Два дракона

Посвящается родителям. Спасибо за любовь и опыт, которые вы мне подарили!

Большое спасибо художнице по обложке Ксении Мошкине за помощь, несмотря на занятость, а также за приятное и легкое сотрудничество. Без помощи Ксении вполне возможно этого рассказа бы не существовало.

Если вам нужно сделать арт – контакт художницы я оставлю в конце рассказа.

Руслан Дракон

1

Жили-были два дракона: светлая самка Лайна и красный самец Багрон. Они были не самыми лучшими драконами на свете, но тем не менее, старались нести миру как можно больше добра.

Кто-то мог бы спросить: почему дракон желает творить добро? Он же дракон – воплощение зла. А я вам отвечу: может. В Уейстене, прекрасной стране драконов, крылатые ящеры бывают и добрыми, и злыми, как, впрочем, и везде (все разумные существа). Но сейчас не об этом. Стоит лишь отметить, что Лайна и Багрон жили в этой стране – в Уейстене, еще во времена правления Эджа Флайнова.

Однажды в солнечный день они встретились на полях под названием Зеленое Море – здесь и вправду курганы возвышались и опускались, как огромные волны, а когда гуляет ветер, трава, усеянная здесь повсюду, приминается, и по волнам идет «рябь». В такие моменты видно, в каких местах дует ветер. Зрелище потрясающее.

Лайна и Багрон встретились взглядами, стоя на двух противоположных возвышениях, далеко друг от друга. Внезапно обоими завладело желание подойти к другому, и они оба молча пошли навстречу – как по немому согласию, – пока не встретились в низине.

Багрон, красный самец, первый подал голос:

– Привет.

– Привет, – отозвалась Лайна, и оба улыбнулись друг другу. Если вы думаете, что у драконов не бывает улыбки, а бывает лишь оскал, то вы ошибаетесь – на самом деле у драконов очень красивая улыбка, которой они могут заворожить любого. Как и наши с вами герои.

– Я Багрон, – представился самец.

– А я Лайна, – ответила дракониха. – Приятно познакомиться.

– И мне.

Их улыбки стали еще шире, и тогда оба поняли: они влюбились. Драконы приблизились носами и понюхали друг друга – оба были напряжены. А потом, расслабившись, придвинулись поближе и сели лицом к лицу, но оба стеснялись смотреть в глаза. Может быть, даже боялись, ведь все из нас боялись показаться глупыми, верно? А они очень хотели понравиться друг другу.

Багрон решил сделать новый шаг в их зародившейся связи и плавно протянул лапу к лапе Лайны, а та не отпрянула и позволила взять себя за ладонь. Дракон положил ее лапу на свою, а второй погладил тыловую сторону, разглядывая белые чешуйки.

– У тебя очень красивая лапа, – заметил Багрон.

– Спасибо, – отозвалась Лайна.

Какое-то время Багрон гладил, пока Лайна не взяла его лапу, и, перехватив инициативу, стала сама поглаживать и осматривать красную чешую.

– У тебя тоже красивая лапа, – заметила Лайна.

С тех пор они встречались в той самой низине каждый день – они специально пометили его, выкопав маленькое кольцо рва, в центре которого и сидели вместе, поглаживая друг другу лапы и беседуя о разном – важном и пустяковом.

Шло время, в центре кольца трава приминалась все больше, а по обе его стороны тянулись лини тропинок, по которым наши любовники ходили в одно и то же место, на свидание. И с каждой встречей их любовь только крепла; вместе с тем появлялись новые жесты: прикосновения плечами, крыльями, щеками, объятия – когда бывало они засиживались до ночи и смотрели на звезды, придвинувшись друг к другу, – сцеплялись лапами или поглаживали другие места, помимо ладоней, например, шею или плечи, иногда могли даже вместе полетать и устроить «танцы» в воздухе, но при каждой встрече они неизменно обменивались поглаживанием ладоней – это стало их ритуалом.

Однажды вечером, когда они снова встретились и сидели насупротив, совершая очередной ритуал поглаживания лап, Багрон сказал, заглядывая в глаза Лайне – они уже давно не боялись смотреть в глаза друг другу:

– Лайна?

– Да? – отозвалась она, подняв свои глаза с их ладоней на глаза Багрона. Они соприкоснулись кончиками крыльев, образовывая над собой открытый шатер-арку.

– Я люблю тебя, – сказал он и совершил новый жест, ознаменовав новый шаг в их отношениях – поцеловал ее в тыл ладони.

Дракониха вдохнула, прикрыв свою пасть лапой, и уставилась на Багрона; крылья ее дрогнули и отстранились. А потом, через небольшую паузу, сказала:

– Я тоже тебя люблю.

В тот же вечер совершился их первый поцелуй в уста, что тоже безусловно являлось новым шагом любви и доверии.

