Тоннельный синдром. Книга 0: Функция Змея
Глава 1. Площадь Сталина.
Не основано ни на чём. Все события и персонажи вымышлены и не имеют ничего общего с реальными фактами и историческими лицами. Почти.
Это было невероятное зрелище! Станцией метро это нельзя было назвать – не бывает в мире таких станций метро. Огромное подземное помещение в полкилометра длинной, расположенное на глубине более восьмидесяти метров, четыре платформы, соединенные ажурными мостиками переходов, переплетающейся строгой геометрией невероятно красивых кованных ступеней и перил. Уходящие ввысь тридцатиметровые колонны из черно-красного гранита, упирающиеся в ажурную позолоченную паутину свода, на которой висят хрустальные люстры. В основании каждой колонны – скульптурная композиция в духе строительства коммунизма: рабочие-колхозницы, пограничники-моряки, пионеры-юннаты. По стенам многометровые мозаики из глянцевого камня. Фонтаны и аквариумы из бронестекла, в которых плавают живые и крупные осетры. И над всем этим богатством, под потолком, растянутая на могучих цепях, в окружении тускло мерцающих пятиконечных звезд из искусственных рубинов, висит площадка внушительного зала заседаний.
Выходов на поверхность станция не имеет. С одной стороны стоит внушительная мраморная фигура товарища Сталина, с противоположной стены сверкает соответствующий по размеру орден «Победа», а под орденом мерцает, отражая свет многочисленных факелов, надпись:
«Станция московского альтернативного метрополитена – Площадь имени И. В. Сталина».
Факелов много. Они укреплены на всех колоннах и лестницах-переходах, горят ярко, но без малейшей копоти. Хотя и пафосно, но создает настроение. Эдакое союзосоветское и средневековое одномоментно. В пыли и в паутине.
Но мне кажется, Савватеич тут перемудрил с факелами. Мог бы просто люстры засветить – ему это раз плюнуть. Он вообще мужик могучий, практически без ограничений в области энергетических полей, не то, что я. Я без него и на это собрание бы не попал. Силёнки не те еще! Вот он кстати, стоит у лестницы в зал заседаний. На вид – молодой здоровенный парень. Красавец, хоть в рекламе снимай. Одет нормально, не в бузурунку с портами, а в джинсы да пиджак кожаный. Сколько ему лет, интересно? То, что больше двухсот, и ежу понятно (это я поначалу так прикинул, а потом мне Вадит растолковал, что и до Афанасьева с Тимофеевым про него анекдоты ходили – ещё у восточных славян). Зубр Мастадонтович! Шучу. Кстати, с шутками поаккуратнее надобно. Даже с мысленными. Чревато…
– Добрейшей полночи, многоуважаемый Емельян Савватеевич, – поздоровался я. – Как почивали? Единорог не приснился ли?
– Дурак, что ли? – Спросил Савватеич. – Когда почивать было? Заседание готовил… Идем уж. Расскажешь людям о себе.
Мы поднялись на платформу зала заседаний, и одновременно с нами с противоположных концов станции по лестницам поднялись несколько фигур. Не говоря ни слова, они подошли к расставленным, вокруг пылающего очага стульям и расселись. Я остался было стоять, но мне махнули рукой – не маячь, мол, дойдет и до тебя. Я спорить не стал и присел на стул черного дерева с высокой спинкой, украшенной причудливым орнаментом. Сидел, молчал. Глядел на огонь. Языки пламени весело плясали в круглой чугунной жаровне размером с колесо от грузовика. Света было достаточно, но лица сидящих вокруг было видно не очень четко. Я скорее догадался, чем увидел, что среди нас находятся дамы. В количестве двух персон. Наконец, высокий и тощий бородач произнес:
– Ну, давайте уже, молодой человек, поведайте нам о себе. Кто таков будете, да чем живете. Что можете и чем сильны. Можете сидя. Не в школе.
Ну да. Не в школе. Больше похоже на клуб анонимных алкоголиков…
– История со мной приключилась странная и, вы не поверите, волшебная, – начал я. Присутствующие снисходительно посмеялись, и я продолжил…
"…На дворе стоял июнь 1998 года. Я, тогда ещё страстный рыболов, осуществил свою давнишнюю мечту – купил себе моторную лодку. Деньгами я располагал небольшими, поэтому и приобрел не яхту «Азимут», а вполне себе скромную моторку советского производства. Красненькую такую. По документам она называлась «Ладога-2», в действительности это был, скорее всего, самодельный гибрид. Четыре с половиной метра в длину и два в ширину. Тент, диванчик-койка, штурвал да сиденье рулевого. Каюта-козырек на случай непогоды и ночевки. Маленькое такое советское счастье. У меня дачка была на Оке, туда мне ее и сгрузили в сарайчик.
Пока права судоходные получить, да пока сезон начнется, задумал я свою красавицу подлатать. Сказано – сделано. Смастерил я козлы – и давай зачищать да шпаклевать. А состояние у нее было – не то, чтобы аховое, но потрудиться пришлось изрядно. Особенно хлама в ней много было навалено! И в багажном отделении, и в каюте. Почему-то много было детских вещей – приличного качества изготовления, но невыносимо хреновой сохранности. И вот среди этого хлама нашел я коробку спичек. А я, кроме рыбалки и прочих увлечений, имел неосторожность еще и спичечные коробки собирать. И вот гляжу на эту коробку – и берет меня сомнение. На этикетке, явно старой и фабричной, никаких знаков завода-производителя, а только большая литера «Я». Выбросил бы, но пытливый ум не дал покоя. Стал я эту «Я» со всех сторон в интернете гуглить. И нашел детский фильм «Тайна железной двери», где школота при помощи похожих волшебных спичек разные хохмы вытворяет. Причем заканчивается кино морской прогулкой волшебных карапузов на лодочке, сильно похожей на мою. Я, конечно, как человек взрослый, к тому ж материалист, сперва посмеялся. Но тут ко мне друзья-рыболовы подтянулись. Как водится у нас, стол сообразили, алкоголя достали. И я с дуру им на телефоне кино это показал, да обновку свою моторную, да спички эти. А люди нетрезвые – на расправу скорые. Вытащил Витек спичинку, сломал и говорит, хихича:
– Желаю мильен баксов!
Тут нам всем срочно трезветь пришлось, потому что веса миллиона долларов однодолларовыми купюрами стол не выдержал. Сломался стол. И банкноты по всему сараю разлетелись… Я, Колян и Витек подхватились их ловить, да в кучку складывать. Все, понятное дело, не собрали, но в силу природной жадности сгребли много. Спички я прибрал и спрятал. От греха подальше! А мои сотрапезники, набив пластиковый пакет наличкой, решили в обменник бежать да в гастроном круглосуточный. Ну, не избалованы сельские жители видом американских денежных знаков… Я-то более-менее привычен. Где они сгинули? Дошли ли до гастронома – не знаю. В обменнике их видели точно. Пропали ребята. Но тут, я полагаю, не магия, тут мафия причиной. Поспрашивал я аккуратно – никто ничего не знает. Через пару дней нашли их, аж за Серпуховым. Не живых. Нельзя в нашем диком краю таким количеством купюр светить! Пусть даже однодолларовых. Правда ко мне ни бандиты, ни правоохранители не приходили. Ну а я лодку отремонтировал и в Москву подался. Долго я эти спички трогать не решался, так и лежали у меня в сейфе вместе с двустволкой. В сентябре уже достал, когда у приятеля сын заболел. Двенадцать лет – и саркома кости. Хороший, главное, пацан такой. Добрый. Зверей любит всяких. Жалко стало – не передать. Достал я спички свои и – «трах-тибидох». И как не было ничего. В смысле, выздоровел.
