Тоннельный синдром. Книга 3: Второй эшелон. Том 2
Глава 1. За краем обрыва
…Сначала пришла боль в правом боку. Резко, как гости на Масленицу – и так же неожиданно. Хотя, в сущности, мы ведь вообще редко ожидаем каких-то внезапных вещей, не правда ли? Впрочем, "профессионала и отличает от обывателя как раз-таки умение не только ожидать неожиданное, но и грамотно этому самому неожиданному противостоять" – любимая цитата… Цитата…
Голова! Острая пульсирующая боль пробила висок, пробежала вдоль шеи и затихла где-то под лопаткой.
Нет, это не дело – сначала выбраться из под груды обломков, потом – укрыться и проверить организм на предмет травм, новых отверстий и переломов, ностальгия – позже, за рюмкой чая или кружкой медицинского спирта, как тогда, в… Да мля!.. Как тогда – где?
Чертыхаясь злым шёпотом, я серым от пыли штопором вывернулся из-под обломков и, не отрываясь от земли, прополз сорок метров – аккурат, до ближайших развалин чего-то, смахивающего на гибрид газетного киоска и шаурмички.
Вот интересно – киоск я себе отлично представлял, шаурмичную – тоже, даже помнил про то что, что есть ещё "шаверма", а не "шаурма", а вот мужика, который говорил мудрость про профессионализм – нет. Хотя, с другой стороны, была внутренняя уверенность, что говорил это точно мужик! Причём, его стоило слушать…
Так, что мы имеем по итогу: я ранен, но без переломов. Есть сотряс – кружится голова, резкие телодвижения вызывают прострелы боли, головокружение и абсолютное отвращение к попыткам повторно ускориться. И не помню ни-фи-га: там, где раньше был какой-то образ из циферок и буковок зияла идеальная пустота. Кое-какие мысли, конечно имелись – так, например, только привалившись к стене, я заметил, что рука крепкой хваткой всё это время впивалась в цевьё автомата Калашникова. Только какого-то уж больно чудного: ни тебе деревянных накладок, ни шомпола, да и оптика какая-то странная! Но раз тащил – значит, вещь хорошая. Зачем таскать плохое? Плохого мне не надо…
Единственное разумное объяснение, которое у меня было, – я военный. Какие-то рефлексы остались, представление о своём самочувствии имеется, моторика – точно не страйкболиста-шахматиста со склонностью к игре в преферанс или в очко. Пробежался по карманам – ноль полезной информации. Крестика нет. Кольца нет. Даже немного загордился, было: какой я крутой спец, а? Живым не дамся, мёртвым бесполезен! И тут же тупая ноющая боль в виске ехидно напомнила о себе, словно спрашивая: а кому ты нужен полуживым и без памяти?
Да уж – ситуация!
Я медленно осмотрелся по сторонам – тихо и мирно, если не считать развалин поблизости и общего невзрачного состояния девятиэтажек в отдалении. И что тут, к волкам собачьим, приключилось?
На месте моего прихода в чувство подсказок тоже не нашлось. Только нахальный чёрный ворон сидел на обугленном остове фонарного столба и косил на меня то левым, то правым глазам, проявляя какой-то настойчивый интерес к моей скромной скособоченной персоне:
– Ар! Ар!
– Гусь ты лапчатый, – беззлобно махнул я затянутой в кевлар рукой. – Хрен ли ты мне тут разорался? Лучше бы подсказал, куда идти, если местный…
Ворон, укоризненно взмахнув крыльями, сорвался со столба, издал ещё одно своё раскатистое "Арр!.." и полетел к стоящему чуть в стороне зданию, как-будто бы пострадавшему меньше, чем остальные.
– Ну веди, Сусанин! – Хмыкнул я и, приволакивая ушибленную ногу, поплёлся за ним следом, стараясь держаться в тени разрушенных домов и подальше от центра дороги, на которой заметил старые следы от протекторов. Кто-то здесь проезжал, зуб даю! Но давненько…
Глава 2. Хороший экспромт дороже денег
Дорога была знатно раздолбана – словно какой-то гигант лупил кувалдой по асфальту в надежде найти свод тоннеля и обрушить его на головы незадачливых землекопов. Глубина нужна – глу-би-на! Тогда никакой заряд не прошибёт. Или прошибёт, но не всякий…
Почему-то от этой несложной, в общем-то, мысли, накатила тоска и чувство острой нехватки чего-то. Или кого-то? И, каюсь, замечтался и углубился в самокопание настолько, что проморгал начинающиеся приключения.
