Записки резидента. По заданию Сталина – в Поднебесную

Искусство разведки

© Панюшкин А., 2024

© ООО «Издательство Родина», 2024

Предисловие

В пасти дракона и когтях орлана

Всякая дипломатия есть продолжение войны иными средствами.

Чжоу Эньлай

«Нет большей ценности, чем составить ясную картину происходящего», – 2500 лет назад писал китайский полководец Сунь-Цзы. Действительно, кто владеет информацией, тот управляет настоящим и владеет будущим. В связи с этим сбор информации, правильные выводы из неё, составление картины происходящего как предпосылки для принятия решения – вся эта работа сама по себе является неотъемлемой частью повседневной разведывательной и дипломатической деятельности. Если эта работа проделана успешно, то результат может дать верные ориентиры для последующего действия или даже предопределить его успех.

В первой половине 20‑го века ситуация на дальневосточных рубежах Советского Союза была сложной. Революция 1925–1927 гг. в Китае потерпела временное поражение. Во главе государства и армии стоит маршал Чан Кайши. Часть региона оккупирована Квантунской армией императорской Японии. 7 июля 1937 г. японские войска вторгаются в Северный Китай. За короткий срок они захватили столицу Китая Нанкин, а также крупнейшие центры восточного соседа СССР, такие, как Пекин, Тяньцзинь, Шанхай и другие. 21 августа 1937 г. в самый тяжелый для Китая момент СССР и Китайская Республика заключают договор о ненападении, что стало ударом по политики Японии, рассчитывающей на международную изоляцию Китая. Советский Союз первым пришёл на помощь Китаю в его национально-освободительной борьбе против японских захватчиков. Это было выражением искреннего стремления поддержать дружественный китайский народ, ставший жертвой агрессии. Скоро СССР ещё раз показал, что он твердо стоит на стороне Китая. Последовали советско-японские бои в районе озера Хасан (1938), а затем у Халхин-Гола (1939) на границе с Монголией.

В Москве пристально наблюдали за тем, как развивались события в Китае. Для руководства было не так важно, какое правительство окончательно обоснуется в столице, – главное, чтобы оно являлось дружественным СССР. Чан Кайши долгое время воспринимался как самая значимая в Китае фигура – он был лидером Китайской республики.

Летом 1939 г. на китайской политической сцене появляется скромный, высокий и худощавый молодой человек с документами уполномоченного Совета Народных Комиссаров Советского Союза, направленного для реализации торгового соглашения с китайским правительством. Через несколько недель он становится Полномочным представителем СССР в Китае и, одновременно, главным резидентом НКВД, которому предстояло принять руководство разветвленной сетью, охватывающую Маньчжурию, Восточный и Южный Китай с точками в Нанкине, Шанхае, Харбине, Мункдене, Кантоне и т. д. (в Китае работало более 12 легальных и несколько нелегальных резиндентур внешней разведки) [1].

Не секрет, что многие дипломаты были разведчиками, а разведчики, и не только советские, работали и продолжают работать под дипломатическим прикрытием. Но человеческая и профессиональная судьба автора представляемой книги уникальна, он трижды был представителем СССР в столицах двух мировых держав, из них дважды совмещал работу Чрезвычайного и Полномочного посла Советского Союза с работой главного резидента внешней разведки, входил в советские делегации на первых Генеральных Ассамблеях Организации Объединенных Наций, занимал крупные посты во внешней и партийной разведках, возглавлял внешнюю разведку страны. Одновременно, был членом руководящих органов коммунистической партии, в разные периоды возглавлял отделы в ЦК ВКП(б) и ЦК КПСС.

Александр Семенович Панюшкин был сыном своего времени, а время было очень не простым, и вместе с тем, на редкость типичным представителем своего поколения, чей характер и безграничная преданность коммунистическим идеалам оттачивались в грозные предвоенные десятилетия. Главными чертами Александра Семеновича и его сверстников были неуемная тяга к знаниям, чувство локтя и товарищеской взаимовыручки. Современники и коллеги подчеркивали, что А.С. Панюшкин был исключительно порядочным и по своему характеру мягким человеком, обладающий академическими знаниями и широким кругозором, верящим в идеалы социализма и отстаивающим их на всех этапах своего жизненного пути.

Родившись 2 августа 1905 г. в Самаре в семье простого рабочего, он даже не мог тогда надеяться войти в мировую политику и историю своей страны. Учился в церковно-приходском училище, а после революции – в средней школе, которая тогда называлась единой трудовой советской школой. В 15 лет стал работать курьером амбулатории Заволжского окружного военно-санитарного управления, а вскоре ушел добровольцем в Красную Армию. Был трубачом в одном из дивизионов ГПУ. В 1921 г. направлен на обучение на 18‑е кавалерийские курсы, но через год, по причине инфекционного заболевания демобилизовался из армии и устроился ремонтным рабочим на Самаро-Златоустовскую железную дорогу. Александру можно сказать повезло, но перенесенное заболевание еще не раз будет давать знать о себе, оставив на его лице напоминание на всю жизнь в виде землисто-серого оттенка. В 1924 г. по путевке Самарского губкома комсомола поступает в Ленинградскую кавалерийскую школу РККА, по окончании которой служит в 59‑м Приморском кавалерийском пограничном отряде ОГПУ в должностях от помощника начальника погранзаставы, командира сабельного дивизиона маневренной группы, до коменданта Барабаш-Левадовского погранучастка Гродековского района. В 1927 г. был принят в партию[2].

В мае 1935 г. Александр Панюшкин был зачислен и приступил к обучению на Восточном факультете[3] Военной Академии РККА им. Фрунзе. Кроме двух обязательных языков, слушатели углубленно изучали географию (страноведение), цикл социально-политических и экономических наук, ведение войны на любых театрах военных действий, специальные (разведывательные) дисциплины, а также иные предметы, предусмотренные общей программой Академии, чтобы выпускаемые специалисты в то же время являлись бы и генштабистами, получившими соответствующую высшую военную подготовку для службы в Генеральном штабе, с пониманием современных военных тенденций и способных добывать информацию, отражающую реальную военно-политическую ситуацию в регионе работы.

После завершения обучения в августе 1938 г. Александр Панюшкин направляется для прохождения дальнейшей службы в 5‑й (иностранный) отдел ГУГБ НКВД СССР, помощником начальника отделения (после репрессий и чисток по всей стране проходил «партийный набор», Л.П. Берия набирал молодых коммунистов и комсомольцев для работы в органах госбезопасности). В тот первый раз он прослужил в разведке только 3 месяца, решением руководства был переведен и назначен исполняющим обязанности, а через несколько недель начальником 3‑го (оперативного) спецотдела всего Наркомата. 20 декабря 1938 г. А.С. Панюшкина за беспощадную борьбу с контрреволюцией награждают высшей ведомственной наградой «Почетный работник ВЧК-ГПУ (XV)». Именно Александр Панюшкин разрабатывал и реализовывал оперативные мероприятия, в том числе проведение ареста 10 апреля 1939 г., в отношении бывшего Народного комиссара внутренних дел СССР, генерального комиссара госбезопасности Н.И. Ежова.

По итогам переаттестации, полковнику А.С. Панюшкину 30 апреля 1939 г. было присвоено специальное звание – старший майор государственной безопасности (соответствовало воинскому званию комдива РККА).

Для нас остается загадкой, какие именно личные и профессиональные качества послужили основанием для руководства страны, но оно остановило свой выбор именно на А.С. Панюшкине при рассмотрении кандидатов на ответственный пост в Китае. Ряд исследователей считают, что именно в этот период был взят курс на выдвижение новых, молодых, кадров на руководящие посты. Многих вновь назначаемых полпредов и резидентов И.В. Сталин принимал лично.

Так, согласно журналу регистрации лиц, принятых Сталиным И.В. в 1937–1940 гг., их первая встреча состоялась 17 июня 1939 г., но была непродолжительной, всего 5 минут[4].

Но уже 2 и 9 июля А.С. Панюшкин совместно с Л.П. Берия был на повторных приемах, и данные встречи носили длительный характер[5].

