Адель, Адольф и Аделина

Глава 1

Белоснежный внедорожник в сопровождении двух небольших грузовиков остановился у покосившихся обветшалых ворот старого приюта. Собаки, звонко повизгивая, перемешивая грязь и топча друг друга, скакали в вольерах, приветствуя гостей.

– Приехали! – с радостными криками, побросав все свои дела, выбежали к воротам работники приюта.

Из внедорожника вышла холеная молодая женщина чуть моложе тридцати в модном легком полушубке и темных очках, закрывающих практически все лицо. Ее наряд состоял из совершенно непрактичных замшевых сапог на высоком каблуке, белого шерстяного платья и длинных перчаток кремового цвета до локтей. Весь ее вид будто намеренно контрастировал с окружающей обстановкой. Немного нервные движения говорили о том, что находиться здесь ей непривычно и не очень приятно. Брезгливо посмотрев на осеннюю кашу под ногами, женщина остановилась.

– Аделина, здравствуйте! Мы вам так рады! – приветствовали ее две хрупкие, совсем юные девчушки, шлепая к машине грязными сапогами по чавкающей жиже.

Аделина небрежно кивнула в ответ.

– Кто из вас Надежда?

– Я, – отозвалась одна из девочек, – можно просто Надя, я так рада…

– Хорошо, – резко прервала ее Аделина, – Надежда, объясните, пожалуйста, ради чего мне пришлось самой сюда ехать? Что-то горит?

– Нет… Тонет. – Надя в ужасе округлила глаза. – Все тонет! Сказали, где-то трубу прорвало, надо раскапывать. А мы там как раз хотели заборы менять, а если поменяем, потом опять копать. Зима вот-вот начнется, ночью уже снег обещали, а если земля промерзнет… И денег запросили… ну очень дорого! И Веры Михайловны сегодня нет. Все очень плохо. Это не рассказать, это смотреть надо…

Девочка тараторила так, что гостья почувствовала, как начинает болеть голова. Аделина жестом остановила словесный поток.

– Ладно, идем, только быстро, – Аделина поморщилась, глядя на месиво под ногами, ясно давая понять, что прогулка будет недолгой. – А вы, – она обратилась ко второй девочке, секунду помедлила, вероятно, размышляя, нужно ли узнать ее имя, но, махнув рукой, продолжила, – пока мы ходим, покажите, куда все разгружать. Надеюсь, за десять минут справитесь, – бросила она на ходу уже в сторону водителей.

Молодой парень посмотрел на два доверху груженых грузовика и перевел вопросительный взгляд на своего старшего коллегу. Оба обреченно вздохнули.

Девочка как завороженная наблюдала за удаляющейся Аделиной:

– Какая красивая… и злая. Ужас, с такой начальницей работать.

– От нее муж год назад сбежал, – отозвался парень и задорно подмигнул девчонке, откидывая задний борт грузовика, – Михалыч, с моей начнем.

– Это она еще сегодня трезвая, – подхватил пожилой водитель.

– Ой, – девушка испуганно оглянулась, убедилась, что их никто не слышит, но на всякий случай продолжила шепотом – вас за такие слова не уволят?

– Да ей наплевать, хоть в глаза скажи, хоть на плакате напечатай, вон, посмотри, месяца три назад нацарапали, так и ездит, – парень показал пальцем на переднее крыло белого автомобиля, где красовалось короткое, но емкое “СУКА”.

Водители достали большой деревянный поддон, аккуратно опустили на грязную землю и принялись выкладывать мешки с сухим кормом и какие-то коробки.

– Но ведь она так сильно помогает нуждающимся! – не унималась девушка.

– Вы тут все какие-то блаженные, я погляжу, – улыбнулся Михалыч, – работа у нее такая. Имиджмейкер! Плевать ей на все это, главное, в газеты попасть. Приличный образ нашей компании создает.

– Какие газеты, – молодой напарник хихикнул, – все в интернете!

Девчушка обиженно надула губы.

– Ну вот, расстроил девочку, дурак… – покачал головой Михалыч.

– Ничего не расстроили! – перебила та. – Я все равно верю в честность. Вот у нас здесь все честно. Кому нужна помощь – помогаем, голодных – кормим, больных – лечим, все без обмана и без лицемерия, – она смахнула образовавшуюся на щеке слезинку и посмотрела с вызовом, – и в любовь верю. В настоящую. Которая горы может свернуть! – закончив пламенную речь, девушка гордо задрала подбородок, резко развернулась и направилась в сторону сарая. – Пойдемте, покажу, что куда нести!

В это время в дальней части приюта делегация осматривала огромную грязную лужу, затопившую несколько вольеров так, что собакам оставалось лишь ютиться на крышах своих будок.

– Этого пса я не помню, – нахмурилась Аделина, – я же предупреждала – животных больше не принимать! У нас бюджет! Вы с этими-то еле справляетесь. Вам нужно держать в голове две картинки – так приют выглядел до поддержки нашей компанией, – Аделина подняла вверх правую ладонь, затем левую, – а так – после. Он чище должен стать, а не больше. Если, вы притащите еще собак, им нужен будет корм и что там еще, а мы не получим красивого результата. Почему я должна это вообще объяснять?

Когда все в поисках источника воды подошли ближе к псу, вызвавшему негодование Аделины, тот, широко расставив лапы, изогнул спину и жутковато оскалился, обнажив десны. Шерсть встала дыбом. Между зубов, стекая на землю, сочилась слюна. Его хрипловатый рык мгновенно заставил притихнуть собак в соседних вольерах. Пес внушал не просто страх, а настоящий первобытный ужас. Черный, как сама ночь, огромный яростный монстр, которого, казалось не в состоянии остановить ни одно оружие. Ему не придумали имя и звали просто чудовищем. С момента появления здесь он ни разу не позволил никому к себе притронуться. Единственным способом коммуникации с этим диким зверем был специально сколоченный выдвижной ящик для мисок с едой и водой.

– Мы все понимаем, конечно, но нам их иногда подкидывают. Вот и этого подбросили, машина сбила, мы его еле затащили сюда, подальше от остальных. Он нас всех чуть не перекусал. А потом даже врача не подпустил, сам свои раны зализывал. Не переживайте, он здесь ненадолго, – Надя поджала задрожавшую губу, – к сожалению, собаку придется усыпить, его небезопасно держать, и новых хозяев мы ему точно не найдем, – глаза девочки стали влажными, она всхлипнула, но постаралась держаться по-взрослому и сохранить лицо, – через неделю ветеринар приедет, ружьем будут усыплять. Прямо ружьем, представляете! – она сглотнула подступивший к горлу комок и отвернулась, чтобы незаметно вытереть грязным рукавом слезу. – Разве можно от здорового живого существа избавляться из-за того, что его просто полюбить некому?

Девочке было всего пятнадцать лет. Она первый раз приехала в приют пару месяцев назад с мамой, чтобы передать корм, который не подошел их капризной собаке. С тех пор, юная, впечатлительная и очень добрая Надя, проникнувшись страданиями бедных животных, всё свободное от учебы время проводила здесь.

