Тропа Шамаша

Действие разворачивается в приуральском городе Белореченске. Офицер-десантник Тимур Олегович Соболь, затеяв собственное расследование противоречивых обстоятельств гибели друга, попадает в цепь загадочных происшествий. Опасность и риск пробуждают в Соболе таинственные способности, благодаря которым ему не раз удается избежать гибели, но из-за этих качеств сам он становится объектом охоты для популярного губернского политика. Тимур Олегович интересует кандидата на губернаторское кресло в качестве живого инструмента подключения к ноосфере – особому полю, открывающему доступ к любой информации из прошлого, настоящего и будущего. А тут еще вопросы к любимой женщине… В финале противостояния выясняется, что Соболь наделен таинственными способностями как потенциальный Хранитель ноосферы, и теперь должен сделать выбор – жить обычной человеческой жизнью или выполнять свой долг.

© А.А. Зозуля, 2024.

E-mail: [email protected]

Пролог

В желтоватом свете придорожных фонарей между поздней ночью и ранним утром рвал тишину йодлем1 аллегро пятнистый армейский УАЗ. Словно и не российская под ним дорога – ни выбоины, ни бугорка на полотне, каждая лампа в своем гнезде светит, хоть фары выключай. Только уродовал псевдоевропейский пейзаж вылизанной обочины великий и могучий язык рекламных слоганов, будто напоминал – не за границей ты, путник, осторожнее рули.

Иван Лобычев нервно отстукивал дробь на убогой приборной доске. Уже потерялась в боковых зеркалах красота ночной Агидели, уже выкурены две подряд сигареты и начата третья, а тревога все никак не покидала десантного майора. Но полудрема ночной дороги могла убаюкать кого угодно, и он позволил себе окунуться в табачный морок, разбавленный отголосками пролетевшего дня.

А день не задался уже с утра, когда майор вскочил, вздернутый раньше будильника. Потерять лишних двадцать минут отдыха само по себе обидно, и если к этому тебя будит хамская мышиная возня под самым ухом, то считай – всё утро насмарку.

Сначала Лобычев подумал, что ему только сниться этот наглый мышак, скребущий коготками подушку. Но стоило Ивану пошевелиться, как незваный гость совершенно реально шмыгнул за диван, к стенке, откуда мышиный писк зазвучал ещё громче и противнее, почти хрипом из старого рупора советского образца. Этот хрип стоял в ушах почти все утро, мешая насладиться кофе и первой сигаретой, и затих только в служебной машине.

Взвесь отвратительного пробуждения растворилась сам собой в кабинете, после совещания, и дальше день покатился по накатанной: друзья-товарищи, шашлыки-машлыки, водки-коньяки. Да и как могло быть по-другому в святой для голубых беретов праздник войск дяди Васи, когда всякий десантник тебе друг, товарищ и брат, когда бывшие сослуживцы и просто сочувствующие так и норовят тебя угостить – от чистого сердца, ничего не требуя взамен.

Сегодня праздничный ужин проходил по стандартной для формата «без галстука» программе: дорогой, но без версальностей, ресторанчик, затем бильярдная баталия под коньячишко, вискаридзе и попутное решение деловых вопросов. Потом, уже ближе к полуночи, все созрели для сауны и прилагаемых к ней длинноногих удовольствий, традиционно входящих в банный набор уже обеспеченных, но еще вполне пригодных для плотского греха мужчин.

Вот только пришлось Ивану сегодня остаться в монахах, хотя ему вполне приглянулось одно из таких удовольствий. Даже облизнуться, как кот на сметану, не успел – пришлось скомандовать интиму «алес капут». Начисто лишенное всяческих комплексов рыжеволосое фигуристое создание лишь обижено поджало губки, когда Лобычев, как ошалелый, схватил оживший мобильник и выскочил из массажной комнаты, даже не потрудившись объяснить причину своего бегства.

А причина была вполне реальной. Звалась эта причина Тоней, иногда, под ругачее настроение, Тоськой, но чаще всего Тонечкой – заневестившуюся дочь Иван уже три года растил один, без жены, и души в ней не чаял. Короткое, без всяких продолжений «Срочно приезжай домой» не на шутку встревожило Лобычева. Он тут же принялся сам названивать дочери, но три попытки закончились бездушным «Абонент временно не доступен». Кляня хозяев съемной квартиры (домашний телефон обрезали, гады), Иван схватился за одежду.

Правда, улизнуть от расшалившейся компании просто так не удалось. А «на коня»? А стременную? Глава «Мобилкома» Азамат Нугаев, возмутитель спокойствия на рынке сотовой связи Белорецкой губернии, и Мишаня Курко, бывший офицер-десантник, а ныне шеф службы безопасности Вега-банка, заметили бегство товарища. И пришлось Лобычеву оприходовать щедрый дриньк элитного шотландского пойла, а потом еще и «контрольный выстрел» получил от друга Мишки – полстакана его любимой жгучей «Зубровки».

Выбравшись к машине, Иван лишь коротко бросил солдатику-шоферу «Гони домой». Водитель, не дожидаясь объяснений спешки, послушно рванул по пустынным ночным улицам, и вскоре УАЗ миновал мост над Агиделью, прелести которой в этот раз оставили равнодушным десантного майора.

Окрестность за рекой еще считалась территорией города, но проспект уже как-то незаметно превратился в ровное шоссе, расслабляющая езда по которому так благотворно подействовала на Лобычева. Он велел водителю ехать пошустрее, а сам окунулся в теорию вероятностей, перебирая наиболее возможные версии столь неожиданной просьбы дочери, и даже не сразу сообразил, почему вдруг машина остановилась.

Конец шоссейной пасторали явился в виде полосатого жезла гаишника. Молодой, видно не так давно отслуживший в армии лейтенант с любопытством окинул взглядом камуфлированный уазик и затребовал у водителя документы.

– Нельзя ли побыстрее, лейтенант, – миролюбиво вмешался Лобычев, включая свет в кабине.

Повелитель жезла с уважением посмотрел на майорские погоны и берет, но все-таки продолжил тиранить добычу:

– Что ж Вы, товарищ майор, заставляете своего водителя скорость превышать? По городу, да еще на военной машине под сотню…

– Да ладно, лейтенант, строгости напускать! Праздник, как-никак. Поедем мы, хорошо?

– Ну… только в честь праздника. В другой раз предупреждением не отделаетесь. А в журнале я ваше авто все равно регистрирую… Положено, – перебил открывшего было рот Лобычева служивый. – Ночью мы весь транспорт фиксируем, сами в курсе – антитеррор!

Через несколько минут уазик с разрешенной черепашьей скоростью покатил дальше. Лобычев беспокойно заерзал:

– Поднажми-ка, боец, гаеров уже не будет.

Но рядовой проявил несвойственную ему прежде твердость:

– Не имею права нарушать, товарищ майор, – и добавил, оправдываясь, – опасно на этой машине быстро ехать, рассыпаться может.

– Ты что, салага, совсем нюх потерял?! Да я тебя … завтра же с машины сниму! Ты у меня до дембеля газон ножницами стричь будешь! Жми, я сказал.

– Не имею права, – упорно стоял на своем водила.

Лобычев на секунду примолк, безрезультатно набрал номер дочери, и уже спокойно, но твердо скомандовал:

– Останови машину. Так… Пересядь назад, я сам поведу.

– Я с Вами не поеду, мне до гражданки дожить охота, – твердо заявил водитель, оставляя баранку.

– Ну, топай пешком, к утру до части дойдешь. Или такси вызови, ты у нас копейки не считаешь, вон – новым мобильником обзавелся. Кстати, я завтра еще разберусь, с каких доходов у тебя такая крутая лялька!

Уазик легко подчинился новому наезднику, буксонул правым колесом по обочине и рванул вперед, оправдывая свое народное прозвище «козлика». По лобовому стеклу часто забарабанила ночная крылатая мелочь, а в левом зеркале еще какое-то время можно было видеть, как оставленный среди ночи солдат управляется с чудом сотовой техники.

Лобычев выжимал из армейского вездехода почти всю прыть, но вскоре его легко обошел серебристый, иноземной выделки джип. И хотя до поселка оставалось немного – еще минут десять такой езды, Иван решил ответить на вызов лихача, вжав педаль газа до полика.

Фонари на столбах, и без того мелькавшие с запрещенной скоростью, практически слились в непрерывный поток света. Справа и чуть впереди вынырнула из-за поворота местная дорожная достопримечательность – бронзовые фигурки трех медведей на постаменте. Лобычев невольно засмотрелся – обычные при дневном свете, ночью они заиграли таинственными электрическими бликами и будто ожили, гарантируя безопасность и добрый путь. Но в момент, когда, как показалось Ивану, старший из медведей помахал ему лапой в знак приветствия, машина вдруг дернулась и упрямо понеслась на обочину. Отказавшись повиноваться рулю и слегка припадая на правую сторону, уазик в следующее мгновенье левой фарой врезался в столб, от чего сделал кульбит, покувыркался еще с десяток метров, обнял мощный старый тополь и успокоился.

Минуты шли, но лихой водитель все медлил покинуть неподвижный пятнистый металлолом. Удалому наезднику было уже безразлично, что его тело с проломленной о рулевую колонку грудной клеткой, разбитым черепом и смятым в фарш ливером тихо остывало в немыслимой для живого существа позе. Сознание майора, еще слегка окрашенное эмоциями и чувствами, уже стремилось к чему-то неизвестному, но наверняка неизмеримо большему, чем может охватить даже самый могучий человеческий интеллект. Оно улетало от бесполезного тела по тонкой паутинке луча вспыхнувшей на лиловом небе новой звезды, указавшей путь к другому, вечному бытию.

Пустынное ночное шоссе лежало без признаков жизни, и некому было заметить аварию, попытаться помочь несчастному или хотя бы позвонить куда следует. Правда, вырулила откуда-то с проселка, но, даже не тормознув у разбитой военной машины, помчалась в город серебристая Тойота. И суждено было майору ВДВ Ивану Лобычеву, которого миновали чеченские пули, фугасы и вонючая отравленная водка, пролежать в разбитой зеленой жестянке до рассвета, пока дорога не оживет беспокойным рабочим движением…

Через неделю после того дня, когда заботливый отец слишком торопился к своей дочери, его разом повзрослевший ребенок тихо поскуливал на плече у полковой телефонистки доброй тети Нины.

Тоне сообщили о беде почти сразу, как опознали тело погибшего майора, когда она спокойно готовилась к математике – вступительной переэкзаменовке на экономический. Отсутствие этой ночью отца ее не беспокоило – служба есть служба. А может, и не в службе дело, так она уже взрослая, все понимает и не осуждает. Поэтому Тоня слегка удивилась, когда от уравнения тангенса ее нерешительно оторвал входной звонок, ведь отец всегда открывает дверь ключом.

В квартиру зашли малознакомый ей офицер с медицинскими петличками и тетя Нина, которую Тоня хорошо знала. Грустная женщина сразу обняла Тоню и почему-то стала всхлипывать. Потом были какие-то полувнятные фразы, советы крепиться, обещания не оставить. А когда до нее дошло, что папы больше нет – сначала глубокий обморок, а затем, после спасительной нашатырки, громкая затяжная истерика.

Затем выпали из жизни несколько суток, которые Тоня абсолютно не помнила, далее – похороны с обмороком и поминки, затеянные для кого угодно, но только не для нее. Чуть позже началась канцелярщина – сбор документов, необходимых для получения каких-то там компенсаций по случаю гибели отца.

А сегодня вдруг оказалось, что ей по закону страховые выплаты не полагаются. В официальном документе значилось: «Добровольно привел себя в состояние алкогольного опьянения». Тоня узнала об этом в кабинете отца, где юрист, глядя куда-то в район Камчатки на занявшей всю стену карте России, очень доходчиво объяснил, что такая формулировочка не позволяет ей получить страховку.

Если бы не тетя Нина, вернее всего Тоня сразу после похорон отправилась бы вслед за папой, благо на девятом этаже квартировали. Хвала Богу, добрая женщина каждый вечер после несчастья была с ней, чем-то там кормила, успокаивала, как могла. Вот и сегодня пришла с пакетом провизии и, кроме того, выложила из сумочки пухлый конверт: «Возьми, доченька, на первое время люди помогли. А там устроится как-нибудь… Скоро Тимур Олегович с командировки вернется, у него в прокуратуре связи хорошие, может и выправит документик-то. Друзья ведь они были с папкой твоим, царствие ему небесное».

Глава 1

Своё восприятие мира на семьдесят пятые сутки чеченской командировки Тимур Олегович Соболь мог бы выразить одной фразой – все достало! А в данный конкретный момент бесили слипшиеся макароны с тушенкой, которые третий день кряду предлагались на ужин в походной столовой.

Соболь отрешенно ковырял вилкой макароновый пудинг, особо и не надеясь выловить там признаки тушеного животного белка, способного хоть немного поднять настроение. Привычный уже за последние дни минор сегодня был усилен отвратительным привкусом остатков дурацкого сна. О чем был сон, Тимур Олегович забыл сразу после пробуждения, но чувство тревоги осталось. Беспокойство не исчезло и после непременного растворимого (в поле не забалуешь) кофе под сигарету, и даже после делового нагоняя подчиненным.

Конечно, можно было все списать на легкую сушь в горле – все-таки день десантника отмечался и в боевой обстановке. Но потом плюс ко сну еще и черный в белых носочках кот шмыгнул слева направо перед самым носом. Откуда взялся, бесенок… Всем известно – плохая примета, а в приметы Соболь верил. Давно заметил, сбываются у него эти языческие пережитки, поэтому и ждал сегодня какой-нибудь пакости, а она все не случалась.

