Тёмная молитва

© Ай Айдин, 2024

ISBN 978-5-0064-7247-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается Тому, Кто все превращает в пепел.

Как понять, что ты безумен? Где проходит грань, отличающая нормальных людей от опасных для общества?

Осенний ветер завывал среди арок и сквозных улиц, будто обгладывал кости неведомого животного. Я бродил посреди ночи в тапочках и домашнем халате по дворам Питера. И мне казалось, что я перешел черту. Я прижимался к стенам, прячась в тени от редких прохожих. Если они и замечали белое пятно халата, то сразу отводили глаза и ускоряли шаг.

Тело дрожало от холода. Надо было одеться, прежде чем выходить на улицу. Тогда бы не пришлось привлекать к себе лишнее внимание. Еще не поздно вернуться и переодеться. А лучше и вовсе остаться дома. Проснуться утром на работу и притвориться, что ничего не было.

Такие мысли посещали меня, когда я смотрел вслед прохожим. Стоило им отдалиться, и ко мне возвращалось неистовое возбуждение. Бредовая смесь морфия и адреналина.

Все это ненормально, я знаю. Все – начиная от моей опьяненной походки и заканчивая целью поисков. Мне еще хватало рассудка испуганно озираться по сторонам. Должно быть, только страх быть пойманным удерживал меня от того, чтобы рехнуться окончательно.

Иногда я останавливался и смотрел на полную луну. Те мгновения казались настолько прекрасными, что я терял всякий стыд. Я готов был рассмеяться в лицо любому, кто посмеет меня отвлечь. Имело значение лишь то, для чего я вышел сегодня на охоту. То, из-за чего у меня не нашлось время надеть кроссовки. То, что звало меня из теней мрачных закоулков. Затем облака вновь забирали луну в свои недоступные простым смертным владения, и я вспоминал себя, проклинал за медлительность и продолжал бродить по каменным лабиринтам улиц.

На Василеостровской есть множество дворов-колодцев, смотрящих в небо своими пустыми глазницами, будто оживающими в особый час, в надежде, что кто-то разгадает их тайны. Я забрел в один из них. Инстинкт повел меня туда, где отсутствовало всякое освещение. Я зашел в оставленную не запертой парадную и спустился по лестнице в подвал. Он тоже был любезно открыт, словно меня ждали.

По полу прозвенела отскочившая от моей ноги бутылка. Я обернулся назад, в очередной раз спрашивая себя, насколько далеко я переступил черту? Что я делаю ночью полуголый в подвале?

Глаза еще привыкали к мраку. Тапочки промокли, ноздри защекотал запах мочи и чего-то тухлого, будто я очутился внутри холодильника с давно просроченной едой. Если бы внезапно включился свет, я не удивился бы, увидев повсюду копошащихся червей.

Мне это все не нужно. Меня ждет дом, где есть душ и чистая, теплая постель. Там и следовало мне сейчас находиться. Что бы это ни было, пусть оно меня отпустит. Я хочу проснуться нормальным!

Но я не мог вернуться домой. Я был в подвале не один. Из темноты на меня смотрело нечто. Оно наблюдало, как угасают последние проблески моей воли, как я морщусь от отвращения, пошаркивая ногами среди мусора, как протягиваю руки в черноту и сразу с первого раза нахожу предмет своих поисков, будто заранее знаю, где он находится. Оно торжествовало, когда я забрал то, что должен был, и, спотыкаясь, помчался обратно на улицу. Оно ухмылялось, когда я уставился при свете луны на свою находку.

Черными провалами выколотых глаз на меня смотрела отрезанная голова.

Я вскрикнул от ужаса, но не посмел ее выронить. Я знал, что должен найти именно ее. Теперь, когда трофей был у меня в руках, все мое болезненное воодушевление отступило. Я остался наедине со своей страшной находкой. Стены маленького дворика стремительно сжимались. Они хотели запереть меня здесь, пойманного с поличным.

Если бы не звук собственного крика, я так и остался бы тут стоять, связанный цепями паранойи. Эхо от моего голоса многократно умножилось. Кричал теперь не я, а весь двор, кричали стены, окна и трубы, кричали те, кто жаждал уличить меня в преступлении.

Я ринулся бежать. Уже на ходу я сообразил снять халат и обернуть им свою находку. Пусть свидетели лучше запомнят обнаженного человека в трусах, чем маньяка с отрубленной головой в руке. Где-то по дороге я потерял свои тапки. Добрался до дома, с трудом справляясь с одышкой. Пока я гулял посреди ночи, дверь в собственную квартиру оставалась нараспашку. Повезло, если меня не ограбили. Вздрагивая при каждом лязгающем повороте запредельно громкого замка, я закрыл дверь и повалился на пол прямо в коридоре.

Не знаю, сколько времени прошло. Медленно, словно какая-то изощренная пытка, меня настигло ощущение чего-то давящего мне на грудь. Когда оно стало невыносимо отчетливым, я покосился и увидел, как из размотавшегося халата на меня уставились черные глазницы.

Они смотрели со злобной одержимостью, желая заставить меня слиться с этим лицом незнакомого человека. Лицом мертвеца. Наверное, я пролежал бы так сутки. Из забытья меня вернул будильник. Обычно нервирующая мелодия заиграла спасительным гимном. Это был знак, что наступил день. Привычная рутина упорядоченной жизни. Где-то под черепом, вроде бы даже под моим, зашевелился разум, узнавая содержание предстоящих событий. Пора на работу.

Стараясь не опускать взгляд на то, что у меня в руках, я прошел на кухню и открыл морозильник. Эхом прозвучал голос бывшей жены: «Зачем нам покупать отдельную морозилку? Что мы туда будем складывать?» Я был упрям и настаивал на своем решении, хотя и сам для себя не мог толком объяснить, зачем она нужна. Мы не раз ссорились из-за проклятой белой громадины, которая бестолково занимала место на кухне. Теперь-то я знал, для чего ее купил.

Я разгреб замороженные овощи и мясо. Там на дне я прятал другую отрубленную голову. Я нашел ее во время прошлого полнолуния. Тогда приступ случился со мной впервые. Подчиняясь какому-то смешанному со страхом безотчетному инстинкту, я хранил ее в морозильнике и чего-то ждал. Я положил в образовавшуюся емкость вторую голову, раздобытую этой ночью, придавил сверху замороженными овощами и захлопнул крышку.

