Пустой Сосуд

Пролог

– Да зажигайся ты уже, мать твою! – кричал Беддой непослушному факелу.

Огниво всё щёлкало, а клёкот его эха разлетался по незримому своду из древнего камня. Заир не торопился помочь наставнику. После пяти дней в пустыне, где не было ничего, кроме раскалённого песком и слепящего солнца, он наслаждался прохладным мраком гробницы.

Воздух пах плесенью и пылью, но он хотя бы не обжигал ноздри. Напротив – сырой холодок щекотал нос изнутри, попадал в грудь и разливался по ней. Отдыхали и глаза Заира. В дороге ему казалось, что безжалостный жёлтый диск солнца вот-вот оставит шрамы на его веках. Даже ночью, когда звёзды рассыпались по остывающему небосклону, он ещё видел его отблески в последние мгновения перед сном.

– Ну, наконец-то, – процедил Беддой, вскидывая охваченный пламенем факел.

Огонь разлился по древнему коридору, разгоняя мрак. Массивные плиты проявились по обе стороны, складываясь в длинный проход в глубину гробницы. Их покрывали вереницы угловатых символов, выбитых в камне альдеваррцами. Защищённые от ветра и редких, но безжалостных дождей, они казались совсем новыми. Будто долото писца орудовало здесь лишь считанные дни тому назад.

– Что чувствуешь, мальчишка? – учитель Беддой провёл грязными пальцами по шершавой стене, следуя бороздкам альдеваррских символов. – Восторг, скажи же?

– Оно того стоило, мастер, – согласился Заир неуверенно.

Долгие дни, полные песка и жара, отделяли их от обжитого морского берега земли Зен-Годаран. С иссякающим запасом воды и всё ещё пригодной пищи, с обожжёнными лицами и саднящими от сёдел бёдрами, они всё успели добраться до поглощённого пустыней города раньше, чем сдадутся их верблюды.

Гордефольд. Город Мёртвых. Забытый город. Много имён было у места, где нашли покой императоры и вельможи павшего Альдеварра. Когда-то их усыпальницы сияли позолотой и яркой мозаикой громадных стен, призывая путников отдать последний поклон мёртвым владыкам. К воцарению Архиманта Сеггела исполинские гробницы, напоминающие скорее дворцы, образовали полноценные улицы, сплетённые в единый город Гордефольд.

Но, когда Альдеварр пал пред владыками из Годарана, новые господа этих земель повелели забыть о святынях старых времён. Народ оказался послушным, и дорога к Городу Мёртвых быстро утонула в вязких песках прошедших столетий. Досталось ему и от песков настоящего, когда пустыня поглотила некогда величественные гробницы.

Цветная мозаика осыпалась, треснули массивные карнизы и барельефы, надломились резные колонны. Уставшему взгляду Беддоя и Заира Гордефольд предстал в виде выцветших и выветренных руин, наполовину занесённых песком. Пока учитель раскапывал один из потайных проходов верхнего яруса, за сведения о котором ему пришлось выложить крупную сумму, он несколько раз повторил, что глазу видна лишь самая макушка гробницы.

И теперь покатый коридор вёл искателей в её недра. Мимо проплывали пустые комнаты, и огонёк факела походя выхватывал из темноты останки некогда пышного убранства. Резные символы на стенах сменились поблёкшими изображениями: в них угадывались солдаты, жрецы и императоры в смешных высоких шапках.

– Представь себе, мальчик, – торжественно вещал Беддой. Даже его редкая седая бородка топорщилась от гордости. – Мы первые, кто шагает по этим плитам за целую тысячу лет, если не больше! Много веков тому назад умер император Валендиар, а теперь мы увидим всё великолепие его последних покоев.

– Вы не правы, учитель, – осторожно возразил Заир. Его взгляд скользил по тёмному потолку, откуда после зычных возгласов мастера посыпалась белёсая крошка. – Когда Гордефольд ещё был… Ну, не забыт. Говорят, что в те времена паломники посещали гробницы императоров довольно часто. Их дети – тоже. Так что прошло меньше семисот лет. Что тоже много, учитель, но не больше тысячи.

– Любишь ты умничать, Заир, – Беддой недовольно фыркнул с такой силой, что тут же пришлось сморкаться на пол усыпальницы. – Но для этого надо получше разбираться в том, о чём ты рассуждаешь.

– Простите, мастер, но в чём же я не прав? Владыка Архимант завоевал эти земли меньше семисот лет назад…

– Да-да, ещё бы ты такое не знал, – учитель ненадолго остановился у особо массивного рисунка, в котором явно угадывались очертания трона с львиными лапами вместо ножек. – Паломники, дети – для них были палаты за главными дверьми гробницы. Они далеко внизу, под песком. А я говорил про то место, куда нас вот-вот выведет эта треклятая тёмная кишка.

Заир смиренно кивнул. Конечно, Беддоя интересовало только то, что старые альдеваррцы называли Чертогом Богов. Самое сердце любой императорской гробницы. Там, уложенные в толстый саркофаг, лежали останки самого владыки. Там же хранились и его сокровища.

– А вдруг кто-то уже вскрыл контуры? – всё же высказал свои опасения Заир.

– С чего бы это? – буркнул Беддой. – Никто знать не знает, где этот проклятый Гордефольд находится.

– Кроме того типа, который продал вам карту в Брекефеле. И ведь он знал о проломе, через который мы зашли…

– Одно дело, знать дорогу к Гордефольду и то, что ветер раскопал верхушку одной из гробниц, – учитель остановился и направил тяжёлый взгляд голубых глаз на Заира. – Совсем другое – спуститься в эту сраную могилу и быть уверенным, что не потеряешься. И даже тогда тебе нужен тот, кто сможет вскрыть контур Чертога.

Заир кивнул. Он и был тем, кто сможет вскрыть контур Чертога. Беддой уже не один десяток лет занимался поиском и продажей древностей по всему Зеннису. Он поимённо знал императоров Альдеварра. Свободно изъяснялся с субихарами, шалади и тивалийцами. Любой диковинке он на глаз давал цену с поразительной точностью.

Но магия, даже самая простенькая, оставалась Беддою неподвластна. Он не смог бы и простой светильник зажечь, а ведь в недрах пустыни их ждала задача куда серьёзнее. Альдеваррцы прекрасно понимали, что сокровища мёртвых станут манящим кладом для тех, кому гнев усопшего императора не страшен. Потому-то Чертог Богов и окружали сложные магические контуры, прорвать которые мог лишь умелый чародей.

Чистой силой Заир не славился и не мечтал попасть даже в Десятый Круг чародеев Годаранской империи. Зато его разум воспринимал запутанные древние контуры альдеваррцев как нечто понятное. Как клубок, который распутать не так уж и сложно, если потянуть за верную нить.

Беддой остался доволен навыками ученика. Но лишь врата Чертога Богов станут настоящим мерилом его успеха.

– А вот этот проход уходит к палатам воеводы. Видишь, копья вырезаны в стенах? – не переставал восхищаться учитель. – Там хоронили лично отобранных воителей императора.

Заир заинтересованно кивал, хотя и сам немало разузнал о погребальных обычаях императоров. Воеводы нужны были, чтобы защищать владыку и в так называемом "следующем мире"за Тёмной Вуалью, потому-то для них и готовили отдельное крыло в гробнице. Вот только у людей, даже самых близких, зачастую обнаруживалась неприятная привычка – умирали они обычно не одновременно. И, например, император Гадорион Второй эту досадность исправил. Он до того боялся остаться в следующем мире без верного заступника, что заранее приказал умертвить маршала всего Альдеварра с дюжиной отборных солдат в тот же день, когда умрёт сам.

– Сумасшедшие они были, эти альдеваррцы, – восторг в голосе Беддоя подутих, когда длинный коридор сменился паутиной узких проходов. – Такую махину отстроить, и всё ради дохлого императора! Дворец, мать его! И сколько их тут таких? Десятки, наверное! Неужели больше не на что было тратиться?

Заир не бывал на главных островах, где на самом деле родился Годаран. Вся его недолгая жизнь – все шестнадцать лет – прошли на побережье Зен-Годарана, что когда-то и был Альдеварром. Но он всё же был наслышан о белоснежных шпилях Сеггелоса высотой в сотню метров, о роскошном дворце Первого Круга, об отвесных стенах Виарроса, старой столицы.

Хотя, всё это строилось для живых. Мертвецам Годарана почестей не полагалось: их тела расщепляли на мелкие осколки с помощью магии, погружали в непримечательные коробы и закладывали в стены. Те, кто не мог себе позволить и этого, избавлялись от смертных оболочек по старинке – сбрасывали их со скал в бурлящее море на радость акулам и скалозубам.

Так завещал первый император, Архимант Сеггел, познавший истину. Он сказал, что за пределами этого мира тело не имеет никакого значения. Стоит Духу пройти сквозь Завесу, как не остаётся ничего, кроме тлеющих костей. Забавно, но сам Архимант стал исключением, и вокруг его тела в Виарросе возникла высокая усыпальница из голубого мрамора.

– А вот тут – настоящее золото! – восторг шаг за шагом возвращался в голос Беддоя. – Значит, мы близко! Держи-ка.

Заир с недоумением принял протянутый учителем факел, пока тот принялся скоблить грязными ногтями позолоту на выцветшем орнаменте. За тысячу лет лист сросся с камнем и поддаваться не хотел. Зато ноготь Беддоя сложился пополам с премерзким треском.

– Ух, зараза, чтоб его, – учитель закусил пострадавший палец и махнул свободной рукой. – В пекло! Нас ждёт улов пожирнее.

Заир поправил сползшие с плеч сумки. Он уже предвкушал обратную дорогу с тяжёлым грузом за спиной. Сначала им придётся подняться вверх по этому тёмному коридору, чтобы выбраться из занесённой песком гробницы. А затем последуют новые дни под испепеляющим ликом солнца, среди песчаных наносов и знойного воздуха. Лишь бы верблюды дотянули до оазиса Шидарол…

– Вы слышали? – выпалил Заир.

Коридор перед ними круто заворачивал и уходил вниз чередой высоких ступеней. Факела не хватало, чтобы разогнать мглу у подножия спуска. И именно оттуда донеслись шорохи, от которых кровь Заира застыла в горячих жилах.

Звуки приближались. К шороху добавилось неразборчивое бормотание, напоминающее собачий лай. Внизу перекатывались камни, будто под весом тяжелой подошвы. В отблеске факела мелькнула вытянутая тень.

– Делай что-нибудь, мать твою! – воскликнул Беддой, отпрыгивая назад.

Дрожащими руками Заир вернул мастеру факел и достал артефакт. Три кольца, связанные лёгкой серебряной цепью, с которой свисал резной амулет из искрящего дерева. Ученик прикрыл глаза, обратился к той силе, что дремала среди древних стен и рисунков. Она вошла в его ладонь ледяным потоком, обвила кольца и устремилась по отвисшим цепочкам в резные контуры амулета.

Похожий на яйцо мелкой птицы кусок дерева зашёлся голубоватой вспышкой. Узоры на его поверхности засветились, озаряя крутую лестницу до самого её низа. Несколько пульсирующих сфер отделилось от контура и поплыло в сторону дрожащей тени.

– Всё в порядке! – обрадовался Заир, когда голубоватые шары осветили угрозу. – Это просто змея, мастер!

Внизу их ждала разъярённая кобра. Чернённая чешуя светилась в блеске магических сфер, а мощное – толщиной с руку крепкого мужчины – тело вздымалось над пыльными плитами пола. Змея раздула капюшон за широкой головой, распахнула ядовитую пасть и начала раскачиваться. Она словно забыла, что её ползучему роду положено шипеть на людей, а не лаять, точно сиплая собака.

– Змея змеёй, а пройти нам надо! – тараторил Беддой. – Делай уже что-нибудь!

Учуяв его страх, кобра выплюнула полоску яда. Она долетела до середины лестницы и окропила её искрящимися в свете сфер лужицами.

Заир завёл левую кисть под мерцающий деревянный амулет, ощутил плотную волну силы на ладони. Он пропустил магию через пальцы, вернул её в контуры артефакта. Сотканные из голубых искр сферы вздулись и зашипели. Они вихрем закружились вокруг перепуганной змеи, всё ближе подбираясь к блестящим бусинам её глаз.

Раздался гулкий хлопок, каменная пыль дождём пролилась с потолка, но древние плиты выдержали удар. Сферы исчезли, затух деревянный амулет Заира. Труп змеи безвольно распластался на ступеньках, а из выжженных глаз сочились струйки дыма.

– Сделано, мастер, – произнёс Заир с довольной ухмылкой. – Проход свободен.

– Молодец, – буркнул учитель, спускаясь по крутой лестнице, но не сводя глаз с мёртвой кобры. – В следующий раз не нужно вышибать камни из потолка. Ты нас тут похоронишь.

Заир кивал, но продолжал улыбаться. Осторожная похвала, за которой следовала череда неискренних порицаний – лучшее, чего можно было ожидать от учителя.

– И сколько таких тварей ещё тут прячется? – бубнил Беддой уже в нижнем коридоре. – Сука, ненавижу змей.

– Получается, мы не первые, кто тут шагает за тысячу лет, мастер? – уточнил Заир с лёгкой издёвкой. – Опередили они нас.

– Вот ещё, – учитель фыркнул. – У них ног-то нет. Так что шагаем мы первые.

Искатели были всё ближе к сердцу гробницы, и коридоры начинали ветвиться. Беддой потратил добрую половину жизни, изучая записи об усыпальницах Гордефольда, но даже ему порой приходилось замирать на очередной развилке. И всё же шагал он широко, в полной уверенности, что выбранный им путь приведёт к Чертогу Богов.

Менялся и облик коридоров. Они становились шире, а резные письмена и старые рисунки на стенах уступили место буйству позолоты и мозаики. Света единственного факела не хватало, чтобы озарить изображения целиком. Заир довольствовался видом на колени шестиметровых воителей и императоров.

– Архимант – учитель наш, это невероятно! – вдруг воскликнул Беддой, замерев у массивной арки в конце очередного прохода. – Мы и впрямь на верном пути!

Учитель будто бы и сам подивился своему успеху, когда разглядел два громадных изваяния, что стерегли арку. Выточенные из цельных светлых монолитов, они сохранили первозданный облик даже спустя тысячу лет. Каждый точёный мускул и суровый взгляд Великого Кузнеца Гадраста. Каждая складка на подоле роскошного платья Животворительницы Аливейи. Тот, кто создал этот мир, и та, кто вдохнула в него жизнь, как считали альдеваррцы. Стало быть, за этой чертой живым уже не будут рады.

За аркой лежал просторный зал, призванный увековечить жизненный путь Валендиара Первого. Правил он без малого сорок лет, и памятников этого времени собралось столько, что Беддою и Заиру приходилось протискиваться между плотными рядами трофеев и монументов.

Юный искатель жалел, что по воле Архиманта многие из этих событий оказались забыты. Годаранцам приходилось по крупицам выуживать сведения об истории южных земель. Заир разглядывал статуи и мозаики, что изображали подвиги Валендиара, но видел лишь самого императора в горделивых позах, марширующие армии в причудливых доспехах и кровавые сражения.

Он припоминал, что во времена Валендиара альдеваррцы не раз бились с Годараном. И побеждали. Но ведь то был старый Годаран, лишённый нынешнего единства народ, который не мог поделить и острова собственного архипелага. А главное – лишённый мудрости Архиманта Всеучителя, что родится лишь спустя пару сотен лет после того, как бездыханное тело Валендара запечатают в Чертоге Богов.

– Наконец-то! – ахнул Беддой, пробравшись сквозь ряды военных трофеев и истлевших знамён врагов павшего императора.

По ту сторону громадного зала их ждала новая арка – куда ниже предыдущей. Охраняло её лишь одно изваяние: Заступник Сандариал на широком пьедестале широко расставил ноги в боевой стойке и выставил острое гранитное копьё, дабы отпугнуть тех, кто осмелится потревожить мёртвого владыку.

Его покрытый бронзой щит мерцал в свете факела. Скульптор даже сумел вырезать вены на мускулистых руках бога войны и суровый взгляд в прорези рогатого шлема. Заир шагал осторожно, не спуская глаз со статуи. Ему казалось, что Заступник – лишённый зрачков, несмотря на небывалую точность форм – следил за каждым его движением. Того и гляди, вскинет копьё и пронзит заносчивых расхитителей.

Но Сандариал не остановил Беддоя, почуявшего запах сокровищ. Искатели пробрались через арку и оказались в коридоре столь узком, что двум взрослым людям не разойтись. Стены его были чёрными, как пучина штормящего моря. Их покрывали белёсые линии, которые перетекали на выпуклую поверхность дальнего конца прохода.

На первый взгляд – неподготовленный и необученный – то был тупик. Заканчивался он объёмным резным узором, в котором угадывалась склонившая голову женщина в шипастом уборе. Кализанна, Тёмная Вуаль. Богиня смерти и разложения, покровительница усопших. Последняя преграда между миром живых и царством забвения.

Тупик таковым совсем не был. Барельеф Кализанны – не более, чем хорошо спрятанная дверь в Чертог Богов. Белые линии, что покрывали чернённое полотно стен – первый защитный контур, расчерченный лучшими магами Альдеварра. Первый и совсем не главный. Заир чувствовал ту силу, которая наполняла его. Но ещё сильнее он ощущал жгучую, небывалую мощь в глубине этих стен.

– Приступай, – небрежно велел Беддой. Он вдел факел в расщелину в стене и растирал пухлые ладони.

Заир снял с плеча одну из сумок и бережно извлёк устройство, над которым они так долго корпели перед походом. Разложил тонкие медные ножки, которые удерживали натянутые между ними серебряные нити. Расправил нанизанные на эти нити металлические пластины – всего тринадцать, каждая – из своего уникального сплава. Вставил самоцветы в пазы по краям. Достал две медные палочки с толстыми навершиями и закрыл глаза.

Магия принимала разные формы для Заира. Простые приёмы – как сферы из искр, которыми он убил кобру – давались ему просто. Всего-то и надо было, что сосредоточить уже разлитую в воздухе силу, собрать её в гранях амулета и дать толчок в нужном направлении. Нижайший уровень искусности, который быстро наскучил Заиру. Как если бы обычный воитель решил, что едва обтёсанная дубина – лучшее оружие.

Но настоящая магия – это тонкая работа. Игра контуров и форм, которые направляют её точечно. Бережно расходуют силу, чтобы получить наивысший результат. Даже альдеваррцы, лишённые мудрости Архиманта и открытого им Источника, смогли этого достичь. Хотя бы для того, чтобы уберечь покой знатных мертвецов.

Не открывая глаз, Заир ударил по первым пластинкам. Настоящая магия для него – это музыка. Мириады струн и нот, которые становились чем-то достойным лишь в полной гармонии. Тонкая, звенящая мелодия наполнила коридор и тут же наткнулась на низкий гул защитного контура.

Заир услышал треск и шипение, за которым последовали удивлённые вздохи учителя. Он знал, что белые полосы на стенах зашлись искрящимся светом в попытке отразить его навязчивую мелодию. Он продолжал бить по пластинкам, искал слабое место. Удар за ударом, нота за нотой. Песнь его инструмента менялась и альдеваррская защита не поспевала за ней.

– Закройте глаза, учитель, – тихо промолвил Заир.

Рухнул первый контур, ослепительной вспышкой выжигая белые линии со стен. Запах гари обжигал нос, и Заир едва сдержал кашель. Рядом тошнило Беддоя, и брызги горячей рвоты попали на ученика. Теперь поплохело и ему, но отвлекаться было нельзя.

Второй, главный контур обнажился. Он был куда мощнее и сложнее, укрывшись в глубине стен. Заир не прерывал мелодию. Напротив, его палочки с новой силой били по пластинам. Куда быстрее, куда настойчивее. Они врывались в защиту усыпальницы, но та била в ответ.

Инструменты дрожали в руках Заира. Голова разрывалась от боли. Чувство страха наполнило его внутренности, сжавшиеся в один ноющий комок где-то под рёбрами. Сердце затрепетало так, словно собиралось сдаться.

«Я не смогу», – вдруг решил Заир.

Контур оказался слишком силён. И зачем Беддой нацелился именно на эту гробницу? Валендиар Непреклонный. Один из величайших владык павшего Альдеварра. Почитаемый. Сильный. Стойкий. Упорный и умелый до такой степени, что покорил даже неподатливых южан Шемазара и Рагора. Конечно, его гробницу усилили лучшие чародеи империи. Почему же нельзя было отыскать гробницу попроще? Например, его нерадивого сынка Бельверена, едва не растерявшего всё небывалое наследие…

– Не останавливайся! – вопил Беддой сквозь яростный гул контура. – Только попробуй сдаться, мать твою!

Горячая кровь хлынула из носа по губам Заира. Её железный привкус усилил тошноту. Звуки отдалялись, а пол словно обмяк, как продавленный матрас, и ученик проваливался в его манящую пучину.

«Я не смогу», – повторял Заир, едва удерживая дрожащие палочки.

Мелодия сбивалась с ритма, даже когда казалось, что он нащупал нужную последовательность нот. Контур гробницы дрожал, истончался в слабых местах, но пробить его не удавалось. Гармония ускользала от инструмента Заира: получалось то слишком высоко, то слишком низко. Биение сердца, что эхом заполняло его слух, ничуть не помогало.

«Я не смогу», – готовый сдаться, подумал Заир.

«Сможем», – ответил ему далёкий шёпот.

Заир попытался кивнуть, и от этого движения кровь с новой силой хлынула по его небритому подбородку. Он стиснул пальцы, занёс обе палочки для новой попытки. Не успел он их опустить, как контур дал трещину.

