Сердце Сокола

© Г. Герасимова, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава 1

– Вдохни глубоко. Ещё глубже!

Я послушно выполнила требование мачехи, чувствуя, как узорчатый пояс сдавливает талию сильнее тисков. Кажется, можно было смело забыть, как дышать. Оставалось надеяться, что трещит поясок, а не рёбра.

– Варя, она должна быть как тростинка, как песочные часики, – со стоном выдохнула мачеха, хотя стонать должна была я: именно надо мной они колдовали весь вечер, пытаясь упаковать в нарядное платье. – А у нас что?

В зеркале отражалась курносая русоволосая девушка с нарумяненными щёчками, узкими глазами и с игриво проглядывающим вторым подбородком. Да уж, я мало походила на фею, которую желала видеть мачеха. Что поделать, люблю поесть, а пирожки, копчёности и прочие яства оставляют свой след на фигуре.

Отцу нравилось, он меня ласково называл Оладушкой вместо Лады, а вот мачеха ругалась. А как ей не злиться, если старшую падчерицу никто не хочет брать в жены, с такими-то формами! К её родной дочери – моей младшей сестрице Алёнушке, – начали свататься ещё с прошлой зимы, а моё девичество затянулось.

– Слишком она румяная. – Мачеха покачала головой и щедро добавила на лицо белил. В носу засвербело, и, чтобы не расчихаться, я сморщилась, стараясь глубоко не вдыхать. – Нынче в моде аристократическая бледность, а Лада наша, как поросёночек.

«Зато есть за что подержаться…» – могла бы возразить я, вспомнив, как хохотала на кухне тётка Фрося. Правда, я весьма смутно понимала, что значит эта фраза, и из-за этого снова могла попасть впросак. Недавно вот ляпнула при мачехе присказку «и на старуху бывает проруха», так та едва чувств не лишилась. А когда отошла от удивления, запретила мне ездить со служанками на речку – мол, нечего слушать их болтовню. Я, конечно, расстроилась, но не призналась, что фразу не от прислуги услышала, а от отца.

– Госпожа, а с волосами что делать? – прогудела Варя, приподнимая мою копну.

– Вплети в косу синюю ленту, под цвет глаз. А к платью подойдут бирюзовые серьги. Куда же они запропастились?..

Пока Варя и мачеха искали украшения, я скорбно сидела на стуле, дыша через раз. Было бы ради чего стараться! Подумаешь, смотрины! Таких встреч с полдюжины за последние полгода было, приелись уже. Сговариваясь с женихами, отец благоразумно не показывал мой портрет. Но как только доходило до встречи, глядь, а жениха и след простыл. Приданого за мной богатого не давали, красотой природа не наградила – и надежда найти богатого, молодого и нежадного зятя таяла на глазах. «Если только слепого!» – хихикала младшая сестрица.

Я на Алёнушку не обижалась. Сама виновата, что так себя запустила. В детстве я носилась по окрестностям, худая как палка: то в поле со стогов кататься, то в лещину за орехами, то на Моревку – переплывала её на спор. А стоило войти в девичество, как вдруг оказалось, что не дело купеческой дочке со слугами в догонялки играть, надо блюсти приличия. Вот я и сбегала в сад с интересной книжкой, чтобы вприкуску с ароматным пирожком почитать о чудесных странствиях!

Стоило вспомнить о еде, как желудок заворчал, сдавленный поясом. Пирожок хотелось нещадно. А не его, так хоть яблоко, я уже и на меньшее была согласна. Мачеха, узнав о приезде жениха, неделю меня не кормила ничем, кроме пустого бульона с утра. Хорошо, что у меня в запасе сухари были, ими и спасалась. Увы, вчера и они закончились.

Поскорее бы с женихом встретиться, а там и голодовка закончится. На суету мачехи я смотрела с равнодушием, не мешая, но и не помогая. Что ни делай, всё равно чучелом выгляжу, а если ещё и Алёнушку рядом поставить, то вовсе никто не взглянет. Поначалу я переживала, плакала от такой несправедливости. И замуж хотела, чего уж там. Потом, правда, послушала, как некоторые семейные пары общаются, и успокоилась. Когда же средняя сестрица приехала из Ярограда – нашей столицы, и рассказала о колдовстве, я начала мечтать, что однажды сама колдуньей проснусь!

Василиса отправилась учиться в Колдовскую Башню, когда мне шёл четырнадцатый год. Ей же едва стукнуло двенадцать, но наши домашние учителя руками разводили, такой она росла умницей. Складывать и вычитать умела, грамоту знала и писала красиво так, с завитушками. А главное, она умела колдовать. Бывало, такие замки из капель воды построит – залюбуешься!

Я любовалась и завидовала по-хорошему, радуясь даже маленьким её победам. Хотелось бы и мне творить чудеса! Но как я ни старалась зажечь свечу силой мысли, всё равно просиживала ночами в темноте. Мачеха, конечно, прознала об этом и поговорила со мной – без криков, по-женски. Объяснила: у каждого своё предназначение. Моё в том, чтобы выйти замуж, родить детей и вести хозяйство.

– Ну вот, готово. Встань.

Варя завершила последние штрихи в моём наряде, украсила уши длинными голубыми серёжками и нацепила бусы в тон. Мачеха критично оглядела меня с ног до головы, поправила складки на платье (как ни поправляй, а жирок не спрячешь!) и вдруг с возмущением охнула:

– Что это за сапоги? Варвара!

– Сейчас исправлю, госпожа. – Она хихикнула в кулачок, глядя на мою обувь, и бросилась к шкафу, где лежали парадные туфельки.

Вот ведь! Охотничьи сапоги, удобные и мягкие, неплохо сидели на моей ноге, но для приёма не годились. С другой стороны, кто их там под платьем разглядывать будет?

Чистенькие туфельки из чёрного бархата на потолстевшую ногу еле влезли – последний месяц я себя в еде не ограничивала, как предчувствовала голодание. Пройтись в этой изящной обуви по зале я смогла бы, а вот танцевать вряд ли. Но ведь танцевать никто не попросит?

– Послушай. Веди себя, как я учила: глаза опусти, голос не повышай, глупости не болтай. Твой отец с таким трудом отыскал жениха и договорился о выкупе! Постарайся понравиться.

«Или хотя бы не испугать», – не договорила мачеха, но я прочитала всё по взгляду. Ладно, лишь бы жених был не старый и не дурак, а там стерпится – слюбится.

Как я добиралась до залы в тесных туфлях – отдельная история. Шла по начищенному до блеска полу, словно по накатанному льду, боясь сделать лишнее движение. К счастью, раскланиваться с гостями не пришлось. Наученный горьким опытом, отец выделил для встречи светлицу, где я должна была до знакомства с женихом заниматься вышивкой. Бдительная нянюшка сидела рядом, готовая исчезнуть при необходимости. Мачеха так мечтала выдать меня замуж, что собиралась поступиться приличиями. А пока я маялась в ожидании, гостя старательно угощали вином, чтобы мой внешний вид не сильно его смутил. О том, каково мне выслушивать пьяную, но предельно честную оценку собственной «красоты», никто не задумывался.

– Не грусти, Ладушка. Говорят, жених твой – мужчина хоть и не слишком знатный, но уважаемый. К нему за советом захаживают, да и в столице его имя на слуху.

– А слухи хорошие, нянюшка? – на всякий случай уточнила я, делая очередной стежок.

– Разные слухи ходят, – вздохнула старушка. – О том, как сиротам помогает, как драчунов развести может. К тому же о любовницах его никто не слыхивал, а это немало значит. – Нянюшка обняла меня за плечи, стараясь ненароком не помять платье и не испортить причёску. – Ты с ним поласковей будь, может, и сладится у вас. Горюшко ты моё ненаглядное!

Она всхлипнула, целуя мою макушку, и у меня тоже в носу защипало. Ну, нянюшка, удружила! Сейчас жених придёт, а я сижу с опухшим от слёз лицом. Будто раньше хороша была!

В дверь постучали. Я быстро вытерла слёзы и вернулась к вышивке. Веточка вышла правдоподобной, листики тянулись к солнцу, как живые, а вот воробушек от волнения сам на себя не походил. Стежки плясали по полотну, превращая солнечные лучи в косой дождь. Ещё и криворукой посчитают! Я сделала маленький стежок, создавая видимость работы, и подняла взгляд, чтобы посмотреть на гостей.

Первым в глаза бросился отец в праздничном алом камзоле с чёрными штанами и начищенными до блеска сапогами. Круглый и низенький – можно было не гадать, в кого я пошла статью. От пышных некогда волос у батюшки осталась залысина, прикрытая париком. Мачеха в расшитом жемчугом платье стояла рядом с ним белой лебёдушкой.

Следом за родителями зашёл незнакомец, которого мне прочили в мужья. Я только и заметила, что высокий блондин, да взгляд прямой, не робкий – и тут же глаза отвела. Негоже девице на парней заглядываться, даже если это жених.

– Вот и дочь наша, Лада, – заулыбался отец. Щёки у него раскраснелись, глаза заблестели, а пряный запах вина разнёсся по светлице. Видно, не по одному бокалу с гостем выпил, прежде чем решился вести его ко мне. – Поздоровайся, милая, со своим женихом Финистом Кощеевичем.

Я отложила вышивку, встала и поклонилась, как мачеха учила: с достоинством, неспешно.

– Здравствуй, Финист Кощеевич. Рада знакомству.

В ответ – тишина. Не такую красоту жених ожидал увидеть. Что дальше будет, я за полгода выучила наизусть. Сейчас скажет, что ему не позволяет жениться давняя клятва – и ищи ветра в поле. Я уже приготовилась выслушать очередной отказ, но отец решил схитрить.

– Пойдём, Никитична, выпьешь чарку за будущее счастье молодых. А детей оставим, пусть пообщаются, – ласково обратился он к нянюшке, а сам покосился на мачеху: правильно ли сказал? Наверное, вчера весь вечер разучивал, что гостю дорогому говорить, чтобы не оплошать.

Нянюшка будто ждала. Куда старость подевалась! Проскакала мимо меня козочкой, а ведь вчера жаловалась на больные спину и ноги. Мачеха, прежде чем выйти, нахмурила тёмные брови: мол, помни, о чём говорили. И закрыла дверь. А я с женихом осталась.

Страшно стало и смешно. Финист разглядывал меня и молчал, я же уткнулась в рукоделие, делая вид, что вышиваю. Руки так дрожали, что стежки плясали по всему полотну, превращая мелкий дождь в ливень. И о чём говорить? Меня всегда учили, что мужу перечить нельзя. А если жених молчит, то и мне молчать, выходит? Глупо как-то получается. И смотреть на него украдкой глупо. Нет, как ни крути, а ничего худого от разговора не будет.

– Что вышиваешь, невестушка?

– Как добрались до нас, на перекладных? – спросили мы одновременно и неловко замолчали.

Голос у Финиста оказался вкрадчивый, с приятными бархатистыми нотками. Заслушаешься.

– До Больших Ольховиц на своём Ветре, а там поменял.

– Ворона… То есть воробушка.

И снова мы заговорили вместе. Я ещё и ляпнула про ворона! – а как не ляпнуть, когда вышитая птичка на воробушка похожа, как я на лебёдушку! Прикусила губу, сгорая от смущения.

– Вы за коня не переживайте, в Ольховицах о нём хорошо позаботятся. И почистят, и напоят-накормят. А если кто из мальчишек захочет прокатиться… То хуже моему Ветру не станет. Он в деннике стоять не привык.

– У вас, наверное, много работы? – понимающе кивнула я.

– У колдунов её мало не бывает, – словно забавляясь, ответил жених.

Внутри всё перевернулось, и теперь я смотрела на него во все глаза, забыв о смущении. У колдунов? Да разве бывают они – такие? Единственным колдуном, которого я видела, был седовласый старик, приехавший за Василисой. Но чтобы молодой и красивый?.. Глупо, конечно, что раньше о таком не подумала: если сестру взяли в ученицы в детстве, то и парней могли забирать довольно рано.

Я так удивилась, что до крови уколола палец. Отдёрнула руку, слизнула набухшую капельку, чтобы не испачкать вышивку, – и поймала внимательный взгляд жениха. Он шагнул ко мне, наклонился. Вот странно: батюшка угощал его вином, но этим напитком от Финиста почти не пахло. Зато доносился аромат леса на рассвете, бодрящий и немного терпкий.

– Боишься? – проникновенно спросил жених.

– Нет, не боюсь, – ответила я честно. – Моя сестра тоже колдунья.

– А ты? – И смотрит так выжидающе.

У меня отчего-то голос перехватило. Казалось, скажи я «да», и он возьмёт меня в жены – некрасивую, неказистую, зато одарённую. Но кто же начинает отношения с вранья?

Я качнула головой, и Финист накрыл мою уколотую руку своей. Провёл пальцем по ранке, словно пёрышком.

– Многого же ты о себе не знаешь, Лада Митрофановна, – загадочно добавил он, и боль ушла.

Не успела я ни расспросить, ни поблагодарить жениха, как он подошёл к закрытым дверям и распахнул их настежь. Отец и мачеха с той стороны едва отпрыгнуть успели.