А врачи давай «на денежку» приятеля да супругу его раскручивать. "Опасность рецидива", то да сё. Надо понаблюдать, процедуры платные. Родители и сами понимают, что не за что, а несут. Сглазить боятся. Удачу спугнуть. После этого я маленько озлобился. Надо, думаю, денег чтоб много стало, чтоб родне да знакомым помочь можно было и себя не обидеть. Только законно, чтоб не подкопаться было. Надумал в лотерею выиграть. Да с неповадным никому джекпотом – в миллиард рублей. Ну, "абракадабра". Сяськи-масяськи. Выиграл! Полгода, правда, ждал выплат. Но дождался. Может в лотереи обычно и не выигрывают, но супротив моих спичек они ничего не смогли. Выплатили. Что тут началось! С утра до вечера свистопляска. И из мэрии приходят, и из всяких фондов благотворительных звонят, и под дверью караулят. На дереве под окном свисают. Да плюс кучи репортеров и инициативных просителей. Да какие-то левые кредиты якобы у меня. Ну а как вы хотели? То, что положено, не дождешься, а тут такой жирный кусок и не известно кому. Жирно ему будет. Мы более достойны!
И так целыми днями – "Да-а-а—а-а-а-а-ай!". Всю зиму этот бардак продолжался. Я даже с квартиры съехал, снял однушку в Бутово, а к майским праздникам уволился с работы, собрал рюкзак, сел в свой «Патриот» и обратно на дачу. Деньги-то были уже… По дороге ещё одну спичку потратил. Практически впустую. Ну нет моей в том вины, просто гаишник попался злой и нехороший! С другой стороны, не под КамАЗ же я его пристроил. Так, попросил, чтоб, когда я за рулем еду, всем подобным этому жулику в фуражке… в общем слегка нужда приходила. По-большому. Говорю – озлобился. Ездить много я не планировал, так что большого урона экологии это принести не должно. Потом подумал ребят воскресить, Витьку с Коляном, и уже было совсем было собрался, как вдруг почувствовал – нельзя. Как стопор какой появился в мозгу, что спички могут, а что нет. Ну нельзя, так нельзя! Но найти виновных-то можно!
Трах-тибидох!
Ну и что? Знаю я теперь, кто. Пьянь безработная. Маргиналы. Причем, я не только знаю кто и как, но и то, что их уже завтра на этом деле примут и раскрутят. И клина в деле нет. И в адрес к ним уже ездили, но дома не застали, и теперь засада там. Во! Я уже полицейский жаргон подцепил. Стал думать, а может страну в порядок привезти? Нельзя. Не то, что ограничения какие в силе спичечной, а слишком все объемно. Глобально. Не знаешь за что хвататься и что потом зацепит одно за другое. И чем все это кончится. Решил пока не трогать. Вообще, там, где можно, решил обойтись совсем без спичек. Только загадал себе возможность исцелять. Себя и всех остальных. Почему-то сразу понял, что это возможно. Получилось. Не слишком пока, но этот надо думать, с опытом придет. Во всяком случае шрамы бородавки и папилломы всякие я сходу убирать стал. На раз-два! Девчонке соседской родимое пятно вывел. В полщеки. Наболтал про отвар из листьев одуванчика и заговор примитивный написал на бумажке. Она явилась с утра: "не помогает", говорит. А я ей – "Где не помогает? В зеркало глянь!" Она посмотрела и запрыгала козой. Сала шматок принесла – подарок. Тут же бабка ее приперлась. "Спина", – говорит, – "ноет". Дак а чего ей не ныть-то? Бабке восемьдесят два. Полжизни в колхозе спину гнула. Не стал ничего делать волшебного, а в аптеку послал и денег дал немного. На мазь. А то завтра пол деревни ко мне в очередь встанет.
Лодку закончил и на воду спустил. Проверить, пока лето. Прикатил на тележке и навесил (одному было тяжеловато) моторчик «Ямаха», бэушный, но еще резвый. С одной моей тушкой лодка стартовала как ракета. Ну пятнадцать сил лошадьих – куда деваться. Душа поет! Ох, люблю я это дело: водичка белым буруном из-под винта, дерева всякие по берегу. Красивая у нас природа. Только какой-то навороченный катер опасно завилял на встречном курсе. С чего бы это он? А, понятно стало… Владелец, толстый загорелый понторез, был в капитанской фуражке. А чего я там про фуражки загадал? Точнее, про жуликов в фуражках… Правильно, диарею внезапную на них пожелал низвергнуть. Видно, он какой-то гадости мне возжелал. Да-а, ситуация! Хоть не выезжай. А ну как военный какой поедет одновременно со мной по трассе. Я и знать не буду, а он полный салон навалит. А если в пробке одномоментно встанем? Хотя если жулик – пусть его.
Позже я опытным путем установил, что необратимые процессы возникают не просто у обладателей фуражек, и не просто жуликов в фуражках. Заклятье срабатывает только в том случае, если при всем при этом они желают какой-либо пакости конкретно мне. И когда я за баранкой. Но для себя я решил: каждое желание обдумывать, записывать и еще раз обдумывать. Да помолясь! Во избежание разных запутанных последствий. Но не сильно помогло… Хотелось жизнь окружающую получше сделать, вот и начал я тихую борьбу с чиновниками-мздоимцами да с маньяками-душегубами.
Ну, с откровенными злодеями вроде срослось. Просто пожелал их знать наперечет да дела их ведать. А после подбрасывал материалы в милицию и в прокуратуру. Анонимно, но доказательно. Отработали всех быстро, да и делать им особенно ничего не надо было. Факты я подбрасывал железные – бери да проверяй. Вот фигурант, а вот труп закопанный. Многие прямо на «выводке» кололись. Сразу и до самой задницы! Подчистили область, но возникло понимание, что скоро мной заинтересуются. Пришлось сворачивать сыскную партизанщину. На время.
С чиновниками хуже вышло. Чудесным образом дать им совесть не вышло, а по одному… ну это как с Гидрой фехтованием заниматься. Одного казнокрада уберут, а на его место трое мздоимцев лезут. Плюнул. На потом отложил… С исцелениями, кстати, процесс пошел. Начал я более сложные болезни врачевать. Кости плавить научился, в смысле, неправильно сросшиеся. Легкие чистить, сосуды. Мышцы укреплять. Книг накупил по медицине, читал много. И чем больше в это окунался, чем больше опыта набирал, тем ловчее у меня получалось. Но тут вылезла новая напасть! В виде уголовного преследования по статьям сто двадцать четвертой, части первой (Ненадлежащие оказание медицинской помощи), и по статье двести тридцать пятой (Незаконное осуществление медицинской и (или) фармацевтической деятельности). От первой я отбоярился. От второй откупился. Но деятельность пришлось сворачивать.