Через неделю они помолвились и вдели золотые кольца-серьги в правые уши – так принято у драконов, когда они играют свадьбу, хотя те, у кого вместо ушных раковин слуховые отверстия, могут одеть кольца и на пальцы. А через год, осенью, когда настала пора собирать урожай, у наших молодожен появился свой символичный урожай – Лайна снесла яйца. За три недели до Самайна вылупилось два дракончика.

2

Так Багрон и Лайна создали семью – как обычно водится: папа и мама, и как бывает по-разному: сын и дочка, но главное – семья жила счастливо и редко болела.

Дочь назвали Рубиной, так как она переняла цвет у отца, а сына со светлой чешуей – Вареном, что на древнеуейстенском означает Белый, Светлый или Чистый. Дракончики были красивыми и прелестными.

Еще когда Лайна несла яйца в брюхе, Багрон построил на окраине Зеленого Моря дом-сруб – большой, светлый, с резными изображениями цветов и летящих драконов на арках и двери. Вы можете спросить: почему драконы вообще строят здания из дерева? Они же огнедышащие и могут случайно поджечь собственное жилище, дохнув огоньком или чихнув. А я вам отвечу: драконы давно приспособились выдыхать огонь, когда им нужно, и просто так этого не делают. Также случайно выдохнуть огонь не могут и юные дракончики, потому что попросту не созрели до этого, а когда подходит время – они вырастают до осознанного возраста, и тогда тоже просто так не дышат огнем. А когда кто-то чихает – нужно прикрывать рот. Или пасть. Кто что имеет.

В их новом доме и появились на свет новые существа – маленькие и очаровательные. В тот день на улице было тепло и солнечно, словно даже погода обрадовалась появлению таких замечательных созданий.

В тот день Багрон сидел на яйцах, согревая их, – они с Лайной высиживали их по очереди, – и смотрел в окно, на Зеленое Море, как вдруг услышал хруст…

Хруст был резким, и он подумал, что раздавливает их с супругой яйца. Багрон, перепугавшись до полусмерти, вскочил и начал осматривать яйца. На одном медленно, зигзагом ползла трещинка, похожая на молнию, и даже когда он поднялся, трещинка продолжала идти. Держа яйцо в лапах, Багрон ощутил толчки, и тогда он наконец понял, что вовсе не раздавил яйца, как бы комично это не звучало, а настал тот самый День – День вылупления, День появления их чад.

Он, широко улыбнувшись, воскликнул:

– Лайна!

Она не услышала, и Багрон крикнул еще раз, громче:

– Лайна! Иди сюда! Скорее!

– Багрон? – отозвалась она испуганным голосом и начала взлетать по ступеням, перепрыгивая через одну и создавая грохот. Лапы отнимались, и один раз она споткнулась, ударившись грудью, но не останавливалась.

Она вошла в спальню, где они вдвоем свили большое гнездо – драконы обычно могут спать или в гнезде, или в постели.

– Смотри! – сказал Багрон, показывая яйцо. – Один… появляется!

– Ах! – вздохнула Лайна и поспешила к нему, потирая больную грудь. – Багрон…

– Да.

Тот положил яйцо, чтобы не мешать дракончику – он должен выйти сам из своего замкнутого мирка – и прижался к супруге щекой. Их кольца на ушах блеснули при свете из окна.

Яйцо начало ворочаться и трещать громче. Скорлупа начала отгибаться в сторону, когда дракончик толкался, а родители так и сидели, прижавшись друг к другу, наблюдая за появлением первенца.

Наконец, «крышка» сверху под натиском сломалась, образовав наверху отчетливые линии, и тут же появились голова и туловище светлого дракончика – он вышел в Большой Мир и в ту же секунду сделал первый вдох. Он открыл глаза и тут же пощурился, будучи не привыкший к свету, фыркая и потирая веки.

Лайна пустила слезы, прижимаясь плотнее к Багрону. Первое слово, которое она сказала их дракончику, пол которого они пока не знали, было таковым:

– Здравствуй.

И их сын (как вскоре выяснится) будет здоровым и крепким драконом: первое слово матери было пророческим.

Дракончик, все еще потирая глазенки, наконец привык к свету и уставился на родителей – на двух улыбающихся драконов, так внимательно уставившихся на него, что у любого бы возникло смущение. Но не у нашего малыша – он испытывал смесь любопытства, головокружения и чуточку страха. Куда он попал?

– Иди к нам, – подозвал Багрон и поманил малыша к себе. – Идем.

Разумеется, создание, сделавший первые две дюжины вдохов, не мог знать никаких слов, поэтому совершенно не понимал, что несет багряно-красный дракон. Дракончик понял лишь по первобытному животному инстинкту, что это существо напротив красивое и ведет себя вроде дружелюбно.

