В прощальном письме пятнадцать запятых

Привет.

Я понятия не имею, как начать это письмо. Да и не уверена, что кто-то вообще имеет понятие. Просто, хочу, чтобы ты знал, ближайшее время нам обоим придётся делать то, что мы терпеть не можем: мне – писать, тебе – читать.

Пред тобой длинное письмо. Столько страниц с событиями, каждое из которых есть и в твоей голове. В них пять лет нашей дружбы, нашего братства, нашего товарищества. Здесь же счастье, здесь же боль. Когда для тебя, когда для меня.

И, представляешь, я сажусь сейчас писать это письмо, потому что в одночасье все впечатления за пять лет сошли на нет. Ты и я… Наша дружба… Она перестала значить хоть что-то, будто её никогда и не было, и будто мне никогда нечем было дорожить.

И я хочу вновь повторить: я тоже не беленькая и пушистая, но…

НО.

Всё своё негодование, будь добр, высказывай в своём письме, которое я никогда не прочту, да, и тем более, никогда не получу.

Пять лет дружбы превратились в пятнадцать событий, разделённых пятнадцатью запятыми. Тебе придётся прочесть каждую, или вытерпеть. Тебе решать.

И, просто знай, когда ты получишь это письмо с моих рук – это будет последний раз, когда ты вообще будешь видеть меня.

Прочитай и скажи «прощай»!

Мои пять лет дружбы-терпения подошли к концу.

Никогда не твоя Арьяна.

Запятая 1

Порой мне кажется, что я долбанулась, когда с чего-то решила, что ты хороший. Ведь, я никогда не шла против своего первого впечатления, ибо оно почти всегда оказывалось верным.

Так получилось и в этот раз.

Ты был новеньким. Пришёл к нам в седьмом классе. Я напоминаю это, потому что знаю, что твоя голова дырявая, и ты, вероятно, всё забыл.

На линейке ты не присутствовал, ведь считал, что это крайне глупо тусоваться в огромной и душной толпе, чтобы слушать бессмысленные речи директора и приглашённых гостей, которые рассказывают снова и снова о том, что школа сделала за тот промежуток времени, пока дети отсутствовали.

И ты прав. Никому нет дела до вновь покрашенных стен или новых красивых штор, зато девочкам, вроде Милы, есть дело до красивых фоток, которые потом можно выложить во Вконтакте и Инстаграм1.

– А ещё вот так! – она встала в новую позу, среди сотни уже минувших, поднеся цветы к носу, словно вдыхает их аромат.

Фоток на её фотоаппарате накопилось уже, кажется, с миллион. Стоя возле этого красивого стенда, с надписью нашей школы, моя дорогая подружка успела встать уже во все возможные позы.

Честно говоря, у меня никак не получалось понять, зачем ей столько фотографий, если, в итоге, она скажет, что всё недостаточно хорошо и попросту не воспользуется ни одной. Так получилось с прошлым первым сентября, и оттого происходящее сейчас бесило меня настолько сильно, насколько только могло.

Мимо проходила Уля и мгновенно Мила нашла ещё одно фото, которое ей хочется сделать.

– Ульяна! – выкрикнула она и, подозвав её пальчиком, приобняла девушку за плечо. – Давай ещё так!

Всем своим лицом я пыталась показать, что мне не очень по душе нынешнее, но моя подруга мастерски делала вид, что не видит плотно сжатые челюсти и злобно нахмуренные брови.

Девочки встали в позу, и в ещё одну, потом вновь друг друга приобняли, а я чувствовала себя фотографом, готовым разбить фотоаппарат, причём, возможно, об голову одной из них. Мне нет возможности быть запечатлённой на этой плёнке, и проблема не в том, что я уж очень страшная или что Мила не рада меня сфотографировать. Нет.

Просто я сама не люблю объективы, и они не очень любят меня. Любая фотография со мной смотрится не очень, хоть Мила и пытается постоянно меня убедить в том, что всё в порядке, чтобы у неё имелась возможность запостить картинку. Но, к её большому сожалению, я прекрасно знаю, что мой образ не так красив, как она его описывает. Оттого такие задумки накрываются медным тазом.

Просто напоминаю тебе, отчего ты в своё время меня излечил.

Когда же наконец нашей милейшей старосте надоело вставать в позы, она преподнесла нам новость:

– Новенького видели?

– Нет, а ты? – заинтересованно поинтересовалась Мила.

– Да. В классе сидит пока что, – Уля смеялась и радостно улыбалась, а её щёчки покрылись румянцем. – Такой красавчик.

Ох да, так получается, что я буквально рассказываю всё о том, как мои дражайшие одноклассницы тебя встретили. Ну, да и будет так. Теперь знай: они сразу были готовы начать борьбу за тебя.

– Да ты что?! – довольно воскликнула моя любимая подруга, игриво крутя прядь своих черных волос на пальчике.

– О, драка намечается, – произнесла я без какого-либо интереса, протянув своей подруге её фотоаппарат. – Только волосы друг другу не выдирайте за парня.

– Больно надо! – обиженно вымолвила Уля, но, стоило мне только развернуться, как девочки зашептались. – Очень красивый, потом сама увидишь!

– Хорошо, – ответила Мила, засмеявшись.

После этого Уля скрылась с наших глаз, отправившись в класс, а мы поплелась в зал достаивать ещё полчаса очень скучной линейки. Я чувствовала только то, как мои ноги постепенно начинают болеть от туфель, которые заставила надеть мама, ибо, проходив всё лето в кроссовках, вновь надевать что-то хоть с небольшим наклоном оказалась крайне больно.

А вот Мила…

О. Эта девчонка горела от желания впервые встретиться с тобой. Ей прям хотелось себе красивого парня, как из американского сериала, и тут до неё доходит новость, что новенький именно такой.

Спойлер два: я не строила надежд, но я разочаровалась.

Поднявшись по лестнице, мне встретилась знакомая дверь, знакомая доска и любимая парта, за которую мы поспешили приземлиться. Ведь, ты знаешь, седьмой класс – это драки за передние парты. Чёрт знает, кто придумал эту традицию, ибо, вспомнив, как мы с тобой буквально воевали за последнюю парту в десятом, я откровенно перестаю понимать свою тогдашнюю логику.

Поэтому, да, зайдя в класс, я даже тебя не заметила. Наверное, от того, что в отличие от некоторых, не хотела действительно тебя встретить.

Но, видимо, именно тогда зрение Милы пошло под откос, ибо она так тебя и не увидела.

Расстроенная она села рядом со мной, положила букет своих цветов на стол и повернулась в сторону преподавателя. Тогда сидящая пред нами Уля (как совпало то прекрасно! (Нет)) пикнула в сторону моей подруги, которая мгновенно посмотрела на неё, а потом и на тебя, потому что чей-то пальчик ей указал.

Даже тогда, я тебя не увидела, потому что передо мной встали кое-чьи тёмные кудри, чья обладательница с счастьем и восхищением рассматривала тебя.

– Мила, – позвала её я, раздражаясь с каждой секундой всё больше.

– Он правда красивый, – произнесла она, вновь развернувшись ко мне.

– Вау! – вымолвила я. – Мне правда не интересно!

Тогда она хмыкнула и продолжила слушать разговоры нашей классной руководительницы, очень часто косясь в твою сторону.

– Всё-таки, он очень красивый, – повторила она с десятый раз и я почувствовала, как волна раздражения проходит по всему моему телу.

– Мила, – мягко позвала её я, и, как только она обернулась на меня, показала ей свои привычные два фака, – Иди к чёрту со своим красавчиком.

Её негодованию не было предела. Она обиженно сложила руки на груди, надула губы бантиком и замолкла, продолжая изредка глядеть на тебя.

Где-то в середине речи нашей классной руководительницы, тебя подозвали к доске, чтобы представиться.

Тут я встретила напрямую твою моську. Такую типичную выверенную, аккуратную, но так и повествующую о наглости и напыщенности, имеющейся в твоём нраве. Эгоистичное самолюбие изливалось из тебя чуть ли не фонтаном и совсем не смело зваться «шоколадным».

Скорее, гавенным.

Мне сразу стало понятно, что мы не подружимся, что не будем общаться, и ты, скорее всего, будешь тем, кого я буду искренне ненавидеть до такой степени, что зубы раскрошатся от единичного упоминания о твоём существовании.

А Мила поняла, что её мечта близка к ней, как никогда.

– Меня зовут Герман. Я – профессиональный певец, спортсмен, занимающийся вот уже девять лет борьбой. В своей школе я являлся небольшой знаменитостью и часто проводил разные мероприятия. Надеюсь, что мы подружимся.

Ты чувствуешь? Чувствуешь?!

От тебя воняло смазливостью, от каждого твоего слова им благоухало. Ты грезился куколкой с красивой мордочкой, которая активно пыталась сама себя продать. Этакий Кен, который даже не коллекционный, а самый обычный.

Хотя, ты со своими деньгами и коллекционированием платиновых2 изданий и не видел то такого блондина никогда.

Но, к счастью, в тот момент у меня ютились абсолютно другие мысли, которые я чуть позже тебе выскажу и буду потом высказывать ещё много раз, потому что, клянусь, этот хохолок из твоих волос, висящий, как у петуха, сейчас так же убого смотрится, как и тогда.

После этого ты вернулся на место, а преподавательница продолжила рассказывать о предстоящих на данный год мероприятиях.

– В конце сентября у нас танцевальный конкурс, и, я надеюсь, что наш класс поставит что-то невероятное. Так ведь, Арьяна? – обратилась она именно ко мне.

Честно, я даже не услышала её слов и поняла, что происходит, только когда Мила заботливо стукнула меня по руке. Обращение ко мне, как к главному танцору, я внимала крайне долго, но, в конце концов, обработала информацию своим мозгом размером с грецкий орех. Тогда я закивала, и, обрадовавшись, что от меня, наконец, отстали, вернулась к своему безделью.

После моей реплики послышались смешки, и, о, какая неожиданность, отходили они с твоей парты. Сейчас я понимаю, что тогда дуться на тебя было просто глупо – ты мог смеяться над чем угодно, но точно не над о мной. Ведь, как показал последующий опыт, ты меня не заметил.

А, как показывает ещё более дальнейший опыт, ты меня презирал.

С того дня всё так и повелось: ты бесил меня, я бесила тебя.

М-да.

Именно поэтому ты сейчас читаешь историю нашей дружбы.

Запятая 2

Вторая неделя сентября, конкурс совсем рядом, наша команда собрана и вовсю готовится к предстоящему мероприятию, но…

– Что значит «сломал ногу»?! – злобно воскликнула я, когда Уля подошла ко мне с плохими известиями.

– У этой фразы лишь одно значение, – смущаясь, ответила она.

Ярость и гнев бушевали внутри меня, сжигая напрочь всякую адекватность и добрые мысли. До конкурса меньше недели, а у нас нет одного из лидирующих танцоров. Моя дражайшая Мила осталась без партнёра, а у меня совсем нет возможности найти кого-то другого.

Но, к моему горю, этот чудесный одуванчик сама предложила идею.

– Герман? – мягко спросила она, когда я лежала в полном отчаяние на парте.

На секунду подняв голову, я посмотрела в твою сторону. На этот куриный хохолок из золотистых локонов, на твоё нежное и смазливое личико и мигом отказалась от этой идеи.

– Но почему «нет»?! – поинтересовалась она, словно за те недели, когда я всячески игнорировала все её высказывания в твою сторону, она так и не сумела понять, что меня раздражаешь ты и всякий интерес с её стороны к твоей персоне.

– Потому что цыплёнка проще научить танцевать, чем этого самодовольного петуха!

Спойлер: действительно проще. Я сумела научить цыплёнка двигаться в ритм, гораздо быстрее, чем тебя.

– Я, всё же, пойду спрошу, – заявила Мила, вскочив с места и отправившись к тебе за парту.

Игнорировать мои слова и мою значимость, как видишь, для неё считалось нормальным действом ещё в далёком начале нашей дружбы.

К её большому счастью, ты сидел в одиночестве, что-то вытворяя в своём телефоне. Она мило и кокетливо поинтересовалась у тебя какими-то бессмысленными вещами: о друзьях, о погоде, об учёбе. Мягко искала почву, куда со всей силы вонзит лопату, а потом действительно совершила этот жёсткий удар.

Но, что удивительно, ты не отказался. Отчего-то ты решился поучаствовать в этом странном мероприятии. Естественно, Мила потом преподнесла мне твоё согласие, как момент её абсолютного счастья. Ты согласился танцевать именно с ней и тут тебя нельзя обругать или наказать. Девушкой она была и является невероятно красивой. В отличие от моих волос, её каштановые локоны нежные и никогда не запутываются, сами по себе, без помощи завивок и бигудей формируясь в очень привлекательные кудри, мягкие черты лица, красивые, словно бездонные, зелёные глаза. Она действительно миловидна настолько, насколько это только возможно с её ростом. Это – моя любимая девочка полторашка, какой стоило бы существовать на обложке журнала, и…

Зачем я тебе это объясняю?! Ты всё видел и знаешь сам.

Пусть к нам и добавился один член команды, я считала происходящее просто отвратительной идеей. Ты – певец и выпендрежник, оттого убеждённость в том, что ты будешь, хотя бы, неплохим танцором, оказывалась крайне мала.

Что же сказать… Я не ошиблась.

Оставшись после уроков, мы все прошли в спортзал, где, с помощью телефона Ули, включили музыку и повторили то, что уже выучили. Стоило нам только завершить движения, так я сразу обернулась и, увидев твоё лицо, невольно посмеялась. Казалось, что у тебя глаза сейчас вылезут из орбит, и ты не сможешь даже встать на своё место.

