Развод по-петербуржски

Рукопись уже готова, внесены последние правки, согласована обложка и СТОП. Не написана самая главная строчка. Я вновь открываю рукопись и пишу: «Бывшему мужу посвящается». Прислушиваюсь к себе и понимаю, что внутри осталась только благодарность. Слезы, обиды, разочарования остались на бумаге, на страницах романа.

Антон, когда-нибудь ты прочитаешь этот роман. И только ты и я будем знать, что в нем правда, а что вымысел. Я знаю, что не все в этой книге тебе понравится, иначе не было бы интересного сюжета…

Я благодарю тебя за твою любовь, за прекрасные тринадцать лет совместной жизни, за удивительную дочь.

Я благодарю тебя за нелюбовь, без нее я бы не решилась начать писать стихи, прозу.

Это был воистину красивый брак, это был воистину красивый развод, интеллигентный, по-петербуржски…

Бывшему мужу посвящается.

Пролог

8 июля

Щелчок замка сквозь сон… Ушел.

Да, ему вновь надо рано на работу.

Открываю глаза. На его подушке сладко спит наш щенок, милая нежная девочка – спаниель по имени Шери – шоколадные щечки. Знаю, ждала, когда освободится место, чтобы незаметно пристроиться рядом и заснуть под моим боком. Не слышен топот детских ножек – дочь уже месяц как с бабушкой живут за городом в доме сестры.

Я люблю встречать утро в полном одиночестве: неспешно собираться на работу, слушать интересную книгу, думать.

Люблю готовить себе завтрак – вкусный, красивый, полезный – и мечтать о сегодняшнем дне.

Мечтать… для меня это воздух, энергия, вдохновение. Реализовывать свои мечты – это смысл жизни!

Мы перестали мечтать. Каждый о своем, в отдельности, о разном мечтает…

Но вместе – о совместном, о будущем – перестали…

Стали забывать. С памятью всегда было плохо. Никто из нас не помнил точную дату нашего знакомства, но где-то в двадцатых числах мая мы отмечали этот день. Отмечали шестнадцать лет подряд. На семнадцатый год мы оба забыли. ОБА! Вспомнили, но был уже июнь…

Про День семьи, любви и верности мы тоже забыли. Но! Спасибо друзьям – мне напомнили!

Помнит ли Он? Надеюсь, что все медиа уже оповестили, рассказали, поздравили. Что придумать? Вкусный ужин? Банально… Но тоже вариант.

Прислушиваюсь к себе и понимаю, что ждать нечего, надеяться бесполезно, верить – устала.

Но вкусный ужин будет! Прощальный ужин…

День семьи, любви и верности

В моем календаре этого дня больше нет.

Нет больше Дня семьи, любви и верности.

В этот день на пути к неизбежности

Мы перечеркнули все семнадцать прожитых лет.

В моем календаре этого дня больше нет.

Теперь мой год стал короче,

Зато стали длиннее ночи

И долгожданнее рассвет…

Но не беру я одиночества обет.

Я буду жить вне всяких измерений

И выберу из летоисчислений

То…

где этого дня в календаре просто нет.

Прощальный ужин был накрыт по всем правилам этикета.

На закуску был предложен леденящий взгляд с нотками упрека о забытом празднике. Ему стало неловко. Женский мозг начинает думать: «А что бы я сделала на его месте?!» Да, сколько способов существует удивить женщину: выбежать под любым предлогом из дома и купить букет цветов, заказать доставку подарка – и вот я уже нежно мурлычу ему на ушко. Но…

Не догадался! Или не хотел…

Уже слышу советы мудрых женщин: «Если чего-то хочешь, скажи! Прямо, конкретно скажи – хочу цветов!» А я устала. Устала говорить прямо, намеками, тихо, громко, нежно и твердо. Устала!

Да, и, наверное, если мужчина действительно любит, то он свернет горы, чтобы увидеть счастливые глаза любимой женщины. Я знаю. Так было.

Подошло время легких салатов и аперитива. Эх, главное не торопить события. Интеллигентный разговор о прожитом дне, о погоде и природе переходит в напряженное молчание. Оба понимают, что тем для разговора накопилось уже очень много, но никто не решается сказать первое слово. Оба понимают, что это будет финальный разговор.

Ещё один глоток игристого и переходим к основному блюду!

Основное блюдо было хорошо промариновано, томилось уже несколько месяцев на медленном огне. Мы вместе снимали пробу. Первый раз это было в новогодние праздники. Я открыто Ему сказала, что у нас в отношениях кризис. Я не чувствую ни с его стороны, ни со своей прежних чувств, эмоций, любви! Слова страшные, но честные по отношению к нему и прежде всего к себе! Тогда Он не поверил, но не опроверг. Правда и не придал большого значения.

Второй разговор состоялся в мае. Все мои эмоциональные высказывания были списаны на сильную усталость, высокую загруженность на работе и психологическое перенапряжение.

В начале июня я просто констатировала факт, что мы оба забыли о дне нашего знакомства. Шестнадцать лет не забывали, а на семнадцатый забыли… А это уже что-то значит!

Главное угощение было приправлено острым соусом. Обжигало все внутри, пробирало до слез. Ни вода, ни вино не могли погасить остроту! Горели горло и язык от слов и фраз. Эмоции раздирали душу. Да, мы не привыкли к острой пище. Только тогда я поняла, что все это время мы ели пресный суп.

Под дробь барабанов и самые сильные аккорды оркестра прозвучали слова: «Нам надо расстаться!»

Удар тарелок. И тишина…

Переходим к десерту?

Общество нам навязало, что расставание – это горе и трагедия. Сам по себе лимон кислый. Но в руках искусного кондитера лимон придаёт свежесть, нотки экзотики, убирает приторную сладость.

Когда утихли эмоции, вернулся разум, проснулось творчество, мы создали шедевр – расставание под нежным конфитюром благодарности за семнадцать лет знакомства, за тринадцать лет счастливой супружеской жизни, за прекрасную дочь и безумно красивые чувства и отношения.

На часах четыре утра. Чай или кофе?

Глава 1. Мозаичный дворик на Фонтанке

На часах уже девять утра. Город начинает оживать. Васильевский остров – это отдельный мир в Петербурге. Именно здесь можно перенестись в начало прошлого века, пройтись по мощеной улочке Репина, заглянуть в старейшую аптеку Пеля и увидеть гуляющих лошадей в парке Академии Художеств. В кафе, в которое я сбежала под утро, становится людно и слишком шумно.

Девять утра! Я знаю, что она уже не спит. Наверняка она успела провести все свои ритуалы – молитва, медитация, даосские практики. Я даже не знаю все то, чем она занимается и увлекается.

С Надеждой нас связывает многое: семейный узы, ибо она мне приходится тетушкой (кузина моей мамы), духовные узы – она приходится мне крестной. С Надеждой мы стали тесно общаться не так давно. Всю свою жизнь она провела в Германии, куда переехала с мужем и ребенком в далекие девяностые. С мужем рассталась, сын вырос. И в августе прошлого года она вернулась в Россию по зову сердца. От родителей ей осталась в наследство небольшая квартира в самом центре Санкт-Петербурга. Дом расположен в так называемом Золотом Треугольнике Петербурга, в тихом дворе, куда любят заглядывать туристы и жители города, чтобы увидеть и сфотографироваться на фоне красивой мозаики. Мозаичный дворик – это произведение искусства одного художника и его учеников, которые превратили ничем не примечательный двор-колодец в необычный, переливающийся всеми цветами радуги, уголок. Сколько было соблазнов продать эту квартиру, сколько было настойчивых покупателей… Но Надя хранила и берегла ее, как память, как крепкую связь с Санкт-Петербургом.

Надежда! Если бы меня попросили описать ее одним словом, то я сказала бы, что она – женщина! У нее нет возраста, я лишь примерно знаю, в каком десятке она находится. Она может быть молодой шальной девчонкой; опытной, зрелой женщиной; а иногда совершенно старухой. Как истинная петербурженка в третьем поколении она вся олицетворение интеллигентности – красивая грамотная речь завораживает и ее можно слушать бесконечно. А вот ругается она исключительно на немецком, не желая осквернять русский язык. Немецкого я не знаю, но, когда она переходит на немецкий, все становится ясно и понятно.

На мое сообщение можно ли заехать к ней в гости, она ответила, что уже ставит чайник. Пешком или на такси? Такси! Как раз доеду, пока кипит чайник.

Люблю утро выходного дня – город лениво-неспешно готовится к дневной суете. Пересекаю мост, по левую сторону Нева и в ней весело переливается солнце. Вокруг меня парадный, шикарный Петербург. «Петербург, чему же ты радуешься? У меня такое ощущение, что все питерские кошки сейчас скребут на душе. А ты такой счастливый…»

Доехали быстро, я прошу водителя остановить чуть раньше, чтобы пешком пройтись по дворику до самой парадной. Около мозаичного панно уже фотограф снимает молодоженов… таких красивых, таких счастливых. Господи! Как же близко друг от друга протекают рождение и смерть, браки и разводы! Тринадцать лет назад я тоже была счастлива и в моем мировоззрении не было разводов, была лишь любовь одна и навсегда. Как же с годами все меняется…

Парадная, третий этаж и дверь мне уже открывает моя Наденька, моя Надежда!

Я всегда поражаюсь таким женщинам, которые красивы и внешне, и внутренне. Она умеет следить за собой и сегодня такое ощущение, что она только что вернулась из салона красоты. На лице ни грамма косметики, но не видно ни синяков под глазами, ни лишних морщин. Сегодня она – девушка-весна, в легком длинном платье молочного цвета, с распущенными волосами и в белых балетках. Да, это ее фишка – она никогда не ходит дома в домашних тапках.

Я прохожу в комнату и сажусь на свой любимый диван, на нем всегда лежат мягкие подушки. Сегодня они желтого цвета – цвета расставания – совпадение или случайность? Но как говорит Надежда, случайностей в нашей жизни не бывает. Надя особое внимание уделяет уюту, интерьеру. Я оглядываю комнату и не верится, как все поменялось за этот год. Мрачная, темная квартира превратилась в светлый уголок тишины и спокойствия. Вот что значит не место красит человека, а человек место.

На журнальном столике уже стоит чайник и две фарфоровые чашки. Надежда по обыкновению садится в свое любимое кресло напротив меня. Она смотрит мне в глаза. Долго-долго. Тишина… Да, мы уже давно научились общаться без слов, порой даже на расстоянии.

