О космосе
© А. В. Сластихин, предисловие, комментарии, 2025
© Издательство АСТ, 2025
Биография Константина Эдуардовича Циолковского
12 апреля 1961 года произошло великое событие как для страны, которая оправлялась после череды потрясений (революции, Гражданская война, Великая отечественная война), так и для всего человечества в целом: человек полетел в космос. Громадная работа многих людей – не только для реализации конкретного полета Юрия Алексеевича Гагарина, но и долгое изучение, исследование и расчеты для того, чтобы это произошло.
Когда говорят слово «космос», это сразу вызывает ассоциации с ракетой, стартующей с космодрома, с искусственными спутниками, летящими на фоне Земли, с фамилиями Гагарин, Королев и Циолковский.
А почему именно эти фамилии всплывают в голове, почему портреты этих людей – одного в шлеме скафандра, другого с суровым лицом, в пиджаке, третьего – старца с бородой? Конечно же, мы знаем молодого человека в шлеме скафандра – это Юрий Алексеевич Гагарин, человек, совершивший первый полет в космос. И главного конструктора ракет и космических кораблей, на которых покорялся космос и на котором совершил свой полет Гагарин, – это академик Сергей Павлович Королев. Но кто же этот третий, пожилой человек с бородой?
Константин Эдуардович Циолковский – человек, своими мыслями, идеями и изобретениями опередивший время на многие десятилетия, ученый-самоучка, который верил в свою гениальность, в свои исключительные знания, как человечеству покинуть свою «колыбель», родную планету Земля. Научные работы Константина Эдуардовича Циолковского стали основой для покорения космоса, ведь ученый еще в XIX веке предвидел и описал космические полеты, как и на чем они будут происходить. Константин Эдуардович Циолковский – ученый, с которого началась космическая эра!
17 сентября 1857 года в селе Ижевское Рязанской губернии Российской Империи (сейчас село в Спасском районе Рязанской области, в 100 км от Рязани) в семье лесничего Эдуарда Игнатьевича Циолковского и Марии Ивановны Юмашевой родился четвертый сын, выдающийся философ и изобретатель, основоположник теоретической космонавтики Константин Эдуардович Циолковский. Имя было дано священником, который проводил обряд крещения.
Происхождение
Род Циолковских являлся польским дворянским родом герба Ястржембец. Первое упоминание о принадлежности Циолковских к дворянам относится к 1697 году. По семейным преданиям Циолковских, их предком был известный бунтарь Северин Наливайко, руководитель антифеодального крестьянско-казацкого восстания на Украине XVI века. Исследователь творчества и биографии К. Э. Циолковского Сергей Самойлович предполагает, что потомки Наливайко были сосланы в Плоцкое воеводство, где породнились с дворянской семьей и приняли их фамилию – Циолковские. Фамилия рода якобы произошла от названия села Целково (то есть Телятниково, польск. Ciołkowo). Но современные исследования не подтверждают семейную легенду. Эта легенда описана в автобиографических заметках (Константин Эдуардович Циолковский, «Черты из моей жизни», 2‐е издание, дополненное).
Касательно достоверных данных о происхождении рода Циолковских и их причисления к дворянскому сословию имеется документальное подтверждение, что основателем рода был некий Мацей (польск. Maciey, в современной орфографии польск. Maciej), у которого было три сына: Станислав, Яков и Валериан, ставшие после смерти отца владельцами селений Великое Целково, Малое Целково и Снегово. В сохранившейся записи сказано, что помещики Плоцкого воеводства братья Циолковские принимали участие в избрании польского короля Августа Сильного в 1697 году. Константин Циолковский – потомок Якова[1].
К концу XVIII века род Циолковских сильно обеднел. В условиях глубокого кризиса и распада Речи Посполитой тяжелые времена переживало и польское дворянство. В 1777 году, через 5 лет после первого раздела Польши, прадед К. Э. Циолковского Томаш (Фома) продал имение Великое Целково и переселился в Бердичевский уезд Киевского воеводства на Правобережной Украине, а затем – в Житомирский уезд Волынской губернии. Многие последующие представители рода занимали небольшие должности в судебных органах. Не имея никаких существенных привилегий от своего дворянства, они на долгое время забыли о нем и о своем гербе[2].
Возвращение дворянского звания произошло в мае 1834 года, благодаря деду К. Э. Циолковского, Игнатию Фомичу, который получил свидетельства «о дворянском достоинстве», для того чтобы сыновья могли продолжать образование. Начиная с отца Константина Эдуардовича, род вернул себе дворянский титул[3].
Семья
Отец великого ученого Эдуард Игнатьевич Циолковский (1820–1881, полное имя – Макар-Эдуард-Эразм, Makary Edward Erazm) окончил в 1841 году Санкт-Петербургский лесной и межевой институт. После окончания института служил лесничим в Олонецкой и Петербургской губерниях.
Константин Эдуардович в автобиографии под названием «Черты из моей жизни» дает такую оценку своему отцу:
«Характер отца был близок к холерическому. Он всегда был холоден, сдержан, с моей матерью не ссорился. Во всю жизнь я был свидетелем только одной ссоры его с моей матерью. И то виновата была она. Он не отвечал на ее дерзости, но хотел разойтись с нею. Она вымолила прощение. Это было примерно в [18]66 году. Мне было тогда лет 9. Среди знакомых слыл умным человеком и оратором, среди чиновников – красным и нетерпимым по своей идеальной честности. Много курил, даже временно ослеп и всю жизнь имел зрение не сильное. Я помню его дальнозорким. При чтении надевал очки. В молодости умеренно выпивал. При мне уже оставил это. Вид имел мрачный. Редко смеялся. Был страшный критикан и спорщик. Ни с кем не соглашался, но, кажется, не горячился. Отличался сильным и тяжелым для окружающих характером. Никого не трогал и не обижал, но все при нем стеснялись. Мы его боялись, хотя он никогда не позволял себе ни язвить, ни ругаться, ни тем более драться. Придерживался польского общества и сочувствовал бунтовщикам – полякам, которые у нас в доме всегда находили приют. Кто-нибудь у нас в доме постоянно ютился.
Был ли отец знающ? По тому времени его образование было не ниже [образования] окружающего общества, хотя, как сын бедняка, он почти не знал языков и читал только польские газеты. В молодости он был атеистом, но под старость иногда с моей сестрой посещал костел. Был, однако, далек от всякого духовенства. В доме я никогда не видел у нас ксендза или православного духовенства. Польским патриотом особенно не был. Говорил он всегда по-русски, и мы не знали польского языка, – даже мать. По-польски и с поляками говорил редко. Перед смертью (в 1880 г.) увлекался русским Евангелием, что было, очевидно, влиянием толстовщины.