Я действительно была уверенна, что ты признаешь свою несостоятельность, заявишь, что тебе попросту страхово пытаться повторить этот танец за нами, ведь у тебя не так много времени, чтобы выучить все детали. Но, к моему удивлению, вместо того, чтобы произнести именно это, ты сказал:

– Кто вам это поставил?!

Ты решил выпендриваться и строить из себя знающего и разбирающегося в подобном деле человека.

– Я, – гордо ответила я, скрестив руки на груди. – Что-то не устраивает?

– Слабовато, – изрёк ты.

Мысленно я показала тебе не два фака, а с миллион, и послала на все буквы русского и португальского алфавита.

Как же сильно мне внезапно захотелось тебе вмазать и, судя по всему, почувствовав это, Мила встала пред о мной.

– Это очень сильный танец, – защищая меня, произнесла она. – В нём куча деталей, а ещё мы все попадаем в движения. Это дорогого стоит.

– Хорошо, как скажешь, – молвил ты, поправляя свой куриный хохолок (да я буду про него шутить. Много и долго). – Куда мне вставать?

Буквально пальцем я указала тебе на позицию рядом с Милой во втором ряду, но ты меня не заметил. Это, вроде, называется «качественно проигнорил». Зато моя подруга, по душевной доброте, тебя буквально за ручку привела к нужному месту.

– Так, ещё раз.

Я начала показывать новое движение рук в продолжении нашего танца. Ребята повторяли за мной, и, чаще всего, у них всё получалось прекрасно.

Но ты был ограничен в этом. Тебе не давались изящно даже обычные подтягивания рук вверх, не то что длительные проходы с быстрыми шагами. Будем честны, ты попросту являлся деревом, не умеющим делать что-то подобное.

– Прости, как там тебя? – обратился ты ко мне, когда в очередной раз у тебя что-то не получилось.

– Арьяна, – пояснила я за своё имя.

– Арьяна, – мягко произнёс ты, стараясь подобрать слова, – Не могла бы ты объяснять всё более понятно и толково? Чтобы всем людям стало понятно?

Вдох-выдох.

– Всем людям всё понятно, – ответила я, вновь скрестив руки на груди. – А вот, если ты – не человек, это, абсолютно точно, твои проблемы.

– Арьяна! – прошипела злобно Уля.

Старосте явно было не очень приятно, что в коллективе, дружном и сильном до твоего прихода, произошёл такой неприятный разлад. И, пусть она прекрасно понимала, что ты тащишь нас вниз, ты также являлся тем самым человеком, против которого она бы никогда не пошла. Всё же, ей, как и Миле, очень хотелось тебе понравиться.

– Если тебе не нравится моё нахождение здесь, то я могу уйти, – выпалил мигом ты.

– Нет! – буквально вцепившись в твою руку, пропищала Мила. – Она так шутит!

На меня посмотрела пара зелёных и злобных глаз, от каких я невольно развернулась и сжала губы.

Твой ной на меня, удивительно, но немного подействовал, и я начала объяснять всё гораздо медленнее. Танцующий рядом Сергей старательно прятал свою сердитость, но, увы, его злобный оскал замечался даже невооружённым глазом. Уже со второго раза он повторял все мои движения идеально, но ему приходилось делать их снова и снова, лишь бы ты сумел всё понять. Оттого, естественно, его несдерживаемая, сочившаяся из всех мест злоба к концу занятия была мне понятна.

– Может, с ним Мила отдельно позанимается? – выпалил он, забирая свою сумку.

– Она занята, – сообщила я. – У неё курсы английского и немецкого.

– Я так понимаю, он сейчас на них её проводит? – спросил он, указав на идущую впереди нас парочку, тебя и моей лучшей подруги.

– Наверное, – ответила я.

Я прекрасно знала расписание своей подруги и точно знала, что её языковые курсы никак нельзя сдвинуть или отменить. У неё попросту не имелось возможности с тобой заниматься отдельно.

Оттого на следующем занятии, спустя целый день злобных комментариев со стороны Милы, я пришла к самому неприятному для себя решению.

– Герман! – какое же ужасное имя. – Можешь остаться ещё? – старалась я говорить, как можно спокойнее.

Все уже покинули зал, и у нас была прекрасная возможность выучить всё, пока школа не закрылась.

– Чтобы мы с тобой смогли выучить все движения?

– По-твоему у меня действительно есть на это время? – нагло выдавил из себя ты и твой куриный хохолок. – В отличие от некоторых у меня дел много…

По твоему мнению, только ты важен и только у тебя имеются задания к выполнению. В то время, как мне нужно было к пяти часам забрать младшую сестрёнку из садика и приготовить ужин до прихода мамы. Но, нет. В начале нашей дружбы ты действительно не зрел чужих деяний и не мог разглядеть хоть что-то дальше своего собственного вздёрнутого наверх гордого носика.

Петушара.

– У меня тоже проблем хватает, знаешь ли, – гордо и раздражённо заявила я. – Но я готовила этот номер три недели и мне совсем не хочется, чтобы из-за тебя всё пошло под откос.

– Я не хотел в этом участвовать!

– Тогда зачем согласился?!

Мой вопрос откровенно застал тебя врасплох. Причина, конечно, понятна, как пять копеек – Мила.

Но это не отменяло того факта, что, невзирая на то, кто привёл тебя в это место, ты пришёл в мою команду.

– Ты уже согласился! У нас нет времени ставить кого-то другого! – продолжила я. – Будь такая возможность, мы бы сменили твои кривые ноги на чьи-то, чьи умеют плясать…

– Кривые ноги?! – обиженно вымолвил ты.

– А как называется твоя абсолютная неспособность двигать ими адекватно? – начала я негативную тираду. – Ладно не под музыку! Просто, как человек, а не как курица или неуклюжий аист!

– Ну я хотя бы не выгляжу, как пацан сзади!

Обидно, но точно никак не относится к причине нашей ссоры. Да, и тем более, кто только не пытался меня так обидеть.

– Это вообще к чему? – прикрыв глаза, непонимающее спросила я.

– К комментариям о твоей внешности! – выкрикнул ты, будто действительно посчитал эту фразу подходящей.

– Мы говорим не о внешности! Мы говорим о способностях! – выдавила из себя я, сжимая руки на груди всё сильнее и сильнее.

– Да ты что?! – раздражённо сказал ты, тряся своей чёлкой. – Готов поспорить, что ты не умеешь, к примеру, драться или петь! К слову о способностях!

– Не умею, но и ты не умеешь делать «мельницу»! – придумала я на ход самое тяжёлое движение.

– А, спорим, научусь! За неделю!

В этот момент, ты буквально подкинул мне ниточку, за которую мне попросту было удобно ухватиться. Ты сам подкинул мне решение задачи.

И, очень странно признавать, но на том, на чём выползла я в тот момент, держалась наша дружба.

– Давай поспорим! – я сделала несколько шагов к тебе, так, что нас разделяло всего ничего.

Мне хотелось, чтобы ты видел мои решительные огоньки в глазах, которые, без сомнения, там крутились.

– Ты за неделю, по видео, которое мы сейчас отснимем, и по часу занятий во вторник и четверг, которые я проведу с тобой, выучишь два нужных танца!

– А что мне будет за это? – заинтригованно спросил ты.

– Что будет мне, ведь выиграю я! – произнесла я, полностью рассчитывая на свою победу. – Если ты не выучишь танец и опозоришь нас на конкурсе, то тогда с тебя десять плиток моего любимого шоколада!

К слову, его средняя стоимость достаточно велика для подростка. Покупали мне его только на новый год, ибо в остальное время поедать шоколад за двести рублей, сравнивалось с ежедневным угощением запретного яблока эдемского сада.

– А, если я всё выучу, то ты при всём классе заявишь, что я восхитительный, чудесный, умный и просто самый лучший парень вашего класса, – надменно говорил ты, приблизившись вплотную ко мне.

– Тебе очень хочется этих дешёвых пантов? – непонимающе поинтересовалась я.

– Мне просто нравятся такие кадры из фильмов.

Да, объяснение неплохое. По крайней мере, подходящее твоей натуре. Смазливому парнишке.

На том и, пожав друг другу ладони, мы заключили наш самый первый спор.

– Начинаем? – произнесла я, подойдя к телефону и найдя нужную песню.

Первый раз танец был исполнен для того, чтобы ты запечатлел его на камеру для дальнейшего повторения дома, а потом началась адская нервотрёпка. Порой мне приходилось самой двигать твои руки и ноги, а иногда даже поворачивать голову. В танцах ты был ужасен, как ни в чём другом. Откровенная доска с абсолютно неподвижным телом.

Иногда я специально ставила тебя или располагала твои руки в самых сложных и невозможных позах, чтобы ты мучился и страдал, но вскоре ты распознал мой обман, и в ответ начал при любом удобном случае ставить щелбаны.

Но, к моему удивлению, на следующем занятии ты двигался действительно гораздо лучше и даже, кажется, это начало выглядеть красиво. Стыдно признаться, но брал ты своим супер самоуверенным и супер подвижным лицом. На нём, наверное, двигалась каждая мышца, а ещё у тебя имелась поразительная, притягивающая к себе улыбка. Это спасало большинство твоих движений, и оттого я надеялась, что нам хотя бы дадут утешительный приз за актёрское мастерство.

В день назначенного конкурса, я не сомневалась в том, что мы победим. Последняя репетиция показала, что ты на славу постарался, чтобы курица, сидящая в тебе, очутилась в изгнании.

Надев белые футболки, кроссовки и джинсы мы направились в спортзал для проведения соревнований.

– Кто выбрал эту форму? – недовольно хмыкнул ты, сглаживая свою одежонку.

Она выводила на внимательное рассмотрение твои красивые плечи, сложенное тело, но абсолютно не сочеталась с твоими волосами. Этот немного желтоватый оттенок будто портил её.

– Я, – сказала я в ответ, встав также, как и на первой репетиции, скрестив руки.

– Просто ужасно, – выдавил ты. – Почему ты выбрала это?

– Это стандартный образ, – добавила я и направила взгляд на площадку, где уже заиграла музыка и начались соревнования.

– Тебе не идут стандартные образы. С твоим лицом такое не смотрится.

Мне никогда не хотелось знать, к чему была сказана эта фраза. Оскорбление какой-то детали моей внешности меня никогда особо не обижало, особенно учитывая то, что меня до сих пор каждый второй парень старается назвать «Арий». Для них я – никак не девчонка, а, скорее, мужик с длинными волосиками. Да и, будем честны, если бы я попросту надела толстовку и капюшон, то никто бы однозначно не смог назвать меня слабым полом.

К твоему счастью, то соревнование мы выиграли. Наш первый спор проиграла я. Так как, абсолютно никто не знал о нашей договорённости, в том числе, и моя лучшая подруга, практически не болтающая со мной с момента наезда на тебя, абсолютно для всех стало шоком мои публичное выступление в классе.

На перемене я встала у доски и громко, ораторским тоном, начала говорить:

– Прошу внимания! – кричала я. – Я сейчас стою здесь, потому что хочу сказать, что вот он, – указала пальцем в твою сторону, – Этот суперкрасивый и горячий парнишка по имени Герман – самый восхитительный, чудесный, умный и просто самый лучший парень нашего класса!

Моя интонация грезилась красивой, похожей на твою, когда ты заключал спор. Возможно, даже эмоции ушли не далеко от твоей харизмы, а интонации походили на любое представление знаменитых ведущих. Условие, поставленное тобой, я выполнила, поэтому дальнейшее действие попросту нельзя считать нечестным поступком или чем-то, выходящим за границы спора.

– С самой ужасной причёской на свете! – выдавила я, и в классе послышались смешки. – Этот куриный хохолок просто ужасен!

Ты тогда впервые засмеялся над моими словами, помчавшись за мной после того, как я пыталась сбежать от тебя, уверенная, что за дерзость ты меня прикончишь. Учитывая то, что я пишу это, я осталась жива. Преодолев коридор, ты поймал меня и, словив в объятия, хохоча, одарил щелбаном.

Именно тогда началась наша дружба. Со слова «спорим».

Запятая 3

Мои проигрыш понёс за собой достаточно неожиданные последствия. Помимо того, что мы с тобой начали хорошо и часто общаться, так ещё и…

– Чего?

– Герьяна! – воскликнула Уля, показывая мне фотографии, где мы с тобой сидим на парте и что-то обсуждаем. – Ну, понимаешь: Герман +Арьяна!

– Фу! – прошипела я, глотая ком, что встал в моём горле.

Как по мне, сводить нас, как пару, самое глупое из того, что можно делать. Почти каждый наш диалог превращался в ссору, где один осуждал другого, где мы презирали и плевали друг другу в лицо. Ну и, да, конечно, куда без нашего заветного слова «а спорим».

– Ты вообще видишь, как вы мило вместе смотритесь?! – Уля показала мне следующую фотку, а рядом сидящая Мила запищала.

– Как прелестная парочка!

Так, эти две барышни совсем недавно готовились драться за тебя, прогрызая друг другу глотки, а теперь так спокойно избавлялись от фантазии о будущем, сводя меня с тобой.

– Фу! – повторила я, только уже показательно скорчив лицо. – Прекратите! Мы – не пара!

Две мои подружки переглянулись меж собой. Миленькая блондиночка подмигнула Миле, и они обратились ко мне.

– Куда ты идёшь после школы?

Вопрос звучал просто, но являлся настолько провокационным, насколько только возможно. Я-то прекрасно знала, куда я пойду, как только завершится математика.

– Бесите, – выдавила я из себя и уткнулась в тетрадь.

– К Герману! – протянула Уля и развернулась к доске.

