Пентименто

Страх.

Когда исчезли все воспоминания о прошлом, мыслительный процесс только начинает восстанавливаться, а из памяти пропали абсолютно все слова, первое, что происходит при таком пробуждении – сжимающее ум и тело состояние, успевшее незаметно поглотить целиком, но ещё не поддающееся ни обозначению, ни описанию.

Это страх. Страх из-за отсутствия осознания, невозможности понять и объяснить происходящее самому себе и, в конце концов, из-за того, что само слово «страх» покинуло память. И хотя ещё невозможно ни описать это состояние, ни хотя бы дать ему название, оно уже охватило. А от этого градус общей напряженности увеличивается и становится ещё страшнее. Словно резко утратилась возможность дышать, но при этом осознать происходящее не представляется возможным, как нет и возможности произнести «удушье», «не могу» и «дышать», но не из-за отсутствия воздуха, а из-за того, что внутри головы, где когда-то были мысли и слова, царит пустота.

Сейчас, когда я вспомнил, как называется это чувство, парализовавшее меня целиком, заставившее сердце биться чаще и слегка подрагивать всем телом, словно при переохлаждении, сознание несколько успокоилось. Однако, радоваться пока рано.

Сколько времени прошло с тех пор, как я пришёл в себя, когда моя память представляла собой белоснежный, без единого пятнышка, чистый лист, до момента, когда начали вырисовываться какие-то очертания действительности, ответить сложно. Как и угадать, хотя бы примерно. Всё равно будет мимо. Ход времени потерян, неощутим, как и само время.

Тем не менее, начало положено и страх начал понемногу отступать.

В голове словно завёлся какой-то двигатель, пробыв до этого долгое время в бездействии, и, медленно тарахтя, заработала машина оценки и анализа действительности.

Первыми появились мысли. Ещё беспорядочные, скачущие, набегающие друг на друга, путающиеся, где каждая новая мысль закрывает собой завершение предыдущей, но всё же – мысли. За ними, из пустоты, притянулись слова, которые и позволили мыслям быть тем, чем они являются, отображая и озвучивая их внутри моей головы.

Слова. Наборы букв, объединяющиеся с другими такими же наборами, формируя тем самым мысли и… речь.

Речь нужна для общения. Возможность выразить мысли, возникающие в голове словами.

– Выразить мысли, возникающие в голове. – произнес я вслух тихим хриплым голосом.

В горле стоял ком и пришлось прокашляться, чтобы первоначальный свист, раздавшийся при попытке сказать что-нибудь, перешел в какое-то подобие голоса. Неизвестно, когда я последний раз использовал свой речевой аппарат, тем не менее, нужно приводить его в чувство.

Произнесенные вслух слова, нарушили, успевшую стать привычной, беззвучную тишину и, тем самым, вернули ощущение страха, однако, в этот раз смешанного с чувством радостной грусти. Я услышал свой голос. Голос, который тоже забыл.

– Голос, который тоже забыл. – повторил я тихим неслышным шепотом, хотя не ставил цель шептать.

– Я здесь один. – произнес я уже уверенным голосом, однако после того как эти слова были сказаны и прошло какое-то мгновение, чтобы осознать их смысл, в горле вновь возникло напряжение.

В череде хаотично носящихся мыслей, мелькали и вполне очевидные, которые обозначали, что я, собственно, человек и что есть другие люди. Однако здесь я один. Вот только, где это «здесь»?

До этого момента машина внутри моей головы успешно развешивала ярлыки с наименованиями, помогая выстраивать таким образом мыслительный процесс, но теперь, при попытке понять, где я нахожусь, двигатель этой машины заглох.

Название вертелось на языке, а мозг уже впрыснул чувство тревоги, которое медленно стало растекаться по телу, обдавая каждую клетку наэлектризованным холодом, хотя осознание ещё не пришло, как не появилось и слово.

Я нахожусь в какой-то комнате, представляющей собой белый квадрат. Слева, справа, сверху, снизу, позади, спереди – всё белое, за исключением, разве что, небольшого тёмного прямоугольника, смотрящего на меня. Всмотревшись на него в ответ, стало понятно, что это окошко. Окошко в двери, которую я не сразу заметил, настолько она слилась с противоположной стеной. Лишь едва заметные линии, которые легко упустить, если не задерживать взгляд, выделяли дверь из стены, напротив которой, уже неизвестно сколько времени, сижу я.

Неизвестно и сколько уже времени я осматриваю это помещение.

Когда я только пришёл в сознание, а ярлык со словом «амнезия» или, хотя бы, «потеря памяти» ещё не созрел, я беспомощно озирался по сторонам, подобно ребёнку, изучающему окружающий его мир, задаваясь множеством вопросов и не находя никаких объяснений. По мере того, как налаживались способности к мышлению и какому-то анализу, постепенно вернулось и внимание, которое пока что тоже прихрамывало.

