Я родила от вашего мужа

Наконец-то мы смогли переехать в дом! Я уже и не чаяла, что данное событие когда-нибудь наступит в наших жизнях, однако это случилось.

И даже учитывая, что половина мебели и вещей, специально купленных для новоселья, стояла в коробках; что для ночёвки у меня имелся лишь диван в кухне-гостиной, где я ещё толком не разобрала бесчисленную поклажу, привезённую из города; что готовить приходилось на специально купленной дешевенькой плитке, ведь кухня ещё была в процессе установки – я была счастлива.

Совершенным, просто абсолютнейшим и кристальным счастьем, о котором невозможно было рассказать словами.

Коробку дома нам собрали быстро, а потом… Потом муж заявил, что станет делать внутреннюю отделку сам, своими руками. Мол, строителям он не доверяет, они вечно что-нибудь сделают не так, поэтому выбор очевиден. Он принимается за этот вызов, и вскоре мы переедем.

«Вскоре» растянулось почти на год. Но, надо отдать должное Вениамину, сделано всё было идеально. Муж приезжал сюда после работы, ночевал на хлипком матрасике, ел доширак, но неотрывно находился в доме, постепенно делая ремонт.

На его плечи легло столько всего! Выбор материала, вся логистика, связанная с завозом плитки, бесконечных пакетов всякой штукатурки и прочее, прочее, прочее…

И вот всё готово и нам осталось лишь доразбирать привезённое и обустроить быт. Чем я и занималась, приезжая сюда с самого утра, или вообще ночуя здесь в одиночестве. Потому что у Вени вдруг запал как отрезало. Он заявил, что пока воздержится от каких-либо работ по дому, потому что измотался вконец.

И я его понимала. Конечно же, ни капли не пилила за то, что он мне не помогает, тем более, что мама и свекровь сообщили, что будут рады оказать мне поддержку. Но я пока отказалась – справлялась и сама, а ходить по собственному дому и всячески наводить уют было отдельным удовольствием. Особенно после того, как я прождала переезда целый год.

Набрав старенький чайник, я поставила его кипятиться. Где-то в недрах дома стояла коробка с новёхоньким термопотом, но её распакуем потом. Когда соберёмся здесь всей семьёй – я, муж, наши взрослые дочери.

Им пятнадцать и семнадцать. Обе – жутко деловые барышни, которые лет с десяти заговорили о том, что каждая из них обязательно станет бизнес-леди, когда вырастет. И чем старше они становились, тем больше крепло в Эмилии и Майе это желание.

Думая о своих детях, которые так быстро выросли, я выложила в вазочку печенье, когда до меня донёсся зычный голос:

– Вот, Хлебников, бери и расти его сам! Слышишь? Опять от меня прячешься? Я говорю, принимай сына и забирай его!

Судя по всему, кричали от калитки. Это я отметила про себя краем сознания, потому что всё остальное психика попросту вытеснила. Ибо смысл, содержащийся в воззваниях какой-то женщины, был просто убийственным.

Хлебников – это мой муж. Тут она попала по адресу. Но какой сын? Куда прятался Веня? Что вообще творилось?

Вытерев руки о полотенце, я вышла из дома, игнорируя отчаянно колотящееся сердце. У приоткрытой калитки, которую я не стала за собой запирать, увидела дородную даму с коляской. Её я раньше не встречала. Какая-то соседка по посёлку? Мы познакомились лишь с парой подруг, которые купили участки рядом друг с другом и планировали стройку. А больше ни с кем бог пока не свёл.

– Здравствуйте, а вы кто?

Я задала этот вопрос, не ожидая ничего хорошего. Как будто все инстинкты внутри завопили – она скажет правду. Какой бы жуткой эта самая истина ни была. Всё, что произнесёт незнакомка, окажется на поверку не ложью…

– А я та, кто родила от вашего мужа! – начала вещать женщина, и я покачнулась.

Попыталась схватится за дверной косяк, сорвала пару ногтей, почти не почувствовала боли.

– Он сына у меня просил, умолял и в ногах валялся. А сейчас заявил, что знать нас не хочет.

Женщина продолжила говорить эти жуткие слова, а я забыла, как дышать. Вениамин умолял какую-то дамочку, которая, судя по всему, не в его вкусе, родить ему сына? Мы ведь с ним сразу после рождения Майи приняли совместное решение: нам хватит двоих детей.

Я с умом рассчитывала силы и понимала, что здоровья и запала нам хватит только на то, чтобы вырастить Эми и Маюшу. У нас был чёткий план – купить каждой дочери по квартире. Сначала обеспечить нас самих своей мечтой – загородным домом, а потом приступить к работе над разрастанием имущества ещё хотя бы до двух студий.

Этот уверенный тон, которым женщина говорила про мольбы моего мужа, прибивал меня к земле.

Она без спросу открыла калитку шире и вкатила в нее коляску.

– Вот! Растите, не обляпайтесь! Свидетельство и памперс я положила. И поздравьте Веню с сыном!

Развернувшись, женщина направилась прочь, а меня охватил приступ паники. Если сейчас она возьмёт и исчезнет из поля зрения, я попросту свихнусь.

– Стойте! – закричала так громко, что ребёнок в коляске проснулся и стал покряхтывать.

Это мобилизовало мои силы. Малыш есть, он действительно лежит в люльке, эта баба мне не соврала. Но я не собираюсь с ним возиться!

