Королевский шпион. Победив, заточи нож

© Виктор Тюрин, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону

Родился в Германии, в семье военного, но большую часть своей жизни прожил в Беларуси, в Минске. Закончив среднюю школу, был призван в армию. Вернувшись домой, работал и учился. Работал слесарем-сборщиком, электромехаником, инженером. Любит сочинять, смотреть «в глубину веков» глазами своих героев и путешествовать.

• Я знаю, есть на все ответ;
• Я знаю, где черно, где красно;
• Я знаю, что где на обед;
• Я знаю, лжем мы ежечасно;
• Я знаю, хищна волчья стая;
• Я знаю, жалобы напрасны;
• Я знаю все, себя не зная.

Ф. Вийон

Глава 1

Колокола били к заутрене. Перезвон церковных колоколов уже не вызывал у меня того раздражения, как в первые недели моей жизни в Средневековье, а стал привычным во множестве других звуков просыпающегося города. Моя прежняя работа приучила меня приспосабливаться и подстраиваться к различным изменениям окружающей обстановки, относительно легко перенимать привычки и нравы народа той страны, куда меня забрасывали. Этому сильно помогала моя врожденная способность к изучению языков. Я до сих пор не знал за какие-такие заслуги я оказался во Франции пятнадцатого века, но при этом совпадения имели место быть. Во-первых, я был потомком француза, пришедшего в Россию с армией Наполеона, а во-вторых, как и в прежней жизни, я служил здесь в качестве шпиона. Правда, теперь с приставкой. Королевский шпион.

У правителя Франции, как по всей стране, так и за границей была целая сеть агентов и шпионов, благодаря которой он знал все о своих врагах, за что получил от своих врагов прозвище «Всемирный паук». Внедряя в окружение своих противников шпионов, лживых и вкрадчивых «советчиков», наемных убийц или подкупленных им «бунтарей», засланных, чтобы поднять народ на восстание, Людовик мог устроить заговор среди их сподвижников, раздуть волнения и беспорядки в их стране или даже физически уничтожить угрожавшего его замыслам врага. Попав в тело Клода Вателя, королевского шпиона, я оказался в «слугах дьявола». Придумав эту аллегорию, которую категорически не рекомендуется произносить вслух из-за фанатичной веры местного населения, я исходил из того, что действия средневекового шпиона полностью соответствовали деятельности дьявола, каким его представляли народу церковники. Как и врагу рода человеческого, шпиону полагалось не просто искать вражеские тайны для короля, а действовать намного шире: убивать, клеветать и совращать души продажных и слабых духом людишек.

Встав, стал делать зарядку, которую ввел в свое расписание несколько дней назад, потом провел короткий бой с невидимым противником, защищаясь и нанося удары. Смыл пот, поплескавшись водой из тазика, затем вытерся насухо полотенцем, оделся и вышел из комнаты. Моей хозяйки дома не было, как видно она отправилась к городскому фонтану за водой. Из-за сильной жары, стоявшей несколько последних дней, потребность в воде резко увеличилась, поэтому у фонтана с самого раннего утра нередко выстраивались очереди, на которые, впрочем, мадам Бове никогда не жаловалась, так как именно там она пополняла свою коллекцию слухов и сплетен. Закрыв дверь и спустившись вниз, я привычно вдохнул запах свежего хлеба из лавки пекаря, поздоровался с Пьером и его учеником Луи, после чего отправился к брадобрею, чья парикмахерская находилась на соседней улице. Я уже освоил бритье в домашних условиях, но при этом считал этот процесс слишком долгим и утомительным занятием, предпочитая пользоваться услугами цирюльников. Выйдя, освеженный, я отправился по привычному маршруту, в сторону «Дубового листа», завтракать. В таверне на этот раз было довольно много народа.

«Похоже, в город приехало сразу несколько больших торговых обозов, вот гостей и подвалило», – решил я, подходя к хозяину заведения, стоявшему у стола.

Он встретил меня своей привычной кривой ухмылкой. Мы поздоровались.

– К тебе пришли, – негромко сказал он.

Я кивнул ему, после чего поднялся по лестнице наверх. Остановился на мгновение перед дверью, потом осторожно постучал.

– Входите, – раздался мужской голос.

За столом сидел седой щуплый мужчина, лоб высокий, лицо худое, от впалости щек скулы кажутся заостренными. Его возраст приближался к пятидесяти годам. Много морщин, в основном на лбу и у глаз, а возле рта лежали складки. Можно было предположить, что это профессор университета или чиновник из мэрии, если бы не его пристально-острый взгляд. Его глаза впились в меня, как два буравчика. Одет он был по последней моде, только темные цвета его одежды говорили, что он чиновник на государственной службе. Никаких украшений на нем не было, за исключением серебряных пуговиц на туфлях. На столе перед ним лежали две книги в пухлых засаленных кожаных переплетах, пара свитков, чернильница, перья и несколько чистых листов бумаги.

– Клод Ватель?

Я замешкался, не понимая, надо ли предъявлять ему печатку или просто кивнуть, соглашаясь, но незнакомец сам разрешил этот вопрос, разжав кулак правой руки, и я увидел на его ладони знакомый перстень.

– К вашим услугам, сударь.

– Садись. Я Жан Дюваль, один из помощников генерального советника по делам косвенных сборов. Это все, что тебе нужно знать. Мне сказали, что ты знаешь грамоту и умеешь считать. Это так?

– Немного, сударь.

С моими словами на его лице заиграла высокомерная улыбка, полная язвительности, которая могла отображать только одну фразу: еще один тупица. Да сколько можно?!

– Пусть так. Теперь слушай меня внимательно и запоминай, что я тебе говорю. И еще. Пока я говорю, не лезь ко мне с вопросами. Все понятно?

Мне оставалось только кивнуть, хотя вопросов у меня хватало, особенно после того, как он представился. Где я, а где налоги? Или из меня решили сделать аудитора? Впрочем, все они исчезли, стоило помощнику генерального советника заговорить, к тому же у него был талант преподавателя, он умел объяснять простыми словами сложные вещи. Для начала он мне вкратце рассказал о государственном и местном управлениях в средневековой Франции. Кое о чем мне уже доводилось слышать, но очень многое, до этого совершенно неизвестное, он рассказал. В принципе ничего сложного. Во главе вертикали власти стоит король. Под ним государственный совет, осуществляющий по указаниям короля руководство и контроль за отдельными звеньями управления. Счетная палата – своего рода главное финансовое управление. Среди должностных лиц наибольшее значение имели: канцлер, который осуществлял текущее управление и контроль за деятельностью должностных лиц, во время отсутствия короля председательствовал в государственном совете, под его руководством составлялись проекты ордонансов. Коннетабль – командующий королевской армией и камерарий – главный казначей.

Кроме этого, рядом с королем находилась группа людей, выполнявших его отдельные особо важные поручения. Оливье Негодяй и Тристан Отшельник.

Должностные лица, составлявшие основные кадры нового государственного аппарата управления, как и эта парочка, были, как правило, люди незнатные, обязанные своим возвышением королю. В отличие от большинства вельмож, кичившихся богатством и знатностью рода, это были люди умные и грамотные, окончившие университетский курс юриспруденции и отлично разбиравшиеся в сложных переплетениях законов. Именно они зарекомендовали себя как наиболее ревностные и последовательные сторонники централизации и усиления королевской власти. Король с их помощью существенно оттеснил именитую знать от основных рычагов государственного управления, лишив их доходных должностей, а значит и возможности набивать карманы из королевской казны.

Местные органы государственного управления, в свою очередь, благодаря королевским ордонансам, постепенно забирали права управления у сеньоров-землевладельцев над ремесленниками и крестьянами, жившими на их землях. Впрочем, феодалы тоже перестраивались, стараясь получить, или лучше сказать, купить, высокие государственные должности, так как даже король не всегда имел возможность сразу назначить на важнейшие посты в местном управлении своих людей. Именно в таких случаях в руках аристократов и вельмож концентрировалась вся власть, дававшая им определенную независимость от правительства. Вся эта подковерная борьба, естественно, замедляла создание централизованного государственного аппарата, но сам процесс отменить не могла. Каждый королевский домен был разделен на почти равные административные единицы, которыми управляли бальи, чиновники, назначавшиеся королем. На них было возложено общее управление, сбор налогов, наблюдение за деятельностью административно-судебных органов. Ему также подчинялся прево, обладавший судебной и фискальной властью. На юге Франции реконструкция государственного аппарата шла слабее, так как главами южных округов (их чаще всего называли сенешалами) являлись представители местной знати.

Правительство также усиливало свой контроль и над городами – коммунами. Помимо административного управления и суда коммуны имели право издавать постановления, обязательные для горожан. Выборный орган городского самоуправления – городской совет – состоял из выборных людей и мэра. Ими, как правило, были влиятельные и состоятельные горожане.

Крестьянство по-прежнему находилось под властью «своих» сеньоров, сохранивших хотя и довольно ограниченные, благодаря королевским законам, полицейские и судебные правомочия. Сеньоры контролировали деятельность органов общинного самоуправления схода и его исполнительного органа – синдика, состоявшего из наиболее зажиточных крестьян. Синдики ведали внутренними делами общины, включая раскладку податей и повинностей.

Вывалив на меня массу информации, правда, отменно изложенную, разбитую по темам и снабженную соответствующими примерами, он замолчал. Судя по гладкости речи, ему уже доводилось читать подобные лекции не один раз.

– Все понял? Если нет, задавай вопросы.

– Понял, что наш король хочет правильно и справедливо управлять страной, но только не через вельмож, а через чиновников, которых назначает сам или его доверенные люди.

Насмешка на лице Дюваля сменилась задумчивостью. Теперь он не смотрел на меня, как на деревенского дурачка, а вместо этого на его лице читался интерес к слушателю.

– Хм. Действительно, понял. Думал тебе разжевывать придется… Ладно. Подведем итоги.

Как оказалось, еще отец нынешнего короля Карл VII отменил сбор тальи (земельного налога) отдельными крупными сеньорами. Вместе с этим он запретил феодалам устанавливать новые косвенные налоги. Когда на трон сел его сын, Людовик XI, он отнял у феодалов право чеканить собственную монету. Короли лишали феодалов и их традиционной привилегии – вести частные войны, и лишь отдельные крупные феодалы сохраняли свои независимые армии, которые давали им некоторую политическую автономию (Бургундия, Бретань, Арманьяк). Существенно ограничилось законодательство вельмож, с помощью которого бароны и графы творили на своих землях суд и расправу, а вместо этого расширился круг дел, составлявших «королевские случаи» и теперь попадавшие под юрисдикцию королевских чиновников.

Его короткий и лаконичный рассказ, как независимого эксперта, в очередной раз подтвердил вывод, сделанный для самого себя: для средневекового короля у Людовика XI довольно современный взгляд на государство и право.

– Все понятно?

Я кивнул.

– Тогда продолжим.

Начал он с того, что объяснил, кто платит налоги, а кто от них освобожден. От уплаты налога, как оказалось, были освобождены дворяне, духовенство, должностные лица королевской администрации, солдаты и офицеры, профессора и студенты университетов, а также некоторые вольные города (в том числе Париж). Основные налоги, поступавшие в казну государства, это был прямой налог – сбор под названием талья. Тальей облагались земли, замки, деревни. Этот налог ежегодно устанавливался королем и должен был выплачиваться теми, кто не принадлежал к церкви или к дворянству, вот только способы сбора налога и расчета налоговых обязательств различались в разных частях страны. Например, город покупал коллективное освобождение для всех живущих внутри городской стены или не дворянин освобождался от тальи, являясь королевским служащим. В некоторых провинциях, в частности, в Дофине, освобождение дворян от налога было привязано к землям, столетия назад зарегистрированным как «благородные», а не к людям. Если дворянин владел «неблагородной» землей, он должен был платить талью из расчета оценочной стоимости собственности, вот только дворяне или богатые землевладельцы не торопились его платить и старались находить способы уйти от налога.

Вторыми по величине в средневековой Франции были косвенные налоги – акцизы на продукты питания или изделия ремесленников. Сюда входили таможенные и дорожные сборы, а также городские ввозные пошлины. Остальные налоги поступали из разных источников. К примеру, чтобы заниматься некоторыми профессиями и видами торговли, перед началом работы было необходимо заплатить своего рода вступительный взнос. Или это мог быть налог с продаж, который собирали в Париже (такая рента называлась ратушной). Одним из важнейших источников дохода – совершенно нетипичным для современного государственного управления, являлось создание и продажа государственных должностей, прежде всего внутри судебного и финансового аппаратов монархии. Должность одновременно давала владельцу и престиж (как, например, судебная), и привилегии в форме освобождения от налогов, а иногда и дворянский статус. К этому добавлялась возможность получать деньги неправедными путями по факту исполнения своих обязанностей. Взятки в среде судей и сборщиков налогов были распространены, по сути, поголовно. Кроме того, такую должность можно было продать.

Мало что в стране вызывало столько ненависти и отвращения, как система сбора налогов, так как при взыскании налогов королевские чиновники часто прибегали к жестокому принуждению. Они отбирали скот, землю и другое имущество даже у тех злополучных крестьян, которые не могли заплатить по не зависящим от них причинам: из-за плохого урожая или природных катаклизмов, причем возможности что-либо обжаловать просто не существовало. Каковы бы ни были источники налогов, все деньги, прежде чем достичь королевских сундуков, проходили через множество рук, что давало возможность нечистым на руку людям воровать государственные деньги. Когда средства, собранные на местах, оказывались в региональных королевских казначействах, разбросанных по всей стране, из них сначала забирали средства на жалованье местным чиновникам и расквартированным в районе войскам. После этих вычетов оставшееся (если что-то вообще оставалось) попадало в центральное казначейство в Париже. Такая несовершенная система сбора налогов порождала море возможностей для коррупции, растрат и задержек. Гневные обвинения в мошенничестве и воровстве в адрес королевских чиновников, финансистов и сборщиков налогов можно было услышать от каждого человека.

Лекция о налогах затянулась надолго, к тому же было много специфической информации, которую мне не всегда удавалось схватывать, хотя Дюваль и старался говорить как можно проще. Также сбивали с толку множество примеров и ссылок на принятые законы, королевские ордонансы и эдикты.

– Я не зря спросил: грамотный ли ты? Возьми эту книгу. Там закладка, начинай читать с начала страницы.

С горем пополам я осилил страницу, на которую у меня ушло, наверно, минут семь-восемь.

– Расскажи, что прочитал.

После моего краткого и далеко не точного пересказа наставник строго и недовольно сказал:

– Плохо. Думал, сам почитаешь. Ладно. Встречаемся завтра с утра, в то же самое время.

Он встал, неторопливо собрал свои вещи и ушел, не попрощавшись. Мне очень хотелось узнать, какое дело мне собираются поручить, но спрашивать у Дюваля не стал, так как, скорее всего, он должен был дать мне общий обзор по этой теме, а ставить задачи мне будут совсем другие люди.