– Коньяк или шампанское? – тихим и уверенным голосом произносит Надежда. Я даже не понимаю вопрос ли это или утверждение.

– А может водки? – совершенно измученным голосом отвечаю ей я.

Надежда уходит на кухню и несет два бокала и бутылку дорогого коньяка.

– Надя, скажи, когда я приняла решение с ним расстаться?

Надя протягивает мне бокал, дольку лимона и совершенно спокойным тоном отвечает:

– Давно. Это решение уже было принято, когда я тебя увидела в аэропорту год назад.

Я делаю глоток коньяка. Бррр, не пью я крепкие напитки.

– Не может быть. Возможно, это звучит жестоко, но в тот день я была абсолютно счастлива. И даже подумать не могла о разводе. Я верила, что у меня началась новая жизнь, новый счастливый этап в наших с Олегом отношениях!

Надежда смотрит мне прямо в глаза с безмолвным вопросом: «А сейчас ты кого обманываешь?» И мне почему-то становится неловко.

Наше минутное молчание прерывает телефонный звонок. Надежда отвечает на немецком и удаляется на кухню.

А я остаюсь один на один со своими воспоминаниями.

Год назад. Двенадцатого августа я еду в аэропорт встречать Надю. Звонок. Это Олег. Поднимаю трубку:

– Олег, я сейчас за рулем. Что-то случилось?

– Она умерла. Элен умерла.

Его голос не выражал никаких чувств – ровный, спокойный, стальной.

– Ты как? Мне приехать?

– Нет! Она еще в квартире, я жду скорую и полицию. Все нормально. Вечером встретимся.

Он повесил трубку. Непроизвольно я сделала выдох, как будто что-то тяжелое сняли с моих плеч. Наступил тот неприятный момент, когда сердце и разум не в ладу. Сердце вздохнуло с облегчением, а ум начинает тебя пристыжать за чувства и мысли.

Да, к черту все эти правила приличия. Да, мне реально стало легче и даже радостно от этой новости.

Глава 2. Роскошный доходный дом на Петроградке

У меня никогда не было свекрови. Была Элен. Так Олег называл ее, свою бабушку, которая была чуть больше, чем бабушка и чуть меньше, чем мама. Она его воспитала, она его вырастила, она сделала все, чтобы внук был всегда с ней рядом.

Родители Олега развелись, когда ему было семь, а младшему брату – пять. Его мама переехала жить к своим родственникам с младшим сыном, а Олег остался жить с бабушкой и дедушкой. У отца продолжалась своя жизнь.

Я долго не могла понять, как мать может оставить своего ребенка, что помешало ей воспитывать сразу двоих сыновей. Ведь никакая сильная любовь бабушки не сможет заменить любви матери, ее поцелуев, ее объятий.

Осознание пришло позже. Она не оставляла ребенка, ей просто ребенка не отдали.

Элеонора Владимировна рано стала мамой и уже в сорок лет стала бабушкой. Своего материнства она не помнила, сына воспитывали бабушки, тетушки, соседи. Она же любила богемную петербургскую жизнь – — театры, музеи, филармонии. Элен часто вспоминала путешествия к Черному морю, но в ее рассказах всегда были только два персонажа: она и ее муж, сына не было. Как-то я у нее поинтересовалась, а брали ли они ребенка в отпуск. На что получила недоуменный взгляд и ответ: «Что ты, деточка, какой может быть отдых с детьми!»

С рождением Олега в Элеоноре Владимировне проснулись материнские чувства. Внук внешне и внутренне был похож на супруга – спокойный, рассудительный, с открытым сердцем. Он мог часами сидеть с книгами и изучать атлас, на контурных картах разворачивать военные действия, исторические романы читать взахлеб. С ним никогда не было проблем – ни с поведением, ни с учебой, он был удобным ребенком. Олег никогда не называл ее бабушкой, видимо Элеонора Владимировна не смогла принять своего нового статуса в столь молодом возрасте. Он ее называл Элен.

Своё имя Элеонора Владимировна получила благодаря матери, которая причисляла себя к петербуржской аристократии. Возможно, она ей и являлась. К сожалению, о прошлом многие либо не знают, либо не любят вспоминать. Ее имя не было для меня чем-то удивительным, поскольку мою бабушку звали еще более редким именем Лора.

Знакомые, подруги и семья Элеонору Владимировну называли Элен. Одна ее знакомая, такая же петербуржская гранд-дама, когда хотела ее уколоть или утихомирить, говорила: «Ленка, угомонись!» В этот момент Элен начинала раздуваться от злости и прожигать свою знакомую едким взглядом. Но у знакомой за столько лет уже выработалось противоядие.

Впервые я увидела Элен на ее юбилее. С Олегом мы были знакомы полгода. Мне, совсем юной девушке восемнадцати лет, были очень лестны ухаживания взрослого мужчины (Олегу на тот момент было двадцать восемь). Он был галантен, вежлив, учтив. Знакомство с родственниками говорило о серьезности его намерений.

Как многие коренные петербуржцы, они жили в коммунальной квартире на Петроградской стороне. Помню, как мы зашли в левую парадную дома со стороны Большого проспекта и попали в просторный красивый вестибюль. На полу сохранилась плитка с растительными узорами, стены покрыты мрамором, потолок украшали лепные розетки. Поднявшись чуть выше, я увидела оригинальную печь и ниши, в которых раньше находились зеркала (об этом позже мне рассказала Элен). Мое внимание привлекли кованые ограждения в стиле модерн и выпуклые деревянные рамы с остатками витражей.

– Олег, а для чего эти ограждения?

– Этот дом – один из богатейших домов Петроградской стороны. Здесь находился лифт, но он утрачен. Поэтому поднимаемся пешком по лестнице.

– Не привыкать! – с улыбкой ответила я.

Квартира была большая, светлая, на семь комнат и когда-то полностью принадлежала семье Элеоноры Владимировны. После войны в их распоряжении остались только две комнаты. Одна в былые времена служила столовой. Прямоугольный эркер выходил на Большой проспект, а в углу комнаты стоял роскошный камин, облицованный белой плиткой.

Убранство комнаты напоминало Эрмитаж и шло вразрез с обстановкой мест общего пользования. Чувствовалось, что здесь мир Элеоноры Владимировны, наполненный антикварной мебелью, картинами, книгами и фарфоровой посудой.

Помню, как я вошла в комнату и увидела перед собой пожилую женщину, сидящую в вольтеровском кресле, обтянутым бежевым гобеленом. Это кресло, словно трон, было только для нее, и никто не имел права даже ненадолго на него присесть (об этом я узнала чуть позже).

На лице, на котором уже давно играли морщины, виднелись красивые, строгие черты. Седые волосы были аккуратно убраны в прическу, темно-синее платье из тонкой шерсти скрывало тучное тело. Видно, что дама любила наряжаться: на ее пальце сверкал перстень с рубином, а в ушах переливались серьги, явно с бриллиантами.

Я преподнесла ей букет цветов и поздравила с днем рождения.

Царским жестом Элен указала мне на козетку напротив нее:

– Присядьте сюда, деточка. Мне Олег много рассказывал про Вас. Вы родились в Санкт-Петербурге?

– Да! Но вернее сказать в Ленинграде, так у меня записано в свидетельстве о рождении, – с улыбкой ответила я и по взгляду Элен поняла, что стоит отвечать более сдержанно.

– Чем Вы сейчас занимаетесь – работаете, учитесь?

– Сейчас только учусь. Я на втором курсе Института Культуры.

– А где Вы живете? – спросила Элен. Однако я была уверена, что она знает ответ на этот вопрос.

– Мы с родителями живем на Васильевском острове, – учтиво ответила я.

С чувством сданного экзамена мы продолжили светский разговор, к которому присоединились немногочисленные гости – сын, брат, подруга детства Мария Николаевна и Олег. Несмотря на свой юный возраст, я чувствовала себя спокойно и уверенно. Мне были знакомы подобные мероприятия и званые вечера. Моя родная бабушка Лора Ивановна обожала приглашать всю родню, чтобы в очередной раз продемонстрировать свои сервизы и столовое серебро. Обычно все разговоры сводились к истории Петербурга, искусству, театру, погоде и, конечно, к родословной.

В этот день я также впервые увидела своего будущего свекра Бориса Викторовича, который очень отличался от всех членов семьи: простой, работящий мужчина, с доброй улыбкой и озорными глазами. При любом удобном случае он с иронией комментировал реплики маман (так он называл Элеонору Владимировну), и каждый раз спешил мне на помощь при неудобных вопросах. В нем я сразу почувствовала поддержку и защиту.

За праздничным столом стало явным распределение любви и внимания к окружающим со стороны юбилярши. Помочь встать с кресла, дойти до стола, принести трость она просила только Олега. Олег постоянно выполнял ее ежеминутные поручения. К сыну она была холодна и даже немного резка. Брат и верная подруга хорошо исполняли роль слушателей.

У Элен все было под контролем.

– Дорогая, садись рядом со мной! Нам есть о чем поболтать, – сказала Элен, указывая на место по левую руку.

– Олег, моя правая рука, прошу тебя, – Элен словно одернула Олега от попытки сесть рядом со мной.

– Вы же знаете, что по этикету пары рядом не садятся, – ответила Элен на недоуменный взгляд Олега.

В этот момент я впервые почувствовала некое одиночество, от которого спас Борис Викторович, и непонятное чувство ревности к другой женщине, только этой женщине исполнилось семьдесят пять лет.

Вижу вновь этот тяжелый, испепеляющий взгляд и слышу властный голос Элен: «Не смей бросать Олега!»

Я открываю глаза и понимаю, заснула прямо на диване у своей Наденьки, погруженная в свои воспоминания.

В Петербурге летом очень сложно определить время по виду за окном. Смотрю на часы – шесть вечера. Боже, я проспала весь день! В этот момент входит Надежда в летнем брючном костюме нежно-персикового цвета.

– Выспалась, милая? – добрым, нежным голосом спрашивает Надя.

– Мне приснился неприятный сон. Я видела Элен совсем молодой и здоровой. Она смотрела на меня своим свинцовым взглядом и стальным тоном приказала мне: «Не смей бросать Олега!»

– Лучше бы она думала о вашем счастье, когда ходила по своим гадалкам! – едко говорит Наденька.

– Надя, чувствую скоро всему буду верить… – устало отвечаю я.

– Вот удивительный ты человек – в Бога веришь, в светлые силы веришь, а вот в темные – нет. Ой, дружочек мой, береги себя!