Оглушительный треск разлетелся по тесному коридору гробницы. Вспышка прошла сквозь сомкнутые веки Заира и отпечаталась в его разуме слепящим пятном, как если бы он снова отказался в пустыне. Юноша почувствовал порыв ветра, который принёс целый рой мелких жалящих осколков. Они впивались в лицо и руки, терзали пропитанную потом одежду. Жалобно звякнул инструмент Заира.

Когда всё утихло, ученик всё ещё сидел на коленях, крепко зажмурившись. Он не понимал, сколько продолжалось это буйство ветра и магии – мог пройти миг, а могла – целая вечность. Лишь протяжный стон учителя заставил Заира вынырнуть из страшного забытья. Вынырнуть, зажечь голубую сферу и вновь обомлеть.

Тупик в конце коридора обратился в зияющий пролом. Разрыв контура высвободил такую силу, что цельные куски гранита оказались вырваны из стен её бурным потоком. Они лежали повсюду, некоторые – размером с самого Заира. Лишь чудо отвело эти убийственные снаряды от юноши.

– Бестолочь, – раздалось от одного из завалов. – Помоги…

Беддой распластался на спине и жадно глотал пыльную взвесь, заменившую весь воздух. Камни иссекли его лицо, а от левой брови осталась лишь багровая рана шириной с палец. Валун с вырезанным на нём ликом Кализанны приземлился точно на бёдра учителя. Его ступни безвольно обмякли. Окровавленные обломки костей прорвали мясо выше изрезанных коленей. Алая лужа вокруг его зада стремительно наполнялась.

– Помоги… – повторил учитель. – Я ног… Я их не чувствую. Помоги.

Он не мог поднять руку и лишь скрёб пальцами по плитам пола. Заир сделал шаг назад и покачал головой.

– Я не смогу вам помочь, мастер.

– Помогай, щенок! – крикнул Беддой и закашлялся. – Я… Я приказываю! Делай свою магию!

Заир смущённо опустил взгляд. Он всегда считал себя талантливым чародеем для таких-то лет, но срастить измельчённые в пыль кости и перемолотые мышцы – задачка уровня высших Кругов. Даже сумей Заир сотворить такое чудо, чтобы Беддой продержался ещё хоть чуть-чуть, дальше их ждал томительный переход через пустыню. Тут руками бы развёл и сам Архимант.

Юноша и сам не знал, как вернуться в Брекефел без учителя. Один он много не унесёт, да и сбыть такие сокровища можно было только через доверенных дельцов самого Беддоя. Даже если он найдёт их, будет слишком много вопросов о судьбе бедолаги. Решат, что Заир не захотел делиться, или сами избавятся от никому не известного паренька, чтобы забрать товар…

– Извините, мастер, – шепнул Заир гаснущему на глазах Беддою.

Учитель уже не мог выдавить из себя ни слова, пока юноша отодвигал его безвольное тело и рыскал по заплечной сумке. Он быстро нащупал кошель с оставшимися монетами, огниво и резной свисток, который подзывал верблюда Беддоя. Наконец пальцы Заира добрались и до смятого клочка пергамента, на котором торговец сведениями из Брекефела начеркал примерный путь к Городу Мёртвых.

– Спасибо вам за всё, – добавил юноша уже бездыханному телу мастера.

Он ощущал странную пустоту. Наверняка, страх и горе вскоре заполнят её, стоит Заиру выбраться из проклятой гробницы. Когда он будет блуждать по пустыне один, умирать от голода и жажды. Когда чудом вернётся в Брекефел и поймёт, что не знает, куда идти дальше…

Заир тряхнул головой, отгоняя скорбь и ужас. Всё это будет потом. Сейчас он станет первым, кто войдёт в сердце усыпальницы Валендиара Непреклонного за добрую тысячу лет. Теперь-то он в этом не сомневался, ведь контур остался нетронутым всё это время.

Юноша повёл рукой, направляя сферу в пролом, и шагнул следом. Голубой магический свет озарил последнюю спальню Валендиара. Четыре многогранные колонны поддерживали высокий свод Чертога Богов, мерцая сохранившейся позолотой. В центре, на пьедестале из десятка ступеней, стоял величественный саркофаг. Его светлая каменная поверхность подмигивала Заиру плеядой рубинов, сапфиров и изумрудов. Пространство по обе стороны от пьедестала занимали ряды сундуков и ларей, набитых сокровищами. Дары Альдеварра ушедшему императору. Чтобы унести их все, понадобился бы целый отряд и караван из двух дюжин верблюдов.

Заир медленно продвигался к пьедесталу. Он не сводил глаз с массивных граней саркофага. Слишком уж велико было искушение прикоснуться к нему. Или даже попробовать сдвинуть крышку, чтобы заглянуть в иссохшее лицо Валендиара Непреклонного.

Под подошвой что-то хрустнуло. Заир вздрогнул и тут же подозвал сферу. В её голубом свете он увидел, что раздавил чью-то кость. Руку, что принадлежала обтянутому обрывками лопнувшей кожи скелету. Пустые глазницы будто бы смотрели на Заира с немым укором.

– Странно, – шепнул он.

На мгновение юноша даже решил, что это император оказался настолько непреклонным, что выбрался из саркофага и отказался умирать с первой попытки. Теперь его желание взмыть на высокий пьедестал разгорелось с новой силой.

Заир преодолел ступени и замер. Крышки на саркофаге не было. Вернее, она лежала у основания пьедестала с его обратной стороны, расколотая на множество частей. Юный маг затряс головой, несколько раз с силой зажмурил глаза и велел сфере застыть над открытой могилой. По углам расползлись тени: на непривыкший к освещению взгляд, слишком уж объёмные.

Валендиар Непреклонный лежал на спине, как и подобает усопшему императору. Некогда роскошные одеяния покрывали почти все его тело, кроме обтянутых сухой кожей кистей и такого же черепа, лишённого плоти. На груди мертвеца лежал бесформенный кусок ржавчины, когда-то служивший мечом владыки Альдеварра. Зато его золотая корона с массивным камнем во лбу едва ли потускнела.

– Эш-шура тази. – раздалось из темноты гробницы едва разборчивое шипение. – Эш-ши.

Заир выдохнул и больше не мог вдохнуть. Страх цепкой хваткой сжал его горло. Амулет задрожал вместе с поднятой ладонью, а колени подогнулись. Мир вдруг стал тише и дальше. Юноша почувствовал, как тёплый поток побежал под штаниной.

– Кто… Кто здесь? – выдавил из себя юноша.

Змея? Нет, слова прозвучали отчётливо, пусть смысл их от Заира ускользнул.

– Прости, друг, – низкий голос незримого мужчины перешёл на знакомый ему язык. – Ты что, годаранец? Ну и ну. Какой позор, да, Ваше Величество? Всю жизнь их били, а теперь? Стоит, трясётся над вашим телом.

Заир осторожно опустил глаза. Высушенный труп императора даже не пошевелился.

Раздалось несколько уверенных, гулких шагов, и на свет вышел мужчина. Во всяком случае, так Заиру показалось. Спутанные чёрные космы прикрывали лицо, и было непонятно, где кончаются волосы и начинается борода. Истлевшие обрывки ткани виднелись на его плечах. Тело покрылось таким слоем пыли, что под ней было не разглядеть даже оттенок его кожи. Лишь глаза незнакомца остались единственными светлыми пятнами на его фигуре.

– Вы кто? – Заир вскинул дрожащие руки, и сфера повисла точно на полпути между ним и грязным человеком.

«Человеком?» – переспросил сам себя юноша.

Хотя бы в случае Чертога Богов Беддой был прав. Никто не шагал по этим пыльным плитам уже тысячу лет. Контур был замкнут. Нетронут. Столь же цел, сколь и в день, когда величайшие маги Альдеваррской империи запечатали сердце гробницы.

Этот… Это создание оставалось здесь сквозь века.

– Прости, друг, – добродушно промолвил незнакомец. – Не хотел тебя пугать. Я забыл, как это, общаться с живым человеком, понимаешь? Тут у меня из собеседников – только старина Эсехил и Его Императорское Величество.

– Не подходите ко мне! – Заир сумел усилить сферу, и она тут же разрослась втрое. Голубые искры засыпали пол перед грязным человеком.

– Да брось ты, – едва проявившись, померкла улыбка на лице незнакомца.

Он поднял ладонь, и сфера сдулась, как прохудившийся мех, из которого враз вытекла вся вода. Магия Заира развеялась сизым туманом, и гробница погрузилась во тьму.

– Нет! – закричал юноша, взывая к амулету, но тот безвольно раскачивал цепь на его пальцах. – Нет, не трогай меня!

– Да всё-всё, успокойся, – голос мужчины звучал раздражённо. – Мне просто нужна помощь, понимаешь?

– Помощь? – переспросил Заир, опустив ставший бесполезным амулет.

– Помощь, – подтвердил незнакомец уже ближе к нему. – Поможешь мне, друг? Хочу выйти отсюда, увидеть свет солнца. Если поможешь, я тебе всё и расскажу.

– О чём?

– Да брось, – человек рассмеялся. – Мы оба понимаем, что тебе жуть, как интересно, как я тут оказался. Интересно же?

– Угу, – промычал Заир.

– Ну и чудно. Как говорят у вас в Годаране, начинать нужно с начала. Ведь говорят же?

– Угу.

– Тогда слушай.

Глава 1

– Эши, сюда! Тащи это грёбанное копьё!

«Копьё?» – Эши усмехнулся.

Он взвесил на руке плотную сухую ветвь, чуть длиннее его собственного роста, и бросил беглый взгляд на её заточенную верхушку. Чтобы наречь такое орудие копьём, требовалась недюжинная дерзость. Впрочем, на большее семейству Бенезил рассчитывать не приходилось с тех пор, как умер отец Эши.

– Да быстрее, он же убежит!

Техеш ждал Эши на самом краю плантации, где заканчивались ряды молодого папируса и начинались дикие заросли вдоль берега великого озера Ашамази. Он переминался с ноги на ногу и остервенело размахивал руками, требуя копьё.

Эши смотрел на него и вновь не мог понять, повезло ли ему с шурином. Техеш был на голову выше большинства ашмазирцев, но из-за такого роста ещё заметнее становилась его худоба. Сам он утверждал, что с лихвой компенсирует недостаток силы ловкостью и умом. Так или иначе, работал он старательно, пусть и успевал куда меньше, чем Эши в его годы. Впрочем, и времена тогда были другие.

– Ну, наконец-то! – Техеш потянулся за копьём. – Давай мне.

– Нет уж, – Эши отвёл правую руку с оружием за спину и протянул юноше левую, которая сжимала кусок несвежего мяса. – Возьми это.

– Опять приманка?

Техеш фыркнул и поморщился, но всё же принял подванивающий шмат. Эши вырезал его из останков наполовину съеденной антилопы, которую нашёл на берегу озера дней семь тому назад. Над трупом уже тогда роились мухи, так что накормить таким мясом можно было только редкого врага. Ну, или забредшего в воды у плантации крокодила.

– Где он? – спросил Эши, пробираясь сквозь заросли тростника вслед за Техешем.

– Тут был, – бросил в ответ шурин. – Здоровый, скотина. Как два меня!

Эши сглотнул тяжёлый ком, подступивший к горлу, и покрепче перехватил копьё. Он надеялся, что Техеш опять преувеличивал. Таких больших крокодилов на этом берегу озера Ашамази не видели уже давно. Обычно им доставались совсем молодые тварюги, которые не прижились на западном берегу, где людских поселений почти не осталось. А то и вовсе – ленивые вараны, что превращались в крокодилов с кровавой пастью после встречи с буйным воображением некоторых ашмазирцев.

– Ой, вон он! – Техеш перешёл на шёпот и ткнул пальцем в прогал меж зарослями. – Смотри!

Эши сощурился и припал на одно колено. На сей раз воображение Техеша было ни при чём. В нескольких локтях от берега он увидел пару глаз, что выступали над рябой поверхностью. Такие могли принадлежать только особо крупной животине. Слишком крупной, чтобы смириться с таким гостем столь близко к дому.

– Давай, – Эши кивнул. – Не бойся.

– Не боюсь, – Техеш скривил лицо. – Ты сам-то не сдрейфь. И копьё держи покрепче.

Юноша осторожно подобрался к самой кромке воды, набрал полную грудь воздуха и сделал ещё один шаг. Плеск воды взбодрил крокодила. Он тут же устремил взгляд на возмутителя спокойствия и подплыл на локоть поближе. Приоткрытая пасть поднялась над поверхностью.

– Давай! – повторил Эши, схватив копьё обеими руками и выставив наконечник перед собой.

Техеш замер. Его правое колено заметно подрагивало, а руки будто отказывались слушаться. Юноша искоса посмотрел на Эши, уловил его нетерпеливый взгляд и кивнул сам себе. Наконец, он шагнул вперёд, погрузив левую ногу по колено в воды Ашамази, и протянул подгнившее мясо.

Крокодил вмиг учуял зловонное лакомство. Он распахнул пасть, продемонстрировал людям ряды острых зубов и сорвался с места. С небывалой скоростью тварь разорвала дистанцию и выпрыгнула из воды. Её челюсти устремились к добыче, норовя заодно отхватить и руку Техеша по самый локоть.

– Отходи! – закричал Эши, бросаясь навстречу крокодилу. – Отходи!

Техеш взвизгнул и выронил мясо. Он попытался отпрыгнуть, но лишь завалился на спину, всё ещё слишком близко к смертоносным челюстям зубастой гадины. К счастью, крокодил решил сначала расправиться с падалью и уже потом заняться истошно вопящей свежатиной

Эши же допускать этого не собирался. Пока животное замедлилось, чтобы проглотить ошмёток антилопы, он бросился в воду, на лету занося копьё. Острый конец обрушился на чешуйчатый лоб крокодила и уткнулся в крепкий череп. Тварь яростно взбрыкнула и попыталась вырваться. Тогда Эши перехватил копьё и повис на нём, как на праздничном шесте. Лишь под всем его весом оружие сумело проломить кость. С громким хрустом оно прошло через крокодилью голову и воткнулось в илистое дно Ашамази. Кровь его красным туманом наполнила воды великого озера.

– Прости меня, Великий Змей, – обратился Эши к Шепзириару, покровителю всех ашмазирцев. – Прости, что окропил кровью твой дом.

«Опять», – добавил он мысленно.

– И спасибо тебе, Великий Змей, что избавил от крови наш, – дрожащим голосом добавил Техеш, не сводя глаз с обмякшего тела крокодила. – Ну что, пустим его на мясо?

– Если сам дотащишь его до дома, – Эши придавил голову животного подошвой сандалии и с трудом извлёк копьё. – И есть будешь сам.

Крокодил на вид был совсем старым, раз успел вымахать едва ли не в три человеческих роста. Мясо мясом, но такие обычно сохраняли вкус затхлой воды, даже если обжарить их до чёрной угольной корки. Времена настали тяжёлые, но не настолько безнадёжные.

Эши протопал по расхоженной тропе вдоль плантации, поглядывая на поредевшие ряды папируса. Стебли продолжали сохнуть, пусть дни стояли на редкость пасмурные для жаркого сезона. Такие пойдут разве что на корм верблюдам, коих в семье осталось всего два.

Невольно его взгляд прошёл между стеблями и уткнулся в высокий соломенный забор. Совсем недавнее дополнение к плантации Бенезилов. Раньше их владения продолжались и дальше, к югу. Хлопок, папирус и лён полотном тянулись вдоль берега Ашамази. Десятки рабочих трудились вместе с отцом семейства, Брейхи, прерываясь лишь на время сна и особо сильного зноя. С ними же вкалывал тогда ещё совсем юный Эши. Пусть работы было много, он наслаждался тем временем, когда вся семья была вместе, на одном поле. И отец, и Руй, и Итаки.

Всё изменили треклятые альдеваррцы, пожри их Великий Змей. Императору Валендиару мало было того, что его торговцы подмяли под себя добрую часть рынков Ашмазиры. Нет, он хотел большего и своего добился. Трудно было бы представить другой исход, с его-то богатством и несметными полчищами солдат. Альдеварру надоело просто довлеть над Ашмазирой, и тогда он сделал её своей частью. Жалким придатком империи, что раздувалась, как воспалённый живот бедняка. Раздувалась, и всё никак не лопалась.

Эши отодвинул занавеску, прикрывавшую вход в дом, и приставил копьё к стене. Он вытер лоб, осмотрел руки. Алые брызги крокодильей крови запятнали его бурые предплечья и ладони, сливаясь с потёками пота. Вены взбухли от усталости, а мозоли на пальцах саднили уже который день. Но то был не повод откладывать работу.

– Не убирай копьё далеко, – с улыбкой проговорила Сайат. – Мне спокойнее, когда оно на виду.

Молодая жена Эши собрала кучерявые волосы в высокий чёрный хвост, прикрыла их белым платком и размеренно помешивала то, что закипало в старом котелке. Её узкие плечи были напряжены. Сайат никогда не любила корпеть над костром и готовить очередное варево на обед. С куда большим рвением она бы сейчас вышла на плантацию, но Эши сам настоял, чтобы жена поменьше трудилась в жаркую пору. Двух нерождённых детей они из-за этого уже потеряли, хватит.

– А что тебя беспокоит, солнце моё? – усмехнулся Эши. – Новый император нагнал целую уйму законников, неужто тебя это не успокаивает?

– О, да! – Сайат рассмеялась, и варево едва не улучило момент, чтобы убежать из котелка. – Этого я и не пойму, любимый. Чем больше законников к нам присылают, тем в Ашмазире беспокойнее. Сдаётся мне, этот Бельверен никуда не годится. Старый-то, отец его, толковее был.

– Одного древа плоды, – Эши фыркнул и оттянул воротник вымокшей в поту рубахи.

Пусть уже семь лет над дворцом в сердце Ашмазиры реял золотой лев Альдеварра в нелепой короне, ему не было дела до императоров и их паршивых семей. Да, местные шептались, что молодой владыка Бельверен оказался никудышным правителем, который только порочил славу великого отца.

Но какую ещё славу? Эши было плевать, какие заслуги внушили альдеваррцам такой трепет перед Валендиаром Первым. Пусть он хоть засыпал золотом каждого бледного жителя Левианора – плевать. Эши заботила только его стремительно мельчающая плантация и всё чаще голодающая семья. Валендиар же для него оставался обезумевшим от богатства скупцом, который на старости лет забрал у Ашмазиры свободу.

– Не знаю, не знаю, – молвила Сайат. – Раньше законники хотя бы пытались навести порядок. Слышал, что у Гайхи полполя сгорело? Он считает, поджог кто-то.

– Законники и подожгли, – Эши пожал плечами. Он разыскал достаточно чистый обрезок ткани и принялся вытирать загустевшую кровь с копья. – С Койошем так же всё было.

Разве что Койош свой пожар не пережил.

– Не знаю, – повторяла жена. – Я вчера подрезала стебли в дальней части, у забора. Слышу – шорох какой-то странный за ним. А там мужик стоял и пялился из зарослей. Не то на меня, не то на папирус наш.

– Что ещё за мужик? – Эши сжал копьё, будто собрался кого-то пронзить.

– Одному Змею известно, – Сайат покачала головой. – Нечёсанный, небритый. Но по виду – из наших, ашмазирец.

– Ещё раз увидишь, сразу зови меня, – плантатор отложил копьё и крепко сжал плечи супруги. – Сразу же!

– Обязательно, любимый, – с едва уловимой издёвкой ответила та. – Ты бы лучше на обед так же спешил, как тыкать копьём в крокодилов и зевак.

– Было бы на него время, – Эши вздохнул и прошёл к выходу.

Времени и впрямь не было. Техеш завопил о крокодиле, как раз когда Эши заканчивал грузить свежий папирус на телегу и собирался запрягать верблюда. Он должен был успеть на рынок у храма до того, как Бахру отправится в земли Субихаров с товаром. Без новой горстки львов – чудных медных монет, что были в ходу в Альдеварре – семейству предстояли бы особо голодные дни. Да и заклинателя пригласить следовало, чтобы урожай не погибал так быстро.

Когда Эши выводил запряжённую телегу из обветшавшего глинобитного сарая, Техеш уже докладывал Сайат о невероятной битве с крокодилом. Супруга вытянула губы и кивала каждому слову. Верный признак насмешки с её стороны.

– Ты бы видела его зубы! – юноша развел большой и указательный пальцы так далеко, как только мог. – Вот такие, представляешь? Острые, длиннющие, яд капает прямо в воду…

– У крокодилов яда нет, – походя бросил Эши.

– Значит, слюни, – Техеш обиженно нахмурил лоб. – Главное, мы его здорово уделали.

– Молодец, братик, – Сайат язвительно усмехнулся. – А где туша-то?

– Так ты это, верёвку-то мне дай, – юноша почесал кудрявый затылок. – Тяжёлый он, зараза: так не дотащить.

Эши оставил жену наедине с бравадами её брата, а сам пустил верблюда по занесённой песком дороге от плантации к центру города Ашмазир. Он же – столица некогда вольного царства Ашмазира. Жемчужина на восточном берегу великого озера.

Плантатор шёл пешком, чтобы не нагружать и без того хромого верблюда. Животное неспешно волочилось следом, то и дело фыркая да останавливаясь у обочины. Приходилось натягивать поводья всем весом, чтобы упрямец продолжил путь.

Двигаясь среди редеющих пальм и пожухлых кустарников, Эши поймал себя на мысли, что завидует жене. Её брат был легкомысленным повесой, но он хотя бы оставался рядом. Они могли вместе смеяться и подкалывать друг друга, делиться забавными сплетнями за миской обеденной похлёбки.

Эши такого простого счастья лишился дважды. Сначала виной тому стал император Валендиар, задумавший пополнить поредевшее войско за счёт сынов Ашмазиры. Руй – тогда ещё двадцатилетний парень с горящими глазами и острой жаждой приключений – охотно откликнулся на этот зов. За четыре года он успел пройти череду битв от берегов моря до скалистых островов Годарана и вернулся совсем другим человеком. Гордым, но обиженным. Неспособным жить так, как того хотел отец и как было принято в мирном городе. Ошибка за ошибкой, Руй дошёл до того, что его пришлось изгнать из Ашмазиры.

