Малиса в Подмирье

MALICE IN UNDERLAND

Jenni Jennings

The original edition is published and licensed by Scholastic Children’s Books, a division of Scholastic Limited.

Text © Jenni Jennings, 2020

Illustrations © Hannah Peck, 2020

© А. Б. Васильева, перевод, 2021

© ООО «Издательство «Эксмо», издание на русском языке, 2025

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Для Лили, Хьюго, Амелии, Оливера

и Джейкоба – с любовью.

1

Пакости – это их работа

Семейка Злобстов имела обыкновение подниматься ни свет ни заря. Несмотря на воскресенье, к половине седьмого утра большинство из них уже успели изрядно напакостничать.

Впрочем, Злобсты творили свои пакости не просто удовольствия ради. Это была их работа, и они относились к ней чрезвычайно серьёзно. Все обитатели Подмирья – сумрачной страны, где правят колдовство, обман и наваждение, а также призраки и всевозможные страшилища, – считали своей непременной обязанностью поддерживать должный уровень беспорядка, недовольства и ужаса среди обитателей Верхнего Мира.

Верхний Мир – это обычный мир, в котором люди живут своей обычной жизнью, в счастливом неведении относительно всех козней, которые затеваются против них в сером сумраке лежащего где-то под ним Подмирья. Подмирцы называли обитателей Верхнего Мира просто Вершками. Ну а Вершки подмирцев никак не называли, потому что просто не подозревали об их существовании.

Ма и Па Злобсты только что вернулись с местной ярмарки-распродажи, где, как обычно, провели время с толком. На этот раз они взяли с собой свою младшую дочь Антипатию-Розу. Па шнырял среди оставленных на стоянке машин, умело прокалывая им шины. Ма прохаживалась среди наскоро обустроенных прилавков, ловко и незаметно утаскивая с них безделушки подороже. Антипатия-Роза невинно ворковала в своей сидячей коляске и свирепо кусала любого, кто останавливался рядом поумиляться славной малышкой. Одним словом, очередной день пакостничества задался прекрасно.

Одна только Малиса Злобст осталась утром дома, пообещав отработать обязательную норму пакостей попозже. И пока её семья не покладая рук трудилась – вредительствовала, воровала и кусалась, – Малиса улучила часок-другой, чтобы тайком почитать.

Тайком – потому что родители Малисы крайне не одобряли чтения – любого, если речь, конечно, не шла о картах с указанием зарытых кладов. А ещё Малиса воспользовалась случаем всласть понежиться в ванне. Тоже тайком, разумеется. Ма была убеждена, что чем меньше моешься, тем лучше, и сама следила, чтобы у неё за ушами скапливалось как можно больше грязи: ведь надо же и уховёрткам где-то жить.

Семейка вернулась, утомлённая утренней вредоносной деятельностью и нагруженная добычей. Водрузив на кухонный стол объёмистую сумку с наворованным добром, Ма склонилась над раковиной, полируя выточенный из лунного камня перстень. Сползшие чулки гармошкой собрались на тощих щиколотках, и её ноги выглядели точь-в-точь как морщинистые индюшачьи шеи. Она то и дело подскакивала и поёживалась, пронзительно взвизгивая, когда ей на спину падали капли ледяной воды.

– Да хватит уже, Дедуля! – рявкнула Ма, треснув рукой по сушилке для посуды. – Я же знаю, что это ты!

Малиса неспешно, нога за ногу, приплелась на кухню и застыла на пороге.

– О, Малиса, наконец-то! – крикнула Ма. – Скажи деду, чтобы он прекратил, а? Он опять сделался невидимым!

Малиса задрала голову. В дальнем углу кухни, под самым потолком, над раковиной, ехидно хихикая, зависло её самое любимое в мире привидение – Дедуля. Дедуля время от времени макал пальцы в стакан с ледяной водой и ронял несколько капель на голую шею Ма. Его морщинистое лицо кривилось в лукавой ухмылке.

– Привет, Дедуля, – сказала Малиса. Для неё он никогда не делался невидимкой.

– Здравствуй, Утёночек, – сказало привидение, глядя с потолка вниз. – Как насчёт чуть позже перекинуться в покер?

– Непременно, – улыбнулась Малиса. – На этот раз тебе меня не побить!

Привидение ответило ей такой же широкой улыбкой и, перевернув стакан, окатило Ма холоднющей водой, пустив ей струйку прямо за воротник. Ма завизжала.

– Ма просит, чтобы ты перестал, – сказала Малиса извиняющимся тоном. Она-то понимала, что деду просто захотелось немного пошалить.

– Я не глухой! – заявило привидение. – Я просто нарочно её не слушаю.

– Всё равно, Дедуля, – сказала Малиса. – Думаю, сейчас лучше сделать перерыв.

Призрачный Дедуля вздохнул:

– Ну ладно, Утёночек. – Утёнок, Утёночек – это прозвище дал ей Дедуля. – Но только потому, что ты меня просишь. Когда-то в этом доме было куда веселее! – недовольно пробурчал он напоследок и исчез, просочившись сквозь потолок. – Увидимся позже, за покером, – донёсся издалека его бестелесный голос.

У всех привидений есть дар по желанию становиться видимыми или невидимыми. Для Ма и Па Дедуля предпочёл оставаться невидимкой – с того самого дня, когда они скормили реферат Малисы по истории, над которым она так долго корпела, Антипатии-Розе, которая слопала его с огромным удовольствием. Дедуля не сомневался, что Малиса получила бы за него высший балл, если бы её родители не повели себя так.

Своего дедушку Малиса просто обожала. Он был единственным, кто её понимал. Но девочку очень огорчало, что у неё не было возможности проводить с ним столько времени, сколько ей хотелось, и что Дедуля по большей части был предоставлен сам себе.

Дедуля был привидением уже тогда, когда Малиса появилась на свет. Он мог бы преспокойно отправиться жить в Подмирье, но почему-то почувствовал, что его внучке, растущей в доме Злобстов, будет не хватать родной души рядом. И был прав. У Малисы не оказалось ровным счётом ничего общего с остальными членами её семьи – разве что она тоже была живой.