Вечер субботы, выходные. Уже все пошло не по плану, но одно обещание необходимо выполнить – навестить дочь, которая гостит за городом у сестры. Мы с Олегом обещали приехать в воскресенье вдвоем и привезти собаку. Собака!

Пора возвращаться домой, где ждет Шери. Надеюсь, только она будет дома и больше никого…

Простившись с Наденькой, я сажусь в такси, и из моей головы не выходит образ Элен. Во сне я видела ее так четко, так явно! Всем телом чувствовала ее напор и властность. Впервые я не испугалась. Я смогла противостоять, я смогла не поддаться ее влиянию. Теперь только я принимаю решения, как мне жить дальше.

«Извините, Элеонора Владимировна, но Вашего мнения уже никто не спрашивает! Эх, верно говорит Надежда, меньше Вы бегали бы по гадалкам и по магам».

Однажды Олегу стало известно от подруги Элен, Марии Николаевны, что Элен просила ее сопроводить к некой Тамаре, которая живет на соседней улице. Для кого-то Тамара – целительница, для кого-то – шарлатанка, но по мнению Марии Николаевны – черная ведьма. На вопросы подруги, зачем ей понадобилась Тамара, Элен уклончиво отвечала, ссылаясь на здоровье и больные ноги. Однако, беседу Элен и Тамары было сложно не подслушать. Из разговора Мария Николаевна поняла, что запрос Элен заключался в том, чтобы Олег всегда был рядом с ней.

Мария Николаевна, от природы светлая и чуткая женщина, всем желала добра и хотела, чтобы все были счастливы. Порой мне казалось, что своей миссией она считала исправить или перевоспитать Элен. Она была громоотводом, утешительницей, сестрой милосердия. Элен это ценила, пользовалась и не перевоспитывалась.

Как-то Мария Николаевна решила рассказать Олегу о походах Элен к Тамаре. Олег воспринял это как очередную прихоть бабушки и преподнес мне в формате: «А ты представляешь, бабка чудит…»

Мне стало не по себе.

Любые гадалки становятся бессильны против любви к человеку и веры в Бога. У меня было и то, и другое.

Погруженная в свои мысли, я проезжаю Стрелку Васильевского острова, еду по набережной Макарова и на другом берегу приветствует меня такой родной Князь-Владимирский собор. Господи Благослови!

Глава 3. Седьмая линия Васильевского острова

Такси подъезжает к нашему дому на седьмой линии Васильевского острова. Моя особая любовь – это петербуржские парадные: красивые, величественные, украшенные лепниной и ажурными перилами.

Однако эта любовь заканчивается ближе к четвертому этажу, ибо в доме нет лифта.

У нас своя трехкомнатная квартира, в которой живем я, Олег, наша дочь и моя мама. И, конечно, Шери – наша милая девочка, кавалер-кинг-чарльз-спаниель, которая в паспорте именуется как Цветущая Радость Шеффлера. О том, что есть такой цветок – шеффлера – я узнала только благодаря Шери. Могу сказать точно: Шери красивее, чем этот цветок. А вот что она Радость – однозначно. Сколько же в ней нежности и любви!

Я знаю, Шери меня уже ждет у дверей, весело виляя хвостом. В коридоре понимаю, что дома не только Шери. Из кухни доносится голос Олега: «С собакой я уже погулял!»

Его тон спокоен и вежлив, как ни в чем не бывало, как будто не было ночного разговора. Я прохожу в комнату, чтобы переодеться. На стене висят наши семейные фотографии: вот на этом фото вся наша большая семья вместе с моей сестрой и ее детьми, на этом фото Олег, я и Ксеня (она еще в моем животе), а эта самая любимая – Ксении четыре годика, она сидит на плечах у Олега, и их обнимаю я. Какие же мы солнечные, какие же мы счастливые! В этот момент я понимаю, что такие красивые отношения, такая красивая любовь не может завершиться ссорами, скандалами, типичным разводом, будет развод по-петербуржски. Господи, дай мне сил и мудрости!

Вновь встреча на кухне. Сколько же эта кухня помнит бесед и разговоров… моих родителей, моих бабушек и дедушек. Я ставлю чайник. Олег молчит. Как всегда молчит, ожидая, что разговор начну я. Это его обычная тактика «говорить редко, но метко». С одной стороны, я ценю это качество, не люблю мужчин-балаболов. С другой стороны, в такие моменты мне хочется его задушить, точнее встряхнуть, чтобы он выбрался из своей скорлупы; чтобы сказал, что думает; чтобы сказал не то, что надо, не то, что хотят услышать другие, а что думает именно он.

Видимо, слишком долго его приучали быть удобным, очень долго он задвигал все свои желания в угол. Так долго, что он уже не слышал свой голос. Возможно, он уже перестал чего-либо желать.

– Я завтра поеду к Ксении, отвезу Шери. Ты поедешь со мной? – начинаю я разговор.

– Да, – односложно отвечает Олег.

Боже, как у него все просто! У меня душевные терзания, размышления, у него же есть «да» и есть «нет». Может мы, женщины, все очень усложняем?

Я беру чашку чая и ухожу в свою комнату. В свою? Когда комната стала только моей, а не нашей?

С появлением Шери в нашем доме никто не страдает от одиночества, хотя порой я очень люблю «пострадать». Шери уже забралась на мои колени, а в душу – пустота. Нет ни мыслей, ни чувств, ни планов, ни желаний. Белый чистый лист.

Да, белый чистый лист – мое спасение. Когда не можешь никому выговориться, когда эмоции терзают душу или царит звенящая тишина как сейчас, я произношу про себя фразу: «Бумага стерпит все!». Беру лист бумаги, тетрадь – а может просто салфетку – и начинаю писать все, что пишется. А иногда пишутся стихи.

Ночь с чаем и стихами. Впереди поездка к сестре за город, где сейчас отдыхают мама и дочь. Пора спать.

Глава 4. Прогулки по Петроградской стороне

Утро. Все как обычно. Завтрак, сборы. Говорят, если ты проснулась после свадьбы и ничего не поменялось, значит решение принято верное. Первое утро, когда я проснулась одна, и внутри ничего не поменялось…

До сестры от нашего дома ехать примерно час. В машине тишина, даже музыку не хочется включать ни ему, ни мне. Но порой в тишине могут проходить самые бурные дискуссии. Вот в этот раз молчание было громким. Да, за столько лет мы научились общаться молча. Нет необходимости проговаривать вслух, что о нашем решении расстаться мы пока не готовы говорить дочери и широко объявлять родным и близким. Всему свое время.

С Васильевского острова мы переезжаем на Петроградскую сторону, за окном проплывают улочки, которые исхожены вдоль и поперек, знаком каждый дом, каждый сквер. Вдалеке виднеется место, где мы впервые встретились с Олегом.

Это был служебный роман. Мне только исполнилось восемнадцать и я очень хотела быть самостоятельной. Первое место работы – гостиница на Петроградке. Сменный график позволял совмещать с учебой в университете. Экскурсионное бюро одобрили родители: практика общения с иностранцами на английском языке, глубокое погружение в культуру и историю Санкт-Петербурга, сопровождение групп в музеи и театры. Я помню, как в эти дни мысленно благодарила родителей за то, что они меня каждые выходные водили по театрам. У меня был абонемент в Русский музей, и по вторникам мы со всем классом учились смотреть картины. Благодаря родителям мое детство прошло у подножия Ростральных колонн, так как выбор прогулок по Васильевскому острову, где мы жили с семьей, сводился либо к колоннам, либо на Смоленское кладбище. Да-да! Василеостровцы всегда воспринимали кладбище как парк. Мне было легко предлагать экскурсии, я просто рассказывала истории своей бабушки о городе, о доходных домах, о красоте парадных, о тихих улочках Петроградки.

Олег подошел ко мне неожиданно, когда я уже собиралась уходить с работы. Он отвечал за безопасность в гостинице и в силу своей должности всегда был серьезен и немногословен. Я уже мысленно начала перебирать все ли ключи сдала, не потеряла ли пропуск и поставила ли офис на сигнализацию. Но вопрос Олега был неожиданным:

– Екатерина, как я понял, вы увлекаетесь историей города и архитектурой. А что вы знаете о доме жены оружейника Барановской на Большом проспекте?

От неожиданности я немного растерялась.

– К сожалению, я не знаю все дома Петербурга. Возможно, я его видела, но не знаю, кому он принадлежал. А что уникального в этом доме? – растерянно ответила я.

– Вы где живете? – твердым голосом спросил Олег.

– На Васильевском, – разговор немного напоминал допрос. Видимо, отпечаток профессии.

– Я вас подвезу. Нам по пути. Заодно покажу дом Барановской. Вы должны его увидеть.

На часах было девять вечера, на календаре был конец мая, в Петербурге – белые ночи. Довольно быстро мы подъехали к дому со стороны Карповки. Дом действительно уникальный, выходящий своими фасадами сразу на три улицы: Большой проспект, набережная реки Карповки, улица Петропавловская.

Мы вышли из машины и совершенно другим тоном, более спокойным и нежным, Олег сказал:

– Чтобы лучше разглядеть дом, надо перейти на другую сторону.

Не дожидаясь моего ответа, он взял меня за руку, как ребенка, и перевел через дорогу. По правде сказать, я и была для него ребенком. В тот период разница в возрасте – десять лет – была ощутима.

Передо мной стоял взрослый мужчина, сильный, уверенный в себе. Его зеленые глаза уже не казались такими суровыми. В этот момент я посмотрела на Олега не как на коллегу, а как на мужчину: черные, как смола, волосы, аккуратная щетина, широкие плечи. Вечер был теплый, он оставил пиджак в машине и было заметно, что спорт есть в его жизни, причем часто.

– Знакомься – дом-гигант. Когда-то он принадлежал Антонине Дмитриевне Барановской. Его еще называют «дом жены оружейника». Он состоит из трех корпусов, связанных между собой двумя башнями-ротондами. Посмотри, они напоминают шлемы! – незаметно на «ты» перешел Олег.

– А мне кажется, они похожи на купола.

– Хорошо, назовем их шлемовидные купола.

Олег рассказывал интересно: подробно про архитектора, про утрату металлической скульптуры орла с размахом крыльев два метра после реставрации в девяностых, про мужа Барановской, который записал дом на жену, чтобы снизить уплату налогов (года идут, а ничего не меняется).

– Олег, а откуда у Вас такой интерес к этому дому? И столько информации? – поинтересовалась я, обращаясь к нему на «вы».

– Я живу в этом доме. Предлагаю перейти на «ты».