Если бы только вода умела смывать мысли. Я направился в ванную и по пути обнаружил, что мои ноги оставляют грязные следы. Или это не мои? С трудом сдержался от того, чтобы остановиться и осмотреть их. Встал под душ. Включил воду на полную мощность, настолько горячую, насколько мог выдержать человек.

Я протирал себя мочалкой, едва не сдирая покрасневшую кожу. Зловоние из подвала пропитало все мое тело, проникло в вены и отравляло мозг. Когда я вышел из ванной, то обнаружил, что потратил слишком много времени. В десять начинался мой рабочий день, добираться час, а уже было девять. Я торопливо оделся и собирался выйти на улицу, но грязные следы на полу не отпускали меня. Нужно стереть их, иначе они так и будут меня преследовать. Когда я вернусь домой, ничего не должно напоминать о произошедшем этой ночью. Спешно помыл полы влажной тряпкой и заодно закинул халат в стиральную машину.

Вышел из дома. Оставалось сорок восемь минут. Будничная гонка со временем на экране телефона. Следовало еще проявить борцовские качества, чтобы в час пик быстро попасть на станцию метро «Василеостровская». Я угодил в водоворот толпящихся у входа людей. После чего медленно пингвиньим шагом начал свое приближение к прозрачным дверям метрополитена. Чем ближе ко входу, тем теснее и недоброжелательнее становилась толпа, то и дело раздавались ругательства.

Я запрокинул голову и увидел железный занавес из серых облаков и тусклого света. «Ночью оно было другим. Оно было живым и говорило со мной», – мелькнула мысль, но я тут же поспешил ее прогнать.

Плотный поток людей, одетый по какому-то негласному правилу в основном в темные цвета, затащил меня в метро. Свистели турникеты. Я приложил карточку к валидатору, вспомнив, что на ней осталось мало денег, и поспешил бегом вниз по эскалатору. На перроне меня ждало новое испытание: теперь следовало попасть в вагон. Возле каждой двери приехавшей электрички образовывались такие очереди, что казалось удивительным, как в нее помещается столько людей.

После нервотрепки в метро я приезжал на работу вымотанным. Но на этот раз я пребывал в отчужденном спокойствии и как бы наблюдал за собой со стороны. Толпа затащила меня в вагон. Кто-то пихнул меня локтем в бок, другой наступил мне на ногу и упал бы, только падать было некуда. Раздалось: «Осторожно двери закрываются». Электричка тронулась. Я с трудом мог пошевелиться, и мне не особенно хотелось этого. Жарко. В вагоне стоял характерный запах духоты. Я вспотел. Все это было привычным, повседневным, нормальным, а потому казалось мне сейчас утешительным.

Я вышел на станции «Электросила» и, несмотря на еще один спринт, теперь до бизнес-центра, все равно опоздал почти на пятнадцать минут. К счастью, мой начальник тоже любил опаздывать, поэтому маленький проступок остался незамеченным. Не обращая внимания на коллег, я сразу прошел к своему столу. Впрочем, «своим» этот маленький клочок пространства язык поворачивался назвать лишь от безысходности. В нашей тесной бесцветной коробке ежедневно проводился эксперимент, сколько всего в ней поместится офисных заключенных и как они будут себя вести.

Все столы были приставлены друг к другу впритык. Пол в узких проходах закован в провода, тянущиеся к переходникам и розеткам. Чтобы отодвинуть стул и сесть за «свое» рабочее место, приходилось быть аккуратным, иначе он ударялся в спину коллеги позади. Сидение на этих офисных стульях тоже своего рода изощренная пытка: они были старыми и изношенными. Спина от их кривизны к концу дня болела и умоляла больше сюда никогда не возвращаться. В разгар интенсивности рабочего дня здесь стоял ор. Если тебе удавалось слышать по телефону клиента и членораздельно ему отвечать, то считалось, что ты справляешься. Добро пожаловать.

Днем из-за обилия людей на метр квадратный (всего нас было двенадцать-тринадцать человек) царила духота значительно безжалостнее, чем в час пик метро, а единственное окно открывалось только наполовину из-за стола с компьютером рядом с ним. Это не обсуждалось, но все коллеги знали, что каждый из нас спрашивает себя, почему он здесь работает, по несколько раз в день.

Мой ад назывался «Сонар» – интернет-магазин мебели. Ежедневно к нам поступали заказы со всей России. Я надрывал горло, отвечая на идиотские вопросы вроде «подойдет ли это кресло к моим зеленым шторам» или «рассчитайте, пожалуйста, доставку… а почему так дорого?».

Забормотал старый процессор, проснулось окно монитора. Я не приступал к работе, пока не заварю кофе, чтобы выиграть пару минут для моральной подготовки, пройти стадии отрицания и принятия. Сегодня я поспешно, без лишних ритуалов открыл программу, где отображались заявки на заказы с сайта, и сразу начал звонить. Мне хотелось утонуть в голосах клиентов. Пусть они полностью завладеют моим вниманием и вытеснят из воспоминаний ночной кошмар. Так я погрузился в нервный туман многозадачности из заявок, переговоров и отчетов.

Несмотря на отсутствие комфорта, платили в этой фирме относительно хорошо. Поэтому текучка здесь, конечно, была, но не критичная – терпения у сотрудников хватало. Руководство экономило на аренде и на налогах – почти все работали неофициально. Зарплата – единственное, что держало здесь людей.

У меня есть сын, который сейчас живет отдельно – с мамой и ее новым мужем. Есть двухкомнатная квартира. Мы до сих пор с Леной оплачиваем ипотеку. Когда-то я возил семью на машине, но сейчас от нее остался только кредит. Никаких перспектив я в своей жизни не видел, кроме блеска осколков из прошлого. Обязательства, за которые я в глубине души держался и боялся отпустить, а потому исполнял ревностно.

Кто-то шлепнул меня по плечу и что-то сказал. До меня не сразу дошло, что разговаривают со мной.

– Эй, почему не здороваешься? Зазнался, что ли?

Это была Наташа. Симпатичная тридцатилетняя разведенка. Единственная, кому хватало сил каждый день улыбаться в нашем офисе.

– Время обеда? – удивился я, посмотрев на часы в мониторе.

– Конечно, зачем ты мне еще нужен, – сказала она и слегка хлопнула меня по спине. – Давай быстрее.