– Доброго дня, Эши! – раздался голос старого Кхали. Он вывешивал свежие шкуры в лавке на краю рынка.

– Да хранит тебя Великий Змей, – кивнул плантатор в ответ. – Что тут сегодня происходит?

Широкий проход, что вёл сквозь весь главный рынок Ашмазира, упирался в величественный храм Шепзириара. Его расписные стены взмывали над городом на высоту в двадцать человеческих ростов. Белые колонны, подпиравшие треугольный свод основного портала, были видны даже с далёких окраин. И в этот день перед ними собралась целая толпа горожан.

Пара сотен человек, не меньше. Они облепили ступени храма, вскидывали руки и выкрикивали гневные речовки. Сверху же, между колоннами, выстроились законники. Солдаты императорского наместника выставили щиты, но копья их всё так же смотрели в свод храма. Эши остановил верблюда и в недоумении уставился на представление.

– Безумие творится, – Кхали встал подле плантатора и затряс лысой головой, покрытой белёсыми пятнами. – Альдеваррцы отбирают храм.

– Это ещё как? – Эши сжал левую руку в кулак, а правой невольно дёрнул поводья. Верблюд обиженно фыркнул и повёл шеей.

– А вот так, – кожевник развёл руками. – Решили позолоченные жопы в Левианоре, что хватит с нас поблажек. Великий Змей для них – какое-то малое божество. Малое, чтоб их! А таким, как их жрецы говорят, храмы иметь не положено. Алтари – сколько хотите, а храмов – ни-ни.

– Это безумие, – Эши заскрежетал зубами.

– А я как сказал? Какое ж он малое божество, если он Великий Змей, м-м?

Эши поволок верблюда и повозку поближе к храму. Он подобрался к спинам дальних горожан, как раз когда из-за щитов законников появился их командир. Плечистый вояка лет сорока в сверкающем бронзовом нагруднике и с мечом на широком поясе спустился на пару ступеней и вскинул обе руки, призывая к спокойствию.

– Тронешь Великого Змея – и он тебя проклянёт! – кричал кто-то из толпы.

– Проклянёт! – вторили сразу несколько голосов.

– Он обещал, слышите?! – немолодая женщина взобралась на широкие плечи своего спутника и обратилась к законникам. – Ваш император обещал! Вот с этого самого места обещал!

Командир поправил сползший на затылок бронзовый шлем с красными перьями.

– Я прекрасно помню этот день! – громыхнул он на всю площадь. Для светлолицего он сносно говорил на языке Ашамази. – Его Императорское Величество обещал, что вы и дальше сможете поклоняться Шепзириару, и его слово непреклонно. Поклоняйтесь Змею и дальше. В своих домах и у алтарей. Стройте их на каждом углу, славьте его имя! Но не здесь. Отныне этот храм славит Сандариала, нашего Заступника! Кланяйтесь ему – и будет вам честь и слава, которых вы заслуживаете!

Толпа разразилась возмущённым гулом, а в законников полетели гнилые плоды и даже чья-то обувь. Эши глубоко дышал, чтобы умерить гнев. Мало-помалу империя отбирала у Ашмазиры последние крохи гордости. Император обещал, что в царстве не изменится ничего, кроме флагов. Но теперь руки его дармоедов добрались и до Великого Змея.

Но гнев отнимет слишком много времени и сил. Что того, что другого у Эши и так осталось слишком мало. Видимо, не у него одного, раз жизнь остального рынка шла своим чередом. Гружённая папирусом повозка едва протискивалась по забитому людьми проходу меж прилавков. Резкий запах альдеваррских специй обжигал нос, и Эши несколько раз чихнул с такой силой, что слёзы покатились по щекам.

Его путь лежал к южной оконечности рынка, где собирались торговцы из земель Субихаров. Как раз к югу от бескрайнего оазиса Ашмазиры и обитал этот крепкий народ, отличающийся тёмной синевой кожи и угловатыми чертами хмурых лиц. Субихары заняли скалистые расщелины и красноватые каменные отроги Казаратских гор. Они гордо взирали на пустыни свысока и чтили традиции, что были едва ли не старше Ашмазиры. Во всяком случае, пока жадная хватка императора не добралась и до них.

– Здравствуй, Бахру! – воскликнул Эши, увидев за широким прилавком знакомое лицо с паутиной тонких шрамов. – Да хранит тебя Великий Змей.

– У Змея нынче не лучший день, – торговец кивнул в сторону храма, где выкрики становились всё громче.

Бахру был таким же бурокожим ашмазирцем, как сам Эши – долговязым и круглолицым, с жёсткими чёрными волосами и проницательным взглядом карих глаз. Вот уже лет тридцать он следовал проторенной тропой от озера Ашамази к субихарским городам, где его знали все старожилы. Туда он вёз целые караваны с папирусом, льном, зерном и фруктами, а возвращался с полными обозами ценной руды, крепких горских инструментов и мощных амулетов.

– Я привёз тебе новую партию, – Эши похлопал верблюда по осунувшемуся боку. – Мы привезли.

– Ох, Эши, – Бахру смущённо потупил взгляд и поскрёб ногтями по прилавку. – Слушай, в этот раз я у тебя ничего не куплю, не обессудь.

– Что, прости? – плантатор сделал шаг назад и вытянул шею. – Ты нашёл ещё кого-то? Бахру, слушай, если дело в цене…

С тех пор, как Эши пришлось взять семейное дело в свои руки, этот толстяк с крепкими караванами стал главным источником их дохода. Папируса горцам нужно было много, а законники не спешили возделывать отнятые у Бенезилов плантации.

– Да причём тут цена? – Бахру вздохнул и прикусил нижнюю губу.

– Тогда я ничего не понимаю, – Эши пытался умерить взбесившееся дыхание. – Субихары научились выращивать свой папирус на камнях?

– Понимаешь ли, в этот раз я не к субихарам еду. И не знаю, когда поеду в следующий раз. Дней через сорок, наверное.

– Чего-чего? – Эши оглянулся через плечо. С самого начала разговора ему казалось, что кто-то свербит его взглядом. – Ты же всегда к ним ездил. Только к ним!

– Раньше много что было по-другому, – Бахру посмотрел на колонны храма, что высились над палатками купцов. – Времена-то меняются. Нынче мне выгоднее везти товар не в эти проклятые горы, где от сухости горло трескается и кровит, а в Левианор. Пошлины для нас понизили, а покупателей там куда больше. Но, увы, папируса у них и своего хватает.

– И что теперь? Что семье моей делать без тебя? Сорок дней…

Эши схватился за голову и отошёл от прилавка. Бахру уже давно был его главным покупателем. Единственным, кто мог предложить достойную плату за повозку свежего папируса. Там, где Бахру давал десять львов, остальные торговцы предлагали шесть, а то и меньше. Конечно, и субихары никуда не денутся. Кто-то должен будет занять место предателя, выбравшего манящие позолоченные башни альдеваррской столицы поверх десятилетий традиций. Но есть всей семье захочется уже завтра.

– Слушай, Эши, мне правда жаль твоих родных, но заботиться о них я не обязан, – оправдывался Бахру издалека. – У меня есть своя семья, и о них я переживаю в первую очередь. Рынок у нас большой, так что ты точно найдёшь кого-то ещё. Я точно знаю, что Сайюм через пять дней поедет к субихарам. Он, конечно, не готов платить столько же, сколько и я, потому как и ему субихары заплатят меньше…

Эши махнул рукой и отвёл верблюда в сторону. Животное обиженно фыркало и мотало головой. Оно и понятно. Верблюд тоже ожидал, что повозка опустеет после встречи с Бахру.

И с каждым шагом всё сильнее казалось, будто чей-то голодный взгляд царапает спину. Эши вертел головой, всматривался в гудящий рой продавцов и покупателей, увлечённых старинной игрой в то, кто торгуется лучше. Наконец, он выхватил из этой толпы того, кто и сам не сводил глаз с неудачливого плантатора.

Мужчина в длинной желтоватой тунике замер на пересечении двух рыночных улочек. Он сложил руки за спиной и щурился – не то от ехидства, не то от выглянувшего из-за облаков солнца. Длинные волосы закрывали уши, а лицо утопало в густой чёрной бороде. Было в его раскосом взгляде что-то знакомое. Настолько, что Эши на короткий миг уловил запах хлеба, который пекла мать в старой печи. Запах самого его прошлого.

Человек широко улыбнулся и ловко проскользнул в переулок между каменными лавками. Эши пришлось потрясти головой и протереть глаза, но он так и не понял, взаправду ли была эта встреча. Да и рынок пора было покидать. Пусть времени у него вдруг стало гораздо больше, плантатор не желал тратить его на торги с жадными купцами. Не сегодня, во всяком случае.

Обратная дорога казалась такой длинной, что Эши уже и не надеялся вернуться хотя бы к закату. Ещё и верблюд упрямился: животное то и дело вставало, многозначительно мотая головой в сторону груза за спиной. Плантатор тянул поводья, а двугорбый лишь недовольно фырчал. Лишь потоптав песок копытами, он обретал силы для следующего рывка.

Когда-то – когда обозов было несколько, а водил их сам Брейхи Бенезил – дорога давалась куда легче. Не только потому, что верблюды ещё не успели одряхлеть. Раньше весь путь от центральных улиц Ашмазира до плантаций оставался устлан крепкими, плотно подогнанными плитами. По ним легко шагали животные и люди, а колёсам негде было завязнуть. Цари старой Ашмазиры не жалели камня, хоть и добыть в округе его было негде: оставалось лишь выменивать валуны у субихаров, а потом обтёсывать их в городе.

С приходом Альдеварра изменились не только флаги, и дорога в город заставила Эши это принять, ещё когда из неё пропали первые плиты, а менять их никто не собирался. Каждую ночь выкорчёвывали новые камни, а законники разводили руками. Со временем плит стало меньше, чем оазисов в знойной пустыне вокруг Ашмазиры.

Эши вдруг остановился так резко, что удивился даже неподатливый верблюд. Под вздохи животного он осмотрелся, но взгляд наткнулся лишь на одинокого всадника, который ехал навстречу и был ещё далеко, шагах в восьмидесяти. Нет, причиной его беспокойства был не этот понурый амшазирец, замотанный в белую повязку. Эши готов был поклясться, что слышал шаги за скрипом колёс и топотом верблюда. И они затихли, стоило ему остановиться.

Плантатор потянулся к козлам и запустил руку под хлопковое покрывало, что лежало там. Копьё он взять не мог – любое подобие оружия привлекло бы законников, особенно, в такой день, когда город взволновался из-за Великого Змея. Но оставаться без защиты было глупо, и Эши всё равно хранил под складками серого хлопка старый охотничий нож.

Гнутое, похоже на крюк, лезвие стремительно ржавело. Скорее всего, и тупилось со страшной скоростью, но так Эши было спокойнее. Если ножа не хватит, он всегда успеет перейти на кулаки.

Плантатор присел, согнув колени, и медленно продвигался вдоль верблюжьих копыт, надеясь лишь, что усталое животное не решится обрушить одно из них ему на голову ради шутки или мести за утомительный день. Он заглянул под телегу сквозь прогалы между спицами и увидел две ноги в сношенных сандалиях. Словно учуяв его взгляд, ступни взмыли в воздух и пропали. Телега закачалась под весом преследователя.

– Выходи, – потребовал Эши, выпрямляясь.

Он поднёс нож к лицу, но всё равно не успел среагировать. Чья-то тень выросла среди папируса на телеге, закрыла на мгновение солнце и грузно приземлилась за спиной. Эши провернулся на подошвах, и тут же ударился о борт повозки. Тень сжала его запястья, прибила руки к хлипким деревяшкам.

Теперь Эши смог разглядеть своего преследователя. Те же слипшиеся от грязи волосы, та же клочковатая борода и ухмылка на вытянутом лице. Но волновали его только глаза: широкие, со светло-коричневым разливом вокруг зияющих зрачков. Глаза, что улыбались так же, как четыре года назад.

– Руй? – сдавленно проговорил Эши.

Преследователь отпустил его руки, отошёл на несколько шагов и загоготал. Лицо, фигура, даже взгляд – всё это могло поменяться с годами, но смех… Смех старшего брата звучал всегда одинаково.

– И чего ты гоняешь туда-сюда свой папирус? – с издёвкой спросил Руй. – Эй-эй!

Брат попятился, когда Эши вскинул крючковатый нож. Ржавое лезвие, напоминавшее коготь стервятника, зависло перед его лицом, заставляя шагать всё дальше назад.

– Что ты сделаешь? – сквозь зубы спросил Эши.

– Слушай, давно мы не виделись, понимаю, – медленно говорил Руй, не сводя глаз с ножа.

– И не должны видеться, – кивнул плантатор. – Ты изгнан.

Законы Ашмазиры всегда были однозначны для тех, кто признавался негодным для жизни у вод священного озера: ступить на земли царства они могли лишь после смерти, чтобы дух их упал в пасть Шепзириара. В случае Руя, приговор вынесли не власти, а его собственные родители. Страшнее только вердикт Великого Змея.

– Так ты не ори, и никто не узнает, – попросил Руй, пригнувшись и понизив голос.

– Объясняй, что ты тут делаешь, – требовал Эши. Кончик ножа следовал за братом, как бы тот ни старался уйти в сторону.

– Мы можем поговорить у тебя, под крышей? Жарко же!

– Нет.

Эши помнил брата улыбчивым: настолько, что уже к двадцати пяти по его лицу поползли неизгладимые морщины. Теперь знакомые щёки и скулы спрятались за спутанными зарослями бороды. Руй напоминал тех бедняков, что сидели под расписными стенами храма, протянув изъеденные язвами ладони.

– Братишка, – он тяжело вздохнул. – Я знаю этот твой взгляд. У отца был такой же, когда на рынке что-то не удавалось.

– Нихера ты не знаешь, – Эши ругнулся, опустил нож и потянулся к поводьям.

Он надеялся, что верблюд достаточно отдохнул.

– Знаю-знаю, – не отставал Руй. – Это взгляд называется «моим детям нечего жрать, сволочи вы все».

– Повторяю, – Эши уже подумывал о том, чтобы залезть на козлы, но тогда животное свалится быстрее, чем пройдёт полпути до дома. – Ты не знаешь ничего. Не имеешь права знать, потому что тебя изгнали.

– Да ну? – брат осмелел и схватил его за рукав. Эши попытался вскинуть руку с ножом, но Руй ловко перехватил её и вывернул ржавое оружие из ослабевших пальцев. – Не говори, что забыл, почему отец меня изгнал!

– Я не забыл, – Эши растирал саднящее запястье. – Из-за твоих ошибок.

– Из-за наших ошибок, – Руй выставил грязный палец с чёрной полоской под ногтем. – А ошибся в итоге он сам, потому всё стало только хуже. Майш… Да Змей бы её пожрал! Надо было оставить её в той башне.

– Пошёл ты, – Эши потянул верблюда за собой, но Руй грубо перехватил поводья.

– Братишка, я в городе ещё с сезона ветров, – голос брата смягчился. – Я не хотел показываться, правда. Но я вижу, как тебе херово, и хочу помочь, позволь мне! Ради твоей семьи хотя бы, они же и мне родные!

– Ты их даже не знаешь, – огрызнулся Эши, глядя на струйку песка, что тянулась над дорогой к дому. – А от твоей помощи только хуже, всегда так было.

– Хуже уже не будет, – Руй вздохнул. – У меня есть, чем выручить вас, есть деньги!

– Так давай! – воскликнул Эши, сотрясая кулаки. – Давай их сюда, раз есть! С тебя должок, забыл?

– Не здесь, – брат опять зашептал. Он подошёл совсем близко и приобнял дрожащего от гнева Эши. – Я сейчас обитаю в Зан-ар-Думе, там есть одна дыра под названием «Скорпионово Жало». Приходи, как успокоишься: выпьем раяхи, поговорим. Мы же семья, как никак!

Эши не смог сдержать смех. Радостно ему не было: напротив, так рвались изнутри, распирая грудь, годы нестерпимой боли. Лучше бы брат оказался призраком, ведь иначе получалось, что он ничуть не изменился.

– Понятно, Руй, – проговорил плантатор, возвращая поводья из его рук. – Опять не всё так просто, да? Опять придётся «кое-что перетереть», «кое-куда прошвырнуться» и «кое-кого побить»? Да пошёл ты.

– Просто поговорим, Эши! – крикнул он вслед, когда колёса повозки уже заскрипели в песчаных наносах. – Просто поговорим, пожалуйста!

Остаток дня напоминал сон, какие приходят во время лихорадки. Знакомые образы плыли мимо Эши, но сам он лишь изредка выныривал из болезненных мыслей и с трудом понимал, что происходит. Он всё ещё чувствовал запах брата: эту смесь пота, грязи и курительного листа. Эши слышал его голос, его дешёвые попытки искушения. А пальцы, будто не прошло четырёх лет, опять слипались от крови Майш.

Глава 2

– Эши, быстрее! – требовал Руй, не оглядываясь.

Старший брат уже вырвался далеко вперёд. Его затылок с собранными в хвост волосами удалялся всё быстрее, как Эши ни старался поспевать. Его ноги вязли, песок набивался в сандалии и хрустел на зубах. Парень не мог отдышаться, а бёдра каменели от усталости.

Кровь была повсюду: склеивала пальцы на руках, отдавала горечью на губах и вымачивала одежду. Жилетка Эши потяжелела, ему захотелось её снять, но Руй запретил так делать.

Он всё понимал. Не просто так братья рвались наперерез пескам в ночной пустыне к северу от озера Ашамази. Дорога осталась далеко слева, и Эши иногда видел её редкие огоньки. Некоторые из них двигались: то были редкие патрули законников. Хватит и одного, чтобы эта ночь закончилась в тесной клетке на одном из постов. Эши и думать не хотел о том, что их могут казнить. Ему даже двадцати не исполнилось, и так многого ещё нужно было достичь…

– Да не отставай ты, дурень! – Руй вернулся за ним и потянул за запястье.

Кровь с его ладоней и рук Эши смешалась и захлюпала. Как разваленная повозка, он тащился за старшим братом, пока песок не сменился влажной порослью у самого берега. Пригнувшись, они пробирались через раскидистые кустарники. Листья их были такими острыми, что неосторожное касание могло рассечь лицо или поднятые над головой руки, но то стало бы меньшей из проблем этой ночи.

Мысли Эши не поспевали за ногами. Он раз за разом возвращался в осыпающуюся башню к северу от Ашмазира. Её сигнальный огонь уже давно потух, а внутри не было ничего, кроме помёта шакалов и старых птичьих гнёзд. А ещё – залитого кровью тела Майш. Эши надул щёки и сглотнул подступившую к горлу тошноту.

– Руй, надо забрать её, – промолвил он, когда особо длинная полоса зарослей осталась позади.

Брат вывернул шею и вскинул ладонь, готовя размашистую оплеуху для младшего. Он остановился в последний миг, крепко прикусил губу и выругался. Эши понял, что они уже добрались до края плантации Бенезилов. Отец не успел обнести новые насаждения оградкой, хотя обещал матери ещё с жаркого сезона. Крайние ряды папируса с шелестом покачивались на ночном ветру: обычно приятный вид родного удела заставил нутро Эши похолодеть.

– Руй, – твердил он. – Не надо её там оставлять, не надо!

– Придурок, – зашипел брат. – Мы только хуже сделаем, если вернёмся!

– Если её найдут…

– Не найдут! – Руй достал кинжал из-за пояса и со злобы посёк ближайшую ветвь калатеи. – Братишка, слушай внимательно: никто её там не найдёт. Никто! Зато найдут нас, если мы будем носиться по пустыне с трупами. Ты на ногах еле стоишь! Хочешь, чтобы нас повесили?

Эши помотал головой.

– Вот, и я не хочу, – брат задрал тунику на голову и начал стягивать. – Тогда раздевайся и смывай кровь. Зайдём домой, ляжем и…

– И что будет дальше? – в ночи раздался голос, от которого на несколько мгновений остановилось сердце Эши.

Брейхи Бенезил широким движением раздвинул молодой папирус и подошёл к сыновьям. Он морщил высокий коричневый лоб, а луна любезно подсветила капли пота на его обвислых щеках. Или то были слёзы?

Отец дёрнул себя за тканый пояс, оттянул промокший ворот туники и вздохнул.

– Мальчики мои, что происходит? – спросил он так спокойно, что Эши испугался. Ругань он ожидал куда скорее.

– Пап… – Руй убрал кинжал и поднял обе ладони к небу. – Змей меня пожри, я… Мы…

– Хватит мямлить, Руй, – отец чуть наклонил голову вперёд. – Я не дурак и не безумец. Я всё понимаю. Это ведь не крокодилья кровь, да?

Эши заикался, хотя всё равно не знал, что сказать. Его собственный разум не мог осознать то, что случилось в той башне. Как он мог поведать всё кому-то другому, если слова не вязались? Ещё и собственному отцу.

– Просто скажите мне, чья это кровь, – сурово продолжал папа.

– Её зовут Майш, – с отвращением проговорил Руй. – Вряд ли ты её знаешь.

– Она альдеваррка? – уточнил отец так буднично, словно выяснял, что же плавало в его похлёбке.

– Как будто есть разница, – старший брат фыркнул. – Она из Зан-ар-Дума.

– Знатная?

– Много знатных в Зан-ар-Думе знаешь, пап?

Взгляд Эши бегал от отца к брату. Они стояли в пяти шагах друг от друга, оба сложив руки на груди, и вели спокойную беседу. Никто ни кричал и не вскидывал кулаки. Плечи их размеренно вздымались и опускались, хотя сам Эши уже задыхался от волнения.

