Стишки, ставшие песенками. Или не ставшие

Бисер дней.

Бисер дней

Непомерно долгого года,

Нанизался на нить

Косолапых страданий моих.

Я рывком отвинтил,

Пробку тех неудач, что, по ходу,

Угрожали мне гибелью,

А я счастливо спрятался в них.

Обрамляют,

Дымной яркой короной лучи

Уходящее солнце.

Потерял или нет

Этот грустный рассеянный тающий свет?

Брошенных всеми,

Не собрать под крыло

Обещаний пустых и надежд.

Выйди из тени,

Протаранив плечом

Напускные оскалы невежд.

Сквозь повисшие ветки

Рук, всегда обнимавших,

Теперь потерявших тепло.

Возвращаюсь,

В те леса, где совсем малолетке,

Мне выжить во тьме повезло.

Есть женщины.

Есть женщины такие, они – как птицы,

Навстречу далям всем раскинуты их руки.

Лица освещены, рассветным небом ли, полуденным ли солнцем -

Они обласканы вниманием природы,

В тон всем вокруг звучит их голос…

Но,

Они внушают страх.

Беспечность их, их красота,

Открытость и отзывчивость, для многих, ну, как движенья паука,

Настолько непохожие на всё, что их в привычной жизни окружает,

Что пугает. Так безотчётно.

Так пугает.

Когда тем страхом поглощён,

Тех женщин раздавить готов любой,

Протест в котором, против жизни той простой и лёгкой, отчаянно силён.

Противиться ему им – гибельно опасно.

Как они несчастны! Так несчастны,

Пока источник их проблем так ясно виден, весел и открыт

Им всем.

Я вижу вас на острове, с воздетыми руками.

Вы там, с глазами острыми, с растрёпанными волосами,

Остаток человечности изводите на крик,

Вымаливаете у вечности, чтобы послали кару

Напрямик, на головы всех тех, кто вас пугает.

И это вам внушает: возмездие вот-вот уже падёт

И всем вам полегчает.

А! Вот и та огромная волна, которая приблизилась,

Нависла и накроет. И остров нахер этот смоет.

Со всеми страхами утащит в глубину

Многоголосую Вину.

Расположи мои мысли.

Расположи мои мысли

В порядке таком

Как все было вначале.

Выход, пока, нагрузиться вином,

Да так накачаться,

Чтоб почки кричали:

О!

Обломись!

Так мне птицы кричали.

Обломись!

Так мне рыбы молчали.

Если хочешь, чувак,

Как все было вначале,

Ты из жизни сотри

Все, что были, печали,

Вот и лодка твоя

Простоит, не отчалив!

Я вот только что стал

Понимать, что иначе

И черёмуха пахла,

И на поезде чахлом

Я был искренне счастлив!

Я в реке,

Я, слепней отгоняя,

Глубоко так ныряю!

Так ныряю!

Обломись!

Наступила новая жизнь.

Обломись!

Ведь лёгкие планеты – это леса,

Зрение планеты – это океаны,

Конечности планеты – материки,

А где ты и все твои раны?

Где твои истерики?

А?

А если ты видишь, вот он, конец!

То это, очевидно, только твой конец.

У нашей планеты нет конца,

Она ведь Мать и нас терпит без конца!

– Ганджа – это ответ?

– Нет!

– А мескалин – это ответ?

– Неет!

– А мухомор – это ответ?

– Неет!

– А какой ответ, а?

– А какой вопрос, а?

– А?

Словно выстирано, небо выстелилось.

Словно выстирано, небо выстелилось.

И, как символ начала, солнце сияло,