Отклонения

Глава 1

Меня назвали Дэвид. Это имя приходит ко мне по электронке в письме с остальными инструкциями. Приходит тогда, когда в моем котелке, который голова, много чего варится. Мы толком не обсуждали это с матерью, в смысле, эту поездку в Богом забытый поселок с полувымершим населением, поэтому я удивлен. Хотя и не особенно. У матери в привычке принимать решения за меня, причем в полной уверенности, что мы это обговаривали, и я сам предложил.

В общем, в письме мне настоятельно предлагается уехать на десять дней, то есть провести большую часть институтских зимних каникул, поправляя свое психическое здоровье в окружении природы и таких же поехавших крышей неудачников, как я сам, конечно, под присмотром специалиста. На счет вменяемости последнего я не уверен, хотя зашел на сайт отзывов и прочел много чего хвалебного в его адрес и в адрес его авторской методики.

От словосочетания “авторская методика” у меня дергается глаз. Значит, это может быть, что угодно, и мне никак к этой фантасмагории не подготовиться. Но ладно уж, все равно поеду. Иначе мать с меня живого не слезет.

Пока еду в такси, разглядывая унылый серо-белый пейзаж за окном с вкраплениями чужих домов и чужих жизней, размышляю, о чем стоит говорить в группе, а о чем стоит умолчать. В группе психологической помощи – так именуется предложенное мне коллективное мероприятие. Имеет ли смысл поделиться там моей маленькой насущной проблемкой или лучше просто отсидеть десятидневный срок, как можно меньше отсвечивая? В конце концов, прихожу к выводу, что такими проблемами, как у меня, делиться опасно и чревато нежелательными последствиями, так что буду держать язык за зубами. Но что-то сказать все равно придется, хотя бы объяснить, зачем я присоединился к группе. Признаться, что меня записала сюда мать?

Ну да, у здорового лба проблемы с мамочкой – смешно и банально, но, в принципе, может сойти за правду. На это и буду напирать. Семейные проблемы, недопонимание, разрыв поколений, чрезмерная опека. Все лучше, чем выдать, что отчаянно боюсь, что в один прекрасный момент просто сорвусь и кого-нибудь убью.

Не просто убью, а то можно подумать, что я буйный и убью кого-нибудь случайно. Нет, я буду делать это намеренно долго и сладострастно, наслаждаясь каждым мгновением предсмертной агонии, своей властью над беспомощной и обезличенной жертвой. Так делали сотни героев потрепанных книг, которыми уставлена моя комната. Фикшн и тру-крайм про серийных убийц и маньяков – я собираю все. Нехудожественное изложение “подвигов” настоящих преступников мне нравится даже больше. Хотя описание самых главных их деяний там обычно дается сухо и сдержанно, это подстегивает мое воображение еще сильнее, чем красочное, но выдуманное и вылизанное повествование в художественной литературе.

Может быть, именно из-за этих книг у меня самого потихоньку едет крыша? А может, это моя врожденная глубинная сущность таким образом ищет себе волю и пищу? Достаточно ли мне просто прекратить кормить своего внутреннего зверя, чтобы он захирел и, наконец, издох?

Склоняюсь к этой мысли, однако на данном этапе я просто не готов отказаться полностью от того единственного, что доставляет мне истинное удовольствие. Наоборот, мне хочется большего.

Все эти рассуждения помогают мне скоротать долгую дорогу, и вот я уже и на месте. Вываливаюсь из такси прямо в снег, который тут же радостно заполняет вакантное место между штаниной и лодыжкой. До расчищенной дорожки всего несколько шагов, несколько ледяных и мокрых шагов, которые я делаю быстро и уверенно. Дальше уверенность расходится со мной путями. Надо мною хмурое серое небо, позади голых деревьев за решеткой из веток стоит угрюмое серое здание – скорее всего цель моего путешествия, и мне отчаянно хочется домой.

До здания, наверное, метров сто по все той же расчищенной дорожке, и мне ничего другого не остается, как идти по ней. Какая-то прямо нехорошая метафора моей жизни. Нехотя переступая ногами, я дохожу где-то до половины пути, как прямо передо мной на дорожку выскакивает белый заяц. Смешной такой: с худыми ногами, плотненьким пушистым тельцем и длинными ушами торчком. Пару секунд он вызывающе смотрит не меня, а потом вдруг дает стрекоча в правую от меня сторону. Посмотрев в том направлении, я замечаю тропинку, ответвляющуюся от прямой дороги. Там прошло, похоже, всего пара человек, но я чувствую, что и мне туда надо. В смысле, почему бы не разведать местность, оттянув немного столь нежелательный контакт с остальной группой?

Да, ботинки у меня низкие, пижонистые и совсем не для хождения по сугробам, а я все равно лезу не пойми куда. Поругав себя за это, иду по плохо утоптанной узкой тропке и, к счастью, довольно скоро выхожу к совсем маленькому прудику, похожему на большую замерзшую лужу. Живописным его никак не назовешь и совсем неясно, зачем кому-то пришло в голову торить сюда тропу по довольно глубокому снегу.

Все же я дохожу до самого конца этой тропы, к пруду и немного вдоль его края – вот настолько я не хочу идти, куда мне следует. И вдруг замечаю ее, то есть нечто почти невозможное, немыслимое быть увиденным здесь! Девушку. Голую. Замерзшую, точнее вмерзшую в лед.

Она лежит на спине, серая, окоченевшая, руки сложены так, будто она, пытаясь хоть чуть-чуть согреться, тянется обнять себя ими или прикрыться. Во многих местах молодая гладкая кожа жестоко вспорота ножом или каким-то другим острым инструментом. Глубокие раны. На запястьях и лодыжках борозды от связывания. На шее осталась поблескивающая золотая цепочка. Волосы выглядят странно, похожи на старую мочалку, они клоками торчат из-подо льда. Глаза девушки открыты…выражение лица озадаченное, словно она встретила самую большую загадку, возможную в жизни – свою смерть. То есть она совершенно точно мертва, но есть ощущение, что дух ее еще не покинул и бродит в удивлении рядом.