Ряд предшествующих событий, а также архивные документы Народного комиссариата иностранных дел указывают на то, что И.В. Сталин поставил перед молодым разведчиком сложнейшую задачу – используя все оперативные возможности и инструментарий дипломатического и разведывательного искусства не допустить втягивание Советского Союза в полномасштабную войну с Японией. Речь шла о безопасности дальневосточных рубежей страны в условиях неминуемого столкновения с гитлеризмом, а к войне на два фронта Советский Союз был не готов. Москвой также ставилась задача любой ценой удержать центральное правительство Китая на позициях активного сопротивления японской агрессии. Особняком стояли вопросы поддержки рабочих и дружественных отношений с КПК, раздираемой внутренними противоречиями и борьбой отдельных группировок за влияние в партии и стране. Сегодня мы может утверждать, что 34‑летний А.С. Панюшкин дополнительно отвечал за организацию личного канала связи между Сталиным и Чан Кайши, а также ЦК ВКП(б), исполнительными органами Коминтерна с руководителями КПК.

Работая с материалом для данной публикации, нам удалось ознакомиться с одни документом, который в свете вышеизложенного и последующего повествования представляет значительный интерес для понимания политики руководящих органов в отношении разведдеятельности.

Документ под названием «Краткая запись указаний т. Сталина по разведке данных им 21 мая 1937 г.», содержит следующие указания:

«1. Нужно иметь в разведке правильную цель и установку, определить кто наши враги… Мы забыли основные правила разведки: есть враги прямые и есть враги возможные. Все союзники возможные враги – и союзников тоже надо проверять. С точки зрения разведки у нас не может быть друзей, есть непосредственные враги, есть враги возможные. Поэтому никаких секретов никому не давать.

Необходимо полностью учесть урок сотрудничества с немцами. Рапалло, тесные взаимоотношения – создали иллюзию дружбы. Немцы же оставаясь нашими врагами, лезли к нам и насадили свою сеть. Разведупр проглядел со своим аппаратом, попал в руки немцев.

Буржуазные государства друг друга выдают, а нас наши «союзники» тем паче.

2. …Надо популяризовать работу разведки и контрразведки. Пропагандировать разведку значит привлечь молодежь, талантливых людей, девушек, ученых…

Разведчик настоящий патриот, герой, деятель своей страны. Надо разъяснять значение разведки и роль разведчика… Нужно изучить иностранный опыт разведки и богатую технику этого дела.

3. Необходимо провести грань между социалистической разведкой и буржуазной, между социалистическим и буржуазным разведчиком.

Буржуазные шпионы бесчестны, беспринципны, продажны, их вербуют на страхе, на их пороках, широко используют проституцию.

Наши провалы в большинстве своем происходят из-за отсутствия идейности. Мы, подбирая своих людей должны основательно прощупать идейность и преданность их.

Разведчик принципиальный, идейный, честный и преданный своей Родине.

Необходимо вести пропаганду о морали нашей разведки.

4. Надо усиленно готовить разведчиков. Необходимо школ побольше, необходимо количество школ увеличить. Школа не дает готового разведчика. Необходимо иметь два вида разведчиков: один вид – организация разведчиков замкнутая состоящая из опытных проверенных активных разведчиков; другой вид людей, которые находятся в сфере разведки, подготавливаются к работе в разведке исподволь, составляют большую среду вокруг разведки, посылаются за границу эти люди изучают страну, осваиваются, совершенствуют свои знания языка, приобретают необходимые навыки, они наблюдают, выполняют исключительно задания на которых не могут провалиться. После одного – двух лет этих людей вызывают обратно, проверяют, дают дополнительную подготовку, наиболее способных можно будет отправить на активную разведывательную работу. Если из ста человек таких людей можно будет отобрать 10 или 20 будет хорошо.

5. Сеть разведупра нужно распустить, лучше распустить всю. Вызвать людей присмотреться к ним и после тщательной проверки некоторых из них можно использовать в другом направлении, послать в другие места. Лучше меньше, но проверенные и здоровые. Центральный аппарат должен состоять только из своих людей.

6…

7. Необходимо шире использовать легальные возможности, посадить военных разведчиков в корпус дипкурьеров, все наши дипломатические учреждения нужно насытить командирами. Разведка должна дать основной состав во все наши дипломатические страны.

Отъезжающих за границу приглашать инструктировать и если не подходит для использования предохранять от вербовки противника.

8. Надо значительную часть наших командиров провести через разведку. Необходимо разведывательную школу укомплектовать командирами военнограмотными людьми.

9. Необходимо иметь в военном ведомстве свою разведку и контрразведку. Необходимо чтобы военные люди вели наблюдение за армией. НКВД должен дать людей в разведку.

Это не исключает совершенно отдельную работу в этом направлении органов НКВД, но необходимо иметь органы для координации всей разведывательной работы.

10. Мы имеем крупные победы, мы сильнее всех политически, мы сильнее экономически, но в разведке нас разбили. Поймите, разбили нас в разведке.

Мы должны создавать свою разведку. Хорошая разведка может отсрочить войны. Сильная разведка врага и наша немощь – провокация войны.

Нельзя быть слепым, надо иметь глаза. Значит надо иметь сильную разведку и контрразведку.»[6].

Конечно же, на плечи вчерашнего выпускника Академии легла большая ответственность – Китай считался во всех отношениях самой сложной для работы и неблагоприятной для проживания страной, ситуация усложнялась еще и тем, что полпред не имел требуемого практического опыта. Но справиться с возложенными на него задачами и быстро войти в курс профессиональных тонкостей помогли острый аналитический ум и знания, полученные в период учебы в Академии. Ему предстоит разобраться в существе китайской политики, не показной, а реальной.

По прибытию в город Чунцинь, именно там тогда располагались правительственные учреждения и советская миссия, А.С. Панюшкин сразу приступил к изучению и анализу непростой ситуации в Китае, его многовековых политических и культурных традиций, особенностей менталитета китайцев, началось его профессиональное погружение в «материал».

Чунцинь являл собой средоточие во многом разнонаправленных интересов представителей правительства Чан Кайши во главе с правящей партией Гоминьдан, соревнующихся с ними за внутрикитайскую повестку дня коммунистами и сотрудников посольств, в основном союзных держав и «стран Оси». Временная столица Китая, располагалась на гористом, левом берегу Янцзы, замыкаясь со всех сторон горными хребтами. Город был грязным, малоэтажным, дома до пяти этажей были редкостью и принадлежали либо представителям знати, либо занимались правительственными учреждениями, но со всех сторон были окружены настоящими лачугами. Население сталкивалось с постоянными перебоями подвоза продуктов и с отсутствием квалифицированной медицинской помощи, вспышки малярии, холеры и чумы были обыденными явлениями. Японцы почти ежедневно, в зависимости от погодных условий, совершали авиационные налеты на Чунцин, гибло мирное население, разрушались дома, бомбежки оказывали гнетущее воздействие и на моральное состояние жителей. В.И. Чуйков вспоминал, что в 1941 г. в результате бомбежки были разрушены загородные резиденции полпреда и главного военного советника перед самым их приездом, буквально на их глазах[7].

25 августа 1939 г., когда вопрос о получении агремана был урегулирован дипломатическими ведомствами, состоялась первая встреча А.С. Панюшкина и маршала Чан Кайши, последнего интересовали вопросы политических последствий только что заключенного советско-германского договора о ненападении, в т. ч. судьба Польши, а также его влияние на ситуацию в азиатском регионе и советско-английские-французкие переговоры, но главный вопрос маршал задал в середине беседы, – «Будет ли война в Европе?»[8].

«Это вопрос сугубо академический, – ответил А.С. Панюшкин, – Для того чтобы ответить на него, надо иметь все положительные и отрицательные данные о взаимоотношениях государств и тщательно их изучить. Этими данными мы не располагаем сейчас. Без этого нельзя сказать, будет война или нет.

Мое личное мнение, если при оценке международного положения на данном этапе в умах соответствующих кругов будет господствовать голос благоразумия, то решение может быть одно, если же необходимого благоразумия не будет, то разрешение вопроса мирных взаимоотношений между различными странами Европы может быть диаметрально противоположным первому»[9].

В завершении встречи Чан Кайши поинтересовался у Александра Семеновича о его возрасте, семейном положении, работе в других странах, попросил оказывать ему содействие советами по военным и политическим вопросам[10].

В конце августа состоялось назначение полпредом, а в день нападения Германии на Польшу, 1 сентября 1939 г., А.С. Панюшкин вручая верительные грамоты президенту Китая Линь Сэню выступил с торжественной речью.

Через несколько дней прошел торжественный государственный прием в резиденции Чан Кайши, где полпреду представили ключевых игроков китайской политики.

