

– Ну что ты такая скучная, а? Хорошо же посидим, – фыркает Адам и пихает мне стаканчик снова.

– Нет.

– Ну как хочешь, – раздраженно цокнув, отстает и больше даже не смотрит в мою сторону.

Кажется, я вообще моментально для них всех перестаю существовать.

***

Костер жарко потрескивает, то и дело выбрасывая вверх снопы искр. От озера тянет влажным холодом, в кустах стрекочут сверчки, заглушая другие звуки обступившего нас леса.

Время давно уже перевалило за полночь, а никто и не думает расходиться. Я бы ушла в палатку сама, никого не дожидаясь, но девчонки мои вдрызг пьяны. Хихикают и кокетничают с этими незнакомыми, взрослыми мужиками. И потому я переживаю.

Хотя мне приходится признать, что посиделки наши выходят вполне душевными. Сначала нас вкусно накормили умопомрачительно вкусным шашлыком, потом Егор, знакомый Вероники, достал из багажника джипа гитару. Разговоры у костра не смолкали ни на миг. Мужчины поведали нам много интересных и забавных случаев из жизни, особенно Адам. Чувствовалось, что он привык быть в центре внимания, тем более женского. Умел расположить к себе. И Мила с Вероникой слушали его, открыв рот и кокетливо сверкая глазами. Даже мне было интересно.

Егор же неплохо пел и мог сыграть любую мелодию. Вот только накидался больше всех, и сейчас уже с трудом сохранял равновесие, сидя на складном стульчике. То и дело тянулся к смеющейся Веронике в попытке ее обнять и валился на землю под общий хохот. Потом, дико извиняясь и раскланиваясь, неуклюже вставал. А через несколько минут все повторялось опять.

Булат среди своих друзей оказался самым необщительным. Присел с краю на бревно, на котором сидела я, и молча, со снисходительной усмешкой наблюдал за остальными.

Будто он выше всего этого… Лишь иногда вставлял короткие колкие замечания, которые девчонки воспринимали как остроумные шутки, тут же начиная хихикать, а я улавливала ли в них скрытый оскорбительный посыл.

Напрягал. И настораживал. Ведь, если подумать, по веселым историям, которые мужчины нам рассказывали, совершенно ничего нельзя было о них сказать определенно. Кем работают, есть ли семьи, что сейчас от нас хотят… А вот их масляные взгляды и короткие перемигивания друг с другом, которые я украдкой то и дело ловила…Правда, такие мимолетные, что я уж и сомневаться начала – не чудится ли мне.

И все равно не могла избавиться от зудящей внутренней тревоги.

Особенно потому, что в течение вечера расстояние между мной и Булатом, сидящем рядом на бревне, как-то незаметно сократилось. И вот я уже вздрагиваю от прикосновения его плеча к моему. Поворачиваю голову, чтобы попросить его отодвинуться, так как мне самой двигаться совершенно некуда, а мужчина и не думает смотреть в мою сторону.

Будто вовсе не замечает, что вжался в меня правым боком. Говорит с Адамом в этот момент. Рассеянно трет ладони между собой, уперев локти в колени. Улыбается скупо, но все равно вокруг глаз тут же собираются тонкие лучики морщинок.

– Нравлюсь? – неожиданно поворачивается, перехватывая мой взгляд. Самодовольно и насмешливо.

Густо краснею, потому что его лицо оказывается очень близко, а от мощного тела идет тепло, делая наш короткий разговор странно интимным.

– Нет, просто вы меня сейчас с бревна столкнете, – нервно сглатываю, – Отодвиньтесь пожалуйста.

– Хм, – он лишь хмыкает, прищурившись. Нагло разглядывает меня в отблеска костра. Внезапно подается ближе и хрипло шепчет на самое ухо, – Пошли уже в палатку, малыш, там места больше.

Что? У меня челюсть отвисает от такой наглости.

– Что? – сиплю вслух.

– Давай без этой ложной скромности, – фыркает Булат тихо. На губах его играет ленивая улыбка, но в глазах появляется раздражение, от которого мне, мягко говоря, становится не по себе, – Подружки твои все определились, – он коротко кивает в сторону девчонок, – Тоже сейчас разбредутся. Или в машину хочешь? – выгибает густую бровь.