Пристрастие у него было к изобретательству и строительству. Меня еще не было на свете, когда он придумал и устроил молотилку, увы, неудачно! Старшие братья рассказывали, что он с ними строил модели домов и дворцов. Всякий физический труд он поощрял в нас и вообще самодеятельность. Мы почти все делали всегда сами.
…
Отец не сидел в тюрьме, но [ему] приходилось дело иметь с жандармерией и иметь много неприятностей с начальством.
Из казенных лесничих его скоро высадили. Прослужил он в этой должности, должно быть, лет пять. Был учителем естественных наук в таксаторских классах[4]. И тут пробыл лишь год. Потом где-то маленьким чиновником, управляющим делами. Вообще не повышался, а понижался в своей карьере. Потом губернское начальство представило его к должности лесничего, но министр не утвердил, и отец пробыл вторично лесничим только несколько месяцев. Опять пришлось терпеть крайнюю нужду.
Отец был здоров: я не помню его больным. Только после смерти матери у него сделались приливы крови к мозгу (50 лет), и он всю остальную жизнь носил на голове компресс. Это было, мне кажется, результатом полового аскетизма. Жениться он стыдился, хотя в эти годы нравился женщинам: в него влюблена была хорошенькая и молодая гувернантка соседей. Лично я считал его некрасивым, но что-то в нем было нравящееся. В пище он был очень умерен и никогда не был толстым. Фигура – коренастая, без живота, среднего роста. Лысины не было и следов, но волосы стриженые, седые (был брюнет), умеренно мускулист. Под конец жизни упал духом (хотя никогда не жаловался) и никуда не выходил из дома. Помер внезапно, без болезни – мне сдается – от уныния и полового воздержания. Тетка рассказывала: поднялся утром, сел, несколько раз вздохнул и был готов. Я тогда только что поступил на учительское место. Отец умер 61 года»[5].
В 1843 году Эдуард Игнатьевич Циолковский был переведен в Пронское лесничество Спасского уезда Рязанской губернии, где познакомился со своей будущей женой Марией Ивановной Юмашевой (1832–1870), матерью Константина Эдуардовича.
Мать К. Э. Циолковского Мария Ивановна Юмашева имела татарские корни. Предки Марии Ивановны при Иване Грозном переселились в Псковскую губернию. Они также относились к дворянскому сословию, были мелкопоместными дворянами, владели бондарной и корзинной мастерскими.
Мария Ивановна была воспитана в русских традициях, несмотря на татарские корни. Имела хорошее образование: окончила гимназию, знала латынь, математику и другие науки.
Вот как описывает свою мать Константин Эдуардович в автобиографии:
«Мать была совершенно другого характера: натура сангвиническая, горячка, хохотунья, насмешница и даровитая. В отце преобладал характер, сила воли, в матери же – талантливость. Ее пение мне очень нравилось. Темперамент отца умерял природную пылкость и легкомыслие матери. …Мать вышла замуж в 16 лет, и романов до замужества у ней, очевидно, не было. Не было их и после. Отец был старше ее лет на 10. Родители мои очень любили друг друга, но этого не высказывали.
…
Мать тоже была хорошего здоровья. Никогда не видел ее в постели, никогда не видел прыщика на ее лице. Но она очень мучилась родами. У нее было человек 13 детей (Последний мой брат умер лет 20 тому назад, а последняя сестра – лет 15 (Речь идет о брате Циолковского Иосифе и сестре Марии)). От нее осталась дочь, моя племянница, и сейчас живая. Еще есть дети от другого брата. Мать была выше среднего роста, шатенка, с правильными, хотя немного татарскими чертами лица. Тоже нравилась мужчинам, но меньше, чем отец. Под конец жизни стала избегать деторождения и умерла 38 лет, как мне кажется, жертвой неудачного аборта. Хотя прямых доказательств последнего у меня нет»[6].
Между родителями были хорошие отношения, но, по описанию Константина Эдуардовича, была некоторая сдержанность. Вот как описывает семью сам Циолковский:
«Родители мои очень любили друг друга, но этого не высказывали. Однако это не мешало им слегка увлекаться, особенно отцу, который нравился женщинам. До измены ни с какой стороны не доходило. У отца, как и у меня, было инстинктивное и отчасти сознательное стремление к воздержанию. Вероятно, и он видел в этом источник умственной силы и энергии. Я никогда не видел у нас двуспальной кровати, хотя сначала, может быть, она и была. Напротив, при мне было обратное: отец спал через сени со старшими мальчиками, а мать – с маленькими детьми. Может быть, это и способствовало обильному деторождению.
У родителей было пренебрежение к одежде, к наружности и уважение к чистоте и скромности. Особенно у отца. Зимой мы ходили в дешевых полушубках, а летом и дома – в рубашках. Иной одежды, кажется, не было. Я даже на учительскую должность ехал в полушубке, прикрытом дешевым балахоном. Исключение было для учащихся в школах. По крайней мере были сюртуки (тогда в школах блуз не носили).
…
И мать, и отец все же были склонны к космополитизму: видели человека, но не видели государств, правительств и вероисповеданий»[7].
Семья Циолковских была большой. Согласно исследованиям родословной Циолковских Сергеем Ивановичем Самойловичем[8], у Эдуарда Игнатьевича и Марии Ивановны было восемь детей: Александр (1850), Дмитрий (1851), Иосиф (1854), Борис (1855), Константин (1857), Игнатий (1858), Мария (1865), Екатерина (1868). Как указывает биограф, вероятнее всего, пятеро детей родились мертвыми – по законам православной церкви, если ребенок рождался «без признаков жизни», то он не нарекался именем и не записывался в церковные книги.
Детство Константина Эдуардовича до 1868 года прошло в селе Ижевском под Рязанью. Рос маленький Костя обычным ребенком, в 6–7 лет по сказкам А. Н. Афанасьева научился читать и читал все, что возможно было достать. Любил мечтать и, как пишет в автобиографии, платил младшему брату, чтобы тот слушал его фантазии.
Глухота
В 11‐летнем возрасте Константин после катания на санках простудился и заболел. Заболевание вызвало глухоту, которая не проходила.