И вот мысль появилась устойчивая. Жил я без этих волшебных талантов – и горя не знал. Работал в торговой конторе, которая никакой пользы людям не приносила, а наоборот цены взвинчивала путем перепродаж и откровенной спекуляции. Машину имел, квартиру-дачу. И никому из правоохранителей не нужен был. А сейчас – людям помогаю (бесплатно) и пристальный ко мне интерес. Опять приходят люди в фуражках, а я, что обидно, не за рулем. Тогда задумал я, было, двигать в глухомань. В Карелию намылился, от напастей подальше. Есть там на северо-западном направлении озеро Нюк весьма нехилых размеров – поставил там себе домишко да подворье малое. Жил охотой и шаманизмом, и немало в этих делах преуспел. На третьем году спички мои кончились, но я к тому времени благодаря им уже и сам много чего умел. Мог перемещаться в пространстве даже в наглухо закрытые помещения, гипнозом владел маленько. Зверя всякого за километр чуял. Силен был как медведь (замечу, тоже не сразу далось, а путем тренировок, которые благодаря спичкам пошли с дикой эффективностью). Ну, врачевал, понятно дело. Однако в том краю мне не судьба мне было обретаться. В 2014 году начали в окрестностях строить военную базу. Что-то военное и космическое, плюс жутко секретное. Все зверье бульдозерами расшугали, деревья повалили, перепахали гусеницами. А мне уединения хотелось, хотя бы относительного. Думал островок какой под себя подмять, подальше от торговых путей. Завез бы туда туземок деревушку, построил бы им развитой социализм с паровозами и планетарием, но нынче все со спутников просматривается. И там покоя не дадут. Махнул я тогда на Камчатку, как-никак, 0,67 человек на квадратный километр, прожил там в относительном покое еще пару лет и тут меня Емельян Савватеевич и Вадит-Шиш соизволили найти, и к вам позвать. Я и прибыл, хотя за какой надобностью – так и не понял. Вот и все, собственно…"
Глава 2. Кто такая Язя?
Круг слушателей зашевелился. Огонь жаровни разгорелся ярче, и лица, детали одежды и прочие мелочи стали видны лучше. В лицах читался голодный интерес – и его источник не замедлил вскорости обнаружиться.
– А скажите, молодой человек, как вас звать-величать? – Осведомился бородатый старикан.
– Ой, пардон, не представился. Зовут меня Алексеем, по батюшке Сергеевичем…
– Ну этого достаточно пока. Меня можете называть Карачеем. А не сохранилось ли у Вас этих спичек?
– Нет, к сожалению, вот, коробок только, – я достал из нагрудного кармана коробок и показал присутствующим.
Народ как ураганом подбросило. Взволновались они почему-то шибко.
– Не будет ли с моей стороны наглостью осмотреть данную диковину? – Спросил Карачей. – Я верну, обещаю!
– Ну, если с возвратом, тогда конечно. Память, всё-таки…
Бородатый Карачей принял из моих рук коробок и осмотрел его весьма тщательно. Чуть языком не лизнул. Не меньший интерес проявила к диковине молодая черноволосая девка, от которой шел странно знакомый запах. Нет, запах, наверняка, был не так уж и силен, и чувствовал его только я. Я ж зверя за километр чую! А пахло росомахой. Зверь такой млекопитающий из семейства куньих. Но когда она порывистым движением потянулась к коробку, Карачей воспротивился.
– Нет, Звяга, я обещал вернуть. Возьмите вашу собственность, Алексей Сергеевич, будьте любезны. Вы, наверное, удивлены возникшем у нас интересом. Постараюсь немного прояснить суть вопроса, да и о истории Вашей находки немного расскажу. Не возражаете?
– Буду рад новым познаниям, – сказал я. – Закурю, с вашего позволения?
– Вам возражать не буду – Вы же сами себе легкие почистить в состоянии… Да и остальным, если придется. Разве только Мизгирь побрезгует. – Карачей указал мундштуком неизвестно откуда появившегося кальяна на сидевшего рядом со мной толстяка. Тот отмахнулся, дымите, мол, достал из-за пазухи сверток в фольге, развернул и зачавкал здоровенным сэндвичем. Нехватчик.
Я за долгие годы отшельничества пристрастился к трубке и хорошему табаку, и сейчас отдал должное этому удовольствию. А Карачей начал свое повествование:
– Одна моя (да и не только моя) давняя знакомая, Язя ее звали, была не просто ведуньей. Она, как бы это выразится, была древним нейтральным божеством, которому поклонялись древние славяне. Она, понятное дело, не сидела на облаке, метая молнии, а обреталась больше в лесах, и, в силу своего родства со Змеем, имея совсем немного от человеческой природы, не особенно тянулась к людям. Но внимания своего удостаивала. В основном, по инициативе самих людей, искавших приключений на свою филейную часть. Проявлялось это не всегда для людей хорошо. Была, конечно, и польза отдельным представителям рода человеческого. Но был и конкретный вред!
Результат воздействия напрямую зависел от настроения и сексуальных предпочтений Язи, внешних данных и культурных манер прохожего. Таковым результатом мог быть как волшебный дар, так и ужасная смерть, а поскольку народ ей больше попадался нехороший, то в хозяйстве у Язи собралось большое количество человеческих костей. Которые она использовала как строительный материал…
– Точно, – сказала Звяга. – Я когда первый раз к ней забрела, обмерла вся. Стоит в чащобе изба здоровущая, а вокруг – забор из человеческих костей, на заборе черепа. И на воротах вместо засова – нога человечья. Я давай причитать со страху, а изба повернулась в круг себя, и старуха из нее лезет. Худая да высокая. Глаза огнем горят. А у меня ноги не идут, только языком и мелю с перепугу. Такого ей наговорила, что старая махнула на меня метелкой и померла я на месте. Я поговорить раньше любила, от того и прозвище дали такое. Звяга. Звенит попусту. Болтунья.
– Прошу прощенья, уважаемая, – не удержался я. – А как Вы себя после смерти чувствуете? Или это был речевой оборот?
– И совсем не оборот, – обиделась она. – Натурально померла! Да только Язя меня в дом занесла и на лавку затащила. Может, зелье свое варить какое из моих останков собиралась, а может опыты лабораторные ставить по бессмертию. Этого не ведаю. Да только этот негодяй через лавку, где я лежала, возьми и перепрыгни.
Чернявая Звяга подняла подол, и из-под него, гремя золотой цепью, вылез черный котяра. Один конец цепи был закреплен на кошачьем ошейнике, а другой заканчивался золотым браслетом на изящной щиколотке барышни.
– Вот этот самый кот и есть. Язин. Курдушем кличут. Через мертвого если прыгнет, тот волкодлаком делается. Оборотнем и опойцем. На цепи при себе держу от греха подальше с тех пор как Баба-Язя померла. Её больше как Бабу-Ягу знали, но это неправильное имя. Правильное – Язя, Яозя – "Я-Ото-Змея". Речка в Москве в честь нее называлась, Яуза. Не слыхал?
– А волкодлаки оборотни и опойцы – это, извиняюсь, кто? – Спросил я слегка настороженно.
– Волкодлаки, волкулаки, вовкуны – это оборотни. Ты заходи потом, я тебе подробно расскажу. А коротко – либо колдуны, принимающие облик зверей, либо простые люди, на которых наложено заклятье. Но у вторых, как правило, посмертное. А опойца – кровосос.
Выпустив облачко дыма, Карачей поинтересовался:
– Милая Звяга, я могу продолжать?
– Да, прощенья просим…
– Я не буду сейчас рассказывать очень уж подробно, скажу только, что и я, и мой батюшка относились к Язе с большой симпатией. Она не была злобной по своей сути, скорее, безразличной. Ей одинаково легко было поднять «Коровью смерть» или вызвать дождь в засуху. И все её поступки шли от настроения. Она не ставила высоких целей, не стремилась изменить мир к лучшему или свалить его в выгребную яму. И те, кто встречал ее с открытым сердцем, никогда не были ей обижены. Вон хоть Вадита (мундштук кальяна указал на коренастого мужика с шальными глазами) спроси. Он тебе много про нее рассказать может. Не была Язя злобной. Было в ней всего намешано, но мерзости не было. Поэтому, когда при Советах ее погубили, для нас была большая утрата.
– А как же такую могучую победить смогли?
– Да как и батю моего, Князя Карачуна, его еще Кащеем называли: атомным зарядом в Семипалатинске. С пятидесятых годов там нашего брата в пыль рассеивают…
–Так Вы – Карачей Кащеевич?