Во мне столько всего разом закипает, что только дышу драконом и не могу ничего внятно сказать. Врезать бы пощечину этому мудаку. И за наглое предложение, и за явный намек, что сделано оно по остаточному принципу. Даже не знаю, что меня задело больше, только чувствую, как ладонь нестерпимо зудит от желания отхлестать одного "Митрофана"по заросшим щетиной щекам.

Но страшно! Мы в лесу. Одни с девчонками в незнакомой компании. Бить малознакомого мужика при таком раскладе как минимум не очень умно…

Пока лихорадочно соображаю, как послать Булата и не отхватить в ответ, он, очевидно не так истолковав мое замешательство, хмыкает и кладет мне руку на колено, обтянутое джинсой. Гладит с нажимом, отводя ногу в сторону, и ведет пальцами вверх по внутренней стороне бедра к самой промежности.

Я вздрагиваю и как ошпаренная вскакиваю с бревна.

– Ладно! Всем спокойной ночи, я пошла. Одна! – буквально выкрикиваю на всю поляну.

Булат сощуривается то ли удивленно, то ли недовольно. Вероника пьяно хлопает глазами, а Егор снова падает со своего складного стула, переключая внимание присутствующих на себя. Пользуюсь моментом. Разворачиваюсь на пятках в попытке сбежать под дружный пьяный смех.

И застываю от мысли, что Булат, раз уж он такой самоуверенный, может воспринять мое бегство как приглашение. Сейчас еще следом пойдет…

– Ник, можно мне ключи? Я в машине твоей посплю, – поворачиваюсь к подруге.

– Зачем? Почему? – Вероника хмурится, не понимая.

– Не хочу в палатку. А то… комары здесь очень назойливые. Боюсь от таких ни один спрей не поможет. Дай ключи пожалуйста.

– Ну ок…– подруга протягивает ключи.

Сбегаю, больше ничего объясняя. Запираюсь в машине, раскладываю до упора переднее сидение и, укрывшись курткой, твердо собираюсь спать.

Спать, а не слушать веселые, пьяные голоса, долетающие с поляны. Кажется, все еще больше оживились, стоило мне уйти. Даже обидно как-то… Будто я мешала.

Заливистый смех девчонок, гитарные переборы, басовитый хохот мужиков. И мне так одиноко в машине одной, что хочется реветь…

Последний вечер моей свободы просто невыносим. Ужасен.

И конечно никакой Булат за мной не пошел. Он и пристал-то от нечего делать, очевидно же. Егор забил Веронику, Адам Милу, и ему пришлось так топорно клеить меня. Будто одолжение делал… Бородатый мудак.

Ворочаюсь на своем неудобном узком ложе, стараюсь не прислушиваться к хмельному веселью остальных. И наконец умудряюсь задремать.

Будят меня позывы в туалет. Сажусь со стоном, потягиваясь и разминая затекшие конечности. Костер уныло догорает на полянке, тускло сверкая незатушенными до конца углями. Вокруг никого.

Улеглись?

Накинув куртку, выпрыгиваю из машины. Поежившись от ночной прохлады, горблюсь и бреду к лесной кромке, присматривая кусты. И, чуть приблизившись к палаткам, замираю. Потому что из обеих раздаются характерные шорохи и стоны. Такие, что озноб мигом пропадает, а кожа начинает жарко, стыдливо гореть.

Глава 4.Наташа

Я далеко не наивна. В наш цифровой век это в принципе невозможно начиная лет с семи. Но одно дело случайно (ну ладно, специально, но чисто из научного интереса и желания расширить кругозор) включить порно и, краснея до кончиков ушей и тахикардии, тайком посмотреть запись, и совсем другое услышать хриплые, сдавленные стоны в реальности.

– О, боже-е-е, о-ох, – неразборчиво тянет женский голос из дальней палатки, и я полностью согласна с его обладательницей, хоть и не признала ее.

О…Боже!

Отшатываюсь. Нервно вжикаю собачкой на молнии моей куртки до самого конца, чуть не прищемив себе подбородок. И сама пугаюсь громкости этого звука. Сердце стучит где-то в горле, и странное возбуждение мурашками ползет по коже. Я так близко сейчас стою к нашей с девчонками палатке, что слышу каждый шорох и в ней. Там какие-то переговоры возбужденным шепотом, возня…Вот только чьи именно доносятся голоса разобрать не могу.