– Да ладно тебе! – шёпотом сказала моя дражайшая умненькая подружка. – Что такого в том, что вас считают парой?

– Например, то, что мы – не пара!

Но, знаешь ли, казалось, что проще доказать им, что земля плоская, чем убедить в том, что мы не встречаемся.

Особенно, учитывая то, что после школы мы шли к тебе домой.

– Спорим, – промолвил ты, когда я на всей скорости гналась по городу, сжимая джойстик в руках до такой силы, что казалось, он сейчас разломается напополам, – Что ты не успеешь сделать математику за двадцать минут?

– Ты меня недооцениваешь! – воскликнула я, сбегая от полиции.

– Ты – ужасный игрок в ГТА3 и абсолютно безвкусная одевающаяся девушка, – выдал ты свою постоянную характеристику.

– Слышу это от самодовольного петуха, у которого рядом с дипломами о пении стоят коллекционные куклы Барби! – гордо выдала я, сумев наконец-то оторвавшись от погони. – Да!

– Ты хоть знаешь, сколько эти куклы стоят?! – заявил ты обиженно. – Ты даже представить не можешь!

– Спорим, что нисколько? – выдала я, на секунду развернув голову, а потом, угнав новый автомобиль у какого-то мужика, продолжила говорить. – К вам гости редко приходят, ты сам говорил. Так что, вероятность, что кто-то невероятно сильно восхитится вашим дорогущим куклам равна нулю!

– Спорим, что найдутся ценители прекрасного?

Забрав из моих рук джойстик, ты начал гонять по городу за моего героя.

– Прекрасного то найдётся, – уведомила я, пиная тебя под бок. – А куклы твои тут причём?

Мгновенье, и за мной вновь началась погоня, и, так как джойстик был в руках у этого противного гада (да, я про тебя мой отвратительный товарищ), ты сделал всё, чтобы меня поймали.

– Гад! – вскрикнула я, начав бить тебя по руке своими слабенькими кулачками.

– Математика, Арьяна, – произнёс ты, словно упрекая меня за то, что ты уже выполнил свою часть договора. – Тебе нужно больше учить математику, чтобы потом ты смогла…

– Поступить в университет? – устало спросила я, упав на твою кровать.

– Понравиться хоть одному парню!

Я резко развернула голову в сторону тебя и показала тебе язык и свои любимые два фака.

– Тогда у тебя точно никаких шансов кому-либо понравиться! – выдала я, встав с кровати, чтобы забрать лежавший у двери портфель.

– Твоим же подругам я нравлюсь, – выдал ты, поставив на кухне чайник.

Мы всегда пили его по окончанию занятий по математике, помнишь? Из твоих дорогущих кружек, привезённых со всех мест планеты, поедая печенье, которое пекла вам ваша домработница, и сидя на барных стульях, с каких я постоянно намеревалась грохнуться вниз. Вечные твои смешки в сторону моего роста, хотя тогда я была как моя любимая подруга-полторашка, какую ты, в отличие от меня, никогда не обзывал гремлином.

Ну, извините, что ты, как я полтора раза!

– Кстати, хочешь прикол? – произнесла я, вспомнив сегодняшний разговор с девочками.

– Ну? – ты достал чашки и чай из коробочки с лимитированными чаями (когда-нибудь я пойму, зачем вы покупали только его. Когда-нибудь).

– Спорим, – выдала я, нашим постоянным предлагающим тоном, – Ты не сможешь убедить моих подруг, что мы – не пара!

В эту же секунду ты засмеялся на всю квартиру, а точнее заржал, даже не пытаясь сдерживать себя. Настолько для тебя это казалось убийственно, что холодная вода, которую ты обычно наливал к себе в чай, пролилась мимо кружки на пол, намочив твои носки.

– Что?! – спросил ты, стараясь через хохот выговорить это одно слово.

– Они называют нас «Герьяна», – заявила я, легко сев на свой барный стульчик.

– Как?!

Теперь ты ржал, как конь, и этот смех оказался настолько заразительным, что я тоже начала безостановочно хохотать.

– Мне объяснили, как Герман и Арьяна! – попыталась расставить по полочкам сей бред я.

– Это звучит просто ужасно! – задыхаясь, воскликнул ты, опираясь на кухонную тумбу, пытаясь остановить свой смех.

– Не-не, это не ужасно! – прервала его я. – Мы могли быть Арманом!

– Чего?! – продолжил смеяться ты.

Тебя тогда невозможно было остановить. Мне кажется, что, ещё немного, ты замертво на землю падёшь.

Но, нет. Всё, что ты тогда сделал, так это продолжил изредка посмеиваться и хрипеть.

– Мы с тобой вместе какой-то мужик! – добавил ты, вытаскивая на стол тарелку с печеньями.

Пока мы сидели за барной стойкой, попивая чай, я выполняла твою домашнюю работу по математике. Договорённость наша такая: два часа GTA за домашнюю работу по математике. К счастью, я не обязана тебе ничего кроме домашней работы и оттого к урокам по твоему нелюбимому предмету тебе приходилось готовиться самому.

Боже, ты не представляешь, насколько сильно меня это успокаивало! Я ведь не всё делаю за тебя. Ты тоже немного рыпаешься ради хорошей оценки.

– Арьяна, – позвал ты меня, немного сдавленным голосом.

Всё-таки, безостановочный смех тебя подпортил.

Приподняв голову, я увидела направленный в мою сторону телефон с включённой камерой, что мигом ослепила меня своим светом.

– А! – пискнула я и вновь повернулась к тетради.

– Ну, Арьяша! – мягко выдавил ты, назвав меня так, как обычно называешь, когда что-то нужно. – Улыбнись!

Вновь подняв голову, я вытащила вперёд две руки с выстроенными на них позиции факов, а потом прикрыла одной из них камеру.

– Ты же знаешь, – промолвила я, снова беря ручку в пальцы, – Не люблю камеры.

Смеясь, ты начал что-то набирать на своём телефоне, а потом показательно предъявил мне экран с включённой на ней твоей страницей Вконтакте4.

– Я выиграл спор!

На вкладке прямо под твоей аватаркой и главной информацией на стене появилась новая запись с упоминанием меня и моей фотографией с факами.

– Mine Aryasha? – спросила я, недоуменно глядя на только что появившейся пост, где уже стоял один лайк, поставленный нашей любимой старостой.

– Ага, – довольно улыбнулся он.

– Как это переводится?

Ты же помнишь, что я не знавала ни слова в английском?

– Моя Арьяша, – произнёс ты перевод и мои глаза тут же вышли из своих орбит.

– Мы спорили, что ты сможешь доказать моим подругам, что мы не встречаемся! – сказала я, максимально сильно делая акцент на частице «не».

Ты немного посмеялся, якобы заявляя мне, что изначально всё понял, но, посмотрев в экран, состроил максимально печальную мордочку, будто и впрямь не догадался.

Я бы хотел пошутить на тему твоей недальновидности, оповещая, что с твоим куриным мозгом такое даже вероятно.

Но я то знаю, с кем я дружила годами! Если ты и обладатель куриного мозга, то явно возымел таких с сотню, что способен промышлять над сложными и трудно понятными вещами.

– Уже пять лайков, – ты вновь указал мне на телефон, где эта запись действительно уже посмотрелась и проверилась всеми членами клуба «Герьяна». – Поздняк метаться.

С этого момента всё пошло под откос. Нас официально начали называть парой, и теперь у меня даже не имелось возможности этому противиться. В классе шептались, девчонки посмеивались, а учителя, лишь случайно ловившие слушки, смотрели на нас с долей восторга. Будто находили милость в этих отношениях, какие, как мне кажется, со стороны точно натиском влюблённых не веяли.

Я годами пыталась понять, зачем ты повёл себя так и не иначе, и теперь, после нашего разговора, естественно, всё понимаю. Мне действительно неловко тебе это рассказывать, потому что для нас это всё значило абсолютно разные вещи.

Меня то, что нас сводили, как пару, невероятно раздражало и я никогда это не любила. Но тебя…

В любом случае, это третья запятая и последняя запятая в этом году, которая привела нас к тому, кем мы являемся сейчас.

Запятая 4

После той фотки поднялась попросту невероятная буря. Девочки сошли с ума, клепая фотки со мной и тобой, вставляя их в дешёвых фоторедакторах в стрёмные рамочки, и мне настолько надоело это отвратительное создание работ, что тем же летом я сама села за свой слабенький компьютер и начала редактировать наши с тобой фотографии.

Удивительно, но их оказалось попросту невероятно много. Грезилось, что каждый момент, когда я по привычке клала свой локоть к тебе на плечо, вставая по-пацански, в момент очередного «спорим», девчонки тусовались рядом, как сумасшедшие репортёры, и снимали это. Все мгновения, когда мы болтали, где-то стояли, рядом сидели, вместе шли из школы. Фоток сотни, и это только те, которые Уля и Мила любезно согласились мне предоставить.

Так ещё и твои действия…О боже!

За те два месяца до конца учебного года, когда ты прознал о Герьяне, контента у группы фанаток стало больше в разы. Любое мгновенье, когда я рубилась у тебя в игрушки, когда решала тебе математику, когда совершала одно из «спорим», ты снимал на свой телефон. Посты со мной стали появляться на твоей странице и в беседе девочек слишком часто, ведь материала имелось много. Даже при том, что из каждой такой посиделки ты выбирал лишь одну лучшую фотографию.

Остальные ты хранил в альбоме «Mine Арьяша», который я почти каждый день грозилась удалить.

Но, вскоре, мои страдания завершились. Наступило лето, ты поехал в лагерь, наше общение завершилось.

Тогда, как спасательный флажок, ты выложил во Вконтакте фотографию с какой-то девчонкой и наступил мой миг свободы.

Ну, как свободы…

Девочки постоянно интересовались тем, всё ли у меня хорошо, добавили меня в отдельную беседу, спрашивая о том, как я переживаю расставания. Уля и Мила искренне считали, что моя злоба связана с тем, что я рассталась с тобой, хотя проблема попросту крылась в том, что Кира вновь сломала мой компьютер и мне не с чем было играть. Но девочки оставались убеждены, что я переживаю горькое расставание, и оттого таскали меня попросту всюду, куда только можно. В магазины, в кино, в парки. Мне было весело, бесспорно, но такое излишнее внимание не доставляло удовольствия. Отчасти понимание, что они воспринимают меня вовсе не за того, кем я являюсь, истинно душило, и ещё хуже давило, когда я, огорчено пыхтя себе под нос, ударяла себя по голове, понимая, что они вообще не внимают мои слова.

Для них Герьяна реальна и иного исхода они даже предполагать не собирались.

К счастью, спасение от этих воев вокруг якобы трупа наших отношений прибыло, и, к моему собственному тогда удивлению, у него было твоё лицо.

Это, помнится, вышло сообщение во Вконтакте.

«А спорим, ты по мне скучала?»

К магазину, около которого ты назначил нашу встречу, я чуть ли не бежала. Почти два месяца я ни разу не слышала это слово и, как оказалось, успела по нему ужасно соскучиться. Мне срочно требовалось задать тебе какое-то нереально сложное действие, и, пока я стояла возле магазина, глядя по сторонам в поисках твоего неказистого петушиного причесона, ко мне приходили всё новые и новые идеи.

– Спорим, ты сейчас завизжишь? – услышала я знакомый голос позади себя.

Мгновенно развернувшись на сто восемьдесят градусов и узрев знакомую лукавую улыбку с ровными белыми зубами, я запрыгнула тебе на шею в объятия. Ты еле слышно хохотал, а потом отодвинул меня от себя, ожидая от меня реакции на самое главное своё изменение.

– Что скажешь? – продолжал намекать ты, но я легко заприметила, что с тобой не так

– Ты больше не петух! – воскликнула я, радостно трогая твои короткие светлые волосики.

Теперь по ним нельзя долго проводить пальцами. Они кончались также быстро, как и начинались, и, всё же… Они оставались такими же гладкими и густыми, как и раньше, а, значит, по-прежнему оставались лучше моих.

– Это ненадолго, – выдал ты, пока я радостно пищала от восторга. – Сколько бы ты не радовалась, я люблю свой хохолок!

– Безвкусица в твоей крови не лечится! – обиженно заявила я, скрестив руки на груди.

Из твоих уст послышался прежний и очень знакомый слащавый смех. Это уже тогда чувствовалось как-то по родному.

– А у тебя что-нибудь изменилось? – спросил ты, ущипнув меня за бока. – Титьки не выросли?

– Жди! – выкрикнула я, ударив тебя по носу.

В ответ ты схватил меня за подбородок и продолжил свои естественные комментарии.

– Пред о меня всё тот же мальчишка! – смеясь, выдал ты.

Во мне тоже бурлила счастливая энергетика, потому, вновь стукнув тебя, но только теперь по руке, я вымолвила свою вечную фразу:

– Хоть кто-то в нашей парочке должен быть мужиком!

Хохот, исходящий от нас, был, верно, громким, но он мне доставлял невероятное удовольствие. Всё-таки, я соскучилась по шуткам, направленным на то, чтобы задевать моё достоинство.

– На что мы сегодня спорим? – игриво спросил ты.

– Остановились на тебе, – я ткнула пальцем в твою грудь. – Я задаю!

– А, может, ты лжёшь?!

– А ты не сможешь проверить! – радостно воскликнула я, придумывая новое действие.

Мне в глаза попался магазин продуктов, стоящий рядом, и решение, кажется, пришло само по себе.

– Спорим, ты не сможешь украсть нам перекус? – выдала я с невероятно довольным лицом, но, услышав твой фырканье, я мгновенно почувствовала, что промахнулась.