Ма вытерла мокрую шею чайным полотенцем и достала из сумки с краденым ещё одно кольцо – золотое, с большой кремово-белой жемчужиной. Она потёрла жемчужину о свои жёлтые зубы и довольно хмыкнула.

– Гляди-ка, настоящая! – радостно объявила она. – Уж нам отсыплют за неё монет, когда мы её загоним.

Малиса повернулась, чтобы улизнуть из кухни, но Ма успела окликнуть её.

– Малиса, у тебя, между прочим, сегодня на счету ещё ни одной пакости, – упрекнула она дочь.

– Ма, но мне же ещё уроки делать, – заныла Малиса.

– Уроки! – воскликнула Ма, презрительно фыркнув. – Уроки! Хорошо ещё, что отец тебя не слышит. Мы ведь это уже обсуждали. Отродясь ничего путного не случалось с теми, кто делал уроки!

Антипатия-Роза в своём высоком детском креслице пронзительно завопила, но Ма не стала отвлекаться:

– Хватит отлынивать от работы, юная леди! Пакости сами себя не сделают, а у меня, чтоб ты знала, в каталажке ещё четыре привидения, которыми надо заняться. Мы не можем справляться со всеми делами сами! Па совсем с ног сбился, да и я уже на пределе.

Каталажкой Ма называла подвальную камеру без окон и дверей – настоящий каменный мешок, где Ма и Па держали всех нанятых ими привидений-новичков, прежде чем напустить их на ничего не подозревающих соседей.

Сестра Малисы продолжала надрываться. Её креслице медленно поднялось в воздух и начало вращаться.

– Антипатия-Роза Злобст, честное слово, от твоего визга у меня черепушка раскалывается! – рявкнула Ма, хватаясь за голову.

Круглое личико Антипатии-Розы сердито скукожилось, мелкие острые зубки впились в голову плюшевого зайца, а пухлые кулачки яростно сжали тряпичную куклу. Чёрные кудряшки на голове малышки даже вспотели от злости.

Когда Антипатия-Роза не злилась, она выглядела так, что все встречные взрослые неизменно принимались умилённо сюсюкать при виде этих нежных, как персик, и розовых, как бутончики, щёчек, больших круглых глаз в обрамлении пушистых чёрных ресниц и пухлых, сложенных сердечком губок. Но стоило неосторожным взрослым приблизить свои воркующие физиономии поближе к малышке, как Антипатия-Роза широко ухмылялась, обнажая два ряда острых-преострых – на зависть акулам – зубов и впивалась прямо в их длинные носы.

Малиса, вздохнув, подошла к заходящейся от крика сестре, выдернула из её зубов зайца и запулила им в окно. Потом выковыряла у неё из ручек куклу, оторвала ей голову и одну ногу и бросила изувеченную игрушку на столик детского креслица.

Антипатия-Роза тут же умолкла, креслице со стуком опустилось, упёршись ножками в пол. Заплаканное личико озарилось жутковатой широкой улыбкой, и девочка радостно залепетала, играя останками куклы.

– Прямо удивляюсь, как ты с ней ладишь, – заметила Ма. – Даже не понимаю, как это у тебя получается.

Малиса в ответ только пожала плечами.

– Ну а теперь проваливай, – погнала Ма её с кухни. – Займись уже чем-нибудь гнусным!

2

В доме Злобстов солнце не светит

Малиса вышла на солнышко. Весь квартал Блаженства – очень милый квартал, в котором дом Злобстов почитали не иначе как позорным пятном, – был объят утренней тишиной.

Старый особняк Злобстов с его узкими арками и многочисленными зловещими башенками, не принятыми в приличном обществе, смотрелся здесь до крайности неуместно. Островерхие крыши башенок вечно тонули в чёрной туче, которая никогда их не покидала. Плети плюща и колючей ежевики взбирались по щербатым каменным стенам, обвивая полуобрушенные балконы и облезлые веранды. Солнечные лучи никогда не заглядывали в этот мрачный дом, за тусклыми окнами которого колыхались лишь неясные тени да иногда проступало прижатое к стеклу бледное лицо.

Обитатели же высоких, светлых, чистоплотных домов, неохотно делившие квартал Блаженства со Злобстами, всё ещё нежились в постелях, наслаждаясь воскресной безмятежностью. Малиса вздохнула и приступила к делу, иначе говоря – к пакостничеству. Подобрав длинный сук, она с неохотой поплелась вдоль ограды квартала, грохоча этим суком по её железным прутьям. Вдоль клумб высились ряды безголовых стеблей подсолнухов – жертв предрассветной деятельности старших Злобстов. Малиса тряхнула головой. Лично ей безобразничать совсем не нравилось. По крайней мере так, как наставляли её Ма и Па.

Малисе нравились весёлые шалости – например, воровать печенье из кладовки, или швырять в окно водяные бомбочки, или смотреть, сколько безделушек им с Дедулей удастся пристроить на выдающемся пузе Па, когда он храпит на диване.

Заунывный грохот Малисиной палки по ограде, похожий на игру на ксилофоне с одной нотой, взорвал безмятежную утреннюю тишину. Он вспугнул стайку птиц, которая с беспокойным криком сорвалась со старого дуба в сквере. Где-то залаяли собаки. Малиса продолжала грохотать.

Возле дома номер 6 стоял припаркованный «Бентли» с номерным знаком. Малиса с силой пнула его по колесу. Пронзительно заверещала сигнализация.

Из-за парчовых и бархатных штор на окнах стали показываться заспанные лица соседей, затуманивающих холодное оконное стекло своим дыханием. Малиса смущённо пожала плечами.

– Извините! – крикнула она, чувствуя себя ужасно неловко.

Всклокоченные спросонок жители домов отвечали ей мрачными взглядами и тут же задёргивали шторы обратно. Само собой, для них она всегда останется просто одной из этих мерзких пакостников!

Что до Малисы, то она была бы рада и вовсе не делать никаких пакостей – но ей уж очень не хотелось ещё больше разочаровывать родителей. Ма и так ужасно расстроилась, застукав её однажды за сбором пластиковых бутылок, чтобы сдать их на переработку. Малиса всё время чувствовала себя так, словно застряла где-то между паинькой и хулиганкой.