Обе палатки расстегнуты. Если пройти мимо, можно просто повернуть голову и…

И ничего. Вряд ли я что-то увижу в царящей вокруг темноте. Догорающие угли тускло освещают полянку, но не более.

Да я и не хочу это видеть! Ведь не хочу, да?!

Сунув руки в карманы куртки и спрятав подбородок в высоком вороте, на цыпочках медленно пересекаю поляну. Я бы могла обойти, но… Меня тянет как магнитом хоть одним глазком попробовать подсмотреть. Я просто поверну голову и все!

Затаив дыхание, замедляю шаг у нашей с девочками палатки. Там, где переговариваются… Поворачиваюсь и в густом полумраке выхватываю обрывочную картинку.

Два человека, кажется, полностью одетые, лежат на боку лицом друг к другу. Крепко обнимаются. Мужчина пылко прижимает девушку ближе, силком закидывает ее ногу себе на бедро. Та в ответ жарко мямлит что-то, уворачивается и одновременно льнет к чужому телу. Мне видно далеко не все, но их ноги почти высунуты из приоткрытой палатки, и о многом судить легко.

– Нет… Не надо… Я не могу…– и столько томления в этом едва уловимом шепоте. Столько мольбы и одновременно ласки, что меня кидает в лихорадочный жар.

Низ живота болезненно тянет, внутри зудит. И стыдно… Так стыдно, что подслушиваю.

– Ладно, я не буду, просто полежим, – бормочет ласково мужчина в ответ, шумно дышит.

Делаю беззвучный шаг от них. Один, потом другой. Это Мила и Адам. Я узнала их. Щеки мои горят.

Бесшумно ступаю дальше. Впрочем через пару метров в этом уже нет необходимости, потому что из палатки, которую ставил Булат, звуки доносятся гораздо более громкие.

– Ох, да, тебе же нравится, да? Нравится со мной, да? – лопочет, постанывая грудным голосом, девушка.

Мужчина в ответ молчит, но ритмичные шлепки сталкивающихся тел и без того слишком красноречивы.

На секунду прикрываю глаза, качнув головой. Вероника. Видимо с Егором. Он ведь был так пьян! Фу…

В этот момент испуганно озираюсь по сторонам, подумав, а где же тогда Булат?!

Вот черт! Не хватало еще наткнуться на него!

Но взгляд падает на их джип, стоящий в отдалении, и я немного успокаиваюсь. Спит, наверно, как и я, в машине. Что же ему еще делать…

Немного успокоившись, крадусь дальше. Любопытство прожигает насквозь. Я только одним глазком… Вытягиваю шею, чтобы заглянуть в палатку мужчин, и в шоке от увиденной картины застываю.

Потому что если кто и спит в том джипе, то разве что Егор, ведь Булат сейчас вжимает голову Вероники в дно палатки около самого входа, стоя на коленях позади нее. Я не вижу его лица, но узнаю рукав серого свитера. И следующий стон подруги лишь подтверждает мою догадку.

– Да, Булат, как хорошо-о-о, – она почти плачет, судя по интонации. Капризным дрожащим от сильных толчков голосом. Будто кошка мяукает.

Выгибается судорожно, резко отрывает лицо от земли, подаваясь назад. И ее совершенно стеклянный взгляд упирается в меня. Лицо Ники искажает гримаса то ли удовольствия, то ли боли, губы кривит бездумная улыбка. Смотрим друг на друга, но она будто не осознает. Моргает, и с длинным вздохом снова роняет голову на пол.

Меня так поражает эта картина, что я уже не заботясь о том, что меня услышат, разворачиваюсь и бегу вглубь леса. И, только когда поляну становится практически не разглядеть, прижимаюсь спиной к шершавой сосне и делаю первый рваный вдох.

Внутри буря, и я не могу ее объяснить. В легких огонь, внутренности скручивает. Так трясет, что уже и желание сходить в туалет забыто давно. Я не была готова к тому, что чужой секс меня настолько поразит. Лицо подруги до сих пор стоит перед глазами. Оно будто въелось в сетчатку.