– И не такое в лагере проворачивал! – произнёс ты, поднимаясь по ступенькам в магазин.

– Ты в лагере для каких деток был?! – задалась я вопросом.

И, да, чувак, мне всё ещё очень интересно, почему в вашем лагере вас учили отмычкам5, подделыванию подписи, мастерству обмана и кражам.

– В основном там тусили богатенькие детки богатеньких родителей, – мы зашли в магазин и разглядывали полки в поисках нужного нам объекта. – Часто приходилось говорить на английском, а иногда даже на французском…

– Уи-уи? – прервала тебя я, единственной фразой, какую знала.

– О. Tu parles français6? – спросил ты, со своей вечной ехидной улыбочкой, пока мой мозг пытался логически дойти до нужного решения.

– Чё ты только что сказал?

Не смог найти.

– Ты всё также плоха в языках, как и раньше?

Какой же ты самодовольный кретин.

– Pare de me caluniar, tolo7, – выдала я, вспомнив нужные слова за долю секунды.

– Португальский не в счёт! – заныл ты, как и всегда.

– Ты только что признал целую страну менее уважаемой, нежели вечно плюющихся французов, – добавила я и, подойдя к полке с кириешками, указала на одну из пачек. – Vamos l8.

– Как скажешь, Арьяша, – слащаво проговорил ты с моей самой ненавистной интонацией и положил две пачки к себе во внутренний карман кофты. – Теперь делай вид, что всё, как обычно, и не выдавай нас.

– Мне тебе губы чтоли отрезать, чтобы ты прекратил меня так называть? – злобно выдала я, пока ты прятал в своей гигантской и, верно, дорогущей одежонке, ещё и бутылочку колы. – Или можно воспользоваться «спорить»?

– На это «спорить» не распространяется, – мягко сказал ты, пока мы быстрым, но неподозрительным шагом, старались пройти мимо охранника. – Это что-то вечное и неизменное. Улыбнись.

– Оdio9, – произнесла я, миновав кассу.

– Просто с такой формой твоего имени лучше всего подходит «mine»! – ты поскакал вперёд на ближайшую детскую площадку с добытым из магазина вещами.

– А это словосочетание ненавижу больше всего! – выкрикнула я, побежав следом за тобой.

Усевшись на скамейку, располагающуюся на аллее рядом с детской площадкой, ты открыл пачку кириешек. Когда я потянулась к ней, ты ловко отвёл её чуть в сторону, а после начал, будто специально, хрустеть громче.

– А как же твоё «спорим»?! – насмешливо улыбнулся ты, оголив свои идеальные зубы. – Без него вкусностей не получишь!

– Odio! – воскликнула я снова, обиженно сев на скамейку рядом с тобой.

– Мне пора выучить это слово, чтобы понимать, когда ты меня обзываешь, – выдал ты, вновь беря из пакета ещё один кусочек.

– Зачем? Я на португальском говорю абсолютно то же самое, что и на русском, – вымолвила я, пытаясь дотянуться до пачки, но, увы, безуспешно.

Это не то лето, когда я сильно подросла и стала доставать тебе до подбородка. Тогда я гораздо ниже.

– Станцуй мне на песке, – произнёс ты, обернувшись к песочнице на детской площадке. – Наш танец босиком.

Посмотрев на абсолютно пустой квадрат с бортиками, заваленный песком, я, недолго думая, согласилась.

– Музыку включишь? – лишь спросила я, уже сбрасывая с себя свои разваливающиеся синие кеды.

Усмехнувшись, ты достал свой новый телефон и заиграла моя знакомая мелодия. Я выскочила на эту поляну и начала выполнять уже знакомые и тебе, и мне движения. В этот песок, хоть его и не должно быть много, я проваливалась. Мои пальцы пропадали под мелкими песчинками, пока я, в ритме танца, пыталась исполнять все движения. Часто моя нога попросту соскальзывала, и, казалось, что в любую секунду, моё движение начнёт играть против меня, нога подвернётся и я упаду на землю, обязательно себе что-то переломав.

Рано, как говорится.

К счастью, мелодия подходила к концу, произносились последние строчки и мои страдания завершились.

Естественно, глупо ожидать, что ты ничего не записывал. Заодно с мелодией на твоём телефоне велась и съёмка. Новая видеозапись с моим танцем, подобная той, что снята в прошлом году, но только теперь с более громким твоим смехом на заднем плане и более корявыми моими движениями, полетела к тебе в альбом.

– Ты всё ещё его заполняешь? – неприязненно поинтересовалась я, усаживаясь на скамью и отняв у тебя пачку с кириешками. – И как он называется?

– Всё также, – от тебя последовала улыбка, а потом пред о мной сверкнула вспышка камеры. – «Mine Aryasha».

– Прекрати это сейчас же! – я протянула тебе в руки снеки и, схватив кеду, начала надевать её.

– Зачем? – смеясь, выдавил ты, перегружая видео с танцем в свою любимый альбом. – Я могу использовать твои фотографии вместо смайлов! Я думаю, это успех!

Получив от меня два моих излюбленных фака с полуулыбкой на лице, ты лишь ещё больше рассмеялся и продолжил листать свой телефон.

Тут за твоей петушиной мордой я увидела знакомый образ, и, кажется, даже шнурки начали завязываться быстрее.

– Валим! – воскликнула я, хватая пачки с едой.

– Что?! – удивлённо попытался понять происходящее ты, озираясь по сторонам, в поисках причины моего внезапного страха.

А я уже вскочила со скамьи и начала продумывать пути отступления, принципиально понимая, что бежать мне уже некуда и всё уже предрешено.

– Там Уля! – лишь выдавила из себя, помчавшись к ближайшему дому рядом с аллеей.

Преодолев несколько мам с колясками и детьми, я чуть ли не залетела в огромную арку, тяжело дыша в попытках восстановить дыхание. Ты бежал чуть медленнее, и, в отличие от меня, несущей наш перекус, крепко в руках держал свой телефон, на котором, всё ещё, грузилось видео.

– Что… С того… Что там Уля?! – произносил ты медленно, делая отдышку после каждого слова.

Уже тогда мне стоило понять, что из тебя невероятно слабый бегун и что победа в забеге мне гарантирована. Судя по всему, борец, певец и актёр оказывался неимоверно слаб в простой сдаче нормативов.

Я продолжила глядеть на знакомое лицо, что также пристально смотрело на скамейку, где мы с тобой раннее сидели.

Она нас заметила. Это очевидно.

– Ох щас полетит! – произнесла я устало, уже представляя, как наша замечательная староста пишет в беседу о том, что нас заметила, буквально воскрешая всё то, что так удачно сгорело в начале лета.

А что теперь? Нас заметили вместе лишь раз (и то в единственный, когда мы встретились этим летом), и это сразу же обернулось в возвращение нашего статуса парочки.

– Думаешь, она заметила? – задал глупый вопросы ты, поставив свой подбородок на мою голову и тоже поглядев в сторону Ули.

Можно, я хоть здесь напишу? Ты дебил. Всегда им был и будешь. Это не обзывательство, созданное на обычной обиде. Просто это твой самый большой недостаток – не замечать очевидных вещей и не понимать очевидных деталей.

Хотя… В таком объяснении, мы оба дебилы.

Словно, как звонок о том, что команда вернулась, мой старенький телефон, разместившийся в кармане джинс, начал истерично звонить.

– Мама? – обратился ты.

Посмотрев на телефон, я глубоко выдохнула, повернулась к тебе и указала на экран. Мила.

– Возьми трубку! – воскликнул ты, дёргаясь из стороны в сторону с пачками кириешек, какие я передала тебе.

Мы прекрасно знали, что будет дальше, и, обидно, но ожидания полностью оправдались.

– Алло, – попыталась сказать я как можно более без эмоционально.

Я же пыталась сделать вид, что не понимаю происходящего.

– Герьяна воскресла! – послышался крик на той стороне трубки, и, в это же мгновенье, мои зубы заскрипели оттого, как сильно я их сжала.

– Что?! – начала притворяться незнающим человеком я. – О чём ты?!

– Арьяна, Уля скинула фото! – нагло насмехаясь, вымолвила Мила. – Он вернулся из лагеря, и вы снова вместе?!

– Мы никогда не были вместе! – продолжала я убеждать подругу.

Увы, тут я увидела твою довольную физиономию, в момент, когда твои пальцы что-то очень быстро печатали на телефоне. Я могла бы поверить, что ты пишешь сообщение маме или отцу, может, договариваешься с тренерами о занятиях или общаешься с друзьями из лагеря…

Но я же не совсем дура.

– Ага, конечно, – засмеявшись, произнесла моя подруга и в это мгновенье ты повернул ко мне экран своего телефона, мигом давая ответ на даже непроизнесённый вопрос.

Там на твоей странице в социальной сети красовалась запись точно такого же содержания, как и несколько месяцев назад, только теперь на ней был кадр с моими факами, сотворённый не больше пяти минут назад. Я помню твою довольную отвратительную, слащавую ухмылку и комбинацию двух слов, которые меня невероятно сильно раздражают до сих пор.

«Mine Aryasha».

– Герьяна жива! – выкрикнула Мила и мгновенно бросила трубку.

Ещё с секунду я держала телефон у своего уха, стараясь совладать с гневом, воцарившимся в душе. У меня возникло дикое желание стукнуть тебя лицом об ближайшую стенку или ударить по ноге, но здравый рассудок, утверждающий, что это, как бы, статся уголовного кодекса, отыскал другой план.

Моя же очередь задавать действие.

– Спорим, ты не сможешь удалить этот пост и альбом с моими фотографиями? – строго заявила я, чувствуя, как постепенно одерживаю победу над домыслами моих одноклассниц и твоими насмешками в эту сторону.

– На что спорим? – улыбаясь, произнёс ты, сделав шаг ко мне.

Мне было непривычно смотреть на твоё лицо, потому что не имелось моего любимого русого петушиного хохолка, и теперь мой взгляд непроизвольно смотрел исключительно на твои голубые завораживающие глаза. Они оказывались мне не столь приятны, ведь на их основе я не могла построить множество, пусть и однотипных, но смешных шуток.

Они ещё тогда казались мне невозможно красивыми.

– Если ты выполняешь действие, то я продолжу делать за тебя математику и русский, а, если нет, – говорила я, крутя в ладонях свой старенький телефон, размышляя о том, что придумать, – То ты спрыгнешь с крыши вон той террасы вниз, – я указала пальцем на детскую площадку, где и находился пик, с какого ты мог сойти, если бы не решился выполнить это действие.

Он находился на высоте второго или третьего этажа, и, спрыгни ты оттуда, имелся реальный шанс поранить ноги, руки и поцарапать лицо. Части себя ты точно берёг куда больше, чем простую возможность подшучивать над о мной и занятием моих подруг.

По крайней мере, в этом убеждал себя мой мозг.

Кроткий взгляд на крышу, а потом на меня, и на лице появилась усмешка слащавого, но могущественного мерзавца.

– Ну, что ж, – сказал ты, сделав ещё шаг мне навстречу, – Значит, идём на крышу.

Мгновенно вулкан, тихо кипящий внутри меня, взорвался. Из него полилась лава, что сжигала остатки моего терпения и спокойствия, аннулируя самообладания, обращая все внутренности в покрытые ожогами останки. Я ощутила невероятную обиду, что возможность подшучивать над о мной, иметь какие-то ниточки, за которые можно дёргать, считалось для тебя важнее себя самого.

Господи! Наличие компромата, чтобы доводить меня до эксцесса10 чувств, стояло выше твоего гребаного здоровья!

Мордашка, привычно наглая, сейчас померещилась мне и того более гадкой, прямо-таки злодейской. Тогда я воспринимала подобные твои решения, как игры со мной. Как желание контролировать, как издеваться.

Очевидно, самовластной тушке, вроде меня, становиться игроком, управляемым джойстиком не хотелось никак.

Я желала всегда быть той, кто находится у руля, а не наоборот.

Выхватив из твоих рук телефон, я мгновенно удалила запись, при этом извиваясь и спасаясь от тебя, как только можно. Но, сложно от высокого амбала и борца скрыть мобильный, где всё на английском.

– Удали альбом! – воскликнула я, не держа свои эмоции.

– Я говорю: пошли на крышу! – крикнул ты на меня в ответ.

– Да ты с неё не спрыгнешь! – злобно выдавила из себя я, терпя из последних сил, чтобы не рассечь твоё петушиную морду об кирпичные стены. – Тебе твоё лицо дороже!

– Да! Мне дороже моё лицо! Поэтому в схватке между лицом и альбомом, я выбрал альбом!

Это игра. Пред о мной стоял кукловод, обладающий ниточками, способными тронуть меня, творить всё, что только вздумается, компрометируя действия, и он очень хотел иметь при себе такие всегда. Чтобы ставить куклу в неудобные позы, чтобы усмехаться над её движениями.

Чтобы упиваться этим бессмысленным управлением над кем-то другим. Ты знал, что мне это неприятно, но всё равно хотел, чтобы они у тебя были. Так друзья не поступают.

Пытаясь не натворить лишних дел, я просто показала тебе две руки с факами, и, развернувшись, побежала к себе домой.

– Арьяша! – выкрикнул ты вслед, но я даже не обернулась. – Арьяна!

Та секунда – первый момент, когда мы действительно жёстко поссорились. Ругань сыграла мне на руку, как никогда, ведь, когда первые две недели в школе девочки продолжали говорить про парочку Герьяны, видя, что мы с тобой даже в сторону друг друга не смотрим, то они постепенно позабыли об этом. Группка вроде снова подутихла, даже вновь начала меня успокаивать, и это сталось гигантским плюсом.