Солнце играло бликами на чёрных непослушных волосах Малисы и её таких же чёрных блестящих высоких ботинках со шнуровкой. Изумрудно-зелёные полоски на колготках были точь-в-точь такого же оттенка, как и её умные живые глаза. И отлично сочетались с такой же полосатой майкой, которую она надела сегодня под любимый чёрный сарафан с лямками. Щёки её не сияли нежным румянцем, как у младшей сестры, да и зубами она уступала ей в остроте – зато носик у обеих был одинаково вздёрнутый, похожий на лыжный трамплин для блошек.

В дальнем конце сквера высилась гора ржаво-рыжей палой листвы, чуть шелестящей на свежем ветерке. Ассоциация жителей квартала Блаженства накануне довольно весело потратила половину дня, сгребая эту листву и сваливая её в кучу, которую потом должны были вывезти городские мусорщики.

Семейка Злобстов, разумеется, в этом веселье не участвовала.

– Мерзость какая! – фыркнул Па, наблюдая за соседями в окно.

– Что, командный дух? – поморщилась Ма. – Да меня прямо тошнит от этого.

Малиса, стоя у чердачного окошка, тоже наблюдала за происходящим. Ей-то как раз очень хотелось поучаствовать, особенно когда Ассоциация жителей устроила для всех участников уборки пикник, и они с радостью уплетали под музыку слегка пригоревшие сосиски под закатно-оранжевым октябрьским небом.

Мечтания Малисы внезапно прервались: в сквер на своём велосипеде вкатился Сет, разносчик газет. Квартал Блаженства входил в участок, который он объезжал. А самое главное, Сет был лучшим и единственным другом Малисы.

Злобсты вообще друзей не заводили. Это было запрещено. Родители Малисы категорически не хотели, чтобы она зналась с кем-нибудь из этих безмозглых Вершков. Или чтобы эти вечно лыбящиеся, дружелюбные, тьфу, чудики мешали ей пакостничать. Но Малиса попросту не могла не подружиться с Сетом: они оба оказались чудиками с самого первого дня в школе.

– Приветик, Малиса! – окликнул её Сет. – Как делишки?

Он как раз упражнялся в езде на одном только заднем колесе, и у него это здорово получалось. Нажимая на педали, он носился по скверу кругами, то и дело вскидывая переднее колесо вверх.

Малиса в ответ только хитро ухмыльнулась. Прищурившись, она тщательно прицелилась палкой, которой грохотала по ограде, в переднее колесо Сета и с силой метнула её. Палка застряла между спицами. Сета вместе с велосипедом подбросило в воздух и швырнуло прямо на гору сухой листвы, в которую оба с громким шуршанием и провалились.

Тщательно собранная и уложенная куча взорвалась как вулкан, испускающий потоки лавы и засыпавший хлопьями рыжего пепла весь сквер. Ма и Па пришли бы в восторг, увидев, что все газоны снова оказались покрыты палой листвой. «Уж если всё равно приходится делать пакости, то лучше делать их весело!» – подумала Малиса.

Ни Сета, ни его велосипеда в этом извержении совсем не было видно.

– Он что, так тебе не нравится? – поинтересовался чей-то голос.

Это был Уязвитель Злобст, сокращённо Язва, – дядюшка Малисы. Он стоял неподалёку, небрежно прислонившись к стволу дуба.

– Он мой лучший друг, – ответила Малиса.

– Вообще-то с лучшими друзьями так не поступают, – заметил дядюшка Язва.

Малиса, прищурившись, посмотрела на него:

– Подожди – и увидишь.

Разорённая куча зашевелилась, и из самой её середины выбрался сияющий и ухмыляющийся Сет. Он кое-как стряхнул с себя прилипшие листья, а потом извлёк из кучи свой велосипед.

– Спасибо, Малиса! – радостно сказал он. – Вот это было круто! Давай ещё разок, а?

– Может, попозже, – отозвалась Малиса и уголком рта улыбнулась дядюшке Язве, который успел сделаться невидимым: неясные, расплывающиеся контуры его фигуры слились с морщинистой дубовой корой.

Все Злобсты рождались на свет, наделённые каким-нибудь магическим даром. У дядюшки Язвы это был дар исчезать. Кроме того, живя годами среди привидений, он впитал в себя изрядную долю подмирской магии, усовершенствовав свои врождённые способности.

Магия передаётся от одного к другому с такой же лёгкостью, как чей-то зевок заставляет зевать всех окружающих или как чьё-то дурное настроение заражает всех остальных; она просто пристаёт к тебе, как прилипшая к подошве жвачка. Сет проследил за взглядом Малисы до того места, где стоял дядюшка Язва, но, само собой, кроме старого дерева, ничего не увидел и только пожал плечами.

– Ладненько, – согласился Сет. – Мне тут ещё надо закончить объезд с газетами. Да, кстати, я вспомнил… – Он вытащил из своей сумки старую газету, на которой значилась дата «1982 год». – Это для Дедули, – сказал он. – Он вроде говорил, что хотел бы почитать какие-нибудь старые новости. Нашёл её в архивах библиотеки. Кстати, причёски тогда носили что надо!

У самого Сета спутанные соломенно-золотистые волосы торчали во все стороны – даже до того, как он приземлился в кучу листьев. Его причёска постоянно выглядела так, словно какая-то весьма небрежная птица решила соорудить у него на голове гнездо, но не достроила его и бросила.

Малиса закатила глаза, принимая газету. Иногда ей казалось, что Сет ещё больший чудик, чем она сама.

– Спасибо, Сет, – сказала она. – Конечно, он обрадуется. Всё старьё, что было у нас на чердаке, он прочёл уже по два раза.

Большинство людей пришли бы в ужас, узнав, что вместо нормального дедушки у Малисы привидение. Сета же это привело в восторг. Его вообще было трудно чем-то напугать. Когда Малиса впервые призналась ему, что живёт в доме с привидениями и владеет кое-какой магией, она опасалась, что Сет не захочет больше с ней дружить. Но он только пожал плечами и сказал: «Круто!». А потом угостил фруктовой ириской. На взгляд Сета, всё обычное вообще не представляет никакого интереса.