– Эй, военный, заблудился? – Гнусавый голос раздался откуда-то слева и чуть сзади.
Организм отреагировал быстрее, чем я придумал колкий ответ, который заставит оппонента застыть в нерешительности и повергнет его ниц в ужасе перед мой непомерной крутизной – тело на автомате сделало короткий подшаг вперёд-вправо, уходя с возможной линии атаки, и присело, соскользнув в одну из выбоин. Дерзкий и интересный ответ, правда, я так и не придумал.
– Красиво, – оценил мой манёвр невидимый собеседник. – Как на балет сходил – там такие клоуны в колготках тоже раньше прыгали. Пока было где…
– И что поменялось? – Крикнул я, отстранёно прикидывая свои шансы на успех в случае перестрелки хрен знает где и хрен знает с кем. А шансы были, честно говоря, говнище полное – как и балет в глазах моего собеседника.
– Да всё, собственно говоря… – Вздохнул собеседник. – Ты какой-то очень мутный, в курсе? Вопросы у тебя дебильные. да и сам ты…
– … как клоун в колготках из балета? – Закончил я мысль за собеседником.
– Во-во, рубишь фишку! – Восхитился тот. – Даром, что с придурью. Это ж надо – гулять тут как по Арбату в одно лицо, ещё и днём!
– Давай так, – предложил я. – Ты меня увидел первый, захотел бы завалить – уже бы давно выстрелил. Логично?
– Нет! – Откликнулся мой визави. – Мне может, на тебя патронов жалко!
– А чего не выбежал тогда на меня, например, с дубинкой с гвоздями?
– Ну а может тебе на меня их не жалко! – Предположил собеседник с обидой в голосе.
Логика в его словах была железобетонная, а вот в ситуации – отсутствовала напрочь. С одной стороны, когда я не думал, организм довольно ловко творил что-то тактикульное и пафосное – плавно так, текуче! Складывалось ощущение, что я был в состоянии ворваться в толпу как прилив и раскидать всех даже сильно не вспотев. Ну или словить леща – тут вопрос сугубо практики и опыта, который к фантазии отношение имеет слабое и невесомое – как, если светит двойной гешефт, совесть Ш… Блять! Как чья-то совесть. С другой стороны, если я действовал "обдуманно", творилась какая-то глупость. И творилась она лично мной, что особенно огорчало.
Ай, помирать, так с музыкой!
Я поднёс свободную руку к голове и с напускной серьёзностью, но очень громко забубнил:
– Кабан, Кабан, я Леший, приём! Как слышишь меня?
Слева не последовало никаких комментариев, так что я, потянув МХАТовскую паузу, продолжил свой моноспектакль:
– Цель на семь часов, повторяю, цель на семь часов!
– Ар! Ар-ррр! – Внезапно отозвался ворон и, хлопнув крыльями, ушёл ввысь.
– У, шаман! – Отозвался мой собеседник полууважительно, полунасмешливо. – Ты ещё скажи, у тебя тут где-то сна…
Что-то с металлическим лязгом цокнуло по асфальту между моей воронкой и местом, где засел собеседник.
– Мля! – Выдохнул враз севший голос. – Так ты тут не один!
– А ты думал? – Насмешливо отозвался я. – Давай, аккуратно и не спеша, двигай ко мне, и чтобы я видел твои руки! Дашь повод для волнения – и…
– Да понял я уже, – нерадостно отозвался собеседник. – Обожди…
Внезапно на дорогу вылетело два картонных цилиндра, из которых, набирая мощь, валил густой чёрный дым.
– Врёшь – не возьмёшь! – Азартно гаркнул невидимка. – Не иди за мной – прокляну-у-у!…
Голос затих с вызывающей уважение быстротой – бедолага явно топил на крейсерской скорости, причём, скорее всего, зигзагами.
Мне на плечо, тяжело хлопая крыльями, опустился ворон. Под ноги, сверкнув стёсанной гранью, с характерным лязгом упала железяка.
– Да ты ж мой спаситель! – Восхитился я. – Найду консервы – первая банка твоя!
Ворон, склонив голову набок, испытующе посмотрел мне прямо в переносицу.
– Ну, не сама банка, – исправился я. – Её содержимое!
Ворон почти по-человечески вдохнул и оттолкнулся от моего плеча.
Ну и ладно! Главное, жив-цел-орёл, а дальше разберусь. Но птицу надо будет всё же прикормить – зверь явно непрост…
Глава 3. Переход
… На фоне окружающих развалин, относительно целая "свечка" жилого здания смотрелась не то, чтобы неуместно, а скорее, удивительно негармонично – как человек, только что выигравший квартиру в лотерею на кухне коммуналки. Или единственный здоровый зуб во рту у очень неспортивного и слабого, но дерзкого уличного бойца.