«Я ковырял в ушах, вытягивал пальцем воздух, как насосом, и, думаю, сильно себе этим повредил, потому что однажды показалась из ушей кровь», – так описывает сам Константин Эдуардович появление глухоты.
Глухота стала для него сильным ударом, на протяжении всей жизни он ссылался на нее как на негативный фактор в своем развитии и общении с людьми.
«Глухота делает в дальнейшем мою биографию малоинтересной, так как лишает меня общения с людьми, наблюдения и заимствования. Она бедна лицами и столкновениями, она исключительна. Это биография калеки. Я буду приводить разговоры и описывать мои скудные сношения с людьми, но они не могут быть ни полными, ни верными. Порою я слышал лучше, и вот эти-то моменты, может быть, более запомнились»[9].
Недуг повлиял и на успеваемость. Как отмечает Циолковский в автобиографии, отставание в учебе могло стать сложением разных факторов: появившейся глухоты, возраста и темперамента. Не исключает автор и того, что у него, как и у его отца, могла проявиться «черта позднего развития».
В это же время у Константина проявляется интерес к мастерству. Он самостоятельно мастерит из картона, бумаги и сургуча кукольные коньки, санки, домики, часы с гирями. Тяга к мастерству с возрастом только усиливалась.
Константин Эдуардович страдал лунатизмом. Сам ученый описывает это так:
«У меня была склонность к лунатизму. Иногда ночью я вставал и долго что-нибудь бормотал (без сознания). Иногда сходил с постели, блуждал по комнатам и прятался где-нибудь под диваном. Однажды пришли откуда-то ночью родители и не нашли меня в кровати. Я оказался спящим на полу в другой комнате. У брата, Мити, это было еще сильнее».
В 1870 году семью Циолковских постигает большое горе – в возрасте 38 лет после непродолжительной болезни умирает Мария Ивановна.
К 14 годам Константин начинает самостоятельно заниматься учебой. Этому способствовали любовь к чтению и наличие книг из библиотеки отца. Самообразование и увлечение мастерством позволили самостоятельно сделать астролябию[10]. С помощью нее Константин измеряет расстояние до пожарной каланчи. Увлечение книгами по физике побуждает собирать и изобретать двигатели и различные машины; в этот период Константин собирает аэростат с водородом, но неудачно, и делает проект «машины с крыльями».
В Москве
Поняв, что у сына технический склад ума, Эдуард Игнатьевич отправляет Константина в Москву для поступления в Высшее техническое училище (сейчас МГТУ им. Баумана), снабдив его письмом к своему знакомому с просьбой помочь устроиться, но по неизвестной причине письмо было утеряно. Приехав в Москву, Константин Эдуардович снимает комнату у прачки. В Москве он проведет три года.
В училище Константин так и не поступил, но занимался самообразованием. За три года, проведенные в Москве, будущий ученый самостоятельно осваивает математику и физику, высшую алгебру, курс дифференциального и интегрального исчисления, геометрию и другие точные науки. Материал дается крайне легко. Как заявляет Циолковский, ему было проще найти доказательство какой-либо теоремы самостоятельно, нежели искать и следить за доказательством в учебнике.
Увлеченность наукой делала жизнь Константина Эдуардовича крайне аскетичной. Ежемесячно отец высылал ему 15 рублей, но практически все деньги тратились на покупку химических реактивов, различных материалов для опытов и экспериментов и книг. Питался молодой ученый водой и черным хлебом.
Видимо, в этом есть великое предназначение, даже, можно сказать, воля вселенной[11]– будучи голодным, питаясь хлебом и водой, ощущать счастье от своих идей, экспериментов и научной работы.
Во время пребывания в Москве Константин регулярно посещает Чертковскую библиотеку[12] и знакомится там с русским мыслителем-утопистом Николаем Федоровичем Федоровым. Возможно, Федоров давал изучить свои труды Циолковскому – это предположение можно сделать, изучив ряд философских работ Константина Эдуардовича, где присутствует мысль о том, что человечество должно объединиться и покорять космические пространства, о том, что Земля является «колыбелью» для человечества и пора бы «вылезти из этой колыбели».
Возвращение в Вятку. Переезд в Рязань
В 1876 году Циолковский по приглашению отца возвращается в Вятку. Живший в Москве на одном хлебе и воде он, конечно же, сильно исхудал. Из писем сына отец, конечно же, понял это – воодушевленный своими идеями и мечтами Константин не смог бы долго так жить без последствий для здоровья. Эдуард Игнатьевич под благовидным предлогом приглашает сына погостить домой. Константин остается в Вятке и, благодаря знакомствам отца, получает возможность вести частные уроки по физике и математике. Константин с увлечением занимается с учениками, мастерит для них модели для наглядного объяснения материала и продолжает свои научные опыты и эксперименты.
Через два года, летом 1878‐го по причине выхода в отставку Эдуарда Игнатьевича семья Циолковских переезжает в Рязань. По воспоминаниям Константина Эдуардовича, переезжали они весной на пароходе. В том же году Константин Эдуардович, выражаясь современным языком, подпадает под военный призыв, но по причине своей глухоты признается врачебной комиссией негодным к военной службе.
В сентябре 1879 года Константин Эдуардович с успехом экстерном сдал экзамены на звание учителя уездных училищ и в октябре получил свидетельство, дающее право на преподавание. Преподавание в школе останется его основной профессией до самой старости.
Назначения пришлось ждать до января 1880 года. Назначен был Константин Эдуардович учителем арифметики и геометрии в Боровском уездном училище Калужской губернии. Собрав вещи (книги и приборы были собраны давно, а вот с одеждой пришлось действовать в сжатые сроки), Константин Эдуардович навсегда попрощался с Рязанью. В Боровском уездном училище он проработает 11 лет, за которые, помимо своих предметов, будет замещать коллег по черчению, рисованию, географии и истории и даже директора училища.
Боровск
В Боровске после некоторых поисков жилья, которые чуть не стоили великому ученому жизни (в одном из временных пристанищ из-за рано закрытой задвижки растопленной печи Константин Эдуардович сильно отравился угарным газом), ему сдал две комнаты священник местной единоверческой церкви, вдовец Евграф Николаевич Соколов. Знакомство с Соколовым оказалось для Константина Эдуардовича судьбоносным. У священника была 23‐летняя дочь Варвара. Между ними появилась симпатия. Варвара смотрела на нового жильца с восторгом и любопытством. Сделать предложение Константин решился довольно быстро, и 20 августа 1880 года состоялось венчание Константина Эдуардовича и Варвары Евграфовны (5.11.1857–20.08.1940). Венчаться шли пешком, а отмечали радостное событие в тесном семейном кругу. В автобиографии Циолковский указывает, что женился без любви в надежде, что в таком браке жена не будет мешать ему работать. Скорее всего, ученый лукавит: он любил свою жену, но любовью человека, который знал о своем гении, человека, увлеченного великими мыслями и целями.