– Нет, – засмеялся дед. – Я незаконнорождённый. Байстрюк. Мне отчество не положено. Но вот, что я хочу сказать тебе: Язя очень помогала нам, Имеющим Силу. Еще до прихода Рюриковичей на Русь, она дала таким, как мы, бессмертие (относительное конечно), практически уравняв нас с богами. И мы можем дать бессмертие ей. Вернуть долг.
– Каким образом?
– При Советской власти, а именно в 1949 году, Язя пустилась по пути саморазрушения. Кокаин, морфий, алкоголь… Или скучно ей стало, или эксперимент над собой ставила. Так вот, эти твои спички она изготовила и накачала Силой, чтобы в помутнённом рассудке не натворить бед. Перед загулом она ставила блок на свои магические действия и могла творить чудеса только при помощи этих спичек, а действовали они только когда она была в трезвом уме.
– Но мы пользовались спичками в состоянии алкогольного опьянения…
– Но при этом Язя-то не была пьяна?
– Ну да.
– Спички у неё действительно похитили. Кто знает, сколько в том детском фильме правды? Во всяком случае, начертанная литера «Я» на крышке – точно не «Я самый великий волшебник». Это первая буква ее имени. Но главное не в этом. Главное в коробке! Язя матрицировала в него свою дублированную сущность. И мы можем её воскресить. Возможно.
– И вы этого хотите? Не повлечет ли это за собой ненужных и опасных последствий?
– Будем думать – для этого и собрались!
– То есть вы и без моего рассказа обо всем знали?
Коренастый Вадит поднял ладони в защищающемся жесте:
– Не знали, но предполагали. Кто может всё знать? Вместе подумаем, как дальше быть.
– Здесь, на станции метро?
– Ну, не конкретно на этой – много есть разных заброшек». А есть желание – мы тебе свою с ноля создадим. Обустроить поможем, как желаешь. Мы давно в подземельях крупных городов живем: из космоса не видно, люди не пробьются. Есть конечно разные «диггеры», но их легко отследить и след им запутать-заморочить. Даже ядерный удар на такой глубине не достанет, по крайней мере, будет возможность и время уйти глубже за пределы опасных зон. А в ближайшем будущем это, возможно, будет актуально…
– То есть, в будущем нас ждет термоядерная грусть?
– Не уверен. Мы сейчас и об этом думаем. Может, колонизируем другую планету.
– Это возможно?
– Кто знает? Те, кто уходил за Пределы, не возвращались. Ну, кроме демонов, конечно (мундштук кальяна качнулся в сторону кота).
– Так это демон? Реальный?
– У вас чудовищные пробелы в образовании. Слово «курдуш» изначально означает «Демон на службе колдуна».
– Это есть… Пробелы присутствуют.
– Ну, это мы поправим. Время есть. Хотя Вы и не бессмертный, но я вижу – проживете долго. А пока готовьте себе резиденцию, устраивайтесь. Вадит поможет – он у нас мастер. А на сегодня мы закончили.
Глава 3. Шиш Московский
Он встал и, не прощаясь, двинулся к выходу. За ним двинались Звяга, у ног которой, звеня цепочкой, вертелся котейко-демон, следом потопал толстяк Мизгирь. На площадке вокруг жаровни остались кроме меня еще трое: кореннастый Вадит, высокий цыганистого вида мужик лет сорока, одетый с ног до головы в кожу, и изящная мадам субтильного телосложения и неопределенного возраста с короткой светло-русой стрижкой. Савватеич как-то незаметно испарился.
– А не употребить ли нам коньячку? – Хитро подмигнул Вадит.
– Да под соответствующую закусь, – согласно кивнул цыганистый.
– Алкаши!– Резюмировала мадам.
– А Вы откажетесь, дорогая Изгальда?
– Не дождетесь!
– А Сергеич нас поддержит? Или проигнорирует, побрезговав?
– Ну, если только слегка, – поосторожничал я. – Вы, Вадит, обещались меня обустроить.
– Слегка мы не умеем. От рюмки откажемся, стакан выпьем! – Сообщил цыган.
– А насчет "обустроить" – и говорить нечего. Лично займусь и сделаю в лучшем виде, – заверил Вадит.
– Тогда я с вами. Только…
– Без всяких "только", – строго сказал цыган, доставая из-под полы кожаной куртки, объёмистую флягу. – Ты в коллектив вливаешься, вот и ставь стол!
– Так я не прихватил ничего…
– Так у нас все с собой! Главное – традиции и уважение, – цыган протянул мне флягу. – На время даю.
– Вернуть постараюсь. Виноват! Вернуть обещаю.
– О, молодец! На ходу подметки режешь… А то "постараюсь", – заржал Вадит. – Фляга эта неубываемая и многофункциональная: что загадаешь – то и польется в стакан. И похмелья поутру не будет.
Он пнул жаровню, и та стала расти в высоту и в ширину. По мере увеличения, она трансформировалась в чугунный же стол, посреди которого в небольшом мангале продолжали весело плясать языки пламени. Откуда ни возьмись, возник Савватеич с угрожающего вида ведром маринованного мяса, большим караваем и прочими съедобностями. Жаровня, закончив трансформацию, отрастила на каждую персону по серебряному кубку и блюду. Вилки и ножи, похоже не предусматривались.
– Давай, Лексо, ты на разливе. Только не забывай спрашивать, кому-что.
– Лексо?
– Так по нашему, по-цыгански, Алексей будет. Не обидишься?
– Как не называйся, а человеком оставайся.
– Правильные слова, а вот за то и выпьем!
–Рано, – веско проговорил Савватеич. – Сперва за встречу полагается.
– Не будем спорить с уважаемым человеком, – согласился Вадит.
Я обошел по кругу стол и наполнил кубки в соответствии с пожеланиями. Удобная хреновина! Мечта русского человека… Ради прикола себе пожелал «Голубую марку» от Джонни Уокера. Со льдом. Реально лед насыпался, правда мелкий и круглый, как крупный град. Выпили за встречу. Снедь брали руками, особенно не заморачиваясь с отсутствием приборов. Прям, средневековье. Высокое. Хорошо, руки о бороды не вытирали – салфетки присутствовали.
– Наливай по второй. За знакомство! – Провозгласил Емельян.
– Так мы еще не все знакомы, – возразил я.
– А мы за будущее знакомство. А то байки длинные будут, а процесс прерывать нельзя…
Я пошел обходить стол по второму разу, но меня остановил цыган.
– Будя скакать. Раз выказал уважение – мы оценили. Просто соседу налей и передавай флягу.
Ну и правильно, что я – халдей? Дело пошло быстрее и комфортнее. Слово взял Вадит и начал излагать свою историю:
– Про меня много небылиц ходит. Не всему верь. Родился я в 1505 году в Великом московском княжестве, в небольшой деревеньке. Аккурат как на престол московский царь Василий, батюшка Ивана Грозного, вступил. По рождению крещен был Гаврилою, но меня так недолго звали. Мать скончалась родами, батя, Петр Иванович, помер, когда мне лет двенадцать было. Осталась мне от них изба, размером с шифоньер, да рухлядишко кое-какое. С тех пор я и батрачил, и за разную работу брался, но был беден, как церковная крыса. Потому что везло мне, как утопленнику! За что не возьмись и чего не коснись – здравствуй прах, привет убытки! Прозвали меня за мою бедность да неудачливость Шишом. Как-то на одной неделе меня аж четырежды в приказ волокли: за порчу имущества, два непреднамеренных убийства и членогубительство.
– Это как так у Вас ловко вышло?