Позднее полпред познакомился с представителями КПК, находящиеся в Чунцине при ставке Чан Кайши. Главными фигурами были Чжоу Эньлай, Е Цзяньин и Дун Буи. Китайские товарищи имели налаженные контакты в китайской политической среде, пользовались авторитетом в прогрессивных военных кругах, которые помогали им в работе, а также предупреждали о возможных конфликтах и провокациях со стороны гоминьдановцев.

Полпред ясно осознавал, что без помощи специалистов, хорошо знающих обстановку и блестяще владеющих языками (спецификой страны являлось то, что множественность наречий иногда приводили к том, что сами китайцы не понимали друг друга), успехов не добиться и принялся впитывать опыт профессиональных востоковедов – Н.Т. Федоренко, С.Л. Тихвинского, М.С. Сладковского, М.С. Капицы и другие сотрудники дипмиссии. В тот период основная тяжесть разведывательной работы приходилась на чунцинскую резидентуру, которая тогда насчитывала не более 7 человек, помимо полпреда в ее составе трудились: Л.М. Миклашевский, П.И. Кулков, В.А. Жунев, В.С. Смирнов, Ф.М. Щеглов. Характерно, что о каждом из них можно писать отдельную книгу – в последующем они стали послами, крупными руководителями направлений соответствующих ведомств, заместителями министра иностранных дел, академиками, докторами наук и профессорами МГУ, МГИМО и ИСАА, директорами научных институтов, главными редакторами уважаемых научных и литературных изданий.

Полпреду приходилось много путешествовать по стране, во многих случаях с риском для жизни. Не было ни дня, чтобы он не встречался с кем-либо из представителей Гоминьдан, КПК, авторитетными политическими и общественными деятелями, сотрудниками иностранного дипломатического корпуса. И все это одновременно с текущей работой в миссии, совещаниями и встречами с сотрудниками и аппаратом резидентур и военных советников, подготовкой материалов для Москвы и конспиративных контактов с источниками. Полпред работал на износ. А.С. Панюшкину удалось установить личные доверительные отношения с рядом государственных, политических и общественных деятелей Китая. К нему прислушивался Чан Кайши, его ключевые советники, члены правящей партии, министры и военные. При его непосредственном участии был разработан и успешно осуществлен план обороны города Чанша. Японцы потерпели поражение. В Китае Панюшкин завербовал сотрудника генштаба китайской армии, содействовал приобретению ценных источников в китайской разведке. На сугубо доверительной основе получал сведения от брата Я.М. Свердлова – Зиновия, усыновленного Максимом Горьким под фамилией Пешков и являвшегося послом Франции в Китае[11]. В миссию в любое время суток могла без предупреждения приехать жена Чан Кайши «почаевничать» с полпредом, а заодно, как бы мимоходом, обсудить последние новости или передать личное послание своего супруга. Нередкими гостями полпреда были функционеры компартии, последние старались не афишировать свои визиты.

Сегодня установлено, что именно из чунциньской резидентуры поступили одни из первых сообщений о неминуемом нападении Германии на СССР, но имени источника, добывшего столь ценную информацию, мы долго не знали. Генерал-майор Янь Баохан работал в Политическом отделе[12] Военного комитета Центрального правительства, считался одним из внешнеполитических советников Чан Кайши, но на самом деле выполнял задание китайской компартии.

Янь Баохан, 50-е гг.

Янь Баохан родился в 1895 г., получил европейское образование в Эдинбургском университете в Англии. В круг его непосредственных контактов входили куратор гоминьдановских спецслужб Дай Ли и супруга Чан Кайши Сун Мэйлин, игравшей значимую роль в формировании китайской политики и приходившейся сестрой вдовы Сунь Ятсена. Генерал поддерживал товарищеские отношения с видным политиком, сыном основателя партии Гоминьдан и Китайской Республики Сунь Ятсена, Сунь Кэ, который представлял в Гоминьдане дружественное Советскому Союзу политическое крыло. У Янь Баохана были разветвленные связи и знакомства в среде западных дипломатов, прежде всего, в посольствах Германии, Италии, Великобритании и США. Именно от германского военного атташе Янь Баохан узнал дату готовящегося нападения гитлеровских войск на Советский Союз. Непосредственным руководителем разведчика был один из лидеров КПК Чжоу Эньлай. Согласно китайским источникам, за годы войны Янь Баохану удалось еще дважды получать сведения чрезвычайной важности. В 1944 г. он смог достать большое количество секретных документов, касающихся размещения японской Квантунской армии в Маньчжурии, в том числе, карты дислокации войск, планы фортификационных сооружений, перечень военной техники и списки высших офицеров японской императорской армии. После образования КНР Янь Баохан занимал скромные должности в МИДе и архивной службе. Умер Янь Баохан 22 мая 1968 г. в тюрьме во время «культурной революции». Сегодня память о нем и его личном вкладе в общую победу бережно сохраняется специально созданным Фондом его имени и сотрудниками Российского посольства в Пекине.

Другим ценнейшим источником резидентуры был «Друг», он же «Генрих», – Вальтер Штеннис (1895–1989), советник и начальник личной охраны Чан Кайши, немецкий аристократ, ветеран Первой мировой, кавалер всех возможных боевых наград и национальный герой Германии, один из значимых членов НСДАП и командир штурмового отряда «Ост» нацисткой партии, личный друг Геринга и Геббельса, непримиримый политический противник Гитлера, эмигрировавший в Китай в условиях своего неминуемого ареста и уничтожения, сознательно выбравшего путь сотрудничества с советской внешней разведкой. В своих беседах с советскими разведчиками Штеннес подчеркивал, что он располагает возможностями предоставлять информацию как по Азиатско-Тихоокеанскому региону, включая Японию, США и Австралию, так и по Германии и что он готов делиться ею на безвозмездной основе. «Когда Гитлер будет низвергнут, необходимо, учитывая особенности нынешней международной обстановки, – говорил Штеннес в 1939 г., – заключить союз, какое-то соглашение между Германией, СССР и Китаем. Этот альянс станет базой их успешного экономического развития».

В результате А.С. Панюшкин быстро вошел в курс происходящих в Китае событий и почти ежедневно информировал о них руководство страны и Центр. Информация, поступающая из резидентуры, была настолько важной, что уже в апреле 1940 г. Народный комиссар внутренних дел СССР Л.П. Берия ходатайствовал перед И.В. Сталиным и В.М. Молотовым о награждении полпреда в Китае А.С. Панюшкина орденом Боевого Красного Знамени[13].

В начале 1941 г. отношения КПК и Гоминьдана обострились настолько, что войска Чан Кайши напали на части и штаб Новой 4‑й армии КПК.

15 января 1941 г. в ходе беседы А.С. Панюшкина и главного военного советника В.И. Чуйкова с представителем КПК Чжоу Эньлаем, советские представители предположили, что Чан Кайши поняв, что ни СССР, ни США, ни Англия не будут оказывать вооруженную помощь Китаю в борьбе с Японией, решился на обострение отношений с КПК, что бы в дальнейшем получить свободу маневра, в зависимости от позиций держав. Китайских товарищей интересовал вопрос отношения советских представителей к возможному началу гражданской войны в стране, направленной против Гоминьдан. На что Панюшкин сказал: «Я считаю, что основным противником КПК в настоящее время является Япония. Если КПК начнет активные вооруженные действия против Гоминьдан, то это будет лишь способствовать расширению гражданской войны в Китае, что не в интересах войны сопротивления Китая. Нужно во что бы это ни стало сохранить сотрудничество. Однако это не значит, что Вы должны дать себя в обиду. Вы уже начали, как Вы говорите, политическое наступление против Гоминьдан. Вам, следовательно, необходимо продолжить его с тем, чтобы, с одной стороны, реабилитировать себя и показать широким народным массам подлинного виновника событий в южной части Аньхуа. А с другой стороны, в Вашей политике не следует ссылаться на Чан Кайши, как на организатора событий»[14]. Таким образом, советский представитель выступил за необходимость сохранения сотрудничества и единства КПК и Гоминьдан.

Как представляется, корень трудностей состоял непосредственно во внутрикитайских политических противоречиях. Политика «единого народного фронта», принятая Гоминьдан и КПК в 1937 г. в связи с японской агрессией, была связана с сотрудничеством слишком разнородных политических сил. О том, насколько натянутыми были их отношения, свидетельствует тот факт, что в КПК термин «народный фронт» с 1939 г. старались не употреблять. В.И. Чуйков в своих мемуарах писал, что вооружённые силы КПК с конца 1940 г. фактически не подчинялись центральному правительству и Чан Кайши как главкому[15]. В такой обстановке трения и конфликты между двумя партиями оказались неизбежны. Советский Союз, Коминтерн пытались способствовать нормализации ситуации, убеждая представителей КПК в необходимости сохранять единый фронт. Средством давления на Гоминьдан были угрозы прекращение советских военных поставок, составляющих в тот период около 80 % от всей иностранной помощи. Но преодолеть их взаимную неприязнь так и не удалось. Слова китайца – это одно, в его дела – совершенно другое.