У Константина и Варвары было 7 детей. В 1881 году родился первый ребенок – дочь Любовь, в 1883‐м – сын Игнатий, в 1885‐м – Александр, в 1888‐м – Иван, в 1892‐м – Леонтий, умерший от коклюша спустя год, и две дочери – Мария (в 1894 году) и Анна (в 1897‐м).
9 января 1881 года скончался Эдуард Игнатьевич Циолковский, отец Константина, но из-за того, что письмо пришло с большим запозданием, сын не попал на его похороны.
В первые три года (1880–1883) жизни в Боровске Константин Эдуардович пишет первые научные работы: «Теория газов», «Продолжительность лучеиспускания Солнца», «Свободное пространство», «Механика подобно изменяющегося организма». Так как он не обладал актуальной информацией о научных открытиях, произошел курьезный случай: при работе над «Теорией газов» Циолковский написал о своих выводах выдающемуся ученому, автору периодической таблицы химических элементов Дмитрию Ивановичу Менделееву, на что тот ответил, что работа Циолковского очень интересная, но кинетическую теорию газов открыли 25 лет назад. В силу оторванности Циолковского от научного сообщества некоторые его работы повторяют и подтверждают открытия, которые произвели раньше Константина Эдуардовича другие ученые и изобретатели.
Постепенно рос научный вес и известность Константина Эдуардовича, и в 1887 году, благодаря знакомству с Александром Григорьевичем Столетовым, первооткрывателем явления фотоэффекта, профессором Московского университета, возглавлявшим физическое отделение Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, состоялось выступление на заседании Общества любителей естествознания в Большом зале Политехнического музея с докладом о металлическом управляемом аэростате. Это был успешный дебют молодого ученого.
Но за успехами, к сожалению, следуют неудачи. В апреле того же 1887 года, буквально сразу после возвращения в Боровск из Москвы, происходит крупный пожар в доме, где снимают квартиру Циолковские. В пожаре, из которого еле спаслись все члены семьи, погибло все, включая рукописи и библиотеку. Это был сильный удар для ученого, но жажда истины и сила воли победили.
В 1890 году Циолковский отправляет свою работу о металлическом дирижабле, своей давней мечте наряду с космическими полетами, Д. И. Менделееву, который дает отрицательный отзыв о работе. Но Константин Эдуардович не сдается и возражает на замечания Менделеева, который направляет работу Циолковского в VII (воздухоплавательный) отдел Русского технического общества с просьбой заслушать доклад на данную тему. К сожалению, опять отрицательная оценка работы.
Все та же жажда истины и вера в свою исключительность и великую цель не дают опустить руки великому ученому. В 1891 году в трудах отделения физических наук Общества любителей естествознания публикуются первые работы Циолковского: «Давление жидкости на равномерно движущуюся в ней плоскость», «Как предохранить хрупкие и нежные вещи от толчков и ударов».
В 1892 году Константина Эдуардовича переводят в Калугу по личной просьбе директора народных училищ Калужской губернии, до которого давно уже доходила молва о талантливом и усердном преподавателе.
В этом же году выходит первая печатная книга Циолковского «Аэростат металлический, управляемый», изданная близким другом Циолковского Сергеем Евгеньевичем Чертковым. К сожалению, изданная книга плохо продавалась, но автор был счастлив – это ощущение запомнится ему навсегда.
В 1894 году выходит важная работа Константина Эдуардовича «Аэроплан, или Птицеподобная (авиационная) летательная машина». В работе ученый рассуждает о строении самолета. В отличие от своих коллег-изобретателей и ученых, копировавших полет птиц, Циолковский описывает схему привычного нам самолета, где используется немашущее крыло и имеются винтовые двигатели.
Через 3 года, в 1897‐м, Циолковский на собственные средства построил первую в мире аэродинамическую трубу – «воздуходувку», и начал эксперименты по исследованию сопротивления воздуха. Первые эксперименты воодушевили автора, и он отважился обратиться в Императорскую академию наук с просьбой о выделении ему материальной помощи на продолжение опытов по изучению сил сопротивления тел воздушному потоку, помещенных в созданную им «воздуходуйку». Впервые за два десятка лет научных поисков прошение о матпомощи было одобрено. На полученные средства Константин Эдуардович строит новую, больших размеров аэродинамическую трубу, на которой в течение двух лет без чьей-либо помощи получает огромный экспериментальный материал, выявляет важнейшие закономерности, которые в настоящее время составляют фундамент теоретической и практической аэродинамики. Но, к сожалению, не все так гладко. В 1901 году ученый готовит отчет об экспериментах по сопротивлению воздуха, произведенных с помощью аэродинамической трубы. Однако огромный труд ученого и достигнутые им результаты не были оценены научной общественностью. Подготовленный им в 1903 году обширный итоговый «Отчет К. Э. Циолковского Российской академии наук об опытах по сопротивлению воздуха» получил отрицательный отзыв академика Михаила Александровича Рыкачева и был сдан в архив без права публикации. Тогда Константин Эдуардович направил «резюме» в журнал «Научное обозрение», а второй экземпляр отчета удалось передать в Москву знаменитому профессору Николаю Егоровичу Жуковскому, названному уже при жизни «отцом русской авиации». Но и от Жуковского Циолковский ответа не получил и на попытки узнать о судьбе рукописи опять получил молчание. Циолковский попал в неприятную ситуацию: утрата рукописей как отчета за казенные деньги и отсутствие ответа о судьбе рукописей от Жуковского. В это же время в 1902 году профессор Жуковский сам начал производить опыты с аэродинамической трубой. Жуковский, по сути, повторил опыты, проведенные Константином Эдуардовичем, и с помощью аэродинамической трубы произвел ряд классических опытов по выяснению законов аэродинамики, которые легли в основу конструирования будущих винтовых самолетов. Профессор Жуковский, вероятно, не мог простить недипломированному самоучке из Калуги, что собственные теоретические исследования привели его к результатам, которые получил Циолковский задолго до него. Это задело самолюбие «отца русской авиации» и стало причиной замалчивания имени Константина Эдуардовича Циолковского в научном сообществе.