– Где же это видано, чтобы незамужняя девица с мужчиной за закрытыми дверьми сидела? – укоризненно спросил Финист.

Отец пошёл пятнами, а мачеха, наоборот, побледнела. Ведь и вправду, просиди мы наедине подольше и откажись жених от свадьбы – тогда уж точно никто меня замуж не позовёт. Останется разве что за вдовца с кучей малых детей идти или в монастырь.

– Да полноте вам, Финист Кощеевич! Мы вам доверяем, разве бы кто подумал, – замахал руками отец.

– Кто что подумает, его дело, – спокойно возразил Финист батюшке, смотря при этом на меня, – но невесту глупые сплетни могут расстроить. Наедине мы наговоримся, как свадьбу сыграем. – И локоть мне подставил, приглашая вместе в залу пройти.

Нянюшка ахнула. Мачеха ладонь к губам приложила от растерянности. Я тем более не знала, что сказать и сделать. Что же он, неужели не отказывается от свадьбы?

На вид Финист годков на десять меня старше, не больше, и суровости всей – в шраме от губы до подбородка. Да и статный он, в отличие от нас с отцом. Когда руки на груди сложил, синяя ткань рубахи натянулась, и все девицы в зале на него неприлично уставились. Даже сестрица моя, Алёнушка, из-за спин подружек выглянула. Ей всего пятнадцать годков стукнуло, а она заневестилась, расцвела красой. Волосы, как золото, густые, длинные, сама высокая и стройная, и спереди есть на что посмотреть, и сзади всё ладно. Парни вокруг неё пчёлами вились. Если бы Финисту Алёнушку предложили, он точно согласился бы.

– Митрофан Степанович, дорога была долгой, не до танцев сегодня. Лучше обсудим, когда свадьбу играть. Мне у вас задерживаться некогда, дела ждут.

– Конечно, Финист Кощеевич, как пожелаешь. Может, вина ещё подать? Или блюд каких? – засуетился отец, уводя гостя, чтобы тот меня внимательней не разглядел. Вдруг передумает?

А я забыла, как дышать. К щекам прилила кровь, и я гадала, глядя вслед жениху, как так получилось, что он согласился на свадьбу? Тут подскочила мачеха, быстренько подхватила меня под локоток и повела в опочивальню, чтобы я чего не ляпнула напоследок.

Когда за мачехой закрылась дверь, я заметалась, не находя себе места. Эта свадьба не давала мне покоя! Другая невеста радовалась бы – жених пригож и молод, – но меня одолевала тревога. Чуяла я какой-то подвох. Ведь он мог любую выбрать, ту же Алёнушку, и она пошла бы за него, мать с отцом уговорив. Финист за неё приданое получил бы хорошее – отец на младшенькую дочь никогда не скупился. А тут самому платить придётся. Странно всё это.

Я не считала себя глупой: сестра Василиса быстро отучила меня от такой мысли. Однажды привезла книжку с задачками и первый вопрос вслух задала, размышляя, а я взяла и ответила. Она другой вопрос подбросила, уже с любопытством, – и тут я не сплоховала. Да разве трудно посчитать, сколько овец на лугу пасётся, если волки троих забрали, а пастухи из другой деревни ещё восьмерых привели. Наглядно ведь! Тогда сестрица загадками сыпать начала, а как поняла, что я легко очень отгадываю, сели мы за учёбу вместе. Так и перерешали всё, пока она летом у нас отдыхала.

Привыкла я с тех пор думать, отчего что происходит. И сейчас не сходилось у меня условие задачки с её решением. Конечно, подруженьки много баек про красавиц и чудовищ рассказывали, и про царевну-лягушку, но та ведь красавицей в итоге оказалась! А я не чудище заколдованное, от поцелуя царевной не стану.

Если только… Что, если Финисту вообще жена не нужна? Может, ему наказали жениться, а у него любимая есть, да замужем за другим? Вот он и берёт себе любую, лишь бы отстали.

И легче стало, и грустнее. Но ведь любовью одной сыт не будешь, а уважение мужа я получить сумею. Не белоручка чай, хозяйство вести могу. Поддержу мужа во всём, и он тоже мне опорой станет – большего и не надо. Может, и книжки читать разрешит. Устала я свечку под кроватью прятать, чтобы ночами читать: днём-то мачеха как замечала с книгой, так сразу лентяйкой обзывала и выгоняла либо серебро полировать, либо на кухню к тётке Фросе. А тут я сама себе хозяйкой буду – как дела в доме закончу, смогу читать в своё удовольствие.

Сморённая беспокойством и успокоенная тёплым летним ветерком, я чуть не уснула в кресле у окна, как вдруг уловила в полудрёме стук в дверь. Подошла, приоткрыла засов. На пороге ждала Алёнушка. Лучинка у неё в руках едва тлела, сама она зябко перебирала голыми пятками. Немудрено замёрзнуть, когда поверх платья тонкого одна только шаль вязаная накинута.

– Впусти, Ладушка, – попросила она жалобно.

Я, конечно, за дверью её не оставила. Алёнушка в покои проскочила и на кровать мою уселась. Никогда не могла я сестрице противиться, хоть и знала, что добра от неё ждать не следует. Была она у нас хоть и красавица с милым лицом, да больно упряма, с норовом.

– Ты зачем по ночам ходишь? Мама ругаться будет! – Я на всякий случай выглянула в коридор. К счастью, покои наши рядом были, никто Алёнушку не заметил.

– Волнуюсь за тебя, Ладушка. Сердцу неспокойно. – Сестрица приложила руки к груди. – Как бы жених твой любезный не выставил тебя на посмешище!

– О чём ты?

– Слышала я сегодня от подруженьки моей Аннушки, а та от своей матери, а у той знакомая в самой столице, что Финист после брачной ночи невест бросает. Увозит к себе, потом объявляет, что ему порченую девицу подсунули, и назад отправляет.

– Вряд ли он на мою красоту позарился, – усмехнулась я. – А слухам не верь – люди со зла разное наболтать могут. Финист обманщиком не выглядит, зачем ему так поступать?

– Наивная! – всплеснула руками Алёнушка и наклонилась ко мне. – Говорят, что он колдун, и что ему кровь девичья для ритуалов нужна. Поэтому и женится на невинных девушках. В твоей же невинности сомневаться не приходится. – Она окинула меня насмешливым взглядом, а затем, вспомнив, что пришла отговаривать от замужества, опустила глазки. – Не ходи за него, откажись. Я с матушкой поговорю, найдёт она тебе другого жениха, лучше этого.

Ой ли? Полгода во все стороны брачные договоры рассылали, пять встреч провели. И всё без толку! Где же она так быстро нового достанет? Но Алёнушка, оказывается, к разговору подготовилась.

– Наш учитель танцев давно про тебя расспрашивал, приглянулась ты ему. Разве он не лучше? Умён, обходителен и, главное, уезжать никуда не придётся. А с Финистом в Яроград поедешь. Ну подумай, куда тебе в столицу? – Сестрица взяла меня за руки, заглядывая в глаза. – Так я скажу матушке, что ты отказываешься?

– Нет, Алёнушка, – я накрыла ладони сестрицы своими, стараясь не сравнивать наши руки. У неё-то пальчики тоненькие, изящные, а мои едва в перчатки влезают. – Если судьба мне опозориться после свадьбы, так тому и быть. Не волнуйся раньше времени. Может, всё у нас сладится.

Алёнушка ноздри раздула, руки выдернула и с кровати вскочила.

– Я о тебе забочусь, а ты меня совсем не слушаешь! – Она топнула ножкой, а у самой слёзы на глазах выступили.

Вот и поговорили.

– Ну, не сердись, – примирительно попросила я и, подумав, вытащила из ларца пряник. – Будешь?

– Сладкое портит фигуру, – наставительно заметила Алёнушка, но пряник взяла. – Ладно, не буду маме ничего говорить. Но за Финистом пригляжу. Мало ли что. – Она прикусила губу, оглядела опочивальню и добавила хитро: – Сестрица, одолжи мне свои бусы поносить? Я их верну к свадьбе. Уж больно они мне приглянулись, к платью новому подойдут.

– Модница! – фыркнула я, но бусы Алёнушке отдала. Не любила я украшения, да и на лебединой шее сестры они смотрелись лучше.

Обрадованная, она примерила бусы, сверкнула белыми зубками и порывисто меня обняла.

– Спокойной ночи, Ладушка.

– Спокойной ночи, милая.

Я поцеловала её в лоб, и сестрица упорхнула к себе в опочивальню.

Утро началось с суматохи. Я толком проснуться не успела, как дверь распахнулась, и в покои влетела мачеха, непривычно растрёпанная и взвинченная.

– Как тебе не стыдно! Мы о тебе заботимся, растим, жениха нашли приличного, а тебе всё мало! Любовь у неё, видите ли! Сбежать надумала?

Я удивлённо захлопала глазами, едва успев прикрыться одеялом. В опочивальню набились слуги и охранники с батюшкой и мачехой во главе. Позади маячила макушка сестры, а у самой двери – о, ужас! – прислонился к косяку Финист, со скучающим интересом наблюдая за всем этим безобразием.

– Что происходит? – поинтересовалась я, пытаясь справиться с волнением.

– Она ещё спрашивает! – Мачеха подлетела ко мне и влепила пощёчину.

Голова дёрнулась назад, на глазах выступили слёзы. Не столько больно, сколько обидно. За что?! Мачеха замахнулась снова, но на этот раз я перехватила её руку, не позволив ударить.

Сплетни разнесутся быстрее, чем одеться успею, так пусть слуги и меня услышат:

– Я не сделала ничего дурного, – твёрдо сказала я. – Пусть прислуга выйдет, и мы поговорим.

Кажется, мой спокойный тон подействовал. Мачеха оглянулась на домочадцев и челядь, застывших в дверях, но не особенно взволновалась. Зато заметив Финиста, наблюдавшего за скандалом, удивлённо распахнула глаза. Слуги ладно, они в поместье ко всякому привыкли, но что скажет посторонний человек?

– Финист Кощеевич, не могли бы вы ненадолго оставить нас с дочерью наедине? – нервным голосом поинтересовалась мачеха.

Вместо того чтобы уйти, жених зашёл в покои.

– Поскольку Лада – моя невеста, то столь щекотливый вопрос и меня касается, разве нет? А вот челяди здесь и впрямь делать нечего.

Вроде сказал задумчиво, а посторонних как ветром сдуло. Остались родные да сам жених. Впрочем, топот в коридоре я не услышала, так что, скорее всего, слуги подслушивали под дверью. Ну, не глазеют, и то хорошо.

– Могу я одеться, прежде чем мы поговорим?

Лежать в постели с натянутым до носа одеялом было не очень удобно. Я покраснела, не зная, как попросить Финиста не смотреть, но тот сам догадался и повернулся ко мне спиной.

– Скажешь, как будешь готова.

Я поспешно слезла с кровати и выхватила из шкафа первое попавшееся платье. Хорошо, что недавно, по последним веяниям моды, в опочивальне установили ширму. Будь я красавицей, как Алёнушка, могла бы не стесняться, но своими телесами лишний раз блистать не хотелось. Платье я выбрала не слишком удачное, узковатое в груди, но искать другое времени не было. Наскоро заплетя косу, я вышла из-за ширмы.

– Теперь могу слушать. Так что случилось?

– Не строй из себя невинность! Мы узнали о твоей связи с учителем танцев, – не скрывая разочарования, объявила мачеха.

– О какой ещё связи?

– Не притворяйся. С тех пор, как он перебрался жить в наш дом, слуги часто видели вас вместе. А сегодня утром нашли у него в покоях вот это! – Мачеха потрясла бусами из бирюзы, которые ночью забрала у меня Алёнушка. – Как они попали к нему?

И мне хотелось бы это знать. Я перевела взгляд на сестру, но Алёнушка изобразила полное непонимание. Ясно: будет всё отрицать, и я ничего не докажу.

– … Не знаю.

Я чуть помедлила с ответом, и от мачехи это не укрылось.

– Лада, или ты рассказываешь всё как есть, или сейчас же отправляешься в монастырь.

– Зачем торопиться с обвинениями? Давайте всё проясним, – вмешался Финист и достал из кармана стеклянный шарик величиной с яблоко. – Забавная вещица, позволяет проверить, правда ли сказана. Наставник из Колдовской Башни подарил мне её на окончание учёбы. Если человек лжёт, шар становится красным, а если говорит правду – зелёным. Не хотите испробовать? – Он протянул шар мачехе. – Скажите, что на моей невесте синее платье.

Я с кислым лицом оглядела свой неудачный наряд из ярко-оранжевого шёлка. Похоже, Финисту не нравился этот цвет, но не я его выбирала. Это наша Алёнушка любила эксцентричные наряды, а портной у нас был один на двоих. Ясное дело, что на красавицу Алёнушку умелец обращал больше внимания, чем на её сестру-толстуху.

Пока я размышляла, мачеха послушно солгала, и шар загорелся красным.

– А сейчас что-нибудь правдивое. Девица, может, ты попробуешь? – Он протянул шарик сестрице. – Была ли ты с мужчиной в любовной связи?

