Бей первая

© Артеева Ю., 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Пролог

Милана

В жизни и в драке главное – сгруппироваться и терпеть. Так я думала. Это было моим главным правилом, пока мне не пришлось выучить новое. Но тем холодным ноябрьским вечером я еще жила по-старому. Поэтому лежала в луже, подтянув колени к подбородку и прикрыв голову руками.

Шапка давно слетела, но мне не было ее жалко. Она не моя, мне ее выдали. А я ненавидела все, что выдавали.

– Поднимайся, белобрысая!

– Подровнять тебе прическу?

Крепко зажмурившись, я постаралась оглохнуть. Чужой ботинок поддел мой локоть. Не больно. Они вообще били не сильно, скорее, унизительно. Больше трепали морально. Кружили, как хищные птицы, бросали оскорбления, издевались. Но я знала, что надо делать.

Терпеть. Терпеть. Вдохнуть. Выдохнуть. Снова терпеть.

– Э! – Зычный возглас прорезал холодный воздух, и что-то изменилось.

Коршуны забили крыльями. Заволновались.

– Э, Макар, вы что творите? – суровый мальчишеский голос заставил вздрогнуть и меня. – Это же девчонка.

– Это детдомовская шушера.

– Мы девчонок не трогаем, других шугай. Вон их сколько.

«Их» было и правда много, стояли у забора и тоже наблюдали. Среди них я тоже была чужая, защищать меня им не было резона. Для этих – детдомовская, а для тех – домашняя. Где я была на самом деле? В холодной луже. Думаю, так.

– Кир, да че ты, это шваль.

– Скройся.

– Кир.

– Я сказал, скройся! И остальных забери.

И они ушли. Вот так просто. Оставили добычу недоеденной. Недостаточно растоптанной.

Я открыла глаза. Между своих рук смотрела на мокрый асфальт. Ушли? Все ушли? Белые кроссовки появились в моем узком поле зрения. Неестественно белые. Все вокруг серое, с чего им быть такими яркими?

– Живая?

Я молчала. Лежала в луже. Это мое место.

Он присел на корточки и потянул меня за грязный рукав куртки.

– Вставай.

Его голос уже сломался. В нем сквозили повелительные и немного ленивые нотки. Я села. Вроде бы это компромисс. Бросила на него затравленный взгляд. Широкое лицо, высокие скулы, зеленые, чуть раскосые глаза. Из-под шапки, лихо сдвинутой на затылок, торчали русые волосы. Не то чтобы светленький, не то чтобы темненький. Он был пугающим, но я не боялась.

– Хочешь бесплатный совет? Выкупи главного и бей первая. Тогда тебя не тронут.

Урок номер раз.

Глава 1

Я стою перед зеркалом и накручиваю свои синие волосы утюжком. Вообще-то он для того, чтобы выпрямлять, но я научилась еще и делать локоны. Ловкость рук и никакого мошенничества. Волосы завиваются и подпрыгивают, едва касаясь плеч. Я вчера подстригла себя сама. Ничего сложного, если внимательно посмотреть пару обучалок.

– Лана, ты не одна! – рычит отец снаружи и для верности ударяет кулаком в запертую дверь.

Я невозмутимо заканчиваю прическу. Плету тонкую косичку и вставляю в нее два металлических колечка. Кажется, все.

Черным карандашом старательно подвожу глаза. Немного туши и румян.

– Лана! – ревет отец из коридора.

Теперь точно все.

Открываю дверь и выхожу.

– Я на работу опаздываю! Сколько можно там торчать?!

Глаза с красными прожилками смотрят зло. Обдавая меня запахом перегара, он ломится в ванную, толкая меня плечом.

Улыбаюсь. Всегда улыбайся в моменты слабости, так никто не заметит брешь, в которую можно ударить.

Захожу на кухню и останавливаюсь в дверях. Монотонно бубнит телевизор. На диванчике спит мама. На столе – остатки вчерашних возлияний. Мы явно не семья с коробки сока. Оставаться тут мне неприятно, так что завтрак отменяется. Но надо чем-то обмануть желудок, чтобы он не начал урчать с первого урока. Открываю холодильник, нахожу банан. Быстро делаю кофе и переливаю в термокружку. Уже неплохо. Иногда и этого не бывает.

Параллельно напряженно прислушиваюсь. По звукам понимаю, что отец скоро выйдет, и бегу в свою комнату. Там беру рюкзак и застываю.

Щелчок замка, открывается дверь, он идет по коридору. Злится, походка тяжелая, нервная, я это чувствую. Поворот, шаг, еще шаг. Пора. Выхожу, у порога хватаю кеды и джинсовку, выскакиваю за дверь.

Перевожу дыхание. Идеально.

Обуваюсь у лифта, но на первый этаж иду пешком. Вместо фитнеса – говорю себе. Но на самом деле просто не хочу завтракать на улице. За пятнадцать этажей успеваю съесть банан и выпить кофе. Желудок думает, что он сыт, а я рада, что у меня есть фора по крайней мере до завтрака в школе. Там обману его чем-нибудь другим.

На улице я вливаюсь в поток школьников, опаздывающих на первый урок. Надеваю наушники и сую руки в карманы куртки, напускаю безразличный вид, встряхиваю синими волосами. Все в порядке. Я знаю, что надо делать. Просто выкупить главного. Я это умею. Но состояние все равно тревожное.

Что может быть хуже, чем новая школа в одиннадцатом классе? Только школа в плохом районе. И еще явиться в середине сентября. И опоздать на первый урок. Так что у меня полный набор.

Но я все равно иду неторопливо. Ничего хорошего меня там не ждет. Я уже три раза меняла школу, знаю, что это такое. И это только в этом районе.

Пятнадцать минут неспешной прогулки под агрессивный рэп в наушниках, и я на месте. Просто иду к главному входу. Школы все одинаковые, нет смысла ее изучать. На ходу сверяюсь с расписанием в телефоне. Супер. Химия первым уроком.

Я не переобуваюсь, по правде, у меня и сменки-то с собой нет. Охранник молчит, даже не смотрит в мою сторону. Ясно, ему плевать. Не сомневалась. Спасибо, дядь, люблю, когда люди оправдывают мои ожидания.

Иду по пустым коридорам, звонок уже был. Сразу залет. Химичка – мой классный руководитель. По пути заруливаю в женский туалет и поправляю у зеркала макияж. Взбиваю пальцами волосы. Наношу на губы голубой блеск. Погнали.

У двери класса задерживаю дыхание, собираю всю свою броню, мысленно ее скрепляю. Давай, девочка. Улыбайся. Выкупи главного. Не позволяй себя обидеть.

Стучу три раза. Бам. Бам. Бам. Не жди приглашения, оно тебе не нужно. Распахиваю дверь:

– Здравствуйте.

Хрупкая женщина в больших очках с толстыми стеклами замолкает на середине фразы. Оглядывает меня цепко и быстро. Сканирует. Я не позволяю, смотрю на нее, не мигая.

– Милана? – спрашивает она.

– Да.

– Заходи.

Она улыбается, и лицо ее вмиг становится светлым и доброжелательным, я даже теряюсь. Захожу и останавливаюсь у доски. Машинально думаю о том, как одета. Черная плиссированная юбка с двумя толстыми цепями на бедре, белая футболка. Джинсовка через локоть, черные тонкие колготки, кеды. Здесь нет формы, я не пыталась выглядеть хорошей девочкой, просто так вышло.

– Что ж, одиннадцатый «бэ», знакомьтесь, ваша одноклассница, Милана Кицаева.

– Киса, значит, – раздается с задних парт грубо и немного лениво, но я не вижу, кто говорит.

Все перешептываются, кто-то присвистывает.

– Милана? А че не Мальвина?

– Киц-киц-кица!

– Фигурка огонь!

– Милая Милана, а новенькая ничего.

Я не реагирую. Я таких знаю. Это зверье, не дети.

Ориентируюсь на слух, глазами стараюсь не бегать. Разворачиваю свои внутренние локаторы на полною мощность. Первые парты мимо. Брюнетка на третьей – важная. Девчонка рядом – камеристка при королеве. Но это еще не то. Четыре парня на задних – вот кто мне нужен. Оттуда летят все основные комментарии и реакции. Я вижу троих, мажу по ним взглядом. Не то. Четвертого закрывает очкарик на предпоследней парте. Я чуть сдвигаюсь в сторону. Вижу локоть, крепкое плечо в синем бомбере. Позволяю себе заглянуть еще дальше. Широкое лицо, высокие скулы. Мы наконец встречаемся глазами. И из меня разом выбивает весь кислород. Зафиксируйте время смерти, у нас остановка сердца. Не проводите реанимационные мероприятия, пациент в слишком большом шоке. Мои зрачки, готова поспорить, расширяются, как будто я под чем-то. Грудная клетка застывает.

Окей, хорошая новость – я выкупила главного. Плохая – это тот, кто меня этому научил.

Глава 2

– А ну-ка тихо! – химичка стучит ребром учебника по столу. – Я сказала, тихо!

Но стадо ей уже неподконтрольно. Ржут, глумятся. Изучают меня с ног до головы. Но я смотрю только на него. А он – на меня. Узнал? Вряд ли. Слишком много времени прошло. Мне было двенадцать. Волосы, одежда – теперь все другое. – Все, кроме одного, но, надеюсь, парень этого не запомнил. А он дал мне важный урок, поэтому я-то всегда помнила мальчишку в белых кроссовках. Искала, конечно. И вот нашла. Зачем только сейчас?

Он смотрит на меня из-под полуопущенных век. Во всем облике сквозит наглость и какая-то сдержанная агрессия. Изучает мое лицо, волосы, спускается взглядом ниже, путешествует по ногам вместе с волной дрожи, которая меня охватывает. Возвращается к лицу. Потом наклоняется к соседу по парте и что-то говорит. Тот взрывается лающим смехом.

– Насмотрелись? – говорю жестко, и зверье удивленно притихает.

– Еще нет, – говорит он, и я узнаю эти ленивые нотки, – покрутись.

Теперь замолкают все. Даже химичка. Такое ощущение, что ей самой интересно, что дальше будет.

Я скрещиваю ноги и медленно поворачиваюсь вокруг своей оси, раскинув руки в стороны. Кто-то снова присвистывает, что за тупая привычка.

Возвращаюсь в исходное положение и склоняю голову набок:

– Теперь ты.

– Кир, а новенькая с зубами, – говорит один из его парней.

Почему его? А здесь все его. Много ума не надо, чтобы понять.

Он встает, отодвигая стул, скидывает бомбер и остается в черной футболке. Да, с того темного ноября он вырос. Стал высокий, весь какой-то крепко сбитый, внушительный. Засовывает руки в карманы джинсов и медленно поворачивается.

Весь класс смотрит. Я поджимаю губы и качаю ладонью из стороны в сторону, показывая, что не очень довольна тем, что увидела.

– Так, Разгильдеев, сядь! – наконец говорит химичка.

Я улыбаюсь. На этот раз мне и правда смешно.

– Какая говорящая фамилия, – замечаю громко и поворачиваюсь к учителю: – Анна Дмитриевна, я сяду?

Она машет рукой:

– Да, Милана.

Я иду к очкарику, который сидит перед Кириллом. Останавливаюсь и постукиваю пальцем по парте:

– Здесь свободно?

Очкарик зачем-то оборачивается назад. Кир едва заметно ему кивает.

– Свободно, – говорит он с какой-то неприязнью.

– Подвинешься? Не хочу сидеть у окна.

Парень поджимает губы, негодующе пыхтит, но сдвигается на соседнее место.

– Расслабься, – приземляюсь рядом. – Я слабеньких не ем.

– Смотри, как бы тебя не съели, киса.

Я оборачиваюсь и смотрю ему в глаза. Против воли опускаю взгляд к губам. Несмотря на суровое, бесстрастное выражение лица, они от природы изогнуты уголками наверх. Как будто он рожден, чтобы улыбаться.

– Подавишься, Кир.

Умышленно добавляю его имя. Хочу показать, что не боюсь. Хотя от дикого стресса меня почти трясет, еще немного – и заклинит шею. Когда нервничаю, меня всегда подводят мышцы. Я быстро отворачиваюсь, потому что чувствую приближение спазма.

Достаю учебник химии и тетрадь. Рассеянно прислушиваюсь к тому, что гонит Анна Дмитриевна. Я это уже знаю. Привыкла учить наперед, чтобы не было проблем с успеваемостью. Потому что это – крючок для опеки.

– Как тебя зовут? – шепчу очкарику.

Смотрит на меня, как на диковинную зверушку. Совсем, что ли, не привык, чтобы с ним разговаривали?

– Ваня, – выдает в итоге.

Я хмыкаю. Ну еще бы. Иван. Совсем не Грозный.

– Будем дружить, Ваня, – говорю утвердительно.

Он косится недоверчиво. Пальцем упирается в «мостик» очков. Задротский жест. Ничего, Ваня, я тебя исправлю.

– Не делай так. Выглядишь как дебил.

– Тебе-то какое дело?

– Так ты ж теперь мой друг. Не могу дружить с дебилом.

Химичка поворачивается от доски:

– Кицаева, Ваняев, что-то вы быстро спелись.

– Извините! – говорю ей, а потом поворачиваюсь к очкарику. – Ваня Ваняев, серьезно? Вообще без шансов на спокойное детство.

Он краснеет до корней волос. Сопит над тетрадкой, что-то пишет. Я улыбаюсь и откидываюсь на спинку стула. Что ж, все прошло неплохо. Не так просто, как я думала, но не безнадежно.