Без лишних вопросов Олег взял меня за руку и повел по улочкам Петроградки, по своим излюбленным маршрутам, показывал удивительные дворы-колодцы, скверы, которые скрывались между домами. Белые ночи в Петербурге очень обманчивы. За разговором мы не заметили, как наступила ночь и у нас есть лишь двадцать минут, чтобы успеть на Васильевский остров, пока не развели мосты.

Ох, сколько раз эти мосты становились причиной моих опозданий домой. Родителей приходилось утешать, что ночные экскурсии для гостей города как всегда самые популярные. Наше первое лето было наполнено романтикой, самой нежной и чистой любовью, невинными поцелуями и трепетом прикосновения рук и душ.

Наше первое лето семнадцать лет назад…

Неужели настало последнее лето…

Глава 5. Карельский перешеек

Пейзаж за окном сменился соснами Карельского перешейка. Олег выбрал путь по нижней трассе – дорогу вдоль Финского залива. Помню, как все свое детство залив я называла морем! Да и сейчас для меня залив – это символ морских просторов, воздуха, свободы! Свободы…

Мы подъезжаем к коттеджному поселку и я уже вижу, как навстречу к нам едет Ксеня на велосипеде. Наша девочка! Длинные русые волосы развиваются от сумасшедшей скорости. Под лучами солнца они стали еще светлее. Удивительно, казалось бы темный цвет доминирует, но Ксения взяла от Олега только цвет глаз, а всем остальным пошла в породу моего отца – светлых и белокожих. Ксеня подъезжает ближе к машине и мы уже едем вместе, параллельно, и слушаем передачу «Все дачные новости за пять минут». Боже, как она выросла за неделю! Не знаю, чем ее кормит бабушка, но точно очень хорошо.

На террасе как раз накрыт завтрак, точнее бранч – для кого-то это завтрак, у кого-то – уже обед. Мама напекла блинов и сырников, заварила чай с мятой и чабрецом. Всегда поражаюсь, сколько у нее сил и энергии готовить на всю эту огромную компанию.

Но больше всего поражаюсь сестре.

Алена на шесть лет старше меня. Внешне она больше похожа на маму, я же пошла в отца. Вместе с мамой они не знали, что такое диета и зачем ограничивать себя в сладком. Могли на пару вечером пить чай с двумя ложками сахара и пирожками. Мне же даже смотреть на это было опасно. Если я всю жизнь стремлюсь заниматься спортом, то Алена этим живет. У нее красивая подтянутая фигура, тонкие черты лица, мамин носик и голубые отцовские глаза. А еще Алена унаследовала у отца юмор, который легко переходит в сатиру. И порой не знаешь то ли смеяться, то ли обижаться. С самого раннего детства у нас были хорошие отношения. Родители сумели воспитать нас друзьями. Отец постоянно был в море, мама – завуч в школе, и много времени мы проводили вместе с сестрой. Она проверяла уроки, брала меня на прогулки с друзьями. Я никогда не чувствовала, что я ей в обузу. Вот так и выросли – очень близкими и очень родными. Однако, при каждом удобном случае она говорит: «Я всегда мечтала о старшем брате, но получилась младшая сестра», то есть я.

У нас существуют несколько негласных правил. Например, с октября по май мама живет со мной в городе, а с мая по октябрь – у нее за городом. Или если кто-то собирается в отпуск, то берет с собой всех детей, чтобы отдохнули побольше и подольше. И вот здесь наступает несправедливость. У сестры трое детей, да еще все мальчики!

Да, Алене в жизни повезло – ее окружают одни мужчины: муж, трое сыновей, пес и кот. И сколько было счастья, когда родилась Ксения! На Ксению обрушился весь творческий потенциал тетушки. Алена великолепно шьет, вяжет, вышивает крестиком и гладью. Первое платье у Ксени появилось в десять дней от роду для фотосессии. Каждый год за несколько месяцев до дня рождения племянницы Алена начинает рисовать эскизы, выбирать ткань, фурнитуру, но по обыкновению все шьет за последнюю ночь, примеряя платье на сонного ребенка.

Совершенно измученная, каждый год она дает себе клятву, что в следующем году она будет делать все заранее. Главное верить!

С Аленой мы разные не только внешне, но и внутренне. Сестра очень домашняя, любит готовить, создавать уют. Особая страсть – это ее сад и огород. Когда подоконники в квартире уже не выдерживали ее горшков и посевной, то муж Алены – Дмитрий – принял стратегически верное решение – переехать жить за город. Был выбран коттеджный поселок на Карельском перешейке. За десять лет они сотворили настоящий райский уголок не только для себя, но и для родных, которые в любой момент могут наведаться в гости.

Дима с гордостью говорит, что все основные мужские задачи выполнил и перевыполнил: построил дом, гостевой дом и баню, родил сына, сына и еще сына, посадил дерево, куст и газон. А вот по цветам царицей была Алена. Половина коттеджного поселка приходили к ней за советами, черенками и рассадой. Моя же любовь – это грядки с клубникой и зеленым горошком. А еще есть лично моя грядка, которую я нежно называю «Мохито». На ней растет пять сортов мяты. Алена уже потеряла надежду привлечь меня к милым ее сердцу занятиям – сеять, копать, удобрять. Я могу только собирать и восхищаться.

И за завтраком я искренне восхищаюсь ее земляникой и садовой малиной. Блинов и сырников мне не досталось, детвора словно вихрь все смела со стола и побежала за велосипедами, чтобы поехать на речку. Как же повезло Ксене – у нее три старших брата. Мне спокойно – не пропадет.

Традиционно после завтрака мы с Аленой идем на экскурсию по ее владениям, смотрим, что проросло, что плодородит, что съел долгоносик.

Понимаю, что я Алену совсем не слушаю, мысли заняты другим, мне нужно выговориться.

– Ален, постой! Пока нет детей, мне нужно с тобой поговорить. Мы расстались с Олегом…

Это прозвучало как гром среди ясного неба.

Молчание повисло в воздухе.

– Думаю, нам надо пойти к грядке «Мохито», – отвечает Алена.

Грядка «Мохито» находится в самом дальнем углу участка, рядом стоит красивая беседка с зоной барбекю. Да, именно там мы сможем поговорить без свидетелей. Мы заходим в беседку, садимся на мягкие плетеные кресла и аромат мяты успокоительно доносится до нас.

Я не знаю, с чего начать разговор. Как же было бы просто, если у нашего расставания были социально понятные причины – измена, алкоголизм, насилие. Меня бы жалели, утешали, вместе со мной бы плакали.

Но слез нет, все уже давно выплакано, есть факт – разошлись.

Счастье только одно – Алене особо рассказывать ничего не надо, она все знает, она все понимает. Возможно, она и понимала, что все этим закончится, просто мудро ждала, на сколько у меня хватит сил и терпения.

– Кать, ты хочешь спасти брак?

– Я пока не знаю. Я целый год, а может и больше, спасаю наш брак. Я устала.

Я хочу разъехаться на время, подумать. Возможно, для него это будет встряска. Возможно, он начнет что-то делать. Наше расставание – это либо начало новой жизни, новых наших с ним отношений, либо начало конца.

Наш разговор неожиданно прерывает Ксения, которая бежит с возгласом:

– Мама, мама! Знаешь, что мне сегодня приснилось! – дочь словно ураган забегает в беседку и плюхается в кресло-качалку. После ее слов о снах, мечтах и «мне померещилось», я обычно напрягаюсь, ибо все, что говорит Ксения, имеет тенденцию сбываться.

– Мама, представляешь, мне приснился наш новый дом, точнее новая квартира! Она такая классная! Там окна в пол! На стенах кирпичики, большая-пребольшая кровать, а еще есть лифт! – с особым восторгом о лифте говорит Ксения. Для жителей центра Петербурга наличие лифта – это огромное счастье.

– Да, лифт – это роскошь! – посмеялась я. – А на каком этаже мы живем?

– На высоком! Так высоко, что видны купола Исаакия.

– А кто там еще живет? Бабушка? Папа? Шери? – аккуратно поинтересовалась я.

– Не знаю, только мы с тобой. Больше во сне никого не было, – Ксеня подскочила и вихрем вылетела из беседки, резко окончив разговор.

Я посмотрела на Алену. Все было ясно без слов.

Дочь! Какая же она удивительная девочка. Ксения – ураган! Она всегда появляется внезапно, стремительно. Ее взгляд словно вспышки молнии, ее мысли всегда бегут быстрее слов, поэтому с детства я ее останавливаю, прошу посчитать до трех, успокоиться и потом только говорить.

Так же стремительно Ксения ворвалась и в нашу жизнь.

После свадьбы мы не спешили рожать детей, но и особо не препятствовали. Однако, прошло полтора года и стало тревожно – вдруг что-то с нами не так? Врачи, консультации, обследования и еще через год красными чернилами в моей карте был написан диагноз-приговор «бесплодие». Было тяжело, непонятно, но внутри была твердая уверенность: «Я буду мамой!»

Мы много разговаривали на эту тему с Олегом, советовались с батюшкой. И твердо для себя решили, что для нас самое важное – это наша любовь друг к другу. Если будет на то Божья воля, мы родим детей столько, сколько даст Господь. Если до моих тридцати нам не посчастливится стать родителями, то будем думать о приемных детях.

С легкостью мы отпустили эту мысль, завершили бесконечные кочевания по кабинетам врача и просто жили друг для друга. И в этот момент случилась… Москва!

Глава 6. Московский вокзал

Однажды меня вызвали в кабинет к декану (в тот момент я училась в аспирантуре и преподавала на кафедре) и сделали неожиданное предложение:

– Екатерина Николаевна, на нашем факультете вы активно ведете международную деятельность, участвуете во многих внешних мероприятиях, о Вас хорошо отзываются наши зарубежные коллеги, поэтому я предложила Вашу кандидатуру на должность руководителя международных проектов… В Москву! В наше московское представительство, – как гром среди ясного неба прозвучали слова Аллы Ивановны.

– Алла Ивановна, у меня же защита диссертации через полгода! А там работы еще ого-го-го! – совершенно ошеломленная протараторила я.

– Катя, вашу кандидатуру утвердили. Такой шанс в нашей академической среде выпадает нечасто. Не переживайте! Диссертацию допишем и защитим, – по-матерински произнесла декан и по совместительству мой научный руководитель.

Аллу Ивановну я считаю своей научной мамой. Она опережает время в своих идеях, разработках, инновациях. Не всегда их сразу принимают в научной среде, но проходят годы и жизнь показывает, как же Алла Ивановна была права.

