В стремлении быть человеком

Размер шрифта: 13

ISBN 978-5-0064-9023-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Я сам себе построил клетку…»

Я сам себе построил клетку.
К законам Господа добавил я свои.
Я редко сожалел…, ведь правда, редко,
Куда б шальные ноги не несли.

В итоге прозаично оказалось —
Построенный мной мир дал слабину.
Мне оставалась только малость…
Лишь малость, чтоб пойти ко дну.

В безмолвье не хочу я упереться.
Вода же точит камни – говорят.
И я на своё каменное сердце
Студёну воду лил ушатом за ушат…

«Знаете, за что люблю я осень?..»

Знаете, за что люблю я осень?
За цвет листьев, ветра злой порыв
Нараспев среди полей и просек,
То отрывисто и хрипло, то в надрыв

С дикой злобой в дали уносящий,
Ярких красок стройный ассамбляж.
Не покорный, но такой манящий,
Разом ставит точку, без излишних тяжб.

И под силою его, лихим напором,
Травы и деревья, и цветы
В миг робеют под тяжёлым взором,
Что стремительно сломал им все мечты.

Он – предвестник перемен в природе.
Он – звено, необходимое в цепи.
Он – без всех прогнозов о погоде,
С летом резко перешёл на «ты»!

«Что нам принёс развал Союза?..»

Что нам принёс развал Союза?
Разруху, нищету и бандитизм.
Актёров, выгнанных из ТЮЗа,
Вместо культуры – деньги и цинизм.

Учёных, что топтали без остатка,
Загнав в систему круговых порук.
И вот на рынке, за гнилым прилавком,
Всё ещё доктор исторических наук.

Вернувшись после смены на заводе,
Скрипач, счастливый улучив момент,
Радуется звону в старом переходе
Так щедро брошенных ему монет.

Голод обычно побеждает страх —
С ног сбитым оказался дворник.
Из-за угла, с пакетом пряников в руках,
От продуктового метнулся беспризорник.

Пронзительно мне хочется орать,
Используя и мат, и междометия.
Россия наша – Родина и Мать
Так встретила конец тысячелетия!

«Я полон раздражения и сил…»

Я полон раздражения и сил,
Когда мою истерзанную правду,
Что я берёг и у груди хранил,
Хотят снести к дешёвому ломбарду.

Меня коробит солидарный их настрой,
Когда пытаются сломать благие рвения.
Я ненавижу всей своей душой,
Когда навязывают мне чужое мнение.

Я выхожу всегда за рамки правил,
Когда пытаются подумать за меня.
И если б вдруг меня кто-то заставил,
То значит жил я эти годы зря.

Я остаюсь, когда бегут позорно —
Трусливые не в силах побеждать.
А мне не то, что было бы зазорно,
Я от себя не в силах убежать…

«Вы знаете, я часто вспоминаю…»

Вы знаете, я часто вспоминаю
Отрывки из советских светлых дней,
Где я живу, люблю, мечтаю и играю,
И там уж точно нет полутеней.

Да, есть проклятая цензура,
Напыщенных, обрюзглых морд молва.
Где партии номенклатура,
Кидает громкие никчёмные слова.

Но… вы задумайтесь, хоть на мгновенье.
Мы были счастливы почти всегда.
С друзьями заключали руки в звенья,
И у перронов ожидали поезда.

Портвейн мы пили и орали под гитару,
«Джинсу» старались рьяно раздобыть.
И ночь мы освещали блеклой фарой,
Что лишь немного усмиряла «Явы» прыть.

Ходили на свиданья, назначали встречи.
Вживую! А не как сейчас – в сети.
Нам молодым был длинный путь намечен,
Была свобода, хоть и взаперти.

Сейчас все разные, в нас разные стихии.
Пусть ныне ремесло вели́чат крафтом,
Но я по-прежнему люблю стихи иные,
И вспоминаю, то Высоцкого, то Гафта.

«Мне жалость ваша не нужна…»

Мне жалость ваша не нужна,
Я обходился без неё и раньше!
Надежда?…Нет, не сожжена!
И я планирую жить дальше!

Сомненья порождают муки,
Тогда претит даже погожий день.
Пусть громом льются сердца стуки,
А счастье не уходит в тень.

Больничная палата светом
Своих белёсых покрывал
Мне вдруг напомнила про лето,
Которое так долго ждал.

Лучами Солнце золотое
Искрится в полдень у реки.
И дарит счастье неземное,
Невзгодам словно вопреки.

Закатом алым в назиданье,
Что сумерки опередив,
Мне шёпотом подарит знанье,
Погожей ночи супротив.

И ночь прекрасный след оставит.
В небесных далях – тысячи светил.
А музыка цикад тебя заставит
С восторгом падать в травяной настил.