– Ты понял мой вопрос, – молвил отец. – Будут её искать или нет?

– Не уверен, – Руй потряс головой. – Вряд ли законники особо будут чесаться.

Отец покивал и медленно прошёл к самой кромке воды. Его взгляд уходил поверх низкого топняка: туда, где над горизонтом уже показалось вытянутое созвездие Великого Змея.

– Где тело? – спросил он.

– Старая дозорная вышка на севере, – Руй встал рядом с отцом. – Всё в порядке, пап, она лет десять стоит пустой. Законники не скоро её займут, поверь.

– Ты ошибаешься, – голос отца потвердел, а пальцы сжались в кулаки. – Они непременно заглянут туда, когда над вышкой начнут виться стервятники, а шакалы принесут обглоданную руку куда-нибудь к дороге. На запах приползёт машарак, и тогда всё станет совсем плохо. Они найдут тело, начнут искать следы, чтобы показать, как сильно император желает блюсти порядок в Ашмазире… Вы ведь не додумались раздеть её, забрать кольца и другие украшения? Одного крошечного амулетика хватит, чтобы определить, кем была эта женщина, даже если плоти на костях не останется.

Эши сложил ладони в замок, чтобы унять дрожь, но та попросту перекинулась на ноги. Из горла вырвался стон, и он упал наземь. Боль пронзила копчик, но так стало даже лучше: она отвлекала от свежих ран на сердце.

Зачем, зачем он пошёл за Руем? Он не должен был этого видеть, не должен был стать частью его делишек с Майш. Были бы они только вдвоём, Эши бы не встрял в их поганые дела. Завтра наступил бы обычный день: Эши взялся бы за мотыгу и пошёл на свежие посевы… В нём не было бы места Майре Отторад и Хезо Брюху.

– Один последний вопрос, – отец развернулся и положил руки на пояс. – Кто из вас это сделал?

Руй скорчился и издал глубокий рык.

– Пап, какая разница? – раздражённо спросил он. – Мы оба уже помазались этой кровью.

Отец долго разглядывал Руя и запёкшуюся багровую корку на его лице. Он словно хотел заглянуть под кожу сына. Время тянулось, а Брейхи Бенезил так и стоял без движения, пока далёкий вскрик стервятника не вынудил его очнуться.

– Я всё понял, Руй, – проговорил он с грустью в сиплом голосе. – Эши, тебе пора отмыться и уснуть. Ложись и не думай ни о чём, пока не встанет солнце. Руй… Жди меня здесь.

Те тревожные мгновения среди тростника и папируса стали последним разом, когда Эши видел Руя.

– Он принял всю серьёзность нашего положения, – молвил отец следующим утром. – Руй ушёл, Эши. Ушёл, чтобы ничего не грозило ни мне, ни тебе, ни маме, ни Итаки. Это смелый поступок, достойный храброго солдата, каков он и есть.

– Он когда-нибудь вернётся? – Эши не мог понять, какой ответ предпочёл бы услышать.

– Нет, – в свете солнца стало заметно, что отец постарел лет на пять за ту ночь. – Я доложу старейшинам, что сам лично изгнал его из Ашмазиры несколько дней тому назад, а они передадут наместнику. Скажу, что поймал его за воровством и другого выбора не имел, ведь иначе его бы судили по всей строгости. Если Руя видели с этой Майш, то пусть думают, что они были любовниками и он забрал её с собой. Пусть думают, что хотят. Руй принял эту ношу за всех нас: за тебя, в первую очередь. Цени это. И больше никогда меня не подводи.

Эши не желал и думать о том, что вынудило Руя принять изгнание. Первые луны ему было больно, но то страдало его сердце. Разум же всякий раз напоминал, что брат был сам виноват в таком исходе. Не надо было связываться с Хезо. Не надо было тянуть Эши в эту пучину. Не надо было врать отцу о том, кем на самом деле была Майш.

***

Эши проснулся в поту, хотя солнце ещё не поднялось и стены из песчаника хранили ночную прохладу. Глаза долго привыкали к темноте, пока он слушал тихое сопение жены. Сайат спала на спине, руки сложив под грудью. Лёгкая ночная рубашка поднималась по мере того, супруга вдыхала: неспешно и глубоко.

Ветерок трепал белёсое полотно, которое отделяло их комнату от той, где храпел Техеш. Хотя Эши и возглавил семью, когда умер отец, он не решался забрать хозяйскую спальню под самой крышей. Пусть мама сохранит хоть что-то из тех времён, когда в этом доме было принято улыбаться.

Эши выскользнул из-под простыни и нащупал тунику. Он старался не шлёпать босыми ступнями по полу, чтобы не разбудить Техеша, пока пробирался через его закуток к следующему занавесу, за которым начиналась кухня.

Запах ужина ещё наполнял самое просторное помещение их дома. Сайат всё же приготовила то, что осталось от вчерашнего крокодила, так что аромат запечённого мяса меркнул на фоне тины, которой разило престарелое чудище. Что же, если не найти нового караванщика, которому придётся по душе папирус Бенезилов, эту затхлую тушу придётся есть ещё много вечеров.

Эши выбрался на улицу и подставил лицо ветру. Ещё свежие, ненаполненные дневным зноем порывы прочищали мысли и трепали кудри на макушке. Скоро огненная полоска на востоке соберётся в один диск, поползёт вверх. Лишь одно вытянутое облако виднелось на другой стороне неба, так что день выдастся жарким: таким, что впору прятаться под крышей до самого заката, а не корпеть над посевами.

За углом раздался скрип. Эши подпрыгнул и пожалел, что не прихватил ни ножа, ни копья. Чуть согнув колени, он задержал дыхание и крался туда, откуда вновь донёсся такой же протяжный звук. Лишь выглянув за угол, он понял, что издавало его старое плетёное кресло. Отец сделал его ещё лет восемь назад для своей единственной любви, и именно она покачивалась на потемневшем сидении.

– Мама? – изумился Эши, подойдя поближе. – Почему ты не спишь?

– Он не любит, когда я сплю подолгу, – промолвила мать.

Хатаи Бенезил всего за несколько лет стала лишь подобием себя, как след на песке был лишь подобием ноги, что его оставила. Ещё свежа была память о том, как мать своим упорством задавала пример всей плантации. Эши всегда изумлялся, как она успевала накормить всю семью, да ещё и наёмных земплепашцев, когда сама проводила целые дни среди папируса и льна.

А потом она начала меняться: некогда яркие глаза померкли, провалились в толщу морщин. Мама уже давно не расчёсывалась: с тех пор, как чернённый блеск её волос сменился безжизненной сединой.

Не без повода конечно – сложно было ожидать иного от женщины, дождавшейся сына с войны лишь для того, чтобы через несколько лет того изгнали. Той, кому пришлось отдать единственную дочь под опеку жестокого законника, который бил жену чаще, чем настоящих преступников. Той, что отправила мужа в последнее плавание по обиталищу Великого Змея и сама была готова прыгнуть на этот плот. И кто бы сохранил рассудок на её месте?

– Ты про кого, мам? – Эши присел на корточки рядом с ней.

– Брейхи мой, – горестная улыбка исказила осунувшееся лицо. – Он говорит, что я его отвлекаю от работы.

– Как-как?

– Там, где он сейчас, работы тоже хватает, – пальцы мамы теребили распустившиеся прутья на подлокотнике. – Только во сне мы с ним видимся, а он брюзжит, что из-за этого работать не успевает.

Эши хмыкнул. Если работать придётся и в царстве Великого Змея, он едва ли заметит, как уйдёт из одной жизни в другую. Но хотя бы там мама вновь возьмётся худой рукой с вереницей бледных пятен за сухую ладонь отца.

– Я же не виновата, что скучаю, – уголки маминых глаз заблестели. – Пусть он уже вернётся или меня заберёт. Будем работать вместе…

Теперь плакать хотелось и Эши. Видеть мать такой было больно, но ещё больнее было осознавать, что помочь он не мог. Не ей одной не хватало твёрдой хватки Брейхи Бенезила, его низкого голоса и поразительной способности свести любую проблему к обычной неурядице, которая к утру превращалась в очередную историю о былом.

– Руй, – вдруг выдала мама. Она вцепилась в подлокотники и подалась вперёд. – Руй, где он?

Эши мгновенно выпрямился и огляделся. Он рыскал глазами по ближайшим зарослям в поисках косм, нынче украшавших его брата, но видел лишь качавшийся на ветру папирус.

– Руя нет, мам, – тихо произнёс он. Тихо и неуверенно.

– Пусть бы и он вернулся, – мама вздохнула.

Эши покачал головой. Это желание он разделить не мог. Все четыре года он думал о том, какой была их встреча с Руем. Увидев его на той дороге – заросшего, грязного, оборванного – Эши понял, какую игру затеяла его память. Всё это время он вспоминал лишь лучшее, что связывало братьев: то, как они притворялись великими воителями, когда молотили палками сорняки; первую распитую бутылку раяхи – полупустую и выкраденную из отцовских запасов. Заглянув в глаза Руя накануне и вновь узрев ту искру безумия, Эши вспомнил, что чувствовал тем утром, когда узнал об изгнании брата. К его стыду, чувство то было облегчением.

Работа же шла с небывалой сложностью. От первых лучей солнца Эши покрылся крупными гроздьями пота, тут же начал жаловаться и Техеш. Плантатор не мог удержать серп и едва перерубал толстые стебли сорняков даже со второй попытки. Из ниоткуда появился жук: он гудящим снарядом протаранил его шею и оставил саднящий укус, разгоравшийся ещё сильнее, когда на него попадал пот.

Эши сидел в тени под дырявым навесом у стены дома и обливался набранной в озере водой, когда день стал ещё хуже. Началось всё с гула копыт и лязга бронзовых нагрудников, поверх которых раздался командирский выкрик.

– Хозяин! Хозяин, выходи!

Даже эти простые слова незваный гость выговаривал с трудом, будто его язык отвергал наречие берегов Ашамази. Эши отбросил опустевший мех, выругался и вышел навстречу законникам.

Альдеваррцев было трое. Старшим из них был немолодой всадник с пушистыми полосками серых бакенбард и перебитым в двум местах носом. Ещё двое солдат помладше скучали в паре шагов за его спиной. Они лениво свесили копья и о чём-то переговаривались на своём лающем языке, пока кони тянули жадные морды к соломе забора.

– Приветствую, – Эши изобразил неглубокий поклон.

– Угу, – законник качнул головой и поспешил поправить сползший полушлем из тусклой бронзы. – Как работа, как урожай?

– В порядке, – смиренно ответил Эши.

– Не похоже, – подметил альдеваррец. Остриём копья он ткнул в оставленную у дороги повозку. – Плохеет твой папирус.

– Ждёт покупателя, – всё жёстче говорил Эши.

– Лучше бы найтись побыстрее, – законник недобро улыбнулся. – Подходит время подати.

Отец в своё время настоял, чтобы его дети знали альдеваррский – один из немногих грехов Брайхи Бенезила. Эши хотел было проглотить ненадолго свою гордость и переспросить на наречии завоевателей, хоть и не сомневался, что понял всё правильно. В конце концов, слова «подать», «деньги» и «платить» были первыми, которые законники изучали в Ашмазире.

Так пусть хоть помучаются, давясь словами из местного языка.

– Прошу прощения, – без капли смирения сказал Эши. – Подать я уже заплатил, так что вы ошиблись.

– Да ну? – законник издал короткий хрип. – У меня другие сведения, мужчина. Подать нужна через три дня.

– Я заплатил!

– Кому платил, мне? Нет, записи говорят другое, – альдеваррец помедлил в ожидании реакции плантатора и даже чуть приподнял копьё. – Три дня. Или Его Светлость наместник забирает ещё половину твоего сада.

Законники вальяжно пустили лошадей обратно к дороге в город, но Эши ещё долго стоял у ворот плантации со стиснутыми кулаками. Ошибка ли привела их в его дом этим утром или обычная жадность, спорить было бесполезно. Если люди наместника заговорили о подати, будет проще спастись из пасти крокодила, чем от их загребущих бледных лап. Так говорил и отец, чьё слово весило куда больше.

– Эши, опять уходишь? – возмутилась Сайат, когда он забежал в дом за подходящими для похода в город сандалиями. – Обед…

– Змей их всех пожри, – прорычал Эши. – Прости, солнце моё. Это срочно.

***

– Больше не могу, – сухопарый торговец по имени Изиш развёл длинными руками. – Мне ещё придётся думать, куда сбыть столько папируса.

Эши угрюмо рассматривал стопку львов. Изиш выложил их с таким надменным взглядом, будто они были огранёнными изумрудами из короны империи, а не горсткой медных дисков толщиной с банановый лист. Сколько тут было? Двадцать – едва ли больше. Поганец в дорогом балахоне ещё и отбросил те стебли, что успели пожухнуть за день.

Нет, так Бенезилы не протянут до того момента, когда Бахру созреет для новой поездки к субихарам. А через три дня вернутся законники, и от звенящей мошны останутся пара медяков.

– Рад иметь с тобой дело, Эши! – воскликнул Изиш ему вслед.

Он тянул верблюда по шумным улицам за рынком. Окрестный гам раздражал : постоянные перепалки, мольбы попрошаек и заливистый смех детей сбивали Эши с мыслей. Он пытался найти управу на законников, однажды даже дошёл до приёма у наместника всей Ашмазиры. Его Светлость господин Алагор даже соизволил его выслушать, пусть и без конца зевал, подперев кулаком лощёную головушку. Выслушал и сказал, что сделать ничего нельзя, покуда записи говорят о том, что подать не уплачена. Тогда Бенезилы впервые лишились половины угодий.

Эши велел верблюду замереть, когда понял, что добрался до перекрестка двух дорог, достаточно широких, чтобы по ним легко разъезжали тяжёлые колесницы. Когда-то здесь был самый обычный квартал для работяг Ашмазира. После прихода империи их глинобитные домишки разворотили до самого основания, а на их месте сложили крепкие виллы для законников.

Плантатор стоял перед знакомым зданием, сложенным из крупных коричневатых камней. Валуны для нового квартала везли от самых гор. Не той части, что обжили субихары, а с далёкого севера. Как говорили странники-ашмазирцы, там пески пустынь отступали перед буйной зеленью джунглей и широким, извилистым телом Вильдейи – реки, что могла затмить самого Великого Змея.

Дом смотрел на Эши узкими прорезями окон. Между двумя этажами тянулся пояс из керамики, и каждая из вытянутых плиток изображала войско бравых копейщиков: то они неслись в атаку верхом на лошадях, то стойко держали оборону с выставленными щитами. Так хотели себя видеть завоеватели из Альдеварра.

Законники для Эши стали отрыжкой Великого Змея, проклятьем для всей Ашмазиры. Но один из них ещё мог помочь ему: не зря же Брейхи Бенезил отдал единственную дочь замуж за альдеваррца?

Верблюд, казалось, обрадовался, когда плантатор попросил его ждать у низкой каменистой ограды. Не желая ждать приглашения, Эши сам отворил деревянную калитку и прошагал по плоским плитам, которые устилали тропу к дому законника. Он уже приближался к приземистому крыльцу, когда его наконец встретили. Двое крепко сложенных альдеваррцов с деревянными палицами преградили ему путь, а из-за их спин пыталась выглянуть низкорослая ашмазирка в годах.

– Мне нужна госпожа Итаки, – спокойно сказал Эши.

Он выставил ладони перед собой в знак мирных намерений.

– Кто спрашивает? – выкрикнула старушка из-за стражников.

– Это Эши, – ответил плантатор, когда бойцы разошлись по сторонам и их взгляды встретились.

– А повод какой? – амшазирка с прищуром изучала гостя.

– Просто скажите ей, кто пришёл.

Старушка прекрасно знала, кем был Эши, ведь именно она всякий раз встречала его у порога сестринского дома. Вернее, дом-то принадлежал законнику. А вместе с ним – и сама Итаки, как было принято у альдеваррцев.

Благо, ждать долго не пришлось. Не успел Эши устать от хищных взглядов стражи, как старушка приковыляла обратно. За ней шагала Итаки – как всегда, безупречная. Прямые, как у матери волосы, собрались аккуратным пучком на затылке, а глаза она подвела дымчатыми полосами угля: всё, как любил Клавидар. Сестра поприветствовала гостя быстрым кивком, испуганно огляделась и поманила его вглубь небольшого сада.

Земли было совсем немного – куда меньше, чем вокруг жилища Бенезилов. Вместо папируса здесь росли причудливые шипастые лозы с красно-жёлтыми цветками да молодые побеги винограда. Итаки прошла по мощёной тропинке к задам сада, где высокий забор отсекал черту, за которой уже начинались владения соседа.

Оказавшись в увитой лозами беседке, Эши наконец смог обнять сестру. Та сначала вздрогнула и отстранилась, но всё же сомкнула руки на его спине.

Итаки сегодня надела лёгкое платье, сшитое напополам из лоскутов белой и синей ткани. Оно открывало взору и плечи, и руки: лишь над левым локтем сестры виднелись четыре застарелых синяка. Небольших, оставленных крепкими пальцами.

– Как дела? – вкрадчиво спросил Эши, не сводя глаз с отметин.

– П-порядок, – Итаки как бы невзначай обхватила руки, заодно прикрыв и синяки. – На удивление нормально.

– Это хорошо, – кивнул брат.

– Наверное, да, – сестра хмыкнула и горестно улыбнулась. – Знаешь, как бывает? Когда всё хорошо слишком долго – жди беды.

Скорбь наполняла Эши всякий раз, когда он видел глаза Итаки: потухшие, смиренные изумруды – совсем не такие, как в детстве. Отец не оставил ей выбора, когда принял настойчивые сватанья альдеваррского законника. Впрочем, Эши догадывался, что выбора не было и у самого Брейхи Бенезила.

– Слушай, – Итаки взяла брата за запястье двумя руками. – Я очень скучаю, но здесь нам лучше не видеться.

– А что, Клавидар отпустит тебя на плантацию? – с вызовом спросил Эши.

– Ты же знаешь, что нет, – сестра вздохнула. – Но он не любит, когда ты приходишь в его дом. Наше счастье, что он в ставке.

Эши не переставал вздыхать. Альдеваррский шурин никогда не скрывал своего отношения к семье супруги. Когда Эши впервые навестил сестру в новом доме, он дал им обменяться лишь парой фраз и настойчиво потребовал, чтобы все покинули его виллу. В иных же случаях, когда плантатор заставал хозяина, ворчливая ашмазирка и вовсе не позволяла ему пройти дальше калитки.

Потребовалось немало времени, чтобы Эши догадался, что дело не в нём, а в его брате. Уже породнившись с семьёй Бенезил, люди Клавидара ловили Руя за делами, которые иным – менее удачливым – ашмазирцам стоили отрубленных рук. Даже спустя четыре года изгнания он отбрасывал на семью свою тень. Пахучую, косматую тень.

– Как ни странно, Итаки, я надеялся застать Клавидара, – признался Эши, усевшись на скамейку из красного дерева. – Он мне нужен.

– Эши, что случилось? – Итаки упала рядом. – У вас проблемы?

– С его же племенем, – он кивнул. – Законники… Они опять пришли за податью. И тридцати дней не прошло, как я выплатил всё, а они требуют ещё. А я знаю, что ничего не должен!

Он так разошёлся, что на выкрики поспешил один из стражников. Итаки пришлось вскинуть ладонь и потрясти ей, чтобы его отогнать.

– Ты ведь знаешь, что ничего им не докажешь, если в их журнале написано, что ты им должен, – промолвила сестра. – Журналы – это святое для солдат.

– Журналы, – Эши фыркнул с такой силой, что едва не высморкался в её платье. – Нам что, выкрасть их поганые журналы и сжечь?

– Окстись, брат, – Итаки испуганно вытаращила глаза. – Сделаешь такое, и платить по новой будет весь город.

Так бы всё и сталось. Законники готовы были требовать новую подать, лишь только приснись им, что очередной плантатор чего-то не додал.

– Затем мне и нужен твой муж, чтобы всё решить.

– Он ничего не сможет сделать.

Эши сжал кулак:

– Не сможет или не захочет?

– Если бы захотел, всё равно бы не смог.

Эши тихо рассмеялся и вытер вспотевшее лицо.

– Он же альдеваррский десятник, – сказал он. – Пусть не поёт, будто не сможет приструнить своих законников.

– Податями занимается Его Светлость, – возразила Итаки.

– Его Светлость, – с отвращением процедил Эши. – Слишком сильное имечко для цепного пса императора.

– Так уж у них принято говорить о наместнике, – сестра пожала плечами и поднялась. – Прости, Эши. Я очень хочу помочь, но сделать ничего нельзя, сам знаешь.

– Я понимаю, – неубедительно ответил брат.

Раздалось шарканье, и из-за куста появилась ашмазирская служанка. Хмурая и недовольная – даже больше, чем обычно.

– Господин Эши, – вздохнув, сказала она. – Ваш верблюд гадит прямо перед нашей оградкой. Пожалуйста, уведите его подальше.

Эши фыркнул в лицо служанке, а на сестру даже не взглянул. Лишь вздохи последней провожали его вдоль тропы, что пронизывала небольшой сад при вилле Клавидара. Уже перед калиткой он услышал слабый оклик Итаки.

– Эши, – её голос надломился ещё сильнее прежнего. – Как… Как там мама?

– Ты знаешь, как она, Итаки, – Эши не оборачивался, так что она и не видела, как далеко закатились его глаза. – Нехорошо.

– Меня это печалит, – призналась сестра, всхлипывая за его спиной. – Правда, Эши.

– Что же, – буркнул он, отворяя калитку и шагая на широкую улицу. – Сделать ничего нельзя, сама знаешь.

