Предвидение выбора

Размер шрифта: 13

Сборники стихов Алексея Покотилова соседствуют на моих книжных полках с поэтическими томиками Пушкина и Есенина, Фета и Твардовского, Блока и Евтушенко, Пастернака, Маркушина… Несхожие люди, разные судьбы, самобытное поэтическое отражение духовности… И этим они мне нравятся! Жизнь постоянно, как в калейдоскопе, поворачивается к нам разными своими гранями, и хорошая поэзия так же многогранна и своеобразна. И в ней важен и нужен каждый поэт, имеющий дерзость и талант сказать своё собственное слово в огромной мире литературы, где уже прозвучали Данте и Пушкин, Шекспир и Мандельштам. Поэт, который способен вложить частицу собственной души в своё слово, заставить это слово сверкнуть новой гранью…

Автор в своей книжке «Застеколье» говорит – и с этим не поспоришь! – что стихи его – не правда жизни, скорее – радужная ложь… Но странным образом выходит, что эта «ложь» и есть тот мир, в который погружается поэт, набравшись впечатлений, образов и рифм «средь рифов нашей бурной жизни»… И в этом, вроде бы заоблачном и застекольном мире морзянкой ритма поэтического сердца куются рифмы нового стиха… Там есть любовь, есть грусть, тревоги и сомненья, но нет тоски, отчаянья, притворства и вранья… Воспринимать стихи из «Застеколья» мне нравится неспешно, возвращаясь к уже прочитанному, смакуя образы-слова и сопоставляя их со своим собственным восприятием жизненной правды и лжи… На каждой странице автор вплетает в венки своих строф слова, что ангел нашептал ему на ухо и те, что недруг прокричал ему в лицо… Ему, Алексею, ему одному… Но я, вдыхая его поэзию, вслушиваясь в её порой печальное, а то и отчаянное эхо, вдруг узнаю в этих стихах себя, и вижу в них свои надежды, страхи и упрёки… И тогда так хочется ответить поэту на стон его души: «Пусть ты один, но ты – не одинок…».

Образами из сборника «Дожди» Алексей Покотилов может заставить нас, перебирающих на страницах его книжки чётки слов, услышать «шум дождя», увидеть «томный взор знакомых глаз из-под ресниц густой вуали» и ощутить «рукопожатия друзей» и «локоть недруга, вонзённого мне под ребро».

В поэтическом сборнике «Лесная одалиска» автор признаётся: «Через тебя, со стороны, себя я вижу…». Но также, именно через размышления и рассуждения поэта я, читатель, вижу и себя, соотнося чувства и оценки поэта со своими, сопоставляя его жизненный опыт со своими скромными достижениями и скорбными ошибками на грешной земле. Радуюсь, находя иногда нечто общее в наших подходах, чаще удивляюсь тому, как автор продолжает открывать новые поэтические образы в понимании давно уже, казалось бы, познанного и обжитого мира… Как ни странно, для сегодняшних жёстко-прагматичных дней, во многих стихах Покотилова отчётливо слышится певучее эхо акмеизма, рождённого особой творческой атмосферой великого города на Неве начала прошлого века. Его стихам чужда агрессивность, политические и социальные темы едва-едва обозначаются, словно бутон, так и не развернувшийся в розу… А первостепенное значение придаётся человеческим ценностям, на первый план выдвигаются духовный мир человека и роль духовности в попытках постижения тайн мироздания.

Большой заслугой поэта считаю применение утончённой палитры способов представления читателю лирических персонажей, с оторыми автор ведёт заочный диалог: неожиданная игра смыслов и слов с переливчатой аллитерацией, лёгкие касания каких-то тайных струн души собеседника, неожиданные отвлечения на, казалось бы, второстепенные детали и мелочи, вызывающие тем не менее яркие ассоциации в воображении читателя…

Я не люблю, не хочу читать стихи Алексея Покотилова взахлёб, запоем. Мне нравится взять его книжку с полки, раскрыть её наугад, наудачу, прочитать несколько строк и… отложить книжку в сторону. А потом ещё некоторое время слушать эхо этих рифм, осмысливая разбуженные ими образы, смакуя красоту метафор, восхищаясь умением автора двумя-тремя словами, парой фраз, одним четверостишьем выразить то, что волнует и его, и меня, и кого-то ещё… Его поэтические откровения не суетны, а философски размеренны, и заключённая порою в них печаль светла, а не тосклива. Поэтому снова и снова с удовольствием перелистываю эти поэтические странички, впитываю с них стихи, наслаждаюсь ими… И надеюсь, что читателей – ценителей творчества Алексея Покотилова с выходом этого сборника станет ещё больше!