Сейчас я замечаю, что белый квадрат, в котором я нахожусь, сам состоит из белых квадратов, только меньших. Решив, что таким образом я окажу помощь восстанавливающемуся мозгу восстанавливаться быстрее, я решил поупражняться и посчитать количество мелких квадратов. «Заодно, – подумал я, – проверю себя на знание чисел и сколько из них вернулось в памяти». Начав подсчёты с потолка, я несколько раз сбился со счета, потому что квадраты сливались, я забывал на каком остановился и каждый раз приходилось начинать заново, на потолке я и остановился, так как затея показалась мне скучной и ненужной.

Удовлетворившись тем, что большая часть чисел звонко и точно отскакивала от сознания и перелетала в шёпот, которым я помогал себе при подсчётах, я немного порадовался, отбросив возникшую тут же мысль, что возможно я располагаю числа в неверном порядке, как одновременно произошли две вещи: Первая – на каком-то участке мыслительного центра повис ярлык «палата для душевнобольных», вторая – пришло осознание.

«Психиатрическая больница», «сумасшедший дом», «психушка» и прочие слова, которые когда-то были мне знакомы, но лишь понаслышке, продолжали выстреливать из моей памяти, вгоняя меня в мрачное настроение.

Прийти в себя в психушке – начало, конечно, не очень оптимистичное. Но тут же возник вопрос, породивший ряд других, каждый из которых был пропитан сомнением. Как я сюда попал? Теперь, конечно, стало ясно, что я потерял память, вероятно долго восстанавливался и долго приходил в себя, но насколько моё текущее состояние позволяет мне мыслить и делать какие-то выводы, я делаю следующий: я не болен.

Что было до момента «пробуждения», обстоятельства, по которым я оказался здесь и, собственно, кто я такой, всё это ещё не отображается в памяти, да и поговорить пока удалось лишь с самим собой, но лишь потому, что других людей здесь нет. Мне кажется, душевнобольной не способен задаться вопросом, псих он или не псих, как не может и подвергнуть сомнению или согласиться с таким заключением. А я уже способен и размышлять, и делать выводы и, по-моему, очень даже здраво.

Надо напрячься и вспомнить, кто я. Но, видимо, машина памяти ещё работает не на всю мощность и недостаточно разогрета. Пока есть только генератор мыслей, довольно хорошо функционирующий, рычаги выводов и анализа, фонари концентрации и внимания, но самое главное устройство ещё не собралось до конца. Нет ни единого намёка на моё прошлое до этой комнаты. Но я почему-то уверен, что я не нахожусь тут с самого рождения или большую часть жизни, хоть даже не помню, сколько мне лет.

Наверное, не стоит торопиться. Со временем всё, сразу или постепенно, восстановится. В конце концов, уже присутствует заметный прогресс: от непонимающего, ровным счётом ничего, трясущегося в ужасе, я стал способен мыслить, составлять некоторые умозаключения и что-то понимать.

Одну догадку, всё же, нужно проверить. Мне вспомнилось, что в некоторых случаях, потеря памяти связана с травмой головы. За неимением зеркала и других источников отражения, я принялся осторожно ощупывать свою голову руками. Пройдя несколько раз по всей поверхности головы и не обнаружив никаких признаков травм: не было ни шрамов, ни царапин, ни вмятин, по крайней мере, ничего такого, что можно было бы найти наощупь, – я сделал вывод, что амнезия вследствие повреждения головы, не мой случай. Это и радует и, в то же время, нет. Одним ответом было бы больше.

Пока я тщетно пытался рыться в потёмках своей памяти без какого- либо внутреннего освещения и развлекался ощупыванием собственной головы, я успел абстрагироваться от того факта, что я в палате психбольницы. Но теперь, когда заняться было больше нечем, осознание вновь набросилось на меня, породив во мне тревогу и… возмущение.

Внутри всё протестовало и отказывалось принимать факт, что все так, как и должно быть и все на своих местах. Версии были самые разные и все выступали в качестве защиты. Во-первых, всё это могло быть чьим-то дурацким розыгрышем, начиная от потери памяти и заканчивая помещением в психушку. Во-вторых, это может быть и не психушка вовсе, а какая-то декорация. Возможно, кто-то что-то мне подмешал или я чем-то надышался, потерял сознание и пришел в себя в этих белоснежных, как и мой внутричерепной архив, стенах. Вполне неплохой сюжет для шоу.

Поднявшись с пола, я подошёл к окошку в двери и посмотрел в него. Ничего кроме темноты по ту сторону не видно. Прислонившись ухом к замочной скважине, я стал прислушиваться к тому, что происходит за дверью, но никаких звуков слышно не было. Тогда я принялся ходить по палате и толкать стены, представляя, как они упадут и передо мной откроется павильон, в котором я увижу съемочную группу. Взгляд стал всматриваться в каждый уголок в поисках камеры и, в какой-то момент этих поисков, я поймал себя на мысли, что веду себя как раз как псих и если кто-то действительно наблюдает за мной, то своими действиями я только это подтверждаю.

