Букет из разочарований

© Диди Дори, 2024

ISBN 978-5-0062-8438-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Странная встреча

– Я любила, как любят не избалованные излишним вниманием люди: трогательно и в то же время со страстью, всецело отдавшись нахлынувшему чувству и неведомым доселе ощущениям души и тела. Он стал для меня звездой первой величины, новой планетой, о которой никому пока неведомо. Лишь я через телескоп своих мыслей могла наблюдать за ее неуловимым движением… Я полнокровно жила лишь рядом с ним, впадая в состояние апатии всякий раз, когда он уходил. Я ненавидела его друзей, родных и близких. Лишь я имела право на ту любовь и ласку, на которую он был способен. Вся его жизнь должна была принадлежать мне, мне одной…

Девушка прикрыла глаза и какое-то время сидела молча, обхватив себя руками. Пока она говорила, я удивленно слушала, не поднимая головы от газеты, и лишь искоса разглядывала поехавшую петлю на ее правом чулке. Этот монолог меня удивил. Я не могла понять, что ей нужно. Была ли это простая человеческая необходимость выговориться или она ждала какого-то совета? А может, она говорила сама с собой?

Внезапно пронесся ветер, срывая с верхушек деревьев сухие желтые листья. Они обреченно падали, напоминая выкинутые чьей-то усталой рукой грустные послания из прошлого…

Я с досадой подумала о своих неразрешенных проблемах и своем невинном желании немного отдохнуть от них, которое и привело меня на эту скамейку.

Проходя через уютный сквер, я неожиданно для себя решила отвлечься от хозяйственных неурядиц. Новенькая скамья манила меня к себе, и я не стала сопротивляться желанию присесть и отдохнуть хотя бы несколько минут. Удобно расположившись, я оглянулась по сторонам, затем, немного подумав, извлекла из сумки газету c кроссвордом, гелевую ручку и погрузилась в мир черно-белых клеточек. Отгадав очередное слово, я довольно поправила на шее легкий шарфик и вписала буквы в пустые ячейки. Стоял один из тех теплых сентябрьских дней, когда почти забываешь о том, что лето позади. Однако в воздухе уже парили еле уловимые осенние запахи древесной ванили, остывающей земли и спелых яблок. Бесформенные облака молочно-белого цвета медленно ползли в разных направлениях. Опавшая листва умиротворяюще шуршала под колесами детских прогулочных колясок, управляемых молодыми мамашами. По специально выделенной дорожке, накручивая педали, пронесся велосипедист в облегающих трикотажных шортах. Мелькание его бледных, но невероятно жилистых икр привлекло мое внимание, поэтому я не сразу заметила присевшую рядом девушку. Не знаю, по какой причине она выбрала именно ту скамейку, на которой сидела я, скорее всего, ей все-таки нужен был слушатель. Пока я размышляла, девушка снова заговорила:

– Меня ничего не интересовало, я перестала посещать занятия в колледже, встречаться с подругами. Когда он уходил, а он никогда не оставался, я запиралась в своей маленькой квартире, и единственным моим другом становился мобильник, потому что он связывал меня с моим любимым. Я не в состоянии была думать ни о чем другом. И так продолжалось пять месяцев…

Я уже сидела вполоборота к ней и внимательно слушала, молча наблюдая за игрой света и эмоций на ее выразительном лице. У нее был маленький нос, который не очень гармонировал с другими, более крупными чертами лица. Время от времени она проводила языком по вспухшим губам. На мой взгляд, ей было лет двадцать или двадцать два. Я не могла ее хорошо разглядеть, так как она ни разу ко мне не обернулась. Ее беспокойные пальцы все время находились в движении.

Мое любопытство было разбужено. Однако я понимала, что вопросы, которые переминались с ноги на ногу в моей голове и смущенно просили быть заданными, пока неуместны. И решила не спешить.

– Я ловила каждый взгляд, брошенный на него проходившими мимо нас девушками. Я понимала, что он многим нравится, и это меня бесило. Меня одолевали мучительные сомнения всякий раз, когда он не сразу отвечал на мои звонки. Меня возмущало, что он не считал нужным рассказывать мне о всех своих друзьях, о том, чем занимался после работы. Я была одержима им. С каждым днем моя ревность набирала обороты, но я ничего не могла с собой поделать.

Девушка запустила пальцы в свои темные волосы, форма которых меня немного смутила. Они лежали зигзагом на плечах. «Это что, сейчас так модно носить?» – подумала я.

И тут она впервые посмотрела на меня. Воспаленные, покрасневшие глаза выдавали ее печаль. Но помимо печали что-то было странное в этом взгляде, но я не поняла, что именно.

– Вы, наверно, осуждаете меня?

От неожиданности я растерялась. Слегка сросшиеся брови придавали ее взгляду мрачный вид.

– Вот и он меня не понимал, – она подняла упрямый подбородок, – он говорил, что ревность для него – признак недоверия и если я сомневаюсь в нем, то нам не по пути. Меня злили его слова. Он знал, как я к нему отношусь и что ближе него у меня никого нет. Как он мог так говорить? Мое сердце разрывалось от боли при этих словах. Сначала ревность была частью меня, а потом завладела мной целиком.

Вскоре он перестал отвечать на мои звонки в течение дня. Наши встречи переросли в выяснение отношений – кто, почему, когда?

– Он давал вам повод для ревности? – решила я задать вопрос.

Девушка всхлипнула и сжала губы.

– Не знаю… нет, – произнесла она наконец.

– Так что же вас так мучило?

– Моя одержимость.

– Это страшно.

Она посмотрела на меня потемневшим взглядом, и мне стало не по себе.

– Что же вы надеялись получить от своей ревности?

– Вы думаете, я не понимала, что ужасно себя веду? Понимала. Но не могла остановиться. Смотрите, – она схватила себя за волосы, – у меня были длинные волосы. Он их обожал, любил расчесывать щеткой… Во время очередной ссоры я схватила ножницы и сама отрезала их… чтобы сделать ему хоть немного больно. Я помню его взгляд – это было началом конца.

Слезы потекли по ее высоким скулам, подбородок задрожал, и вряд ли можно было найти слова, которые смогли бы ее хоть как-то успокоить.

Мимо нас прогуливались две женщины, они оживленно беседовали, ведя перед собой своих малышек. Одна из них вдруг остановилась перед нами. Ее лицо выражало одновременно и удивление, и сочувствие. Она подошла к нашей скамье и протянула плачущей девушке маленькую фигурку плюшевого мишки.

– Не плачь, – сказала она и, вложив свой дар в руки смущенной девушки, убежала, унося с собой запах чистоты и детского шампуня.

Девушка, казалось, с интересом рассматривала игрушку.

– Добрая девочка. У меня тоже могла быть такая малышка, – произнесла она несколько минут спустя, – но я от нее избавилась.

Я не расслышала в ее словах ни одной нотки сожаления.

– Зачем вы это сделали?

Не знаю, что я надеялась услышать от нее. Может, слова раскаяния или оправдания? Может, я хотела услышать рассказ о том, как ее парень заставил сделать аборт? Но только не то, что я услышала.

– Я не желала ребенка, он отдалил бы нас. Я не хотела делить его любовь ни с кем. Даже с ребенком.

– Вы сказали ему об… этом?

– Нет, какой смысл.

– А матери? У вас ведь есть мать?

– Нет у меня матери. Она рано умерла.

– А отец?

– Отец умер через два года после смерти мамы.

– Боже мой, – это было все, что я смогла вымолвить. Жалость сдавила мне горло. – Сколько же вам было лет?

– Одиннадцать. – Было заметно, что девушке неприятны непрошенные воспоминания. – Меня определили в приют, но я жила в основном с бабушкой. Пока та тоже не умерла… Потом был детский дом, из которого я пару раз сбегала и куда меня неизменно возвращали.

– А почему вы сбегали? – задала я идиотский вопрос.

Она смерила меня угрюмым взглядом:

– Потому что из ада пытаются вырваться, а там был кромешный ад…

Я вспомнила статью, на которую наткнулась случайно в интернете. Она как раз касалась выпускников детских домов. Статистика была неутешительная. Автор писал о том, что сорок процентов этих ребят в первые же годы попадают в тюрьму, а еще сорок процентов становятся бездомными. Из оставшихся же двадцати процентов половина сводят счеты с жизнью и лишь в долю процента попадают по-настоящему успешные люди.

– В нашем детдоме дети умирали от голода. Вы можете себе это представить? У нас происходили драки из-за не поделенного завтрака. А еще в наш приют стали распределять детей с тяжелыми заболеваниями, ну типа церебрального паралича и все такое. За ними требовался особый уход. Ой, не могу, аха-ха, особый. Несколько таких несчастных задохнулись во время еды.