Аделина замерла на месте и, сняв темные очки, пристально посмотрела на пса. Он в ответ буквально сверлил ее взглядом. Надя обалдела, но снова не подала вида. Ей стало интересно, одна ли она заметила, как сильно у собаки и Аделины похожи глаза. Девочка хотела поделиться своим наблюдением со всеми, но осеклась, вовремя поняв, что сравнение с жуткой псиной не будет звучать как комплимент. Скорее наоборот. Наде не простят, если она оскорбит Аделину или проявит неуважение, ведь появление этой не очень приятной, несмотря на внешнюю красоту, женщины в жизни приюта стало лучшим событием с момента его долгого существования. И всем было совершенно неважно, что Аделина помогает не по воле сердца. Собакам уж точно все равно, откуда в мисках появляется еда.

Компания, на которую работала Аделина, занималась строительством, и благодаря им в приюте уже появились электричество и теплый домик для кошек и лежачих собак. Они также ежемесячно пополняли запасы кормов и выделяли небольшие суммы на срочные нужды. Этого все равно было мало для того, чтобы прокормить больше пятидесяти собак, столько же кошек и одну трехногую козу. Такова тяжелая доля приютов. Здесь никогда ничего не бывает в достатке. Но за одно лишь решение вопроса с электричеством, давшее возможность, не существовать, как в каменном веке, в полной зависимости от светового дня, Аделину здесь боготворили и прощали надменность, резкость и, в целом, скверный характер.

– Ладно, мы сейчас в этой грязи ничего не поймем, ждите бригаду, они откачают воду и обсудят все с Верой Михайловной. Стоило вообще меня дергать из-за такого пустяка? Идите вперед, терпеть не могу, когда на пятки наступают, – Аделина пропустила всех и, постояв какое-то время у вольера со страшным псом, чертыхаясь, поплыла к выходу.

Она несколько раз оглянулась, чувствуя какую-то невидимую связь с этим дьявольским созданием. Аделине показалось, будто пес смотрел на нее не так, как на остальных. Он проводил ее взглядом, пока та не скрылась из виду, и, словно раненый, неожиданно надрывно завыл.

Аделина, стряхнув, насколько это было возможно, грязь с замшевых сапог, залезла в машину и зареклась больше никогда ни под каким предлогом сюда не приезжать. Ей на три жизни вперед хватало своих проблем и страданий, и, при всей напускной холодности, смотреть на мучения других она оказалась морально не готова. Толстые стены, которыми Аделина оградила себя от мира, не пропускали ни единого лучика света в ее душу, вернее, в то, что от нее осталось. Сам сатана, пожалуй, дал бы в обмен на эти жалкие крохи не больше мешка яблок.

От некогда живой и улыбчивой, готовой всегда прилететь на помощь Аделины давно не осталось и следа. Приходящие к ней за советом теперь, к своему удивлению, нарывались лишь на грубость. Все чужие проблемы представлялись ей мелкими и не стоящими ни грамма внимания.

Удивительно удобным казалось Аделине засунуть себя в кокон равнодушия к другим и вариться внутри него лишь в своей печали, став в абсолютной степени невосприимчивой ко всему, что происходит вокруг.

Если бы она продолжала пропускать через себя и принимать близко к сердцу чужие проблемы, горести и страдания, как делала это всю свою жизнь, если бы она осталась открытой к этому миру с его болью и несправедливостями, вероятнее всего, внутри нее, слившись с собственными переживаниями, смешался бы настолько взрывоопасный коктейль, что она давно бы сошла с ума.

Аделина понимала тщетность попыток объяснить другим, что это лишь ее способ самозащиты, способ сберечь рассудок, что нужно дать немного времени и маленькую каплю тепла и она снова будет в порядке. Увы, все требовали быть в порядке здесь и сейчас, требовали натянуть улыбку и быть удобной для них, все глубже загоняя так нуждающуюся в поддержке Аделину в болезненную пустоту, растущую внутри.

Алкоголь стал спасением от реальности, верным спутником и лучшим другом. Другом, который всегда был рядом, который не упрекал, не осуждал и не перетягивал одеяло на себя, когда нужно выговориться. Другом, которого никому не пожелаешь, который медленно убивал в красивой и молодой женщине остатки ее самой.

День выдался непростым: куча разъездов, пробки, тяжелый осадок после посещения приюта. Аделина подъехала к дому уже заполночь. Открыв винный шкаф, она разозлилась, не обнаружив внутри ни одной бутылки. Наспех накинув куртку, она вернулась в машину и отправилась в местный, единственный на несколько коттеджных поселков круглосуточный магазин, где Аделину прекрасно знали.

Соврав что-то в тысячный раз продавцу про неожиданно нагрянувших очень важных гостей, она выпросила бутылку виски, оставив наличные с неплохими “чаевыми”. Отъехав от магазина на несколько метров, она открыла бутылку и сделала пару больших глотков. На подъезде к дому в бутылке оставалось уже чуть меньше половины.

Аделина притормозила у шлагбаума. Неожиданно в глазах потемнело и сильно сдавило грудь, сердце заколотилось, вероятно, пытаясь сбежать из некомфортного для него организма. Стало невыносимо страшно. Она пыталась закричать, позвать на помощь, но голос и тело не слушались. Пришлось смириться и принять неизбежное. Случилось то, чего она так долго пыталась добиться, – мир выключился, освободив Аделину от бесконечно мучающих мыслей, терзаний, воспоминаний…

Отсканировав номер машины, шлагбаум поднялся. На какое-то время он завис в верхнем положении, затем равнодушно опустился обратно. Охранник лениво поднял глаза от сканворда и посмотрел на дорожку, ведущую к домам. Пусто.

“Во гоняют, – подумал он, – даже не заметил, как проскочили”.

Но тут шлагбаум вновь повторил свой маневр, то ли пропуская призрака, то ли… Охранник всматривался в монитор, пока не увидел, что машина, не заехав на территорию, остановилась в нескольких метрах от шлагбаума. Дверь автомобиля была открыта, и из нее, касаясь рукой асфальта, свисало безжизненное тело хозяйки.

В ужасе мужчина выбежал на улицу, набирая на ходу телефон скорой помощи.

Губы Аделины были неестественного фиолетового цвета, дыхание еле заметным.

– Аделина, что с вами, очнитесь, пожалуйста, вы меня слышите? Алло, скорая, коттеджный поселок “Графское Наследие”, прямо у въезда, девушка 29 лет, без сознания, слабый пульс, сильный запах алкоголя, вроде дышит, спасибо… Владимир… Владимир Селиванов, да, да, жду.

Охранник сбегал в свою каморку, взял плед и бутылку воды. Укрыв Аделину, он наклонился и убрал ее волосы назад.

– Что же ты с собой делаешь, девочка. Давай, милая, надо, чтобы тебя стошнило.

Глава 2

– Где она? В какой больнице? Я сейчас приеду! – прокричал в трубку Андрей, на ходу натягивая штаны.

– Мне надоело, что ты по любому поводу готов срываться и лететь к своей бывшей жене! – Ольга с недовольным, впрочем, как и всегда, видом села в кровати.

– Во-первых, она, все еще моя жена, – он осекся под осуждающим взглядом Ольги, – формально. А во-вторых, Аделина – все-таки живой человек. Не будь эгоисткой.

– Еще раз произнесешь ее имя, и меня вырвет. Знаешь же, что кое-кого тошнит по утрам. Когда ты вообще собираешься ей сказать? – Ольга раздраженно указала обеими руками на свой не маленьких размеров живот.

– Если планируешь ехать со мной, то, будь добра, вылезай из кровати.

– Часом больше, часом меньше, не умрет! Я вообще считаю, что не стоит тратить на это утро выходного дня, – она демонстративно сжала губы и процедила: – Какой это раз? Четвертый? Пятый? Либо научи ее, наконец, выбирать алкоголь, либо пристрели. Лучше второе. Сил моих нет смотреть, как ты с ней носишься.