Михаил Погорелый

Застеколье
2021–2022 годы

«Пурге и ливню застекольно…»

Пурге и ливню застекольно,
В тепле застенном и сухом
Нет места, с них и так довольно,
Что их бесчинства терпит дом,
А в нём и я порой встревожен –
Ко мне ли гости без звонка
Из застеколья корчат рожи,
Скребутся,
трут о дверь бока.
Пурга и ливень, чередуясь,
Галдят, распотрошив рассвет,
Про жизнь какую-то другую
Уже какой десяток лет.
Я жду условленного стука
Настойчивого кулачка,
Чтоб этим звуком проаукать
Мой дом запечного сверчка;
Чтоб этим звуком заселиться
Решилась женская страна
В дух яблок,
теста и корицы,
В дух самодельного вина…
Сомкнутся сутки хороводом,
И станет править кутерьма,
Заставив думать над исходом
Сверчка, сходящего с ума.

«Прощай, умытая Европа…»

Прощай, умытая Европа –
Аккаунт, живший в соцсетях,
Ещё до нового Потопа
Найдут твой парфюмерный прах
Потомки дальних поколений
Из-за Уральского хребта,
Перетирая на коленях
Цивилизацию Христа.
Тысячелетия раздора,
За ускользающий престол,
То параноика, то вора,
С высоко поднятым крестом –
Выпестовала и хранила,
Священный выдумав грааль,
Меч приравняв к паникадилу,
Порок сработав под хрусталь.
Прощай, предавшая Европа
Свои великие умы,
Уже белеют волчьи тропы –
Предтеча ядерной зимы.
К последней радости Иуды,
Колокола не прозвенят –
Не снизойдёт огонь как чудо,
Пасхальных пощадив ягнят.

«Опасаюсь тебя, человечество…»

Опасаюсь тебя, человечество.
Припадаю к тебе, Россия.
Мировая душа так мечется –
В кровь губу себе прикусила.
Отторгаю тебя, всемирное.
Хлопочу о тебе, родное.
Спесь гламурная, слизь эфирная,
Уже тянутся к аналою.
Презираю тебя, безличное.
Приникаю к тебе, сердечность.
Поспеши, голосами птичьими
Вечность радоваться предтечно!
Ужасаюсь тебе, человечество.
Проникаюсь тобой, Россия.
Мировая душа излечится,
Красотой заместив Мессию.

«Терзался воздух солнцепёком…»

Терзался воздух солнцепёком,
Морочил шаткими тенями,
В песке беспамятно далёком
Скользили ёлочки за нами.
Качалось небо, мы спешили
Навстречу зелени пригорка,
Зной нарастал всё шире, шире,
От вдоха становилось горько…
Мы добежали и упали,
Вдыхая жажду жаркой влаги.
Мы у надежды не в опале –
Здесь разовьются наши флаги,
Здесь будет наше государство,
А там у ельника – граница;
Разлуки долгие мытарства
Теперь забудут наши лица,
Загримируются загаром
Морщинки долгих огорчений –
Всё предоставлено,
всё даром,
Без платы и ограничений.
Хрипит прибой в протяжном зове,
До моря добежать – минута,
Разлёгся август на Азове,
Минуту с веком перепутав.
Ты на себе захочешь видеть
Вместо одежды только тени,
Вкушающая тёплых мидий,
В песок вогнавшая колени.
Правдива радостная ложь,
Что жизнь – отложенный платёж.