Я опускаюсь на корточки, не выдержав нахлынувших на меня эмоций. Голова начинает судорожно соображать, откуда эта девушка могла тут взяться, но вдруг… Что я? Где я?

Я сажусь в кровати, удивленный, возбужденный и, наконец, обескураженный. Все оказалось сном, длинный путь в машине еще мне только предстоит, и нет никакой мертвой девушки в пруду. Может так статься, мне вообще не придется никуда ехать и то письмо с приглашением мне тоже приснилось?

Окрыленный таким предположением, вскакиваю и быстро провожу все обычные утренние процедуры, чтобы не опоздать к завтраку. Он у нас всегда проходит ровно с семи часов за овальным полированным столом возле окна в зимний сад. Точно ко времени стол накрывает наша домработница Маргарита, доставая из серванта фарфоровый сервиз. Все чинно благородно, будто мы “графья” какие-то.

Тявкнув “доброе утро”, я падаю на стул напротив матери. Маргарита чуть ли не в эту же секунду ставит передо мной чашку со сваренным в турке кофе. То есть я как раз вовремя. Но мать, оторвав взгляд от планшета, с которого читает утренние новости, смотрит на меня неодобрительно. Эх, мама… Холодная, властная женщина, вечно недовольная своим сыном – такая мать, какая и должна быть у каждого психопата.

– Сегодня тебе предстоит интересный день, – говорит она ровным голосом. Ясно, значит, приглашение все же не плод воображения и мне придется-таки ехать в глухие дебри за поправкой здоровья.

– Не думаю, что от этой поездки будет какая-то польза, – произношу я, пялясь на тонкую золотую цепочку, обвивающую ее все еще безупречно подтянутую шею.

– Это для начала. Что-то же надо делать с твоей проблемой, – в ее интонацию прорывается малая толика беспокойства, но в остальном она полна неодобрения. – На обычную психотерапию ты ходить не будешь, знаю я тебя.

– Со мной все в порядке, – на словах я не могу согласиться с ней, хотя в целом и думаю так же. Даже эмоции распределены во мне примерно тем же образом: не одобряю себя и чуть-чуть беспокоюсь, как бы чего не вышло.

– У тебя нет друзей, – напоминает мама звенящим от раздражения голосом. Про себя я отмахиваюсь от этого замечания. На самом деле у меня куча знакомых, особенно в сети. – У тебя только одно увлечение, и оно странное. – Не такое уж и странное, я на этой почве познакомился с кучей народа. Странноватого, правда. – У тебя тревожащая страсть к чистоте и порядку! – А это я культивирую в себе специально, на случай, если мне придется скрываться. – Ты заставил Маргариту трижды перестирывать свои брюки из-за несуществующего пятна. – Пятно крови, которое мне приснилось, вот это да, мой косяк. – И ты ходишь во сне! – заканчивает перечисление мать. Я этого не помню, даже если и вправду было. У меня такие яркие, запутанные, но при этом реалистичные сны, что возможно я и… прохаживался по комнате. Ничего серьезного в этом нет, я уверен.

– Получается, мне не на что жаловаться, – подытоживаю я.

– Я собрала твой чемодан, раз ты сам не удосужился, – оповещает меня мать. – Он стоит в коридоре. – Она переводит свое внимание на находящийся перед ней завтрак, а вот у меня что-то аппетит пропадает начисто. Получается, она рылась в моих вещах, и очень может быть, что не только в шкафу с одеждой, но и, к примеру, в ящиках стола, где я храню некоторые распечатки, рисунки и прочее, что не стал бы показывать нормальным людям. Встаю из-за стола, еле-еле впихнув в себя чашку кофе. Машина уже ждет меня внизу.

Дорога до гостиницы, в которой будет происходить все издевательство над мозгами группы лиц, в которую должен буду войти и я, оказывается еще длиннее и скучнее, чем мне представлялось, судя по моему сну. Вдобавок, меня еще и укачивает, так что на остановке, которую предлагает мой водитель для отдыха и перекуса, я не могу поместить в себя даже куска пиццы. В итоге на место приезжаю злой и недовольный, но хотя бы машина подвозит меня к самому гостиничному зданию. Я вылезаю на расчищенную парковку, прикидывая, сколько же придется переться по снегу отсюда до ближайшего поселка, если я решу прогуляться пешком до магазина за бутылочкой пива или пакетиком чипсов. Наверняка, можно пройти как-то напрямик по лесу, чтобы не тащится вдоль шоссе.

Пока я оглядываюсь, сжимая в руке ручку чемодана (который собрала для меня мама – такой неприятный факт моей биографии), из здания появляется мужчина и машет мне рукой. Чувствую, что не готов сразу начать общаться, но выбора, очевидно, нет. Иду к нему.

Здание гостиницы с выступающими вперед левым и правым крыльями, кстати говоря, заслуживает хотя бы пары слов. Оно имеет два этажа и мансарду и, вполне возможно, когда-то давно могло быть усадебным домом. Не самым величественным и помпезным, но все же. Я вижу пустые места на фасаде, где могли размещаться барельефы, а вместо несуразной металлической лестницы, ведущей ко входной двери на втором этаже, наверняка было что-то гораздо более претенциозное. Хотя входа туда раньше могло и не быть. Окна первого этажа с этой стороны здания находятся почти вровень с землей, а на втором они просто высоченные…и это все, что я успеваю пока рассмотреть.

– Дэвид, добро пожаловать! – приветствует меня мужчина, обращаясь моим вымышленным именем. – Я – Сэм. Напоминаю, мы тут все на ты.

Чудненько, значит, я только что познакомился с человеком, который и будет вести предстоящее мероприятие. Это высокий крепкий мужчина лет сорока пяти, с непослушной густой шевелюрой и бородой, сливающейся по цвету с его серо-коричневым свитером. Темно-синяя куртка нараспашку сидит на нем так, будто он напялил ее наспех, увидев меня в окно. Он дружелюбно улыбается, глаза улыбаются тоже, собирая вокруг себя морщинки, но взгляд внимательный и цепкий.