– Какие ужасы вы рассказываете, – я слушала, сдерживая внутреннюю дрожь, – как такое возможно?

– Еще как возможно. Я слышала, ребята говорили, что их нужно было кормить через капельницу. Ага, сейчас.

– А вы сами куда сбегали?

Она поморщилась, как от боли.

– В никуда, лишь бы подальше от этой клоаки. Хоть на время.

– Вас били?

– Всякое было. В детдоме ведь своя иерархия, очень сложная. Было два корпуса: в одном находилась малышня, в другом все остальные, начиная с двенадцати лет. Каждый этаж – один отряд, который имел двух или трех воспитателей. Справиться со своей задачей им было тяжело. Поэтому для наведения порядка назначались командиры из самих детдомовцев.

– Разумно, дети могли выбрать самых достойных из своих рядов, – сказала я с энтузиазмом и натолкнулась на странный взгляд.

– Вы о чем? Достойные, – передразнила она меня, – на эту роль шли самые отмороженные, у которых отсутствовали такие понятия, как справедливость или уважение. Для них важнее были ненависть, унижение, физическое превосходство. Они кайфовали от того, что подчиняли себе тех, кто был слабее, а потом держали их на побегушках.

Я слушала, приоткрыв рот и округлив глаза.

– Был у нас один мальчик. Попал к нам, когда ему было лет шесть. Родителей лишили родительских прав, кажется, пили они по-черному. Парню, по ходу, не везло по жизни. Сначала на родителей, а затем и на приют. Наш командир со своими шестерками издевался над ребенком во время прогулок. Нарвут крапивы, засунут в трусы и посадят его на скамейку. Мальчишка понимал, что, если встанет, будет только хуже.

– Это напоминает тюрьму, – прошептала я.

– Не вижу разницы, – фыркнула она. – В один не очень прекрасный день они добрались до парня, с которым я дружила. Бедняга в чем-то провинился, уже не припомню. Командир решил взяться за его перевоспитание. В качестве наказания придумали отвратительную процедуру поедания собственного говна.

– Что вы такое говорите? Кто на такое согласится?

– Эх, – в ее голосе прозвучала неприкрытая горечь, – страх отвратителен, потому что может опустить личность ниже плинтуса… Стали бы бить, и бить беспощадно. Вот так.

– Сломали парнишку?

Она посмотрела на меня и кивнула головой.

– На следующее утро его нашли в туалете. Он повесился. Не пережил унижения.

Мне не верилось, что где-то могут происходить подобные вещи.

– Моральная жестокость порой бывает страшнее физического насилия, – она тяжело вздохнула. – Детдомовские трудно поддаются воспитанию, и это факт. Поэтому и методы их наказания бывают соответствующие.

– О чем вы говорите? – удивленно спросила я.

Девушка молчала, прокручивая в голове неприятные воспоминания.

– Как-то, после моего очередного возвращения из неудавшегося побега, директор отвез меня к своей знакомой, которая заведовала наркологическим отделением, – девушка потерла виски и сильно сжала кулаки.

– И что?

– Да ничего, если не считать того, что меня оставили в закрытой палате с двумя взрослыми мужиками, которые находились в состоянии белой горячки. На целых три дня. В палате даже туалета не было.

– Сколько вам было на тот момент?

– Пятнадцать лет.

Я представила себе затравленное юное создание, запертое с больными в состоянии алкогольного психоза.

– Эти люди теряют контроль над своим сознанием и могут причинить вред как себе, так и окружающим, – возмущенно заявила я, – как взрослые ответственные люди могли так поступить с вами?

– Ответственные? – девушка улыбнулась. – Ну да, к концу вторых суток они привязали их к кровати веревками. Наконец-то ответственность проснулась.

– Как вы выдержали такое испытание? – спросила я.

– Время от времени теряла сознание, вы знаете, очень помогает, – ответила она с сарказмом.

– И что было потом? – мой голос был полон сочувствия.

– В восемнадцать лет я ушла из приюта и стала жить самостоятельно. У меня была квартира, которая досталась от родителей.

– А на что вы жили?

– Закончила курсы продавца-кассира и устроилась работать в «Руссмаркет».

Я подумала о тысячах таких же девушек, которым жизнь преподнесла немало испытаний, при этом ни разу не обласкав как следует. Я немного озябла. За разговором я даже не заметила, как небо заволокло серыми тучами, солнце исчезло, а вместе с ним и то тепло, которое оно распространяло. Стало прохладно.

– Через месяц я познакомилась с одним чуваком, он таксовал в нашем районе. Встретились пару раз, а потом, однажды вечером, он пришел ко мне в гости с рюкзаком и остался, – девушка усмехнулась своим мыслям, – да только счастье длилось недолго.

– Что же случилось?

– Самая банальная вещь – он стал пить, и это было невыносимо. В него вселялся бес, ха-ха, к тому же не один, и они все дружно поколачивали меня. Я убегала из своей собственной квартиры, спала в подъезде на подоконнике, а утром замазывала синяки тональным кремом, чтобы на работе не было неприятностей. Не помню уже, сколько это все продолжалось, но в конце концов мы расстались.

– Вы любили его?

– Любила? – она посмотрела на меня так, словно у меня на лбу выросла рука. – Нет, я была с ним от безысходности и одиночества. Я понятия не имела, что такое любовь, пока не встретила ее.

Она грустно улыбнулась, и я поняла, что память воскресила в ней приятное душе воспоминание.

– И как же вы ее встретили? – по непонятной причине мне вдруг тоже захотелось прикоснуться к этому воспоминанию.

– Это было очень забавно, – она глубоко вздохнула и отрывисто вытолкнула из себя воздух. – Я шла через бульвар к метро, опаздывала на занятия. Весна только-только начала осознавать, что имеет все права пробуждать природу и дарить тепло. Апрель радовал и дурманил белоснежной черемухой. К тому времени я уже занималась в колледже дизайна. Я всегда хорошо рисовала, мне нравилось шить. У меня была мечта стать дизайнером одежды. Сейчас я понимаю, насколько счастлива была всего несколько месяцев назад. Я строила планы и представляла свое будущее исключительно в радужных цветах. Старалась ярко одеваться, купила себе красную широкополую шляпу. Она и стала виновницей нашего знакомства.

– Шляпа? – удивились я.

– Весенний ветер бывает порывист, – она кивнула и откусила заусенец на указательном пальце. Этот жест заставил меня улыбнуться. – Он сорвал с меня шляпу и понес по дорожке, выложенной цветной плиткой. Я страшно перепугалась, что ее затопчут или она упадет в лужу. В общем, я побежала ловить свой яркий аксессуар, который улетал все дальше, пока не очутился в руках какого-то незнакомого парня. Он смешно крутил ее в руках и стряхивал с нее пыль.

«Это ваша вещь?» – спросил он меня, когда я подбежала к нему и протянула руку к шляпе. Я кивнула, вырвала ее у него из рук и надела на голову. «Пусть заедает суета и угрожает стресс, но дама в шляпке, господа, совсем не та, что без…» – он с улыбкой взирал на меня со своего немалого роста. «Чего?» – наморщила я лоб. «Я хотел сказать, что шляпа вам к лицу», – я его, по всей видимости, очень забавляла. Так мы и познакомились…

Мой мобильник, который я перевела на бесшумный режим, что есть мощи вибрировал в кармане моей куртки. Меня потеряли. Я давно должна была быть совсем в другом месте и по совсем другим делам. Незаметно переложив телефон в сумку, чтобы не вспугнуть рассказчицу, я наглухо застегнула куртку и превратилась в слух. Мне не терпелось дойти до финала этой истории. Признаюсь, сидящая рядом со мной девушка не на шутку меня заинтриговала.

– И что было потом?

– Мы договорились о встрече. Он ждал меня на ступеньках перед входом в здание колледжа и держал в руке яркие гиацинты. Мне никогда никто не дарил цветов. Я влюбилась в тот же вечер, смотрела на него как на полубога. Он умел интересно рассказывать, ему было о чем рассказать, он много знал. Я же, по сути, была мало образованна. Почти ничего не читала. Правда, по выходным ходила с подругами в кино, но сама понимала, что этого мало для устранения пробелов в моих знаниях.

– А чем он занимался? – Из сказанного я понимала, что парень был из другой социальной среды.

– Он рос в семье юристов, поэтому с самого детства привык к мысли, что продолжит династию. Так и вышло. После университета устроился на работу в адвокатскую контору. Несколько лет назад он потерял отца, но остались хорошие друзья и их связи, что давало ему надежду на продвижение по карьерной лестнице.