– До завтра, сударь, – попрощался я с ним, когда он уже стоял на пороге.

Мне показалось, что его голова чуть склонилась. Впрочем, это могло мне и показаться. Времени на анализ у меня не было, так как приходилось сразу усваивать большой объем информации, о которой до этого урока я имел довольно относительное понятие. К тому же это был какой-то уж больно крутой и непонятный поворот в моей новой работе, причем с ходу, без подготовки.

«Старичок, судя по всему, большой специалист по налогам. Цифры, параграфы, статьи у него прямо от зубов отлетают. Ни разу в свои гроссбухи не заглянул. Вывод сделать несложно, но будет ли он правилен? Похоже, предстоит мне дорога дальняя, рядом с королевским ревизором. Будем мы с ним выявлять мошенников, которые запустили руку в королевскую казну. Вот только зачем я ревизору? Вести тайную слежку за ворюгами? А может, мне поручат следить за самими ревизорами, чтобы те не договорились с местными жуликами? Ну, пройду я учебный курс по налогам. И что мне это даст? Людей я там не знаю, обстановку не знаю. Ладно. Будет завтра, а там смотришь, что-нибудь и прояснится. Интересно, сколько мы тут просидели? Часа три как минимум. Духота. Жарко. Может, гроза будет? И все-таки почему я? Стоп. Как же я раньше об этом не подумал! Так вот откуда меня так хорошо знает сеньор де Бомон! Похоже, я и раньше для него подобную работу выполнял».

Спустившись вниз, я подошел к Жерару, который с явным любопытством смотрел на меня. Было видно, что его тоже удивило, сколько времени у нас ушло на разговор. Спрашивать он ничего не стал, зато сразу предложил:

– Вина налить?

– Налей. Похоже, гроза собирается.

– Обязательно будет, у меня разрубленное плечо ломает. Это всегда к непогоде. Есть будешь?

– Спрашиваешь! Я же еще не завтракал.

– Как насчет овощного супа и жареной рыбы?

– Давай.

Выйдя из таверны, сначала я определился со временем. Судя по всему, сейчас было ближе к полудню или, согласно молитвенным часам, – секста, час шестой. Полоса сизых туч надвигалась на город. Солнце пекло нестерпимо, прибавляя еще больше духоты в раскаленный воздух. Сытый желудок и жара клонили ко сну. Желание идти к Луи заниматься испарилось, как капля воды на раскаленной сковороде. Где-то далеко, и пока еще негромко, ударил гром. Многие из прохожих, бросая взгляды на небо, быстро крестились, а у иных шевелились губы, они читали молитву. Ненастье, сопровождающееся дождем, ослепительными вспышками молнии и раскатами грома представляло для простого человека угрозу, причем чисто психологического плана. Это бог, создатель наш, гневается на нас за грехи наши тяжкие, так думали и говорили в народе. Я так не думал, но тот же гром поставил точку в моих сомнениях, поэтому отправился домой, собираясь в очередной раз удивить хозяйку.

Раздевшись до нижнего белья, я прилег на кровать и незаметно провалился в сон. Проснулся уже от сильного удара грома. Городской шум разом прекратился, и я снова уснул, убаюканный ровным шумом упавшего с небес дождя. Проснулся я, уже когда гроза почти закончилась. Подойдя к окну, увидел отмытое до прозрачной голубизны небо и с удовольствием втянул в легкие пока еще свежий и бодрящий воздух. Выйдя на улицу, я решил, что сейчас самое время для загородной прогулки. Вернувшись в «Дубовый лист» и оседлав коня, я отправился на прогулку за город, а закончил свой день в таверне «Меч и роза» хорошей дракой.

Второе занятие началось коротким повторением предыдущего занятия, а затем Жан Дюваль устроил мне короткий экзамен, при этом, похоже, я снова удивил его своей сообразительностью. Скажу честно, я старался, так как мне надо было усиливать свои позиции в новой должности, а чем больше хороших отзывов, тем лучше. Затем мы перешли к новой теме, которую можно было назвать «Король, чиновники и злоупотребления властью».

Дело в том, что в средневековой Франции полностью отсутствовала упорядоченность в сборе налогов, что порождало чрезвычайную сложность и запутанность финансовой системы государства. Фактически в каждом отдельном городе или провинции существовала собственная внутренняя налоговая система, поэтому обычным явлением было откровенное несоответствие размеров налогов. Дюваль привел мне десяток примеров, когда чиновников смещали целыми палатами, как это сделали в августе 1462 года, когда были смещены все элю (сборщики) косвенных налогов в Париже, или когда генерального советника по делам косвенных сборов Жана Компэна король Людовик XI сместил в 1465 году. Его обвинили в измене и посадили в тюрьму.

Дюваль сказал, что лично он считает, что все смещения за злоупотребления в финансовой сфере чаще всего касались чиновников в столице и крупных городах, где чиновник легче подвергался контролю, а в провинции такие проверки происходили редко, да и о приездах ревизоров там всегда знали заранее, поэтому гнева короля здесь никто не боялся. Теперь было принято решение такое положение вещей изменить. Королевские ревизоры с соответствующей командой специалистов будут собираться, как и прежде, неделю или полторы, но куда они поедут, теперь будет знать только глава комиссии и его заместители. Эти сведения меня еще больше укрепили в том, что мне придется отправиться куда-то в провинцию с командой ревизоров.

При этом я подумал, что лекции по налогам закончились, но не угадал, так как Дюваль назначил мне новую встречу.

На третий день он обобщил сказанное, дополнил подробностями и деталями, потом устроил мне еще один, правда, совсем короткий экзамен, после чего рассказал более подробно о методах и способах злоупотреблений и краж при сборе налогов, а затем предложил задавать ему вопросы. Тема налогов, скажем так, была мне не очень интересна, но полезна в плане как общей, так и специфической информации, поэтому я, как и в любом поручаемом мне деле, старался докопаться до мельчайших подробностей. Около часа он отвечал на мои вопросы, давал уточнения, ссылался на какие-то указы, вышедшие еще при прошлых королях. Ссылки я пропускал мимо ушей, зато Дюваль отметил мой интерес к своему предмету, и было видно, что он с явным удовольствием отвечает на все мои вопросы. В завершение нашей беседы, так как к этому времени мы незаметно уже вышли из формы «учитель – ученик», заявил, что я довольно быстро все схватываю, и он бы не отказался от такого ученика вроде меня. Как я понял, в его устах это была своеобразная форма похвалы.

– На этом все, Клод Ватель.

– Сударь, а вы мне не скажете, что за работа мне предстоит? – все-таки не удержался я от интересующего меня вопроса.

– На все воля его величества, – получил я неопределенно-насмешливый ответ Дюваля.

После чего мой преподаватель ушел.

Мне понравилось общаться с суховатым в отношениях, но умным и преданным своему делу специалистом. К тому же от него я получил довольно объемный кусок информации, до которого мне самому пришлось бы доходить умом очень долго, так как мне не всегда здесь удавалось понимать внутренние побуждения людей, а в особенности их причины.

Только с утра я успел привести себя в порядок, как раздался стук в дверь.

«Зовут на работу», – подумал я и, как всегда, угадал.

– Сударь! К вам пришли! – раздался за дверью голос мадам Бове. – Прибежал мальчишка из «Дубового листа».

Открыв дверь, я вежливо поздоровался с хозяйкой и пошел к лестнице, а выйдя на улицу, привычно влился в поток горожан, спешащих по своим делам. По обе стороны улицы стояли узкие деревянные дома с выступающими вперед вторыми этажами и с торговыми лавками или мастерскими в первых этажах. Обогнал худого безбородого старика в черной длиннополой одежде и в высокой шапке. Заметив на его шее широкую узорчатую цепь, решил – либо профессор университета, либо городской чиновник. Из приотворенной двери таверны, расположенной на углу, и двух настежь открытых окон доносились голоса и тянуло смешанным запахом вина, чеснока и подгоревшего жира. Затем встретился взглядами с девушкой лет двадцати, крепко сложенной, с веселыми, добрыми глазами, и с густыми прядями волос, выбивающимися из-под белого чепчика. Я улыбнулся и весело ей подмигнул, а она в ответ рассмеялась. Город жил своей привычной жизнью. Женщины шли с ведрами за водой или толпились у мясных, рыбных лавок и булочных; мужчины работали в мастерских, разбросанных по всему городу, торговали вразнос и оптом в лавках и на рынках.

Не успел я войти в зал таверны, как Жерар махнул мне рукой. Подошел к хозяину заведения, после того как мы поздоровались, я его спросил:

– Я что, рано пришел?

– Не волнуйся, приятель. У тебя есть время позавтракать.

– Раз есть, значит, будем завтракать. А кто должен прийти?

– Да какой-то надутый индюк. А! Не хочу говорить, сам увидишь.

Мне не понравилась данная хозяином постоялого двора моему будущему куратору характеристика, поэтому плотно наедаться не стал, а то вдруг новая лекция, а я сытый, так и заснуть могу случайно, поэтому ограничился стаканом вина и куском мясного пирога. Быстро перекусив, я поднялся наверх. Только успел устроиться на стуле, как дверь открылась и на пороге показался молодой мужчина. Двадцать – двадцать два года, не больше. Я напрягся, так как он мне показался слишком молод для шпиона, но тот с ходу показал мне перстень-пароль. Я встал.

– Клод Ватель?

– Да. Я Клод Ватель, сударь, – я коротко кивнул, обозначив поклон. – Чем могу служить?

Ни усов, ни бороды незнакомец не носил. Лицо правильное, немного детское, но с четким профилем, хоть чекань его на монеты. На мужчине был пурпуэн из лилового бархата, двухцветные, желто-синие, штаны-чулки и мягкие туфли с длинными носками из оленьей кожи. На голове жесткая с короткими полями шляпа в форме усеченного конуса. Из украшений – перстень-печатка на указательном пальце левой руки, серебряная застежка на шляпе, крепившая пышное перо, и костяная рукоять кинжала с отделкой из серебра.

«Одет модно, но и не богато. Печатка и кинжал. Дворянин. Похоже, один из третьих и четвертых сыновей небогатых баронов и виконтов, кто сделал ставку на короля, – сразу промелькнуло у меня в голове. – Для таких близость к королю означает карьеру, а вместе с ней покровительство и привилегии».

– Шевалье Антуан де Парэ, – представился дворянин. – Садись, Клод, нам есть о чем поговорить.

Мы сели, потом он начал говорить с чувством некоторой важности в голосе:

– Год тому назад в городе Бурж произошли народные волнения. Люди были возмущены несправедливыми налогами, которые, как потом оказалось, назначались ворами, сидевшими в местном казначействе, самовольно. Ты должен понять, что это государственная измена! Подрыв королевской власти! Они не вылились в мятеж только потому, что туда вовремя были посланы королевские чиновники, которые разобрались в этом деле. Виновные тогда были наказаны и волнения стихли.

«Значит, вот куда я поеду. В Бурж».

Не знаю, что он хотел от меня услышать, но я просто промолчал. Тогда он спросил меня:

– Ты об этом что-то слышал?

– Нет, ваша милость, до меня не доходили подобные слухи.

– Это не слухи, – строго, с ноткой назидания, сказал он. Дескать, такая важная политическая новость, а ты не слышал. – Вот только две недели тому назад пришло донесение от доверенного человека, что там все может повториться снова. Его величество обеспокоен, поэтому было принято решение разобраться, что происходит в Бурже на самом деле.

Де Парэ снова замолчал, очевидно для того, чтобы я наконец осознал важность поручаемого мне дела.

«Жерар прав, есть в нем напыщенность, но это от молодости. Паренек, действительно, совсем зеленый и неопытный, вот и пытается показать, что он крутой и важный человек».

– Я вас внимательно слушаю, сударь, – сказал я, придав лицу выражение почтительности.

– В Бурж собираются послать комиссию во главе с королевским эмиссаром, которая должна будет разобраться на месте с тем, что же там на самом деле происходит. Согласно присланному письму, в котором говорится, что есть группа людей, которые раскрадывают деньги, поступающие в королевскую казну, к тому же без ведома королевских служб ведется торговля государственными должностями, а значит, возможна подделка королевских печатей. В доносе были указаны имена. Вот их список. – На стол лег листок бумаги. Я взял, прочитал, затем посмотрел на шевалье, ожидая продолжения. – Надо провести тайное расследование и все тщательно проверить.

«Тайное расследование? Да об этой комиссии в Бурже не слышали только глухие. И то не факт».

– Кто эти четверо? – спросил я. – И почему одно имя зачеркнуто?

– Все они королевские казначеи. Один из них, Анри Марэ, как нам сообщили, недавно погиб. Катаясь на лошади, упал и свернул себе шею.

«Скорее всего, этот парень и написал донос. За что и поплатился», – подумал я, но говорить этого вслух не стал.

– А что говорит королевский наместник, который наблюдает за обстановкой в тех местах? Ведь это к нему сходятся через осведомителей разные слухи, новости, разговоры людей. Именно он обязан знать, что делается в городе. И почему прево там, на месте, не занимается этим делом?

О таких представителях королевской власти на местах мне стало известно от Дюваля, который в ходе своих лекций немного просветил меня об административной структуре провинций.

Шевалье явно не ожидал от меня подобного вопроса, на который он, похоже, не знал ответа. Об этом сказала его растерянность, а я вот удивлялся другому: какой идиот доверил неопытному в этих делах парню секретное дело. У него все чувства и переживания легко читались с лица, как страницы книги.

«Да из него шпион, как из меня балерина».

Мои предположения не замедлили подтвердиться. Судя по злости и раздражению, почти сразу проявившимся на его лице, он посчитал меня за выскочку, которого надо поставить на место.

– Не твоего ума дело, дурак! Ты понял меня?!

В ответ я резко выпрямился на стуле и, приняв дурашливый вид, стал «есть глазами начальство», как бы тем самым говоря: виноват, ваше благородие, все понял, больше не повторится. Посчитав мое подобострастие за чистую монету и решив, что поставил меня на место, он продолжил наставительным тоном:

– Ты, Клод Ватель, должен знать и помнить одно: так как едешь тайно, то не можешь обращаться к каким-либо официальным лицам.

– К кому мне тогда обращаться, чтобы понять, что делается в городе?

– Как приедешь, тайно встретишься с помощником прево, Антуаном Обрио. Он все расскажет и поможет тебе на первых порах. Покажешь ему свою печатку и скажешь: «Все мы – слуги короля».

Я коротко кивнул, дескать, понятно. Он порылся в поясной сумке, и на стол легло запечатанное письмо.

– Это письмо для Пьера Фурне, по прозвищу Бретонец. Он писец в ратуше. Фурне поможет тебе во всем, а при нужде сведет с нужными людьми. Только о том, кто ты и зачем приехал, ему знать не нужно.