– Прошу, – легко коснувшись моего плеча, Сэм провожает меня по той самой лестнице на второй этаж в маленькую прихожую, где есть место повесить куртку и избавиться от теплых ботинок, переодевшись во вполне добротные, не одноразовые тапки. – Мы будем в доме практически одни, то есть только наша группа и наша хозяюшка Дорис, которая будет нам готовить и всячески помогать, – при этих его словах в прихожую заходит пожилая женщина в длинном синем платье с невнятными цветочками. Цветочки эти, кажется, поникли и скукожились из-за долгого нахождения в ее ауре. Понятно, что Дорис – это такое же выдуманное имя, как дали нам всем (все еще не могу понять за каким чертом), но выбирай имена я, то назвал бы нашу хозяйку не так, а, например, Брунгильдой. Очень бы ей подошло.

Сразу видно, что Брунгильда – женщина боевая. Она на голову ниже меня, но ее большие крепкие руки могли бы в два счета замесить меня вместо теста. Седые волосы хозяйка носит в аккуратном пучке, на поясницу повязан широкий шерстяной платок. Под ним она, возможно, прячет набор остро отточенных ножей для метания – я бы не удивился. Такая престарелая амазонка.

– Дорис проводит тебя в твою комнату, – продолжает Сэм. – Располагайся, а уже через час начнется наша первая общая встреча. Приходи в зал, это сюда, – показывает он направление, – и направо.

Вслед за суровой хозяйкой дома спускаюсь на первый этаж по сдержанно освещенной лестнице, прохожу в правое крыло дома и вскоре оказываюсь у двери в предназначенную мне комнату. Передавая мне ключ, Брунгильда что-то неразборчиво бурчит. Я непонимающе смотрю на нее, но решаю не переспрашивать. По крайней мере, на боевой клич это не похоже, то есть меня этим ключом сейчас не убьют, ткнув в какое-нибудь особо чувствительное место, а остальное не так важно.

Всучив мне ключ, хозяйка уходит, а я, хоть и не с первого раза, но отворяю дверь в комнату. Она не очень большая, квадратная, и первое, что бросается в глаза, это еще одна заложенная дверь на противоположной стене. Оглядев обстановку, аккуратную и не слишком старую мебель, подхожу к одному из окон и, отодвинув белый тюль, смотрю, какой мне уготовлен отсюда вид. Почти не тронутый покров снега идет от окна до кромки леса. Судя по ландшафту, большую часть этого пространства занимает замерзший пруд. Тот берег высокий, этот, ближайший ко мне, даже не пойму где. Наверное, немногим дальше вот тех лавочек, торчащих из снега всего на несколько сантиметров.

В животе у меня требовательно урчит, и я только сейчас понимаю, что сильно проголодался. Думаю, за оставшееся до сбора группы время до поселка и обратно я не добегу, так что закидываю нераспакованный чемодан в шкаф и иду домогаться до Брунгильды.

Я видел, куда она ушла, так что стучусь в следующую же дверь и, не дождавшись ответа, дергаю за ручку. Это оказывается входом в кирпичную пристройку к дому, в которой расположена кухня, но запахов, приличествующих данному помещению нет, как нет. Хозяйка сидит на стуле, облокотившись о застеленный выцветшей клеенкой стол.

– Чего еще? – спрашивает она, заметив меня.

– Мне бы поесть чего-нибудь с дороги, – мямлю я, неожиданно для себя совсем растерявшись под ее тяжелым взглядом голубых и, наверное, красивых в молодости глаз.

– Вот еще! Нет у меня для тебя ничего! Ужина жди как все! – рявкает на меня Брунгильда. – Ишь, наглый какой! А ну пошел вон отсюда!

Поспешно я ретируюсь обратно в свою комнату. Возможно, я действительно неправ. Возможно даже, что имея домработницу, готовую выдать мне перекус в любой момент времени (и это кроме положенных завтрака-обеда-ужина), я действительно обнаглел. Но, честно говоря, я все же обиделся.

Голодный и злой, я начинаю разбирать чемодан. Кладу его на покрывало на кровати и открываю молнию. И тут меня ожидает еще один неприятный всплеск эмоций. Все, что положила мне мать, это мои вещи, но те, что покупала мне она сама, так что все эти десять дней я буду выглядеть как маменькин сынок, выползший из чулана прошлого века. И кто в этом виноват? Придется признать, что я сам.

Классно каникулы начинаются!

Прячусь в комнате, пока не приходит время идти на первую встречу с группой, и минут за десять до оной все в той же черной толстовке, в которой приехал, поднимаюсь обратно на второй этаж и захожу в зал. Это довольно уютное просторное помещение с высокими окнами, разделенное на две условные зоны: одна с диванами, установленными по кругу, а вторая с большим овальным обеденным столом.

На одном из диванов сидит женщина лет сорока и читает какую-то старую толстую книгу. Она даже не поднимает головы при моем появлении, так что я не здороваюсь, просто отхожу в сторонку к книжному шкафу, заполненному такими же, как у нее в руках, томами. Делая вид, что разглядываю их корешки, на самом деле смотрю на свою новую одногруппницу.

Она еще довольно привлекательна для своего возраста, хоть и слегка полновата. Одета в облегающую красную водолазку, подчеркивающую большую грудь. Черные волосы колечками спадают на плечи. На ногах лакированные туфли с ремешками на низком каблуке. Я нервничаю перед встречей, так что решаю, а точнее так само собой получается, что начинаю играть в свою излюбленную игру – как бы я убил ее? Отозвал бы в сторону, завел в какой-нибудь темный закуток, которых наверняка в доме полно, и задушил бы вот той полосочкой ткани, которая удерживает нижнюю часть длинной занавески на окне в присобранном состоянии.

Я представляю себе эту сцену в мельчайших подробностях, пока не получаю удовлетворение – точно кто-то делает мне укол удовольствия прямо в мозг. Это приносит и успокоение тоже.

Следующим в комнату заходит сам Сэм, кивает мне и устраивается на единственном кресле в кругу диванов. Зразу же за ним появляется мужчина в синем свитере, джинсах и с небольшим пивным пузом. В отличие от руководителя нашей группы, он гладко выбрит и, возможно поэтому, кажется младше него. Мужчина садится рядом с читающей женщиной, которая ради него приподнимает-таки взгляд от страницы.