– Мне бы еще пару звонков сделать.

– Я голодная!

– Хорошо, иду.

– И ты так и не поздоровался, между прочим.

– Привет! Прости.

Наташа была моей отдушиной на работе. С ней я мог поговорить, скрасить серые будни. Сегодня, правда, был не тот день, когда мне хотелось общаться, но она все равно не отстанет. Как-то само собой завелось, что мы обедали всегда вместе.

В столовой уже успела набиться очередь. Наташа мне что-то рассказывала. Кажется, я даже отвечал ей односложными фразами. Я выбрал из давно приевшегося однообразного меню бизнес-ланч номер один – солянка, морковный салат и спагетти карбонара, а Наташа номер два – куриный суп, витаминный салат и пюре с котлетой. Был еще вариант номер три, но я его предпочитал, когда номер один надоест еще больше, чем номер два. И, конечно, сладкий компот. Каждый день этот красный сладкий компот.

Наташа ликовала от того, что наше любимое место у окна освободилось, как раз когда мы наполнили подносы и к нему подошли. Почему она радуется каждой мелочи? Я с трудом подавил раздражение.

Аппетит отсутствовал. Еда вызывала отвращение, как и все вокруг. Но если я не буду есть, то не смогу работать. Надо собраться, заставить себя пережить этот день, а потом и все другие вплоть до выходных. А там появится время разобраться, что со мной происходит.

Очередной шлепок по плечу вернул меня к реальности. Я чуть не подавился.

– Ваня, ты меня не слушаешь, пока я тебя не ударю!

– Неправда.

– Что с тобой? Ты сегодня какой-то пресный.

– Тяжелая ночь, – вырвалось у меня.

– Можешь поделиться, если тебе станет легче.

– Это сложно объяснить.

– Понимаю. Проблемы в семье?

Она перестала есть и смотрела на меня с таким состраданием, что мне захотелось выплакаться. Но я уже злился на себя за излишнюю разговорчивость.

– Ну давай выкладывай, бедолага, что у тебя там стряслось?

– Прости, я сегодня не в форме, я знаю. Все из-за сына. Я по нему скучаю. Давно не видел. Но… – тут я на секунду замолчал, потому что отчасти говорил правду.

– Что «но»? Бывшая не дает тебе с ним видеться?

Ладно, раз уж начал плакаться, придется теперь продолжать. По крайней мере, это не выглядит так, будто я что-то скрываю.

– Нет, дело не в этом. Наоборот, она хочет, чтобы я с ним чаще проводил время. Этого хочет и сам Саша. Он часто спрашивает маму про меня. Ему всего семь лет. Недавно начал ходить в школу, а я не смог прийти на первое сентября. Он так меня ждал… Я ужасный отец.

– Почему ты не пришел?

Потому что было полнолуние.

– Мне кажется, ему сейчас лучше держаться подальше от меня. У него теперь другая семья. Надо свыкнуться с этим.

– Что за бред? Ты его отец! – громко возмутилась Наташа. – Любому ребенку нужно внимание обоих родителей, если те не скатившиеся алкоголики вроде моего бывшего.

– Да, я знаю. Просто я не уверен, что он со мной в безопасности. – Я готов был проклясть себя за болтливость, но как же мне хотелось выговориться, хотя бы намеками и недоговорками.

– В каком смысле? Что ты имеешь в виду?

Я замялся. Теперь надо как-то выкручиваться.

– Трудно объяснить. Иногда мне кажется, что я притягиваю несчастья. А вдруг из-за меня с ним что-то случится?

Я представил, как однажды в полнолуние нахожу голову собственного сына. У меня мгновенно закончились силы заставлять себя есть. Я избегал в мыслях этой картины еще с первого случая. Сейчас я нашел уже вторую голову, и страшное видение начало обретать краски. Пока только наброски, которые я сразу стер. Слишком страшные, чтобы запоминать.

Что если убийца – это я? Неужели такое возможно?

Я ничего не знал об этих двух жертвах, как и об их телах, но каким-то образом находил их головы. Откуда я мог знать, где они спрятаны? А я и не знал, я не мог указать на карте, где они находятся. Я даже не имел понятия, что именно ищу. Они как будто сами дожидались меня.

Если я маньяк, который втайне от себя совершает зло, способен ли я причинить вред собственному сыну?

Мне ничего неизвестно о той, другой, личности внутри себя. Лишь подозрения о ее существовании и никаких доказательств. Но если она есть – ей лучше держаться подальше от тех, кто мне дорог.

Теплое прикосновение вернуло меня обратно в мир. Наташа положила свою руку на мою. Она внимательно, даже проникновенно смотрела мне в глаза. Я моргнул и отвел взгляд.

– Ваня, ты можешь рассказать мне честно, что с тобой происходит? Я хочу помочь.

– Все в порядке. Надо работать. У меня еще с утра висят заявки, – ответил я и резко встал. Карбонара и салат остались недоеденными.

Я вернулся в офис и погрузился в экран монитора, больше не позволяя себя отвлекать. В конце смены я намеренно задержался, чтобы не идти с Наташей вместе до метро. Она, кажется, об этом догадалась и попрощалась со мной холодно. Я даже слегка из-за этого расстроился, чему тут же восторжествовал: все-таки у меня еще остались эмоции, кроме тревоги за сына и свой рассудок.

Закончил я вместо семи часов вечера почти в девять. Я оставался бы и дольше, но заявки на звонки закончились, а новые все не появлялись. Я закрыл офис, так как ушел последним, и оставил ключ у охранника с чувством, что покидаю свое убежище. На улице уже темнело. Я быстрым шагом направился к метро. В электричке на меня навалилась усталость. Разболелась голова. Я не спал вторые сутки, и, хотя организм требовал покоя, я боялся провалиться в сон – туда, где начиналось пространство подсознания, и я не отвечал за себя в полной мере.

Тело все равно требовало свое. Невозможно никогда не спать. Я сразу сдался, переступив порог квартиры. Стоило мне снять пальто и ботинки, как я тут же упал в кровать и заснул…

…В прошлый раз, когда я нашел первую голову, я тоже очутился в этом тоннеле. Отделанные плиткой пол и стены. Они впитали в себя грязь, похожую на засохшую кровь. Какие-то пятна были выцветшие и напоминали ржавчину, другие, еще алые, казались совсем свежими. Все они перемешались, как бы пожирая друг друга, так что я с трудом различал за ними некогда белые островки кафеля – в основном ближе к потолку, куда брызги добрались в меньшей степени.