Альбом не удалился, сейчас то я это знаю. Но при этом ты ничего не выкладывал, что, конечно, не делало тебя героем в моих глазах.

Для меня ты попросту выступал кукловодом. Кукловодом с игрушкой, которая больше ему не нравится и про которую он позабыл.

Верно, ты сам желал, чтобы мои домыслы оказались правдивы.

Запятая 5

Учебный год проходил, как никогда, прекрасно. Пусть я по-прежнему ни черта не понимала ни в биологии, ни в географии, да и, в целом, ни в чём, кроме математики, как-то мне удавалось вытягивать балл на отличный результат очень долгое время. Завершить первую четверть всего с несколькими четвёрками – праздник и для меня, и для моей семьи. Мама по этому случаю даже купила небольшой тортик, который стал причиной нашей поездки в больницу. Одна юная леди снова переела его больше, чем ей дозволено, и снова мы всем составом, в три часа ночи, отправились в путешествие.

Конечно, как и в прошлый раз, мы оставили её там на день, и вновь моя мать попрекала себя за невнимательность и за то, что вовремя не остановила мою сестричку.

На следующий день я пришла в школу сонная, и несколько раз ловила на себе твой удивлённый взгляд. Только, в отличие от прошлой такой весёлой поездки, ты ничего об этом случае так и не узнал.

К счастью, тогда учебный день быстро закончился, и мы разошлись по домам. Ближе к полуночи мама с Кирой вернулись домой на такси. Я помню, как тогда получила от тебя короткое сообщение. В диалоге с тобой я заметила ярлычок о нём, лишь когда уже начала выключать компьютер. Но, ты же помнишь, как сложно включать мой старенький экран, и оттого, я решила попросту перенести ответ на завтра.

На утро же сообщений не оказалось. Очевидно, ты его удалил.

Во второй четверти, отчего-то, девочки снова начали говорить о Герьяне. Мы по-прежнему не общались и я никак не могла понять, чем вызван их такой внезапно возобновившийся интерес к нашей парочке.

– Мальчики говорят, что у него есть девушка, – сказала мне Уля пред началом математики, смело улыбаясь и будто пытаясь на что-то намекнуть.

Ну, если у тебя появилась девушка, то, наверное, всё идёт к тому, что Герьяны больше нет?

Ха-ха. Ты не знаешь мысли женского пола.

Справедливости ради, после этого я поняла, что их не знаю и я.

– Почему же тогда вы вновь начали сводить меня с ним?! – задала я наконец им вопрос, не выдерживая уже этой типичной бабской недосказанности.

– Ну, Арьяна! – воскликнула староста, словно я – какая-то глупая девочка, непонимающая очевидных вещей. – Это же прикрытие и обманка! Его с этой девушкой не видели! А, значит…

Она указала рукой на меня, желая услышать от меня продолжение её ответа.

– Может, это значит, что он гуляет с ней в каких-то других местах! – выдала свою точку зрения я, чем сильно разозлила подругу.

– Мила, скажи ей!

В этот момент моя любимая полторашка сидела рядом за партой и читала одно из произведений Рэя Брэдбери11. Казалось, что это первая разборка по поводу Герьяны, где ей абсолютно точно не хотелось участвовать.

Здесь и лёг, верно, старт для будущих конфликтов.

– Эм… – промолвила она, заправляя прядь волос за ухо. – Что?

– Соня! – сказала в ответ Уля и развернулась к нам на сто восемьдесят градусов, вместе со своим стулом. – Если её никто не видел, значит никакой девушки нет!

– А, может, он просто не хочет её знакомить? – попыталась убедить её я, являя очередной логичной объяснение.

Но…Где мои доводы, а где Уля?

– Ты просто ничего не понимаешь, Арьяна! Нету у него девушки! Он просто перед парнями так говорит!

– А ты у нас аж эксперт в мужских делах, – произнесла Мила, вновь уткнувшись в свою книгу.

Эта фраза должна звучать, как оскорбление, но, кажется, определённой саркастичной ноты моя дорогая подружка попросту не заметила.

– Почему тебе так важно свести меня с Германом? – спросила я, пред тем, как наша староста полностью от нас отвернулась.

В эту же секунду прозвенел звонок, и, разочарованно вздохнув, Уля повернулась к доске.

Тогда мне показалось, что кто-то на меня смотрит, и я, вне всякого сомнения, повернулась к тебе, думая, что это – ты. Но, кто бы мог подумать, не ты.

Тебе вообще до меня никакого дела не было.

– Потом напишу, – прошептала Уля, прямо перед тем, как в класс зашёл преподаватель.

Надеюсь, ты не против, я приложу это сообщение прямо в том виде, в котором его получила. Всё же, эти мысли для меня в разное время выступали абсолютно разными вещами: в начале бредом, потом милыми фразами, потом, в какой-то степени, оскорблением, а потом доказательством, что между нами что-то может быть.

«Почему я вас шипперю?

Короче, смотри.

Ты – Арьяна. Девушка с тёмным оттенком кожи, прямоугольным лицом и черными, не очень густыми волосами. Мелкая, спортивная, постоянно стремящаяся послать куда подальше весь мир. Ты ведёшь себя, как мальчишка. Но ещё ты сильная. В смысле, ты боец. Я почему-то иногда представляю, что твоё сердце из камня, потому что настолько ты кажешься непоколебимой.

А он – Герман. Парень с блондинистыми волосами, со стильной причёской, голубыми глазками и, в целом, красавчик. Он мягкий, добрый, милый и такой лапочка. Певец, актёр, боец и всё такое. Это делает его милашкой в квадрате.

Я его представляю, как ванильного плюшевого мишку, у которого и снаружи, и внутри только мягкая набивка.

Это и делает вас такой необычной парой. Инь и янь, белое и чёрное. Противоположности притягиваются, а вы, я думаю, расходитесь во всём.

Вы красиво вместе смотритесь и даже ваши обычные беседы смотрятся невероятно мило. Вы просто такие лапочки и котики. Прям вах.

Я считаю, что вам суждено быть вместе, потому что вы – две частички души, дополняющие и украшающие друг друга.

Вот, как-то так.

ГЕРЬЯНА КАНОН:)»

Меня это сообщение тогда невероятно смутило и обидело. Радует, что она хоть не написала про мускулы на твоём теле и моё отсутствие титек.

В любом случае, оно стало для меня чем-то смехотворным и глупым, но при этом, это то самое единственное сообщение, остающееся у меня в «важных» годами. Я перечитывала его в плохие моменты, в хорошие, когда мне просто хотелось. Ты мне не нравился и мы с тобой тогда даже уже не общались.

Но, о боже! Как же мне нравились эти строчки про Инь и Янь, про то, что мы созданы друг другу! Они смешили меня, ведь я знаю, что это неправда. Тебе было плевать на меня.

Ну, по крайней мере, я так думала.

Пока после нового года, не свершилось это.

– Сдача нормативов, – жалобно пропищала Уля, когда мы сидели на скамье, – Ужасное занятие.

– Не вижу проблем, – ответила я, чем сразу пробудила в своей старосте злобного маленького нелюбящего спорт монстрика.

– Ну естественно! – выдала она, жестикулируя руками. – Ты же спортсменка! Тебе двадцать отжиманий и два километра нипочём!

Это, отчасти, верно. Несмотря на то, что занималась я лишь уличными танцами, казалось, что мне доступен абсолютно любой вид спорта. Бег давался легко, прыжки, отжимания и пресс – всё для меня посильно без особого напряжения, и даже проклятая растяжка, которая раньше у меня получалась с большим трудом.

Оттого я и считалась лучшей среди девочек в классе по физкультуре.

Осознаёшь, без чего ты меня оставил?

– Бег! – сообщил нам преподаватель и со стороны моей соседки послышался жалобный писк.

– Я с тобой, Мила! – сказала я, схватив сидящую рядом подругу за руку.

Та, как раз собирала из своих волос хвостик, готовясь к предстоящему бегу, что, в свою очередь, не запретило ей отстраниться от меня.

– Я буду с Улей, – кротко произнесла она, поднявшись с места.

– Почему? – гордо, но с ноткой обиды в голосе, спросила я.

– Потому что я не хочу вновь быть на втором круге, когда ты придёшь к финишу! – выдала она, видимо, настрадавшись за прошлые годы.

Но я не виновата в том, что она такая слабая и выдыхается уже на старте. Попросту из-за того, что во мне энергия бурлила долго, как в какой-то суперсильной батарейке, я осталась без пары для бега.

– Хочешь, я с тобой побегу? – спросил чей-то голос рядом со мной.

Обернувшись, я увидела Сергея, глядевшего на меня из-под своих квадратных очков. Я прекрасно знала, что бегает он не лучше, чем моя прелестная подруга. Да, он лыжник, что крайне хорош в танцах, так, как когда-то занимался бальными, но бегун из него так себе.

Но тогда это явно было маловажно. Главное – иметь пару, чтобы побежать.

– Было бы круто!

Мы направились к финишу, попутно болтая о математике и других предметах, рассказывали друг другу, как прошли каникулы. На секунду я бросила взгляд в твою сторону, и заметила, как ты мгновенно отвернулся, тем самым оповещая, что точно до этого смотрел на меня.

Я вспомнила об этом только сейчас…

– Арьяна! – позвал меня учитель.

– Да?

– Побежишь с Германом, – коротко заявил он, а я услышала, как староста медленно завывает в сторонке.

– Почему это?! – поражённо вымолвила я, пялясь на твоё самодовольное и слащавое лицо.

Твой хохолок отрос, и ты снова стал похож на петуха или же надменного индюка.

– Потому что вы – самые быстрые в классе, – сказал преподаватель, заполняя свой журнал.

– Он?!

Я предательски захохотала, вспоминая, как ты бежал вслед за мной, задыхаясь, когда мы скрывались от Ули, как устало ныл, когда мы миновали твой двор, пока там гуляли собаки без поводка. Ты не способный в подобном и в нашем классе однозначно имелись парнишки быстрее тебя.

– Не смешите мои подковы! – продолжала я, не сумевшая остановить свой хохот.

Уже даже Сергей, до этого стоявший рядом со мной и хотевший бежать вместе, озирался по сторонам, думая, что я не в себе.

– По нормативам, он самый быстрый, так что бежите вместе, – закончил говорить с нами учитель и поплёлся к старту, чтобы преодолели дистанцию первые бегуны.

Только в эту секунду, ты отошёл от своих дружков и, ухмыляясь, словно конь, но очень высоких званий (жеребец скачковый) произнёс:

– Что за шоу ты устраиваешь, Арьяша? – ты сложил руки на груди также, как обычно это делаю я.

Мы стояли рядом и выглядели так, будто кто-то из нас попросту пародирует другого. Кривое зеркало во всей красе.

– Не называй меня так! – шёпотом злобно вымолвила я.

– Оно говорит! – выдал ты, улыбаясь, кажется, ещё шире, чем раньше. – В том споре не было условия, что ты прекращаешь со мной общаться.

– Мне захотелось – я сделала, – ответила я, борясь с желанием ударить тебя по животу локтём.

– Спорим: хотела потом начать говорить?

В эту секунду, клянусь, я прям чувствовала, как уголки твоих губ поднимаются выше, и выше.

– Не хотела, – вздохнула я и лишь ещё больше сжала руки.

Но ты воспользовался контр способом нападения.

– Да брось! – ты взял меня за подбородок и повернул к себе. – Конечно, хотела.

Что такого имелось в этом движении, я всё ещё понимала очень и очень плохо, но что-то всегда получалось так, что я, пусть и понимала, что ты желаешь вытворить его, никогда не могла противостоять. Будто так заведено, что я должна воспротивиться лишь в мгновение, когда пальцы уже коснутся кожи.

Мысль странная, но, вспоминая мгновения, я понимаю, что я всегда пресекала лишь после того, как ногти уже прогуливались по линии подбородка.

– Неа, – вымолвила я, со всей силы ударив тебя по запястью.

Ты еле слышно пискнул и посмотрел на меня хитро, словно наглый лис.

Я бы сравнила тебя в этот момент с Ником Уайльдом12, но мультфильм к тому времени ещё не вышел. До премьеры два месяца.

– Хорошо, как скажешь, – начал болтать ты. – Ты сказала, что из меня никудышный бегун, – ужасно слащавый голосок. – Тогда, поспорим же на то, кто быстрее прибежит к финишу.

Подобная игра уже привлекательна, тем более, что победитель в этой схватке для меня очевиден.

– На что спорим? – недолго думая, выдала я.

– На что хочешь, – заявил он, раскинув руки, словно танцевал какой-нибудь старый русский танец.

– На поцелуй!

Это противный писк, и принадлежал он не мне, ясен пень.

Обе пары наших глаз обратились к Уле, глядящий на нас, прижимая руки к своему рту, и чуть ли, не прыгая на месте. Рядом с ней стояла моя лучшая подруга, какая просто спрятала личико за ладонью и, верно, мечтала скрыться с глаз долой.

– Хочешь поцелуй Герьяны? – уточнил ты, своим привычным тошнотворным голоском.

Мне хотелось ударить тебя. Просто за то, что ты отреагировал на это заявление, хотя мог легко его пропустить мимо себя.

– В щёчку, – мило улыбнулась блондиночка, и я мысленно попыталась вспомнить, почему именно её мы избрали на пост старосты.

Ах да. Отличница, певица, ведущая… Её лист достоинств имел поразительно огромное число схожестей с твоим, и я на секунду подумала, что нам нужно было шипперить пару Гермуля.

– Нет! – произнесла я с поразительным, даже для самой себя, спокойствием.

– На что тогда? – спросил в ответ ты и улыбнулся.