Росою свежей утро встретит,
Эфиром на вершинах трав.
Не гомон птиц, а нежный трепет
Согреет слух мне своей разностью октав.

«Лес замер. Будто бы застыл…»

Лес замер. Будто бы застыл.
Неслышно так, и чуть дыша,
С ветвей на землю парус плыл.
Так искренне, так не спеша.

Вальсировал, парил, искрился
Своею пёстрой красотой.
Небрежно, но меж тем стремился
Найти внизу земной покой.

Он задыхался от волненья,
Его сейчас последний миг.
И раньше быв частицей, но творенья.
Лист, с легкостью упав на землю, стих…

«Не по зову ритмов сердца…»

Не по зову ритмов сердца
Многие идут служить,
И надеясь отсидеться,
Продолжают дорожить

Жизнью, прожитой бездарно.
Долг для них невыносим.
Запятнав мундир исправный,
По ошибке данный им.

Всё бредут, куда не зная,
Так ещё людей ведут.
Лишь об орденах мечтают,
А солдат всех обрекут.

Коль обглодана химерой
Рухнувшая духа твердь,
От бесчестья офицера
Не избавит даже смерть.

«Я в у́глях полуночного костра…»

Я в у́глях полуночного костра
Глубоким взглядом плавно утопаю.
Меня пленяет эта ночь без сна,
И звёзды так загадочно мерцают.

На сотню километров ни души,
Свободных трав спокойное шуршанье.
Мне так приятно одному в глуши —
Здесь всё понятно, без надрывов и терзаний.

Луна – бесстыдница, своим манящим светом
Укрыла землю посреди полей, лесов.
И надо мной летящие кометы
Стремятся вдаль, не зная адресов.

Я свежий воздух с жадностью вдыхаю
И слушаю симфонию сверчков.
Я на земле, а кажется, летаю
Вдали от трасс, машин и голосов.

«Случаются счастливые мгновенья…»

Случаются счастливые мгновенья,
Когда от жизни получаешь очень много.
И пребывая в сладостном забвении,
Ты горд собой, не почитаешь Бога.

Как только худо стало – вспоминаешь,
До этого – нет времени и сил,
А если от него не получаешь,
Рыдаешь и хрипишь: «Ведь я просил!!!»

И поборов однажды первобытный страх,
В душе найдёшь ты маленькую дверцу.
Не стоит искать Бога в небесах,
Господь у каждого есть в сердце.

«Тот, кто ясной мыслью обладает…»

Тот, кто ясной мыслью обладает,
Даже если окружен всегда людьми,
Чувствует, и непременно знает,
Что подобные ему всегда одни.

Социум в стремительном потоке —
Он безлик, бездушен, часто нем.
Наплевать на все слова и строки.
Индивид в плену своих проблем.

Тут не принято заботиться о ближнем,
А чужая боль лишь вызывает смех.
Каждый, кто с душой, всегда здесь лишний.
Коль как все не выбирает грех.

Здесь не сможешь ты остаться безучастным.
Или с ними ты, или удар под дых.
Человеком быть – воистину прекрасно!
Даже, если ты чужой среди своих…

«Я уехал в родные края…»

Я уехал в родные края
Любоваться осенним лесом,
Утром ранним, когда заря,
Распахнёт все ночные завесы.

В миг прекрасный, в краю дубрав,
С наслаждением сырость вдыхаю.
Среди листьев и бархатных трав
Я свободу на миг обретаю.

А сквозь небо улыбчивый луч
С изумлением леса коснётся.
Поражённый спокойствием туч,
Им невинно в лицо рассмеётся.

На кустарнике сеть – паутина,
В ней прозрачные слёзы росы.
И грибы будто бы из сатина
К небу гордо задрали носы.

«Слишком много добра делать плохо», …»

«Слишком много добра делать плохо», —
Так отшельник один говорил.
Он всё понял с последним лишь вздохом,
Как же сильно себе навредил.

Люди вздорны, глупы и бездушны,
Алчность плотно затмила глаза.
Всё живут в мегаполисах душных,
Не нужна им Святая лоза.

Горька́ плата за доброе сердце.
Было сложно, и хаос в стране.
Он открыв первобытную дверцу,
Вдруг решился побыть в стороне.

От безвластья, унынья, разрухи,
Захлестнувшей в «лихие» страну.
Там, где слёзы роняли старухи,
Провожая сынов на войну.

И тайга распахнула объятия,
Он влюбился в неё как дитя.
Жил один, лишь Святое распятие,
Словно в память о прошлом храня.

Он ведь в клетке из собственных правил,
Заключённый в свой личный острог.
Его путь ни один не исправил:
Ни волшебник, ни маг и ни Бог…

«Только тот уверенно шагает…»

Только тот уверенно шагает,
Кто готов преодолеть свой страх.
Лишь таких открыто уважают,
И на встречу делают им шаг.