На встречах Панюшкина с Чан Кайши 25 и 30 января 1941 г., последний заверил советского представителя, что при взаимоотношениях с КПК речь не идет о политическом мероприятии или смене курса[16]. В итоге многочисленных встреч и переговоров при советском посредничестве состоялось обсуждение наиболее острых и противоречивых вопросов между Чан Кайши и Чжоу Эньлаем, стороны подтвердили решимость сохранить единый фронт и бороться с Японией.

Чжоу Эньлай (1898–1976), потомок в 33‑м колене основателя неоконфуцианства Чжоу Дуньи.

С момента образования Китайской Народной Республики 1 октября 1949 г. и до своей кончины 8 января 1976 г. был одной из наиболее влиятельных фигур в высшем эшелоне первого поколения руководителей КПК и КНР. В официальной историографии КНР один из трех отцов-основателей современного Китая.

С юношеского возраста участвовал в студенческих антияпонских движениях, был арестован, провел в тюрьме полгода. В 1920–1924 гг. эмигрировал в Европу, жил и учился в Париже и Берлине, где познакомился с коммунистической идеологией и присоединился к мировому коммунистическому движению. В 1924–1926 гг. начальник политотдела Военной академии Вампу, начальником академии был Чан Кайши, с 1926 секретарь военного отдела ЦИК КПК. После военного переворота и захвата власти в стране Чан Кайши, руководил в 1927 г. вооруженным захватом Шанхая силами рабочих отрядов, однако Чан Кайши подавил выступление, приговорив его руководителей к сметной казни. Через несколько лет спасет жизнь своему палачу, когда взбунтовавшиеся генералы-милитаристы арестуют Чан Кайши и примут решение о его казни. Работал с нелегальных позиций, избран членом Политбюро ЦК КПК и членом Постоянного комитета Политбюро, впоследствии политкомиссар Красной армии КПК, сменив на этом посту Мао Цзедуна, заместитель председателя Реввоенсовета.

После «Великого Похода» один из организаторов создания единого народного фронта, направленного на борьбу против японских оккупантов, с середины 30‑х и до 1946 г. представитель КПК при Правительстве Китая и ставке Чан Кайши.

В период гражданской войны заместитель председателя Военного совета ЦК КПК и начальник Генерального штаба НОАК.

После победы КПК в гражданской войне первый глава Госсовета КНР.

С 1948 г. заместитель председателя КПК, с 1969 г. один из пяти членов Постоянного комитета политбюро ЦК КПК, органа фактически управляющего страной.

Ближайший соратник Мао Цзэдуна. По мнению ряда современников и исследователей, являясь самым образованным человеком в китайском руководстве, никогда не претендовал ни на ведущие роли в партии, ни на роль ее идеолога, избрав место незаменимого помощника при первом человеке в партии и государстве.

Чжоу Эньлай был проводником нормализации китайско-американских отношений, одновременно являлся мягким противовесом антисоветской политики китайского политического руководства, критически оценивал реальные военные и экономические возможности КНР.

Смертельно заболев в 1972 г. именно Чжоу Эньлай огласил на сессии Всекитайского собрания народных представителей 1975 г. программу будущих реформ – «четырех модернизаций».

У Чжоу Эньлай с супругой не было своих детей, но они усыновлял (удочеряли) и воспитывали детей погибших товарищей, одним из которых был Ли Пэн, отца которого писателя-коммуниста в 1931 г. расстреляли гоминдановцы.

Ли Пен (1928–2019), с 1948 г. по 1955 гг. учился в Московском энергетическом институте, возвратившись на родину, работал в энергетическом секторе, с 1979 г. занимал различные должности в правительстве КНР.

С 1982 г. на руководящих должностях в ЦК КПК, с 1987 г. член Политбюро ЦК КПК, премьер Госсовета КНР в 1988–1998 гг., с 1998 по 2003 гг. председатель Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей, принадлежал к третьему поколению руководителей КПК и КНР. Именно Ли Пен занял крайне жесткую позиции в отношении участников и организаторов событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 г.

Накануне нападения гитлеровской Германии на СССР между Советским Союзом и Японией был заключен пакт о нейтралитете. Советское правительство направило в Китай ряд телеграмм, в которых подчеркивалось, что курс и взаимоотношения с Китаем остаются прежними. Согласно записи беседы Чан Кайши и А.С. Панюшкина, состоявшейся 19 апреля 1941 г., Чан Кайши интересовался у полпреда его личной оценкой Пакта о нейтралитете между СССР и Японией. Александр Семенович заверил, что пакт не вносит каких-либо изменений в советско-китайские отношения, что подтверждается с одной стороны тем, что при заключении пакта Китай совершенно не упоминается и не затрагивается, а с другой – непрекращающейся помощью СССР[17]. Нашему представителю можно было только посочувствовать, он попал в самый настоящий дипломатический цейтнот. Дело в том, что Договор о ненападении между СССР и Китаем от 21 августа 1937 г. выходил за рамки традиционно принятых и мог рассматриваться как о взаимной помощи сторон. Кроме того, подписавший его полпред Д.В. Богомолов сделал тогда устную декларацию о том, что СССР не заключит какого-либо договора о ненападении с Японией до того времени, пока нормальные отношения Китайской Республики и Японии не будут формально восстановлены.

Намного позже, после выхода в свет мемуаров Чан Кайши, мир узнал, что в тот момент Чан Кайши оценивал этот пакт как вопиющее нарушение советско-китайского договора и всей политики поддержки Китае в его борьбе с Японией[18].

А ситуация в мире с каждым днем становилась все тревожнее.

Согласно донесению шанхайской резидентуры от 17 июня 1941 г.: «На заседании японского правительства не было принято окончательного решения о войне с Советским Союзом, так как в ближайшее время вмешательство Японии в войну считалось нецелесообразным», эта информация была основана на данных Вальтера Штеннеса[19]. В донесении также высказывалось предположение о том, что Япония, возможно, воспользуется нападением Германии только в том случае, если СССР «проявит признаки слабости».

После нападения Германии на СССР для Москвы значение союза с Чан Кайши, армии которого сдерживала значительные силы японцев в Китае, еще более возросло, позиция, а главное действия, официального правительства снижали вероятность вторжения на Дальний Восток или полномасштабного вступления Японии в войну против СССР.

7 декабря 1941 г. японский императорский флот напал на американскую военно-морскую базу в Перл-Харбор, что послужило поводом для вступления США во Вторую мировую войну. Удар оказался абсолютно неожиданным для американского флота. Но в Центре о предстоящей атаке знали, но не от советского нелегала Рихарда Зорге, который к этому моменту уже был арестован японской контрразведкой, а от китайских коммунистов, чью информацию подтверждали Вальтер Штеннес и Янь Баохану. Необходимо пояснить, что американское правительство, как это не покажется странным, считало, что нападение на базы ВМФ США в Тихом океана является хорошим поводом для начала против Японии военных действий и продолжением политики, направленной против японской экспансии в Юго-Восточной Азии.

8 декабря 1941 г., на следующий день после нападения Японии, Чан Кайши пригласив официальных представителей СССР, США и Великобритании, заявил, что Китай объявляет войну Германии, и пытается убедить Панюшкина, что Советскому Союзу совершенно необходимо незамедлительно вступить в войну против Японии. Чан Кайши обратился с просьбой немедленно проинформировать Москву о содержании этой встречи, подчеркнув, что его предложение имеет характер личного послания И.В. Сталину, равно как и президенту Ф. Рузвельту, и премьер-министру У. Черчиллю[20]. Фактически Чан Кайши настаивал на принятии политического решения в пользу немедленного вступления СССР в войну с Японией. Александр Семенович ответил, что всю тяжесть войны против Германии несет СССР и советский народ, а победа на антигерманском фронте будет означать победу Англии, США и Китая против государств «Оси», и попросил не настаивать на том, чтобы Советский Союз немедля объявил войну Японии, отметив, что война с Японией неизбежна, но не сейчас, к ней необходимо готовиться. А.С. Панюшкин полностью отдавал себе отчет, что на него и Советский Союз усиливается давление со стороны официального Китая, но война на два фронты могла стать для его страны совершенно губительной и, разумеется, в этих обстоятельствах позиция Чан Кайши и других лидеров Гоминьдана не могла найти поддержку в Москве. Позднее полпред лично озвучил Чан Кайши ответ И.В. Сталина о неприемлемости данного предложения в условиях войны с Германией, когда советский народ несет всю ее тяжесть на западном направлении.