Отставив белую фарфоровую тарелку, единственную привилегию офицеров на полевой кухне, Соболь краем уха слушал, как соседи по длинному армейскому столу обсуждали свои гастрономические пристрастия. Звучало всякое: и седло барашка, и шашлык по-карски, и осетринка на шампурах, и совсем уж фантастическое – красный украинский борщ с ложкой белоснежной густой сметаны, да под горилочку…

«Гадский кот» – только и подумал Соболь, когда перечисление кулинарных изысков, так увлекшее офицеров, прервалось самым обычным для этих южных мест образом. Сначала в воздух рванули сигнальные ракеты, сипло заголосили и выдернули из поджидающей за окнами палатки кавказской темени полоски тревожного света. Потом звуковую палитру мазнули треском автоматных очередей перепуганные часовые на постах, затем добавили в нее звона перевернутой металлической посуды собиравшиеся поужинать бойцы. Окрик комбата «К бою» был хоть и правильный, уставной, но явно лишний. Народ и без того рванул к выходам, подгоняемый адреналином и желанием когда-нибудь вернуться домой «со щитом».

Полупригнувшись, Соболь выскочил из ставшей опасной палатки в объятия неплановой огнестрельной вечеринки, которая вовсю набирала обороты. Предательски освещенные своими же ракетами, по плацу в направлении укрытий броуновскими частицами двигались «черепашки-ниндзя» – бойцы в бронежилетах и касках. Самые шустрые уже расписывали свои сектора обстрела трассирующими очередями, эфир на батальонной волне наполнился обычными для таких случаев докладами типа «Вижу вблизи неясные тени», сопровождаемые командой «Без приказа не стрелять», которую, как потом наверняка окажется на «разборе полетов», никто почему-то не слышал.

Заняв нарезанную позицию, капитан попытался разобраться в обстановке. По опыту, если это рядовой обстрел, то сейчас на территории батальона начнут «квакать лягушки» – 5-6 гранат из подствольника гарантированы. Если серьезное нападение – наверняка прилетят «кастрюли» из РПГ.

Узкие бойницы и налегшая ночь не позволяли толком осмотреть подступы к базе, и Соболь рискнул выглянуть над укрытием. Открывшаяся панорама разноцветными вспышками и прочерками трасс пока больше напоминала праздничный фейерверк в какой-нибудь столице областного масштаба, чем ночной бой. Все обозримое пространство заполнили «неясные тени» – ужас солдат-первогодок и кошмар отцов-командиров. Первые запросто могут в этих бестелесных тварей выпустить за полминуты всю обойму, а у вторых нет никакой возможности остановить такую бестолковую пальбу, пока не кончатся патроны у первых.

Тимур Олегович вслушался в какофонию очередей, привычно разбивая ее на отдельные партии. Молчание пулеметов говорило о том, что серьезным нападением и не пахнет. Скорее всего, какая-нибудь приблудная собаченка зацепила растяжку. Можно было спокойно приступать к неизбежной процедуре – идти успокаивать тех, кто еще не все магазины опустошил и от нечего делать постреливал по звездам.

Капитан уже собрался было направиться к матерившейся короткими очередями ближайшей огневой точке, но неожиданно в глубине подкорки ощутил вибрацию смутного беспокойства. Замерев, он быстро разобрался, что же именно его встревожило. Молчал соседний блиндажик! А там ведь в паре с салагой, наверняка успевшим разорить свой боезапас, находился бывалый «дедушка», который определенно должен еще от души постреливать.

Выключив промелькнувшие в сознании картинки до тошноты реальных подробностей возможного несчастного случая (мало ли, тьфу-тьфу, салага случайно напарника подстрелил и сам потом со страху ствол себе в пузо), Соболь осторожно заглянул в укрытие. В темноте, разбавленной только узкой прорезью бойниц, можно было разглядеть две сидящие рядом фигуры, державшие руки а-ля скульптура «Рабочий и колхозница». Автоматы стволами выглядывали из бойниц в надежде еще хоть немного поплясать в руках солдатиков, но тех почему-то подобная перспектива в настоящий момент ничем не соблазняла.

Сосредоточенное молчание обычно разговорчивого «дедушки» настораживало. Глаза вошедшего, постепенно освоившись с темнотой, начали выхватывать детали обстановки, медленно проступавшие в реальность как рисунок на фотобумаге в лотке с проявителем. И от этих деталей Соболь застыл на несколько мгновений, с трудом подавив желание выпрыгнуть прочь из предательского укрепления. Зажатый в руках бойцов округлый предмет, мерцающий жалкими крохами света, не мог быть ни чем иным, кроме как «эфкой» – гранатой с убойной силой на десяток таких укрытий!

Героически погибнуть Тимур Олегович пока не собирался, но и бросить бойцов не вариант – как потом их родителям в глаза смотреть?! Единственный выход, подсказанный ожившим инстинктом – нужно аккуратно разрядить обстановку.

– Что это вы обнялись, воины? – весело спросил Соболь. – Никак менуэт собираетесь танцевать?

– Т-товарищ капитан, г-граната… – «Дедушка» больше ничего вразумительного сообщить не смог. Его подопечный вообще молчал, и, не замечая ничего вокруг, смотрел на свою вытянутую вверх руку. Широко раскрытые глаза бойца излучали страх и вместе с ним такую энергетику, что его ладонь, если бы не помощь товарища, по всем законам жанра должна была оторваться и улететь куда-нибудь в другое измерение, подальше от уютного и еще недавно такого безопасного блиндажика.

– Граната? Гм… Ну, растет такой фрукт в этих местах, только не граната, а гранат. – Тимур Олегович попытался изобразить непонимание. – Только у нас в пайке в ближайшее время не то что гранат, а даже каких-нибудь захудалых бананов или яблок не предвидится.

Необходимость объяснить ситуацию вместе с обретенной надеждой на благополучную развязку вынудила старшого сосредоточится. Он почти выровнял голос, и, продолжая удерживать сжатый кулак товарища, сбивчиво затараторил:

– Вы бы поосторожнее, товарищ капитан, у нас граната без чеки. У салаженка патроны закончились, я и пошутил, мол, если «чехи» прорвутся, надо подорвать себя вместе с ними гранатой, чтоб пыток в плену избежать. Кто ж знал, что этот герой и впрямь на орден посмертно нарывается. Вытащил чеку, хрен знает куда ее сунул, и ждет гостей. Так что если бы Вы чуть пораньше так неожиданно зашли, мы бы все уже … тю-тю! Вот, уговорил его отдать мне ляльку, думал наружу подальше выкинуть, так он теперь пальцы разжать не может.

– Понятненько, диагноз установлен… – Немного подумав, Соболь скомандовал. – Сидеть спокойно, замереть как истуканы, можно закрыть глаза. Сейчас дядя-доктор вас вылечит.

Решение появилось само собой – опыт все-таки. У Соболя всегда при себе имелась пара неучтенных трофейных гранат, и теперь одна из них должна была послужить доброму делу. Тимур Олегович выкрутил запал, гранату сунул обратно в кармашек, аккуратно вытащил чеку, а ставший теперь опасным взрыватель отбросил подальше. От напряжения он даже не услышал, как легкий хлопок детонатора на территории базы оживил затихающую стрельбу. Утерев рукавом капли пота, он вставил чеку в запал готовой в любой момент рвануть гранаты, покруче загнул усики и попытался изъять у скульптурной группы этот последний довод новоявленныхкрестоносцев. Но хватка бойцов не ослабела после спасательных манипуляций, и разжать их ручные тиски было невозможно.

Дело исправила хорошая оплеуха, сначала одному, потом другому.

– Ну, вот и все, а вы боялись, – с усмешкой сказал Соболь, и дальше продолжил уже серьезно. – Значить так, война на сегодня закончена, автоматы разрядить и на предохранитель. Гранату я изымаю в качестве компенсации морального ущерба.

Радиостанция то и дело оживала короткими командами о прекращении огня, суматоха постепенно стихала. Наконец командир объявил сбор батальона. Настроение Тимура Олеговича заметно поднялось – плохая примета отстрелялась, остаток вечера обещал быть тихим и пушистым. Таким он практически и случился. Почти…

В офицерской палатке народ убивал время кто во что горазд. Под работающий телевизор катали кубики в нардовой баталии, терзали лежалую прессу, напрягали извилины преферансом. Тимур Олегович в относительно свежей газете обнаружил любопытный материал и озвучил его высокому собранию. Статейка взахлеб оглашала, что на их малой родине опять сорвали джекпот. Очередным лотерейным миллионером оказался полунищий везунчик. Счастье привалило невольному поклоннику дауншифтинга, жившему в центре миллионного мегаполиса в своей деревянной лачуге с дырой на улице вместо туалета. Казалось бы, сорвал куш – стань человеком, купи нормальное жилье! Но, заполучив сногсшибательную сумму, баловень фортуны вместо решения квартирного вопроса уже успел пропить изрядную ее часть, и перспектива оставшейся суммы представлялась такой же. Палатку немедленно оживила дискуссия как лучше потратить лям зелени, но все согласились, что шальные деньги к добру не приводят, на том и успокоились.

Чуть позже, перед самым сном, когда на расставленных попарно кроватях вполголоса обсуждались купленные семьям подарки и верстались планы отпускного безумия, в офицерскую палатку вошел дежурный радист. Народ примолк, повисшую тишину вскрыл хрипловатый голос: «Радиограмма пришла. Начальник штаба погиб». У повидавших всякое боевых офицеров враз куда-то пропал весь словарный запас, и только Соболь, вполголоса и ни к кому не обращаясь, выдавил: «Вот и сон дурацкий прояснился…»

На следующий день, ближе к вечеру, когда смогли созвониться с родным Белореченском, когда узнали детали происшествия, когда подробности были обсуждены и эмоции улеглись, батальонный командир подполковник Мясницкий пытался сосредоточится над рабочей картой. Он впервые за командировку взялся собственноручно наносить данные разведки, отобрав у штабных офицеров их законный хлеб. Кропотливая работа позволяла отвлечься от пакостных мыслей, да и озабоченный вид не мешало продемонстрировать. Занятость специально изображалась для капитана Соболя, который со вчерашнего вечера периодически доставал командира просьбой отправить его на похороны Лобычева.

«Вот ведь какой настырный, – подумал комбат. – И чему их сейчас только учат. Отказал командир, значит все, баста. Нормальный офицер давно бы уже понял и отстал». Рявкнуть как следует на своего заместителя пожилому подполковнику мешало уважение к этому невысокому, ладно скроенному офицеру. Для себя батальонный командир давно уже определил Соболя так: «Молодо, да не зелено». В хорошем смысле – далеко может пойти. За свои неполные тридцать Тимур Олегович успел закончить университет, поработать два года юристом в какой-то там фирме, потом вдруг неожиданно пришел в военкомат и заявил, что он офицер запаса и сейчас, когда в Чечне такое твориться, просто обязан служить Родине.

Военком по секрету рассказывал как-то десантному комбату, что Соболь даже взятку ему приличную совал, пристройте, мол, к десантникам. Вместе на эту тему посмеялись. Военкоматовским впору таким чудикам еще и приплачивать – план по добровольцам на войну никто не отменял.

Взяли его поначалу, как водится, простым ванькой-взводным, и первое время считали полным пиджаком – Соболь даже срочку в армии не служил. После первого в своей жизни броска боевой гранаты на стрельбище новоявленный десантник чуть не посинел от никотина, пытаясь прийти в себя. И с пистолета после этого все в молоко ушло, так руки тряслись. Поэтому и обращались к нему на службе многие офицеры не как положено, по званию, а с издевкой – товарищ Соболь.

Но не лох оказался Тимур Олегович. Скоренько освоил нехитрые воинские премудрости, где мозгами, а где кулаками набрал авторитет и быстро продвинулся по службе. Сейчас уже имеет пять боевых командировок за плечами, медалью отважной награжден, на майора документы отправили. Толковый хлопец, в общем. Правда, холостым пока гуляет, а на вопросы по этому поводу все больше отшучивается. Но с ориентацией все в норме, факт. Докладывали доброжелатели о его похождениях, тот еще получается Казанова в погонах.

Сейчас Соболь нарезал метры по штабной палатке – на хитрость командира с картой, похоже, не повелся. Он молчал и не собирался уходить, ожидая ответа на свой, в который уже раз подвешенный, вопрос. Пришлось таки комбату свернуть свою топографию.

– Да не маячь ты над душой, Христа ради. Ну, сколько можно повторять – нечего тебе ехать. На похороны уже не успеешь, а для расследования там специалистов хватает.

– И как до тебя достучаться, командир! Если эти специалисты все как есть оформят, его дочка без страховки и без жилья останется. Написано же в телеграмме – в нетрезвом состоянии, за рулем, в нерабочее время.

– Ну, а ты то что изменишь, законник? – комбат скептически хмыкнул. – Думаешь голубыми беретами всех там забросать? Так экспертиза от этого не измениться.

– Да не верю я сказочке про пьяного водителя. Что-то не слышно было раньше о привычке Ивана бойцов из машины выкидывать и подшофе рулить. Не чисто здесь, командир.

Мясницкий вдумчиво закурил и начал разглядывать нестойкие причудливые узоры сигаретного дыма. Тимур Олегович, решив, что командир дрогнул, продолжил атаку.

– В общем, так, товарищ подполковник. Или Вы положительно решаете вопрос о моем отъезде, или я пишу рапорт на увольнение и поеду самовольно прямо сейчас.

– Не кипятись, пиджак хренов! – взорвался командир. – Договоришься у меня. Вот арестую сейчас, и до конца командировки будешь в зиндане крыс рапортами пугать! Ладно, я подумаю, завтра утром скажу. Свободен.

Через три дня, после утряски всех выездных формальностей, у КПП командир по-отечески напутствовал Тимура Олеговича, который уже закинул небольшую походную сумку на броню:

– В общем, на коробочке до Гудермеса, там или электричкой до Моздока, или вертушка подвернется. Дальше разберешься. В часть приедешь – принимай штурвал до нашего возвращения, я соответствующее распоряжение отправил. Ну, бывай, комиссар…

Вечером того же дня в купе вагона с табличкой Кисловодск – Новокузнецк симпатичная проводница вполне искренне улыбалась аккуратному светловолосому офицеру. От всех известных ей раньше камуфлированных пассажиров этот выгодно отличался трезвостью и, страшно сказать, интеллигентностью. Не полез сразу с идиотскими комплиментами, просьбой о чистых стаканах, многозначительно не подмигивал и вообще казался приятным молодым человеком. В билете странноватого пассажира значилось: Соболь Т.О., 36 место, Минводы – Белореченск.