– Хорошо, поеду один.

– Еще чего! – Ольга откинула одеяло, нецензурно выругалась, встала и побрела в ванну.

Через пару часов оба стояли в палате Аделины.

Она то приходила в себя, то снова проваливалась в вязкое забытье, отрывочно слыша, что происходит в палате. Обеспокоенный голос Андрея и мерзкий бубнеж Ольги не явились достаточным мотиватором, чтобы открывать глаза.

Пока Андрей договаривался о чем-то с врачом, Ольга нетерпеливо топталась рядом.

– Все, Андрей, я тут не могу больше находиться и смотреть на это опухшее лицо. Все с ней в порядке, не хуже, чем обычно. Поехали уже! Ты чувствуешь этот запах? Теперь меня точно стошнит, – Ольга демонстративно прикрыла рот рукой и вышла в коридор.

Андрей сел рядом с кроватью и нежно взяв за руку, наклонился и поцеловал Аделину. В дверях появилась голова Ольги. Он резко отдернул руку. Повисла неловкая пауза.

– Андрей, как, ты говорил, фирма называется, в которой она работает?

– Росстрой Коммерческие Инновации. Зачем тебе?

– Так, просто. Ты туалет здесь не видел?

– Налево и до конца, – не отводя глаз от Аделины, отмахнулся Андрей.

Ольга поджала губы и снова исчезла в коридоре. Достав телефон, она вбила в поисковике название организации, злобно тыкая пальцем в экран с такой силой, как будто телефон был с кнопками.

– Здравствуйте, я звоню вам из третьей городской больницы, – приторно-мурлыкающим голосом, оглядываясь, не выходит ли кто из палаты, защебетала Ольга, – к нам поступила ваша сотрудница Аделина Дмитриева. Я могу поговорить с кем-то из руководства? Да-да, понимаю, выходной день. Вы не могли бы в таком случае передать сообщение? Аделина уже не первый раз поступает к нам с сильным алкогольным отравлением. В состоянии алкогольного опьянения она управляла автомобилем и чудом не причинила себе или кому-либо другому вред. Она пробудет у нас минимум три дня, и мы настоятельно рекомендуем ей в дальнейшем обратиться к специалистам. Боюсь, мы вынуждены констатировать у нее очень серьезную зависимость, которая в скором времени скажется на общем состоянии и неизбежно приведет к изменению личности, если срочно не принять меры. Уже сейчас она представляет опасность для себя и окружающих, – подытожила доносчица с наигранным сочувствием.

Вернувшись в палату, Ольга бросила на Андрея злобный взгляд, говоривший о том, что она больше не намерена провести здесь ни секунды. Они спустились на парковку, сели в машину и доехали до дома, ни слова не проронив по дороге. Как только они зашли в квартиру, Ольгу прорвало.

– Слушай сюда, Андрей, у нас скоро родится ребенок, мы ютимся в моей, заметь, съемной квартире в то время, как она одна живет в вашем доме, в доме, который вообще-то по документам твой! Нет денег на второй дом – решай вопрос с разводом! Нам нужно собственное жилье. И избавь меня от общения с этой женщиной. Не заставляй принимать решительные меры.

Несмотря на чудовищный приступ ревности, разбор увиденного в палате она предусмотрительно решила оставить на потом.

– Ты знаешь, что я не могу быть инициатором развода. В брачном договоре есть пункт “измена”. Мы с тобой вообще без трусов останемся, – Андрей не хотел волновать Ольгу, но эти разговоры ему уже порядком поднадоели.

– Это. Не. Моя. Забота!

Перевоплощение из очаровательной голубоглазой хрупкой и нежной блондинки, заманившей в свои сети Андрея, в капризную желчную гарпию заняло всего полгода. Формула превращения оказалась проста: полулюбимый мужчина, его полубывшая жена и полусбывшиеся ожидания. Однако Ольга, быстро распробовав вкус сытой жизни, вцепилась в занимавшего неплохую должность в нефтедобывающей компании Андрея всеми своими цепкими когтями.

Глуповатая провинциальная девушка, удачно забеременев, вытянула счастливый билет. Сказав Андрею о своем положении, она ожидала, что ее в ту же минуту попросят избавиться от ребенка и отправят в бессрочный отпуск с выплатой небольшого пособия.

Вместо этого Андрей разрыдался, сразу позвонил жене, сухо перед той извинился, что-то соврал и с этого же вечера поселился у Ольги в съемной однокомнатной квартире.

Как к этому относиться, Ольга пока так и не поняла.

Сейчас она отчетливо видела себя героиней сказочных произведений о чудесном исполнении желаний.

Как правило, через жопу.

Глава 3

Немного придя в себя, Аделина встала с койки и прошлась по палате. Она медленно дошла до окна и облокотилась на подоконник. Голова кружилась, ноги слушались плохо, рука ныла в том месте, где был вставлен катетер. Жалость к себе, казалось, давно достигшая своего пика, вышла на новый уровень. К ней прибавился стыд. Еле заметное отражение в окне показывало Аделине какую-то совершенно незнакомую женщину. Именно так она себя сейчас чувствовала – жалкой тенью прошлой себя.

За окном все было совершенно белым. Сколько она тут пробыла? Почему-то Аделину позабавило, что она не успела поменять резину на зимнюю.

– Какой сегодня день? – спросила она зашедшую в кабинет санитарку.

– Воскресенье, – презрительно хмыкнула та.

– Можно мне домой?

– Никто не держит.

– А вы со всеми больными так разговариваете?

– А ты, милочка, здорова как бык. У меня в твоем возрасте уже двое детишек было, сама поднимала, руками вот этими, а не пила, как дворник, тьфу, – видно было, что присутствие здесь Аделины по такой неуважительной причине раздражает санитарку настолько, что сдерживать себя она не собирается.

Аделина машинально потрогала свои пальцы. Все украшения были на месте.

– Да, что вы обо мне знаете, чтобы судить, – она грустно покачала головой.

– Вот уж обойдусь без слезливых историй. Наслушалась. Белье менять, или домой пойдешь?

– Как врач скажет. Думаю, мне помощь нужна.

– Ну, как определишься, сама тогда и поменяешь, не переломишься, – медсестра фыркнула и бросила чистый комплект на край кровати. – Врач завтра будет. Поздравляю с постановкой на учет!

Эта невероятно доброжелательная женщина напрочь отбила желание остаться еще на целую ночь. Объясняться завтра на работе за опоздание Аделине тоже не хотелось, и она решила поехать домой, привести себя в порядок и… выпить пару бокалов вина.

Аделина аккуратно достала из руки катетер, вызвала такси, взяла свои вещи и спокойно прошла по длинному коридору на выход. Никто не спросил ее, куда она направляется и собирается ли возвращаться. Никому не было до нее дела. Словно невидимка, Аделина вышла через главный вход и каждой клеточкой кожи почувствовала наступившую не по календарю зиму.

Полчаса спустя такси остановилось у шлагбаума. Машина Аделины стояла на том же месте, припорошенная снегом.

В качестве благодарности охраннику Аделина не придумала ничего лучше бутылки дорогого коньяка. Не успела она подойти к посту охраны, как дверь открылась и охранник, улыбаясь, вышел навстречу.

– Как вы? – участливо спросил он.

– Спасибо, нормально, и… это вот вам, Владимир, спасибо еще раз, – Аделина протянула бутылку.