– А мама? Он вас познакомил?

– Мама работает в прокуратуре. Мы как-то заезжали к ней, ему потребовалось срочно передать ей какие-то бумаги. Тогда он нас и познакомил.

– Какое впечатление она на вас произвела?

– Строгая дама. Думаю, что я ей не понравилась. Но мне наплевать. Меня никто не интересовал, кроме него.

Я не стала озвучивать свое мнение на этот счет, уверена, что оно ей было безразлично.

– Первое свидание не забуду никогда. Мы много гуляли по городу, потом перекусили в «Кофе Хауз», я рассказывала ему о домашнем задании по черчению и перспективе, он о тонкостях адвокатуры и о чем-то еще, но я уже не помню о чем. Помню лишь его вдохновленное лицо. Когда он провожал меня домой, я знала, что не отпущу его от себя… Инициатором нашей первой близости была я. Едва мы переступили порог квартиры, я набросилась на него, как изголодавшаяся по добыче пантера. От неожиданности он потерял равновесие. Спасением стала узкая прихожая и оклеенная обоями стена, которая милосердно подставила свою шероховатую поверхность. Не отрываясь друг от друга, мы медленно сползли по ней на пол. Страсть туманила взгляд, бабочки во мне просились на волю. Он овладел мной уверенно и в то же время с непривычной для меня нежностью, тем самым окончательно поработив мою душу.

Я слилась с ним воедино и ощутила такой восторг, что слезы брызнули из глаз. Мое тело ликовало, ощущая на себе его горячее дыхание. Чувственная истома охватила меня целиком. Я полностью растворилась в нем в тот вечер, и меня без него больше не существовало…

Ее откровенность немного смущала. Я подперла кулаком голову, облокотившись на спинку скамейки. Профиль девушки четко вырисовывался на фоне белоствольных берез. Ноздри ее подрагивали, дыхание участилось, и она молча смотрела перед собой невидящим взором.

Я подбирала слова, способные вывести ее из этого состояния. Но меня опередил сизый голубь, который подлетел к луже, чтобы утолить жажду.

– А вы знали, что голубь втягивает в себя воду как через соломку? – задала она мне неожиданный вопрос. – Другие птицы, к примеру, захватывают клювом несколько капель, а затем запрокидывают голову, чтобы вода попала в горло.

– Я даже не догадывалась.

– Я тоже, пока мне об этом не рассказал мой парень, – в ее словах звучала гордость с нотками печали.

– Повезло вам с ним, – ответила я.

– Да, мои однокурсницы тоже так считали, – она усмехнулась и посмотрела на меня. – Они все считали, что я его не заслуживаю.

– С чего вы это взяли, они вам сказали?

Она упрямо мотнула головой:

– Чувствовала. Сами посудите, кто я? Детдомовская, с сомнительным прошлым и обыденной внешностью. Каждая из них мечтала оказаться на моем месте. Все они из благополучных семей, их любили и холили родители. Они никогда не испытывали страха перед наступающим днем, перед одиночеством.

В ее голосе горечи было больше, чем в словах. Маленький ребенок, обиженный на судьбу, продолжал прятаться в глубинах ее натуры, не доверяя людям, не ожидая ничего хорошего от жизни.

– Они не виноваты в том, что их жизнь сложилась удачнее, чем ваша.

– Понимаю, никто не виноват: ни они, ни я. Но почему же мне не дает покоя мысль, что меня обделили, ну почему? Кто мне объяснит такую несправедливость?

Голубая вена на ее правом виске слегка вздулась от напряжения.

– Я понимаю ваши претензии, но ведь жизнь только начинается, у вас все впереди – успех, любовь, счастье. Судьба еще осыплет вас поцелуями, которых вам не хватило в детстве.

Она молчала, повернув голову в сторону, и я не могла понять, какое впечатление на нее произвели мои доводы.

– Бабушка говорила, что если утром холодно и небо затянуто тучами, то маловероятно, что день порадует солнечным теплом, – она произносила слова тихо и понуро. – Так и в жизни происходит. Кто-то там, наверху, жестоко распорядился на мой счет. Счастье отобрали у меня и отдали другому. Видимо, я не имела на него права, видимо, оно мне не положено.

Что я могла сказать этой девушке, как объяснить, что к жизни нужно относиться с доверием и благодарностью. Ведь подарила же она ей встречу с человеком, который научил ее любить. Жизнь давала ей возможность овладеть любимой профессией, она наградила ее хорошим здоровьем, в конце концов. Разве этого мало?

– Я все время жила в страхе. Боялась потерять его. Для меня была невыносима сама мысль о том, что я могу остаться одна, без него.

Я перевернула румяный кленовый лист, сиротливо лежавший на скамейке. Он был похож на раскрытую ладонь, по которой можно прочитать судьбу – легкий изгиб линии жизни, а вот и маленькая черточка – полоса любви. Все мы ищем любовь, нуждаемся в ней как в чистом воздухе. А когда находим, пугаемся и порой не знаем, что с ней делать.

– Зря, зря вы и себя изводили, и своего молодого человека мучили. Это неправильно, – не удержалась я от упрека.

Девушка оставила мое замечание без ответа. «Лучше бы поспорила», – разозлилась я.

– Ну хорошо, допустим, все вокруг желали вашего парня. Это обстоятельство говорит только в его пользу. Вы должны гордиться тем, что такой парень выбрал именно вас. Он разглядел в вас то, что вы сами в себе не видите.

– Я просто не была похожа на его прежних знакомых девушек. Этим и объяснялся весь его интерес ко мне. Очень скоро я должна была наскучить ему.

– Он мало уделял вам внимания и времени? – поинтересовалась я.

Она пожала плечами:

– Мы встречались почти каждый день, иногда ходили с его друзьями в спортбары смотреть матчи по футболу. Несколько раз он водил меня в ночной клуб. Однажды мы встретили там его приятелей, все они были с девушками. Мне они совершенно не понравились, разговор не клеился. Но мой парень этого не замечал или делал вид, что не замечает. Не знаю. Он везде чувствовал себя как дома. А я ощущала себя не в своей тарелке и не знала, о чем говорить с этими баловнями судьбы. Я уверена, что они были удивлены моему присутствию. Я ж говорю, все вокруг считали меня человеком, далеким от их круга. После таких встреч я чувствовала подавленность, замыкалась в себе. Мой парень не понимал моего состояния, требовал объяснений. Я упрекала его, мы ссорились. Все это было мучительно, вы правильно выразились.

«Насколько же прошлое бывает беспощадным, – думала я, продолжая почти физически ощущать обиду в каждом слове моей рассказчицы. – Ты видишь перед собой приоткрытую дверь, в которую проникают лучи солнечного света, до тебя доносится щебет птиц, и ты ощущаешь благоухание цветов и трав. Тебе бы дотянуться до этой двери и толкнуть ее рукой, выйти из темноты прошлого. Но, словно в кошмарном сне, что-то сковывает твои движения, и нет сил сделать спасительный шаг. Прошлое обволакивает удушливым туманом, мысли покрываются черным налетом, и все, на что способен человек, – это постоянно жалеть себя».

– У меня изначально не было шанса, и я в этом не виновата.

Мне вдруг пришла на ум старая притча, которую я то ли читала, то ли слышала от старых людей. Когда-то она произвела на меня неизгладимое впечатление, и я решила поведать ее этой девушке:

– В древности на Востоке жил мудрец. Он знал о жизни все. Поток людей, спешащих за советом к нему, не иссякал. Его любили и уважали. Как- то молва о старце достигла ушей одного самоуверенного молодого человека. И он решил подшутить над мудрецом, а заодно развенчать миф о нем. Он приехал в те места, где жил старик. Проходя мимо орхидей, заметил прекрасную бабочку, которая перелетала с цветка на цветок. Он осторожно поймал бабочку и запер ее в своем кулаке: «Теперь я знаю, как вывести старика на чистую воду».

Наконец, он встретился с мудрецом и задал ему вопрос: «Скажи мне, мудрец, то, что я держу в руке, – живое или мертвое?» А сам про себя решил: «Если старик скажет, что в руке у меня что-то живое, я сожму кулак и раздавлю бабочку, если ж наоборот, то бабочке повезет и я выпущу ее на свободу. В любом случае мудреца ждет позор…»

Девушка слушала меня внимательно. Кажется, за все это время она впервые проявила ко мне интерес. Ее большие глаза с опущенными уголками напомнили мне картину Ренуара «Жанна Самари».

– Что же ответил мудрец нахальному юноше, как вы думаете? – спросила я у нее.