Дорога выходила на двое суток, и проводница решила, что если офицер попросит, она, пожалуй, переселит его с притуалетного места в резервное, рядом со служебным, купе. Но офицер не попросил, расплатился за белье и вышел в тамбур. Дальше почти всю дорогу он почти не вставал со своей верхней полки, только изредка, даже ночью пил кофе и выходил покурить. На станцию Белореченск офицер вышел хмурый, но выбритый и пахнущий хорошим парфюмом – как будто и не было двух суток тряски в душном крайнем купе.

Глава 2

Столица Белорецкой губернии встретила Тимура Олеговича небывалым для этих приуральских краев августовским зноем. Жарко было даже поздним вечером, когда поезд подкатывал к городу через мост над Агиделью, и пассажиры с тревогой наблюдали прозрачное марево над самым высоким конным памятником Европы. В этом мареве казалось, что лихому всаднику, первому батыру пугачёвской ватаги, надоело задыхаться в парах огнедышащего асфальта, и он через мгновенье обожжет плёткой резвого скакуна, вздыбит его над Агиделью и приземлиться уже на другом берегу, в свежести леса и родниковой прохладе.

У Соболя получалось наоборот. Из мягкого южного лета, где с гор вместе с ночью к палаткам спускается прохлада и запах леса, он влип в душный, оглушенный тепловым ударом миллионный город, в простенькую однушку без кондиционера, в которой шесть часов сна превратились в триста шестьдесят минут пытки. И ни в какую не хотелось утром выползать из душа, трястись в дребезжащем уазике на работу, открывать служебный кабинет. Но сегодня верховая скульптура пугачёвского удальца была, пожалуй, свободнее в своих действиях, чем десантный капитан Соболь.

Явившись на службу, Тимур Олегович уже в статусе исполняющего обязанности командира оперативно решил несколько текущих вопросов, назначил совещание на послеобеда и поехал в прокуратуру. Обманчиво добродушное здание крашеного кирпича довоенной еще постройки впустило Соболя как старого знакомого. Частенько он бывал здесь, утрясая всякие служебные каверзы, поэтому капитану-десантнику давно уже не требовалось предъявлять документик на входе – приветственного кивка было вполне достаточно.

В приемной прокурора, оценив приподнявшиеся в удивлении брови секретарши, Тимур Олегович виновато развел руками и пояснил:

– Вот, Анна Терентьевна, выгнали меня с югов, сказали – хватит загорать, на хозяйстве рулить некому. А Вы все без отдыха, все на страже порядка и закона?

– Ну, загар то у Вас наверняка офицерский – лицо да шея в шоколаде, а под рубашкой молоко. Между прочим, здесь, на Агидели, и без всяких югов прекрасно загореть можно. – Ухоженная женщина указала взглядом на свое в меру официальное декольте.

– Согласен, Вам есть чем похвастать, – двусмысленно польстил Соболь. – Шеф, я надеюсь, примет кавказского пленника, хотелось бы уточнить некоторые вопросы по Лобычеву?

– А шефа нет, он в командировке. Вообще-то с этим вопросом лучше к Гейсину. Захар Матвеевич в курсе дела – материал в производстве у него. Только, по-моему, он в суде, сейчас я уточню.

Выяснилось, что старший следователь прокуратуры действительно находится в суде, но вот-вот должен подойти, поэтому Соболь решил подождать. Тимур Олегович пристроился на стуле у кабинета Гейсина и некоторое время наблюдал, как неприлично ветхий еще три месяца назад коридор превращается в евростандартное помещение.

Рабочие крепили подвесной потолок, старые пожелтевшие плафоны сменялись матовыми шашечками аккуратных фонариков, стены успели забыть свои древние лохмотья грязной краски, а окна порадовали белым качественным пластиком. «Явно не бюджетный вариант, – подумал Соболь. – Любопытно, где прокурор такого щедрого спонсора подцепил».

Его наблюдение прервал округлый коротыш лет сорока с лицом весельчака и балагура. Он первым заметил Тимура Олеговича, но вместо обычного приветствия повел себя более чем странно. Крадущейся походкой, какой колонисты воровали булочки у подслеповатой старушки в «Республике ШКИД», солидный человек при пиджаке и галстуке бесшумно возник за спиной у Соболя.

Если бы не статус заведения, вполне можно было ожидать какое-нибудь глупое «гав» над самым ухом жертвы, но Тимур Олегович хоть и стоял спиной к шутнику, не дал застать себя врасплох – вовремя заметил, как в чистом оконном стекле возникла улыбчивая физиономия. Только это спасло его от возможного заикания и необходимости пить валерьянку после дружеского приветствия старшего следователя прокуратуры.

– Ага, вот и диссидент к нам опять пожаловал! Что, тянет к юридическим корням, отступник? Заходи, чайку попьем, расскажешь, как там на Кавказе.

– Какой же я отступник, Захар Матвеевич? Наоборот, ушел на передовую борьбы за правопорядок. – Соболь пожал протянутую руку и деловым тоном продолжил. – Я сейчас за командира остался, нужно вникнуть в эту историю с Лобычевым. Разъясни, по старой дружбе.

– Ну, заходи, коль пришел. – Следователь заметно скис. – Только вникать там не во что – обыкновенное ДТП. Отметил ваш майор день десантника, с лихвой отметил, вот и потянуло на рекорд. Скорость больше сотни была, Шумахер, блин…

– А что пьяный был – установлено точно?

– Точнее некуда. Заключение экспертизы, все как положено… Я ведь понимаю, Тимур, с чего ты забегал, – участливо продолжил Гейсин. Если бы не этот документик, можно, конечно, было бы помочь сироте. Свалить все на какую-нибудь неисправность в машине, оформить как несчастный случай… Короче, решишь с экспертом вопрос, ну, принесешь другое заключение, где он трезвый, я свое постановление переделаю. Хоть шеф и накручивает, но время пока есть.

– А водитель что поясняет, он то почему слился?

– Скажи спасибо, что у солдатика ума хватило машину оставить, а то еще и похоронку матери пришлось бы отправлять. Слушай, если тебя подробности интересуют, на вот, дело посмотри. У меня голова сейчас про другое болит. – С этими словами Гейсин положил перед Соболем тонкую серого картона папку на завязочках и зарылся в бумаги.

Чем дальше Тимур Олегович изучал документы, тем меньше оставалось надежды сохранить доброе имя своего погибшего друга. Все было против – и заключение эксперта, и показания свидетелей, которые не стали скрывать, что Лобычев покинул вечеринку сильно навеселе. Солдат-водитель убедительно разъяснил, почему он оставил руль начальнику, да и показания лейтенанта-гаишника косвенно это подтверждают. Вот только никто не в курсе, почему так резко сорвался любитель веселых компаний с хорошей вечеринки. Известно, правда, что сослался на семейные проблемы, но дочку пока не опрашивали, видно, жалели.

Больше других бумаг почему-то заинтересовала Соболя опись вещей, обнаруженных при осмотре погибшего. Тимур Олегович надолго завис над списком, пытаясь разобраться, что за магнитик притягивает к этому документу, даже за сигаретой потянулся от напряжения. Вроде все как обычно: удостоверение, бумажник, часы, сигареты, зажигалка. И крестик на турецкой золотой цепочке не увели. Но что-то его напрягало в этом перечне, что-то неясно тревожило…

Поездка к эксперту, который делал заключение о состоянии Лобычева, только еще больше расстроила Тимура Олеговича. Специалист даже не стал обсуждать возможность переписать заключение по пункту трезвости. Он, видите ли, своей зарплатой больше чем доволен, и на всякие конверты-презенты не разменивается. Посочувствовал, конечно, сироте, но только развел руками.

Съездить к дочке погибшего друга Тимур Олегович решил вечером, после службы – от обязанностей командира его никто не освобождал. Возвращение в часть окунуло Соболя в рядовые служебные хлопоты. Проблем хватало, но обычные неурядицы с финансированием, бестолковыми приказами начальства и штабными женщинами были хорошо знакомы и не пугали его.

Правда, нарисовалась и непрофильная для десантного офицера задача. Требовалось забить бычка на подсобном хозяйстве и пустить говядину на дополнительное питание. Но не все оказалось так просто.

Специалист по убою крупного рогатого скота, матерый прапорщик Митрич уже неделю как укатил в отпуск, а проверенных мастеров этого дела в части про запас не держали. И вообще, как происходит этот процесс, толком никто не представлял. Знали только, что Митрич пользуется для этого специальной кувалдой, называемую ласково Катюшей, и содержащейся в его отсутствие под замком.

К счастью, быстро нашелся доброволец. Выступить в роли киллера неожиданно вызвался начальник разведки, который, несмотря на майорские звезды, просто не мог упустить возможности шарахнуть кого-нибудь по голове. Соболь отдал необходимые распоряжения, и сам тоже решил поучаствовать в казни – в роли фотокорреспондента. В части на случай ревизии всегда фотодокументировали убой скотины.

Доставили приговоренного. Бычок оказался крупным, недоброй черной окраски, с аккуратной круглой проседью на лбу. Тимур Олегович усмехнулся, глядя на коллег. Те, кто готовились сожрать бычка в ближайшее время, стали ласково похлопывать животное по спине, почесывать за ухом и заботливо отгонять мошкару.

Наконец притащили запасной инструмент, и диспозиция была выстроена. Назначенные двое салаг, присев, держали жертву за задние ноги. Начальник разведки занял удобную позицию сбоку, на расстоянии маха кувалдой от рогатого темечка. Тимур Олегович расположился чуть-чуть в сторонке, метрах в десяти, и навел на животное мобильник, служащий в данный момент фотоаппаратом. Начался отсчет.

Дальнейшее Соболь наблюдал через экран телефона, причем события в его сознании запечатлелись почему-то в режиме слайд-шоу. Раз – майор размахнулся для удара. Два – кувалда начала свое убийственное движение по дуге. Три – из широко открытого рта майора вырвалось воинственное «Я-ааа…». Четыре – железяка слетела с рукоятки инструмента и упорхнула куда-то из поля зрения. Финал – деревяшка без кувалды встретилась с огромным, внушительным, как башня танка, рогатым лбом.

На этом слайд-шой прекратилось. Получить деревянной рукояткой по балде – даже для быка сомнительное, хотя и не смертельное удовольствие. Он рванул как Бен Джонсон на стометровке, неожиданно заложил крутой вираж в сторону, так что Соболь еле успел отскочить, прорвал забор из колючей проволоки точно капроновую сетку и скрылся за казармой.

Спасаясь от идущего на таран быка, капитан выронил мобильник. Серебристый гаджет упал прямо под копыта крупного рогатого убийцы, и теперь пыльные травинки ощупывали мертвую пластмассу. «А ведь на этом месте должен был лежать я» – почему-то всплыла в памяти Тимура Олеговича фраза из известного фильма.

Шутки шутками, а телефона было жалко. Вещь хорошая, да и память о Лобычеве – его подарок. Вдруг в сознании полыхнуло: «Телефон! Иван всегда носил с собой мобильник, а в списке обнаруженных при нем вещей телефон не упоминается. Потерял? Вряд ли. Неужели кто-то позарился?! Надо в его кабинете посмотреть».

После безрезультатного поиска, Соболь еще некоторое время решал мелкие служебные вопросы, затем пообщался по спецсвязи с начальством, испросив разрешение закончить свой рабочий день, и поехал к Тоне Лобычевой. Поехал без предупреждения. Он, конечно, попытался дозвониться по ее мобильнику, номер которого подсказала тетя Нина, но абонент был постоянно недоступен.

Тимур Олегович поднимался на девятый этаж панельного дома хоть и не с пустыми руками (набрал всякой всячины для Тони), но чувствовал себя бутафорским Дед Морозом с пустым мешком. Еще бы, ведь ничего обнадеживающего он пока сказать ей не мог. А сегодня нужно было не только поддержать, утешить сироту. Фактически требовалось ее допросить.

Тут припекало и еще кое-что, изрядно осложняющее задачу. Соболь в полном расцвете сил, нравится женщинам и при этом холост. Он раньше часто бывал в доме товарища, и с некоторых пор начал замечать, что Тоня при его появлении краснеет, смущается, но при этом пытается наивно кокетничать, хоть и называет дядей Тимуром.

Сначала друзья только посмеивались над невинной влюбленностью девочки-подростка. Но чуть позже, когда она по-девичьи округлилась, что называется, заневестилась, боевой товарищ и заботливый отец как-то на полном серьезе предупредил: «Ты, если что, поаккуратней с Тоськой. Сейчас девки резвые пошли, в дочкином классе уже одна беременная ходит». Тимур Олегович конечно успокоил друг, сказал, что Лолитки – не его тема, но от греха подальше перестал ходить к Лобычевым в гости.

Задать кое-какие вопросы Соболь решился только после второй чашки чая. До этого, естественно, были слезы, тихие всхлипы на крепком мужском плече, слова утешения и просто молчание понимающих друг друга людей. Потом Тимур Олегович аккуратно высвободился, заварил чаю, как положено, по всем правилам – с ошпариванием заварника и щепоткой сахара, достал из пакета любимый Тонин йогуртовый с вишенками торт и усадил ее за стол. Девушка сначала просто из вежливости ковыряла ложечкой свою порцию, но потом ничего так, с аппетитом управилась почти с половиной тортика.

После короткого нервного перекура на балконе Тимур Олегович вернулся к надувшей губки девушке и заставил себя перейти к делу:

– Не обижайся, Тонечка, что не дал подымит. Вовсе я не держу тебя за маленькую, – прервал возражения Соболь. Ты ведь, насколько я помню, не курила? И нечего начинать. Не поможет это. Знаешь, психологи рекомендуют при стрессе побольше сладкого есть. Научный факт, между прочим!

Тоня слабо улыбнулась, но продолжала молчать.