По мнению советского ученого Александра Леонидовича Чижевского, «безумие затопило разум большого ученого»: великий специалист по вопросам аэродинамики был, видимо, человеком завистливым и не хотел признавать в Циолковском ученого в области воздухоплавания[13].
Замалчивание всегда являлось простым, но довольно действенным приемом завистников. К сожалению, в их числе оказываются и выдающиеся люди.
К сожалению, такова одна из черных страниц отечественной науки!
В 1896 году Циолковский постепенно начинает заниматься вопросами покорения космоса и делает предположения и теоретические расчеты о полете ракеты и ее двигателе. Проделанные Циолковским с аэродинамической трубой исследования и выводы из этих исследований легли в основу формулы, связывающей потребную мощность двигателя с аэродинамическим коэффициентом сопротивления и коэффициентом подъемной силы. Эти труды легли в основу одной из его ключевых работ по ракетодинамике «Исследование мировых пространств реактивными приборами», первая часть которой была опубликована в 1903 году в «Научном обозрении». В этом пионерском труде Циолковский полностью доказал невозможность выхода в космос на аэростате или с помощью артиллерийского орудия, чем доказал, что полет в космос осуществим только с помощью ракеты, и вообще это летательный аппарат будущего. В этой же работе Константин Эдуардович вывел зависимость между весом топлива и весом конструкции ракеты для преодоления силы земного тяготения, проанализировал поведение ракеты вне атмосферы, в невесомости. К сожалению, первый труд остался практически не замеченным научным сообществом.
В 1911 году журнал «Вестник воздухоплавания» публикует вторую часть труда «Исследование мировых пространств реактивными приборами». В ней Циолковский вычисляет работу по преодолению силы земного тяготения, скорость и время полета. На этот раз статья Циолковского наделала много шума в научном мире. В 1914 году выходит дополнение к данной работе. Она считается самым ценным трудом Циолковского и делает его первым в исследовании вопросов космической техники.
Что же еще происходит в жизни Циолковского в Калуге? С 1899 года Циолковский преподает физику в женском епархиальном училище – закрытом учебном заведении для детей духовенства. Учатся у Циолковского без двоек, т. к. учитель считает, что это противоречит всем канонам обучения и воспитания. Также он продолжает работу над летательным аппаратом своей мечты – металлическим дирижаблем.
В августе 1900 года Константин Эдуардович по причине слабого здоровья увольняется со службы в Калужском уездном училище. Теперь он преподает только в епархиальном училище, вплоть его ликвидации по решению органов Советской власти в 1918 году.
В 1902 году и без того нелегкую жизнь ученого омрачает горе: самоубийством кончает жизнь старший сын Игнатий. Он был способным и смышленым ребенком, который не по годам был развит и начитан. В 1902 году Игнатий поступил в Московский университет на естественный факультет, а 2 декабря неожиданно для всех решил закончить жизнь, приняв цианистый калий.
До конца жизни Константин Эдуардович будет тяжело переживать смерть сына и находить отвлечение только в работе. Это горе круто изменило жизнь ученого: разочаровавшись в земных проблемах, он устремил свое внимание к космосу. Мысли об изучении космоса о возможных других, лучших мирах, которые есть в космическом пространстве, излагаются Циолковским в философском труде «Этика, или Естественные основы нравственности».
Все свободное время Циолковский посвящает своей научной деятельности. Одной из главных его целей и мечтаний является металлический управляемый дирижабль. Его особенность была в том, что за счет предлагаемых ученым ребер, располагавшихся поперек оси дирижабля, изменялся бы объем, следовательно, уменьшалась бы подъемная сила. В 1909–1911 годах Циолковский получает патенты на изобретения, связанные со способом соединения металлических листов с целью устройства оболочки дирижабля.
К сожалению, идея металлического дирижабля не нашла большой и серьезной поддержки в научном обществе.
Начало ХХ века для Константина Эдуардовича оказалось самым трудным периодом в его жизни. За первые 15 лет – и потеря сына и непонимание и замалчивание достижений в научном сообществе, и наводнение в 1908 году, которое подкосило и материально (дом был затоплен на метр, промокла вся библиотека, сильно пострадал кабинет-лаборатория Циолковского), и ухудшение здоровья.
В 1917 году Российскую империю потрясают революции и к власти приходят большевики. Циолковский в своих философских работах утверждал о необходимости стремления человечества к равенству и достатку всех живущих на земле, всеобщем образовании и всеобщем равенстве. Его мечты о всеобщем благе, о единстве людей, без которого невозможно покорение вселенной и создание колоний на других планетах, совпадало с лозунгами большевиков. И конечно же, приход новой, советской власти он воспринял с воодушевлением.
Но смена власти только добавила проблем семье ученого. У Циолковских отобрали корову, которая была единственной кормилицей, расформировали епархиальное училище, в котором учительствовал Константин Эдуардович. Семья ученого оказалась практически без средств к существованию. Эти события вынудили Циолковского 30 июля 1918 года обратиться с письмом в созданную в Москве Социалистическую академию общественных наук о просьбе принять его в свои члены. В письме Константин Эдуардович указывает на то, что его философско-социологические выводы и обобщения во многом совпадают с идеологией новой власти и совпадают с оценкой дальнейшего развития. В результате неожиданно для ученого, его избрали академиком, и почти целый год он получал жалованье в размере 300 рублей; помимо этого, поступило предложение переехать в Москву, но Циолковский, сославшись на слабое здоровье и глухоту, отказался.
И опять вроде налаженная жизнь преподносит неприятные сюрпризы: 17 ноября 1919 года по доносу Циолковский был арестован Чрезвычайной комиссией и под конвоем отправлен в Москву на Лубянку, в следственную тюрьму.
Причиной ареста стала следующая история. Циолковский вел переписку с летчиком из Киева Федоровым, который заинтересовался дирижаблем ученого. Летчик, в свою очередь, в письме рассказал своему знакомому, что ученый может сообщить информацию о состоянии дел на Восточном фронте. Письмо это попало в Чрезвычайную комиссию. И как-то в гости к ученому пришел человек и передал привет от знакомого по переписке. Ролью знакомого прикрылся агент ВЧК Молоков, который выступил в роли офицера разведки Деникинской армии по фамилии Образцов. 16 ноября 1919 года, назвав условленный пароль «Федоров-Киев», который был им получен от офицера разведки белогвардейцев, провокатор пришел в дом ученого. На протяжении нескольких часов Молоков беседовал с Циолковским, пытаясь выяснить у него данные о расположении вражеских белогвардейских сил. Но ученый удивился и объяснил, что его интересует исключительно наука, в частности космос и воздухоплавание, а политика и военные процессы неинтересны и чужды. Тем не менее, несмотря на то, что проверка информации о связном-учителе не дала ожидаемых результатов, собеседников арестовали и отвезли на Лубянку.