Рано или поздно здесь появится новая кровь. Сначала она оставит длинные растянутые следы, а после тоннель оживет. Почует, что по нему волокут добычу. Лучше бы поспешить. То, что находилось здесь, любит, когда все делается вовремя.

Я побрел вперед. Старался ступать беззвучно, но я знал, что меня все равно слышат. На потолке в ряд горели лампочки. Некоторые из них мигали, на несколько секунд погружая пространство в полутьму. От них рябило в глазах, а впереди что-то мерещилось, кто-то смотрел на меня и чего-то ждал, но описать этого кого-то я бы не смог. Я даже не был уверен, действительно ли что-то вижу, кроме игры света и тени.

Коридор казался бесконечным. Возможно, он таким и был. Я не оборачивался. Шипение мигающих лампочек за моей спиной замолкало. Они потухали навсегда. Ко мне подбиралась темнота. Медленно, будто желала растянуть удовольствие от преследования. Она шла по пятам. Я завязну в ней, не сумею выбраться, если остановлюсь.

Даже в самом страшном кошмаре, всегда есть возможность проснуться. Меня пробуждение не волновало. Важно было другое: там, впереди, меня кто-то или что-то ждало, но смотрело оно на меня из подбирающейся тьмы за спиной. Исход был предрешен: я послушно двигался туда, куда оно хотело. Я могу проснуться, могу вообще не спать, даже покончить с собой – от него все равно не спрятаться и не сбежать.

Звук моих шагов изменился, стал хлипким. Под ногами заструились ручейки крови. Они ползли вперед, словно наперегонки. У меня возникло сильное желание обернуться. Этого не следовало делать. Блаженны не знающие и не ведающие о своем будущем.

Я терял над собой контроль. Мной завладел страх. Он будто положил свою костлявую ладонь мне на голову и медленно заставил обернуться…

Стук.

Я проснулся в изнеможении. С трудом нашел в себе силы достать из кармана телефон. Время узнать не удалось. Батарея разрядилась. Комнату заливал через щели в шторах тусклый солнечный свет.

Я рывком поднялся с кровати, включил на столе ноутбук и посмотрел на издевающиеся цифры. 14:34. Проспал! Сил долго сокрушаться не было. Казалось, так и должно быть: черная полоса в жизни продолжалась. Не хватало еще для полного счастья потерять работу.

Когда же все это закончится? Почему я не могу жить даже не счастливо, а хотя бы просто нормально? Что я теперь скажу руководителю? Геннадий Александрович всегда ценил меня за ответственность и самоотдачу. Пожалуй, единственный человек, который благодарил меня за потраченное на работе время. Это было не искренне, а скорее для дополнительной мотивации, но все равно не хотелось портить отношения.

Надо теперь думать, как выкручиваться, только думать что-то мешало, сбивало с мысли.

Снова стук.

Я повернулся к окну. Звук доносился с улицы.

Дежавю. Это уже было. Сейчас я отодвину занавеску и увижу ворону. Что ей здесь нужно? Может, успокоится и улетит? Однако стекло звенело так, будто она готова разбиться об него, лишь бы ворваться ко мне.

Я резко отодвинул шторы. Ворона гаркнула, глядя черным глазом прямо на меня, точно узнала. Не успел я опомниться, как она расправила крылья и улетела.

Несколько минут я задумчиво простоял у окна в тумане хаотичных беспорядочных мыслей. Затем лег обратно в постель. Я все еще слышал стук. Это было мое сердце. Оно что-то хотело ответить вороне, но я не мог разобрать что именно.

«Она прилетает каждый раз, когда я приношу домой голову», – пронеслись в голове предательские мысли. Я тут же постарался себя успокоить. Прилетала и прилетала. Не бояться же мне теперь каждой птицы в конце концов!

Следовало прекратить заниматься самобичеванием и позвонить начальству, пока я не потерял работу. Однако, вместе с тем как сердце постепенно успокаивалось, меня снова клонило в сон. Я с трудом перевернулся на другой бок. Дела подождут.

Я вообще спал по-настоящему?

Этот вопрос вырвал меня из дремы. Постель пропиталась потом. Я непроизвольно прикрывал нос от собственного запаха. Двигал головой, пытаясь найти сухое место на кровати. С меня текло ручьем. Хотя я до сих пор не переоделся, как пришел с работы и завернулся в одеяло, мне все равно было холодно. Видимо, знобило.

Положил руку на лоб. Отдавало жаром – расплата за ночные путешествия. Я почти обрадовался, что заболел. Вызову врача, получу больничный, смогу объясниться перед Геннадием Александровичем.

Встал за градусником, но прежде с тревогой себя осмотрел. Одежда, конечно, была на мне помятая, но никаких следов вылазки на улицу я не обнаружил. Взял с полки градусник и заодно поставил телефон на зарядку.

Наташа на меня вчера обиделась, – вспомнил я и рассердился. Нашел о чем думать! Мне что, двадцать лет? С тех пор как мы с женой расстались, у меня никого не было. Отсюда излишняя эмоциональность. Да и Наташа не глупая, догадалась, что я не в порядке. Молодец, вызвал подозрения. Уверен, на работе и без этого ходят слухи о моих странностях!

Я попытался вспомнить, что со мной происходило перед тем, как случился первый «приступ» в новолуние. Затем сравнил с событиями следующего. Ничего особенного выделить не удалось. Все было как обычно, день сурка. Работа, дом, пиво.

Градусник показал температуру тридцать восемь. Я с облегчением включил телефон и набрал Геннадия Александровича. Несколько минут он меня журил за то, что не брал трубку и не предупредил о болезни заранее, но не слишком сердито – заменить меня было кем. Я пообещал отчитаться о сроках, которые обозначит врач, и вернуться к работе как можно скорее. На этом распрощались.

Прежде чем звонить в поликлинику, решил принять душ. По пути в ванную заметил, что один кроссовок в прихожей откинут в сторону, под комод. Я замер, не решаясь вернуть его на место. Раньше я всегда оставлял обувь аккуратно на коврике возле двери. Вчера я был слишком уставшим, чтобы следить за такими мелочами. Или причина была в другом? Пока я мылся, то непрерывно убеждал себя, что слабость в теле вызвана переутомлением, недосыпом и температурой. Не мог же я никуда выходить этой ночью. Я ведь должен был бы помнить хоть что-то!