– Стойте же! – подлетев к дамочке, я дёрнула её за рукав.

Она обернулась и смерила меня жёстким взглядом. Была эта женщина выше меня на голову, а то и больше. В голове мелькнула дурацкая мысль – и как же, интересно, Веня рядом с нею смотрелся?

Хотя, глупости. Мне это не интересно.

– Кто вообще вы такая? Соседка? Откуда вас знает Хлебников? Точнее, откуда вы его знаете и зачем сейчас придумали всю эту ерунду? Вы ведь должны понимать – если я всё же усомнюсь в муже, то тест ДНК очень быстро расставит всё по местам.

Она вздохнула, и её жёсткий взгляд стал смягчаться. Как будто она думала – ну и дурочка же передо мной! И как только она ещё не поняла, что я говорю правду?

– Веня же не приехал, я правильно понимаю? – спросила незнакомка и сделала ещё пару шагов прочь.

– Не приехал. Я одна. Так что заберите ребёнка, у меня куча дел!

Я выкрикнула эти слова истерично. Абсурдность ситуации зашкаливала по всем параметрам. Если сейчас дамочка уйдёт, мне придётся привлекать охрану посёлка и полицию.

– Не заберу! – отрезала она. – Хлебников хотел сына – он его получил. Теперь это его проблема.

И она направилась дальше, как ни в чём не бывало. А я, несмотря на то, что послышался рёв младенца, засеменила следом.

– Да стойте же вы! Расскажите всё! Откуда вы знаете моего мужа, как вы вообще сошлись?

Если эта баба сошла с ума и не знает, куда пристроить своего ребёнка, надо выяснить, что там вообще у неё в башке.

– Я тут рядом живу. Вернее, жила. Сейчас дом продаю и уезжаю. Не хочу с кровиночкой своей пересекаться. А муж твой жил здесь, ремонт делал. Вот мы и познакомились. В магазине в Сосново. Потом он ко мне похаживать стал. То кран починит, то обои переклеит. А потом жаловаться стал на судьбу. Что одиноко ему. Наверное, кризис какой-нибудь. Что с женой уже как с приятельницей хорошей живёт, что всё вроде как позади. Дети выросли, а ему так сына хочется.

Она сделала паузу, глядя на меня с сожалением. Как будто ей и впрямь было жаль такую идиотку как я.

– Но к жене, говорит, не пойду с этим вопросом. Она непримиримая. А как мы в койку легли, так стал мальчика родить упрашивать. С женой, говорит, вообще холодно всё стало. А ты у меня баба горячая.

Она расхохоталась, а меня чуть не вывернуло наизнанку.

– Бабой называл, а мне и не обидно. Это сейчас все поголовно девушки, хоть им двадцать, хоть пятьдесят. А раньше на Руси бабы да мужики были. И нормально это.

Её увело куда-то в сторону, и я поспешила вернуть рассказчицу к сути повествования. Всё то, что она мне тут заливала, совершенно не вязалось с образом Вени. Или он каким-то образом умудрился мимикрировать под эту дамочку? Она ведь выбивалась из общего строя остальных жителей посёлка. Здесь в основном покупали участки и строились довольно обеспеченные люди, которые в основном приезжали за город отдыхать от важных дел.

Да что далеко ходить! Одна близость горнолыжного курорта, куда со среднестатистической зарплатой расслабляться не приедешь, диктовала свои правила. И вот – такая дамочка.

– Как вас зовут? – потребовала я у неё ответа.

– Алёной, – тут же с готовностью представилась сказочница.

Наверное, увидела со стороны мужика – работящего, хорошего собой, интеллигентного. Вот и придумала эту байку.

– Алёна, у меня совершенно не укладывается в голове, что Хлебников мог так поступить.

Она фыркнула и покачала головой.

– У многих не укладывается, когда мужья налево ходить начинают. Но я вам, Даша, вот что скажу. Подумайте хорошенько, прежде чем Веню прочь гнать. Я на младенца не претендую. Надо будет – отдам все права вам. Ну как-то это делается через опёку, я видела в передачах.

Опёку… она так и сказала. Что вызвало у меня лишь нервный смешок, совершенно, надо сказать, неуместный.

– А Хлебников мужик хороший. Он сейчас от меня прячется, потому вас потерять боится.

Она чуть помолчала, выдав это «ценнейшее» наблюдение, а потом продолжила:

– Он же когда у меня жил, я за ним исподволь наблюдала. Хозяйственный он, молодец, всё у него под присмотром.

Она даже не успела договорить, когда я чуть ли не вскричала в ужасе:

– Он… у вас жил?

Алёна вновь и вновь смотрела на меня, как на дурочку, во лбу которой сияет соответствующая умственным способностям надпись. Потом размеренно, как отсталой, сообщила:

– Конечно, жил. Ты же не думаешь, что он почти год на матрасике своём спал? Хотя и там у нас бывало, когда он усадьбу вашу мне показывал.

Я ощущала себя так, словно меня облили ведром помоев. Таких отборных, дурно пахнущих.

Матрасик… Если эта баба не была в моём доме, откуда ей знать про лежбище Вениамина?