Кажется, идея с поцелуем тебя вполне устраивала.

– На твою приставку, – гордо заявила я, попытавшись повторить твою улыбку.

– Хочешь мою игрушку? – смеясь, уточнил ты.

– Да, – согласилась я, представляя, как буду держать заветный приз в своих руках.

Потрясающая игрушка дорогого типа уже представлялась мне в фантазиях, и я грезила тем, как буду с ней развлекаться.

– Это, если ты победишь, а за свою победу я хочу…

– Поцелуй? – предположила Уля, всё ещё надеясь, судя по всему, на счастливый для своей шипперской карьеры итог.

– Нет! – злобно процедил сквозь зубы ты на мою подругу. – Хочу снова танцы в песке, только уже под мои песни…

– На твою камеру, для твоего любимого альбома, – продолжила за тебя я, догадываясь, что последует дальше.

– You are so clever, mine Aryasha13, – мягко и в своей манере произнёс ты.

– Odio14, – выдала я, злобно глядя на тебя.

К счастью, теперь я снова не видела этих чёртовых голубых глаз, и лицезрела лишь мой (не)любимый хохолок.

– Lie. I know you like me, – с этими словами ты отошёл от меня, одарив последней лукавой ухмылкой и отправившись обратно к своим товарищам.

– Что он…

– Ложь. Я знаю, ты меня любишь, – ответила Мила, поняв, что же я хотела спросить.

Опешив от такой наглости, я посеяла самоуверенную мину, сразу увеличив громкость голоса в несколько раз.

– Нет! Nao! – начала кричать я ему вслед. – Я могу ещё на других языках сказать!

– Ты кроме этих двух не знаешь никаких, – заявила абсолютно спокойным голосом моя подруга, словно стараясь побесить меня пред пробежкой.

– Не пошатывай мою уверенность в себе!

Пока ты разговаривал с пацанами, я стояла и разминалась в сторонке. Мы должны побежать последними, поэтому, когда к скамейке подошли уставшие и еле дышащие Уля с Милой, я осознала, что совсем скоро придёт и наша очередь.

Наконец-то, преподаватель подозвал нас, и мы подошли к линии старта. Я присела в извечную стойку, поставив кончики пальцев на землю и подготовилась к началу.

Вдох-выдох.

Пред о мной лишь пять кругов, два километра. До моей приставки нужно миновать только два километра в своей обычной скорости. Я могла бы даже немного тормозить, ибо всё равно бы сумела тебя обогнать.

– На старт! – вдох. – Внимание! – выдох. – Марш! – мне кажется, или ты тогда улыбнулся пред началом?

Тронувшись с места, я сорвалась, словно вихрь, и ринулась вперёд. Кажется, я оказалась настолько быстрой, что даже мои одноклассники, немного-немало, выпали с моей скорости. Я видела удивлённое лицо Милы, которая достаточно часто видела, как я бегаю, но, судя по всему, в этот раз моя скорость вылетела до реактивной, оставив прошлый опыт позади.

Как и тебя, кстати.

Вначале мы с тобой шли наравне, но я быстро вырвалась вперёд. По-моему, ещё на первой половине первого круга. Преодолев тебя тогда, я обрадовалась, осознавая, что победа у меня уже в кармане. По-моему, это самый лёгкий из всех наших споров.

Преодолев второй круг, я уже даже позволила себе расслабиться. Вроде нога перестала с таким громким стуком делать шаги и даже руки успевали немного отдохнуть. Я подбегала к старту и видела, как мои подруги стоят в сторонке и хлопают мне, надеясь на мою победу.

Четвёртый круг, ты у чёрта на куличиках, а я уже прямо перед стартом. Остался лишь один круг. Лишь один.

Я подбегаю к финишу, вижу эту долгожданную чёрточку на полу, представляю, как сейчас, миную её ещё дважды, и получу приставку, о которой никогда даже раньше не мечтала.

И…

Дальше, ты знаешь, что было.

Я оступаюсь, или поскальзываюсь, или спотыкаюсь… Версий сотни, ибо правду, кажется, никто не видел.

Вообще, не важно, что стало причиной происходящего. Важно то, что вместо заветного старта на последнем круге, я полетела кубарем вперёд, словно с какой-то горы. Я ударялась головой, и ногой, и рукой, и спиной. Мне казалось, что так не могут люди падать, просто спотыкаясь. Что необходимо при этом находиться на вершине Килиманджаро15 и вниз спускаться уже с неё, разворачиваясь, будто я – не человек, а круглый мячик.

Смешарик16, блин!

Но, увы, я и без великих гор как-то умудрилась.

Когда же наконец я остановилась, то я не могла встать. Лёжа спиной на полу, я понимала, что не внимаю его холода, не ощущаю пространства, совсем плохо слышу звуки. Казалось, что буквально каждая моя косточка ранена и ноет от боли.

Хотя, буду честной, я не чувствовала ничего.

Я находилась в каком-то трансе, где чётким оставался лишь свет от ламп, висящих на потолке в спортивном зале, что слепили своим ужасно ярким белым светом, так напоминавшим «свет в конце тоннеля».

Устрашающе? А иные помыслы и не явятся, когда ты валяешься, не шевеля ни единой мышцей, и ощущаешь, что не способен исполнить и крошечного вдоха.

Что я точно помню, так это то, как ко мне подбежали все. Мои подруги звали меня по имени и истерично пищали, а другие девочки стояли поодаль от этой страшной картины. Уля потом говорила, что они попросту боялись ко мне подойти, потому что, невзирая на моё неподвижное, еле на вид живое тело, их ужасно напугала краснота, в какой я расположилась. Из моего носа обильно шла кровь.

Забавно, ведь я бы её не почувствовала и ничего об этом бы не узнала, не увидь потом грязные пятна.

Пацаны подбежали тоже, кто-то даже усмехался. Преподаватель растолкал учеников, сел на колени и, вроде как, приподнял мою голову. Только тогда я наконец почувствовала, как ко мне возвращается возможность дышать, которая до этого оказывалась не дана. Я начала жадно глотать воздух, стараясь заполнить им свои, кажется, выжатые лёгкие, что всё равно давалась с несусветным трудом, будто дыхание перегорожено чем-то. Учитель, вроде, как-то ударил меня по спине, и дышать стало гораздо легче, что полноценный вдох, наконец-то, был подарен мне этим миром.

Откровенно говоря, я не помню, в какой момент, ты подбежал ко мне. Я лишь помню, что в секунду прозвучал ужасно громкий крик «Арьяна», произнесённый нормальным, не характерным для тебя тоном, а потом это твоё любимое отвратительное уменьшительно-ласкательное моё имя повторялось снова и снова над моим телом, пока мои веки медленно закрывались. Толпа, которую я не видела, но ощущала до этого, будто бы испарилась, когда пред о мной возникла твоя фигура. От твоей паники, твоих диких возгласов даже наш учитель отошёл чуть в сторону. Склонившись над о мной, ты положил руки мне на щеки, отчасти на такой привычный подбородок, моля меня не закрывать глаза, требуя, чтобы я оставалась в сознании, будто бы и впрямь верил, что это в моей власти, пока всё это мешалось с неугомонными словами вида «прошу» и «умоляю».

Только сейчас я понимаю, что ты находился в самой настоящей истерии, трясясь над о мной, словно доктор над умирающим пациентом, и лишь потом, размышляя над интонацией твоего голоса, я осознала, что ты чуть не перешёл на плач.

От моей травмы тебе самому стало совсем не хорошо, а я не могла даже руку поднять или что-то сказать, чтобы тебя успокоить. Ладонь не подчинялась, а горло, казалось, затонуло в крови, в которой умылись и твои пальцы, требующие свыше моей жизни и остановки моей горечи.

Бросив кроткий взгляд на нас, преподаватель, верно, заявил, что меня нужно нести в медпункт и, вроде бы, он исполнил шаг вперёд, желая сам взять меня на руки. К его сожалению, он не успел протянуть ладони, как ты схватил меня и, прижав мою тушку к себе, встал.

Так ловко, легко, будто я пушинка какая-то.

По сути, так подумать, в твоих руках находился раненный человек, с возможными переломами и травмами, но ты вообще не собирался позволять хоть кому-то, кроме себя, разрешать ко мне подходить. Учителя, верно, смутило это поведение, когда ты пререкался, так-то поразмыслить, подвергая меня опасности, но он ничего не сказал, потому что видел то очевидное, которое потом на словах мне опишет слишком романтическая Уля.

Совсем не важно, что бы он сказал: ты бы меня не отпустил и ты бы меня ему не отдал.

– Донесёшь? – прошептал преподаватель.

А, может, он говорил громко… Я без понятия.

– Да! – воскликнул тихо ты и пошёл к выходу из зала.

Приказы тобой не внимались, слова учителя опускались, а предложения иных как-то помочь аннулировались. Ты не воспринимал ничего, прижимая меня всё ближе к себе.

Одна твоя рука держала меня на изгибе колен, и я прям чувствовала боль, которой отзывалась моя нога. Мне помнится, что, то и была моя последняя мысль.

«Там точно перелом.»

То ли я вырубилась от болевого шока, то ли от удара головой – неизвестно. Но утопала я во мраке твоих ладоней, чётко ощущая это сбивчивое испуганное дыхание, приправленное нетрезвой решительностью меня спасти, а очнулась лишь тогда, когда меня грузили в машину скорой медицинской помощи, уже укладывая на кушетку.

В крошечном вагончике оказался и ты, что, ясное дело, врачам совсем не нравилось. Тебя пытались выгнать из неё, но ты сопротивлялся до последнего, будто бы боясь доверять меня хотя бы этим квалифицированным специалистам.

Насколько же ты паниковал…

Открыв глаза, я увидела твоё ужасно испуганное лицо, которое следовало за врачами, пока меня везли на носилках.

– Проснись, Арьяша! Проснись!

Именно в это мгновенье мой рассудок более менее пришёл в себя, позволяя глазам посмотреть на тебя. Пробудившись, я внезапно поняла, что единственная моя задача сейчас – это отделаться от тебя. Я ещё не знала точно, как это выглядело со стороны, совсем не понимала, как ты смотрелся, когда хватал меня на руки, рыча на окружающих, будто тигрица, спасающая своих деток, но я ощущала какой-то толикой души, что ты не уйдёшь, пока я не попрошу.

Всё твоё светлое, вечно нафталиновое личико испачкалось в крови, как и твоя серая спортивная футболка, что вымазалась в ней настолько, будто предрекая себе скорую гибель в мусорке. А ведь когда-то ты мне утверждал, что серая футболка на физкультуру – прекрасная идея, потому что, кроме, как потом, её ничем не испачкаешь.

Ну, что же… Теперь ты изменишь своё мнение.

Увидев, что мои веки распахнулись, ты закричал вновь:

– Арьяша, слава богу!

Как раз в этот момент мы подъехали к машине скорой помощи, и меня собирались загрузить наверх.

– Тебе нельзя ехать! – кричала медсестра, пытаясь убедить тебя вернуться на уроки.

Но ты смотрел на меня, как на призрак, словно сейчас видишь меня в последний раз. Истеричность, истинная паника, какой-то больной страх. Эти эмоции не мои, они твои, но они ударили по мне, лишь только я встретилась с этими напряжёнными чертами. Честно, словив их, я аж испуганно подавилась воздухом. Паника будто отражалась в изгибе губ и слишком открытых глаз, и она губила пострашнее ножа или опасного яда.

Мои уста на секунду застыли, этим подавились. Такие чувства требовалось погубить, чтобы они закончили разрушать. Мне нужно сказать что-то, чтобы успокоить твою тревогу. Хоть буковку, чтобы угомонить ненасытное, надоевшее уже всем волнение, которое может сложить под собой даже меня.

Стараясь совладать со своей болью и с тяжёлым дыханием, я выдавила из себя:

– Я просила меня так не называть.

Снизошло нечто, больше похожее на шипение. После каждого слова мне приходилось делать паузу, чтобы сильное ощущение удушья в грудной клетке немного успокаивалось.

Но, к счастью, моя фраза действительно спасла тебя. На твоё лицо мигом вернулась улыбка, только она уже не была столь смазливая и наигранная. Искренняя и душевная, для меня она стала каким-то лучиком света в ту секунду, когда меня завозили в машину скорой помощи, предрекая долгое лечение в больнице.

– Люблю тебя, – вымолвил ты, приспустив уголки губ и глядя на меня так, будто провожал в длительный путь.

Поднажав ещё раз, я попыталась хотя бы на правой руке, которая, кажется, чувствовала больше, сделать фак. К счастью, у меня это получилось, и ты это заметил.

Я тебе не говорила никогда, потому что не хотела пугать, но, чёрт его подери, сразу, после того, как я узрела ещё секунду твоей улыбки, и двери захлопнулись, я сразу же, в то же мгновенье, отключилась.

Запятая 6

Перелом один, перелом два, травма три.

Честно говоря, я мало что запомнила, пока врач перечислял мои многочисленные раны. Всё, что я знала точно, так это, что на ближайшую неделю я здесь, с гипсом на левой ноге, перевязкой на колени у правой, и ещё одним гипсом на левой руке, который начинается от локтя и заканчивается лишь на кончиках пальцев. Чтобы мне было легче его держать, также сделали повязку на шею.

Как оказалось, дышать мне стало резко тяжело не от того, что я сломала себе позвонки или что-то подобное, не из-за перелома рёбер и проткнутых лёгких.

Ничего из того опасного, что предполагалось близким к гибели.

Суть в том, что, пока я летела, словно волчок, кружась на полу, соударяясь с ним снова и снова, я задела один нерв, который и пережал дыхание. Но, к счастью, в тот же день всё восстановилось и я сумела полностью нормализоваться.