– Ну и на кой, спрашивается, я сюда припёрся? А?!.. – Спросил я у маячившего в отдалении ворона. – Пусто, как… Как… Ай, да перед кем я вообще тут распинаюсь!
– А хоть бы и передо мной, – раздался уверенный басок. – Обожди-ка…
С противным скрежетом одна из припорошенных серым дверей открылась и из подъезда мне навстречу шагнул вполне себе упитанный мужик в видавшем лучшие дни охотничьем костюме совершенно неуместного в городской застройке раскрасу и фасону.
– Мизгирь, – представился он, протягивая руку для знакомства.
– Человек. Просто че… – Отозвался я и коснулся руки нового знакомца.
Договорить не успел – в голове рванул калейдоскоп имён и лиц, сражений, горящий БТР, какие-то фотографии на проекторе в тёмной прокуренной комнате, пронзительный крик и толчок чего-то горячего в плечо, кровь, выстрелы…
Мизгирь резко отдёрнул руку, а я остался на месте, тяжело дыша и схватившись за стенку.
– Эк тебя приложило! – Сочувственно пробасил толстяк. – Извиняй, человек, не заметил сразу.
– Ты про видения? – Тяжело дыша, уточнил я.
– Какие видения? – Озадаченно спросил Мизгирь. – Нет, я про твою рану на затылке.
– С детства живучий, – отозвался я. – А где рана? Вроде осмотрел себя, как прочухался, но ничего серьёзного не заметил…
Крепыш как-то очень странно взглянул на меня и приглашающим жестом махнул в сторону двери в подъезд, а затем, не дожидаясь моей реакции, развернулся и уверенно двинул в проём. Я пожал плечами и последовал за ним.
Удивительно дело, но шагнув внутрь, я снова очутился на улице.
– Что за чёрт! – Проворчал я. – Мизгирь! Мизгирь?..
Ни ответа, ни привета – только странное здание за моей спиной. И адская боль в затылке! Я приложил руку и охнул – требовалось срочно чем-то обработать и затампонировать рану. Да и антибиотики не повредят…
Мне под ноги упал разорванный и явно видавший дни ИПП, однако бинт, в общем и целом, не пострадал. Я поднял глаза и даже не особенно удивился, увидев знакомый чёрный силуэт.
– Спасибо, – одними губами шепнул я, будучи совершенно уверенным, что ворон услышит.
– Аррр! Арррр!!! – Насмешливо отозвались небеса.
Глава 4. Загадка ворона
Я провёл половину дня и часть вечера, пытаясь разгадать тайну дверного проёма – и все попытки не увенчались успехом: вернуться на пустынную дорогу перед зданием не получалось, а голова, замотанная в лучших традициях фильмов про войну, начала наливаться болезненной тяжестью. Каждый раз, когда я проходил в полутёмную прохладу обветшалого подъезда, я оказывался в самой обычной заброшке с полом, заваленным мусором. Единственным, но ощутимым плюсом было то, что, решив переждать светлую часть суток, я обшарил все закоулки и разжился старой автомобильной аптечкой, полторашкой минералки сомнительного происхождения и тонким, точенным-переточенным кухонным ножом, напоминавшим скорее уже какое-то плоское шило, расплёсканное от рукояти до кончика начинающим кузнецом потехи ради.
Схрон, если конечно это был он, вообще оказался очень формально изображён – словно кто-то оставил мне подарок, но решил соблюсти неписанные законы окружающей печальной действительности, поэтому наспех закидал «полезную пользу» нетяжёлым, но максимально неуместным здесь мусором.
– Спасибо, Мизгирь! – Исключительно из хулиганских побуждений поблагодарил я то ли моего нового знакомца, то ли свой бред на фоне высокой температуры. – Надеюсь, ещё свидимся…
Итак, что мы имеем в сухом остатке?
Почти нетронутую автомобильную аптечку за минусом бинта и половины блистера какогото пафосного забугорного антибиотика – ИПП, который мне подкинул ворон, я решил оставить на потом, когда рана подзатянется и будет меньше шансов занести заразу. И то – мотать буду наружным слоем, на всякий…
Полбутылки воды – половину я кое-как вскипятил и использовал на приведение организма в порядок в найденной неподалёку от здания сковородке. Плоской и покорёженной, как чувство юмора старого боцмана, повидавшего некоторое говнище – впрочем, как и посуда.