И мужская рука, грубо давящая на ее голову. И влажные звуки сталкивающихся тел. Ее стоны, его дыхание…

Все это…

И в голове свербит не прошенная мысль, что разве с моим навязанным мужем у меня хоть раз будет так? Так же пошло, грязно, но до безумия горячо?

На языке разливается горечь. Шмыгаю носом, вытирая рукавом куртки спонтанные слезы обиды на судьбу. Почему-то уверена, что нет.

И на Булата этого чертова внутри тоже разбухает иррациональная обида. Он наверно сейчас очень рад, что в итоге не я этим вечером досталась ему. Повезло.

Нервное перевозбуждение от таких мыслей схлынуло словно приливная волна, оставляя после себя лишь опустошение.

Тяжело отталкиваюсь от дерева, делаю все-таки свои дела в кустах и плетусь обратно к тачке Вероники, теперь уже держась леса.

Хватит. Насмотрелась.

Залезаю обратно в машину, закрываюсь. Сворачиваюсь калачиком на разложенном переднем сидении, накрываюсь курткой, закрываю глаза… Но сон никак не идет. Тяжелые мысли навязчиво кружатся в голове, не давая расслабиться.

Завтра после обеда у меня уже роспись. Простая, если не сказать тайком, без единой церемонии. Поеду в ЗАГС с незнакомым человеком, там нам поставят печати в паспортах, а потом мой новоиспеченный муж заберет меня к себе.

Я попыталась было узнать у дяди, почему решили именно так, но тот лишь отмахнулся. Ничего особо не объяснял. Сказал, сделка, такие условия. И все.

Приличная свадьба будет, но только через месяц. Если жених меня за это время не вернет.

И так Дадуров посмотрел на меня тяжело, говоря это, что волоски на загривке дыбом встали.

Если вернет, я, похоже, не жилец…

Резкий стук в окно как гром среди ясного неба. Вздрагиваю, чуть в голос не закричав от испуга. Вскакиваю со своего ложа, резко садясь. По ту сторону водительской двери вижу Булата.

Твою мать…Напугал. Что ему надо от меня?!

Вопросительно смотрю на мужчину, показывающего мне, чтобы опустила стекло.

И будто я одна нахожу это странным. Булат выглядит расслабленным и довольным как обожравшийся кот. Все тот же снисходительный взгляд, каким он одаривал меня весь вечер, лучики морщинок в уголках сощуренных глаз, между губ зажата сигарета.

– Что? – кричу через стекло.

– Стекло опусти, – теперь уже вслух говорит.

Я демонстративно кривлюсь, но, так и быть, нажимаю на кнопку, лишь чуть-чуть приоткрывая окно.

– Я спала вообще-то, – бурчу, опасливо на него поглядывая.

Он на мою претензию лишь хмыкает с явной иронией и делает глубокую затяжку.

– Я тебя видел, скромняшка, – сообщает, выпуская изо рта сизый дым, а я мгновенно бордовым заливаюсь. Видел?! – Так пялилась, что интересно стало – это что было? – продолжает Булат, очевидно наслаждаясь моей реакцией, – Зависть? Пожалела, что ушла? Или ты просто… Бля, как у баб то это извращение называется… Куколдесса? – расплывается в ехидной улыбке.

– Сам ты куколдесса бородатая, отстань от меня, – хриплю и нажимаю на кнопку, обратно закрывая окно.

Слышу его низкий расслабленный смех в ответ. Конечно, у него то вечер удался. Одну трахнул, теперь над другой пришел поиздеваться… Митрофан!

Ложусь обратно, попой к двери. Накрываюсь курткой, будто никто не стоит на улице около машины. Зажмуриваюсь, повторяя про себя как мантру "уйди-уйди-уйди!".

И буквально через пару секунд шестым чувством понимаю, что Булат действительно ушел. У него такая энергетика сильная, что его присутствие ощущаешь остро. Потому когда он исчезает, удаляясь, тоже легко уловить. Становится странно пусто.

Глава 5. Наташа

Просыпаюсь от духоты в салоне нагревающейся машины. С трудом открываю глаза, которые через лобовое слепит высоко вставшее солнце.