Ну, не считая отнятой способности самостоятельно передвигаться.

Видимо, именно по той причине, что ран было достаточно много, и это бы попросту мешало не только мне, но и другим людям, меня переселили в двойную палату, где я должна находиться одна.

В первый же день я проснулась, потому что пред о мной сидела мама. За окном очень темно, и так я поняла, что уже десятый час, и моя родительница пришла ко мне лишь после того, как завершила все дела дома. Меня переодели в пижаму, принесли какие-то банальные вещички. Мы с ней немного поболтали, пока она сидела грустная, понимая, что я пострадала достаточно сильно, и не скоро приду в норму. Мне же было её жалко, потому что теперь, ей, мало того, что придётся вечно самой забирать Киру, так ещё и все домашние дела, которые лежали на мне, придётся делать ей по ночам.

Мне было ужасно стыдно за то, что я так неудачно упала, и я всегда считала, что я её подвела.

Понимаешь, да? Мне всегда было стыдно попросту за то, что я заработала тогда себе эти переломы.

Ты понимаешь, Герман?!

В любом случае, стоило ей только уйти, как я чуть ли не мгновенно уснула.

Честно говоря, в первые два дня я вообще не видела, что происходит, ибо почти постоянно дремала или лежала с закрытыми глазами. Поэтому, неожиданно проснувшись от милого и знакомого мне хохота, я даже не сразу осознала, что это – не сон.

– Проснулась! – пискнула моя староста, сидя на подоконнике и улыбаясь.

– Привет, солнышко, – произнесла Мила, глядя на меня своими заботливыми глазами.

– Привет, – я потянулась, попытавшись поднять обе руки вверх, но, почувствовав резкую боль, быстро вспомнила, что левая у меня отныне не в строю.

– Как ты? – спросила Уля, поглядывая на моё тело, разложившееся на кровати.

Кажется, тут сразу понятно, что не очень.

Моя лучшая подружка сидела у подножия моей постели на стуле, который прилагался к столу, за каким я, как бы, должна есть, но, как не сложно было догадаться, я за него так ни разу и не села.

– Ну, хуже, чем могла бы быть, – стараясь говорить, как можно более оптимистично, ответила я.

– Ну, лучше, чем мы могли подумать, – выдала Уля, поднявшись со своего места, и присев за соседнюю кровать. – Мы подумали, что ты будешь полностью переломана, ещё и как-то поранишь мозг и лицо. Всё-таки, из твоего носа шла кровь…

– Но я им просто ударилась, – попыталась успокоить я девчонок.

– Это понятно, – прервала меня Мила, – Но её было очень много! И в спортзале большой след, и вся футболка Германа была в ней… Казалось, что ты потеряла очень много крови…

– Девчонки до сих пор думают, что ты в коме лежишь! – воскликнул главарь нашего класса, придерживая на себе свою кофту, лежащую лишь на её плечах.

Я посмеялась. Хорошо, что они хоть не подумали, что я умерла.

– Мы тебе принесли тут некоторые вещи, – вымолвила моя подружка, встав с места и поставив на стул, где ранее сидела, огромный пакет с разными вещами. – Тут всякие фрукты, сладости, некоторая одежда, которую попросила передать твоя мама, зарядка от твоего телефона и тетради.

– Не только мы тебе подарочки принесли, – сказала Уля, улыбаясь как-то истерично и даже по сумасшедшему.

Я посмотрела в её сторону и увидела, как она глазами косится куда-то влево. Повернув голову, я увидела, как на соседней тумбочке разместился большой букет в вазе. Он оказался действительно очень большой и, казалось, что в нём есть чуть ли не все виды цветов. По крайней мере, именно такой вывод я могла сделать, пока смотрела на бутоны с того места, которое мне доступно.

– Кто принёс? – спросила я, прекрасно зная ответ.

Ни один другой человек не мог этого сделать, кроме тебя. Как и верно, никакой другой девушке ты бы не принёс такой букет в больницу, кроме меня.

– Герман! – протянула моя староста, сияя от счастья, словно солнце.

– Он приходил к тебе дважды, пока ты спала, – рассказывала мне Мила. – Приносил цветы и попросту сидел рядом. Сказал ещё завтра придёт.

– Хорошо, – шёпотом ответила я, глядя на этот букет ещё раз.

Я не любила цветы. Флора – это то, что моя душа никогда не могла принять или понять. Лёжа в постели и глядя на этот букет, я задумалась о том, что никогда тебе об этом не говорила.

Судя по всему, я вообще мало, что тебе говорила.

Следующим днём я действительно проснулась и увидела пред собой знакомый петушиный хохолок и ещё еле заметную улыбку, вновь оказавшуюся куда искренне, приятнее и нежнее, чтоли, чем обычное натянутое на лицо нечто.

– Good morning, mine Aryasha17! – почти пропел ты, смотря мне в полуоткрытые глаза.

– Quanto você me enfurece18 , – выпалила я в своём привычном безэмоциональном ритме.

– И я тебя люблю, – произнёс в ответ ты, мягко погладив меня за подбородок, словно какого-то котика.

Гнев не то чтобы усмирился, но определённая нота ярости из моих последующих изречений и впрямь сбежала.

– Зачем они мне? – я медленно наклонила голову, указывая на букет, стоящий подле.

– Чтобы сделать тебе приятно, – сказал ты, заправив свой хохолок назад.

– Я не люблю цветы. Ты сделал мне неприятно.

Ты замолкнул от такого заявления, кажется, проигрывая где-то у себя в голове морской бой с попытками порадовать меня, но, посмотрев на пол, резко вспомнил, что имеешь ещё козыри в рукавах.

– Хорошо, – гордо говорил ты, подняв на соседнюю кровать целую огромную сумку. – Я тут принёс несколько других вещей, которые должны тебя порадовать.

Сказать, что размеры этой огромной спортивной сумки меня удивили, это ничего сказать. Примерно такую, но только полностью забитую, уносил с собой отец, когда уходил от нас.

– Это сумка?! – поражённо уточнила я, глядя на тебя. – Не пакет?!

– Ага, – радостно ответил ты, открывая молнию на ней. – Просто всё, что я хотел тебе принести, никак не умещалось даже в два пакета, поэтому пришлось принести её.

– Ты что, принёс мне все свои вещи?!

В ответ ты лишь рассмеялся.

– Смотри, – ты начал вытаскивать из сумки вещи, – Плед. Очень мягкий. На случай, если ты будешь мёрзнуть… Маленькая подушка под голову, чтобы было удобнее спать в этом состоянии, – ты указал пальцем на мою кровать и специальную конструкцию для того, чтобы нога чуть возвышалась над о мной. – Твой любимый чай, который мой любимый чай. Печенья нашей поварихи… А дальше, смотри, – ты покрутил пред о мной приставкой, за которую свойственно мы и провели гонки. – Твоя заслуженная приставка и зарядник к ней!

– Уи! – пропищала я, когда игрушка наконец-то попала ко мне в руки. – Спасибо!

– Ты её заслужила… Ведь, именно ты бы победила, если бы этого не случилось, – вымолвил ты, и мне показалось, что в твоём голосе была какая-то печаль и горсточка… Вины, чтоли.

По сути, ты относился к тому типу людей, какие на публику всегда играют, притворяясь золотыми великими детьми, достойными всех святых благ, потому что они – ангелочки во плоти. Но, когда ты вёл беседы со мной, маски, будто сами по себе, ломались. Голос становился куда более не притворным, улыбка не такой нафталиновой, а очи даже смели выдавать эмоции

Тогда очень ясно читалось, что тебе невероятно стыдно, что мне, как и твоё чувство вины, вообще ничуть не угождало.

– Эй! – позвала тебя я, схватив своей не раненной рукой твою ладошку. – Ты не виноват в этом! Никто в этом не виноват!

В ответ ты лишь тяжело вздохнул, посмотрел на моё лицо и, получив от меня слабенькую улыбку, тоже еле заметно засмеялся, будто мирясь с этим пунктом вновь, а после продолжил вытаскивать свои подарки, скрывая явное мнение о том, что мои слова ничуть не помогли.

Ты всё также считал себя причастным, но…

Всё правильно. Считай.

– Я принёс тебе свой старый планшет и симку в нём, чтобы ты могла сидеть Вконтакте и смотреть сериалы, – добавил ты.

– Я не смотрю сериалы, – сообщила я ещё одну подробность, которая, кажется, поразила тебя куда больше, чем всё остальное.

– Как это?! – ты схватил стоящий возле стола стул и, придвинув его поближе ко мне, сел.

– Не хочу зависеть от чего-то и тратить на это своё время, – гордо произнесла я, на что получила лишь смешок с твоей стороны.

– Готов поспорить, что тебе это понравится, – ты протянул мне планшет в мою правую целую руку, и мне показалось, что он ужасно тяжёлый. – Тут все сезоны Шерлока, два сезона Клиники и все вышедшие сезоны Теории Большого взрыва.

– Хочешь, чтобы я начала деградировать? – вымолвила я.

– Ой, Арьяша, не преувеличивай, – нагло произнёс ты. – Ты и так на низшей ступени.

Твой смех разошёлся по комнате, а я, быстро положив планшет на кровать, показала тебе фак. Только теперь одной рукой.

Не бойся, скоро я буду руководствоваться ей куда быстрее.

– Ах да, чуть не забыл, – ты достал из своего кармана телефон, и, подойдя ко мне, включил фронтальную камеру.

– Что ты хочешь? – спросила я, когда ты присел на рядом стоящую тумбочку, чуть ли не скинув с неё мои фрукты.

– Хочу сделать фото Герьяны для счастья твоей группы и для до того, чтобы наши одноклассники убедились, что ты не мертва, – усмехнулся ты и, приобняв меня за плечо, сделал первое селфи.

Не люблю камеры, и ты это знаешь. Именно поэтому, вместо того, чтобы просто улыбаться, мы сделали самые идиотские лица из всех возможных.

Двести раз сделали такие лица, решив на двести первый раз пойти по иному пути.

– И последняя, – заявил ты, нажав на кнопку, что включила таймер. – Смотри в камеру и улыбнись!

Послушавшись тебя, я посмотрела на кружок на экране твоего телефона и улыбнулась, кажется, впервые за всё время, когда ты фотографировал меня без моего разрешения.

3…2…1…

Я чувствую, как твои губы касаются моей щеки, и тут же происходит вспышка.

Времени на осознание ненадобно – мгновенно ты получаешь удар по руке.

– Что за чёрт?! – воскликнула я, понимая, что должна обижаться, но отчего-то, мне от этого лишь стало смешно.

– Уля просила, я сделал, – вымолвил ты и засмеялся. – Герьяна во всей красе.

Повернув ко мне экран своего телефона, ты указал на начальную страницу, где на экране красовалась эта самая фотка. Улыбающаяся я и целующий меня в щёчку ты.

Ничего чудесного я в этом не находила, но отрицать, что что-то притягательное в снимке и впрямь имелось попросту глупо. Мерещилось, что в нём всё верно, якобы на своих местах, исключительно правильно, ведь я ещё не ведаю, что пойдёт следом, и потому так спокойна и умиротворена.

Кадр виделся таким, будто так и должно быть.

– Odio, – произнесла я.

– И я тебя люблю, – пройдясь пальчиком, будто поглаживая, по моему подбородку, сказал ты, схватив с кровати сумку и направившись к выходу. – Я приду ещё завтра, а ты пока смотри сериалы!

– Я на них не подсяду! – закричала я, слыша, как открывается дверь в комнату.

– Завтра на это поспорим, – вымолвил ты, захлопывая дверь.

Ты пришёл. И завтра, и послезавтра, и каждый день.

По будням ты сидел с трёх до восьми, а по выходным даже оставался с ночёвкой, ложась на соседней кровати или устроившись на стуле. Как тебя не выгнали врачи для меня оставалось загадкой, которая раскрылась банальнейшим образом: один из них зашёл и, увидев тебя, перешёл к бесконечной копролалии19.

Ты их просто вынудил и им надоел!

Помнится, что ты приходил, рассказывал мне о школьной жизни, объяснял новые темы, подтягивая меня по учёбе, чтобы я не отставала. Как только мы заканчивали делать домашние задания, мы кушали, а потом вместе смотрели сериалы, закачанные на планшет. И да, ты абсолютно верно сказал: я достаточно быстро подсела на мужика с тяжёлым именем и его верного товарища Ватсона. В какой-то степени, я даже видела схожесть с нами. Я с поломанной ногой и ты – высокоактивный социопат с альбомом из моих фотографий на своём телефоне.

Заставив меня создать страницу в Инстаграме20, ты регулярно отмечал меня в истории, чтобы, судя по всему, все знали, что ты сидишь на больничном стуле, возле девушки, которая даже не в состоянии сама ходить. Я не добавляла туда фоток, но, зато, ты постоянно размещал кадры со мной, и добавлял какие-то песенки. Выглядело это мило, особенно визжала с этого главная фанатка нашей пары Уля, но, если так подумать, это было как минимум странно.

Для меня то. Я же дура.

Ещё страннее стало, когда в один из дней, твой телефон начал безостановочно трезвонить. Ты сбрасывал звонки, вытворял это снова, и снова, пока, не выдержав, не решился поднять трубку.

– Да, мам, – вымолвил ты, пальцами указав мне, чтобы я поставила серию на паузу.

Судя по всему, разговор был личным и не особо приятным, ибо ты попытался скрыться от моих молчаливых глаз в туалете, словно действительно не знал, что стены здесь тонкие, как куски фанеры, и что, буквально, каждое твоё слово, пусть и слабо, но слышно.