Он брёл по дороге, окружённый струйками песка, которые разгонял ветер. Дуновения с севера смогли рассеять духоту, но Эши не желал подставлять им усталое, осунувшееся от работы лицо. Ему казалось, что ветер приносил едва уловимый запах, в котором едкая горечь крови смешалась с затхлым смрадом, который источает сама смерть.

Именно там, к северу от города и плантаций, торчала среди песчаных наносов блёклая осыпающаяся башня. В её стенах, сложенных из желтоватых камней, оборвалась та нить – и без того тоньше волоса – что скрепляла их семью.

Винить Майш из Зан-ар-Дума в том, что она оказалась убита в той башне, было сложно. Но ведь именно из-за неё на поверхность вырвалась вся дрянь, что скопилась в Руе. То, что случилось тёмной ночью четыре года назад, лишь послужило логичным тому завершением.

Глава 3

– Пап, что это такое? – Эши замер на краю площади, а его отвисшую челюсть впору было подвязывать к ушам. – Что они делают?

Он теребил рукав лёгкой льняной рубахи, не в силах оторвать взгляд от мужчин, что плотными рядами выстроились по трём сторонам площади меж храмом Великого Змея, рынком и садами царского дворца. Их начищенные бронзовые шлемы и вытянутые щиты сверкали на жарком солнце Ашмазиры. Строй щетинился острыми копьями, напоминая челюсть могучего старого крокодила.

– Кажется, всё, – вздыхал тем временем Руй, сплюнув докатившийся до губ пот. – Сейчас нас всех перебьют. Повезёт тем, кому светит рабство. Да, Итаки?

Эши задрожал, не переставая разглядывать причудливое войско, что встало вокруг площади. Среди них выделялось несколько вожаков: пока копейщики томились на ногах, эти шестеро разъезжали вдоль строя на лошадях, укрытых белой тканью. Шлемы командиров полностью скрывали их лица, а над головами развевались гребни из красных перьев.

– Не неси чепухи, Руй, – отец встряхнул чёрными кудрями до плеч и отвесил сыну подзатыльник.

– Выглядит и впрямь страшно, Брейхи, – полушёпотом проговорила мама, положив голову на его плечо и приобняв одной рукой обомлевшую от вида войска Итаки. – Как думаешь, что они собрались объявлять?

– Ты сама всё знаешь, Хатаи, – взгляд отца уходил поверх сотен зевак к крыльцу храма. – Неизбежное. Уже давно неизбежное.

На площадь хлынул весь город Ашмазир. Нет, всё царство: то и дело в толпе показывались знакомые лица тех, кого Эши повстречал за неполные тринадцать лет жизни. Лахой и Рахалан с соседней плантации, коренастый караванщик Бахру, семейство субихаров, что держало кожевенную мастерскую у начала дороги на Зан-ар-Дум.

Тысячами их голосов гудела сама Ашмазира. Звучала она взволнованно, перепугано. Кто-то переговаривался с близкими, пока остальные вертели головами, будто бы надеясь выискать ответы на лицах других.

Томительное ожидание прервалось, когда на верхних ступенях храма появился человек с длинной дудкой. Он приложил её к губам и испустил пронзительный звук. Взлетели птицы с ближайших крыш, а толпа на площади разом замолчала. Трубадур тут же шагнул в сторону, уступая место высокому мужчине в плотных одеяниях, обтягивающих его худое тело. Даже через всю площадь Эши видел, каким было его лицо, едва тронутое лёгким бронзовым оттенком. Альдеваррским.

Мужчина подозвал к себе помощника в жёлтой мантии и блестящей личине. Тот оттопырил пальцы и приложил к шее первого, под самой челюстью.

– Услышь нас, Ашмазира! – усиленный магией голос громыхнул над площадью. – Услышь господ своих!

Альдеваррец с трудом выговаривал местные слова, как будто язык его разбух и не давал нужным звукам вырваться наружу. Колдун в маске тем временем уже тянул пальцы к одному из знатных господ, что стояли позади: приземистому ашмазирцу в мешковатом одеянии в пол. На солнце блестел золотой обруч, стягивающий его круглую голову. Лишь в третий раз за всю жизнь Эши мог лицезреть Агарашта, царя Ашмазиры.

– Сегодня тот день, когда мне и больно, и радостно, родные мои, – владыка вышел вперёд и вскинул руки, казавшиеся совсем тонюсенькими в непомерно широких рукавах. – Мы с гордостью берегли свою самобытность, мы долго отстаивали рубежи, вверенные нам Великим Змеем Шепзириаром!

– Берегли, – тихо повторил Руй, поглаживая пальцем ямку на подбородке. – То-то он про прошлое заговорил.

– Тсс, – шикнула мама.

Царь продолжал заливать горожан сладкими речами о глубоких водах Ашмазиры и её зеленеющих полях, расцветших среди пустыни. Он размахивал короткими руками, тряс блестящей лысиной, а иногда так размашисто вышагивал, что вот-вот бы сорвался с храмовой лестницы. Наконец, владыка Агарашт замер и скорбно склонил голову.

– И потому, родная моя Ашмазира, я обязан делать то, что лучше для нашей благословенной земли, – царь гулко вздохнул и медленно снял с потной головы золотой обруч короны. – Настало время обменять крупицу гордости на дружбу, которая защитит нас от врагов и позволит расти дальше.

Вереница испуганных шёпотов пронеслась по площади и стала громче, когда владыка Ашмазиры отошёл в сторону, всё так же удерживая корону на вытянутых руках. Сладость его слов решительно расходилась с понурой фигурой.

А на место Агарашта выдвинулся другой, куда более статный мужчина. Он прошествовал к самой кромке верхней ступени и расправил золотистое одеяние из свободной ткани. С шеи мужчины свисала цепь такой толщины, что и сильнейшему из ашмазирцев не разорвать. Квадратное, чуть загорелое лицо венчала лоснящаяся на солнце седина.

– Владыка пустынь и лесов, царь Альды и Варрена, – склонив голову, затянул Агарашт. – Покровитель Геарады, Файаксы и Аллетора, государь богами рождённого Альдеварра, Ваше Императорское Величество Валендиар. Вверяю вам свою землю, а вместе с ней – собственную душу. Ашмазира теперь ваша.

«Так вот он какой».

Император Альдеварра вёл себя так, будто от каждого его движения казна пустела на одну монету. Он замер на крыльце и позволил себе лишь один короткий кивок. Царь Агарашт потоптался на месте, вскинул руки: ему пришлось вытянуться на носках, чтобы возложить корону Ашмазиры на серебристую макушку Валендиара. Последний осторожно поправил сползший на лоб обруч и вновь замер.

– Благодарю вас, владыка Агарашт, – магия разнесла сиплый голос императора по площади вместе с заученными, едва различимыми ашмазирскими словами. – Не каждому царю хватит мудрости сделать выбор, который порадует его народ, а не его же собственную гордость. Да пребудут с вами боги.

Сам народ так не считал. Озадаченность ашмазирцев переросла в осторожное возмущение, когда они узрели, как корона их родной земли блестит на чужой, блёклой голове. Всё громче и громче становились упрёки горожан, а заместо вздохов уже прорезались недовольные выкрики.

– Змей тебя пожри, – сквозь зубы выговаривал отец. – Предатель.

Он сжимал кулаки, а немигающий взгляд направил на сверженного царя, который теперь стоял на шаг позади Валендиара и клонил голову. Брейхи Бенезил покрылся крупными каплями пота, и каждая жила в его шее превратилась в тугой канат, но всё же он не решался кричать, как остальные.

Молчали задние ряды, как и те, кто ближе всех стоял к альдеваррским солдатам. Зато зашлись воплями ашмазирцы, что стояли в самом центре площади – надеялись, видимо, что в толпе не разглядеть, кто именно выплёскивает гнев и оскорбления.

– Позор! – кричали десятки голосов.

– Чтоб вы сдохли! – добавляли другие: не такие многочисленные, но куда более громкие.

– Долой Альдеварр! – воскликнул рослый мужчина, запрыгнув на плечи друга.

Император покачал головой и вальяжно повёл правой рукой. В едином порыве строй его солдат наставил копья на толпу и сделал шаг вперёд. Взвизгнули первые ряды, попятились задние, но крики средних лишь зашлись с новой силой.

– Папа, – пропищала Итаки, схватив отца за рукав.

Брейхи Бенезил кивнул и жестом велел семье следовать за ним.

Густое столпотворение превратилось в бурлящий поток, подобный покрытому волнами озеру Ашамази во время бури. Эши лавировал между взволнованными телами горожан, несущихся к выходам с площади. Никто не смотрел под ноги, не заботился о том, чтобы не растоптать соседа. На его глазах грузный старик в одежде торговца снёс испуганную девчушку лет семи. Пока та, зарёванная, пыталась встать, ещё три пары ног втоптали её в камень.

Эши крикнул, взывая к осторожности остальных, и бросился к девочке. Он тянул руку, не спуская глаз с её лица, на котором грязь и слёзы смешались в один бурый поток, когда мостовая площади вдруг исчезла из-под его подошв. Эши перевернулся, небо поменялось местами с землёй, а воздух с криком вышел из его груди от удара об камни.

Он не мог дышать. Куда ни глянь, всюду громыхали чужие шаги, норовя размозжить Эши по площади широкими сандалиями. Он прикрыл лицо руками, и тут же ощутил плотный удар по локтю. Кто-то ругнулся, запнувшись об него и в отместку пнул мальчика по голове.

Воздуха не было: весь его вобрали сотни вопящих глоток. Они требовали крови тех, кто посмел снять корону с головы Агарашта, но лишь глубже втаптывали в землю своих же отпрысков.

– Эши! – знакомый голос звучал взволновано, как никогда. – Давай руку, придурок!

Среди тел, что сновали вокруг беспорядочной волной, Эши разглядел знакомую тёмную руку с повязанными на запястье нитками. Руй навис над ним, как стервятник над добычей, лишь для того, чтобы защитить от бурлящего потока.

– Руку давай! – повторил Руй куда громче.

Эши протянул ладонь и безвольно повис на вытянутой руке, пока брат тянул его кверху. Едва мальчишка встал, тяжёлое тело, пахнущее потом и пивом, врезалось в него сбоку. Заболели рёбра там, куда воткнулось колено незнакомца.

– С дороги, сосунки, – рыкнул грузный мужчина, чей живот будто медленно стекал по бёдрам. – С дороги, мать вашу!

Эши попятился в сторону, а толстяк уже протянул короткие пальцы, дабы придать ему нужное ускорение. Руй зычно выругался и втиснулся в крошечный промежуток меж братом и курдюком.

– Руки прочь, жирдяй вонючий, – рыкнул он.

– Зараза, – толстяк вскрикнул, когда утекающие с площади горожане толкнули его в спину. – Сейчас я тебе…

Сдвинуть такую глыбу едва могла даже толпа, так что теперь горожане обтекали застывшего курдюка с двух сторон. Его массивная фигура стала щитом для Эши, всё ещё старавшегося отдышаться. Как в медленном сне, он смотрел, как взлетает сверкающая от пота ладонь толстяка.

Руй оказался проворнее. Он вскинул левую руку, перехватил замах громилы возле локтя, а правый кулак вонзил в его обвисшее лицо. Ударил хлёстко, без замаха, и тут же закрепил успех вскинутым локтем, что тут же воткнулся в нос толстяка снизу вверх.

– Пойдём, – сурово велел Руй, хватая брата за руку и утягивая прочь.

Эши оглянулся на ходу. Курдюк вопил, прикрыл лицо и согнулся, а меж ладоней его сочилась яркая кровь. Под натиском толпы с переполненной площади он припал на колени, клонясь всё ниже. А за его необъятной спиной всё громче звучали выкрики, перемежаясь с рубленными командами на альдеваррском языке и грохотом.

– Что такое? – сдавленно спросил Эши, когда они уже оказались на одной из улиц, где можно было вдохнуть свободно. – Что происходит, Руй?

Его взгляд метался от прохожего к прохожему, но родителей и сестры видно не было.

– Седояйцый же всё сказал, – с угрюмой гримасой ответил старший брат. – Добро пожаловать в Альдеварр, чтоб его.

***

Дорога тянулась между безжизненных красноватых просторов, что разделяли Ашмазир и его ближайшего соседа, Зан-ар-Дум. Путь этот не назвал бы дальним и пеший путник. Приземистые крыши маленького города бедняков, торгашей и преступников уже росли перед Эши, хотя окраины самого Ашмазира ещё дрожали частой рябью в раскалённом воздухе за его спиной. Махину храма, что более не вмещал в себе Великого Змея, и вовсе будет видно даже если полдня вести верблюда прочь от сердца царства.

Но Эши было не по себе. При всей своей близости к Ашмазиру, Зан-ар-Дум лежал слишком далеко от берега священного озера, отчего в мёртвой пустыне вокруг него проглядывались разве что редкие сухие кустарники да иглистые кактусы. Приличные люди по доброй воле здесь не селились: без доступа к Ашамази ломалось шаткое равновесие всего естества ашмазирцев. Земля, ставшая основой для их тел, в Зан-ар-Думе довлела над водой, через которую в них вдохнул жизнь Великий Змей на заре мироздания.

Эши вздохнул, оказавшись перед крошечной заставой на въезде в городок. Состояла она из невысокой, в полтора человеческих роста, сторожевой вышки и пары пыльных шатров у её основания. Солдаты с обгорелыми до красноты альдеваррскими лицами бросили лишь один ленивый взгляд на измотанного спутника верхом на тощем верблюде и вернулись к своей незатейливой игре. Они бросали крошечные кубики на старый поднос и тут же возбуждённо орали, будто был какой-то смысл в этих кусках дерева.

Верблюд фыркнул и замялся, переступая границы Зан-ар-Дума. Немногие приходили в этот город по доброй воле: куда чаще на его узкие, тёмные улицы, покрытые песком, стекались те, кому не находилось места в величайших городах оазиса вокруг озера. Тем, кого отвергал славный Ашмазир, всегда было можно обогнуть обиталище Великого Змея и найти своё место в Сигерите на западном берегу. Или в Шор-ар-Дархе на полпути. Или в любой из деревень в зелёной полосе при озере.

Зан-ар-Дум принимал тех, кого отвергал сам Великий Змей. Некогда удобный торговый пост на пути к горам и владениям субихаров уже давно обратился убежищем для воров, шлюх и тех, кого величали торговцами туманом. Последние снабжали отчаявшихся ашмазирцев травами и порошками, что дарили недолгую усладу в обмен на ясность разума и крепость тела. С них же и начался тот путь, который привёл Руя к изгнанию.

Эши вёл верблюда среди простых глинобитных построек в один-два этажа, между которых ютились шатры и палатки самых нищих горожан. Его окружали осторожные взгляды: в Ашмазире говорили, что зан-ар-думцы делятся на воров и тех, у кого крадут первые. И одного беглого осмотра местным хватало, чтобы понять, к какому из этих племён отнести нового чужака.

Эши держался главнейшей улицы Зан-ар-Дума, некогда относящейся к единственной дороге из Ашмазира на юг. Так было до того, как благоразумные торговцы устали от нападений и проложили новую, чуть западнее. За весь немалый путь по городу Эши заметил лишь один альдеваррский патруль. Состоял он сразу из шести всадников в истёртых бронзовых доспехах, тогда как улицы Ашмазира патрулировали тройками. Как однажды поведал Итаки её муж, среди законников назначение в Зан-ар-Дум стало сродни наказанию.

Три немолодые ашмазирки с голыми грудями выскочили перед носом верблюда и принялись зазывать Эши в их бордель, скорее походивший на логово разбойников с трещиной поперёк всей стены. Плантатор демонстративно отвернулся, вздёрнув нос и пустил животное в объезд. К счастью, резкое появление блудниц отпугнуло мужичка в капюшоне, что волочился за Эши уже пару перекрёстков.

Он ненавидел это место почти так же, как ненавидел себя за то, что опять здесь появился. И ведь зачем? Эши вновь искал брата среди хилых лачуг, питейных залов и борделей, ведомый ложной памятью о Руе. Руе-весельчаке, Руе-смельчаке, Руе, который бросился на помощь братишке, когда того едва не затоптал курдюк на площади у храма. И не раз выручал его в дальнейшем, готовый вскинуть кулаки и обнажить нож на обидчика Эши. И всё это лишь для того, чтобы сломать жизнь всей семье несколькими годами позднее.

– Стой, парняга.

Плечистый мужичок лет сорока вынырнул из-за ближайшего шатра и положил ладонь верблюду на нос, отчего глупое животное взбрыкнуло, но остановилось. Выгоревшие волосы незнакомца были стянуты в сальные косички и перевязаны лентой на затылке. Из-под серого плаща – слишком тяжёлого для жаркой поры – выглядывала рукоять ножа.

– Чего нужно? – Эши нахмурил лоб и стиснул челюсть до хруста.

– Хотел спросить, не проводить ли тебя, – разбойник кинул взгляд через плечо. Сзади уже подтягивалось двое ребят помоложе. – Вижу, неместный ты.

Эши с изумлением осмотрел его коричневую кожу и округлые черты – такие же, как у него самого.

– С чего ты это взял? – спросил плантатор.

– А что, много кого знаешь из Дума? – незнакомец усмехнулся и деловито отогнул плащ, ещё явнее демонстрируя кинжал.

Эши переглянулся с двумя молчаливыми бандитами за его спиной и повёл верблюда назад, но разговорчивый бандит ухватил свисающие с морды поводья.

– Знаю Хезо Брюхо, – как можно суровее поведал Эши. – Слышал о таком?

Разбойник сморщился, а глаза его недоверчиво изучали чужака, явно цепляясь к слишком уж чистой тунике и деревянным чёткам на шее.

– Хезо давно мёртв, – выдал он.

– Верно, – Эши прикрыл удивление в голосе. – А я жив, то-то же.

Бандит опустил голову, а его язык скользил по обнажившимся зубам – чёрным и обломленным. Он жестом подозвал товарищей, пока вторая рука тянулась к заткнутому за пояс кинжалу. Эши попытался унять дрожь, крепко вцепившись в поводья. Его собственный крючковатый нож жёсткой шишкой прятался за пазухой, но он сразу решил, что эту драку не выиграть.

– Рахин! – гаркнул вдруг кто-то через улицу.

Рослый, крепко сложенный мужчина бежал наперерез редким прохожим. Взгляд больших, округлых глаз устремился к подступившим к Эши бандитам. Одет он был в добротную накидку и плотный синеватый тюрбан, а кожа его казалась куда темнее, чем у бурых ашмазирцев.

– А, это ты, Кайхи, – разбойник фыркнул и отпустил кинжал. – Чего орёшь-то?

– Я тебе говорил не цепляться к прохожим, – говорил Кайхи вроде бы шёпотом, но слишком уж громким. – Не здесь!

– Ладно-ладно, – Рахин поднял обе руки и отшагнул с глубоким поклоном верблюду.

Вся шайка вмиг растворилась на вечерней улице. С каждым шагом солнца к горизонту, всё меньше людей оставалось вокруг. И ближайшим из них был Кайхи в его туго затянутом тюрбане.

– Мог бы и поблагодарить, – заметил он, протягивая Эши руку.

Кожа его и впрямь напоминала цветом чёрный гранит. Уроженцы земель вокруг Ашмазира едва ли так выглядели: скорее, Кайхи родился к югу от великого озера.

– Спасибо, но я могу за себя постоять, – плантатор не двигался в седле.

– Не похоже, – Кайхи рассмеялся, а Эши подметил, что ему не хватало пары передних зубов. – Даже ребята Хезо не любили тут шляться под закат. Так куда ты путь держишь?

– Я…

– И не надо мне петь ту же песню про местного, – темнокожий спаситель сощурился. – По роже вижу, что ты столичный.

Эши поджал губы и сомкнул брови. Он гордился тем, что родился на самом берегу великого озера Ашамази, но отчего-то слова незнакомца его задели.

– Мне нужно попасть в «Скорпионово жало», – тихо сказал плантатор.

– То-то же, – Кайхи закивал. – За мной. Мне туда же.

"Чудесное совпадение, – подумал Эши. – Жаль, в Зан-ар-Думе чудес не случается".

Ни на миг он не отводил взгляда от спасителя, боясь даже моргнуть, пока Кайхи прокладывал путь через отдалённые районы Зан-ар-Дума. Улочки становились всё уже, а окружающие их постройки – всё темнее. Не помогало и стремительно заходящее солнце, заставлявшее путников уповать на редкие факелы вдоль дороги.

– Верблюда оставь здесь, – вдруг велел Кайхи. – Только напугается зря и застрянет.

Они остановились в месте, что сперва напоминало тупик. Два изогнутых строения – тёмных барака в один-единственный этаж – здесь сходились так близко, что в прогал между ними едва ли протиснется достаточно крупный человек.

Эши неуверенно спешился и глядел то на верблюда, то на Кайхи. Темнокожий же с ухмылкой кивнул на хлипкий навес из соломы поверх деревянных перекладин.

– Привяжи здесь, не бойся, – сказал он гулко. – Поверь, тут никто не тронет.

Плантатор пождал губы, но всё же обвил поводья вокруг хлипкой подпорки. Верблюд словно выдохнул с облегчением и потянул подвижные губы к свисающей с крыши соломе. Пока животное увлечённо выедало дыру в крыше, Кайхи снял с запястья чёрные чётки и привязал их к поводьям.

– За мной, – велел он.

Чтобы протиснуться между тёмных построек, Эши пришлось двигаться боком, но спиной он всё равно стёр немало пыли с глинобитных стен. За узкими вратами же раскинулся просторный дворик причудливого здания, явно выстроенного не за один раз. Его центральная часть, которая напоминала небольшую виллу с арками вдоль балкона на втором этаже, заметно выделялась своей стройностью на фоне наросших со всех сторон пристроек. Левое крыло – одноэтажное и невзрачное – было выполнено из такой же глины, как остальной Зан-ар-Дум, тогда как правое тянулось к мрачному небу тремя этажами песчаника.