В течение 10 дней Константин Эдуардович провел в общей камере на Лубянке в ожидании допроса. Когда его все-таки вызвал на беседу следователь Ачкасов, пожилой ученый сразу заявил ему, что является сторонником советской власти и арестован по ошибке. На вопрос, почему именно к нему зашел белый офицер, назвав условленный пароль, ученому пришлось ответить подробно. Циолковский заявил, что действительно знаком с Федоровым, живущим в Киеве, и часто переписывается с ним. Когда в гости к ученому пришел человек и передал привет от старого знакомого, он не мог не напоить его чаем. Однако на все вопросы гостя о белогвардейцах ученый заявил, что ему ничего об этом не известно. Ученому поверили. Следователь Ачкасов в деле Циолковского написал заключение, из которого следовало, что белые с Циолковским знакомы не были. В качестве приговора Ачкасов предлагал отправить пожилого ученого в концентрационный лагерь, но без принуждения к обязательным работам из-за его возраста и многочисленных болезней сроком на один год. К счастью, с делом Константина Эдуардовича ознакомился начальник особого отдела МЧК Е. Г. Евдокимов. Неизвестно, чем руководствовался начальник Московской ЧК, но на деле ученого он красными чернилами поставил свою четкую резолюцию: «Освободить и дело прекратить. Е. Евдокимов». В тот же день, 1 декабря 1919 года, ученого отпустили на свободу[14].
В сентябре 1920 года ученый предпринял попытку переехать с семьей на Украину, где Киевский губсовнархоз проявил интерес к его работам и выразил готовность организовать переезд ученого с семьей, имуществом и моделями на новое место жительства. Из Киева даже прибыл официальный представитель, чтобы помочь ученому преодолеть неизбежные бюрократические препоны. Лишь тогда в Калуге спохватились и решили взять ученого под опеку, содействовать его работам и помочь с взаимосвязью по интересующим его вопросам с соответствующими органами. Технический совет Калужского губсовнархоза связался с Главным управлением Красного Воздушного флота, где быстро оценили перспективность проектов Циолковского и затребовали все материалы о строительстве дирижаблей.
В родном городе ученого зачислили в техническое бюро Калужского губсовнархоза: сначала на должность техника-конструктора, а затем – консультанта по техническим вопросам. Тогда же Циолковскому увеличили размер пенсии, выдали единовременное пособие и назначили академический паек. 9 ноября 1921 года на заседании Малого Совнаркома было принято постановление о назначении Константину Эдуардовичу пожизненной усиленной пенсии за особые заслуги «в области научной разработки вопросов авиации». Документ подписали В. И. Ленин и другие члены Советского правительства.
3 мая 1925 года в большой аудитории Политехнического музея по инициативе Всероссийской ассоциации натуралистов состоялся диспут на тему «Металлический воздушный корабль Циолковского». На заседание ученый привез 43 модели своего дирижабля разной величины. Диспут окончился победой Циолковского, а после ряда технических экспертиз ученому было выделено две тысячи рублей на разработку дирижабля объемом 150 кубических метров. Работы над проектом такого дирижабля было решено проводить в Москве. В конце апреля 1926 года модель была построена, но государственные и научные структуры дали отрицательные экспертные заключения. Отмечалось, что проект дирижабля конструктивно недоработан и экономически не обоснован, и дальнейшее продолжение работ является нерациональным. В августе было сочтено нецелесообразным выделять деньги на постройку новых моделей. Но некоторые министерства и общественные организации тем не менее оказывали поддержку Циолковскому в идее с дирижаблем и после негативного отзыва.
Куда успешнее шло освоение реактивных приборов и ракетной техники. Практическая работа по этой тематике в России фактически началась в 1921 году на базе Газодинамической лаборатории (ГДЛ), основанной Николаем Ивановичем Тихомировым (1860–1930). С 1928 года здесь стали проводить летные испытания небольших ракет, а годом позже в ГДЛ начал разработку жидкостного ракетного двигателя будущий академик Валентин Петрович Глушко (1908–1989). С Циолковским его связывало давнее сотрудничество. Еще школьником будущий академик написал Константину Эдуардовичу письмо с просьбой выслать ему свои работы, особенно связанные с математическими вычислениями. Циолковский незамедлительно послал юноше несколько своих брошюр. Переписка с Глушко продолжалась несколько лет.
В 1932 году в Москве была создана производственная Группа изучения реактивного движения (ГИРД). Уже через год под руководством будущего академика Сергея Павловича Королева (1906–1966) были произведены пуски жидкостных ракет конструкции Михаила Клавдиевича Тихонравова (1900–1974) и Фридриха Артуровича Цандера (1887–1933). Все трое считали Константина Эдуардовича своим учителем и поддерживали с ним плодотворные контакты.
Вот так мысли и теоретические представления о ракете и ее двигателе Циолковского были переданы будущему главному конструктору, который смог реализовать стремления ученого, – Сергею Павловичу Королеву.
В сентябре 1932 года по всей стране проходит чествование Циолковского по случаю его 75‐летия, а 27 ноября в Кремле Константину Эдуардовичу вручен орден Трудового Красного Знамени.
В апреле 1935 года Циолковскому, жалующемуся на постоянные боли в желудке, был поставлен диагноз – рак желудка. Хотя больному, по существующей во все времена традиции, не сказали о страшной болезни, он сам почувствовал, что пришла пора подводить итог жизни. Болезнь быстро прогрессирует. 8 сентября Константину Эдуардовичу сделана срочная операция, но, к сожалению, даже опытные хирурги – профессоры Плоткин и Смирнов, прибывшие самолетом Москвы, – не смогли ничего сделать с необратимыми изменениями, которые вели к неминуемой смерти.