Автомат… Ну, пусть будет АКМ. Или какой-нибудь тут же придуманный мной АКМ-2! Я пребывал в полной прострации, понимая принцип работы и узнавая узлы традиционного «калашмата», но с какими-то модными доработками, как у НАТО-вской винтовки. Причём, моторика рук у меня прекрасно справлялась там, где пасовал мозг – я мог занять удобное положение для ведения огня хоть сидя, хоть стоя, хоть лёжа, досылал патрон в патронник, уверенно отстёгивал магазин, имитируя его замену во время лихой перестрелки, – словом, мог посрамить любого ОБЖиста из средней школы, который на полставки раньше работал учителем музыки, а на полставки – учителем рисования. Патронов, кстати, было совсем небогато – всего двадцать три, так что ни о каком «создании плотного заградительного огня высокой интенсивности» не могло быть и речи. Только одиночные, только хардкор!
Нож. Ну, тут просто – кухонник, в меру пластичный, в меру нормально точится, относительно в хорошем состоянии. Использовать врукопашную против серьёзного противника я бы точно не стал, но полоснуть по глазам или мягким тканям – вполне себе, главное – соблюсти политесы и сделать доморощенный «удар Лагардера» внезапно для оппонента.
А вот что меня удивило и ввергло в раздумья – это набор из пяти трёхгранных заточенных толстенных игл, предназначенных, судя по всему, для метания, и стальной тросик с двумя грузиками, пропущенный под тяжёлым тактическим ремнём. Три иглы прятались под рукавом над левой рукой, две – под рукавом правой, дополнительно защищая запястья изнутри от возможных режущих ударов. Я проверил – если удавалось «отпустить голову» и войти в состояние некоторой отрешённости, когда мысли не скакали с одного на другое, то уменя получалось метать иголки любой рукой на расстояние до трёх метров точно куда, куда целился. Пробовал метнуть и левой и правой одновременно – получилось! Причём, расстояние между вонзившимися в старый паллет заточками вышло примерно в четыре пальца – аккурат, как если бы целился в левый и правый глаз супостата.
Ворон, всё это время круживший в отдалении, прилетел и с одобрительным интересом наблюдал за моими потугами изображать «страшную ниндзю». Возможно, уже прикидывал, как будет лакомиться моими будущими жертвами на поле боя – как знать?
Спохватившись, я наклонил остывшую сковородину так, чтобы птице было удобно доставать клювом до оставшейся воды. Предлагать своему пернатому знакомцу некипяченую я не стал, скорее, из уважения к ворону, а не из опасений за его здоровье – в такой разрухе он питался явно не фондю с марципанами.
Птиц, немного поразмыслив, склонил голову и как-то боком, аккуратно переступая, переместился к ёмкости. Критично осмотрев её содержимое, ворон сделал пару то ли клевков, то ли глотков и выжидательно на меня посмотрел посмотрел.
– Что, «отпей и ты из моего кубка, боярин»? – Улыбнулся я, обрадовавшись, что помню какие-то моменты из кинематографа прошлых лет. – Или побрататься хочешь?
– App!!!
– Ну, будем считать, что ответ был «да» и касался второго вопроса, – резюмировал я и сделал глоток.
Мир замедлился и подёрнулся сероватой дымкой, размытой по краям, а потом я увидел себя со стороны, сидящим у небольшого походного костерка. Картинка некоторое время стояла, а потом я начал отдаляться и увидел пятачок, на котором был, с высоты птичьего полёта.
Резко дëрнувшись, я ошалело встряхнул головой и подозрительно спросил у ворона:
– Твои проделки?
– Арр!
– Да ты мне прямо скажи…
– Арр-ар! Арр!
Птиц решительно ничего не хотел объяснять, да и глупо было ожидать от него вразумительного ответа, даром, что пернатый был явно очень и очень неглуп.
– Ладно, друже, не серчай, погорячился, – примирительно сказал я. – Спасибо, что помогаешь, надо будет в этом внимательно покопаться с кем-то сведущим, шаманом там каким или мозгоправом.
– Ар!
– Мне бы тебя как-то называть…
– Ар?
– Ну, позывной нужен, а то воронов немало, а ты такой один. Я, конечно, что-то явно подзабыл о происходящем…
– Ар!!!
– Не перебивай, пожалуйста! Так… Ага. Подзабыл, но уверен, что ты – явление уникальное, а потому и обращаться к тебе надо соответственно.
– Ар…
Чем больше я общался с этой птицей, тем сильнее внутри меня крепла уверенность, что ворон разумен. Не как попугай или немецкая овчарка – остротой ума он не уступал человеку.
