По прочтении сжечь

© ИП Воробьёв В.А.

© ООО ИД «СОЮЗ»

W W W. S O Y U Z. RU

Тихий океан

Я помешан только в норд-норд-вест.

Шекспир «Гамлет», акт 2, сцена 2

Вам доверяется секрет государственного значения. Будьте настороже на протяжении всего пути. Малейший зевок – и произойдет непоправимое. И тогда немедленно покончить с собой, никаких объяснений и оправданий, только одно: вспороть живот…»

Терано и Идэ – офицеры 3-го отдела японского морского генерального штаба – крепко запомнили слова начальника. Оба направлялись в Америку в качестве дипкурьеров. Но в отличие от обычных дипкурьеров они должны были доставить японскому послу в Вашингтоне не почту, а более важную вещь – новую шифровальную машинку.

До сих пор техника шифровки текста была крайне медлительной. Шифровальщик составлял текст, все время заглядывая в кодовые таблицы и отыскивая нужные цифры или буквы. Таким же примитивным был и процесс расшифровки. Шифровальщики всех стран испокон веков как бы ползали на четвереньках, расходуя впустую уйму времени и сил.

Машинка «97» означала полный переворот в шифровальном деле. Она выглядела просто: две пишущие машинки с латинским алфавитом соединены проводами. Между ними – ящичек с клавиатурой и валиками. Шифровальщик нажимает клавиши – составляет нужную комбинацию – и печатает текст, как на обычной пишущей машинке. А на второй машинке тут же появляется уже зашифрованный текст. Процессы шифровки и расшифровки убыстрились в несколько сот раз. Вместо ползания на четвереньках шифровальщик летел теперь на самолете.

Шифровальная машинка родилась в Токио. Ее придумали и изготовили инженеры специальной мастерской морского ведомства. Изобретение хранилось в строгой тайне. Японское правительство решило вооружить ею свои важнейшие посольства, в первую очередь вашингтонское. Время было крайне напряженное. Война на Западе разгоралась – только что Германия напала на Россию, назревали серьезные события на Востоке, и надо было предельно ускорить шифровальную технику.

Терано и Идэ получили приказ: отвезти в Вашингтон темно-серый чемодан с шифровальной машинкой внутри.

Они были готовы к отъезду. В ожидании приказа о посадке на пароход офицеры жили в европейском отеле в Иокогаме, поблизости от коммерческой пристани. Время от времени по очереди ездили на электричке в Токио. Но ночевать должны были в отеле. Так предписывал приказ.

– Я уверен, они – агенты контрразведки, – сказал капитан-лейтенант Донахью, завязывая пояс на купальном халате.

Старший лейтенант Уайт прыснул и затряс мокрой головой. Он тоже был в халате. Оба только что выкупались в большой деревянной кадке, которую администрация этой загородной гостиницы японского типа именовала «бассейном». Им пришлось прервать процедуру омовения из-за двух японок, которые вошли в предбанник, учтиво поклонились американцам и, разоблачившись, полезли в кадку. Донахью и Уайт сейчас же вылезли из воды, обмотались полотенцами и побежали к себе.

– Им приказали соблазнить нас. – Донахью вертелся перед зеркалом, принимая изящные позы теннисиста. – Держу пари!

– Ерунда. – Уайт разлегся на циновке и стал обмахиваться круглым веером. – Провинциальные дамочки, приехали в столицу делать покупки. Судя по акценту, из Акита. Их, наверно, удивило наше паническое бегство.

Донахью брезгливо скривился.

– Дикари. – После паузы он добавил: – Та, полненькая, которая вертелась в воде около тебя, довольно недурна. Явный агент.

– Не имел удовольствия разглядеть ее, – сказал Уайт, – так как повернулся к ней спиной. Но сомневаюсь, чтобы она…

В коридоре послышались скользящие шаги. Донахью поднес палец к губам. Дверь, оклеенная бумагой, бесшумно отодвинулась, и показалось круглое лицо служанки. Она обратилась к Уайту по-японски:

– Соизволите отведать европейский ужин или японский?

Уайт ответил по-японски, почти без акцента:

– Я хочу лапшу с лангустами, а этому болвану дайте кэрри с рисом.

Служанка поднесла рукав ко рту, глаза ее смеялись. Уайт опросил:

– Скажите, в Японии везде сохранился еще этот обычай?

– Простите, какой?

– Я думал, что только в каких-нибудь горных деревушках, где-нибудь на Сикоку, а не здесь, под самым Токио… У вас женщины всегда купаются вместе с не женщинами?

Служанка опять прикрыла рот рукавом и покраснела.

– Для женщин ванна у нас на втором этаже, но там было переполнено, и поэтому, – она поклонилась, – потревожили вас. Извините, пожалуйста.

Донахью нахмурился:

– Что ты болтаешь с ней? Будь осторожен. Наверняка она шпионка.

Уайт тихо рассмеялся:

– Тебе везде мерещатся агенты контрразведки. Настоящий психоз.

Донахью окинул служанку оценивающим взглядом:

– Несмотря на всю мою пресыщенность, эта мартышка мне нравится. Но мне кажется, что я видел ее где-то в Америке. Боюсь, она следит за нами еще с Фриско. У меня великолепная зрительная память.

– Возьмем что-нибудь выпить? – опросил Уайт.

Донахью фыркнул:

– Чтобы эта мерзавка подсунула нам какую-нибудь отраву?

– Больше ничего не прикажете? – спросила служанка у Уайта и, отвесив поклон, вышла в коридор и, повернувшись к Донахью, сказала по-английски, старательно выговаривая слова:

– Простите, я никогда не была в Америке, но у нас вина неопасные.

Она задвинула дверь за собой. В коридоре прошелестели ее шаги. Уайт расхохотался. На красивом лице Донахью появилась гримаса.

– Типичная шпионка.

– Если бы была шпионкой, она скрыла бы, что знает английский, возразил Уайт.

После ужина к американцам пришел гость – филиппинец, бармен из английского клуба в Иокогаме, маленький, сморщенный, с длинными тонкими усами. Донахью сделал знак Уайту, и тот, раздвинув двери, сел у порога комнаты так, чтобы просматривался весь коридор флигелька. Соседние комнаты пустовали.

– Эф-Эн просил передать вам, чтобы вы не беспокоились, – зашептал филиппинец. – С капитаном парохода…

– Капитан филиппинец? – перебил его Донахью.

– Нет, австралиец, а пароход канадский. С капитаном все улажено. Слава мадонне, он запросил не так много. Обещал под предлогом дополнительного ремонта отложить отход. Но только на несколько часов. Больше нельзя.

Донахью покачал головой:

– А что, если не найдем сразу? Придется ведь искать по магазинам.

– Очевидно, японцы привезут чемодан к моменту посадки на пароход, спокойно ответил филиппинец. – Сразу увидим, какой он. Вряд ли чемодан будет какой-то особенный. Им нельзя привлекать к нему внимание. Он, конечно, будет японского производства, а такой можно найти в универсальных магазинах Мицукоси или Мацуя. Эф-Эн наверняка найдет.

– А ключи?

– На чемоданах сложных замков не устанавливают. Ваши специалисты справятся. Возможно, будут поставлены сургучные печати, но и это не страшно. Эф-Эн снабдил Бузони всем необходимым.

– А как куропатки ведут себя? Они в том же отеле?

– Да, около пристани. Все эти дни никуда не выходят, только вызывали к себе массажистку. Личные вещи у них собраны – простые баулы и кожаные чемоданы небольшого размера.

Донахью промычал:

– Они взяли две каюты. Будут ехать раздельно. Интересно, у кого же останется чемодан?

Филиппинец вынул из верхнего кармана тонкую сигару, облизнул кончик и закурил.

– Они просили каюты рядом, но мы устроили так, чтобы одну каюту им дали около трапа на верхнюю палубу, а другую – в конце тупика. Обе находятся далеко от клозета.

– А что, если они возьмут каюту-люкс с собственным клозетом?

– Пять кают люкс уже проданы голландским дипломатам, не беспокойтесь.

– Великолепно! – Донахью хлопнул филиппинца по плечу. – Завидую Эф-Эн. С таким ассистентом, как вы, можно провернуть любое дело – даже украсть Фудзияма. Держу пари: вы, Энрике, скоро откроете собственный бар.

– Спасибо, – филиппинец отвесил подчеркнуто церемонный поклон, – но я молю мадонну, чтобы она ниспослала мне более солидное предприятие.

– Если наша охота на куропаток увенчается успехом, – Донахью еще раз потрепал филиппинца по плечу, – мадонна наградит вас.

– А с нашими каютами все в порядке? – спросил Уайт.

– Все улажено. – Филиппинец покрутил кончики усов. – Сунул кому следует, и сделали перестановку. Ваши каюты рядом, в начале бокового коридорчика.

– А наши профессоры?

– Их каюты будут недалеко от вас. Им и вам будет прислуживать мой человек – стюард Пако, тоже филиппинец, бывший профессиональный боксер в весе мухи. Вы его сразу узнаете по изуродованному носу.

– Надежный? – опросил Уайт.

Вместо ответа филиппинец положил руку на сердце и закрыл глаза.

– Если у вас все пройдет хорошо, – сказал Донахью, – я добьюсь в Вашингтоне, чтобы вам отвалили солидный куш. Откроете ресторан…

– Нет, отельчик, – филиппинец подмигнул, – специальный.

– Пансион с девицами? Смотрите, только проверяйте их как следует, а то вам подсунут шпионок. И не берите такого управляющего, как он, – Донахью кивнул в сторону Уайта. – Его обведет вокруг пальца любой жулик.

Каюта № 22 находилась около трапа, а № 39 – в тупике. Чемодан с заветным грузом поместили в 39-й. Решили дежурить здесь по очереди, а отдыхать в 22-й. Туда снесли личные вещи обоих.