Получив благословение и наставления от родного университета, я переехала в Москву.

Переехала я с одним чемоданом и без Олега.

Олега не отпустила бабушка…

Нет, конечно же, она не сказала прямо: «Ты никуда не поедешь! Я тебя не отпускаю!» Она была очень мудрой и хитрой женщиной. А мы были наивными и послушными.

Олег, работая в службе безопасности, прекрасно понимал, что для жизни необходимо менять сферу деятельности. Его интересовали фондовый рынок, инвестиции, а еще логистика и таможенное дело. Элен знала о планах и желаниях Олега и ей удалось внушить внуку, что для продвижения в этом направлении ему нужно закончить курсы, о которых он давно мечтал. Конечно же, эти курсы дешевле в Петербурге.

Лишних денег у нас не было, да и вообще были другие цели и приоритеты на тот момент. Но у Элен вдруг появляются средства, и она с барского плеча предлагает оплатить Олегу обучение.

Растроганные щедростью и заботой милой бабушки, мы соглашаемся, что полгода мы будем жить на два города. Какая же это романтика: я живу в Москве, он – в Санкт-Петербурге. Дороги, поезда, свидания! Ах, сколько помнит Московский вокзал! Радость встреч, печаль разлук.

Поначалу все было именно так – романтично.

Помню нашу самую необычную встречу. У меня конференция в Латвии. Олег берет билеты из Санкт-Петербурга и мы встречаемся в Риге, затем неделю проводим в Юрмале. Днем у меня конференция, вечером мы вдвоем гуляем по берегу Балтийского моря. Как же сложно было расставаться на вокзале и садиться в разные поезда: я – в Москву, он – в Петербург.

Почти каждые выходные мы встречались. Но каждая наша поездка становилась подобно испытанию. Почему-то когда я приезжала в Петербург, у Элен сразу возникало много неотложных дел, с которыми ей мог помочь только Олег. Олег же с огромным чувством долга и ответственностью перед бабушкой поддерживал ее, понимая, что так будет проще и легче, чем выслушивать, какой он неблагодарный внук.

В один из моих визитов Олег говорит:

– Катюш, завтра меня целый день не будет, надо бабушку отвезти на кладбище.

Был день памяти деда.

– Олег, я же сегодня только приехала, а завтра вечером у меня поезд. Какой смысл мне было приезжать, если ты все время проводишь не со мной, а с бабушкой? – резко ответила я.

– Катюш, не горячись. Поехали вместе с нами! – произнес Олег. Да, он всегда выступал миротворцем. Ему надо было найти то решение, чтобы никто не ссорился и все были счастливы. Но счастья мне этот вариант не добавлял.

Меня разрывало возмущение! «Да, не хочу я проводить время с его бабушкой! Не хочу видеть, как она полностью забирает его внимание – то ручку подай, то сесть помоги… Я хочу внимания моего мужчины! Моего!»

И в этот раз я впервые высказалась дипломатично, но бескомпромиссно, что завтра мы проведем время только вдвоем, без бабушки и без кладбища.

После телефонного разговора с Элен Олег вернулся в комнату. Желваки ходили по его скулам, взгляд был суровым, он нервно поправлял волосы (ох, знаю эту его привычку, в этот момент лучше ничего не говорить).

Но он подходит ко мне, нежно берет за талию и мурлыкающим тоном произносит: «Завтра мы будем только вдвоем».

Полгода промчались. Мы были погружены в работу, учебу. Олег успешно сдал экзамен, получил долгожданный диплом. Я заморозила написание диссертации, уж больно активная международная деятельность меня настигла. Я ездила не только по зарубежью, но и по всей нашей необъятной Родине – от Калининграда до Владивостока. И вот приближался долгожданный момент нашего воссоединения, которого мы так долго ждали. Ждали мы, но не Элен.

И за неделю до переезда Олега Элен решает заболеть. Безусловно, в столь почтенном возрасте букет болезней становился все больше и больше. Видимо, на нервной почве ее сердце не смогло пережить приближающуюся разлуку, и по скорой ее забрали в больницу.

– Олег, я все прекрасно понимаю, что это твоя бабушка. Но у неё есть сын и, на минуточку, еще четверо внуков! – в полном негодовании говорю я по телефону. У отца Олега после развода было еще два брака и еще трое детей.

– Катюш, ты же прекрасно знаешь, что с отцом у нее натянутые отношения, а внуков – кроме моего брата – она даже не знает, как зовут.

– И что ты предлагаешь делать? – стараюсь спокойно говорить, но внутри бушует полное непонимание, как можно даже не знать своих родных внуков, как можно выделить только одного, а всех остальных вычеркнуть из своей жизни.

– Катюш, давай дождемся, когда ее выпишут из больницы, а потом я перееду.

– А потом будет другая больница, потом она захочет делать ремонт, а еще потом полететь на Алтай, чтобы поправить здоровье, но без тебя она не сможет пережить перелет! – на эмоциях выпалила я.

Олег рассмеялся в трубку.

– Знаешь, Олег, я вполне серьезно. Я тоже женщина. И прекрасно знаю все эти трюки и уловки. Сейчас Элен делает все, чтобы ты остался с ней. Да, я понимаю, ты не хочешь с ней ссориться. Я представляю, как тяжело выдержать весь этот шквал негодования. Но я твоя жена! И я имею право тоже ставить условия: либо ты переезжаешь через неделю в Москву, либо можешь переезжать жить к бабушке насовсем, – стальным тоном произнесла я и повесила трубку.

Через неделю мы смотрели на заснеженную Москву с Воробьевых гор.

Как-то от знакомых я услышала фразу «если для человека переезд в Москву – это достижение, то для петербуржцев – это грехопадение». Наш переезд из Петербурга в Москву я никогда не считала грехопадением. Я выходила на улицу и говорила: «Москва! Я сейчас тебя любить буду!» И с открытым сердцем вместе с Олегом мы бродили по улочкам, гуляли по старой Москве, сидели в уютных кафешках. И как-то мы решили поехать в Покровский монастырь к мощам Матроны Московской. Был февраль. Очередь тянулась от входа в храм до трапезной и дальше к ограде. Мы встали в очередь и мало верилось, что сможем выстоять. Через пятнадцать минут, проведенных на морозе, околело все. Олег меня отправил сначала отогреваться в трапезную чаем с пирожками, затем отправил за свечами в лавку, потом сказал, что нужно подать записки. Все это время я провела в тепле, Олег же простоял на холоде и вида не подал, что замерз. Я знала, его грела вера!

При входе в храм нас встретила Ксения Блаженная, такая родная, такая любимая! Ее икона в полумраке была озарена свечами и добрый взгляд Ксеньюшки смотрел прямо на нас.

Еще несколько минут и мы с Олегом стояли перед мощами блаженной старицы Матроны. «Все, все приходите ко мне и рассказывайте, как живой, о своих скорбях, я буду вас видеть, и слышать, и помогать вам» – так завещала святая Матрона. И мы пришли и в звенящей тишине рассказали все свои скорби, все свои желания. Но желание было одно и общее – мы хотели ребенка!

Через месяц я узнала, что беременна.

Глава 7. Ксения Петербуржская

Всю беременность мы провели в Москве. У меня был плотный график командировок. Первая командировка выпала на следующий день после того, как я узнала, что жду ребенка. Хорошо помню тот вечер, когда перед глазами лежали билеты во Владивосток и результаты теста.

«Что делать? Как быть? Опасен ли такой долгий перелет?» – звучало в моей голове.

Дождусь вечера. На семейном совете решим – лететь или не лететь…

Олег довольно быстро устроился на работу. Москва давала больше возможностей для развития в логистической сфере. Но график был сумасшедший. Рано, до московских пробок, он выезжал из дома, возвращался уже после девяти вечера.

Я ждала. Звонок в дверь. Как учила мама: сперва мужчину накорми, потом говори. Ужин уже стоял на столе.

– Катюш, ты завтра в командировку? Во сколько у тебя самолет? – спросил Олег, заходя на кухню.

– Я пока не решила, полечу или нет, – после небольшой паузы ответила я.

– Почему? Что-то случилось? – удивленно спросил Олег.

Я подошла к Олегу, села на колени и, смотря прямо в глаза, произнесла полушепотом: «Я жду ребенка!»

Все-таки мама была права: сначала накорми мужика, а потом новости сообщай.

Олег уже забыл про ужин. После долгих разговоров и размышлений было принято решение лететь. Чувствовала я себя хорошо. Так и начались наши путешествия с Ксенией.

Всю первую половину беременности мне предсказывали, что будет мальчик. Нам с Олегом было неважно. Но, видимо, где-то в глубине души я очень хотела девочку. Помню свой восторг, когда мне сообщили, что будет доченька. Я была готова обнять весь мир!

– Олег, у нас будет Ксеньюшка! – со слезами на глазах я произнесла в трубку.

Да, мы все это время долго выбирали имя мальчику, но твердо знали, если будет девочка, то Ксения. Ксения Петербуржская.

Время пролетело очень быстро. Беременность протекала легко и спокойно, единственное – есть очень хотелось. С Ксеньюшкой мы объездили пол страны, только после шестого месяца беременности я выбирала поезда, а не самолеты. В каждом городе я делала фотографию, чтобы оформить альбом и показать, в каких странах и городах мы побывали: как ела крабов во Владивостоке, как спускалась в бункер Сталина в Самаре, как гуляли по набережной в Ростове-на-Дону.

О том, где я буду рожать, размышлений не было. Однозначно в Петербурге.

Вернулись в родной город мы уже ближе к родам. Помню удивление участкового врача, когда я пришла вставать на учет на восьмом месяце беременности. Сначала в кабинет вошел мой живот, потом я. И тогда я впервые услышала замечание от доктора, что у меня большой вес. Да, любили мы с Ксенией поесть.

Жизнь в Петербурге в ожидании рождения дочери проходила очень весело. Семья Алены жила в нашей квартире вместе с нашей мамой и всеми животными, пока в их доме проводили ремонтные работы. Веселая «коммунальная квартира» не давала скучать. Наша мама постоянно готовила, чтобы прокормить всех ненасытных внуков. Живность решила, что меня надо от кого-то охранять, и постоянно крутилась у меня под ногами. График посещения ванной утром висел на двери. Если проспал – не повезло. Зато какая дисциплина выработалась у всех. Алене третьи роды добавили еще больше мудрости, поэтому на все она смотрела с юмором и долей пофигизма.

– Катя, ты уже поставила шампанское в холодильник? – спрашивает меня сестра в день ПДР (в предполагаемую дату родов).