Поступков ценность крайне высока —
Бывает жизнь стоит дешевле слова.
Когда мужчине эта мысль близка,
Она достойного пути основа.

Присуще чувство истинному гарду,
Хоть ложь бывает всегда так нежна,
Рубить открыто искреннюю правду,
Как жаль, что многим правда не нужна…

«Словно ртуть, речная гладь…»

Словно ртуть, речная гладь
Отражает небо.
У реки стою один.
Здесь давно я не был.
Вдумчиво смотрю я в даль,
Где играют ветры,
И деревья вдалеке
Оголили ветви.
Красок буйство позади.
Миновала осень.
Побежала по земле
Ледяная проседь.
Жёлтых трав густой ковёр,
Будто бы смущенный,
Всё клонится он к земле,
От прохлады, тёмной.
Сумерки берут своё,
День уж на исходе.
Звёзд сегодня не дождусь
Я на небосводе.
Разыгрался ураган,
Гонит меня лихо.
Я в лицо ему смотрю,
А внутри так тихо.
Раз в душе у тебя штиль,
А кругом ненастье,
То все бури нипочём.
Это ли не счастье?!

«За что бывает стыдно?..»

За что бывает стыдно?
За трусость, за обман.
За алчность,
Что невинно накинула аркан.

За лесть, за опозданье —
Смущённые глаза.
Невинных наказание —
Свистящая лоза.

За похоть, что вселила
Животный эгоизм.
За хлеба брошенные крохи,
И за оставленный цинизм…

А человек всегда достигнет вех,
И здесь уж моя мысль проста:
Я презирал и презираю тех,
Кому не стыдно за отсутствие стыда.

«Субботний день. Палатка рядом с рынком…»

Субботний день. Палатка рядом с рынком.
В ней трое в форме с сединой мужчин.
Я вдалеке, но слышатся отрывки:
В них бой, в них смерть, величие вершин.

Я болью этих самых строк проникся.
Их смысл глубокий всю беспечность смыл.
А голос рядом лился, лился, лился…
И в горле ком противно так застыл.

Я слушал про отвагу и Отчизну,
Про долг и дружбу, в отдалённой стороне.
В них явь была пролита через призму
В Афганской той озлобленной войне.

Я будто с ними рядом оказался,
Почти полсотни тому лет назад.
И голос исполнителя взмывался…
Над рынком, под унылый звон наград.

Но люди шли спокойно так, и чинно,
Не глядя на героев тех времён.
А в чём мальчишки были те повинны,
Чей Богом путь был так определён?

«Бездушных в мире нынче много…»

Бездушных в мире нынче много,
Их сытость породила и покой.
Жизнь не наказывала строго,
И все несчастья обходили стороной.

Безмерно потребляя блага,
И уповая лишь на Плутоса дары,
Вдруг оказались в полушаге
От входа в потаённые миры.

В угоду собственным страстям,
В пучине дивных сновидений.
Опубликует каждый сам
Свой альманах грехопадений.

«Из скромных, даже нищенских пенат…»

Из скромных, даже нищенских пенат,
Там, где очаг едва мерцал, играя.
Там где краюхе хлеба рад.
Не ведая даров Эдема – рая.

Судьбой забытые, несчастные «щенки».
Так брошенные в мир без сожаления.
Живущие невзгодам вопреки,
Лишенные забот и умиления.

Так истово молящие Богов,
Кому-то нужным стать на этом свете.
Так вспомните же вы средь тысяч слов,
Одно простое, искреннее – дети.

«Улыбкой грустной проводив осенний вечер…»

Улыбкой грустной проводив осенний вечер,
Потёртый ежедневник свой достал.
Налил коньяк, на стол поставил свечи —
Огонь свечей смущённо заиграл,

Наполнив комнату своим манящим светом,
Устроил бал для озорных фигур теней.
Как я, когда-то будучи корнетом,
Чудесный вальс кружил с одной из фей.

Как я, томимый жаждой приключений,
Надев украдкою мундир отцовский,
Не предавая многому значений,
Плясал под музыку, что написал месье Чайковский.

Когда же буйство так одолевало,
Что верх брал надо мной проклятый хмель,
Когда для счастья жизни было мало,
Я с лёгкостью решался на дуэль.

Тогда, как я – повеса и распутник,
Гулял, кутил и жадно пил Моэт.
Внутри меня, словно усталый путник,
Все эти годы ждал и умирал поэт…

«Когда ты только лишь рождён…»

Когда ты только лишь рождён,
Едва ли силой обладаешь.
И время скажет – побеждён,
Иль надо всем преобладаешь.

Так важно в детском сердце поселить
Способность искренне в себя поверить.
И с кем-то все тревоги разделить,
Кому-то сокровенные мечты доверить.