– Он ко мне очень быстро перебрался, в доме бригада ремонтная работала. Ну как работала? Приезжали вечерами и что-то делали. Не слишком быстро. Я так понимаю, Хлебников со мной подольше побыть хотел. Но я как родила – его как подменили! На сына пару раз только взглянуть приехал! Говорит, знать ничего не знаю, ты мне чужая. Денег сунул и всё. Больше я его не видела.

Она вздохнула, когда рёв малыша стал совсем уж нестерпимым. Ещё немного, и к нам начнут стекаться неравнодушные соседи, которые придут полюбопытствовать, не происходит ли чего-то жуткого с малышом.

– Ладно, иди к ребёнку, – скомандовала Алёна, чем меня порядком удивила.

И даже разозлила. Разбрасывается тут младенцами и указаниями направо и налево!

– Ну уж нет! – заявила я и вцепилась в её рукав снова. – Забирай своего подкидыша и поезжай домой! Я с мужем свяжусь и мы придём очень серьёзно с тобой говорить!

Какое-то время она смотрела на меня не без удивления, после чего легко, словно бы играючи, сбросила с себя мою руку и, развернувшись, чуть ли не бегом устремилась прочь.

Я осталась одна. В полнейшем ступоре.

Однако, собраться смогла быстро – метнулась обратно во двор, схватила коляску. Даже не заглядывая внутрь, попыталась выкатить её за пределы участка. Чертыхнулась, когда колёса увязли в грязи, а когда всё же совладала с транспортным средством и мы с несчастным младенцем оказались за воротами, Алёны уже и след простыл.

И что мне теперь делать? Носиться по всему посёлку в поисках этой барышни? Может, кто-то знает эту кукушку, так что я смогу привезти коляску и оставить у её дома? Только не факт, что Алёна не провернёт свой финт ещё раз и не притащит мне ребёнка вновь.

Решив, что первым делом нужно звонить Вене, а потом – в полицию, я вернулась с младенцем обратно. Из коляски его не вытаскивала, хотя, судя по запашку, который доносился до моего нюха даже несмотря на вполне плотный комбинезончик, малыша надо было подмыть.

– Хлебников! У меня во дворе – коляска с ребёнком! – заявила я Вене, когда вбежала в дом, схватила телефон и набрала номер мужа. – Его притащила какая-то Алёна! Сказала, что это твой сын и что теперь ты должен сам его растить! Я вызываю полицию! И ты, будь добр, приезжай тоже!

Едва договорив, я каким-то десятым чувством поняла, что всё рассказанное соседкой – правда. Уж не знаю, откуда во мне взялось это ощущение, но в те мгновения, что я ждала ответа Вени, в голове моей с кристальной ясностью отобразилось понимание: Алёна мне не лгала.

– Я сейчас буду. Почему он орёт? – услышала я глухой, словно доносящийся через толщу воды, голос Вени.

– Обделался! – заявила я в ответ. – Скажи мне, что всё это неправда! – почти выкрикнула в трубку, понимая, что близка к истерике, как никогда.

А вот Хлебников был спокоен. По крайней мере, ответил совершенно ровным тоном:

– Подмой его и переодень. Памперсы есть? Я буду через сорок минут. Не нужно никакой полиции, Даша. Я сейчас приеду и мы всё решим!

Он положил трубку, а я рвано выдохнула. Алёна не соврала… Веня действительно был с ней, после чего у них появился ребёнок…

Пока ждала мужа, решила не мучить малыша. Вытащила его из коляски, он тут же затих, видимо, сообразив, что ему сейчас помогут. По сморщенному личику было ничего невозможно понять – похож ли он на Веню, или не похож? Да и какая, к чёрту, разница, если Хлебников не стал отрицать, что причастен к произошедшему? Всё ведь понятно и так.

Полицию я всё же вызвала. Сообщила, что мне подбросили ребёнка, и что я не знаю, откуда он оказался на моём участке. А то, что по камерам внутри посёлка смогут отследить, как мы беседовали с его горе-мамашей – ерунда.

Точно! У нас же тут камеры всюду понатыканы! И если сейчас приедет муж и расскажет, что он ни сном, ни духом, кто такая Алёна, я попрошу поднять записи. Может, сохранились какие-то давние, по которым я буду в силах что-то выяснить?

Пока я думала об этом, подмыла малыша, надела на него чистый памперс. Всё делала машинально, совершенно не задумываясь о том, что и за чем следует. Видимо, сказывался тот опыт ухода за двумя дочками, который уже казался вшитым в подкорку.

Наконец, я уложила ребёнка на диван и только тут решилась на то, чтобы заглянуть в свидетельство о рождении. И сразу, как только это сделала, в глаза мне бросилась запись в графе отец.

Там был указан мой муж! Но я ведь знала, что в случае, если между гражданами нет брачных отношений, но у них рождается ребёнок, нужно заявление со стороны папы… И вот, как оказалось, оно было написано в своё время моим мужем. Он официально признал малыша, о чём свидетельствовал документ… Боже, как же так вышло, что я совершенно не замечала двойной жизни моего мужа?

Как получилось, что я сейчас ощущаю себя настолько облапошенной, что мне самой уже начинает казаться, будто я и виновата в случившемся?

Сколько так просидела, опустившись на край дивана рядом с младенцем, который вновь задремал, я не знала. Но вот во дворе хлопнула дверца машины, и я, вскочив, бросилась на улицу.