Охранник посмотрел на нее взглядом, полным тревожной жалости.

– У меня дочка вашего возраста, – со вздохом произнес он, – простите, это все не мое дело… жалко просто, когда вот так…

– Спасибо, что вызвали только скорую. И не сказали, что за рулем была. Больше не буду, слово даю.

– Боюсь, не оказал ли я вам медвежью услугу.

– Даю слово! – уверенно повторила Аделина и пошла к своей машине.

Ключи были на месте. Когда она завела автомобиль и подъехала поближе к шлагбауму, Владимир помахал рукой, жестом прося опустить окно.

– Аделина, забыл сказать, ваш муж приезжал. Минут сорок всего побыли и уехали.

“Зачем в мое отсутствие понадобилось приезжать, позлить меня, что ли? Хотя это и его дом тоже, наверное, вещи какие-нибудь свои забирал. Надеюсь, все, – размышляла Аделина, подъезжая к дому. – Следы от машины свежие совсем, недавно уехал, спасибо, господи, что разминулись”.

На барной стойке демонстративно стояли две пустые кофейные чашки. Край одной из них был испачкан помадой.

“Да, вы, сука, издеваетесь!” – Аделина без долгих раздумий кинула обе чашки в мусорное ведро.

Села.

В тишину пустого дома сквозь дорогие трехкамерные стеклопакеты прорвался вой соседской собаки, неожиданно оживив воспоминания о грязном тоскливом приюте и огромной лохматой псине в клетке.

Однако ночь в своем доме, мягкая постель и теплый душ сделали свое дело. На следующий день утром Аделина в приподнятом настроении приехала в офис за полчаса до начала рабочего дня, отдохнувшая и полная энергии. Такие резкие смены настроения наверняка насторожили бы любого близкого человека. Жаль, у Аделины таких не было.

В 11 утра в большой переговорной начиналось совещание. Взяв необходимые бумаги, Аделина направилась по коридору к большим стеклянным дверям, сквозь которые уже издалека было видно, что все собрались и готовы приступать к обсуждениям. Почти у самых дверей кто-то крепко схватил ее под локоть и отдернул в сторону.

– Марк Анатольевич? – удивилась Аделина.

Марк был не просто начальником, он был владельцем огромной строительной фирмы, в которой работала Аделина. Высокий, кареглазый, приятный во всех отношениях мужчина, предмет обожания всей женской половины фирмы, удивительным образом к своим сорока годам ни разу не был женат, однако такие близкие контакты с подчиненными никогда себе не позволял.

– Вам лучше не заходить, – он немного ослабил хватку, но руку не отпустил.

– Я не понимаю. Мы выглядим странно, и на нас все смотрят, – с вызовом сказала Аделина, пытаясь аккуратно, но настойчиво освободиться из его рук.

Из-за стеклянных дверей на них действительно уставились пара десятков человек.

– Аделина, там… там все говорят о вас.

– Значит, самое время зайти и послушать. И отпустите меня уже, – она сделала шаг в сторону двери.

– Вам не понравится.

– Давайте обойдемся без сцен из турецких сериалов. Почему мне нельзя войти и почему обо мне все говорят?

– Требуют вашего увольнения.

– Продолжайте, – холодно сказала Аделина.

Марк опешил. Он слышал, как отзываются о ней последнее время сотрудники, но чаще всего игнорировал доходящие до него слухи. Их с Аделиной редкие беседы, как бы ему ни хотелось каждый раз их хотя бы немного продлить, весь прошедший год ограничивались положенным на стол отчетом, коротким рапортом о проделанной работе и быстрым обсуждением бюджета на следующий квартал.

Аделина – надежный сотрудник. Результат ее работы всегда был настолько хорошо виден, что ни один из отчетов Марк ни разу так и не прочитал. Между ними никогда не возникало разногласий, и это был первый раз, когда он лично смог убедиться в правдивости слухов о ее жесткости, граничащей, по словам коллег, с жестокостью.

Марк знал совсем другую Аделину. Он помнил ее с самого момента приема на работу. Помнил ее убедительные доводы в пользу формирования имиджа компании с помощью благотворительности. Помнил, как у нее горели глаза и как она радовалась первым успехам, первым газетным публикациям, первым хвалебным статьям с упоминаниям названия компании и лично владельца. Помнил, как они веселились, подбирая ему костюм на первое крупное интервью…

А еще он помнил, как она была счастлива в браке. И скольких усилий ему стоило постоянно держать это в уме.

Потом случилось тяжелое расставание с мужем и много связанных с этим событий. На какое-то время у Марка появилась надежда, которая мгновенно угасла. Аделина замкнулась в себе, продолжая исправно выполнять свою работу. Наверное, он один видел, как ей плохо, и только он один чувствовал себя должным сказать то, что сейчас собирался.

– Аделина, нам нужно поговорить и, наверное, не здесь, – Марк кивнул в сторону переговорной, где все продолжали глазеть через стекло.

– Хорошо. Мой кабинет ближе.

Они медленно пошли обратно по коридору. Аделина вдруг почувствовала жуткую слабость.

Закрыв за собой дверь, она предложила Марку присесть, но тот неподвижно замер посередине кабинета, будто статуя.

Из уважения к собеседнику, несмотря на подкашивающиеся ноги, Аделина встала напротив него, слегка облокотившись на край стола.

– Не тяните, пожалуйста, нас там ждут. Или вас ждут.

– В выходные звонили из больницы. Если бы я находился на работе, поверьте, я бы ни за что не дал этой информации расползтись, но, к сожалению, врач оставил сообщение на ресепшен и я был в числе последних, до кого оно дошло.

– Из какой больницы? – Аделина прищурилась и с подозрением посмотрела на Марка.

– Из больницы, в которой вы провели выходные.

В кабинете повисла пауза. Марк пытался подобрать слова, Аделина пыталась остаться в сознании и не сползти на ковер.

– Вам нужна помощь. Помощь специалиста. Врач сказал, что вы представляете угрозу для окружающих и, главное, для себя. – Марк через силу повторил слова “врача”.

– Вы сами понимаете, какой это бред? – прервала его Аделина. – С каких пор врачи звонят на место работы и оставляют сообщения через секретарей? Да никогда в жизни никто в здравом уме бы так не сделал! Это подсудное дело! С каких пор у нас не работает понятие врачебной тайны?

– Я разберусь с этим, – Марк немного помедлил. – Но… это правда или нет? – он с надеждой посмотрел на Аделину. – Может, это чья-то глупая шутка?

– Мне нужно выпить воды.

– Сейчас принесу, – Марк увидел, как краска сходит с лица Аделины, и буквально выбежал из кабинета.

Оставшись одна, она начала лихорадочно соображать. Что происходит и что теперь делать? Судя по лицу Марка, врач рассказал все и со всеми подробностями. Или это был не врач? Да какая разница. Главное – не задавать лишних вопросов. Аделина не хотела, чтобы Марк произносил все это вслух. Как это пережить?

Он был первым, от кого она отстранилась после разрыва с Андреем. Аделина испытывала к Марку слишком теплые чувства сначала для замужней дамы, потом для убитой горем. Она не хотела давать ему ложных надежд, будучи в браке, а потом не хотела использовать его как таблетку. Аделина оказалась не готова ни с кем сближаться, даже в качестве утешения для самой себя. Она просто не могла так поступить с Марком, он ничем это не заслужил. Ему положена хорошая женщина, без проблем, без груза прошлых ошибок.