Со стоном сажусь и пытаюсь потянуться. За ночь все тело адски затекло. Растираю лицо ладонями, чтобы быстрее привести себя в чувство, и, щурясь, осматриваю поляну. Джипа мужчин уже не видно, как и чужой палатки. Мила и Вероника не торопясь собирают нашу, о чем-то болтая между собой. Чувствую укол мучительной неловкости, перед тем как выпрыгнуть из машины и направиться к ним. Особенно при виде Вероники… Ее искаженное кайфом лицо до сих пор стоит у меня перед глазами, а плаксивые стоны отдаются в ушах…

– О, наша соня! Привет! Уж решили тебя не будить, – Вероника, увидев меня, улыбается и машет рукой.

Свежа и весела как обычно. Будто и не пила вчера первую половину ночи, а вторую…

Торможу рядом с ней, закусывая губу. Руки прячу в карманах. Украдкой оглядываю Нику и даже зависть берет. У меня все тело ломит и голова чугунная, хоть я и не пила, а она…Видимо это что-то генетическое. Кто-то от природы свеж как майская роза, а кому-то суждено прожить жизнь облезлой полевой ромашкой, которую не засунут ни в один приличный букет. И это я про себя.

– Что, уже уехали? – киваю на место, где был припаркован джип.

– Ага, – вздыхает Мила, – У Булата там какие-то дела семейные с самого утра.

– Черт, у меня же тоже! – со стоном прикрываю ладонью глаза, – Который час?!

– Да еще девяти даже нет. Не переживай, все успеем, – отмахивается Вероника, собирая колышки от палатки, – Кстати, может все-таки пригласишь нас в ЗАГС? Ну очень хочется хоть одним глазком посмотреть!

– Да! И правда, очень! – подхватывает Мила.

Я пожимаю плечами и отрицательно качаю головой.

– Дядя против.

– Так а мы просто мимо будем проходить, да, Мил?! – подмигивает Миле Вероника, – Мимо проходить твой дядя же не запрещал?

Смеются. Так заразительно и легко, что и я с ними. А внутри все равно кошки скребут. Для них поглазеть на моего новоиспеченного мужа – праздное любопытство. Для меня – сломанная жизнь.

– Если мимо, то ладно, только не подходите! – наконец соглашаюсь я.

– Да надо нам больно! Так, помашем издалека, – уверяет меня Ника, обнимая за плечи, – Оцени-и-им! – кокетливо тянет, играя бровями, – А вдруг повезет и он даже ничего, м? Ну вдруг!

– Ой, сильно сомневаюсь, – я от ее слов только еще больше раскискаю, – Если даже не престарелый толстый урод, то разве хоть один адекватный человек согласится так жениться?

– Ты же не знаешь, что ему дядя пообещал. Может ты бы тоже не глядя согласилась, – возражает Вероника.

– Это что? Оправдание? Ты серьёзно? – вздергиваю брови я.

Ника хочет еще что-то сказать, но в нашу начинающуюся ссору вмешивается Мила.

– Девчонки, поехали уже. Наташке домой надо.

Молча загружаемся в машину. Атмосфера теперь немного напряженная. Вероника располагается за рулем, Мила на переднем пассажирском, а я сзади. Внутри меня глухо клокочет невысказанное раздражение на Нику. И вроде бы не сказала она ничего такого, но все вместе…

Боже, я до сих пор вижу как наяву ее перекошенное во время секса лицо, и это почему-то невероятно бесит. И еще я практически уверена, что она тоже заметила меня. Поэтому непонятно, как она умудряется держаться так невозмутимо. Назло хочется хоть немного ее смутить.

– Как вечер провели, когда я ушла? – спрашиваю вслух, поддаваясь этому порыву, – Я в туалет ночью вставала. Никого. По палаткам разбрелись?

Вероника молча перехватывает мой взгляд в зеркале заднего вида. Выразительно дергает бровью, а потом подмигивает. И я понимаю, что она меня действительно тоже видела, а сейчас просит при Миле молчать. Поджимаю губы, согласно ей киваю и отворачиваюсь к окну. Неприятно это все почему-то…И с чего она решила, что Мила не слышала?? Хотя… Миле и правда было не до нее… Вот и сейчас она ничего не замечает, а краснеет и начинает, запинаясь, рассказывать про себя.