– Не представляю. Так что же он ответил? – девушка впилась в меня взглядом.

– Он ответил: «Все в твоих руках».

Еще несколько секунд она продолжала смотреть мне в глаза, а после тихо спросила:

– Зачем вы мне рассказали эту притчу?

– А вы подумайте хорошенько. Бог даст, сами поймете, – ответила я уклончиво.

Низко над нами пролетела серая ворона и несколько раз издала трубное крух. Девушка вздрогнула и проводила птицу испуганным взглядом.

– Не люблю ворон, – сказала она с отвращением.

– Умные создания, но очень ревнивые… Кстати, о ревности. Смогли ли вы справиться со своей?

– Не смогла, и я поняла вашу притчу. Все было в моих руках. Но я выбрала одиночество.

– Что же случилось? – спросила я ее с досадой.

– Ревность продолжала грызть меня изнутри, комплексы заставляли заниматься самоуничижением. Я не жила спокойно ни одного дня. Поначалу наши ссоры заканчивались страстными поцелуями и постелью. Но со временем все изменилось. Он оставлял меня в слезах и, громко хлопнув дверью, уходил. Наши встречи больше не приносили радости ни мне, ни ему. Вскоре мои самые страшные ожидания стали сбываться. В компаниях он уделял повышенное внимание девушкам, с радостью отзывался на просьбы им помочь, отвечал флиртом на флирт. Его не смущало даже мое присутствие. Такое поведение бесило меня. Я превратилась в угрюмое, вечно плачущее существо.

– Вы говорите, что все ваши ожидания стали сбываться? Но это же естественно. Вы запрограммировали себя на эту неудачу и целенаправленно шли к ней. Я бы даже сказала, что вы шли напролом. Вы раздавили прекрасную бабочку.

– Да, я ее раздавила, и теперь ничего нельзя поправить.

– Непоправима только смерть, – я хотела успокоить ее.

Она вздрогнула при моих словах и, нахмурившись, засунула руки в карманы плаща, оставив игрушку сиротливо лежать на скамейке.

– Неделю назад его друзья пригласили нас на пикник за город. Стояли жаркие для августа дни, появилась возможность выбраться напоследок на природу, подышать свежим воздухом. Кроме того, я надеялась, что эта прогулка ослабит то напряжение, в котором мы пребывали все последнее время. Я так надеялась на чудо.

В парке стало пустынно. Усилившийся ветер разогнал гуляющих, небо посерело, предвещая дождь. Я с недовольством вспомнила, что не захватила зонтик, и про то, что остались незавершенными дела. А еще чувствовала, что мне обеспечен насморк. Но я не могла заставить себя встать и уйти, какая-то сила мешала мне это сделать.

– И что же произошло? – спросила я с нетерпением.

– Сначала все было замечательно. Мы должны были ехать на трех машинах. Я была знакома со всеми, кроме одной девушки, которая оказалась чьей-то сестрой. Нас посадили именно в ту машину, в которой ехала она. Девушка была очень красивой блондинкой, болтала без умолку и все время прикасалась к моему парню. Мое настроение было испорчено. Я уставилась в окно. Снаружи светило солнце, по обе стороны дороги темнел лес, а во мне кипела злость.

«Уже почти на месте, осталось еще чуть-чуть», – сказал приятель, сидевший за рулем. Мой парень увлеченно рассказывал новой знакомой и ее сестре какую-то историю. Девушки громко смеялись над его шутками. Я всем своим видом показывала, что природа меня интересует больше, чем происходящее в машине. Однако краем глаза не упускала ни одной детали. На дороге появился смешной баннер с мультяшным изображением прыгающих в воду детей и предупреждающим о чем-то текстом, но я не успела рассмотреть. Неожиданно мой парень указал девушке пальцем на что-то у нее на груди. Та быстро опустила голову, и он в следующий момент потянул ее за нос. Его выходка вызвала новую волну смеха. Не смешно было только мне одной, в этот момент я его почти ненавидела…

Я долго и стойко держалась. Я пыталась не ворошить клубок своих переживаний. Такие попытки ничего, кроме боли, мне не причиняли. Но фраза «я его почти ненавидела…» неожиданно разрушила мою оборону. Всего на минуту я стала глуха и слепа к настоящему и меня беспощадно размазало по стенкам моей памяти.

Человеческая память – это хранилище, в котором у каждого из нас имеется запретный закуток с полочками. На этих полочках хранится все то досадное, постыдное и горькое, о чем мы безуспешно пытаемся забыть. Но время от времени двери в тот закуток сами собой распахиваются. Возникший из ниоткуда колючий ветер воспоминаний со свистом начинает выметать из него неприятные эпизоды жизни, тем самым омрачая нашу душу и тревожа совесть. Мы пытаемся запрятать их обратно хотя бы на время, в тщетной надежде забыть о них навсегда.

Без такого эпизода не обошлось и в моей жизни. Печальный фрагмент из моего далекого прошлого бередил раны и в моем сердце.

Я увидела себя молодой девчонкой, стоящей посреди зала, зеркальный шар плавно вращался под самым потолком, отбрасывая блики на стены и на лица танцующих. Дискотека была в самом разгаре, я пришла с небольшим опозданием и шныряла взглядом по залу в поисках своего парня. Диск-жокей, рискуя получить взбучку и нарушая запрет на зарубежную музыку, крутил Саманту Фокс. Молодежь в расклешенных джинсах выпускала пар под песни своего кумира. Музыка меня заводила. Раскачиваясь ей в такт, я стала проталкиваться в центр зала. Наконец я увидела своего парня, танцующего рядом с моей подругой. Она выполняла крутые танцевальные движения руками и ногами, а он с интересом наблюдал. Когда же песня закончилась, подруга смачно поцеловала его в губы. Мой парень засмеялся, и в этот момент наши взгляды встретились. Я отвернулась и, расталкивая локтями народ, пошла к выходу. Потом были объяснения, уверения, только я не хотела ничего слушать, я его ненавидела, или мне так казалось в тот момент. Я бросала трубку телефона, едва заслышав его голос, перевелась в другую группу, чтобы не видеть его рядом, избегала бывать в тех местах, где он обычно бывал, и, конечно же, порвала с подругой без всяких объяснений. Я в них не нуждалась. Месяц продолжалась эта игра в прятки и догонялки – он искал меня, я убегала от него. В одночасье он исчез. Из гордости я не интересовалась им. Расспрашивать знакомых и однокурсников считала унизительным. Лишь через полгода, зайдя в деканат за направлением, я случайно стала свидетелем короткого диалога между ребятами из моей бывшей группы:

– Слышал про Шестакова?

– Он же в армию ушел? А что такое?

– Погиб при непонятных обстоятельствах.

Помню, как у меня потемнело в глазах и старый пол ушел из-под моих ног.

Да, была я когда-то молода и глупа. Со временем от молодости удалось избавиться. А те глупости, которые я тогда совершила, до сих пор напоминают о себе…

Я тяжело вздохнула и снова обратилась в слух.

– Наконец мы подъехали к живописному пруду, окруженному невысоким берегом и старыми деревьями. Луговые растения во все своем разнообразии восхищали глаз. Повсюду голубел соцветиями цикорий, кусты дербенника с кистями пурпурных цветков свободно растянулись вдоль пруда, ярко-желтый бузульник тянул к солнцу свои язычки, а на противоположном берегу пруда теснились заросли камыша.

– Вы хорошо знакомы с природой, – отметила я.

– Да, я жила с бабушкой за городом. У нее был старый покосившийся дом и маленький сад. Она хорошо разбиралась в травах. Собирала и сушила их, составляла сборы от разной хвори. Дербенник, например, она называла плакун-травой. В детстве я очень боялась темноты. Мне казалось, что в ней оживает вся нечисть, которая днем прячется под кроватью и ждет своего сумеречного часа. Бабушка клала мне в изголовье кровати плакун-траву и уверяла меня, что бесы боятся ее ярко-пурпурных цветков, что при виде их они начинают плакать и вместе со слезами теряют свою темную силу, а после уже не представляют никакой опасности.

– Какая молодец была ваша бабушка, – улыбнулась я, невольно вспомнив про свою.

Когда-то давным-давно я тоже была боязливой маленькой девочкой. Меня тревожили зеркала в темном доме, я вздрагивала от скрипа открывающегося шифоньера. А еще я стеснялась своих страхов и не признавалась в том, что ночные шорохи и тени меня жутко пугают. Но, по всей видимости, бабушка все же догадывалась об этом. Укладывая меня спать в старую никелированную кровать с панцирной сеткой, она устраивалась рядышком. Кровать начинала трещать под нашей тяжестью. Я прижималась к бабушке и, вдыхая запах хозяйственного мыла, смешанного с ароматом огуречного лосьона, внимала сказке за сказкой, пока не уносилась в сон вместе с ее волшебными персонажами.