Однако малыш пошел, и на удивление в нужную сторону – то ли жест Багрона все-таки был расценен правильно, то ли направление дракончика сыграло случайное, но трогательное совпадение, то ли его просто заинтересовал красный цвет.

Он пару раз качнулся, однако не падал и держался, надо сказать, достаточно твердо для того, кто только что вылупился – пророчество матери работало уже с первых секунд.

Багрон поднял его на лапы – тело было теплым, даже горячим; малыш вел себя спокойно и молча уставился ему в глаза, словно теперь его черед был играть в гляделки. Однако зрительный контакт был прерван, потому что Багрон бесцеремонно перевернул его верх тормашками, а тот, боясь упасть, машинально растопырил лапы и задрал хвост дугой, так, что обвил ладонь отца, однако не пищал и не трясся. Последнее действие – задирание хвоста – только помогло определить пол, для чего Багрон и совершил переворот мира вокруг дракончика.

– Мальчик, – объявил он и снова перевернул сына, который таращился перед собой.

– Сынок, – заметила Лайна и протянула лапы. Багрон передал маленького самца, чтобы мама тоже могла его подержать, и та прижала его к груди, став вылизывать голову.

Второй дракончик – Багрон сделал то же самое действие по определению пола, из-за чего стало понятно, что это дочь, – вылупился чуть позже, минут через пятнадцать, так же «вытолкнув» верхнюю крышку, и теперь уже они втроем встречали четвертого члена семьи, и тогда пролила слезы не только Лайна, но и Багрон. Уже с яйца дочурка оказалась красивой, с красным цветом чешуи, но менее устойчивая, чем мальчик, и при первом падении оба родителя рассмеялись. Первенец же в лапах матери с любопытством таращился на сестренку, так похожую на отца, и даже поглядывал то на того, то на другую, пытаясь понять, в чем здесь парадокс. Он показал сначала на него, потом на самочку, и издал первый звук:

– Ук?

– Да-а, красная, – заметил ей Багрон. – Как я. Видишь?

– Ук.

Когда Багрон подобрал самочку, дракончики стали глядеть друг на друга с лап родителей и щуриться носами, принюхиваясь – второе врожденное любопытство, после зрения.

– Я знал, что у нас будет красный и белый, – заметил Багрон

– Неужели? – отозвалась Лайна.

– Да. Поэтому я уже придумал им имена.

– Правда? Какие?

– Ее, – он кивнул головой на самку у себя в лапах, – Рубина. А его – Варен. – Он указал взглядом на белого малыша у Лайны.

– Мог бы и раньше поделиться, – упрекнула Лайна, но обижена она не была – она улыбалась и смотрела на сына любовным взглядом, как на большой бриллиант, или любую другую вещь, которую давно желала приобрести. Только это было не вещью, но не менее дорогим, чем самый огромный бриллиант в мире. Ничуть не менее. А в купе с дочерью цена взлетала до невообразимых значений, но оба родителя знали: цены им нет.

Лайна вместе с Багроном, движимые родительскими инстинктами, стали вымывать чад языком, а дракончики так и пялились друг на друга, иногда запрокидывая голову от усилия языков.

Так Лайна с Багроном и сидели вместе, вылизывая детей, в большом гнезде, рядом с двумя оболочками скорлупы, которые они сохранят и подпишут на них имена, какая кому принадлежит, и дату вылупления – старая традиция драконов.

Таким образом, драконов было теперь не два, а четыре.

3

Росли Варен с Рубиной не по неделям, но по дням. Особенно Варен. У него был очень хороший аппетит: иногда он съедал порцию, почти в половину от обычной взрослого дракона, по крайней мере к каким Багрон с Лайной привыкли, а к шести месяцам приблизился уже ко «взрослым» значениям. Для дракона это вполне нормально.

Рубина же ела куда меньше Варена – обычно у того аж округлялось брюхо, и после приема пищи он заваливался спать на пол дня, до следующей трапезы, – но в первое время почти не отставала в размерах.

Однако в восемь месяцев Варен стал заметно обгонять ее, и родители понимали: он будет большим драконом.

Багрон летал на охоту – в здешних краях, в предгорьях, дичь была худощавой и с выпирающими ребрами, поэтому приходилось улетать за добычей далеко на юг, в сердце Уейстена, но зачастую он летал на реку Лавия за рыбой, а Лайна варила кашу и рагу. Да, драконы здесь не брезгают овощами – нынче времена голодные, но ни один дракон, конечно же, никогда не будет против мяса. А мясо сейчас было необходимо для роста дракончиков – к счастью, рыба отлично подходила для этого, и с питанием они не испытывали никаких проблем. Рыба пришлась отлично по вкусу обоим чадам, да и рагу с ней хорошо шло.