Во сне я шел не останавливаясь.

…и наступал на кровь…

Я выскочил из ванной и осмотрел в прихожей оба кроссовка со всех сторон. Грязная подошва, к пятке прилипла жвачка, но никаких следов крови не обнаружил.

После того как я вытерся и переоделся в чистую домашнюю одежду, почувствовал себя немного лучше. Я включил на ноутбуке музыку из своих аудиозаписей в ВК и лег обратно в кровать в надежде под нее заснуть. Хотя в колонках играл старый добрый Linkin Park, песни казались чужими, раздражающими. Даже музыка обернулась против меня. От затяжных криков Честера разболелась голова. Комната казалась мне тесной, словно будка у собаки. Вот бы забыться на дне бутылки. Лучше навсегда, как Честер когда-то решил все свои проблемы одним простым решением…

Я поставил музыку на паузу. Не хватало мне еще мечтать о самоубийстве.

В холодильнике было пиво – оно бы меня взбодрило, но мне и думать не хотелось о том, что придется вновь появляться на кухне. До чего же я докатился – боюсь передвигаться по собственной квартире! Может, было бы легче, если бы я знал, что со мной. Без особого энтузиазма я попробовал загуглить про лунатизм.

Оказалось, это не редкое явление. Современная медицина называет его сомнамбулизмом. Им страдает около 2% населения земли. Чаще всего дети до 16 лет. Причины бывают разные: эмоциональные потрясения, дефицит сна, заболевания внутренних органов, повреждения головного мозга. Ничего из перечисленного мне не подходило.

В основном лунатики ограничивались сидением на кровати или прогулкой на улицу. Причем, если они уходили далеко от дома, то имели все шансы заблудиться и получить травму или обморожение. Люди, подверженные этому явлению, скорее сами нуждались в помощи, чем несли опасность окружающим. Явно не мой случай: отрезание головы – действие посложнее, чем невинные прогулки. Значит, вероятность, что я совершаю убийства во сне, а потом заставляю себя же искать по городу части тела, исключается почти наверняка. Почти…

С латиницы термин «лунатизм» переводился как «лунное безумие». Раньше люди верили во влияние фаз луны на человека. Позднее ученые объяснили, что подобное расстройство сна чаще происходит при лунном свете, так как человеку для передвижения нужно видеть.

Остаток дня я провел, читая статьи о влиянии луны на человека. В основном встречались сайты по эзотерике и астрологии, иногда попадались и научные исследования. Я просматривал все подряд до тех пор, пока информация не начала повторяться.

Оторвался от экрана я только ближе к вечеру, когда пришел врач. Уставший седеющий мужчина провел осмотр без интереса, будто куда-то торопился: послушал легкие, прописал таблетки, спешно выписал больничный и ретировался.

Говорят, сон лечит. Я пытался снова заснуть, но голод постоянно напоминал про кухню. Там лежало куриное филе. Нужно только открыть морозилку…

Я заказал доставку пиццы, готовить сил не было. Потом, когда наступит срок платить за ипотеку, буду жалеть о напрасно потраченных деньгах, а пока наслажусь моментом. Я не ел со вчерашнего дня, пицца показалась безумно вкусной. Сытость не принесла облегчения. Сон по-прежнему меня избегал. Я пробовал плотно занавешивать шторы, накинул на карниз плед, чтобы исключить любое попадание света в комнату, включил на «Ютубе» успокаивающий шум дождя, лежал в полной тишине, так и не сомкнув глаз.

Утром направился в аптеку за прописанными от простуды таблетками. Передвигался с трудом, кажется, температура продолжала подниматься. Хотел купить снотворное, но возле кассы передумал: вдруг я снова окажусь в том бесконечном жутком коридоре и больше не смогу проснуться.

В полдень заставил себя пойти на кухню за пивом. Сразу как вошел, обо что-то споткнулся. Это был пакет с замороженными овощами. Я слишком устал, поэтому постарался убедить себя, что помню, как сам его уронил на пол. Хотелось избежать очередного самоанализа.

Сразу задвинуть крышку не удалось, словно в воздухе возникло невидимое препятствие. Я невольно начал рыться в морозилке. Для начала вытащил курицу – приготовлю на обед, затем пачку сливочного масла – начатое уже почти закончилось. Хватит претворяться. Решительным движением я отодвинул в сторону всю разморозку и достал обе головы.

Они принадлежали мужчинам. У обоих отсутствовали языки и глазные яблоки. Шеи выглядели так, будто их скорее оторвали, чем отрезали, – еще одно доказательство, что убийца не я. У меня бы на такое сил не хватило, я даже не знал, как это можно сделать. Кто из людей способен сотворить подобное? Должно быть, использовались какие-то пыточные инструменты.

«Если, конечно, это вообще был человек», – вдруг пробежала у меня странная мысль.

Я тут же призвал себя к рациональности. Если я хочу докопаться до истины, лучше опираться на факты и логику. Всему должно быть объяснение. Начнем с того, что зверь, способный разорвать человека, вряд ли передвигался бы по центру Питера незамеченным, даже если он выходил бы на охоту лишь ночью. Повсюду в городе развешаны камеры. И что это вообще за зверь такой может быть?

Кто бы ни совершил эти убийства, он или они делали это где-то в другом месте, не там, где я находил головы. Конечно, есть вероятность, что в темном подвале я не заметил труп с оторванной шеей, но я знал совершенно точно – его там не было. Откуда? Неизвестно.

Вновь вступает в свои владения иррациональное. На первую голову я набрел в кустах недалеко от пляжа Финского залива. Я не пытался искать тело. Все мое существо вопило, что останки находятся где-то вне поля моей досягаемости.

Охваченный азартом, я перенес головы в гостиную и поставил на пол. Вся моя квартира состояла из теней и узкой полоски света, пробивающейся сквозь щель в задернутых шторах. Я сел на диван, опершись локтями на колени, и продолжал смотреть на свои трофеи.

Полумрак не мешал мне сравнивать головы (я уже хорошо запомнил каждую черточку на искаженных лицах): цвет кожи, примерный возраст и предположительная национальность. Все это плохо поддавалось определению из-за процесса гниения, пусть я и держал их в морозилке. Значит, убийства происходили за некоторое время до полнолуния. Еще после первой ночной вылазки я прочитал в интернете много информации о разложении тел после смерти, но в любом случае, чтобы установить точную дату кончины, мне не хватало настоящего образования. Я предполагал, что прошло не более двух недель.