– А про кладбище ты слышала? – спросил он.

– Какое ещё кладбище? – удивилась Малиса.

Сету было приятно, что у него есть новости, о которых Малиса ещё не знает. Его круглая веснушчатая физиономия расплылась в улыбке, и он тут же выложил:

– За городом нашли древнее кладбище! Представляешь? Взялись копать котлован под фундамент нового торгового центра – и наткнулись на могилы! Я как раз проезжал мимо, ну и остановился посмотреть. И услышал, как кто-то из археологов сказал, что это ещё римские захоронения. А знаешь, что это означает?

– Что? – спросила Малиса.

– Скелеты! – ликующе провозгласил Сет.

– Очевидно, – согласилась Малиса.

– А ты уже когда-нибудь видела настоящий скелет? – поинтересовался Сет.

– Разок-другой, – сказала Малиса.

В доме Злобстов скелеты были едва ли не в каждом шкафу.

– А мне можешь показать? – попросил Сет.

– Конечно, – кивнула Малиса.

– Круто, – обрадовался Сет. – Ну ладно, я поехал. Мне ещё надо помочь папе готовить обед, когда я развезу все газеты.

– А завтра ты всё ещё собираешься позаниматься с мотыльками после уроков? – спросила Малиса.

– Ясное дело, собираюсь! – сказал Сет. – Он вскочил на ярко-красный велик – свою главную любовь и гордость – и закрутил педалями, стремительно удаляясь. – Перехвачу тебя попозже, Малиса! – крикнул он на прощанье.

– Я тебя первая перехвачу! – крикнула Малиса ему вслед.

3

Необычный Злобст

Заливистый хохот Сета стих вдали. Дядюшка Язва отлепился от дубового ствола, сделавшись видимым. Это был высокий мужчина, но до того тощий, что его голова казалась несоразмерно большой; в общем и целом он походил на принарядившуюся деревянную ложку. В отличие от большинства Злобстов, дядюшка Язва отличался опрятностью и тщательно заботился о своей внешности. Он всегда был в идеально отутюженном костюме-тройке, обильно смазанные гелем волосы укладывал в высокий, сантиметров тридцать надо лбом, кок, и пахло от него лавандовым мылом.

– Обычно у Злобстов не бывает друзей, – сказал дядюшка Язва, стряхивая со своего пиджака приставшие ворсинки мха. Он приходился Па младшим братом, но особого семейного сходства между ними никто бы не заметил.

– Но я-то не из обычных Злобстов, – возразила Малиса.

Дядюшка Язва усмехнулся. Он и сам не слишком любил пакостничать. Уязвитель Злобст был лучшим в Подмирье частным сыщиком. Он разгадывал тайны и выводил на чистую воду преступников – чем, разумеется, навлекал на себя страшное недовольство прочих Злобстов.

– Ты что, учишь его шептаться с мотыльками? – спросил дядюшка Язва.

Малиса обладала способностью разговаривать с разными ночными созданиями. Это и был её волшебный дар. Правда, его, как и всякий талант, приходилось постоянно упражнять и совершенствовать, но Малисе это занятие очень нравилось. По вечерам её частенько можно было застать за болтовнёй с летучей мышью или бесцельной прогулкой в компании ночных бабочек.

– А если учу, то что? – вскинулась Малиса.

– Да нет, ничего, – пожал плечами дядюшка Язва. – А Дедуля позволяет Сету видеть его?

– Позволяет, – сказала Малиса. – И что такого?

На самом деле привидения редко являлись на глаза обычным людям. И ещё реже случалось, чтобы обычный человек был способен учиться подмирской магии. Но Сета трудно было назвать обычным человеком. И Дедуля только радовался, позволяя Сету видеть его, даже если всего лишь чтобы помахать ему рукой из окошка или перекинуться парой слов через проржавевшие прутья кованых ворот, ведущих к дому Злобстов. В самом доме Сет ни разу не был.

– Разве это нормально, чтобы кто-то из Вершков дружил со Злобстами?

– Так ведь не со всеми Злобстами, – сказала Малиса. – Только со мной и Дедулей.

Дядюшка Язва кивнул. Он был чужд предрассудков, которые владели остальными Злобстами. С семьёй он перестал общаться, когда для всех прочих отсутствие в нём хитрой злобности стало попросту невыносимым. Он так и норовил исправить все их пакости, и вскоре перед Злобстами встала реальная угроза обрести приличную репутацию. С этим семья смириться никак не могла, а значит, Уязвителю следовало уйти! Однако Малиса знала, что у Па в потайном отделении бумажника хранится аккуратно сложенная фотография его непутёвого младшего брата.

Дядюшка Язва жил в Подмирье, среди призраков, упырей и прочей нежити. Одно время он попробовал жить в Верхнем Мире, но понял, что предпочитает компанию привидений. Мёртвые оказались куда терпимее к странностям живых, а кроме того, с гораздо большим одобрением относились к его несколько старомодной манере одеваться.

– Ты, наверное, удивилась, что мне здесь понадобилось, – сказал дядюшка Язва. – Поэтому я перейду сразу к делу.

– Давай уже, – сказала Малиса.

– В Подмирье сейчас большие проблемы, – сообщил дядюшка Язва как нечто само собой разумеющееся. – И мне нужна твоя помощь.

– Моя помощь? – удивилась Малиса. – В чём?

– Видишь ли, ты смышлёная. И мне нужен кто-то, кто знает подход к привидениям.

Малиса нахмурилась, пока не слишком понимая, к чему клонит её дядя.

– А ещё, – продолжал Уязвитель, – я подозреваю, что в этом деле может быть замешано агентство «Злобстные Привидения».

У Малисы в груди что-то сжалось. Этим агентством руководили её родители, и Малису это совсем не радовало. В обмен на некий клад Ма и Па взялись нанимать в Подмирье самых гнусных и злобных привидений и запускать их в самые добропорядочные дома Верхнего Мира, до чёртиков пугая их обитателей. В сущности, эта их деятельность не совсем отвечала правилам «Руководства по связям с общественностью Верхнего Мира», но Подмирский совет готов был смотреть на это сквозь пальцы – лишь бы избавиться от самых мерзких и беспокойных привидений. Четыре привидения, сидящие сейчас в каталажке дома Злобстов, были до того отвратительны, что мэр Подмирья даже послал Ма и Па благодарственную телеграмму – за то, что Подмирье наконец-то от них избавилось.