– Ненадежный человек?

– Фурне в свое время вместе со своим подельником Шарлем Жоссеном, повешенным два года тому назад, долгое время занимался подделкой печатей и подписей королевских нотариусов. Если понадобится, напомни ему, что если он еще жив, то только из милости короля.

– Что он собой представляет? – спросил я де Парэ, а когда наткнулся на удивленный взгляд, уточнил: – Какой у него нрав?

– Сам узнаешь, когда с ним встретишься, – с явным неудовольствием ответил мне дворянин, видно сетуя в душе, что ему достался такой тупой помощник, который задает ему глупые и ненужные вопросы.

«Видно когда-то сильно обидели или унизили Антошку, – подумал я, дав ему русское имя-прозвище. – Горячий, порывистый и обидчивый. Вон как из тебя, парнишка, дворянский гонор прет».

– Остановишься на постоялом дворе под названием «Голова сарацина». Хозяин – наш человек. Покажешь ему печатку и передашь деньги, – де Парэ небрежно кинул на стол два кошелька, которые упали на стол с глухим звоном. – Вот этот твой, а второй отдашь ему. Он поможет тебе с лошадьми, посоветует нужного продавца или отправит при нужде письмо. Опять же, будь с ним осторожен, не говори ничего лишнего. А это твоя подорожная.

На стол лег свернутый листок бумаги. Удостоверений личности в эту эпоху не было, но те, кто отправлялся в путешествие, старался обзавестись бумагой, особенно если он был вооружен. Для проверки таких документов поблизости городов стояли патрули жандармов, которые должны были проверять подозрительных лиц, так как одной из основных задач, стоящих перед ними, была поимка вражеских гонцов и шпионов. Эти меры особенно усилились в последний год, после начала военных действий между французским королем и Карлом, герцогом Бургундии. Чтобы сноситься друг с другом, передавать сведения, сообщать свои планы и намерения, враги Людовика XI вели обширную и засекреченную переписку со своими агентами, а люди его величества старались перехватывать их письма, так как это были прямые доказательства измены или гнусных интриг против короля. Может кому-то из гонцов и удавалось откупиться, но это случалось весьма редко, так как король очень хорошо платил за перехваченные письма и депеши. Я пробежал текст глазами. В бумаге, которую мне вручил шевалье, было дано короткое описание моей внешности и место моей работы: курьер Королевской счетной палаты. Документ был подписан и скреплен печатью.

– Что мне нужно сделать?

– Узнать все, что можно по этому делу. Походи по городу, узнай, о чем говорят люди. Попробуй завести себе знакомых среди чиновников казначейства…

Я сидел и про себя усмехался, слушая его наивные инструкции, которые мог бы сам ему прочитать, причем в более широких рамках, но при этом наконец стало ясно, чего от меня хотят: разведка обстановки и оценка людей, указанных в списке. Вот только какова степень риска? Ведь если это не случайность, а действительно произошло убийство казначея, то кроме воров, там есть и убийцы. Только бессмысленно задавать ему подобные вопросы, так как шевалье был просто передаточным звеном и ничего больше собой не представлял.

«Может, он это понимает и поэтому из себя начальника корчит?»

– …а когда приедет королевский эмиссар, сразу найдешь меня и доложишь во всех подробностях.

– Понятно, ваша милость. Когда ждать приезда эмиссара?

– Комиссия должна прибыть в Бурж между днем Святой Марии Магдалины и днем Святого Германа. Я включен в ее состав.

– Это я уже понял. Ваша милость, а вы сами не бывали в Бурже?

– Нет, но знаю, что королевский курьер добирается из Тура до Буржа к полудню следующего дня.

«Времени у меня будет около двух недель. Это и много, и мало. Все будет зависеть от информативности местных агентов и обстоятельств. Не хотелось бы завалить первое серьезное дело. Нравы здесь простые, а правосудие жестоко, так что о провале лучше не думать».

– Я не королевский курьер, значит, положу на дорогу два дня. Когда мне нужно выезжать, сударь?

– Завтра.

– Если при выполнении задания придется покалечить или убить человека?

– Ты на королевской службе, Клод Ватель, и выполняешь волю его величества. Если все, что ты делаешь, идет на благо короля, ты неподсуден! – это было сказано громко и пафосно.

«Совсем ты зеленый, Антошка. Похоже, ты недавно у короля на службе, поэтому полон почтения и служебного рвения. И все-таки, какой идиот доверил тебе это дело?»

Я делаю серьезное лицо, согласно киваю, одновременно складывая письмо и деньги в свою поясную сумку, так как мне не хочется приоткрывать свои маленькие тайны случайным людям. Пусть даже если это потайные карманы.

– Я могу идти, ваша милость?

– Иди, Клод. Надеюсь, у тебя все получится.

«Задание, если судить по его словам, собой ничего сложного не представляет, а как сложится на месте, там видно будет», – с этой мыслью я спустился вниз, а затем подошел к Жерару.

– Ну как он тебе? – сразу спросил меня бывший наемник.

В ответ я потешно надул щеки. Дескать, надутый и важный.

– Я же тебе говорил. Вино есть сладкое, испанское. Будешь?

– Угу. К нему дай чего-нибудь легкое, закусить. – Хозяин кивнул. – Завтра утром уезжаю, поэтому ночевать буду у тебя. Постель для меня найдется?

Жерар выдал свою фирменную ухмылку:

– Найдется, дружище. Иди за стол. Сейчас все принесут.

Глава 2

Из «Дубового листа» я сразу отправился к себе, чтобы собрать вещи в дорогу. Поднявшись в свою комнату, открыл сундук и стал думать, что мне с собой взять. Одевался я теперь, как горожанин среднего достатка, о чем говорила моя одежда, сделанная на заказ. Или если выразиться по-современному, именно она являлась в этом времени для людей визитной карточкой, по которой тебя будут оценивать. Кстати, так же одевался и прежний хозяин тела. Вот только как общаться с простыми людьми одетым в богатый камзол? Для такого случая я еще раньше приобрел одежду слуги, неярких расцветок и в меру потертую. Свой бронированный камзол и головной убор со стальной подкладкой решил оставить, а ударные сапоги, имевшие металлические вставки в мысках, взял. Из оружия захватил только кинжал, хотя в стрельбе из арбалета я уже показывал неплохие результаты, тренировки давали себя знать. Дорога до Буржа была торговой, а значит, должна неплохо охраняться, а в городе арбалет тем более не нужен, лишь привлечет ненужное внимание. Деньги я разделил: большую их часть спрятал во внутренние карманы, а остальные, в кошельке, положил в поясную сумку вместе с подорожной.

Собравшись, предупредил хозяйку, что уезжаю, заплатил ей за месяц вперед, после чего забрал вещи и отнес их в «Дубовый лист», а затем отправился к Луи де Жуанвилю. Мы были с ним не так давно знакомы, но этого времени нам хватило, чтобы сойтись друг с другом и перейти на приятельские отношения. Он считал меня зажиточным горожанином, который готовится к путешествию, что меня вполне устраивало, а ему не хватало человека, который мог бы легко поддержать разговор, к тому же ему импонировал мой живой интерес к тому, что он рассказывал. Правда, такие отношения сохранялись только наедине, а при посторонних мы должны держаться, как и подобает людям разных сословий, о чем Луи предупредил меня сразу.

«Дворянская честь и рядом не стоит с толстым кошельком буржуа, но когда сильно хочется кушать, то планку гордости можно и опустить», – иногда я подобными выражениями мысленно издевался над ним. Спесивых и наглых мне нередко приходилось видеть и в прежней жизни, а здесь с этим приходилось сталкиваться намного чаще. В отличие от молодого и горячего Антошки у Луи де Жуанвиля был большой жизненный опыт и практичный ум. Для меня он, как и Пьер Монтре, представлял собой богатый источник знаний. Его можно даже сравнить с книгой в библиотеке, которую взял, прочитал, а потом вернул. Ценное содержимое осталось у тебя в голове, а имя автора давно забылось. Понятие «друг» у меня исчезло в той жизни с началом моей службы во внешней разведке. С одной стороны были коллеги по работе, а с другой стороны – враги. Семьей мне так и не довелось обзавестись.

В конце наших занятий, узнав, что я собираюсь ехать в Бурж, Луи вдруг неожиданно заявил, что едет со мной.

– Мне надо развеяться, а то я что-то засиделся на одном месте, мой друг.

– А как же занятия? Насколько я знаю, у тебя есть два ученика, кроме меня.

– Пустоголовые купеческие сынки, которые будут только рады, когда не застанут меня дома, – как-то по-детски беспечно заявил Луи. – Им по душе больше кувшин вина и распутная девка, чем мои поучительные рассказы. К тому же у меня есть по крайней мере три причины, чтобы поехать с тобой. Во-первых, ты сам, Клод. Люблю хорошую компанию в путешествиях. Во-вторых, я ни разу не был в тех местах. А главное, у меня там есть хороший знакомый, виконт Сен-Сир, который в свое время приглашал меня в гости. У него там имение. Думаю, он будет рад меня увидеть вновь.

– Извини, мой благородный друг, но я еду по срочным делам, поэтому на мою компанию ты вряд ли там можешь рассчитывать.

Шевалье в ответ весело рассмеялся и сказал, чтобы я об этом не беспокоился, уж он-то найдет, чем себя занять.

Выехав из города ранним утром, мы сначала переехали мост через реку Луара, затем выехали на большой тракт, полный людей, телег и животных. Из города пораньше, по утреннему холодку, спешили выехать купеческие обозы, шли, поднимая дорожную пыль, мелкие торговцы – коробейники, сезонные рабочие, монахи, паломники, скакали на лошадях королевские курьеры, жандармы, дворяне. Пеших обгоняли телеги, тянулись вереницы мулов, тащившие груз, скакали всадники. Все это было мне уже знакомо и не вызывало интереса, как в первые дни моего появления в этом времени, но если раньше я схватывал общие картины, то теперь обращал внимание на детали. Несмотря на обилие белых, черных и темно-коричневых оттенков в одежде бедняков, бредущих по дороге, почти каждый из них имел цветные заплаты в одежде – зеленые, красные, желтые, что являлось своеобразным протестом на запрет для крестьян носить цветную, яркую одежду.

Еще я отметил, что люди относятся к Луи без особого подобострастия, несмотря на признаки дворянина, меч и кинжал, висящие у него на поясе. Они уступали нам дорогу и коротко кланялись, но при этом можно было уловить презрительные, а то и злобные взгляды из толпы, которые бросали на нас люди. Богатый горожанин и дворянин, золото и родословная, чем это не предметы зависти, а то и ненависти для простого человека. Я наплевательски относился к подобным взглядам, да и шевалье не сильно напрягался из-за подобного отношения, но при этом можно было заметить в его глазах проблескивающую искорку гнева.

Спустя какое-то время дорога начала пустеть, и мы пустили лошадей вскачь, а когда у шевалье появилось желание поговорить, мы снова поехали шагом. Я слушал его вполуха, больше наслаждаясь свежим утренним ветерком, несущим с собой аромат трав и полей и отдыхая душой от городской вони и шума. Окружающий пейзаж не отличался разнообразием: поля, леса, стоявшие в отдалении замки, поместья или аббатства, а путники, встречающиеся нам по дороге, по большей части были скучны и неинтересны. Правда, иногда яркими пятнами отмечались проскакивающие мимо нас королевские курьеры или неторопливо двигающиеся воинские отряды. Для себя я отметил, как интересный момент, когда нам по дороге встретился небольшой возок на двух колесах, который тянули два крепких мула. По форме он напоминал маленькую карету, только боковые окна и задняя часть были задернуты шторками из беленого полотна. Нетрудно было понять, что едет кто-то очень важный, но не дворянин, так как не было слуг, зато имелась весьма серьезная охрана. Возок охраняли трое наемников в кольчугах и шлемах, вооруженные до зубов, а кроме этого, я заметил у возницы кинжал и арбалет. Увидев мой вопросительный взгляд, Луи не замедлил ответить:

– Банкир или меняла.

Менял я видел и знал, чем они занимаются, а вот банкир для меня было совершенно новое понятие, но спрашивать не стал, так как и так ясно, что человек, сидящий в возке, связан с финансами. У меня все еще впереди, разберусь с этим понятием позднее.

Скучно мне не было, с Луи всегда было о чем поговорить, поупражняться в иностранных языках, которые я снова начал изучать, или послушать очередной рассказ о его странствиях. Причем он нередко заставлял меня удивляться многогранности его натуры. Мужчине уже под сорок лет, воевал, убивал и грабил, но при этом внутри него жил юноша-романтик, полный благородных помыслов. Это было странное сочетание… для меня. Человек в его возрасте уже должен был определиться в своей жизни, оставив детские фантазии и романтические бредни в качестве воспоминаний, а тут прямо какая-то каша у человека в голове. Он мог с воинственным азартом рассказывать о штурме замка и как насадил на меч своего противника, а затем восторженно любоваться восходом солнца или призывать меня послушать трели птиц, потом снова переключиться и начать рассказывать о любви к очередной Прекрасной Даме, с которой его сводила судьба. Среди всего прочего я неожиданно узнал, что ему довелось участвовать в двух рыцарских турнирах, правда, не на лошади и с копьем в руках, а пешим, в групповом турнире. При всех его интересах, соответствующих его дворянскому званию, он с неменьшим любопытством изучал жизнь, быт и язык людей в тех странах, где ему довелось бывать. Слушая его, я не раз думал о том, что с его любовью к странствиям и наблюдениям из него бы получился отличный географ и исследователь. Именно такие неуемные души, как Луи де Жуанвиль, авантюристы и искатели приключений, открывали Америку и совершали кругосветные путешествия.

Первый день мы ехали оживленными торговыми дорогами, поэтому никаких разбойников нам увидеть не пришлось, что и к лучшему, так как у меня не было ни малейшего желания с ними знакомиться. Уже за полдень мы остановились у небольшой речки, чтобы в тени и прохладе провести наиболее жаркое время дня. Перекусив припасами, что мне дал в дорогу Жерар, причем Луи особенно пришлось по вкусу сладкое испанское вино, мы легли отдохнуть. После привала снова отправились в путь и скакали до самого вечера, а когда вдруг неожиданно где-то в стороне от дороги раздался колокольный звон, то мы решили, что это хорошее предзнаменование, указывающее нам на отдых. Найдя место, где дорога ответвлялась, мы свернули на обычную сельскую дорогу и вскоре увидели деревню с небольшим постоялым двором, где и решили остановиться. У коновязи не было ни одного коня. Невзрачные дома этого бедного селения были крыты соломой, но при этом, к моему удивлению, здесь имелась приличного вида церковь. Не успели мы спешиться, как в дверях постоялого двора появился хозяин, низко поклонившись, он сразу спросил:

– Господа желают остановиться у меня?