Константин Эдуардович сильно изменился: говорил мало и с трудом, общаться ему ни с кем не хотелось – даже с родными. Он оживился и воспрянул духом, только когда принесли телеграмму И. В. Сталина с пожеланием скорейшего выздоровления и дальнейшей плодотворной работы: «ЗНАМЕНИТОМУ ДЕЯТЕЛЮ НАУКИ, ТОВАРИЩУ К. Э. ЦИОЛКОВСКОМУ. Примите мою благодарность за письмо, полное доверия к партии большевиков и Советской власти. Желаю Вам здоровья и дальнейшей плодотворной работы на пользу трудящихся. Жму Вашу руку. И. СТАЛИН». Константин Эдуардович сразу же продиктовал ответ: «Прочитал Вашу теплую телеграмму. Чувствую, что сегодня не умру. Уверен, знаю – советские дирижабли будут лучшими в мире. Благодарю, товарищ Сталин». Собственноручно дописал: «Нет меры благодарности. К. Циолковский»[15].
19 сентября 1935 года, в 22 часа 34 минуты Константин Эдуардович Циолковский скончался. Ему было 78 лет.
Великий ученый, человек, который все время ощущал свою исключительность, свое предназначение, что его труд и знания есть воля Вселенной. Ученый, который будет признан ученым сообществом только на закате своей жизни. Он поистине является отцом космонавтики: его открытия и изобретения на многие десятилетия опередили время.
О космосе
Воля вселенной
Как будто все зависит от воли разумного существа, подобного человеку. Наш труд, мысль побеждают природу и направляют ее по желаемому руслу. Например, обрабатываем землю и получаем обильную пищу, приручаем животных, преобразовываем их и растения, строим дома, дороги, машины, облегчаем ими труд, заставляем работать силы природы, и они увеличивают наши силы в 10, 100, 1000 раз. Если бы ленились, не проявляли свою волю, то ничего бы не было, и мы погибли бы от голода, холода, болезней, бесплодия и т. п.
Это условная воля. Она есть, и проявление ее благодетельно. Сейчас она еще не велика, ограничена, но можно надеяться, что будет расти и проявит себя еще много сильнее. Условная воля есть воплощение наших мыслей и желаний в жизнь. Например, я хочу построить дом – и строю, хочу изобресть какую-либо машину – и изобретаю, хочу осуществить ее – и осуществляю. Хочу вступить в брак с такой-то женщиной – и вступаю. Хочу иметь детей – и имею. В большинстве случаев наши замыслы не удаются, особенно трудные, но теоретически можно допустить, что есть сильная воля, которая осуществляет все разумные желания. Если не теперь, то в будущем, если не нами, то иными, более совершенными существами или даже нашими потомками. Нет ничего выше сильной и разумной воли. Один разум без воли – ничто, и одна воля без разума – тоже ничто. Каждое существо должно жить и думать так, как будто оно всего может добиться рано или поздно. Откуда же источник этой благодетельной воли? Воля зависит от устройства головного мозга. Высший мозг получился от развития мозга низших животных. Все животные и растения произошли от сложной органической материи, каковы бактерии, амебы, протоплазма. Последние – от неорганической природы.
Развитие же органического мира невозможно без какой-либо энергии, например энергии Солнца.
Ясно, что жизнь, разум и волю породила постепенно природа. Человек рожден Землею, Земля – Солнцем, Солнце произошло от сгущения разреженной газообразной массы. Эта – от еще более разреженной материи, например от эфира.
Итак, все порождено Вселенной. Она – начало всех вещей, от нее все и зависит. Человек, или другое высшее существо, и его воля есть только проявление воли Вселенной.
Ни одно существо не может проявить абсолютной воли, как не могут проявить ее часы или какой-нибудь сложный автомат, например говорящее кино. Тени кино говорят, ходят, делают, исполняют свою волю, согласуют слова с действиями, но всякий знает, что их воля только кажущаяся, не абсолютная, все их движения и речи зависят от киноленты, вообще от человека, создавшего кинофильм. Так и самое разумное существо исполняет только волю Вселенной. Она дала ему разум и ограниченную волю. Ограниченную потому, что эта воля, зависящая от разума, не может быть единственным источником поступков: всегда может вмешаться громада Вселенной, исказить, нарушить и не исполнить волю одного разума. Мы говорим: все от нас зависит, но ведь мы сами – создание Вселенной. Поэтому вернее думать и говорить, что все зависит от Вселенной. Мы предполагаем, а Вселенная распоряжается как хочет, без церемонии разрушая наши планы и даже разрушая всю планету со всеми ее разумными существами.
Если нам и удается исполнить свою волю, то только потому, что нам это позволила Вселенная. Она всегда имеет множество способов и причин затормозить нашу деятельность и проявить иную, высшую волю, хотя и наша воля – только воля Вселенной.
Возьмем хоть события этого 28‐го года. Ясно, что они суть следствия событий 27‐го года, а последние – результат событий 26‐го года и т. д. В конце концов, все, что ни совершается, имеет источником давно прошедшие времена, когда не было даже и следа животных. Наша воля, наши поступки – настоящие и будущие – результат давно прошедших времен. А эти родились от времен еще более ранних. Дециллионы лет тому назад, дециллионы дециллионов лет, дециллионы в дециллионной степени – вот времена, вот состояние мира, послужившее причиною современных и будущих явлений.
Нас интересует не столько проявление воли человека (хотя и она произведена космосом), сколько общее проявление воли Вселенной.
Имеем ли мы право говорить о воле Вселенной? Можно говорить о воле разумного существа, даже о воле глупого животного, но можно ли говорить о воле космоса? Можно ли уподобить его хотя глупому животному? Но раз все зависит от устройства Вселенной (в настоящий или давно прошедший момент), то значит, она или ее неизвестная причина имеет волю. Эта воля обусловливает все, что мы сейчас видим или на что указывает нам наш разум. Вопрос только в том, какова эта воля. Качество воли укажет нам и на качество Вселенной или ее причины.
Если говорить о современном состоянии Земли, то воля космоса именно проявляется как воля неразумного существа. В самом деле, в делах Земли, в делах человечества мы видим смесь разумного с глупым, доброго с жестоким. Зачем нищета, болезни, тюрьмы, злоба, войны, смерть, глупость, невежество, ограниченность науки, землетрясения, ураганы, неурожаи, засухи, наводнения, вредные насекомые и животные, ужасный климат и т. п.? Смотря лишь на Землю, мы должны бы волю космоса сравнить с волей ограниченного существа. Но всегда ли будет Земля и человек в этом состоянии? Вселенная породила человека, его слабый разум и волю. Но ведь они были раньше еще слабее, они потом развивались до теперешней силы и, можно надеяться, будут продолжать свое развитие. Какой степени оно достигнет, какие плоды даст – это теперь даже трудно себе вообразить (см. мою книгу «Будущее Земли и человечества»). Итак, есть полное вероятие в том, что воля космоса и на Земле проявится во всем блеске высочайшего разума. Совершенное состояние Земли продолжится очень долго в сравнении с горестным ее положением, каково настоящее. И тогда в счастии, блаженстве высший потомок человека скажет: воля космоса проявляется как воля мудрейшего и всесильного существа. Наш потомок только может обвинить эту волю в некоторой медлительности: почему космос не сразу создал счастье, а заставил часть материи испытывать прежде сумбур мук и страстей. Хотя и не долгие сравнительно были мучения, однако были. Они ни в каком случае не составят более тысячной доли счастливого состояния людей. Мы увидим потом, что и это обвинение отпадает.