Надо успокоиться и вести себя нормально. Заметив лежащий в одном из углов некогда белый матрас, по которому столько раз пробегал мой взгляд, но который я по-настоящему увидел только сейчас, я подошёл к нему, прилёг и принялся размышлять, бесцельно смотря в потолок из квадратов. Интересно получается, сколького не видишь, если не заостряешь на этом внимание.

Возвращаясь к возможным версиям, третьей причиной, может быть простая ошибка. Если так разобраться, разве потеря памяти является причиной для помещения в дом для душевнобольных? Вряд ли. Вероятно, на первых порах я вёл себя неадекватно: может быть, испуганно смотрел по сторонам, мычал что-то несвязное, а кто-то увидел такую картину и решил: всё понятно. Парень не в себе. Надо бы его переместить туда, где ему самое место. И вот я здесь.

Четвёртая причина стала комбинацией первой и второй, только без элементов шоу, с настоящей палатой в настоящей психбольнице. Кто-то меня отравил, нашли меня уже без сознания и привезли сюда.

Но всё это лишь догадки, которые пока ни подтвердить, ни опровергнуть не представляется возможным.

Пожалуй, на сегодня хватит размышлений и выстраивания догадок. Надо дать передышку тому двигателю, который уже неизвестно сколько работает на полной мощности, после того как резко включился. Как и мне самому.

Едва закрыв глаза и почувствовав, как меня забирает сон, несмотря на обстановку, мозг, на последнем обороте двигателя выбросил последнюю на сегодня частичку информации, размер которой был колоссальным: Рой! Моё имя Рой! После этого уже наступил сон.

Даже когда кажется, что дела хуже некуда и беспросветный мрак поглотил целиком, находятся какие-то крохотные, незначительных размеров, моменты, которые хоть и едва заметно, но всё же освещающие, кажущуюся абсолютной, тьму.

Собственное имя, вспомнившееся на последних секундах до погружения в сон, как и всё остальное, не исчезло после пробуждения. Мозг был слишком утомлён, проделав так много работы с непривычки, поэтому сил, чтобы подскочить и плясать от радости у меня не нашлось. Да и сон оказался сильнее. Особо радоваться сейчас тоже не стоит, ведь всё может опять стереться, отбросив меня в самое начало, заставляя по новой проходить через страх, не понимая, что это страх, но всё же есть повод для скромной улыбки.

Кажется, осталось совсем чуть-чуть и передо мной возникнет полноценная картина, большая часть которой ещё скрыта от меня не разгоняемым туманом. Нужно лишь подождать. Но сколько?

Жажда получить все ответы сиюминутно стала вытеснять смиренное терпение, к которому я только приготовился. Но как я ни старался, вспомнить, что было до этой палаты и какие обстоятельства привели меня сюда, не удавалось. Прошлое отказывалось принимать форму и давать хоть какие-то подсказки.

Обведя глазами в очередной раз помещение, меня охватила скука и я попробовал снова уснуть, но сон не приходил. Тогда я поднялся и принялся ходить по палате, попутно выискивая в себе признаки какого-то помешательства и, не находя таковых, испытывал удовлетворение, смешанное с недовольством.

– Эй! – обратился я в пространство за дверью, подойдя к ней. – Кто-нибудь есть? Я в полном порядке, слышите? Я не псих! Выпустите меня!

В какой-то момент меня укололо сомнение. Я задумался, сколько психов отрицают свою ненормальность и пытаются убедить всех и, главное, себя в своей адекватности.

Приложив ухо к двери, я вновь стал прислушиваться к пространству по ту сторону палаты, пытаясь уловить звуки шагов, разговоров, хотя бы какие-то звуки. Но как я ни вслушивался, ничего, кроме звенящей в ушах тишины, до меня не донеслось. Возможно, здесь хорошая звукоизоляция и я не услышал бы даже взрывов, а может там действительно никого нет и ничего не происходит. Я стал пытаться открыть дверь, цепляясь пальцами за выемки, так как ручки на ней не было, но ничего не вышло. Тогда я снова принялся наматывать круги по палате, пока не поймал себя на мысли, что так делают психи.

Вся эта обстановка начала действовать мне на нервы. Я даже не знаю, который час. Может быть сейчас ночь, и все спят, а утром кто-то зайдёт взглянуть на меня и мне удастся убедить их в своей адекватности. А если сейчас день? А если кто-то приходил, пока я спал? Нужно избавиться от мыслей и ни о чём не думать, так я только подбрасываю дров в нарастающий пожар своей злобы. Но мысль, что не надо думать – это уже мысль, которая заставляет думать.