При этом я заметил, как он пробежал по нам глазами, оценивая нашу богатую одежду. Шевалье это тоже заметил, поэтому усмехнулся:

– В твоей дыре? Если только ты нам заплатишь.

Хозяин в ответ угодливо захихикал.

– За лошадьми пусть присмотрят, да вещи в комнаты перенесут, – уже недовольно бросил шевалье, голосом хозяина, отдающего приказ слуге.

– Все сделаем. Не извольте беспокоиться. Жан! – неожиданно крикнул он. На пороге тут же появился подросток, лет тринадцати-четырнадцати, босой, с взлохмаченными волосами.

– Все слышал? – Тот кивнул головой. – Живей, бездельник! Господа будут ужинать?

– Будут, – теперь ему уже ответил я.

После целого дня езды на лошади у меня с непривычки болела спина. Ступая на затекших ногах, я направился вслед за Луи к двери постоялого двора, который был всего лишь увеличенной копией деревенских домов. Его крышу так же покрывала солома, а штукатурка во многих местах отвалилась от грязных стен. В таверне было душно, грязно и воняло подгоревшим жиром. В углу сидела компания крестьян, пивших пиво. Стоило им нас увидеть, как они встали и низко поклонились. Сумерки уже упали на землю, жара спала, но мы все равно сели за стол у самой двери, так как здесь тянуло легким сквознячком.

– Что у тебя есть? – поинтересовался шевалье.

– Тушеная, с бобами, баранина. Могу поджарить курицу или сделать яичницу. Есть свежая кровяная колбаса, сыр, вино и пиво.

Мы переглянулись, как бы спрашивая друг у друга, что будем есть, но я предоставил выбор Луи, пожав плечами.

– Давай яичницу, колбасу, хлеб. Вино у нас есть. Кружки принеси.

Спустя несколько минут нам принесли колбасу и хлеб. Пока мы пили вино и закусывали, нам приготовили яичницу. Мы не спеша поели, потом я рассчитался с хозяином и, судя по его довольному виду, похоже, переплатил. Не успели мы подойти к лестнице, как закричал хозяин:

– Жак, дубина стоеросовая, посвети господам!

Парнишка выбежал из кухни с горящей свечой, а затем пошел впереди нас по шаткой деревянной лестнице. Поднявшись наверх, мы оказались в тесной комнатушке под самой крышей. Паренек поставил свечу на приколоченную к стене полочку, отвесил неуклюжий поклон и исчез за дверью. Наши дорожные сумки уже лежали на низеньких деревянных кроватях. Не успел я сделать и пары шагов, как раздался дробный стук коготков и шуршание – это разбегались крысы. Усевшись на кровать-топчан, я с наслаждением снял сапоги, потом неторопливо разделся и принялся молиться. Шевалье поддержал меня, но только храпом, так как уже спал. Я загасил свечу и вытянулся на кровати. Целый день пути под солнцем, по выматывающей душу и тело жаре, дал себя знать, и я провалился в сон, как в глубокий, черный омут.

Проснулся я от колокольного звона. Сел на кровати. Мышцы слегка болели. Шевалье уже молился, стоя на коленях, закрыв глаза и сложив руки перед грудью. Поднявшись и придав себе соответствующий вид, я быстро отбарабанил «Ангел Господень». Спустившись, мы сразу увидели ожидающего нас хозяина. Тот низко поклонился и сразу спросил:

– Господа будут завтракать?

– Будут, – ответил я ему. – Но сначала пусть воды принесут. Умыться хочу.

После завтрака я купил у хозяина постоялого двора колбасы, хлеба и сыра, затем мы вскочили на лошадей и отправились дальше. Несколько часов спустя мы добрались до небольшой речки с пологими берегами. Густой кустарник, нависший над берегом, давал отличную тень. Здесь мы и решили остановиться, а когда схлынет жара, поехать дальше. Скинув сапоги, мы ополоснулись в речушке, затем сели есть. Немного поговорили, после чего Луи задремал, а мне спать не хотелось, хотя и чувствовалась усталость. Лежа в густой траве, я наслаждался тишиной, покоем и солнечным теплом. Аромат трав и цветов был особенно сладкий, так что воздух казался пропитанным медом. В небе звучала трель незнакомых мне птиц, в шаге от меня стрекотал кузнечик, а спустя минуту, тяжело жужжа, мимо пролетел большой жук. Я проследил за его полетом, скосив глаза, но голову поднимать не стал. Приятная нега охватила тело. На душе было легко и уютно. Даже не помню, когда мне было так хорошо. Может быть, в детстве?

Отдохнув, мы отправились дальше, а еще спустя пару часов остановились у придорожной таверны. Хозяин, жизнерадостный толстяк, предложил нам похлебку и жареную свинину. Пока ели, поинтересовались дорогой на Бурж, правильно ли едем и не сбились ли с пути.

– Не волнуйтесь, господа. Вы едете верно, но если хотите сократить путь, то вам следует доехать до каменного креста и свернуть на протоптанную тропинку, которая ведет через лес. Это земли графа Гийома де Монтень. Проедете сквозь его лес и попадете на торную дорогу, а там и до Буржа рукой подать. Только упаси вас бог подстрелить какую-либо живность в лесах графа. Его егеря прямо сущие черти, – подняв глаза к потолку, он перекрестился. – Прости меня господь за упоминание нечистой силы.

– А постоялый двор на той дороге есть? – спросил его Луи.

– Есть. Как не быть, ваша милость. Вот к закату до него и доберетесь.

Мой благородный друг в очередной раз предоставил мне возможность рассчитаться за обед. Я только усмехнулся про себя и полез за кошельком.

Как и сказал нам хозяин, у вросшего в землю каменного креста, местами поросшего мхом, мы увидели узкую лесную тропу и съехали с тракта. Она тянулась через густой лес, где ветки дубов и буков образовали поистине настоящую зеленую стену по обе стороны, а иной раз смыкались прямо над головой, образовывая крышу. Здесь, в глубине леса, было очень тихо. Сначала безмолвие нарушалось лишь легким шелестом веток да воркованием диких голубей, но углубившись дальше в лес мы услышали где-то далеко в стороне звук охотничьего рога и лай собак.

Вскоре лесная тропа вывела нас к зеленой луговине, где, разомлев на солнце, лежали коровы и свободно бродили свиньи. За ней, в окружении полей, лежала деревня в три десятка домов и прилепленных к ним пристроек для скота и птицы. Кое-где вился сизый дымок над отверстиями в соломенных крышах. Из взрослых обитателей деревни мы никого не видели, так как был разгар рабочего дня и только возле двух домов копались в земле совсем маленькие дети.

Проехав по границе деревни, мы выехали на торговый тракт и скоро поравнялись с купеческим обозом, где снова уточнили дорогу на Бурж. Купцы нас успокоили, заверив, что мы едем в нужном направлении. Не успели мы с ними расстаться, как встретились с небольшим отрядом, скакавшим нам навстречу. Группу из шести солдат возглавлял крепкий, плечистый мужчина с густыми усами и окладистой бородой, напоминающей по форме лопату. На его голове был берет без каких-либо украшений. Широкие плечи облегал темно-синий камзол, на левой верхней части которого был вышит герб. На руках перчатки из оленьей кожи. На поясе висел меч и кинжал. Солдаты были одеты в коричневые куртки из бычьей кожи. За плечами у каждого висел длинный лук, а на поясе – короткий меч. Лица у лучников были грубые и обветренные. Скользнув по нам взглядом и определив в моем попутчике дворянина, командир отряда проигнорировал меня, слегка кивнув шевалье, и получил в ответ точно такой же короткий кивок от де Жуанвиля. Насколько я разбирался в местных реалиях, то решил, что это отряд солдат графа Гийома де Монтеня, хотя не знал его герба, поэтому сравнивать вышитый рисунок мне было не с чем.

Городские ворота, надвратные башни и видневшиеся из-за городских стен крыши домов, остроконечные шпили с крестами на верхушках. Это был Бурж. Мы наконец добрались до цели нашего путешествия. Пробравшись через знакомую мне толчею у городских ворот, я остановил лошадь возле стоящего у ворот стражника, который недовольно глянул на меня, как бы спрашивая: чего встал, дорогу загораживаешь? Но сверкнувшая на солнце монета сразу разгладила его нахмуренные брови.

– Приятель, где мне найти постоялый двор «Голова сарацина»?

Он мне подробно объяснил дорогу, а в конце одобрил мой выбор, заявив, что там довольно чисто и хорошо кормят, но тут же удивленно посмотрел на меня, стоило мне снова спросить про хорошую гостиницу. Не знаю, что обо мне подумал пожилой страж ворот, но тут же пустился в объяснения, после чего мы с Луи поехали в «Свирепого вепря». Шевалье, слушавший объяснения стражника, тоже бросил на меня любопытный взгляд, но ничего не сказал.

Хозяин, лысый, как колено, толстяк, принял нас, как полагается, поселив и сразу накормив. Луи сказал, что отдохнет после дороги, и остался поговорить с хозяином об особо интересных в городе местах, где можно хорошо развлечься, а я отправился в «Голову сарацина».

Так как в моем задании не было конкретики, а только общие указания, поэтому, не зная, как пойдут дела, я решил не терять времени и заняться пока подготовкой к работе. Изучить город и места жительства тех лиц, за которыми мне придется наблюдать. Я и так привлек ненужное внимание, поинтересовавшись у стражника сразу двумя гостиницами, так как в «Голове сарацина» я изначально не собирался останавливаться. Не исключено, что обо мне в городе уже знали, и в этом случае я мог оказаться под наблюдением потенциального противника. Может, подобная осторожность смешно выглядит в средневековом городе, но она мне уже не раз спасала жизнь в моей прошлой ипостаси, поэтому не казалась ни смешной, ни лишней. Я пошел пешком из-за той же предосторожности, изредка спрашивая дорогу. Уже привычный городской шум, с криками зазывал и болтовней кумушек, сплетавшийся с руганью и спорами торговцев на рынках, ржанием лошадей и скрипом телег, я пропускал мимо ушей, но при этом внимательно смотрел под ноги, обходя кучи мусора и зловонные лужи. Проходя мимо лавки пекаря, с удовольствием втянул в себя аромат свежевыпеченного хлеба, еще чем-то вкусным пахнуло из дверей и широко распахнутого окна таверны, расположенной чуть дальше, на углу. Прошел через рынок, бросив взгляд на кучку нищих, которые самозабвенно дрались за какие-то отбросы. С десяток любопытных, среди них была парочка городских стражников, криками и улюлюканьем подбадривая ее участников, с явным интересом наблюдали за дракой.

Дойдя до постоялого двора, осмотрелся. В двери таверны постоянно то входили, то выходили люди. Обратил внимание на трех купцов средних лет, одетых по-дорожному, а значит, не местных, видимо, приехали сюда торговать. Проходя мимо двух шлюх, стоявших у стены соседнего дома в ожидании клиентов, они весело рассмеялись. Из верхних комнат были слышны невнятные крики гостей, чего-то требующих. Через двор к лестнице, которая вела на галерею, пробежал слуга, торопясь услужить гостям. Конюх и подручный, подросток лет двенадцати, занимались лошадьми.

В этот самый момент к конюшне подъехал рыцарь с оруженосцем. Я определил это сразу, так как к его седлу был приторочен турнирный щит с гербом – свернувшаяся змея на фоне разделенного косой полосой поля щита. Верхняя часть была красной, а на нижней – голубые и серебряные полосы. Легко спрыгнув на землю, он сразу направился в таверну, оставив лошадей и вещи на попечение своего слуги. Насчет турнирных правил меня немного просветил Луи, поэтому я решил, что рыцарь здесь не просто так, а, возможно, приехал на турнир.

Войдя в зал, быстро огляделся по сторонам. Посетителей было немного. Компания купцов, сидевшая за столом, что-то негромко, но оживленно обсуждала, кто-то из посетителей обедал, уткнувшись в тарелки, другие пили пиво или вино. Не заметив ничего подозрительного, подошел к хозяину, стоявшему у небольшого столика, а за его спиной выстроились три бочки на козлах. Хозяином постоялого двора оказался длинноносый худой мужчина, лет сорока пяти, с грустными глазами. Когда я представился и передал ему кошелек, выражение его лица не изменилось и было не похоже, чтобы он так сильно обрадовался деньгам. Уже позже я узнал, что его несчастный вид имел семейное происхождение: вздорная, сварливая жена и пятеро детей.

– У меня остановитесь, сударь? – спросил меня Жак Доффиналь, так он мне представился.

– Нет. У знакомых, – соврал я.

– Хорошо. Если что-то вам понадобится, милости прошу, обращайтесь.

Вернувшись в свою гостиницу, я застал шевалье в его комнате, где он занимался тем, что выбирал себе костюм для выхода в город. Выйдя на улицу, мы сначала прошлись по городу, а затем по торговым рядам. День выдался солнечным, и отражавшиеся от блестевших позолотой вывесок или выставленной серебряной посуды яркие солнечные блики время от времени слепили глаза. Если шум людской толпы, куда вплетались крики зазывал, уличных торговцев и владельцев лавок, был для меня привычным фоном, то к отвратительному запаху, шедшему от мясных лавок или сливных канав, привыкнуть до сих пор не мог, он заставлял меня невольно морщиться.

Неожиданно шевалье встрепенулся и вдруг обратился к двум идущим рядом с нами горожанам:

– Приятель, ты что-то говорил о турнире.

Мужчина, судя по всему ремесленник, поняв, что перед ним дворянин, ответил:

– Да, ваша милость. Его сиятельство, граф Анри де Бриенн, дай бог ему здоровья и долгих лет жизни, устраивает большой праздник. Мой приятель из студентов назвал его… вроде как jubilaeus или годовщина очень важного события. Вот граф и решил его отметить не только пиром, но и турниром. Вы, ваша милость, сходите на городскую площадь. Там каждый день герольд графа…

«И тут юбилеи празднуют. Может, граф свои пятьдесят лет решил отметить? Значит, с турнирным щитом я все же угадал».

– Спасибо, приятель, – оборвал его Луи, потом повернулся ко мне. – Как же нам повезло, Клод!

Он не просто обрадовался, как ребенок, этой новости, сейчас в его глазах горел боевой азарт воина. Мне, конечно, было интересно посмотреть на рыцарский турнир вживую, вот только меня ждала работа, которую за меня никто не сделает, но так как шевалье ждал от меня соответствующей реакции, то мне пришлось делать радостное лицо.

– Это просто здорово! Мы обязательно пойдем.

Не сдержав эмоций, Луи даже хлопнул меня по плечу:

– Идем, мой друг, скорее! Я хочу узнать имена славных рыцарей, которые выйдут на ристалище, чтобы биться во славу прекрасных дам!

По пути, из разговора двух кумушек, идущих впереди нас, мы узнали еще одну городскую новость. Оказалось, что на главной городской площади сегодня утром к позорным столбам должны приковать двух преступников.