«Заповедные места…»

Заповедные места,
Потаённые тропинки,
Над водой, из-под листа,
Виснут гроздьями икринки.
На босых твоих ступнях
Распластался цветом леса
Трав запечатлённый крах,
Меткой влюбчивого беса,
Сделав здесь тебя своей,
Спешно слепленной из листьев…
Лес – нетрезвый чародей,
Лес – пропивший меру мистик.
Города всегда не спят,
Города съедают сутки.
Тащим из лесу опят,
В лес – поплывшие рассудки.

«Холодной водочки возьму…»

Холодной водочки возьму,
Возьму селёдушки и сальца,
И погружусь в теплынь и тьму,
Сжимая строки в жёстких пальцах.
Впущу в себя огонь и снег –
Материй разность состояний,
Забуду всё, забуду всех,
Как стебель первородно-ранний.
Почтив компанию чертей
И лики ангелов за ними,
По разделительной черте
Пройду, услышав своё имя.
Так что, я водочки возьму,
Возьму селёдушки и сальца –
Дух не равняется уму,
Когда строку сжимают пальцы.
Теперь я сам себе уют,
Не предан и учениками.
Ученики тех предают,
Кто ради них сдвигает камень.
А я – свободен, я – один,
Но не могу быть одиноким
Среди придуманных картин
Перекодированных в строки.
Лучше я водочки возьму,
Возьму селёдушки и сальца,
Позволив сердцу своему
Сжимать строку до хруста в пальцах.

«Остановись…»

Остановись,
замри, послушай –
Поёт, рокочет и звенит
Так, что вот-вот заложит уши,
Слепящий солнечный зенит.
Остановись,
плечом расторгни
Союз упрёков с драмой поз.
Наши ступни – почти, что корни
Страны журчания стрекоз.
Остановись,
это не сцена,
Здесь нет дыхания чужих.
Ты – женщина и тем бесценна
Твоя отринутость от лжи.
Остановись,
взгляни отсюда –
Ты часть всего и вся во всём,
А я – особенное блюдо
На вздорном празднике твоём.
Остановись,
до парохода
Не доберёшься, здесь – не брод;
Не угрожай своим уходом –
Не пристаёт здесь пароход.

«Почти невидим и свободен…»

Почти невидим и свободен,
Пока без жертвенных даров,
Я низко кланяюсь природе
За то, что крови дарит кров
В своей работе неуёмной,
В подкожной путаясь стране,
Пока сижу у мойр в Приёмной
На неприёмной стороне.
Почти свободен и невидим,
В осколках лунного клыка,
Надеюсь на ночной корриде,
Избегнуть участи быка.
Часы из суток выжимаю
И пью по каплям до минут,
Подобно в прошлом шалопаю,
В любви нашедшему приют.
Не обнаружен, не услышан,
Листву читая по слогам,
Я ветерком скользну по крыше,
По шторе и к твоим ногам
В своей немыслимой свободе,
С печатью лунной на виске –
Так полнолуние и водит
Меня на длинном поводке.

«Ангел спикировал – кто-то спасён…»

Ангел спикировал – кто-то спасён,
Непонимающий, как это вышло.
Поговорим за столом обо всём,
С тоста начнём – бестолково и пышно.
Ангел спикировал – это про нас,
Непонимающих, как это сталось.
Наше молчание – это сейчас
Так вздорожавшая малая малость.
Ангел спикировал – знать бы за что
И почему так для нас это важно.
Тост, как обычно совсем не про то,
Что прожитое – не груз, не поклажа.
Ангел спикировал – произошло
И возвестил этот росчерк небесный,
Что без добра загибается зло,
Как океану не в силах быть пресным.
Ангел спикировал – наши тела
Вверчены в летний распаренный воздух.
С тоста начнём, весть от неба светла,
Чуть припозднилась, но всё же – не поздно!

«Во мне живёт звериный рык…»

Во мне живёт звериный рык
В призывах шерстяного тона,
Кровь поднимая под кадык
В когтях извечного закона.
В тебе живёт иная тайна,
Хранительница очага.
И эта тайна не случайно
Всё заключает в берега.

Во мне живёт звериный зов
Причины вихревой и дикой,
Всегда незыблемых основ
Господства ярости и крика.
В тебе живёт иная сила,
Хранительница колдовства.
Ты в муках радостно носила
И носишь чудо рождества.