– «Скорпионово жало», – пояснил Кайхи, уже вскидывая руку в приветствии караульному с пикой, что встретил их во дворе. – Чего ты челюсть отвесил, не бывал что ли?

– Не бывал, – Эши помотал головой.

Кайхи вдруг замер и озадаченно почесал затылок. Глаза его при этом впились в гостя из Ашмазира.

– И чего тебе тут надо тогда? – буркнул темнокожий, а рука его скользнула под полу накидки.

– Я ищу брата, – Эши вздохнул. – Руй, знаешь такого?

Кайхи отшатнулся и недоверчиво покачал головой. И без того круглые глаза стали ещё шире.

– Так ты Эши? – сквозь смех спросил он. – Надо же! Надо же, подумать только! Так вот о ком он жужжит.

– Руй? – переспросил Эши.

– Да уж, я-то тебя другим представлял, – Кайхи зачерпнул воздух рукой, увлекая гостя в причудливое здание.

Эши изогнул брови и молча двинулся следом. Он старался представить, каким же описывал его Руй, раз темнокожий знакомый так изумился при встрече. За этими мыслями чуть погасло возмущение от того, что старший брат вообще трепался о нём на тёмных задворках Зан-ар-Дума.

– Он со мной, – бросил Кайхи мускулистому привратнику в рваной жилетке. Тот кивнул и отогнул закрывающее проход полотно.

Внутри царил глухой гомон. Как и в любой ашмазирской питейной, люди сидели на пухлых подушках вокруг низких столиков, уставленных кувшинами и толстыми трубками, из которых сочился густой белый дым. Стоял горький запах трав, которые курили завсегдатаи.

Ещё на пороге Эши ощутил первые колкие взгляды. Одна за другой головы посетителей резко оборачивались на него, а приглушённые разговоры стихали вовсе. Он сглотнул подступивший к горлу ком и с трудом удержался от того, чтобы опустить голову.

Лишь за одним столом, что ютился в дальнем правом углу, гвалт не стихал и лишь становился громче на фоне безмолвия остальных. Под чутким взглядом крупной антилопы – точнее, её головы, прибитой к стене – шестеро ашмазирцев увлечённо бросали кости на игральную доску. Рослый мужчина с клочковатой бородой ликовал громче всех, заставляя остальных уворачиваться от взметающихся при каждом движении патл.

– Руй, – тихо проговорил Эши.

– Верно, – кивнул Кайхи с таким видом, будто гость прошёл его проверку. – Пошли, поздороваемся.

До стола Руя оставалось ещё с десяток шагов, когда тот поднял осторожный взгляд, замер на несколько мгновений и вскочил с такой прытью, что едва не опрокинул стол вместе с подсвечником и парой глиняных кувшинов.

– Мать нашу, Эш! – закричал он и присвистнул. – Ты пришёл! Эй, народ, мой брат пришёл!

Эши выставил ладонь в безмолвном призыве. Чего уж он точно не желал, так это того, чтобы старший брат так рьяно привлекал внимание к нему и его имени в сомнительной забегаловке на отшибе Зан-ар-Дума. Руй разгадал его жест, но лишь отмахнулся и тут же поманил гостя за собой.

– Кайхи, спасибо, но дальше мы сами, – старший брат запустил пальцы в бороду и расчесал колтун. – Мы будем на задах. Найди нам Фаттак и бутылку раяхи.

– Будет исполнено, – с насмешкой ответил Кайхи.

Руй велел товарищам продолжать игру без него и направился к неприметному проходу между лестницей и стойкой, где обитал разливающий напитки старичок с обвислыми щеками и выпяченным животом. За этим проёмом начинался длинный коридор с занавешенными дверьми по обеим сторонам. Из-за некоторых полотен слышалось тяжёлое дыхание вперемешку со стонами.

– Это что за место? – сморщившись, спросил Эши. – Притон какой-то.

– Притон, питейное, курильня, ночлежка, переговорная, – беззаботно отвечал Руй. Голос его заметно сел с последней настоящей встречи. – Если тебе тут рады, то «Жало» будет тем, что ты пожелаешь.

– Не думаю, что мне тут рады.

– Рады-рады, – Руй издал глухой смешок. – Раз рады мне, то рады и моей семье.

«Семье», – повторил Эши про себя и фыркнул.

Заполненная стонами утроба коридора закончилась увитой сухими побегами аркой. Видимо, хозяева намеревались разбить уютный сад на задворках «Скорпионова Жала». На деле же – вдали от воды – получилась паутина тропинок в окружении мёртвых кустарников да пары живучих пальм. Под одной из них Руй и заприметил подходящий стол с парой вытянутых диванов.

– Похоже, в Зан-ар-Дум ты заглядываешь редко, – подметил Руй, усевшись.

Ближайшим источником света – помимо россыпи звёзд далеко вверху – был факел возле арки, что вела в здание. Этого хватало, лишь чтобы придать чертам старшего брата зловещую мрачность.

– Редко, – Эши кивнул. – И меня это вполне устраивает.

– Зря ты так, – в темноте блеснула желтоватая улыбка Руя. – Здесь не так плохо. Во многом лучше Ашмазира, я бы сказал.

– Ты бредишь.

– Может быть, – допустил Руй. – Налакался я неслабо. Ты бы знал, братишка, как я скучал по хорошей раяхе… Альдеваррцы во многом хороши, но выпивка их – всё равно что верблюжья моча. Вино? Тьфу! Давленный виноград, можешь поверить? Сладость с кислятиной вперемешку – и никакой радости.

– Руй… – Эши-таки уселся на второй диван.

– Боги, как давно мы не виделись, – старший брат смотрел куда-то в сторону и завороженно тряс головой. – Сколько лет, Эши…

– Четыре года, – пояснил тот изумлённо. – Я думал, ты помнишь.

Руй рассмеялся до хрипоты.

– Помню, конечно, – сказал он. – Это я так, поговорку альдеваррскую припомнил.

Эши покивал и вздохнул. Ещё вернувшись в первый раз, спустя три с лишним года в альдеваррском войске, Руй стал говорить об империи с придыханием в каждом слове, а в глазах его при этом вспыхивала искра лёгкого безумия.

– Я и забыл, – произнёс младший брат. – Ты же теперь один из них: вот и поговорками чужими бросаешься.

– Остынь, Эши, – Руй потряс выставленной ладонью. – Я воевал с альдеваррцами и за Альдеварр, мы вместе высаживались на Годаранских островах. Конечно, я по-другому на них гляжу после такого.

– Они нелюди, Руй! – Эши стиснул челюсти. – Они умеют только брать, бить и угрожать!

– Законники не говорят за весь Альдеварр, – старший брат засопел и откинулся на спинку дивана. – Они бывают разными. Простые мужики – там, в армии – они такие же, как мы с тобой.

– Не знаю я, какие там бывают мужики, на если законники не говорят за Альдеварр, то за них должен говорить их император, – Эши поёжился: пусть ночи в жаркую пору оставались тёплыми, прохладу навеяли воспоминания. – Мы вместе смотрели на него в тот день, когда нас чуть не затоптали, помнишь? А то, что он говорил потом, когда уверял, что ничего для нас не изменится? Враньё, брат. Подлое, поганое враньё – всё, на что способен Альдеварр. Вряд ли в Зан-ар-Думе об этом говорят, но они даже отобрали храм у Великого Змея!

– Я знаю, – угрюмо сказал Руй. – Потому я и оказался в тот день в Ашмазире: хотел посмотреть, что получится из этого.

Эши сощурился. Судя по всему, ещё до того, как законники добрались до храма, Руй лазил по зарослям у ограды их плантации, пугая Сайат.

– Раз ты заговорил о том дне, – Эши замялся. – Ты тогда доказывал, что дела у нас идут плохо, предлагал помощь. Что ж, ты прав, Руй. Помощь нам нужна.

– Вот видишь, – улыбка брата вновь промелькнула в полумраке ночи. – Что, так сложно сразу всё признать?

– Ты изгнан и четыре года тебя не было рядом, – Эши пожал плечами. – Я не собираюсь изливать тебе всю свою жизнь.

Руй выждал несколько мгновений, а взгляд его явно устремился куда-то на заднюю дверь «Скорпионова Жала». Эши расслышал, как под чьей-то поступью скрипит каменная крошка, устилающая тропы дворика.

– Братишка, ну чего ты морду корчишь? – Руй перегнулся через стол и взял его за руки. – Это же я!

– Руй, ты изгнан и изгнан за дело! – руки Эши взметнулись с такой силой, что заболели плечи. – Если ты хочешь расплатиться за всё дерьмо, что вывалил на семью, то вперёд! Ты, кажется, денег обещал?

– Я не обещал тебе денег, – в голосе Руя проскочила обида. – Я предлагал помощь и звал всё обсудить. Есть одно дело…

Эши вслушался в сгущающуюся ночь. Шаги в последний раз прозвучали совсем близко и тут же затихли. Ему показалось, что даже дыхание незнакомца слышится поверх лёгкого ветра.

– Всё понятно, Руй, – на выдохе сказал Эши и попытался встать. – Всё с тобой понятно.

– Чего тебе понятно? – выпалил старший брат, вновь хватая его за запястье.

– С тобой ничего не бывает по-новому. Ты только другим всё портить умеешь. Злишься, что отец подложил Итаки под законника, а сам трахаешь любую альдеваррку, которая тебе улыбнётся. – Эши потянул руку, но Руй вцепился так крепко, что заныло предплечье. – Сначала ты хочешь поговорить и помочь. Потом выясняется, что всё не так просто, и всегда есть «одно дело».

– Так оно и вправду есть!

– Змей тебя пожри, одно дело у нас уже было! – Эши закрыл глаза и тут же пожалел, когда по тьме век расползлось кровавое пятно. – Майш, помнишь? Отличное вышло дело!

Руй опустил голову и выпустил запястье брата. Он поднёс растопыренные пальцы к глазам, словно пытаясь углядеть запёкшиеся следы крови Майш. Мелькнула на мгновение одинокая слеза. Эши же осторожно поглядывал через плечо в поисках того, кто так неумело подкрадывался сзади.

– Сядь, Эши, – попросил Руй. – А ты, Фаттак, кончай в кустах сидеть! Иди сюда!

Шарканье предвосхитило появление молодой ашмазирской особы в лёгкой белой тунике, плотно прилегающей к телу. Несколько оборотов кожаного пояса туго стягивали её впалый живот, а вокруг ног развевалась просторная голубая юбка. Резной амулет на чёрном шнурке трепался на груди при каждом шаге.

– Садись, Фаттак, – угрюмо велел Руй, принимая глиняную бутыль из рук девушки. – А где чаши?

– Ты сказал Кайхи, что тебе нужны я и бутыль, а про чаши речи не было, – тихо проурчала дама. – Будь точнее в своих желаниях.

Эши с прищуром рассматривал недобрую ухмылку Фаттак, при которой поднимался лишь один край её губ. Девушка тряхнула длинными кудрями, подобрала юбку и уселась рядом с его братом, одну ногу закинув на другую.

– Это мой Эши, – невесело произнёс Руй. – Я пытался ему объяснить, что у нас есть дело…

– Я слышала, – кивнула Фаттак. – Как и то, что разговор у вас не задался.

Эши упёр кулаки в бёдра и насупился.

– Что происходит? – спросил он твёрдо.

– Это Фаттак, – пояснил Руй, указав на даму простёртой ладонью. – Она тоже обитает в «Жале», причём довольно давно.

– Она шлюха, – догадался Эши, кивая собственным словам.

Руй вмиг напрягся и сжал кулаки. Он взметнулся кверху, но рука Фаттак плавно легла ему на плечо.

– Нет, Эши, никакая я не шлюха, – тихо промолвила дама.

– Тогда ты вряд ли была бы интересна моему брату, – плантатор пожал плечами.

– К сожалению или к счастью, отношения у нас деловые, – Фаттак подмигнула Рую.

– К твоему сожалению, – буркнул тот. – Но Фаттак мне здорово помогла, когда я вернулся в Ашмазиру. У неё хорошие связи и большие возможности. Если мы сработаемся, хорошо станет нам всем.

– Да ну? – Эши фыркнул, но вновь уселся на диван. Весьма некстати накатилась тошнота с привкусом несвежего крокодильего мяса. – И чем же таким она занимается, м?

– Ты можешь не стесняться и обращаться ко мне напрямую, – Фаттак коротко рассмеялась. – Я торгую, Эши. Торгую самым ценным, что есть во всей Ашмазире… Да и во всём Альдеварре, если подумать.

Эши покивал и рассмеялся в ответ.

– Глиняными горшками, что ли? – спросил он.

– Нет, мать нашу, папирусом! – гаркнул Руй раздражённо.

– Я торгую знанием, – пояснила тем временем Фаттак, растирая пальцем вспревшую бутыль. – Знаешь, почему знания – самый ценный товар во всей империи?

Эши задумался. На его памяти, ставленники Альдеварра обшивали виллы мрамором и золотом, но никак не знаниями.

– Ты вроде говорил, что он – умный малый? – нарочито громким шёпотом сказала Фаттак на ухо Рую.

– Мы ж четыре года не виделись, – развёл тот руками.

Эши скрежетнул зубами и ударил по столу кулаком.

– Хватит! – вспылил он. – Я припёрся в вонючий Зан-ар-Дум, потому что думал, что мой брат образумился и хочет помочь семье, но точно не за тем, чтобы слушать всё это…

– А ты разве слушал? – Фаттак нахмурилась и перегнулась через стол. – Потому как мне показалось, что всё это время ты только корил бедного Руя вместо того, чтобы поговорить и выслушать, как он тебя просил.

– Вот-вот, – старший брат изобразил надрывный плач и засмеялся.

Эши вздохнул, оттянул вымокший от пота воротник и опустил обе ладони на стол. Всё мысли, которые порождал разум Руя за все тридцать лет его жизни, приносили семье лишь убытки. Старший брат всегда был падок на звон монет, какими бы далёкими те ни были. Потряси перед ним увесистой мошной – и Руй согласится на всё: перевозить запрещёнку под носом законников, избивать задолжавших торговцев, убивать…

Всякий раз лёгкая нажива заканчивалась кровью и слезами.

– Что вы задумали? – вкрадчиво спросил Эши, мысленно подбирая наиболее колкий отказ.

– Есть одно дело, – в который раз повторил Руй. – Дело крепкое и многообещающее.

– Дай угадаю: оно ещё и опасное.

– Как и любое многообещающее дело, – кивнула Фаттак. – А ещё оно настолько важное, что детали мы расскажем, только если ты поклянёшься, что ты в деле.

– Вот ещё, – Эши рассмеялся. – Всего вам доброго.

– Стой! – воскликнул Руй во всё горло. – У меня есть деньги, братишка! И я очень хочу поделиться с тобой…

– Но?

Руй огляделся по сторонам и жестом поманил младшего брата, чтобы тот наклонился поближе.

– Мои деньги под защитой Скорпиона, – шёпотом пояснил старший. – Лежат у него, а он ими пользуется…

– Понятно, – с издёвкой сказал Эши. – Значит, никаких денег у тебя нет.

Фаттак закатила округлые глаза и подобралась к шепчущимся братьям. От неё исходил едва уловимый, но на редкость приятный цветочный аромат.

– Многие здесь так поступают, – сказала торговка сведениями. – Скорпион – человек свежих взглядов и считает, что власть лучше получить при помощи влияния, доверия и уважения, а не жестокости.

Эши делал вид, что внемлет каждому её слову, и медленно кивал. Всё, что он сам слышал о Скорпионе ещё с давних времён, так это рассказы о бедолагах, которые ему задолжали и вдруг решили перерезать собственную глотку, для надёжности вонзив кинжал ещё и в сердце.

– Если доверять Скорпиону, то он будет доверять тебе, – молвил Руй вполголоса. – Можно отдать деньги ему на хранение. Он какое-то время ими попользуется, преумножит их, а потом вернёт тебе ещё больше, чем ты ему отдал.

– Обязательно вернёт, – бросил Эши.

– Скорпиону не нужны жалкие горстки львов Руя или Кайхи, как не нужны и мои значительные накопления, – пропела Фаттак. – Ему нужен Ашмазир с его рынками и богатствами. А для этого потребуется куда больше денег, уважения и доверия, чем может дать весь Зан-ар-Дум.

Смех терзал грудь Эши изнутри, но он сдерживался, пусть резкие выдохи и прорывались через сомкнутые губы. Богатства Ашмазира не одну сотню лет манили многих, но добраться до них смог только один: император всего Альдеварра.

– Ашмазир держат законники, – сказал плантатор. – Скорпион может сколь угодно хозяйничать в Зан-ар-Думе, но если он сунется в наш город, то его голова к утру будет на пике перед дворцом.

– Он и не дурак, чтобы биться с ними, – бормотал Руй. – А ты дурак, если думаешь, что законники служат императору. Нет, братишка, служат они тому, кто сможет им платить. Если мы справимся с кражей, то Скорпион обогатится настолько, что законники сами откроют ему дворец и дорожку постелят. Представляешь, как он отблагодарит тех, кто ему в этом поможет?

«Кража, значит».

Эши вздохнул, прикрыв лицо ладонями.

– Херня, – сказал он.

– Херня? – не понял Руй.

– Херня, – подтвердил Эши. – Руй, ты неисправим, если веришь в такое. И у меня нет ни времени, ни сил на сказки. Я ухожу…

Плантатор встал и решительно направился к огоньку у входа в «Жало». Ему предстояло пробраться мимо стонущих покоев и сквозь задымлённый зал, отыскать верблюда и пересечь ночной Зан-ар-Дум. Но все эти шаги были проще чем то, что замышлял Руй. Эши не представлял, что такое можно было украсть, чтобы обогатить главного воротилу этой дыры, но был уверен, что ни ему, ни брату такое не под силу.

– Эши, стой, – запыхавшийся Руй нагнал его у самого прохода внутрь. – Фаттак своё дело знает, поверь. Всё выгорит.

– Не утруждайся, Руй, – бросила торговка из-за спины брата. – Если он и впрямь умный малый, то поймёт всю ценность нашего предложения. Только пусть помнит, что такие предложения дважды не делают, а потому и с отказом торопиться не стоит. Он знает, где нас найти.

Глава 4

– Перечитай, – велела мать, тревожно нависнув над свитком. – Перечитай, Брейхи!

Отец тихо выругался, а глаза его вновь впились в кусок папируса, что дрожал вместе с его руками. Эши встал на цыпочки, чтобы заглянуть через папино плечо, и вчитался. Сначала его взгляд проскользнул по аккуратным рядам угловатых символов, которые жались друг к другу на каждой строчке. Альдеваррские буквы отказывались приживаться в памяти юноши, так что он сразу перешёл к нижней части свитка.

Там начинались знакомые ему письмена из широких штрихов, многие из которых походили на раскидистые пальмы. Отец обучил Эши основам чтения, но в этом свитке оказалось слишком много незнакомых слов.

– Повелением Его Императорского Величества… – бубнил Брейхи Бенезил отдельные строчки. – Во славу знамени Альдеваррского… В его славное воинство от каждого двора… Господа, извините, я не так уж хорошо читаю!

Командир законников, что ожидал на пороге их дома, застонал и закатил глаза. Стоящие за его спинами рассмеялись, а принесший свиток гонец лишь устало склонил голову.

– Для это я здесь есть, мастер, – едва ворочая языком среди ашмазирских слов, выговорил последний.

– Извините, – качал головой отец. – Я всё равно не понимаю ни слова из того, что вы говорите.

Едва тронутые бронзой щёки гонца покраснели. Он выкрикнул пару рубленных фраз на своём наречии – ругался, не иначе – и всплеснул руками.

– Я говорился достаточно яснее, мастер! – воскликнул он, ещё глубже утопая в ашмазирском языке. – Вы понять то, что говорили папирусы!

– Извините, – в который раз повторял отец. – Папирусы что-то говорили? Какие, о чём…

– Довольно! – громыхнул низкий голос старшего законника.

Он сорвал со вспотевшей головы шлем, высвобождая копну чёрных кудрей. На вид ему было под тридцать. Массивный нос плавно перетекал в широкий лоб, а поперёк угловатого лица краснел застаревший шрам.

– Старина, не валяй дурака, – командир весьма сносно изъяснялся по-ашмазирски. – Глашатай ясно всё высказал, а потом ты и сам перечитал послание. Требуется ли напоминать про молву торговцев, которые уверяют, что ты хорошо освоил альдеваррскую речь?

– Не надо, – угрюмо ответил отец.

– Тогда я буду полагать, что ты прекрасно понял, о чём мы толкуем, – законник переступил порог дома. – Просто тебе не нравится то, что ты услышал и прочёл.

– Разумное заключение, – Брейхи Бенезил кивнул. – Кому понравится то, что его сына хотят убить?

Командир провёл ладонью по мокрым волосам, поставил шлем на табурет и вздохнул. Взмахом ладони и парой выкриков он велел остальным законникам убраться вместе с глашатаем. Один из солдат что-то переспросил с обеспокоенным видом, но всё же подчинился.

– Брейхи, я хочу поговорить с тобой, как с мужчиной, – старший законник протянул истёртую ладонь. – Меня зовут Клавидар.

– Что же, моё имя ты знаешь, Клавидар, – отец весь напрягся на время рукопожатия. – Давай поговорим.

– Пусть твой сын слушает, – законник кивнул Эши. – Но разве у тебя их не двое?

Отец бросил беспокойный взгляд на полотно меж прихожей и жилой комнатой, где как раз появился Руй. Парень сложил руки на груди и надул мускулы, чтобы казаться больше. Отросшие чёрные пряди спадали на лоб аккуратными завитками.