– Ален, я сумку в роддом собрала. Какое еще шампанское? – ответила я, поглаживая кота, который забрался ко мне на колени.

– Катя, послушай опытную мать. День рождения ребенка ты будешь отмечать каждый год. Это праздник! Так начни с самого начала отмечать этот день! Поверь мне, после шампанского рожать будет легче и веселее.

Идея мне понравилась и бутылка шампанского ждала своего часа еще четыре дня.

Наступил день икс. Утро было самым обычным, только очень хотелось спать. Весь день я провела в полусонном состоянии и ближе к вечеру выползла на кухню.

Алена стояла около плиты и жарила котлеты.

И я сказала свое первое «ой». «Ой» стало произноситься чаще и сестра пошла за бокалами. Олег был на работе, я позвонила ему и сказала:

– Олег, начинаем! Но можешь не торопиться. Жду, как обычно. У нас с Аленой еще большая программа – игристое, ванна со свечами.

Этот вечер мне запомнился шампанским, горьким шоколадом, анекдотами и смехом, который прерывался массажами от сестры во время схваток. Через час приехал Олег и предложил направиться в роддом. И как это было вовремя – мы еле успели доехать. Ксения родилась через полчаса после того, как мы переступили порог больницы.

Вот так легко, весело и стремительно Ксения ворвалась в нашу жизнь.

Каждый родитель может сказать, что его ребенок уникальный. Для нас Ксения – уникальная девочка, необычная. Рождение Ксении было подобно чуду – наперекор всем диагнозам. С первых дней жизни она всем показала свой характер. Начитавшись огромного количества умных книжек, особенно как уложить ребенка спать, я поняла, что нужно слушать не советчиков, а только свое сердце. Ксеня относилась к категории «неудобных детей». Спокойствия с ней не было – активная, любознательная, требовательная. Мне понравилось, как сказал врач-невролог: «Мамочка, против характера таблеток нет!»

А еще чуть позже батюшка, шутя, сказал: «Этот ребенок не от мира сего, но в мире сем!» И мы поняли, что наша главная задача как родителей – не навредить.

Где-то в три года у Ксени появились друзья-невидимки. Психолог сказал, что это нормальное явление, когда у ребенка нет ни братьев, ни сестер – ей необходимо общение. Однако, мне казалось, что троих двоюродных братьев более чем достаточно, а общались они очень часто. Ксеня будто бы жила в своем мире, рассказывала новости от своих друзей, приглашала их на чай, делилась с ними своими куклами. Как-то вечером Ксеня, а ей было лет пять, подбегает ко мне со словами:

– Мама, мама! Пошли на улицу бабушку встречать. Без нас ей не дойти.

Не было у нас такой традиции встречать, все обычно сами возвращались домой. А если нужна была помощь, звонили. Но Ксения была такой настойчивой, что я решила выйти на улицу, причем заодно зайти в магазин и купить молока на утро.

На улице было морозно и выпал первый снег. Вдали показался образ мамы и мы ей помахали рукой. Ей осталось перейти дорогу и несколько метров дойти до нашего дома. Дождавшись зеленого сигнала светофора, мама сделала шаг, чтобы спуститься с поребрика на проезжую часть, поскользнулась и резко упала на дорогу. Какой-то лихач на всей скорости летел на красный, в нескольких метрах успел затормозить и встал как вкопанный прямо перед мамой. Все это происходило на наших глазах молниеносно, мгновенно… Мое сердце упало в пятки. Я неслась к маме, совершенно забыв, что со мной пятилетний ребенок. Я помогла маме встать, сказала водителю все, что думаю о нем. Водитель же сам был в шоке от произошедшего, что-то пытался объяснить, оправдаться, извиниться. Но наше бурное общение прервала Ксения, которая подошла и абсолютно спокойным голосом сказала: «Мамочка, вот видишь, как хорошо, что мы пошли бабушку встречать. Без нас бы она не дошла».

Ксения хорошо чувствовала людей. Помню, как мне сложно было поверить, что такая милая, добрая, отзывчивая учительница в первом классе может быть «злой волшебницей». Ксения приходила домой и говорила: «Светлана Васильевна меня не любит, она вообще никого не любит». Когда через полгода у Ксении начались регулярные боли в животе, я поняла, что это неспроста. Разговор с первой учительницей расставил все на свои места. Всегда поражает, как красивая маска и натянутая улыбка могут скрывать абсолютно жесткое, а можно даже сказать жестокое, сердце. Мы поменяли школу. Через несколько месяцев ушло еще три человека. Спустя год мы узнали, что класс расформирован из-за учителя. Ксения же все почувствовала первой.

В семь лет друзья-невидимки исчезли, зато начали снится вещие сны. Мне это было до боли знакомо. Я и сама порой видела сны-предсказания или сны-объяснения. Где-то полтора года назад Ксения забежала утром к нам в спальню и спросила:

– Мама, папа, а вы разведетесь?

– Ксень, с чего ты взяла? Мы с папой любим друг друга, – в полном недоумении ответила я. И действительно, на тот момент в моей картине мира не было развода вообще.

– А мне сон приснился, что вы развелись. Папа ушел, но часто приходил. А у тебя был новый красивый муж, который со мной играл. Вот и все! Я пошла блинчики есть! – выпалила Ксеня и убежала к бабушке на кухню, оставив нас в полном недоумении.

– Интересно, кто же этот новый красивый муж… – после немой сцены произнес Олег.

Как-то за чашкой чая с Надей я решила обсудить уникальные способности ее внучатой племянницы. Надя совершенно не удивилась:

– Катя, надо давно уже принять, что в этом мире есть ясновидение, яснослышание и яснознание. Скажи, ты же веришь в интуицию?

– В интуицию верю! – ответила я.

– Хорошо! Ты же принимаешь, что тебе тоже снятся вещие сны? – продолжала Надежда.

– Приходится, – сложно было с этим не согласиться.

– К тебе является отец во сне? – продолжала Надя.

– О, да! Мы любим поболтать… – с тоской ответила я. Последние лет десять мы общаемся с папой только во сне… после его смерти.

– Вот, отца Геннадия ты называешь прозорливым. Что это такое? Ясновидение! Это дар! Так почему у твоей дочери не может быть такого дара? Да, я тебе больше скажу, у каждого человека есть этот дар, только им надо пользоваться и развивать.

Я задумалась, сколько раз мне интуиция подсказывала одно, а я делала все на основании здравого смысла. Сколько ошибок можно было бы предотвратить, если бы я слушала и слышала свое сердце, себя.

– Катя, главное сейчас не акцентируй на этом внимание Ксении. Пусть она живет, открыто делится своими мыслями, воспринимает свои сны и видения как норму. А ты прислушивайся, а порой учись у нее. Тебе это тоже пригодится.

И с каждым годом я все больше задавалась вопросом, кто кого учит, кто кого воспитывает, кто из нас на этой земле является проводником в мир взрослой жизни.

Глава 8. Курортный район Петербурга

В доме Алены все идет своим чередом. Каждый занят делом. Но порой так не хочется заниматься никаким делом, а просто вдыхать воздух и наслаждаться видами Курортного района. Да, красивое название дали району Петербурга – Курортный. Вот так и живет моя сестра круглый год на курорте.

– Катя, Алена, нарвите салата, укропа и редиски. Я уже картошку вариться поставила. Скоро мальчики шашлык начнут делать! – кричит мама с крыльца. Мальчиками она называет своих зятьев, в которых, как она говорит, души не чает.

Для мамы важно всех накормить, напоить и вовремя спать уложить, а еще важно, чтобы в семье была полная идиллия, мир и согласие.

– Катя, как ты с ней живешь? У нас каждое лето начинается спартанский режим: подъем, отбой, тихий час. Я поддаюсь только на тихий час, – с юмором и любовью говорит Алена.

– Прекрасно живу! Зимой я отдыхаю от готовки, летом – ты.

– Да, знаешь, я не особо напрягаюсь зимой. Они у меня как медвежата: обожрутся за лето, а потом на зимовку – растрясать бока, – ответила Алена. И действительно, она на все смотрит просто: может накрыть шикарный стол, просто отварив картошки, достав соления и нарезав только что приготовленный хлеб.

Пробираясь сквозь кусты малины, мы подходим к грядке «все для шашлыка». Здесь и укроп, и петрушка, и зеленый лук.

– Катя, давай начистоту! Ты нашла другого или он тебе изменил? В последнее я, конечно, мало верю… – продолжает разговор Алена.

– Если бы было так просто сказать: бил, пил, изменял. Мне даже толком нечего сказать. Просто всё! Охладели, не понимаем друг друга, возможно даже не любим… – отвечаю я.

– Ясно, кризис. Бывает…

Вижу, как Алена уходит в себя. Ее немного отрешенный взгляд всегда говорит о том, что она подбирает слова, чтобы что-то сказать, правда не всегда ей это удается сделать дипломатично.

– Кать, знаешь, а может тебе пора себя привести в порядок? Ну уж больно раздобрела ты за последний год. Скоро все будут считать тебя моей старшей сестрой.

И сейчас на меня накатывает то знакомое чувство, когда очень хочется убить сестру, потому что… черт, она права.

В молчании мы продолжили собирать укроп, петрушку и редиску, каждая погруженная в свои мысли.

– Девочки, еще помидоры и огурцы нарвите в парнике! – кричит с крыльца мама.

– Хорошо! – отвечаю я. И иду в парник, оставив Алену за сбором салата.

Парник, точнее теплица, у Алены хорошая, добротная, два года назад ее соорудил Дима по эскизам Алены. В творчестве у них потрясающий тандем. Алена придумывает и рисует свои хотелки за бокалом вина, а Дима потом несколько месяцев пытается ее желания исполнить. Верно говорил наш отец: «Выбирай себе мужа либо с руками, либо с деньгами». В Диме было все.

Теплица очень похожа на оранжерею: стеклянное сооружение с извилистыми дорожками продумано так, что удобно подойти к каждому кусту и собрать урожай. Одна стена теплицы полностью зеркальная, выполнена по какой-то жутко модной технологии, чтобы отражались лучи солнца и направлялись на растения. Но я, честно сказать, ничего в этом не понимаю. Понимаю только, что помидоры и огурцы очень вкусные.