Мачеха ахнула, а отец гневно сдвинул брови. Но больше меня поразила сестра. Она как-то разом побледнела и, как мне показалось, захотела спрятать руки за спину.

– Я понимаю, что смущаю своим вопросом. Но разве не стоит проверить артефакт на той, в ком не сомневаетесь? Или девице есть что скрывать? – обратился он к Алёнушке.

– Ничего подобного! Просто я смущаюсь говорить о таком вслух при постороннем, – отступила она, скрестив руки на груди.

– Мы уже почти родичи. И поверь, я не питаю к тебе никакого интереса, кроме как родственного.

– Так уверены в Ладе? – зло ответила Алёнушка, а мне стало обидно: она же знала правду!

– Я её жених. Если не я, то кто ей поверит?

– Ладно, я отвечу!

Сестрица зажмурилась, выхватила у него шар и быстро выдохнула «Нет». Тот перекрасился в зелёный цвет.

– Как видите, артефакт правдив. – Финист забрал из рук сестры шар и протянул мне.

Алёнушка выглядела изумлённой и что-то собиралась сказать, но, уловив насмешку во взгляде колдуна, закрыла рот.

Да уж, мне было над чем подумать. Отчего-то показалось, что сестра соврала. Но не могла же она найти себе возлюбленного в пятнадцать лет?! Или могла?

– Невестушка?

Все смотрели на меня, и я поспешно взяла шарик. Руки у Финиста были горячими, а ладони куда больше, чем мои. Чудно как-то: рядом с ним я не чувствовала себя огромной. Он возвышался надо мной почти на голову, такой невозмутимый, уверенный в себе.

– Ты покидала опочивальню этой ночью?

– Нет.

– Была с мужчиной в любовной связи?

– Нет.

– И что, даже не целовалась раньше? – Он склонился ко мне так низко, что жар опалил щёки.

– Н-нет.

– Рад слышать, – тихо сказал он.

Шар продолжал ярко гореть зелёным. Финист улыбнулся, а лицо мачехи разгладилось.

– Но ты встречалась, встречалась с учителем танцев! Слуги тебя видели! – выпалила Алёнушка, окончательно подтверждая: утренний переполох – её рук дело.

– Мы разговаривали о правильном питании и упражнениях для похудения, – призналась я. Не хотела, чтобы родные знали о бесполезных попытках стать стройнее. Всё равно как я ни старалась, ничего не выходило.

– Думаю, стоит попросить прощения у Лады за недоразумение, – сказал Финист и первым склонил голову. – Прости, что побеспокоили.

Отец пробурчал что-то невразумительное, похожее на извинение, а мачеха опустила глаза, не зная, что сказать.

– По поводу свадьбы. Я должен явиться ко двору к концу месяца. С женой, разумеется. Не хотелось бы затягивать, поэтому давайте проведём церемонию как можно скорее.

– Но подготовка… Платье будет сшито через неделю, – ахнула мачеха.

– Невеста хороша в любом наряде, лишь бы была счастливой, – безмятежно возразил Финист.

– Люди не поймут, – пискнула сестрица.

– Думаю, мы и без того дали достаточно поводов для слухов. Митрофан Степанович, слово за вами.

Батюшка посмотрел на меня, на Финиста, подбоченился и, выглянув за дверь, громко гаркнул нашему управляющему:

– Федя! Собирай слуг, рассылай приглашения! Да музыкантов найди, чтобы повеселее, и вели зарезать пару свиней на званый ужин! Вечером будем свадьбу играть!

Я рот открыла от изумления, а Финист подмигнул мне задорно и вышел за дверь.

Суета завертелась с удвоенной силой. Подружки-служанки собирали приданое: ларь с платьями и сорочками, которые мы с мачехой загодя расшили, полотенца и пояс – жениху в подарок. Варя на самое дно положила резную шкатулку, что родная матушка оставила мне в наследство. В шкатулке лежали перья да бумага, книжка сказок и обручальное колечко. Когда маменька с батюшкой поженились, кольца носили, а не браслеты.

Мачеха битый час пыталась втолковать мне, как пользоваться белилами, румянами и прочими красками, да так и плюнула под конец. Всё равно я не запомнила. Сложила всё, в суконную ткань завернула и убрала в ларь. Вряд ли я всё это скоро достану – что накрашенной, что нет, красавицей мне не быть.

Опосля всего мачеха выгнала из покоев челядь и увлекла меня за собой для неловкого женского разговора. Откуда дети берутся, я в свои девятнадцать лет знала. И подружки рассказать успели, и в дворовом хозяйстве насмотрелась. То, что собачки и кошечки друг с другом так не играют и не дерутся, мне ещё в четырнадцать лет рассказала тётка Фрося: я думала, что потасовку разнимаю, а оказалось, влезла в любовную игру, за что по руке лапой и получила. Шрам от когтей на всю жизнь остался. Так что мягкие намёки мачехи на то, что меня в первую брачную ночь ожидает, я выслушала с умеренным любопытством. Да и сомневалась, если честно, что Финист ко мне притронется.

Такое бывало. Варя рассказывала, что, когда замуж вышла, к ней муж год не подходил. Её совсем молоденькой отдали, едва пятнадцать стукнуло, а мужу за тридцать было. Он с ней даже в одной кровати не спал, чтобы не смущать, на сундуке зимовал. А как попривыкли друг к другу, притёрлись, стал знаки внимания оказывать. Ждал, пока она в него влюбится. И дождался.

Я рассказам Вари умилялась, да и подружки ей завидовали. Не каждой жене такой заботливый муж достаётся.

Впрочем, познавать прелести супружеской жизни я не жаждала, а спать привыкла в одиночестве. Даже не представляю, как уснуть, если кто-то под боком сопит и храпит. Это я о себе, если что.

Алёнушка как ушла утром, так больше у меня не появлялась. Знала, что я её ругать буду, вот и придумывала, как половчее соврать. Я хитрости сестрицы давно изучила, но всё же каждый раз им поддавалась. Да и как не простить? Родная кровь – не водица.

К вечеру меня одели в наряд праздничный и накрасили пуще вчерашнего. Кукла какая-то вышла. Щёчки розовые, губки бантиком, а платье – хоть на самовар надевай. Невестино – расшитое шелками и золотом, – закончить не успели, выбрали бледно-зелёное, и не будь я нарумянена, цветом лица сравнялась бы с ним.

Пока я не зашла в церковь, украшенную цветами к свадебной церемонии, как-то не верила, что выхожу замуж. Будто сон видела: вот жених стоит у алтаря, улыбается едва заметно, батюшка слезу смахивает, а сестрица сердито из-под бровей соболиных поглядывает. Но не со мной всё это происходит.

Жаль, Василиса на свадьбу не успела. С ней бы мне попроще было, поддержку бы чувствовала. А так…

Мачеха шикнула, чтобы я не топталась в дверях, и пришлось взять себя в руки. Шла я мелкими шажками, думая лишь о том, как бы о подол не споткнуться да не свалиться, а то сама не поднимусь, позора не оберёшься.

У алтаря Финист взял меня за руку и подвёл к священнику. Что тот вещал про узы брака, я прослушала, разглядывая жениха. До чего же красив! Кудри золотые, глаза зелёные, и шрам ничуть не портит! Уголки губ то и дело подрагивали. Вот вроде бы чего смешного в церемонии? А он забавлялся. Я на гостей взглянула – и тоже чуть не засмеялась. Все на свадьбу собрались, а за жениха с невестой никто не радуется. Разве что батюшка. Слуги втихаря обсуждают, сколько еды останется, гости позёвывают, а дамы хихикают и притворно ахают, на нас глядя. Жениха, видать, жалеют.

Финист едва заметно сжал мою ладонь, вырывая из мира грёз. Похоже, я чуть не пропустила что-то важное…

– Согласна ли ты, Лада Митрофановна… – завёл священник монотонным голосом.

– Да. – Быстро закивала в ответ. Рука жениха расслабилась, а мне запястье потереть захотелось. Ну и цепкая же хватка у моего почти мужа, как капкан.

– Согласен ли ты, Финист Кощеевич, взять в жены Ладу Митрофановну, чтобы быть с ней в богатстве и бедности, в горе и радости, пока смерть не разлучит вас?

– Согласен, – твёрдо ответил Финист.

Я скорее почувствовала, чем услышала, как по залу пронёсся вздох, полный разочарования и облегчения. Не я одна сомневалась, что свадьба состоится.

Жених надел мне на палец кольцо, которое утром заменит браслет, и только тут я поняла, что всё взаправду. Я замужем. И понятия не имею, что дальше делать и как себя вести.

– Можете поцеловать невесту, – негромко договорил священник.

Для меня же его слова прозвучали громом средь ясного неба. Неужто нельзя было опустить эту часть церемонии? Впрочем, Финист не смутился. Наклонился и коснулся моих приоткрытых от изумления губ – словно бабочка порхнула. А я вспыхнула как маков цвет и испугалась, что теперь до пиршественного зала не дойду. В голове такая сумятица творилась, что я едва в сознании удерживалась.

Вот только идти не пришлось – Финист подхватил меня на руки и понёс. Гости рты пооткрывали, что жених никакой усталости не выказал. За порог церкви вынес, а там опустил на землю и чинно подал руку.

– Окажите мне честь, Лада Митрофановна, – чопорно произнёс он, но глаза сияли задорно, как у мальчишки, и я невольно улыбнулась в ответ.

– С удовольствием. – Я положила ладонь на его локоть.

Так и вошли в пиршественный зал, под руку.

Праздничный ужин я запомнила плохо. Гости пели, плясали и нас заставили. Пришлось показать, чему пресловутый учитель танцев пытался меня учить, но Финисту ноги не оттоптала, и то ладно. Похищать меня со свадьбы никто не рискнул, да и жених всё время сидел рядом, хоть и не очень-то обращал на меня внимание, а больше с батюшкой что-то обсуждал, изредка отпивая вино из нашего общего бокала.

Слуги расстарались на славу, стол ломился от разнообразных яств, но я так волновалась, что кусок в горло не лез, хотя обычно отсутствием аппетита не страдала. Крылышко куриное съела, глоток вина выпила, как по традиции положено, а на остальное и смотреть не хотелось.

Гостям спасибо, что «горько» не кричали. То ли понимали, что не по большой любви свадьбу играем, то ли Финиста жалели. Но вот шумные разговоры стихли, и на нас стали поглядывать с лукавством. Тогда Финист взял мою ладонь, заставляя подняться.

По традиции невеста с женихом должны были на праздничном пиру из одной тарелки поесть, из одного бокала вина испить и ночь в общей опочивальне провести. А утром, как жених простынь с кровавым пятном покажет, надевали брачные браслеты. На том церемония считалась завершённой.

Провожали нас в молчании. Один перепивший дальний родственник крикнул какую-то скабрёзную шуточку, за что тут же получил от жены звонкую затрещину. На этой радостной ноте мы и покинули свадебное застолье.

У самой двери гостевых покоев меня кольнул страх. Вот глупость же! Целый день не боялась, а сейчас что изменилось? Чего бояться-то? На такую, как я, не то что Финист не польстится, а даже престарелый сластолюбец. Но отчего-то пугала и казалась странной сама мысль зайти с мужчиной в опочивальню и остаться наедине. Украдкой взглянула на мужа и поймала его задумчивый изучающий взгляд. Сердце разом вниз ухнуло, а в горле пересохло.

Жаль, я всего один глоток вина выпила, надо было всю бутылку. Тогда мне море по колено было бы… Шальная мысль мелькнула, но тут же пропала, стоило Финисту наклониться ко мне, как тогда, в церкви, перед поцелуем.

– Не зайдём? – выдохнул он в мои губы вопрос.

Я вспыхнула и, вырвав руку, сердито распахнула дверь. Я тут дрожу, а ему весело! Но моя злость мужа больше рассмешила. Вот ведь! Придумала себе, что меня целовать собрались. Дурочка! Обругала себя и, стараясь не обращать внимания на стоящего позади Финиста, оглядела опочивальню.

В гостевых покоях я бывала не раз, помогая их обустраивать и убирать, но вот когда приезжал кто, сюда не заходила. Как оказалось, зря. Вот куда пропала моя любимая книга о землях заморских и захватывающих приключениях! Батюшка её для гостей оставил, на полке в углу, где у камина стояли два кресла. Тепло и уютно. Только, похоже, мало кто из гостей её читал – я из любопытства книгу открыла, а закладка на прежнем месте.

– Любишь читать?

От неожиданности я чуть не выронила книгу. Сама не заметила, как взгляд зацепился за строчки, и история захватила с головой.

– Люблю! – с вызовом ответила я.

– Тогда, может, и мне почитаешь? – Муж кивнул на кресла.

Я подумала и села. Не мне же предлагать супругу в постель ложиться? Может, и ему надо время, чтобы правильные слова подобрать…

Финист этой истории не слышал – или сделал такой вид, поэтому читать пришлось с самого начала, но мне всё равно было интересно: и как отважный странник в дальнюю дорогу собирается, и как колдовству учится, и как царевну из замка чернокнижника вызволяет.

На битве со змеем крылатым Финист задорно рассмеялся, на меня из-под кудрявой чёлки глядя, а потом вдруг предложил:

– Давай я тебе тоже почитаю?