Все потуги оправдать себя рушились о тот факт, что в полнолуние я точно знал, где находится предмет моих поисков. Ответы прятались в моей собственной голове.

Меня это мало сейчас беспокоило. Я уже не пытался разрешить загадку. Кажется, температура снизилась, мне полегчало. Перестал волноваться. Мне даже было… Мне было хорошо, можно сказать, приятно. Да, пожалуй, так бы я описал свое состояние. Приятное. За окном гаркнула ворона. Я опомнился и отнес «трофеи» обратно в морозилку. Остаток вечера я провел за просмотром сериалов и не заметил, как провалился в беззаботный сон.

Следующий день я прибывал в том же приятном умиротворение. Коктейль из возбуждения и спокойствия. Температура больше не возвращалась. На улицу выходил только за пивом и продуктами. Иногда серфил интернет в поисках информации про обезглавленные трупы, но делал это лениво, скорее из необходимости, и ничего похожего на мою ситуацию не нашел, хотя каких только фотографий там не насмотрелся – «расчлененка» на любой вкус.

Ничего удивительного, если учесть, что Питер занимает первое место по количеству зарегистрированных случаев сумасшествия в России. Как бы они не внесли в свой список еще один… От изучения всего этого зверства становилось тошно. Я решил закончить. Теперь я знал, почему город, в котором я живу, называют «Расчленинградом». Здесь не только совершают убийства с пугающей частотой (во всяком случае, такое впечатление у меня сложилось), но и с особым удовольствием освещают эти события в прессе, будто журналисты и читатели только и ждут новых подробностей. Для кого-то эти изуверства – страдания, которых не должно было случиться, а для кого-то занимательный сериал. Значит, рано или поздно случай, похожий на мой, должен попасть в СМИ. Придется и дальше следить за новостями.

К своему облегчению, я обнаружил внутри себя протест по отношению к темной правде о своем городе и к насилию в целом. Еще одно доказательство в пользу того, что я не убийца и не могу им быть в принципе. О том, почему головы в морозилке вызывают у меня хорошее настроение, я постарался не задумываться.

Так, без особых происшествий я провел больничный. Все беспокойства остались где-то за пределами задернутых штор. Мне удалось отдохнуть. Как обычно, когда у меня появлялись свободные дни от работы, я обнаруживал, насколько одинок, но теперь у меня имелась причина: нельзя никого подпускать к себе близко. Для их же безопасности. Впрочем, все и так забыли о моем существовании – никто мне не писал и не звонил.

Кроме Наташи. Пару раз она справлялась о моем самочувствии.

Примерно год назад жена сбежала от меня к какому-то дантисту. Думаю, они крутили роман за моей спиной уже давно, учитывая, как скоро они поженились. Меня это сильно подкосило. Ушел в запой, уволился с работы и так бы продолжал пить, если бы не закончились сбережения. Затем пришлось собраться, чтобы выжить и не потерять хотя бы жилье – ненасытное ипотечное животное, требующее раз в месяц обильную жратву. Устроился на работу в интернет-магазин.

Где-то через два месяца в нашем коллективе появилась Наташа. Она, будто намеренно, выставляла на посмешище мою угрюмость своей чрезвычайной приветливостью. Происходило это исключительно в рабочее время. Открытая к общению симпатичная разведенка. В коллективе она нравилась всем. Ее приглашали на свидания, и, надо признаться, я в тайне радовался тому, что она всем отказывала.

Если бы я вспомнил, что значит быть мужчиной, уверен, у нас с ней могло бы получиться. Наверное, пока я на больничном, она обедает с этим Алексеем из отдела маркетинга. Впрочем, какая разница. У меня было двадцать девять с половиной причин не приглашать ее на свидание, где двадцать девять с половиной – это цикл, который совершает смена фазы луны. На данный момент, у меня оставалось еще девятнадцать суток для бесполезных самокопаний.

Вот, допустим, взять того дантиста. Он разбил мою жизнь, сделал из меня дурака. Хотел бы я отрезать ему голову? Возможно, но главную обиду я затаил на жену. Ведь мы клялись друг другу в верности. Что, если в следующее полнолуние я найду ее голову?

– Ваня, ты опять меня не слушаешь! В следующий раз пойду обедать вон с тем деревом за окном, беседа и то оживленнее получится! – воскликнула Наташа.

– Прости, я задумался.

– Правда? Удивительно, – съязвила она.

Повисла неловкая пауза. Я почти не притронулся к супу. Я выздоровел, но только лишь телом, а теперь среди коллег делал вид, что здоров и умом. Время обеда скоро истекало. Следовало поторопиться, мы с Наташей еще собирались успеть немного прогуляться, прежде чем вернуться в офис.

– Знаешь, я не буду доедать. Пойдем на улицу.

– Давай, – сказала Наташа, допивая остывший кофе. Она уже давно все съела и ждала меня. – Я как луна – твоя спутница на работе. Что ты на меня так смотришь? Я что-то не так сказала?

Мне потребовалось усилие. Я почувствовал, как мое лицо заливает краска, будто меня поймали за чем-то постыдным.

– Все в порядке. – Оправдывался я уже на улице. – Просто на больничном много всякого читал. В том числе и про луну. Кое-что вспомнилось.

– Вот это да! С чего вдруг такой интерес? Ты не оборотень случайно?

– Вроде нет. Просто делать было нечего.

– Так говорят все оборотни.

– Я не оборотень!

– Ладно, раз ты настаиваешь, я тебе поверю на этот раз. Расскажи лучше, что нового узнал, а то офисные сплетни слушать уже надоело.

На самом деле, Наташа сама первая начинала перемывать косточки всем в ближайшей округе, но я тактично об этом не упомянул.

– Я читал разную информацию: научную и не совсем. Хочется знать, действительно ли небесные светила, которые находятся от нас на огромных расстояниях, способны оказывать влияние на наши жизни. А если способны, то для чего это нужно?

– Обожаю астрологию, – с удовольствием кивнула Наташа, – продолжай.

– Это не совсем… Неважно. В общем, данные я нашел противоречивые. Не знаю, насколько им можно доверять.

– Я верю. У меня есть знакомая. Хочешь, она тебе погадает? Расскажет прошлое и будущее.