– Ну… Девочки, я с Адамом ночевала. Ничего не было! – с жаром клятвенно заверяет нас, краснея еще гуще, – Он конечно пытался, но я сказала "нет", и он сразу отстал. Боже-е-е, – и тут она мечтательно закатывает глаза, – Он так целуется!!! И номер моего телефона взял! А-а-а!!! – Мила закрывает ладошками рот, смущенно смеется.

Я грустно улыбаюсь, наблюдая за ней. Такая она хрупко счастливая… Мне такой не суждено стать. От кого мне ждать звонка? От собственного нелюбимого мужа?!

Вероника на Милкину откровенность хмыкает и ласково треплет ее по коленке.

– Супер, значит позвонит! Ты его только подольше помаринуй. Адам тот еще…Легко ему точно часто достается.

– Да, вроде и такой он, но… Знаете, он умеет быть очень милым. В общем у меня шикарная ночь была. Не то, что у тебя, – говорит Милка Нике сочувственно, – тесниться в маленькой палатке втроем…Бррр…

И я шокировано округляю глаза. Втроем?!

– Да Егор вырубился сразу, он же напился, – перехватывает Вероника мой изумленный взгляд в зеркале, – А с Булатом так… Поболтали… И все. Тоже крышесносный, конечно, мужик, – не удержавшись, длинно вздыхает, – Но я так поняла, что женат. Или вот -вот женится. Я уж не стала уточнять.

– Ах, женат, ясно, – глухо отзываюсь я, теряя интерес к разговору и снова отворачиваясь к окну.

“Мда”, – думаю про себя, рассеянно следя за проносящимися машинами на трассе,– “ женат…”

Ну Митрофан, оказывается, и кобель.

Впрочем, ничего удивительного – по нему сразу было видно. Еще и детей наверно семеро по лавкам. И вся семья на благоверной, пока он по бабам да с друзьями.

Бедная его жена.

Боже, надеюсь, мой будущий муж хотя бы не будет таким потаскуном палаточным! Это же позор.

Глава 6. Наташа

Пока едем ко мне, тетя Эльмира, старшая сестра дяди и негласная хозяйка в его доме, так как Дядина жена, тетя Аза, давно умерла, обрывает мне телефон.

– Где тебя Шайтан носит, несносная девчонка, – ворчит и ворчит недовольно, несмотря на то, что я уже и геолокацию ей успела скинуть, и заверить, что буду максимум через двадцать минут, – Мужчины приехали уже, сидят в кабинете. А тебя ведь еще и наряжать, – причитает тетя, зля меня и заставляя нервничать.

Хотя и без нее потряхивает так, будто я упала с неба на высоковольтные провода. Мои руки ледяные, и я читаю про себя простенькую молитву уже в тысячный раз, только не уверена, что Бог меня слышит. Я христианка, а живу среди иноверцев, которые молятся гораздо громче и усердней меня. Еще и периодически пытаются обратить меня в свою религию, в том числе и потому, что такую меня дяде сложнее выдать замуж за члена диаспоры. Но крохотный золотой крестик на моей груди – то немногое, что осталось мне от родителей и другой, беззаботной и полной любви жизни, поэтому я отпираюсь как могу, хоть дядя и знатно бесится из-за этого.

– А что они так рано? Регистрация же в четыре! – огрызаюсь на тетю по телефону.

– Для уважаемых людей когда приедете, тогда и будет регистрация. Давай, пошевеливайся! Одни беды с тобой, – бухтит тетя, и, слушая ее голос, я почти вижу, как она, приложив руку ко лбу, страдальчески качает головой.

Вздыхаю раздраженно, прикусываю губу, устремив слепой взгляд на улицу, проносящуюся за окном машины.

– Теть Эльмир…– тяну просительно.

– Ну что? – фыркает она.

– А он… Какой? – глухо спрашиваю.

Тетка понимающе смеется. Девчонки рядом со мной обращаются в слух, сверкая любопытными глазами.

– Вот приедешь и узнаешь, Наташенька, – дразнит меня тетя.

– Ну скажиии, – чуть не плачу.

– Ой, да не бойся,– довольно хохочет она, – Красивый, демоняка. Богатый. И на хорошем счету. Дяде еще ноги целовать будешь, что такого мужа тебе нашел. Все, некогда мне тут с тобой. Быстрее давай. Пойду пока закуски им предложу.

И отключается. Вероника играет бровями, ловя мой взгляд в зеркале.