Это был отряд полиции, который прибыл раньше Вениамина. Наверное, так было даже лучше. Пусть выслушают мою версию событий, а потом уже явится Хлебников и будем разбираться.

– Добрый день. Майор Киселёв, – представился сотрудник полиции, следом за которым из авто выбрался парень помоложе.

– Добрый день! Я вас вызывала, – сообщила очевидное майору. – Пройдёмте в дом, пожалуйста.

Киселёв поднялся со мной на крыльцо, а второй сотрудник остался осматривать коляску. Я подвела майора к спящему малышу и сообщила вполголоса:

– Вот. Его мне привезла некая Алёна, которая попыталась оставить младенца и сбежать. Она уверяла меня, что это ребёнок моего мужа. Потом я её догнала и расспросила… о всяком. Она рассказала, что мой муж якобы похаживал к ней, а когда она родила сына, сказал, что знать их не хочет. Правда, в свидетельстве о рождении указано, что он ребёнка признал…

Я понимала, как сумбурно и даже комично звучит сказанное. Но мне было совершенно не до смеха.

– Вы уже вытащили его из коляски, – проявил чудеса наблюдательности Киселёв.

– Да, – кивнула я. – И документы тоже.

Передав ему свидетельство, я смотрела за тем, как он его изучает. На лице майора при этом было совершенно бесстрастное выражение. Скажи мне кто-то, что он в данный момент думает о хорошем стейке и бокале коньяка, я бы ничуть не удивилась.

– Зачем вы трогали ребёнка? – спросил он строго.

– Он обкакался! – заявила я в ответ. – И если вам никогда не приходилось лежать часами обгаженным, вы его не поймёте!

Суровое лицо его вдруг просветлело и озарилось улыбкой.

– Если такое в моей жизни и бывало, то я о подобном не помню, – произнёс Киселёв. Потом добавил: – Был мал, а не пьян, не подумайте.

Настала и моя очередь улыбаться. И пусть это было совершенно неуместно, такой обмен ничего не значащими фразами подарил мне чувство облегчения. Наверное, такое же испытывал и подмытый Никита – именно так звали малыша… Никита Вениаминович Хлебников. Два месяца отроду.

– Расскажите всё в подробностях, пожалуйста, – попросил Киселёв, и тут я спохватилась.

– Давайте хоть за стол присядем. Малыш будет в зоне видимости, так что никуда не свалится, – предложила я майору.

Он кивнул и прошёл к столу. Поить его чаем я не стала – сочла это неуместным. Казалось, устройся мы на посиделки, как вся эта нелепая ситуация встроится в парадигму моей жизни и станет своего рода закономерной.

– Рассказывайте, – велел мне Киселёв, и я начала своё повествование.

Немного сбивчиво, но всё же сумела подобрать слова и поведать о том ужасе, который до сих пор не укладывался в голове. Говорила, говорила, говорила, а сама всё думала: если всё так и есть, что же нас ждёт дальше? Развод – это однозначно. Но как же отреагируют мои девочки? Они ведь так любят отца. Они всегда так радовались тому, что у них полная семья, где царят гармония, любовь, верность…

Помню, как Майя, не так давно обняв меня, уткнулась в изгиб моей шеи и сказала:

«Мама, как я счастлива, что у нас всё хорошо».

И я понимала, о чём именно она говорит. О спокойствии и уверенности в том, что завтра будет то же самое. И послезавтра – тоже. Что мы и дальше пойдём рука об руку все вместе. Вчетвером.

И вот у них родился брат на стороне, о котором умолял чужую бабу их любящий отец…

– То есть, вы эту женщину не знаете? – записал в блокнот Киселёв. – А с мужем, когда он уехал сюда ремонтировать дом, виделись редко?

Он задал этот вопрос, и я тут же внутренне ощетинилась. Показалось, что майор как бы говорит мне: ну, сама виновата, нечего мужика из поля зрения выпускать.

– Не так уж и редко! – тут же взялась я защищать себя и тот график, который у нас выстроился с мужем.

Да, в основном мы были порознь. Я занималась своим магазинчиком, а Веня – работой и ремонтом. Но, во-первых, такое расставание было оправданным. Во-вторых, мы постоянно изыскивали возможности увидеться. Я уходила с работы пораньше, звонила Хлебникову, спрашивала, чего вкусненького наготовить и ехала к нему. А потом мы проводили здесь вечер и ночь. И Вениамин ни разу не дал мне усомниться в том, что он меня до сих пор любит. И хочет.

– Два-три раза в неделю мы с мужем точно виделись. Это в будни. А выходные я проводила здесь, – добавила уже не так воинственно, когда поняла, что Киселёв меня просто расспрашивает, ничего кроме.

Он кивнул, дал знак вошедшему в дом пареньку в форме, с которым сюда явился.

– Ну? Что там? – спросил у него.

– Да коляска как коляска, – пожал тот плечами.

Майор кивнул и обратился ко мне.

– Значит, подведём итог. Вам привезла младенца некая Алёна. Она представилась соседкой и любовницей вашего мужа. Оставила ребёнка, но вы побежали за ней и узнали, что Вениамин Хлебников спит с ней около года. Живёт, когда вы не здесь, у Алёны. Сына он принял и записал на себя, но потом решил, что он ему не нужен и стал скрываться.

Он проговорил эти слова спокойным тоном, но каждое из них впивалось в мою душу миллиардом игл.

