Не трогай нас
Размер шрифта: 13
© 24
1
Из прежних книг
«Этот снимок смазанный знаком…»
- Этот снимок смазанный знаком:
- на скамейке, с будущим в обнимку,
- на скамейке поздно вечерком,
- примеряя шапку-невидимку.
- Незаметно, боком проберусь
- по земле, где вытоптаны виды.
- Вот страна, снимающая груз
- будущей истории. Мы квиты.
- Вся земля пустилась наутек.
- Как теперь опомниться, собраться.
- Помело поганое метет,
- и лишай стрижет под новобранца.
- Беженцы нагнали беглеца.
- Все смешалось в панике обозной.
- И колышет мягкие сердца
- общий страх: бежать, пока не поздно.
«Вот она, Москва-красавица…»
- Вот она, Москва-красавица, —
- постоянный фейерверк.
- Поглядите, как бросается
- белый низ на черный верх.
- Дайте нам, у нас каникулы,
- конфетти и серпантин.
- Остальное, что накликали,
- даже видеть не хотим.
- Ожидания доверчиво
- в новостях передают.
- Всем привет от фейерверкщика,
- а от сменщика – салют.
- Как бы вытащить из ящика
- с говорящей головой
- не того, впередсмотрящего
- на тебя, как часовой —
- словно ты шпана советская
- или крайний инвалид.
- Он о том, что время детское,
- по-немецки говорит.
- Время – голову не высуни.
- И уходят в дальний путь
- дети, загнанные крысами.
- Им вода уже по грудь.
«Сон идет за человеком…»
- Сон идет за человеком,
- изведенным в никуда,
- словно талая вода
- вперемешку с темным снегом.
- Их когда-то сдали в хлам —
- всех увечных, безголосых,
- что на остров Валаам
- укатились на колесах,
- на подбитых костылях,
- на подкованных дощечках,
- в черных сгинули полях,
- потонули в черных речках.
- Вот и в памяти черно.
- На пиру у людоедов
- сладко хлебное вино.
- И живи, его отведав.
Два голоса
- – Что у тебя с лицом?
- Нет на тебе лица,
- выглядишь беглецом.
- – Топкая здесь земля.
- Тонок ее настил.
- Долог ее отлив.
- Быть не хватает сил,
- жабрами шевеля.
- – Вот объявился тать,
- командир этих мест.
- Что ни увидит, съест.
- Нечего ему дать.
- Всех коров извели.
- Зверя сдали на вес.
- Множатся стригали,
- но никаких овец.
- – Да, но еще вдали
- множатся голоса
- выброшенных с земли,
- стертых с ее лица.
- В камни обращены.
- Гонит воздушный ключ
- запахи нищеты.
- Камень еще горюч.
- – Время-то на износ.
- Времени-то в обрез.
- Что бы ни началось,
- некогда ставить крест.
- Выбери шаг держать,
- голову не клонить,
- жаловаться не сметь.
- Выбери жизнь, не смерть.
- Жизнь, и еще не вся.
- Жаловаться нельзя.
«Сажа бела, сколько б ни очерняли…»
- Сажа бела, сколько б ни очерняли.
- Чей-то червивый голос нудит: «Исчезни!
- Если земля, то заодно с червями».
- Есть, что ему ответить, да много чести.
- Эта земля, впитавшая столько молний,
- долго на нас глядела, не нагляделась —
- не разглядела: что за народ неполный,
- вроде живое, а с виду окаменелость.
- Так и бывает, свет не проходит в щели;
- есть кто живой, доподлинно неизвестно.
- И по ступеням вниз на огонь в пещере
- тихо идет за нами хранитель места.
- То-то родные ветры свистят как сабли,
- небо снижается, воздух наполнен слухом,
- чтобы певцы и ратники не ослабли,
- чтобы ночные стражи не пали духом.
«Дом, где словно стена пробита…»
- Дом, где словно стена пробита.
- Дверь запирается так, для вида.
- Все качается, не пролей.
- Все ж таки надо держать правей,
- если в мозгах пляска святого Витта.
- Только шурум-бурум да шахсей-вахсей
- и ни других гостей,
- ни других новостей.
- Мозг посылает одни депеши,
- как заведенный, одни и те же
- в адрес всей этой нечисти. Власти всей.
- Это из воздуха на дворе,
- полном политики словно гари,
- передается: тире – тире
- а произносится: твари – твари
«Слово на ветер; не оживет, пока…»
- Слово на ветер; не оживет, пока
- в долгом дыхании не прорастет зерно.
- Скажешь зима – и все снегами занесено.
- Скажешь война – и угадаешь наверняка.
- Не говори так, ты же не гробовщик.
- Время лечит. Дальняя цель молчит.
- Но слово зá слово стягивается петля;
- все от него, от большого, видать, ума.
- Скоро заглянешь зá угол – там зима.
- Выдвинешь нижний ящик – а там земля.
«Нравится нет это не мой выбор…»
- Нравится нет это не мой выбор
- Кто бы не выплыл если такой выпал
- кто бы ушел к водорослям и рыбам
- по берегам освобождая место
- новому зверю имя его известно
- Это под ним это в его лапах
- мир где пинают гордых и топчут слабых
- В каждой щели слышен его запах
- В нашей воде он обмывал копыта
- В нашей еде клочья его меха
- На волосах споры его вида
- Но из живых каждый ему помеха
- кто не ушел или яму себе не вырыл
- Я ж говорю это не мой выбор
«Если настанет время назвать виновных…»
- Если настанет время назвать виновных,
- будет ли в общем списке еще и этот
- мелкий служитель ада из нечиновных
- выделен полным сроком в стальных браслетах?