– А почему ты считаешь, что «Злобстные Привидения» имеют отношение к каким-то неприятностям? – спросила Малиса.

– Привидения начали пропадать, – пояснил дядюшка Язва. – Их словно кто-то высасывает из Верхнего Мира, не оставляя следов. Причём, что любопытно, всё это привидения дедушек.

– Вообще-то Ма и Па занимаются тем, что внедряют привидения в Верхний Мир, а не высасывают их оттуда, – заметила Малиса.

– Верно, – согласился дядюшка Язва. – Но меня наняло агентство «Уютные Дедушки», потому что их дедушки-привидения вдруг начали исчезать. – Он как будто слегка смутился. – Ну а учитывая соперничество между двумя этими агентствами, можно заподозрить, что кое-кто ведёт нечестную игру!

«Уютные Дедушки» самым прямым образом конкурировали со «Злобстными Привидениями». Первое стремилось радовать обитателей Верхнего Мира, посылая к ним самые симпатичные привидения дедушек, чтобы те нашёптывали на ушко спящим Вершкам всякие приятные вещи, навевая им добрые сны, а второе стремилось сделать их от страха заиками.

Малиса прикусила губу. Неужели её родители способны пасть так низко?! Конечно, они жулики, для которых не зазорно сбывать краденые часы на углу переулка Карманников. Но чтобы заниматься похищением призрачных старичков… Нет, в это она верить отказывалась.

– Мне бы очень пригодилась твоя помощь, Малиса, – продолжал дядюшка Язва. – Из всех вершковых Злобстов, которых я знаю, ты самая сообразительная.

Малиса обдумала, какие неприятности её ждут, если она возьмётся помогать дядюшке Язве. Помнится, Па называл его не иначе как «этот жалкий поборник взаимопомощи». Помогать кому-либо было само по себе недостойно, а уж помогать дядюшке Язве… Пожалуй, в глазах Па это будет похуже, чем получить «отлично» за школьный реферат.

– Извини, – сказала Малиса, – но я не могу. Я бы рада помочь тебе, честно. Но не могу.

Дядюшка Язва разочарованно покачал головой.

– Рано или поздно тебе придётся взглянуть в глаза правде, Малиса, – сказал он. – Ты не создана для жизни обычного подмирского пакостника.

Малиса передёрнула плечами:

– Ма говорит, что ты на всех оказываешь плохое влияние. И ещё она говорит, что «Злобсты никому не помогают, и никто не помогает нам».

– Даже в том случае, когда помочь кому-то – нужное и правильное дело? – спросил дядюшка Язва.

– Особенно в этом случае! – отрезала Малиса. – Извини. Па говорит: «Занимайся своими делами, а остальные пусть занимаются своими. Своя рубашка ближе к телу».

– Но иногда помочь другим – это лучший способ помочь самому себе, – попытался убедить её дядюшка Язва.

– Ну да. А иногда это лучший способ создать себе кучу проблем, – возразила Малиса.

Дядюшка Язва вздохнул и протянул Малисе маленькую чёрную карточку. На одной её стороне было отпечатано:

А на другой:

– Не потеряй, – сказал он. – Это на случай, если ты вдруг передумаешь. Я буду в Подмирье, продолжу расследование.

С этими словами он отступил за ствол дерева и растворился в воздухе.

Малиса вздохнула. Проблема была в том, что она не могла считаться ни полноценным Вершком, как Сет, ни настоящим подмирцем – всё-таки она живая, ну и вообще. Если уж говорить о семье Злобстов, то все они, включая и дядюшку Язву, были скорее междумирцами: иными словами – людьми, наделёнными магическим даром и способными жить как в Подмирье, вместе с привидениями, так и в Верхнем Мире, вместе с обычными людьми. Но при этом, увы, ни в одном мире они не чувствовали себя абсолютно на своём месте: для Подмирья они были слишком живыми, а для Верхнего Мира – слишком пакостными.

Малиса повертела карточку в руках, а потом отбросила в сторону. А что ещё ей оставалось? Не может же она, в самом деле, участвовать в расследовании против своих родителей! Да, конечно, они злобные, испорченные и эгоистичные, но всё-таки они её родители. Уже не в первый раз Малиса чувствовала себя как в западне: с одной стороны, ей хотелось поступать так, чтобы родители были ею довольны, а с другой – она ничего не могла поделать с желанием поступать так, как подсказывало ей сердце. Карточка, кружась, упала на землю. Прикусив губу, Малиса смотрела, как её постепенно засыпает палой листвой, а потом побрела домой, стараясь не думать о пропавших привидениях-дедушках.

4

Не наши проблемы

Когда Малиса вернулась домой, Ма была занята: она мастерила на кухне бомбы-вонючки. Над колбами, которыми был заставлен весь кухонный стол, вились клубы зловонного зелёного дыма. Ма, как обычно, напевала за работой скрипучим голосом страдающей запором банши.

Длинная и тощая, как цапля, Ма казалась ещё выше из-за каблуков-шпилек – таких высоких, что порой её туфли больше напоминали ходули. И ещё она всегда носила бюстгальтер на восемь размеров больше нужного – чтобы прятать драгоценности и безделушки, когда они с Па ходили на свой воровской промысел. От этого платье всегда сидело на ней как-то странно, словно она держала за пазухой пару живых хорьков.

– Видела сейчас в сквере дядю Язву, – бездумно обронила Малиса. История о пропадающих призрачных дедушках всё ещё вертелась у неё в голове.

– Что? – спросила Ма, отвлекаясь от своих бомб. Туго завитые букли пружинками запрыгали вокруг её лица.

Малиса нервно сглотнула.