– Да, именно так всё и обстоит. Если верить Алёне, – кивнула я.

Мы посидели втроём в молчании, после чего Киселёв сказал:

– Сейчас мы вызовем скорую помощь, чтобы ребёнка осмотрели. На всякий случай. Ну а о том, как так вышло, что некая Алёна разбрасывается детьми, пусть расскажет ваш муж.

Он указал на окно и добавил:

– Он приехал. Сейчас мы обо всём и поговорим.

Только Киселёв произнёс эти слова, как я вскочила и помчалась на улицу. Мне физически необходимо было увидеть Веню и понять, что он обо всём этом думает. Муж ведь ехал сюда и явно гонял в голове какие-то мысли. О чём? Он придумывал отмазки? Может, изобретал какие-то объяснения, которые могли хоть как-то его передо мною извинить?

Нет… даже если Алёна придумала половину из того, что она вылила мне на голову… Даже если они просто встретились на улице, при этом Хлебников был нетрезв, принял эту бабу за жену, уволок в наш дом и трахнул – я всё равно не смогу простить его лжи.

– Ну?

Вот и всё, что я смогла выдавить из себя, когда застыла на верхней ступени крыльца, следя за тем, как ко мне направляется понурый муж. Он опустил голову и смотрел точнёхонько себе под ноги, но мне всё равно была видна та мина, которая была на его лице. И сердце моё упало в пропасть, откуда и стало биться с глухим эхом.

– Веня! Что же творится? – выдохнула я, стоило только Хлебникову оказаться рядом.

Он посмотрел на меня с мольбой, и в родном взгляде я прочла свой приговор. Муж своими руками возводил меня на эшафот, и даже палач ему не требовался, чтобы привести казнь в исполнение. Вениамин способен был справиться с этой задачей сам…

– Менты тут? – кивнул он на нутро дома.

Буркнул эти два слова, как мне показалось, недовольно. Я закрыла и открыла глаза. Слов не было.

– Я же просил их не звать!

Его голос зазвенел от негодования, и я взорвалась. Не смогла больше терпеть всё то унижение, через которое прошла и продолжала проходить стараниями мужа. Ударила его кулачками в грудь, закричала, что было сил:

– Что ты наделал?!

Словно в унисон мне, отчаянно зарыдал ребёнок. Я надеялась, что он проснулся от моего бешеного ора, а не от того, что, скажем, проголодался. Ещё не хватало нам тут вчетвером носиться в поисках смеси… или этой коровушки Алёны, которая и должна была вскормить своего сына.

Метнувшись в дом, Веня оставил меня одну. Я всхлипнула, из горла вырвалось сухое, лишённое слёз, рыдание.

Поплелась следом за мужем, не желая пропускать ничего из того, что станет происходить дальше. Ведь из последующих событий, бесед и действий соткутся судьбоносные мгновения, способные перевернуть сразу несколько жизней.

– Хлебников, – представлялся сотрудникам полиции Вениамин в тот момент, когда я вернулась обратно в дом.

Молоденький лейтенант стоял над ревущим ребёнком, крик которого заставлял моё сердце сжиматься от жалости. И от желания, чтобы этого младенца, наконец, вернули той, кто и должен вести за ним уход.

Если этот крестовый поход Алёны был направлен на то, чтобы забрать себе Веню – я готова лично отвести ей мужа. Лишь бы только оне унес отсюда несчастного Никитку, который переживал разрыв с матерью особо остро.

– Майор Киселёв, – ответил полицейский.

Он проверил у мужа документы, кивнул на ребёнка:

– Признаёте, что это ваш сын?

Вопрос он задал прямо в лоб, от чего я даже охнула. Как ни убеждала себя мысленно в том, что хочу уже услышать версию Хлебникова, оказалась совсем не готова к тому, что всё будет озвучено настолько быстро.

– Я… не знаю, – проговорил Веня.

Бросил на меня затравленный взгляд и пояснил:

– Алёна говорила, что он от меня… но…

Я нащупала рукой спинку стула, чудом подтащила его к себе, на что ушли последние силы, и упала на мягкое сидение. Всё стало ясным. У Алёны имелся повод говорить Хлебникову о том, что Никита – его ребёнок. Значит, между ними был секс. Иначе предположить, что незнакомая женщина явилась к Вениамину и с какого-то перепугу решила объявить, что родила ему сына, было глупостью.

– Ты с ней спал?

Я запоздало сообразила, о чём именно спрашиваю. Так по-идиотски я не чувствовала себя ни разу в жизни. Возможно, нужно было воздержаться от выяснения отношений при посторонних людях, но я попросту не могла. Из меня лились эмоции, причём все, как на подбор, окрашенные жутким негативом.

– Даша, давай не сейчас. У Алёны есть основания считать, что я могу быть отцом. Пока этого достаточно.

Я так и вскочила от возмущения. У Алёны имелись основания?

– Ты поехал и вписал себя в свидетельство о рождении, Хлебников! Как у тебя вообще мозгов на это хватило? О чём ты думал, когда ложился в постель этой деревенской кобылы? Да ещё прямо здесь, в этом самом доме!

Я стала захлёбываться, а голос срывался. Это ведь был наш оплот, мы даже называли дом родовым гнездом. И сюда Веня притащил другую бабу, после чего имел её на своём матрасике?