Во мне живёт звериный криз –
Невоплощённая свобода
От разлетающихся брызг
Из-под подошвы сумасброда.
В тебе живёт частичка страха,
Хранительница всех мужчин.
Ты любишь о себе поахать
В недолгом поиске причин.

Нет, Величайший программист,
Не дописал последний лист –
Такого в нас наворотил,
Что лучше б возвратил всё в ил
И сделал заново замес
С другими нами или без.

«Ночные ветра…»

Ночные ветра
Суетливы и слепы,
Под вечер зачаты,
Сплетаются в спрут
И только с утра,
В невесомые склепы,
Себя запечатав,
До ночи замрут.
Влюбись в меня, власть
Полусумрака влаги
Густых перекрестий
Летящих дорог,
Хочу я попасть
В твой блуждающий лагерь,
Усвоив без лести
Парящий урок.
Уже – имена,
А вчера ещё – люди,
Кочуют без крика
На кромках ветров.
Имён белизна,
Как орнамент на блюде,
Останется в бликах
Следами голов.
Смывает вдали
Чужестранные тени,
Макушкой засвета,
Кристальный изгиб:
Над телом Земли
Шум спешит к перемене –
Вползает планета
Под солнечный нимб.
Исчезнуть ничто
Не решится, не сможет
По собственной воле,
По воле чужой,
Покуда холстом
Муравьиных дорожек –
Вздыхать будет поле
Да ветер блажной.

«Странноватая эпоха…»

Странноватая эпоха –
Рвань заплаток от-кутюр;
Два притопа, три прихлопа –
Лиц картофельный фритюр,
Толкотня ночных тусовок,
С болтовнёй про красоту
Кандалов цветных кроссовок
И расплывшемся тату.
Где искать тебя, шальная?
Как узнать тебя в дыму?
Твоя жизнь давно двойная,
То ты там, а то в дому
Теплокожая вотрёшься
В кожу замерших картин.
Что душа твоя матрёшка
Знаю только я один.
Возвратишься, я закрою
Ставни, двери на замки,
Не внемля мольбам и вою,
Раздавлю себе виски
И пройдусь огнём по срубу,
Очищающим огнём –
Провались в него, голуба,
В нём призыв и радость в нём.
Постою на пепелище,
Растворяя в стоне дрожь,
Теперь ты меня поищешь,
Прикоснись, когда найдёшь.

«Нет в душе ни мира, ни аккордов…»

Нет в душе ни мира, ни аккордов
Лунно-колыбельных песнопений –
Только размалёванные орды,
Да за ними вянущие тени.
Нет в душе от духа и намёка,
Как надолго он меня оставил –
Только крови кающейся клёкот,
Да сердечный грохот ритма правил.
Слушаю,
прислушиваюсь,
слышу,
Словно в яме сдвинутого люка –
Будто кто-то есть
и будто дышит
Узником, устав от перестука.
Затихающие отголоски
Пересчитываю в списке бдений,
Рассечённых светом на полоски
Лунно-колыбельных песнопений.
Душит, наполняющийся воздух,
Запахом сирени и фиалки…
Поздно жить, но и не верить поздно
Приоткрывшимся глазам весталки.

«Шаги втираются в капель…»

Шаги втираются в капель
В сыром бессильном феврале –
Жду ускользающую цель
В прицельном градусном ноле.
В надежде на повторы лжи,
Вот-вот вина себе налью.
Капель, шагами докажи –
Я выбрал снова жизнь свою!
Но ты, капель, всё тарахтишь –
Времён промокший метроном,
Потоком жалким с грязных крыш,
Дробясь на капли за окном.
Ты не туда меня ведёшь,
Созвучий ласковая лесть,
Внушая радужную ложь
О том, что будущее есть.
А ты назад меня веди,
Созвучий путаный призыв,
Зажми дыхание в груди,
Терзай мне сердце на разрыв:
Верни к наивным вечерам,
Бокалам, тостам, болтовне,
В постельный душный тарарам
С русалкой, купаной в вине!
Нет, не туда меня зовёшь,
Созвучий льстивая змея.
Пусть это – радужная ложь,
Но это – жизнь и ложь моя!