Терано дважды ходил к помощнику капитана, но ничего не добился. Все каюты в тупике были заняты индийским раджей и его свитой. Раджа и слушать не хотел об обмене каютами.

– Виноваты идиоты из адъютантского отделения. – Терано сердито потер коротко подстриженные усы. – Думали, что если нас поместят рядышком, то это покажется подозрительным. Болваны.

– Плохо, что клозет далеко, – Идэ говорил очень тихо, словно боялся, что их подслушивают. – Я сосчитал… тридцать два шага… Это занимает почти минуту. Туда и обратно и там… В общем, все дело может занять минуты четыре. За это время могут сделать что-нибудь.

Терано сел в кресло и сладко потянулся.

– Осторожность, конечно, не мешает, но… – он засмеялся, – не надо пугать себя призраками. Вряд ли враг будет круглые сутки следить за нами, чтобы воспользоваться теми минутами, когда кто-нибудь из нас будет в клозете. Малую нужду будем оправлять здесь, а большую – после дежурства.

Идэ покачал головой.

– Нужно предусмотреть все случаи. Я уверен, за нами следят. Надо исходить из предположения, что враг знает, что именно мы везем в чемодане. А если знает, то может что-нибудь предпринять.

Терано открыл ящик столика:

– А где бумага и клей?

– Я положил в нижний ящичек ночного столика. – Идэ подошел к двери и стал прислушиваться. – В коридоре дорожка с очень густым ворсом, скрадывает шаги. Можно неслышно подкрасться к двери и подслушать разговор.

Идэ включил радиоприемник на столике у двери.

– А ты заметил пассажирку в красном плаще? – спросил Терано. – Она приехала самой последней. Кажется, кореянка. – Он цокнул языком. Хорошенькая, бестия. Вот таких надо опасаться.

– Наверное, из-за нее задержали отход парохода.

– Капитан сказал мне, что была неисправна вентиляционная система. Конечно врет. Вот эту кореянку нам надо иметь в виду. Уверен, будет пытаться заговаривать с нами.

– А мне кажется подозрительным английский миссионер, он в каюте напротив трапа. Судя по выправке, спортсмен и, наверное, офицер разведки.

Донахью уселся в кресло и закинул ногу на подлокотник.

– Итак, подведем предварительные итоги.

– Может быть, позовем профессоров? – предложил Уайт.

Донахью мотнул головой.

– Операцию провожу я, с твоей помощью. Следовательно, мы проводим ее вдвоем. А они – вспомогательный персонал, и только. Ты брось свои штатские замашки, пора стать военным. Между нами и ими должна быть определенная дистанция. Итак, итоги. Субъект с узкой мордой и выпирающими зубами – это капитан-лейтенант Идэ. Будем именовать его Акулой.

– Слишком избито. Лучше Самма – японская рыба с острой головой.

– Ладно. А второй, с подстриженными усиками, плотного телосложения, капитан-лейтенант Терано. Окрестим его… Куросиво. Дежурят они по восемь часов. Меняются…

– В девять утра, в пять вечера и в час ночи. Сейчас дежурит Самма.

– Ведут себя крайне осторожно. Зафиксирован только один случай выхода в клозет во время дежурства – ходил Куросиво. Вряд ли инструкция разрешает им это. Но Куросиво позволил себе, а Самма вряд ли пошел бы на это. Судя по всему, Самма ревностный служака, самурай аскетического толка. А Куросиво не такой, совсем не сухарь. С удовольствием разглядывает пассажирок на верхней палубе, захаживает в бар, однажды заказал порцию мартини, – словом, не чурается земных радостей. На его физиономии написано жирными иероглифами, что он жуир.

– Насчет бумаги, – напомнил Уайт.

Донахью поднял палец:

– Правильно. Это надо учесть. При выходе из каюты во время дежурства из-за каких-либо экстраординарных обстоятельств им, очевидно, предписано…

– Или, может быть, они сами решили, – заметил Уайт.

– Не думаю. Так вот… при выходе из каюты, где находится чемодан, они наклеивают бумагу на дверь. Так сделал Куросиво.

– Тончайшая рисовая бумага с серебристыми блестками.

– Еще что? – Донахью постучал пальцем по лбу. – Да, Куросиво ходил к капитану и просил переменить каюту, дать вторую, рядом с тридцать девятой. Но капитан отвертелся.

– Им не показалось странным, что задержали отправление парохода?

Донахью пожал плечами:

– По-моему, нет. Задержка была всего на полтора часа. В общем, получилось великолепно. Энрике оказался прав: такие стандартные чемоданы имеются в любом универсальном магазине. Но самой большой удачей я считаю то, что филиппинец сразу же выяснил вес чемодана.

– Энрике молодец, – согласился Уайт. – Если бы не он…

– Но с ним надо быть очень осторожным. Патентованный прохвост, может продать в любой момент. Ты зря с ним откровенничал. Сообщил профессору Дану вес чемодана?

– Он сказал, что сам по себе вес ничего не значит. Главное – устройство механизма.

Донахью усмехнулся:

– Может получиться так, что мы ценой огромного риска и усилий достанем то, что требуется, а наши знатоки не смогут разобраться в машинке. Дан производит на меня впечатление спившегося кретина.

– Профессор Дан один из самых выдающихся криптоаналитиков Америки, – в голосе Уайта звучало искреннее уважение. – Он расправляется с любыми шифрами, как с кроссвордами из детских журналов. А Морнингстар уже свыше десяти лет работает над разными хитроумными машинками и изобрел кое-что. Профессор Бузони, кажется, тоже крупнейший авторитет в своей области.

– Да, – Донахью засмеялся. – Этот «профессор» пять лет отсидел за то, что давал платные консультации бандитам по части самых сложных банковских сейфов. Его освободили досрочно, но правильнее было бы держать его постоянно в Синг-Синге и выпускать только для казенных надобностей. Профессор – его кличка.

– За фотографа Криста можно тоже не бояться. Он уже много лет делает специальные снимки для лабораторий.

– В общем, команда подобрана приличная. – Донахью открыл бутылку чинзано и наполнил рюмки. – Обстановка выяснена, все сведения собраны, враг спокоен, можно действовать. Откладывать нельзя. Удар нанесем по Куросиво. Проинструктировал Пако?

– Да.

– Значит, он подаст Куросиво завтрак… Спустя некоторое время после того как Куросиво заступит на дежурство, начнем операцию. Предупреди профессоров, чтобы завтра утром встали в семь. А то они все ночи напролет режутся в карты. – Донахью повертел в руке рюмку. – Только бы не подвели наши снадобья…

– Могут подвести?

– Будем надеяться, что подействуют. Их ведь проверили как следует на заключенных.

Оба медленными глотками осушили рюмки. Донахью хлопнул себя по колену:

– Если выйдет это дело, мы с тобой займем место в истории.

Уайт усмехнулся и махнул рукой:

– В лучшем случае какой-нибудь будущий Уоллес или Оппенхайм выведет нас в шпионской повести с измененными именами. Припишет все своей выдумке.

– Писакам не разрешат касаться этого дела: оно будет крепко засекречено. Результаты нашей операции будут иметь первостепенное стратегическое и политическое значение. Америка окажется в курсе сокровеннейших секретов Японии и сможет точно предугадывать ее дальнейшие шаги.

– Против нас?

– Прежде всего против русских. К тому времени, когда мы приедем в Сан-Франциско, уже начнется развал Красной Армии.

– Ты что-то слишком быстро…

– Русские скоро прекратят организованное сопротивление. Это ясно каждому, кто хоть немножко смыслит в военном деле. Ты, к сожалению, еще смотришь на вещи как принстонский студент, а не как офицер разведки. Уже по началу войны было видно, что русские не смогут выдержать этой схватки. Но это отнюдь не значит, что с Россией будет скоро покончено. Останутся отдельные очаги сопротивления в разных районах, и особенно в Сибири. Японцам надо как можно скорей закончить войну с китайцами.

– Это не так-то легко.

– Они обратятся к нашему посредничеству. И, когда помирятся с Чунцином, сразу же двинутся на Сибирь. Поэтому нам нельзя сейчас лезть в войну в Европе ни в коем случае.

Уайт, улыбаясь, покрутил головой:

– Хорошо, что Рузвельт не совсем согласен с тобой. Он относится к нацистам не так великодушно, как ты.

– Америка не должна вообще влезать в войну. Выгоднее всего не воевать. Или уж если вступать, то только в самом конце, воевать последние три минуты на стороне победителя, чтобы получить право участвовать в дележе добычи.

Донахью наполнил свою рюмку. Уайт спросил без улыбки:

– Какой добычи?

– Мы не должны допустить того, чтобы Германия и Япония поделили между собой нокаутированную Россию. Если японцы возьмут Сахалин и Приморье, мы установим контроль над Камчаткой и Якутией и договоримся насчет сфер влияния в Сибири.

После паузы Уайт тихо произнес:

– Я бы хотел одного… чтобы то дело, которое нам поручили, не принесло вреда нашей Америке.

Терано поднялся на верхнюю палубу. Дул сильный ветер, тучи закрывали небо. В густом мраке грохотали волны, на палубе никого не было.

Сильная качка, продолжавшаяся в течение всего дня, по-видимому, уложила большую часть пассажиров. Терано подумал о кореянке. Интересно, выдержала ли она. Наверное, свалилась. Не будет выходить на палубу и к табльдоту до самых Гавайев.

Мимо Терано прошагал толстый европеец в кожаном пальто, попыхивая трубкой. Он вел на цепочке большого мопса, очень похожего на хозяина.

Терано спустился на нижнюю палубу и подошел вплотную к борту у носа парохода. Его обдало брызгами, он вытер лицо и пошел к трапу, ведущему к каютам среднего сектора. Сверху, со стороны ресторана, спускались, громко тараторя, мужчины и женщины.