Пальцами рассеянно перебираю синюю прядь. Нужно крепко подумать над тем, что делать дальше. Нападать на Кирилла вернее, но опаснее. Может, тронуть кого-то из его мальчиков? Или брюнетку на третьей парте. Но это все не то, я уверена, что не сработает! Прошло минут десять, а я уже понимаю, что здесь царит деспотия. Не линейная иерархия. И что тогда, ждать, пока меня прижмут? А меня прижмут, это лишь вопрос времени.

Дал бы мне Кирилл второй ценный совет по этому поводу? Или его щедрость закончилась тогда, пять лет назад?

Понимаю, что очень хочу обернуться к нему, но заставляю себя сидеть ровно. Все тело зудит, но я не двигаюсь. Записываю в тетрадь какие-то обрывки полива химички. Только чтобы не трогала меня. Она вроде бы ничего, но я зареклась сближаться с учителями. Я слишком хорошо знаю, чем это кончается. Опекой и детским домом. Нет, спасибо.

Глава 3

Когда звенит звонок, я одним движением сгребаю вещи в рюкзак, поворачиваюсь к соседу:

– Какой следующий, Вань?

Он тянется указательным пальцем к очкам, но сам себя останавливает. Неплохо. Обучаемость поразительная.

– Физра.

– Спасибо, милый.

Подхватываю рюкзак и под смешки пацанов выхожу из класса. Захожу в женский туалет и запираюсь в кабинке. Только тут позволяю себе выдохнуть и запустить пальцы в волосы. Останавливаюсь взглядом на оббитой плитке. Раз-раз, прием, Милана, вызывает земля. Просьба нацепить на лицо улыбку и гнать в раздевалку, нужно переодеться раньше остальных. Звякаю шпингалетом и выскакиваю наружу. Юбка догоняет и бьет по бедрам складками, когда в коридоре я налетаю на Кирилла. Кажется, он специально ждал меня. У меня есть догадка, зачем, но я в этом совсем не уверена.

Он молчит, смотрит мне прямо в глаза. Проверяет?

Мое сердце заходится в беспорядочном ритме. Опускаю руки и провожу взмокшими ладонями по юбке. Кир молчит. Так что я просто огибаю его и иду в спортзал. Слышу, что он идет следом.

– У тебя разные глаза, – говорит мне в спину.

На секунду я перестаю дышать, но не сбиваюсь с шага. Узнал? Вспомнил?

– Я знаю, – отвечаю ровно.

Он прав. Один глаз голубой, другой – карий. Гетерохромия. Милая особенность, за которую в детдоме меня трепали, как будто это что-то стыдное. Функционально мои глаза такие же, как у всех. Но выглядят иначе, а это автоматически выталкивает тебя из социальной группы.

Думаю, это единственное, благодаря чему Кир мог бы меня узнать. Только не могу понять, я этого хочу или опасаюсь? В любом случае, какой в этом смысл?

Не выдержав, оборачиваюсь и встречаюсь с ним взглядом. Продолжает идти за мной. Походка расхлябанная, немного вразвалку. Большим пальцем придерживает лямку рюкзака на плече. Лицо непроницаемое, не пробиться, не прочитать. Что ж ты такое, Кирилл Разгильдеев?

Перед дверью на лестницу я чуть притормаживаю, пропускаю вперед группу школьников помладше. Кир пользуется заминкой и останавливается прямо за моей спиной – так близко, что я чувствую тепло его тела. Он наклоняется к моему уху и клацает зубами, как будто кусает воздух.

Бум. Зафиксировано столкновение. Брешь в борту судна, восемь букв. Пробоина.

Я резко оборачиваюсь и отталкиваю его от себя. Парень слишком крепкий, больше и шире меня, мне удается отыграть только пару сантиметров. Его это смешит. Губы, изогнутые вверх, трогает настоящая улыбка, отчего на щеке появляется ямочка.

И в этот момент я понимаю, что совет, который столько раз спасал меня, наконец, впервые оказался бесполезным. Я пришла с мечом, и от него же погибну.

Я залетаю в женскую раздевалку спортзала и прислоняюсь спиной к закрытой двери. Конечно же он за мной не пойдет. Или может? Я вся обращаюсь в слух. Ничего. И раздевалка, на мое счастье, пуста. Я быстро вытягиваю из рюкзака короткие свободные шорты и тонкую футболку. Взяла именно это, потому что они занимают меньше всего места.

Переодеваюсь, повернувшись ко входу лицом. Немного странно, но дело в том, что мне плевать, если кто-то увидит меня в лифчике, а спину я хочу спрятать. Знаю, что этого не избежать в дальнейшем, но сегодня уверена – если кто-то увидит, то оборону я уже не удержу. Как-нибудь потом. Решай проблемы поступательно. Еще одно мое правило.

Когда я зашнуровываю кеды, присев на скамейку, заходят девчонки из класса. Та брюнетка с камеристкой. Я слушала, поэтому знаю, что первую зовут Дунаева Кристина, а вторую Иванова Женя. Следом подтягивается невзрачная девочка с первой парты. Она в этой жизни едва ли присутствует физически, ментально точно отлетев куда-то в космос. Поэтому мысленно зову ее инопланетянкой, и хватит с нее. Потом еще две подружки-веселушки. Эти меня интересуют еще меньше. А больше девчонок я не видела. Видимо, остальные все в «А» классе, гуманитарном.

Королева, конечно, подруливает сразу ко мне. Останавливается вплотную, смотрит свысока:

– Кицаева, значит? Почему перевелась?

Я заканчиваю аккуратно сворачивать вещи и поднимаюсь на ноги. Оказываемся с ней очень близко, и мне приходится задрать голову, чтобы посмотреть ей в глаза. Природа не на моей стороне, но характер не должен подвести.

Говорю:

– Как тебя, прости? Дуняева? – и улыбаюсь.

Еще одна хитрость. Намеренно коверкай имя, тебе должно быть плевать, как их зовут.

Она слегка розовеет и с нажимом исправляет:

– Дунаева.

– Ну да. Дуняева. Так вот, это не твое дело.

– Здесь все – мое дело. И еще одно. Кира не трогай.

– А вы что, встречаетесь?

Она улыбается с вызовом:

– Это вопрос времени.

Оглядываю раздевалку. Остальные, затихнув, переодеваются. Может быть, я несколько недооценила эту Кристину.

Говорю:

– Всех новеньких об этом предупреждаешь?

– Я видела, как ты на него смотришь, – выдает она то, что не следовало, и добавляет, – я не дура.

– Спорное замечание, Дуняева. Я буду смотреть на всех, на кого захочу. И так, как захочу.

Оттесняю ее плечом и собираюсь выйти из раздевалки в зал.

– Ты мне не хами, Милана, – говорит она зло. – Если ты еще не поняла, со мной аккуратнее надо.

Я только хмыкаю и ухожу. Я все давно поняла. Но иногда нужно просто промолчать, чтобы взбесить еще больше.

Глава 4

Физрук выглядит очень колоритно. Он огромный, лысый и бородатый. Одного взгляда достаточно, чтобы стало ясно: все парни этой школы его обожают. Константин Антонович, но, конечно, все зовут его Косатон. Причем не за глаза, а прямо в лицо, но он не против. Я притихаю и сажусь на скамейку. Держусь с независимым видом, но на самом деле наблюдаю.

Когда начинается урок, Косатон нас строит, проводит разминку и разбивает на команды для игры в баскетбол. Выдыхаю облегченно. Я играю нормально. Не хорошо, не плохо, просто сносно. Может быть, потому, что не боюсь мяча. Я срезаю ногти под самый ноль, так что не переживаю за маникюр, как остальные девчонки. Плюс не боюсь боли. Вот и весь секрет.

Может быть, это судьба, может, просто удачное совпадение, но мы с Кристиной оказываемся в разных командах и выходим на поле друг против друга. И я уже знаю, что надо делать. План не идеален, но другого у меня нет.

Какое-то время пасуемся, бегаем по полю, все выглядит безобидно. Но я напряжена до предела. Выжидаю нужного момента, как будто подстерегаю добычу. Наконец Дунаева бежит к нашему кольцу. Как девчонка, медленно и жеманно. Мелькают ее ноги в розовых легинсах. Я ее сопровождаю, блокирую своих же, закрываю спиной. И в момент, когда она готовится к броску, резко выставляю руку, но не сбрасываю мяч вниз, а отправляю обратно, прямо ей в лицо. Со всей силой, на которую сейчас способна.

Дунаева визжит, закрываясь руками, Косатон оглушительно свистит. Я же пользуюсь паузой, чтобы выровнять дыхание.

– Она мне нос сломала!

– Ты! Как там тебя, новенькая, ты что творишь?!

– Ставлю блок, – отвечаю невозмутимо и поворачиваюсь к физруку, – я играла в мяч, что не так?

– У меня кровь?! – голосит Кристина, убирая ладони от лица. – Скажите, у меня кровь?!

Никакой крови нет. Ее прекрасный королевский носик в порядке. Но Дунаева в ужасе, а это очень хорошо. Давлю в себе угрызения совести. Так нужно.

Смотрю, как Косатон ощупывает ее личико. Как бубнит что-то успокаивающее. Как она заливается слезами. И заставляю себя улыбнуться.

В конце концов он уводит ее к медсестре, потому что Кристина в истерике. Орет, что за пластического хирурга буду платить я напополам со школой. Девочка, ты не в том заведении, чтобы говорить про деньги. Здесь все с голой жопой, включая директрису. И саму Дунаеву.

Урок сорван. Мне плевать. Я никогда не шла на прямой конфликт, это чревато. Докажите, что я не играла в мяч. Просто не сладила с траекторией. Меня никак не наказать.

– Кажется, я взрастил чудовище, – тянет низкий голос с той самой характерной ленью.

Оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы у груди поймать баскетбольный мяч.

– Не понимаю, о чем ты.

Кир улыбается:

– Не строй дурочку, киса.

– Думаешь, никто до этого не сокращал так мою фамилию? Очень посредственно.

Стучу мячом о резиновое покрытие зала, прицеливаюсь, отправляю его в кольцо. Бинго. Два очка за меткость, десять за смелость.

Кирилл ловит мяч, ведет его вокруг меня. Не пытаюсь отнять, просто наблюдаю. Тогда он поворачивается ко мне лицом и кидает в кольцо через голову. Черт бы его побрал, но он попадает. Одноклассники, которые тихо перешептывались на скамейках, теперь орут в полном восторге. Чествуют короля. Обезьянье племя.

– Метко!

– Красиво, Гильдия!

Гильдия? Интересно. Отмечаю прозвище краем сознания.

– Я знаю, что ты делаешь. – Кир подходит совсем близко, его дыхание где-то у меня на лбу, но я не поднимаю голову, пялюсь на его грудь в черной баскетбольной майке. – Это я тебя научил, Разноглазка.

Тело замирает, как будто в меня попали дротиком с транквилизатором. Разум же в истерике мечется по всем закоулкам моей головы. Узнал. Вспомнил, как пять лет назад спас детдомовскую девчонку. Несуразную, униженную и дрожащую. Конечно, меня бы там не убили. И даже толком не избили бы. Но этот парень меня спас. Я всегда применяла только это слово. Он ведь не знает, как много для меня тогда сделал.

Боюсь поднять на него взгляд, потому что там больше, чем я хотела бы ему сказать. Тогда Кир касается моего подбородка указательным пальцем и надавливает снизу. Увести сейчас взгляд в сторону – значит, проиграть. Расписаться в своей беспомощности. И я смотрю.

Зеленые глаза изучают меня сурово и требовательно. Как будто я в чем-то виновата. Как будто он хочет, чтобы я в чем-то призналась. Сердце заходится нервным трепетом и разгоняет дрожь по всему телу. Еще немного, и начнет трястись голова, я себя знаю. Рассеянно отмечаю, что кто-то присвистывает. Третий раз за день, не многовато ли? Наверняка все на нас смотрят. Но мне сейчас это не важно. Даже не потому, что я судорожно стараюсь утвердить свое место в этой стае. Просто со мной творится что-то неладное. Дышу часто и тяжело. Вся трясусь, как под током. И против воли жадно впитываю ощущения от нашей близости.

Дверь зала хлопает, и я рассыпаюсь. Кир отпускает мой подбородок, отступает на шаг назад. Возвращаются Косатон и Кристина. Он зол, она держит у лица пакет со льдом. Сдвигает его в сторону и впивается в меня таким взглядом, от которого хочется намочить штаны и позорно сбежать. Но я приподнимаю один уголок губ и заставляю себя ей подмигнуть.

Девчонка издает какое-то сдавленное шипение, будто змея, пойманная врасплох, и бежит к раздевалке.

– Кицаева! – бросает физрук на ходу. – В тренерскую.

Послушно иду следом. Я просто ставила блок. Меня не за что наказывать. Это физкультура, травмы неизбежны, как и в спорте.

Когда дверь за мной захлопывается, я готовлюсь проговорить это все вслух. Но учитель указывает на ободранный диванчик и говорит:

– Сядь.

Сажусь на краешек и почему-то молчу. Он же скрещивает руки на груди и делает пару нервных шагов. Наконец, произносит:

– С носом у Дунаевой все в порядке. Ваша классная в курсе инцидента, и я сказал, что это рядовое столкновение в ходе игры.

Я открываю рот, но физрук показывает мне раскрытую ладонь и продолжает:

– Ситуация закрыта, никаких проблем нет. Пока. Но я знаю, что ты сделала это специально. Ты это знаешь, и все твои одноклассники – тоже.

Он делает паузу, и я поднимаюсь с диванчика.