– Ладно, летучий голландец, пять минут на сборы – и выдвигаемся. Мне нужен нормальный доктор и информация о том, что тут вообще происходит. Позывной заработаешь в бою. Идёт?
– Ар!
Глава 5. Помощь ближнему
Жизнь – удивительная штука! Нет, вот серьёзно: стоило мне пообещать гордому птицу, что после боя он получит свой позывной, как, пройдя ночными тропами буквально с полкилометра, я услышал пьяный гогот из развалин продуктового. Сбавив шаг, я прижался к стене и аккуратно присел недалеко от пролома в стене. Ворон, сделав круг над проломом в крыше, уселся мне на плечо и потёрся об висок.
Картинка смазалась и стала отматываться назад: я увидел себя со стороны, потом – как уменьшаюсь, затем фокус и вовсе сместился на пролом в крыше. Внутри я успел заметить четверых бомжеватого вида гопарей в нелепых кожаных куртках с кучей заклёпок и побитого мужичка интеллигентного вида. Больше ничего не удалось ухватить – картинка рывком вернулась на ближнюю периферию и оказалось, что я завороженно смотрю в стену, как заправский покупатель строительного магазина. Ну тот, который стабильно там покупает клей и целлофановые пакеты, ага.
Скосив глаза на ворона, я сделал страшное лицо и кивнул, мол "Опять твои проделки?", но тот, как ни в чём ни бывало, отвернулся и начал вычищать перья клювом, изредка косясь на меня в каком-то молчаливом ожидании.
– Намёк понял – не дурак, был бы дурак – не понял бы, – шепнул я птице. – Давай вверх, попробую мужичка спасти без рукоприкладства, если дела пойдут плохо – улетай, понял? Один живой ворон лучше, чем два тупых героя.
Ворон, дёрнув на прощание головой влево-вправо, тяжело оттолкнулся и взлетел ввысь, почти не издав звука. Вот же засранец! Я почти уверен, что он меня понимает – и у него явно есть своё мнение на любые мои слова. Как там было: первая стадия шизы – это когда ты разговариваешь с ящерицами в пустыне, вторая – это когда они тебе отвечают, а третья – это когда ты понимаешь, что ящеры – офигенные рассказчики! Надо бы повязку сменить и что-то от головы принять, авось попустит…
Ну да ладно, работаем!
– А вы не подскажете, как пройти в библиотеку? – Поинтересовался я, запрыгнув в проём внутрь помещения. Встал, кстати, удачно: на границе света и тени, но всё же ближе к тёмной части, да ещё и за спиной самого рослого из фанатов заклёпок.
– А хули ты такой борзый, а? – Спросил здоровяк, вздрогнув от неожиданности. Остальные участники драмы в изумлении уставились в моё сторону, однако никто пока не дёрнулся, что не могло не радовать.
– А хули бы и нет? – Задал я риторический вопрос. – Деда ищу одного – интеллигентного вида, в пальтишке. Не видали такого?
Избитый мужик на полу медленно повернул голову и посмотрел на меня полным надежды и одновременно ужаса взглядом.
– О, так вот же он! – Деланно удивился я. – Собирайся, идёшь со мной.
– Стопе! – Вскинул руку руку здоровяк. – Он тут шарился. Это моя земля. Он мне должен.
– Мне нужны только лекарства и немного воды, – прошелестел голос избитого. – Мне срочно…
– Мне похуй, – оборвал его главарь и повернулся ко мне. – Ты! Откуда вы припёрлись? Сколько вас там? Жрачка, бабы, бухло – есть?
Я замер и начал успокаивать дыхание. Вдох. Здоровяк орёт на меня, по второму кругу задавая вопросы и обещая сделать что-то неприятное – я вижу, как капельки слюны вылетают из его рта. Выдох. Его отморозки сидят и лыбятся, никто из них так и не схватился за оружие – я замечаю по меньшей мере десяток пустых бутылок из-под алкашки разной степени просроченности. Вдох. В меня летит его кулак, но как-то медленно и лениво, словно улитка ползёт по занавеске летнего душа. Я делаю подшаг вперёд и в сторону, первые две иглы летят в него – прямиком над оскаленным в звериной гримасе ртом. Остальные три иглы уходят почти веером после переката – кадык и висок у двоих по краям, а вот с последним не повезло: ведомый каким-то шестым чувством или удачей, он на долю секунды раньше склонил голову, как бы в изумлении глядя на происходящее, и ему лишь разорвало мочку уха и часть ушной раковины. Ха, прямо как… Больно!