Шедший впереди обогнал Терано, заглянул ему в лицо и улыбнулся. Это был тот самый здоровенный миссионер, который показался Идэ подозрительным.

– Как поживаете? – пролепетал миссионер по-японски и погрозил ему пальцем. – Вы совсем трезвый… это грех.

Он был навеселе. Терано ответил ему улыбкой, быстро прошел к себе в каюту, тщательно обследовал ее и лег в постель. Спал хорошо, хотя несколько раз просыпался – боялся, что не услышит будильника. Проснулся ровно в семь от звона будильника.

Помывшись, он сбросил с себя ночной халат, совсем голый сел на линолеум, скрестив ноги, и просидел минут десять неподвижно, уставившись на свой пупок. Этому научили его в монастыре секты дзэн в горах Кисо, где он отдыхал прошлым летом. С помощью этой гимнастики духа приучаешь себя к абсолютному сосредоточению, сокровенному самосозерцанию и к слиянию с Душой Макрокосма.

Затем он позвонил стюарду и, тщательно подбирая английские слова, заказал завтрак: омлет с сыром, жареную камбалу, тосты, апельсиновый мармелад и кофе со сливками. Стюард-филиппинец записал заказ в блокнотик, почесал сплющенный нос и спросил:

– Что-нибудь из вин не прикажете?

– Японцы пьют с утра только раз в год, – строго сказал Терано. Первого января.

Перед завтраком Терано решил совершить небольшой моцион. Поднялся на верхнюю палубу и стал ходить. Море успокоилось. Оно было темно-серое, с зеленоватыми переливами.

У входа в курительную в шезлонге, закутавшись в плед, сидела кореянка. Увидев Терано, она чуть прищурила глаза. Рядом с ней две седые американки в шляпах со страусовыми перьями вязали перчатки.

Терано вернулся в каюту. Его ждал завтрак, накрытый салфеткой. Он поел с аппетитом. Отдохнув с зубочисткой во рту минут десять – на этот раз без погружения во внутренний мир, – он направился в 39-ю каюту. Она была наполнена табачным дымом. Терано оставил дверь открытой и распахнул иллюминатор. Идэ с испуганным видом подскочил к двери и захлопнул ее.

Они подошли к чемодану в углу каюты.

– Все в порядке, – произнес Идэ, потирая красные глаза. – Прошу принять.

Терано коротко поклонился:

– Сокровище в сохранности. Спасибо за усердие.

– Желаю благопо… – Идэ не договорил из-за зевка.

– Прогуляйся по палубе, – посоветовал ему Терано, – проветри башку. Кстати, там сидит красавица кореянка. Наверно, обдумывает план, как бы залучить тебя в сети.

Идэ сердито буркнул что-то и вышел из каюты.

Донахью сидел у стола, не сводя глаз с будильника. Пепельница была доверху наполнена окурками. Уайт стоял у двери в позе бейсболиста, ждущего момента для пробежки. На диване и в креслах расселись высокий, нескладный, неряшливо одетый профессор Дан; худощавый, с большой лысой головой Морнингстар; весь в черном, в очках, типичный ученый – Бузони и рыжий веснушчатый Крист.

В дверь быстро постучали. Уайт сосчитал число ударов и с недоумением уставился на Донахью:

– В чем дело?

– А что?

– Четыре удара. Четные относятся к Самма, а не к Куросиво. Надо было три.

– Значит, Пако перепутал, болван безносый. Сейчас он сообщит, что Самма пошел отдыхать.

Донахью подошел к двери и приоткрыл ее. Потом тихо закрыл и прошептал:

– Самма пошел с сосудом в клозет. Сейчас вернется и пойдет отдыхать.

– А Куросиво?

– Дурацкий вопрос. Самма не вышел бы из каюты, если б там не было Куросиво.

Сзади на диване кто-то громко кашлянул. Донахью погрозил кулаком. Спустя несколько минут Пако условным стуком известил: Самма пошел на отдых в 22-ю. В 39-й дежурит Куросиво.

Донахью потушил сигарету и показал Уайту на дверь. Тот подошел к двери.

Терано удобно устроился в кресле и стал читать нашумевший недавно в Англии и Америке роман Хилтона «Потерянный горизонт» – о том, как группа европейцев попадает из Пакистана в один из отдаленных районов Тибета. Самолет приземляется, летчик умирает, и пассажиры видят, как к ним со стороны горы идут какие-то люди. Но в этом месте Терано вдруг стало клонить ко сну. Он покачнулся, книга выскользнула из рук, упала на пол. Он поднял книгу, походил по каюте, помахал руками и сел на стул. Почему вдруг захотелось спать? Ведь он выспался как следует. И подышал свежим воздухом. Наверно, слишком сытно позавтракал. Нельзя так наедаться с утра.

Он снова стал читать. Европейцы вместе с тибетцами идут к монастырю, поднимаются в гору, потом спускаются и идут, идут – все это было описано так обстоятельно, с такими подробностями, что Терано все время терял нить повествования. Приходилось перечитывать одни и те же фразы. Книга опять упала на пол.

Он подобрал ее, ударил себя по щеке кулаком и закурил сигарету. Из иллюминатора сильно дуло. Стал ходить взад-вперед по каюте, сделал сто двадцать шагов. Закрыл иллюминатор и сел на диван. Можно посидеть немного с закрытыми глазами – через некоторое время сонливость пройдет. Это временное явление – пока переваривается завтрак, а потом все пройдет, сознание перестанет туманиться, как сейчас, и дух восстановит свою власть над плотью. И снова все станет ясно, и строчки перестанут сдвигаться, а действие будет развиваться как надо… Люди медленно бредут к монастырю, конусовидная ледяная гора вдали сверкает на солнце, над нею плывут облака, и тут откуда-то появилась кореянка в шезлонге, как будто всплыла из воды, неслышно покачнулась, а кругом – крутом колышутся клубы серебристого тумана, колышутся, колышутся, и ледяная гора стала куда-то уходить…

Приоткрыв дверь, Уайт сейчас же захлопнул ее.

– Ходит этот толстяк с собакой. Кажется, пьян.

– Может сорвать все, – прошипел Донахью.

Он стоял с темно-серым чемоданом в руках. Брезентовый чехол валялся на полу.

– Немножко отодвиньте этот стул, – попросил Бузони, раскладывая миниатюрные инструменты на столике. Он был похож на хирурга перед серьезной операцией. – Придется встать так, чтобы падал свет настольной лампы.

– А мне удобнее здесь. – Крист поставил большой фотоаппарат на шкаф, другой, поменьше, – около лампы. – Я буду снимать отсюда.

Донахью обернулся и погрозил кулаком:

– Тише!

Уайт приоткрыл дверь, сделал щель шире, затем осторожно высунул голову:

– Ушел.

– Иди, – шепнул Донахью. – С богом.

Уайт вышел в коридор. Из-за поворота выглянула физиономия Пако, он махнул салфеткой. Уайт подошел к двери каюты № 39 и постучал. Ответа не последовало. Он снова постучал – на этот раз громче. Оглянув коридор, снова увидел голову филиппинца. Тот махнул салфеткой. Уайт тихо открыл дверь и вошел в каюту. Вслед за ним вошел Донахью с чемоданом. Японец сидел на диване, откинув голову на спинку. Он спал с полуоткрытым ртом, тихо посапывая. У его ног валялась книга на английском языке в яркой суперобложке.

– Снадобье не подкачало, – шепнул Уайт.

Донахью кивнул головой:

– Слава господу и американской фармакологии.

Уайт прошел в угол каюты и взял стоявший там темно-серый чемодан. На его место встал чемодан, принесенный Донахью.

– Вес почти одинаковый, – сказал Уайт. – Никаких наклеек и печатей нет.

Донахью посмотрел на пол. Там лежала черная ниточка.

– Кажется, это метка. Мы ее чуть-чуть сдвинули.

Уайт передал чемодан Донахью, присел на корточки и, присмотревшись к ниточке, потрогал ее.

– Она в виде буквы «му». Надо вот так… теперь хорошо.

Он встал и, подойдя к столику, стал искать что-то в ящиках, затем открыл верхний ящик шкафа. Донахью подошел к двери и оглянулся.

– Ну, что ты там?

– Ищу бумагу для наклеек и клей. Должны быть, где-то тут.

Японец закрыл рот и перестал посапывать. Шевельнулся. Оба замерли. Японец снова приоткрыл рот. Он продолжал спать – дышал ровно и спокойно. Уайт выдвинул нижний ящичек ночного столика и обнаружил бумагу и баночку с белым клеем. Взял несколько листиков тонкой бумаги с блестками и завернул в листочек из записной книжки маленькую порцию клея.

Донахью вышел первым, Уайт за ним. Закрывая дверь, Уайт взглянул на спящего японца и послал ему воздушный поцелуй. Они проскользнули в свою каюту. Бузони взял чемодан у Донахью и поставил на стол Крист сделал первый снимок – внешний вид чемодана.

Донахью посмотрел на часы и вытер платком руки и лоб. Уайт вытер лицо полотенцем.

Терано открыл глаза и вскочил с дивана. У ног лежала книга. Он посмотрел на часы – семнадцать минут двенадцатого. Проспал почти полтора часа. Голова была тяжелая, как после пьянки. Чемодан стоял на месте – в углу каюты. Дверь закрыта.

О том, что нечаянно заснул, не надо говорить Идэ. Тот может раздуть этот случай – напишет в общем докладе или в путевом дневнике, который ему поручено вести, и еще доложит устно своему начальству. А это может отразиться на аттестации. Из-за такой ерунды он, чего доброго, отстанет при очередном производстве от своих товарищей по выпуску из академии.

Терано подошел к умывальнику, налил из кувшина воды в таз, смочил голову, потом принял двойную порцию лекарства от головной боли. Затем сел на пол и проделал гимнастику духа. Он полностью восстановил душевное равновесие.