– Знаешь, девочка, даже когда уходят самые близкие наши люди, жизнь продолжается. Продолжается со своими проблемами, старыми и новыми, порой еще более сложными. Я уже в курсе возникших бумажных заморочек, и собираюсь тебе помочь. Но для этого мне нужно кое-что узнать про тот день лично от тебя.

Неуклюжая попытка Тимура Олеговича тактично перейти от утешения к деловому разговору неожиданно оказалась успешной, хотя он ожидал нового всплеска истерики. Девушки легко пошла на контакт.

– Да, конечно, дядя Тимур… ой, Тимур Олегович. Но я ведь папу в день гибели с самого утра не видела. Как на службу проводила, так и не встретились больше.

– Может, накануне у вас какие-нибудь проблемы были? Может, он про службу что упоминал? Подумай-ка хорошенько.

– Да вроде ничего такого… Нет, все нормально было.

– Может, что-нибудь необычное произошло? – продолжал настаивать Соболь.

– Необычное… Необычное было, только это ерунда какая-то. В тот день утром папа говорил, что его разбудили мыши. Представляете, анекдот! У нас мышей никогда не было, а тут к нему одна прямо на кровать забралась! Мы тогда еще посмеялись, что надо кошку заводить.

Соболь грустно улыбнулся. Ничего смешного в этом «анекдоте» он не находил. И никакой это не анекдот, а отвратительное, пакостное суеверие в действии. Тимур Олегович в свое время увлекался народными приметами, и хорошо помнил, что такой «анекдот» считается верным знаком близкой смерти. Только это лишнее подтверждение народной мудрости ничего не значило для его расследования.

– Я думаю, кошка не понадобиться, мышей больше не будет, – успокоил он Тоню. – А ты не обратила внимания, папа случайно телефон свой дома не забыл?

– Нет, он утром заряжал его и взял потом с собой, я точно видела… Странно, что Вы про телефон спросили.

– А что? – Соболь замер в предчувствии важной информации.

– Просто я свой телефон потеряла в день гибели папы.

– Как потеряла?! Когда?!

– Наверно, днем, когда с подружкой в центр прогуляться ездили, – пожала плечами Тоня. Вечером решила ему позвонить, узнать, что на ужин готовить, а телефона нет.

– А может раньше?

– Нет. Я еще подружке хвасталась, показывала, когда на лавочке в парке мороженку ели. Мне эту «Соньку» только недавно подарили. Не папа, – на всякий случай уточнила девушка.

– Если не секрет, кто этот щедрый поклонник нашей красавицы?

Тоня слегка зарделась, но тут же разуверила Соболя:

– Да что Вы, Тимур Олегович, где же вчерашней школьнице такого кавалера найти. Мне его в кабинете у папы какой-то приличный дяденька подарил. Я пыталась отнекиваться, но он сказал, что его компания от одного телефона не обеднеет, а современной девушке в наше время без мобильного средства связи никак… Отец был не против, я и взяла.

– А этот дяденька, он такой не старый еще, с черными усами и нос горбинкой?

– Ой, Вы его знаете, да?

– Есть маленько, – задумчиво проговорил Соболь, и увел разговор на нейтральную тему.

Еще немного поговорив о будущем поступлении в институт, Тимур Олегович пообещал зайти в скором времени, попрощался с девушкой и велел водителю ехать домой. Полупустая пачка «Честера» всю дорогу исправно наполняла пепельницу в машине, но пока безрезультатно – цепная реакция вопросов не прекращалась. Соболь уже догадался, что этот щедрый приличный дяденька не кто иной, как Азамат Фаттихович Нугаев – глава «Мобилкома». Его сотовая компания только набирала обороты в Белорецкой губернии, но уже добилась определенного успеха на местном рынке.

С полгода назад менеджеры Нугаева начали атаковать руководство части с деловым предложением – разместить на территории стрельбища мобилкомовскую вышку-ретранслятор, уж очень удобно оно располагалась. Естественно, ему поначалу отказали, как-никак военный объект. Но ушлый бизнесмен нашел подходы: лично приехал к командиру, помог материалами на ремонт штаба, завалил подарками новогодний солдатский стол. Поговаривали, что были и другие весомые доводы бизнесмена. В общем, перед отъездом в Чечню командир поручил начальнику штаба, которого оставил на хозяйстве, согласовать с начальством и получить официальное разрешение на сотрудничество с «Мобилкомом». Лобычев, хоть и кривился, задание выполнил. Правда, для этого бизнесмену пришлось как-то облагодетельствовать штаб бригады.

Тимур Олегович, затушив очередную сигарету, начал похрустывать пальцами – это всегда помогало ему сосредоточиться. Он давненько, еще со времен юридической практики приспособился излагать для себя любую проблему в виде математической задачки-уравнения. И чем сложнее был вопрос, тем больше неизвестных получалось в уравнении.

На этот раз условие было по всем прикидкам не из легких. По неизвестной причине потерпевший неожиданно уезжает с вечеринки, куда-то торопиться и пьяный разбивается на машине. Причина отъезда наверняка возникла внезапно, скорее всего – по телефону. В материалах дела отсутствует мобильник погибшего, который никогда не расставался с телефоном. На вечеринке присутствует господин Н, с которым потерпевший был связан деловыми контактами. Этот господин незадолго до происшествия под благовидным предлогом дарит дочери погибшего сотовый телефон. В день гибели ее телефон исчезает. Требуется установить: куда так спешил пострадавший, является ли пропажа обоих телефонов простым совпадением, если нет, то связан ли с этим присутствовавший на вечеринке даритель телефона.

Ничего путного на эту тему в голову не приходило, и он решил, что данных для решения задачки пока маловато. Нужно сначала как следует осмотреть машину Лобычева и уточнить про телефон в прокуратуре. Может, вовсе и не пропала его «Нокиа», просто в опись забыли внести.

А сегодня предстояло решить еще одну проблему. Правда, она никак не связана со следствием, но сейчас, после встречи с Тоней, вышла на первый план. Хоть Тимур Олегович и не рассматривал дочку своего друга как возможного полового партнера, однако общение с молодой симпатичной девушкой все-таки спровоцировало приступ острого «спермотоксикоза». Ничего не поделаешь – после почти трех месяцев воздержания в исключительно мужском обществе природа брала реванш. Нет, монашеских законов десантники не придерживались. Была и в боевых условиях возможность расслабиться. Тем более, что искушений хватало. Соболь периодически по делам выезжал в «прифронтовой» Моздок, где сексуальный сервис для военных был неплохо налажен. Но Тимур Олегович с некоторых пор предпочитал не пользоваться услугами прифронтовых демимонденок – брезговал.

Раньше, в додесантную бытность, в загулах со товарищами случались у Тимура Олеговича и проститутки. Он отдавался профессионалкам без особого куража, скорее чтоб не выглядеть рыжим, чем от ярко выраженной потребности. Но однажды, лет семь назад, он случайно выудил с книжной полки в доме родителей «Яму» Куприна. Хотел немного почитать перед сном, а проглотил ее за одну ночь, после чего заработал на свою голову железное табу на продажную любовь. А когда коллеги в очередной раз пригласили его поразвлечься, он, отказавшись, выдал: «Парни. Хотите радоваться жизни – не читайте «Яму». Кое-кто из коллег обиделся, потому что Куприна читывали, но это не мешало покупать сексуальные услуги. Поэтому больше Тимура Олеговича на такие мероприятия не зазывали.

Сегодня Соболь намеревался посетить свою очередную подружку, с которой сошелся месяца за два до командировки. Медсестричка без комплексов ему нравилась, но, честно говоря, ехать по этому адресу капитан побаивался. Она уже успела прикипеть к Тимуру Олеговичу, поэтому визит к ней сразу же после возвращения из Чечни мог быть воспринят девушкой как заявка на серьезные отношения. А завязнуть в одной-единственной женщине офицер пока не планировал. Однако новое перспективное знакомство пока не светило, и альтернативой рискованному визиту могла стать только бутылка коньяка, выпитая в одиночку.

Капитан почти решился остановиться у ближайшего супермаркета, не являться же к подружке с пустыми руками, как его внимание привлекла хрестоматийная картина – машина с поднятым капотом и блондинка, пинающая переднее колесо. Соболь по опыту знал, что в большинстве своем блондинки – не такие уж набитые дуры, какими их растиражировали анекдоты. Этим кукольным созданиям вполне по силам при необходимости набрать номер эвакуатора или сервисной службы, а не тупо ждать благотворительной помощи. Тем более, когда блондинка – не просто чья-нибудь наложница, а вполне самостоятельная бизнес-леди. Поэтому если девушка пинает колесо, а не ждет техпомощи в автомобиле, значит наверняка с машиной все в порядке. В таких случаях поднятый капот – это не более чем повод эффектно наклониться, демонстрируя остановившемуся джентльмену соблазнительный ракурс охотницы.

Тимур Олегович вполне представлял стоимость её красненькой машинки, никак не гармонировавшей с офицерской формой, однако все-таки решился рискнуть. Если даме нужен здоровый секс, а не длительные отношения с парным выходом в свет, то камуфляж – как нельзя кстати. «А я люблю военных, красивых, здоровенных…» – есть в этой песенке правда жизни, есть!

Соболь велел шоферу остановиться и неспешно направился в нехитрую женскую ловушку. Ухоженная дама лет тридцати обладала стройной, но с необходимыми округлостями фигурой и умным лицом, что вполне соответствовала его пристрастиям. Блондинка, оценив спасателя, на секунду растерялась, потом виновато развела руками, кивнув на открытое сердце своего авто, и ободряюще улыбнулась офицеру.

– Могу ли я Вам чем-нибудь помочь, прекрасная незнакомка. – Тимур Олегович понял, что дело сладится, и решил, миновав этап обычной вежливости, сразу начать с необходимой в таких случаях игры.

– Вот, противная железяка отказалась слушаться одинокую даму, – включилась она в игру и заглянула под капот, красиво изогнувшись над крылом и откинув волосы. – Не заводится почему-то. Вы не посмотрите?

Соболь улыбнулся за спиной автолюбительницы и пристроился рядом, как бы случайно коснувшись ее примерно в области талии.

– Гусар всегда поможет даме, – сказал он, и с умным видом подергал свечи, клеммы аккумулятора и еще какие-то провода. – Если не секрет, как зовут несчастную заложницу технического прогресса?

– Для Вас не секрет, – игриво улыбнулась дама. Можно просто Ольга.

– А меня Тимур, – щелкнув по белогвардейски каблуками, представился офицер. Давайте ключи, Ольга. Проверим Вашу карету.

Как и следовало ожидать, машина послушно завелась.

– Сразу чувствуется настоящие мужские руки! Вы меня очень, очень выручили! – новая знакома в знак признательности принялась пожимать Соболю руку, но делала это явно слишком нежно для обычной благодарности, по-женски, двумя ладошками.

– Может быть, у Вас есть другие проблемы с техникой. Я с удовольствием помогу.

– Ой, правда?! Ваша помощь была бы очень кстати. Я недавно новый телевизор купила, никак не могу толком настроить. Может, проедем ко мне домой, посмотрите?

Тимур Олегович с трудом сдержал улыбку. Повод заманить спасителя в гости не блистал особой новизной. А финал вечера так и вовсе был без вариантов – вино даме, виски кавалеру, душ, постель и короткие перекуры. Эх, побольше бы такой ординарности в жизни!

Глава 3

Утром в кабинете Соболь долго отпаивался кофе, пытаясь стряхнуть остатки короткого предрассветного сна. Они славно покувыркались с бизнесвумен, прекрасно осознавая, что каждому из них друг от друга нужен только здоровый секс. Тимур Олегович был только «за» выступить в роли мальчика для здоровья. Стихов и рассуждений о любви не было, а перерывы на вискарик, сигареты и душ много времени не отнимали. Как-никак, почти три месяца воздержания, а тут и формы, и опыт, и никакой ответственности…

Окончательно проснувшись, Тимур Олегович разобрался с текучкой и направился в автопарк выполнить первую часть своего плана. Разбитую машину уже вернули со штрафстоянки, поэтому ничто не мешало ее осмотреть.

О существовании покореженного «козлика», видимо, напрочь забыли – бросили за ангарами, где временно хранилась списанная техника. Живьем разбитый УАЗ выглядел гораздо страшнее, чем смотрелся на портфолио уголовного дела. Машина до сих пор хранила осколки прошлой жизни, своей и чужой, человеческой. Красная бахрома, которая раньше освежала скучное лобовое стекло, теперь колтунами болталась в ломаной металлической рамке. Рычаг скоростей по-прежнему был украшен прозрачным пластиковым набалдашником с пошлой розочкой внутри. Она так неуместно выделялась своей веселостью в сохранившем следы крови и сгустков еще какого-то вещества пространстве бывшего салона, что Соболь психонул, скрутил ее и забросил подальше.

Тимур Олегович внимательно осмотрелся, пошарил под сиденьями, в дверных нишах, заглянул в багажный отдел. Осмотр занял минут пять, не больше – толком исследовать внутренности не позволила новая геометрия машины. Ему удалось, помимо обычных автомобильных принадлежностей, найти несколько аудиокассет с солдатским хит-парадом и простенькую шариковую авторучку. Телефон, как и следовало ожидать, не нашелся.

Дальше задерживаться у машины не имело смысла, и Соболь пошел к штабу. Он остановился прикурить, но порыв ветра заставил его обернуться, прикрыть собой язычок пламени. Тимур Олегович ещё раз глянул на остатки уазика. Издали казалось, будто машина присела на правую сторону и готова вот-вот завалиться на бок. Странная поза даже для разбитой машины.

Капитан вернулся, ругая себя за невнимательность. Удивительно, как можно было сразу не заметить, что оба правых колеса кляксой распластались под пятнистой коробченкой. Он простучал ногой левые накачанные скаты, пнул скукоженные правые и пошел, теперь уже быстро, не оборачиваясь. Заглянув по пути в боксы, Соболь выдернул из смотровой ямы чумазого техника. Солдат, равнодушно пожав плечами, пошел выполнять новое задание – требовалось снять и осмотреть колеса разбитой машины…

Два часа спустя Тимур Олегович подъехал к прокуратуре. Перед этим он побывал на месте гибели друга, решив на всякий случай и там поискать его телефон, после чего договорился о встрече с Гейсиным. Следователь, конечно же, был занят, но настойчивой просьбе не отказал.