Через полторы недели после вылупления, когда и Варен, и Рубина окрепли, а шаг их стал твердым, Багрон с Лайной впервые вышли с ними на прогулку в Зеленое Море – покуда еще было тепло, хотя обычно к этому времени в предгорьях наступал холод. У обоих глаза были тогда распахнуты от нового открытия, а зрачки увеличились до огромных кружков – они, конечно, наблюдали Большой Мир через окно, но ощущать его, этот порыв ветра и пространство, было совсем другое.

Тогда у них и завелась игра в «прятки-догонялки»: трава была еще зеленой, высокой и не прибитой надвигающимися зимними холодами, поэтому дракончики могли спрятаться в ней целиком. И кто-нибудь бегал за другим, ориентируясь по шороху в траве. Сверху были видны две простирающиеся борозды в траве: кто-нибудь побежит, и второй рванет за ним, соединяя две борозды в одну, когда дракончик начинал бежать следом. А если дракончики затаивались и затем кто-то случайно шевелился, издавая шелест, погоня начиналась вновь – и бороздки начинали появляться вновь.

С тех пор они часто выходили на прогулку на Зеленое Море – дракончики любили порезвиться на обширных курганах и всегда играли в «прятки-догонялки». Однако на следующий год, летом, когда они вновь стали выходить на прогулку, дракончики выросли и просматривались в холке, поэтому прятаться целиком в траве уже не получалось – приходилось находить другие хитрости, например, отрываться от погони или прятаться за курганом и выжидать, пригнувшись.

Сидя зимой в избе, Лайна сплела из соломы игрушки – двух драконов, а Багрон вырезал из березовых поленец, которые остались после заготовки дров, большую виверну и несколько других животных – свинюшку, корову, козлика и птичку. Возле огня в гостиной, на ковре, Багрон показывал малышам животных и рассказывал про каждого. Но больше всего дети, конечно, были в восторге от виверны: в ней было особенно много деталей, даже каждая чешуйка была вырезана с должной аккуратностью и вниманием.

Родители в целом много чего рассказывали им: стоило показать кому-нибудь пальчиком на вещь, и Лайна или Багрон объясняли:

– Это печь, – рассказывала Лайна однажды на кухне, поддерживая Рубину на лапах, когда та показала на большую печь для готовки, на которой томился горшок с кашей. – Она горячая. А-а-а, – предостерегающе зашипела она, покачивая пальцем на печь, словно наказывала его.

– А-а-а, – повторила Рубина, так же помахивая лапкой в сторону печи.

– На ней мы готовим еду, – продолжала она. – Кашку. Ты любишь кашку?

– Аш!

Оба вскоре начинали понимать слова и их значения, а также некоторые жесты, которые появились между родителями и детьми – как и водится в каждой семье. Например, угроза пальчиком означало что-то опасное, к этому нельзя подходить или притрагиваться; палец, смотрящий в рот – знак приема пищи; большой палец внизу – желание сходить в туалет. Именно этот жест помогал избежать нежелательных справлений нужд на ковре или в кресле.

Но первое слово, которое осознанно произнесла Рубина – она была первой, кто заговорила – было слово «виверна».

Это произошло, когда Багрон рассказывал дракончикам про виверну в гостиной, показывая ее деревянную фигуру.

– Что? – спросил он. – Что ты сказала?

– Вивена, – повторила Рубина.

– Виверна? – Багрон похлопал глазами и расплылся в улыбке.

Он позвал Лайну, и она тоже услышала ее первое слово. Оно было корявым, с неправильным ударением, но слово осознанное, сорвавшееся с детского язычка.

А первое слово Варена было «мама». Лайна тогда расплакалась и повторяла это слово до конца дня. Багрон тогда пробовал говорить «папа», но Варен упрямо повторял «мама».

А потом они играли, ориентируясь на рассказы отца: свинка хрюкала, козлик блеял, птичка чирикала, и так далее. Пока что воспроизводить звуки было легче, чем слова, и дракончики охотно этим пользовались.

Рубина сидела возле игрушек рядом с братом, пока родители чем-то занимались на кухне. Она подковыляла в фигуре виверны, с усилием подняла его – игрушка была на одну треть больше нее – и заметила Варену кряхтящим голоском:

– Вивена!

– Ви-и-и, – согласился Варен, показывая на виверну. После этого Рубина отпустила фигуру и звучно выдохнула – держать такую было непросто.

Затем Варен поискал глазами по полу, подобрал фигурку свинки и сказал:

– Мама!

Рубина взирала на фигурку с округлевшими от удивления глазами и пыталась найти схожесть свинки с мамой. После тщательного сравнения в уме она в конце концов почесала макушку и покачала головой.

– Не-е, – протянула она, после заметила: – хрю-хрю.

Звук «Р» был еще расхлябанным и больше походил на «Л».