Подсев к столику, открыл книгу. Теперь читалось легко, все было понятно. Европейцы добрались до монастыря, им отвели комнаты, угостили вкусным китайским обедом – началась их удивительная жизнь в Шангри-Ла. Терано захлопнул книгу, налил из термоса кипятку в японский глиняный чайник и с наслаждением выпил три чашки зеленого чая.

– Куросиво сдаст дежурство в семнадцать и снова примет его в час ночи. – Донахью повернулся к профессору Дану. – Задачу, поставленную перед вами, вы знаете. Разобрать механизм, изучить его, сфотографировать все, что возможно, чтобы сделать в точности такую же штуку, которая будет шифровать и расшифровывать так же, как эта. Надо будет узнать, в какой условной последовательности переставляются кодовые таблицы. Но эту систему смены таблиц вы разгадаете, разобрав соответствующую часть машинки. Постарайтесь закончить работу к полуночи, чтобы мы смогли положить чемодан обратно в начале следующего…

– Мы еще не начали, – перебил его густым басом Дан, – а вы уже понукаете. Не порите горячку.

– Я вам объясняю ситуацию, а не порю горячку, как вы выразились, строгим тоном сказал Донахью. – Надо положить чемодан обратно как можно скорее. Чем дольше вы будете копаться, тем больше риска. И лучше всего вернуть чемодан во время следующего дежурства того, кто дежурит сейчас. Поэтому надо постараться…

Бузони поправил очки и сказал подчеркнуто вежливо:

– Простите, пожалуйста, я не могу работать, когда беспрерывно тараторят. Прошу выйти из каме… из каюты и там трещать.

– Как вы смеете! – Донахью вспыхнул и мгновенно принял позу боксера. Хотите получить?

Морнингстар замахал обеими руками:

– Умоляю, только не сейчас. После – сколько угодно.

Бузони, низко наклонившись к чемодану, осторожно повернул ключ в замке, подождал, как будто прислушиваясь к чему-то, потом повернул еще раз и кивнул головой. Вытащив ключ – он оказался очень длинным, – Бузони внимательно осмотрел его головку и сказал Морнингстару:

– Ничего особенного. Такими замками пользовались еще при фараоне Тутанхамоне. Открывайте, только не сразу. Чуть-чуть приподнимите крышку и подержите так, потом дальше.

– Выкладывать сюда? – Морнингстар показал на белую бумагу, разостланную на полу около шкафа.

– И обратно кладите в том же порядке, – заметил Донахью. – Если перепутаете…

– Не мешайте, – огрызнулся Морнингстар. Он открыл чемодан и вместе с Бузони стал вытаскивать вату, которой был обложен большой пакет, обвязанный тесемкой. – Чисто азиатское коварство. На самом чемодане никаких печатей и наклеек, а на этой тесемке наляпаны печати и пломбы.

Бузони стал разглядывать сургучные печати. Потом пожал плечами и усмехнулся:

– Азиатский примитив.

– Не надо быть слишком самоуверенным, – сказал Донахью. – Можно напороться на ловушку, и тогда катастрофа… никак не исправишь. Тут ведь не уголовное дело, речь идет…

Бузони повернулся к профессору Дану и показал головой на Донахью:

– Пусть эта балаболка заткнется. Нервирует меня…

Донахью покраснел:

– Я руковожу операцией, прошу иметь это в ви…

Профессор Дан с решительным видом снял пиджак и обратился к Донахью:

– Категорически и ультимативно рекомендую убраться в… – он произнес крайне непристойное слово, – в противном случае я вас… – добавил он еще более крепкое слово.

Донахью весь передернулся, но Уайт схватил его за локоть и быстро зашептал:

– Ради бога, сдержись, сейчас нельзя, умоляю, все пойдет прахом…

Он оттащил Донахью в угол и усадил на кровать. Бузони и Морнингстар распаковали пакет – вынули папку с кожаной обложкой фиолетового цвета и длинную машинку с двумя клавиатурами. Крист начал фотографировать машинку со всех сторон. Профессор Дан уткнулся в фиолетовую папку. Все работали в полном молчании.

Морнингстар снял каретку и стал вытаскивать из-под пружин разноцветные провода. Он повернул голову в сторону офицеров. Лицо его было измазано черной и красной красками.

– Идите сюда и помогайте! – сердито сказал он. – Сидят, как в театре.

Уайт улыбнулся и, сняв пиджак и галстук, подошел к работающим. Профессор Дан пробурчал:

– Расселись словно… – из его уст вылетело еще несколько предельно нецензурных слов.

Донахью дернулся, будто его ударило током. Уайт покачал головой:

– Вот уж не ожидал, что светило науки, гордость Массачусетского технологического института пользуется таким… экстравагантным лексиконом.

Профессор поднял голову и рассмеялся. Его морщинистое лицо с мохнатыми бровями стало совсем ребяческим.

– У нас в институтской команде регбистов всегда говорили так во время тренировок. А потом приносили друг другу извинения. А драться со мной не советую – мои апперкоты смертельны.

Морнингстар заставил Уайта помогать Кристу – нумеровать сфотографированные части машинки и вести их краткое описание под диктовку Дана и Морнингстара. Донахью взял с ночного столика будильник и, подойдя на цыпочках к профессору, поставил перед ним часы. И так же на цыпочках вернулся на свое место.

Без десяти минут пять явился Идэ. Он взглянул на чемодан и кивнул головой:

– Все в порядке?

Терано откинулся в кресле и засмеялся:

– Никаких происшествий. Жизнь идет монотонно и безмятежно.

Идэ включил радио и стал разглядывать чемодан. Потом присел на корточки.

– Странно… – Он покрутил головой. – Я положил нитку на пол в виде буквы «му», но, кажется, не совсем так… этот завиток был больше. А впрочем… Ты подходил к чемодану?

– Я ходил по каюте, кружил и подходил к чемодану. Надо было меня предупредить. – Терано улыбнулся. – Или, может быть, проверяешь меня?

– Нет, пожалуй, так и было. – Идэ отошел от чемодана. – Все-таки следовало бы поставить на нем сургучные печати и пломбы на всякий случай. Но наши решили не привлекать к нему внимания.

– По-моему, следовало бы кроме этой штуки дать нам еще другие чемоданы с дипломатической почтой. Чтобы замаскировать.

Идэ не согласился.

– Если бы дали еще и почту, было бы труднее следить за этим чемоданом. Хорошо, что не дали больше. Все время трясусь за этот чемодан, не могу спать спокойно.

– Ничего не сделается. – Терано встал и проделал несколько движений фехтовальщика. – Мы преувеличиваем опасность. Никто не знает о нашем багаже. А книжка эта интересная, недаром ею зачитываются в Европе… о том, как четверо белых попали в ламаистский монастырь и что они там увидели. Читал и не мог оторваться… ни на минуту.

– А я почитаю что-нибудь полегче. О похождениях Миямото Мусаси. – Идэ подошел к столику и вытащил из ящика, книгу в картонном футляре. – Чтобы не заснуть.

Терано пожелал ему спокойного дежурства и пошел в 22-ю каюту. После обеда он лег спать, проснулся в половине двенадцатого ночи и пошел подышать свежим воздухом. На верхней палубе к нему подошел пожилой американец и спросил по-японски:

– Когда Гонолулу?

– Наверно, через четыре дня, – ответил Терано. – Спросите у капитана.

Американец подошел ближе:

– Зажигалка есть? Спички?

Терано похлопал по карманам:

– Оставил в каюте.

– Слышали радио, последние новости?

– Нет.

– Немцы взяли Рига, окружили русский около Белосток, русский совсем катастрофа.

Терано кивнул головой и хотел отойти, но американец слегка коснулся его рукава, продолжал, коверкая японские слова:

– Америка и Япония война нельзя. – Он ткнул себя в грудь. – Мой оффис в Токио, продаю нефть, каучук, покупаю камфара, жемчуг. Америка и Япония…

Он пожал одной рукой другую – изобразил рукопожатие. Терано снова кивнул головой и быстро отошел. Подозрительный тип. Может быть, нарочно заговорил, чтобы задержать здесь, а тем временем кто-нибудь залез в 22-ю каюту? Наверно, роется там. А у него в кармане другого пиджака записная книжка – там есть запись о том, когда была произведена последняя проверка упаковки «особого груза». Если прочитают эту запись, могут догадаться, что «груз» едет в чемодане, находящемся в 39-й каюте.

Терано почти бегом направился вниз. Подбежал к двери 22-й каюты, влетел в нее, но там никого не оказалось. Осмотрел угол за диваном, открыл шкаф, полез в карман пиджака – записная книжка на месте, заглянул под кровать все в порядке. Однако тот американец неспроста заговорил с ним. Но с какой целью?

Посмотрел на часы – надо подкрепиться на ночь. Терано обычно ужинал по-японски. Он позвонил стюарду. Кривоносый филиппинец принес рис в кастрюльке. Терано полил рис зеленым чаем и съел его с консервами сладковатыми мидиями, побегами бамбука и маринованной редькой.

Зазвенел будильник на ночном столике – без десяти час. Терано пошел на дежурство.

Морнингстар осторожно закрыл чемодан и подул на него.

– Вот и все. Хирургическая операция окончена благополучно.

Он вынул платок, вытер лысину и стал обмахиваться.

– Без десяти двенадцать. Управились в срок, – тихо произнес Бузони, укладывая инструменты в замшевый футляр.

Профессор Дан громко крякнул, встал с пола и пошел к умывальнику. Помыв руки, он подошел к Донахью и протянул руку:

– Прошу великодушно извинить, капитан-лейтенант, за некоторые гиперболические выражения, вырвавшиеся по вашему адресу совершенно непроизвольно. Чистосердечно раскаиваюсь.