Косатон снова жестом велит мне вернуться обратно и говорит:

– Слушай, я понимаю, что тебе сложно. Но это тебя не оправдывает. У меня есть пара условий. Первое – на моих уроках подобного с твоей стороны больше не будет.

Он замолкает, и я понимаю, что нужен мой ответ.

Киваю:

– Хорошо. А второе?

– Второе. Ты придешь ко мне, если кто-то тебя обидит. Не полезешь в драку, не придумаешь план мести, – физрук загибает пальцы, – не будешь унижать. Насилие порождает насилие. Я хочу, чтобы ты понимала, что в этом зале и в этой комнате – территория безопасности. Если будут сложности, приходи, и мы со всем разберемся.

Сначала из меня снова вышибает весь воздух. Чувствую, как предательски начинает щипать в носу. Но тут же торможу себя. Никакой дружбы с учителями. Никакого доверия. Никакой откровенности. Нужно продержаться дома хотя бы до восемнадцати лет. А значит, ни с кем не позволено делиться. Расскажешь раз – не заметишь, как выдашь и все остальное. Лана, ты все это знаешь, ну же!

Я сжимаю зубы и торможу все эмоциональные реакции. Киваю. Сглатываю. Подключаю все резервы.

– Вы что, психолог? – выдавливаю наконец.

– Нет, я физрук.

– Хорошо. Я вас поняла.

– Свободна.

Глава 5

Когда я возвращаюсь в раздевалку, там пусто. Мои вещи на полу, в рюкзаке явно рылись. Для меня это не открытие. Удивительно, что ничего не испорчено. А, нет, колготки порваны. Я хмыкаю. Могла бы придумать что-то поинтереснее. Я комкаю тонкий капрон и выкидываю в урну. Сентябрь в этом году теплый, пройтись с голыми ногами – не катастрофа. Только денег жалко, они были новые. Проверяю рюкзак. Там нечего брать, но я не могу найти блеск. Вряд ли Кристина могла унести его с собой, так что, опустившись на колени, заглядываю под скамейку. Так и есть, вот он. Наверное, укатился, когда Дунаева перетряхивала мой рюкзак. Когда я тянусь, чтобы схватить прямоугольный флакончик, кто-то заходит. Не спеша оборачиваюсь, все еще сидя на коленях. На пороге стоит Кирилл. Окидывает взглядом раздевалку, мои голые ноги, колготки, свисающие из мусорки.

– Все в порядке? – спрашивает грубовато.

Я вообще не понимаю, какого черта он тут делает. Явился спасать в очередной раз?

– Думал, я тут рыдаю из-за выговора?

– Думал, Крис заберет твои шмотки. Это в ее стиле.

– Значит, пришел посмотреть? – пытаюсь иронизировать, но потом добавляю уже спокойно: – Пострадали только колготки.

Он кивает.

Я поднимаюсь и одергиваю юбку. Смотрю на Кирилла вопросительно. Он выдает наконец ровным тоном:

– Физика уже началась. Идешь?

– С тобой?

– А ты что, сама знаешь, куда идти? – начинает злиться он, как будто и сам не до конца понимает, почему пришел.

– Разобралась бы.

Но я подхватываю свой рюкзак, джинсовку и иду за ним. Молчим всю дорогу до кабинета. Кир даже не смотрит на меня, я же исподтишка изучаю его. Наверное, его нельзя назвать красивым. Но он весь дышит какой-то грубой мужской привлекательностью. Сколько ему лет? Семнадцать? Восемнадцать? Должно быть, когда он окончательно превратится из парня в мужчину, будет хорош до безобразия.

Зависнув в своих мыслях, я откровенно засматриваюсь на него. У закрытой двери кабинета Кир поворачивается ко мне, пригвоздив к полу прямым взглядом.

Чувствую, что краснею. Черт. Черт. Черт.

Он ухмыляется. А потом так же молча открывает дверь.

Когда появляемся на пороге вдвоем, класс снова превращается в беснующееся племя.

– Кир, ну как?

– Вы что-то быстро, всего десять минут!

– А где колготки? Так не терпелось?

– Ну-у-у, а я хотел подкатить к новенькой, Кир, че, реально занята уже?

Скабрезные шутки сыплются, как из рога изобилия. Но меня им не зацепить. Навешиваю на лицо непроницаемое выражение и смотрю только на учителя. Он выжидает, когда схлынет первая волна тупого юмора.

Дождавшись паузы, говорит:

– Разгильдеев и, должно быть, Кицаева? Садимся по местам быстро и молча. На следующем уроке контрольная.

И пока все дружно стонут, мы занимаем свои места. Я – рядом с Ваней. Удивительно, но он сидит у окна. Уже смирился с моим соседством?

Достаю тетрадь и слышу, как Кирилл сзади говорит:

– Она не занята, Малой. Можешь подкатывать.

Стискиваю зубы, сдерживая волну гневного раздражения. Какая же чертова сволочь этот парень. Но, кроме этого, есть что-то еще. Я расстроена.

Глава 6

Остаток дня проходит тихо. Я держусь отстраненно и независимо. Игнорирую взгляды королевы Дунаевой и ее приспешницы Ивановой. Парней избегаю. Хотя и они, чувствую, только настороженно приглядываются. Не могут меня раскусить. И, надеюсь, мой фокус на баскетболе тоже произвел на них впечатление. После уроков сразу ухожу домой. Сентябрь, конечно, теплый, но ветер определенно уже осенний. Он неприятно холодит голые колени. Запахиваю джинсовую куртку поплотнее, втыкаю наушники и прибавляю шаг. Когда добегаю до дома, уже откровенно трясусь. Главное – не заболеть. Сейчас это вообще ни к чему.

Открываю дверь квартиры и по обыкновению настороженно впитываю ощущения. Картинка, запах, звуки. Анализирую на автомате. Отца дома нет. Мать у себя в комнате. Я разуваюсь и сразу иду в кухню, там бардак. Пара пустых бутылок, заветренный сыр на доске, грязные тарелки. Заглядываю в холодильник, там, ожидаемо, ничего. Но перед работой мне точно нужно поесть. Чудом выуживаю из морозилки остатки пельменей. Быстренько жарю их для себя и перекусываю. Мама за это время на кухню не заходит, хотя я слышу, что она не спит. Но я наслаждаюсь одиночеством. Мою за собой тарелку, хотя раковина полна грязной посуды. Это не моя ответственность, если рассуждать правильно. Но я знаю, что все равно вымою все, когда приду домой вечером. Вряд ли это сделает кто-то другой. А тараканы нам не нужны. Эти маленькие негодники обычно напрягают опеку.

У себя в комнате я переодеваюсь в джинсы и худи. Наскоро делаю уроки на завтра. Только те, которые, на мой взгляд, необходимы. Пренебрегаю историей, обществознанием и, разумеется, информатикой. Задание узнаю из общего чата, так что смогу списать все на то, что я новенькая и чего-то не поняла.

Сверяюсь с часами, быстро споласкиваю термокружку и наливаю туда воду, а после сбегаю из дома. Неплохо. Никаких контактов с инопланетной расой не зафиксировано.

Вместо джинсовой куртки надеваю кожанку и иду на работу. Я этим местом очень дорожу, потому что получила его чудом. Просто понравилась менеджеру. И он взял меня с рваным графиком, в будни я работаю по три часа вечером, а в выходные – по пять. Два плавающих выходных в неделю. Мечта, а не работа. Для меня. И очень неудобно для работодателя. Но я правда делаю все, что могу. Ни секунды не халтурю. Мои продажи даже не сильно отстают от показателей некоторых девочек, которые работают полную смену. Думаю, меня держат тут только за это. Ну ладно, не только. Еще за неудобную и сомнительную симпатию менеджера Андрея ко мне. Но я просто стараюсь его избегать. И еще игнорировать масляные и неприятные изучающие взгляды, что, конечно, сложнее.

Я добегаю до магазина, ныряю в подсобку, натягиваю форму. Выхожу в зал за пять минут до своего времени. Идеально.

Машу рукой Никите. Он работает тут же, но на люксовом бренде. У меня своего нет, я просто на подхвате у всех.

Парень мне улыбается, не отвлекаясь от беседы с клиенткой. Мне некого называть другом, но Никита, наверное, мне ближе всех.

– Девушка, помаду поможете подобрать?

Я заученно улыбаюсь:

– Конечно. Что-то яркое или нюд?

Выбираем ярко-малиновый оттенок, уговариваю ее еще на карандаш для губ и тушь до кучи. Довольная собой, провожаю девушку до кассы и в приподнятом настроении иду к Никите, который тоже уже освободился. Стоим плечом к плечу, выслеживая новых клиентов и менеджера, который не должен заметить, что мы болтаем.

– Как дела?

– Башка болит, – стонет он. – Вчера день рождения соседа по общаге отмечали, сегодня еле встал.

Я хихикаю:

– А выглядишь бодро.

– Ага, а пахну не очень. – Никита хватает флакон мужского парфюма и щедро поливает себя.

Я чихаю и, рассмеявшись, толкаю его в плечо, ну что за дурак. Но мой смех обрывается, когда Никита спрашивает:

– Как первый день в новой школе?

– Нормально.

Он внимательно смотрит на меня из-под светлых ресниц:

– А если честно?

– Непросто, – выдаю наконец. – Но я не очень хочу это обсуждать. Справлюсь.

– Конечно, справишься, ты же железная леди, Лилу из «Пятого элемента».

– У нее были рыжие волосы.

– Важна суть, а не цвет, – и он брызгает в меня духами.

– Ник! Я терпеть не могу этот ваш аромат!

Мы пыхтим и толкаемся, пока Никита резко не командует:

– Расход! Андрей!

И когда в зале появляется менеджер, я выхватываю из кармана мягкую тряпочку и уже протираю зеркало. Никита деловито перебирает коробочки с тушью в накопителях.

Остаток смены отрабатываю сосредоточенно и без халтуры. Клиентов сегодня много, продажи летят. Когда магазин закрывается, помогаю остальным убрать рабочие места, быстро переодеваюсь, оставляя форму в шкафчике у Никиты, потому что своего у меня нет. Когда выхожу из магазина, Ник уже ждет меня на крыльце. Честно говоря, даже не знаю, почему он так хорошо ко мне относится. Я младше. Да и будем честными, довольно странная. Разве ему должно быть со мной интересно? Но он почему-то опекает меня, как младшую сестру.

– Минус понедельник, – говорит он и берет меня под руку.

Я беспечно замечаю:

– Вся жизнь – один бесконечный понедельник.

– Да ты пессимист, дорогуша.

– Я реалист. Просто у всех свои реалии.

Ник придерживает меня за локоть, пропуская машину:

– Что там Андрей тебе втирал сегодня?

– Да как обычно, – отмахиваюсь, – говорил за продажи и график. Все, что я и так знаю. Я просто извинилась и сбежала к клиенту, всего и делов.

– Ты же понимаешь, что у него свой интерес к тебе? – Никита говорит легко, но я вижу, что он серьезен.

– Думаю, он законопослушный гражданин. Мне только семнадцать, – закатываю глаза, придуряясь.

– Лилу, ты удивишься, насколько мужчины могут быть… ну, вне закона. Скажем так.

– Ты слишком заботливый, Никит.

– Я хочу тебя уберечь. Не в моих правилах читать нотации, просто обещай сказать мне, если у тебя будут с ним проблемы.

Что ж за день сегодня такой? Каждый второй мужик норовит предложить призрачную помощь и защиту. Скажи, если будут проблемы. Ага. Да я скорее себе руку отгрызу, чем обращусь за помощью.

Поэтому я просто отшучиваюсь:

– Очень сложно всерьез воспринимать человека, который воняет всеми духами сразу.

Никита грозит мне кулаком, но сам смеется. Думаю, он понимает, что я его услышала.

Но у нас не такие близкие отношения, чтобы он начал давить сильнее.

– Как там Наташа? – пытаюсь перевести тему.

Ник кривится:

– Снова избежала серьезного разговора. Надеюсь, завтра смогу бросить ее. – Он ловит мой выразительный взгляд и добавляет: – Разумеется, со всей доступной мне уважительностью и заботой. Ну, Лан, не смотри так, если чувств нет, надо расставаться. Все должно быть по любви.

Я мрачнею. Почему-то его слова падают в какую-то глубокую трещину моей души. Там сначала щиплет, а потом приятно тянет. Как будто перекисью капнули на свежую ранку.

Я киваю и повторяю за ним неосознанно:

– Все должно быть по любви.

– Лан, точно все в порядке?

– Все сложно, Ник, – говорю я и издаю странный смешок.

Вдруг понимаю, что на языке вертится другое имя. Букв в нем столько же. Кир. Ник. Кир. Ник. Кир. Гильдия. Как бы я ни притворялась, он уже живет в моей голове. Русый мальчик с грубым голосом. Спаситель, учитель, друг. Все доступные роли, которыми я его наделила.

– Лана?

Только при звуках своего имени включаюсь и замечаю, что мы стоим на перекрестке, где всегда расходимся в разные стороны.

– Пока! – выдаю бодрым голосом и чмокаю Никиту в щеку.

– Пока, – он снова придерживает меня за руку. – Лан, дома все в порядке?

Черт бы побрал мою природную болтливость. Как только чувствую доверие к человеку, меня просто не заткнуть. Почти ничего не рассказывала ему, но по некоторым оговоркам он сделал правильные выводы. А я теперь отмораживаюсь. Не нужно ему туда лезть. Никому не нужно.

– Все супер!

Слава всем богам, зажигается зеленый, и я бегу на свою сторону улицы, показывая Никите два пальца в жесте «виктори».