– Двое, – процедил Руй. – И я старший.

– Замечательно, – Клавидар кивнул. – Мальчиков я попрошу остаться с нами, а женщинам лучше подождать в другом месте.

– Я их не оставлю! – мать топнула ногой.

Рядом с ней встала и Итаки, пусть от её сжавшейся фигуры такой угрозой и не веяло. Даже к семнадцати годам сестра оставалась весьма щуплой для ашмазирки.

– Речь пойдёт о вещах, которые касаются мужей этого царства, – промолвил Клавидар, не спуская глаз со смущённой Итаки. – Женщины же… Женщины хороши для многих вещей, но не для войны.

– Моя жена и многие другие женщины Ашмазиры легко тебя разубедят, – возразил отец, чуть склонив голову. – Но так уж и быть. Хатаи, побудьте с Итаки в нашей спальне.

Руй с издевательским поклоном отогнул полотно, чтобы женщины могли удалиться в глубину дома. После этого он прошагал в комнату, деловито переложил шлем Клавидара на пол и уселся на табурет.

– Что же, господин Брейхи, – законник с усмешкой следил за Руем. – Должен отметить, что вашу семью очень уважают в Ашмазире.

– Это не новость, – отец выпятил грудь.

– Говорят, что Бенезилы особенно учтивы перед законами, – продолжал Клавидар, с каждым словом говоря всё громче. – Как тот, что ты держишь в деснице.

Отец бросил взгляд на папирус, свернул его и протянул командиру.

– Так было, когда законы писались Ашмазирой, а не Альдеварром, – сказал он.

– Нравится тебе или нет, само слово императора – теперь закон Ашмазиры.

– Ты прав, Клавидар, – отец по очереди взглянул на сыновей. – Мне не нравится посылать детей на смерть.

Руй заёрзал на своём сиденье, и табурет заскрипел по полу.

– Я не понял, пап, – произнёс он с прищуром. – Этот законник хочет принести нас в жертву своим придурошным богам?

Отец строго цокнул, но Клавидар лишь рассмеялся.

– Всё проще, но от того не легче, – командир выдохнул через сложенные в трубочку губы. – Когда ваш царь присягнул императору, то и престол Альдеварра поклялся защищать Ашмазиру, как и любые свои земли. Но сейчас настаёт время, когда императору нужна ответная помощь. Грядёт война, и она будет тяжёлой. Вожди Годарана пытаются объединиться и бросить нам вызов. Если мы дрогнем на побережье, они пойдут дальше. Дойдут до Ашмазиры…

Эши морщил лоб, пытаясь вообразить, о ком говорил Клавидар. Само слово «Годаран» казалось чем-то чуждым и настолько далёким, что не стоило и капли ашмазирской крови.

– Война – это смерть, – твердил отец тем временем.

– Для меня всё было иначе, – Клавидар провёл указательным пальцем вдоль своего длинного шрама. – Для меня и для многих других война – это долг, это честь, это призвание. Мы своё отплатили и возвысились сильнее, чем мог я представить, когда косил пшеницу под Заран-Гормом и мечтал вкусить настоящий виноград.

Эши подивился тому, как законник подбирает ашмазирские слова. С тех пор, как на берегах великого озера заявилось столько чужеземцев, языки далёких краёв переплетались с местной речью на многих устах. Ещё год тому назад Руй подметил, как чудно разговаривают по-ашмазирски те, кто ушёл дальше жалкого клокота, разобрать который было столь же сложно, сколь и понять насмешливые крики стервятников в небесах.

Не имея никакого представления о том, как разговаривают обычные мужи и дамы Ашмазиры, смышлёные иноземцы порой звучали так, словно вещают проповедь с высокого храмового пьедестала, но затем их речь вдруг становилась простой и даже грубой. От этого чудовищного смешения болела голова.

– Я знаю, что такое война, – отец тем временем задрал рубашку, показывая белое, безволосое пятно чуть ниже пупка. – В моём отряде было двадцать крепких мужей Ашмазиры, когда мы попали в засаду субихаров. Выжил я один. Такие шансы нам не по душе.

– Я стоял в первом ряду, когда годаранцы пытались высадиться у Заран-Горма, – Клавидар всё рьянее теребил шрам на переносице. – Я видел много крови и столь же много боли! А в них, волей Заступника и Великого Кузнеца, родились настоящие герои, достойные стать Альдеварра… Как это? Столбом.

– Столпом, ты хотел сказать? – с издёвкой уточнил отец.

– Ты меня понял, – законник сощурился.

Руй прокашлялся, вскочил на ноги и широко развёл руками. Лицо его исказилось под натиском недоумения и недоверия, когда взгляд зацепился за испуганного Эши у стены напротив.

– Ещё раз, законник, – процедил он. – Ты что, хочешь забрать моего брата на войну?

– Его Императорскому Величеству нужно по сыну от каждой семьи, – пояснил Клавидар. – Какому именно – он не уточнил, так что я приму любое решение.

Отец тихо застонал, всплеснул руками и отвернулся. Ладонь подрагивала поверх его усталого лица, а глаза предательски заблестели. Эши осторожно коснулся отцовского плеча, но тот будто и не замечал сына. Собственные мысли терзали Брейхи Бенезила изнутри, пока Клавидар буравил исподлобья его спину.

– Ты же не уйдёшь, пока своё не получишь, да? – спросил Руй. Он встал между отцом и законником, руки сложив поверх выпяченной груди.

– Я могу уйти хоть сейчас, – Клавидар качнул головой. – Мой приказ – сопроводить глашатая и доставить весть о решении Его Императорского Величества до каждого владетеля пахотных земель. Уговаривать горюющих отцов я не обязан.

– Угу-угу, – Руй кивал. – Так вали, тут таких владетелей полная пахотная земля.

– Есть ещё одно указание, – законник опустил взгляд, будто бы терзаемый нестерпимым горем. – Я должен поведать вам, что отказ престол Альдеварра не примет.

Отец отстранился и заскрежетал зубами, так что и Эши решил шагнуть назад. Он не раз видел, как гнев застилает разум главы их семьи, но ещё не встречалось такого, чтобы Брейхи Бенезил дрожал от страха.

Эши набрал побольше воздуха в похолодевшую грудь, двинулся на законника, уже готовясь обличить этот воздух в слова… Но Руй его опередил.

– Тогда я пойду на вашу войну, нечего тут больше время тратить, – заявил старший брат, гордо тряхнув волосами.

Слова застряли в горле Эши и душили его, грязно выругался отец. Клавидар же растянул плотно сжатые губы в улыбке и кивнул, явно довольный таким исходом.

– Чего лицо гнёшь? – Руй вскинул руки к лицу. – Куда идём теперь, а?

– Сейчас ты мне не нужен, – бросил законник, отвернувшись, и подобрал шлем. – В день новолуния, после рассвета, явишься к гарнизону. Всего вам доброго, Бенезилы.

Полотно ещё долго трепыхалось в проёме, через который ушёл Клавидар. Три безмолвных взгляда устремились ему вслед, а после явились и испуганные мама с Итаки. Эши смотрел на них, не в силах выдать и звука. Но они и так всё понимали.

– Руй, зачем? – промолвила мать. Её лицо напоминало застывшую гипсовую маску.

– Дурак, – выдал, будто плюнул, отец. – Дурак!

Тело старшего брата вдруг выпрямилось, а взгляд его в недоумении заметался меж родителями.

– Зачем? – спросил он, выгнув брови. – Не затем ли, чтобы эти бледные черви отстали от вас, а? Пап, кто ещё дурак? Ты думал, что будет, если послать его в пасть Змею? Утрётся их император и всё? Хрен! Придут сюда с целым отрядом, заберут, что приглянётся! Ты бы знал, как они своё берут, если бы не только с караванщиками и папирусом общался!

– Руй! – воскликнул Эши, сжав кулак. – Не смей так с папой…

– Да помолчи ты, – старший брат отмахнулся и направился прочь из дома, лишь раз обернувшись в проёме. – Я твою жопу только что спас, Эш. И твою, сестрёнка, если ты понимаешь, о чём я. Так что остыньте: всё будет хорошо.

***

– Всё ужасно, – простонал Эши, перебирая скудную кучку монет на столе. – Хуже некуда…

– Что ты там бормочешь? – спросила Сайат, не отрываясь от останков крокодила за его спиной.

Жена разложила нижнюю половину туши прямо на полу поверх старой мешковины и пыталась отделить лапу от крепкого бедра размашистыми ударами топорика. Мясо старой животины уже залежалось, наполняя большую залу горьким зловонием.

Эши же молчал, не отрывая глаз от стола. Квадратные монетки с неразборчивым оттиском и толстой каймой дразнили его тем, как мало их осталось в семейной мошне. Отец никогда не допускал такого даже в те тяжкие сезоны, когда воды Ашамази отступали от берега под натиском солнечного жара и не давали наполниться оросительным канавкам по всей плантации. Посевы сохли и гибли, но казна Бенезилов никогда не пустела настолько.

– Ну и молчи, – Сайат явно надула губы в напускной обиде. – Тогда все хрящи тебе в тарелку пойдут.

Неудачливый глава семейства тихо усмехнулся и сгрёб монетки обратно в старый ларец. Скоро законники опустошат всё, что осталось от их запасов, и тогда даже хрящи станут в радость Бенезилам.

– Я до берега, – бросил Эши, протягивая руку за копьём. – Техеш утром что-то говорил про ещё одного крокодила.

«Про наш обед до следующего полнолуния».

– Ну-ну, вперёд, – угрюмо сказала Сайат. – Раз не хочешь с женой делиться печалями…

– Ты о чём? – плантатор встал в проходе, опустив копьё на пол.

– Мы же договаривались, что ты не будешь меня держать за дуру, – жена тихо всхлипнула. – Думаешь, я не знаю, зачем ты полдня в наших деньгах копаешься?

– Сайат…

– Опять мы на мели, да? Опять.

– Сайат.

– Насколько всё плохо? – она отложила топорик и развернулась, чтобы муж видел её покрасневшие глаза.

– Плохо, – Эши выпустил копьё и дал ему завалиться на пол. – Мы сможем попросить твоих родителей помочь?

Глубокие складки пересекли лоб Сайат, затрясся её острый подбородок – предвестники скорых слёз в усталых глазах. Наверняка, она вспоминала о том первом разе, когда Эши, покорно склонив голову, просил её отца о долге. То презрение, с которым на него тогда взирал старик Кош, он не мог забыть и сам. Пожалуй, род Бенезилов едва ли знал много более позорных дней.

Понять Коша было можно, невзирая на ту боль, которую испытывал Эши. Уже давно, едва Альдеварр вцепился в земли вокруг Ашамази, Брейхи Бенезил вознамерился укрепить связи с другими семьями Ашмазира. Он ответил скорым согласием на сватанья Клавидара к Итаки, которые больше походили на всё более жаркий шантаж. Когда же окреп и Эши, отец предложил Кошу, гончару из добротного района столичных ремесленников, выдать вторую дочь за наследника своих плантаций.

Кто бы из них подумал, что от угодий останется жалкий лоскут, а старший рода Бенезил на коленях будет просить об одолжении?

– Ещё раз просить отца? – Сайат уткнулась лицом в ладони. – Опять долг, да?

– Мы выплатим его, как и в тот раз, – уверил Эши.

Он бросился к жене с распахнутыми объятиями, но та сразу отпрянула.

– В тот раз ты расплачивался целый год, – припомнила она сдавленно. – Я ничего не понимаю… Ты же недавно продал папирус на рынке, неужели этого не хватит, чтобы откупиться от законников?

– За полцены продал, – Эши хотел вздохнуть, но от напряжения получился протяжный рык. – Бахру не взял товар, потому что ехал в Левианор. Говорит, там им папирус не нужен…

– Да Змей бы пожрал его! Что, на всём рынке не нашлось других караванщиков?

– Нашёлся. Но за полцены.

– Ты даже не торговался, да?

– Они упрямые! – прикрикнул Эши и тут же пожалел об этом.

– Значит, и пытаться не надо? – похлипывая, сказала Сайат.

Эши отвернулся и потянул себя за волосы на затылке, пока боль не пронзила череп. Горечь не давала ему думать: она зарождалась на языке, проникала в горло и покрывала сердце жарким пламенем. Терзала она и язык, заставляя Эши бороться со словами, произносить которые не следовало.

– Что… Что я должен был сделать, по-твоему? – выдал он сквозь зубы. – Послать законников нахер?

– Понятия не имею, – гнев зарождался и в голосе Сайат. – Сделать хотя бы так, чтобы на столе было что-то кроме тухлых крокодилов. Как знать, Эши, если бы я не жрала помои, может, и дети наши не выходили б из меня кусками мяса и кровью?

Злоба смешалась с отчаянием, и вместе они захлестнули его душу похлеще песчаной бури на стыке сезонов. Эши замахнулся, ударил ладонью по стене и скорчился от боли в запястье. Казалось, что хрустнула каждая кость от пальцев до плеча. Он закусил губу, тихо простонав.

Эши хотел взглянуть на жену, её веснушки и аккуратную улыбку, но Сайат отвернулась, чтобы он не видел её слёз.

– А если я скажу, что есть один способ заработать, но он такой же ненадёжный, как тот, кто его предлагает? – тихо спросил Эши.

– Тогда я бы спросила, почему ты хотя бы не пробуешь, – рука Сайат взметнулась, чтобы вытереть слёзы на щеке.

– Потому что это не то, чем я хотел бы заниматься. Не так я хотел прокормить нашу семью.

– А голодать в надежде, что кто-то заплатит за чахлый папирус, ты хотел? – жена вздохнула. – Ты ведь понимаешь, что никакой семьи не получится от такой жизни?

Эши повёл головой и сощурился. Он не знал, говорила ли Сайат о нерождённых детях или собственном намерении просить старейшин Ашмазиры освободить её от брака. Так или иначе, ему это не понравилось.

– Солнце моё, – Эши протянул руку, но дотронуться до неё не решился. – Я боюсь того, что придётся сделать ради того, что предлагают эти люди.

– Значит, и мне знать об этом не обязательно, – Сайат наконец обернулась: глаза её налились кровью, а лицо осунулось и блестело от слёз. – Деньги есть деньги, дорогой. Это наша жизнь. Делай, что должен, чтобы она продолжалась.

Эши покивал – скорее сам себе, чем жене. Он медленно наклонился, коснувшись коленом пола, неспешно подобрал копьё и долго рассматривал этот заострённый прут с его тёмными сучками и узкими трещинами по всей длине, в которых собиралась засохшая кровь.

Плантатор кивнул в последний раз, закинул копьё на плечо и отправился к выходу из дома.

– И куда ты? – бросила ему в след Сайат.

– На меня сегодня не готовь, – ответил Эши, обернувшись на несколько мгновений. – Придётся заночевать в Зан-ар-Думе.

– Чего-чего?

– Ничего, – Эши вздохнул. – Сделаю, что должен, чтобы жизнь продолжалась.

Глава 5

Даже днём, пока солнце заливало улицы Зан-ар-Дума жаром и светом, город пугал Эши. Каждый перекрёсток, каждое окно, каждый прохожий источали зловоние лжи. Местные не закрывали ставни, даже если слепящие лучи били точно в их жилище: напротив, они распахивали окна и занавески, а открывшуюся взору комнатушку оставляли нарочито грязной и бедной. Разумеется, чтобы никто удумал, будто туда стоит вламываться ради наживы.

На улицах, возле лавок, они вели беседы, полные притворного миролюбия. Старательно улыбались – скорее, корчили рты – в то время как глаза оставались холодными и неподвижными. Лица растягивались, искажая черты, а зрачки буравили человека напротив или косились на прохожих. Последние же при этом подчёркивали каждым движением, как им нет дела до остальных, но каждый третий находил повод остановиться, когда верблюд Эши проходил мимо: будь то внезапное желание почесать ногу или невероятный интерес к товарам ближайшего лавочника.

– Эй, миленькое личико! – крикнул ему обрюзглый мужчина, одетый в одну повязку вокруг бёдер. – В «Животы» не хочешь поиграть?

Эши отвернулся. Игры такой он не знал, да и едва ли соревнование было честным. Зазывала весил, как его верблюд, тогда как сам Эши едва ли мог нарастить достойный живот, пропадая на знойной плантации.

Копьё, привязанное к верблюжьему боку, покачивалось и било наездника по бедру. Уходя с плантации, Эши долго размышлял, брать ли его с собой. Любой ашмазирец с оружием вызывал особый интерес законников, и неважно, вёз ли он заточенный стебель тростника или полноценный клинок-шезар. Но с копьём на этих улицах было спокойнее.

На сей раз недружелюбный люд Зан-ар-Дума не зашёл дальше колких взглядов, которые чаще всего задерживались на оружии Эши и мешочке, что висел на груди. Он проследовал пыльной дорогой к непримечательному тупику, пахнущему мочой и гнилым мясом, и оставил верблюда под знакомым навесом. Браслет, который в прошлый приход выдал Кайхи, гость вновь повязал на поводья. Он не знал, что означали эти чёрные деревяшки на толстой нити, но темнокожий знакомый Руя явно вкладывал в свой жест особый смысл.

– Ты кто? – злобно поинтересовался высоченный привратник, когда Эши протиснулся меж двух зданий.

– Я к Рую, – гость взглянул на светлые стены «Скорпионова Жала», но не увидел знакомых лиц за их пределами.

– Я спросил, кто ты, а не к кому ты, – стражник раздул ноздри и повёл тяжёлой челюстью.

Привратник подошёл ближе, презрительно осмотрел Эши сверху вниз и, кажется, даже понюхал. Затем он отшагнул в сторону и наконец кивнул.

– Не балуй там, – велел он с суровым взглядом.

Внутри оказалось немноголюдно и даже тихо. Низкие столы, по большей части, пустовали, и лишь двое усталых выпивох вели негромкий разговор с матёрым стариком за стойкой. Несмотря на возраст, выглядел последний крепко: безрукавка из плотной коричневой ткани обнажала массивные плечи и покрытые взбухшими жилами мышцы. Старик несколько мгновений рассматривал Эши, прежде чем выбраться из-за стойки и направиться ему наперерез.

– Здравствуй, – гулко произнёс он, протягивая руку. – Не встречал тебя раньше.

– Один раз захаживал, – Эши кратко пожал шершавую ладонь. – Я ищу брата. Его зовут Руй, встречали?

– Надо вспомнить, – старик потёр лицо с россыпью чёрных пятен среди морщин. – Быть может, ты знаешь ещё кого-то из наших гостей, кто может за тебя поручиться?

Эши сморщил нос и оглядел пустой зал. Знакомые лица по-прежнему обитали лишь в его разуме.

– Я знаю женщину по имени Фаттак, – вспомнил он. – Торговка, кажется.

– Ещё какая, – старик засмеялся. – И что же тебя с ней связало?

– Дело. Подробности рассказывать не положено, сами знаете.

– А как же? – старик переглянулся с кем-то из завсегдатаев. – Что же, Эши, ты найдёшь Руя на втором этаже. Вторая с правого конца комнатка.

«Справа, вторая с конца», – мысленно повторял гость, пробираясь по низкому коридору.

Стены покрывал сероватый налёт сажи, а в тех местах, где его не было, виднелись потёки жёлтого и красного. Эши добрался до тёмного тупика, отсчитал две комнаты по правую руку и потянул хлипкую дверь.

Порыв ветра налетел через порог вместе с терпким запахом пшеничной браги под названием раяха, которую так любил Руй. Лежанка брата – ворох из нескольких слоёв мешковины поверх пола – разваливалась под натиском двух вспотевших тел. Сам Руй, закусив нижнюю губу, старательно елозил на развалившейся под ним женщине. Даму Эши подметил не сразу – лишь её визгливые стоны да покрытые шрамами ноги поверх плеч брата.

– Эш! – выкрикнул Руй, напрочь забыв о любовнице. – Ух, боги, знал бы я, что ты… Ладно, неважно! Так ты, что, надумал пойти с нами на дело?

Эши чуть скорчил лицо, глаза скосив на даму. Лицо этой ашмазирки и её короткие прямые волосы знакомыми не были.

– Эй! – возмутилась она и щёлкнула пальцами перед носом Руя, застывшего с глупой усмешкой. – Я вам тут не мешаю?

– Немного. Подожди пока, потом продолжим, – старший брат скинул её ноги с плеч и поднялся, раскинув руки для объятий. – Братишка, иди сюда!

– Прикройся, – Эши вздохнул.

Руй закивал и обернул усеянное пятнами полотно вокруг бёдер. Нетерпеливым взглядом он провожал любовницу, пока та, рассыпаясь проклятиями, накидывала тунику и брела прочь из комнаты.

– Итак, братишка… – Руй грустно опустил ладони, когда понял, что до объятий не дойдёт. – Какая напасть заставила тебя вернуться? Брось, не корчи морду. Я понимаю, что ты пришёл не от любви ко мне.

Эши задумался. Брат давно потерял право знать о делах семьи, но недомолвки в делах, которые ворочались в Зан-ар-Думе, часто губили всех участников. Он не желал быть первым, кто утаит правду.

– Законники дерут вторую подать за сезон, а с плантацией дела всё хуже и хуже, – угрюмо произнёс Эши.

– Вот ублюдки! – Руй всплеснул руками и тут же потянулся за раяхой. Пил он сразу из бутылки. – Твари безводные, чтоб Змей их пожрал…

– Не притворяйся, – попросил Эши и покачал головой. – Я же знаю, что ты от альдеваррцев без ума. Вон, богов их поминаешь в пылу любви…

– Успокойся ты, – Руй фыркнул. – Для тебя, что, альдеваррцы – какое-то одно чудище с тысячей голов? Да, я не верю, как некоторые, что все альдеваррцы – твари и убийцы, но я ж не обязан любить каждого. Законники – то ещё отребье.