– Да, бабушка у меня была что надо, знала, как успокоить детское сердечко.

– Такая красота должна была подействовать на вас умиротворяюще, – сделала я предположение.

Она усмехнулась, не поворачивая головы, и продолжила:

– Парни подыскали подходящее место для пикника, постелили большой плед, девчонки накрыли скатерть и стали раскладывать на ней привезенную провизию. Я стояла на берегу и смотрела на рассыпанные по темно-зеленой водной поверхности белые кувшинки. Кое-кто из девушек разулся и побежал к пруду, но, несмотря на жаркий день, вода оказалась холодной, да еще мутной от цветения. Понятное дело, ведь конец августа, как-никак, и Илья Пророк давно в воду льдинку бросил. У девчонок сразу отпала охота раздеваться. Кроме новенькой. Желание блеснуть своей фигурой и красивым бикини возобладало над здравым смыслом. Она манерно выгибала спину и игриво касалась носком воды. Я была уверена, что оголилась она ради одного человека и этим человеком был мой парень. Ее расчет оказался верным. Он время от времени бросал на нее взгляды и улыбался во весь рот.

– Выходит, вы любовались кувшинками, а ваш парень девушкой в бикини? Забавно. Может, ему элементарно не хватало вашего внимания? Вы все время находились в обиженном состоянии, делали вид, что вам неинтересно то, что происходит вокруг вас, неинтересен ваш парень. Вы как будто были не вместе, честное слово.

Девушка не стала ничего разъяснять мне:

– Вскоре он оказался рядом с блондинкой и ее смех периодически действовал мне на нервы. Я отклонила приглашение подкрепиться. Аппетит пропал окончательно.

Недалеко от того места, где мы расположились, прямо над прудом росло старое дерево. Одна из его корявых веток, подобно обиженной сестрице, отпрянула от остальных и устремилась к воде. Кто-то из ребят предложил соорудить на ней тарзанку. Идея всем показалась заманчивой, но больше всех визжала блондинка. У кого-то в машине нашлась веревка, и мой парень залез на дерево, чтобы закрепить один ее конец к самой высокой ветке. Затем спустился вниз и привязал к концу веревки какую-то дощечку, которая валялась тут же, под деревом. Качели для развлечения были готовы. Он так старался для этой белобрысой, что меня затошнило от гнева. Она села на перекладину и оттолкнулась ногой от земли. Мой парень стал раскачивать ее. Подбежали другие девушки, образовалась небольшая очередь, стоял галдеж, хохот. Ребята достали напитки погорячее, решено было остаться на ночь в местном мотеле. Развели костер, и я устроилась перед ним, погруженная в горькие думы.

– Вы хотите сказать, что за все это время ваш молодой человек ни разу не поинтересовался вашим состоянием?

– Почему же? Он подходил ко мне несколько раз. Предлагал покачать на тарзанке. Но я отказалась. Лишь попросила принести чего-нибудь выпить. Он принес мне бумажный стаканчик с вином. Под его пристальным взглядом я залпом осушила стакан. Он вздохнул, чмокнул меня в лоб и пошел к ребятам. Глядя ему вслед, я вдруг отчетливо поняла, что мы с ним достигли точки невозврата, что наши отношения потерпели неудачу и ничто не изменит сложившееся положение вещей. Я резко поднялась, и меня слегка качнуло.

Мое воображение живо представило нахмуренную девушку, сидящую у костра и бросающую на окружающих мрачные взгляды исподлобья. Из костра неряшливо торчат наспех собранные ветки деревьев. Незаметно подкрался вечер, но до захода солнца еще далеко. Девушка встает, подходит к пруду, оглядывается на раскачивающихся на тарзанке девушек.

«Обезьяны», – цедит она презрительно сквозь зубы и удаляется вдоль пруда.

– Что же случилось дальше? – спросила я, усмехнувшись своим мыслям.

– Я медленно побрела вдоль пруда. Мне хотелось уйти, убежать подальше от этих людей, которых считала виновниками своих душевных терзаний. Злость на весь мир переполняла меня, мысли носились в голове и напоминали хмельной хоровод. Вдруг перед самым моим носом зависли две крупные стрекозы, я рассеянно отмахнулась от них. Из небольшого нагромождения камней выскользнули два тритона и скрылись в темных водах пруда.

«Я нелюбима и никогда не была им любимой, – думала вечно бунтующая часть меня, – поэтому не хочу больше мучить себя, мы сегодня же поставим точку в наших отношениях, и будь что будет». Над прудом друг за другом пролетели две кряквы, задевая лапками гладкую поверхность воды. «Вить-вить-вить-вить», – мелодично зазвучали их крылья. «Даже утки парами летают, не оставляют друг друга, и стрекозы, и ящерки, все, все. Почему же людям не хватает общества друг друга?»

На мое плечо села красно-бурая бабочка и застыла. Крупные черные пятна, расположенные на ее крыльях, напоминали глаза. Могу поклясться, что они внимательно следили за мной. Боже, что я говорю. Это мне только так казалось, видимо, выпитое вино еще не выветрилось. Через секунду она покачала бархатными крылышками и оторвалась от меня. Она полетела, как сорванный ветром цветок. Мои ноги повели меня за ней как за путеводной звездой. «Ты так же одинока, как и я. Мы с тобой родственные души, – прошептала я крылатому созданию, – может, мы были с тобой сестрами в прошлой жизни? Теперь ты прекрасная бабочка, перелетаешь с цветка на цветок, ты не ведаешь страха, тебя не гложет обида, ревность. Я завидую тебе. Может, поменяемся местами?» Но бабочка продолжала свой изящный полет, уводя меня все дальше от шумной, захмелевшей компании.

– У многих народов бабочка олицетворяла бессмертную душу, а также жизнь, смерть и воскрешение, одним словом, преобразование, – озвучила я свои мысли.

– Преобразование, говорите? Я склонна поверить в это, потому что полет той бабочки имел магический смысл. Ее движения походили на танец, она была прекрасна, и я расслабилась, на время отпустив от себя тревогу. Потеряв счет времени, я бездумно следовала за бабочкой, не сводя с нее глаз, пока на нашем пути не возник прямоугольный баннер с изображением подростков, прыгающих с дерева в водоем. Бабочка плавно опустилась на него. Волшебство рассеялось, как туман. С легкой досадой я посмотрела на картинку и вспомнила, что уже видела ее из машины, когда мы подъезжали к этим местам. Под картинкой была надпись «Не ныряйте в незнакомых местах». Кольнуло в груди. Взгляд упал на то место, где только что сидела бабочка, но ее не было. Я стала озираться по сторонам в надежде увидеть ее. Бабочка исчезла. Перехватило дыхание. Необъяснимое волнение нарастало с каждой секундой. Не отдавая отчета своим действиям, я опрометью побежала назад. Сердце гулко билось в груди. Каждый удар отдавался в ушах, руки похолодели. Я не понимала, что со мной происходит. Увидев издалека своего парня, сидящего на тарзанке в обнимку с блондинкой, я резко остановилась. Под общий хохот и крики их раскачивали двое ребят. Всем было очень весело. Блондинка заходилась от смеха и размахивала руками, мой парень скалил все тридцать два зуба. Мои пальцы настолько сильно сжались в кулак, что ногти врезались в ладони, но боли я не ощущала. Боже, как я его ненавидела в тот момент. «Лучше бы ты умер», – подумала я со злостью и отвернулась. В следующий момент что-то произошло. Я услышала сухой треск ломающейся ветки, звук потревоженной поверхности воды и крики, крики, крики…

Девушка замолчала.

– Господи, что произошло? Я не совсем поняла, – честно говоря, я не ожидала такого поворота.

– Ветка не выдержала веса и обломилась. Они вдвоем рухнули в воду. Мой парень оказался снизу.

– И что?

– На дне лежала старая, обросшая водорослями рельса. Как она туда попала и кому взбрело в голову выкинуть в пруд эту железку? – она зажмурилась и покачала головой из стороны в сторону. – Не зна-а-а-ю! Но Артем ударился виском. И все. Там же, на месте, его не стало.

Она говорила односложно, бледные губы дрожали, пальцы рук судорожно сжимали подобранного со скамейки игрушечного медвежонка.

Я потеряла дар речи и не сразу обратила внимание на то, что она впервые назвала своего парня по имени.