Мне показалось, что Наташа посмеивается над нашим разговором. Меня кольнула досада.

– Ну и чего ты замолчал? Рассказывай уже! Я больше не буду перебивать.

– С одной стороны, люди с древности персонифицировали природные явления. Например, в греческой мифологии имя богини луны – Селена, а в индийской бога луны зовут Чандра. С другой стороны…

– Так и есть. Все вокруг нас живое, но мы не всегда это видим.

– Ты обещала не перебивать.

– Ой, прости, пожалуйста.

– На чем я остановился? Так… Потерял мысль.

– Персонификация луны.

– Да, спасибо. Допустим, за всеми планетами действительно стоят личности и каким-то мистическим образом они оказывают на нас воздействие. Представляешь, какая у них власть? Что, если кому-то из них взбредет в голову перекроить мир по своему усмотрению или пошутить смеха ради? Но, разумеется, это все ерунда. Никто не нашел этому доказательств, кроме как в старых легендах и сеансах астрологов. Есть слух, будто в полнолуние совершается больше самоубийств и прочие безумные поступки, но на самом деле они происходят постоянно. Благодаря мифологическому бэкграунду люди привыкли связывать необычные события с полнолунием, внимательнее за ними наблюдают.

– Конечно, если бы кто-то из моих знакомых повесился на убывающей луне, то я совсем бы этого не заметила, а вот в полнолуние другое дело – сразу бросается в глаза!

– В каком-то смысле, да и нет. На эту тему было проведено множество научных работ по всему миру, и многие из них противоречат друг другу. Например, в США изучили, не помню точно сколько, где-то более полутора тысяч случаев госпитализации на почве психологических расстройств. Количество никак не менялось в зависимости от лунных фаз. Зато по данным австралийских ученых, около четверти из всех тяжелобольных поступают в новолуние.

– Ваня, ты такой умный, такой молодец! Женщинам нравятся мужчины с широким кругозором!

– Наташа, хватит издеваться.

– Все-все, молчу.

– Я действительно много чего начитался. Теперь я знаю о том, как влияет луна на укусы собак, на травмы футболистов и даже рождаемость среди коров.

– Не кори так себя, начитался и начитался, я тебя не осуждаю, с кем не бывает. Так что там насчет рождаемости?

– Ничего. Как я уже говорил: множество статей друг другу противоречат. Медсестры жалуются, что в полнолуние им приходится больше работать, но исследователи из Германии установили, что рождаемость никак не меняется в зависимости от фаз луны. Ветеринары в Японии подняли данные на фермах и обнаружили, что в полнолуние рождается аномально больше телят. Впрочем, не удивлюсь, если кто-то напишет опровержение.

– Да брось, мы оба знаем, что луна имеет самое непосредственное влияние на человека, – внезапно посерьезнела Наташа.

– С чего ты взяла?

– Говорю же, у меня есть знакомая гадалка. Я могу тебя к ней отвести, если ты готов узнать о себе правду.

– А если не готов? – с насмешкой спросил я.

Моя жена верила в гороскопы. Она слушала их по радио или читала в журналах, а когда один из многих прогнозов сбывался, то, в пику моему скептицизму, припоминала мне это неделями.

– Тогда лучше не приходить.

Мне показалось, она чему-то разозлилась или обиделась. Я постарался оправдаться:

– Астрологи много чего рассказывают про луну. Ее расположение в натальной карте – одно из самых важных для судьбы человека. Также она имеет особое влияние на детей, среди животных – на коров, на атмосферу в доме, на красоту лица и размер груди у женщин и много чего еще. – Не удержался я блеснуть эрудицией. – Все это слишком сложно проверить, а потому не является для меня абсолютной истиной. Другое дело мелатонин – возможно, расположение луны каким-то образом влияет на его выработку, что, в свою очередь, влияет на активность некоторых животных или людей. Впрочем, это тоже скорее предположение.

– Что такое мелатонин?

– Гормон, который помогает вырабатывать циркадные ритмы.

Тут я попался. Сейчас она спросит про циркадные ритмы, и я буду выглядеть как школьник, который плохо выучил урок.

– Понятно, – протянула Наташа без всякого интереса. – Уже время обеда закончилось. Пошли скорее, а то Геннадий Александрович будет ругаться.

Возвращались молча. Каждый думал о своем. После того как я озвучил Наташе часть той информации, что я в себе держал, собственные потуги разобраться в себе показались мне нелепыми. Мне нужна была помощь специалиста. Того, кто не расскажет ничего полиции, – это главное условие.

Я снова решил задержаться на работе. Коллеги бросали мне «пока» и «до завтра» таким тоном, будто за что-то в тайне меня осуждали. Наташа всегда прощалась со мной мило, по-доброму. На этот раз было иначе. Она выключила свой компьютер, взяла пальто с вешалки и, одеваясь, подошла ко мне:

– Она показывала мне, что ты захочешь узнать свое будущее и прошлое.

– Кто «она»?

– Предсказательница.

– Ерунда. Я еще не отчаялся до такой степени, чтобы платить деньги шарлатанам! – внезапно разозлился я.

– Ей не нужны твои деньги, хотя заплатить придется.

– Конечно, придется! Для этого она и предсказывает. С чего ты вообще взяла, что мне нужна помощь?

– Я не говорила, что тебе нужна помощь. Просто скажи, когда будешь готов.

Так и не попрощавшись, она демонстративно повернулась ко мне спиной и вышла из офиса. Я с облегчением обнаружил, что остался один. Не хотелось бы иметь свидетелей этого странного разговора, тем более среди коллег.

Просидел на работе еще часа два. Хотя заявки на новые звонки с сайта появлялись регулярно, работа у меня не ладилась. Все думал о разговоре с Наташей, а клиенты только мешали перебирать в уме, как бусины, каждое слово из нашего разговора. Меня охватила тревога. Мне казалось, я чем-то себя выдал.

Когда я вышел, на улице моросил дождь. Я решил не задергивать капюшон, хотелось освежиться. Холодные капли били мне в лицо, пытались достучаться, вырвать из мира обреченных мыслей. Я действительно отвлекся: затерялся в звуке гудящих в пробке машин и темного неба, подсвеченного изнутри непокорными ночи огнями города. Мокрый асфальт размытыми красками отражал мигающие светофоры и фонари – жаждущее любви и внимания полотно. Люди шагали по нему, спеша по своим делам.