Донахью молча пожал Дану руку.

– За такую работу мы заслужили ордена, – сказал Крист.

– Вот именно. – Уайт рассмеялся. – Всех вызовут в Белый дом, президент вручит награды, а в газетах будут напечатаны ваши портреты и подробное описание того, что вы проделали.

Профессор сел в кресло, закурил трубку и прогудел:

– Никогда барды и менестрели не будут слагать о нас оды, и ни один пес не будет знать о деяниях наших.

Таков удел наш. Во мраке творим дела и во мраке растворимся, как призраки.

– Я сделаю представление, – сухо сказал Донахью. – Может быть, получите отнюдь не призрачные конверты. – Он обратился к Морнингстару: – Сможем сделать точную копию?

Морнингстар пожал плечами:

– А почему бы и нет? Устройство переключателя таблиц и перемещения клавишей довольно остроумное, но мы все сфотографировали и набросали схемы. По-моему, вы должны угостить нас шампанским.

– Правильно, – сказал Дан. – Моя любимая марка Луи Редерер, гран…

Донахью остановил его:

– Не торопитесь. Вы свою работу кончили, но самое главное впереди. Надо положить эту штуку обратно. Это самое опасное.

Бузони повернулся к профессору Дану и показал головой на Донахью и Уайта:

– Это верно, что на их долю приходится самая рискованная часть операции. Ведь их могут схватить полиц… то есть японцы.

Профессор вынул трубку изо рта:

– Зато они получат следующий чин на два года раньше. За них не беспокойтесь. Их не обидят, и они сами себя не обидят.

Донахью стал ходить по комнате, заложив руки за спину. Часто смотрел на часы, подносил их к уху и встряхивал: идут ли они. Он сильно нервничал. Подойдя к Уайту, спросил шепотом:

– А вдруг с Пако что-нибудь стряслось? Кто-нибудь из пассажиров задержит его… или он забудет…

Уайт усмехнулся:

– Трудновато забыть про пять тысяч долларов.

Донахью закурил и снова стал ходить по каюте. Профессор вытащил карманные шахматы и стал играть с Бузони. Крист и Морнингстар развалились на диване, задрав ноги на спинки стульев. Крист вскоре захрапел. Бузони сделал мат профессору, и тот произнес несколько энергичных слов. Они начали вторую партию.

Вдруг стукнули в дверь – три раза. Донахью замер на месте и бросил сигарету на пол. Уайт вскочил:

– Куросиво пошел дежурить.

Донахью кивнул головой и, подойдя к чемодану, простонал:

– А что, если он… не ужинал? Тогда мы погибли.

Он поднес указательный палец ко рту и закусил его.

– Добрый вечер, – сказал Терано, входя в каюту.

Идэ показал на кофейник:

– Я заварил крепкий кофе. Отгоняет сон.

– Жалко, что я раньше не догадался. А то сегодня утром… – Терано запнулся, – подумал… есть ли у нас кофе?

Идэ кашлянул:

– Я открывал часто иллюминатор и, кажется, немного простудился. Приму сейчас лекарство и снотворное.

После его ухода Терано налил себе чашку кофе и выпил. Потом выпил вторую. Обезопасил себя с этой стороны – больше никогда не заснет на дежурстве.

Но беда подкралась с другой стороны. Спустя полчаса после того как он заступил в ночное дежурство, у него начались боли в животе. Сперва покалывало, потом стало схватывать острее и острее.

– Как только выйдет, пойдешь за ним, – сказал Донахью Уайту, затем приказал Кристу: – А вы встаньте у поворота и, если Уайт подаст сигнал тревоги – поднимет обе руки, – пулей к тридцать девятой, стучите в дверь, затем сюда.

Уайт прильнул к двери. Началось напряженное ожидание. Донахью стал кружить по каюте, время от времени потирая виски. Профессор Дан, Морнингстар и Бузони начали партию покера.

Донахью остановился, ударил себя по голове и произнес свистящим шепотом:

– А что, если… не подействует? И он не выйдет никуда? Я с ума сойду.

Патентованные пилюли не помогли – они не могли так быстро подействовать. Рези усиливались с каждой минутой. Терано закрыл глаза и скрипнул зубами. Проклятые консервы, это они. Мидии или редька. Наверное, мидии. Он наклонился и прижал руки к животу – не помогало. Помассировал, двигая рукой по часовой стрелке, – стало еще хуже. Он закусил губу и, затаив дыхание, стал считать в уме, но, досчитав до тринадцати, сообразил, что это ни к чему. Схватывало все сильнее и сильнее – терпеть больше было невмоготу.

Вынув из ящичка листочек тонкой бумаги, смазал его клеем, потом вытащил из кармана пиджака нитку и застыл на месте. Переждав приступ, положил нитку около чемодана и хотел придать ей вид буквы «хо», но раздумал – не было времени. Он вышел из каюты, последним напряжением воли повернулся к двери и наклеил на дверь бумажку. И тут пришлось выдержать новый приступ – на лбу у него выступил пот. Он прижал руки к животу и медленно побрел вдоль кают.

Уайт закрыл дверь и обернулся:

– Пошел. Имей в виду: наклеил бумажку.

Уайт вышел, за ним Крист. Донахью вынул из портфеля листочек, смазал его клеем, в другую руку взял чемодан и, приказав Морнингстару стоять у приоткрытой двери, вышел.

Спустя минуту он влетел обратно с чемоданом, бросил его с шумом на пол и плюхнулся в кресло.

– Идите за ними… – сказал он Морнингстару, с трудом переводя дыхание. – Сообщите: операция финита. Все! – Он налил воду из графина и поднес стакан ко рту.

Профессор подошел к Донахью и поздравил с успешным окончанием дела. Бузони и Морнингстар последовали его примеру. Дверь распахнулась, вошел Уайт. Он посмеивался:

– Куросиво ругается по-японски тонким голосом и бьет себя, очевидно, по щекам. Слышно в коридоре.

– А какие у японцев ругательства? – поинтересовался профессор.

– Могу вас успокоить, профессор, – ответил Уайт. – Японцы на редкость бездарный народ по части ругательств. Им так же далеко до вас, как детской свистульке до тяжелой гаубицы.

– А где Крист? – спросил Донахью.

– Крейсирует около клозета, – сказал Уайт. – Наше второе снадобье тоже отлично сработало. – Он вдруг сделал испуганное лицо. – А ты после себя наклеил бумажку?

– Какую?

Уайт ахнул и схватил Донахью за руку:

– Ту са-самую… то-тонкую…

Донахью шевельнул уголком рта:

– Я всегда все помню. И не развожу истерики.

Терано пробежал по коридору, содрал бумажку с двери и, вскочив в каюту, подошел к чемодану. Ниточка лежала на том же месте.

Он погладил живот, потом похлопал по нему и широко улыбнулся. Напрасные страхи, зачем пугать себя выдуманными опасностями? Кому взбредет в голову лезть в каюту в половине второго ночи? И вообще в это время никого в коридоре не бывает, а особенно в этом тупике. Правда, какие-то двое, по-видимому пьяные, сейчас стояли перед каютой наискосок от клозета, искали что-то в карманах и на полу, наверное, ключ. Но больше никого в коридоре не было.

Он проглотил еще две пилюльки и сел на диван. Хотел прилечь, но раздумал: опасно. Несмотря на две чашки кофе, можно заснуть. Все-таки он здорово переволновался, а теперь наступит реакция. Боль в животе постепенно утихала. Больше нельзя есть в пути никаких консервов и вообще ужинать по-японски. Не стоит рисковать. Хорошо, что Идэ не узнает об этом случае. И о первом тоже.

Терано еще раз посмотрел на чемодан. Все обошлось благополучно. Он подумал: «А что, если бы украли чемодан?» У него похолодело внутри от этой мысли.

Вошел Крист и доложил: японец вернулся в каюту. Профессор Дан хлопнул в ладоши:

– Ну, теперь можно выпить. Выкладывайте, что у вас есть в погребах. Как насчет коньяка хэннеси экстра? Только чтоб был не моложе семидесяти лет.

Донахью мотнул головой:

– Еще рано торжествовать. Самое главное впереди – проявить снимки. А вдруг не получились? Тогда все пойдет насмарку.

– А ниточка лежала? – тихо спросил Уайт.

– Лежала. Я ее не сдвинул. – Донахью вынул бумажник и извлек оттуда конверт. – Вручи Пако, расписку не бери. Скажи, что он получит еще.

Морнингстар покачал головой:

– Значит, шампанского не будет? Нам можно идти?

– Идите, – сказал Донахью, – и помогите Кристу. Я не успокоюсь, пока не выяснится, получились ли снимки. Теперь все зависит от Криста.

Донахью закурил и поставил локоть на стол. Рука его дрожала, и дым от сигареты поднимался зигзагообразно. Крист тряхнул рыжей гривой и провел пальцем по животу:

– Если плохо получилось, сделаю харакири.

Донахью брезгливо скривился:

– Мне нужны отчетливые фотоснимки, а не ваши разрезанные кишки.

Донахью и Уайт остались вдвоем. Донахью вынул из шкафа бутылку шабли и налил себе и Уайту. Они осушили всю бутылку. Открыли вторую.

Уже совсем рассвело, когда явился Бузони – как всегда, чинный и строгий – и сообщил, что все снимки получились – ни одного испорченного. Крист не подвел.

– Садитесь, пейте, маэстро, великолепное вино. – Донахью хлопнул Бузони по спине. – Почему не пришли все? Я уже перестал сердиться. Берите стакан.

Бузони поправил галстук и одернул пиджак:

– Спасибо, я не пью. А другие не пришли потому, что пребывают в состоянии крайнего опьянения – все лежат на полу.