– У меня нет слов. Бедный парень. Такая нелепая смерть. Я вам сочувствую, – я дотронулась до ее руки, пытаясь выразить свое отношение.

Она неожиданно вскинула руки и закричала, повернув ко мне искаженное лицо:

– Как вы не понимаете, это я убила его!

Бредущая мимо старушка остановилась и испуганно поглядела на нас. Немного подождав, она переложила легкий полиэтиленовый пакет с логотипом магазина «Пятерочка» из одной руки в другую и продолжила свой одинокий путь. Я проводила ее взглядом.

– Вы с ума сошли, – продолжила я тихо, – безусловно, произошла трагедия. Но вы не имели к этому никакого отношения.

– Я его убила, – повторила она упавшим голосом, – в тот момент я желала ему смерти.

– Успокойтесь, это всего лишь эмоции. А умер ваш Артем в результате несчастного случая. На судьбе у него было так написано.

«Бедняжка, – думала я, наблюдая за внезапно сникшей девушкой, – из нее как будто жизнь вытекла до последней капли».

– Судьба? Что плохого ей сделал Артем? За что она расправилась с ним так жестоко? На свете не существует справедливости. Судьба, рок, Бог – все против меня. Ненавижу!..

Я понимала, что говорить и разубеждать ее в чем-либо в таком состоянии совершенно бесполезно. Налетел сильный ветер, перемешал фантики от конфет и магазинные чеки с опавшими листьями и понес их по асфальтированным тропинкам. Небеса окропили нас моросящим дождем. Осеннее уныние незаметно наполнило собой помрачневший сквер. Через минуту хлынул настоящий ливень, и сразу образовались небольшие лужи выплаканной небом грусти.

– Бежим, не то промокнем, как бездомные кошки. Самое лучшее – это спрятаться под детской горкой! – крикнула я девушке и подтолкнула ее в сторону детской площадки, но сама, вставая, замешкалась. Правая нога онемела, вероятно, от долгого сидения. Я растерла ее рукой и почувствовала легкое покалывание. Слегка прихрамывая, я также побежала в сторону единственного убежища.

«Зонтик мой с симпатичным принтом, как же ты мне нужен. А ты лежишь себе на полочке в шкафу и думаешь о том, какая же балда твоя хозяйка», – я добежала до детской горки и спряталась под ней от распоясавшейся непогоды. Стряхнув с волос дождевую паутину и похлопав себя по правой ляжке, я поискала глазами свою случайную знакомую. Девушки нигде не было.

«Господи, куда она делась?»

Спрятаться от дождя было негде, он ожесточенно лупил по всему, что встречал на своем пути.

– Девушка, вы где? – я расстроилась, осознав, что не знаю даже имени моей знакомой. – Куда вы делись?

«Мы странно встретились и странно разойдемся», – пробурчала я недовольно и поежилась от внутреннего дискомфорта.

Несколько часов в роли исповедника наложили на меня ответственность за ту, которая открыла мне душу. Не по своей воле мне пришлось выслушать откровения совершенно чужой девушки, но ее боль коснулась меня, тронула за живое и заставила сострадать ей. Я чувствовала себя сопричастной к ее судьбе. Только что я могла сделать? Проклиная дождь, я нервно покусывала губы и несколько раз безрезультатно пыталась покинуть укрытие. Каждый раз ливень загонял меня обратно и мне оставалось лишь смиренно наблюдать издалека за редкими прохожими, спасающимися под капюшонами курток или под куполами зонтов.

А дождь не собирался утихать, холод коснулся пальцев ног и рук. Я озябла и осоловелым взглядом уставилась на убегающую в даль сквера тропинку.

«…Отзовется шепотом листвы каждый шорох на исходе дня.

О былом, о вечном, о любви зябкий дождь поплачет за меня…»

«Стихи, к чему сейчас стихи?»

Круги от дождевых капель на лужах возникали и снова исчезали, а затем вновь возникали.

«Почему так неожиданно исчезла девушка? Куда она ушла? Почему не попрощалась? Немного обидно, если честно. Неужели я не заслужила банального „спасибо, что выслушали“? Видимо, нет. Зонтик, мой зонтик, ты такой славный, розовый, с бабочками. Снова бабочки – души умерших. Да-да, я что-то такое читала. Сейчас вспомню. В статье автор писал, что белая бабочка олицетворяет дух умершего. Тьфу ты, что-то меня не в ту степь потянуло».

Я почесала лоб и зевнула. Истеричный сигнал и протяжный скрежет тормозов прервали мой очередной зевок. Какой-то водила нещадно давил по тормозам, рассекая шинами большое количество воды на дороге.

«Носятся как угорелые», – подумала я и, подождав еще несколько минут, открыла сумку. Эти женские сумки – чудесные баулы, которые напоминают мешок иллюзиониста. Порой хозяйка сама не перестает удивляться выуженным из них предметам. Порывшись в собственной сумке, я нащупала забившийся в угол полиэтиленовый пакет.

«Есть!»

Я аккуратно вывернула его таким образом, чтобы получился колпак, и водрузила себе на голову.

«Представляю, как нелепо выгляжу. В таком уборе только ворон пугать». Я тоскливо поглядела на небо и, поняв, что нет смысла дольше ждать, вылезла из своего укрытия. Прижав обеими руками сумку к груди, я побежала по тропинке, которая вела к моему дому. Через несколько минут передо мной возник знакомый перекресток. Невзирая на непогоду, на тротуаре толпился народ. Рядом с автобусной остановкой переливалась включенной мигалкой полицейская машина. Стражей порядка было двое. Один из них, с выдающимся пузом, что-то строчил шариковой ручкой (протокол, скорее всего). Время от времени он задавал вопросы стоящему перед ним мужчине, чей испуганный и одновременно растерянный вид вызвал у меня сочувствие. Тот пару раз кивнул в сторону желтого «Фольксвагена» такси с помятым бампером.

Капли дождя стекали по его бледным щекам, он виновато переминался с ноги на ногу и, раскрыв перед собой ладони, все время повторял: «Ну как же так? Ну как же так?»

Тем временем другой полицейский, помоложе, нахмурив белобрысые брови, осматривал что-то темное, лежащее на дороге. Раздался рев скорой помощи. Она остановилась на обочине в нескольких метрах от меня. Из-за угла показался автобус.

Мне хотелось поскорее очутиться дома, согреться и перекусить, однако любопытство одержало верх. Я подошла к толпе, которая потихоньку стала рассасываться. Народ потянулся к автобусу.

«Этих таксистов надо лишать прав, совсем совесть потеряли!» – возмущалась какая-то старушка, показавшаяся мне знакомой.

«Таксист тут ни при чем, сама ему под колеса кинулась», – внес ясность в разговор мужчина лет пятидесяти с припухшими веками и с сигаретой в желтых зубах.

«Молодая совсем», – с сожалением произнес мужчина в сером плаще и, покачав головой, поспешил к подошедшему автобусу.

В ушах появился странный шум, который стал нарастать. Я попыталась растереть виски, но мои руки нащупали полиэтилен. Я вспомнила, что стою с пакетом на голове. При других обстоятельствах я бы стушевалась, но сейчас все мое внимание было приковано к санитарам. Они пронесли на носилках упакованное в пакет тело.

– Мамочка, смотри, медвежонок, – детский голос вывел меня из оцепенения, – он весь мокрый, бедненький, давай возьмем его с собой.

– Даша, не смей трогать, у тебя своих игрушек дома хватает.

Девочка захныкала и потянулась к одиноко лежащей на тротуаре игрушке.

– Медвежонку холодно, мамочка, давай пожалеем его, – девочка пыталась вырваться из материнских рук.

На ватных ногах я приблизилась к знакомой фигурке плюшевого медвежонка и с тяжелым сердцем подняла ее с мокрого тротуара.

– Не переживай, Даша, я позабочусь о медвежонке, даю тебе слово, – дрожащим голосом пообещала я ребенку и, сжимая в руке игрушку, побежала прочь от страшного места.

Лишь завернув за угол своего дома, я замедлила шаг. Стемнело. Шум в ушах немного стих. Противный дождь капал с пакета прямо за шиворот куртки. Вечерняя сырость окончательно окутала меня своим холодным дыханием. Мой разум сопротивлялся и не хотел принимать событий последнего часа.

«Все хорошо, не придумывай, все хорошо. Это кто-то другой, это не она». Я вспомнила, что держу в руках медвежонка. Мной овладел необъяснимый страх. Я с опаской поднесла его к лицу. Тусклое уличное освещение выхватило из темноты черные пуговки глаз. Головой я понимала, что это всего лишь игрушка, но при взгляде на нее вдруг ощутила полнейшую безнадежность. «Что же ты натворила, девочка!»