И в этом зеркале сейчас отражаются не только лучи солнца, но и я… Солнцем себя назвать очень сложно. Если кратко, то «тетка с потухшим взглядом». Русые волосы с красивым, как раньше я считала, пепельным оттенком, больше напоминали серый седой цвет. Дополнительные пятнадцать килограммов заставляли надевать бесформенные футболки и брюки, желательно на резинке (так дышать было легче). Округлое лицо и намечающийся второй подбородок прибавляли лет десять к моему возрасту. Да, можно смело мне дать лет сорок с хвостиком, а ведь мне всего лишь тридцать пять. Боже, у меня еще вся жизнь впереди! Все-таки Алена права – запустила себя. Как же я могла себе это позволить…

Могла… Примерно год назад я перенесла тяжелую форму ковида. Помню ночь, когда чувствовала себя так плохо, что готова была написать завещание. До завещания дело не дошло, но на листочек написала код от зарплатной карты и в каких банках у меня открыты счета. По назначению врача меня начали колоть каким-то препаратом, не рассказав, какой может быть побочный эффект. Конечно, жизнь человека намного дороже лишних килограммов. Но буквально за месяц я набрала семь кило.

Прошел месяц после моего выздоровления. Ксеня ходила в первый класс музыкальной школы. У нас была семейная традиция: в субботу мы с Олегом отводили Ксеню в школу, шли пить кофе, затем Олег уезжал по делам (чаще этим делом было навестить Элен), а я ждала Ксеню после занятий. Проводив Ксению на урок, я вышла на крыльцо школы. В этот день выпал первый снег, я начинаю спускаться с лестницы и чувствую, что ноги меня не слушаются. Подскальзываюсь и падаю прямо на спину. Все это происходило на глазах Олега. Ко мне подбежали Олег, какие-то родители, которые провожали своих детей в школу, начали поднимать и в этот момент от ужасной боли я потеряла сознание.

В себя я пришла только в больнице. Сотрясение головного мозга, ушиб поясницы и – чудо! – не перелом позвоночника. Спасло только то, что удар о край ступеньки пришелся чуть левее позвонка. Тем не менее на два месяца я была прикована к постели, а в качестве обезболивающего кололи гормоны, которые подарили мне еще десять дополнительных килограммов. После выздоровления началась моя долгая и мучительная борьба с лишним весом. Но за целый год мне удалось сбросить всего лишь пять килограммов и полностью сменить гардероб, убрав свои любимые платья сорок шестого размера до лучших времен. Пора же уже этим временам наступить!

Да, Алена права! Кто будет меня любить, если я свое отражение в зеркале не люблю…

На детской площадке уже слышатся визг и крики детей, лай собак. Суета около мангала говорит о том, что скоро будут готовы шашлыки, а после шашлыков ждет обратный путь домой. Вдвоем. В новую реальность…

Глава 9. Площадь Льва Толстого

И вновь в машине звенящая тишина, а в воздухе висят вопросы без ответов. Как обычно, он ждет, когда я первая начну разговор. А как же мне надоело спрашивать, потом предлагать варианты, потом принимать решения, и в итоге брать на себя ответственность за эти же решения. Да, я устала от ответственности. Но мне сейчас нужна определенность, как дальше будем жить. И я нарушаю тишину:

– Я хочу, чтобы мы какое-то время пожили отдельно.

– Как ты себе это представляешь? – в своем стиле спрашивает Олег, ожидая от меня варианты.

– У тебя есть жилплощадь, – односложно отвечаю я.

Олег замолчал, в машине вновь стало невыносимо тихо. Я знаю – он ушел в свою скорлупу. Знаю, он не хочет возвращаться в дом Элен, не только из-за каких-то воспоминаний, а больше из-за того, что комнаты на Петроградке – это чуть ли не основная часть его дохода.

За все эти годы мы так и не научились вести семейный бюджет. За всю супружескую жизнь я даже не знала, сколько зарабатывает Олег. Не принято было у нас это обсуждать. В первые годы нашей супружеской жизни его деньги были его деньгами, мои деньги – моими. Сейчас же мои доходы – это семейный бюджет, его… его доходов я уже давно не видела.

Олег получил блестящее образование, окончив исторический факультет Санкт-Петербургского государственного университета. Интересовался политикой, экономикой. Рано начал заниматься инвестициями и фондовым рынком. По специальности никогда не работал и ушел в сферу логистики. Москва расправила Олегу крылья и у него были большие планы и карьерные ожидания на логистическом поприще. Ожидания начали рушиться по возвращении в Петербург. Олег пытался найти схожую позицию, хорошую компанию, но каждое собеседование не придавало ему уверенности. От безысходности он устроился на время в небольшую фирму, занимающуюся грузоперевозками. Огромным преимуществом было то, что офис находился на Петроградской стороне, а работа имела разъездной характер. Но ничего не бывает более постоянным, чем временное. И это временное затянулось уже на восемь лет без роста, без развития, без перспектив. Не стоит говорить, как была рада Элен нашему возвращению. Будем честны – рада возвращению Олега. А как она была рада, что Олег мог каждый день заезжать к ней на обед, возить ее по врачам, после работы приносить продукты. Как-то наедине с Элен за чашкой чая в ее эрмитажной комнате зашел разговор о работе Олега. Ксеня была совсем крошкой, но я уже планировала вернуться в университет на несколько часов преподавания. С одной стороны, очень хотелось деятельности, с другой стороны, декрет мне показал, что я совершенно не умею просить деньги у мужа, а муж не ожидал, что есть такие расходы, как маникюр, парикмахерская и гардероб жены.

– Элеонора Владимировна, я очень переживаю, что у Олега уже нет никакого стимула искать новую работу, развиваться. Его будто бы засосало в это болотце, из которого с каждым годом ему будет тяжелее и тяжелее выбраться.

– Ой, ну что ты такое говоришь, милочка! Какая же речь может идти сейчас о новой работе, пока Ксюшенька такая маленькая! Ей нужно внимание папы!

Мое лицо не могло скрыть удивления, возмущения и вообще всю бурю эмоций. Во-первых, меня очень раздражало, когда Ксению называли Ксюшей. Она никогда не была Ксюшей, а только Ксенией. И Элен об этом прекрасно знала и специально при удобном случае называла свою правнучку Ксюшей, наблюдая за моей реакцией.

Ладно, Ксюшу пережила, не впервой. Но вот что Олег не может искать себе новую работу, потому что Ксении так необходимо внимание отца – это что-то новенькое. Буквально несколько минут назад она соловьем заливалась оттого, как прекрасно, что я выхожу на работу. И так великолепно, что моя мама может сидеть с внучкой каждую среду по три часа. Да, моя мама, а не Олег!

Поняв, что произнесла полную глупость, Элен быстро сменила тему разговора:

– Ой, Катюш, совершенно забыла! Подойди, пожалуйста, к булю и в правом ящике возьми шкатулочку.

Булем Элен называла роскошный комод, который был выполнен в стиле Буль. Фасад мебели был украшен богатейшей инкрустацией из латуни, золоченой бронзы, пластин из панциря черепахи. Такую мебель я видела только в музеях и в доме Элен. Выдвинув правый ящик, я увидела небольшую шкатулку из красного дерева, на которой были вырезаны инициалы Э. В. Однако буква «В» означала не первую букву ее отчества, а первую букву ее девичьей фамилии – Волынская.

– Открой шкатулку, – произнесла нежным голосом Элен.

Я открыла шкатулку, но она оказалась пустой.

– Здесь ничего нет, – сказала я.

– Ах, да! Подай мне шкатулку.

Элен взяла в руки шкатулку и, нажав на незаметную кнопочку, открыла дно. Элен вытащила из шкатулки красивые серьги и протянула мне. В моих руках оказалось произведение искусства. Небольшие золотые серьги с бриллиантами, словно капельки, лежали у меня на ладони.

– Милая, это семейная реликвия. Я не знаю, сколько мне осталось еще прожить, но я очень хочу, чтобы эти серьги ты передала Ксении в день ее шестнадцатилетия, как когда-то это сделала моя бабушка.

Простившись с Элен, я пошла домой. В этот вечер мне было как-то особо тяжело на душе. Пешком я шла по Большому проспекту Петроградской стороны, в лицо летел мокрый снег, ветер насквозь пронзал душу. Серые дома давили на меня с обеих сторон. Обычно я с восхищением рассматривала их красивые фасады, сегодня они для меня казались вычурными и безвкусными. Да, как внутреннее состояние меняет внешний облик окружающих тебя вещей. Прошла до площади Льва Толстого, где располагалось много уютных кафе, в которых мы любили сидеть вместе с Олегом. «Хочу кофе, хочу все обдумать!» В этот вечер я впервые осознала, сколько в Элен эгоизма. Точнее, я позволила себе признать, отбросив свое воспитание и чувство уважения к старшим, что Элен думает только о себе. Любит ли она Олега? Ей и окружающим кажется, что да. Но на самом деле она любит только себя. Ей неважно, чем занимается Олег, чем интересуется. Ей важно, чтобы он просто находился рядом с ней, удовлетворял все ее капризы, окружал заботой и вниманием. И как по-женски она умела манипулировать, играя на чувствах совести и долга перед старшими, постоянно напоминая о своей беспомощности и что дни ее уже сочтены. В какие-то моменты в ход шли слезы и сердечные приступы. Для разнообразия она любила напоказ проявлять щедрость дорогими подарками.

Так и в тот день она, боясь остаться без ежедневного внимания Олега, решила откупиться бриллиантовыми серьгами, лишь бы я успокоилась и не подталкивала его сменить работу.

Элен умела жить на широкую ногу. Она не признавала участковых врачей, отдавая предпочнение частным клиниками. Посещение докторов стало ее увлечением. Порой мне казалось, ей нравилось поучать врачей, демонстрируя, что она лучше разбирается в неврологии, эндокринологии и ортопедии. Врачи ей выписывали огромное количество дорогостоящих лекарств, все лекарства обязательно покупались. Далее шло подробнейшее изучение инструкции по применению и побочных эффектов. И в конце концов, после долгой критики и сетования «насколько нынешние молодые врачи не компетентны», лекарства отправлялись на полку в шкаф. Думаю, не нужно уточнять, что полка уже ломилась и не вмещала все лекарства.

Элен же продолжала верить, что найдет врача с волшебной таблеткой, который вылечит все ее болезни. И однажды она такого врача нашла. Врач-ортопед, уже почтенного возраста и с солидным стажем работы, порекомендовал Элен пройти курс инъекций в колени, которые помогут ей от болей в суставах. Элен загорелась! Ей казалось, что после этих уколов она будет порхать и бегать, как девочка. Она прожужжала все уши Олегу, что только эти уколы ей смогут помочь. Один укол стоил двадцать тысяч рублей, курс включал в себя десять процедур. Не сложно посчитать, что все удовольствие стоило двести тысяч.