«Ожог нечаянных знакомств…»

Ожог нечаянных знакомств
Сулит нечаянный звонок,
Рождая тёплый в горле ком,
Чтоб будет каждый позвонок,
Посчитан,
увлекая в шёлк
Розовощёких ягодиц,
Под вдох, похожий на смешок,
Начав игру – сначала блиц?
Или звонок не прерывать,
Чтобы не гладить позвонки,
Не проверять на скрип кровать,
Спиной не тешить ноготки,
Не мять постельное бельё
В неновой жадной новизне,
Не мучить тихое жильё –
Оставить будущность извне?
Поёт воинствующий зверь,
Перебивая тоном тон –
Удача, что звонок не в дверь,
Не то впустить был обречён.
А так,
не пойман,
не прижат
В прихожей,
далее – везде.
Мой телефон – мой верный брат,
Мой внешний мир в твоей узде!

«В пыльном спазме жгучей боли…»

В пыльном спазме жгучей боли
Ты больной,
больной заразный –
Ветер,
дыбящийся в поле,
Превратившись в веник грязный,
Поднимаешься до смерча
Жирной гусеницей серой –
Сам собой теперь очерчен
Правотой своей и верой.
Начинал ты ветерочком
Лугового перепляса
И зачат был непорочно –
Пыли пух, да птичья клякса.
Что тебя так оскорбило –
Лес шумнул за перекрёстком
Или речка, бросив илом,
Прогнала, назвав подростком?
Подними меня повыше –
Стану я твоим наследством.
Про тебя потом напишут:
«Смерч пронёсся без последствий».
Приземлимся на лужайке,
Ты вернёшься в тело ветра,
В тело посвиста-жужжайки –
В нём воинственность запретна.
Погожу до непогоды,
Погожу, когда заверчен
Буду в пылевые роды
Новой болью – новым смерчем.

«Не спеши собирать свои вещи…»

Не спеши собирать свои вещи –
Не спеши от поступка сгореть.
Снов не вещих, а может быть вещих,
Постарайся не слушаться впредь.
Там, за рамками стеклопакета,
Не дождёшься меня в солнцепёк,
Где ты солнцем внезапно раздета,
Где пищит прикаспийский зуёк,
Где горбы пересохших баркасов
Нам – подарок в уюте песка,
Где ландшафтом ожившего Марса
Нас дурачат седые века.
Не спеши собирать свои вещи –
Не спеши от решений сгореть.
Городские кирпичные клещи
Зажигают вечернюю медь,
По ночам из тебя выжимая
Горловое молчание слёз.
Потерпи, скоро призраки мая
Нас затянут на крылья колёс
Для прыжка в прошлогодние бредни –
На развалины выцветших лет.
Убери чемоданом из передней,
Разорви невозвратный билет.

«Боюсь тебя кому-то показать…»

Боюсь тебя кому-то показать,
Без опасения утраты.
Ты – годы, льющиеся вспять
На незакатные закаты.
Ты понимаешь это и молчишь –
Мы понимаем это оба.
Мой первобытный страх – малыш,
Которого отдаст утроба
Удушливым объятьям голосов,
Лишив укромного уюта.
Не выдать нас – дверь на засов:
Минута – ночь и жизнь – минута.

«Хочу прижиться в ворохах…»

Хочу прижиться в ворохах
Твоих случайных разговоров,
Не как назойливый монах
Из кельи изгнанный с позором
В полночный двор монастыря,
А как хранитель ночи-ночки.
Увидишь, я совсем не зря
В твоей останусь оболочке
И приживусь, и растворюсь,
И буду светотенью суток –
Я загоню пустую грусть
В непродолжительность минуток.
Кто часть кого из нас двоих
Нельзя понять, да и не важно.
Я – твой услужливый калиф
В твоём романе небумажном.
Не умолкай – перебирай,
Тобой очерченные дали.
Ты – горизонта дальний край,
А дали мне тебя отдали.
Ты – воплощённый разговор
Дождей,
ветров,
растений,
света.
Всем языкам наперекор –
Тебе неведом гул запрета.
Всё слушаю тебя и жду,
Когда я буду обнаружен.
Но ты лишь в спешке, на ходу,
Затягиваешь шарф потуже.