Перед входом в уже не выглядевшее добродушным красное здание Тимур Олегович по обыкновению закурил, раскладывая по полочкам заготовки для важного разговора. На улице физически пахло зноем, плотное автомобильное движение тоже не добавляло свежести, и курить в таких условиях было чистым кощунством. Но без табака сегодня ничего дельного в голову не приходило, поэтому хочешь, не хочешь – давись никотином.

Морщась, Соболь набросал в уме неплохую затравку разговора, но на четвертую затяжку сигарета вдруг отказалась выдать порцию дыма – погасла. Офицер недоуменно повертел предательскую сигарету – бумага целая, табак вроде сухой. Возбуждение Соболя, прежде вызванное сыскным азартом, несколько спало. В голове завертелось назойливое от дурацкой песни: «Плоха-ая примета, погасла сигарета, погасла сигарета у меня…». Если бы не договоренность о встрече, Тимур Олегович предпочел бы сейчас развернуться и укатить в часть, к безопасной служебной текучке. Однако нельзя, ждут-с.

В назначенное время Соболь вошел в кабинет Гейсина без стука, о чем немедленно пожалел – следователь был занят. Но Захар Матвеевич, выпроводив в коридор посетителя, кивнул офицеру на единственный приличный стул и достал из сейфа уже знакомую тонкую папочку.

– Если я правильно понял, ты опять по поводу Лобычева. К гадалке не ходи, обломалось с экспертизой, – уверенно сказал он.

– Эксперта уговорить действительно не получилось. Только, я думаю, этого и не понадобиться.

– Откуда такой оптимизм?

Соболь хотел было уже выдать заготовленные фразы, но, вспомнив предательскую сигарету, решил подстраховаться.

– Дай-ка сначала на минутку дело глянуть, потом все объясню.

Некоторое время в кабинете был слышен только шорох бумаги. Тимур Олегович задержался на одном документе, бегло просмотрел остальные, после чего напористо продолжил:

– Вот смотри, протокол осмотра транспортного средства. Обратите внимание, господин опытный старший следователь, здесь ничего не сказано о состоянии колес машины.

– Ну и что? При чем тут колеса?

– Да при том, что оба правых колеса имеют одинаковые проколы, я сегодня лично проверял. Заметь – не разорваны, не раскурочены от удара, а именно проколоты. А теперь вспомни-ка, жалуются ли у нас автолюбители на состояние новой трассы? Я лично, сколько там ездил, ни одного на обочине с пробитым колесом не видел. Короче, дело здесь нечисто. Не просто так, по пьяне, врезался в столб Лобычев. Я его хорошо знал, он в любом состоянии машину как бог водил.

Соболь выдержал небольшую паузу, оценивая реакцию следователя. Однако тот молчал, покручивая огрызок карандаша.

– Теперь такой вопрос – почему в списке найденных у погибшего вещей не значиться сотовый телефон?

– Ну, значит, не было у него, – пожал плечами Гейсин.

– А я вот не представляю себе начальника штаба без мобильника под рукой. Поэтому мне очень любопытно – куда же он девался.

– Причем здесь телефон? Даже если он и пропал, это не имеет значения для дела по обычному дорожно-транспортному происшествию. – Последние слова были произнесены четко, с нажимом, беспрекословным директорским тоном.

– В том то и дело, что не обычному. – Тимур Олегович подсобрался как перед ответом на экзамене. – Думаю, дело было так. Лобычев, пока оставался за командира, перешел кому-то дорогу, и его понадобилось убрать. Но убрать аккуратно – имитировать несчастный случай. Понятно, что естественнее всего выглядит автомобильная катастрофа. Преступники подгадывают удобный момент – Лобычев сильно пьян, – вызывают его куда-то по телефону, и когда тот мчится на большой скорости, подкладывают под колеса что-то типа милицейской «кобры». Получается, мы имеем дело с продуманным и тщательно исполненным убийством, Захар Матвеевич. Нужно возбуждать уголовное дело. А в первую очередь – проверить телефон Лобычева.

Большую часть монолога Тимур Олегович исполнил практически на одном выдохе, и теперь часто дышал, ожидая ответа. Гейсин некоторое время хмуро постукивал карандашиком по столу. Наконец, словно решившись на что-то, он резко поднялся и через стол навис над Соболем.

– А теперь послушайте меня, господин не в меру активный Шерлок Холмс. Каждый должен заниматься своим делом: десантники – воевать, а следователи – расследовать. Мне очередной возбуждаться на железный «висяк» не улыбается. Даже если что-то и было, доказать невозможно. Все твои выводы – сплошные предположения. Любого спроси, почему разбился пьяный в хлам водитель на бешенной скорости – потому что был пьян и слишком быстро ехал! Все! Аргументы убийственные!

Следователь поднял руку, останавливая готового перебить монолог офицера, и продолжил уже дружелюбнее:

– Ну, посуди сам. Колеса твои ничего не доказывают. Обычное дело – хватанул обочину, где всякой дряни полно, вот и пробил. А телефон, если и был у Лобычева с собой, то наверняка вылетел, когда машина кувыркалась в кювете, попробуй сыщи… Короче, только из уважения к твоему юридическому прошлому, чтоб ты успокоился наконец и меня не третировал, я запрос оператору подготовлю. Только с условием – этот запрос отработаешь сам. И учти, если ничего не нароешь, больше ко мне по Лобычеву не суйся, лады?

Вскоре Тимур Олегович выходил из казенного дома в приподнятом настроении. Пластиковая черная папочка в его руках скрывала бумагу, с которой можно законным образом затребовать информацию обо всех звонках по номеру Лобычева в день его гибели. Соболь очень рассчитывал, что именно в офисе «Мобилкома» найдется разгадка столь поспешного бегства Ивана под закат вечеринки.

Уже в машине по дороге в офис он подумал, что надо бы для очистки совести и номер Тони проверить, вдруг не случайно ее телефон тоже потерялся. Подумал, и тут же махнул рукой. Во-первых, к Гейсину с новой просьбой уже не подступишься, а во-вторых, не будет же дочка собственному отцу козни строить.

Получить в офисе нужную информацию оказалось не трудно. Менеджер, внимательно проверив полномочия Соболя, адресовал его к профессионально улыбчивой девушке за серебристым плоским монитором. Хозяйка стола отстучала дробь на клавиатуре, кликнула мышкой, и принтер послушно выдал тайну личной жизни погибшего офицера.

Тимур Олегович еле сдержался от соблазна сразу, не вставая с жесткого офисного стула, наброситься на список телефонных номеров. Кое-как дотерпев полсотни метров до машины, он уже в душном уазике разложил на коленях распечатку и начал просеивать цифры в графе «время звонка». От волнения бумага в его руках дрожала как выигрышный лотерейный билет на потных ладонях везунчика, но не прошло и минуты, как Соболь понял, что больше тревожить следователя своими предположениями ему не придется. Последний звонок по номеру Лобычева значился за шесть часов до его гибели – версия о срочном вызове по телефону летела в трубу.

Тимур Олегович стрельнул у водителя сигарету – свои неожиданно кончились, – и велел рулить в часть. Уравнение в задачке не складывалось, нужно было подходить к решению с другой стороны. В непривычно едком дыму дешевого табака Соболь закашлялся, теряя с каждым хрипом обрывки мыслей. «Так, надо взять небольшой тайм-аут. Окинем ситуацию свежим взглядом, ближе к вечеру» – подумал он, решив пока заняться служебными делами, от которых никуда не деться.

После службы Тимур Олегович заперся в своем кабинете и уютно расположился в кресле, наслаждаясь крепким кофе. Он позволял себе не экономить на этом напитке, признавая только свежеприготовленный «Лавацца». Для этого на скрытом в углу за сейфом журнальном столике притаился черный «Bosh», хорошая кофеварка с множеством функций, главная из которых – регулярно выдавать слоновьи дозы ароматного божественного напитка.

Телефоны молчали, не мешая Соболю переставлять шахматные фигуры в замысловатом этюде, а притихшее здание штаба создавало необходимую для четкости мысли ауру. Сегодня он решил не ехать к Тоне – за девушку капитан был спокоен. Тетя Нина, как ее называли многие в части, давно уже вырастила своих детей и теперь по доброй воле тратила личное свободное время на осиротевшего ребенка. Поэтому Тимур Олегович с чистой совестью отдался в плен размышлений и гипотез.

Домой офицер не торопился. Почему-то в кабинете ему всегда думалось лучше. И уютней как-то, и продуктивнее – нужные решения приходят вроде сами собой. Тимур Олегович распахнул приоткрытое окно, выпуская застоявшийся табачный дым. Свежий воздух задержал его у подоконника, и он засмотрелся на небольшую стройплощадку. За штабом, в тени высоких тополей постепенно вырастала часовня. Еще уродовали пейзаж кучи строительного мусора, еще на лесах матерились трудяги в грязных робах, но уже сейчас проект обещал стать самым благородным и высоким в окружении сталинских четырехэтажных построек зданием…

В свое время Соболь очень удивился, когда к десантникам пожаловал сам Беркульский – влиятельный бизнесмен, известный в определенных кругах как меценат и поборник православной веры. Вячеслав Львович предложил командиру за счет личных банкирских сбережений построить на территории части храм. Аргумент он выдвинул серьезный – десантники уже почти два года безвылазно находятся в Чечне, а православие, как известно, всегда стояло на стороне российского воинства.

Не долго думая, командир решил пойти на встречу бизнесу. Вера – дело хорошее, и если банкиру некуда девать свои капиталы, пусть хоть церкви строит. Правда, потребовалось добиться согласия начальства, все-таки земля не в личной комбатовской собственности. Но этот вопрос Беркульский утряс легко, быстро и с пользой для части. На десантников пролился небывалый дождь благотворительности от Вега-Банка, и, когда командующий лично вручал почетную грамоту Вячеславу Львовичу, отказать банкиру в пятачке земли для благого дела просто не повернулся язык. Храм не храм, но часовню построить разрешили.

Нужно отдать должное Беркульскому, после начала строительства он не прекратил помогать десантникам. И последний эшелон техники отправилась на юга не без его помощи – почти все необходимые для ремонта потрепанных машин детали были куплены на спонсорские деньги. При этом никаких реверансов от военных в свою сторону Вячеслав Львович не требовал. Ну, намекнул как-то раз, что давно из пулемета не стрелял, так ему такое стрельбище организовали – любо-дорого. В общем, сплошные плюсы получились у военных от общения с частным капиталом, поэтому никого особо не интересовало, какие такие грехи прошлого замаливает нынче своей благодетельностью Вячеслав Львович…

Вид будущей часовни направил размышления Тимура Олеговича в сторону от расследования. Сама собой возникла идея, как помочь Тоне устроиться на первых порах самостоятельной жизни. Конечно же, стоит обратиться к Беркульскому. Он наверняка не откажет, войдет в ее положение. Для себя Соболь никогда ничего не просил, но здесь другой случай, тут и обратиться к сильным мира сего не грех. Он решил, что на днях стоит плотно заняться этим вопросом, а сегодня нужно еще поразмыслить над загадкой гибели друга.

Дельные мысли подтянулись только после второй чашки кофе, куда для верности был щедро брызнут коньяк. Предположим, смерть Лобычева все-таки не случайность. В таком разе, что имеется у следствия? А имеется главный вопрос – почему Иван так спешно покинул компанию. Найдется ответ на этот вопрос – появятся хоть какая-то зацепка. Наскок с мобильником не прошел, завел в тупик, хотя можно еще подергаться, проверить номер Тони. Но, собственно говоря, стоит ли привязываться к этому дурацкому телефону. Ведь есть еще свидетели с вечеринки, есть водитель, в конце концов. Правда, судя по протоколам, они ничего не знают, однако это может быть простое нежелание связываться с прокуратурой.

Тимур Олегович погладил свой блокнот как любимую в детстве кошку. Данные на участников вечеринки он успел слизать из документов уголовного дела еще при первом знакомстве, и разыскать свидетелей теперь не составит труда. А начать лучше со штабного водителя – тот наверняка что-нибудь сможет прояснить. Правда, солдатика отпустили в отпуск по состоянию здоровья – нервы подлечить. Но это не проблема – он был местный, городской, адресок в личном деле имеется. Вечером наверняка дома, стало быть, прямо сейчас и стоит поехать…

Было еще светло, когда Соболь, трясясь в служебном «козлике» по ухабам частного сектора, подъезжал к одному из невзрачных кособоких домишек. В этот район миллионного Белореченска Тимура Олеговича занесло впервые, и любви с первого взгляда явно не намечалось. Он даже не подозревал, что в черте города, в каких-нибудь пяти километрах от центра, может существовать такой мрачный поселок. Казалось, он выдернут и пересажен сюда из паралельного измерения, откуда-то из времен крепостного права, из некрасовской «Кому на Руси жить хорошо». Провалиться сквозь столетия впервые увидевшему это место человеку не давали только старый москвичёнок и простенькая в пятнах ржавчины жига, прижатые к покосившимся заборам.

Соболь сверил номер дома с блокнотом и велел солдату посигналить. Пройти во двор он не рискнул – по ту сторону забора тужилась напугать чужаков злая и, судя по лаю, огромная собака.

Вскоре появился обитатель дома – на удивление вполне нормальный человек, без кушака вовсе и не в лаптях, а в обычной олимпийке поверх застиранной футболки. Хозяин жилища узнал неожиданного гостя, но приглашать его в дом не торопился.

– С чем пожаловали, товарищ капитан. Вроде отпуск у моего сына еще не закончился?

Тимур Олегович немного смутился. Он, конечно, не рассчитывал на хлеб-соль, но все-таки должностное лицо, можно быть с гостем и повежливее.