– Я встретила в сквере дядю Язву, – повторила она. – Он ведёт расследование дела об исчезающих дедушках. – Малиса пристально вглядывалась в лицо Ма, пытаясь уловить в нём признаки вины или догадаться, не знает ли Ма что-нибудь о пропавших привидениях. Но Ма смотрела на неё с таким же кислым выражением, как и всегда.

– Обычное дело! – фыркнула Ма. – Вечно он норовит сунуть свой клюв в любое честное надувательство. Надеюсь, ты сказала ему, чтобы он не тянул лапы, куда не просят! Ишь, доброхот нашёлся!

Ма всегда выглядела так, словно её кто-то непрестанно щиплет. Её неодобрительно сжатые тонкие губы были густо намазаны красной помадой, причём так криво, словно она красилась в машине, скачущей по ухабам. Причём крепко зажмурившись.

– И он просил меня помочь ему с расследованием, – добавила Малиса.

– Помочь?! Послушай, Малиса Патология Злобст… – Малиса знала: если Ма называет её полным именем, значит, без головомойки не обойдётся. – Мы в чужие дела не лезем, ясно? Нам своих хватает. Пусть другие разгребают свои проблемы сами.

– Но ведь привидения куда-то пропадают! – сказала Малиса.

– А нам-то что? – огрызнулась Ма. – Это же не наши привидения! Значит, и проблемы не наши.

В кухню, протирая заспанные глаза, ввалился Па. За ним, как всегда, тянулся рой мух, кружащих над его сальной головой. Па был толстый круглый коротышка; стоя рядом с Ма, он едва доставал макушкой до её преувеличенно огромного бюста. Па считал себя деловым человеком, поэтому и одевался в деловой костюм, хотя пуговицы его пиджака перестали застёгиваться ещё в 1972 году, когда у Па начало быстро расти пузо.

– Из-за чего сыр-бор? – хмуро осведомился он.

Ма упёрла руки в костлявые бёдра:

– Язва, видите ли, попросил Малису помочь ему с расследованием.

Этого было достаточно, чтобы Па мигом так разъярился, что все кухонные привидения дружно юркнули в укрытие за посудным шкафом.

– Помочь?! – взревел Па. – Мы никому не помогаем! Наш дом – наша крепость, а прочее нас не касается! – Грудь его ходила ходуном от надсадного рёва, рубашка с трудом выдерживала напор живота – словно ветхая сеть, в которую попалась раздувшаяся рыба-шар. С потолка посыпались куски штукатурки.

– Вот-вот, я ей так и сказала! – возмущённо вторила ему Ма.

– Не для того мы тебя воспитывали, чтобы ты кому-то ПОМОГАЛА! – Па так бушевал, что даже его бледное одутловатое лицо слегка порозовело. В отличие от Ма, губы у Па были большие и влажные, как у трески, и когда он злился, они начинали дрожать будто сами собой. Сейчас они тоже тряслись, словно студень.

Ма, довольная, что ей удалось довести Па до приступа бешенства, сложила руки на груди и втянула без того впалые щёки:

– Готова поставить два шиллинга, что она всё утро КНИЖКИ почитывала, пока мы с тобой пакостничали на износ!

– Книжки! – гневно бросил Па, словно плюнул. – Книжки! Книги означают чтение, чтение – это образование, а образование – это знания. – Он понизил голос до сиплого шёпота. – Корень всего д-д-д-добра! – Он брезгливо передёрнул плечами и, воздев руки, негодующе простонал: – Где?! Где мы допустили ошибку, когда растили тебя?!

– Делаешь-делаешь для них всё самое худшее – и вот чем они тебе отплачивают, – визгливо всхлипывала Ма, утирая глаза спитым чайным пакетиком.

– Вообще-то книги не такие уж плохие, – попыталась урезонить родителей Малиса. – Они очень интересные! И вы сами наверняка почерпнули бы из них кучу всяких занятных пакостей, если бы читали то, что нужно.

– А самое обидное, – сквозь рыдания выдавила Ма, пошатываясь на своих высоченных шпильках, – что она даже не утруждает себя враньём!

– Вот-вот, с этого всё и начинается! – рявкнул Па. – Сегодня они читают книжки – а завтра уже начинают убирать мусор на улицах! Даже думать об этом тошно! – Его так и затрясло от омерзения.

– Нет, эти её выходки меня просто доконают, – пожаловалась Ма, закатывая глаза и обмахиваясь капустным листом. Потом она перевела взгляд на Малису и прикрикнула: – Ступай отсюда и как следует подумай над своим поведением, юная леди!

– Простите, – пробормотала Малиса, убираясь с кухни.

Она знала, что родители её любят, но они совершенно, совершенно её не понимают. И это очень грустно. Порой Малиса чувствовала себя настолько непохожей на них, что казалась себе посторонней в собственной семье. Для всех она была чужой – и для обычных обитателей квартала Блаженства, и для родных. «Где же тогда моё место?» – грустно размышляла она.

Сейчас, шагая по тёмным коридорам и запущенным комнатам дома, она направлялась к Дедуле. Проходя мимо обветшавшего бального зала, она услышала, как хнычет во сне её сестрёнка. Колыбелькой Антипатии-Розе служила большая железная птичья клетка, подвешенная к потолку на длинной цепи. Дно клетки было щедро застелено стёгаными одеялками и перьевыми подушками, расшитыми мордами гаргулий. Малиса вынула из кармана купленное в зоомагазине вяленое свиное ухо и сунула его между прутьев прямо в горячие липкие ручки Антипатии-Розы. Малышка тут же перестала хныкать и, не просыпаясь, уселась на подушках, потянув свиное ухо в рот.

5

Моль умеет вести себя за столом

По скрипучей винтовой лестнице Малиса карабкалась на чердак. Этот самый чердак поворачивал и изгибался под самыми невозможными углами, повторяя причудливую архитектуру самого дома. Под крышей особняка Злобстов было много разных чердачных помещений, но Дедуля обжил себе каморку, втиснувшуюся между двумя башнями в западном крыле. Ступеньки становились всё уже и уже, и лезть по ним было непросто. Ма и Па и вовсе считали, что подъём на чердак не стоит подобных неудобств – собственно, поэтому Дедуля и предпочёл обосноваться именно там.