Пока мы за ними шли, то услышали много всякого разного. Какая-то Луиза, самая настоящая ведьма, сынка аптекарского привадила, и он к ней теперь каждую ночь бегает, а Жульетта, соседка одной из подружек, ночью видела черную тень, которая заслонила луну. Еще мы узнали, что в Париже повесили какого-то знаменитого разбойника, который называл себя Королем дорог. По их словам, он сам взошел на эшафот, после чего громко сказал: «Вручаю свою душу Богу, Пресвятой Богородице и Святой Троице Рая и умоляю их простить все мои гнусные преступления и грехи, что я совершил в своей жизни! Палач, делай свое дело!»

Под эти сплетни и слухи мы вышли на центральную площадь, где толкалось достаточно много народа. Женщины, набиравшие воду в фонтане, мужчины, толпившиеся у раскрашенного деревянного щита, и шумевшая толпа, собравшаяся возле позорных столбов. Мне не нужно было протискиваться сквозь толпу, чтобы увидеть то, что и прежде доводилось видеть. Да и Луи пока интересовало только одно: турнир! Протолкавшись вперед, несмотря на недовольные взгляды и тихие ругательства, раздававшиеся у нас за спиной, мы оказались у ярко раскрашенного щита, где на вбитых в доски гвоздях висело два с половиной десятка маленьких декоративных щитов с гербами рыцарей. По обе стороны от этой своеобразной выставки стояли, одетые в цвета графа, герольд с ярко начищенной трубой и подросток – паж лет тринадцати-четырнадцати. На груди каждого камзола был вышит большой герб их господина. Я покосился на шевалье, который не отрывая глаз, внимательно и цепко разглядывал каждый герб, при этом непрерывно шевелил губами, словно читал невидимую книгу. Я даже ее название знал: «Геральдика». Лично мне она показалась скучной и неинтересной.

Так мы стояли минут десять, пока герольд не поднес трубу к губам и закинув голову, трижды не протрубил, потом сильным и звучным голосом объявил во всеуслышание, что его господин, граф Анри де Бриенн, приглашает всех достойных рыцарей почтить его праздник своим присутствием и выступить на турнире, который состоится на третий день после Преображения Господня. Я чисто автоматически прикинул в голове: Преображение Господне – это 6 августа, значит, праздник у графа начнется 9 августа. Турнир, продолжил объяснять глашатай, будет проходить в три этапа. Сначала состоится вечерний турнир, на котором молодые рыцари-холостяки и оруженосцы будут иметь возможность продемонстрировать свою доблесть и воинскую выучку перед опытными рыцарями и собравшейся публикой. Также здесь рыцари могут участвовать в соревновании под названием «Платок прекрасной дамы», где на полном скаку надо поднять копьем лежащий на земле платок. На второй день праздника будет парад рыцарей и «меле» – групповая схватка, где рыцари будут сражаться пешими. На третий день на ристалище начнутся поединки конных рыцарей, а в завершение праздника пройдет определение победителя и торжественная церемония вручения наград.

Когда глашатай закончил говорить, он снова поднес трубу к губам, закинул голову и громко протрубил три раза. Не успел он закончить свое выступление, как в дело вступил паж. Симпатичный парень, богато и красиво одетый, с завитыми волосами, которые ложились на его плечи. Он чистым и звонким голосом стал зачитывать список рыцарей, заявивших свое выступление в турнире. В конце он объявил о правах и правилах на турнире. Как оказалось, оружие на турнире будет специально притупленное, но даже при этом рыцарям предлагалось использовать усиленные доспехи. Запрещалось в случае проигрыша забирать доспехи, коня или пленить проигравшего рыцаря. Было запрещено наносить удары в правую руку, так как ее в схватке не закрывал щит.

Было зачитано еще много правил и требований к участникам турнира, но мне это было неинтересно. Единственное, на что я обратил внимание, так это на то, что любой рыцарь, пожелавший участвовать в турнире, должен был пройти специальную отборочную комиссию, где нужно представить неоспоримые доказательства своего дворянства, герб и девиз. На состязание не допускались рыцари, уронившие свое достоинство – предатели, лжесвидетели или разбойники. Про самозванцев и речи быть не могло. Узнав об этом, его, согласно каким-то древним законам, могли вполне затравить собаками.

Когда мы выбрались из толпы, лицо у Луи выражало неописуемый восторг. Чувствовалось, что в нем сейчас бурлило море чувств и эмоций, которые его просто захлестывали. Пару минут мне пришлось ждать, когда он успокоится и объяснит, что его так взволновало.

– На этом турнире будет выступать мой благородный друг, виконт де Сен-Сир.

К сожалению, для этого времени я до сих пор оставался чужаком, который только-только научился разбираться с эмоциями, чувствами и мыслями буржуа и ремесленников, а вот с дворянами, честно говоря, близко дел не имел. Дворяне, стоя на вершине власти, в своем большинстве, умели управлять своими эмоциями и чувствами, хотя и среди них хватало снобов, дураков и подлых негодяев. Вот только у большинства важных и влиятельных вельмож всегда имелось второе дно. Кровосмесительные союзы или родственные связи, которые они не хотели признавать, борьба за землю или кровная месть, которая длилась десятилетиями, а то и веками, то затихая, то вспыхивая вновь, как пожар на торфянике. К тому же сейчас во Франции шла война крупных феодалов против короля, где дворянам приходилось делать выбор, выступая за ту или иную сторону, вступать в политические союзы, где родственники и друзья оказывались по разные стороны поля боя, а кровным врагам невольно приходилось сражаться плечом к плечу против единого противника.

Пока я был не готов разбираться с запутанной родословной дворянской элиты, их связями, политическими взглядами, кровной местью, врагами и покровителями, но при этом пытался понять взгляды, интересы и настроения дворян, с которыми мне приходилось сталкиваться. Меня всегда удивляла их необоснованная спесь, которая проявлялась в самых неожиданных случаях, но при этом я понимал, что это взгляд современного человека на общественные отношения в Средневековье. Оба дворянина, рыцарь-романтик Луи де Жуанвиль и карьерист Антуан де Парэ были мне видны, как на ладони. Луи считал, что живет так, как ему нравится, хотя на самом деле он придерживался определенных жизненных рамок – дворянской чести и рыцарского кодекса. Да и мечты у него были самые обычные – жена-красавица, поместье, наследник. Антуан, еще молодой, сделал ставку на службу у короля, но при этом я не сомневался, что суть его мечтаний ничем не отличается от желаний Луи. Только одно мне было непонятно с де Жуанвилем. Разделись в один прекрасный день вся Франция на два лагеря, кто за короля, а кто против, я бы, наверное, не смог сказать, на чьей стороне тот выступит.

– Вы, сударь, хотите поехать к нему? – поинтересовался я.

– Даже не знаю, Клод. Мы не виделись с ним… очень много времени. Я думал его навестить, ведь у нас есть о чем поговорить… и что вспомнить.

Я знал это мечтательное выражение на его лице. Оно обычно предвещало длинный рассказ или долгие воспоминания, которые мне не хотелось слушать. Другого способа, чтобы отвлечь его, я не нашел, поэтому быстро предложил:

– Давай лучше посмотрим, кого там наказывают.

– Зрелище для простаков, – пробурчал он, но при этом развернулся и направился к уже сильно поредевшей толпе горожан.

У одного позорного столба стоял полный мужчина средних лет в хлопковом колпаке на голове и привязанной к шее буханкой хлеба. Как явствовало из таблички, прикрепленной к столбу, он был булочником, который продавал хлеб с недовеском. Его одежда носила на себе следы пятен от гнилых фруктов, а один глаз подбит, однако сейчас никто в него не бросал, люди по большей части проходили мимо, а если и задерживались, то только для того, чтобы отпустить грубую шутку. Голова булочника была опущена, и он все время смотрел в землю. Зато вокруг второго столба стояла небольшая толпа, причем большинство зевак состояло из женщин. Здесь к столбу была привязана женщина, полная противоположность пекарю, сухопарая и высокая. У нее на голове была надета маска-клетка в виде морды собаки. В лицевой части маски находился острый металлический кляп, который не давал закрыть рот, а значит, не давал возможности говорить. В отличие от наказанного мужчины, она стояла выпрямившись, а глаза ее метали молнии, если можно так выразиться. Из надписи на столбе можно было понять, что она неоднократно и прилюдно оскорбляла на улице людей. Пытка лично для нее была жестокой: ее ругали и оскорбляли, а она ни слова не могла сказать в ответ. Такие наказания, я знал из своей практики, длились не более двух суток. Цель их, конечно, была ясна: унижение и публичное порицание. Вот только это еще была и замаскированная пытка. Человек после долгого стояния сильно уставал, со временем начиная обвисать, но веревки или кандалы не давали ему упасть и жестко резали руки.

Постояв какое-то время перед позорными столбами, мы пошли дальше. Прошли мимо аптеки, в дверях которой стоял хозяин лавки в темно-зеленой мантии. Это был пожилой мужчина с худым лицом и гривой седых волос. В отличие от большинства владельцев лавок он не зазывал прохожих, а с любопытством, мне так показалось, наблюдал за жизнью улицы.

Мы перешли с солнечной на теневую сторону улицы и пошли, глазея по сторонам, пока не добрались до таверны, где решили перекусить. Не успели мы перешагнуть порог, как к нам подошла подавальщица, довольно милая девушка, и спросила:

– Господа желают поесть?

Я еще толком не успел осмотреться, как Луи уже дал согласие. В самом конце зала, куда нас привела девушка, стояло два стола. Они стояли сразу за двумя толстыми балками, потемневшими от времени и копоти, являясь своеобразной границей для дворян и простого люда. За одним столом сидела компания из четырех человек благородного происхождения, которые с явным аппетитом ели жареного поросенка, запивая вином, а за другим сидел дворянин примерно возраста Луи. Он ел жареную курицу. При виде нас он приветственно махнул рукой, при этом открыто и весело улыбнулся.

– Прошу вас, господа! Составьте мне компанию.

Он был одет по последней моде, да и два перстня с крупными камнями говорили о его богатстве. Сразу напрашивался вопрос, что он делает в обычной городской таверне? Или приехал на турнир? Если так, то до него чуть больше двух недель. Состоялось взаимное представление, причем взгляд нашего нового знакомого по имени Гийом де Брюк, брошенный на меня, не изменился, остался таким же доброжелательным. Луи бросил оценивающий взгляд на девушку, стоявшую в ожидании заказа, потом спросил:

– Что у тебя есть, милая?

– У нас сегодня похлебка, жаркое из свинины и тушенный с овощами цыпленок. Ветчина, паштет, колбаса, сыр. Есть монастырское сладкое и бургундское вино.

Я взял паштет и жаркое из свинины, а шевалье – ветчину и цыпленка. Вино, по рекомендации нашего нового знакомого, мы взяли бургундское. В разговоре выяснилось, что он только что приехал в город для улаживания своих личных дел и неожиданно узнал, как и мы, о турнире. Если раньше он собирался уехать пораньше, то теперь он намерен задержаться. После этого заявления спокойная и вежливая беседа двух едва знакомых людей тут же превратилась в энергичный и бурный спор двух фанатиков. Оба знали до мельчайших подробностей все тонкости и правила турниров, могли наизусть перечислить победителей, их любимые приемы, какое оружие лучше и все такое прочее.

Доев жаркое, я еще какое-то время, чисто из вежливости, слушал их споры, но когда мне надоело, извинившись и сославшись на свои дела, встал и ушел.

Глава 3

Исходя из того, что в этом городе придется «работать», а значит, мне надо было изучить его не хуже местного жителя. Начал я с района, где мы остановились, потом прошелся по торговым рядам, от них вернулся к городским воротам, после чего направился обратно к центральной площади. План города мало чем отличался от Тура, как и городская площадь. Фонтан, трехэтажное здание ратуши, где заседал городской совет и суд, собор и дома богатых и именитых граждан города. Для того чтобы приступить к расследованию, мне требовался источник первичной информации. Заместитель прево был наиболее более приемлемым вариантом, но он был на виду, а значит, что вполне возможно, за ним велось негласное наблюдение.

Честно говоря, у меня появилось подозрение, что обо мне, а может даже и о моем прибытии в город, уже знают местные преступники. Если в этом деле замешаны целых три королевских казначея, согласно списку, то у них должны быть неплохие подвязки с местными властями, а также с бандитами. Появилось оно уже тогда, когда я получил задание через Антошку. Честно говоря, по-другому я уже никак не мог его называть. Судя по его некоторой горячности и пышности фраз, это был молодой карьерист, полный служебного усердия, поэтому я не думал, что он хотел провалить порученное ему дело, вот только по неопытности он вполне мог довериться не тому человеку. Теперь мне надо было просчитать все возможные варианты развития событий, так как от этого, вполне возможно, будет зависеть моя жизнь.

Чтобы проверить заместителя прево, надо было хотя бы пару дней за ним понаблюдать и узнать, ведется ли за ним слежка, но для этого мне нужны помощники, поэтому для начала я решил начать с писца, работающего в ратуше, как более незаметной фигуры. Пьер Фурне, по прозвищу Бретонец, с которым у меня было много общего, начиная с уголовного прошлого и кончая виселицей. С ходу встречаться с ним я пока не планировал, так как для начала надо было присмотреться к нему и понять, что это за человек. Внешние данные, мимика, жесты очень много могут сказать о его личности, а заодно дать понять, как с ним надо работать. Зайдя в общий зал ратуши, где городские чиновники принимали посетителей, я несколько удивился большому количеству народа. Все они, просители и заявители, что-то хотели, просили или требовали. Здесь чиновники и писцы принимали заявления, готовили бумаги для сделок, оформляли документы на наследство, заверяли рождение или смерть человека. Пройдясь по залу и быстро осмотревшись, я довольно скоро нашел нужного мне человека.

К моему удивлению, Фурне оказался не рядовым писцом, а каким-то маленьким начальником, которому служащие приносили уже почти готовые документы для просмотра, прежде чем отдать их на подпись или поставить печать. Просматривая их, он по большей части согласно кивал и возвращал обратно, но иногда, тыкая пальцами в ошибки, хмурился и требовал переделать документ. Это был мужчина среднего роста, лет сорока, имеющий крепкое телосложение и обычное лицо, без каких-либо особых примет. Вот только в его глазах, когда он изредка окидывал толпящихся в зале людей, читались скука и легкое презрение. Несмотря на серые и темные тона в его одежде, она у него была довольно новая и хорошего качества. Вряд ли обычный, скромный писец мог позволить себе пошить камзол из тонкой английской шерсти. Изображая посетителя, походил по залу, задал пару пустячных вопросов чиновнику, завязал разговор с одним из посетителей, после чего покинул мэрию.