После ночного дежурства Идэ захотелось проветриться. В последние дни у него совсем не было аппетита и часто побаливал затылок. Он поднялся на верхнюю палубу. На ней было довольно много пассажиров. Очевидно, все, кого качка уложила в первые дни рейса, ожили и выползли из кают.

Широкоплечий миссионер долго разглядывал в бинокль островок, затем сообщил красивой седой даме в зеленом пальто:

– Это остров Гарднер. На нем, если не ошибаюсь, есть церковь. Смотрите, справа плывет кит, – вдруг закричал он.

Пожилой американец в темных очках тоже посмотрел в бинокль и безапелляционно изрек:

– Сразу видно, что ваше преподобие не в курсе земных дел. Этот кит входит в состав американского тихоокеанского флота и вооружен торпедными аппаратами и сорокамиллиметровыми пушками.

Седая дама взяла бинокль у миссионера.

– За китом пенится вода, – констатировала она. – Это настоящий кит.

– Пенится вода потому, что миноносец движется со скоростью сорок узлов, – возразил американец.

– Марико, идите сюда! – Дама передала бинокль девушке в красном плаще. – У вас нормальные глаза, не пропитанные спиртом. Подтвердите, что это кит,

– Советую встать на сторону истины, а не болезненного упрямства, сказал американец. – Это явный миноносец, мисс Хаями.

Девушка рассмеялась:

– Я ведь немножко близорука. Боюсь, что опутаю. Вы держите пари?

– К сожалению, нет. – Американец покосился на даму. – А следовало бы.

Идэ остановился у борта и внимательно оглядел девушку. Судя по имени, японка. А Терано принял ее за кореянку, вероятно, из-за высокого роста. Наверное, гавайская японка – манеры у нее западные, отлично говорит по-английски, без всякого акцента, без труда выговаривает «эль».

Марико посмотрела в бинокль, опустила его и бросила лукавый взгляд на американца:

– Из этого миноносца только что брызнул фонтан.

Миссионер прыснул. Седая дама повернулась к американцу и ласково протянула:

– Это, наверное, гибрид. Помесь миноносца с китом.

Американец дернул головой.

– По этому случаю угостимся гибридом. – Он взял миссионера под руку. Я ставлю джин, а вашему преподобию придется взять вермут. А нашей даме поднесем коктейль… только томатный.

Дама фыркнула:

– Я не настолько стара, чтобы пить дурацкие соки. Поднесите мне американский бурбон со льдом.

Мужчины ушли в бар вместе с дамой. Марико скользнула взглядом по Идэ и заговорила с проходившей мимо толстой японкой.

Идэ побродил минут десять по палубе и спустился вниз. Он сообщил Терано, что таинственная кореянка оказалась самой обыкновенной гавайской японкой. Зовут ее Марико, а фамилия не то Хаяма, не то Хаями – хорошо не разобрал, потому что фамилию произносил американец. Из подслушанного разговора выяснилось, что она постоянно живет в Гонолулу.

– Если японка, нам нечего опасаться ее, – сказал Терано.

– Но она знакома с молодым миссионером и американцем в темных очках. И при мне стала болтать с толстой японкой, кажется, женой нашего вице-консула в Нью-Йорке. Что-то больно общительна.

– Может быть, она наша… только работает по другому ведомству…

Идэ пожал плечами:

– А может быть, зря подозреваем и английского миссионера, и пожилого американца? Они заговаривали с нами и не боятся попадаться нам на глаза. Я думаю, если за нами ведется наблюдение, то это должны делать незаметно.

– Скорей всего, мы преувеличиваем опасность, – произнес Терано, зевая и потягиваясь. – Не так уж страшна американская разведка, как у нас считают. Возьми эту недавнюю историю в Кобэ. Говорили, что американский консул – один из лучших работников их разведки, а на поверку оказался самой обычной разиней. Мы подсунули ему трех наших и дурачим его уже целый год – кормим дезинформацией. И другие американские разведчики, наверное, недалеко ушли от него. У них нет традиций и опыта. Их разведка, пожалуй, напоминает любительскую спортивную команду.

– А те шифры, которые имеются у нас в четвертом отделе… их взяли в Кобэ?

– Не только в Кобэ. Один шифр мы купили в Португалии у помощника морского атташе, В общем, их разведчики… – Терано махнул рукой.

Идэ усмехнулся:

– В общем, ты прав. Американские военные пропитаны штатским духом, и вряд ли у них могут быть такие мастера разведки, как у англичан и немцев. Но нам все-таки надо быть настороже, особенно теперь. Если американцы собираются предпринять что-либо против нас, то сделают это к концу путешествия, рассчитывая на нашу усталость и притупление бдительности.

Терано кивнул головой:

– Успокаиваться, конечно, нельзя.

– Лишняя предосторожность никогда не повредит. – Идэ бросил взгляд на чемодан. – Давай теперь и дежурить и отдыхать в этой каюте, а ту совсем закроем. Обезопасим себя на все сто процентов.

Гонолулу остался позади. Уайт долго смотрел на угасший вулкан, возвышающийся над городом. Потом перешел к другому борту – отсюда был виден остров Мауи с горой Халекала. У самого борта в шезлонге сидела девушка в красном плаще, японка или кореянка, на голове у нее был белый платок. Она читала маленькую книжку. Уайт замедлил шаг и прочитал на обложке имя японского поэта Китахара Хакусю.

Девушка слегка спустила книгу и взглянула на Уайта. Продолговатые глаза, пухлые губы, маленький аккуратный носик, как у японских кукол. Она улыбнулась уголком рта. Уайт кивнул ей головой.

– Простате за назойливое любопытство, – произнес он по-японски. – Я люблю японскую поэзию.

– Наверно, старинных поэтов. Европейцы обычно интересуются только классиками.

– Нет, я люблю и современных. И не только тех, кто слагает танка, но и тех, кто пишет стихи западного образца. Мне, например, очень нравятся Вакаяма Бокусуй и в то же время такие, как Такетомо Софу и Каваи Суймэй.

– А я люблю больше стихи. По-моему, танка все-таки ограничивает поэтическую фантазию. Танка вроде сонета, но еще более стеснительна.

– Вы живете в Нью-Йорке?

– Нет, я живу с мамой и бабушкой в Гонолулу, учусь в университете. Но сейчас еду в Окленд.

– Я сперва принял вас за кореянку.

– Вы наполовину угадали.

– Наполовину?

– Мой отец был японец, он умер, а мама моя – кореянка. – Она привстала и поклонилась. – Меня зовут Хаями Марико.

Уайт присел около нее. Они заговорили о поэзии. Марико сказала, что из американских поэтов любит Флетчера.

– Его стихи очень похожи на японские. Он, наверное, тоже знал японских поэтов. Вы любите его?

Уайт наморщил лоб и пошевелил губами:

– У него есть одна вещица. Она, наверное, переведена на японский. – Он стал читать:

Марико шепотом повторила последние строчки.

– Это из сборника «Японские эстампы». Там есть очень хорошие стихи.

– Но больше всех мне нравится… – Уайт сделал паузу и окинул взглядом девушку, – Хильда Дулитл… из той же группы.

– Она мне немного напоминает Йосано Акико. – Марико слегка покраснела и, отведя глаза в сторону, стала декламировать вполголоса:

Она вдруг остановилась. Мимо них прошел коренастый, с подстриженными усиками японец.

– Он каждый раз смотрит на меня, как удав на кролика, – тихо произнесла Марико. – Он похож знаете на кого? На скупщика живого товара. Наверное, едет в Америку покупать бедных девушек, а потом повезет их в Сингапур… А вы как думаете?

Уайт пожал плечами:

– Я не физиономист. Но мне кажется, что он не коммерсант. А смотрит на вас потому, что он, как и всякий японец, обладает врожденной способностью ценить все изящное.

Марико отвесила легкий поклон.

– Спасибо. А вы… – она искоса посмотрела на Уайта, – сейчас угадаю. Вы – молодой ученый, преподаватель истории японской литературы в университете, специалист-ориенталист. Да?

– Вы почти угадали. Я изучаю Японию.

Они проговорили до обеденного гонга. Две старушки позвали Марико. Они пошли в столовую и заняли места в углу, под щитом гигантской черепахи. Уайт сел рядом с Донахью на противоположном конце стола, где подавали кантонские блюда. После обеда они спустились в каюту. Вскоре пришел Пако и доложил, что японцы поселились в одной каюте, в 39-й, и теперь все время будут вместе.

– Я правильно тогда решил – сразу же провести операцию, не откладывая. И хорошо, что мы быстро обработали чемодан и вернули на место. Теперь мы уже не смогли бы положить его обратно. Все получилось великолепно.

Уайт наклонил голову:

– Но почему они вдруг приняли меры предосторожности? Может быть, заподозрили что-нибудь? Проверили чемодан и догадались?

Донахью разлегся на диване.

– Чепуха. Если бы догадались, то не ходили бы по очереди в бар. Просто решили быть осторожными, потому что приближаются к американским берегам. Не надо преувеличивать достоинства японских разведчиков: у них явно дутая репутация. Все эти разговоры о том, что японские шпионы действуют во всю и в Америке, и на Филиппинах, и в южных морях, сильно преувеличены. Мы сами себя пугаем и дезориентируем.

Уайт покачал головой:

– А я считаю очень опасным такое отношение к японской разведке. У нее богатый опыт. Уже в пятнадцатом веке в Японии разработали теорию разведки и привели в стройную систему все типы агентурных комбинаций, в том числе и…

Донахью перебил его:

– Это все азиатские первобытные приемы. Самурайская разведка вполне соответствовала вооружению самураев – мечу и луку. Все это устарело и может произвести эффект только на тибетских пастухов и каких-нибудь ботокудов.

– Весь мир знает о том, как ловко работали японские шпионы накануне русско-японской войны.

– Эту легенду распространили сами русские, чтобы как-нибудь смягчить впечатление от их скандального поражения.