Варен взглянул на фигурку свинки у себя в лапе и теперь сам почесал головку, словно думая: и как я мог перепутать?

Рубина тоже поискала взглядом, подобрала фигурку дракона из соломы (это была самка – Лайна добавила несколько отличительных деталей и в целом сделала фигурку меньше самца) и сказала:

– Мама! – Она тоже давно выучила это слово.

Варен отложил свинку и взял фигурку дракона-самца. Заметил:

– Папа. – И это слово они тоже давно знали (тогда радостный Багрон, словно в отместку, повторял весь день слово «папа»).

Так они и играли мамой и папой, летая по всей избе: сегодня слетают в горные равнины (в спальню, в гнездо), завтра на луга, где пасутся животные (ковер в гостиной). Когда доводилось бывать на полях, они брали зверей и издавали соответствующие им звуки – их они запомнили хорошо. А иногда летали на полку на камине, в гости к Виверне, и ели с ней кашку (но только когда в камине не горел огонь – иначе там «А-а-а, горячо», как давно объяснял Багрон).

А иногда вечером к игре присоединялся отец – обычно он играл за виверну, так как дети хотели играть «мамой» и «папой», и тогда уже Виверна прилетала в гости к ним.

Эти игры они не забудут никогда.

4

Уже на подходе к девятому месяцу от вылупления Варен научился летать. Багрон давно заметил, как сын машет крыльями, пытаясь повторить за родителями, когда они взлетали, а позже начал частенько спрашивать про полет (страшно ли летать, ведь там высоко; как нужно махать крыльями – вот так или так; тяжело ли подниматься в воздух, и тому подобное), поэтому Багрон стал обучать его.

Еще на подступах лета, когда погода стала теплой, семья выходила на прогулки. Брат с сестрой возобновили свои игры – тогда они и обнаружили, что теперь заметны в траве, что немало удивило их.

– Папа, – сказала тогда Рубина, – трава слишком низкая! Почему она такая низкая? Она что, еще не выросла? Уже лето.

Дракончики уже научились болтать во всю, хотя до сих пор не выговаривали некоторые буквы, или выговаривали недостаточно четко, как ту же «Р».

– Так растет не только трава, – ответил Багрон. – Растете и вы.

В общем, после игр на курганах Багрон учил Варена летать. Рубина, конечно, тоже хотела научиться, и родители были не против, но ее крылья еще не окрепли, поэтому после двух «уроков» она сама бросила эту затею – до того момента, когда придет время и крылья станут достаточно крепкими, хотя тогда и сильно расстроилась. В тот день Рубина прижалась к Лайне, и они сидели и наблюдали, как Варен учился летать. Надо сказать, Рубина завидовала – многие дети подвержены такому чувству. Но через несколько дней зависть отпустила ее, и она искренне радовалась за брата, потому что любила его, и проводила уроки вместе с ним, слушая советы. А Варен делал значительные успехи – ему нравилось летать.

– Варен, посмотри сюда. И ты, Рубина, – призвал Багрон, когда он обучал их в первый день. – Крылья нужно держать параллельно к земле. Вот так. – Он, стоя на ногах, расправил крылья – свет от перепонок падал багряной тенью на землю, – и дал крыльям нужное положение. – Так должно быть во время взлета и прямого полета. Когда летите прямо. Понятно?

– Ага, – отозвались дракончики.

– Пока что попробуем взлететь. Потом будем добавлять новые… упражнения, – подобрав нужное слово, сказал Багрон. – Чтобы взлететь, нужно оттолкнуться от земли лапами и одновременно взмахнуть крыльями. Взмахнуть сильно – это самое сложное, подняться с земли, но потом будет легче. Так же и в жизни, запомните, мои милые. Можно и с разбегу, если есть место, но если нет – придется взлетать с места. Только смотрите, чтобы рядом не было препятствий – иначе можно сломать крылья или порвать перепонку. Так же и во время полета, избегайте деревьев и ущелий – это самые страшные места для летающего дракона. Понятно?

– Да, – ответили оба.

– А теперь стойте и смотрите, как надо взлетать.

Багрон отошел на некоторое расстояние, расправил крылья, одновременно присев, накапливая энергию в ногах, и, взмахнув крыльями и оттолкнувшись ногами, воспарил.

Со стороны было похоже, что он коснулся крыльями чего-то невидимого и твердого и оттолкнулся от этого. Большие крылья Багрона подняли пыль и даже отбросили несколько оторвавшихся травинок – взлет был мощным и безупречным, а дети каждый раз наблюдали за этим с восторгом.

Затем Багрон, сделав пару взмахов, таких низких, что крылья практически касались земли, приземлился – настолько мягко, что даже дрожи в земле не почувствовалось.

