Я русскую землю люблю

Мила мне родная деревня.

я русскую землю люблю

Стихи и рассказы Людмилы Михайловны Акатовой из села «Снежное» поэтической почте редакции по эмоциональному накалу занимают особое место

Далекие от совершенства, они, тем не менее, призывают читателя к разговору доверительному, прямому, на пределе открытости – о самом важном для автора. А волнует Людмилу Михайловну судьба деревни.

«Как болит сердце за умирающие деревни, слов нет! Я не люблю город, и мои дети тоже. Но как тогда жить таким, как мы?» – пишет Людмила Михайловна.

Умирают деревни

Без слез и без стона.

На погосте у них

Заколочены избы стоят.

Здесь не крикнет петух,

Не засветятся окна.

Уезжает народ

Лучшей доли искать…

Зарастает земля

Сорняком и бурьяном.

Хлеб насущный к столу

Ей теперь не родить.

И обласкана солнцем.

И омыта дождями,

Только некому к ней

На свиданье ходить.

У каждого человека есть своя «жемчужина» – кусочек жизни, спрятанный в сердце. Для Людмилы Михайловны – это детство. Родилась она в Уфе. С десяти лет вместе с родителями жила в д. Анастасьино Аскинского района, недалеко от Бияваша.

Очень часто вспоминаю

Деревеньку у реки.

Маму снова молодую –

В печку ставит пироги.

Еще одна светлая картинка живет в ней со времени той далекой поры: отец учит дочку седлать коня, и она галопом мчится по степи, как джигит.

Именно детство и годы юности – основа всей последующей жизни, они и в стихах Людмилы занимают самое обширное место. Не считаю биографичность поэзии, достижением, но достоверность всегда предпочтительней выдумки. Искренность пережитого трогает и вызывает доверие.

Один из циклов стихов Акатова назвала «Боль моя». Есть в них что – то есенинское. Те же грусть и любовь к земле, Оказалось Есенин – любимый поэт Людмилы Михайловны:

С тобою, Сережа,

знакома я с детства,

Стихами твоими живу.

Мила, как тебе,

Мне родная деревня,

И русскую землю люблю.

Стихи Людмила пишет со школы. К сожалению, образования получить не довелось. Рано вышла замуж, родила троих детей. Работала телятницей, дояркой, но даже и в этом тяжелом крестьянском труде ее романтическая душа находила вдохновение. А когда выдавалась свободная минутка, брала ручку и на бумагу ложились стихи. Бесхитростные стихи простой русской женщины, чье жизненное кредо выражено всего в нескольких строках:

Пусть дождь и ветер

Тебе в грудь,

А ты иди вперед!

Поверь, что жизнь –

Не сладкий фрукт,

Порой она горька.

Ты управляй своей судьбой.

А не тобой она.

Воронок

Солнце вот-вот спрячется за лесом. Те5ни становятся всё длиннее и темнее.

Воронок целый день был на пастбище, вместе с хозяином пас дойное стадо.

Дневная жара обжигала, не щадила; овод целый день кусал его, прокалывая кожу, пыль оседала на его потное тело и в конце дня он становился серым. Глаза тускнели от боли.

И вот наступал долгожданный вечер. Взяв Воронка под уздцы, веду его на речку. Сорвав на берегу, пучок осоки, завожу Воронка в речку. Он припадает губами к воде и долго пьёт прохладную чистую воду, слегка шевеля губами. Я стою рядом и жду, когда он утолит жажду. Вот он, напившись, поднимает голову и фыркает.

Начинаю его мыть. Тру пучком осоки ему спину, грудь, шею. Потерев, брызжу на него водой, зачерпнув ладонью воду. Он стоит очень довольный. Показывает своей мордашкой, где ещё надо потереть. Грязь ручьем стекает с него. И вот, из серого он становится черным. Недаром его назвали Воронком.

В лучах заходящего солнца шкура на нем переливается в цветах, как перо ворона. Черный, фиолетовый, темно-синий. Глаза оживают. Блестят как две наливные сливы. В конце купания он бьёт копытом по воде, брызги летят вокруг нас. Конь доволен. Выйдя на берег, он начинает валяться на зеленой чистой лужайке. Это у него полотенце. Навалявшись вдоволь, встает, отряхивается. Я взбираюсь к нему на спину, и мы шагом

Во дворе дома насыпаю ему овса, а потом отвожу его на луга.

****

Поют кузнечики в траве,

М день прощается с землею.

Я направляюсь с конём к реке,

Там Воронка сейчас помою.

Сегодня бедный конь устал,

Он целый день трудился в поле

Грудь ему злой овод искусал,

А солнце обжигало спину.

И вот мы с ним на берегу

Пучок травы срываю сходу

Вода нас дразнит и манит

Он без раздумий лезет в воду.

Доволен конь речной воде,

Усталость, боль она снимает.

Копытом бьёт он по воде,

И брызги возле нас летают.