Время с болезненным ударом в висок от неслучившегося воспоминания вернулось в норму. Я остался лежать, скорчившись от боли рядом с избитым пленником, возле меня, подвывая, лежал здоровяк – обе иглы торчали у него из лица там, где раньше полагалось быть глазам, однако он в порыве отчаяния попытался их то ли достать, то ли нащупать, куда они ему попали. Зря – зрелище вышло однозначно неприглядным! Ещё двое лежали чуть поодаль – один хрипел и булькал, завалившись набок, второй не подавал признаков жизни. А вот последний…
– Ах ты с-с-сука, – прошипел подранок, одной рукой зажимая рваную рану, а другой шаря по земле в поисках оброненного обреза.
Ну всё, приплыли! Недолго туш играл оркестр – корнет напился и…
– АРРРР!!! – Через пролом в крыше в заброшку черным болидом влетел ворон. Скорость пернатый набрал приличную – лишь в самый последний момент, ловко извернувшись, он выставил вперёд когти и впился ими в лицо бандита, влетев в противника как капитан Гастелло – в колонну фашистской техники.
Гопник заорал и попытался содрать с себя ворона – но куда там! Птиц словно заправский дятел молотил клювом по лицу как по трухлявому дереву, не забывая уворачиваться от суматошных попыток его ударить.
Старик, собравшись с силами, подкатился под ноги оставшегося бандита – тот запнулся и кубарем полетел на меня. Ворон ослабил хватку и красивым пируэтом ушёл в сторону, издав своё горделиво-насмешливое "Аррр!", а я, превозмогая боль, вцепился рукой в глотку почти поверженного врага и достал кухонник. Удар! Ещё! И ещё!
Сработал грязно, но наверняка: гортань представляла собой полотно безумного авангардиста, а по совместительству – ещё и работника скотобойни. Зато Гастелло будет удобно…
Глава 6. "Вересковый мёд"
– …вот так меня тут и взяли, – грустно закончил рассказ пожилой мужчина, который оказался ни много-ни мало целым профессором филологии из престижного столичного ВУЗа. В прошлом…
Собственно, история вышла простой и незамысловатой: спальный район Москвы, сталинские высотки – а это не только высокие потолки, но и вполне себе неплохие бомбоубежища, в которых рождённые в Союзе деятели науки, культуры и искусства (нормального, а не когда голой жопой на холсте картины рисуют, зажав булками мелок от тараканов, вымазанный в кетчупе!) поддерживали относительный порядок. И вот когда началось – тут я сделал понимающее лицо и задумчиво сказал "Угу…" – вся эта интеллигенция с внуками, книгами и, внезапно, тревожными чемоданчиками дисциплинированно спустилась под землю.
Первые дни народ сидел смирно и дисциплинировано – сверху бухало, снизу сыпалась штукатурка, запасов еды и воды хватало для полноценного питания растущих организмов и поддержки активного долголетия у тех, кому "за шестьдесят с плюсом". Старички организовали дежурство у входа и возле радиоточки, привлекли молодёжь к проверке стен и потолков на предмет трещин или ещё каких неприятностей (чтоб скукой не маялись), по вечерам читали вслух книги – идиллия!
Но к исходу первой недели стало понятно, что то ли обстрел, то ли налёт, а то и вовсе ракетный удар были лишь прелюдией – Семён Аркадьевич, военный пенсионер и старший одного из подъездов, сходил "в дозор" и вернулся с неутешительными новостями: наших не видать, в городе хозяйничает враг. Зондер-команды неприятеля (их так окрестил в своём кругу военный пенсионер – и прижилось, к слову!) рыскали по поверхности малыми мобильными группами, иногда в сопровождении дронов, иногда – роботизированных чуд, отдалённо напоминающих собак. Встреченнных-поперечных особо не расспрашивали – короткая очередь и контрольный в голову, зачастую, ещё живого человека. Ох и немало тогда полегло прекраснодушных идиотов и откровенных предателей, которые выбегали то с флагом Евросоюза, то с хлебом-солью встречать интервентов!..
Короче, импровизированный совет бомбоубежища постановил: молодёжь – беречь, учить и кормить самым настоящим образом, связь с соседними мини-анклавами, каковых насчитывалось ещё семь, держать через "полёвку" – по прокинутым и замаскированным проводным линиям связи. Радио – только слушать, в сети не маячить. Наверх – выбираться только в случае крайней необходимости, для пополнения запасов и для помощи соседям.