– Понятно? – Он вновь приблизился к дракончикам. Те закивали, все еще под впечатлением.

– Воздух на самом деле твердый. Почти такой же, как вода.

– Что-о? – изумился Варен двумя новыми открытиями сразу – и воздух, и вода, – так что впечатления были вдвойне сильнее. Рубина полностью разделяла его эмоции.

Багрон пояснил:

– Да. Если обращаться с ним мягко, воздух будет едва ощутим. Но вы его чувствуете. Вы же чувствуете ветерок?

– Да.

– А если ветер будет сильным, он может и дерево свалить, и дом снести.

– Как? – спросила Рубина, никогда не видевшая, как ураган вырывает деревья с корнями. – Это же ветерок!

– А я и говорю: воздух имеет силу, и еще какую. Хотите сами почувствовать?

– Да!

Багрон вновь поднял крылья, на сей раз под углом, и взмахнул ими в сторону дракончиков несколько раз – создавшийся ветер снес Рубину назад, подхватив ее за крылья, а Варена заставил пригнуться к земле, чтобы не улететь вслед за Рубиной. Трава колыхалась и прижималась к земле.

– Ого! – воскликнул Варен, когда Багрон прекратил взмахи.

– Видите? – спросил Багрон. Рубина прискакала назад и вновь уселась к Варену, готовая внимать дальше.

– А как же вода? Она же очень мягкая! – сказал Варен.

– Вода на самом деле очень твердая, – заметил Багрон. – Она мало того точит камни, об нее еще можно разбиться, если например упасть с высоты в реку. Поэтому никогда не падайте в воду плашмя. Вы сами можете убедиться, если ударите по воде ладонью, насколько она тверда. Попробуем, когда мы полетим на Лавию, хорошо?

– Хорошо, – ответили вдвоем дракончики, а Варен спросил: – Пап?

– Да Варен?

– А что такое «палшмя»?

После того, как Багрон объяснил, что это и как правильно произносить слово «плашмя», он предложил попробовать взлететь. Первым вызвался Варен.

Багрон встал рядом на подстраховку. Варен дал крыльям правильную позу – он хорошо ее запомнил, затем так же правильно взмахнул, параллельно земле, а в конце еще не забыл подпрыгнуть, но крыло почему-то подкосилось, его скосило вбок, и Багрон поймал его. Первый полет получился кривым. Рубина охнула.

– Ничего, это нормально, – заметил Багрон, держа сына на лапах. – Сперва всегда так. Нужно научиться работать крыльями одновременно. Левое у тебя немного запоздало, да и подпрыгнул ты слишком поздно – так будет больше напряжения на крылья. Понятно?

– Да, пап. – Варен моргнул.

– Но уже неплохо. Понравилось? – Багрон улыбнулся.

– Мне… я… я пока не понял.

– Давай еще раз.

Он отпустил Варена, Варен пробовал, и уже после второго раза у него получился приличный полет – он поднялся фута на девять, держась на крыльях ровно и уверенно – для его возраста более чем уверенно, – и даже его наеденное брюшко ничуть не мешало. Багрон широко улыбался, показывая зубы; Рубина раскрывала рот от изумления, задирая вместе с отцом голову. Лайна в стороне, собирая какие-то цветочки в корзину у себя на шее, заметила Варена в воздухе и раскрыла пасть точно так же, как и Рубина, обронив цветы, которые не успела положить в корзину.

Варен, поняв через несколько взмахов, что летит и понимает, как летать, раскрыл глаза, глядя на землю внизу, и разинул пасть в улыбке.

– Папа! Смотри!

– Я вижу! – отозвался Багрон и засмеялся.

– Воздух! Он!.. я…

Варена отвлекли мысли, из-за чего одно крыло опять запоздало, он перекосился и полетел вниз. Улыбки у Варена и Багрона пропали; Лайна с Рубиной, скорчившись, схватились за голову, округлив глаза.

Но Багрон успел поймать Варена, встав по траектории его падения и протягивая лапы навстречу еще секунду, хотя отклонился Варен прилично далеко. Тот, будучи уже в таком здоровом теле, снес отца, и они вместе упали на землю. В момент падения Варен случайно ободрал Багрону плечо.

– Господа боги наши! – восклицала Лайна, подоспевая к ним; ее корзина моталась на шее из стороны в сторону. – Варен! Багрон?

– Мама! Я летал! – крикнул Варен, поднимаясь на лапы. – Ты видела?

Лайна присела и глубоко вздохнула.

– Слава богам…

– Ну ты видела, мам?

– Видела, видела, сыночек…

– А ты, Рубина? Ты видела? – не унимался Варен.

– Да, видела! – Рубина, в отличие от Лайны, быстро оправилась от страха, и ее захлестнула волна восхищения, отчего она даже подскочила на месте. – Так здорово! Ты так высоко летал!