Марк зашел в кабинет со стаканом и небольшой тарелкой.

– Тут вода, и съешь вот, это поднимет сахар.

Поставив все на стол, он подошел вплотную к Аделине и приложил ладонь к ее лбу.

Она оцепенела. Его лицо, губы, дыхание было так близко. Он стоял на расстоянии согнутой руки. Один маленький шаг, и она окажется у него в объятиях. Все существо Аделины тянулось вперед.

Марк, не в силах сдерживать себя, шагнул первым.

Аделину будто окатили холодной водой.

“Нет”, – сказал ее разум.

– Нет, – повторили губы.

Аделина снова отказалась от единственного, что он мог ей дать, чем мог попробовать исцелить.

От любви.

На лице Марка отразилась странная эмоция, похожая на ту, когда человек старательно пытается скрыть сильную физическую боль. Да, ему было больно.

– Когда мы успели перейти на ты? – постаралась как-то сгладить произошедшее Аделина.

Нечего говорить, сгладила так сгладила.

Стряхнув наваждение, Марк сделал серьезное лицо.

– Аделина, я знаю очень хорошую клинику, там помогут, ты справишься, я верю. Ненадолго, думаю, пары месяцев хватит, чтобы прийти в себя, отдохнуть и избавиться от разрушающей тебя привычки. Я говорю сейчас не как твой начальник. Прошу, нет, умоляю, пойми, мне небезразлично то, что с тобой происходит. Я желаю тебе только добра, – он старался говорить, как можно тише и спокойнее, не отводя взгляда, готовый к любой реакции.

Аделина сползла на пол. Марк не думая сел рядом с ней, прислонившись спиной к письменному столу.

“Скажи, что любишь ее, идиот, скажи, что она стала смыслом твоей жизни, умоляй сильнее, выпроси для себя шанс, попробуй растопить эту ледяную глыбу, образовавшуюся у нее в груди”, – стучало в висках, но он молчал.

Одного “нет”, пожалуй, на сегодня достаточно.

– Ты меня увольняешь? – обреченно спросила Аделина.

– Даю отпуск. Столько, сколько понадобится.

– Остальным что скажешь?

– Ты совсем ничего не замечаешь вокруг себя, да? – Марк вздохнул. – К тебе даже с мелкими вопросами все боятся подойти. Сначала переживали, сочувствовали, потом обозлились. Как есть, так и скажу – уехала поправить здоровье и разобраться в себе, войти, так сказать, в ресурс. Вернешься отдохнувшая, подобревшая, перестанешь на людей кидаться, – он одобрительно улыбнулся и легонько толкнул Аделину плечом, – я буду ждать. Если, хочешь, прямо на этом же месте. И думать о тебе. Постоянно.

– Ты же понимаешь, что я не вернусь в фирму.

Аделина не была готова к таким откровениям. И к потере работы. Чувства могли бы стать лучшим лекарством, но ее компас никак не поворачивался в нужную сторону. Она построила вокруг себя стены и не предусмотрела в них ни одной двери наружу.

– Когда будешь готова, я отвезу тебя в клинику.

– Спасибо, пока хочу немного побыть дома. Я позвоню.

Аделина встала, сделала глоток воды из стакана, взяла пальто и, не собирая вещи и не оглядываясь, пошла в сторону лифта.

Глава 4

– Никуда ты один не поедешь! Мне надоело, что ты срываешься к этой шизофреничке по первому требованию. Одного я тебя после сцены в больнице не пущу! – кинула Ольга свой главный козырь Андрею в лицо.

– Я не думаю, что тебе нужно присутствовать при разговоре, он и так будет для Аделины не самым приятным. Как бы объяснить… все сценарии, где она видит меня с тобой, не заканчиваются ничем хорошим.

– Значит, я сама к ней съезжу.

– Ты не совсем поняла…

– Я все правильно поняла. А теперь меня послушай, – Ольга прошипела последний слог, как натуральная змея, – если ты думаешь, что я еще хоть раз оставлю тебя с бывшей женой наедине, то ты сильно ошибаешься, – Ольга провела языком по верхним зубам, будто проверяя, не сочится ли с клыков яд. – И если будешь гнуть свою линию и убеждать меня лишний раз не травмировать бедную девочку, я сожру твой мозг чайной ложечкой и не поморщусь.

Андрей резко остановился. Под его тяжелым взглядом Ольга поняла, что слегка переборщила.

– Хорошо, в машине подожду, – процедила она сквозь зубы.

Аделина увидела автомобиль Андрея в окно. На пассажирском кресле гордо восседала Ольга.

“Ну нет, трезвая я этого не переживу”, – подумала Аделина и налила себе полный стакан рома.

Андрей, к ее удивлению, зашел в дом один. Он долго ходил кругами по гостиной, заламывая руки и облизывая сохнущие от волнения губы. Настолько долго, что Аделину начало укачивать. За это время она успела опустошить стакан и налить второй.

– Если, ты до утра собрался паркет топтать, то можно я спать пойду?

– Нет, стой, пожалуйста, я только настроился. Аделина, мне нужно сказать тебе две очень важные вещи. Первая… прошу, только не перебивай, – Андрей повернулся спиной к окну, будто опасаясь, что сидящая в машине Ольга умеет читать по губам. – Главное, ты должна это знать, я не переставал любить тебя ни на секунду. Ты сама оттолкнула меня, выкинула, буквально, из своей жизни. Больше всего на свете я хочу все вернуть, хочу быть с тобой и в горе и в радости.

– Душевно сказал. Ну, в горе у нас уже не вышло, а для радости я тоже особых причин не вижу, – надменно ответила шокированная Аделина.

– Погоди, есть еще кое-что. Ольга беременна. От меня.

– Спасибо, что уточнил, а то я уж заволновалась.

– У нее нет ни своего жилья, ни работы, ни дохода, я легко отсужу ребенка. Да, мне кажется, она и сама его запросто отдаст за хорошие отступные. Мы с тобой снова можем быть вместе.

– Сам-то понял, что сказал? – Аделине показалось, что она ослышалась. – Да в жизни никогда этому не бывать. Ты трус, предатель, тряпка и просто чмо безобразное. Надеюсь, ты не ждал специально, когда она забеременеет, чтобы замутить и предложить мне такую хрень. – Аделина забыла, что иногда нужно заново набирать воздух в легкие. – Тогда ты еще более поехавший, чем я.

– Что ж, я ожидал такого ответа, но все же надеялся на лучшее, на твое благоразумие. Если твой ответ категорическое “нет”, то мы с Ольгой и будущим ребенком хотели бы переехать в этот дом.

– Я что, попала в какой-то польский артхаус? Ты мне только что предложил снова сойтись и отжать или… купить еще неродившегося ребенка у Ольги. У Ольги, которая сейчас сидит в твоей машине прямо перед этим окном. А теперь ты предлагаешь мне съехать из нашего дома?

– Ну по правде-то он на меня оформлен. Если ты отказываешься быть со мной, то я останусь с Ольгой и с ребенком, и будет логичнее, если в доме будем жить мы. Семьей. Тебе одной такой большой ни к чему.

– Насколько беспринципной надо быть, чтобы хотеть заселиться с будущим ребенком в дом, у которого такая печальная история. Она как женщина должна понимать, что мой дух отсюда не вытравить. Каждая мелочь, каждый гвоздик будет напоминать обо мне.

– Насчет истории. Я не очень много рассказывал про нас с тобой.