– Да Вы не переживайте, Петр Кузьмич. – Имя-отчество родителей бойца капитан заранее посмотрел в солдатской анкете. – Я просто так, по-человечески заехал. Проведать парня, успокоить, душу, так сказать, полечить. Он дома?

– Раньше надо было беспокоиться. Пропили все на свете, офицеры, бляха, называется. А Митька сейчас весь на нервах. Все казниться, будто из-за него ваш майор погиб.

– В части никто не винит Вашего сына. Я уверен, что он абсолютно не причем. Кстати, как раз об этом я и собирался с ним поговорить.

– Ладно, сейчас позову, только он это… ну, не протрезвел еще. – Петр Кузьмич немного замялся, чувствовалось, ему было неудобно за сына. – Пришел сегодня под утро никакой, потом похмелялся еще. Вот до чего парня довели, не пил ведь почти до армии.

Отец солдата сокрушенно покачал головой и оставил Соболя дожидаться у закрытой калитки.

Несколько минут Тимур Олегович просто ждал, потом решил закурить. Спадающий летний вечер не баловал тишиной. В приглушенные акустические намеки о близком соседстве большого человеческого муравейника вплетались типичные деревенские мотивы. Слышно было кудахтанье кур, где-то даже похрюкивала свинка. Соседний двор залился собачим лаем, его примеру последовал еще один, потом еще. Собачий телеграф постепенно спускался к излучине реки и затихал внизу, где дворы кончались небольшой дырявой полоской прибрежной растительности.

Тимур Олегович глянул на часы. Ожидание затягивалось. Офицеру надоело зазря отмахиваться от комаров, и он решил снова воспользоваться автомобильным сигналом. Гудок подействовал. Калитка открылась, но вместо ожидаемого свидетеля опять появился его отец, на этот раз с явным удивлением на лице.

– А где Митька? – поинтересовался хозяин дома.

– Именно это я и хотел у Вас сейчас спросить.

– Как, Вы с ним еще не поговорили?

На этот раз брови поползли вверх у Тимура Олеговича.

– А разве он уже выходил?

– Конечно. Сразу, как я ему сказал, он оделся, взял деньги, сказал, что потом сразу за пивом сходит, и вышел к Вам… Ага, то-то он телефончик прихватил, смылся поросенок, – наконец догадался родитель. – Ну, не обессудьте… Выходит, не хочет Митька с Вами разговаривать.

Соболь припомнил собачий лай, и все стало понятно.

– Ладно, заеду в другой раз. Надеюсь, через день-другой он немного успокоится. И не разрешайте больше пить своему сыну, пусть лучше отоспится как следует.

В принципе, Тимур Олегович не очень удивился этому нелепому побегу. Скорее всего, боец не захотел показываться начальству в пьяном виде, могут ведь потом и с машины снять. Жаль, конечно, потерянного времени, но стоит ли расстраиваться по мелочам? Солдатик ни куда не денется, а пока можно других свидетелей охватить. Но уже завтра.

За пару кварталов от своей холостяцкой квартиры капитан, решив прогуляться, отпустил водителя. Он в хорошую погоду часто так вот разминался – прогулка по небольшому парку успокаивала после рабочего дня. Да и вечером, перед сном, любил Тимур Олегович навестить этот островок зелени, который и парком то назвать было трудно. Правда, тропинки пересекали зеленую зону в изобилии, но деревья давно уже росли сами по себе, лавочки, если когда-то и стояли, то сейчас прятались в путанном кустарнике, а на фонари даже не было намека. Зато в лесочке не галдела детвора, мамаши с колясками предпочитали дышать воздухом в другом месте, а выпивохи кучковались только с самого краю посадки, рядом с круглосуточным магазином. Лишь собачникам был по душе этот парк, но разнокалиберные моськи со своими хозяевами заполняли его только рано утром и не слишком поздно вечером, не мешая прогулкам Соболя.

Заброшенный живой уголок населяли по большей части вороны, гнездами которых было украшено почти каждое мало-мальски приметное дерево. С черноперыми соседствовало несколько белок, пугливых и недоверчивых. Из юннатского любопытства Тимур Олегович когда-то решил приручить одного больше других любопытного пушистого грызуна, и каждую свою вечернюю прогулку таскал к дереву Рыжули (так он окрестил белку) то семечки, то арахис. Теперь белочка, вскоре привыкшая к угощениям, постоянно встречала офицера после службы на нижних ветках пожившего клена, а в последнее время даже осмелилась грызть семечки прямо из рук благодетеля.

Вспомнив про белку, Тимур Олегович слегка расстроился, что за делами позабыл сегодня купить пакетик арахиса для подопечной, но угощение, как ни странно, не понадобилось. Похоже, белка взяла на паперти выходной, не желая общаться и решив отдохнуть в своем гнезде. Зато кругом хватало ворон, которые почему-то все еще кружили в темнеющем небе, нарушая свой обычный распорядок.

Соболь шутливо пригрозил мятущейся черной стайке кулаком. Даже она не смогла испортить офицеру благодушное настроение, вызванное приятным летним вечером и выпитой по дороге бутылкой холодного пива. Замедлив шаг, он вдыхал про запас свежий почти лесной воздух, которого будет недоставать в душной квартире. Возникло желание спокойно, со вкусом покурить, устроившись на старом морщинистом пне.

Офицер нашарил в кармане сигареты и зажигалку, но тут же, заметив впереди непонятное мельтешение, убрал всё обратно, пригляделся. Так и есть! На небольшой утоптанной полянке, где тропинка троилась и разбегалась потом в разные стороны, явно кого-то поджидали.

Тимур Олегович был уверен, что не его. Шпана к нему давно уже не приставала, а конфликтов с братками офицер не имел, поэтому спокойно пошел вперед, отказавшись на всякий случай от идеи покурить. Однако три субъекта спортивной наружности, завидев Соболя, неожиданно стали футбольной стенкой прямо по курсу, и еще двое вышли сбоку из-за деревьев, перекрыв ему дорогу сзади.

«Так, сейчас обхамят, затем начнут прессовать, потом этот мелкий справа начнет драку», – прикинул обстановку офицер. Но вместо обычного «эй, мужик, дай закурить» он услышал совсем другое. Самый крупный и, по-видимому, главный в этой компании бросил своим: «Только жмура не сделайте», затем без лишних разговоров, коротко, по-боксерски с корпусом ударил жертву…

Вернее, попытался ударить. В тот момент, когда бритый амбал начал исполнять эффектный прямой, Соболь вдруг увидел, что пространство вокруг занялось сполохами, как полярное сияние, и эти сполохи заслонили его от бандитов непробиваемой стеной. Офицер попытался сделать шаг, но тропинка под ногами превратилась в зыбучий песок, завертелась воронкой, и он провалился далеко-далеко, в свою бойцовскую спортивную молодость. Соболь вдруг оказался в университетском спортзале, и несколько товарищей взяли его в круг, и за ними наблюдает опытный тренер. Обычная тренировка в секции рукопашного боя, обычный групповой спарринг. По команде тренера начинается сложный танец разгоряченных потных тел, цена которому – право выступать на республиканском чемпионате…

Думать некогда. Первый напарник бьет правый прямой – уклон и прыжок с кувырком влево-вперед, прорваться из враждебного круга. В стойку, двойной удар дуплетом сбоку в челюсть первому, причем второй рукой по самому кончику подбородка, чтоб сразу в аут. Продолжая инерцию тела, правой ногой боковому в горло – пусть покашляет пока, – и сразу кувырок назад. Все в порядке, можно замереть, оглянуться.

Так… Третий, который заходил стыла, вымахнул из рукава нунчаки. Ему – «ножнички» на правую опорную ногу в падении, и, пока он заваливается набок, мягко принять удар чаки мышцей предплечья, сразу кувырком в стойку уже с чаками и непробиваемый заслон вокруг себя из вертящегося пропеллером убийственного эбонита. Все! По условию схватка выиграна – трое из пяти выбыли и противник обезоружен. Сейчас будет свисток тренера и вежливый поклон бойцов…

Любопытно, тренер молчит, и выбывшие снова в игре. Двое, кроме первого сбитого, встали, и теперь уже четыре противника сжимают кольцо. Наверное, тренер усложнил задачу – эффект неожиданности. Но почему же на лицах противников не спортивный азарт, а недоумение и злоба. Ладно, после схватки проясниться…

Выпад вперед с ударом чаками, с разворота ногой в дых правому боковому, снова пропеллером вокруг себя рассекающую воздух защиту. С подскока носком ноги по коленной чашечке левого, снизу вверх, чтоб отлетела к чертовой матери, и сразу с разворотом удар чаками по заднему. Есть, достал по шее, парень прилег отдохнуть. Хороший получился удар, с хрустом. Странно, свистка все нет, а последний противник решил сбежать. Да, не боец он, выгонят, наверное, теперь из секции. Стоп, а где тренер…

Когда Соболь включился в реальность, на небольшой полянке в окрепших вечерних сумерках корчились и матерились четыре тела. Вернее, корчились и ругались только трое – одно тело лежало неподвижно и молча. Тот, задний, получивший эбонитом по шее, не шевелился. Тимур Олегович нащупал венку на запястье и понял – медицинская помощь молодому белобрысому братку больше не понадобится.

Глава 4

Мастерить свежий труп собственными руками Тимуру Олеговичу довелось впервые. Постреливал, бывало, по живым мишеням, когда в Чечне от нохчей отбивались. Но там другое – неизвестно, попал ты или промахнулся. А сейчас никакой виртуальности – натуральный, теплый был еще голубчик, словно отдохнуть прилег.

Поэтому неудивительно, что даже в своей квартире по прошествии трех часов после схватки состояние Соболя было далеко от нирваны. Он то и дело встряхивал головой, колол себя булавкой, пытаясь сбросить мучительный кошмар, но вот они – сбитые в кровь костяшки пальцев, и ноет предплечье, которым принимал чаки, и до жути реальный живой еще белобрысый парень укоризненно смотрит на своего убийцу…

Дело шло к полуночи, а Тимур Олегович все еще курил прямо на кухне своей однокомнатной квартирки. Обычно он предпочитал дымить на балкончике – там и воздух свежий, и вид повеселее, и можно уютно развалиться в потрепанном креслице из лозы, стряхивая пепел в консервную банку. Тимур Олегович не любил пользоваться пепельницей. Ее чистить, мыть надо. А банку слегка наполнил – и в мусоросборник, новую открыть без проблем. Не комильфо, правда, но если гостей нет, это не аргумент.

Соболь очень редко изменял балкону. Только в сильный дождь, или когда там за минус двадцать – мало приятного в таких условиях дышать никотином, уж лучше на кухне. Сегодня же он прокуривал интерьер по другой причине – просто опасался выходить наружу. Вдруг все-таки тот сбежавший проследил его до дома, и бандиты пасут несостоявшуюся жертву с улицы.

Когда Тимур Олегович понял, что убил человека, то не стал долго раздумывать и решил аккуратненько, по-английски, уйти. Правда, сначала, в приступе добропорядочности, он собирался вызвать скорую помощь и милицию. Но, оглядевшись в безлюдном парке, капитан оценил ситуацию глазами юриста и быстро сообразил – ему грозит тюрьма. Конечно, с его стороны была самооборона, но попробуй докажи это следователю. Свидетелей нападения не было. У нападавших серьезные травмы – а у него ни царапины, если не считать сбитые давно не тренированные кулаки. «Пострадавшие» в один голос заявят, что сбрендивший в Чечне десантник сам на них напал. Поди объясни после этого в суде, что ты не страдаешь афганским синдромом! В общем, здесь железно корячилось до трёх лет лишения свободы за превышение пределов необходимой обороны. Естественно, терять их не хотелось, к тому же виноватым себя Тимур Олегович не считал. Сами нарвались, уроды.

Решив никуда не звонить, Соболь бегом, у крайних деревьев перейдя на шаг, выбрался из лесочка. Еще набегу протер чистым носовым платком нунчаки, ставшие орудием убийства, и по пути незаметно бросил их в мусоросборник. Спокойно прогулялся до остановки, сел в подоспевший троллейбус. Через две остановки вышел. Пешком, но уже с другой, безлесной стороны добрался домой. Как умел, проверял хвоста – вроде не было.

В квартире, закрывшись на оба замка и цепочку, Тимур Олегович почему-то сразу забрался в душ. Он долго терся мочалкой, пытаясь смыть прилипшую ауру свежего жмура, потом хлебал кофе, коньяк, снова кофе, шмалил одну за другой сигареты – все без малейшей пользы. И только когда окончательно стемнело, смог, наконец, успокоиться до возможности анализировать ситуацию.

Если честно, Соболь очень удивился своим бойцовским качествам. Раньше с ним подобного не случалось. Разумеется, бывали в его жизни не только тренировочные спарринги. Приходилось несколько раз и в подворотнях доказывать наглецам и хамам своего кандидата в мастера по рукопашному бою. Но чтобы так запросто войти в боевой транс, разделаться с пятеркой крепких тренированных «гоблинов» – это что-то новенькое! Тимур Олегович, конечно, слышал про всяких там берсерков, про боевых вогульских шаманов, про индейцев с их воинственным исступлением, но где индейцы – а где он? Можно, в крайнем случае, записать неожиданный транс в дебет резервов человеческого организма, но только ясности от этого не прибавиться.

Ну и черт с ними, с чудесами. Сейчас Тимура Олеговича по настоящему заботило другое – причина хулиганского нападения. Нужно было крепко, очень крепко поразмыслить над случившимся. Соболь пожалел, что не задержался после рукопашки на несколько минут. Следовало бы допросить, да с пристрастием, неудачливых разбойничков. Теперь ничего не поделаешь, придется переваривать то, что есть.

Итак, что дано в условии задачи. Имеется место нападения, причем весьма своеобразное, известна общая характеристика нападавших. Знаем время нападения, а также личность и привычки объекта засады. Требуется установить – поджидали случайную жертву или конкретно капитана Т.О. Соболя.