Быстро дохожу до дома, как обычно, под музыку в наушниках. У порога по обыкновению даю себе пару секунд. Готовлю свои внутренние локаторы, настраиваюсь на восприятие. Открываю дверь.

Запах, звук, детальная картинка. Все на интуиции. Мать с отцом в кухне. Пьют. Дверь прикрыта, но я знаю, чую. Хотели поправить здоровье, но ситуация вышла из-под контроля. Не в первый раз. Папе завтра на работу, мама должна стричь клиентов дома. Смогут ли? Это не мои проблемы. Не мои. Не мои. Не мои.

Твержу про себя, как заклинание, но это не совсем правда. Я ведь от них завишу. Мне нет восемнадцати, любой залет – и я отправлюсь в детский дом. Снова. Но сейчас я точно знаю, что больше этого не допущу.

Надо подождать всего лишь до июня. И тогда я буду свободна.

Пока разуваюсь, желудок урчит, напоминая о том, что я человек, а не киборг. Да, надо поесть. Я оставляю рюкзак в своей комнате и, не переодеваясь, иду на кухню. Пока там все спокойно.

Молча направляюсь сразу к холодильнику. Открываю дверцу и бессмысленным взглядом упираюсь в полки. На самом деле сосредоточена на том, что происходит за моей спиной. Нужно переключиться, найти еду и валить отсюда. Наклоняюсь и заставляю себя посмотреть внимательнее.

– Лана, как новая школа? – спрашивает отец невнятно.

Я застываю головой в холодильнике. Хотела бы игнорировать, но не могу, будет хуже. Судорожно выискиваю подходящий ответ.

Выдавливаю:

– Нормально.

– А подробности? – вскидывается мама.

– Хорошая школа, все в порядке, – бормочу я, хватая, наконец, приличный кусок сыра и помидор.

Отец повышает голос:

– Надеюсь, в этот раз у нас не будет проблем?

– Не будет, – смиренно заверяю я, прижимая к груди добычу.

Хотя внутри меня закипает злость. Можно подумать, это моя вина! Все мои проблемы вообще-то из-за вас! Всегда!

Хлопаю дверцей холодильника сильнее, чем хотела бы. Набираю в стакан воду из-под крана.

– Молодец, Милаша, – говорит мама, и я морщусь от этого домашнего прозвища.

Стараюсь не смотреть на них, но все равно застываю взглядом на нетрезвом лице матери. Мягкие черты лица как будто стекают вниз, как если бы на портрет опрокинули стакан с водой. Где-то внутри ощущаю укол жалости. Разворачиваюсь и сбегаю к себе.

Как хорошо, что у меня есть своя комната. Думаю, опека это тоже всегда отмечала.

Как только захлопываю за собой дверь, сразу чувствую себя спокойнее. Здесь только мой мир, не их. Все стены оклеены постерами и вырезками из журналов. Картинками, коллажами, беспорядочными текстами. Это только для меня имеет смысл. Мой маленький уголок безумия.

Сажусь за стол и открываю свой старенький ноутбук. Пока он натужно шумит, я откусываю сыр, жую, смакуя. Кайф. Когда голоден, вся еда становится бесподобно вкусной.

Первым делом загружаю свою социальную сеть и через группу школы отыскиваю Кира. На его странице почти ничего нет. Всего пара фото. На всех он со своими парнями. И только на одном смотрит прямо в кадр, расслабленно пристроив руки на коленях. В чертах широкого лица есть что-то татарское. Может быть, и его забавная фамилия – тоже оттуда. Быстро перехожу на профили его друзей. Малой, Бус, Белый, приятно познакомиться. Я сюда еще вернусь, но пока достаточно беглого взгляда. И в этот момент прилетает заявка от Малого.

Маляев Антон хочет добавить вас в друзья.

Что ж. Раз он хочет. Нажимаю на кнопку «принять» и жду. Если чуйка меня не обманывает, то сейчас случатся две вещи.

Надкусываю помидор и всасываю сок. Включаю музыку и бездумно качаю головой под бит. Пока его не прерывают три звуковых сигнала. Оповещения на экране всплывают одно за другим.

Бусков Тимур хочет добавить вас в друзья.

Беленко Дмитрий хочет добавить вас в друзья.

Разгильдеев Кирилл хочет добавить вас в друзья.

А вот и они. Всадники Апокалипсиса. Принимаю все три заявки. Друзей держи близко, а врагов еще ближе. Не знаю, что конкретно они задумали, но явно хотят покуражиться.

Маляев Антон

Привет, Мальвина. Как дела?

Так и знала. Была уверена, что он напишет. Не торопясь, доедаю помидор. А потом закрываю ноутбук и иду в ванную. Включаю душ и сажусь, подтянув колени к подбородку, обхватываю ноги руками. Позволяю воде унести сегодняшний день. Стараюсь очистить голову, но мысли роятся и толкаются, не могу сосредоточиться ни на одной.

Этот бандитский квартет, чего они от меня хотят? Что-то планируют или просто развлекаются? Предчувствие нехорошее. А интуиция меня обычно не подводит.

И Кирилл. Он меня вспомнил. Не думала, что это может случиться. Всегда, конечно, надеялась, что я его еще встречу. Но и не мечтала, что он меня узнает. Зачем пришел сегодня в раздевалку? Из обостренного чувства справедливости? И почему так запросто отдал меня Малому? Специально сразу обозначил, что я ему не интересна?

Ладно. Правило номер семьдесят два – если голова гудит от вопросов без ответов, ложись спать. Фыркаю, и вода, стекающая по лицу, разлетается мелкими каплями. Из стремления хоть как-то упорядочить хаос в своей жизни я действительно завела бесчисленное количество правил. Но никакого списка, конечно же, у меня нет, и порядковые номера я им присваиваю по настроению.

Выключаю воду и, наскоро вытеревшись, натягиваю на влажное тело пижаму. Сгребаю в охапку вещи и стремительным марш-броском перемещаюсь в свою комнату. Правило номер сто сорок два – когда родители пьют, старайся как можно меньше попадаться им на глаза, особенно отцу.

Достаю из шкафа постельное белье и застилаю свой небольшой диванчик. Укладываюсь туда с ноутбуком. Перед сном нужно сделать еще кое-что. Разыскиваю Ваняева и добавляю его в друзья. Пишу ему сообщение:

Милана Кицаева

Милый, я возьму учебники истории, русского и алгебры. С тебя общество, английский и литра. Целую!

Иван Ваняев

Ты теперь никогда не отсядешь?

Милана Кицаева

Пока не умру, Ванечка.

Иван Ваняев

Ок

Ну все, теперь можно спать. Я откладываю ноутбук на пол около дивана и закрываю глаза, заставляя себя не прислушиваться к происходящему на кухне.

Глава 7

День начинается как обычно. С будильника и чувства тревоги. Лежу и прислушиваюсь к тишине. Тишина – это хорошо. Но не всегда. Например, сейчас родителям положено уже вставать и собираться на работу. Отцу – так точно. Беру телефон и проверяю соцсети. Там ничего. И это тоже вроде бы неплохо. И вместе с тем разгоняет мой тревожный локомотивчик еще сильнее.

Умываюсь, забегаю на кухню, там пусто. Было бы глупо не воспользоваться такой удачей, поэтому я жарю себе яичницу. Пока она готовится, собираю волосы в два пучка наверху, снизу оставляя распущенными.

Возвращаюсь к плите и скидываю яичницу на тарелку. Но дальше не рискую и забираю завтрак к себе в комнату. Попутно наношу макияж. Может быть, это глупо, но косметика чудится мне каким-то забралом между моей душой и внешним миром. Эта броня очень тонкая, но она у меня и не одна.

Слышу, что отец встает и своей тяжелой поступью направляется в ванную. Значит, на работу пойдет, это хорошо.

Я быстро одеваюсь. Черные джинсы, большая белая футболка, которая торчит из-под черного свитшота с надписью «get off». Очень подходит под настроение. Не только сегодня. Кидаю в рюкзак учебники, которые пообещала Ваняеву. Прислушиваюсь. Вода шумит, отец набирает ванну. С похмелья он всегда принимает ванну. Как будто это может нейтрализовать его перегар. Но обуваюсь я все равно около лифта.

До школы добегаю впритык, но успеваю до звонка. Когда подхожу к классу, заметно волнуюсь. Но привычным уже усилием стираю с лица все эмоции, замедляю шаг, в кабинет захожу нарочито не торопясь. Периферическим зрением отмечаю, что Дунаева и Иванова уже на местах, а дьявольской четверки нет. Сажусь рядом с Ваней, быстро и звонко целую его в щеку. Так, чтобы было слышно. Правило номер тридцать два – напади на сильного, но не трогай слабых. Если, выбив себе лидерскую позицию, ты подружишься с аутсайдером, это дезориентирует остальных. Играй по своим правилам, не давай себя просчитать.

– Доброе утро, Ванечка!

– Доброе утро, – недоверчиво отзывается он.

Выкладываю на стол тетрадь, учебник русского языка и двигаю его к центру парты. Смотрю на соседа. Он тянется указательным пальцем к очкам и замирает. Хмурится и бурчит:

– Что мне теперь, очки не поправлять? Они сползают!

Я беру его ладонь, распрямляю пальцы и веду ими вдоль боковой дужки.

– Вот так, Вань. Гораздо более привлекательный жест.

И в этот момент, когда я все еще держу Ваню за руку, в класс заходят наши мушкетеры. Ваняев на секунду теряется, а потом отдергивает ладонь и стремительно краснеет. Я же деловито открываю тетрадь, беру ручку, начинаю листать страницы. Но тем не менее вижу, как парни рассаживаются. Когда Кирилл проходит мимо, меня обдает волной дрожи. Эта реакция на его появление начинает уже просто бесить. Все было бы так просто, если бы он не учился в этой школе! Или хотя бы в этом классе.

Слышу, как он садится, достает какие-то вещи. Потом спиной ощущаю, что он наклоняется вперед. Через паузу лениво говорит:

– Доброе утро, Разноглазка.

Я передергиваю плечами. Надеюсь, он подумает, что это от раздражения. Чуть поворачиваю голову и бросаю:

– Привет.

– Мальвина, – по плечу меня стучит Малой, дотянувшись со своего места, – а ты чего на сообщения не отвечаешь?

Тут я поворачиваюсь корпусом к нему:

– Ой, а ты что-то писал? Должно быть, затерялось среди сообщений от других поклонников.

– Других?

– Ну да.

– Понятно, – выдает он уже не так доброжелательно. – Просто было обидно.

Я скольжу взглядом по его лицу с приятными чертами – внешне он кажется на удивление чутким, хорошим парнем. Темные кудрявые волосы, пушистые ресницы, он вообще похож на кукленка. Но на лице выражение какой-то претензии и безразличия. Как и у всех нас. В эту секунду я смутно осознаю – мы все – больше, чем наши лица. Даже больше, чем наши действия. Иногда мы заперты так глухо, что и не выбраться. Не выплыть на поверхность сквозь мутные километры воды и напускных эмоций.

Должно быть, я теряюсь и выпускаю наружу свои мысли. Они, как кроты, вылезают из моего нутра и движутся по лицу вслепую. Во все стороны сразу. Так что их не отследить быстро. Проявляю свою эмпатию. Малой это видит. И это страшно.

– Мальвина, – вдруг тянет Кирилл со значением, – а ты не такая уж крутышка? Да, Киса?

Не думала, что он так меня прочитает. И чего он так пристально за мной смотрел?

– Сразу два прозвища навесил, а имя не в состоянии запомнить? – огрызаюсь я.

– Не-а. Разноглазка. Я про тебя все помню.

Эта новая кличка меня практически парализует уже во второй раз. Потому что так он напоминает мне, как мы познакомились. Думает ли он до сих пор, что я детдомовская? Что я шваль, как меня тогда назвали? Просто я девчонка, и поэтому трогать меня нельзя? От очередного прозрения я снова теряюсь. Чтобы не давать Кириллу возможности считывать мои мысли, молча отворачиваюсь. Тем более что звонок давно прозвенел, и русичка Нонна Александровна уже надрывается, призывая к порядку.

Делаю вид, что страшно занята своей тетрадью. Нужно успокоиться. В конце концов, это я решила, что он какой-то важный в моей жизни человек. Я для него – никто. Детдомовская шушера. Разве не об этом он сейчас сказал? «Я про тебя все помню». Ведь больше ему помнить обо мне нечего. Сглатываю обиду. Ничего, и не такое проходили.

– Учебники можете убрать, – говорит сухонькая, но бодрая русичка, – сегодня диктант.

Отлично. Как говорится, с корабля на бал. Я равнодушно пожимаю плечами и заталкиваю книгу в рюкзак. Зря только тащила с собой.

Диктант меня не расстраивает, русский всегда давался мне легче остальных предметов. Я погружаюсь в свои мысли, слушая Нонну Александровну вполуха. Но меня отвлекает Ваня. Он краснеет, пыхтит, что-то взволнованно бормочет. В конце концов я теряю терпение. Толкаю Ваняева плечом и пододвигаюсь с тетрадью ближе к нему. Он долго соображает, но потом впивается взглядом в мои строчки. Я продолжаю писать, потому что фоном слушаю учителя. Параллельно вижу, что мой сосед все еще теряется. Старается успеть за текстом и проверить предыдущее. Помогаю и ручкой указываю ему на ошибки, когда Нонна Александровна не видит. Щипаю его за плечо, когда замечаю, что он списывает все подчистую.

– Оставь пару ошибок, – шиплю через сжатые зубы.