Чан Кайши/Цзян Цзеши/ (1887–1975)

Профессиональный военный, в 1923 г. назначен Сунь Ятсеном начальником Генерального штаба и членом военного комитета партии Гоминьдан. В том же году глава китайской делегации в Москве, изучал советскую военную доктрину и методы политической работы, по отдельным данным закончил краткосрочные курсы при Военной Академии. С 1924 г. начальник военной академии Вампу, в 1926 г. главнокомандующий Национально-революционной армии Китая, возглавил «Северный поход».

12 апреля 1927 г. Чан Кайши совершает в Шанхае контрреволюционный переворот, устроив расправы с коммунистами.

К 1928 г. фактически сосредоточил в своих руках партийную, государственную, военную и финансовую власть. Позднее занимал почти все руководящие посты в государстве и вооруженных силах: председатель Национально-экономического совета, начальник Генерального штаба, член ЦИК Гоминьдан, член Центрального политического совета Гоминьдан, с 1937 г. председатель Высшего совета национальной обороны.

В сентябре 1943 г. избран президентом Китайской Республики. После поражения в Гражданской войне с КПК в 1949 г. с остатками войск и поддерживающего его населения перебазировался на остров Тайвань, где установил военно-авторитарный режим. Руководил страной и партией Гоминьдан до своей смерти.

Старший сын Чан Кайши, Цзян Цзинго (1910–1988), он же Елизаров Николай Владимирович, с 1925 г. долгие годы жил и работал на производстве в Советском Союзе, выпускник Коммунистического университета трудящихся Китая, Военно-политической академии им. В.И. Ленина. После контрреволюционного переворота порвал с отцом, но через несколько лет помирившись с ним, и под его влиянием стал последовательным антикоммунистом. Министр внутренних дел и обороны в правительствах Гоминьдан, с 1972 г. председатель Исполнительного Юаня Китайской Республики, с 1975 г. после смерти отца избран председателем ЦК и ЦИК Гоминьдан, в 1978–1988 гг. президент Тайваня.

В 1943–1944 гг. в Китае продолжались переговоры между КПК и Гоминьдан. Руководство КПК поддерживало тесные контакты с Москвой, рассчитывая на помощь в критической ситуации, дело в том, что заметно активизировались американские представители, с каждым днем нарастало их влияние, а лично Чан Кайши и руководство армии и Гоминьданом по многим вопросам внешней и внутренней политики стали отдавать предпочтение рекомендациям американской администрации. Необходимо указать и на то обстоятельство, что в тот период политика переориентации на США была присуща КПК и лично Мао Цзэдуну, тщательно скрывавшего это от советских товарищей. Одновременно, в КПК развернулась самая настоящая охота на просоветские и коминтерновские группы в руководстве.

В 1944 г. дипломатов, внёсших значительный личный вклад, а достижений у них было немало, Наркомат иностранных дел предлагает отметить высокими государственными наградами, А.С. Панюшкина орденом Боевого Красного Знамени. Списки подали И.В. Сталину и он, зачеркнув это предложение, написал: «Орденом Ленина». В Указе Президиума Верховного Совета СССР указано, что награждение произведено за выдающиеся заслуги перед советским государством и успешное выполнение заданий Правительства.

Следующий этап советско-китайского сотрудничества был связан с непосредственной подготовкой и осуществлением вступления СССР в войну с Японией, но А.С. Панюшкин участвовал в нем уже из Москвы.

Колоссальные информационные потоки, физическое напряжение и интенсивные поездки по стране, ни с чем не сравнимые каждодневные эмоциональные и психологические нагрузки на протяжении почти 5‑ти лет, неблагоприятные климатические и санитарные условия привели к рецидиву старого заболевания, на которое наложились новые болячки. Но ситуация была еще хуже… Среди иностранного дипломатического корпуса распространялись слухи о возможном отравлении советского посла, особенно с учетом исторических особенностей и китайского менталитета, оставался единственный вопрос – кто мог на такое пойти? В середине мая 1944 г. Александр Семенович вместе с семьей едет в Москву, где проходит полное обследование и длительное лечение. Несмотря на то, что молодой организм успешно поборол недуг, врачи запрещают ему продолжить работу в Китае.

Официально А.С. Панюшкин с 28 августа 1939 г. выполнял функции полномочного представителя СССР, а с 16 февраля 1943 г. в ранге Чрезвычайного и Полномочного посла Советского Союза, до 3 апреля 1945 г.

Один из ветеранов внешней разведки, работающий в самом начале своего профессионального пути в чунцинской резидентуре с Александром Семеновичем, позже вспоминал, что Панюшкин был энергичным, обаятельным человеком, требовательный к себе и другим. Простота, скромность, принципиальность, чуткость и внимательность к людям, особенно к начинающим сотрудникам, снискали ему большое уважение коллектива советской колонии.

Невзирая на незавершенное лечение, уже в сентябре 1944 г. Панюшкина приглашают на беседу в Центральный комитет партии и информируют о его назначении 1‑м заместителем заведующего отделом международной информации ЦК ВКП(б). Руководил отделом сам Георгий Димитров, бывший председатель исполкома Коминтерна. Отдел координировал деятельность международного коммунистического движения и поддерживал связи, в том числе конспиративные, с иностранными компартиями и национальными (рабочими) движениями. В декабре 1945 г. решением Политбюро вместо отдела международной информации создан отдел внешней политики, во главе с М.А. Сусловым, задачей которого была подготовка и проверка кадров по внешним сношениям, связи с компартиями за границей и другими рабочими организациями. Помимо общих вопросов отдела А.С. Панюшкин, сохранив свои позиции, непосредственно курирует Китай, Югославию, а по отдельным вопросам Германию. Становится незаменимым помощником Суслова, не имевшего опыта работы в сфере международного коммунистического движения, внешнеполитической деятельности и информации.

С приходом Суслова отдел заметно расширил свои функции, ему предоставили право расстановки кадров, в том числе в МИД СССР, появился новый аспект деятельности «оперативная работа», предусматривающая наблюдение за методами пропаганды, изучение кадров в советских организациях за рубежом и др., руководство получило право знакомиться с материалами дипломатов и разведчиков: отчетами, докладами, шифрограммами послов и резидентов и т. д.

Комиссия отдела, ряд исследователей указывают на ее руководство А.С. Панюшкиным, проводила проверки деятельности антифашистских организаций, в том числе, Еврейского антифашистского комитета.

5 апреля 1945 г. Москва заявила о денонсации советско-японского пакта о ненападении. Сталин полагал, что потребуется полтора месяца, чтобы нанести «смертельный удар» Японии. Для этого у границ Северо-Восточного Китая сосредоточивались необходимые военные силы и средства. Ближе к началу военных действий Китай был проинформирован о намерениях СССР, и началась подготовка договора о совместном участии в войне и об отношениях двух стран в послевоенный период. 9 августа 1945 г. советские войска развернули массированное наступление на японские позиции. А 14 августа в Москве были заключены Договор о дружбе и союзе между СССР и Китайской Республикой, а также ряд дополнительных соглашений[21].

После разгрома Японии А.С. Панюшкин представлял интересы Советского Союза в Дальневосточной комиссии, созданной державами-победительницами для урегулирования вопросов, касавшихся Японии после капитуляции, результатом работы комиссии стал Сан-Францисский договор 1951 г., не подписанный Советским Союзом[22].

После окончания Второй мировой войны обстановка в Китае оставалась чрезвычайно сложной. Две основные политические силы – КПК и Гоминьдан, располагающие собственными многочисленными армиями, выдвинули разные программы послевоенного развития страны, которые могли реализоваться только в условиях их вооруженной борьбы между собой. В стране развернулась гражданская война, длившаяся с лета 1946 по 1950 гг.

Резкое обострение «холодной войны» порождало тенденцию к эскалации внешнеполитической напряженности. Джон Фостер Даллес, будущий государственный секретарь в администрации президента Д. Эйзенхауэра, в доверительном письме своему брату Аллену, будущему руководителю ЦРУ США, писал 4 августа 1949 г.: «Я полагаю, что «холодная война» – одна из разновидностей настоящих войн».