…Конечно, "гладко было на бумаге, да забыли про овраги": старшее поколение, как ни хорохорилось, постепенно, к исходу второго месяца, начало сдавать – и первая просела медицина: запасы самых необходимых лекарств, конечно, имелись и в убежищах, и на руках у спустившихся в них, но длительное нахождение под землёй не могло не оставить след. В то же время молодняк откровенно заскучал. До открытых бунтов дело не доходило, но ежедневные инициативные заходы с предложением "ну вот хоть на чуть-чуть" сходить со старшими в дозор – набрать воды и всякого полезного, что найдётся на поверхности, участились в разы.
Семён Аркадьевич, скрепя сердце, дал добро десятку самых прытких ребят на подготовку, пообещав лично у каждого принять зачёты перед первой вылазкой. Старик старался и лютовал вовсю! Первая помощь, скрытное перемещение. физуха… Не помогло. Молодняк с горящими глазами успешно прошёл все испытания на зависть сверстникам и в воздухе повис сакраментальный вопрос: когда же?..
Через три дня состоялся первый выход – "птенцы гнезда Аркадьевичева" показали себя с лучшей стороны: не отсвечивали, не перечили, таскали всё, что надо, быстро и ловко, а двое юных техников и вовсе умудрились чуть ли не мимоходом продублировать пару линий связи, грамотно их замаскировав подручным мусором, в изобилии валявшимся по окрестностям: один короткими перебежками пробегал небольшие отрезки от укрытия к укрытию, второй, через небольшие промежутки времени, бежал следом и закидывал в два слоя провод мусором… Семён Аркадьевич, конечно, потом сумерках прошёлся и подправил кое-где маскировку – то кусками асфальта привалил мусор полегче, то яркие куски пластика, местами выложенные чёткой линией, заменил на что-то серое и неприметное, но в целом остался доволен.
… Беда пришла откуда не ждали: маленькая Оля, всеобщая любимица и дитё с большущими добрыми глазами, чем-то отравилась. Первое время, "чтобы не доставлять неудобств", стоически молчала, сжимая маленькие кулачки и старательно выполняя свои немудрёные обязанности, но попалась на глаза Оксане Петровне, светилу медицины в пятом или шестом поколении.
– А ну-ка, милёнок, иди сюда… – Позвала Петровна Олю. Та сделала пару робких шагов и… Упала.
Убежище захлестнула волна паники: все запасы медикаментов, вся медецинская литература – всё было изучено и пересмотрено. Из соседних укрытий почти сразу прибыла помощь – все, кто имел медицинский опыт. Но почти без толку: Оля потихоньку угасала, предпринимаемые усилия лишь немного продлевали её время в сознании, но облегчения не приносили. Наконец похудевшая и осунувшаяся Оксана Петровна нашла Аркадьевича и протянула ему замысловатое название, написанное вопреки представлениям о работниках медицины, каллиграфическим почерком.
– Сём, у нас дня три – не больше. Олечке нужно это лекарство – оно…
– Можешь не объяснять, Оксан, – остановил её бывший военный. – Моё дело несложное, я – начальник автомата, а не медик. Надо – достанем.
Карта района была давно разбита на квадраты, все склады, аптеки и магазины были отмечены. На неё же были нанесены и маршруты зондер-команд и сведения о замеченных бандах мародёров. Поисковики разбились на двойки и пошли по координатам…
На протяжении всего рассказа Гастелло, лениво ковыряясь во внутренностях главаря бандитов своим огромным клювом, иногда многозначительно на меня поглядывал – практически, сверлил попеременно то левым, то правым глазом. Сначала я не придавал этому значения, но потом, спохватившись, достал пачку с антибиотиком из аптечки, которую мне любезно подарил Мизгирь.
– Оно?
– Оно! – Поражённо выдохнул старый филолог. – Боже мой, какая удача! Идём!..
– Подожди-ка, отец, – остановил я его. – Ты сказал, что вас в поиск отправили двойками. Где твой напарник?
– Его звали Александр, – старик сжал кулаки в сильном душевном волнении, в глазах блеснули слёзы. – Его звали Сашкой… Нас когда эти заметили, он сказал, что если его начнут мучить, то он может проболтаться про убежище и тогда нам всем несдобровать. Я сразу и не понял, а он зайцем выскочил в сторону, попытался увести их за собой. Когда его стали нагонять и крикнули, чтобы он остановился, Сашка схватил камень и побежал прямо на главного. Тот достал обрез, засмеялся – и выстрелил. А потом ещё раз. Зачем?
Старик говорил всё глуше и тише, а я не перебивал, понимая, что если эти переживания не выйдут наружу сейчас, они останутся и будут точить его изнутри, чтобы свести в могилу раньше срока.
– Я обещаю, что вернусь и похороню его, как подобает. Гастелло, поможешь?