– Да одолжил у соседа-купца лошадь, дров привезти, а она споткнулась и ногу сломала. Это потом уже, тогдашние «стендаперы» насочиняли, будто я её к саням за хвост привязал, да и оторвал его. Просто ногу сломала! Во-о-от… Потащил меня сосед в приказ, убытки стребовать. Да на мосту я поскользнулся и вниз загремел. И в этот момент сани проезжали по льду. Так я на возницу и свалился. А он старый был – взял и помер от такого обхождения. Сынок его с бабой своей визг подняли – и тоже к судье. А до суда дорога неблизкая, и пришлось нам заночевать на постоялом дворе. Постелили мне на негожей полке под самой крышей, а я так попереживался и изворочался, что полка рухнула на люльку с хозяйским младенцем. И задавила насмерть…
– Страсти какие!
– Это вам страсти, а в то время всем очень забавным казалось. Как анекдот пересказывали. Ну я понял, что ловить мне нечего. Три беды на меня ногти грызут! Подхватился я – и в сени, оттуда на двор, через плетень и долой со двора. Сыск на меня кликнули. За «…истребление населения через наскакивание с высоких предметов». А я у зазнобы спрятался. У той мужик на торг поехал. Со мной опять всё нормально, но не успел отдышаться – муж вернулся. Кобыла расковалась. Это зимой-то! По снегу. Только я в такую жопу попасть мог. Ну, мужик вообразил, что я к его супруге на случку прибыл (правильно, в общем, решил), ухватил большой плотницкий топор – и ну меня по избе гонять! А я не полено, чтоб из меня Буратину строгать. Схватил чугун со щами кипящими и в него запустил. Как он завыл! Ужас. Обварил я ему всю детородность. Он – орать! Народ бежит меня хватать. Ну я и сбёг… До сих пор не могу понять, как я через те сугробы по глубокому снегу от верховых убежал. В лесу спрятался. Зипунишко худой, чоботы дырявые, замерз как жаба в морозильнике. Да еще в медвежью берлогу провалился: тогда леса стояли – не чета нынешним. Под Москвой медведи водились… Вот я и угодил прям на косолапого. А он ничего, не проснулся даже. Только лапой подмял меня под бок. Лежи, мол, тут тихо. Завтраком станешь! Пришлось лежать. Пригрелся, да и уснул. Умаялся очень. Долго ли спал? Не знаю, сказать затрудняюсь. Однако голод и естественные позывы, в конце концов, дали о себе знать. Очнулся я раньше мишки. Уже хорошо. Пятясь, пополз из норы, как выпрастался из-под медвежьей лапищи.
Уже вылез почти, да тут медведь поднялся. Заревел – видно, холодно ему стало без меня лежать! Содомит шерстяной. Я рванул от берлоги – этот козел, в смысле, медведь – за мной. Хорошо, он после сна ещё в себя не сразу пришел. Бегу, силы кончаются, эта скотина сзади пыхтит. Вдруг натыкаюсь на служивых людей, они тогда даже и стрельцами не назывались, по-моему. Я меж ними пробежал, они рты разинули. А зря. За мной медведь… Как он их рвал! Они ему тоже неслабо отвесили. Но порохового оружия у них не было – тогда даже сабли только у зажиточных были. Ну или у начальных воинских людей. Лук был у одного, у двоих топоры, у двоих кистени. Это я уже потом узнал, когда вернулся и обобрал покойников да шкуру с Потапыча снял. Победили они друг друга. Схоронил я служивых в бывшей медвежьей берлоге, чтоб зверье не попортило. Забросал снегом, камнями да ветками вход. Крест топором сладил. Молитву за упокой отчитал. Подобрал, что унести смог – ножи, топор, одежу, да денег немного. Шкуру забрал мишкину. Ночевать. К деревням было не сунуться – могли споймать. А могли и прибить… Двинулся в сторону Смоленска, новой доли пытать. Да только вместо лучшей доли нашел неволю. Заморочил меня леший уже под самым Смоленском, увидал, что сплю на медвежьей шкуре, и решил, что это я косолапого завалил. Обернул меня в ту шкуру, языка людского лишил. Тридцать лет – срок жизни медведя! – я ему в зверином облике служил. Людей драл бывало. Скотине, в лес зашедшей, хребты ломал. Как минуло тридцать лет, так спало заклятье. Разобрался дух лесной в моем деле, да и расстроился за свой скорый и неправый суд. Совести то у него нету, откуда у демона совесть, но обиду он чувствует остро. От самого себе особенно. Обидно ему стало, и взялся он во искупление обучать меня лесным да земным чарам. А я за тридцать годочков и сам кое-чего скумекал… Учеба быстро пошла. Много чему научился! Зверя, дерево, человека, чувствовать-пользовать, растить-губить. Силу брать могу хоть от дерева, хоть от зверя, хоть от человека, тем самым век свой продлевать да лихие дела творить. Могу клады искать, землю, каменья да металлы двигать, посредством чего и тебе убежище устрою. Так что будет нужда – обращайся. Вы закусывайте, а я – обещанное исполнять. Тагар пока о себе расскажет – я и обернусь, к горячему поспею.
Он легко поднялся и, перемахнув через перила, ухнул вниз. Я подскочил к ограде и увидел, как он легко перепрыгнул с платформы на платформу и подошел к гранитной стене.
– Тут вход сделаю, – крикнул он. – Не возражаешь?
Я пожал плечами: какая мне разница? Вадит-Шиш уперся в гранит, и тот подался внутрь, образовывая полуциркулярную арку. Как проходческий щит, Вадит прянул в намечающийся проход. Тонны грунта, бетона и гранита смещались с тихим басовитым гулом, пропуская его вперед. Пыль оседала как примагниченная, не создавая неудобств чудо-метростроевцу и сохраняя нам прекрасную возможность лицезреть плоды его трудов.
– Позёр, – вздохнула у меня над ухом Изгальда.
Я обернулся: вся наша компания стояла рядом и с улыбкой смотрела на то, на что человеку всегда было приятно смотреть – на то, как работает кто-то другой.
Глава 4. Тагар – рыцарь наживы
– А что, за имя такое, Вадит? – Спросил я. – Никогда не слышал.
– Это и имя, и прозвание, и прозвище, – сказал Тагар. – Означает "бунтарь", да "смутьян" по-старому. Он после того, как от лешака ушел, очень уж сильно правды искал. С людишками лихими, по лесам "за зипунами" хаживал. В лесу – чисто ниндзя: гном, хоббит и эльф в одном флаконе. Пугачевские клады прятал, партизан от карателей укрывал. Да и в горах чудил, и в катакомбах по всей Руси, и по Советскому союзу… Много дел наделал. Понимал, что не сможет что-то глобально изменить, но делал, что считал нужным. Он тебе много рассказать может.
– А Вы, Тагар? – Спросил я. – Тоже правды искали? За справедливость радели?
– По-своему… Вот, я тебе одну историю расскажу! Ты флягу-то по кругу пусти, байка посуху не ходит, – цыган осушил кубок. – Пе састимасте! ("на здоровье", цыг.).
– Жил давно один цыган молодой, принадлежавший очень богатому и знатному роду. Денег и скакунов имел без счёта! И поехал он как-то по своему цыганскому делу. Расторговался и домой едет. А время к ночи… Слышит он в сумерках пение да гитар звон: табор стоит на опушке. Большой табор! Шатры, коней табун… Подъехал, спешился да поздоровался. Песни слушает, на цыганок танцующих глядит. Одна ему очень понравилась – красоты необыкновенной, гибкая, стройная и голос чудесный. Нанэ ада вавир прэ свето! ("Нет больше таких на свете", цыг.). Влюбился цыган. Решил поговорить с красавицей. Он к ней, а она от него. Не хочет говорить с ним! "Ладно", – думает цыган, – "Погляжу, в какой шатер она пойдет. Ночью приду!". Проследил за ней и после полуночи в тот шатер прокрался. А как откинул полог – обмер: мертвецы внутри сидели, из черепов кровь пили. Смрад тленный, ужас смертный! Цыган бросился к своему коню и наутёк. До третьих петухов скакал, пока не свалился с коня от усталости. Но уйти от табора далеко не пожелал – очень уж полюбилась ему цыганка. Дождался дня и опять к табору поехал. А там опять веселье! И его возлюбленная опять танцует. Выждал он момент, схватил цыганку, перебросил через седло – и прочь коня погнал.