Выводы делать было рано, но уже сейчас было видно, что этот человек хорошо владеет собой, умеет не только влиять на людей, но и держать их под своим контролем. Народ здесь эмоционально несдержан, так что без криков и ругани не обходилось, но при этом именно к нему его сослуживцы обращались весьма корректно. Такого человека, решил я, хорошо в союзниках иметь, а не просто информатором.

«Ладно. Посмотрим, что дальше будет», – подумал я и вышел на улицу, где собирался дождаться конца его работы. Через пару часов, стоило выйти тому из здания ратуши, как я отправился следом за Фурне. Бретонец явно шел знакомым маршрутом, петляя по извилистым улочкам, пока не зашел в таверну «Золотой олень». Проходя мимо, мне было слышно через открытое окно, как его приветствует хозяин и несколько посетителей, из чего нетрудно было сделать вывод, что он здесь завсегдатай, а значит, живет где-то неподалеку. Побродив по соседним улочкам, вернулся и зашел в ту же таверну. Бретонец сидел в компании двух приятелей. Они пили пиво, а он неторопливо и с аппетитом ел, слушая новости и изредка вставляя слова или задавая короткие вопросы.

Быстро перекусив, я стал неторопливо пить вино, прислушиваясь к их разговору. Ничего интересного. Люди, с которыми он сидел за столом, были обычными обывателями, да и сам разговор состоял из городских новостей, обильно разбавленных слухами. Осторожно присмотрелся к нему: Пьер Фурне никоим образом не походил на преступника. На внешний вид – простой обыватель. В дальнем углу пила вино и играла в карты какая-то мутная компания, но он даже не оборачивался, когда с той стороны раздавались громкие крики. Выйдя, я дождался его и пошел за ним следом, не сильно таясь. Подойдя к дому, он достал ключ, открыл дверь, казалось сейчас перешагнет через порог и войдет, но вместо этого он вдруг резко развернулся, причем в его руке неожиданно оказался нож, а сам он смотрел на меня в упор злым и жестким взглядом.

– Ты что здесь забыл, приятель?

Ничего не говоря, я протянул ему письмо. Тот недоверчиво оглядел меня с ног до головы, криво усмехнулся, спрятал нож и только потом взял письмо. Профессионально оглядел печать, затем сломал ее и развернул письмо. Быстро пробежал глазами, снова бросил на меня быстрый взгляд и коротко пригласил:

– Заходи.

Он закрыл дверь, но перед этим бросил взгляд на улицу. Уже вечерело, поэтому людей на улице было немного: одни горожане уже сидели за ужином в кругу семьи, а другие – за кружкой пива или вина в тавернах. Проведя меня в гостиную, он предложил мне сесть, потом зажег свечи, так как уже начало смеркаться, да и само строение домов, когда верхние этажи нависали над нижними, не добавляли света в доме. Хозяин принес кувшин с вином и оловянные кружки, налил вина, потом сам сел.

– Слушаю вас, сударь.

– Меня зовут Клод. У тебя остались связи в уголовном мире?

Оценивающий взгляд и лаконичный ответ:

– Остались.

«Хорошо держит себя в руках. Да и характер, похоже, жесткий и прямой. Попробую напрямую».

– В королевскую палату налогов и сборов пришло письмо, в котором говорится, что здесь, в Бурже, кто-то крадет часть денег, поступающих в виде налогов. Деньги, в моем понимании, весьма большие, поэтому воры их могут тратить не считая. На вино, на шлюх, на драгоценности. Вполне возможно, что они могли за это время купить себе поместье или давать деньги в рост. Если поискать в этом направлении, следы всегда найдутся. Мне нужно, чтобы ты их нашел через своих дружков.

– Хм. Так год назад уже приезжал королевский ревизор. Тогда, как я помню, повесили парочку воров, а половину казначеев выбросили со службы. Значит, все снова началось или то дело до сих пор не закрыто?

– Не знаю. Мне пока известно лишь то, о чем я тебе только что сейчас сказал.

– Пусть будет так, как вы говорите, сударь. У вас есть кто-то на примете?

Фамилии людей из списка я пока решил не называть. Вполне возможно, что он может оказаться как-то с ними связан.

– Если бы кто-то был, то не меня бы сюда прислали, а королевского эмиссара с дознавателями и солдатами.

Бретонец задумался, потом сказал:

– Тут недавно, как я слышал, один из казначеев свернул себе шею. Поехал, как люди говорили, покататься на лошади.

– Мне об этом уже известно. Пока нужно искать следы больших денег. Понимаешь? Например, кто-то взял и купил себе пару лавок или большую партию товара. Или… землю.

Я достал заранее приготовленный кошелек и положил его на стол.

– Это на расходы, но будет и награда, если получится удачно завершить это дело.

Проверка на жадность ничего не дала. Ни огоньков алчности в глазах, ни радости, никакого другого проявления мне не удалось увидеть на его лице, что мне показалось весьма странным. Ведь не за идею он собирается послужить своему королю?

– Мне не надо денег, сударь, мне нужна справедливость. Если хотите, чтобы я вам помог не за страх, а за совесть, помогите мне наказать одного мерзавца.

– Кто этот человек и что он сделал?

– Это дворянин, граф Гийом де Круа. Он убил моего племянника, сына моей сестры. Обвинил его в воровстве и запорол плетьми. Состоялся суд, вот только толку от него не было, так как граф заплатил деньги, после чего его оправдали, – он помолчал немного, потом продолжил: – Я знаю, что прошу слишком многого. Нам, простым людям, следует знать свое место, а уж тем более мне, бывшему преступнику, который запятнал свою жизнь гнусными преступлениями, но даже мне хочется верить, что в этом мире существует хоть какая-то справедливость.

Сейчас, когда он волновался, в его голосе чувствовался четкий акцент, за счет которого он, похоже, получил свое прозвище. Вот только что я мог ему сказать? То, что дворяне, как и духовенство, были неприкосновенны, он и сам прекрасно знал. У священников был свой церковный суд, со своими правилами и со своим прейскурантом на преступления, а дела дворян разбирались в городском уголовном суде, но законы, по которым их судили, отличались от общепринятого уголовного права. Они позволяли им откупиться от убийства простого человека, а в крайнем случае могли нанять адвоката, который всегда найдет им оправдание. В тех случаях, когда с обеих сторон были дворяне, то, помимо суда, они могли решить между собой дело дуэлью. Казнить и миловать их мог только король. Пьер Фурне и сам все это прекрасно понимал, но человек, пока живет, надеется, и стоило мне появиться в его доме и дать ему понять, что сам король заинтересован в этом деле, как он решил, что судьба дает ему, пусть совсем маленький, но шанс отомстить. Мне трудно было понять его мысли, так как я сам не всегда понимал смысл поступков и взаимоотношений людей этого времени. Скорее всего, он подумал, что раз я человек короля, причем не дворянин, то возможно ему, при удачном исходе дела, удастся предстать перед лицом короля. Вдруг он не забудет его просьбу и замолвит за него словечко.

– Скажу сразу, приятель, что кроме денег я ничего тебе обещать не могу, так как я далек от королевского двора и у меня нет влиятельных друзей. Будь все по-иному, я бы сейчас не разговаривал с тобой, а ел бы с серебряной тарелки в королевском замке, в компании придворных. Так что единственное, что я могу пообещать твердо, если, конечно, нам улыбнется удача, замолвить за тебя слово перед своим начальством.

Не знаю, о чем он сейчас думал, но врать и обещать золотые горы человеку, с которым придется работать, а возможно, и доверять свою жизнь, не в моих правилах. Думаю, что он оценил мою честность по отношению к нему, потому что открыто посмотрел мне в глаза и сказал:

– Прямо и честно сказано, но это лучше, чем ничего. Пусть будет, что будет, – Бретонец резко поднялся со своего места. – Тогда я прямо сейчас пойду и навещу кое-кого из своих бывших приятелей.

Я поднялся со стула вслед за ним:

– Когда мне прийти?

– Завтра, сразу после смены стражи.

Кивнул ему, после чего мы вышли на улицу. Верить никому нельзя, поэтому я решил на всякий случай проследить за ним, но у меня это, естественно, не получилось. Подвело плохое знание города, к тому же начало темнеть, и я довольно быстро потерял Бретонца в хаосе городских улочек, а затем и сам чуть не потерялся, так как сгустившиеся сумерки и плотно стоявшие дома с нависавшими над головой вторыми и третьими этажами резко снижали обозримое пространство. Правда вскоре в проеме городских улиц я увидел на фоне неба шпили местного собора, который находился в центре города, а еще спустя десять минут стоял у церкви, причем в тот самый момент, когда ее двери открылись и из церкви повалил народ после проповеди. Теперь нетрудно было определить время, так как вечерние проповеди заканчивались где-то за час до заступления ночной стражи. Значит, сейчас девять – полдесятого вечера.

Сориентироваться, куда идти, было уже несложно, поэтому я быстро добрался до постоялого двора, а затем вошел в зал таверны. Занята была только треть зала, поэтому среди посетителей я почти сразу увидел сидящего в глубине зала Луи в компании двух мужчин. На столе перед ними стояли два кувшина с вином и блюдо с тушкой какой-то птицы. Шевалье, заметив меня, помахал рукой, подзывая, и тут сразу в мою сторону повернулись его новые приятели. Мужчины лет тридцати, крепкие и поджарые, одетые по последней моде, но при этом не имевшие на одежде никаких украшений.

«Компанейский ты у нас мужик, шевалье. Уже успел себе найти новых собутыльников. Что ж, посмотрим, что за люди. Не дворяне, не купцы, не ремесленники… – автоматически стал прокручивать у себя в голове варианты, выстраивая психотипы этих людей, пока шел к столу. – Может, его боевые друзья? Нет, слишком молоды. Лица загорелые, но не обветренные. Значит, не солдаты, а наемники. Тогда чего они здесь забыли? Отбыли контракт?»

Подойдя к ним, представился:

– Клод Ватель. У меня лавка в Туре.

Я не просто так представился, так как знал, что наемники презрительно относятся к буржуа, и теперь мне было интересно посмотреть на их реакцию.

– Роже. Жан, – назвались они, при этом у обоих был вид, словно они любимого брата встретили. – Садись с нами, приятель!

Наемники, насколько я мог убедиться на личном опыте, в первую очередь, солдаты, равнодушно относящиеся к человеческой жизни и страданиям других людей. Смелые и решительные при выполнении своего долга, но при этом невежественные, алчные, грубые и неразборчивые в средствах. Опыт общения с шотландцами, которых я нанял для дела «Красных плащей» в Туре и рассказы-воспоминания Жерара Бриоля, бывшего наемника, говорили сами за себя. Вот только Роже и Жан не выглядели грубыми и себялюбивыми солдафонами, которым нравилось подминать под себя, ломая, людей, что было весьма странно, тем более что они выглядели довольно пьяными. Я было снова подумал, что они просто старые друзья Луи, но в разговоре скоро выяснилось, что они познакомились здесь, в таверне. Мы допили стоявшее на столе вино, после чего я заказал еще один кувшин, но при этом сказал, что устал сегодня и собираюсь пораньше лечь спать. После моих слов я должен был получить порцию ругани, но вместо этого они стали шутливо высмеивать меня, говоря, что время детское, а мы взрослые мужчины. Теперь мне окончательно стало ясно, что это не те люди, за которых они пытаются себя выдать, так как наемники никак не относились к категории обходительных и вежливых людей. Вывод: наемные убийцы и они пришли именно за мной.

Стоило мне подтвердить свои подозрения, как предо мной встала новая задача: сработать на опережение. Изображая веселого и пьяного буржуа, заманить убийц в ловушку, а затем выпотрошить. По-другому никак – или ты убьешь, или тебя убьют. Когда в стране кровь льется как вода, и нет ничего дешевле, чем жизнь человека, надо уметь говорить на языке насилия. Иначе не выжить. Их появление, как ни удивительно, даже в какой-то мере порадовало меня, так как, во-первых, подтвердило мои предположения, а во-вторых, появился шанс, что они выведут меня на пока невидимых врагов. К тому же мне было интересно, как они могли меня так просто найти. Чтобы не затягивать представление, я сделал вид, что опьянел. Стоило им это увидеть, как наемники, в свою очередь, решили, что пора заканчивать, и пригласили нас пойти в бордель, где есть отличные девчонки.

– Отлично, парни! – пьяным голосом воскликнул я. – То, что надо! Прямо сейчас и пойдем.

При этом я встретил предупреждающий взгляд Луи, который, словно о чем-то хотел меня предупредить, но я сделал вид, что ничего не заметил. Мы вышли из таверны и, весело переговариваясь, пошли по опустевшим улицам. Мне, как и наемным убийцам, требовалось тихое местечко, но они лучше знали город, поэтому я предоставил им выбор. Отыгрывая роль торговца, я рассказывал им про закупку тканей, при этом неумеренно жестикулировал руками, чтобы не насторожить отдельным резким жестом внимание наемников. Я дождался момента, когда те переглянулись, видно готовые на нас напасть, и в моей руке вдруг неожиданно появился кинжал, а в следующее мгновение вскрикнул Роже, которому я вонзил лезвие в бедро. Его невольный крик отвлек напарника и дал фору Луи, тот отскочил в сторону на пару шагов и выхватил из ножен кинжал. В следующую секунду в руках наших убийц тускло заблестели при лунном свете лезвия длинных ножей, вот только Роже, судя по гримасе боли на лице и прижатой к бедру руке, которой он судорожно пытался зажать кровоточащую рану, уже было не до драки. Даже при свете луны было видно, как его правая светло-зеленая штанина потемнела от крови. Головорезы только сейчас поняли, что сами попали в ловушку, и теперь лихорадочно пытались понять, как из нее выбраться. Вот только я не собирался давать им время для размышлений.

– Мне не нужны ваши жизни, приятели, мне лишь нужен тот, кто вас нанял. Я даже готов вам заплатить за сведения, а чтобы вы могли убедиться в честности моих намерений, просто достану кошелек и кину к вашим ногам. Хорошо?

Головорезы прекрасно понимали, что это был наилучший выход из создавшейся ситуации, к тому же деньги и были главной целью их жизни. Если у Жана имелся шанс убежать, то у Роже оставалась надежда сохранить свою жизнь, только согласившись на мое предложение. Именно поэтому он, как я и предполагал, быстро ответил:

– Мы согласны.

Переложив кинжал в левую руку, правой залез в поясную сумку, достал кошелек и бросил его перед наемными убийцами. Тот шлепнулся на землю с тихим, приглушенным звоном.

– Впрочем, вас двое, а я человек не жадный. Вот, держите еще один, – и я снова запустил руку в сумку.

Убийцы не отрывали от нас настороженных глаз, ловя малейшее движение, но при этом все же не смогли правильно среагировать на мой резкий и неожиданный бросок. Вместе с моим коротким вскриком «Бей!» туго набитый кошелек с деньгами ударил в скулу Жана, словно кулак. Луи сумел доказать, что он опытный боец, в то же самое мгновение бросившись на ошеломленного внезапной болью наемника, и когда тот неловко попытался отразить удар, сумел ловко полоснуть своим кинжалом по руке убийцы, державшей нож. Вскрикнув от боли, Жан уронил нож, а уже в следующее мгновение к его шее прижался кинжал Луи.