Рыжик

Мне было лет 10. когда я впервые села на коня верхом. Я любила их. Они умные, только жалко, что говорить не умеют, но вот хозяина понимают с полуслова.

На многих лошадях я ездила, но самым любимым конём у меня был Рыжик. На лбу белая звездочка. На передних ногах копыта черные, а повыше копыта сантиметров на 10 белое, это называется «носки», а задние над копытом белое сантиметров 40, это называется «чулки». Он понимал меня.

Частенько я приносила ему что-нибудь вкусненького: то сахарок, то сухарик, бывало и пряником угощу.

Положив угощение на ладошку, протягивала ему. Он осторожно брал его с моей ладошки своими бархатистыми губами.

Он принадлежал школе, но местом его обитания был совхозный конный двор. Когда я подходила к двору, он как-то узнавал, что это я, и подавал голос. Фыркал и тихо ржал, словно просил, чтобы я к нему подошла.

Седлая Рыжика, я вполголоса вела с ним беседу, а он слушал внимательно, слегка поводя ушами.

Шагом мы выезжали с конного двора, постепенно заменяя шаг на трусцу, трусцу на галоп. Любили мы мчаться куда-нибудь так, чтоб ветер свистел в ушах.

Уезжали в такие места, где до этого ни разу не бывали. Бывало и блуждали в лесу, но он сам находил дорогу к дому. По – видимому по чутью, и чутье его нас никогда не подводило.

****

Рано – раненько,

На заре

Оседлаю я коня

Во дворе.

Рыжего с челкою на лбу

И хромоватого

На одну ногу.

Я пойду тихонько

Со двора.

За околицей и домом

Тишина,

Лишь петух в сарайке

Захотел пропеть,

Но видно передумал

И снова захрапел.

Не скрипя калиткой,

Выйду из ворот

И запрыгну смело

Я в седло,

И поеду шагом

Вдоль плетня.

Посмотреть хочу я,

Как встаёт заря.

За туманом.

Отчим любил лошадей. Это он научил меня обращаться с конями.

Он с детства меня как мальчишку

Научил седлать коня.

Галопом мчаться как ветер

Аллюром в три креста*.

Был у отчима один изъян. То ли он любил «зеленого змия», то ли «змий» его. И мне приходилось заменять его на работе.

Однажды в августе месяце надо было пригнать с пастбища коней. А отчим был не в состоянии. Вот и пришлось мне седлать Рыжика и выехать на поиски табуна.

Надо поторапливаться – скоро мужики соберутся на конном дворе за лошадями. Направилась в одну сторону – нет табуна, в другую – там тоже нет. Вот, разогнавшись в галоп, мчусь на Рыжике к реке. Над рекой туман, как молоко, и из- за этого тумана раздаётся внезапное кря-кря, да целый выводок в один голос и громкое хлопанье крыльев. Мой конь на полном скаку, да в дыбы, да в сторону…

Интересно, усидели бы в это время в седле? А я усидела.

Правда потом волосы дыбом стояли на голове, и язык куда-то пропал на целый день.

Но все-таки я нашла табун. Он был за рекой. Пригнала коней во время.

Аллюр три креста – галоп.

1 

Аллюр- разновидность бега коня.

****

Как прекрасна земля!

В час предутренний, ранний.

Когда всё живое

Безмятежно и сладостно спит.

Одна лишь заря

В нежно – розовом пеньюаре

Словно девица красная…

Над землею встает.

Соловей-проказник,

Словно парень, безумно влюбленный,

От стесненья забился

В ракитовый куст.

И выдаёт такие чудные трели,

Что, слушая их,

Закипает как в юности,

Ныне остывшая кровь.

Сорока

Я очень любила и поныне люблю молоко. В каком бы оно состоянии не было. Парное, только что подоишь и тут же кружку с пенкой. Или холодное, только что принесенное из погреба. Со сливками поверху. Пальцем проведешь по краю, отделяя верхний слой сливок и…

Ещё лучше топленое, с пенкой. Вкуснятина!

А простокваша? Прохладная, да немножко с сахарком?

Как хорошо угоститься ею в жаркую пору. Слов нет.

Мясо ем очень мало и не тоскую об нем. А вот молоко! Может родители меня по этому случаю из города увезли в деревню?

Первый год мы жили у дедушки с бабушкой, у них была корова черной масти, звали её Роза. Потом родители отделились от стариков, построив дом на лугах. На хуторке. Коровы своей не было, и брали мы его у Прасковьи Ивановны и Фёдора Тихоновича.

Дадут нам трёхлитровую банку – мне это только на полдня. Отец работал на конном дворе, конюхом. Мама разнорабочей.

Однажды, ранней весной, он пришел с конного двора, и жалуется: Ночью Сорока ожеребилась, и принесла мёртвого жеребёнка. А вымя полное. Незнаю, что и делать.

Мама говорит: Да ты подой её.

Отец взял небольшую кастрюлю и направился на конный двор, а я увязалась за ним, охота посмотреть, как это папка будет доить лошадь.