– Стоп, ты хочешь сказать, она вообще ничего не знает? – Аделина, ожидаемо не выдержала и повысила голос.

– Во-первых, ты снова пьяна, а во-вторых, не всем обязательно в подробностях знать о чьем-то неудачном опыте.

– Ты что назвал неудачным опытом, скотина? Могу словарь подарить, чтобы ты прочитал разницу между неудачным опытом и сраным концом света! А заодно узнать значение таких слов, как верность, честность и мужественность.

– Ты слишком драматизируешь.

– Я сейчас тебя убью. Не потому что ты меня взбесил, не потому что я в ярости. И даже не потому, что ты так быстро нашел утешение в объятьях унылой второсортной дуры и заделал ей ребенка. За такую мелочь я потом сидеть не хочу. Я убью тебя, чтобы из твоего поганого рта больше никогда не вылетело ни единого поганого писка, – Аделина посмотрела на дно пустого стакана. – Как символично, – прошептала она себе под нос и перевела взгляд на Андрея. – Я не знала силы, мощнее и крепче нашей с тобой любви. Наша семья казалась мне гранитной скалой, о которую с легкостью разбивались лодки с любыми трудностями, оттого все, рухнувшее в один миг, причиняет такие страдания. Но, видимо, только мне, – Аделина отставила бокал в сторону, на мгновение побоявшись сжать его слишком сильно. – Слова, хоть на градус, обесценивающие ту трагедию, которая случилась у нас с тобой, сказанные тобой, твоим голосом, ранят меня настолько, что я готова перерезать твое мясистое горло тупым кухонным ножом. Как по-другому прекратить это издевательство над нашим прошлым, я не, извини, не знаю.

– Тебе просто нужно выспаться. Завтра, возможно, будет стыдно за свое поведение.

– Да, ты прав, нужно выспаться. Может, чай с ромашкой заварить, – Аделина подошла к барной стойке и через секунду резко развернулась к Андрею с адским огнем в глазах, держа в руке огромный нож для разделки мяса. – Или кишки тебе выпустить все-таки?

– Господи, Аделина, да ты реально поехавшая истеричная алкоголичка, тебе лечиться надо, положи нож, пожалуйста, я тебя прошу.

– Либо ты сейчас уйдешь, сядешь в машину к своей болонке и испаришься, либо мы завтра будем во всех новостях.

– Все сказал, как мы обговаривали? – не отрываясь от экрана телефона, спросила Ольга.

– Ну почти.

Оба посмотрели в сторону дома. В окне, зловеще подсвеченная тусклым светом от барной стойки, мрачной тенью стояла Аделина с ножом в руке, один в один повторяя кадр из фильма ужасов.

– Не задался разговор, я так понимаю, – флегматично протянула Ольга.

– Господи Иисусе, спаси и сохрани, – Андрей наконец тоже заметил Аделину в окне и со всей силы нажал на газ.

Машина с ревом и свистом колес унеслась в ночь.

Глава 5

Проснулась Аделина ближе к обеду со ставшей уже привычной головной болью. Она встала и пошла на кухню, прихватив с журнального столика недопитую бутылку рома.

Она понимала, почему Андрей не хочет разводиться, осознавала, что и сама не готова рвать ту тонкую ниточку, которая их еще связывает. Но с беременностью Ольги все теперь круто поменялось.

Аделина сделала большой глоток рома прямо из бутылки. Стало немного легче.

За окнами показалось какое-то движение, послышались голоса. Аделина накинула кофту и вышла на террасу.

Ко входу приближался Андрей в сопровождении двух полицейских.

Дальше все было как в тумане: поиск документов на дом, свидетельства о браке, унизительные объяснения с представителями правоохранительных органов и не менее унизительный сбор вещей.

Могла ли она бороться? Остались ли у нее силы отстаивать свое право жить здесь? Морально подавленная и полностью разбитая, Аделина будто наблюдала со стороны, как наполняются вещами откуда-то взявшиеся коробки, как все остатки ее жизни пакуются и плотно обматываются скотчем. Она не понимала, куда Андрей везет ее, не узнала даже адрес. Сознание начало постепенно возвращаться, когда они остались вдвоем в какой-то незнакомой квартире.

Она была красивая и обставлена со вкусом в любимом стиле Аделины и ее любимых цветах. Просторная гостиная и уютная роскошная спальня выходили окнами на заснеженный парк. Окна были от пола до самого потолка и наполняли квартиру светом в, казалось бы, пасмурный день. Андрей постарался на славу. Он учел все детали, каждую мелочь, все, что любила Аделина. Он точно готовился к этому задолго до вчерашнего разговора.

– Сраный ты лицемер, – без злобы прошептала Аделина.

– Я снял эту квартиру для тебя с возможностью выкупа. Если понравится здесь жить, после раздела имущества мы тебе ее купим. Наша квартира на Кипре уже такого дохода, как раньше, не приносит, ездить туда отдыхать Ольга тоже не хочет. Миллионов за тридцать спокойно продадим. А частью акций я тебе твою долю в доме отдам. Надо посмотреть валютные рынки и …

– Не будет никакого раздела. Брачный договор перечитай, – Аделина безучастно смотрела в окно, – в любом случае, пока я этим заниматься не хочу, у меня отпуск. И, вероятно, он затянется. Проваливай к черту, Андрей.

– Я буду платить за квартиру и, пока ты не работаешь, буду переводить тебе деньги на карту. Если что-то понадобится, сразу звони. Твоя машина на подземной парковке справа от лифта. И, прошу тебя, давай попробуем жить дальше. Оба. Ты хоть слышишь, что я говорю? – Андрей постоял несколько секунд, глядя на смотрящую в одну точку Аделину, махнул рукой и вышел из квартиры.

Входная дверь почти бесшумно закрылась, и Аделина осталась одна. Странно, в своем огромном пустом доме она чувствовала себя менее одиноко чем здесь. Ее выкинули из ее же жизни. Как вообще такое возможно… Ничего не осталось. Ни крупицы того, что она строила… что они строили вместе. Аделина умерла в очередной раз, уже сбившись со счета в который.

Она подошла к окнам. Ни одно из них не открывалось. Как предусмотрительно. Браво, Андрей.

От саморазрушительных мыслей отвлек звонок телефона. Она не разговаривала с мамой больше полугода. И на это были более чем веские причины.

– Алло, – сухо сказала Аделина, прекрасно понимая, что за этим последует.

– Ты совсем с ума сходишь? Угадай-ка с трех попыток, кто мне сейчас звонил! Поздравляю, ты окончательно упустила своего мужа! Я говорила тебе, как только он налево посмотрел, нужно было сразу беременеть а не слезы лить без конца. Ты только ноешь, ноешь, ноешь, а тем временем твой муж с другой в твоем доме живет. Это твоя вина, чтобы ты знала, только твоя. Бестолковая ты, звони ему сейчас же, в ноги падай. Ты обо мне подумала? Ты, что ли, обо мне в старости позаботишься? Не смогла даже мужика удержать, уму непостижимо!

Аделина сама не понимала, зачем слушает этот водопад советов, достойных дневного ток-шоу на центральном канале. Она просто слушала мамин голос. В детстве ей казалось, что мама ее любит. На деле же мама просто была человеком слова и честно на практике применяла все советы, которые давала теперь своей дочери.

Она не могла понять, за что, казалось бы, самый близкий человек, который знает от и до всю ее историю, бросает, как острые ножи, такие чудовищно жестокие фразы. Зачем вместо поддержки она сеет в сердце Аделины чувство глубочайшей вины за все на свете.