– Да ну? И в солдаты ты пошёл не для того, чтобы стать законником, как наобещал Клавидар?

– Не-а, – старший брат уселся на ложе и зажал бутылку меж коленей. – Я пошёл для того, чтобы всю семью не раздели раньше времени. А уже там, в войске, я встретил настоящих альдеваррцев, которые хотели построить что-то великое и вечное. Ну, и готовы были умереть за это право. Законники – другие: им нравится драть только тех, кто не может дать сдачи. За это меня и невзлюбили.

«За то, что ты можешь дать сдачи?»

Эши бы скорее решил, что дело было во всех преступлениях, которые Руй насовершал за четыре года между возвращением и изгнанием. Но он же не был сведущ в тонкостях альдеваррской души.

– Я знаю, о чём ты думаешь, – вдруг заявил Руй со зловещим блеском в тёмных глазах. – Им не было до меня дела, пока мы не прихлопнули караван с их барахлом.

– Слушай, я совсем не хочу вспоминать, что было тогда, – Эши помолчал и почесал подбородок. – Мы же не собираемся хлопать караван законников, правда?

– На дно их, – старший брат рассмеялся и побрёл к двери. Всё так же, обёрнутый в одно полотенце. – Отдохни тут, а я разыщу Фаттак. Она расскажет, кого и как будем хлопать.

***

Дело намечалось крупное: слишком крупное на вкус Эши, который предпочёл бы подобных дел не иметь вовсе. Когда Руй вернулся с новой бутылью раяхи, то тут же объявил о встрече на закате. А ещё – добавил, что туда явятся «все, чьё слово чего-то весит».

«Все», – повторял про себя Эши, пока привратник отводил его верблюда в стойла «Скорпионова Жала».

Повторял он и позже, наблюдая через арку окна, как солнце медленно нисходит в омут Великого Змея. Недомолвки губили дела, и случалось такое тем чаще, чем больше людей оказывалось в них замешано.

Горький, жгучий глоток раяхи пришёлся кстати.

Тех, чьё слово чего-то весит, набралось семеро, не считая самих братьев Бенезил. Фаттак, конечно же, восседала в просторном багровом кресле за овальным столом, разложив руки поверх подлокотников. Кудри сбегали по её плечам, а лёгкое платье взывало ко взорам ветвями алых узоров на белой ткани. Дорогая одежда как бы кричала о том, чьё слово в этой комнате под крышей станет самым весомым.

Весомость куда более привычного для Эши пошива источал громила, чья растянутая туника без рукавов разве что не рвалась под напором огромных мускул. Тонкие шрамы – печати старых уколов и порезов – покрывали его блестящую кожу, а взгляд – усталый и потухший – хранил боль всех этих ран. Великан развалился поперёк дивана, заняв его целиком.

– Гуйрах, ты, может, вообще ляжешь? – надменно спросила Фаттак, кивая на братьев. – Дай мальчикам сесть.

Громила фыркнул и предпочёл стоять, сложив руки на выпуклой груди, нежели делить небольшой диван с Бенезилами.

– Не топай, а то пол проломишь, – рассмеялся бледный мужичок с редкой русой бородкой.

– Как скажешь, – гулко бросил Гуйрах, даже не глядя на него.

Пока эти двое состязались в громкости фырканья, в комнату тихо ступил Кайхи. Он огляделся с едва уловимой ухмылкой, кивнул Рую с Эши и уселся на свободный островок на диване между них.

– Итак, господа, – Фаттак поднялась, гремя тяжёлыми бусами на груди, и посмотрела на крупную молодую женщину, что притаилась на табурете в углу. – И дамы, конечно же. Рада, что мы наконец собрались.

– И года не прошло, как говорится, – бледнолицему пришлось подавить собственный смешок, когда он понял, что не улыбается никто, окромя него. – Ну, в моих краях говорится.

Невысокий, но крепкий ашмазирец со вьющимися полосками волос от висков до щёк медленно прошагал по комнате и встал так, чтобы оказаться между бледнолицым и Фаттак.

– Мы надеялись, что приготовления пройдут быстрее, – прогнусавил он.

– Вы или всё же ты один на это надеялся, Пелиас? – фыркнула торговка знанием. – Что-то мне подсказывает, что твой господин понимает, как важно хорошо подготовиться, чтобы дело не пошло прахом.

– Я говорю от его имени, Фаттак, – Пелиас вскинул косматую голову. – И мне кажется, что ты тянешь время.

– Именно, что кажется, – Фаттак с интересом разглядывала кудрявый локон, который она накрутила на палец. – Но можешь больше не раздувать ноздри: сейчас все узнают, что мы задумали.

– Узнают?! – Пелиас не унимался, а чёрные ноздри лишь стали шире. – Ты до сих пор им ничего не рассказала?

Фаттак с ответом не спешила. Она поджала губы и перевела взгляд на застывшую фигуру Гуйраха. Тот невзначай повёл плечами, скрипнув швами туники, и лишь тогда Пелиас опустил мечущиеся перед лицом руки.

– Они знают достаточно, чтобы понимать, что их ждёт. Детали же… Детали я оставила при себе, – торговка поставила локти на стол и водрузила голову на сложенные ладони. – Или ты хочешь, чтобы кто-то украл мой замысел и попробовал всё провернуть сам? Напортачил, обделался, испортил всё для нас…

– Я тебя услышал, Фаттак, – буркнул Пелиас, усаживаясь на последний свободный табурет. – Выкладывай, но побыстрее.

Эши заёрзал на истёртом диване, обитом бледно-синей тканью. Он боялся, что последним узнает о великом замысле Фаттак, способном вырвать Ашмазир из рук законников. Тогда бы ему пришлось догонять Руя и остальных, а те бы насмехались над ним… Что же, на равных началах Эши будет легче убедить торговку, что он заслуживает достойную долю от добычи. Такую, чтобы заполнить угодья наёмными работниками и вызвать колдуна для заговора от вредителей. Такую, чтобы Сайат забыла о невзгодах новой семьи…

– Что крадём? – выпалил он, набрав побольше воздуха.

Фаттак в недоумении выгнула брови, фыркнул её подручный силач. Руй же засмеялся и хлопнул брата по спине.

– Полегче, – с улыбкой сказал Кайхи. – Сейчас всё узнаем.

– И впрямь, и впрямь, – закивал бледнолицый. – В наших краях про таких говорят, что у них шило в одном месте застряло.

– В каком месте? – не понял Гуйрах.

– В заднице, собственно…

Фаттак раздражённо водила челюстью, пока мужчины заливались гулким смехом вокруг неё. Вернее, делали это все, кроме хмурого вояки, что стоял в углу. Держался он столь неподвижно, что сошёл бы за статую. Из-под низкого капюшона виднелась лишь острая чёрная борода с росчерками проседи.

– Готовы слушать? – почти простонала торговка. – Что же, тогда у меня имеется вопрос. Все ли знают, кто такой Аганнар?

От одного имени на языке Эши проступила горечь. Аганнара знал любой, кто заходил на рынок Ашмазира не только для того, чтобы поглядеть на изящные горшки и железные диковинки с севера. Это гнусавое имя носил тот, кого под новым флагом нарекли покровителем всей торговли вокруг великого озера. На деле же означало это лишь то, что Аганнар нагнал побольше рубак и велел брать каждую десятую монету с рынка в пользу империи. В свою пользу.

– …И отгрохал самое неказистое поместье в Ашмазире, – добавил Кайхи, когда Эши высказал всё, что знал об Аганнаре. – Зачем столько колонн?

– Говорят, оно больше дворца императора, – сказал Гуйрах, почёсывая жёсткую щетину.

– Бред, – вставил Руй. – Ты хоть видел тот дворец?

– А сам-то видел? – шепнул Эши, но не слишком тихо.

– Видел… – неуверенно ответил старший брат. – Ну, в войске был с теми, кто видел.

Фаттак поспешила встать и хлопнула по столу открытой ладонью, пока волна хохота вновь не захлестнула мужчин.

– Вы все правы! – воскликнула она. – Кроме тебя, Гуйрах… Вилла Аганнара – самая большая, самая роскошная, самая богатая в нашем царстве. Восхитительные виноградники, и сады, которые так приятно пахнут… А ещё говорят, что внутри имеется отличная коллекция редкостей со всех Земель.

Эши дышал быстро, отрывисто. Надо было догадаться сразу… Сразу же, как Фаттак заговорила об Аганнаре и его вилле, едва ли уступавшей обители императорского наместника. И охранялась она, наверняка, столь же ревностно.

– Мы же не будем грабить Аганнара? – сдавленно спросила дама, что всё так же сопела в своём углу. Её округлое лицо даже покрылось потом. – Ты говорила про виллу, но я думала, это будет законник или, там, торговец мелкий!

– Нет, Ханай, мы не будем грабить Аганнара, – снисходительно промолвила Фаттак. – Мы оберём его гостей.

Вся комната наполнилась вздохами, что с каждым разом становились всё громче, пока не стали выкриками. Правда, звучали они по разным поводам. Пока приунывшая Ханай в страхе прикрывала голову руками, бледнолицый и Руй ликовали. Эши пришлось нагнуться, чтобы воодушевлённый брат не пробил его висок мечущимся локтем.

– Фаттак, – говорил Гуйрах спокойно, но громко. – Ты хоть знаешь, какие у него там гости бывают?

– Как правило, да, – дама размашисто кивнула. – Увы, не в этот раз. В том-то и дело.

Пелиас стиснул подбородок короткими пальцами, а его склизкий взгляд скользил по остальным. Он презрительно фыркнул при виде испуга на лице Ханай и одобрительно дёрнул головой, когда Руй воодушевлённо вскинул руки. Эши последовал за братом и сделал такое же надменное лицо, как отец, когда тому предлагали дурную сделку.

– Фаттак, – громыхнул Гуйрах задумчиво. – Это как так вышло, что мы сами не знаем, за чьим добром пойдём? Откуда нам знать, что там вообще что-то ценное будет?

– Брось, громила, – Руй повёл ладонью. – У гостей Аганнара всегда что-то найдётся.

– «Что-то» – недостаточно, чтобы рисковать всем, что есть у нас, – застывший в дальнем углу мужчина подал хриплый голос. – И всем, что есть у Скорпиона.

– Господа, вы наверняка слышали, о последних событиях в храме Шепзириара, – продолжала Фаттак всё громче, и остальные голоса затихли. – Альдеваррцы свергли Великого Змея, а на его место поставят своего божка, Сандариала.

– Заступника рода людского, – с гордым придыханием добавил бледнолицый. – Бога войны, чести и крови. И всех мужчин, кстати говоря.

– Мило, но всё ещё страшное богохульство, – равнодушно подметила Фаттак. – Зато по такому случаю планируются празднества, а с севера уже везут золочённую статую этого самого Заступника. Для императора это – дело важное, потому-то на освящение храма Сандариала едут высшие жрецы из величайшего храма Левианора…

– Храм Всебожия! – воскликнул Руй, хлопнув себя по коленям. – Такой огромный!

«Ты всё равно там не был».

Эши промолчал, но лёгкий стон не сдержал. Насколько он помнил, солдатский отряд брата ни на лигу не приблизился к Левианору, зато Руй всегда поминал далёкую столицу так, будто сам император потчевал его раяхой в золотых залах дворца. Кислым вином, на худой конец.

– Ещё до того, как жрецы отправились в путь, они послали гонца до Ашмазира, – молвила Фаттак, глядя сквозь увитую лозами арку на балкон. – Они пришли в прошлую луну, чтобы просить Аганнара о размещении на его вилле…

– Аганнара? – с отвращением переспросил Кайхи. – Они не во дворец собрались?

– Клянусь клыками Змея: следующий, кто меня перебьёт, утро встретит вкопанным в песок по пояс. Головой вниз! – сквозь зубы возмутилась Фаттак. – Но ты верно услышал, Кайхи. Жрецы в Левианоре особые, а под носом у наместника Даррода пьянство и разврат устроить не выйдет. Потому-то жрецы и обратились к Аганнару, а он… Что же, господа и дама, Аганнар им отказал.

За вереницей вздохов последовало молчание, разбавляемое разве что тяжёлым сопением Гуйраха. Фаттак развела руками и изумлённо огляделась.

– Что? – дивилась торговка знанием. – Языки попроглатывали?

– Ты запретила перебивать, – обиделся Руй и сложил руки на груди.

– Ты и не перебьёшь, если я сама задаю вопрос, – Фаттак выпрямилась. – Итак, о чём нам говорит этот отказ?

– Одному Змею известно, – пробормотал Гуйрах. – Возможно, Аганнару жить надоело, раз отказывается принять высших жрецов императора.

Эши выжидал, пока остальные выдадут ошибочные заключения, но те лишь молчали, отчего ноздри Фаттак раздувались всё шире.

– Он отказал жрецам, потому что его вилла уже занята, верно? – предположил он, памятуя о жадности Аганнара. – Кем-то важнее и богаче.

– Почти угадал, молодец, – торговка прикрыла глаза и кивнула. – Вилла Аганнара в это время будет занята некой группой странников, ради которой хозяин закроет двери перед высшими жрецами из Левианора. Кто они – не знает даже мой источник. Известно лишь, что они уже были в Ашмазире две луны тому назад и тогда же гостили на вилле. Они договорились, что остановятся у Аганнара, и когда будут возвращаться с юга. Вместе с редчайшим, ценнейшим грузом.

– С юга… – протянул молчаливый вояка в капюшоне. – Что такое ценное могло найтись у субихаров?

– Узнаем, когда заберём их груз, – Фаттак глянула на него через плечо и вновь обратила взор на остальных. – Но я вас уверяю, что ценность этого сокровища я не преувеличиваю. Те, кто говорил от имени странников, потребовали, чтобы их груз был в полной безопасности. Аганнар уже распорядился, чтобы на вилле осталось так мало прислуги, как только возможно, чтобы и шальной взгляд не упал на диковинки с юга.

– Странный ковёр ты плетёшь, Фаттак, – протянул Пелиас, расхаживая по комнате. – С тех пор как узнал, спрашиваю себя, как мастер вообще на такое дело согласился. Ты хочешь ворваться в настоящую крепость, чтобы украсть то, о чём сама ничего не знаешь.

– Пелиас, тебе говорили, что с тобой очень весело проводить время? – с вызовом спросил Руй. – Вот и мне кажется, что вряд ли.

Фаттак усмехнулась и выставленной ладонью призвала мужчин к молчанию:

– Дело серьёзное, потому и я серьёзна как никогда. Скорпион это понимает, так что придётся понять и тебе.

– Но в одном он точно прав, – заметил молчун. – Вилла Аганнара не только самая большая и самая богатая. Она ещё и самая защищённая. Не законниками. Наёмниками.

Последнее слово прозвучало с таким придыханием, будто наёмники были посланы самими альдеваррскими богами.

– И в этом его слабость, – протянул Гуйрах, скребя ногтями по щетинистой щеке. – Легко расслабиться, если все считают, что тебя не одолеть.

Молчун сошёл с места, но остановился после первого же шага. Огонёк лампы попал на его лицо и отразился в чернеющих под капюшоном глазах. Он будто хотел вновь возразить: вскинул указательный палец, открыл рот и опять его закрыл.

– Я с тобой согласна, Гуйрах, но никакого штурма не будет, – произнесла Фаттак. – Мы не спроста здесь собрались. И не спроста Скорпион доверился именно мне.

Пелиас нахмурил лоб, но промолчал.

– Мы с вами будем действовать мудро, осторожно, но уверенно, – продолжила торговка. – Будет три отряда, каждый – со своей особой задачей. Первый отряд возглавит Руй. С тобой пойдёт Ханай…

Крупная девушка смиренно кивнула.

– Гуйрах…

Громила деловито поправил безрукавку.

– Ганорал…

Настал черёд бледнолицего. Он упёр руки в бёдра и гордо вскинул голову.

– И, конечно же, твой дорогой брат… – Фаттак притворно замялась, а на лице проявилась ухмылка.

– Эши, – закончил за неё обладатель этого имени. – Меня зовут Эши.

«И ты прекрасно это помнишь».

– Точно, Эши, – Фаттак качнула головой. – Первый отряд будет действовать изнутри виллы. Его задача – найти, где гости Аганнара спрячут свой груз и найти способ его оттуда забрать.

Молчаливый мужчина едва слышно присвистнул и оттянул нижнюю челюсть, а Ханай в испуге принялась хлопать себя по округлой щеке.

– Всё получится, – Руй вскочил с дивана. – Я уже придумал, как нам…

– Так-так-так, – тараторила Фаттак, выставив ладонь. – Прелесть нашего замысла в том, что вы не будете знать тонкостей того, чем займутся другие отряды. Лишь то, куда этот замысел их приведёт.

– Почему так? – буркнул Пелиас.

«Чтобы никто не украл замысел и не опередил Фаттак», – не рискнул произнести Эши.

– Так надо, – только и ответила торговка знанием. – Первый отряд раздобудет груз и вынесет его из виллы, где передаст всё отряду Ахота.

Она смотрела на молчуна. Тот кивнул, прошагал на середину комнаты и уставился на Руя.

– Ты дашь нам знать, подашь сигнал, – прохрипел Ахот. – Мои люди придут, когда нужно.

– Замётано, – размашистым движением Руй протянул ему ладонь.

– Прелестно, – Фаттак безразлично наблюдала за рукопожатием. – Ахот и его люди заберут груз возле виллы Аганнара и доставят его в особое место, где будет ждать третья группа. Группа Кайхи.

– Я тоже там буду, – встрял Пелиас. – Я приму груз от имени Скорпиона и прослежу, чтобы всё получилось.

– Как пожелаешь, – Кайхи пожал плечами.

Эши бросил взгляд на темнокожего знакомого, а после перевёл его на Фаттак. Нити её замысла никак не складывались в одно полотно в его разуме, отчего напоминали ворох беспокойных многоножек под сырым камнем.

– И в чём роль этого третьего ряда? – не сдержавшись, выдал Эши. – Мы полезем в глотку гиены, а людям Ахота придётся уходить от погони вместе с дорогущим грузом… А третий отряд – что? Будет сидеть в тайном месте и ждать, пока мы разгребём всё дерьмо?

Гнев полыхнул в глазах Пелиаса, а Гуйрах резко выдохнул через сложенные губы. Даже Руй шикнул на брата, но сама Фаттак лишь растянула рот в подобии улыбки.

– Милый мой, у всех будет своя задача в нашем деле, – промолвила она мягко. – И многие бы сказали, что у Кайхи она – самая сложная. Что бы мы ни забрали из дома Аганнара, это ничего не будет стоить, пока мы это не продадим.

– Чем крупнее улов, тем сложнее его сбыть, – деловито подметил сам Кайхи, сдобрив слова косым взглядом на Эши.

– Наш милый Кайхи крайне талантлив, – Фаттак улыбнулась по-настоящему. – В первую очередь тем, что может продать что угодно. Для этого требуются связи, а ещё – смекалка, опыт и здоровая доля наглости.

– Хватит, Фаттак, – Кайхи рассмеялся. – Не раскрывай уж все мои секреты, коль скоро я уважаю твои.

– Разумно, – торговка прочистила горло и обвела взглядом всю комнату. –Итак, друзья. Гости Аганнара должны прибыть не позднее, чем через восемь дней. Где-то через десять – явятся высшие жрецы, и тогда в городе солдат станет больше, чем в Левианоре. При таком раскладе у нас будет два дня, чтобы разобраться с делом. И мы должны быть готовы так, будто планировали целый год! Предлагаю этим и заняться, как только вы отдохнёте и прочистите свой разум. Спасибо, вы свободны.

Под гомон почти десятка голосов комната начала пустеть. Первым удалился, не попрощавшись, Ахот, но и Пелиас старался не отставать. Растворился, будто и не приходил вовсе, Кайхи. Протопал к выходу и Гуйрах, за которым семенила Ханай.

Эши вертел головой в недоумении. Он рассчитывал, что весь их отряд безумцев, готовых пробраться в самое охраняемой поместье Ашмазира, поспешит с созданием такого плана, благодаря которому их сердца ещё будут биться, когда придёт время делить улов. Но увы – у каждого нашлось нечто поважнее выживания.

Кроме Руя, конечно.

– Что скажешь? – шепнул он, помогая брату встать с дивана. – Я аж разгорячился весь. Ух, как представлю!

– Что ты представишь? – проговорил Эши, застыв у выхода под тяжёлый взгляд Фаттак. – Как стража Аганнара накормит нас собственными яйцами?

– Всё будет отлично, просто поверь, – Руй приобнял его и потащил к выходу. – Пойдём, попросим тебе лежанку. Поспишь как следует, а там и обсудим, что я придумал. А потом… Когда дело закончится, я закажу статую самого себя из чёрного мрамора и выкуплю дом сраного Аганнара.

– Брат, – Эши осёкся. Давно он его так не называл. – Слушай, ты слишком-то рот не разевай, хорошо? Я так понимаю, на это дело пойдёт половина Зан-ар-Дума. Наш отряд, какие-то ребята этого Ахота… И боюсь представить, какую долю получит Скорпион.

– Расслабься, лады? Фаттак ещё ни разу не ошибалась.

«Не ошибалась или просто не имела возможность ошибиться?»

Эши давно усвоил разницу. Не раз ему встречались люди, чья непогрешимость держалась лишь на том, что они не доводили дела до возможности устроить ей проверку. Они планировали, они думали, они советовались. Они находили любой повод, чтобы отсрочить важнейший, последний шаг. То тому мешала погода, то боги не благоволили спешке.

Что же, совсем скоро они выяснят, чего стоила непогрешимость Фаттак. Не то через восемь, не то через десять дней.

Глава 6

Красные знамёна сползали со сторожевых башен, обрамляя врата. Обычно наглухо закрытые, в день новолуния две тяжёлые деревянные створки распахн