Уайт покачал головой:

– Все-таки как просто получилось… Хваленые японские разведчики – и так легко дали себя обыграть.

– Вся история разведки заполнена такими случаями, – сказал Донахью. Даже самые умные и хитрые разведчики сплошь и рядом остаются в дураках и в свою очередь одурачивают других.

– На этот раз очко в нашу пользу. Теперь очередь японцев. На чем же они подловят нас?

Донахью пожал плечами:

– Если бы боксеры знали заранее, куда их ударят, пришлось бы отменить навсегда этот вид спорта. Вся прелесть разведки заключается в том, что ты не знаешь, какую пакость готовит тебе враг.

Уайт взял с полочки японскую книжку и стал ее перелистывать.

– Между прочим, я познакомился с японочкой, – сообщил он. – Она студентка, учится на медицинском, американская подданная.

– Откуда она?

– С острова Оаху. Сейчас едет в Окленд к знакомым.

– Наверняка японская шпионка. – Донахью подмигнул. – Очевидно, ей приказано следить за тобой, А всех толковых шпионов японцы бросили против настоящего противника, противника номер один, то есть против России.

– По-твоему, Япония не собирается воевать с нами?

Донахью энергично мотнул головой.

– Ни в коем случае. И особенно сейчас. Вчера в салоне я слушал радио. Немцы уже полностью разгромили русских в Белоруссии и пошли к Смоленску. Генерал Кроули из Сингапура, с которым я вчера играл в бридж, говорит, что русские сложат оружие через месяц, не позже. И тогда японцы двинутся на Сибирь. Поэтому им надо как можно скорей выбраться из китайской трясины. После паузы Донахью добавил: – Скоро мы начнем с божьей помощью расшифровывать все японские телеграммы и окончательно убедимся в том, что японские генералы повернулись к нам задом и смотрят в сторону Урала.

Уайт подошел к карте на стене:

– Итак, две трети пути пройдено, путешествие близится к концу.

Донахью усмехнулся:

– Ты говоришь об этом с явным сожалением. Японочка, очевидно, запала тебе в душу. Будь осторожен с ней.

Вашингтонская «Магия»

18 июля 1941 года

Морской атташе – маленький, одетый со строгим изяществом, в английском духе – усадил Терано и Идэ в кресла у окна, выходившего на Массачусетс-авеню.

– Представляю, как вы измучились… – атташе покачал головой, смазанной бриллиантином. – Не только физически, но и душевно, круглые сутки в нечеловеческом напряжении. Помню, лет десять назад меня посылали в Рим с одним пакетом. Мы срочно меняли шифры…

– Я слышал об этой истории, – сказал Идэ. – У морского атташе пропали документы, и ему пришлось…

– Да, он застрелился. И мне надо было ехать транссибирским экспрессом, потом через Москву и Берлин. Это было ужасное путешествие. Особенно когда ехал по Сибири. Целых десять дней ни одной спокойной минуты. До сих пор вспоминаю и вздрагиваю.

– В Риме все произошло из-за учительницы языка, – бесстрастным голосом произнес Идэ. – Он мог винить только самого себя.

Морской атташе пошевелил усиками:

– А с вами ехали красавицы?

– Какие-то ехали, – Терано махнул рукой, но нам было не до них.

Атташе наклонился вперед и шепнул:

– А Акияма находился далеко от вас?

– Какой Акияма? – удивился Терано.

Идэ тоже сделал недоумевающее лицо. Атташе обвел взглядом обоих и шепнул:

– Не знали?

– Что случилось? – Терано тоже перешел на шепот. – Я знал Акияма, который работал в Джакарте по линии специальной службы.

– Он самый. Но это… – атташе сделал многозначительную паузу, – строго между нами. Он ехал с вами на одном пароходе. В числе пассажиров были два американских дипкурьера, они везли почту токийского посольства и харбинского генконсульства. В пути они свели знакомство с двумя очаровательными итальянками из шанхайского ночного клуба и не смогли устоять… Короче говоря, Акияма провел операцию.

– А кто эти дипкурьеры? – спросил Идэ. – Военные?

– Нет, чиновники государственного департамента. Среди взятых документов оказались копии нескольких телеграмм, отправленных американским посольством в Токио государственному секретарю. Одна из них довольно любопытная. Относится к началу этого года.

– А мы не перехватывали ее в свое время? – спросил Идэ. – Наш четвертый отдел…

– Нет, она нам была неизвестна. Очевидно, прошла по коду, который еще не удалось раскрыть аналитическим путем.

Морской атташе прошел в соседнюю комнату и открыл небольшой сейф в стене, вынул кожаную папку, извлек из нее листок и передал Терано. Тот прочитал и показал Идэ.

На листке был напечатан текст телеграммы, переведенной на японский язык:

27 января 1941 года

«Из Токио, от посла Гру

В Вашингтон, государственному секретарю

Перуанский посланник в Токио сообщил чиновнику нашего посольства о том, что ему удалось узнать не только от японской стороны, но и из других источников о наличии намерения у Японии в случае разрыва отношений с Америкой неожиданно напасть на Пёрл-Харбор, бросив все силы и технику на проведение атаки. Сам перуанский посланник считает эти слухи абсурдными, но тем не менее счел нелишним уведомить о них одного из моих подчиненных.»

[Все приведенные в повести расшифрованные радиограммы – подлинные. – Здесь и далее прим. автора]

Терано покрутил головой:

– Выходит, что уже пронюхали. Наверно, наши дипломаты выболтали.

– Ничего страшного. Перуанский посланник не придает этому слуху никакого значения. И сам Гру, по-видимому, тоже не верит. В прошлую субботу германский морской атташе сказал мне, что недавно он имел откровенную беседу с видным американским адмиралом в отставке, близким к Белому дому. Тот заявил: японцы никогда не осмелятся напасть на Пёрл-Харбор – только сумасшедшие могут решиться на это.

Терано и морской атташе засмеялись.

– А еще что-нибудь интересное взяли? – спросил Идэ.

– Докладную записку Гру – его соображения относительно уступок, которые американская сторона могла бы сделать нам. Очень ценный документ. Акияма сделал хорошее дело.

– Кроме этих итальянок еще кто-нибудь помогал ему? – спросил Терано.

– Один человек из штата пароходной прислуги. Стюард.

– Стюард? – переспросил Терано и посмотрел на Идэ. – А какой национальности?

– Подождите минутку, спрошу, освободился ли посол. Он с утра заперся у себя.

Морской атташе вышел из комнаты. Терано шепнул:

– А не тот ли стюард-филиппинец, который был в нашем коридоре? Со сплющенным носом?

Идэ наклонил голову и со свистом втянул воздух:

– Я несколько раз замечал, как он ходил взад-вперед по коридору… Мне показалось это подозрительным.

– Получается, что он наш человек. Ему было приказано помогать Акияма и заодно охранять нас.

Идэ кивнул головой:

– А нам об этом не сказали, чтобы мы не успокаивались.

В дверях показался морской атташе и пригласил Терано и Идэ пройти к его превосходительству.

Посол, адмирал Номура, несмотря на служебное время, был одет по-домашнему – в ночной халат. Он сидел за массивным столом из черного полированного дерева. Перед ним лежали продолговатые листки шелковистой бумаги, на них были начертаны китайские изречения и стихи – посол занимался каллиграфией.

Морской атташе подошел к столу и замер от восхищения:

– Хо-о… изумительно! У вашего превосходительства настоящий сунский стиль!

Посол поправил очки и прищурил единственный глаз.

– Ты ничего не понимаешь. Это тебе не покер. Раньше у меня получалось кое-что, а теперь нет силы в росчерках. Не тот взмах кисти. Прошу сесть.

Посол отставил от себя малахитовую тушницу, положил кисточку на подставку и, шаркая шлепанцами, надетыми на босую ногу, подошел к дивану. Офицеры сели на стулья с высокими спинками.

– Спасибо вам за труды, – сказал посол и коротко поклонился.

Терано и Идэ вскочили и, держа руки по швам, согнулись пополам. Посол жестом предложил им сесть.

– Вы выполнили чрезвычайно ответственное поручение, – начал тихим голосом адмирал, четко произнося каждое слово, – и доставили все в полной сохранности. Завтра уже пустим машинку в ход. Я не верю шифрам министерства иностранных дел. Самые крепкие и надежные шифры это наши, флотские. Скоро японо-американские переговоры вступят в острую стадию. И хорошо, что мы до начала этих чрезвычайно важных переговоров обеспечили безопасность нашей переписки с Токио. Благодарю за отличное выполнение крайне важного задания, за все ваши исключительные старания.

Посол чуть заметно двинул головой. Офицеры снова вскочили и ответили поклоном. Посол продолжал:

– Мне только что сообщили, что министром иностранных дел назначен адмирал Тойода. Ему будет очень приятно услышать о заслуге двух доблестных офицеров императорского флота.

Открылась дверь, и секретарь доложил о приходе католического священника Драута. Посол сказал:

– Проведи его в комнату рядом с библиотекой. Я переоденусь.

Терано и Идэ откланялись и прошли в кабинет морского атташе. Японка-горничная принесла виски и сифон с содовой водой.

Морской атташе плотно прикрыл дверь, затем включил радиоприемник. Передавали репортаж о матче боксеров. Гости устроились на диване около радиоприемника, атташе подсел к ним:

– Я вам рассказал относительно Акияма. Теперь вы должны поделиться со мной секретами. Как идет подготовка?

Терано стал рассказывать о состоявшемся 2 июля совещании под председательством императора. Было принято решение ввести войска в Индокитай и готовиться к дальнейшим действиям в южном направлении. Пока воздержаться от нападения на Россию, хотя Гитлер требует этого. Очевидно, после падения Москвы начнется развал советского административного аппарата и командования войск. Турецкий посол в Токио в доверительном порядке сообщил генералу Тодзио о том, что турки готовятся к вводу войск на Кавказ и в район Баку. Квантунская армия начнет в подходящий момент продвижение в глубь Сибири. Сейчас пока лезть в Россию не стоит. Надо сперва разрешить проблему нефти и каучука, то есть проблему Юга.