Мой первый класс и первая скамья —
Всем ра́вно данная счастливая обитель.
И рядом та, кому обязан я —
Мой первый и единственный учитель…

«Вспомни детство ты своё в деревне…»

Вспомни детство ты своё в деревне,
Где в резиновых холодных сапогах,
Иль галошах, как и шапка древних,
Полем шёл без устали в ногах.

И в раскисшую меж просеки дорогу,
Заметавшую свой верный грязный след,
Видел, как ложится понемногу,
Очень нежный самый первый снег.

Как уныло небо наблюдало
За тобой, бредущим средь осин.
Ветрам всё простора было мало.
Им плевать, что ты сейчас один.

Как под грязно-серой телогрейкой,
В тельце исхудалого мальца,
Бьётся его огненное сердце.
Только слёзы капают с лица…

Поведай мне, мой сказочный рассказчик,
Я вспомнил многое, тебе благодаря.
Куда же делся сероглазый мальчик
Рождённый в день тридцатый января?

«Хотели б многие, бессмысленно транжиря…»

Хотели б многие, бессмысленно транжиря,
Земные блага сотни лет вкушать.
Да титулы, не меньше, чем визиря,
Купаясь в роскоши, вальяжно занимать.

Но даже те, кто Господом отмечен,…
Я знаю, что хотите вы спросить.
И упреждая ваш вопрос, отвечу —
Мы в этом мире все, чтоб погостить.

Так будьте же в гостях всегда скромны,
В деяниях и мыслях аккуратны.
С небес, поверьте, люди все видны.
Вдруг в гости вам захочется обратно.

«Я попал в этот век по ошибке…»

Я попал в этот век по ошибке.
Так случилось. Что делать? Живу.
Декабристам отправлю открытки,
И в сенат пару строк напишу.

Поделиться хочу впечатленьем:
Правит балом всё ныне прогресс!
Ссылка в паблике – то умиленье,
Неудачное фото – то стресс!

Человеком остаться тут сложно,
Заключён здесь в плену я эпох.
Наплевав на мораль выжить можно,
Или день протянуть, чтоб не сдох.

«Живите, добивайтесь, созидайте…»

Живите, добивайтесь, созидайте,
Творите, доброту в сердцах храня.
Тем, кто в нужде, вы не скупясь подайте
Хоть грош, хоть искру Благодатного огня.

В себе цените пламенную страсть,
Что дарит нам, отнюдь не от потехи,
Над смертью кратковременную власть,
Ту, что в беде спасёт и все расставит вехи.

Ещё дышу – значит опять стремлюсь.
Значит мечты созреют, иль созрели.
Наверное, я судорожно боюсь,
Боюсь уйти… и умереть без цели.

«Вот жили люди, всё на Бога уповали…»

Вот жили люди, всё на Бога уповали,
В душе покой хранили как могли.
О роскоши и вовсе не мечтали,
Лишь старые иконы берегли.

Родные старики с лучистым взором,
Что только годы сделали тускней,
Глядя на лики, трудности считали вздором,
И сча́стливо прожили в суматохе дней.

А было время, запрещали верить —
Всё притесняли, и корили, и кляли.
«Советы» многое в стране ещё отменят,
А веру люди всё же сберегли.

Тяжёлым был двадцатый век у предков,
Пропитанный Великою войной,
Застывшей в сердце у людей глубокой меткой,
И жалостью, и скорбью, и виной.

Иконы старые под полом сохраняли,
А за окном шёл самый страшный год.
Держались, но на хлеб не обменяли,
В пучине страхов и в плену невзгод.

Со временем дома их опустели,
Иконы детям стали не нужны.
Но трели птиц, и кутерьма метели
Им намекали, что они порой важны…

И не была бы жизнь такой жестокой,
Кабы в душе царили Божии законы.
У родника, вблизи часовни одинокой,
Стоят забытые и старые иконы.

«На мокрой трассе отблеск встречных фар…»

На мокрой трассе отблеск встречных фар,
Поток машин, сквозь дали уносящий.
Из выхлопной системы дым, как пар.
Спешу я в Южный край, меня манящий.

Ноябрь для каждого – унылая пора.
На побережье ветер гонит чаек.
С собою бархат унесла жара,
Дождливый день тепла не предвещает.

Волнам смотрю я в мягкий след,
На синем полотне, лихом просторе.
Есть понимание, а восхищенья нет.
Как жаль, что в детстве я не видел море.

«В страницах, что веками создавали…»

В страницах, что веками создавали,
От Нестора, до Новых, до времён.
Мы мудрость черпали из Древних далей,
Прошедшую под множеством знамён…
____________________________

Когда ты пишешь невзначай,

Продолжить чтение