Будничный Петербург, чей голос шепчет завыванием ветра и звенящими от дождя подоконниками. Если остановиться, отдаться ему, то он расскажет кое-что еще. Фигуры под зонтиками растворяются во времени, а город-бунтарь стоит, не желая покоряться природе. В его венах течет кровь из бензина и электричества, каменная мощь сдерживает наводнения, но утопает в наваждениях той красоты, что бросает вызов вечности. И все же нет сомнений, что даже Питер однажды исчезнет, как те фигуры, чьи зонтики дрожат от порывов ветра.

Почему я волнуюсь из-за всех этих пустяков, что происходят в моей жизни? Ведь она так коротка! Даже если случится худшее и все узнают, что я псих, маньяк, самый опустившийся из людей, меня посадят в тюрьму, будут пытать, да хоть казнят – и что с того? В этом не больше смысла, чем в счастливой семейной жизни, которой я наслаждался ранее. Все скоро закончится. Или перейдет из одного состояния в другое.

Визг турникетов, хрип эскалаторов вернул меня в приземленные, а вернее подземные, пласты реальности. Час пик уже прошел, но народа в метро все равно хватало. Подъехала электричка. Не помню, как зашел в нее. Увидел свободное место в вагоне, сразу сел, закрыл глаза. Вот бы снова поймать ту секундную искру безмятежности, которая согрела меня под дождем, и не терять ее никогда. Возможно ли это здесь, среди вечно торопящихся, раздраженных от нехватки места и воздуха людей? Каждый из них ненамеренно, незаметно выкачивал из меня спокойствие. Иногда я приоткрывал глаза, чтобы посмотреть, кто наступил мне на ногу, или убедиться, что не проехал свою остановку.

Какой-то незнакомец сел рядом со мной, и стало совсем тесно. Я снова отгородился от всех сомкнутыми веками, когда вдруг почувствовал тычок в бок. В чем дело? Рефлекторно открыл глаза. Незнакомец доставал из кармана блокнот. Видимо, задел меня случайно. Духота – частый пассажир в метро. Мой сосед как будто не замечал ее: он был в шарфе и в задернутом капюшоне. Глаза скрывали солнцезащитные очки.

Впрочем, какое мне до него дело. В Питере люди порой соревнуются, кто из них страннее. Ничего нового. Я закрыл было глаза, однако снова получил локтем в бок. Постарался не обращать внимания. Задел и задел. Но тычки продолжались и довольно настойчиво.

Я попросил его быть аккуратнее. Незнакомец даже не повернул головы. Судя по направлению непроницаемых стеклышек очков, он смотрел куда-то вперед, прямо в живот стоящего напротив и держащегося за поручень мужчины. Осанка незнакомца при этом была неестественно прямая, из-за чего он казался значительно выше меня, ведь я обычно горбился.

Может, он просто слепой, – устыдился я. Только зачем слепому блокнот? На листке карандашом был вычерчен треугольник. Параллельно основанию фигуру пересекала линия. Я уже собирался снова сделать попытку задремать, как он перелистнул страницу. Я не мог поверить: на пожелтевшей бумаге изображалась со спины человеческая фигура, которая идет посреди тоннеля.

Незнакомец вновь перелистнул страницу. Хотя рисунок был исполнен простым карандашом, художник мастерски передал густые пятна на полу и стенах. Кто-нибудь другой вряд ли догадался бы, что это кровь. Темные сгустки вызывали тревогу. Пространство позади одинокой фигуры заполнялось плотными штрихами. Они перечеркивали друг друга, будто пожирали, и чем ближе к краю листка, тем чернее становились. А тоннель впереди, казалось, не имеет конца. Человек на рисунке слегка горбился. Он обхватил себя руками и двигался на согнутых ногах, изможденный и напуганный.

Незнакомец перелистнул страницу.

Чернота уплотнилась и пододвинулась ближе к спине шагающего. Из нее вырастали щупальца и разливались по полу и стенам. Я вспомнил, как во сне у меня под ногами текла кровь.

Незнакомец перелистнул страницу.

Чернота распространилась по всему тоннелю, лишь впереди оставались всполохи света. Человек полз к ним на коленях и, кажется, пытался до них дотянуться. Но расстояние было слишком велико.

Электричка начала замедлять скорость, а вместе с ней что-то останавливалось внутри меня. На несколько мгновений я разучился дышать. Не заботясь о правилах приличия, я сверлил взглядом блокнот. Я был готов вырвать его из рук и просмотреть сам, но боялся того, что могу увидеть. Я покорно ждал.

Незнакомец перелистнул страницу.

Все пространство бумаги проглотила чернота. Я наклонился ближе, пытаясь в ней что-то разглядеть. Так не должно быть, этому человеку нельзя просто застрять в темном тоннеле! Вскоре мне стало казаться, что я различаю в ней силуэты. Да, они там есть, я был в этом убежден! Разная плотность карандашных штрихов косвенно доказывала, что я не придумывал.

С трудом различимая фигура человека теперь карабкалась вверх. Чернота в середине листа сгущалась, образовывая треугольник с размытыми границами. На нем кто-то или что-то сидело…

Незнакомец захлопнул блокнот.

– Простите… – вновь сделал я попытку к нему обратиться. – Простите, вы меня слышите? Не могли бы вы рассказать про эти рисунки?

Он по-прежнему смотрел вперед, будто меня не существовало.

– Я хочу знать, что это за рисунки и зачем вы мне их показываете? Я к вам обращаюсь!

Без реакции. С тем же успехом я мог разговаривать с пустотой. Я перешел на крик, попробовал одернуть его за руку, но ничего не добился, кроме осуждающих взглядов остальных пассажиров.

За окном озарилась станция. Незнакомец поднялся и взялся за поручень.

– Почему вы молчите? – робко спросил я. Сердитые взгляды свидетелей моего конфуза погасили во мне отвагу. При свете станции вагон оживился, кто-то продвигался к дверям, желая успеть выйти, другие занимали освободившиеся места или уступали дорогу. Рисунки на блокноте вдруг показались мне страшным сном. Я тут же усомнился, что действительно их видел. Я беспомощно наблюдал, как странный незнакомец покидает вагон. Теперь внутрь заходили новые пассажиры, суетливо друг друга подталкивая, потому что «осторожно, двери закрываются» уже прозвучало.