А у самого глаза хитрющие… Но я книгу отдала, чинно руки на коленях сложила и слушать приготовилась. Тем более на самом интересном месте остановились.

Читал Финист выразительно, будто привык сказки сказывать. И рычал в нужный момент, словно сам был чудищем, и нежный голосок царевны сумел передать. Я разулыбалась невольно – давно мне никто вслух не читал. С детства остались воспоминания о мамином голосе, нежном и звонком…

Глянула в окно – солнце тонкой полосой проскальзывало на востоке. Вот тебе и брачная ночь. Расскажешь кому – не поверят.

Финист перешёл к следующей истории, но у меня уже слипались глаза. Я, конечно, ночью могла подолгу не спать, книжки со свечкой читая, но под утро сон всё же одолевал. А тут ещё суматоха со свадьбой. Я прикорнула, привалившись к спинке кресла: историю эту я хорошо знаю, а как Финист до приключений дойдёт, так и открою глаза…

Разбудил меня негромкий стук в дверь, и я сразу поняла, что лежу не в кресле, а на кровати. Тело не ломит, постельное бельё белоснежное и мягкое, простыни так и хрустят свежестью. Я хотела встать, приподнялась даже, да под взглядом мужа тут же юркнула обратно. Спала я в одной тоненькой сорочке, но как раздевалась и как до кровати добралась – не помню.

В дверь снова постучали. На этот настойчивый звук муж отреагировал отчего-то сонным голосом:

– Кого там чёрт принёс!..

Если бы я не видела, как он, полностью одетый, деловито дописывает какую-то бумагу, решила бы, что из постели не вылезал. Поставив точку и запечатав письмо, Финист бросил быстрый взгляд на кровать и решительно приблизился. Посмотрел на аккуратно лежащие подушки и меня, натянувшую одеяло.

– Так не пойдёт.

Он покачал головой, наклонился и, притянув меня к себе, поцеловал. Да не так, как в церкви, а с жаром, молодости свойственным.

От неожиданности я ни вырваться, ни ответить не смогла, лишь глазами удивлённо хлопала. А Финист ещё и руки в мои волосы запустил, быстро-быстро косу расплёл. Я чуть от стыда за свои кудри не сгорела. У всех девиц волосы как волосы, а у меня воронье гнездо, особенно если с косой засыпаю. Но Финисту, похоже, того и надо было. По крайней мере, хмыкнул он довольно, раскидал подушки, одеяло скомкал и тут же поднялся.

Я как зачарованная на кровавое пятно посередине ложа уставилась, рука непроизвольно к сорочке дёрнулась. Не могла же я такое забыть! Не настолько же крепко уснула?!

Сказать или спросить ничего не успела, потому как в дверь постучали в третий раз, и Финист, рванув на себе ворот рубашки и взлохматив пятернёй волосы, отправился открывать. На пороге стояли отец с мачехой и ближайшие родственники, а вместе с ними священник с парными браслетами.

Освидетельствование первой крови, заключительная часть ритуала. Было, не было – не важно. Для остальных Финист доказательства более чем явные привёл.

Батюшка с мачехой выдохнули, увидев кровавые пятна, Алёнушка кулачки сжала и чуть ли не в слезах выбежала. Отчего такое поведение? Неужели в Финиста влюбилась?

– Брак подтверждён, – торжественно объявил священник, и Финист, получив из его рук два браслета, опустился передо мной на колени.

– Я потом всё объясню, – прошептал он, наклонившись ко мне.

Взял мою руку и надел браслет. Еле застегнул, но тут вдруг, как по колдовству, браслет сел по руке. С полпальца шириной, серебристый, с замысловатой вязью. Такой не спрячешь и, как кольцо, не снимешь. С недавних пор для женатых пар он стал неизменным украшением. Зато неверности поубавилось.

– Застегнёшь? – Финист протянул второй браслет.

Этим действием он дал мне выбор. Я могла отказаться и потребовать, чтобы освидетельствовали мою невинность. Конечно же, я как была девицей, так и осталась. Ничего не болело, а подружки рассказывали, что после первой ночи всегда неприятно. Но если я расторгну брак, то что потом? Вряд ли кто захочет взять меня в жены, а монастырская жизнь мне не по душе.

– С радостью, – сказала я громко, чтобы гости услышали.

На руку Финиста браслет тоже сел как влитой.

– Раз церемония завершена, позвольте моей жене немного отдохнуть. После обеда нам предстоит долгая дорога, – сказал Финист, повернувшись к умилившимся гостям.

Те скоренько засобирались, а я, дождавшись, когда за последним из них захлопнется дверь, поплотнее закуталась в одеяло и встала, направляясь за небрежно брошенными в кресле вещами.

– Как же это понимать? – Я кивнула на кровать, где, ничем не прикрытое, пятно казалось ярче.

– Мне подумалось, что ты не сильно хотела близости.

– Не в том дело, хотела я или нет, а в том, что врать не люблю.

– Ты предпочла бы страстную ночь? – напрямую спросил он, и я отвела глаза.

Как ни пострадало моё самолюбие от пренебрежения мужа, но возлечь с незнакомым человеком было бы ещё тяжелее.

– Нет.

– Я так и подумал. – Финист кивнул, а затем шагнул ко мне и приподнял двумя пальцами подбородок. – Но если ты передумаешь, я завсегда готов…

– Нет-нет! – Я отбросила в сторону его руку и, охнув, едва успела подхватить сползающее одеяло.

Муж хмыкнул и нарочито отвернулся.

– Не сочтешь за наглость, если попрошу завтрак? У вас готовят замечательные пирожки с капустой.

– Не сочту. Все знают, что я люблю покушать. И оладьи пусть принесут, с вишнёвым вареньем, – пропыхтела я, влезая в платье. Запуталась в рукавах – и замерла, когда ощутила на плечах чужие руки. Финист ловко помог одеться – и тут же отступил, больше не прикасаясь.

Я почти засмущалась, но мигом одёрнула себя. В конце концов, он мой муж, и пора учиться принимать его, как свою половинку.

Долгие проводы – лишние слёзы.

После завтрака, стоило Финисту выйти, в покои забежали служанки и быстро помогли собраться. Оглянуться не успела, как вещи были аккуратно сложены, а я одета и причёсана.

– Ну что, присядем на дорожку? – пробасил батюшка, зайдя в опочивальню. Сделал знак служанкам – те оставили нас с отцом наедине. Батюшка по покоям прошёлся, на книгу на столике посмотрел неодобрительно, а на меня – с беспокойством. – Не обидел тебя муж, Оладушка?

Я рот раскрыла от такого вопроса. А если обидел – батюшка его на кол посадит, что ли?

– Что ты, батюшка, он был очень осторожен.

Я притронулась к брачному браслету, и он слегка нагрелся – никак, Финист возвращался в покои. Парные браслеты обладали замечательным свойством: чем ближе супруг, тем теплее становилось украшение, и тепло это согревало в самый лютый мороз. А вот на расстоянии браслет оставался красивой безделушкой.

– Это хорошо, – крякнул в бороду батюшка, оглаживая её рукой. – Если обидит, ты сразу пиши, не молчи. Не бойся, что далеко, – я к тебе мигом Митьку пришлю. Дома тебе рады будут.

– Ты же меня знаешь, батюшка, в обиду себя не дам.

Я улыбнулась, обняла отца, и вдруг ясно осознала, что неизвестно, когда снова его увижу. До Ярограда три дня пути, а батюшка даже в соседнее село редко выбирался. На глазах выступили слёзы, но я быстро смахнула их, чтобы отец не заметил. А то подумает, что я о доле своей кручинюсь.

Провожать нас вышел весь двор. Подруженьки в голос рыдали и совали мне в руки пряники, а тётка Фрося целый окорок вынесла. Мачеха тоже подарок испекла – ароматный яблочный пирог, да такой, что слюнки текут! Я от всего этого добра не отказалась, а деловито спрятала в карете. Неизвестно, как у Финиста дома питаться принято, может, я там буду жить впроголодь. А так хоть наемся, пока запас есть! Да и опять-таки, дорога до столицы неблизкая.

Муж на наши хлопоты глядел снисходительно, хоть и не скрывал нетерпения. Наверное, привык, что сам себе хозяин, а тут меня ждать приходится. И подстраиваться, угождать.

– Ну что, поехали? – спросил он, когда меня в десятый раз поцеловали и обняли.

Я кивнула, с тоской посматривая на окошко сестры. Алёнушка так и не вышла меня проводить. Похоже, ей крепко досталось от матери за то, что наплела про мои любовные похождения, семью чуть не опозорила и слухи распустила. Мачеха хоть ко мне, хоть к дочке родной относилась с одинаковой строгостью. Могла и розгами выпороть, если провинились. Но обиделась Алёнушка, как это у неё водится, на меня, а не на мать.

Вот только я всё равно опечалилась, что не попрощалась с сестрой. Свидимся ли? Найдёт ли она себе жениха по сердцу? Мне хотелось ей последние наставления дать, но сестрица не то что не вышла – даже в окно не выглянула. Правда, я попросила Варю, чтобы она Алёнушке кулёк сладостей вечером отдала да серьги янтарные, но всё же неспокойно было на сердце.

С тяжёлым вздохом я залезла в карету, и Финист приказал кучеру трогать. Сам он на коне рядышком поскакал.

Погодка чудо как хороша была! Я бы тоже лучше на воздухе поехала, но с лошадьми не слишком дружила, хотя и знала, с какого боку к коню подходить. И ездить умела – спасибо Василисе за науку. Их в Колдовской Башне многому учили, поэтому и мне от сестрицы кое-какие знания перепадали, вот и на коня она меня заставила сесть. Сколько раз я с него падала – не сосчитать, но за лето верховую езду освоила.

Как подумала о Василисе, заулыбалась. Мы же с ней в одном городе жить будем, наверняка увидимся. Осталось только Колдовскую Башню найти. Финист должен знать, где она находится, вот и подскажет.

Глава 2

В дороге меня укачало. Поначалу я думала, что совсем не усну: карета подпрыгивала на каждой кочке, и я постоянно стукалась то локтем, то ногой. Но вскоре приспособилась, пристроилась так, чтобы пышные юбки смягчали удары, и благополучно проспала до обеда.

Когда я в следующий раз выглянула в окошко, солнце было в зените. Интересно, далеко ли до привала? Финист подъехал ближе, придержал коня.

– Как дорога, Лада? Не слишком жарко? Через час остановимся. Есть здесь одно лесное озеро – и искупаться можно, и воды набрать.

– Ну, если тебе водяной не страшен, почему бы и не отдохнуть. – Я пожала плечами, узнавая местность.

Село Сосновка лежало недалече, и лесное озеро подле него действительно было. Любимая – так оно называлось. Но никто из местных в том озере не купался. Поговаривали, что живёт на дне водяной, который давным-давно влюбился в местную селянку, да так влюбился, что обернулся добрым молодцем и пошёл её руки просить. Приглянулся он девушке, стали готовиться к свадьбе. Да только позабыл водяной, что недолговечно его колдовство, и на свадьбе оборотился в чудище озёрное. Осерчали селяне, напали на него да глаза выкололи. Едва спасся водяной, вот только о любимой не забыл. С тех пор каждую девицу, что в то озеро окунётся, на дно тянет, думает, то невеста к нему пришла. И парней топит, чтоб любимую не сманили.

Может, я бы в эту байку не верила, но однажды мы с Василисой на спор в озеро сунулись. На лодке и то с трудом переплыли. Вроде и штиль, а на середине озера вода как взбурлит! Еле выбрались, сестрица даже колдовством воду не могла успокоить.

Я рассказала историю озера Финисту, а он расхохотался, потешаясь над моими страхами; чуть с коня не упал. Ну, дело его, а я к озеру не подойду, хоть и не думаю, что водяной на мою фигуру польстится.

Скоро мы остановились, и я с наслаждением вылезла на свежий воздух. Всё-таки за полдня в карете меня растрясло так, что ноги не держали. Я ухватилась за дверцу, сползла на землю да там и села под хихиканье Митьки, кучера нашего и моего давнишнего приятеля. Тут Финист спохватился, подал руку, и я оперлась на неё, поднялась на ноги, одновременно показав Митьке кулак, чтобы не паясничал.

– Я воды наберу. Чай заварить сможешь? – полюбопытствовал муж, рассматривая остатки чьего-то кострища. Видимо, не один Финист озёрного чудища не боялся, находились и другие смельчаки.

– Отчего же не заварить, если вода будет, – ответила я.

Муж тут же передал мне мешочек с ароматными сушёными травами, а сам с котелком ушёл к озеру.

Пока Митька разводил костёр, я прошлась по полянке, поразмяла ноги и собрала немного земляники для чая. Ягода была крупная, вкусная. Повезло, что недавние путники всё подчистую не собрали.

Финист вернулся от озера нескоро, с полным котелком воды и влажной головой. Белая рубаха прилипла к телу. Я покраснела и отвела взгляд: уж больно муж мой красив был.

– Прелесть, а не водичка, – признался он, развеселившись от моего смущения. Ещё и ворот распустил, и рукава закатал, обнажив сильные руки. – Не бойся, нет там никакого водяного. Может, всё-таки искупаешься?