Вдвоем мы наконец справляемся. Когда сдаем работы, он с благодарностью украдкой сжимает мою ладонь. Я коротко жму его руку в ответ. Мы расходимся в потоке одноклассников, но я знаю, что связь установлена. Ниточка между нами завязалась. Я не стремлюсь заводить друзей, они мне не нужны. Но что мне действительно нужно – это соратники.

– Привет, Мальвина! – меня догоняет Белый, идет рядом, приноравливаясь к моему шагу.

– Привет, Дим.

Отвечаю спокойно, но внутренне сжимаюсь. Что им всем от меня надо? Бросаю на него внимательный взгляд. Белый – и в самом деле белый. Блондинистые волосы в стильном беспорядке торчат во все стороны. Высокий и худой, он вышагивает рядом со мной, как король, и расслабленно улыбается.

– Как дела?

– В порядке.

– Как диктант?

– Дим, что надо?

Он усмехается:

– Меня давно уже никто по имени не называет.

– Окей, – кривлю губы на одну сторону и с нажимом говорю: – Белый, что тебе от меня надо?

– У меня день рождения через неделю, отмечать будем в следующую субботу, хотел тебя пригласить.

Мне приходится думать очень быстро. Мы останавливаемся у кабинета информатики, и Беленко смотрит на меня в ожидании ответа. Безопаснее для меня было бы держаться от них подальше. Во-первых, я не знаю, что они задумали. Во-вторых, даже если ничего, я не собираюсь тусоваться с одноклассниками, притворяясь, что мне есть среди них место. Но также я знаю, что отказ они расценят как трусость. Чувствую. Поэтому говорю:

– Где?

– Что? – он как будто немного теряется.

– Где отмечать будешь?

– У Буса дома, его родаки сваливают.

– Окей, я буду. Кинешь адрес в личку? – смотрю ему за спину, где у окна замерли его друзья.

Бус и Малой откровенно наблюдают, Гильдия демонстративно стоит к нам спиной, смотрит на улицу, опираясь на подоконник.

– Конечно.

Глава 8

После второго урока мы спускаемся на завтрак в столовую. Там я исподтишка изучаю одноклассников. Но большее внимание, конечно, уделяю еде. В этой школе завтрак для всех бесплатный. А вот обед уже для избранных – у кого есть справки о льготе или кто может заплатить. Мои родители – алкоголики, из-за которых меня неоднократно изымали в детский дом. Почему это не считается льготой, мне неясно. Ладно, я на самом деле рада тому, что такой категории нет. Это последнее, что я позволю узнать о себе. Даже если вывернусь наизнанку, этого я никому не покажу.

Ем склизкую геркулесовую кашу, стараясь не очень активно орудовать ложкой. Отлетаю в свои мысли, поэтому, когда меня охватывает ощущение беспокойства, я не сразу понимаю, откуда оно идет. Заставляю себя вернуться в реальность и подключиться ко всем сканерам. Запах, картинка, звук. И если с первыми двумя все в порядке, то последнее заставляет резонировать мое шестое чувство.

– И где вы ее прятали? – насмешливо говорит парень за соседним столом.

Голос кажется смутно знакомым. Как будто валяется на флешке где-то в глубине подсознания. Он сидит за соседним столом вполоборота ко мне. Разговаривает с Киром и его парнями. Судя по тому, как они напрягаются, это не их лучший друг.

– Она только пришла, – говорит Малой, и Гильдия толкает его локтем. Видимо, за излишнюю откровенность.

Они что, обо мне?

– Твое-то какое дело? – бросает Бус.

– Да никакого. Понравилась. Отдадите?

Кир поворачивается к нему и грубо выдает:

– Макар, следи за языком.

Макар. Мой внутренний процессор шумит, как мой старый ноутбук. На износ. Судорожно обрабатывает информацию. Макар. Я сличаю голос, интонацию, имя. И две картинки сходятся. А когда он оборачивается и смотрит на меня, я вижу его лицо в маленьких шрамах от оспин. Я его знаю. Я, черт возьми, его знаю.

«Это детдомовская шушера».

Чистая ненависть топит остальные эмоции. Бьет по ушам, выключает из реальности, пускает электрический ток по мышцам. Я себя уже не контролирую. Мне нужно избавиться от злости, вытолкнуть ее из себя.

«Кир, да че ты, это шваль».

Это он. Я точно знаю. Встаю со своего места, почти подпрыгивая от интенсивности движения. Переступаю через лавочку, стремительно двигаюсь к нему. Макар. Ну, давай поболтаем, Макар.

Подхожу и одним коротким движением впечатываю тарелку с кашей ему в грудь. Он вскакивает, с грохотом отодвигая скамейку. Геркулес стекает по его белой футболке. Кажется, она новая. Супер.

– Ой, извини, – говорю с придыханием. – Я случайно, Макар.

От несоответствия тона и действий он теряется. Тогда я беру его за подбородок и спрашиваю:

– Понравилось?

В его глазах я вижу полное непонимание своего дикого поведения. И продолжаю:

– Тогда тебе понравится и это.

Кладу ладонь ему на грудь и размазываю кашу. Тут он отмирает. Вижу, как сжимает зубы, как его взгляд становится жестким, и лицо приобретает злобное выражение. И он грубо хватает меня за запястье. Мне больно, но я улыбаюсь. Всегда улыбайся в моменты слабости. Ну, вы помните.

– Смелая? – рычит он.

Краем глаза вижу, как подрывается Кир, а за ним остальные. Бус сгребает в ладонь геркулес с какой-то тарелки и швыряет Макару в спину. Тот сдавливает мою руку сильнее, и я против воли взвизгиваю. Хватаю со стола стакан с компотом и выплескиваю ему в лицо.

И тут начинается месилово. Парни из параллельного вскакивают со своих мест, на прямое противостояние никто пока не решается, но унизить друг друга они все горят желанием. В воздухе мелькают ошметки еды. Дунаева визжит, когда ее по ошибке обдает сладкой жидкостью. Никто уже не разбирает, на кого нападать. Второй рукой Макар успевает схватить меня за волосы и оттянуть вниз, когда его поперек тела хватает Кир. Отрывает от земли, опрокидывая на себя. Сначала меня тоже дергает вперед, а потом я чувствую, как его пальцы на моих синих прядях разжимаются. Отшатываюсь в сторону и смаргиваю морок гнева. Это все я натворила?

– Прекратить! – вопит наша химичка что есть силы. – Немедленно прекратить! Все к директору пойдут! Разгильдеев! Бусов!

Она продолжает выкрикивать фамилии причастных, но я уже не слушаю. Тут же рядом оказывается Косатон. Он разнимает Кира и Макара, удерживает их на расстоянии друг от друга. Я потерянно моргаю. Оглядываю столовую с побитой посудой, всю в еде. Глупо, но меня колет сожаление, что столько продуктов пропало.

Анна Дмитриевна отталкивает меня, чтобы добраться до Белого, который собирается размазать кашу по лицу одного из парней из параллельного. Послушно отхожу в сторону. Окей, этого я не планировала. Макар прожигает меня ненавидящим взглядом. Я блокирую свои настоящие эмоции и демонстрирую ему одну из своих лучших улыбок.

Засовываю руки в карманы джинсов и смиренно жду возмездия. Супер, Лана. Второй день в новой школе, а ты спровоцировала драку. Если классная позвонит родителям (а она позвонит), у тебя сегодня точно будут проблемы. Хорошо хоть на работу не нужно. Значит, можно будет спокойно зализать раны дома. И если вы думаете, что это фигура речи, то нет. Зализывать будет что. Я передергиваю плечами и почти чувствую, как мне жжет спину. Ощущаю приближение паники, но останавливаю себя. Вдох. Выдох. Успокойся. Все поступки имеют последствия. Это – твои. Просто прими.

Тут я ловлю бешеный взгляд Кира. Его зрачки расширены, он в гневе. Не пойму, почему он так злится. Вероятно, они здесь привыкли отстаивать границы своего прайда. Других причин я не вижу.

Глава 9

Через двадцать минут мы сидим в кабинете у химички, понурив головы. Но вряд ли хоть кому-то из нас стыдно. Перемазанные едой и всклокоченные, разглядываем парты, изображая раскаяние. Я и четыре всадника апокалипсиса. Парней из параллельного забрала на разговор их классная. К директору нас не отвели, потому что ее сегодня нет. И, судя по взглядам и шуткам, которыми обмениваются ребята, это стандартная ситуация. Анна Дмитриевна раскатывает нас гневно и долго. В какой-то момент я отключаюсь и думаю только о том, чем же кончится эта нотация. Меня интересуют реальные последствия. Конечно, это было жутко неосмотрительно с моей стороны. Но вспышки гнева – для меня не новость. Когда долго копишь эмоции, они начинают кипеть и срывать крышку. Но на второй день в новой школе? Ну я и дура.

– Надеюсь, мы друг друга поняли, – подытоживает химичка.

Я киваю и вся обращаюсь в слух. Парни тоже клюют головами вперед, выражая полное согласие.

– Всех ждет дежурство по школе и сообщение родителям.

Не сдержавшись, вскидываю на нее испуганный взгляд. Я же знала, что так будет. Дыши, Милана. Но все внутри сжимается от страха. Может быть, если она напишет матери, то отец не узнает? Слишком занятая своим натужным дыханием, я еле вслушиваюсь в подробности нашего наказания.

Наша классная тем временем чеканит:

– Две недели остаетесь после уроков, задания будете получать от завхоза. Как закончите, можете идти по домам. Начинаем сегодня.

Парни стонут, но Кир, как всегда, молчит. Непробиваемый. Я тоже не издаю ни звука, но это потому, что запираю себя изнутри.

– Ждите за дверью, выйду и провожу вас на обществознание.

– Мы сами можем дойти, – бормочет Белый.

Но Анна Дмитриевна осекает:

– Не можете.

Мы поднимаемся и выходим в коридор. Там парни от меня не отходят, как я ожидала. Встаем кругом. Они как будто принимают меня к себе, но ждут чего-то взамен. Благодарности? Я скорее умру, чем скажу «спасибо». К тому же я не уверена, что они защищали меня. Может, честь класса, как бы высокопарно это ни звучало. Или просто привыкли впрягаться в каждый конфликт. Как волчья стая.

Поэтому я делаю то же, что и всегда. Огрызаюсь.

Говорю:

– Вы не обязаны были это делать.

– Чувствуешь себя виноватой? – снова бьет в цель Кирилл.

Это школа или, блин, факультет психологии?!

– Нет.

– Расслабься, Мальвина, – широко улыбается Белый. – Мы своих не бросаем.

– Так я не ваша. Могли бросить.

Парни переглядываются и ухмыляются. Я привыкла читать людей, настраиваться на чужие эмоции, но сейчас я абсолютно не понимаю, почему они так себя ведут. Это приводит меня в состояние какого-то раздрая, и внезапно хочется просто по-девчачьи зареветь.

Нет, Милана. Стоп. Отмена миссии. Как говорил Никита? Ты – железная леди. Вот и будь ею. Делаю глубокий вдох.

Тем временем Бус вальяжно закидывает руку мне на плечо и произносит:

– Не парься. Будем драить столовку и бумажки перебирать. Не в первый раз. Офигеть наказание придумали.

– А проблем с тусовкой не будет?

– Нет, – Бусков отмахивается. – Вы моих знаете, им до одного места, что мы тут едой покидались друг в друга.

– Классно тебе, – обиженно бормочет Малой.

– Не ной.

– Да че, меня мать сегодня размотает и в хвост и в гриву. Она еще от прошлого не отошла.

Парни взрываются громким хохотом, вспоминая то, что мне неведомо. Я же молчу и чувствую себя одеревеневшей дурой.

Смотрю на Кирилла – тот уставился на руку Тимура, которая все еще лежит у меня на плече. Ползет по ней взглядом – от кончиков пальцев до локтя, минует мою шею, ведет по предплечью и поднимает к глазам друга. Не знаю, что за бессловесный диалог происходит между ними. Но Бус убирает руку и засовывает ее в карман.

Я хмурюсь. Это еще что такое?

– Отлично, – Анна Дмитриевна появляется в дверях. – Рада, что вы еще тут. Все ваши родители в курсе. А теперь идем на урок. После седьмого всех жду на первом этаже у завхоза. Алина Робертовна будет вам очень рада.

– Робертовна нам всегда рада, – лениво бросает Кирилл, и парни снова ржут.

Надо же, какие смешливые. Забавно, но они уже не кажутся мне таким уж зверьем. Я сжимаю зубы и внутренне зажимаюсь еще сильнее. Мой корабль дал течь. Это очевидно. Мне нужна пауза, чтобы подлататься. А то так и друзей завести недолго.

Оставшиеся уроки отсиживаю тихо и равнодушно. Перемены провожу в женском туалете. Во-первых, мне нужно привести себя в порядок после побоища. Во-вторых, это касается не только внешности. Я отмываюсь от каши и сладкого компота. Заново укладываю влажные волосы. Подвожу глаза. И параллельно уговариваю себя успокоиться. Если отец узнает, меня ждет сложный вечер, но это ведь не в первый раз. То, к чему ты привык, уже не может ранить так же сильно.

А уж того, чем мне может отплатить Макар, я не боюсь и подавно. Я – железная леди. Ему меня не пронять.

После седьмого урока Анна Дмитриевна, вопреки договоренности, встречает нас у дверей кабинета. Раздраженно поправляет очки, дожидаясь, пока мы неторопливо соберем вещи в рюкзаки. Под конвоем ведет на первый этаж и сдает завхозу. Тучная брюнетка с яркими губами отставляет в сторону кружку с чаем и гремит на весь маленький кабинет:

– Знакомые все лица! Мои любимые помощники! Погодите-ка. – Она прищуривается, глядя на меня: – А это что за малышка?