Во второй половине 40‑х годов, учитывая складывающуюся международную обстановку и в целях решения задач по обеспечению государственной безопасности в условиях новых вызовов и угроз, создания единой информационно-аналитической службы руководство страны проводит масштабную реорганизацию разведывательных служб, объединив их в одном органе. Первоначально предполагалось назвать этот орган Комитетом № 4 при Совете Министров СССР. Потом возник новый вариант – Комитет экономических исследований при Совете Министров, были уже заготовлены печати, бланки и папки с таким наименованием. В конце концов, остановились на названии – Комитет информации при Совете Министров СССР. Постановлением Совета Министров СССР № 1789—470сс от 30 мая 1947 г. создается новая разведывательная структура, куда вошли внешняя разведка МГБ, военная разведка Генерального штаба и разведка ВМФ СССР, разведывательные и информационные структуры ЦК ВКП(б), МИД и Министерства внешней торговли. Председателем Комитета назначается В.М. Молотов, а повседневной работой руководят первые заместители – генерал-лейтенант П.В. Федотов, пришедший из МГБ, контр-адмирал К.К. Родионов и генерал-полковник Ф.Ф. Кузнецов из военной разведки. А.С. Панюшкина назначается на пост главного секретаря Комитета информации, с этой позиции он держит руку на пульсе деятельности новой структуры. Для руководства разведаппаратами за рубежом вводится институт главных резидентов, которыми назначались, как правило, послы или посланники в стране пребывания.

Посол Советского Союза А.С. Панюшкин на тожественном приеме в посольстве с сотрудниками военного атташата. Вашингтон, 1947 г.

В рассматриваемый период советская разведка располагал в США весьма разветвленной сетью резидентур, контролировавшей огромный агентурный аппарат. Так, только легальные резидентуры работали под прикрытием и в структурах посольства в Вашингтоне, генеральных консульств в Нью-Йорке, Сан-Франциско, Лос-Анджелесе, Постоянного представительства в ООН и в его секретариате, часть сотрудников числились представителями ТАСС, Амторга, работали в представительствах советского общества Красного Креста, Совэкспортфильма и т. п. Объем политической, военной, экономической и научной информации был чрезвычайно разнообразным.

Вместе с тем, усиление контрразведывательного режима, активизация деятельности ФБР и ряд ее операций по нейтрализации помощников и друзей Советского Союза, широкая антисоветская компания (вылившаяся в грязное политическое явление, получившее название «маккартизм»), гонение на членов коммунистической партии США и т. д. существенно затруднили работу с источниками, вынудили провести консервацию наиболее ценного агентурного аппарата.

Фактически к 1947 г. советское руководство столкнулось с угрозой настоящего информационного голода на американском направлении и было вынуждено компенсировать недостаток или полное отсутствие агентурной информации довольно противоречивыми сообщениями, поступавшими по дипломатическим каналам.

В этой связи высшее политического руководство страны принимает ряд решений, направленных на скорейшее восстановление агентурных позиций и улучшение качества разведывательной деятельности в США.

Одно из них, – утверждение в ноябре 1947 г. Чрезвычайным и Полномочным послом Советского Союза в США 42—летнего А.С. Панюшкин с совмещением им обязанностей главного резидента советской разведки. Безусловно это назначение согласовывалось И.В. Сталиным, но скорее всего, предложение по кандидатуре исходило от В.М. Молотова, он давно знал А.С. Панюшкина, ценил его профессиональные качества и широкий кругозор, кроме того В.М. Молотов, как руководитель Комитета информации и одновременно министр иностранных дел СССР, был административно заинтересован в установлении полного контроля как над источниками, так и над информацией, направляемой из США.

По сообщению ТАСС корреспондент Ассошиэйтед Пресс Джон Скалли во время интервью 25 января 1948 г. с послом Советского Союза А.С. Панюшкиным поинтересовался, предвидит ли он улучшение в отношениях между нашими странами и считаете ли он, что возрастающие противоречия между Советским Союзом и США являются неизбежными ввиду различия двух политических систем. Александр Семенович ответил, что считает желательным улучшение отношений между Советским Союзом и США, тем более, что в улучшении этих отношений одинаково заинтересованы народы обеих стран. Внешняя политика Советского Союза исходит из факта сосуществования двух различных систем. Мы может сотрудничать друг с другом… Если две различные системы могли сотрудничать во время войны, то почему они не могут сотрудничать в мирное время? Таким образом, различие систем в наших странах не является препятствием для улучшения и развития политических, экономических и культурных отношений между нашими странами.

По поручению советского правительства 16 декабря 1949 г. А.С. Панюшкин подписал Конвенцию о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, продолжающей действовать и для Российской Федерации.

Что же касается дипломатических усилий Панюшкина, то, судя по его донесениям в Москву, они были направлены на оценки перспектив «холодной войны».

Посол в 1950 г. давал следующий анализ политики США в отношении СССР и стран народной демократии:

«…Ситуация характеризуется форсированной подготовкой войны, причем на Дальнем Востоке Соединенные Штаты уже перешли от подготовки агрессии к прямым актам агрессии, начав вооруженную интервенцию в Корее и Китае.

В истекшем году Соединенные Штаты активно продолжали свою политику сколачивания агрессивных военно-политических блоков… Эта политика характеризовалась форсированием мероприятий по восстановлению военно-промышленного потенциала и возрождению вооруженных сил Японии с целью превращения ее в основную базу американского империализма на Дальнем Востоке.

Соединенные Штаты в 1950 г. продолжали избегать каких-либо переговоров с СССР для урегулирования основных международных проблем, так как такое урегулирование ослабило бы международную напряженность и поставило бы под угрозу осуществление агрессивных внешнеполитических планов США.

Соединенные Штаты усилили торговую дискриминацию по отношению к Советскому Союзу и странам народной демократии и принимали все меры к тому, чтобы вынудить все страны англо-американского блока действовать таким же образом.

Внутри страны в 1950 году правящие круги США форсировали проведение военно-мобилизационных мероприятий, рассчитанных на перевод в короткие строки страны на военные рельсы, а также проводили дальнейшую фашизацию страны.

Все внешнеполитические мероприятия, а также мероприятия внутри страны, направленные на проведение форсированной подготовки новой мировой войны, сопровождались разгулом враждебной Советскому Союзу пропаганды, пытавшейся представить Советский Союз «агрессивным государством» с целью оправдания агрессивной политики Соединенных Штатов.»

Особое внимание уделялось анализу политических взглядов и действий потенциальному кандидату в президенты генералу Д. Эйзенхауэра. Так, в политическом отчете посольства, подписанном А.С. Панюшкиным, указывалось: «Выступая 1 февраля 1951 года на неофициальном заседании конгресса, Эйзенхауэр фактически признал, что Североатлантический блок является для Соединенных Штатов средством использования людских и материальных ресурсов Западной Европы для осуществления американских военных планов». В подкрепление этого своего заключения посол сообщает, что Эйзенхауэр во время поездки в январе 1951 г. по европейским странам – членам блока потребовал от них быстрейшей передачи войск под его командование, увеличения численности вооруженных сил и военных бюджетов.

Советские представители в США внимательно следили за ходом президентской избирательной кампании 1952 г. В отчете посольства за первый квартал 1952 года, подписанном А.С. Панюшкиным, отмечалось: «За выдвижение кандидатуры Эйзенхауэра выступают такие крупные финансовые и промышленные монополии, как группа Рокфеллеров, включая «Стандарт Ойл Компани», «Чейз Нэшнл Бэнк» и др., и группа Морганов, имеющие огромные инвестиции в Западной Европе и Германии»[23]. Из отчета посольства напрашивался вывод, что активные акции Эйзенхауэра в Западной Европе на посту Главнокомандующего американскими вооруженными силами в Европе и НАТО обеспечили ему на выборах 1952 г. активную поддержку компаний, имевших крупные вложения в экономику западноевропейских стран.

В отчете советского посольства в США за третий квартал 1952 г. отмечалось, что Эйзенхауэр в ходе избирательной кампании 1952 г. довольно откровенно заявлял, что западноевропейские союзники Соединенных Штатов без какого-либо энтузиазма воспринимают американское руководство в НАТО. В отчете говорилось: «Выступая в Цинциннати 22 сентября с речью по вопросам внешней политики Запада, Эйзенхауэр заявил, что после ряда лет, проведенных в Европе, он не может сказать, что США пользуются там «всеобщим уважением», даже среди своих друзей. Называя это «трагедией», Эйзенхауэр признал, что многие «союзники» привязаны к США больше займами, чем верой в американскую политику, и что многие из них опасаются того, что они используются Соединенными Штатами лишь в качестве «пешек»[24].