Заголосила цыганка, забилась в его руках. И кричит ему:
– Что ты сделал?! Догонят тебя братья! Коней мертвецов никто не обгонит.
– Что случилось с вами? – Говорит ей цыган в ответ. – Почему вы такими стали и как вам помочь?
Рассказала тут его возлюбленная, как её табор остановился возле большой деревни. Потравили цыганские кони пшеничное поле. Ни колоска не оставили! А хлеба у мужика не будет – с голоду зимой помрет. И деревенские, ухватив что под руку подвернется, побежали чинить цыганам расправу. Большая драка вышла: кого насмерть пришибли, кого покалечили… Но ехал мимо прохожий. Тоже молодой цыган. Стал он заступаться за мужиков перед соплеменниками, цыган стыдить за потраву.
Взъярились цыгане и прибили заступника. В тот же час снялся табор и пропал. Как не было! Да только убитый цыган был сыном могучего колдуна… Поклялся колдун извести табор за жестокую и несправедливую смерть своего сына. И вот, следующей зимой, подкараулил он табор ночью, и на всех наложил страшное заклятье. Привязал своей силой всех цыган к той опушке леса, где табор стоял, и повелел им днем быть живу и песни петь, а ночью в мертвецов обращаться – путников губить. И стоять повелел табору вечно на опушке леса…
Тут примчались на своих конях мертвые цыгане и так отметелили нашего героя, что тот едва не помер.
– И что же потом с ним стало? – Спросил я.
– Да, пёс его знает, – засмеялся Тагар. – сгинул он давно! Не отвоевал своей любви.
– Странная история, – сказал я.
– А у нас, цыган, все истории странные.
– Я думал, этот молодой цыган – Вы.
– Нет, – зло усмехнулся Тагар. – Я – тот колдун…
– Понятно. А что с табором стало?
– А развеял я их. Надоели! Смердят да проблемы создают. Не стал я после этого ни правды искать, ни мир переделывать. Нет в мире правды, по крайней мере такой, чтоб всех людей устроила! Люди – заложники своих страстей и привычек. Сколько волка не корми, он волком останется. И кобыла из него не получится. Так и люди друг друга жрать будут. Я просто существовал, как мне хотелось. Любил деньги – брал. Любил коней – уводил. Потом автомобили брал-угонял. Мне машины сейчас даже больше коней нравятся. Власть над людьми я всегда имел. Я ведь потомственный колдун! С детства учили.
– И чему учили, если не секрет?
– Многому. Хочешь, покажу одну штуку?
– Ну, если я от этого не помру скоропостижно, тогда конечно.
Мы спустились вниз и встали у черной дыры тоннеля. Цыган пронзительно свистнул, и в ту же секунду по рельсам прошла мелкая вибрация. В глубине тоннеля ярко вспыхнули огни фар. На высокой ноте взвыл мотор и на станцию вылетел ярко-красный спорткар. На капоте в желтом щите – вздыбленный вороной скакун. Непонятным образом широкие низкопрофильные шины удерживались на рельсах. Сами собой открылись и взмыли вверх двери-крылья.
– Садись, прокатимся, – сказал цыган. – Э! За руль садись – почувствуй зверя!
Я сел за руль в непривычно низкое кресло. Пневматика стала нагнетать воздух в спинку и сиденье, подстраивая их под изгибы моего тела, и через секунды я понял, что удобнее мне сидеть никогда не приходилось. Тагар плюхнулся рядом и, нажав кнопку, опустил и заблокировал двери.
–Давай, Лексо! Жми!
– Не врежемся? Дорога далеко идет?
– Не поедешь – тогда точно не вырежемся. Не дрожи гузкой! Я ж с тобой.
– Смотрите, уважаемый, на совесть и честность вашу полагаюсь, – пробормотал я и сорвал машину с места. Замелькали редкие фонари, зашипел, обтекая корпус, воздух, мотор звенел стадом комаров-переростков. Дикий восторг… И вдруг всё кончилось: я стоял на рельсах. А сверху на платформе хохотали колдуны-сотрапезники. Сидя на корточках, Тагар серьезно сказал:
– Вот с этого моя учеба начиналась, с семи лет, только вместо машин я коней продавал. Не сердись, Лексо, шутка безобидная, нам смешно, тебе удовольствие, никто не пострадал.
– Какое ж это удовольствие?!
– А можно подумать, тебе машина не понравилась? Думаешь, просто такой подробный морок навести? Ты ж гипнозом владеешь, я вижу. Попробуй на досуге создать морок-образ, чтобы он не просто в заблуждение вводил, а удовольствие доставлял. Давай руку, забирайся на платформу! Идём уже – мясо готово. Слышишь Емеля зовет?
Я поглядел в сторону зала заседаний, и замер: с потолка к Емельяну Савватеевичу, который колдовал над мангалом, тянула гибкие лапы огромная туша. Кошмарное создание, напоминающее помесь камчатского краба, осьминога и паука-птицееда. Только размером с бульдозер…
Глава 5. Мизгирь
…Савватеевич не глядя швырнул в паука бараньей ногой. Не попал. Кусище пролетел мимо, но паук, радостно хрюкнув, молниеносно брызнул вслед нитью паутины, облепил ею мясо и потащил в пасть. Морда – совершенно невыносимая! – распахнула пасть с иглами зубов и саблевидные жвала принялись запихивать внутрь угощение. Множество глаз-угольков, блаженно зажмурились.
– Ты давай доедай да выходи из образа. Не порти нам аппетита, – сказала Изгальда.
Мгновенно расправившись с бараниной, паучище спустился вниз и трансформировался в уже знакомого нам толстяка. Мизгирь, довольно улыбаясь, занял место за столом. Потребовав себе валериановой настойки и маринованных грибов, он ухватил шампур с нежнейшей телятиной и плотоядно заурчал.
– Мизгирь у нас просто чудовищно прожорлив, – заметил Тагар. – Ничему его личный опыт не учит. Ведь он и проклятье своё через чревоугодие получил. Ну да ему простительно было на тот момент… Существо не из нашего мира. Пришелец, можно сказать! С нашими реалиями не знаком, поляны не сёк. Сам Беаль-Зевув огорчился.
Прибыл на нашу планету не пойми откуда добрый молодец. Как попал сюда не спрашивай, мы его уже пару веков пытаем. Не колется. Молодец-красавец в практически натуральном человечьем обличии. Всем хорош, но с гастрономическими пристрастиями, возникшими в силу определенных традиций: у себя на исторической родине он питался исключительно мухами да прочими насекомыми мизераблями. А в ту пору Беаль-Зевув, тогда еще не демон, а натуральный бог, вздумал наслать на род человеческий саранчу да мух полчища. Уж и не вспомнить, за какую человеческую провинность. Тут-то наш галактический попаданец и изладился к пиршеству. Умел он, по природе своей, из собственной слюны нить тонкую нить плести и хитрые ловушки на насекомых ставить. Пожрал он насекомых множество! А Беаль-Зевув (also known as "Вельзевул", молодой человек!) к мухам испытывал нежные чувства. Да и чревоугодников не жаловал… Короче, покарал он нашего Мизгиря. Обратил до конца веков в оборотня-паука, от которого, кстати и пошли многие породы пауков на Земле. А наш бедолага до кучи ещё и принимал свою звериную ипостась, как только голод испытает. Таким его Карачей в седьмом веке в Крыму нашел. Крым тогда Хазарскому каганату принадлежал… Взял к себе в услужение, а взамен перевел на мясную диету. С мясом-то мороки меньше, да… Не то, что с мухами. Съел барана или свинью – и целый день свободен. Так Мизгирь большую часть времени получил возможность в человеческом облике ходить по свету, что ему, разумеется, нравилось больше. Но и своим паучьим существованием Мизгирь не особенно расстроен. Привык. Валерьянки только жрет – пропасть! Говорит, что для сердца полезно. Хорошо, моя фляга выручает.