Я гляжу на часы с круглым циферблатом на стене. Осталось еще две минуты, но можно было бы уже и присесть самому. Только я делаю шаг вперед, как на пороге появляется девушка. Она выглядит чудно с длинными волосами сочного малинового цвета, которые хочется лизнуть как леденец. На ней черная курточка с белой подкладкой, едва заметная черная юбка и плотные колготки с какими-то мордочками в качестве узора. В высокие берцы вдеты малиновые шнурки.

Симпатичная мордашка. Девушка плюхается на диван напротив Сэма, а я замираю на месте. Мне хочется сесть рядом с ней, только как это будет выглядеть? С другой стороны, если сейчас еще кто-то войдет, то может занять это место, и я обломаюсь.

В итоге, про себя назвав себя болваном, сажусь не на тот же диван рядом с ней, а на другой диван рядом с ней. То есть на соседний диван, но с той его стороны, которая ближе к ней.

Последней в зал забегает пожилая женщина в клетчатой юбке. Ей, наверное, лет шестьдесят, а то и все семьдесят, но смотрится она подтянутой и спортивной. Я на ее фоне чувствую себя совсем одрыщавшим дрыщом. Она извиняется за опоздание, которое, по-моему, составило всего несколько секунд, и садится между мной и Сэмом.

– Раз все в сборе, можем начинать, – говорит наш руководитель или как он там называется. Сэм улыбается словно кот, добравшийся до сливок. До безграничного пожизненного количества сливок. Может, он просто пытается выглядеть дружелюбным, добросердечным и открытым, чтобы заставить открыться и нас, но, по-моему, он перегибает палку. – Предлагаю для начала каждому представиться и немного рассказать о себе, зачем вы здесь, чего ожидаете от наших встреч.

– А представляться теми именами, что вы нам дали в письме? – уточняет пожилая женщина.

– Да, я предлагаю вам ненадолго принять на себя роль другого человека, передав ему свои проблемы и переживания. Это поможет вам раскрепоститься и посмотреть на то, что вас гложет, со стороны. – Кивая, объясняет Сэм, по очереди глядя на нас.

– Может, и биографию можно изложить вымышленную? – оживляюсь я.

– Конечно, говорить правду я вас тут не заставлю, – ухмыляется Сэм, – но ваши проблемы постепенно вылезут сами, чтобы вы там не наплели вокруг них, – обещает он.

Круто, но можно было сказать все это заранее, чтобы можно было подготовиться. Мне кажется, другие тоже об этом подумали, застыв на своих местах.

– Начнем с меня, – весело говорит Сэм. – Хотя обо мне вы наверняка все уже прочли в интернете, прежде чем приехать сюда и довериться какому-то обросшему типу, – он оглаживает свою густую бороду, – с парочкой дипломов по психологии в заваленной снегом глуши.

Вот уж точно. Все, что он рассказывает о себе далее, я уже читал, так что пропускаю мимо ушей, где он учился, повышал квалификацию и работал, почему вообще пришел в психологию, чьи мысли запали ему в душу и на чем он основывает свой метод. А думаю я о коленках девушки слева от меня, потому что могу их спокойно рассматривать, глядя вперед себя и в пол.

– Ну, вот и все, – заканчивает Сэм свою небольшую речь. – Теперь вы, кто первый? – обводит он нас радостным взглядом. Все молчат, что, по-моему, совершенно естественно, и тут вдруг подает голос пожилая леди справа от меня. В первое мгновение у меня проскальзывает облегчение, что она первая вызовется, но во вторую уже понимаю, что она совсем не об этом.

– А давайте начнем с молодежи! – предлагает женщина, дьявольски мило улыбаясь уголками губ. – Молодой человек, давайте вы!

Должно быть, я краснею как вареный рак. Я так надеялся быть последним. Или чтоб обо мне вообще забыли.

– Напоминаю, мы все здесь на ты, – говорит Сэм, – так создается доверительная атмосфера.

– Да, конечно, простите, – просит прощения женщина.

– Ты готов? – добродушно спрашивает меня Сэм.

Нет – хочется отрезать мне и, выскочив из комнаты, вызвать такси. Только представляю, сколько оно будет сюда добираться – будет неловко ждать все это время где-нибудь на лестнице.

– Меня зовут Дэвид, – нехотя киваю я. – И, раз уж разрешается немного приврать, то я членистоногий паразит, прибывший на эту планету из системы Альфы Центавра.

– Прекрасно, Дэвид, – подбадривающим тоном говорит Сэм, потому что после этой выданной мной ахинеи, я замолкаю. – Тебе, должно быть, очень одиноко на нашей планете и сложно найти единомышленников?

– Типа того, – соглашаюсь я с удивлением.

– Вероятно, ты хотел бы разобраться в себе и понять какую роль, ты можешь играть в имеющихся условиях? В нашем обществе?

– Ну как бы, да, – снова максимально развернуто отвечаю на его предположение.

Я ожидаю, что он вдруг скажет, что так не пойдет, и начнет пытать меня до получения членораздельного ответа – кто я и что я тут делаю, но Сэм быстро оставляет меня в покое, словно бы вполне удовлетворенный моим кратким выступлением.

Очередь переходит к той пожилой женщине, что выставила меня вперед. Я недолго радуюсь, что Сэм так быстро перешел к следующему человеку, и злорадствую, что именно к той, что заставила меня говорить первым.

– Меня зовут Эмма, – говорит она, собравшись с мыслями, – и я всю жизнь преподавала музыку. Работала и в музыкальных школах, учила игре на фортепьяно, и частным образом. Теперь я окончательно ушла на пенсию. Моя проблема в том, что мой сын подсел на тяжелые наркотики, забрал у меня карточку, на которую перечисляют пенсию, и частенько избивает меня.

– Как же вы выживаете? – спрашивает Сэм участливо.

– Мне пришлось продать оставшуюся от мужа дачу, в которую он вложил много труда, и спрятать деньги у соседки, – признается Эмма бесцветным голосом.

– И вам больше некому помочь?

– Участковый не раз предлагал мне, как он выразился, уладить проблему, уговаривал написать на сына заявление, чтобы посадить его в тюрьму, но мне такая помощь не нужна! – раздраженно отзывается женщина. – Других родственников у меня не осталось, бывшие коллеги и друзья, наверное, тоже бывшие, практически не выходят на связь, так что вот так, – она поджимает губы и обреченно смотрит в пол.