В отчете указывалось на обострение противоречий между США и их союзниками по НАТО, о чем свидетельствовал, в частности, отказ стран – членов этого блока «увеличить срок военной службы до двух лет. Несмотря на давление со стороны США, эти страны приняли 12 августа на совещании членов «Европейского оборонительного сообщества» решение не увеличивать существующего срока военной службы. Главной причиной такого решения правительств Франции, Италии, Западной Германии и стран Бенилюкса явилось растущее сопротивление широких народных масс политике милитаризации, политике подготовки войны против Советского Союза и стран народной демократии»[25].

Еще в сентябре 1946 г. Даллес, который уже в то время был кем-то вроде министра иностранных дел оппозиционной республиканской партии, писал сенатору Артуру Ванденбергу, одному из авторитетных лидеров республиканцев: «Я считаю, что американский народ должен пересмотреть свои воззрения о мире и осознать, что мы находимся и много лет будем находиться в состоянии войны, мировой по масштабам, социальной и политической по своему характеру».

Сам Даллес насчет политики «балансирования на грани войны» высказывался более определенно. Подводя итоги своей деятельности на посту госсекретаря, Даллес с гордостью говорил, что он трижды ставил мир «на грань войны». Его «заслуга» в этом действительно бесспорна. Черчилль с полным основанием утверждал, что Даллес был единственным слоном, который всегда таскал при себе посудную лавку. По мнению американского профессора истории Г. Пармета, некоторые «критики Джона Фостера Даллеса считали его Распутиным при Эйзенхауэре…».

Советское руководство рассматривало Д.Ф. Даллеса как главного поджигателя войны. В политическом отчете посольства СССР в США за III квартал 1952 г. говорилось: «Истерический призыв Эйзенхауэра об организации нового «крестового похода», с которым он выступил 25 августа на съезде Американского легиона и вслед за которым последовала серия других его поджигательских выступлений, свидетельствовали о том, что Эйзенхауэр полностью воспринял программу Даллеса, начавшего еще задолго до призыва Эйзенхауэра проповедовать так называемую «новую смелую политику». Печать отмечала, что влияние Даллеса на Эйзенхауэра возросло и что Эйзенхауэр мало или ничего не говорил по внешнеполитическим вопросам, не побеседовавши сперва с Даллесом».

Современники считали Александра Семеновича одним из «магистров» разведки, но его работу в США мы оцениваем в первую очередь на основе рассекреченных документов дипломатического ведомства.

Дин Ачесон, бывший госсекретарь в администрации президента Гарри Трумэна, отмечал, что часто виделся с Панюшкиным в деловой и неформальной обстановке, посол хорошо говорил по-английски, был быстр на реакцию, умен и деловит, всегда хорошо знал существо проблем. В тоже время, все советские чиновники не могли делать ничего другого, кроме как проводить сталинскую политику, не задавая лишних вопросов. Мы не знаем располагал ли Аченсон информацией о другой составляющей профессиональной деятельности Панюшкина, но предполагаем, его удивление от такого поворота дел. Как писал дипломат и публицист Чарлз Фриман, – Дипломаты, это узаконенные шпионы, а шпионы – это нередко неузаконенные дипломаты.

Летом 1952 г. А.С. Панюшкин возвратился в Москву, но был вновь направлен в Китай, но на сей раз он обязанности посла при коммунистическом правительстве Мао Цзэдуна не совмещал с должностью резидента внешней разведки. Тут целесообразно пояснить, что в соответствии с решением советского руководства с августа 1949 г. действовал запрет на осуществление разведывательной деятельности на территории стран с коммунистическими или народно-демократическими правительствами. Специальным постановлением предписывалось прекратить агентурно-разведывательную деятельность, распустить сеть действующих агентов и впредь не допускать вербовок, а на очередных встречах объявить каждому агенту, что он освобождается от обязательств вести работу в пользу СССР, так как отношения дружбы и доверия между СССР и его страной делают это ненужным[26]. Как правило, при органах госбезопасности действовали официальные представительства советских спецслужб, так в КНР для оказания помощи в работе органов госбезопасности были направлены советники А.А. Иванов и П.С. Великанов[27]. При этом им запрещалось подменять собой органы безопасности страны и навязывать им свое мнение.

Теперь Александр Семенович мог сконцентрироваться исключительно на функциях проводника политической линии и дипломатических установок Москвы, тем более, что задачи претерпели качественное изменение.

Согласно стенограмме беседы И.В. Сталина от 21 июня 1952 г. в присутствии В.М. Молотова и А.Я. Вышинского с послами А.А. Громыко (Великобритания), А.С. Панюшкиным (Китай) и Г.Н. Зарубиным (США), послам были даны такие указания:

«1. Посол Советского Союза должен хорошо знать страну пребывания, ее государственных, политических, общественных деятелей и своевременно информировать советское правительство о происходящих в стране пребывания важнейших событиях. Послы недостаточно изучают экономику страны пребывания и политическую расстановку сил в ней. Между тем посол обязан хорошо разбираться в экономике страны, уметь делать анализ экономического и политического положения страны и знать ее деловые и политические круги, которые направляют политику страны.

Имеющиеся у послов связи среди политических и общественных кругов являются недостаточными. Отсутствие у посла связей ограничивает его возможности следить за происходящими важнейшими событиями в стране, т. к. в задачу посла входит изучать страну не только по прессе, но и путем контактов с соответствующими кругами. Посол должен быть общительным в своих отношениях с государственными, политическими и дипломатическими деятелями, не избегать этих связей, напротив, всячески их развивать; должен умело проводить беседы, выясняя во время этих бесед интересующие нас вопросы, больше слушать, ничего не обещать и не раскрывать нашу позицию по тому или другому вопросу, если она еще не выражена в соответствующих документах или в заявлениях советского правительства. Он не должен высказывать в этих беседах какого-либо нашего враждебного отношения к стране собеседника, показывая себя покладистым; уметь расположить к себе собеседника и в то же время должен осторожно относиться к тому, чтобы не позволить собеседнику вовлечь себя в какие-либо интриги.

Посол не должен изолировать себя от различных организаций в стране пребывания и в тех случаях, когда это является выгодным для Советского Союза, принимать приглашения этих организаций и выступать на их собраниях и митингах по вопросу о мире и борьбе Советского Союза за мир.

Послы являются ответственными за работу всех советских организаций в стране пребывания. Поэтому они должны конкретно руководить этими организациями.

Послы не должны входить в контакт с лидерами компартии страны пребывания и в случае необходимости дать понять руководителям компартии, что это не входит в задачу послов.

В случае попыток того или другого деятеля страны пребывания вступить в разговоры по вопросу об улучшении отношений с Советским Союзом, то посол должен выслушать эти пожелания, немедленно доложить об этом советскому правительству и в дальнейшем действовать только по получении соответствующих указаний от правительства по этому вопросу.

2. Если в процессе бесед посла с деятелями страны пребывания последние поставят вопрос о Корее, то послы должны придерживаться той точки зрения, что предложения американцев относительно северокорейских и китайских военнопленных являются беспрецедентными. При этом следует указывать, что история не знает случаев, когда бы не возвращались на родину все военнопленные после прекращения военных действий.

3. По вопросу о Германии послам не следует ввязываться в дискуссию, имея в виду, что позиция советского правительства по вопросу о Германии ясно изложена в нотах СССР правительствам США, Великобритании и Франции».[28]

Советско-китайские отношения того периода на первый взгляд отличались высочайшей степенью интеграции и доверия, помноженной на единство идеологических взглядов, но действительность была сложней. Начиналась межпартийная дискуссия о дальнейшем пути мирового коммунистического движения, в которой амбиции отдельных руководителей мешали конструктивному и дружественному диалогу, инструментах противодействия враждебной политики капиталистических держав, в первую очередь, «американского империализма», шла тяжелая война на Корейском полуострове. Непосредственное участие китайских вооруженных сил (в официальных документах – «китайских добровольцев») в боевых операциях против американского контингента формировало дополнительную нервозность в мировой политики и дипломатии. Москва считала, что дальнейшее обострение со стороны Мао Цзэдуна международной обстановки в условиях уже идущей «холодной войны», чреватое прямым столкновением двух ядерных держав – СССР и США, не соответствует интересам Советского Союза.