Так, происходило все в безлюдном месте, где, кроме собачников и одного беспечного офицера-десантника, приличных людей с кошельком не дождешься. Стало быть, на простой грабеж не похоже. Обычная хулиганка тоже вряд ли – ребятки были серьезные, тренированные и, судя по всему, организованные. Не разбежались после первой неудачи, атаковали молча, сосредоточенно. Такие не развлекаются случайными драчками.

Теперь время нападения. Было около двадцати двух, в этот час хорошие песики уже делают баиньки. Следовательно, категория собачников как возможный объект заранее спланированной засады отпадает. Если ждали конкретно гражданина Соболя, то почему именно в этом месте и в это время? Неужели знали его привычку? Хотя почему бы и нет. Тоже мне, секретная информация. Помниться, ехали к нему домой веселой офицерской компанией, уже порядком хмельные, так он у парка почти на автопилоте высадил всех из машины и погнал через лесочек. Прогулялись, конечно, хорошо. Но потом, когда слегка протрезвели, народ начал возмущаться бесцельно потраченным временем. Пришлось оправдываться – привычка мол, по вечерам свежим воздухом дышать, вот ноги сами и понесли.

Гм… Выходит, свои же подставили, или проболтались кому не со зла. Чету пенсионеров, знавших о прогулках в парке своего соседа-офицера, в расчет можно не брать… Нет, офицерам все-таки хотелось бы верить. Стоп, а водитель…

Штабные водители знают про свое начальство все. Ну, или почти все, свечку таки не держат. Между прочим, а ведь шофер Лобычева прекрасно знает о прогулках в парке – несколько раз подвозил домой, когда замполитовский уазик был сломан. Ох, чувствуется, не зря он сбежал сегодня, избегает про аварию откровенничать. Сомнительно, конечно, что простой солдатик все это затеял, но он вполне может быть связан с каким-нибудь серьезным человеком, вполне…

Так, уравнение сошлось. Судя по всему, на тесной лесной тропинке ждали не гипотетического карася с монетами, а конкретно Соболя Тимура Олеговича. Кстати, фраза, брошенная старшим шайки перед дракой, жмура, мол, не делайте, вполне укладывается в эту версию. Вероятно, его действительно заказали, но было велено не убивать, а так, покалечить слегка, чтоб залег в больницу и не мельтешил. Вывод напрашивался сам собой – причина кроется в его собственном расследовании дела Лобычева. Ни во что другое после возвращения из командировки он вляпаться не успел.

Тимур Олегович поймал себя на банальном желании крепко почесать затылок. В полный рост перед ним стали извечные вопросы – что делать, и кто виноват? На счет «кто виноват» более-менее ясно. Определим заказчика нападения – найдем убийцу Лобычева. Или наоборот, найдем убийцу – найдется и заказчик. Вот по поводу «что делать»… А здесь пока без вариантов – продолжать опрос свидетелей. Причем без долгого ящика – прямо завтра с утра, как только отсовещаются все. И еще, надо бы на всякий случай подстраховаться на счет служебной машины. Пожалуй, лучше пока без нее обойтись – на личной поездить.

Однако на следующий день Тимуру Олеговичу не пришлось посвятить дообеденное время своему расследованию. Утром, уже после совещания, раздался стук в дверь, и на пороге кабинета появилась телефонистка тетя Нина.

– Можно, Тимур Олегович, – не по уставу обратилось она. – Я на счет Тони…

– Заходите, Нина Петровна, заходите. Что-то серьезное случилось?

– Надеюсь, нет, но я очень переживаю за девочку. Какая-то она стала … не знаю, как объяснить. В общем, выгнала Тоня меня вчера.

– Как это выгнала? – не поверил Соболь. – Ну-ка, давайте поподробнее.

– Я, как обычно, после службы решила ее проведать. Думала, вкусненькое чего приготовить, накормить девочку, а то ведь исхудала совсем, кожа да кости. А она даже за порог не пустила, сказала, хватит, мол, ее жалеть, добренькими притворяться. Я к ней и с лаской, и с уговорами, так накричала на меня, истерику закатила и дверью чуть не по носу!

Тетя Нина замолчала, ожидая реакцию Тимура Олеговича. Капитана ее рассказ, конечно, расстроил, но не то, чтоб уж очень удивил. Безусловно, поведение Тони выглядело странным. Вернее, оно было бы странным для той, прошлой Тони – счастливой дочки любящего отца. А для сироты…

– Не переживайте, Нина Петровна. Такое поведение сейчас вполне объяснимо, у девочки стресс. Думаю, ей потом самой было стыдно… Не надо на нее обижаться, ладно.

– Да я не обижаюсь, тут дело в другом. Я, когда вчера от нее ушла, расстроилась, конечно, чуть не разревелась, присела у соседнего дома на лавочке успокоиться. Потом, так же как Вы сейчас вот, подумала, что нервный срыв у нее. Решила, надо подождать немного и еще зайти. Минут десять просто так сидела, потом зеркальце достала – макияж проверить, может тушь потекла. И вдруг вижу я в зеркале, как выходит из подъезда наша Тоня, расфуфыренная вся, в юбочке такой, что нянька Вика, которая Заворотнюк, отдыхает. Мимо меня прошла – не заметила, торопилась куда-то. Не стала я тогда ее дергать, от греха подальше. А потом забеспокоилась – куда это она вечером в таком виде собралась. В общем, переживаю сейчас за нее, пропадет девка… Пристроить бы куда-нибудь ее, а? Ведь школу закончила, куда теперь пойдет? Вы же с отцом ее дружили…

– Ну, куда она бегала вечером, может, и не важно совсем. Взрослая девчонка уже. А делами Тони я, разумеется, займусь.

Разговор с тетей Ниной напомнил Соболю о плане встретиться с Беркульским как раз по этому вопросу. Правда, вчера еще не горело, а сегодня выясняется, что откладывать визит на Голгофу нельзя.

Голгофой для Тимура Олеговича была любая необходимость идти с поклоном к сильным мира сего. Еще в ранней молодости, перечитывая снова и снова незабвенного Булгакова, он всякий раз наизусть твердил как заклинание: «Никогда ничего не просите у тех, кто сильнее вас. Сами все увидят, и сами все дадут». С годами юношеский максимализм поистерся. Стало ясно, что никто ничего просто так не даст, но протягивать руку, пусть даже по делу, он так и не научился. Всего добивался сам, хотя локтями в толпе не работал, предпочитая отойти в сторонку и поработать головой.

Но в армии неожиданно выяснилось, что выпрашивать подаяние – чуть ли не прямая обязанность Тимура Олеговича. По этому поводу его шеф, бригадный замполит полковник Теликов, в свое время однозначно вразумил неопытного офицера: «Про финансирование культурного досуга солдат больше не заикайся. Государству танки новые не на что закупить, а ты про телевизоры и газеты толкуешь… Сам знаю, что положено, но денег не жди, крутись как хочешь. Считай, что это твой крест теперь – спонсоров искать. Короче, хоть на паперти стой, но чтоб комнаты досуга были в ажуре. А к годовой проверке в каждой роте должны стоять новые телевизоры».

На паперть он, естественно, не пошел, но проблему решил. Только пришлось солдатикам немного у местного фермера поработать. Тоже, конечно, нарушение, не для того их призывали. Однако, по мнению, Соболя, это было честнее, чем расшаркиваться перед благодетелями.

Именно по причине такой вот ископаемой гордости Тимур Олегович и с Беркульским старался не общаться. Правда, они пересекались несколько раз, на стрельбище и на стройке часовни, поэтому большой человек знал о существовании маленького – капитана Соболя. Тимур Олегович решил, что в случае с Тоней воспользоваться этим знакомством вовсе не грех.

Вопрос о встрече с Беркульским решился неожиданно просто. Не зря говорили про Вячеслава Львовича, что прост он в общении и не заносчив. Секретарша банкира выспросила личность звонившего, и уже через полминуты обволакивающей музыки в телефоне Тимур Олегович объяснял ее боссу суть проблемы. И двух слов сказать не успел, как офицера пригласили к тринадцати ноль-ноль явиться в офис для обстоятельного разговора.

Здание Вега-Банка, монументальное и в тоже время какое-то космическое, словно американский «Шатл» в готовности к старту, органично вписывалось в окружающую сталинскую архитектуру. На стоянке у входа в банк среди мерседесов, лексусов и прочих атрибутов благополучия военному «джипу» места не нашлось. Водитель припарковался чуть дальше, за небольшим сквером, который служил прибежищем относительной прохлады в полуденном центре города. Время еще позволяло, и Тимур Олегович присел на лавочке под тенистой липой, подбирая убедительные фразы для предстоящего разговора. Но спланировать толком диалог не удалось.

На другой конец лавочки присоседились две щебечущие девчушки, которые понятия не имели, что пломбир гораздо вкуснее облизывать молча. Офицер, почувствовав себя неуютно от такого соседства, решил пересесть на другую скамейку – к бабушке, сосредоточенно кормившей сдобой наглых голубей. Вставая, он услышал характерный «шмяк» и оглянулся – на том месте, где он только что сидел, красовалась солидных размеров клякса птичьего помета, а на ветке над лавочкой чистил перья отбившийся от стаи неприлично белый голубь.

Школьницы, переглянувшись, дружно прыснули, и Соболь поспешил удалиться. «Вот черт! Могла ведь сорваться встреча, – подумал он. – Как бы я с таким украшением на форме сейчас пошел к уважаемому человеку».

Процедура допуска в сердце финансовой империи заняла две-три минуты – охрану, видимо, предупредили заранее. Тимуру Олеговичу впервые шел по этим коридорам, отделанным так, что рядовой житель какого-нибудь Затеряшинска наверняка должен был остолбенеть здесь в благоговейном ужасе. Но Соболь чувствовал себя уверенно – бывали в приличных местах, бывали.

А вот кабинет Беркульского его все-таки поразил. Не кабинет, а настоящая выставка русской иконописи. Чувствовалось сразу – на посетителя взирали не жалкие потуги современных ремесленников, не новоделы, а настоящие, древние намоленные образы. В одном из углов, как когда-то в старом бабушкином доме из раннего детства боевого капитана, перед бледным от времени ликом Богородицы в почерневшем серебре горела лампадка.

В таком интерьере Беркульский казался гораздо значительнее, чем во время своих визитов к десантникам. И без того высокий, под два метра ростом, сейчас он походил на сказочного великана. Высокий лоб с благородными залысинами в отблеске лампадки буквально кричал о его недюжинном интеллекте, глаза излучали уверенность и силу. Офицеру на миг показалось, что перед ним не современный финансовый магнат, а непреклонный инквизитор, готовящийся учинить еретику допрос.

Справившись с мистическим видением, Соболь присел на указанный гостеприимным жестом стул. Первым заговорил хозяин кабинета.

– Вы не тушуйтесь, Тимур Олегович, я хоть и банкир, но не хазарин какой-нибудь, а человек православной веры. Горе человеческое понимаю и всегда готов помочь. Вы чай или кофе? – Не дожидаясь ответа, он заказал секретарше два кофе. – Давайте поподробнее, какие там проблемы у сироты.

«Хорошая память у банкира, даже имя-отчество мое помнит. Может, конечно, только сейчас, перед самой встречей выяснил, но все равно приятно», – подумал Тимур Олегович, и коротко, по существу изложил влиятельному собеседнику Тонины проблемы с жильем и финансами.

Несколько минут после монолога посетителя Вячеслав Львович задумчиво дегустировал кофе, потом сделал круг по кабинету, заложив руки за спину, и снова сел в кресло.

– Я, конечно, не царевна-лебедь, но этому горю пособлю, – наконец сказал банкир. Соболь еле сдержался, чтоб не улыбнуться. Он и раньше замечал, что в таких вот благотворительных разговорах этот вполне современный долларовый мультимиллионер любит употреблять колоритные, но уже подзабытые жемчужины русского языка. Наверно, с их помощью старается подчеркнуть свою набожность и православные корни. Вот и сейчас современную деловую лексику Вячеслав Львович обильно сдобрил архаикой.

– Если я правильно уразумел, чтобы сирота получила от казны угол и страховку достаточно всего-навсего переделать экспертизу. – Беркульский снисходительно улыбнулся и, чиркнув у себя в блокноте, продолжил. – Ценю Ваш наивный порыв договориться с экспертом по-человечески, но в наше диавольское время вопросы так не решаются… Можете не переживать. С божьей помощью, сию проблему мы сладим. Уже завтра пополудни окажется, что ваш майор был трезв, и в прокуратуре сделают нормальное постановление. И еще вот, на первое время девочке передайте.

Соболь без разговоров взял протянутую тугую пачку синеватых банкнот. Прав был булгаковский Воланд – сами все дадут! Капитан даже ничего попросить толком не успел, просто обрисовал сложившееся положение. И пожалуйте вам – само все устроилось как нельзя лучше. Поэтому офицер не чувствовал сейчас унижения просителя и не раскаивался в своем решении обратиться к Беркульскому.

– Вячеслав Львович, Вы даже не представляете, как я Вам теперь обязан… – искренне начал благодарить офицер.

– Полно, полно господин капитан. Богоугодное и благое дело всегда мне в радость. Ну да хватит об этом… Расскажите лучше, как там наше христолюбивое воинство в Чечне поживает. Много ли бандитов отправили в преисподнюю?

– Наши все целы, слава богу. Особых проблем нет, техника, спасибо Вам, не подводит. А стреляли в последнее время немного – там жизнь постепенно налаживается.

– Кстати, о стрельбах. Что-то я давненько оружие в руках не держал…

– Так нет проблем, Вячеслав Львович. В любой день организуем, Вы только скажите когда.

Беркульский, полистав свои записи, решил нюхнуть пороху завтра во второй половине дня.

– Только знаете, Тимур Олегович, как-то надоело по фанеркам да бутылкам палить. – Банкир немного помолчал. – У меня есть деловое взаимовыгодное предложение. Вам ведь все едино уазик после аварии списывать, так давайте мы его из гранатомета разделаем. Любопытное, должно быть, зрелище! А я для части новую машину подарю.

Хорошее настроение Соболя вмиг улетучилось. У него были свои виды на разбитый уазик, но отказывать благодетелю в этой ситуации было ох как тяжело. Тимур Олегович отхлебнул остывший кофе, чтоб наполнить чем-то затянувшуюся паузу, и все-таки решился.