Он тряхнул мокрыми волосами, и капельки воды по разным сторонам разлетелись. Я вздохнула и отвернулась от озера, хотя купаться любила и плавала хорошо. Да и пекло на улице стояло адское, прохладная водица так и манила! Но как купаться, если Финист рядом? Это Митьку я с детства знала, мы с ним вместе яблоки воровали и окуней ловили. Он меня какую только не видел! А Финист хоть и муж, а человек всё ещё чужой.

– Спасибо, лучше на бережку посижу. – Я закинула травы в котелок, а следом и ягоды, для сладости. Помешала очищенной палочкой заварку и стала ждать, вдыхая приятный запах. Слишком долго продержишь – напиток чересчур терпким будет, а аромат уйдёт, если же слишком мало – то аромата вовсе не почувствуешь.

Финист спорить не стал, вернулся к озеру.

– Шла бы ты к нему, ты же воду любишь, – присел рядом со мной Митька, разламывая пирожок с яблоком и отдавая мне половину. Вся весёлость с рыжика слетела куда-то.

– Люблю, – согласилась я. – Только водяного боюсь. Финист – колдун, его чудище не тронет, а меня на дно утащит запросто.

– Я бы тебя тоже утащил, Ладушка, – неожиданно признался Митька и руку ко мне протянул, прядь волос за ухо убирая.

– С дуба рухнул?

От протянутой руки я отпрянула, как от огня, и в тот самый огонь угодила. Юбка вспыхнула, я неуклюже отшатнулась, пытаясь её потушить, опрокинула котелок, и весь настой вылился на землю. Митьке тоже досталось, и он запрыгал на одной ноге, ругаясь сквозь зубы.

– Что-то ты, жёнушка, разгорячилась! – раздался смешок со стороны озера, и пламя вмиг погасло. О случившемся напоминали разве что дыра на подоле да испуганный Митька.

Финист подошёл к костру, поднял котелок. На дне плескались скудные остатки чая.

– Даже на кружку не хватит, – с горечью вздохнул он, затем повернулся к кучеру. – Ну, рассказывай, Митя, что у вас приключилось.

Я, признаться, подумала, что Митька станет отпираться, но тот насупился, как в детстве, когда батюшка его ругал, и на Финиста глянул исподлобья.

– Отпусти Ладу, ей со мной лучше будет.

– Интересное умозаключение. На чём основанное?

Митька нахмурился, пытаясь осознать сказанное, и Финист повторил вопрос простым языком:

– Отчего ты думаешь, что Ладе с тобой хорошо будет?

– Не случайно же говорят: с милым рай и в шалаше, – нравоучительно произнёс рыжик, осторожно ступая на ошпаренную ногу. Задело его несильно, раз стоять мог.

– А ты её «милый»?

– Я Ладу с самого детства люблю! – с вызовом ответил Митька.

У меня от удивления рот открылся, а вот Финист изумлённым не выглядел.

– Раз любишь, отчего раньше не сказал?

– Я её руки у Митрофана Степановича ещё год назад просил, но тот отказал, – хмуро признался парень.

Мне сразу вспомнилось, как прошлым летом батюшка волю мою ограничил. В лес за ягодами без подружек – ни ногой, в деревню на ярмарку без нянюшки – ни в коем случае. Никак опасался, что я на свидания с Митькой бегать буду?

– А что у самой Лады на сердце, спрашивал?

– Так ведь она перестарок уже, за любого пошла бы… – начал рыжик и осёкся.

На поляне резко похолодало. Я на Финиста посмотрела – и испугалась.

– За любого, значит? – ледяным тоном переспросил он и притянул меня к себе. Рукой подбородок поднял, в глаза заглядывая. Я задрожала, под его взглядом теряясь. – Что скажешь, жёнушка? Чем ответишь на признание?

– А чем отвечать? Я впервые о его любви слышу.

Вроде бы и лестно было, что хоть кому-то я приглянулась. Вот только этот «кто-то» – Митька, он мне как младший брат с самого детства, я его иначе не воспринимаю. И замуж за него не пошла бы. Мы хоть дружили всегда, но всё-таки воспитание сильно разное получили. Он лошадей любил, в конюшне дневал и ночевал да в чистом поле наперегонки с ветром гонял. А я в это время с книгой под деревом юбки просиживала. Митька читать не умел и меня всегда ругал, что я вместо забав с книжкой сижу. С ним и поговорить было не о чем…

– Что первый, я по твоему лицу вижу. – Муж моей щеки коснулся осторожно, и я забыла, как дышать. Отчего-то хотелось, чтобы он руку не убирал. Совсем иначе было, нежели когда Митька до меня дотронулся. – Я твой ответ услышать хочу. Пойдёшь с ним?

– А ты отпустишь? – с волнением спросила я.

А у самой в голове билось: «Не отпускай! Не отпускай!»

– Отпущу, – с каким-то сожалением ответил Финист и отстранился.

На меня же такая тоска нахлынула, что хоть волком вой. Не нужна я ему, выходит…

– Вот спасибо, Финист Кощеевич, вовек твоей доброты не забуду! – Митька расплылся в улыбке и повернулся ко мне, шагнул навстречу. – Ты, Ладушка, не волнуйся, я обо всём в Осиновке договорился, нас священник ждать будет. Вас разведёт, а после нас повенчает. Пару месяцев поживём у моей тётки, у неё тут хуторок стоит. А как ты понесёшь, можно будет и Митрофану Степановичу на глаза показаться. С дитём он нас быстро примет и простит.

– Нет.

– Да простит, точно говорю! Батюшка твой – человек гневливый, но отходчивый.

Митька попробовал меня обнять, но я увернулась и к Финисту прижалась. Тот, видать, от неожиданности меня обнял, чтобы не упала, а мне того и надо было.

– Нет, Митя, никуда с тобой не поеду, – ответила я спокойно и положила голову мужу на плечо. Забавно: волосы у него сухие были, а пахли речной тиной. – У меня муж есть, и он мне по сердцу.

– Так ведь он не любит тебя, Ладушка… – растерянно произнёс Митька. – А я люблю.

– Полюбить он меня успеет, – заверила я.

Поднялась на цыпочках и к щеке Финиста губами прижалась. Тот сначала опешил, а потом усмехнулся:

– Разве так любящие жёны целуют, Лада? – И крепко поцеловал меня в губы.

Я думала, что после той неловкой беседы мы сразу поедем дальше, но Финист в дорогу не торопился. Попросил Митьку дать лошадям отдохнуть и вдоволь напиться из озера, а сам, сунув в рот травинку, вытянулся на лужайке. Я тоже из любопытства травинку пожевала, но горечь во рту образовалась страшная. И что парни в ней находят?

Митька на меня злился и не разговаривал, а Финист задремал на солнышке. Я от скуки спустилась к озеру. Не искупаюсь, так хоть лицо умою да руки ополосну после долгой дороги. Вряд ли водяной к самому бережку подойдёт.

А вода – чистая-пречистая, и озеро мелкой рябью! Наклонилась я над водой, только опустила руки – и в глубине бородатую харю увидела. Седые пряди щупальцами развевались, сморщенная кожа напоминала изюм, тонкие губы растягивались в улыбке, а повязка из водорослей закрывала глаза.

– Что за краса к моему озеру пожаловала? – булькнул водяной, всплывая над вспенившейся поверхностью.

Меня обдало запахом тины, и я отпрянула, порядком струхнув и гадая, то ли Финиста на помощь звать, то ли бегством спасаться.

– Никак невестушка меня проведать решила, – словно болотная жижа, прочавкал водяной и руки ко мне потянул.

Я ещё на пару шагов отступила.

– Извините, дедушка, но я замужем. Могу брачный браслет показать.

– Как же я увижу браслет, красавица? Ты лучше дай ручку, пощупаю. – Старичок протянул шаловливые руки, я же поспешно сунула кулак ему под нос. Без умысла, просто так вышло, но водяной будто понял. – И правда, браслетик. – Холодные скользкие пальцы сомкнулись на запястье, и у меня сердце захолонуло: а ну как не отпустит? Но хватка ослабла, и старичок заметно взгрустнул. – Не твой ли муж мне недавно всю рыбу распугал?

– Мой, – не стала отпираться я.

– Значит, не соврал внученьке, стервец, – вздохнул старик. – Она опечалилась, слёзы льёт, что ей добрый молодец отказал.

– А вы не один тут живёте?

– Не один. Что ж я, хуже других, что ли? – приосанился водяной, а мне представилось благородное семейство с плавниками и жабрами, чаи на дне озёрном распивающее, вприкуску с рыбёшкой мелкой вместо сушек. Только вот как самовар там топить?

Пока я гадала, водяной наклонился, пальцами по воде пошевелил, рябь так и побежала по сторонам.

– Чего тебе, дед? – вынырнула саженях в двадцати от берега юная русалка.

Ох, не так я себе представляла внучку водяного! Полногрудая темноволосая девица с тонкой талией и крутыми бёдрами, полураздетая, лишь слегка окутанная водорослями. С какой стороны ни глянь, а раскрасавица! И от этого чуда отказался Финист?

Увидев меня, русалка нахмурилась и упёрла руки в боки.

– Опять селянок пугаешь? – напустилась она на водяного.

– Когда это я пугал? Не помню такого. Я тебя познакомить хотел, внученька. Это жена колдуна, который тебе глянулся.

– Это? Жена? – русалка фыркнула, в тот же миг растеряв всё своё великолепие.

Мною же завладела досада. Не хватало от нечисти всякой насмешки слушать!

– Не «это», а Лада Митрофановна. – Я недобро уставилась в ответ.

– И что он в тебе нашёл? – Русалка подплыла ближе. – Ни кожи ни рожи.

– Зато тиной за версту не несёт.

– Ти-и-ной? Да я… Я, между прочим, мыльной травой каждый день намываюсь! – выпалила русалка.

А меня будто чёрт за язык дёрнул:

– В озере.

– В озере! – в запале подтвердила она и тут поняла мою насмешку.

Осерчала русалка знатно. Вода вокруг неё забурлила, взвилась в воздух плетьми.

– Ой, да у меня ж мальки не кормлены! – будто бы спохватился водяной и со словами: – Вы тут побеседуйте пока без меня! – бухнул обратно в озеро.

Мне бы бежать прочь, подвох почуяв… Но я не успела.

– Иди сюда, искупаешься со мной вместе, раз такая умная, – зло прошипела русалка.

Вокруг лодыжки обвилось холодное щупальце, а я и ахнуть не успела, как оно затащило меня в воду. Платье намокло, отяжелело, туфельки куда-то уплыли. Да только русалке и этого было мало. Увидев, что я ловко держусь на воде, она снова взмахнула руками, и тёплая вода обратилась в столь ледяную, что кости заломило. Руки и ноги свело. Я в отчаянном порыве поплыла к берегу, но русалка схватила меня за талию, прижалась всем телом.

– Скоро и от тебя так пахнуть будет, – прошептала она и потянула меня на дно.

Я даже вскрикнуть не успела, хлебнула воды, да так, что в голове помутилось. Ударила я нечисть из последних сил и попыталась к свету выплыть, но куда там!..

И быть бы мне её зелёной подружкой, если б вдруг не выдернуло меня из озера, словно морковку из грядки. Я и сообразить ничего не успела, а сильный поток вынес меня на берег, прямо в объятия мужа. С мокрого платья ручьём лилась вода, а я судорожно пыталась отдышаться. Вцепилась в Финиста мёртвой хваткой: боялась, что русалка опять на дно утащит. Но той уже не до меня стало. Забилась она в воде, словно в сетях, пыталась уплыть, а не могла.

– Ну-ну, пошалили – и хватит! – вынырнул водяной и с поклоном обратился к Финисту. – Не серчай на мою внученьку, колдун, отпусти девку неразумную. Никто твою жену больше и пальцем не тронет.

Я как услышала его, всхлипнула раз, другой, а затем и вовсе позорно разревелась.

– Лада, ну ты чего? Болит что-то? – испугался муж.

Поддерживать колдовство и одновременно успокаивать меня у него не получилось. Чары развеялись, и освобождённая русалка поскорее уплыла на глубину, пока Финист не надумал и дальше мстить.

Я же не могла остановиться. Только сейчас поняла, что едва не утонула. Приди муж чуть позже, и обзавелось бы озеро ещё одной русалочкой – пышнотелой да грузной.

– Боюсь, что кружка воды для успокоения сейчас навредит, – пробормотал Финист, пока я всхлипывала, судорожно вцепившись в его плечи. Он начал что-то приговаривать, расплетая намокшую косу и вытаскивая оттуда зацепившиеся водоросли.

Наконец, сил плакать не осталось и, всхлипнув последний раз, я выпустила изрядно измятую рубаху Финиста. На мужа смотреть боялась. И так не красавица, а с опухшим от слёз лицом и вовсе страшила.

– Извини.

– Сначала высохнуть надо, потом плакать. – Он вытер мне щёки, затем прижал к себе – жаром повеяло, будто в баню попала, – и одежда разом просохла. – Ты зачем к озеру сунулась, дурёха? – Выпускать меня из объятий он не торопился, продолжая гладить по голове.

– Умыться. Сам же говорил, вода тёплая, хорошая.