Я мрачно молчу. На фоне дьявольской четверки я, со своим ростом, должно быть, и правда выгляжу крохотной. Я им всем дышу куда-то в солнечное сплетение. Особенно Кириллу. Он перехватывает мой взгляд и поясняет:

– Это Милана. Наша новенькая.

– Ваша новенькая? – переспрашивает завхоз и звенит золотыми браслетами, складывая руки перед лицом.

И тут Кир улыбается. Я смотрю на ямочку у него на щеке и несколько заторможено слышу, как он говорит:

– Нет, – и повторяет, но уже с нажимом на первое слово: – Наша новенькая.

– Раз ваша, вопросов нет. Я – Алина Робертовна, Милана. Видимо, тоже будем частенько встречаться?

– Не хотелось бы, – ворчу я.

Она хохочет и медленно выплывает со своего места, прочерчивая необъятными бедрами по стене:

– Еще захочется, малышка.

– Мы зовем ее Мальвина, – самодовольно говорит Белый.

– Логично. Классный цвет. Ладно, ребятки. Начнем с архива.

И длинным красным ногтем она указывает нам направление движения. Когда все выходят, Кирилл придерживает меня за локоть. Я застываю, как хорек в свете фар. Он наклоняется к моему уху. Тихо произносит:

– Не бойся, Разноглазка. С ней воевать необязательно.

Я поднимаю на него взгляд:

– А с кем обязательно?

Гильдия жмет плечами, отпускает мой локоть и проходит вперед.

И что это? Очередной совет?

Глава 10

Архив – это крохотная комната рядом с библиотекой, вся заставленная коробками и шкафами. Никаких окон, только один кривой стул, но мне тут почему-то сразу становится спокойно. Впятером мы протискиваемся внутрь, лавируя между ящиками с документами, заполняем все свободное пространство. Завхоз остается в дверях, говорит:

– Вон те коробки с аттестатами, начните с них. Сразу скажу, там полный бардак. Нужно разобрать по году выпуска, по классам и по алфавиту. Складывайте в новые шкафы вон в том углу. Двух коробок на сегодня будет достаточно. Ключ, как всегда, на охрану. Чао, котики!

– Чао, – отзывается Малой.

– До завтра, Робертовна.

– Пока!

Когда она уходит, мне становится неловко. Стою между Белым и Кириллом, касаясь их плечами. И отодвинуться некуда, свободного места нет. Как-то здесь душно. Наверное, эти четверо забирают весь кислород себе, до меня ничего не доходит. Господи, тут же совсем нечем дышать. Рассерженно хватаюсь за нижний край свитшота и сдираю его через голову. Одергиваю футболку, поправляю волосы, и тут ловлю взгляд Малого. Я не привыкла, чтобы на меня так смотрели. Почему-то кошусь на Кирилла, который рассматривает меня сверху вниз своими гипнотическими зелеными глазами. Мое плечо начинает жечь. Наверное, не стоило раздеваться. Мне совсем, что ли, голову отшибло сегодня?

– Тут жарко, – угрюмо говорю в свое оправдание.

Кир ухмыляется и спрашивает с какой-то новой хрипотцой в голосе:

– Водички принести?

И я решаю провести эксперимент. Ведь я не пойму, как они ко мне относятся, если не прощупаю границы нашего общения.

Вздергиваю подбородок:

– Принести.

– Бус, – кивает Кирилл другу, который ближе всего к двери.

Тот без лишних слов выходит в коридор. А Белый скидывает бомбер на ближайшую коробку:

– Мальвина права, тут пекло.

Тимур возвращается и передает мне стаканчик с холодной водой.

Я отпиваю. Снова почему-то смотрю на Кирилла. На его непроницаемое лицо. На то, как он тоже снимает свитшот и кидает на шкаф. На то, как как его мышцы вздуваются под черной футболкой. Взгляд отвести физически сложно.

– Ладно, давайте начинать, – Гильдия хлопает в ладоши, и я наконец смаргиваю задумчивую пелену.

Мы быстро распределяем обязанности. Им четверым достается по стопке документов, а я все свожу воедино и раскладываю по ящикам.

Я ловлю какое-то особое ощущение спокойствия. Разбираю бумажки и нахожу свой ритм. Иногда рассматриваю ребят, которые тоже заняты делом. В основном мы молчим, изредка перекидываемся шутками. Точнее, они шутят. А я громко хмыкаю, когда не могу сдержать смех. Потому что чувство юмора у них очень острое. У каждого свое, потому что и ребята все разные. Но они как будто на одной волне. На которой и мне хотелось бы быть, если бы я была нормальной. Если бы, если бы. Но.

– Белый, что пить будем? На твоем дне рождения?

– Что за тупой вопрос? То, что получится купить, – смеется Дима.

– Мальвина, а ты что пьешь? – интересуется Малой.

– Ничего, – говорю быстро, – я не пью.

– Совсем?

– Совсем, – забираю у Кира очередную стопку документов.

Он смотрит с некоторой долей интереса. Наверное, они к такому не привыкли. Ну и пусть. Это мой принцип. Может быть, глупый, и потом это изменится, кто знает. Но сейчас это так. От алкоголя меня мутит. Он еще ничего хорошего не привнес в мою жизнь. Тогда какой в нем смысл?

– Как скажешь, Мальвина, – примиряюще говорит Бус. – Нам больше достанется.

– Ой, еще непонятно, чему там доставаться.

– А у нас когда-то были с этим проблемы? – Белый тоже сдает свои бумаги.

Я быстро просматриваю их, разбиваю на маленькие стопки, раскладываю в шкаф по своим местам. Смотрю на парней. Они сидят – кто на полу, кто на коробках.

Говорю:

– У нас все. На сегодня закончили. – А потом вдруг добавляю: – Мальчишки.

И они смеются. Искренне и громко.

– Нас так еще никто не называл, – качает головой Антон.

Я позволяю себе улыбнуться. Даже если потом пожалею, пусть. Но эти пара часов почти растопили меня. Я не хочу. Но плавлюсь. Мои латы раздвигаются, впускают свежий воздух в затхлое пространство моей души. Я потом закроюсь, но сейчас хочется неосторожно улыбнуться. И сказать:

– Ну, значит, теперь я буду.

Мы поднимаемся с мест, ребята берут свои вещи и идут к выходу. И, когда я сама оказываюсь на пороге, Кирилл снова придерживает меня за локоть. Но на этот раз еще прикрывает дверь комнаты. Моя грудная клетка изнутри занимается пламенем, которое начисто выжигает все внутренние органы. Пытаясь затолкать сердце обратно себе в горло, я смотрю на Кира вопросительно.

Он молча протягивает мне свитшот, который я забыла забрать.

– Зачем дверь прикрыл? – с трудом заставляю язык двигаться.

Парень снова пожимает плечами. А потом тихо добавляет:

– Вдруг ты бы захотела меня отблагодарить.

Все мое сознание сжимается до крохотного шарика, который бьется о стены моей черепушки.

Говорю вслух:

– Что?

– Шучу, киса.

Он толкает дверь и выходит. Я почти задыхаюсь. Но хватаюсь за остатки здравого смысла. Пш-ш-ш-ш. Милана? Возьмите себя в руки и покиньте место дислокации. Как приняли? Пш-ш.

Понял. Принял. А как собрать свои мозги со стен архива, не подскажете?

Несмотря на полную внутреннюю дезориентацию, я выхожу из комнаты, запираю ее на ключ. Беру в гардеробе куртку с остальными. Механически отдаю ключи охраннику, который едва на меня смотрит. Расписываюсь в журнале и выхожу на крыльцо, где меня ждет адская четверка.

– Вы чего? – недоверчиво уточняю я.

Бус игнорирует мой вопрос:

– Ты где живешь?

– На улице около рынка.

– Мы проводим, – Кир подталкивает меня в спину.

– В смысле? – я торможу пятками и оглядываюсь на них. – Зачем?

– Затем. Шагай. Нам по пути.

– Неправда, – я все еще сопротивляюсь.

– Если я говорю, значит, правда, – отвечает он.

И парни дружно ржут. Приятным подростковым смехом без подтекста. Я теряюсь в очередной раз за сегодняшний день. Но всеми силами пытаюсь удержать покер-фейс.

– Мне не надо.

– Малая, – говорит Бус, – поверь нам, надо.

И я зачем-то верю.

Глава 11

Домой иду в оцеплении. Слева Кир, справа Белый, Малой и Бус сзади. Болтают о своем, обсуждают предстоящий день рождения. Кирилл по большей части молчит. Я бросаю на него косые взгляды, никак не могу перестать его изучать. Суровое, непробиваемое выражение лица чарует. Я тоже молчу. Наблюдаю, прислушиваюсь. Парни болтают беспечно, но меня не покидает ощущение, что они напряжены. Как и я. Но по другой причине. И скоро становится ясно, по какой. Когда мы огибаем недостроенную парковку, Мекку неблагополучной молодежи, из тени выходит Макар со своими парнями. Их всего трое. Мои замолкают, как по команде. Мои? Ну, на сегодня так точно. Кир каменеет лицом и говорит, чуть повышая голос:

– Как дела, Макар?

– Все путем, Гильдия, – тот старается не подавать вида, но выглядит удивленным.

И тут наконец до меня доходит. Они ждали меня. Одну. Что хотели сделать – даже думать не хочу. Но точно не ожидали, что меня проводят. Как только узнали, где я живу? Достали личное дело? Думаю об этом каким-то краем сознания, а сама испуганно замираю.

– Гуляете? – Белый улыбается во все свои тридцать два.

– Гуляем.

– Так и мы гуляем, – Тимур снова навешивает на меня свою руку. – Тогда расход? Вы по своим делам, мы по своим.

Макар молчит, а потом нехотя подтверждает:

– Расход.

Я некстати вспоминаю, что так говорит Ник, когда в зале появляется менеджер. Эта мысль кажется настолько неуместной, что я даже теряюсь. Кир берет меня под руку и тянет вперед. Я перебираю ногами, но мало что соображаю. Тогда, пять лет назад, Макар бил не сильно. А сейчас? Бил бы? Или как он хотел отомстить?

Выходим на освещенную часть дороги, ребята сжимаются вокруг меня плотнее. И, как ни странно, дают мне этим дополнительный заряд. Я наконец включаюсь и прихожу в себя. Размыкаю непослушные губы:

– Спасибо.

Ребята переглядываются.

Гильдия говорит:

– Мы же сказали, своих не бросаем, киса.

– Так я не ваша.

– Ой, заткнись уже, – произносит Дима, и они смеются.

– Слушайте, вы не должны были.

Бус фыркает:

– Ну, мы, наверное, сами будем решать? Давай, Мальвина, двигай, поздно уже.

Я проверяю часы на телефоне, почти пять вечера. А значит, отец скоро будет дома. Я мгновенно сникаю.

– Малая, все в порядке? Не боись, мы прикроем.

– Вы не должны, – ворчу я.

– Упрямая, – констатирует Тимур.

Кир берет меня за шею сзади, чуть сжимает и говорит:

– Ша. Разноглазка, шагай. Нет времени реально.

Я замолкаю, потому что его прикосновение к моей коже запускает волну мурашек по всему телу. Пытаюсь с ними бороться и на это бросаю все силы. Торможу эмоциональные процессы и даже пытаюсь контролировать ток крови. Потому что мои щеки теплеют, а я не хочу краснеть при всех.

Доходим до моего подъезда, и я разворачиваюсь, окидываю взглядом всех четверых:

– Спасибо, что проводили.

– Дверь открывай, – произносит Малой.

– Я дальше сама.

– Дальше мы будем решать, – говорит Кир угрюмо, – что ты сама, а что нет.

– Совсем обалдели?

Белый проверяет карманы моей куртки и находит ключи:

– Не поняла еще?

Прикладывает к домофону ключ-таблетку и открывает дверь. Приподнимает брови и взмахивает рукой в приглашающем жесте.

Я стою. Смотрю на него. Потом на остальных. Оберегают меня? Серьезно? После двух дней? Я не дура, чтобы в такое поверить. Наверняка они чего-то от меня хотят. Унизить? Может быть. Этого все хотят.

Но я захожу. Потому что я – железная леди.

Когда вызываем лифт, приезжает маленький. Набиваемся плотно. И я снова концентрируюсь на том, что мое левое плечо прижимается к груди Кирилла. Даже сквозь обе наши куртки меня прошибает ток. Ненавижу свою реакцию на него.

Двери открываются на пятнадцатом, и я выхожу. А парни остаются в лифте. Я смотрю на них и молчу. Они тоже.

И когда двери закрываются, Бус успевает кинуть:

– Пока, малая.

– Пока, – отвечаю растерянно.

Что это было? Почему они меня проводили? Почему защитили? Эти вопросы мечутся в моей голове до того, как я открываю входную дверь. После – меня занимает совсем другое.

– Лана! – кричит отец с кухни.

Я выдыхаю. Терпи. Просто терпи.

Разуваюсь и иду на голос.

– Да, пап?

– Что за проблема сегодня была в школе?

Он сидит, сложив руки перед собой на столе, прямо перед бутылкой. Я зажимаюсь. Мышцы спины сводит спазмом. По рукам – мурашки. Потому что я боюсь.

– Ничего. Просто повздорили с параллельным.

– Ваша классная сказала, что это ты начала.

– Наверное, она ошиблась, – я вру и сама себе не верю.

– Не думаю.

– И кому ты веришь?

– Себе, Лана. Себе, – жестко высекает отец.

И я каменею. Потому что знаю этот тон. Он будет меня бить.