– Какой вопрос вы хотите решить для себя в нашей группе? – мягко спрашивает Сэм.

– Сама не знаю, – Эмма тяжело вздыхает. – Знаете, я просто чувствую какую-то свою вину за все это. Может быть, недоглядела, недолюбила, не смогла найти замену отцу. Что-то я сделала не так, что сын пошел по кривой дорожке. Он ведь в детстве был совсем не таким, наоборот ласковым и добрым мальчиком.

– Но свой выбор он сделал уже во взрослом возрасте?

– Ну, да, – соглашается Эмма, – только ведь для меня он всю жизнь будет моим ребенком, понимаете?

– Понимаю, – кивает ей Сэм, – но на первом этапе нам нужно сформулировать цель для дальнейшей работы. Необходимо отграничить то, что входит в ваши возможности, от того, что является уже сферой ответственности другого, пусть и настолько близкого, человека.

– Я хочу избавиться от этой вины, – четко произносит Эмма, но вместе с этим черты ее лица искажаются так, будто она вот-вот заплачет.

– Прекрасно, вы молодец, – подбадривает ее Сэм.

– Меня зовут Николь, – начинает рассказывать девушка слева от меня, когда Сэм переводит всеобщее внимание на нее. – Я учусь… да неважно на кого учусь, – она раздраженно дрыгает ногой и мнет рукава курточки, – наверное, скоро брошу. Два года назад меня изнасиловали шестеро парней. На чердаке многоэтажки. А заманила туда подруга, которой я доверяла. Больше я никому не доверяю, вот так.

Я обвожу взглядом группу. Все, похоже, сидят в шоке, кроме, разве что, самого Сэма, который, должно быть, и не такое уже слышал в своей практике. Он все так же благожелательно смотрит на нас всех. А меня тошнит, и хорошо, что я так и не поел. Тошнит от себя. Черт меня побери, у людей вот настоящие проблемы, а я тут выделываюсь со своими дурацкими высказываниями про пришельцев!

– Я хочу перестать думать об этом постоянно! – заявляет Николь. Я вздрагиваю. Не представляю, какого это день за днем в течение,… сколько она сказала, двух лет?.. думать об этом, вспоминать самые худшие, травмирующие мгновения в своей жизни. Тут какой-нибудь ерундовый позорный момент пытаешься поскорее выкинуть из головы, а тут…

– Меня зовут Лидия, – тихо говорит та женщина, которую я “душил” в своем воображении. Готовлюсь услышать историю, которая меня добьет. Мне неприятно думать, что у моей “жертвы” есть своя история. Я не подумал о том, что услышу ее, когда выбирал эту даму объектом своих развлечений.

– У меня свой небольшой цветочный бизнес и довольно успешный. Моя проблема в муже, – произносит Лидия. – Он просто маньяк!

У меня внутри все подпрыгнуло при этом слове, но, надеюсь, снаружи это было незаметно. Неужели, я услышу сейчас что-то столь интересное?

– Он уже несколько месяцев не работает, – продолжает тем временем Лидия. – И все время проводит за играми по сети, просто с ума сошел на них! Ну, знаете, все эти стрелялки, бои, кровь. – Поясняет она, и я едва сдерживаю разочарованный вздох. – Мы совсем перестали общаться, наш ребенок растет, как трава. – Она продолжает жаловаться в том же духе еще довольно долго. Муж ей, похоже, изменяет, огрызается на простые просьбы, просаживает ее деньги на покупки в он-лайн играх и т.д и т.п. В общем, ей нужны силы на то, чтобы выпнуть неблаговерного из своей квартиры.

– То есть в принципе вы уже решили, как действовать? – спрашивает Сэм.

– Да, но все не могу на это окончательно решиться, – улыбается ему женщина.

Мне становится легче. Я уже не чувствую ничего по поводу того, что представлял, как убиваю ее. У меня к ней отчего-то нет никакого сочувствия.

Мужчина рядом с Лидией что-то ерзает на диване, то ли заинтересованно, то ли переживает из-за своего выступления.

– Меня назвали Артур, – представляется он. – Про себя мне и рассказать-то особо нечего. Работаю слесарем, получаю мало, был женат, но жена меня бросила без каких-то объяснений. Должен был быть сын, но у тогда еще жены произошел выкидыш. Был еще родной брат, только умер, когда был подростком, упал с высоты, когда мы вместе по заброшкам шарились. Короче говоря, нет у меня никого. И вот я думаю, может, проклят я или что-то типа того?

Короче говоря, мужик этот пришел сюда с почти такой же проблемой, как и у меня, в смысле он такой же одинокий и никому не нужный. Только стоит ли мне пытаться рассматривать его как потенциального друга? Все-таки нехилая разница в возрасте, в положении, да во всем! Сомневаюсь, опять же, что он проникнется моим хобби, особенно той ее частью с фантазиями о настоящих убийствах. Нет, лучше все-таки одному.

Покончив с нашими историями, Сэм предлагает нам сыграть в небольшую игру, потом мы вместе делаем какие-то странные упражнения на ассоциации и прочее, и прочее, и возможно это имеет какой-то смысл, вроде раскрепощения и установления связей друг с другом. Не знаю, я за это время психологически вымотался, вот и все. Наконец, Брунгильда подает нам ужин на тот самый овальный стол у окна.

Ужин непритязательный, но хотя бы сытный. Сэм помогает нашей хозяйке принести подносы с едой, а то процесс бы сильно затянулся. А я просто прячусь за плотного сложения Артуром всякий раз, как Брунгильда входит в комнату, но это не помогает. Она этот всякий раз находит меня злобным взглядом, но ничего не говорит.

После ужина у нас остается так называемое свободное время. Мы все вместе спускаемся на первый этаж, где, очевидно, разместили всех нас.

– Идти на прогулку не советую, – отвечает Сэм на вопрос Эммы о возможных способах проведения досуга. – Но на втором этаже есть небольшой зимний сад, в котором можно посидеть почитать или перекинуться в партию в карты.