Когда ты вернулся и сел на место, мгновенно начался мой опрос.

– Что-то случилось?

– Ничего важного, – произнёс ты, убрав телефон обратно в карман сумки.

– Кажется, что твоя мама зла, – промямлила я, не желая бросать это дело без подробностей.

– Всё в порядке, Арьяша, – ответил ты, вновь сложив свои руки у меня на краю кровати и положив на них свою голову. – Включай серию.

Облокотившись на своё сиденье и собираясь уже нажать на паузу, я вновь посмотрела на тебя и вспомнила.

– Сегодня четверг?

Ты еле заметно кивнул в ответ, уже догадываясь, что я всё поняла.

– Ты пропускаешь занятия по борьбе, – поняла я, окончательно убрав планшет в сторону. – Поэтому твоя мама злится…

– Арьяша, ничего важного, – начал отнекиваться ты. – Давай продолжим смотреть.

– Ты совсем на них не ходишь из-за меня?

– Арьяша! – пытался заткнуть меня ты. – Мне никогда не хотелось этим заниматься! Это выбор мамы, которая желала, чтобы у её сына была хорошая фигура!

– Ты же понимаешь, что так все труды в лету канут?! – выдавила я из себя. – Продолжишь пропускать, и тогда спорт покажет тебе мой фирменный знак…

– Это не важно, – прервал меня ты, потянувшись к планшету, чтобы включить фильм. – Для меня не важно… Давай продолжим смотреть?

Понимая, что ты и дальше можешь попросту игнорировать все мои слова, я решила перейти к крайним мерам.

– Nao! – гордо сказала я, скрестив, насколько это возможно, руки на груди. – Nao farei nada21!

– Прекрасно, – шёпотом промолвил ты. – Перешла на португальский!

– Vou começar a falar russo apenas nas minhas condições22, – продолжила в то же время я.

– Мне что, Гугл переводчик использовать для болтовни с тобой?!

– Ou você pode concordar com minha proposta23.

Ты глянул на меня своими голубыми глазками и тяжело вздохнул, понимая, что я слишком упёртая и способна очень долго докучать тебе любимым языком.

– Хорошо, что ты хочешь? – мягко спросил ты.

– Ты вернёшься на занятия и будешь приходить ко мне тогда, когда у тебя будет свободное время, – твёрдо говорила я, звуча, как можно убедительнее. – Мне не нужна нянька. Мне нужен мой друг, борец, певец и кто-то там ещё…

– Ведущий и актёр, – продолжил ты, светя своей притворной улыбкой.

– Да, вот этот самодовольный петух! – вымолвила я, когда по палате разнёсся твой хохот. – Ты же крутой борец, силач и фиговый бегун!

Дивясь моим выражениям, ты высоко приподнял брови.

– Ну, я, по крайней мере, ноги на пустом месте не ломаю! – сказал ты.

– И самый последний придурок на этой планете! – закончила я.

– А кто же с тобой будет смотреть сериалы и есть сладости? – спросил ты, словно это действительно куда важнее, чем многочисленные медали, висевшие в твоей комнате.

– Я сама справлюсь! Думаю, что это не так сложно, – произнесла я, немного смеясь. – А потом восстановлю свою ногу и приду к тебе на соревнование.

– Учитывая твоё состояние, я тебя туда понесу, – смеясь говорил ты.

– А спорим, я сама дойду? – я протянула тебе свою правую не раненную руку.

Новый спор пришёлся тебе по душе и ты, усмехнувшись, протянул пальцы в ответ.

– А спорим! – ладони сжаты, а глаза смотрят точно друг на друга, искря безумством, вереща, что мы готовы к новому сражению. – В любом случае, если твоя нога к этому моменту выздоровеет, то твой топографический кретинизм ещё никто не отменял!

И вот, принесённая тобой подушка, полетела тебе в голову.

Ты приходил также каждый день, но уже гораздо реже. Продолжал выполнять свои дела, но только в меньшем размере и оставлял мне сотни подсказок, которые я попросту хотела пропустить мимо себя.

Как тот случай, когда мне начал писать Сергей, а ты, узнав про это, попросту взял свои вещи и направился к выходу, или та ситуация, когда ко мне пришёл твой товарищ Максим. Забавно то, что я не придала этому пришествию абсолютно никакого значения. Казалось, что весь наш класс уже успел побывать в моей больничной комнате, но, стоило тебе только увидеть этого парнишку, стоящего возле стола и интересующегося, как у меня дела, как ты мгновенно, чуть ли ни за шкирку, вывел его в коридор.

Чёрт знает, о чём ты тогда с ним говорил, но после вы зашли обратно, и, посидев пару минут, наш одноклассник покинул больницу.

Зато ту субботу я запомню надолго.

– Ты опять с Сергеем переписываешься? – спросил ты, заваривая нам двоим чай.

Подобное грезилось просто чудесным, когда ты находишься в больнице, но чувствуешь себя совсем как дома. Электрический чайник, вечные знакомые на вкус печеньки и всегда остающаяся на столе вторая кружка с недопитым чаем.

– Он спрашивает, когда меня выпишут, – ответила я, набирая на сенсорном экране сообщение.

– Когда ты будешь абсолютно здорова, – произнёс ты, поставив кружку на мою тумбочку. – Значит, никогда.

Освободив руку, я мгновенно показала тебе фак. Жить в таких условиях я уже приспособилась.

– Так, Арьяна, – вымолвил зашедший в мою палату врач, – Отправляемся на снятие гипса с руки, кажется, что уже всё в порядке.

– Правда?! – радостно переспросила я.

Сидевший рядом ты тоже начал улыбаться.

– Да, уже пора, – сказал врач и поставил какую-то галочку у себя в бумагах. – Сейчас привезу инвалидное кресло.

Блин.

– Что? – удивлённо прошептала я.

– Кресло каталку, – заявил врач и посмотрел на меня, поражённую, словно молнией, как на полную дурочку. – Как ты по комнате вообще перебиралась всё это время? В туалет там ходила?

На самом деле, это невероятно просто. Ты брал меня на руки, доносил до туалета, а там я уже научилась пользоваться как-то лишь одной рукой и лишь одной ногой. Порой на помощь приходили санитары, но мне никогда не приходилось усаживаться на это самое кресло.

– У нас свои методы, – выдал ты, стоя в сторонке и смущённо глядя на доктора.

– Ясно, сейчас привезу.

С этими словами он покинул комнату, а я осталась наедине с мыслями о том, как я буду смотреться в этом инвалидном кресле.

– Ну, что сидим? – сказал ты, подойдя ко мне, как можно ближе, и наклонившись. – Сажаемся ко мне на руки, ведь ехать в нём ты точно не хочешь, – после этого ты крепко прижал моё тельце к себе, обернув мою правую руку возле своей шеи, чтобы я могла себя спокойно придерживать, а второй рукой держал на изгибе колен. – Пойдём на снятие гипса!

Очередное решение отдаться риску, новый вариант с уничтожением самой себя.

Но, смешно, я очень тебе доверяла и не сомневалась даже, что ты меня ранишь или уронишь. По моему мнению, ты не мог меня ранить.

Так, мы вместе направились к выходу из комнаты. Стоило нам только миновать дверь, как следом послышались крики и ругань.

– Что вы делаете?! Это же опасно для неё! Вы можете её уронить! Посадите её в кресло немедленно! – безостановочно продолжил пищать врач, который лишь пару мгновений с абсолютно безэмоциональным лицом оглашал нам показания.

– Если вы будете быстрее меня вести в нужный кабинет, то будет меньше шансов, что я её уроню, – заявил ты, а я лишь сильнее сжала руку на твоей шее.

Почему-то вся эта ситуация вызвала во мне приливы смеха, с какими я оказалась попросту не в состоянии бороться. Оттого, глядя на поражённое лицо врача и на реакцию каждого проходящего мимо нас больного, я лишь громогласно хохотала.

Наконец, мы подобрались до нужного места, и через некоторое время, моя рука уже получила долгожданную свободу.

Вскоре меня отпустили домой, и выписка, верно, осталась единственным днём, когда тебя в больнице не было. За день до этого мы собрали все вещи, какие из них принадлежали тебе, а какие мне, чтобы потом не пришлось объяснять маме, откуда взялось то и это. Ей то сложно налгать, что хорошенький планшет мне преподнесли в подарок Уля или Мила. Даже я бы в такое не поверила, а рассказывать матери, что это всё – подарки от моего друга, какой мне не парень и с каким я, свойственно, и соревновалась, когда получила эти переломы, – тоже такое себе дело.

Особенно, если припоминать факт того, как ты находился в комнате и как часто являлся. Ни одна медсестра в тот день не смогла сдержать язык, чтобы не напомнить о твоём вечно снующем здесь хохолке. Радует, что, встретив маму, они затихли. Лишь тихонько посмеивались.

Конечно же, ко мне домой ты в итоге захаживал потом ещё последующий месяц так же часто, как и в больницу. Сидел у меня до шести, в те дни, когда мог, а потом уходил прямо перед самым приходом мамы.

А, знаешь, что ещё хорошо помню? Как мы отправились к тебе на соревнования по борьбе.

Мы с девочками сидели у меня в квартире, и ты вызвал нам такси, чтобы мне легче добраться. Точнее, чтобы я не напрягалась.

Подниматься по этим ступенькам в дворец культуры оказалось невыносимо тяжело. Особенно на костылях, особенно после того, как одна из рук, обязанная держать вес на себе, все ещё проходила процесс восстановления. Ты же на тот момент уже находился в зале, во всем своём обмундировании, и попросту не мог выйти и помочь мне. По-моему, тогда я впервые буркнула себе под нос о том, сколь ты мне надобен и необходим, вызвав очередной писк с уст нашей старосты.

Наконец-то мы добрались до посадочных мест и, усевшись, я сразу увидала тебя. В этом странном полу купальнике и…

Будем честными, я впервые вообще узнала, что такое борьба, и как это выглядит, так что, я попросту надеюсь, что ты не будешь меня за это ругать.

Приметив нас, ты подобрался ближе и, обняв каждую, отдал мне свой телефон, с просьбой заснять то, что будет происходить. После этого ты буквально секунду поддержал меня за руку, но этого хватило сполна, чтобы стоящая рядом Уля завизжала.

Верно, она отметит этот день в календаре, как лучший день её карьеры шиппера.

До следующих же дней с нами.

Бой начался. Раунд, и ты повалил его на землю. Раз, и твой соперник снова на земле.

Снова буду честной: после первой победы я вообще перестала следить за происходящим и лишь смотрела за тем, чтобы зарядка твоего телефона совсем не села.

Только когда Мила сообщила мне, что сейчас твой финальный бой, я глянула прямо. Понятия не имею, скольких ты положил, понятия не имею, сколько раз ты смог лечь на эту землю, но концом этой игры стало то, что ты победил. Мои подруги радостно завизжали, повставав со своих мест, а я захлопала в ладоши, продолжая восседать. Со своей ногой у меня имелось слишком мало шансов стоять, аплодировать и не балансировать.

В конце концов, после множества сделанных фотографий, мы сумели подобраться к тебе. Помнишь первое, что ты сказал?

– Уля, будь добра, сфотографируй нас с Арьяшей.

Отдав свой телефон нашей старосте, а мои костыли моей спокойной лучшей подруге, ты начал заниматься моим самым ненавистным делом. Вначале придерживая меня за талию со своим дипломом, а затем подняв меня на руки и выдав мне на руки свою долгожданную медаль, мы сделали несколько фотографий.

Спор выигран – я дошла сама, но и ты показал себя в лучшем свете. Несмотря на твою излишнюю заботу и огромное количество времени, какое ты отдал, заботясь обо мне, когда я лежала загипсованная, даже не по твоей вине, ты всё равно смог пробиться вперёд.

Это стоило многого и очень многое показывало.

К примеру, то, что ты – не только боец, певец и напыщенный придурок с хохолком, но ещё и сильный человек, умеющий делать всё, и при этом успевать.

…

Я не буду ничего изменять и дополнять. Это страница слишком хороша, чтобы портить её воспоминаниями о прошлом, то есть о будущем.

Просто… Скоро радуга закончится, и следом за ней придёт совсем не ясное небо.

Запятая 7

Слово за словом, постепенно поправляясь и превозмогая представший пред о мной сложный уклад жизни, я сумела закончить восьмой класс. К счастью, последний день учёбы совпал с приказом врача о моем полном исцелении. Теперь я могла снова бегать по утрам, танцевать и прыгать, не боясь, что моя нога превратится в разломанную напополам палку.

Помнится, тот день – первое июня, когда где-то в двенадцать часов ты позвонил мне на телефон, что уже казалось удивительным, а я, сонная и лежащая под тёплым одеялом, попыталась скрыться от твоего звонка под подушкой. Но, увы, не помогло.

– Чё? – недовольно хмыкнула я, пытаясь не зевать прямо в трубку.

– До тебя не дозвонишься, – ответил ты на другой стороне провода, нервно посмеиваясь.

– Может, потому что я не хочу, чтобы ты дозванивался? – нагло произнесла я.

– А так бывает? – продолжил ты, перейдя на свою извечную слащавую интонацию.

– Не поверишь, всегда, – смачно зевнув, гордо заявила я, следом уткнувшись ртом в подушку, надеясь, что до тебя звук не дойдёт.

Но, увы, ты услышал эти стоны кита.

– Ты что, спишь?!

– Дремлю, – сказала я, повернувшись на другой бок и прикрывшись одеялом снова.

– Проснёшься к трём? – прозвучал вопрос с твоей стороны, и я слышала, как ты звенишь своими медалями на заднем фоне, – Гулять пойдём…