– Это со мной плавать можно. Пока я рядом, никто тебя не тронет. Нечисть к колдунам не лезет, разве что совсем дурная.

– Неправда! Тебя русалка соблазняла. Меня утопила бы, а тебя соблазнила!

Я и сама не заметила, как от слёз перешла к обвинениям. Финист растерялся. Растрепал свою светлую макушку.

– Ну и выдумщица же ты, Лада! – выдохнул он, и руку мою в свою взял, браслет поглаживая. – Русалки, они хитрые, мужа с женой не тронут. Это одиноким они обещают дружбу и любовь взамен земной жизни. А что новоиспечённому мужу предложить можно?

– Хвост и жабры, – буркнула я в ответ, и Финист нарочито обернулся, будто проверяя, нет ли упомянутого хвоста.

– Знаешь, дорогая жёнушка, мне ноги пригодятся, – полушутя сказал он и вдруг крикнул водяному: – Возвращай обувку, старик, пока в твоём озере вся рыба не передохла!

Вода взбурлила. На берег вылетел сапог. Следом ещё один, и ещё!.. Чуть по голове не досталось. Обуви всё прибавлялось и прибавлялось, а уворачиваться становилось всё сложнее. Ой, да не так мне эти туфельки нужны были, лучше сапоги из приданого достану!

– Бежим. – Я схватила Финиста за руку, и мы со смехом бросились прочь от берега.

В Сосновке мы остановились ненадолго, хотели попасть к Большим Ольховицам дотемна. Ночевать в лесу было опасно. В последние годы нечисть совсем страх потеряла: мертвецы из могил поднимались, по лесам вурдалаки бродили. Царь наш целые отряды колдунов посылал дозором ходить, да некоторые так и сгинули.

До Ольховиц мы с мужем добирались вдвоём и налегке. Митьку с каретой и вещами оставили в Сосновке. Карету в любом случае надо было возвращать батюшке, а вещи Финист думал отправить с ближайшим обозом, который поедет в столицу.

– Я тебя не тороплю обратно и Митрофану Степановичу ничего не расскажу, – предупредил Финист Митьку, едва мы доехали до Сосновки. – Можешь пожить пару дней у тётки, а потом возвращаться в поместье. Никто не узнает, что ты с нами до столицы не доехал. Но рядом с Ладой я тебя видеть не желаю, не серчай.

Митька понуро кивнул и проводил меня тоскливым взглядом. Я отвернулась, притворившись, что не заметила: уж больно не по себе стало. Не люб он мне, так зачем зря надеждой тешить? На том и разъехались.

Лошадка мне досталась спокойная и умная. Крепкая, соловой масти, она хорошо слушалась и не пыталась укусить или сбросить. Я её жеребёнком помнила и даже имя дала – Пенка. Батюшка на радостях от моей свадьбы и какой-то удачно обмозгованной с Финистом сделки вручил нам лошадь в качестве приданого.

Солнце уже коснулось горизонта, когда мы добрались до Больших Ольховиц. Ольховицы – село крупное, с собственным постоялым двором и школой. Я в селе бывала много раз: и на ярмарках, и на гуляниях, которые тут устраивались с большим размахом. Батюшку моего здесь знали и уважали, лучшего поставщика соли в наших краях было не сыскать. Потому, едва въехали на постоялый двор, как нас окружила толпа знакомцев.

– Ладушка, ты ли это? – Хозяйка постоялого двора всплеснула руками, она ещё матушку мою знала и нас с Василисой крохами помнила. Была то дородная женщина лет пятидесяти, одетая в льняное платье, и русая коса короной оплетала голову. – Похорошела-то как! А не тот ли это добрый молодец рядом с тобой, что недавно нам своего коня оставил?

– Вечер добрый, Марья Никитична! Тот, тот. Это муж мой, Финист Кощеевич, – ответила я, и женщина разохалась, запричитала, как быстро я выросла.

Финист помог слезть с Пенки и кинул местному парнишке монету, чтобы тот присмотрел за лошадьми. Видно было, что мужу и самому бы хотелось Ветра проведать, но сначала устроиться надо.

– Можно ли на ночлег у вас остановиться, хозяюшка? – спросил муж, когда гвалт утих, а зеваки разошлись по своим делам.

Марья Никитична с достоинством кивнула.

– В лучшем виде организуем. Разве я не понимаю, как для новобрачных важна опочивальня? Эх, молодость! – Она подмигнула и, подобрав юбку, зашла в дом, на ходу отдавая распоряжения многочисленным дочерям и невесткам.

Погладив Пенку по носу и передав поводья конюху, мы с Финистом по высоким ступенькам поднялись следом за хозяйкой. Последний раз я была в «Весёлой Щуке» почти полгода назад, но здесь мало что изменилось. Добротный деревянный терем в два этажа (на первом – едальня, на втором – опочивальни) по-прежнему оставался шумным. Несмотря на летнюю жару, в зале весело трещал камин, на вертеле жарился аппетитный кусок мяса. С десяток мужиков пили пиво из огромных глиняных кружек и громко переговаривались между собой. В уголке притулились путники – мужчина и женщина, увлечённые друг другом намного больше, чем происходящим в зале. Еду разносили внуки и внучки Марьи Никитичны.

– Что вам покушать принести, Ладушка? – окликнула меня хозяйка, пока мы выбирали, где присесть.

Я замялась. Есть не слишком-то хотелось, перекусили мы с Финистом по дороге. Вернее, умяли половину отданного тёткой Фросей окорока – всё, что смогли увезти. Вторую половину Митьке оставили. Что добру пропадать? На такой жаре мясо точно испортилось бы.

– А что есть, хозяюшка? – поинтересовался муж. Ел он много, куда больше меня, да не в коня корм.

– Картошка с лучком и салом, каша гречневая с мясом, яблоки печёные с мёдом, – перечислила Марья Никитична, на мужа моего глядя с одобрением. – Что будете?

– А давайте картошки и яблок, – выбрал Финист. – И кваса две кружки. Только сначала с дороги умыться бы.

– Во дворе есть колодец. – Хозяйка кивнула и повернулась ко мне. – Не забыла где, Ладушка?

– Не забыла.

Я потянула мужа за рукав, чтобы проводить.

Стоило выйти, как за спиной сразу шепотки раздались. Вот ведь!.. Хоть понимала, что не в последний раз шушуканья слышу, хоть убеждала себя, что нет мне до них никакого дела, а всё равно неприятно. Но я не стала голову в плечи втягивать, а напротив, только сильнее их распрямила, а Финиста под локоток взяла. Ровня я ему или нет – не им решать!

Пока муж ужинал под разнузданные песни заезжего барда (вот у кого язык без костей, надо же романтические истории так испохабить!), я уплетала яблочный пирог, запивая брусничным квасом. Пирог мы не заказывали, но Марья Никитична преподнесла его как подарок к свадьбе, отказываться было неловко. Тем более что готовила она – пальчики оближешь!

От усталости после долгой дороги, от тепла и сытости стало клонить в сон. Я клевала носом, стоически пытаясь сохранять интерес к происходящему в зале.

– Иди в опочивальню, отдохни, – не выдержал Финист, посмотрев с беспокойством.

Я хотела возразить, что совсем не устала, но вместо этого зевнула, едва успев прикрыть рот ладошкой.

– Пожалуй, ты прав.

Встала – и пошатнулась. Надо же, пока сидела, не чувствовала, а как поднялась, ноги задрожали. Признаться, засиделась я допоздна из глупого волнения: покои у нас с мужем были одни на двоих, и я смущалась. Одно дело ночевать в общей опочивальне в родном доме, где и стены помогают, а совсем другое – под чужой крышей.

– Я поднимусь позже, – словно уловив моё настроение, добавил Финист.

Я кивнула: деваться всё равно было некуда. Тут ещё и Марья Никитична подлила масла в огонь. Она, конечно, обо мне заботилась, расстаралась на славу. Застелила кровать белоснежными простынями, кувшин с вином на стол поставила. А прислуга огромную бадью с горячей водой притащила.

При муже я, конечно, в бадью залезть постеснялась бы. Но он ведь пока ужинает? Оставив сапоги у дверей, я босиком прошла по вычищенному полу. Ванна выглядела очень заманчиво, особенно после дороги, водичка казалась парным молоком, а по её поверхности цветки ромашки плавали. Видать, наполнили бадью совсем недавно, над ней ещё пар поднимался.

Подошла я ближе, опустила пальцы в воду – и обмерла. Разом вспомнила, как русалка меня под воду утянула, как я захлёбывалась и выбраться не могла. Отпрянула я от бадьи, мокрые руки у груди сжимая. И рассмеялась невесело над собственной трусостью.

И что теперь делать? Ждать мужа и просить постоять рядом, пока моюсь?

За спиной раздалось хлопанье крыльев, и я обернулась. На окно, горделиво выпятив грудь и вцепившись когтями в подоконник, сел сокол. Изогнул голову, что-то прострекотал. От удивления я о собственных страхах забыла, птицей заинтересовавшись.

– Каков красавец! Откуда ты взялся?

Сокол выглядел ухоженным, с пёстрым оперением, изогнутым клювом и колдовскими зелёными глазами. Отец держал соколятник, и на горделивых птиц я налюбовалась вдоволь. Но этот будто ручной был.

«Может, чей-то фамильяр к Финисту пожаловал?» – загадала я, бесстрашно протянув руку и почесав соколу горло. Василиса рассказывала, что у всех колдунов были духи-помощники: вороны, коты, собаки, крысы. У сестрёнки с первого года учёбы прижился Баюн, подобранный с улицы одноглазым котёнком. Мурлыкал так, будто сказки сказывал.

Прогонять сокола я не стала. Скинула платье, оставшись в тонкой сорочке, и снова подошла к бадье. Как же страшно залезать в воду!

Сокол сорвался с окна и влетел в опочивальню. Обогнал меня и плюхнулся в бадью, подняв целый сноп брызг. Да так забавно закружился по воде, что я рассмеялась. Вот уж не думала, что птицы так купаться любят! А сокол поиграл в воде и присел на край бадьи, голову склонил, на меня глядя. Словно спрашивал: а ты так можешь?

Ну раз сокол воды не побоялся, то мне и подавно стыдно. Закрыв дверь на засов, я скинула рубашку и, нагая, залезла в бадью, по шею опустившись в тёплую ароматную воду. Поначалу жутко было, едва шевелилась, но постепенно тепло сделало своё дело. Я расслабилась и, кажется, задремала. В какой-то миг мне почудилось, будто кто-то расчёсывает мои волосы, но когда открыла глаза, в покоях никого не оказалось. Только сокол вновь сидел на окне.

– Эй, ты никак обиделся, что я заняла твою ванну? – полушутя спросила я у него, а сокол в ответ распушил оперение.

Я вылезла из бадьи и завернулась в полотенце.

– Ты определённо умнее других птиц. Мне кажется, мы могли бы стать друзьями, – доверительно сказала я ему.

Сокол кивнул, будто понял, о чём я говорю. А может, просто опустил голову и задремал. И меня в сон клонило. Я переоделась в сорочку и залезла в постель, с удовольствием вытянувшись на чистых простынях. Затем бросила взгляд на дверь, где всё ещё висел засов.

Открыть? Но для этого придётся выбираться из постели, а сил совсем не осталось. Раз Финист колдун, то без труда проникнет в запертые покои. А не сможет, так постучит.

Утро началось рано. Оно и в поместье с первыми петухами приходило, но тут даже петухи ещё не проснулись. Кто-то громко забарабанил в дверь, и я сонно оторвала голову от подушки, пытаясь в темноте понять, кого принесла нелёгкая.

Перина примялась, и Финист приподнялся с кровати. Оказалось, он спал у самого края, а я совсем не помнила, как он пришёл.

Услышав стук, он встал и открыл дверь. Тусклый свет от свечи обрисовал его застывшую в проходе фигуру. Финист спал без рубашки, хорошо хоть штаны не снял, и я со смущением уставилась на широкую мужскую спину.

– Что случилось? – спросил он раннего гостя.

– Марфуша никак разродиться не может. Полночи мается, а сейчас обмякла бедная, не дышит почти. Вы бы помогли, господин колдун? – дрожащим шёпотом проговорила Марья Никитична.

– Кто ж о таком молчит! – рявкнул Финист так, что я подпрыгнула, одеяло к груди прижав. А муж взмахнул рукой, и покои озарились тусклым светом от повисшего в воздухе колдовского огонька. – Собирайся, Лада. Ты мне понадобишься.

– Я?

Финист говорил таким тоном, что не поспоришь. Стесняться было некогда, я скинула рубашку и натянула платье, не очень беспокоясь, смотрит на меня муж или нет. Хотя ему глядеть тоже некогда было – одевался.

– Ведите!

Он выскочил в коридор. Я следом. Марфуша, как оказалось, рожала в покоях хозяев, в самом конце коридора, и добежали мы туда быстро.

Конечно, я не была лекарем. И роды видела всего раз: случилось присутствовать при схватках служанки. Но здесь с первого взгляда стало ясно, что дела плохи. Роженица лежала на скомканных простынях, и лицо её было белее снега. Она не кричала, только судорожно свистела сквозь плотно сжатые зубы, похоже, уже не понимая, где находится. Сидящая рядом повитуха давила ей на живот, пытаясь вытолкнуть ребёнка, но этим делала только хуже.