Меня все это не волнует, я собираюсь запереться у себя в комнате и поправить нервы чтением книги по маньяка-каннибала на своем смартфоне.

– Простите, я забыл собрать у вас ваши телефоны, – вдруг говорит Сэм. – Цифровой детокс, как это любят сейчас называть, входит в программу.

Я делаю вид, что не расслышал, пытаясь улизнуть в свою комнату, но Сэм ловко ловит меня за руку.

– Дэвид, не убегай, все не так страшно, обещаю.

– А как же мы узнаем, когда приходить завтра? – удивленно спрашивает Николь, – а родным позвонить? Я обещала маме, что буду каждый день отзваниваться.

– В каждой комнате есть часы, – отвечает Сэм. Его рука продолжает лежать у меня на плече, так что я физически не могу незаметно удрать. – И я постоянно отписываюсь вашим родным.

Все расходятся, положив свои гаджеты в пакет, который держит Сэм. Мне тоже приходится. Блин, так и знал, что нужно было еще планшет захватить! Ну и что мне теперь делать один на один с собой? Идти какой-нибудь дряхлый фолиант из шкафа читать?

Захожу к себе в комнату, с сомнением смотрю на телевизор на стене, но все же собираюсь плюхнуться на кровать прямо в одежде и придаться каким-нибудь воображаемым приключениям. Но тут распахивается дверь, и в комнату заходит Николь. Вид у нее целеустремленный. Я чуть в окно не выпрыгиваю от ее вида. Да, она мне понравилась, но даже в воображаемом мире я не ожидал ее увидеть у себя в комнате!

Она подходит прямо ко мне, хватается обеими руками за мою толстовку и шипит мне в лицо:

– Трахни меня!

– Что?! – переспрашиваю я, хотя не только все прекрасно расслышал, но и принял, понял, обдумал и пришел в ужас!

Николь толкает меня на кровать, я падаю на спину и беспомощно смотрю оттуда на нее, как она скидывает с себя куртку, оставшись в одном малюсеньком облегающем белом топике.

– Ты что импотент?! – спрашивает она требовательно, скривив свою симпатичную мордашку. – Или я тебе противна после того, что рассказала о себе?!

Не то ни другое, – хочу я объяснить ей, вместо того чтобы мычать, как новорожденный бычок. Но блин, предупреждать же ж надо! Нельзя же так шокировать человека!

Меня спасает то, что дверь так и осталась приоткрыта. Превентивно постучавшись, к нам заглядывает Сэм.

– Все в порядке? – интересуется он. Сразу же поняв, что происходит, он набрасывает на плечи Николь ее куртку и быстро уводит ее из моей комнаты. Уже в коридоре они перебрасываются какими-то фразами, но мне не удается расслышать, о чем они. Подхожу к двери и со стыдом поворачиваю ключ в замке.

Так, сегодня я был не в ударе.

Глава 2

Спится мне сегодня плохо. Матрас на кровати жестковат, но не думаю, что в этом дело.

После полуночи я слышу шаги в комнате надо мной. Учитывая, что всех нас поселили на первом этаже, это странно. Впрочем, это может быть комната нашей хозяйки Брунгильды. Допустим, она также мучается бессонницей и решила заняться полуночной уборкой. Однако я однозначно слышу также мужской голос с повелительной интонацией. Неясно только, что именно он говорит. На Сэма это не похоже, тогда кто там с нею наверху?

Поворочавшись в постели некоторое время, я, наконец, засыпаю, вернее, проваливаюсь в нечто похожее на сон. Он какой-то муторный и бессмысленный, не такой яркий, как обычно. Я долго иду по темным коридорам, тихо и осторожно, будто пытаясь кого-то не разбудить. Вхожу в смутно знакомую дверь и оказываюсь на кухне в пристройке. Голову заволакивает туман. Когда я снова как бы прихожу в себя, то в руке у меня нож, на полу передо мной, между столом и плитой темным пятном лежит чье-то тело. То есть я каким-то образом знаю, что оно принадлежит Брунгильде, с которой сегодня днем я поссорился. Ощущения таковы, что я сделал что-то неправильное, опасное, что необходимо скрыть. Сердце бьется, как сумасшедшее, но мозг снова застилает туман.

Просыпаюсь я уже утром. Рассвело, но судя по часам еще можно минут двадцать полежать. Только мне не хочется. А хочется ответить для себя на один вопрос – ходил ли я этой ночью во сне? Мог ли я кого-то убить во сне? Нет, конечно же, нет! Судя по рассказам матери и Маргариты, я всегда просто буквально хожу во сне, могу постоять у стены, даже ответить на какой-то вопрос. Но никаких активных действий я никогда не совершал! Не может так быть, что внезапно начал!

Я проснулся в своей кровати, то есть там же, куда лег прошлым вечером, но это ничего не значит. Дверь же я запер! Точно! Вскакиваю, и проверяю замок на двери в комнату, тот закрыт. Дома я замки во сне с легкостью открываю, но этот заедающий и непривычный, вряд ли бы смог. Все нормально. Это был просто дурацкий, но вполне нормальный сон.

Подхожу к окну и успокоения ради гляжу на снежную даль. А день сегодня обещает быть неплохим! Чистое голубое небо, искрящаяся идеально ровная белая гладь, напоминающая мороженное. Но вдруг сердце вновь начинает биться сильнее – я вижу следы, следы от ботинок или сапог, идущие вокруг дома и останавливающиеся у моего окна! Кто-то ночью подошел сюда и смотрел на меня спящего через окно!

Что за чушь?! Кому я сдался?! Только вчера днем этих следов еще не было, я уверен.

Продолжаю пялиться в окно, как будто оно может предоставить мне ответы. Потом пячусь от него к кровати и сажусь на нее. Что за дела?! Вчера все прошло, скажем так, не очень хорошо, но это утро буквально выбило у меня почву из-под ног.

Опустив голову, я вижу заскорузлое красное пятнышко на рукаве своей пижамы. Смотрю на него и смотрю, не в силах поверить своим глазам.

Проверяю, не поранился ли где-то во сне, но нет. А кровь носом у меня никогда и не шла. То есть это точно не моя кровь… Ну все, мне конец!