– Только дернись, падаль, – негромко предупредил он убийцу.

Роже даже не попытался прийти на помощь напарнику. Вместо этого, тяжело хромая, он отступил назад, прижался спиной к стене дома и выставил перед собой нож. Быстро подобрав кошельки, я сначала прислушался к звукам ночного города, но не услышав ничего подозрительного, повторил вопрос:

– Так кто вас нанял?

При этом я заметил, как Роже бросил быстрый взгляд на своего напарника, который, очевидно, был главным в их паре. Они знали, что рано или поздно их убьют, но каждый раз после очередного кровавого дела оба делали вид, что им плевать на смерть, хотя сами в душе радовались, что остались живы. Вот и сейчас, в минуту смертельной опасности они страстно хотели жить, хотели отсрочить это страшное мгновение. Именно поэтому оба чуть ли не наперебой, в жалкой надежде, что им сохранят жизнь, рассказали мне все, что знали.

Эта история началась в таверне «Упрямый баран», где целыми днями сидит Толстый Жерар, старый бандит, давно отошедший от прежних дел и теперь ставший посредником у грабителей и убийц. Время от времени он им подкидывал работу, вот и сегодня свел их с дворянином, которого они раньше никогда не видели. Жан коротко описал его: мужчина средних лет, черноволосый, нос с горбинкой, взгляд жестко-колючий. Одет богато, на пальцах – три перстня. Один из них очень понравился Жану. Он был выполнен в виде змеи, которая в пасти держала изумруд. Он предложил им найти и убить человека, который только сегодня приехал в Бурж, но при этом не дал никакого описания, а вместо этого сказал лишь имя: Клод Ватель. Для начала он предложил поискать его в «Голове сарацина», а если того там нет, то поговорить со стражниками, стоящими у ворот. Мне сразу стало ясно, что я очередной раз лопухнулся, недооценив мозги местных товарищей.

– Имя, какие-то подробности о нем. Может странно, с акцентом, говорил?

– Нет. Ничего такого. Может, он Толстому Жерару что-то сказал? – предположил Жан.

– Господа, мы согласны заплатить хорошие деньги за наши… – начал было просить нас Роже, но я его перебил:

– Кончай!

Меня снова удивил шевалье. Луи, восторгавшийся пейзажами во время нашего путешествия и воспевавший в своих песнях любовь и благородство, сначала быстро и хладнокровно перерезал глотку бандиту, а потом, обыскав труп, забрал кошелек. Я сделал то же самое, вот только в отличие от него у меня не было его веры в человеческие добродетели, зато я был хорошо знаком, в той жизни, с большей частью смертных грехов.

«Впрочем, и в этой тоже», – подумал я, тщательно вытирая свой кинжал об одежду мертвеца.

Еще раз прислушавшись, мы постарались как можно быстрее уйти с места преступления. Вернувшись на постоялый двор, решили, что нам не стоит задерживаться в этой гостинице и уже завтра, с самого утра, съехать. Шевалье все это время молчал, видно ждал, что я ему все объясню, а не дождавшись, спросил:

– Мой друг, ты мне ничего не хочешь сказать?

– Я же предупреждал тебя, Луи, что еду по делам, а значит, для веселья времени не будет.

– Это у тебя такие дела? Причем в самый первый день нашего приезда. Боюсь даже представить, что будет дальше, – он помолчал, испытующе глядя на меня, но не дождавшись какой-либо реакции, продолжил: – Не хочу навязывать себя, но если у тебя неприятности, ты так и скажи. Мы не друзья, но раз я считаюсь твоим учителем, а ты мой ученик, то ты под моей защитой. Надеюсь, ты не хочешь меня обидеть своим недоверием?

Он говорил серьезно и, похоже, уже начал сердиться.

– Луи, это государственное дело, – увидев, что шевалье нахмурился, я поспешил добавить: – Если мне придется схватиться с врагом лицом к лицу, то, клянусь своей честью, ты будешь стоять со мной, плечом к плечу. Договорились?

Шевалье помедлил, пытаясь найти подходящие аргументы, но не найдя, сдался:

– Хорошо, но ты поклялся.

Открылась еще одна грань человека-дворянина. Он был готов обнажить оружие и вступиться за человека, которого знал чуть больше недели. Как это назвать, если не рыцарской честью? Еще мне понравилось, что Луи не стал меня ни о чем расспрашивать, хотя с его большим жизненным опытом должен был понимать, что от политических игр надо держаться как можно дальше. Если и прилетит, то будет не так больно.

Наутро мы разъехались по разным гостиницам, договорившись время от времени встречаться.

Меня предали и продали, что не являлось ни новостью для меня, ни поводом для переживаний, зато теперь я точно знал, что расшифрован. Сведения обо мне опоздали в Бурж только на несколько часов, но надо признать, что я не сильно торопился в дороге. Сразу появилось предположение, что весть о шпионе была передана с королевским курьером, что означало прикрытие местной шайки на высшем уровне.

Главное для таких, как я – подготовка и информация. Находясь на чужой территории, приходится непрерывно изучать и анализировать окружающую обстановку, чтобы правильно оценивать степень опасности. Бдительность помогает реагировать на внешние угрозы, расставить приоритеты и оценить риски, а для того, чтобы свести риск к минимуму, агент должен уметь «оставаться в тени», то есть быть невидимым для противника. Вот только сейчас я потерял свое главное преимущество, так как обо мне уже здесь знают и, в чем я уже не сомневаюсь, готовят облавную охоту. Правда, был шанс, что стоит им узнать о провалившемся покушении, мои враги могут просто свернуть все операции и лечь на дно. Пока новости не дошли до противника, мне надо было срочно навестить посредника, Толстого Жерара, хотя особой надежды у меня на него не было, так как в таких делах обходятся без имен и представлений.

«В любом случае начинаю обрастать связями, а значит, дело сдвинулось с мертвой точки», – усмехнулся я про себя и с самого утра отправился в таверну, где должен был находиться посредник. Для начала я решил посмотреть на него, а уже потом решать, с какой стороны к нему подходить. Деньги, угрозы или прямое насилие.

Таверна по своему внешнему виду, исходя из моего опыта посещения подобных заведений, выглядела на троечку. Правда, тростник, лежавший на полу, был свежий, да и на хозяине заведения был относительно чистый фартук, но при этом здесь не пахло душистыми травами и копченостями, так как все, несмотря на открытые окна и двери, перебивал запах пива и чеснока. У стены, в самом конце зала, сидела компания из трех человек, игравшая в кости. Если исходить из того, что здесь находилась своего рода бандитская штаб-квартира, то эти уголовники, скорее всего, представляли собой группу силовой поддержки. Меня они обшарили взглядами с ног до головы, но ни слова, ни жеста в мой адрес с их стороны не последовало. В свою очередь я быстро огляделся и сел за стол у открытого окна, чтобы иметь возможность ненавязчиво наблюдать за посредником. Толстый Жерар, некогда мощного сложения мужчина, сейчас представлял собой кучу жира, расплывшуюся на широкой деревянной лавке. Перед ним на столе стоял кувшин и кружка, к которой он время от времени прикладывался, а также тряпка, которой он вытирал с лица и шеи пот. Я заказал пирог из кролика и вино. Единственный вывод, который пока можно было сделать, глядя на посредника, заключался в том, что у того хорошо варила голова. Во-первых, он не окончил жизнь на виселице и не был убит в пьяной драке, во-вторых, он и сейчас имел определенное влияние, хотя бы потому, что прямо сейчас что-то негромко втолковывал трем головорезам, сидевшим напротив него, а те его внимательно, не перебивая, слушали.

«Если у него есть мозги, значит, он сначала меня выслушает, потом прикинет, насколько это дело ему выгодно, после чего уже начнется торговля. А вот угрожать ему, пожалуй, бесполезно».

Мне повезло, что, когда я пришел, разговор за столом Толстого Жерара заканчивался. Когда бандиты ушли, я уже доел пирог, а вино мне не понравилось, поэтому допивать его не стал. Обвел взглядом зал и неожиданно наткнулся на внимательный и ощупывающий взгляд посредника, который как бы говорил, кто ты такой, парень? Причем встретившись со мной глазами, он не отвел взгляда.

«У толстяка, похоже, хорошо развита интуиция. Сразу понял, что я не обычный посетитель».

Поднявшись, кинул пару мелких монет на стол, потом подошел к столу Толстого Жерара и сел напротив него. Тот криво усмехнулся, но при этом было видно, что напрягся. От него шел острый запах пота и кислый запах грязного белья, поэтому пришлось сделать определенное усилие, чтобы не поморщиться. Его лицо, как и тело, было рыхлым и оплывшим, но взгляд при этом оставался живым и острым. Здороваться я не стал, да и он тоже не произнес ни слова. Посетителей в зале было немного. Игроки в кости и несколько посетителей, занятые едой.

– Так что тебе надо? – наконец спросил он меня.

Причем в его голосе не было ни злости, ни угрозы и, хотя он прозвучал как бы спокойно, в нем чувствовалась нотка беспокойства.

– Ответь мне прямо и честно на один вопрос. Я хорошо заплачу.

– Говори.

– Тебе заказали меня убить. Роже и Жан, они так себя назвали, – теперь толстяк еще больше напрягся, но при этом в его взгляде читалось любопытство, к тому же, судя по его реакции, он уже знал о их смерти. – Мне нужно имя заказчика.

– Знаешь, как эти парни себя называли? Торговцы смертью. Это Жан придумал. Славный парень. Он ведь когда-то был актером. Мои друзья любили красиво поговорить и хорошо одеваться, но при этом свое дело знали и приносили мне неплохой доход, – при этом его голос по-прежнему был бесстрастен, не чувствовалось ни малейшего следа эмоций.

– Сочувствую твоей утрате, – усмехнулся я, – но тут или они, или я.

– Понимаю. Вот только чем ты докажешь, что это ты их убил, парень?

– Я не собираюсь ничего доказывать. Мне просто нужно имя того дворянина, который меня заказал.

– Так дела не делаются, господин хороший, – тут он бросил взгляд поверх моего левого плеча и негромко крикнул: – Огюст!

Я понимал, что это, скорее всего, проверка, но с этих бандитов станется засадить мне нож в спину. Мое напряжение Жерар сразу отметил и сейчас с любопытством наблюдал за мной, что я буду делать. Кто-то из бандитов подошел и встал за моей спиной.

– Огюст… проводи господина и дай понять, что ему здесь не рады.

За моей спиной раздался ехидный смешок, который прозвучал уж больно отчетливо в наступившей тишине. Все ждали моей реакции, но я спокойно встал из-за стола и пошел к двери, ничего не говоря и не делая резких движений.

Мы вышли с бандитом на улицу. У входа на корточках сидел паренек лет тринадцати-четырнадцати. Он был бос, но при этом у него на голове плотно сидела суконная шляпа с обвисшими полями. Лицо у парнишки было смуглое и скуластое, а взгляд нагло-хитрый. Именно такие вороватые личности, давно забывшие про совесть, предпочитают засунуть руку в карман ближнего своего. При виде нас он как-то по-особому усмехнулся. Судя по его усмешке, похоже, Толстый Жерар уже не в первый раз откалывает подобные шутки. Я повернулся к своему сопровождающему. Худое лицо, небольшой шрам на подбородке, а губы скривились в ухмылке. Вот только стоило мне повернуться, как она резко сползла с его лица. Он ожидал увидеть ярость или страх, но никак не веселую улыбку уверенного в себе человека. Звериным инстинктом он вдруг почуял исходящую от меня опасность, как я вдруг неожиданно его спросил:

– Деньги есть? А если найду?

Вопросы загнали недалекого бандита в секундный стопор, но мне и этого хватило, чтобы провести серию из трех ударов. Удар в солнечное сплетение, после чего противник сгибается и наклоняется вперед, подставляя подбородок под второй удар – локтем той же руки, от которого его голова откидывается назад, открывая горло для завершающего удара – ребром ладони из верхней точки дуги, описанной рукой. Из горла бандита вырвался хрип. Ошеломленный мальчишка вскочил на ноги и замер, не веря своим глазам.

– Не торопись, парень. Сам все скажу Жерару, – предупредил я паренька, уже готового кинуться к двери.

Наклонившись над хрипящим бандитом, я выхватил кинжал и срезал с его пояса кошелек. У паренька глаза аж округлились от удивления при виде наглости незнакомца. Вернувшись в таверну, я подошел к столу, затем кинул перед Жераром кошелек, срезанный с пояса Огюста. На его удивленно-вопросительный взгляд ответил:

– Верни парню, а то пока он там валяется без памяти, его могли ограбить нехорошие люди.

После моих слов в зале установилась тишина. До этого громко разговаривавшие в углу игроки разом замолчали и вскочили на ноги, готовые по первому приказу кинуться на меня. Даже хозяин таверны, вальяжно сидевший на скамейке возле своих бочек, инстинктивно вскочил на ноги. Я исходил из двух вариантов. Или мне сейчас придется бежать со всех ног, или мне предложат продолжить разговор, но Жерар неожиданно оказался мужиком с юмором. Он вдруг хлопнул ладонями по столу так, что подпрыгнули кувшин и кружка, затем оглушительно захохотал.

– Он… ха-ха… благородный человек… ха-ха-ха! Вернул… ха-ха-ха… кошелек Огюста! Чтобы не украли! Ха-ха-ха!

Головорезы наконец поняли, в чем дело, и тоже начали смеяться, при этом не забывая отпускать грубые шутки по поводу неудачи своего подельника. Когда веселье закончилось, игроки по жесту толстяка отправились за Огюстом, а мне Жерар предложил сесть и обсудить дело, ради которого я пришел.

– Вижу, что ты решительный и смелый человек, раз так быстро разобрался с Огюстом. Так что, думаю, ты не соврал насчет судьбы моих бывших приятелей. Роже мне никогда не нравился, воображал много, одним словом, надутый индюк, а вот Жана жалко. Веселый был парень. Впрочем, на все воля божья, все там будем, – он перекрестился, затем одним глотком осушил кружку с пивом, рыгнул и продолжил: – Теперь к делу. Врать не вижу смысла, поэтому скажу так: имя дворянина мне неизвестно и никогда раньше не приходилось его видеть. Могу описать его, но думаю, что ты и так это знаешь.

Он вопросительно посмотрел на меня, я кивнул, соглашаясь.

– Он заплатил мне вперед половину суммы и должен был прийти потом, но так как уже знает, что случилось, то, понятное дело, не явится.

– Может, у него есть шрам, серьга в ухе или есть какой-нибудь характерный жест, например, потирает подбородок при разговоре? – все же решил уточнить я.