– Вон! – коротко сказал муж, и бабку как ветром сдуло. Финист подошёл к женщине, провёл ладонью над её телом. Теплом от его жеста повеяло. – Ребёнок повернулся боком, самой ей не родить. Несите таз чистой воды, нож, крепкие ремни и иголку с ниткой.

Отдал приказ Марье Никитичне, а сам положил руку на живот роженице. Та дёрнулась, а затем как-то разом успокоилась и задышала спокойнее.

– Лада, – позвал меня Финист.

Я подошла, с тревогой глядя на женщину.

– Что мне делать?

– Встань у изголовья, положи руки ей на голову и… говори, что первым придёт на ум, – как-то неохотно закончил Финист.

Голова у Марфуши была холодной и мокрой. Я стала поглаживать её волосы и шептать, что всё будет хорошо, что она поправится и ребёночек обязательно родится крепким и здоровым. Пока я говорила, муж привязал руки и ноги роженицы к кровати и оголил её живот. Я догадалась, что он собрался делать. Слышала о таком, но никогда не видела.

– Что происходит? – Марья Никитична чуть не уронила тазик, а я отдёрнула руки, но под взглядом Финиста вернула их на место.

– Не мешайте, если хотите, чтобы с вашей невесткой всё было в порядке. – Финист сунул лезвие ножа в пламя свечи и подержал, прогоняя заразу. Затем сделал быстрый надрез на животе женщины, и та сразу задышала тяжело, заметалась.

– Помирает, – всхлипнула Марья Никитична.

– Держи Марфу, жёнушка, – бросил Финист. Хотя куда та деться могла, привязанная?

И тут меня словно кто под руку толкнул. Я увидела слабый силуэт, отделившийся от роженицы. Упав на колени, я прижалась к её лбу своим.

– Куда же ты, глупая? У тебя ведь малыш родится. Неужели его сиротой оставить хочешь? – забормотала я, руками оглаживая плечи и голову женщины. – Кто же о нём заботиться будет? Ждать, когда он первые шаги сделает? Кому он «мама» скажет? Кто поможет ему подняться, когда упадёт? Кто на его сторону встанет? Возвращайся, не смей умирать!

Я говорила и говорила, не задумываясь, от всего сердца, пока силуэт не замерцал и не втянулся обратно в тело.

– Умница, – улыбнулся Финист, что-то поднимая от живота Марфуши.

Не знаю, к кому он обращался, ко мне ли, роженице или к нам обеим, но в тот же миг по покоям разнёсся громкий детский крик. Муж держал новорожденного малыша, а тот заливался на все лады.

– Мальчик, – произнёс Финист и протянул мне ребёнка, перерезая пуповину.

Из покоев роженицы мы выходили на цыпочках, унося с собой завёрнутого в чистое полотенце ребёнка. Марфуше требовался отдых и крепкий сон, желательно до вечера. Несмотря на все старания Финиста, она потеряла много крови, но, превозмогая боль и усталость, на малыша таки взглянула и даже приложила к груди. Наверное, уснула она благодаря колдовству, но уточнять у мужа я не стала. Сама едва держалась на ногах, тут уж не до бесед.

Пока Марья Никитична нянчилась с внуком, мы с мужем спустились в зал. Солнце взошло, первые лучи проникли сквозь полуоткрытые ставни, но сна не было ни в одном глазу. Да и есть совершенно не хотелось, хотя обычно аппетит у меня отменный. Финист, однако, сходил на кухню, потолковал о чём-то с прислугой и притащил холодную говядину и вчерашнюю картошку.

– Ешь, не стесняйся, – добродушно пододвинул он мне широкое блюдо.

Я вяло поковырялась в нём вилкой. Картошка почему-то совсем не манила, а говядину не мешало бы подсолить.

– Лучше творога попрошу.

Я встала из-за стола и, пока Финист завтракал, прошмыгнула на кухню.

Марья Никитична сидела на лавочке, покачивала ребёнка на руках, а молодой чернобородый мясник в окровавленном фартуке взирал на новорожденного сына с такой лаской, которая не больно-то вязалась с его суровым обликом, – но оттого это выглядело ещё милее.

– Ладушка, за добавкой пришла? – шёпотом поинтересовалась хозяйка постоялого двора и кивком указала на стол. С самого утра работники были на ногах и готовились кормить постояльцев. – Бери что хочешь и мужу своему прихвати. Столько колдовать без передышки, надо же! Бедняге, небось, теперь несколько дней сил набираться! – Женщина покачала головой, не забывая укачивать младенца. – А ты что стоишь, уши развесил? Ну-ка, живо поклонился и поблагодарил! – цыкнула она на мясника, и тот, спохватившись, бухнулся мне в ноги.

– Спасибо, благодетельница! Уберегла сына и жену, вовек не забуду! – заголосил он, разбудив громовым голосом ребёнка. Малыш расплакался, Марья Никитична заругалась на непутёвого сына, и под эту канонаду на кухню зашёл Финист.

– Есть у вас творог, хозяюшка? – как ни в чём не бывало спросил он у Марьи Никитичны.

– В той крынке, – кивнула хозяйка на край стола. – И сливки есть взбитые. Могу варенья дать, чтобы послаще было, вишнёвого, как Лада любит. А ты чего на полу расселся? Ну-ка быстро неси варенье!

Не успели мы и рта раскрыть, как мужик поднялся с колен и скрылся в погребе. Вернулся он оттуда с пузатой банкой, полной ягод, оставил её и поспешил уйти, бросив напоследок влюблённый взгляд на новорожденного.

– Вот и славно. И в дорогу с собой пару баночек варенья возьмите. А то вы совсем без поклажи. Негоже молодой жене в новый дом без подарка являться.

– Да подарки за нами едут, – смутилась я, вспомнив об оставленном приданом.

– Лишним всё равно не будет, – рассудила Марья Никитична и положила успокоившегося ребёнка в люльку. С улыбкой покачала её – люлька, видать, не одно поколение детей взрастила, – затем оглянулась, убедилась, что никого постороннего рядом нет, и негромко спросила у Финиста: – А Ладушка наша, выходит, шептунья?

С того всё спокойствие слетело. Вот вроде стоял безмятежно, а теперь весь подобрался, нахмурился.

– Забудьте, что сегодня видели. И болтать не вздумайте! – предупредил он и меня к себе притянул, словно от всего мира огораживая.

– Я промолчу, да шила в мешке не утаишь, – покачала головой Марья Никитична.

– Смотря где мешок спрятать.

– Да разве такой спрячешь? На полцарства прогремит, как Лада в силу войдёт.

– Это уже дело наше. Если потребуется, я и от полцарства её защищать буду!

– Мне кто-нибудь растолкует, что происходит? – не сдержалась я, а на душе кошки заскребли. Не нравились мне ни тревожные взгляды, ни странные разговоры. Вроде меня касалось, а в чём беда – непонятно!

Я сердито глянула на мужа, затем, вопросительно, на Марью Никитичну.

– В семье хуже нет, чем недоговаривать, – поджала губы та.

– Что ж, Лада, тогда слушай.

О том, что колдуны рождаются редко, сами колдуны слухи и пустили, значимость свою поднимая. У многих сила в крови была. Даже в моей семье по отцовской линии в роду колдуны случались. Вот только стараний, чтоб этот дар развить, требовалось ой как не мало! Конечно, при должной сноровке и из маленькой искорки можно пламя раздуть, но даже на самое простое колдовство свои же силы тратятся. Поколдуешь пару часов – и падаешь от истощения. У многих ли есть воля к такому? Куда легче жить обычной жизнью. Вот и оборачивается колдовской дар в удачу в сделках, в привороты, в богатырское здоровье. А там, глядишь, вся сила и вышла.

Однако находились те, кто черпал силы у самой природы. Могущественные, опасные, неуправляемые колдуны. Их называли шептунами. И если попадался кто шептуну на пути, тот сминал его и забирал чужую силу до капли, ведь шептуну без разницы, у травинки лесной силу тянуть или у человека.

– Да разве могу я быть шептуньей? – Я покачала головой. Могущества во мне на ноготь, сил колдовских и того меньше.

– Поверь, жёнушка, шептунья ты хоть необученная, а настоящая. Взгляни, видишь?

Муж поднял руку ладонью вверх, и я на его ладонь уставилась: мозолистую, крепкую. Ждала-ждала – ничего не происходило.

– А что я видеть должна? – не выдержала наконец.

– Огонёк колдовской. Да ты не увидишь, потому что без сил я остался, – с невесёлой улыбкой объяснил он.

– Получается, утром твоя сила ко мне ушла?.. – ахнула я, за руку его схватив. Вспомнилось, как побледнел муж, когда Марфуша разродилась. Я-то подумала, он от усталости пошатнулся, а выходит…

– Мне силу отдать не жаль было. – Финист приобнял меня за плечи, утешая. – В одиночку я или роженицу спас бы, или дитя. А ты сдюжила обоих вытащить. Ради такого можно прожить пару дней без колдовской силы.

– А почему без силы? Вы же муж и жена, совместите приятное с полезным, силушка и вернётся, – встряла в разговор Марья Никитична, до сих пор молча внимающая Финисту, и мне как-то странно подмигнула.

– О чём это вы толкуете?..

– Сама восстановится, – прервал меня муж. Понял, что резко вышло, и улыбнулся виновато. – Да не волнуйся ты так – добрая еда и крепкий сон – и я снова смогу колдовать.

И на Марью Никитичну хмуро взглянул: мол, дело наше, не вмешивайтесь.

– Вот, значит, как… Поторопилась я, выходит. Но ты молодец! – не осерчав, похвалила его хозяйка. – Только долго не затягивай. Лада девочка хорошая.

– Поэтому и жду, – ответил муж.

А я осталась в раздумьях, о чём они беседу вели. Правда, кое-какие мысли были, а потому я выпросила у Марьи Никитичны перо и бумагу и села писать письмо Василисе.

Послание уехало с почтовой каретой. Хоть мы с сестрой теперь и жили в столице, но попробуй выбраться в гости, когда учёба с утра до ночи! Да и мне не до гостей в первое время будет. Пока привыкну к дому мужа, примерю на себя роль хозяйки… Ещё неизвестно, как меня встретят.

По дороге в столицу я расспросила мужа о его семье. Свою матушку Финист не помнил, она погибла, когда он совсем крохой был, и воспитанием занимался отец – знахарь при царском дворе. Только вот, в отличие от моего батюшки, Кощей второй раз не женился, и женщин в их доме не было, если не считать приходящих девиц из прислуги – постирать да обед приготовить.

Рассказывал о доме муж неохотно, будто что скрывал. Я уже подметила, что ежели Финист врал, то смотрел не на меня, а немного в сторону. Вот и сейчас косил глаза куда-то за мою спину. А что там ему рассматривать? Лес везде одинаков.

– А когда ты узнал, что я шептунья? – спросила я во время очередного привала.

До столицы оставался один перегон, и мы выпустили Пенку и Ветра погулять, а сами расселись на полянке. Заботливая Марья Никитична сунула с собой пирожки и квас, так что мы перекусили и теперь отдыхали, греясь на солнышке.

– Заподозрил почти сразу. Помнишь, ты вышивала ворона и укололась иголкой?

– Вообще-то это был воробей, – заметила я справедливости ради.

– Да хоть сокол, – усмехнулся муж. – Ты тогда непроизвольно потянула у меня силу. Я сначала решил, что показалось: крохи ведь, мало ли, почудилось. Но пригляделся и…

Финист повернул ко мне лицо, щурясь на солнце, и я в который раз им залюбовалась. Его кудри отливали золотом, хотелось дотронуться и убедиться, что они настоящие.

– У меня что-то в волосах? – удивился муж, когда я протянула к нему руку.

Очухалась от наваждения и покраснела.

– Так, жучок какой-то сидел, – соврала я, убирая ладонь. – Уже улетел.

По его губам скользнула лукавая улыбка, но ловить меня на вранье он не стал.

– Ясно. Посплю чуток. Разбуди, как солнце к лесу опустится, жёнушка.

Но вместо того, чтобы лечь на траву, Финист положил голову мне на колени. Я так и застыла, боясь дышать, а он как ни в чём не бывало задремал. Вот же! Желание по кудрям провести нестерпимым стало, и я, чтоб от соблазна подальше, сумку к себе пододвинула и книжку вытащила. Ну не любоваться же на Финиста всё время!

Книга оказалась интересной. Варя, зная мою любовь к чтению, на какой-то ярмарке прикупила сборник сказок из-за моря и вручила мне свадебным подарком. О чём там только не сказывалось! И о загадочных кентаврах, скачущих по лесам с луком наперевес, и о феях, заманивающих в вечный хоровод, и о русалках… Последних, правда, я поскорее пролистала. Читала и диву давалась: что, если хотя бы половина из этого – правда?

Опомнилась я, только когда солнце за макушками деревьев скрылось, а мы так никуда и не уехали. Пришлось мужа будить, извиняться и нагонять упущенное время. Хорошо, что до города оставалось недалече.