– Даша, хватит! Не нужно было никого сюда впутывать. Мы сами бы разобрались. Алёна не права в том, что привезла ребёнка, но и ты не права, вмешивая чужих лиц!

Ах, он ещё и скинул всё с больной головы на здоровую! Прекрасно!

Я горела возмущением. Кипела таким негодованием, что дал бы мне кто в руки плётку – отхлестала бы мужа с воодушевлением. И этот БДСМ ему бы точно по душе не пришёлся.

– Так, граждане Хлебниковы, спокойно! – раздался властный голос майора, когда я уже собиралась вылить на голову Вене весь свой красочный запас нецензурных слов. – Сейчас врачи осмотрят младенца, а после мы отправимся к Алёне Дмитриевне.

Он посмотрел на Хлебникова и проговорил не спрашивая, но утверждая:

– Вы ведь прекрасно осведомлены в том, где она живёт, Вениамин Сергеевич.

Муж кивнул и стал смотреть куда угодно, но только не на меня. А я заметалась по дому, наплевав на то, как это могло выглядеть со стороны. Меня словно бы загнали в душную клетку. Радость от переезда, мечты о скором первом застолье в моём доме, который я уже любила всей душой, – всё это было облито грязью и изничтожено родными руками Хлебникова.

Ну и не только руками…

Как во сне я наблюдала за тем, как в дом заходит бригада скорой, как они быстро осматривают младенца, предварительно спросив, кто отец. У них имелась информация, что мать бросила ребёнка, но папа рядом. И вот муж нехотя, но всё же кивнул, когда врач сверялась с документами, и я не смогла этого больше выдерживать.

Ушла в комнату, которая предназначалась одной из дочерей. Они до сих пор никак не могли решить, которая из спален кому будет – хотя мы позаботились о том, чтобы размер помещений был одинаковым, и у девочек не возникло ощущения, что кого-то из них ущемляют.

Как только за моей спиной оказалась преграда двери, мне показалось, что я наконец могу дышать. Ради себя самой мне нужно стать сильной и смириться с пониманием, что мой муж – похотливая лживая сволочь. И тогда я смогу встать на защиту интересов – своих и Эмилии с Майей.

Потому что я даже предполагать не желала, что станет происходить в тот момент, когда Веня примет этого ребёнка. Если вдруг Алёну отыскать мы не сможем – как пойдёт наша жизнь дальше? Хлебников ведь не отдаст собственного сына в приют? Он заберёт его и будет растить сам. Отец-одиночка, мать его…

А дальше я даже фантазировать была не в силах. На моих глазах происходило несколько разводов близких нам семейных пар. В девяноста процентов из ста люди как по щелчку пальцев становились друг другу врагами. Начинали ненавидеть один второго с такой силой, что это чувство становилось разрушительным за считанные мгновения.

Делили имущество, пилили бюджет, не смотрели на чувства детей… А у нас с Хлебниковым ведь очень много всего совместного – две машины, большая и недешёвая квартира, счета в банках, этот дом… Нам тоже предстоит всё это делить?

– Дарья Александровна, – сначала раздалось обращение ко мне, затем – осторожный стук.

– Открыто, – хрипло ответила я, развернувшись к выходу лицом.

Дверь приоткрылась и на меня воззрился Киселёв.

– Врачи осмотрели ребёнка, он здоров. Сейчас мы направляемся к Алёне Дмитриевне. Вы проследуете с нами? – спросил он.

Я тут же ухватилась за это руками и ногами, чтобы только сфокусироваться на чём угодно, а не на убивающих меня мыслях. Сейчас пойдём к этой кукушке и вернём ребёнка. А потом… потом пусть наряды и скорые уезжают и у нас с мужем будет отдельный разговор.

– Да! Да, конечно, я с вами, – ответила майору.

Когда вышла в гостиную, оказалось, что все уже покинули дом и ждали на улице. Пока я наскоро одевалась, Киселёв задумчиво проговорил:

– Ребёнок, кажется, голоден. Постоянно плачет.

Я так и взвилась мысленно. Зачем он делится со мной это информацией?

– У меня в холодильнике только яйца, бекон и сыр. Уж простите, но ко встречи с двухмесячным дитём я была не готова, – развела руками. – Давайте уже вернём его маме как можно скорее, – добавила мягче, поняв, что срываться на полицейского – глупая затея.

– Давайте, – кивнул он и мы вышли из дома.

Решено было ехать на машине. Так быстрее, ведь Никита и впрямь голосил на весь наш посёлок. Мы устроились в авто – рядом со мной на заднее сидение усадили лейтенантика, который держал ребёнка, а Веня сел вперёд. Наверное, опасался, что я его ударю, несмотря на то, что с ним будет младенец. Или попросту вообще не хотел иметь дела с сыном.

В молчании мы добрались до дома Алёны. Это был довольно скромный каркасник, стоящий на отдалении от центра посёлка. Участки здесь были не очень дорогими.

Мы вышли из машины, и Киселёв тут же направился к дому этой гром-бабы, которая сегодня подкинула мне море проблем.

Хлебников последовал за ним, а лейтенант с орущим ребёнком остался рядом со мной. Не услышать плач малыша мог лишь глухой. Неужели у горе-мамаши не дрогнет сердце, когда она поймёт, что Никита до одури голодный?