- Это же он первый из тех, кто издали
- из оголтелых толп набирает фронт
- и говорит, что голодных накормят выстрелы —
- сразу платок накинут на лишний рот.
- Это его криками заполошными
- из глубины вызванные, из тьмы,
- бедную землю, где обитаем мы,
- демоны топчут каменными подошвами.
Далее везде
- Раз легли под дырокол вот такие вести,
- заместитель и нарком обсуждали вместе:
- пики или крести (крики или песни),
- или в общей яме уложить слоями —
- все решать на месте.
- Опер пробует перо, отряхает китель.
- Санаторное ситро пьет осведомитель.
- Кто сморкался, кто курил, много было смеху.
- Председатель говорил, что ему не к спеху.
- В санаторной конуре шаткие ступени,
- как ремни при кобуре новые скрипели.
- Запечатано письмо штатным доброхотом.
- На платформе Косино ягода с походом.
- После станции Панки все леса в коросте.
- В лес ходили грибники, собирали грузди.
- Но уже выходит срок: дорогие гости
- снаряжают воронок ехать от Черусти.
- ………………
- Зелень снова молода.
- Проросла грибница.
- Но земля уже не та,
- с ней не породниться.
- И в краю далеком
- под Владивостоком
- не поставить свечку
- за Вторую речку.
«Пересыпано песком захолустье…»
- Пересыпано песком захолустье,
- тем и дорого, что так безотрадно;
- тем и памятно, что если отпустит,
- то уже не принимает обратно.
- Там живущее – родня светотени,
- в изменениях своих недоступно,
- потому и не бежит совпадений
- как единственной природы поступка.
- Нестяжание его тем и пусто,
- что усилие никак не дается.
- Но какое-то стеклянное чувство
- появляется, вот-вот разобьется.
«Эта местность, сколько б ни светилась…»
- Эта местность, сколько б ни светилась,
- как в песке налипшая слюда,
- есть еще неснятая судимость,
- что в тени осталась навсегда.
- И на слух чем тише, тем безмерней,
- ветром разнесен по сторонам
- голос умирающих губерний,
- пение, оставленное нам.
2
«Или мир был добрей…»
- Или мир был добрей?
- Но всегда пробирало ознобом
- от его доброты. У дверей
- оказаться б на выходе новом
- да бежать поскорей.
- Настоящее видишь из прошлого.
- Но сегодня в другом измерении
- открывается карта дорожная,
- объявляется новое зрение.
- Где Европа моя, где Америка —
- вся подробная их машинерия,
- опыт, сложенный, как палиндром?
- Я смотрю изнутри недоверия:
- возмещение или урон?
- Я смотрю изнутри муравейника.
«Вот одна большая идет зима…»
- Вот одна большая идет зима,
- а за ней другая, не лучше той.
- И хозяин льна, господин зерна
- говорит про тяжелые времена
- прямо-таки с хозяйственной прямотой.
- Говорит, что и всходы за рядом ряд
- на удачу выросли, вкривь и вкось,
- словно сонный сеятель наугад
- там зерно разбрасывал, как пришлось.
- Этот мир, дичающий на глазах,
- берегли наша кротость и наша злость.
- На домашних взвешивали весах,
- что осталось и что нам не удалось.
- Берегли как одежду на каждый день,
- как одно обещание на устах.
- Потому всегда уходили в тень.
- Нелегко нас в темных искать местах.
- Мы природный слух
- Мы одно из двух
- на краю пустом
- (объясню потом)
- Мы подземный пласт
- Мы болотный газ
- Мы древесный уголь
- Не трогай нас
«Ту бумагу, что завелась на каждого…»
- Ту бумагу, что завелась на каждого,
- не прочесть ни издали, ни вблизи —
- чересчур несет от листа бумажного,
- как от тех, кто все извалял в грязи.
- Мы бывали в тысячах – вышли сотнями
- одиночных призванных голосов,
- чтобы стать охотничьими угодьями
- для бескрайних свор беспородных псов.
- Погляди на сход чепухи и грязи —
- не мечталось так никакому штази.
- И ему еще не видать концов.
- Сколько темных видели превращений
- одного в другое. И что теперь?
- Те всегда могли проходить сквозь щели,
- а теперь мы им сами открыли дверь.
«Вот и опять над кремлевской стеной…»
- Вот и опять над кремлевской стеной
- ночь ожидает сигнала.
- И обращается свет соляной
- в тусклую желть Арсенала.
- Время со мной говорит в мегафон.
- Носится говор кромешный
- и, опускаясь, как черный грифон,
- низко парит над Манежной.
«Фотоснимки, сложенные в стопки…»
- Фотоснимки, сложенные в стопки,
- память с именами на слуху.
- Не пригодный даже для растопки
- опыт, превратившийся в труху.
- Комментарий, мелкие курсивы.
- Матрицы некрепкие клешни.
- И души медлительные силы —
Продолжить чтение