– Не удивляйся тому, что увидишь у меня дома, – у самого въезда в город предупредил Финист.

Я кивнула, стараясь не слишком глазеть по сторонам. Не удивляться Ярограду было трудно, но мачеха научила нас с сёстрами вести себя чинно, а не озираться, подобно сельским девкам, впервые попавшим в город. И всё-таки так и подмывало пустить Пенку вскачь, чтобы быстрее добраться до ворот – мы уже довольно давно ехали вдоль крепостной стены. Насколько же велик стольный град?

Стражники на воротах Финиста знали и пропустили, про меня спросили – и диву дались, услышав, что я жена его, а не случайная попутчица. Да и как тут не изумиться: известный столичный колдун наконец-то взял себе жену, но не царь-девицу, а толстуху, на которую без содрогания не взглянешь. Благо никто шуточки скабрёзной не отпустил.

Горожане с нами здоровались, пока мы к дому ехали. Аж гордость взяла: выходит, именит мой муж, не последний человек в столице! Финист им отвечал приветливо, но с Ветра не спускался. Остановились мы всего раз: муж купил кулёк засахаренных орешков да пару леденцов. Себе ли? В подарок? Столько всего выспросить хотела, но город пугал, закрывал рот на замок.

– Вот мы и дома.

Финист остановил коня у двухэтажного дома с чугунной оградой. Хорошее место, чистое. Улицы выметены, дохлых крыс и выгребных ям поблизости не видно. По дому, конечно, заметно, что не хватает ему заботливой женской руки: ни занавесей на окнах, ни обихоженного сада – густые кусты да сорняки. Но это дело времени.

– Никак вернулся? – На крыльцо вышел сухопарый мужчина – видимо, услышал шум за воротами. Седой как лунь, с острым взором, совсем как у Финиста. Уставился на меня до того пристально, что я язык проглотила. – А барышня, значит, твоя жена да моя невестка? – без капли усмешки поинтересовался он.

– Да. – Финист коротко поклонился ему и, взяв меня за руку, подвёл к свёкру. По-моему, муж тоже нервничал, пальцы у него стали ледяные. – Знакомься, Лада, это твой свёкор, Кощей Берендеевич.

– Доброго вам здравия. – Я поклонилась в пояс, а у самой коленки под юбкой задрожали. – Рада нашему знакомству.

– Жена, значит, – повторил свёкор, оглаживая короткую бородку.

В этот миг в доме раздался грохот, топот. На порог вылетел худенький белобрысый мальчишка лет пяти и кинулся Финисту на шею с радостным визгом:

– Отец!

Глава 3

Пока я пыталась осмыслить услышанное, Финист подхватил мальчишку на руки.

– Ты почему до сих пор не спишь? – строго спросил он. Сердился муж больше для вида – глаза у него сияли, а губы подрагивали, готовые расплыться в улыбке.

– Дедушка сказал, что ты сегодня приедешь. Я ждал, ждал, а тебя всё не было! – Мальчик надул губы. – Почему ты задержался?

– Хороший способ уйти от ответа – обвинить во всём меня! – Финист потрепал сына по волосам и опустил на крыльцо. – Где ваша обходительность, юноша?

– Ой, простите! – Мальчик наконец заметил меня и поклонился. – Доброго вам вечера. Меня зовут Алёша.

– А я – Лада. – Я чуть присела, чтобы не возвышаться над мальчишкой. Опыта общения с детьми у меня было предостаточно. – Рада познакомиться.

– Вы новая няня? – поинтересовался мальчик, пожимая мою ладонь.

– Вообще-то…

– Всё верно. – Я бросила быстрый взгляд на Финиста. Не стоило пока рассказывать Алёше о нашем супружестве. Мне бы сначала самой понять, как так вышло, что у мужа такой взрослый сын. И где его мать?

– А вы колдовства не боитесь? Я иногда колдую. Так, по случайности. – Алёша опустил глаза, уставившись в пол, и я улыбнулась.

– Не боюсь. Я мышей боюсь и жаб немного. Но ты ведь не будешь меня ими пугать?

– Нет.

По озорной улыбке, проскользнувшей по его губам, я поняла, что ой как будет. Только, если по правде, я их совсем не боялась. Мы с подружками как-то на спор целое ведро жаб наловили и на кухню принесли. Ох, и досталось нам от тётки Фроси!

– Что ж, вот вы и познакомились. А теперь тебе пора спать, – напомнил Финист сыну.

Мальчишка шмыгнул носом и посмотрел на него жалобными глазами.

– Но я не хочу! Можно я ещё немного побуду с тобой?

– Алёша, не канючь! Ты уже взрослый. – Кощей взял его за руку и чуть ли не силком повёл за собой.

– Я зайду к тебе! – крикнул Финист им вслед и одной этой фразой успокоил ребёнка, уже готового расплакаться.

Свёкор и мальчик скрылись из виду, а я выпрямилась и повернулась к мужу.

– Сын?

– Поэтому я просил тебя ничему не удивляться. – Финист приобнял меня за плечи, заводя в дом. – Пойдём, побеседуем.

Пока миновали сени да горницу, я осматривалась. Дом был большим, чистым, но неуютным. Деревянные стены без единой картины, выскобленные полы, из мебели – сундуки, стол да лавки. Добротное всё, но для дела. А для души… Для души ни цветочка, на занавески украшенной. Так не похоже на родной дом, где каждая клеть была обставлена с любовью!

Но тут муж открыл дверь, и я будто в книгохранилище попала! Такое море книг – бесконечные полки от пола до потолка. От этакого богатства глаза разбегались! Но я поумерила восторг, стараясь не слишком глазеть на это великолепие. Сначала надо обсудить дела сегодняшние, а уж потом… Интересно, муж разрешит поселиться здесь на недельку?

Я присела на стоящий в углу сундук, чинно сложив руки на коленях и гордо выпрямив спину. Если сейчас выяснится, что в доме с нами полюбовница мужья будет водиться – ни в жизнь не останусь, даже ради книг! Батюшка сказал, что могу вернуться – вот и вернусь, а позориться не стану.

Финист подошёл к стоящему у стены столу, побарабанил пальцами по столешнице, но молчал, подбирая слова и явно не зная, с чего начать.

– Так что насчёт Алёши?

– Он мне не сын. Племянник.

Стало чуточку легче. Просто по батюшке знала – любимая женщина плохо выходит у мужчин из головы, и бороться за Финиста с образом первой возлюбленной (или с ней же подлинной) мне не хотелось.

– Почему тогда он называет тебя отцом?

– Вчера, когда мы принимали роды у Марфы, я сказал, что без твоей помощи мог спасти или ребёнка, или роженицу. Это правда. Когда рожала моя сестра, шептуньи рядом не было. Она умерла у меня на руках, истекая кровью, а я ничем не мог помочь.

Он так резко ударил по столу, что тот затрещал.

– Сестра вытребовала у меня клятву, что я спасу её дитя любой ценой. И я спас Алёшу. Нет, я не жалею, – поспешно добавил муж. – Он мне и правда как родной сын. И я надеюсь, ты тоже его полюбишь.

– А его настоящий отец? Он знает о нём?

Финист помрачнел и кивнул.

– Кто он? Почему не взял Алёшу к себе?

– Тебе это не понравится. – Я терпеливо ожидала ответа, и муж сдался: – Его высочество Сирин.

Наверное, я пошатнулась, потому что Финист тотчас оказался рядом и опустился передо мной на корточки. Взял мои руки в свои. А я всё никак не могла поверить. Мальчик, с которым я познакомилась – царский отпрыск? Бастард? И мне его воспитывать?

Конечно, Сирин был не первым в очереди на престол. И даже не вторым. Царь-батюшка был богат сыновьями, а те уже были достаточно взрослыми, чтобы обзавестись жёнами и детьми. Но кто власть к рукам прибрать захочет, может и к бастарду приглядеться.

– Вот поэтому я не хотел говорить, – вздохнул Финист, глаза виновато опустив. – Не бойся, отбирать его никто не думает. Да я и не отдам, впутать его в борьбу за престол не позволю. Он свою судьбу сам выберет.

– И царевич ничего не скажет, что Алёшу такая, как я, воспитывает? – не сдержалась.

– А что с тобой не так? – удивился Финист. – Батюшка твой – человек уважаемый, ты сама грамоте обучена, воспитана. И с детьми ладишь – или думаешь, я не видел, как ты на постоялом дворе с малышнёй возилась? Да такой супруге любой рад будет!

Говорил муж искренне, а на последних словах будто засмущался даже. И я оттого зарделась сильнее: не ожидала, что он меня хвалить станет.

– Значит, я не только мужем, но и сыном обзавелась, – протянула я, чтобы скрыть смущение. – Надеюсь, мы с ним скоро подружимся. Расскажешь, что Алёша любит, чего боится? Конечно, и сама постепенно узнаю, но…

Я ахнула от удивления, когда вместо ответа Финист подался вперёд и крепко меня обнял.

– Спасибо тебе, Ладушка! Спасибо за понимание.

Так нас и застал Кощей, заглянувший в кабинет в поисках пропавшего сына и невестки. Финист тотчас отступил, я густым румянцем залилась: хотя, чего стесняться? Муж жену обнимает.

– Простите бога ради. – Свёкор тотчас вышел, прикрыв за собой дверь, и уже из коридора поинтересовался. – Верно ли, что покои вам одни на двоих готовить?

– Да.

– Нет!

Выпалили мы с мужем одновременно.

– Никак я мешал тебе спать последние ночи? – Финист протянул руку, касаясь моей щеки. Ох, как бы не обжёгся, так они горели! – Скажи, что сделал не так, исправлюсь.

– Не в том дело. Алёша думает, что я его няня. Пусть он перво-наперво ко мне попривыкнет. А там и правду узнает.

– И оттого ты полагаешь спать порознь?

– А ты разве спал вместе со всеми его нянями? – отбила я, а из-за закрытой двери донёсся отчётливый смешок. Похоже, Кощей нас прекрасно слышал.

– Нескладная шутка, – сощурился муж, снова наклонившись и опершись о сундук с двух сторон от меня.

И боязно стало, и забавно. Но отступать я не думала.

– Это был вопрос, – возразила я. – И как твоя супруга, я имею право знать.

– Сначала определись, жена ты или няня! – рассердился Финист, почти нос к носу со мной оказавшись.

Сердце предательски забилось, а губы пересохли. Казалось, ещё немного и…

– Дети, надумали чего? Время-то идёт! Или останетесь в кабинете до зари? – снова раздался голос Кощея, и Финист раздосадованно оглянулся на закрытую дверь.

Я отодвинулась от него к самой стене, упрямо поджала губы, решения менять не собираясь. Не хотела я биться с Алёшей за любовь Финиста. Сама тяжко перенесла второй брак батюшки, люто ненавидела мачеху в первое лето её приезда. Это потом я свыклась и приняла, что она вовсе не злая колдунья, приворожившая отца, а обычная женщина. Но гадостей наговорить успела.

– Не передумаешь? – не отрывая от меня взора, спросил Финист, и когда я покачала головой, повысил голос, чтобы точно услышал Кощей. – Лада поживёт в гостевой опочивальне!

– Добро. Тогда я поколдую там немного, а вы пока побеседуйте. Молодым всегда есть о чём за закрытыми дверьми потолковать, – хмыкнул свёкор и ушёл от двери.

Мне вмиг обратно его позвать захотелось, уж больно шальная у моего мужа улыбка появилась. С этакой проказы творить, а не о делах разговаривать.

– Раз спать мы порознь будем, то не вспомнить ли нам, что ты всё-таки моя жёнушка? – лукаво приподнял бровь Финист, а его пальцы пробежались вдоль моей спины.

Меня аж пламень охватил. Никогда раньше подобных чувств не испытывала.

– Раз я твоя жёнушка, то давай обсудим, чем занимается Алёша. У него есть учителя? Чему он учится? – пискнула я, упёршись руками ему в грудь.

Мужа попробуй удержать – сильный, куда сильнее меня! Но тут он отодвинулся и расхохотался.

– Ладно, – сквозь смех произнёс он, поднялся и отошёл к столу. – Давай обсудим его учёбу.

Учился Алёша много: истории, математике, этикету, а также чтению и письму: Финист с гордостью показал исчирканный сыном лист. Алёша уже освоил алфавит и мог написать своё имя. Несколько раз в неделю приходили учителя, но в основном его воспитанием занимался дед. Финист, впрочем, тоже старался находить время. Вот и сейчас, извинившись, ушёл к сыну, он ведь обещал навестить его перед сном.

Дожидаясь возвращения мужа, я прошла вдоль полок, вчитываясь в названия. Увы, любимыми сказками и легендами здесь и не пахло. Алхимия, физика и другие премудрости. Некоторые названия я впервые слышала, а открыв из интереса один такой томик, увидела рисунок иван-чая, но и он назывался по-учёному. Зато в книге были рецепты целебных зелий и хитроумные способы хранения трав. Надо же, оказалось, что корни лопуха не моют, а очищают от земли, перед сушкой разрезая вдоль! И сколько ещё полезного можно узнать из этой книги!..

Муж застал меня за записью рецепта от простуды. Неслышно подошёл со спины.

– Тебе это взаправду интересно?