– Нет, ничего такого. Единственное, что могу добавить: денег у него много. Я запросил с него хорошие деньги, а он даже глазом не моргнул. Просто взял и заплатил.

Я кинул кошелек на стол.

– Если придет, пусть кто-нибудь из твоих парней проследит за ним. Я не жадный и всегда плачу по счетам.

Поднявшись, я пошел к дверям таверны, провожаемый взглядами посетителей и бандитов.

«Тут Жерар прав. Скорее всего, заказчик не придет. Жаль, конечно. Осталась только надежда на Фурне. Ну и на помощника прево».

Аккуратно проверившись на маршруте, я без труда избавился от слежки щуплого паренька, который до этого сидел у двери в таверну и, без сомнения, был послан за мной Жераром. Видно, больно интересным человеком я ему показался.

Глава 4

Выждав какое-то время после смены городской стражи, я направился к Фурне. Специально оделся попроще, чтобы не привлекать лишнего внимания. Немного денег в кошельке и кинжал в потайных ножнах, под одеждой. Город тем временем готовился ко сну. Городской шум, раздражавший меня в течение долгого дня, словно растворился с приходом сумерек и только местами были слышны пьяные крики и женский смех, доносящиеся из таверн и борделей. Иногда можно услышать лязг железа и мерный топот сапог патрулей ночной стражи, совершавших очередной обход. Если их легко можно обойти, то нарваться на притаившихся в темноте грабителей можно было запросто, поэтому я шел, насторожившись, просеивая сквозь себя малейшие звуки, но кроме писка крыс, роющихся в отбросах, да цокота когтей пробежавшего мимо меня бродячего пса ничего подозрительного так и не услышал. Иногда приходилось идти почти на ощупь, из-за того, что верхние этажи домов, нависая над улицей, местами создавали почти непроглядную, чернильную темноту.

Подойдя к дому Бретонца, я сначала бросил взгляд по сторонам, но не заметив ничего подозрительного, тихо постучал. Дверь почти сразу открылась, мы поздоровались, и я переступил порог. Хозяин дома закрыл за мной дверь и прошел следом, при этом я сразу отметил, что он одет не по-домашнему.

«Может, собрался куда-то идти?»

– Есть что-нибудь? – поинтересовался я.

– О кражах из казны никто ничего не слышал, но я не всех своих вчера нашел. Буду еще спрашивать. Вот вы вчера, сударь, сказали, что деньги большие, а значит, обязательно за собой глубокий след оставят. Так вот, в прошлом году, аккурат в конце лета, на день смерти Иоанна Крестителя, у нас в городе открылось одно заведение под названием «Дом изысканных удовольствий». Лучшие бургундские и испанские вина, опиум, мальчики и девочки.

– Это действительно интересно. А кто хозяин этого заведения?

– Говорят, что это некто Жак де Летар, шевалье. О нем мне ничего не известно. Единственное, что мне еще сказали об этом доме: в него так просто не попадешь. Еще я тут подумал… Если тащат из королевской казны, то тут обязательно замешан один из нотариусов. Без него никакая бумага не пройдет.

– Знаешь, а ты прав, – за все это время он не предложил мне сесть, и мы все это время стояли. – Ты куда-то собрался?

– Я договорился о встрече с одним приятелем. Если желаете, можем сходить вдвоем.

«Приметы дворянина мне известны. А вдруг его здесь встречу?»

– Почему бы и нет?

– Вы с ворами и разбойниками раньше имели дело?

– Приходилось.

– Ничему не удивляйтесь, сударь, ничего…

– Знаю. Не верь, не бойся, не проси, – усмехнулся я.

– Вы не правы, сударь, бояться надо обязательно, но только в меру. Страх придает остроту чувствам. Уж поверьте мне, на себе испытал. И еще. Будьте осторожны в разговоре. Я представлю вас своим старым приятелем, приехавшим из Тура. А теперь идемте.

– Тогда я – Клод.

– Хорошо, Клод, – усмехнулся Бретонец.

Я здорово рисковал, идя с ним в притон, полный воров и грабителей, где меня вполне могла ждать засада. К тому же кто мог поручиться за честность бывшего уголовника? С другой стороны, сидеть и ничего не делать в надежде, что Бретонец принесет мне на блюдечке информацию, по меньшей мере глупо, к тому же он может что-то не так понять или просто упустить нечто важное, не придав тому значения.

Улицы то переплетались, то разбегались в разные стороны, так что проследить, куда мы идем, не представлялось возможным. Впрочем, я сделал для себя две отметки. Когда мы пересекли одну из базарных площадей города, причем быстро ускорили шаг, так как где-то недалеко в темноте был слышен злой, остервенелый лай и рычание стаи собак, которые за что-то дрались. Второй раз, когда мы проходили мимо борделя, где нас окликнули, предлагая испытать все радости жизни, а еще спустя несколько минут мы подошли к таверне. У входа горел фонарь, а над ним висела вывеска, но разобрать в темноте, что там было нарисовано, из-за опустившейся на город темноты было невозможно. Где-то рядом было слышно, как постанывала женщина, а ей почти в такт вторило кряхтение мужчины. Из-за неплотно закрытой двери слышался невнятный шум голосов.

Мне не пришлось в прошлой жизни бывать на воровских хазах, но пару раз приходилось укрываться от преследования в местах, которые выглядели намного хуже, чем эта средневековая таверна. Стоило мне переступить порог, как в нос ударил запах кислого пива и подгоревшего лука. Черные от копоти балки нависали над головой. Заплеванный, грязный пол. В подвешенных к потолку плошках горели свечи из жира. Они плохо светили и сильно воняли, но ничего удивительного в этом не было, так как хорошие восковые свечи были очень дороги. Посередине зала стоял очаг, снабженный дымоходом. Вдоль стен расположились табуреты, скамьи и столы на козлах.

У очага стоял вышибала, здоровенный мужик, с выпирающими из рукавов мускулами и тупым взглядом, держа в руке дубинку. Он пробежал по нам глазами, после чего перевел свой взгляд на других посетителей. Среди них были обычные пьяницы, парочка из которых уже спала, несколько одиночек, поглощенных своими мыслями и содержимым кружек, и три-четыре компании завсегдатаев, пивших и игравших в кости в обществе шлюх. Подавальщики подносили вино и пиво игрокам и прочим посетителям.

– Иди за мной, – коротко бросил Фурне.

На нас никто не обратил внимания, кроме нескольких брошенных равнодушных взглядов посетителей, мимо чьих столов мы проходили, как вдруг в какой-то момент у меня возникло ощущение чужого взгляда, пристально за мной наблюдающего.

«Меня узнали?!»

Я даже не успел оценить это ощущение, как из-за впереди стоящего стола, где сидела компания из трех человек, поднялся мужчина. Худой и жилистый тип, с большими залысинами и длинными, сальными волосами, лежавшими на плечах камзола. В его глазах плескалась ненависть.

– Какая неожиданная встреча, клянусь всеми святыми! – воскликнул он и расплылся в злобной улыбке, обнажая гнилые пеньки зубов.

Растерянность как появилась, так и исчезла. Это был привет из прошлого старого хозяина тела, вот только сейчас мои следующие действия зависели от поведения этого типа. Он должен был сделать первый шаг, чтобы я мог понять, как следует реагировать на эту неожиданную встречу. К тому же трое бандитов, сидевшие с этим типом за одним столом, встали вслед за ним, хотя и не понимали, в чем дело, но судя по их кривым ухмылкам, они не останутся в стороне. В не меньшей степени меня волновал Бретонец, так как мне было непонятно, это его рук дело или просто случайность. С другой стороны, если это не подстава, мне не хотелось, чтобы тот влез по дурости в драку, если такая случится. Так как он шел впереди меня, поэтому не сразу отреагировал, что это окрикнули меня. Сейчас он повернулся и стоя смотрел, как обычный зевака.

– Что ты вылупился на меня?! – заорал на меня неизвестный мне тип. – Зассал, слизняк вонючий, или сразу в штаны наложил?! Надеюсь, ты не забыл, что за тобой должок остался, крыса кладбищенская?! Что ты смотришь на меня, сучий потрох, делая вид, что не узнаешь?!

После подобного выступления мне здесь делать было нечего, а значит, надо было как можно быстрее отсюда вырваться. Тело напряглось, готовое действовать, как вдруг этот тип неожиданно крикнул:

– Дубина!

Я успел заметить быстрое и резкое движение слева от себя, но попытка уйти от удара удалась только частично, а затем, пока я пытался развернуться, последовал новый удар. Голова словно взорвалась, и я погрузился в темноту.

Очнулся я в каком-то вонючем и темном подвале, в компании крыс, которые беспрестанно бегали и пищали. Голова разламывалась от боли. Осторожно сел, затем потрогал голову. Рассечена кожа. Волосы слиплись от крови, но голова не проломлена. Не мутило, а значит, обошлось без сотрясения мозга. Денег в поясной сумке, понятное дело, не было, ножа я не носил, а кинжал просто не смогли найти. Стандарт бандитского мышления – забираем то, что видим. Меня удивило другое: почему я не связан? С минуту поразмышляв, нашел ответ. Мне уже доводилось слышать, что прежний Клод Ватель был осторожным и трусоватым человеком, а этот тип из его прошлого, значит, знал, что собой его прежний дружок представляет. Страх был, не без этого, вот только он у меня давно посажен на поводок, впрочем, как и эмоции. Пытаться понять, что произошло и что последует дальше, без исходных данных не имело смысла. Сам факт, что меня не убили на месте, говорил о том, что сначала попытаются развести на деньги… Не успел я додумать эту мысль, как раздался тихий звук и это явно была не крыса.

– Кто тут?

– Я, – голос, робкий и испуганный, явно принадлежал мальчишке.

– Я, это кто?

– Ангелочек.

– Что? – я так удивился, что на минуту даже забыл, в какой ситуации сейчас нахожусь и пока даже не знаю, выберусь ли отсюда живым.

– Ты… не наш?

– Или ты сейчас все толком объяснишь, или я тебе башку скручу, как цыпленку.

Спустя несколько минут я понял, что сижу в подвале тайного дома свиданий, только здесь посетителей обслуживают не женщины, а мальчики и молодые мужчины. Я уже знал, что церковь считала анальный секс, скотоложство и гомосексуализм тяжкими, содомскими, грехами, за которые в подавляющем большинстве стран Европы полагалась смертная казнь.

«Твари заднеприводные».

– За что ты здесь?

– Я хотел ударить ножом Маргаритку за то…

– Рот захлопни! – прикрикнул я на мальчишку.

Путаница в моей голове еще больше выросла. У меня счеты с этим типом, а при чем здесь, как их здесь, в Средневековье, называют, мужеложцы?

Когда глаза привыкли к темноте, я встал на ноги и осторожно поднял руку вверх, кончики пальцев коснулись покатого свода. Камень холодил пальцы. Осторожно повел головой по сторонам и сразу увидел слабо светящуюся щель под дверью. Не обращая внимания на сердитый писк крыс, шнырявших прямо у меня под ногами и, судя по всему, считавших себя хозяевами подвала, я пошел на свет, но неожиданно наткнулся на деревянные обломки, некогда бывшие бочками.

«Бывший винный подвал».

Тяжелая дверь была закрыта снаружи. Приложил ухо к плотно сбитым доскам. За дверью стояла тишина. Отойдя от двери, я спросил мальчишку:

– Кто здесь хозяин?

– Дядюшка Этьен. Он хороший, а Жак Виселица – плохой. Он страшный и противный. Это он меня сюда бросил и сказал, что скормит меня своим собакам-людоедам. Тут темно, холодно и крысы, – сразу стал жаловаться молоденький гей. В его голосе появились плачущие нотки. – А нам сегодня на сладкое обещали фрукты, сваренные в меду, и мой любимый миндальный марципан. Еще я люблю…

– Жак Виселица, это кто? – перебил я его.

– Он страшный человек, – снова повторил мальчишка. – Мы его все боимся. Его люди наказывают нас, когда кто-то из нас провинится.

– Сколько их? М-м-м… Назови их.

– Дубина. Он на нас, как и Виселица, совсем не обращает внимания. Смотрит, как на пустое место. Он уродливый, мерзкий, противный и от него постоянно воняет. Фу. Сухарь тоже такой. А вот Жердь и Худой совсем другие. Улыбаются, подмигивают, а то и по попке хлопнут. Правда, они тоже противно воняют.

«Так вот почему я здесь. Местная крыша. Пять человек, во главе с Виселицей. Много для меня, но, если не связали, то это может говорить о том, что Виселица меня совсем не боится, и на этом можно сыграть. К тому же часть его парней должна быть на работе. Значит, двое или трое. Чем вооружены? Ножи или кинжалы. Выведут из подвала, а там уже начнут выбивать деньги. Что может знать уголовный персонаж из прошлого Вателя? Бывший вор и сутенер. Жадный… Значит, будут выжимать из меня деньги».

– Ой! Крыса! Она на меня прыгнула! – неожиданно вскрикнул мальчишка. – Большая и противная! Мне страшно! Можно я с тобой сяду?

Сработало чувство осторожности. Темнота, ничего не видно. Ткнет шилом в шею и финита ля комедия, тем более сам сказал, что хотел кого-то зарезать. Да и чувство легкой брезгливости никуда не делось.

– Сиди, где сидишь.

– Фу. Ты тоже противный.

Спустя какое-то время за дверью послышался невнятный шум, а спустя несколько минут лязгнул засов, затем заскрипела на проржавевших петлях тяжелая дверь. В освещенном дверном проеме показалась фигура мужчины с факелом в руке, он поднял его над головой и сделал пару шагов вперед. Огонь разогнал темноту, а заодно и крыс, которые, пища и стуча коготками по камню, бросились в разные стороны.

– Чего сидишь, урод? На выход! – скомандовал бандит.

– А я? – пискнул Ангелочек. – Мне тут страшно.

– Заткнись, сучонок, – равнодушно бросил ему головорез.

Не знаю, что там этот Висельник наговорил своим подельникам о прежнем Вателе, но бандит относился ко мне с явным пренебрежением. Выйдя, он встал у двери. Перешагнув порог, я быстро огляделся. В помещении стоял легкий полумрак, разгоняемый факелами, вставленными в крепления. Сам подвал был разделен на две части. Одна под тюрьму, другая, если можно так выразиться, жилая. Здесь у стены находился стол, представлявший собой сбитый из досок щит, стоявший на козлах, за которым сидел мой старый знакомый, а рядом с ним, подпирая стену, стоял уродливый громила, крутивший в руке дубинку. У другой стены было нечто похожее на буфет, без дверок, с посудой и бутылками, стоящими на полках. В следующий момент я получил сильный толчок в спину, после чего проделав в ускоренном темпе несколько шагов, оказался у стола с типом, похоже, имевшим серьезные претензии к Клоду Вателю.