Что я должен сделать? Пойти и проверить кухню, лежит ли там зарезанная мною Брунгильда? Я должен собраться и пойти проверить, пока все остальные еще спят.

Прямо в пижаме и босой, я тихо отворяю дверь и выхожу в коридор, спотыкаюсь обо что-то темное и чуть не лечу носом вниз. Кто-то подхватывает меня, не давая раскваситься об пол.

– Извини, – говорит Сэм, помогая мне принять нормальное положение тела. – Не стоило ставить их прямо сюда.

– Что это?! – нервно восклицаю я под впечатлением от догадок о своих ночных преступлениях.

– Лыжные ботинки! – поясняет для меня Сэм, хотя я мог бы уже и сам разглядеть их в полутьме. – Мы сейчас все вместе идем на лыжную прогулку по местному лесу! – Говорит он голосом, полным энтузиазма. – Завтрак подождет.

Сэм уходит дальше по коридору и стучится в следующую дверь, у которой тоже стоит пара спортивной обуви.

– Подъем! – оповещает он.

Я в ярости, в ужасе, в оцепенении! Как он не вовремя со своим хорошим настроением! У меня тут трагедия! Мне бы водочки, а не на лыжи!

Снова, как мышь в нору прячусь в свою комнату. Я прислушиваюсь, жду, когда Сэм уйдет из коридора, чтобы незаметно проникнуть на кухню, но когда тот заканчивает будить всех, я слышу, как отворяются двери, и мои одногруппники выходят, чтобы занять ванную.

В общем, все время в коридоре кто-то да есть. Мне и самому приходится присоединиться к утреннему ритуалу, предварительно переодевшись, чтобы никто не заметил увиденное мной пятно крови, а может и какие-то другие, которые я пропустил.

И вот мы уже гурьбой выходим на улицу. Залезть в крепления на лыжах удается с большим трудом. Никогда не любил этот вид спорта и занимался им только в школе. Жарко, потно, шерстяной свитер кусается, левой-правой, левой-правой – не любитель я короче. Да и не готов я к такому времяпрепровождению. Хлопковая футболка, надетая под всю ту же толстовку, в два счета будет мокрой насквозь, джинсы, думаю, тоже не лучший вариант для спорта. Хотя все это, конечно же, ерунда по сравнению с тем, что мне предстоит в скором времени. То есть труп по всей вероятности найдут, когда мы вернемся в дом на завтрак, улик против себя я в бессознательном состоянии наверняка оставил уйму, так что у полиции будет легкое дельце. А у меня вся жизнь под откос. Да, я предчувствовал, что когда-нибудь стану убийцей, но не таким же позорным образом!

Продолжая безмолвно паниковать, я бездумно пристраиваюсь в хвост группе. Первым на лыжню встает Сэм, за ним следует спортивная Эмма, затем Николь, Лидия и оказавшийся достаточно неповоротливым Артур. Я замыкаю и медленно шагаю вперед, таща на себе груз невеселых мыслей.

Эх, если б у меня было время прибраться на месте преступления, если б я только проснулся пораньше, если б Сэм в первое реабилитационное утро позволил нам выспаться, а не поволок нас в лес на оздоровительную физическую активность!

И тут до меня доходит, что я мог бы просто сказаться больным и не идти никуда с группой! Да, это было бы в итоге подозрительно, но у меня хотя бы было бы время избавиться от своих следов на кухне! И экспертиза бы установила, что Брунгильда умерла ночью, когда все были в доме. А о моей с нею ссоре вообще никому не известно!

Еще должно быть не слишком поздно! Хотя мы уже отъехали на приличное расстояние от дома, все равно можно сказать Сэму, что у меня, скажем, разболелась голова, и я сливаюсь. Поеду назад один, и у меня будет какое-то время привести в порядок это дельце.

Делаю шаг в сторону с лыжни, собираясь обойти Артура и догнать Сэма, которого я, к сожалению, не вижу уже. Вместо этого неловко запутываюсь в лыжах и падаю на колени в снег! Везению моему нет никакого предела, хоть плач!

В конце концов, мне удается обогнуть Артура и даже догнать Лидию, но только потому, что вся группа остановилась. Добравшись до них, узнаю, что впереди просто крутой спуск.

– Смелее, считайте, что это часть терапии! – подбадривает всех Сэм и первым лихо съезжает с горки.

Отлично! Это мой шанс оказаться рядом с ним и отпроситься обратно в дом! Я поспешно встаю следующим и начинаю съезжать вниз. Начало, правда, не очень удачное…

– Не спеши! Осторожно! – комментирует Сэм, но я уже не могу остановиться. Причем левая лыжа едет куда надо, а вот правая, по ходу, собирается объехать стоящую на пути березу с другой стороны. И я ничего не могу уже исправить. Обреченно я смотрю вперед, пока не целую дерево всем лицом. Я слышу отчетливый хруст, то ли моих костей, то ли ствола. Такое впечатление, что дерево от удара покосилось, и я дальше поеду вниз на санках.

Нет, все-таки мне это только показалось, и мы, крепко обнявшись с деревом, уверенно продолжаем стоять на склоне.

– Помочь? – сочувственно спрашивает Сэм снизу.

– Нет, я справлюсь, – кряхчу я, пытаясь стряхнуть осыпавшийся на голову и за шиворот снег. Все это несущественные мелочи, – напоминаю себе.

Кое-как перетащив ногу с лыжей на другую сторону березы, я неуверенно сползаю по склону к Сэму.

– Сэм, – начинаю я, – ничего, если я уже поеду назад, голова раскалывается.

– Еще бы, вступить в такие близкие отношения с деревом – не каждый выдержит, – шутит тот. – От вас такие искры посыпались, что хоть костер разжигай! – Я инстинктивно дотрагиваюсь до лица, которое только сейчас заныло, а Сэм дружески хлопает меня по плечу. – Крепись, мы уже едем обратно.

Ну, блин! А когда мне скрывать свое преступление?!

Кроме меня все справляются со спуском без происшествий, и только береза все еще колышет на ветру веточками, точно не может прийти в себя после столкновения со мной. Мы снова становимся друг за другом, и вскоре лыжня приводит нас на берег пруда, позади которого хорошо видно здание гостиницы.