На посторонний взгляд, чердак представлял собой просто тёмное, продуваемое сквозняками, захламлённое место, сплошь заставленное пыльными сундуками, кожаными чемоданами, коробками и разрозненными, покрытыми ржавчиной частями старых рыцарских доспехов. Но если пробраться через узкие щели между горами хлама и заглянуть через щелястые перегородки, можно увидеть приятный просвет в этом заросшем паутиной хаосе – чердачное логово Дедули.

Скрипучий дощатый пол здесь покрывал протёртый ковёр, а на стопках книг в кожаных переплётах были удобно пристроены настольные лампы, озарявшие мягким тёплым светом уютный, расчищенный от мусора уголок. Дедуля сидел, откинувшись на спинку слегка поеденного молью каминного кресла и пристроив ноги в дырявых клетчатых тапочках на обитую плюшем низкую скамеечку.

– А вот и ты, мой Утёночек! – обрадовался он, когда Малиса наконец протиснулась между двумя покосившимися гардеробами. – Устраивайся поудобнее.

Перед Дедулей стоял разложенный карточный столик и ещё одно кресло, такое же истерзанное молью. Большинство людей расстраиваются, обнаружив на своих вещах следы пиршества моли, хотя на самом деле им стоило бы гордиться: моль очень капризный едок, и если уж она решила полакомиться вашим креслом, значит, у вас действительно хороший вкус и вы неплохо разбираетесь в качественной мебели.

Моль, населяющая Дедулин чердак, отличалась особым дружелюбием и проявляла недюжинное терпение, когда Малиса принималась упражняться в общении на языке мотыльков. Серебристо-серые бабочки вежливо грызли кресла – моль вообще обладает прекрасными манерами, – а когда Малисе удавалось произнести заклинание без запинки, они бесшумно аплодировали, хлопая друг о друга своими крылышками и осыпая её волосы тонкой мерцающей пыльцой.

Малиса плюхнулась в кресло напротив Дедули и ощутила, что все тревоги и огорчения покидают её. В этом месте она всегда чувствовала себя счастливой.

Малиса протянула Дедуле старую газету, которую притащил Сет. Дедуля жадно схватил её и сунул в кармашек на подлокотнике своего кресла, в котором держал сборник кроссвордов. У Дедули были совершенно белые волосы, перьями лежащие на макушке, слегка всклокоченная, такая же седая борода и самые добрые в мире голубые глаза, в уголках которых собирались морщинки, когда он смеялся. А посмеяться он любил, и ещё как!

– Спасибо, Утёночек, – сказал он. – И поблагодари от меня Сета. Есть всё-таки в этом парнишке что-то необычное. Мне он нравится!

Раз в несколько поколений среди междумирцев рождался кто-нибудь, полностью лишённый гена пакостности. Ветвистое родовое древо Злобстов тоже было запятнано именами тех, кто оказался непригоден для славного дела пакостничества. Остальная семья, разумеется, считала этих несчастных кем-то вроде паршивых овец. Среди них числился Великодуш Злобст – состоятельный землевладелец, в 1392 году имевший глупость позволить своим арендаторам-крестьянам не отдавать ему долю доходов с собранного урожая. Это ли не стыд! А позже, в 1590 году, леди Щедрота Злобст превратила фамильное имение Злобстов в дом призрения для бедняков! Позор семьи, да и только!

Когда Малиса только появилась на свет, Дедуле сразу стало ясно, что малышка, как и он сам, родилась без гена пакостничества. Она не пыталась кусать прохожих, не рвала в клочки библиотечные книги и не отнимала конфеты у других детей. Зато ей нравилось слушать на ночь сказки, собирать картинки-головоломки и… есть ОВОЩИ!

Дедуля мигом разглядел в своей маленькой внучке родственную душу и понял, что этот ребёнок нуждается в совсем ином воспитании, нежели то, которое могли обеспечить ему Ма и Па. Поэтому он взял Малису под своё крыло, показав ей, какими весёлыми и безобидными могут быть розыгрыши и шалости – в конце концов, склонность к хитрости и надувательству всё равно была у неё в крови, – и познакомив с миром книг, полным удивительных чудес. Он учил её быть доброй, даже если мир не всегда отвечает на это взаимностью. Одним словом, Дедуля сделал жизнь этой девочки, которая нигде не могла найти себе места, если не счастливой, то хотя бы сносной. Малиса его просто обожала.

Дедуля бодро потёр свои призрачные руки и вытянул из кармана жилетки очки.

– А теперь, – сказал он, отпихивая в сторону скамеечку для ног и придвигая кресло поближе к столу, – давай-ка сыграем в покер!

– И на что мы будем играть сегодня, Дедуля? – спросила Малиса.

– Если ты выиграешь, – сказал Дедуля, – то получишь мой «Обзор лучших кладбищ». А если выиграю я, то получу тот пакетик с желейными конфетками, который ты прячешь у себя под кроватью.

– Зачем они тебе? Ты ведь даже не можешь их съесть! – рассмеялась Малиса.

– А я и не собираюсь их есть, – ухмыльнулся Дедуля. – Я собираюсь кидаться ими в Па, когда он снова захрапит!

Такими были все проказы Дедули – весёлыми и безобидными, именно такими, какими им и полагается быть. Дедуля был отцом Ма. Он принадлежал к древнему и почтенному роду Шельмоусов, одному из старейших междумирских родов в Британии. Случалось вам когда-нибудь уронить на улице листок бумаги, а потом долго гнаться за ним, пока он как живой ускользает из ваших пальцев всякий раз, когда вы нагибаетесь? Значит, скорее всего, вы стали жертвой розыгрыша кого-нибудь из привидений-Шельмоусов. А не доводилось ли вам ни с того ни с сего вдруг споткнуться на ровном месте? Можете не сомневаться: это парочка давно умерших Шельмоусов натянула поперёк вашего пути невидимую верёвку. В общем, по большей части Шельмоусы хоть и пакостничали, но делали это довольно мило.

Став привидением, Дедуля получил возможность пользоваться любыми видами магии, но пока он был жив, его основным волшебным даром была левитация – совсем как у его младшей внучки Антипатии-Розы. Он пробовал обучить левитации и Малису тоже, но пока что у неё куда лучше получалось падать, чем парить в воздухе.