Она еще раз обошла все окна. Они по-прежнему не открывались. Аделина взяла стул и со всей силы швырнула его в стекло. Окно ответило глухим вибрирующим звуком, даже не треснув.

Аделина обессиленно опустилась на пол, уставилась за горизонт и просидела так до поздней ночи, наблюдая, как садится солнце, зажигаются огни, оживает и засыпает город.

В отражении темного окна ей померещился огромный черный пес, воющий на луну. Она снова вспомнила его глаза. Не проходило ни дня, чтобы она не думала об этом чудовищном животном и его печальной судьбе, находя между ним и собой все больше сходства.

Глава 6

Вера Михайловна, увидев знакомый автомобиль и поспешно протерев грязные руки о рабочие штаны, вышла навстречу.

– Аделина, как же мы вам рады! Наверное, хотите проверить, как работы идут? – она остановилась и на секунду замолчала, с удивлением наблюдая, как гостья, выходя из машины, даже не посмотрела себе под ноги. – Трубу откопали, – после некоторого замешательства продолжила женщина, – залатали, больше не течет, спасибо вам от всей души, вы просто наши спасители.

– Я к вам, если честно, по другому вопросу.

Вера Михайловна удивленно вскинула бровь.

– Чем же мы можем быть полезны? – она была поражена изменениям, произошедшим с Аделиной.

Перед нею стояла сильно похудевшая, осунувшаяся, хотя и не потерявшая прежний лоск женщина. Ее голос стал тише и мягче, а в слегка остекленевших глазах застыла болезненная грусть.

– У вас там пес, черный такой, в дальнем вольере. Мне говорили, его усыпить хотят, я надеюсь, не опоздала?

– Живой пока, на том же месте, такой же дикий, как был… Со дня на день врач обещался. Затянули, конечно, не до него было, но вы не волнуйтесь, лишних расходов больше не будет.

– Я бы хотела этого пса забрать.

Вера Михайловна внимательно посмотрела на Аделину, пытаясь понять то, что не поддавалось никаким объяснениям.

– Вам рассказали, что он людей калечит?

– Да.

– И все равно хотите забрать?

– Хочу.

– Его даже на поводок прицепить не получится. Я туда точно не полезу, – Вера Михайловна задумалась на секунду, – и вас не пущу.

– А если попробовать, – умоляюще, но с утвердительной интонацией в голосе, сказала Аделина, – вы можете здесь постоять, я сама схожу.

Вера Михайловна грудью преградила дорогу.

– Не пущу. Задерет, и к гадалке ходить не надо. У меня двадцать лет опыта, всякие попадались, и злые и трусливые, но таких чудовищ в жизни не встречала. Я грех на душу не возьму, не пущу вас, уж простите.

– А усыпить его не грех будет?

– Вы думаете, такие решения легко даются? – вполне ожидаемо потеряв терпение, рявкнула хозяйка приюта. – Не можем мы ждать, когда он нас всех на тряпки переврет. Я не знаю, что у вас в жизни произошло и как вам вообще такая мысль в голову пришла. Приехать за псом, который одним укусом здоровому мужику кости может переломать! Я, простите, в этом участвовать не буду. Если это такой оригинальный способ самоубийства, то найдите, пожалуйста, другой, – с чувством то ли скорби, то ли осуждения, то ли горькой шутки закончила Вера Михайловна. Но, внимательно посмотрев на Аделину, рискнула раскрыть свое понимание ситуации, – а лучше обратитесь к специалисту, – выдохнула она, – психолог поможет лучше, чем перегрызенное горло.

– Ничем не могу помочь, – развел руками психолог.

На следующий день Аделина сидела в кабинете у одного из самых известных столичных врачевателей душевных болезней, разглядывая стену, увешанную грамотами и хвалебными письмами.

– У вас рейтинг пять звезд из пяти, к кому мне идти тогда?

– К психиатру, к психиатру…

– Вы даже не попытаетесь?

– Аделина, понимаете, психолог занимается психически здоровыми людьми, которым просто нужна помощь, чтобы разобраться с отношениями с самим собой и социумом. А вам лечиться надо, у вас налицо тяжелое расстройство. Того, что я от вас услышал, достаточно для понимания, что это не в моей компетенции.

– Да, что вы там записываете все время? Я к вам за помощью пришла, в конце концов, – Аделина понимала, что каждое сказанное лишнее слово, вероятно, обернется против нее.

– Простите, это я так, для себя, – психолог отложил блокнот в сторону, и продолжил терпеливо объяснять, – мысли о самоубийстве, алкоголизм, резкая смена настроений, – это работа для хорошего психиатра. Одной терапией тут не помочь, нужен комплексный подход, включающий не только работу над собой, но и медикаментозное лечение. Вы уже сделали большой шаг к решению проблемы – вы ее признали. Я дам вам визитку хорошего специалиста. С вас пять тысяч, оплата у секретаря.

Аделина села в машину и почувствовала, как слезы текут по щекам ручьем. Руки опустились на руль и безвольно соскользнули на колени.

Зачем она пошла к психологу? Как же невыносимо тоскливо и одиноко должно быть, если ты ищешь утешения у посторонних людей. Да, она пришла именно за утешением. За тем, чтобы ей сказали, что все будет хорошо и что она справится сама, что время и пара-тройка сеансов все вылечат. Почему никто не верит в нее? Как за пять минут можно поставить человеку диагноз, не услышав всю предысторию, не пытаясь понять. Или Аделина жестоко заблуждается, отрицая очевидное, думая, что ее разум еще служит ей верой и правдой? Почему все только и хотят, что засунуть ее в клинику, будто пытаются избавиться? Перед глазами снова возник образ пса, загнанного в угол своей клетки, смотрящего в направленное на него дуло ружья. Быстрая, безболезненная и заслуженная смерть? Или легкий способ для окружающих снять с себя ответственность и избавиться от лишней головной боли ценой целой жизни?

– Да пошли вы все в жопу! – что было сил заорала Аделина. – Я нормальная, совершенно нормальная, только простите, что оказалась настолько бесхребетной а вы все – такими злыми и эгоистичными, – сказала она уже шепотом, повесив голову и крепко зажмурив влажные от слез глаза.

Никто из прохожих даже не обернулся.

Глава 7

Аделина не без труда доехала до дома. Слезы продолжали литься водопадом, мешая смотреть на дорогу. Несколько раз она останавливалась и пыталась успокоиться. В этот раз не помогли даже несколько глотков вина, купленного по дороге. Аделина помнила, что обещала охраннику, только это остановило ее от того, чтобы осушить бутылку целиком. Несмотря на то, что они, вероятнее всего, больше никогда не увидятся – держать свое слово Аделина всегда считала делом чести.

На подъезде к дому, вернее, к тому месту, которое теперь стало домом, у нее уже созрел самоубийственный план.

Аделина посмотрела на часы. Времени должно хватить, чтобы выспаться и протрезветь. Она налила себе полную ванну и зажгла свечи. Сознание неожиданно нарисовало образ Марка … его бездонные карие глаза … и теплую руку, нежно касающуюся ее лба. Интересно, как бы он отнесся к тому, что она задумала?

Пока набиралась ванна, Аделина вырвала из блокнота листок и написала небольшую записку. Это заняло всего несколько минут, Мысли просто вылились на бумагу вместе с последними остатками слез. Она положила записку в пакет и плотно обмотала несколько раз скотчем, потом зашла в ванную и опустила пакет в воду, достав через несколько секунд и проверив на герметичность.