Морской атташе сказал:

– Вчера я был на банкете в шведской миссии. Советник германского посольства сообщил, что бои уже начались на линии Днепра, а группа армий «Север» двинулась на Ленинград.

Репортаж о боксе кончился. Стали передавать объявления с музыкой.

– У нас начали готовить карты Ирана, – сказал Идэ. – Для будущего десанта на побережье Персидского залива.

Морской атташе осушил рюмку и громко вздохнул:

– И вот в такое время сидишь здесь, перебираешь дурацкие бумажки и шляешься по раутам и коктейль-парти. За мной ходят по пятам шпики из Эф-Би-Ай [Эф-Би-Ай – сокращенно – Федерал Бюро оф Инвестигейишн – Федеральное бюро расследований США], ничего не дают делать. Я уже не раз просил отозвать меня. Особенно после истории с Кавабата и Йокоги.

– А что случилось с Йокоги? – спросил Идэ. – Ведь он опытный работник.

Атташе провел мизинцем по усикам:

– Угодил в западню. Ему подсунули матроса с «Пенсильвании». Он завербовал матроса и купил липовые данные о крейсере «Феникс», а когда пошел на следующее свидание, его сцапали и засадили в тюрьму. Только благодаря послу удалось кое-как замять дело.

– У вас здесь интересная и очень нужная работа, – сказал Идэ. – И на Гавайях – тоже. Там надо приготовиться как следует. Создать агентуру для массированных акций на земле. В нужный момент эта агентура специального назначения сыграет большую роль.

Атташе внимательно посмотрел на Идэ. Узкая физиономия с холодными, как у ящерицы, глазами внушала доверие.

– В Гонолулу сидит генконсул Кита, он связан с нами. Очень толковый человек. Ему помогают два офицера флота, прикрывающиеся чужими фамилиями. Скоро у них прибавится работы. Кита будет занят систематическим наблюдением за гаванью и аэродромами. Вы не поехали бы туда?

Идэ тихо откашлялся в руку:

– Я с удовольствием, но…

– Это можно быстро устроить. Посол поддержит меня перед адмиралом Нагано, и вас откомандируют из моргенштаба в наше распоряжение.

– Мне бы не хотелось ехать на Гавайи в качестве чиновника генконсульства, – сказал Идэ. – За мной будут все время следить. Меня смущает также, что я не знаю местных условий, скудный опыт…

Атташе остановил его жестом руки:

– О вашей работе в Бангкоке и Шанхае я слышал. Только на Гавайях придется действовать более мягко. Кое-чего нельзя будет делать…

Терано тихо рассмеялся.

– Когда у человека звание мастера дзюдзюцу четвертой степени, наверное, трудно удержаться. – Терано кивнул в сторону Идэ. – У него еще одно достоинство. Как подобает чистокровному кагосимскому воину, у него иммунитет в отношении женщин. Они вызывают у него тошноту.

Атташе улыбнулся:

– Значит, вкусы у нас расходятся. Я большой поклонник золотоволосых красавиц. Но я имею с ними дело лишь после того, как они завербованы. А до этого даже не смотрю в их сторону.

– Где мы будем жить? – спросил Терано.

– Для вас заказаны номера в «Фэйрфаксе», недалеко отсюда. Только там… – атташе показал на стены и потолок, – ни слова о деле. Где сейчас адмирал Ямамото?

– Он был в Токио, когда мы уезжали. Уже закончили план атаки, но придется отшлифовать детали, это займет время. И надо провести несколько репетиций.

Атташе показал головой на дверь.

– К нашему адмиралу скоро приедет помощник – профессиональный дипломат. Они вдвоем начнут крутить голову Хэллу, будут тянуть до нужного момента. Он повернулся к Идэ. – Итак, будем считать вопрос решенным. Подумаем, под каким соусом послать вас в Гонолулу. Может быть, сперва поедете куда-нибудь в Бразилию или Мексику, чтобы приобрести защитную окраску, и уже потом направитесь на Гавайи. Там такие красотки… Виноват, забыл, что они вас не волнуют.

– Вы не ответили на один вопрос, – сказал с улыбкой Терано, – это не так важно, но все-таки хотелось бы узнать…

– Какой вопрос? – атташе тоже улыбнулся. – Насчет девочек?

– Нет. Кто тот стюард, который помогал Акияма?

– На пароходе? – Атташе наморщил лоб. – Насколько мне помнится, Акияма говорил, что это был филиппинец, бывший боксер, с перебитым носом.

Терано и Идэ переглянулись.

19 июля

Начальник управления морских операций адмирал Старк положил телефонную трубку. На его одутловатом лице с коротким носом появилась гримаса разочарования:

– Сборная тихоокеанского флота проиграла сборной армейцев. Счет: пять два. Все шло хорошо до восьмого гейма, и вдруг они два хомрана закатили, мерзавцы.

Донахью с огорчением покачал головой:

– Наших тренировал радист с «Энтерпрайза», раньше был в команде «гигантов».

– Пусть он провалится к черту. Из-за него я проиграл сто долларов генералу Майлсу. – Старк набил трубку. – Так вот… Я сообщил секретарю президента обо всем, а он доложил самому. Молодцы, здорово обтяпали джапов [«Джапы» – презрительная кличка японцев, употребляемая американскими расистами]! Насчет награды… – Старк несколько раз пыхнул трубкой. – Вы провели дело настолько секретно, что ради сохранения тайны придется пока воздержаться от награждения всех вас. Примерно через полгода, после каких-нибудь маневров, представим всех к награде… придумаем предлог. Значит, этот код у них называется «пурпуровым»?

– Да. Пользоваться им будут посольства в Америке, Англии, России, Германии, Италии…

Старк перебил:

– Мне уже докладывал об этом Уилкинсон. Перехватом и обработкой телеграмм, идущих по «пурпуровому» коду, будем заниматься мы и армейцы вперемежку: один день мы, другой – они, чтобы обеспечить бесперебойность. Как часто джапы будут менять кодовые таблицы?

– В четные дни два раза, в нечетные – три.

– Перехватываемые японские телеграммы будем условно именовать… Старк поднял глаза к потолку и решительно кивнул головой, – «магической информацией»… или просто «магией». Перехватом и расшифровкой «магии» у нас будет ведать отдел разведки скрытой связи. Уилкинсону уже даны указания. Он доложил мне, что непосредственно дешифровкой «магии» будет ведать капитан второго ранга Сэффорд. А ее переводами займется секция переводов капитан-лейтенанта Элвина Крамера. Уилкинсон сказал, что начальник японского направления капитан третьего ранга Макколла уже приступил к формированию группы. Ты будешь состоять при начальнике разведывательного управления. Какие у тебя отношения с Уилкинсоном? В такой максимально доверительной работе надо, чтобы личные отношения между офицерами, посвященными в тайну, были безупречными.

Донахью пожал плечами:

– Мы с Уилкинсоном непримиримые враги за биллиардным и картежным столами.

– Отлично. Но тебе придется быть непосредственно связанным с Сэффордом и начальником японского направления. Как у тебя с ними?

– Сэффорд – мой однокашник. Макколла я знаю мало. Человек он суховатый, педантичный. Но, говорят, умница.

– Надеюсь, вы сработаетесь. А в помощь Крамеру в группу лингвистов, которые будут переводить «магию», можно назначить твоего коллегу по операции… этого, как его… Блэка…

– Нет, Уайта.

– Какой у него чин?

– Старший лейтенант.

– Справится?

– Он великолепно знает японский, учился в Токио, в университете Кэйо, обладает незаурядными лингвистическими способностями, светлая голова…

Адмирал оттопырил нижнюю губу:

– Это не характеристика, а дифирамб. У тебя привычка все преувеличивать. Какие у него недостатки?

– Недостатки? В упрек ему, пожалуй, можно поставить то, что он по характеру и образу мышления больше штатский, чем военный. Очень добросовестен, повышенно эмоционален, иногда наивно принципиален.

– Я вижу, что твой дружок стал офицером по недоразумению. Ну ладно, пусть занимается «магией». А ты будешь ведать специальными сводками для чинов высшего командования и Белого дома. – Старк выколотил пепел из трубки в пепельницу и откинулся в кресле. – Ну, как там мартышки? Готовятся? Мне кажется, что мы все-таки преувеличиваем опасность. А?

Донахью ответил после небольшой паузы:

– Я беседовал с некоторыми весьма осведомленными людьми в Токио. По их мнению, японцы будут всячески пугать нас, делать вид, что пойдут на все. Но вряд ли решатся на войну.

– Я тоже так думаю. Если и начнут, то надо иметь в виду короткую схватку. Десять раундов им без нефти не выдержать. Значит, им надо начать с удара, чтобы послать нас в нокдаун. Куда же они должны ударить? Только по Пёрл-Харбору. Но они отлично знают, что в Пёрл-Харборе нельзя атаковать торпедами. Для торпед требуется глубина не меньше семидесяти пяти футов [13 Фут – единица измерения длины, равная 30,48 см].

– А в Пёрл-Харборе не больше тридцати, – сказал Донахью. – Для того чтобы напасть на Пёрл-Харбор, японцы должны сперва углубить гавань в два раза.

Оба рассмеялись. Старк ударил кулаком по кожаной папке.

– Бог ниспослал нам удачу – мы стащили у японцев машинку и теперь будем регулярно читать «магию». И эта «магия» подтвердит правоту наших предположений относительно дальнейшей политики Токио. Они, конечно, помирятся с нашей помощью с Чунцином [То есть правительством Чан Кай-ши, поддерживаемым американскими правящими кругами