Майор постучал в дом раз, другой. Никто не открывал. Это меня взбесило просто за мгновения. Сучка-Алёна, гореть ей в аду, оккупировалась в своём доме и даже полицию на порог пускать не собиралась!

Я уже собиралась было наплевать на всё, подлететь к двери и начать колотить в неё всем, что попадётся под руку, когда та приоткрылась и из неё высунулась удивлённая и даже напуганная седовласая голова старушки.

Она округлила глаза, после чего подслеповато прищурилась и посмотрела на Киселёва. Затем перевела взгляд на Хлебникова, и лицо её просветлело. Старушка узнала моего мужа. Он был здесь до сего момента, Алёна не соврала. А сам Веня стоял, опустив свои глаза, видимо, от стыда. По крайней мере, я надеялась, что эта эмоция у него ещё не атрофировалась.

– Венечка! – возвестила бабуля громким голосом. – А Алёнушки дома нет! Забрала Никитку и ушла куда-то. Сказала, пока её обратно не ждать! Так что сыночка своего сегодня навестить не сможешь!

Занавес.

Он навещал ребёнка. Он вписал себя в свидетельство о рождении завывающего в голос сына… Даже если после Хлебников вдруг решил, что растить малыша не хочет, в своё время он уже предпринял столько действий, что они говорили сами за себя: Вениамин признал Никиту. Признал и хотел растить его сам.

– Вот он – ваш Никитка! – не выдержала я, всё же выступив вперёд.

Бабулька снова стала щуриться, посмотрев на меня. Я указала на лейтенанта, у которого на руках вопил младенец.

– Вот ваш внук, или кто он там вам? Алёна принесла его нам и бросила. Нужно срочно с ней связаться и отдать ребёнка!

Хлебников смотрел на меня одновременно с возмущением и чувством вины. И если с последним всё было ясно, то что именно могло распалить его недовольство моим поведением, я не знала.

Бабулька перевела взгляд на ребёнка и охнула. Тут же засуетилась, открыв дверь пошире.

– Проходите, проходите! Вот горе-то какое! Бросила! А я ж не думала, что она взаправду говорит, что уедет… что оставит Никитушку отцу и поедет искать лучшей жизни. Ох… что же мне делать, если Алёнушка дом этот продаст?

Пока мы заходили в небольшую прихожую, старушка без умолку болтала. И мне бы даже стало её жалко, ведь, судя по всему, она может остаться без жилья, если бы в первую очередь я бы не думала о себе.

Как только этой скотине Хлебникову не стыдно за то, что он натворил? Вон даже переговаривается с Киселёвым и бабулькой как будто происходящее в порядке вещей!

Пока они говорили про Алёну, которая, как выяснилось, просто ушла из дома и не вернулась, я быстро осмотрелась. Пару раз наткнулась взглядом на вещи мужа, не узнать которые было невозможно. И даже если бы прямо на старомодной люстре флагом гордо реяли его семейники, даже тогда бы его проживание в этом доме не стало бы настолько очевидным.

Хотя, зачем я ищу всё новые признаки его измены? Всё ведь ясно и так.

– Дарья, вы не могли бы повторить Клавдии Леонидовне историю появления у вас Никиты? – перекрикивая рёв ребёнка, спросил Киселёв. – Она не верит, что Алёна Дмитриевна могла так поступить.

Я всплеснула руками. Это просто дурдом какой-то!

– Его нужно покормить! Вы разве этого не понимаете? Веня!

Я прикрикнула на мужа, который совершенно спокойно, хоть и громко, говорил с лейтенантиком. Хлебников взглянул на меня с недовольством, а я едва удержала себя, чтобы не подлететь к нему и не начать выписывать мужу целебные оплеухи.

– Твоего сына нужно покормить! – с нажимом сказала я. – Он на искусственном питании или на естественном?

Хлебников опустил взгляд, а остальные стали смотреть на меня так, как будто одна лишь только я могла обеспечить младенца едой.

– Алёна давала ему грудь, – буркнул Веня.

Никита в этот момент немного подзатих, будто понимал, что речь сейчас о нём и, наконец-то, все его проблемы решатся. И конечно, совершенно не представлял себе, что кругом его крохотной персоны происходит настоящая драма.

– Прекрасно… И что нам теперь делать? – задала я риторический вопрос.

Сама же с собою справедливо решила: морить ребёнка голодом – последнее, что мы должны делать в сложившихся обстоятельствах.

– Придётся переходить на смесь, – всё же решила я. – Клавдия Леонидовна, ваша внучка не могла оставить вам какие-то продукты, о которых говорила, но вы о них забыли? – обратилась я к старушке, что стояла поодаль и теребила край древней кофты.

– Оставляла только в холодильнике что-то, – указала она на махину вроде Минска, который располагался на кухне.

Я прошествовала в данном направлении, решив прошерстить всё, что отыщется в шкафчиках. Открыла холодильник, обнаружила там пару кастрюлек с тем, что двухмесячному малышу ну никак не подходило. Потом нашла крупы и несколько банок тушёнки в пенале. И, в общем, всё. Запасы сахара, соли и лаврового листа, разумеется, даже не рассматривала.