Нерешенным оставался вопрос принятия коммунистического Китая в ООН и Совет безопасности. На сессии Генеральной Ассамблеи ООН советские представители обратил внимание на то, что совершенно недопустимо и нетерпимо такое положение, когда в ООН до сих пор не представлена Китайская Народная Республика, великая страна с почти 500‑миллионым народом. Дело в том, что в ООН был представлен только Тайвань, как продолжатель Китайской Республики, являвшейся союзником стран-победительниц во Второй мировой войне, а вопрос о приеме КНР постоянно торпедировался представителями капиталистического блока.

Траурный митинг на площади Тяньаньмэнь, 9 марта 1953 г., слева направо: Мао Цзэдун, А.С. Панюшкин. На площади собралось около 1 млн. жителей Пекина и пригородов

Кроме того, надежда китайского руководства на скорейшее освобождение Тайваня, находящегося под властью Чан Кайши и Гоминьдан, с каждым днем угасала. США развернули беспрецедентную в истории политику помощи Чан Кайши, превратившего Тайвань в «непотопляемый авианосец».

И тут умирает И.В. Сталин. Как вспоминал один из советских дипломатов, – «Вскоре после объявления о смерти Сталина к послу СССР Александру Семеновичу Панюшкину приехал глава правительства КНР Чжоу Эньлай. Оба расплакались. И лишь оправившись, начали беседу, обмен информации. Панюшкин и Эньлай хорошо знали друг друга с 30‑х годов. Позднее прибыл Мао Цзэдун в сопровождении всех членов Политбюро. Он старался быть сдержанным, не проявлять эмоций, но у него это не получалось. Судя по всему, Мао был искренне потрясен. В глазах стояли слезы, в некоторые из его соратников открыто плакали…».

Искренние, построенные на взаимном уважение и такте, товарищеские отношения А.С. Панюшкина с Чжоу Эньлаем не прекращались всю их жизнь, они состояли в частной переписке, созванивались, поздравляли друг друга с праздниками. Позднее Александр Семенович неоднократно выполнял неофициальные поручения Инстанции, особенно в тот период, когда в отношениях между странами и руководителями государства пролегла непреодолимая пропасть.

10 марта 1953 г., фактически сразу после смерти И.В. Сталина, посла отзывают в Москву[29], где он ожидает назначения. И получает его – в разведку. Как нам представляется, данный скоропалительный отзыв не был связан с нареканиями к работе Александра Семеновича, а носил аппаратный характер – Панюшкин являлся кандидатом в члены ЦК КПСС, а в Москве разворачивалась борьба за сталинское наследие, в которой даже один голос на Пленуме мог кардинально изменить ситуацию. Последующее назначение Панюшкина начальником Второго главного управления МВД СССР, так тогда называлась внешняя разведка, и сохранение его позиции в органах партии подтверждают наш вывод.

Когда в июне 1953 г. Первого заместителя Председателя Правительства СССР и, одновременно, министра внутренних дел СССР Л.П. Берия арестуют, под подозрения попадут все его заместители, назначенцы и близкие сотрудники. Большинство будут арестованы и позднее расстреляны вместе с ним, другие будут осуждены на длительные сроки заключения в тюрьме, третьих уволят из органов.

Против А.С. Панюшкина не нашлось компрометирующих материалов, либо он принадлежал к «лагерю победителей», и он был оставлен в разведке. Возглавляя разведку, А.С. Панюшкин обращает внимание на аналитическую и информационную составляющие спецслужбы, – лаконизм, четкость формулировок, максимальная достоверность информации, ясность выводов и рекомендаций, вот то, на что он постоянно указывает коллегам.

Освещая работу А.С. Панюшкина в тот период, мы не может пройти мимо того обстоятельства, что в соответствии с решением руководства партии А.С. Панюшкин, как один из представителей ЦК КПСС в органах госбезопасности, возглавил комиссию по переаттестации работников, главной целью деятельности которой было выявление и увольнение из органов «сторонников и креатур клики Берия». Думаем, что Александр Семенович, полностью отдавал себе отчет, что разведка – это внешнеполитический инструмент партии и аппарат в структуре власти, а новое время и пришедшее руководство неумолимо диктовали свои правила, требуя подчинения.

«Мне довелось работать с А.С. Панюшкиным два года, – вспоминал позднее будущий резидент в Нью-Йорке, – его богатейший практический опыт работы, доскональное знание американской специфики и реальных расстановок сил в политических, экономических и общественных кругах были для нас бесценными, а он щедро делился ими. При оценке политических событий и оперативной обстановки он видел перспективу их развития, задачи и инструментарий, вытекающие из них как для разведки, так и для внешнеполитических мероприятий в масштабе страны. В условиях политической борьбы в руководстве партии он своим авторитетом защитил нас, основной костяк разведки, от необоснованных подозрений и упреков. Как профессионал, он понимал губительность для разведки ее вовлечение во внутриполитические интриги».

Когда в марте 1954 г. был образован Комитет государственной безопасности при Совете министров СССР[30], внешняя разведка стала Первым Главным Управлением. А.С. Панюшкина назначают членом КГБ и начальником этого Управления, с присвоением звания генерал-майора. 30 июля того же года ЦК КПСС принял постановление «О мерах по усилению разведывательной работы органов госбезопасности за границей». Партия требовала концентрации сил на работе против главных противников – США и Англии. Ведомствам, имевшим загранпредставительства, предписывалось выделить дополнительные должности прикрытия, которые занимались разведчиками.

В августе 1954 г. новый начальник внешней разведки созвал совещание для рассмотрения предложений о будущем нелегальной составляющей разведки. Среди этих предложений была и идея создания отдельного управления нелегальной линии внутри Первого Главного управления. Это предложение было осуществлено, и родилось управление «С», иногда называвшееся «специальным управлением».

А.С. Панюшкин встречает в аэропорту иностранного гостя, 1969 г.

В это время особенно большая ответственность за решение новых разведывательных задач ложилась на плечи начальника Первого главного управления, и сегодня можно ответственно сказать, что А.С. Панюшкин выполнил свой долг и по праву занимает почетное место в истории нашей страны.

Отдав работе в разведке 2 года, А.С. Панюшкин перешел в аппарат ЦК КПСС. На ХХ съезде партии он был избран членом ЦК КПСС.

Многолетняя работа А.С. Панюшкина, а главное ее результативность, была отмечена высокими государственными наградами: тремя орденами Ленина, орденом Октябрьской революции, двумя орденами Боевого Красного Знамени, орденом Красной Звезды, многими медалями, в том числе «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и «За победу над Японией», нагрудным знаком «Почетный работник ВЧК-ГПУ», многочисленными наградами иностранных государств.

Умер А.С. Панюшин 11 ноября 1974 г. после продолжительной болезни. Некролог, опубликованный в центральной прессе, подписали руководители партии и государства.

Андрей Владимиров

От автора

В конце 30‑х и начале 40‑х годов на руководящую дипломатическую работу была выдвинута большая группа молодых работников из самых различных сфер деятельности: партийной, советской, научной, педагогической, военной и т. д. Большую часть их направили на работу за границу, остальных – на ответственные посты в центральном аппарате в Москве. Среди них оказался и автор этих строк. Естественно, это было событием, которое навсегда осталось в моей памяти, ибо оно направило всю мою дальнейшую жизнь по новому руслу.

Произошло это таким образом. 17 июня 1939 г. Меня вызвали в Центральный Комитет партии. Там меня принял И.В.Сталин. Он попросил кратко рассказать о себе. Я рассказал и под конец добавил, что в августе 1938 г. окончил Военную академию им. М.В.Фрунзе и хотел бы вернуться для прохождения дальнейшей службы в свой любимый дальневосточный пограничный округ, где я служил восемь лет.

Когда И.В.Сталин поинтересовался, какой из районов округа мне больше знаком, я ответил, что служил в 59‑м Приморском и в 58‑м Гродековском пограничных отрядах. Затем И.В.Сталин спросил, как я смотрю на то, чтобы поехать в Китай. На мой вопрос: «А что же мне там придется делать?» – он ответил:

– Поработаете на дипломатическом поприще вначале в качестве уполномоченного Совнаркома по реализации советско-китайского договора, а затем в качестве советского полпреда.

Это предложение было для меня столь неожиданным, что я непроизвольно сказал, что совершенно не представляю себя на таком ответственном посту. На это И.В.Сталин, возможно в шутку, заметил, что, как ему кажется, пограничная служба не так уже далека от дипломатической и разведывательной.