Глава 12

На первом уроке физры я уже сижу в зале, когда все только начинают подтягиваться в школу. Никого из моих одноклассников еще нет, а я уже переоделась и бездумно листаю социальные сети, сидя на низкой скамейке. Смотрю фотографии чужой счастливой жизни. Даже странно, что я ей не завидую. Вряд ли я вообще что-то чувствую, все эмоции давно атрофировались. Или заперты так далеко, что я уже и не помню, где лежат ключи.

Из тренерской выходит Косатон и измеряет меня удивленным взглядом:

– Кицаева?

– Доброе утро.

– Ты чего так рано?

Я криво улыбаюсь:

– Тяга к знаниям.

– Тебе в этом не жарко будет? – учитель кивает на мою форму. Спортивные штаны и лонгслив.

– Способствует похудению, – вяло отзываюсь я.

Сил сегодня нет ни на что. Особенно на вранье. Но физрук принимает все за чистую монету:

– Вот вы, девчонки, сумасшедшие, все худеть вам надо. Еле дышит, а все туда же.

– Нормально я дышу. Да вы не переживайте, я же шучу. Просто все остальное в стирке.

Да, так куда правдоподобнее. Молодец, Лана, заставила мозги работать.

– Ну смотри мне.

– Смотрю, Константин Антонович. Смотрю.

Я снова утыкаюсь в свой телефон, надеясь, что он поймет намек. Он понимает. И опять скрывается в тренерской. А я надеваю наушники и отгораживаюсь от происходящего. Зал потихоньку заполняется одноклассниками, но я их начисто игнорирую. Даже Ваняева. Мне просто нужно отдохнуть.

– Здорово, Мальвина, – пробивается через музыку голос Буса.

Вынимаю один наушник и чуть поворачиваю голову:

– Привет.

– Как дела?

– Лучше всех.

– А чего такая грустная?

– Это я так веселюсь.

Он хмыкает:

– Хреново ты веселишься. Хочешь, научу?

– В следующую субботу научите. Буду конспектировать.

С другой стороны приземляется Белый и забирает у меня из рук наушник. Пару секунд слушает и с улыбкой говорит:

– Зачет!

– У вас вообще нет понятия личного пространства? – я ворчу, но на самом деле странным образом рада видеть этих парней.

– Очень даже есть. – Это Малой присаживается на пол напротив меня. – Но у нас другой принцип, все мое – твое. Слыхала такое?

– Что, прям все?

– Ага.

– И девушки тоже? – я прищуриваюсь, а Антон давится смешком.

– Кир, Мальвина кусается. Говорит, нарушаем личное пространство.

– Переживет.

Кирилл, как всегда, немногословен. Он садится на пол напротив Малого, привалившись спиной к моим ногам. От этой неожиданной тактильности я буквально теряю дар речи. Но ненадолго.

– Это что? – говорю грубо.

– Доказательство того, что у тебя нет личного пространства, – ржет Дима.

И я чувствую, как Кир легонько вздрагивает. Догадываюсь, что смеется. И на душе как-то теплеет. В окружении этих парней я чувствую себя какой-то укротительницей тигров. Или заклинательницей змей. Чувствую, что я есть. Потому что свое присутствие в этой жизни я ощущаю не всегда. Удивительные эмоции, не потеряться бы только в них.

Какое-то время еще сидим так. Я не шевелюсь, не говорю, только слушаю их беспечную болтовню. В какой-то момент ловлю злой взгляд Дунаевой. Оскаливаюсь в ее сторону радостно и с вызовом. Если здесь есть что-то ее, так пусть подойдет и отнимет.

А потом Бус снова закидывает мне на плечо свою смуглую жилистую руку, и я вдруг шиплю от боли сквозь сжатые зубы. Вчетвером они вцепляются в меня внимательными взглядами.

– Че ты сделал? – спрашивает Малой.

Тимур выглядит растерянным:

– Да я просто руку положил на плечо.

Я беру под контроль свои реакции, но уже поздно. Поэтому приходится снова врать:

– Да все в порядке, я просто вчера спину потянула.

– Хочешь, я посмотрю? Я на футбол ходил, я с растяжениями на ты, нас там тренер учил, что надо делать, – предлагает Белый.

– Нет! Нет, не нужно, все нормально. Пройдет.

Кир смотрит на меня, повернувшись вполоборота. Молча. Я трусливо отвожу взгляд.

Спасает меня Косатон. Свистит и велит всем строиться. С облегчением перевожу дух. Встаю и иду в конец шеренги. За это меня тоже всегда трепали. Что я низкая. Это потом уже я выучила более приятные определения – маленькая, миниатюрная, изящная.

Урок мы начинаем с разминки, упражнений на общую физическую подготовку, а в конце снова играем в баскетбол. С Дунаевой одновременно на поле мы больше не оказываемся, Косатон отслеживает. В своей длинной форме я действительно к концу вся взмокаю. Но когда нас отпускают переодеваться, в раздевалку я не тороплюсь. Помогаю собрать мячи и коврики, пристаю к физруку с каким-то дурацким вопросом про нормативы.

Так что все девчонки уже готовы, когда я появляюсь в раздевалке. Я увлеченно перебираю свои вещи и жду, когда они выйдут. И только тогда скидываю мокрые шмотки. Теряю бдительность и разворачиваюсь спиной к выходу, натягивая джинсы. Что дверь открылась, я слышу не сразу. Понимаю это по сквозняку, который холодит голую исполосованную спину.

Разворачиваюсь и вижу Кирилла. Зубы сжаты до перекатывающихся желваков. В глазах – гневная бездна. Вдруг думаю, что, когда он злится, его радужка меняет цвет. А может, дело в зрачках, которые расширяются. Он заходит и прикрывает за собой дверь.

Я не пытаюсь прикрыться, все самое стыдное он уже видел. Ощущения мерзкие. Как будто меня секли в его присутствии. Щеки становятся горячими. Но покраснеть при нем уже не кажется мне таким ужасным. На глаза наворачиваются злые слезы. Кто его просил приходить?! Внутри все воет и ревет в истерике. Но я только снова поворачиваюсь к нему спиной, чтобы взять майку. Хотел смотреть? Пожалуйста! Пусть любуется!

Надеваю белую майку-борцовку, сверху натягиваю толстовку с капюшоном. Из одного глаза выскальзывает непослушная слеза. Беглянка. Сердито вытираю щеку рукавом. Достаю из рюкзака черный карандаш, жирно подвожу глаза, глядя в зеркало.

Кир все это время молчит. Я аккуратно убираю вещи. Вешаю портфель на плечо и подхожу к Разгильдееву. Останавливаюсь совсем близко. Его гнев почти жжется. Но больнее мне уже не может быть. Задираю голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– На алгебру идешь? – говорю с вызовом.

– А ты?

– Я не прогуливаю.

Он кивает. Произносит:

– Ну, тогда пошли.

– Правильно говорить «пойдем».

– А я вообще, – он облизывает нижнюю губу, – неправильный.

– Я тоже.

– Знаю, Разноглазка.

Кир открывает дверь и пропускает меня вперед. Расправляю плечи и твердо шагаю по коридору с бугрящимся линолеумом. Кирилл идет рядом, приноравливаясь к моему темпу. А сзади, я не вижу, но чувствую – остальные трое.

Я чувствую себя униженной и вместе с тем почему-то очень сильной. Особенно когда за моей изувеченной спиной – дьявольская четверка.

Глава 13

Кир

Это полная жесть. Сижу на алгебре и ни слова не понимаю. Математичка жужжит монотонно, как раздражающая муха, хочется ее заткнуть. Мешает думать. Но мозги, по правде, и без нее еле ворочаются. Смотрю перед собой – на Мальвину в черной толстовке и не могу выкинуть из головы картинку, которую увидел в раздевалке. Меня затопили такие злость и боль, как будто все внутренности пропустили через мясорубку. А потом сложили обратно и зашили. И мне теперь как-то с этим жить.

Узкая изящная спина с выступающими позвонками. Нежная кожа в мурашках. И бордовые полосы, покрывающие ее. Два кровоподтека. Наверняка от пряжки. Полосы пройдут через пару дней. Синяки чуть позже. Я знаю, я с такими ходил.

Дурочка, надеялась, никто не поймет. Как будто это она первая придумала переодеваться на физру раньше всех и позже всех. Ходить с длинным рукавом. До конца сам не понимаю, зачем за ней пошел. Конечно, если бы у меня было хоть какое-то понятие о личном пространстве, я бы не стал заходить в раздевалку. Но я не мог не проверить. Вот такой уж я дебил.

Мальвина тем временем откидывается на спинку стула, запускает руку в синие волосы, прочесывает их пальцами. Снова склоняется над тетрадкой. Ловлю каждое движение. Наваждение какое-то. Как будто мне тринадцать, и я первый раз девчонку увидел. Трясу башкой, чтобы прийти в себя.

Краем глаза вижу, что Малой поворачивается ко мне. Вопросов не задает, но догадывается. Да и к черту. В своих парнях я уверен.

Машинально переписываю какие-то уравнения с доски. Я все это уже знаю. Мама договорилась с нашей старушкой соседкой. Я ношу ей продукты, помогаю по дому и развлекаю разговорами. А она, учитель с неприлично большим стажем, готовит меня к поступлению в универ.

А вот Тоха втыкать в происходящее даже не пытается. Ему математика до одного места, он у нас гуманитарий. Художник на самом деле. Классный иллюстратор. Он и сейчас что-то чертит у себя в тетради, отгородившись локтем. Потом наклоняется вперед и стучит ручкой по стулу Миланы.

Шепчет:

– Мальвина!

– Что?

– Повернись.

– Зачем? – шипит она.

– Ну повернись.

Она разворачивается и смотрит вопросительно. Малой в ответ изучает ее задумчиво, взгляд как будто с поволокой. Я напрягаюсь.

– Левый карий, правый голубой, – шепчет Тоха.

– Ну да. А зачем… Ты что? Это что, я? – она забывается и повышает голос.

Математичка стучит костяшками по доске:

– Задние парты, ну-ка потише!

Я смотрю в тетрадь Малого, и там реально она. Мальвина собственной персоной. Офигенный портрет черной ручкой. Еще не закончен, но выглядит уже нереально круто. Каждая линия на своем месте. Почему-то меня это злит. Запускаю воздух в легкие и стараюсь не измениться в лице. Потому что Тоха слишком хорошо меня знает.

Мальвина поворачивается обратно. Но больше училку не слушает, как я замечаю. Думает о том, что увидела. Она вообще все время думает. Анализирует, просчитывает. Всегда в напряжении. Вся как комок нервов. Маленький, хорошенький комочек. Блин. Не о том надо думать.

– Зачем тебе цвет глаз, если рисунок черно-белый? – снова шепчет Милана.

– Это пока.

Малой достает из рюкзака два маркера и делает маленькие акценты, добавляя глазам цвета. Портрет из-за этого становится вообще гипнотическим.

– Ты единственный одиннадцатиклассник, который носит с собой фломастеры, – говорит она насмешливо. Но я слышу, что она поражена.

На самом деле, ее не так сложно читать. Когда теряется, эмоции проскальзывают всюду. В глазах, в голосе, в движениях тела, даже в том, как она дышит. Но она привыкла закрываться, это понятно. Если ей было хреново тогда, пять лет назад, то что она пережила потом?

Смотрю, как Мальвина накручивает на карандаш волосы. Конечно, я ее узнал. Сразу, как только зашла. А потом еще зачем-то потащился за ней к туалету. Как псина бездомная за куском колбасы. Не знаю, чего хотел. В глаза посмотреть. Убедиться. Остаться наедине. Я вообще маниакально ищу возможности остаться с ней вдвоем. Сам еще не понял, зачем.

– Мальвина, – снова шепчет Тоха, – подарить?

А я вдруг накрываю рукой рисунок и двигаю тетрадь к себе.

– Что?

– Ничего, – обиженно бормочет Малой.

Мне плевать. Я вырываю рисунок и кладу себе в рюкзак. Выразительные взгляды Малого мне сейчас тоже до звезды. Возвращаю ему тетрадку и продолжаю записывать обрывки уравнений. Главное – создать вид бурной деятельности.

После уроков мы все спускаемся к Робертовне. Но на пороге кабинета я отсекаю остальных жестом руки и захожу к ней один. Закрываю дверь, подхожу к ее столу. Она, как обычно, сидит с чаем и какой-то шоколадкой. Прищуривается и двигает ее ко мне.

– Не, спасибо. Дело есть.

– Слушаю.

– Давай сегодня не в архив? Можем что-нибудь в коридорах поделать, в столовке, окна помыть.

Алина Робертовна постукивает длинными красными ногтями по столу. Выдерживает паузу. Я знаю, что она согласится. Она знает, что я знаю. Но ей этот цирк приятен, так что я не мешаю.

– Отмоете все стены во всем ближайшем пролете до последнего этажа. Ты знаешь, что мне нужно взамен.

Я вздыхаю:

– Сейчас не могу сказать.

– Тогда я не соглашусь, – завхоз поправляет и без того взбитую прическу.

– Окей. Скажу так. В архиве жарко, сегодня не все из нас могут снять теплые вещи.

Чувствую себя стукачом и предателем. Но Робертовна наша, она не сдаст. И иначе не пойдет мне навстречу. К тому же я не дал никаких подробностей. Она питается не только шоколадками, но и школьными сплетнями. Ничего не разбазаривает, просто выслушивает. Черт знает, зачем ей это нужно.

Завхоз кивает:

– Базара ноль. Возьми для своих тряпки и ластики. Как закончите, свободны. Все под твою ответственность.

Я беру инвентарь и выхожу.