Я набрала код в свой подъезд и стала медленно подниматься на второй этаж. Проходя мимо окна, я не глядя посадила медвежонка на подоконник, тем самым предоставив его самому себе, и бесшумно вошла в квартиру. Попытка отгородиться от тяжелых мыслей пропала даром. В полночь я легла в постель, но никак не могла уснуть. Вспомнила про медвежонка. В час ночи осторожно, чтобы не разбудить домашних, я вышла в пижаме из квартиры. Медвежонок сидел на том же месте и равнодушно смотрел перед собой, как будто долго берег, а потом вдруг растратил все свои чувства. Я схватила игрушку и, прижав ее к груди, вернулась к себе.

Уснуть мне так и не удалось. Я лежала с открытыми глазами и всю ночь слушала, как дождь безостановочно барабанил в мою балконную дверь. Он упорно требовал впустить его в комнату и лишь под утро, окончательно смирившись с отказом, затих и растворился в предрассветном тумане.

Папина дочка

В свои двадцать четыре года Рая уже имела двоих детей и была замужем за Веней. Удачно или нет, девушка сама не знала. Просто не задумывалась над этим. Вообще, много думать ей было несвойственно. Она работала кастеляншей в городской столовой, пару раз в неделю посещала фитнес-клуб, и такая жизнь вполне ее устраивала. Муж и дети ей не были помехой, если подворачивалась какая-нибудь интрижка на стороне. Тогда она без особых угрызений совести договаривалась со своей замужней подругой и просила прикрыть – вдруг благоверному взбредет в голову ее проверить. Рая, конечно, понимала, что неоправданно рискует. Тем более что никаких серьезных чувств в принципе не испытывала. Но жить без этого не могла. Ей нравилось наблюдать за реакцией незнакомых мужчин, когда она, слегка покачивая широкими бедрами, павой проплывала мимо, а они посылали ей вдогонку недвусмысленные замечания. Ухаживания, совместное времяпрепровождение в ресторанах, страстные объятия и поцелуи кружили ей голову.

Все, что следовало за всем этим, особого удовольствия не доставляло, но, как говорится, процесс запущен и его не остановить. Уместно будет вспомнить, что однажды она попыталась уклониться от неминуемой близости. В тот раз Рая отделалась сломанным зубом. Урок ей запомнился навсегда, как бы печально это ни звучало. Мужу она сказала, что неудачно упала. Он не удивился, поскольку сам называл ее по флотской привычке человеком-аварией. Рая с детства славилась неуклюжестью, все роняла и постоянно спотыкалась. «Обе ноги левые», – шутил над ней в детстве старший брат, когда в очередной раз помогал подняться.

Мужчины появлялись и исчезали из ее жизни, и инициатором разрыва обычно выступала она. Райкин муж, как чаще всего бывает, ни о чем не догадывался. Он терпел вздорный характер жены так же, как и ее странные сумасбродные решения. Бывало, они ругались, могли огреть друг друга тем, что под руку попадется. Но потом мирились, любились и жизнь продолжалась.

До той поры, пока Рая не загорелась идеей пластической операции. После двух родов ее когда-то плоский животик потерял былую привлекательность и образовавшиеся складки, честно говоря, совсем не украшали фигуру.

Веня пытался отговорить жену от операции. Райка и такая ему нравилась. Помимо этого, он еще лелеял надежду на третьего ребенка. Но Рая как с цепи сорвалась. Без скандала не проходило и дня. Она успела побывать на консультации в Клинике красоты на Новом Арбате, обсудила с врачом все детали операции и даже реабилитационного периода. Дело оставалось за малым. Где взять деньги? Операция стоила дорого. У Раи такой суммы отродясь не водилось. Она надеялась, что сможет заставить муженька раскошелиться. У него как раз была крупная заначка, он с упоением копил на новый автомобиль. Веня просто обязан был выделить ей деньги. В конце концов, кто ему дороже – Рая или этот металлолом?

Она с ним и по-хорошему, и по-плохому, но Веня ни в какую не хотел отдавать заработанные трудом и потом в автомастерской средства на какое-то баловство. Именно так он называл Райкину затею.

Тогда она решила попросить денег у Артура. С этим волооким коренастым мужчиной она недавно познакомилась в ресторане, куда время от времени заглядывала со своей сотрудницей, чтобы расслабиться. Но то ли Артур не отнесся серьезно к ее просьбе, то ли попросту счел, что Рая не стоит таких денег. Так или иначе она и здесь получила отказ. Взбешенная Рая назвала мужчину жлобом и в тот вечер обрушила весь свой праведный гнев на бедного Веню. Тарелки, ложки, прихватки – все летало по кухне, как в фильме про полтергейста. Рая упрекала Веню в безразличии и в том, что он вечно на ней экономит. Контраргументом от Вени стало обвинение в том, что она слишком занята своей особой и ей глубоко наплевать на интересы семьи. Скандал не привел к соглашению сторон. Мечта Вени о машине, в которой разместится все его семейство, оказалась сильнее желания видеть Райкин плоский живот. На том вечер и закончился. Но не закончились попытки Раи добиться своего. Мысли не давали ей уснуть несколько ночей. Она ворочалась в постели, время от времени толкая локтем похрапывающего мужа. Она все думала, думала, и от этих думок в ее голове созрел макиавеллиевский план.

Райка вспомнила, как подвыпивший Артур после спонтанных ласк на заднем сидении автомобиля, расслабившись, признался ей, что занимается не совсем законным бизнесом и что ему часто приходится раскошеливаться на проверяющие органы.

Теперь все было делом техники.

Через пару дней она позвонила Артуру и как ни в чем не бывало предложила встретиться. Мужчина, обрадовавшись такому повороту, согласился, и их встречи возобновились. Рая стала внимательнее прислушиваться к его телефонным разговорам с клиентами, с женой, да-да, он ведь был женат. Впрочем, для нее это было неважно.

Прошел месяц. В одну из встреч Артур сообщил ей, что его не будет несколько дней. Он уезжал по делам. И Рая поняла, что настало время действовать. Сейчас или никогда. Она сильно нервничала, но отгоняла от себя мысли о неудаче.

Днем, после отъезда Артура, Рая вышла из дома. Несмотря на июль, небо было покрыто свинцовыми тучами, накрапывал мелкий дождик. Девушка нашла укромное место, где ей никто не смог бы помешать, и, сделав глубокий вдох, набрала номер телефона.

Трубку долго не брали.

– Алло, слушаю, – прозвучал голос с акцентом.

– Добрый день. Мне нужно срочно поговорить с супругой Артура.

– Я у телефона. В чем дело, кто вы?

– Я его новый бухгалтер. У Артура крупные неприятности. Такое и раньше бывало, но сейчас все крайне серьезно.

– Ах, да-да… я думала, он уехал по делам… как быть? – женщина явно понимала, о чем идет речь.

– Я в курсе, но нагрянула проверка, и он вернулся обратно. Сейчас он не в состоянии ни с кем связаться. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Что делать, что же мне делать? – женщина была на грани истерики.

– Артуру удалось переброситься со мной парой фраз. Он попросил связаться с вами. Речь идет о крупной сумме, которая может спасти положение.

– Я все поняла… конечно, ради бога, я все достану, вы только скажите, как поступить?

– Во-первых, успокойтесь. Возьмите себя в руки. Вы сможете собрать двести тысяч за два часа?

До Раи доносились тихие всхлипывания и звуки выдвигаемых ящиков.

– Да, смогу, – прозвучало наконец из трубки.

До последней минуты у нее оставались сомнения, что в доме не окажется нужной суммы. В таком случае план мог провалиться.

– Тогда я приеду к вам через два часа. Приготовьте, пожалуйста, сверток. Не переживайте вы так, все будет хорошо, – и закончила разговор.

«Только бы она не позвонила Артуру, только бы не позвонила», – крутилось у нее в голове. В том, что сам Артур не позвонит сегодня жене, она была уверена, он не слишком-то баловал ее вниманием. Поэтому нужно спешить. Рая вернулась в квартиру. Ее состояние не осталось незамеченным.

– Что это ты вся как на иголках? – спросил муж.

– Слушай, отстань, а! От тебя никакой пользы. Так хоть не лезь ко мне.

Веня, не желая пререкаться, лишь пожал плечами и решил, что самым благодарным делом будет позаниматься с детьми.

Через час под предлогом того, что ей нужно срочно купить лак для волос, она вышла из дома. Внутренняя дрожь сцепила ей зубы. Ладони стали противно липкими.