Никита снова стал плакать, и я пришла к очевидному выводу. Если сейчас вся эта компания решит и дальше выяснять, где им искать чёртову Алёну, я просто развернусь и уйду. В случае необходимости – они знают, где меня искать. Ну а если мы сформируем какой-то план, который начнётся с кормления младенца – я возьму всё в свои руки, но лишь до момента, пока счастливый отец не обзаведётся сытым сыном и не продолжит поиски горе-мамаши уже без меня.

– Юрий, давайте мы поступим так. Сейчас пусть ваш сотрудник съездит в магазин и купит смесь. Я скажу какую. Ещё нужен запас подгузников, здесь совсем немного, – указала я на почти пустую упаковку, что лежала на спинке дивана в гостиной. – Этого пока хватит. Затем мы покормим ребёнка и уложим спать, я дам все нужные показания. Вы их запишете и дальше пусть Вениамин сам занимается Никитой.

На мужа я старалась не смотреть, но всё равно ощущала на себе полный недовольства взгляд. Плевать. Пусть смотрит как угодно.

– Хорошо, Дарья. Я думаю, что вы верно всё придумали, – одобрил Киселёв.

Кивнул лейтенанту и тот не нашёл ничего лучшего, чем всучить ребёнка «счастливому» отцу. Хлебников так опешил, что машинально забрал сына. Хотел наследника – получай.

Лейтенантик же так поспешно умчался прочь, словно всем своим видом показывал: он предпочтёт быть где угодно, но только не здесь.

Никита же, как будто поняв, что он на руках родного отца, снова успокоился. Или просто устал требовать еду и заснул.

А я, наскоро рассказав старушке обстоятельства прибытия Алёны ко мне домой, обратилась к мужу:

– Ну что, Веня… Выкладывай всё. Не терпится услышать твою версию событий.

Мне показалось, что Хлебников уже меня ненавидит.

Меня… Свою жену, которая ничего плохого ему не сделала. Просто узнала благодаря его деревенской бабе о том, какой он мерзкий лжец. Но именно меня он сейчас делал крайней.

Я с грустью вспомнила о том, что говорили замужние кумушки про их подруг, которые доходили до развода. Они умудрялись сделать их в своих мыслях виноватыми.

Разлюбил – виновата, что стала непривлекательной.

Захотел ребёнка на стороне – виновна в том, что остановилась на троих детях, а не стала рожать ещё и ещё, рискуя собственным здоровьем.

Судилась за имущество – была жадной сукой.

Не судилась – полной идиоткой.

Наверное, они бы даже в моём желании просто накормить ни в чём неповинного малыша нашли что-то крамольное. Как находил это Веня. Или, возможно, он в целом раздражался от моего присутствия. Я этого не знала.

– Нет, Даша, – решительно ответил муж. – Мы будем обсуждать это наедине.

Что ж… мне этого было достаточно. Взглянув на Киселёва, я помотала головой. Мол, всё. С меня хватит. Он воспринял это именно так, как я и желала.

– Дарья Александровна, я с вами свяжусь, если будет необходимость, – проговорил майор, и я только и смогла, что кивнуть, а после покинуть этот дом следом за лейтенантом.

Мне было более чем достаточно.

Добравшись до нашего «родового гнезда», которое сейчас мне казалось чужеродным и пропитанным присутствием Алёны, я быстро собрала вещи, бросила их в сумку и, сев в машину, направилась в город.

У меня в душе была пустота, в том числе, продиктованная пониманием, что мне придётся рассказать обо всём Майе и Эмилии. И сделать это я буду вынуждена в самом обозримом будущем.

Когда почти добралась до дома, мне на телефон стали поступать звонки. Наяривал – иначе не скажешь – Веня. Я примерно представляла, что именно он мог мне сказать. Наверное, станет просить пока не посвящать детей в его грязь. Но пусть держит карман шире. Я не из тех, кто станет играть в счастливую семью и параллельно резать себе руки в кровь об её осколки.

– О, мам… Ты рано! – удивилась Майя, когда я вошла в квартиру. – Мы тебя только завтра ждали.

– А то и послезавтра, – улыбнулась Эмилия, которая жевала яблоко. – Учитывая, как ты горишь скорым переездом.

Она покачала головой, без лишних слов и вопросов забрала у меня сумку и унесла в нашу с Хлебниковым спальню.

– Я умоюсь и сейчас приду на кухню, девочки. У нас с вами будет серьёзный разговор, – как можно спокойнее проговорила я, и тут же увидела на лице Майи испуганное выражение.

Вернувшаяся из комнаты Эми, которая тоже всё слышала, нахмурила брови и уточнила:

– Что-то случилось?

Всё, на что меня хватило – мотнуть головой, дескать, всё потом. А после я ретировалась в ванную, уже понимая, что эта беседа будет очень и очень непростой.

Пока мыла руки и прикладывала ледяные ладони то ко лбу, то к вискам, размышляла о том, стоит ли дождаться Хлебникова и разговаривать в его присутствии. И очень быстро пришла к пониманию, что не стоит.

Мы наверняка переругаемся, муж снова начнёт настаивать на том, что наши дела мы должны решать наедине. И что дети здесь не при чём, пусть даже такие взрослые, как Майя и Эмилия. Но он мог засунуть куда подальше свои желания оставить грешки в тайне. Дочери должны всё знать – в этом я была уверена на все сто.

Когда пришла на кухню, немного совладав с мыслями и эмоциями, Эми и Майя уже сидели за столом. Они о чём-то переговаривались, но когда увидели меня, притихли.