Варен, разбираясь потом в ощущениях от полета, заметил, что воздух и вправду твердый, хотя про воду он вообразить такого пока не мог.

После того, как Багрон успокоил Лайну (она в конце концов сильно похвалила сына и наказала ему больше не взлетать так высоко), а пыл дракончиков немного приутих, первый свой полет попробовала Рубина – после успеха брата ей не терпелось начать.

Но дела у нее шли гораздо туже: сперва она неправильно поставила крылья, затем взмахнула одним быстрее другого, отчего опрокинулась вбок, потом забыла прыгнуть и попыталась взлететь на одном взмахе крыльев (хотя у нее их надо назвать «крылышками»), потом, когда она собрала все правила и техники вместе, едва удерживая их вместе в памяти, как шаткий механизм, перевязанный веревкой, она после девятого раза поднялась с земли и даже сделала пару взмахов, но была слишком неустойчивой, и Багрон в очередной раз поймал ее, заметив про себя, насколько она легче Варена.

«Если бы Варен летал так же, как Рубина, – думал Багрон, – он бы мне все кости переломал». Но вслух этого, конечно же, не сказал.

Рубина совсем расстроилась. У нее окончательно пропало настроение учиться. Внутри снова начало возникать чувство зависти к брату, и в пылу эмоций она не пыталась это подавить. Она всхлипнула, едва сдерживая слезы, и сказала:

– Я больше не хочу.

– Ну, ну. – Багрон присел рядом, собрал ее в лапы, прижал к груди и ткнулся носом в мордочку. Рубина начала плакать. – Не нужно расстраиваться, Рубина. В твоем возрасте еще рано летать. Дракончики обычно начинают летать года в два, а то и в три.

– Но Варен… он… – выдавливала сквозь слезы Рубина.

– Варен – отдельный случай. Он видишь как быстро растет? Так бывает. И ты обязательно научишься летать, очень скоро.

Варен подошел к ним и заглянул на Рубину в лапах Багрона, тоже говоря слова утешения, которых Рубина не разбирала, но чувствовала ту теплую волну поддержки, что исходила от него, и устыдилась, что завидовала ему – зависть уже растаяла.

Рубина через некоторое время начала успокаиваться, и Багрон сказал:

– Завтра еще попробуем, хорошо?

Они попробовали на следующий день, но и тогда у Рубины ничего не получалось: она так же падала, когда крыло работало быстрее другого, забывала подпрыгнуть, а потом и вовсе вымоталась. Мышцы плеч, груди и крыльев потом болели несколько дней. Рубина очень старалась, ей очень хотелось научиться летать, но уже после двадцатой попытки крылья от усталости отнялись настолько, что едва волочились. Тогда она и решила оставить попытки. То есть, надолго. Хотя она расстроилась меньше, чем вчера, но ушла от Багрона и Варена к матери. Она поделилась с ней своей неудачей, та ее успокоила, и потом они вместе стали собрать разные травы для чая и растирки. Рубина в обществе матери совсем позабыла о своем переживании (поражением это я не могу назвать – ведь ее время полета попросту не наступило).

А Варен с каждым разом летал все лучше и лучше. Его успех возрастал так же, как и рост – с каждым днем. Теперь сперва он учился летать с отцом, а после этого играл с Рубиной в Прятки-Догонялки – покуда оставались силы. Обычно оставались.

5

И уже в середине лета Варен подружился с небом – его крылья стали расти быстрее тела, мышцы крепнуть, а полет длился гораздо дольше.

Иногда он летал вместе с отцом – не так быстро, так что Багрону приходилось снижать скорость, ибо у Варена попросту еще не такие большие крылья, – но вместе они могли облететь все Зеленое Море по кругу и обратно. Наверху открывались виды куда прекраснее, чем на земле – на земле, несомненно, тоже было красиво, и мир снизу казался куда больше, но из этого Варен открыл для себя новую истину – взрослую, как ему казалось, – когда он поднимался с папой особенно высоко, почти до самых облаков, насколько позволяли его силы. Истина была такова: сверху все кажется таким маленьким, а если оглянуться по сторонам, то оказывалось, что их Мир гораздо больше, чем рассказывали ему родители; гораздо больше, чем ему представлялось, и Зеленое Море, где они обитали, – это лишь малюсенький кусочек их Мира, их огромной страны Уейстена.

И ему предстоит узнать очень многое, повидать многие места. Потому что теперь у него есть крылья.

Варену очень нравилось летать. С полетами он чувствовал себя взрослее.