«Дотанцовывают листья…»

Дотанцовывают листья,
С ветерком на полу-пальцах,
Танец кажущихся истин –
То ли румбу, то ли сальсу.
Запах сырости от хруста
Ноги за собой всё тянет
И зовёт,
но в сердце пусто,
Как в разорванном кармане.
Глупость мудрости устала
Наполняться словесами –
Жизнь, как птичка, отсвистала
Молодыми голосами.
Что же сердце так болтливо
Подбивает подбородок?
От осеннего наплыва
Даже ум притворно кроток.
Подбери подол повыше,
Не тревожь веселья листьев –
Пусть танцуют, пусть подышат,
Танцем кажущихся истин.
Глупость мудрости устала
Наполняться словесами –
Жизнь, как птичка, отсвистала
Молодыми голосами.

«Туман – не воздух и вода…»

Туман – не воздух и вода,
Туман – мятущаяся стая
Осведомлённых душ,
когда
Необходимо им истаять,
Освободив для новых душ
Пространство встречи приговора,
Где прожитое – это чушь
Из недомыслия и вздора.
Меня касается туман
Своей прохладной тонкой кожей
И я как будто кем-то зван,
Но путь на зов мне не проложен.
Я слеп в душистой пелене,
Пока чужой в душевной трате,
А значит не позволят мне
Знать о своей последней дате.
Туман – обычный конденсат,
Зависший над началом утра.
Туман глотает всё подряд
И я проглочен им попутно.

«Она заглядывает в бездну…»

Она заглядывает в бездну,
Но говорит мне о любви.
Прожить полезно – бесполезно,
Как ни усердствуй – ни живи.
И как с подобным примириться,
Когда неясен мир вокруг,
Когда тебе едва за тридцать,
А женщина шаманит круг.
Она заглядывает в бездну,
Но говорит мне о любви.
Жить невозможно безвозмездно,
Как жизнь любовью ни трави.
Страсть не подвержена расчёту,
Но и расчёт неисчислим:
Сегодня обнимаем чёрта,
А завтра в ангела сопим.
Она заглядывает в бездну,
Но говорит мне о любви.
Мечты готовятся к заезду,
Чтоб от уздечки рот в крови.
Когда-нибудь и я постигну
За что сердечный метроном
Всю жизнь поддакивает игу
Любви,
таящейся не в нём.

«Самонадеян я и глуп…»

Самонадеян я и глуп –
Не стану для тебя кумиром:
Моих стихов многоголовый труп
Не освятит классическая лира.
Ты это чувствуешь, но лжёшь
Перечитав зачитанное чтиво,
Надеясь, что я крепко толстокож
И буду верить, слушая учтиво.
Не пьём с тобой за Новый год,
Не селится у дальней стенки ёлка,
Моих книжонок тонкий бутерброд
Заветрился на книжной полке.
Да, ты предчувствуешь предел –
Ты что-то видишь, но не скажешь;
Быть может это страсти новодел
И в нём есть место нам обоим даже;
Быть может, взвизгнет ветерок
От скорости, несущейся навстречу
Поющей пустоте дорог,
Наматывающихся нам на плечи.
Быть может, а быть может нет,
Всё это так со мной и сгинет,
Похожим на чужой завет
Крестов моих ладонных линий.
Вложи свою ладонь в мою –
Сочти живые перекрестья кожи,
Чтоб знать, когда в каком краю,
Мы снова станем на себя похожи.