Дед и внучка принялись за игру в покер. По обыкновению, игровыми фишками им служили высохшие дохлые жуки. Эти жуки валялись по всему дому Злобстов в таком количестве, что было бы просто глупо никак их не использовать. С точки зрения Малисы, это вполне можно было считать переработкой отходов.

За игрой Дедуля рассказывал ей о «старых добрых деньках», а Малиса с удовольствием слушала. И при жизни, и после смерти Дедуля успел повстречать множество интересных людей. Он странствовал по морям Подмирья на кораблях викингов, играл в покер с греческими философами и даже состоял в одном книжном клубе с древними египтянами (которых, кстати, больше всего интересовали книги о кошках). Иногда он рассказывал о своих приключениях вместе с Бабулей, в те времена, когда они ещё не развелись. Малиса с бабушкой почти не виделась: та управляла спа-отелем «Усталый Некромант» в Дремучем Ведьминском Лесу, и девочке было интересно послушать о ней, когда Дедуля был в настроении что-нибудь рассказать.

Бабуля была настоящей ведьмой из старинного ведьминского рода. Дедуля говорил, что Малиса с Бабулей очень похожи: обе обожали всякого рода загадки и тайны, что ведьмам как раз очень свойственно. Дедуля и сам любил хорошие шарады и ребусы, и они с Малисой частенько развлекались, разгадывая их вместе. По словам Дедули, это полезно, чтобы держать мозги в тонусе. А пока твоё сердце на месте, говорил Дедуля, и мозги не притупились, ты вряд ли наделаешь серьёзных ошибок.

Дедуля много времени проводил наедине с собой. Малиса знала, что он нередко мается от одиночества, пока она торчит в школе или по велению родителей пакостничает где-то в квартале, и от этого ей делалось грустно. Вопреки распространённому мнению, привидения очень общительны и просто ОБОЖАЮТ чесать языком. Но поскольку Ма и Па разговаривают только о всевозможных пакостях да о том, как делать их побольше, Дедуля старается избегать их компании.

Малиса выиграла ещё три дохлых жука и добавила их к своей кучке на краю стола.

– Что-то у меня голова кружится, – сказал вдруг Дедуля.

– Пытаешься отвлечь меня, чтобы сжульничать? – хихикнула Малиса. Никто не умел жульничать в карты лучше её деда.

– Не в этот раз Утёночек, – сказал Дедуля. – Как-то странно я себя чувствую. Нехорошо как-то.

Малиса подняла глаза от зажатых в руке карт.

– А что не так? – спросила она, чувствуя, как ей самой становится не по себе.

И вдруг призрачный силуэт Дедули задрожал, расплываясь, потом пропал совсем, а через мгновение возник снова.

– Дедуля? – Малису охватила лёгкая паника. – Что с тобой?

– Меня как будто утягивает куда-то, – сказал Дедуля.

– Утягивает… куда? – спросила Малиса чересчур высоким от испуга голосом.

– Я и сам не знаю! – с удивлением воскликнул Дедуля.

В этот самый миг сквозь доски пола просунулись две руки, ухватили Дедулю за лодыжки, сдёрнули его с кресла и утащили сквозь пол.

6

Даже зубы заныли

– Дедуля! – закричала Малиса. – Она ринулась вниз по ступенькам, ведущим с чердака, и оказалась у подножия винтовой лестницы как раз в тот миг, когда Дедулина голова провалилась сквозь ковёр в коридоре. Малиса устремилась дальше вниз, на предыдущий этаж, потом ещё ниже, и ещё… но каждый раз чуть-чуть опаздывала. – Помогите! – вопила Малиса на бегу. – Скорее! На помощь!

Из комнаты, где вовсю орал телевизор, в коридор вывалился Па и гневно погрозил ей пальцем:

– Сколько раз я должен повторять тебе, юная леди?! МЫ НИКОМУ НЕ ПОМОГАЕМ!

Малиса проскочила мимо, едва не толкнув его, и помчалась дальше вниз, успев увидеть, как скрылись под полом поднятые Дедулины руки.

– Это Дедуля! – прокричала Малиса. – Его похищают!

– Что-о-о-о?! – тут же взревел Па. И потопал вслед за Малисой, тяжело переваливаясь под весом своего необъятного пуза.

В конце концов Малиса оказалась в подвале. Дедуля по пояс торчал из каменных плит, которыми был вымощен подвальный пол. Малиса со всех ног кинулась к нему, чтобы успеть схватить его за руки… Но её пальцы схватили лишь воздух: привидения слишком бесплотны, чтобы их можно было удержать.

– Дедуля! – отчаянно выкрикнула Малиса, беспомощно глядя, как её призрачный дед медленно исчезает под плитами. – Скажи, что мне делать!

– ПОМОГИ! – донёсся до неё бестелесный Дедулин голос.

– Дедуля! – снова позвала Малиса сквозь пол. – Дедуля?

Но на этот раз ей уже никто не ответил. Дедуля исчез.

Шумно пыхтя, ругаясь и потея, по подвальной лестнице приковылял Па.

– Ну?! – чуть отдышавшись, рыкнул он. – Куда он подевался?

Малиса только пожала плечами, до сих пор не веря тому, что случилось. Она просто не знала, что думать. Голова у неё шла кругом, мысли мешались. Кто мог похитить Дедулю? И зачем? И куда его утащили? Все эти вопросы гудели у неё в голове как рой пчёл, а внутри всё сжималось от тревоги.

– Я не знаю, – негромко ответила она Па. – Его нет. Мне кажется, он просто исчез.

– Тогда сделай что-нибудь, чтобы он появился обратно, слышишь?! – взревел Па.

От этого его рёва в голове Малисы будто что-то щёлкнуло и встало на место. Беспорядочное кружение мыслей прекратилось, и к ней снова вернулось чувство реальности. Да, её смятение и страх от случившегося никуда не делись, но, по крайней мере, она снова обрела способность ясно соображать. И теперь она знала, что нужно делать. Она должна отыскать Дедулю. И она точно знала, кто может ей в этом помочь.