– Видите ли, Вячеслав Львович, эта машина может понадобиться. Дело ведь по аварии пока не закрыто, а она выступает вещественным доказательством…

– Помилуйте, Тимур Олегович! – удивленно вскинул брови банкир. – Там все уже осмотрено и задокументировано, а дело, поверьте, не сегодня-завтра отправят в архив.

– Извините, но тут другое. Я не хотел Вам говорить, но, видимо, придется… – Соболь зачем-то достал из кармана авторучку и завертел ее в пальцах. – В общем, я сильно подозреваю, что Лобычева убили. Пока доказательств особых нет, но странностей в этой истории достаточно. Например, у его машины проколоты оба правых колеса, а в акте осмотра это упущено. Есть и другие зацепки… Я пока сам пытаюсь разобраться, но если что-то проясниться, машина может потребоваться как доказательство в уголовном деле.

Беркульский некоторое время озадаченно смотрел на посетителя, затем вдруг мелко затрясся, не в силах удержать смех.

– Ну Вы даете, князь Серебряный. Это же надо – из дырявых колес целое преступление состряпать. – Банкир вытер платочком уголки глаз и, все еще улыбаясь, продолжил. – Помилуйте, ну кому может понадобиться убивать, да еще так хитроумно, простого майора. Поверьте на слово, заказные убийства стоят дорого, за майоров такие деньги не выкидывают.

– Всё может быть, Вячеслав Львович. Случается, и простые майоры дорогу большим людям переходят. Вот я и хочу разобраться… Я так думаю, пока он частью командовал, мог и вляпаться в какую-нибудь историю с длинными нулями.

Банкир снова рассмеялся, откинувшись на спинку кресла, и не мог остановиться минуты три. Тимур Олегович, начиная чувствовать себя идиотом, с тоской посмотрел на выход.

– Ради бога, скажите мне, какие в вашей дырявой части могут быть миллионные конфликты. – Вячеслав Львович подавил смех, пытаясь достучаться до здравого смысла офицера. – Ну, вот я, например, с месяц назад пересекся с вашим Лобычевым. Так там вопрос огарка свечи не стоил. Попросил его по-человечески двух воинов снарядить на стройку часовни, чтоб дело быстрее шло, а он отказал. Нельзя, говорит, солдат от боевой подготовки отрывать. Нешто я после этого заказывать его должен?

Тимур Олегович молча уставился в стол, а банкир продолжал вбивать гвозди в крышку гроба его версии.

– Поверьте бизнесмену из девяностых – не за что было кончать вашего майора. Поверьте, и не тратьте попусту время и нервы. А если все ж такая охота, что пуще неволи, можете еще Нугаева поспрошать. У вашего телефонного арендатора тоже, на сколько я знаю, с Лобычевым какая-то непонятка была недавно, но они ее благополучно разрулили. Так что, убедил я Вас, будем по уазику стрелять?

Соболь продолжал молчать, не в силах прямо отказать участливому банкиру. Его уверенности, конечно, поубавилось, но он все еще намеревался продолжить расследование. Беркульский правильно понял молчание офицера и прервал затянувшуюся паузу.

– Ну что ж, на нет – и суда нет. Я бы еще с удовольствием послушал Ваши детективные фантазии, но, извините, коммерция не ждет. До свидания, звоните, если что еще понадобиться.

Тимур Олегович пожал протянутую руку и вышел, а банкир еще некоторое время смотрел в закрывшуюся дверь, потом, перекрестившись у одной из икон, взял телефон.

Глава 5

Соболь покинул банк в препакостнейшем настроении. Хоть Вячеслав Львович, как интеллигентный человек и не подал вида, что обиделся отказу в его маленькой просьбе, только поди узнай его настоящую реакцию. В любом случае, вряд ли она в пользу офицера.

По большому счету, Тимуру Олеговичу было параллельно, что про него подумал банкир, но этот небольшой конфуз расстроил дальнейшие планы офицера. Соболь, посещая Вега-Банк, намеревался не только решить Тонины проблемы, но еще и поговорить с главным секъюрити банка. Михаил Курко присутствовал на той злополучной вечеринке и даже провожал с нее Лобычева, посему наверняка мог поведать что-нибудь любопытное, скрытое от следствия. Теперь, после столь неприятного финала общения с Беркульским, соваться к начальнику службы безопасности Вега-Банка было как минимум неразумно. При таких деньгах ведь дружба дружбой, а служба – службой. Стуканёт, чего-доброго, друг Мишка о разговоре с бывшим сослуживцем шефу, тогда уж Вячеслав Львович наверняка осерчает. За себя Тимур Олегович не боялся, но судьба Тони в этом случае может снова оказаться под вопросом.

Водитель уазика терпеливо ждал, когда офицер соизволит назвать следующую цель поездки, но тот лишь молча курил рядом с машиной, не обращая внимания на пекло летнего асфальта и отравленный воздух закупоренного автомобильной пробкой переулка. Тимур Олегович прокручивал состоявшийся разговор, пытаясь решить, стоит ли ему вообще продолжать свое расследование. Логичные и убедительные доводы Беркульского значительно поубавили детективный пыл офицера. Однако они были так обильно приправлены насмешкой, что самолюбие Тимура Олеговича требовало хоть головой об стенку, но доказать свою правоту.

На середине второй подряд сигареты он пришел к компромиссу между здравым смыслом и самолюбием. Соболь, припомнив фразу Вячеслава Львовича о какой-то заморочке Лобычева с Нугаевым, решил на всякий случай пообщаться с телефонным коммерсантом, тем более, что последний фигурировал в списке участников вечеринки и мог оказаться свидетелем. Но если их конфликт тоже окажется пустяковым – расследование придется сворачивать.

Тимур Олегович достал записную книжку, открыл на букве «Н». В новом мобильнике телефонный справочник был еще пуст, вот и пришлось набирать с листа малознакомый номер. Хоть и не удобно, зато вышло результативно – соединиться удалось с первой попытки, а встреча вообще срослась просто сказочно. Нугаев как раз намеревался ближе к вечеру лично проверить строительство новой ретрансляторной вышки на территории десантников, а Соболь еще вчера запланировал проверить стрельбище. Оно хоть и располагалось недалеко от города, но все-таки не каждый день там бывали отцы-командиры. После короткого разговора водитель получил, наконец, долгожданную команду и от души газанул.

До встречи с Нугаевым Тимур Олегович на стрельбище занялся своими непосредственными обязанностями. Напрягаться особо не пришлось, в «багдаде» было все спокойно. Когда с КПП сообщили о приезде бизнесмена, Тимур Олегович решил сам пройти на его объект и пообщаться там – в кабинете слишком официальная атмосфера, не до откровенности.

Завидев офицера, Нугаев вроде бы даже обрадовался встрече, хотя раньше они особо не контачили.

– Приветствую героя-десантника на родной земле. – Азамат Фаттихович перехватил взгляд Соболя на металлическую конструкцию и поинтересовался. – Ну как, Тимур Олегович, нравится сооружение? Без пяти минут памятник архитектуры!

– Ничего так. Не Эйфелева башня, конечно, но впечатляет, – не покривил душой офицер.

Соболя впечатляла не сколько сама конструкция, сколько темпы и технология ее сооружения. Прошло совсем немного времени после начала стройки, а половина из ее будущих пятидесяти метров уже возвышалась над военными постройками. Тимур Олегович прикинул, что даже с такой половинчатой высоты должен открыться потрясающий вид – и крутой, весь в зелени. берег Агидели, и самый высокий конный памятник Европы, и впечатляющее здание администрации Белорецкого губернатора.

– Если не секрет, что привело самого главу Мобилкома на стройку обычного ретранслятора? – продолжил Соболь.

– Не секрет. Решил свежим воздухом подышать, а тут хороший повод вырваться из кабинета. Да и ретранслятор не совсем обычный – дух захватывает, какой высокий! Еще немного, и ваши десантники смогут отсюда с парашютом прыгать, – шутливо похвастал Нугаев.

– Вообще-то меня по должности больше беспокоит, чтобы отсюда никто без парашюта не сиганул. Уж больно долго смельчак будет падать и материться, а я не люблю, когда ругаются матом.

– Наслышан, наслышан… Между прочим, я давно заметил, что Вы, извините Тимур Олегович, какой-то невоенный военный. Говорят, и образование юридическое имеется. Что ж сапоги-то надели? Романтика?

Соболь подумал, что стоит и пооткровенничать. По Ньютону, сила противодействия равна силе действия, авось собеседник тоже не станет дыму напускать.

– Какая там романтика! – Тимур Олегович сокрушенно вздохнул. – Наоборот – голая проза жизни, к тому же со смертельным исходом.

– Уголовщина?

– Нет. Судебный беспредел. Я тогда работал в сфере строительства жилья, представлял интересы застройщика. Слыхали, наверное, какие там дела проворачиваются. Двойная продажа квартир – обычное дело. Мы по этому поводу шутили между собой – экспроприируй экспроприаторов. Ну откуда у честного работяги может быть сотня тысяч долларов на долевое строительство! А тут пришлось мне в суде представлять фирму по делу о расселении одного старого дома под снос. Процесс мы выиграли, но потом я узнал, что мужичёк этот, который истец, поджег себя на подоконнике да с пятого этажа и выпорхнул. Кстати, тогда я курить и начал, – закончил Тимур Олегович, прикуривая сигарету.

– Так что, не вынесла душа поэта?

– Душа здесь не причем… Слыхали про Шамаша?

– Кого-кого?

– Шамаша – древнешумерского бога. Это Вам не наша слепая Фемида, никаких мораториев на смертную казнь! Принципиальный, говорят, до жути божище. Всякого, кто нарушал «стезю Шамаша» – отступал от правды и справедливости, – ждала неминуемая страшная кара.

– Откуда такая эрудиция у десантного офицера?

– Из университетского курса. В общем, я тогда твердо решил с юриспруденции уйти. Не зря говорят, адвокат – дьявольское семя. Правда, еще год работал, чтоб с кредитом за квартиру расплатиться. А потом в Чечне снова заморочки начались, ну я в военкомат и подался. На войне любой грех отработать можно…

– Да, историйка… Только все равно, в армии без мата никак. Вот помню, когда я служил… Да что далеко ходить! Товарищ наш, светлая ему память, такие ненормативные узорчики выписывал, что заслушаешься.

– Кстати, Азамат Фатихович, я по поводу Лобычева и хотел встретиться. Вы же накануне его гибели вместе отдыхали, может, объясните, куда он так неожиданно рванул ночью.

Нугаев резко изменился, как будто снял маску улыбающегося, открытого человека. Как-то сразу заметнее стала монголоидность его лица. Глаза, до этого почти европейские, сделались узкие и колючие.

– Да я вообще-то следователю уже все рассказал, что знал. А Вы что же, собственное расследование затеяли? На каком основании, если не секрет.

– Ничего я не затевал. – Тимур Олегович понял, что его уловка не удалась, и решил подобраться к интересующему вопросу окольным путем. – Просто хочется больше узнать о последних днях жизни своего друга, поговорить с теми, кто общался с ним в последние часы. Может, какие-то нерешенные проблемы остались, может он с кем-нибудь ссорился и был неправ, так я за него хоть прощения попросил бы.

Лицо Нугаева несколько смягчилось, но во взгляде чувствовалась настороженность.

– Ну, на счет этого не ко мне. Я с Лобычевым никогда не воевал. Более того, до сих пор благодарен ему за решение вопроса об аренде земли под эту вышку. Поверьте, за все время общения с ним – ни малейшей проблемки. И почему уехал в тот вечер раньше всех – тоже не знаю. Может, он и объяснял, так у меня железное алиби – был пьян, ничего не помню… Что это Вы нахмурились, Тимур Олегович?

– Да так… Фалсус ин уно, фалсус ин омнибус2, – сам себе прошептал Соболь. – Ладно, до встречи, Азамат Фатихович.

Как ни странно, Тимур Олегович был доволен беседой. Отрицательный результат – тоже результат. Не зря древнеримская сентенция утверждает: лживый в одном – лживый во всем. Соболь выяснил главное – необходимо продолжить расследование. Если Беркульский не соврал, а на кой ему врать, то между Лобычевым и Нугаевым все-таки случился конфликт. Спрашивается, почему, если проблема была пустяковая, Нугаев умолчал о ней в их непротокольной беседе? Быть может, этому сыну степей есть что скрывать. Кстати, если верить протоколу, именно Азамат Фатихович налил Лобычеву перед самым отъездом нехилую дозу спиртного…

Покончив с оставшейся текучкой, Соболь поручил тете Нине съездить к Тоне, сообщить ей о помощи банкира и передать деньги. Он даже выделил для этого служебную машину, сам все равно решил пока ездить на своей серебристой вазовской «десятке». Тимур Олегович в первый же день после командировки выгнал отдохнувшее авто из резервного бокса, проверил колеса и залил бензин, так что машина буквально просилась на старт.

Долго ждать старта автомобилю не пришлось. Сегдня Тимур Олегович решил без приглашения нагрянуть домой к беглецу – водителю Лобычева. Дорогу он запомнил, в закоулках не потерялся, и тихо, с выключенной магнитолой подъехал к знакомому дому.

Оставив машину чуть в сторонке, Соболь смело открыл калитку. Собака, которая в прошлый раз своим лаем произвела впечатление огромного свирепого чудовища, оказалась обычной кудлатой моськой. Она и сейчас отважно залаяла, но не успела предупредить хозяев – гость уже стучался в дверь.

Однако, как оказалось, столь решительный маневр был предпринят впустую. Хозяин без разговоров пригласил Тимура Олеговича в дом, где на него прямо у двери набросилась пожилая растрепанная женщина, и Соболь всего за несколько минут злобной истерики узнал, что он душегуб, что все офицеры бандиты, что армия сгубила ее сына, ее надежду и опору под старость лет, и что именно из-за него, то есть капитана Соболя, она уже двое суток не спит и пьет валерьянку.