Разноглазка стоит в коридоре, привалившись к стене. Парни сидят рядом на полу, как дикие звери, которых прикормили. В этом как будто есть что-то противоестественное, но вместе с тем очень органичное. Милана нам нравится, потому что она такая же, как мы. В этой школе мы все похожи между собой. Тут не лицей для отличников. Но дети здесь тем не менее разные. Есть Дунаева, Ваня Ваняев, Галя с первой парты. А есть Мальвина. Она – наша. Мы это чуем и тянемся к ней. Есть, конечно, и кое-что другое, но об этом я пока думать не хочу. Кое-какие границы мы очертили, и на данный момент этого достаточно.

Я протягиваю ребятам тряпки:

– Сегодня драим лестницу. Давайте закончим побыстрее.

– Лучше бы бумажки перебирали.

– Это было бы дольше, Малой.

– Бери тряпку и не трепись.

– Это что, хокку? – фыркает Милана, и мы гогочем.

Шутка дурацкая, но она первый раз не язвит и не грубит, а брякает то, что приходит в голову. Это и весело.

Глава 14

– Мы проводим, – говорит Белый на крыльце, следуя нашему уговору.

Милана застегивает куртку:

– Так я не домой.

– А куда?

– На работу.

Бус присвистывает:

– Так ты работяга?

– А что, тебя проспонсировать? – она сует руки в карманы.

А я говорю, глядя на часы:

– Ты не ела.

– Что?

– Ты с завтрака не ела. Как ты пойдешь на работу?

Мальвина, как обычно, грубит, когда я попадаю в цель:

– Мамочка, я сама разберусь.

Я смотрю на нее, не моргая. Упрямая до одури, иногда так и хочется как-то ее одернуть. Наорать хотя бы. Но без касаний. Никогда не позволил бы себе ее как-то грубо схватить или встряхнуть. Понятно, почему. Но злит страшно.

Положение спасает Диман:

– А пойдемте ко мне. Мамка борща наварила, все пожрем. Она против не будет, вы знаете. Только по видео ей позвоним, она растает.

Милана для вида сопротивляется, но идет с нами. Я знаю, что она голодная. Я не хотел бы, правда, но знаю. Поэтому я толкаю ее в плечо и говорю:

– Давай, киса, двигай, твое мнение не спрашивали.

-… – .-. .. … -..-

Дома у Белого, как всегда, чисто и аккуратно. Его мама – педант, да и он такой же. Даже шмотки свои на физре складывает, как в магазине. Разуваемся и сразу приземляемся кто куда, мы с Тимом на диван, Тоха в кресло. Милана продвигается по квартире осторожно, как кошка. Осматривается, чуть ли не принюхивается. Меня это забавляет. Диман уходит на кухню, и Мальвина в итоге следует за ним. Слышу, как спрашивает:

– Помочь чем-нибудь?

– Доставай тарелки из верхнего шкафа и половник. Нет, из этого ящика.

Они чем-то звякают и шуршат, мы пялимся в телек. Но я не смотрю, больше прислушиваюсь. Я всегда держу руку на пульсе, но к этой девочке я чувствую что-то другое. Мое стремление контролировать все, что с ней связано, меня даже настораживает. У меня такое ощущение, что я ждал ее все время с того вечера, когда мы впервые увиделись.

– Мальчишки, готово! – кричит Мальвина, и мы подрываемся с мест.

Когда заходим на кухню, то переглядываемся с глупыми ухмылками. Белый обычно кормит нас не так. Он ставит кастрюлю разогретого супа на стол, рядом кидает ложки и дай бог тарелки. Сейчас же все аккуратно расставлено, она нарезала хлеб и положила каждому салфетку. Конечно, это не ресторан. Но это та женская забота, которой нам всем так не хватает. Наши матери вечно работают. Отец есть только у Буса, но у него родители постоянно в командировках. Так что мы привыкли, что предоставлены сами себе. А когда тебе наливают суп и кладут рядом салфеточку, вот это простое женское внимание – оно очень подкупает.

Милана что-то видит в наших лицах, отчего смущается. И навешивает выражение безразличия. Какая же она смешная, боевая киса.

Сначала молча едим, очень сосредоточенно, потому что голодны все. Но мы с парнями хотя бы обедали, а Мальвина последний раз была в столовой после второго урока. Потом Белый достает из кармана телефон и набирает матери.

– Мам, я своих пожрать привел!

– Дим, ну что за слова, – она вроде бы укоряет, но сама улыбается.

– Ирина Львовна, здрасьте!

– Очень вкусно.

– Борщ просто бомба, Ирина Львовна!

Мама Белого смущается, поправляет форменную шапочку, потому что работает поваром в детском саду. Поэтому и таскаемся сюда постоянно есть. Видимо, она привыкла готовить на толпы детей, вот и нас всегда подкармливает.

– Мам, а это Мальвина.

– Милана, – машинально поправляю я.

– Здрасьте, – та бледнеет и взмахивает зажатой в руке ложкой.

Ирина Львовна округляет глаза:

– Девочка?

– Ну, не мальчик же, мам. Она, короче, с нами теперь.

– Ну, тогда здравствуй, Милана.

– Можно просто Лана, Ирина Львовна, – смущенно бормочет наша девочка и первый раз кому-то сдает свое короткое имя.

– Ладно, мам, давай, пока. Очень вкусно!

– Пока, Димочка, – успевает сказать она, и Белый скидывает.

Малой постукивает ложкой по борту тарелки:

– Лана, значит?

– Ну да, это мое имя.

– Я думал, твое имя Милана.

– А я думал, Мальвина.

– А разве не Киса? – фыркает Диман, и мы все ржем.

Удивительно, но Разноглазка смеется вместе с нами. Звука не слышно, но она вздрагивает, прикрывая улыбку рукой. И это уже больше, чем я рассчитывал увидеть.

Когда заканчиваем, она, конечно, моет посуду. Обычно мы всегда скидываемся, кто из нас будет это делать. Но Мальвина вызывается сама и мягко отказывается от нашей помощи.

Парни уходят в комнату, а я остаюсь на кухне. Смотрю, как Милана засучивает рукава толстовки. Чуть выше одной кисти у нее следы от чужих пальцев. Даже не знаю, с какой силой надо было схватить ее за руку, чтобы оставить такие следы. Понимаю, что она вообще задирает при мне рукав только потому, что я уже это видел. Как будто проверяет – и себя, и меня. Я молчу. Как всегда. Но жадно слежу за ее движениями, и, может быть, только глаза меня выдают.

Потом не выдерживаю и подхожу к Мальвине. Начинаю раскладывать мытую посуду по местам. Стоим совсем рядом, не касаясь друг друга, но этого уже слишком много для меня. Ложки в ящик, тарелки в шкаф. Все делаю машинально, а думаю о другом.

Лана выключает воду, встряхивает над раковиной мокрые руки, и я протягиваю ей край полотенца, которым вытираюсь сам. А когда она его берет, я касаюсь ее пальцев под махровой тканью. Мальвина вскидывает на меня испуганный взгляд. Я веду руку чуть дальше и поглаживаю отпечатки, которые уже начали темнеть и становиться сине-фиолетовыми. Она вздрагивает и еле заметно трясется всем телом.

– Кир! – орет из комнаты Бус, – у тебя телефон звонит!

Тогда Лана выдергивает у меня свою руку и прячет ее в рукав толстовки до самых пальцев.

– Иди, – говорит тихо, но как будто приказывает.

И я слушаюсь. Выхожу в зал, забираю у Тима свой телефон, отвечаю. Коротко говорю с мамой, обещаю, что зайду в магазин и не забуду убраться. А сам слежу за Мальвиной, которая выходит за мной и берет свой рюкзак с пола:

– Мальчишки, я пошла. Мне на работу пора.

– Пока, мам, – я скидываю. – Лан, мы проводим.

Она замирает. Смотрит своими инопланетными разными глазами. А потом просто кивает и идет обуваться.

В коридоре Малой подает ей кожанку и помогает одеться. Я сжимаю зубы. Пусть. Он ничего не сделает. Я же не могу запретить всем смотреть на нее. Такого уговора у нас точно не было.

Белый закрывает входную дверь и забегает к нам в ободранный лифт.

– Это про тебя? – Милана тычет пальцем в стену, где маркером написано «Дима, я люблю тебя!!! У тебя лучший…».

Тот самодовольно улыбается:

– Ну, а то.

Она задумчиво тянет:

– А чего не дописали? «У тебя лучший борщ»?

И мы снова смеемся так, что крохотный хлипкий лифт трясется.

– Классно, киса, – Белый дергает ее за синюю прядь. – Смешно, мне нравится.

Перешучиваясь, вываливаемся на улицу. Идем до магазина, где работает Мальвина. А когда подходим к крыльцу, она вдруг взвизгивает радостно:

– Ник! – и кидается на шею какому-то парню.

Я сплевываю себе под ноги и вижу, как пацаны тоже напрягаются. Это еще что за хренотень?

Глава 15

Лана

– Ник! – пищу я и крепко обнимаю парня.

– Привет, Лилу, – смеется он и отводит подальше руку с сигаретой. – Чаще уходи на выходные, такая радостная возвращаешься.

Я отпускаю Никиту и смотрю на дьявольскую четверку. Я рада другу, но отчасти это провокация. Мне крайне необходимо вывести их на эмоции, чтобы понять наши отношения. Все мои мушкетеры напряжены. Ревнуют. Но каждый по-разному. Я подгружаю информацию на свой жесткий диск, чтобы потом разобраться детально, сейчас времени нет.

– У тебя брейк?

– Да, внеочередной. – Ник закатывает глаза и глубоко затягивается. – Андрей достал, я вышел перевести дух. Надеюсь, он меня не спалит.

– Ребят, это Никита, – я оборачиваюсь к своим: – Мы работаем вместе. Ник, а это Белый, Бус, Малой и Гильдия, мои одноклассники.

В неловком напряжении они обмениваются рукопожатиями и заново представляются – но уже настоящими именами. Дима, Тимур, Антон и Кирилл. Интересно, это они так дистанцируются?

– Так ты что, Никита, косметику продаешь? – насмешливо интересуется Бус.

– Вообще-то, – оскорбленно перебиваю я, – Ник очень крутой продажник.

Он кивает и улыбается:

– Если молодой парень говорит женщине, что ей идет помада, она стопудово ее купит.

Пацаны фыркают, кто-то не сдерживает смешка. Кир же смотрит на меня хмуро. Я немного теряюсь. Я хотела вывести его на эмоции, но он же их прячет, ничего не разобрать! И какой тогда в этом смысл?

– Я пойду? – интонация получается вопросительная, и меня это бесит.

Ребята кивают и косятся на Никиту.

Гильдия смотрит под ноги, но вопрос, конечно, адресует мне:

– До скольких работаешь?

– До закрытия.

– Я же спросил, до скольких?

Я закипаю:

– До девяти. Провожать не нужно. Мы с Никитой вместе домой идем.

– До квартиры?

Ник курит и просто наблюдает за нашим диалогом. Кажется, его это только веселит.

А я зачем-то говорю правду, указывая рукой направление:

– До перекрестка.

– Тогда встретимся на перекрестке, – хмыкает Малой.

– Слушайте, я же до этого как-то ходила везде одна!

– И вроде не всегда классно получалось, – давит Кир интонацией. – Разноглазка.

Шумно выдыхаю через нос и, резко развернувшись, бегу в магазин, потому что время и правда поджимает. Не могу тратить его на тупые споры. Вот что им от меня надо? Что за новая привычка везде таскаться вместе?

Но, пока я переодеваюсь в форму, стоя спиной к углу, понимаю, что улыбаюсь. Что, если мне впервые повезло? Вдруг я этих мальчишек ждала всю жизнь? Ну нет. Стоп! Код красный, у нас зафиксирована излишняя мечтательность. Не нужно мне это. Не нужны мне друзья. Кирилл и так увидел слишком много. Вдруг он как-то воспользуется этой информацией? Я ведь совсем его не знаю.

Выхожу в зал и приглаживаю волосы. Нужно постараться выкинуть эту ерунду из головы. По крайней мере, на три часа. А дальше посмотрим. Вижу женщину, которая заходит в магазин, и устремляюсь к ней, навесив на лицо самую обворожительную улыбку:

– Добрый вечер! Подобрать для вас что-нибудь?

Краем глаза вижу, что Ник возвращается в зал, но все внимание сосредоточиваю на клиентах. Поболтать нам не удается до конца смены, по большей части потому, что Андрей кружит вокруг нас, как коршун. Ко мне он цепляется редко, а вот напарника треплет постоянно. А уж если мы болтаем, он почему-то просто приходит в бешенство. Так что я просто работаю, кропотливо записываю продажи в маленький блокнот. После окончания смены убираюсь дольше всех. Протираю флаконы духов, начищаю мягкой тряпкой тестеры помад, а сама слежу, когда девчонки переоденутся. Когда раздевалка пустеет, скидываю форму, надеваю свою одежду. Спичка бы не успела догореть, а я уже готова. Беру рюкзак и иду к выходу.

– Лана, подойди, пожалуйста, – говорит Андрей, сидя у кассы.

Я нехотя сворачиваю к нему.

– Да?

– Как смена?

– Все в порядке. Показать продажи?

– Нет, не нужно, – он кладет стопку денег в кассовый аппарат. – У меня другой вопрос.

– Какой?

Андрей смотрит на меня. Неприятно. Впрочем, как и всегда. Приторно и липко проходится по моей фигуре. Я сжимаю пальцы на лямке рюкзака. Как же я его терпеть не могу. Давно бы ушла, если бы мне не нужны были деньги.