В нашей Солнечной системе более тысячи планет, и хоть одна из них находится в условиях, благоприятных для развития высшей сознательной жизни. В нашем Млечном Пути более миллиарда солнечных систем, подобных нашей. В нашем Эфирном Острове около миллиона млечных путей. Мы могли бы продолжать так до бесконечности, но ограничимся одним нашим Эфирным Островом. В нем насчитываем миллион миллиардов солнечных систем и по крайней мере столько же планет, пригодных для развития совершенной жизни. На всех планетах зародилась жизнь, но на этих она должна бы пышно расцвести. Спрашивается, равны ли были эти миллион миллиардов планет? Без сомнения, на некоторых расцвет был раньше, чем на других, и совсем необыкновенный по прекрасным результатам. Там жизнь опередила все возможное, все самое лучшее, что может себе только представить человек.
Он же мечтает не только завоевать свою Солнечную систему, но и посетить иные. Цель – ликвидировать безболезненно все несовершенное (зачаточное) и заселить планеты своим совершенным поколением.
Человек будущего думает: какой тяжелый путь прошла органическая жизнь Земли, сколько страданий перетерпели ее существа. Теперь у нас их нет. Кроме разумного, ничто не осеняет нашу планету. Но какой ужас в прошлом? Не лучше ли бы было, если бы Земля прямо была заселена сознательными существами. Тогда не было бы этого хвоста страданий и безумия.
Если человек так может думать, то тем более думало так высшее существо на высшей планете. И не только думало, но нашло тысячу возможностей осуществить свои разумные желания.
Итак, разум и могущество высших существ, зародившихся на высших планетах, ликвидируют зачаточную жизнь на иных планетах и заселяют их своим потомством. Подобно этому огородник выпалывает на своем огороде сорные травы и сажает на нем полезные овощи.
Выходит, что Вселенная заполнена только совершенными существами. На бесконечном большинстве планет совершенная жизнь прямо стала на ноги, без долгих тысячелетий предварительных мук самозарождения. Из миллионов миллиардов планет только немногие потерпели чашу страданий, так как жизнь на них началась самозарождением.
Если вы в течение всей своей счастливой жизни мучились только одну секунду, то можно ли вашу жизнь считать неудачной? Так и Вселенную нельзя считать несчастной на том основании, что какая-нибудь планета из миллиардов их должна претерпеть сравнительно ничтожное время муки самозарождения.
Если же космос дал в общем только счастье для своих существ, то можно считать его волю безукоризненной.
Космос породил не зло и заблуждение, а разум и счастье всего сущего.
Чтобы понять это, надо только стать на высшую точку зрения: вообразить будущее Земли и обнять разумом бесконечность Вселенной или хоть один наш Млечный Путь. Тогда мы увидим, что космос подобен добрейшему и разумнейшему животному.
Вы, может быть, скажете: ну хорошо, везде разлито счастье и разум, но разве нет стихийных бедствий, которые это счастье в один момент сметают, как метлой сметают негодный сор.
Планеты и солнца взрываются подобно бомбам. Какая жизнь при этом устоит! Светила остывают и лишают планеты своего живительного света. Куда тогда денутся их жители? Множество катастроф всегда подстерегают разумных существ.
Дело в том, что мы о разуме высших существ имеем очень неверное понятие. Если люди уже теперь предвидят некоторые бедствия и принимают против них меры и иногда успешно борются с ними, то какую же силу сопротивления могут выказать высшие существа Вселенной.
Они предвидят взрывы планет за много сотен лет до этого явления и удаляются с них в безопасные места космоса. Они предвидят и взрывы солнц, также их погасание и уходят своевременно от ослабевших.
Вы еще скажете: рано или поздно все солнца погаснут, жизнь прекратится, вот вам благодеяние космоса. Этого не может быть. Солнца непрерывно возгораются, и это даже чаще, чем их угасание. Одним словом, темных солнц воскресает не менее, чем угасает блестящих. Вселенная всегда была и будет в среднем в том виде, в каком мы наблюдаем ее сейчас. Жизнь каждого светила периодична и повторяется множество раз. Также и жизнь группы светил, например Млечного Пути.
«А смерть и ее муки? – скажете вы. – Разве это может когда-нибудь исчезнуть?»
Жизнь не имеет определенного размера и может быть удлинена до тысяч лет. Смерть же может быть безболезненной, как смерть дерева или какого-нибудь насекомого.
Кроме того, я много раз доказывал, что как жизнь светила периодична и восстановляется бесчисленное множество раз, так и жизнь существа или составляющих его атомов возникает множество раз, вернее, всегда возникала и будет возникать без конца. Ни один атом Вселенной не избегнет ощущений высшей разумной жизни. Мало того, только такая жизнь и возможна.
Смерть есть одна из иллюзий слабого человеческого разума. Ее нет, потому что существование атома в неорганической материи не отмечается памятью и временем, последнего как бы нет. Множество же существований атома в органической форме сливаются в одну субъективно непрерывную и счастливую жизнь – счастливую, так как иной нет. Ее не допускают разум и сила высших животных.
Вселенная так устроена, что не только сама она бессмертна, но бессмертны и ее части в виде живых блаженных существ. Нет начала и конца Вселенной, нет начала и конца также жизни и ее блаженству.
Мы доказываем, что воля Вселенной прекрасна, потому что в общей картине космоса мы ничего не видим, кроме блага, разума, совершенства и их субъективной непрерывности, безначальности и бесконечности.
Если космос имеет причину, то и причине этой мы должны приписать такие же свойства всеобщей любви.
Мы уверены, что зрелые существа Вселенной имеют средства переноситься с планеты на планету, вмешиваться в жизнь отставших планет и сноситься с такими же зрелыми, как они. Люди Земли когда-нибудь объединятся, и всеми ими будет управлять один избранный совет, под руководством президента, избранного советом.