У Элен была неплохая пенсия, как у ребенка блокадного Ленинграда. И она любила финансовую независимость. На праздники она щедро дарила деньги, любила демонстративно расплачиваться в кафе и ресторанах, громко произнося: «Сегодня плачу я». При этом оглядываясь по сторонам, чтобы поймать восхищенные взгляды других посетителей.

Но в какой-то момент я начала чувствовать, что наш семейный бюджет, точнее бюджет Олега, уходит на поддержание прихотей Элеоноры Владимировны. Я была совершенно не против ей помогать, но оплачивать дорогостоящие палаты в больницах, ежемесячно проводить МРТ по ее личным назначениям становилось все тяжелее и тяжелее для Олега. Мне искренне хотелось его поддержать, понимая, как непросто порой отказать Элен, и насколько сильно его чувство долга перед бабушкой, что она его воспитала, вырастила и дала образование. И постепенно, совершенно незаметно, общие расходы стали моей обязанностью – содержание ребенка, кредитные обязательства, ремонт, покупка одежды и прочее.

В тот период, когда Элен усиленно искала волшебное лекарство от болей в ногах, я предложила исполнить нашу мечту и отправиться в путешествие по России: из Санкт-Петербурга, через Байкал и до Владивостока. Понимая, что бюджет путешествия-мечты будет немаленьким, я обратилась к Олегу:

– Я посчитала все затраты на поездку. Сумма, конечно, выходит внушительная. Мне одной не потянуть.

Олег задумался.

– Знаешь, нам, наверное, придется отказаться от поездки… – после небольшой паузы произнес он.

Я вопросительно взглянула на Олега, потому что буквально вчера мы подробно обсуждали маршрут, отели и экскурсии.

– Я пообещал Элен оплатить ее курс уколов. Ей действительно плохо, ей очень больно ходить.

Удивительно, как за одну секунду может в человеке пронестись так много чувств, эмоций, мыслей, возражений и возмущений. Одна часть меня рвала и метала от обиды, от злости, от гнева, другая говорила: «Не будь эгоисткой, надо помогать старшим. Да, она не подарок, но кто ей может помочь, как не Олег?» Я постаралась справиться с эмоциями и задала простой вопрос, который показал всю суть ситуации:

– Олег, а ты говорил Элен о наших планах на лето? Она знает, что мы собираемся уехать на три недели в путешествие?

– Да, пришлось. Вчера как раз сказал, – тяжело произнес Олег.

Я загадочно улыбнулась и в очередной раз восхитилась, как искусно Элен умеет управлять людьми и их жизнью.

Несмотря ни на что, я смогла выделить необходимую сумму и мы поехали тем летом на Байкал и во Владивосток, а Элен осталась в городе проходить курс лечения, который так и не вернул ей девичью легкость.

С того времени я не видела вклада Олега в семейный бюджет, рассчитывала только на себя и жила по принципу: сама помечтала – сама заработала – сама реализовала. Я призывала себя к милосердию и пониманию, но обида потихоньку накапливалась где-то в глубине души.

Возвращаясь мыслями к нашему разговору о том, как мы будем дальше жить, я прекрасно понимала, что оставшись в долгах и кредитах после смерти Элен, Олегу тяжело выгнать арендаторов и переехать на Петроградку. Значит перееду я.

В этот момент мы съезжаем с платной дороги прямо на Васильевский остров и я вижу апарт-отель, который построили совсем недавно. Как-то я случайно забрела на его территорию. Внутри прекрасного дворика, где были расставлены столики и скамеечки с пуфиками, располагалось кафе. Я взяла кофе и мысленно помечтала, как было бы здорово здесь жить. Красивое, уютное, современное место прямо в центре Петербурга с видом на Неву. Красота!

А почему бы и не исполнить мечту…

Вот мы и подъехали к нашему дому.

Глава 10. Часовня Ксении Петербуржской на Смоленском кладбище

Будильник. Как уже пятница? Только вчера был понедельник. Казалось бы, летом у всех преподавателей должен быть отпуск, но для меня это самый жаркий период. В эти месяцы хочется вместить все: и написание статей, и составление методичек, и разработку нового курса. Жизнь в университете – это не только преподавание. Как только руководство в тебе рассмотрит управленческие качества, то административная деятельность неминуема. И вот уже на протяжении пяти лет я совмещаю преподавание, научную деятельность, а также руководство международным отделом. Чтобы оставаться в курсе всех новых тенденций, надо еще успевать и самой учиться. Как раз через несколько дней я улетаю в Казань на курсы повышения квалификации. Как кстати, три недели я буду жить вдали от дома, от Олега, от проблем. Будет время все обдумать и принять решение.

За эту неделю наш дом превратился в интеллигентную ленинградскую коммуналку. Олег жил в комнате дочери, я – в нашей спальне, точнее в моей. Утром Олег уезжал, как обычно рано, вечером мы старались не пересекаться. В нашем холодильнике появились пельмени и готовые полуфабрикаты. Я с огромным удовольствием готовила себе салаты и отдыхала от приготовления супов.

В середине недели Олег зашел ко мне в комнату и обреченно произнес:

– Я не смогу переехать на Петроградку раньше декабря.

Я не хотела ничего говорить, отвечать, комментировать. Немного подождав моей реакции, Олег смиренно вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

По моим щекам потекли слезы от боли и обиды. Почти неделя и никаких попыток что-либо изменить, обсудить, исправить. Господи! Да если бы он пришел с огромным букетом цветов, если бы сказал: «Кать, хватит валять дурака!», да если бы просто взял меня силой прямо на кухне, я бы сдалась, не думая ни о чем, потому что люблю… Черт побери, только с каждым днем этой любви становится все меньше и меньше. Самое страшное, когда начинаешь жалеть или ругать себя. Вопрос, на который невозможно найти ответа: «За что? Что я неправильно сделала? В чем моя вина?» Тихие слезы превратились в рыдания – громкие, истеричные. Так я уже давно не плакала. Как же хорошо жить в старом фонде, когда за толстыми стенами не слышно всхлипов, стона, крика души. Да, стены петербургских домов умеют сохранять тишину и мнимое спокойствие.

Сегодня пятница и в планах поехать навестить дочь, мою Ксеньюшку. Ксения! Точно! Хочу к Ксении, к Ксении Петербуржской. Как раз успеваю на молебен.

Смоленское кладбище, где среди деревьев скрывается небольшая часовня с мощами Блаженной Ксении, не воспринимается жителями Васильевского острова, как кладбище, больше, как парк. Сюда приходят прогуляться, подумать о вечном, встретиться не только с ушедшими родственниками, но и с ныне живущими. Я лично всегда обретаю покой и спокойствие, я чувствую здесь благодать, которая прежде всего исходит от часовни.

– Катерина! Катюша! – окликает меня знакомый голос. Поворачиваюсь, а ко мне навстречу с ясными голубыми глазами идет Мария Николаевна, верная подруга Элен, грациозно опираясь на красивую трость. Мария Николаевна обладает особым искусством носить шляпки. Мне кажется, я никогда не видела, чтобы она одну и ту же шляпку надевала дважды. Сегодня на ней красовалась белая шляпа с синей лентой. Точно такого же глубокого синего цвета была надета плиссированная длинная юбка и белая кофта с бантом на плече. Разве можно сказать, что этой шикарной даме через пару лет исполнится девяносто. Эх, всем бы нам так выглядеть!

– Мария Николаевна, Вы как всегда шикарны! – произношу я, не сдерживая свой восторг.

– Катюш, ты мне льстишь! Я тебя увидала еще на Малом, но за тобой не угнаться. Но я сразу поняла, что увидимся у Часовни. Как ты, дорогая? А что глазки такие заплаканные?

Как-то неожиданно слезы потекли сами собой. Как же это на меня не похоже. Я всегда умела сохранять лицо, даже в самых сложным ситуациях. Но, видимо, настал мой предел. Мария Николаевна нежно берет меня под руку и тихим голосом произносит:

– Пойдем, дорогая, прогуляемся.

Мы идем по аллее вдоль могил и кажется, что сейчас все прислушиваются к моим словам. А главное – меня слышит Ксения. Глубокий вдох и я могу говорить:

– После смерти Элен я надеялась, что мы с Олегом станем ближе друг к другу. Мне казалось, что мы сможем реализовать все наши мечты и планы. Путешествовать, соглашаться на работу в других городах и странах без угрызения совести, что бросаем Элен одну. У меня было чувство, что вот сейчас можно расправить крылья и полететь высоко и далеко навстречу своим желаниям. Но… – слова комом встают у меня в горле.

Мария Николаевна нежно гладит меня по руке, своим спокойствием забирая мою тревогу.

– Но за этот год с Олегом что-то произошло. Он ничего не хочет. Сначала я это списывала на его апатию. Ему действительно не просто дались последние годы жизни Элеоноры Владимировны. Он был ей и внуком, и сиделкой, и медбратом. Я поражалась и восхищалась его силе, его терпению, его мудрости. Потом наступила пустота, которую я старалась заполнить интересными поездками, проектами, семейными традициями. За этот год я перепробовала многое. Но у меня такое ощущение, что его словно выпили до дна, опустошили и выбросили.

– Душа моя, к большому огорчению вынуждена согласиться, что Элен не была подарком. Она обладала притягательной силой, но и при этом строптивым нравом. В ней сочетались женское обаяние и хладнокровная жестокость.

Чувствуется, как непросто Марии Николаевне говорить. Думаю, ей тоже есть, что вспомнить.

– Говорила я Элен, что нельзя так вмешиваться в жизнь молодых. Я до сих пор не могу понять, почему Олег позволил ей так потакать собой. Могу представить, чего одни поездки на работу стоили…

– Какие поездки на работу? Впервые слышу, – удивленно спрашиваю я.

– Душенька, что уже вспоминать былое. Коли нет человека, о нем только хорошее или ничего, – произносит Мария Николаевна с грустью и искренним сожалением, что вспомнила неприятное.

– Мария Николаевна, я не прошу давать оценку ее поступкам. Но прошу Вас рассказать, что значит «поездки на работу», – продолжаю я.

– Всю жизнь Элен боялась только одного – старости. Помню, как она горевала, когда у нее появились первые морщины. Как она окружала себя молодежью, пренебрегая общением со своими сверстниками. Удивительно, что только меня она подпускала так близко к своей душе.

Мария Николаевна останавливается и мягким жестом показывает, что готова повернуть назад и идти обратно в сторону Часовни.