– С какой же Вы планеты? – Спросил я.
– Где тебе разница, – философски пробормотал оборотень-пришелец. – Как поймете, о чем речь – не были в моем ведь мире? Когда-какая звезда на небе – моя?.. С моего языка, языка моего мира, название переводится как Смерть-цветок. Не спрашивай, не береди душу!
– А магией он владеет? – Спросил я тихо у Тагара.
– А как же! Он же оборотень, как-никак. Может размеры вещей менять. Гипнозом владеет. Угрозу чует. Перемещением только не владеет. Исцелять не способен. Но свои силы поддерживает легко: кровосос! Хотя и людей не трогает. Жалеет.
– Вот вы тут сидите-едите, – хитро посмотрел на нас Мизгирь. – А Вадит работу закончил. Чую!
– Пойдем, полюбуемся на твою резиденцию, – поднялся Савватеевич.
Поглядеть пожелали все. Вадит-Шиш слыл мастером искусным, к тому же обладал незаурядной фантазией и имел отменный вкус. Эту недостроенную станцию, на которой мы сейчас находились, тоже обустраивал Шиш, в духе сталинской эклектики. Четкие пропорции, обильный декор, скульптура и советская символика. Но в целом – впечатляет и создает желание строить коммунизм. Немедленно!..
Мы прошли в арку моей будущей резиденции и двинулись, по выложенному серым камнем коридору. Шиш Московский встретил нас у выхода в большую и темную залу. Арка была украшена богатой резьбой на охотничье-лесные темы по какому-то зеленому камню.
– Заходи, хозяин. Принимай работу, – обратился ко мне мастер-камнегрыз.
– Так не видать же ничего, – ответил я, вглядываясь в непроглядную темень подземелья.
–Изгальда, радость наша, сделай красиво, – попросил Вадит.
Мадам не ответила, но в вышине вспыхнул, разгораясь, огонек. Свет разбегался окрест, заливая собой площадку размером со стадион. Такой архитектурный стиль мне еще не встречался: овальное, почти геометрически правильное помещение с боковыми стенами, имеющими множество колонн, стилизованных под деревья. Пол из разного размера многоугольных плит, имеющих разную высоту. Но перепад по высоте между ними небольшой и идти по ним легко – как по невысоким ступеням. По диагонали, в гранитных берегах, протекал, петляя, широкий ручей. Он появлялся ниоткуда и уходил в никуда, начинаясь и заканчиваясь среди колонн-деревьев. А за ручьем, через который были перекинуты три каменных моста, стоял не очень большой, но самый настоящий старинный замок: стены с зубцами из розового камня, каминные трубы на красной черепичной крыше, узкие проемы для окон и широкие – для массивных дверей…
– Прекрасно, в самом деле очень красиво! – Восхищённо выдохнул я. – Ну а как быть с мебелью, оконными рамами и прочим?
– Так у тебя ж денег – немеряно, – ухмыльнулся Мизгирь. – Поднимешься наверх в город – покупай. А как изготовят, я… Гм, да хоть бы и уменьшу их! В карман сможешь засунуть. Или в коробку. А вернемся – обратно увеличим. С провиантом так же…. Так что хоть запасы создать можно. Уровня не меньше, чем федерального.
– А со светом у Вас как получается? – Щурясь на яркий источник света, спросил я Изгальду.
– Это моё умение, – сказала та. – Так и быть – дарю-делюсь. Чего тебе в потемках сидеть, видишь, Вадит тебе и грунта насыпал, и вода есть?.. Сад разобьешь, травка зеленеть будет. Мы с Вадитом подрасти ей подсобим – всё душе веселей! Можно и ферму завести… Ну, пойдем, трапезу продолжим да поболтаем.
Глава 6. Емельян и Изгальда
Вот бестия – целый вечер болтала языком, но путного ничего о себе не рассказала! Если бы не увлекшийся медовухой Вадит, я бы и не дознался о происхождении и силах этой дамы. Благо, фляга оставалась у меня и я не забывал наполнять Шишов кубок.
…Разудалое веселье катилось своим чередом. Тагар добыл гитару, Савватеевич – гармонь. Изгальда пела старые песни на неведомом мне языке, а я добывал информацию. Чисто разведчик в караоке! Ну, про то, что Емельян Савватеевич и есть тот самый Емеля из русской народной сказки, я и так уже давно просек. Правда, несколько моментов его жизни были для меня новы и интересны. Если обобщить картина вырисовывалась следующая.
Емельян был из вятичей, что селились по Оке. Был такой племенной союз в IX-XII веках. Страшно ленивым был! Подвигнуть его на выполнение какой-либо работы могла либо вселенская катастрофа, либо чрезвычайно высокая оплата. Но в этом случае за дело он брался рьяно и себя не жалел. А поскольку катастроф подобного масштаба не происходило и с высокой оплатой у вятичей тоже не ладилось, он всё больше в землянке сидел да горшки на мену лепил. Однако при своём нежелании сеять да пахать, был он ловок и отважен. Косулю в лесу мог догнать и задушить. Глухаря на токовище камнем подбивал! Вот в одну зиму от бескормицы упромыслил он рыбки. Вышло случайно: пойдя за круглый частокол, коим было огорожено его поселение-городище, спустился он ко рву и ведром пробил-прочистил полынью. А к ней рыба подплыла, воздуху глотнуть. Ну, Емеля ее за жабры и ухватил! Щука попалась здоровенная, от старости замшелая. И вовсе даже не говорящая – не умеют рыбы говорить, даже если оборотни. Снес он ее в землянку да разделал как положено по кулинарной науке. А в щуке той перстень с письменами обнаружился. Артефакт невиданной силы! Как потом выяснилось – кольцо товарища Соломона. Как попала сея диковина в те края – никто не ведает, а только через то кольцо и обрел свои силы Емельян Савватеевич. И не ездил Емеля на печи, это потом придумали. Тогда и печей таких не ладили… А с княжеской дочерью, потомицей Радима, то правда. Понесла она от Емели. Но жить с ним не стала в силу скверного характера последнего. Тот, когда силу осознал, много непотребств творил через лень свою да глупость. Людей санями давил, соседние племена гонял. Хозарам от него тоже перепадало. Через хазар и с Изгальдой сошелся – как-то у них получилось пересечься.
Изгальда, являясь прямой наследницей Соломона, кольцо давно искала. Преследовал ее ифрит, повелитель бездымного огня. Чего-то они не поладили… Изгальда – колдунья потомственная, но против джинна-ифрита не вытягивала. Почувствовав силу кольца, Изгальда нашла Емелю и решила отнять цацку. Но Емельян Савватеевич уже сильно авторитетным магом стал и кольца не отдал, а предложил сделку-обмен. Взамен кольца потребовал он от Изгальды честного дележа знаниями и умениями. Как прошлыми, так и будущими. Принесли они Клятву Темным огнем и отправились вместе в путь. Джинна гасить… Много у них было приключений, долго они Джинна Ифритовича на ноль множили, пока Изгальда не поняла, что тот напрямую связан с кольцом Соломона. Кольцо было уничтожено, джин сгинул, тем самым мир был спасен от многих неприятностей. Взамену такого подвига карма сделала Изгальде великий подгон: открылся ей волшебный клад и стала она повелевать потоками многих мировых энергетических сущностей. И Емельян Савватеевич соответственно. Теперь им друг без друга никак нельзя.