– Слышала? Красивый!

Фыркаю и отворачиваюсь к окну, ничего на это не отвечая. Если уж такой красивый, почему отказывались мне показать фото? Я уж молчу про личное знакомство… Дядя и просто из вредности мог, конечно, мои просьбы увидеть жениха игнорировать. Ведь я должна слушаться его беспрекословно, а не выбирать. Но все равно странно это все.

Вероника высаживает меня у ворот дядиного особняка. Стремглав несусь в дом. Парковка у крыльца заставлена одинаковыми черными джипами, будто их со скидкой брали оптом. У этих серьезных мужиков никакой фантазии… Вот и у Адама была такая же машина вчера, вспоминаю мельком.

Стоит переступить порог, как меня берет в оборот тетя. Тащит наверх в мою комнату. Наряжает, заплетает, разрешает чуть-чуть накраситься, суетится вокруг меня электровеником, перевозбужденная от того, что дом наш полон важных гостей. А я даже тушью нормально по ресницам провести не могу, так руки дрожат. Страшно. Я не трусиха, но сейчас близка к обмороку.

Какой он будет, этот человек? Он будет добр и сердечен или наоборот меня ждут побои и унижения? Что будет со мной? Столько вопросов в голове и темный, плотный туман неизвестности застилает влажные глаза. В зеркале вижу девушку с лихорадочно блестящими глазами. Улыбаюсь ей, пытаясь подбодрить, и замечаю, как у отражения моего губы дрожат.

Отворачиваюсь, не выдержав этой картины. Резко встаю со стула. Тетя суетливо поправляет подол кремового скромного платья в пол. У меня закрыто все. Воротник- стойка, рукава – летучая мышь, золотой поясок на талии, длинная цыганская юбка. Я сама скромность и покорность. А тетя еще и давит мне на затылок, чтобы опустила глаза в пол.

– Хороша, – довольно причмокивает губами, – Ну все, Наталья, пойдем.

На ватных ногах следую за ней к дядиному кабинету. От заполошного сердечного ритма в ушах не слышу звук собственных шагов. От волнения подташнивает.

Тетя Эльмира останавливается около закрытой двери в кабинет и стучит. Затем сразу отступает мне за спину, пропуская вперед.

– Входи, – раздается властный голос дяди.

Ни жива, ни мертва открываю дверь. Опускаю голову, как положено, глаз не поднимаю, но все равно вижу, что в комнате полно строго одетых мужчин. От резкого запаха их парфюма мутит. Перед глазами от волнения плывет пол и носки моих туфель, пока семеню в центр кабинета. Замираю на рисунке центрального цветка на ковре. Рассматриваю несколько пар мужских ног в брюках. Ну и какие же из них принадлежат моему будущему мужу? Боже, я не хочу это знать… Дядя подходит ко мне вплотную. Как собаку треплет по щеке и заставляет взглянуть ему в глаза. – Красавица, – хмыкает, а затем небрежно кивает себе за спину, – Знакомься, Наталья. Булат Евгеньевич Терехов, скоро твой муж.

Прослеживаю за направлением его взгляда… И меня ошпаривает таким жаром, что кажется я сейчас задымлюсь.

Не. Может. Быть. Потаскун?! Это шутка, да? Кажется, у меня некрасиво распахивается рот. Но пусть скажет спасибо, что при этом не капает слюна.

Булат явно тоже в шоке смотрит на меня, но лишь первую секунду. Затем его голубые глаза масляно сверкают, а уголок губ иронично влетает вверх, будто он с лихвой оценил чувство юмора у судьбы.

Терехов небрежным жестом поправляет пиджак и делает шаг в мою сторону. Его губы кривятся в циничной ухмылке.

– Приятно познакомиться, Наталья… – тянет так многозначительно, что у меня мурашки бегут по спине, – Ваша скромная племянница, да, Алан Фирадович? – интересуется у дяди с только нам двоим понятным сарказмом.

А у меня кровь в жилах стынет от страха, что он расскажет про вчерашний вечер. Дядя мне посиделок ночью в лесу с мужиками не простит, пусть лично я ничего плохого и не делала. Впрочем, точно ли дядю мне стоит бояться теперь?

Что об этом думает сам Булат?