Если бы Рубина слышала его «взрослые» мысли, слышала его выводы и познания, она бы завидовала. Очень завидовала и даже ревновала бы к полетам. Но она не слышала, ибо и она не спрашивала, и Варен не делился, и от этого им жилось только спокойнее. Рубина радовалась за Варена и смотрела с наслаждением за его полетом, отчасти как на «старшего» брата, хотя она вылупилась всего лишь пятнадцатью минутами позже, так что они были практически ровесниками, но тем не менее, он был больше телом и совершал более «взрослые» поступки, поэтому Рубина чувствовала «взрослость» брата уже в подсознании.

В середине лета, когда Варен постиг новый уровень владения своими крыльями, Багрон стал обучать его разными техниками полета, базовым фигурам пилотажа, которые помогли бы, например, уклониться от препятствий; давал советы и поделился некоторыми секретами. Багрон решил, что уже пора, что Варену под силу развивать свой полет. Тогда и Багрон стал ощущать, что его сын взрослеет не только телом (а тело стало расти еще быстрее из-за нагрузок, которые давал полет), но и морально.

У Варена получалось хорошо. Не без ошибок, разумеется, но он учился быстро и делал успехи.

6

Иногда, еще вначале лета, когда они выходили на прогулку, Багрон помогал Лайне со сбором трав, или прогуливался с ней рядом, приобняв крылом, когда она ничего не собирала. А иногда он резвился вместе с дракончиками.

Когда к ним присоединялся отец, они играли не только в догонялки. Багрон дал начало новой игры – бои.

У Варена с Рубиной на самом деле уже была игра в бои – когда они догоняли кого-то, или кто-то выходил из засады и заставал врасплох, то бросались друг на друга и кусались, брыкались и раздавали удары когтями, приминая под собой траву. Несильно – оба понимали, что в их задачу не входит покалечить друг друга, но интенсивно, в побуждении использовать свою детскую энергию, а также удовлетворить инстинктивное желание поиграть, которое заложено у всех хищников, чтобы существа с детского возраста учились атаковать. И тем, у кого есть братья или сестры, повезло больше – им есть с кем играть, процессы обучения идут чаще, поэтому и мастерство в бою повышается быстрее, при том дракончики, играя, сами об этом не догадываются.

Но Багрон развил эту игру, уделил ей большее внимание, как Варену – уроки полета, и, по правде говоря, у него попросту заиграло детство в одном месте, поэтому ему тоже хотелось поиграть. Но вместе с тем совмещалось приятное с полезным – дракончики учились драться.

Так они играли в бои – двое против одного. Багрон, конечно, давал поблажку дракончикам, чтобы они не отчаивались и у них не пропадал интерес, но и расслабляться не давал. Тем не менее, иногда он даже давал себя победить. Варен с Рубиной обожали играть с папой, как и он с ними.

– Поосторожнее там! – крикнула Лайна, задрав голову. Сегодня она ничего не собирала и наблюдала за супругом с детьми.

Варен с Рубиной стояли рядом, напротив них был Багрон. Он скалился – можно сказать, по-взрослому, – а дракончики подражали и тоже показывали зубки. Они настолько старались и вошли в игру, что даже чешуйки на хребту встали дыбом.

Рубина стала обходить Багрона сбоку, чтобы они с Вареном наступили на него с разных концов. Багрон стал поворачиваться боком, чтобы держать обоих в поле зрения, низко опустил голову и держа глаза над травой. Он приподнял крылья, чтобы казаться больше. Красные оттенки стали бросаться в глаза, но дракончики не боялись – они знали, что это игра.

Наконец, Рубина сделала достаточный крюк, и теперь Багрону приходилось поворачивать голову, чтобы посмотреть или на одного, или на другую. Что он и делал: он часто вертел головой, но преимущество было уже на стороне дракончиков.

Багрон отогнул хвост вбок, принимая боевую стойку. Дракончики хвосты задрали – тоже боевая позиция, так тоже правильно.

И в какой-то момент первым наступил Варен – он сделал два широких прыжка и на третьем полетел на Багрона. Рубина в этот момент побежала вместе с Вареном, с другой стороны, прыгнув одновременно с ним.

Отступать Багрону было поздно – если учитывать поблажку, которую он делал, чтобы дракончики могли сражаться с ним наравне, – поэтому он не стал отклоняться, как сделал бы в реальности, и тогда дракончики просто врезались бы друг в друга, но среагировал моментально, и повернулся в сторону Варена, как наиболее сильного и опасного противника, одновременно возвысившись на задних лапах, раскрыв навстречу пасть и когти. Варен врезался ему в грудь и вцепился когтями, но Багрон был уже готов – он поймал Варена, прижав к себе, не давая тем самым возможности для манипуляций, и вгрызся ему в ключицу, несильно сжав челюсти, но достаточно, чтобы дать понять, что он схвачен. Варен зарычал – низко и громко, стараясь подражать взрослому дракону, и стал пытаться ударить когтями по морде, однако в таком положении едва мог дотянуться.