Чтобы как-то заглушить преследующие ее неумолкающие мысли, Аделина включила погромче музыку, скинула халат и погрузилась в теплую воду. Она лежала какое-то время, не шевелясь и пытаясь расслабиться. Тело не хотело отдавать свое напряжение, хотя раньше горячая ванна была одним из немногих способов его снять.

Вдруг из колонок заиграла детская песенка, одна из тех, незатейливых мелодий, которые родители из поколения в поколение напевают своим детям.

Аделина выскочила из ванны, схватила мокрыми трясущимися руками телефон, выключила звук и удалила песню из плейлиста.

Не вытираясь, она побрела в спальню, всхлипнула, с трудом сдержав снова подступающие слезы, и рухнула на кровать.

Будильник зазвонил в два часа ночи. Аделина чувствовала себя на удивление бодрой. Возможно, помогла вечерняя ванна или заработал адреналин. Она быстро оделась, выпила чашку кофе и спустилась на парковку к автомобилю.

Немного не доехав до точки назначения, автомобиль погасил фары и медленно подкрался ближе. В конце дороги тусклый фонарь еле-еле освещал ворота в приют. Никакого движения не наблюдалось. Ночной сторож мирно спал в своем вагончике.

Аделина вышла из машины и, пройдя по неосвещенной части дороги мимо ворот, свернула в лес. Она с трудом пробиралась вдоль забора, стараясь не переломать себе обе ноги и радуясь, что недавнюю грязь успело неплохо присыпать снегом.

Ее путь лежал к противоположной от ворот части приюта, к дикому зверю, к своей возможной смерти. Но решимость не покидала Аделину ни на секунду.

Наружный забор приюта состоял из нескольких слоев того, что Бог послал. В данном случае он послал сетку-рабицу, два слоя разномастных досок и пару старых дверей. Держалась вся конструкция, надо отдать должное архитектору, на совесть.

За оградой мелькнули два огромных черных глаза. Без сомнений – пес увидел ночного посетителя, но не издал ни единого звука, а лишь молча наблюдал, как хрупкая женская фигура пытается пробраться к нему.

Вольеры были компактно расположены вдоль внешней стены приюта, и технически Аделине предстояло преодолеть всего одну стену. Психологически – выпрыгнуть в ледяную горную реку из горящего вертолета.

Аделина повисла на заборе и встретилась с псом глазами. Тот встал в боевую стойку и подошел ближе, готовый атаковать в любой момент.

– Привет, малыш, – прошептала Аделина, – если ты не пойдешь со мной, то скоро тебя убьют. Я не обижу, – она протянула ладонь псу, чтобы он мог дотянуться и понюхать… или перекусить, как повезет, – ты хороший мальчик, не бойся, вот, так, все хорошо, все хорошо…

Под ногой что-то хрустнуло. Потеряв точку опоры, еле державшаяся одной рукой Аделина мешком перевалилась через забор и рухнула псу прямо под ноги. Она оцепенела и, казалось, забыла как дышать. Медленно, стараясь не делать резких движений, женщина, стоя на четвереньках, подняла голову.

“Это конец”, – мелькнула вполне логичная и, главное, своевременная мысль.

В нескольких сантиметрах от лица Аделины светились два огромных черных глаза. Настолько близко, что она ощущала на коже горячее дыхание.

Но.

На морде пса было написано лишь удивление. Он многозначительно перевел взгляд на калитку и снова посмотрел на Аделину.

– Нет, малыш, там защелка с обратной стороны. Триумфально выйти через главный вход мы не сможем. Я сейчас тихо встану, а ты, пожалуйста, не передумай и не съешь меня.

Она поднялась и медленно засунула руку в карман. Достав сверток с запиской, Аделина оглядела вольер и увидела большую железную миску. Для сохранности она положила сверток внутрь будки и накрыла миской сверху. Потом протянула псу припасенный во втором кармане кусок колбасы. Пес неожиданно оскалился и один раз убедительно рыкнул, слегка обнажив зубы.

Собаки в соседних вольерах на все лады залились звонким лаем, чего Аделина больше всего и опасалась.

Вдалеке замаячила сонная фигура ночного дежурного.

Больше всего Аделина боялась, что в присутствии других людей с псом договориться вряд ли получится. Судя по его реакции даже на тех, кто его кормит, ожидать можно чего угодно. К тому же приют находился далеко от дороги не в самом безопасном районе и на стене в хозблоке висело ружье на случай экстренных ситуаций. А ситуация как раз к таким сейчас и относилась. И в данном случае стрелять могли сразу в обоих.

В руках у сторожа мелькнуло то самое ружье.

Выяснять, какие там детские травмы у пса связаны с колбасой, времени не было. Аделина сделала два шага и буквально сунула кусок колбасы собаке прямо в пасть. Ее рука, слава богу, осталась цела, а пес, проглотив кусок, вновь сменил взгляд на удивленный.

– А теперь дружок, надо бежать. Давай, вот туда, я тебе помогу.

Дежурный, сопровождаемый лаем собак, приближался, осматривая с фонарем каждый вольер. Луч скользнул по дальнему краю забора, осветив что-то похожее на человеческий силуэт.

– Эй, кто там! Замри, стрелять буду!

Аделина вскарабкалась на забор в полный голос, заглушаемый лаем других собак, подзывая пса, умоляя следовать за ней. Несмотря на свои огромные габариты, он был явно не из тех прыгучих пород, способных запросто перемахнуть через двухметровую ограду. Иначе давно бы уже сбежал.

Он снова посмотрел в глаза Аделине, и ей показалось, будто он прочитал ее, словно открытую книгу, будто сосканировал все ее мысли и чувства. За долю секунды по одному взгляду он понял то, что уже год не понимали те, кто стоит намного выше в эволюционной цепочке.

– Давай же, малыш, давай.

Мощные лапы оттолкнулись от мягкого снега, оставив борозды от никогда не стриженных когтей. Пес зажмурил глаза и вслепую, вложив в прыжок всю свою силу, бросился на забор. Огромная туша плашмя ударилась о старые доски, передние лапы крепко вцепились в слой металлической сетки.

Недолго думая, Аделина схватила пса за шкуру и, откинувшись назад всем своим весом, перетянула обоих за ограду.

“Показалось, наверное, – пожал плечами охранник. – А к этому чудовищу я в ночи точно не попрусь”.

Он закурил, подождал, пока собаки замолчат, прислушался к тишине, вытряхнул из ружья два патрона и пошел обратно спать.

В снегу у забора затаившись неподвижно лежали два тела. Аделина крепко обнимала пса, который по размерам оказался больше нее самой, и пыталась понять, не сломала ли она себе что-нибудь. Пес же, немного одурев от такого близкого контакта с человеком, как будто наслаждался моментом.

Они поднялись и по уже протоптанной вдоль ограды тропинке поползли к машине. Пес, моментально приняв правила игры, ступал тихо и аккуратно, не сводя глаз со своей похитительницы. Затем без особых приглашений залез внутрь машины и устроился на пассажирском сидении. Промокшая и замерзшая, Аделина заняла место за рулем и включила печку на максимум.

– Теперь все будет хорошо. Могу я тебя погладить? – уже без опаски она протянула псу открытую ладонь.

Он, подумав пару секунд, уткнулся в нее носом и расслабил голову.