Перехватываю его снисходительный, насмешливый взгляд. И мне чудится в глубине его глаз брезгливость и осуждение. Кажется, я для него малолетняя шлюха с сомнительными подружками, не более того.

Боже, лишь бы Терехов не отказался от меня прямо сейчас!

Глава 7. Наташа

Чтобы скрыть бурю эмоций, одолевающую меня, опускаю глаза и с увлечением принимаюсь рассматривать рисунок ковра. Очень, между прочим, занимательный, вот только черные мужские ботинки мешают сосредоточиться на узоре.

Булат медленно обходит меня кругом, разглядывая как племенную кобылу. Его оценочный взгляд ощущается микротоком, неприятно покалывающим то тут, то там. Лицо мое горит от унижения, и, если бы мы были одни, я бы наверно, даже высказала ему все, что об этом думаю. И с огромным удовольствием припомнила то, как он провел ночь накануне свадьбы.

О, я бы все ему сказала, но…

Мне страшно гневить Терехова. Особенно при Дадурове. Последствия могут быть катастрофическими для меня. Пока Булат лениво кружит возле меня, внимательно осматривая, дядя в это время нахваливает "свой товар"на все лады. Ему бы на рынке цены не было, честное слово. В некоторых моментах я с трудом удерживаюсь, чтобы не закатить глаза, но инстинкт самосохранения побеждает, каждый раз вовремя останавливая.

– Невеста твоя скромная, хозяйственная, красивая, послушная, сообразительная, чистая…– вещает дядя нараспев, приписывая мне достоинства, половины из которых отродясь у меня не было.

– То есть, говорите, чистая, не было никого, Алан Фирадович, – хмыкает Булат, тормозя напротив и неожиданно поддевая пальцем мой подбородок. Приходится поднять ресницы и посмотреть ему прямо в глаза. От того, что вижу в глубине черных зрачков Терехова, у меня перехватывает дыхание. Потому что… Твою мать, ему что? Весело?! – Вы уверены? Девушки нынче хитрые и распущенные. Только отвернешься, а они уже в лесок…– тянет насмешливо Булат, сузив глаза.

Вспыхиваю. Сволочь!

– Обижаешь, Булат Евгеньевич. Ох, как обижаешь старика, – мгновенно кипятится мой дядя, – Вот тебе зарок, девка, не трогал никто. Если что не так, по нашему уговору всегда вернуть можешь, но даже подозрение твое оскорбительно для меня!

– Простите, Алан Фирадович, – Булат отступает от меня и убирает пальцы с моего подбородка. А кожу все равно жжет фантомным ожогом от его прикосновения, – Я к вам с великим почтением, но молодежь эта нынче… Ветреная…Веры им нет…– и снова стреляет сверкнувшим взглядом в мою сторону.

Прикусываю щеку изнутри до крови, чтобы сдержаться и не открыть рот. И не ляпнуть что-нибудь колкое в ответ. Хотя в груди уже бурлит все от этих скрытых оскорблений.

На себя бы посмотрел… Митрофан!

От страшной несправедливости даже глаза щиплет злыми, не пролитыми слезами.

Ему, значит можно. В лесу. С первой встречной.

А во мне сомневаться будет при всех?! Как же унизительно…Будет возможность, плюну ему в чай!

– Я в племяннице не сомневаюсь. Не посмела бы она. А так…Будет ночь, будет истина, – масляно улыбнувшись, потирает дядя руки.

По кабинету прокатывается нестройный мужской смех. А мне становится и вовсе нехорошо от мысли, на что именно Дадуров намекает.

– Да уж, ночью проверим, – хмыкает Булат и, крутанув запястьем, опускает взгляд на наручные часы, – Что ж, – хлопает в ладоши, – Поехали? Я с регистратором договорился. Примет, как только приедем. Что тянуть? А завтра уже тогда, после ночи, завершим сделку у нотариуса.

– Поехали, да, – дядя тяжело встает с кресла, – Наталья, можешь идти- собираться, – отпускает меня небрежным взмахом руки, – Как только готова будешь, сразу с теткой выходите. Поедем в ЗАГС.

Глава 8. Наташа

Наверно мозг мой включает какие-то защитные механизмы – иначе я не могу объяснить охватившее меня отупляющее спокойствие. Я будто смотрю фильм, а не собираюс