– Голова пухнет от этой истории, – признался я. – Сколько всего намешано!
– Да это семечки, – заржал Вадит. – Это мы еще с пятого на десятое прыгаем. А если весь клубок подробно разматывать – рехнешься.
– Я уже близок к этому, – кивнул я.
– Пора нам боковую, – согласился Шиш. – Давай ко мне на ночлег, а с утра тебе интерьер создадим.
– Полностью поддерживаю.
Выписывая ногами затейливые вензеля, мы направились по тоннелю к месту ночлега.
– Флягу оставьте, пропойцы! – Надрывался Тагар.
В ответ из тоннеля донесся обидный хохот.
Глава 7. Каменный край
Пробуждение было легким и нежным. Если бы каждый раз после обильных возлияний вместо похмелья были похожие ощущения, трезвенников бы не осталось вовсе. Я сел в огромной кровати и огляделся. Вчера мы продолжили не совсем интеллигентно. Но весело. В разгар посиделок у камелька ворвались Емеля с цыганом с таким смещенным центром тяжести, что в дверях застряли. Требовали благостной жидкости и плясок. Лезли в драку и ныли за лихую судьбу. Под окнами бродил, шатаясь, нарезавшийся до "ай-ай-ай!.." Мизгирь и канючил валерьянки. Временами он принимался скакать на манер пьяного кота, что было реально страшно, так как принять человеческий облик у него не выходило. Очевидно, что на него валерьянка действовала не как седативное средство.
Заглянув в соседние комнаты, я нашел там своих новых товарищей. На лавке под здоровенной лисьей шубой храпел Емельян свет-Савватеевич. Цыган, обнявший вновь обретенную заветную флягу, и Шиш тихо блаженствовали на печи. Я вышел на крыльцо и вновь подивился мастерству Вадита. Его скромный домишко, площадью около пятисот метров, терялся на фоне прочего великолепия. Пещерка была раз в десять больше моей, а опорами высокого сводчатого потолка служили архитектурные шедевры со всей земли – выполненные с великим мастерством каменные копии дворцов и храмов располагались в строгой симметрии и гармонии. Я узнал Тадж-Махал, Собор Святого Петра в Риме, Букингемский дворец. В центре, на постаменте из красных гранитных плит, стоял собор Василия Блаженного.
– Говорят, пока цел Собор Покрова Пресвятой Богородицы, что на рву, будет и Москва стоять, – сказал неслышно подошедший сзади Вадит. – Решил, пусть еще один будет. Как второй шанс. Если что.
– Я слышал, когда Сталину представляли макет реконструкции Красной площади и убрали с него этот храм, он велел вернуть на место.
– Было дело. При Сталине нас не уничтожали. При Хрущеве начали.
– На Семипалатинском полигоне? – Уточнил я.
– Ну! И на ему подобном во всем мире. На атолле Бикини, на Маршалловых островах целая операция была. Нью-Мексико, Новая земля, Аляска, Колорадо, Французская Полинезия, Синьцзян… По всему миру нашим досталось.
– И что, все ядерные испытания были связанны с уничтожением подобных нам?
– Конечно нет! Но некоторые были. Знаешь, сколько всего было ядерных испытаний?
– Нет. Сколько?
– Более двух тысяч. Если весь мир брать. А сколько еще будет?
– Умеешь с утра настроение поднять…
– Обращайся! Ладно… Надо позавтракать и собираться.
– Куда?
– Наверх в город. Тебе нужно мебель да прочее барахло. Мне задачу ставили продуктами и прочей «пользой» запасаться. Буди Мизгиря.
Я обернулся и содрогнулся. Ну никак не привыкну к паучьему облику нашего приятеля! Тот висел вниз головой неподалеку на прозрачных нитях паутины и я мог как следует его рассмотреть. Кошмарное зрелище! Продукт внебрачной связи Чужого и Хищника – здоровая, больше двух метров, вытянутая башка серо-зеленого цвета, восемь глубоко посаженных маленьких глаз. Туловище покрыто панцирем, из-под которого лезет мерзкая щетина. Десяток гибких щупалец с длинными и острыми когтями сложены на могучей груди.
– Мерзость, – пробормотал я, ощупывая тончайшую нить паутины.
– На себя посмотри, – обиделся сверху Мизгирь.
– Да я не про тебя, – засмеялся я. – А про паутину.
– Понимал бы чего, – паучище негодующе зашевелил щупальцами. – Самая нужная на свете вещь. Знаешь, что моя паутина толщиной всего в пару миллиметров способна остановить реактивный самолет?
– Да ну?
– Вот те и ну!
– Правду говорит Мизгирь, – поддержал паука Вадит. – Прочности необыкновенной. Емеля кузнечным ремеслом развлекается, так если пакет металла этой паутиной склеить и, перекрутив, проковать на манер дамаска, мечи получаются бешенных характеристик. Броневой лист рубят!
– Беру свои слова назад. Был неправ.
– То-то…
Мизгирь спустился к нам и, едва закончив трансформацию, спросил:
– Вадит, я барашка скушаю?
– Должен будешь.
– А как же! Это мы с добрым сердцем.
– С каким из? У тебя же их три?
– А с любым… Где бараны то?
– У Капитолия пасутся.
Здоровенным прыжком толстяк сиганул вправо, на ходу превращаясь в чудовище. Вадит завопил:
– Да не Римского, Вашингтонского Капитолия, лапоть!
Паук изменил направление и ломанулся в сторону копии Конгресса США.
– Вот ведь бабуин прожорливый, никогда не дослушает!..
Глава 8. Делишки
– Ты дурак, что ли? Ну зачем ты взял эту пафосную хрень? – Укорял Савватеевич Тагара. – Ну хочется комфорта – обошлись бы «Крузаком» или «Мэрсом»!
– Емеля, ты – деревня! Это ж «Бентли Континенталь Джей Ти»! Двенадцать цилиндров, шестьсот тридцать пять лошадей! Ты посмотри на салон!
– Да ехать двадцать минут до офиса. Нужно тебе пыль в глаза пустить?
– Дай ты мне воздухом дышать! Мне уже подземелье снится. Я после дел в клуб поеду. Ты не хочешь, так я ребят с собой возьму. И толстяка!
Мизгирь к нам в машину лезть отказался – предпочитал одиночество, поэтому передвигался на черном, затонированном по самое не могу «Volkswagen e-up», машинке маленькой и слабосильной. Однако, в условиях городских пробок, от нас не отстающей. Логика в выборе транспортного средства цыганом, однако, была. Не желая проблем с обладателем «телеги» за несколько десятков лямов, владельцы более скромных тачек уступали дорогу. А хитрый толстяк пер за нами, как приклеенный.
…Я не бывал в родном городе больше десяти лет, и, проезжая по знакомым улицам, отмечал перемены: новые здания, электросамокаты, на которых резво сновали не только подростки, но и пузатые мужики. Но в целом город изменился не сильно. Юго-запад, во всяком случае.
Развалясь рядом со мной на заднем сидении, Вадит разглагольствовал о мироустройстве, подводил научную базу:
– …маги, ведут свою историю от богов. Те в свою очередь происходят от Змея. Не подумай, что от какой-то Мировой Гадины. Просто термин такой – означает высшую силу.
– А почему именно Змей? – Уточнил я.
– Это вопрос астрофизики и астронавигации. Вот, допустим, поток чистой силы устремляется по своему желанию через пространство. На бесконечно большое расстояние. Как будет выглядеть геометрически её путь?