Артур жил в одном с ней округе. Рая неуверенно опустилась на сидение последнего вагона, и трамвай тронулся. Сердце билось в такт колес, стучащих по рельсам. Напряжение нарастало с каждой приближающей к цели остановкой.

На одной из них в трамвай поднялся мужчина лет пятидесяти, седой как лунь. Он не стал садиться, прислонился к стеклу и задумчиво оглядел окружающих. Его темные брови резко контрастировали с седой головой, и этим он напомнил Рае отца…

Папочка, так она называла его в детстве, ушел от них, когда ей было десять лет. Девушка задохнулась от воспоминания, и слезы подступили, окрасив карие глаза в медовый цвет. Но еще более неожиданным и болезненным ударом для нее стало прощание с братом Мишей, который решил уйти вместе с отцом. Мишке в ту пору было четырнадцать лет. «Предатели». Именно в таком свете расценивала она тогда поступок отца и брата. Маленькая девочка не понимала и не придавала значения постоянным спорам и неурядицам в семье. Раина мама отличалась склочным характером, выражение недовольства буквально приросло к ее лицу, упреки и оскорбления то и дело слетали с языка. Муж с женой вечно были в ссоре. Но Рая обожала отца, ей с ним всегда было интересно и легко. Рая была папиной дочкой. Мишка походил на отца во всем – и манерой рассуждать, и манерой шутить. Рая нежно любила брата. Уход двоих родных по духу людей сильно изменил ее. На первых порах после развода они встречались по выходным, но с каждым разом отдалялись друг от друга все больше и больше.

Сколько лет минуло, но обида так и осталась пылиться глубоко в сердце. Повзрослев, Райка часто укоряла мать в этом разрыве, претензии перетекали в бесконечные ссоры. Когда же мать сошлась с пьющим мужиком и вскоре сама пристрастилась к бутылке, Рая пришла в совершенное отчаяние. Девушке не удавалось элементарно поговорить с матерью, она постоянно находилась в состоянии разрушительного похмелья. Гордость и детская обида не позволили ей обратиться к отцу или к брату. Рая решила уйти из дома. В это же время она познакомилась с Веней, который только что вернулся из армии. Несмотря на кратковременность их отношений, парень, недолго думая, предложил ей выйти за него замуж. В бурю всякая гавань может считаться спасением. Рая с радостью приняла его предложение. Замужество представлялось ей единственно правильным шагом в сложившейся ситуации. Веня в своей бескозырке и матросском бушлате казался ей тогда надежным защитником. Впрочем, этот парень стал ее единственной опорой, но она часто была к нему несправедлива. Мальчишки-погодки, которых Рая родила в скором времени, доставляли Вене огромную радость, он уделял им все свое свободное от работы время и был им и за отца, и за мать. Не то чтобы она не любила своих пацанов, это было бы чистой воды наговором. Но по непонятной ей самой причине вела себя с ними слегка отстраненно, редко проявляя к детям ласку и нежность.

Прошло еще несколько лет. Папа жил один в своей квартире в Зеленограде, и их общение ограничивалось ничего не значащими телефонными разговорами. Мишка давно уехал из страны. Год назад отец позвонил. Разговор длился дольше обычного. «Рая, я скоро уеду. Мишка давно зовет к себе. Долго я не решался, все тянул. Короче, через месяц переезжаю к нему». Рая ничего не ответила и бросила трубку. Снова, как в детстве, она почувствовала себя брошенной. В тот день в ней оборвалась последняя связующая с отцом нить. «Папа, папочка. Почему все так сложилось? Ведь ты мне так был нужен. Если б ты мог знать, что я творю. Тебе бы это точно не понравилось». Рая отвела взгляд от седого мужчины и попыталась собраться.

«Не время раскисать, возьми себя в руки»… Несмотря на это, неуверенность в правильности своих действий незаметно поселилась в душе.

«Боже, что я творю!» – снова пронеслось в голове. Однако события уже потащили ее по роковому руслу. С мыслью: «Будь что будет!» она сошла на нужной остановке.

Спрятав мелированные волосы под серую бейсболку, которую успела схватить с вешалки при выходе из квартиры, и надев большие темные очки, она вошла в подъезд девятиэтажки.

Рая отчаянно нажимала на кнопку вызова лифта. Лифт не работал. «Мне что, пешком топать на девятый этаж??? Ну куда ты денешься, тебе ж нужны деньги? А Артур их еще сто раз заработает».

Она стала подниматься по узким ступенькам мимо серых, в цвет ее мыслей, стен.

«Допустим, мне удастся заполучить эти деньги, но что дальше? Приедет Артур, он же обо всем догадается. Он совсем не дурак».

В подъезде было пыльно и душно, пахло едкой краской. По всей видимости, проводился косметический ремонт.

«Хоть окна бы открыли. Еще только пятый этаж. Дышать нечем. Дешевая краска… Артур этого так не оставит. Как быть? Может, пригрозить, что расскажу о нас его жене? Что-то мне кажется, его это не сильно пугает. Что же мне делать?»

Седьмой этаж. На лестничной площадке стояли высокие металлические леса. Настил из досок был сплошь уставлен какими-то инструментами, банками и грязными тряпками. Впереди валялось опрокинутое ведро с краской, которое Рая не сразу заметила. Она остановилась на несколько секунд, чтобы перевести дыхание. Еще пара этажей – и она у цели. Надвинув на глаза бейсболку, девушка сделала шаг и вляпалась в густую краску, а вслед за этим зацепилась ногой за ручку ведра. Нарушение координации движения сыграло с ней злую шутку. Рая споткнулась и потеряла равновесие. Для того чтобы удержаться, она левой рукой схватилась за металлическую опору. Однако, на беду, конструкция оказалась не закреплена к стене. Вместо того чтобы помочь Рае сохранить устойчивость, она зашаталась, потом дала крен и стала падать на девушку вместе со всем содержимым настила. Удар пятилитровой банки с краской пришелся на Райкин прелестный профиль. Дальше она уже ничего не помнила. Без движения и вся в крови, девушка лежала на лестничных ступенях, погребенная под стальными трубами и банками, в двух шагах от исполнения ее сомнительных желаний…

Раю прооперировали. Она все еще находилась в реанимации, в критическом состоянии.

«Повреждения очень тяжелые, не даем никаких гарантий», – сказали врачи убитому горем Вене. Он не помнил, как добрался до больницы. Глядя на опухшее, изуродованное лицо жены, парень до последней минуты не хотел верить, что это она. «Как такое могло произойти? Ну как? Что она делала в этом злосчастном подъезде?»

Веня ломал голову в поисках хоть какого-то ответа. Так прошло несколько дней.

Рая почти все время находилась без сознания. Те минуты, когда она приходила в себя, были для нее мучительными. Лишь возвращение в забытье приносило огромное облегчение. Она становилась невесомой и порхала как мотылек от одного воспоминания к другому. Память тщательно приберегала для нее самые счастливые моменты, и все они были родом из детства. Вот она сидит у папы на плечах, она выше всех и так горда этим. Ее папочка самый сильный, сильнее, чем папа Лизы, сколько бы та ни хвасталась. Вот он учит ее держаться на воде, а она вцепилась в круг и не желает без него плавать. Она не признается, что жутко боится остаться без защиты. Тут папа совершенно неожиданно стаскивает с нее круг, и она с визгом барахтается в воде. Пресная озерная вода неприятно ударяет в голову, но девочка вскоре перестает обращать на это внимание. Потому что она плывет, пусть смешно и неуклюже, но плывет сама. А рядом заливается звонким смехом Мишка, и веснушки, рассыпанные на его лице, смеются с ним заодно. «Миша, смотри, я умею плавать. Ты только не уплывай, подожди меня». Но Мишка поплыл к середине озера. Ей стало страшно. «Папочка, скажи Мише, чтоб не заплывал так далеко. Папочка». Рая оглянулась, но отца нигде не было. «Папочка-а!» – в ужасе кричала Рая.

– Я здесь, дочка, я с тобой, родная.

Рая разомкнула ресницы. Свет больно полоснул по глазам, она зажмурилась. Кто-то гладил ее руку шершавыми пальцами.

– Не бойся, детка, папочка с тобой, папочка рядом.

Седой как лунь мужчина стоял на коленях возле кровати своей дочери. Его глаза застилали слезы бессилия. Глубокая складка пролегла между темными бровями. Он гладил руку своей девочки и все время повторял:

– Все будет хорошо, любимая, папочка рядом. Посмотри, кто к тебе пришел, – смахнув слезу ребром ладони, мужчина обернулся к высокому парню, стоящему в дверях палаты. Миша с болью смотрел на младшую сестру, которая напоминала перебинтованную мумию.