«Не существует вечного ни в чём…»

Не существует вечного ни в чём,
Но вечность существует вечно,
Танцующая за твоим плечом
В пути рассыпавшемся Млечном
Мерцаниями,
вспышками и тьмой
Сквозь пелену, в дыхании морозном.
Доверься мне, поехали домой –
Что нам в синклите этом звёздном!
Вот только где он, этот близкий дом,
Да из каких тысячелетий?
Стоим над замерзающим прудом,
Плетущим ледяные плети.
Дотерпим,
доживём до Рождества,
А там крещенствующим – прорубь;
В священных брызгах полу-шутовства
Невидимый зависнет голубь…
Потом весны температурный треск
Начнёт настройку звона лета,
А вечность припасёт нам пару мест
Там, где сейчас скользит комета
Мерцаниями, вспышками и тьмой
Сквозь пелену, в дыхании морозном.
Доверься мне, поехали домой –
Что нам в синклите этом звёздном!
Жизнь, в полном смысле – воплощённый смысл
И выше смысла быть уже не может.
Мы – воплощённая не нами мысль
Из крови и душой под кожей.
Я по ночам ныряю в кровоток
И каждый день ценю, как день последний,
Пойдём домой, там стены, потолок…
Там наш мирок – миров наследник.

«Эх, закусив бы удила…»

Эх, закусив бы удила,
Забросив все свои дела,
Обняться с чёртом вечным летом –
Крутнуться по другим планетам!
Уж точно, будет чертовня
Большим подарком для меня.
Там, на планетах, будут ведьмы,
С загаром инфернально-медным;
Там будет зелья вкус душистый,
Ковёр полян призывно-мшистый,
Беспечность мысли, без оглядки
На дам взлетающие пятки;
Там будут всем аплодисменты
И без оценки кто ты, с кем ты.
А вот Земля, моя обитель –
Бодрящий ароматный сбитень,
Чтит только дурь галлюцинаций
В замесе одуревших наций.
Ну, кто закусит удила,
Забросит все свои дела,
В обнимку с чёртом вечным летом,
Со мной крутнётся по планетам?

«Бликуют чёрные очки…»

Бликуют чёрные очки,
Купальник замер на песке.
Теней, прозрачные зрачки,
Теснятся робко на виске.
Одежда женщине чужда –
Прикинется бесполой,
Чтоб не ответить сразу «да»,
Но оставаться голой.
Сливаясь в солнечный прищур,
Растёт прибоя мерный шаг,
Разбрызгав пену партитур,
Настраивая звон в ушах.
Очки купальник и песок,
И женщина над ними.
К ногам закатный льётся сок,
Вот-вот ступни обнимет –
Начнётся чувственный распад,
Переплавляя день в мираж;
Я буду нежен невпопад,
Ты просто примешь мой кураж.
Очки, последний атрибут
Одежды и защиты,
В песке и обретут приют,
И будут там забыты.

«Так сколько нам ещё…»

Так сколько нам ещё,
Беспечно жить друг в друге –
В дворцах своих трущоб,
Купаясь в зное вьюги?
Дымится разворот –
Чужих колёс отрыжка,
Растягивает рот
От болтовни отдышка.
Куда нас тянет даль
От тени придорожной?
На кой нам чёрт педаль
Для скорости безбожной!
Крещение, Навруз, –
Ожившие картины, –
Всегда желанный груз
Для Масленицы блинной.
Обочинная сныть,
Займи собой дорогу –
Мы снова станем жить,
Умнея понемногу.
Сбежать и убежать
В распахнутые чащи,
Без умысла стяжать
Шумящий и звенящий
Пространств зелёный смог.
Шурша, шумя и роя –
Здесь мир, весьма не строг
К поэмам без героя.

«Отпусти меня на волю…»

Отпусти меня на волю
К табунам, стадам и стаям –
Ветру дружески подвою,
Эху дружески подлаю.
Оторви меня от сердца,
Брось свободе на съеденье –
Стану жалобнее терций,
Стану прячущейся тенью.
Отпусти меня на пристань –
Там кораблик шумный, пёстрый.
Я в толпе исчезну быстро,
А тебе оставлю остров
С белозубой кромкой пены,
С родником судьбы текучей.
Отпусти меня из плена –
Отпусти, себя не мучай;
Не ищи в поступке смысла,
Не ищи и смысла в воле,
Как и сути бескорыстной
Не ищи в сердечной боли.

«Не будем ждать хороших новостей…»

Не будем ждать хороших новостей,
Не будем жечь предпраздничные нервы –
Не будем приглашать к себе гостей
В наш полумрак четырёхмерный.

Продолжить чтение