– Арр!!! – Отозвался птиц, яростно взмахнув крыльями.
– Пойдём, отец, – сказал я, закидывая сумку с добытым на поле боя оружием и прочей пользой. – Александр отомщён, надо спасать вашу малышку.
– Пойдём, – отозвался старик. – Меня, кстати, Борис Аркадьевич зовут – извините, что не представился, обстановка… А вас как звать-величать?
– Кабы знать, – грустно выдохнул я. – Может, ваше светило науки в каком-то там поколении поможет вспомнить.
– Почему бы и нет, – отозвался мой новый знакомец. – Она, между прочим, в центре Бехтерева работала!
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – пробормотал я почти про себя. – Столько совпадений, что хоть стой, хоть падай. Ведут? Вот только кто и куда?..
Вопрос, впрочем, был риторический – да и кто бы ответил? Если только крупный паук, который методично плёл свои тенета в дальнем от костра углу… Но пауки не разговаривают, не так ли?
Глава 7. Беда не приходит одна
Я догадывался, что мой новый знакомый слегка… Приукрашивал действительность. Ну, знаете, с одной стороны – ему не то, чтобы прям хотелось запугать малознакомого человека перспективами конфронтации с солидными людьми, но всё же как-то намекнуть на значимость их анклава сам Бог велел: и я, случись задумать недоброе, поостерегусь лишний раз, и ему чуть проще общаться. Даже не берусь пытаться вспоминать, откуда что взялось, но в подсознании родилась и окрепла мысль, что человек подсознательно недолюбливает тех, кто ему помогает, и сильнее предрасположен к тому, кому он помог сам.
Конечно, я был уверен, что человеческая натура не во всём и не всегда так плоха – даже наоборот! – сложные времена как бы срывают полумаски, обнажая истинную натуру, и передо мной, иногда шипя от боли, бодро шагал ещё крепкий мужик в возрасте с добрым сердцем и чистой совестью. Но всё равно, в моей голове заботливая рука скульптора-художника из подсознания слепила вполне себе чёткую картину того, что я вскоре увидел…
– Мать вашу, – выдохнул я. – Всё понимаю – разруха, опасность… Но хоть бы маскировку не нарушали!
Передо мной, нахально развалив своё жестяное нутро, лежала варварски вскрытая банка из под тушняка. Гастелло, плавно спланировав вниз, издал радостно-изумлённое "Аррр!" и принялся клевать остатки жирной массы, пропитанной соком. Борис Аркадьевич же в отрицательно-защитном жесте всплеснул руками и взволнованно затараторил:
– Да что Вы, что Вы! У нас никогда таких вольностей никто бы себе не позволил, тем более, чтоб не разделить с товарищами внизу…
Старик был прав – я так ничего и не вспомнил, но уже прекрасно понимал, как в нынешних условиях непросто добыть нормальной еды, а уж чтобы оставить её часть, а не бережно собрать галетами или не закинуть остатки в кашу из крупы, например… Странно это было! Сделав знак проводнику присесть за ближайшим бугорком, я осторожно опустился на корточки и стал изучать тропинку, по которой мы приближались к убежищу. Сначала я ничего не мог разобрать в пыли и мусоре под ногами, но потом глаз зацепился за сильно вдавленную в землю обёртку от батончика – пока земля была влажной, кто-то с силой припечатал обёртку ботинком размера, эдак, сорок четвёртого, если не сорок пятого. Тут же нашлись и другие следы – куча отпечатков, один поверх другого, но иногда рисунки протекторов различались.
Впрочем, это мало чем мне могло помочь – условно, прошедшие тут, могли вынести всю обувь с одного, скажем, склада, поэтому и подсчёт разных отпечатков подошвы не был панацеей.
– Борис, – полушёпотом окликнул я спутника. – Глянь на банку и фантик! Скажи, у вас такие в убежищах могли быть?
– Могли, – уверенно отозвался тот. – Рядом торговый цент, его знатно привалило обломками, но в зоне разгрузки как раз стоял грузовик с бакалеей и, как раз-таки…
– Тогда скажи, где запасной выход из вашего убежища – нам нужно спешить.
Борис Аркадьевич непонимающе захлопал глазами:
– Не вижу связи между состоянием здоровья ребёнка и…
– Связь прямая, – оборвал его я. – Думаю, кто-то из ваших ходоков привёл за собой любителей халявы. Интрига тут только в том, где они разжились припасами – по дороги сюда, или в одном из ваших подвалов. Но следы ведут прямо по ходу нашего движения, так что подозреваю самое плохое.