Ещё немного и я действительно сойду с ума. Есть что-то давящее в этих стенах. Сколько времени я уже здесь, если не считать момента, когда я пришёл в себя? День? Неделя? Больше?

Вопросы множились, но ответов больше не становилось.

Может в этом и заключается чья-то цель? Свести меня с ума? Но если так, то почему? Зачем?

Вопросы. Одни вопросы.

Я не заметил, как заснул и сейчас не уверен, что проснулся. Закрываю глаза и открываю их уже несколько раз, каждый новый раз держа глаза закрытыми дольше предыдущего. Но всё остаётся по-прежнему: плотно закрытая до этого дверь, сейчас чуть приоткрыта и рядом с ней расположились заботливо сложенные стопкой вещи.

Казалось бы, инстинктивно стоило бы подскочить с места и броситься прочь, даже не переодеваясь, но я жду какой-то подвох. Просто смотрю в оцепенении на эти изменения, не веря своим глазам и, словно ловлю от них встречный выжидающий взгляд, в котором читается вопрос: что будешь делать?

Поднявшись на ноги, я неспеша подошёл к приоткрытой двери и заглянул в образовавшуюся щель. За дверью было темно и слегка веяло затхлостью. Прислушавшись, стало слышно едва различимое жужжание лампы, работающей где-то вдалеке.

Я бросил взгляд на стопку одежды и на самом её верху заметил белый прямоугольник с каким-то текстом на нём. Я не стал брать его в руки, боясь изменить что-либо, поэтому прочитал написанное присев на корточки. На визитке было написано следующее:

Ты в тупике?

Нужны ответы?

Найди Чарльза Эмбера.

Указанное имя показалось знакомым, но может только показалось. Запрос к памяти, как и следовало ожидать, отправился и затерялся без ответа.

Итак, что делать?

Остаться здесь, смирившись с ложным диагнозом, который мне кто-то ошибочно поставил или ухватиться за эту ненадёжную соломинку, которая, если верить написанному, может дать мне ответы?

Приоткрыв дверь чуть больше, я, выдохнув с облегчением, что она не издала ни единого звука, выглянул за пределы своей палаты. В едва различимом пространстве выделялись очертания колонн, ограждающих какой-то зал с несколькими столами. Судя по всему, столовая. По бокам от моей тянулись ещё несколько других палат. Вот и всё, что удалось разглядеть в этой кромешной тьме.

Я зашёл обратно и принялся бродить по палате, собираясь с мыслями и ожидая появления кого- или чего-либо. Но никаких изменений не произошло и это подтолкнуло меня к принятию решения.

Подойдя к стопке вещей, я принялся перебирать её, изучая из чего она состоит: в самом верху лежала чёрная толстовка с капюшоном, под ней была полностью чёрная футболка, дальше шли синие джинсы и, в самом низу этой пирамиды стояла пара серых кроссовок, в каждом из которых торчало по белому носку.

Наспех переодевшись и убрав визитку в карман джинсов, я в последний раз оглядел место своего заточения, в котором провёл неизвестно сколько времени и вышел прочь. Едва перешагнув порог палаты, по телу пробежало паническое электричество. Как отсюда выбраться и куда идти, мне неизвестно. Достав визитку, повернувшись к источнику света, я повертел её в руках, ожидая найти какие-то указательные знаки или хотя бы намёки на них от моего тайного союзника, но он, судя по всему, решил, что тут я уже справлюсь сам. Следовало догадаться, учитывая лаконичность визитки. Что ж, приглашение в игру принято, значит, будем играть.

Преодолев практически наощупь столовую, я пошёл на зов жужжащей лампы. Пока все её собратья мирно отдыхали от освещения пространства, она одна отказывалась гаснуть и, издавая гудение, сменяющееся изредка лёгким потрескиванием, слабо освещала интерьер лечебницы бледно-серым светом. Благодаря её тусклому мерцающему сверканию, повернув голову влево, я заметил неподалёку дверь, к которой и направился. Моим телом управляло уже какое-то новое чувство, которому я слепо доверился.

Приоткрыв эту дверь, через открывшийся передо мной холл, едва видимый в ночном сумраке, впереди, в нескольких метрах, виднелась следующая дверь, в прозрачном стекле которой были заметны освещаемая лунным светом, уходящая вдаль тропинка, ведущая к воротам, имеющим грозный вид и слегка пошатывающиеся скрюченные ветви деревьев по бокам крыльца, которые словно подзывали к себе.

Едва оказавшись на свободе, я сбежал по ступеням и устремился, куда глаза глядят, не обращая ни на что внимания. Теперь, когда перестало хватать воздуха для дальнейшего бега, я нехотя остановился, согнулся и, пока мои лёгкие жадно глотали воздух, стал осматриваться по сторонам.