– Медленно, не спеша, – подчеркивает последнее слово Сэм, – съезжаем на лед и прямой наводкой в дом. Дорис будет ждать нас там с горячим завтраком.

– Да вы что, хотите ехать прямо по льду?! Это же смертельно опасно! – внезапно начинает возмущаться Эмма.

– Дорогая, – обращается к ней Сэм, – я намного крупнее тебя и поеду впереди. Вот увидишь, все будет хорошо. Лед хороший, толстый и легко выдержит нас всех.

– Нет, я не поеду, не поеду! – повторяет Эмма, которую, кажется, накрыла паника. – У меня так сын умер! – Выдает она неожиданное откровение.

– Твой второй сын? – деликатно уточняет Сэм.

– Мой младший. Сгинул подо льдом, не выплыл! – женщина, отвернувшись от пруда, трясется и тяжело дышит. Сэм пытается ее успокоить, остальные застыли в сочувственном молчании.

– Извините, – пробурчав это, я съезжаю на лед. Конечно, это очень нехорошо с моей стороны, но это мой единственный шанс! В одиночку я добираюсь до дома, скидываю лыжи и ботинки и прямо в носках бегу в пристройку. Времени катастрофически мало и я вряд ли успею сделать достаточно, но я обязан попытаться!

Врываюсь на кухню, готовый увидеть жуткое кровавое месиво и… не вижу ничего. Отсутствие того, что я был уверен, там должно быть, ослепляет меня, как отражающиеся от снега солнечные лучи! Бред какой-то! Я падаю на табуретку, потому что у меня ноги подкосились от внезапного, негаданного облегчения.

Я никого не убивал!

Только откуда тогда кровь на моей пижаме и те отрывочные воспоминания? Я качаю головой. Это слишком сложно. Параноидальная мысль, что кто-то играет со мной, возникает и отбрасывается, как маловероятная. Кому бы это могло понадобиться? И как бы он это мог провернуть? Нет, скорее это дурацкий сон, а кровь…ну, надо еще раз проверить, есть ли она там вообще. Может это тоже бред моего воспаленного сознания.

А пока что убираюсь с кухни подобру-поздорову. Иду, ставлю нормально лыжи, скрепив их между собой. А вот и остальные подтягиваются. Да, я бы точно ничего не успел. Все, кроме Сэма и самой Эммы, поглядывают на меня с укоризной, но ничего не говорят.

– Собираемся в зале на завтрак, – говорит Сэм, – если надо, сначала переодеваемся, моем руки. – Он уже не такой безоговорочно радостный, как в первый день, а сосредоточенный и, возможно, даже немного усталый.

Забежав в свою комнату, я стаскиваю с себя толстовку и бросаю ее на кровать, туда же летит промокшая от пота футболка. Мне все еще жарко, меня полностью захватил пыл от эмоций, но мне уже как-то не так противно. В углу шкафа нахожу свою скомканную пижаму и тщательно осматриваю ее в свете из окна. К сожалению, нахожу и то пятно на рукаве, что уже видел, и еще одно поменьше на животе. Почти уверен, что это кровь, и она мне не мерещится.

Не знаю, что теперь думать. Хотя, погодите-ка, если б я кого-то зарезал ножом, не было бы тогда на мне гораздо больше крови, а не две жалкие капли?! Я что, в бессознательном состоянии на себя фартук надел?!

Но самое важное, куда бы тогда делся труп? Спрятать окровавленное тело во сне, да еще и отдраить дочиста всю кухню я б точно не смог! Кто-то это сделал за меня? – вообще невероятно!

Все это дико и непонятно и наверняка имеет самое простое объяснение.

Надеваю одну из уродских рубашек, которые положила мне в чемодан мать, и нехотя выхожу обратно в люди. Сэм собирает нас в коридоре, ловя прямо на выходе из комнат.

– У меня плохие новости, – оповещает он нас, держа в ладони свой смартфон, на который я не могу смотреть без сожаления. Мобильная связь, интернет, книги, карта, музыка – все в такой маленькой и недоступной коробочке. Сэм продолжает: – Дорис написала мне, что ночью была вынуждена уехать, что-то плохое случилось с ее престарелыми родителями. Так что, ребят, мы пока что сами по себе.

Голоса людей слились для меня в один бессмысленный гул, и кровь застучала в ушах. Совпадение? Наверняка, совпадение!

– Нам придется пока готовить себе самим, но все продукты закуплены и смиренно ждут в холодильнике, – слышу сквозь гул уверенный голос Сэма.

– Но мы заплатили за обслуживание, – ворчит Эмма.

– Я оформлю всем соответствующую скидку.

Сэм дружною толпой ведет нас в пристройку, в которой я недавно был, но все равно я вхожу туда с замиранием сердца.

– Сегодня по плану у нас сырники! Давайте распределим, кто чем займется, и превратим готовку в еще один способ сплотить коллектив, – он снова превращается в себя прежнего, безосновательно оптимистичного и благожелательного.

Я вызываюсь встать к плите, как распределились остальные роли мне все равно. У меня есть важная цель. Пока Сэм развлекает нас своей психологической болтовней, что приготовление пищи – это сравни медитации и тому подобное, я делаю вид, что роняю на пол крышку от бутылки с подсолнечным маслом и сажусь на корточки. Тщательно оглядываю пол между столом и плитой, то есть там, где в своих проблесках воспоминаний я видел мертвое тело.

Пол тщательно вымыт и махнет хлоркой, только у самой плиты я вижу бурые растекшиеся вдоль ее кромки пятна. Они могут быть чем угодно и не понятно насколько свежи.

– Как продвигаются поиски? – интересуется Сэм, наклоняясь надо мной.

– Продуктивно, – я “нахожу” пробку между своих пальцев и показываю находку руководителю.

– Хороший мальчик, – хвалит меня Сэм, а я возвращаюсь к плите. Я не совсем бытовой инвалид, как можно было бы подумать, зная, что у нас есть домработница, готовящая нам еду. В детстве у меня была еще и няня, и мы готовили с ней иногда даже довольно сложные блюда в качестве развивающих игр. Так что, можно сказать, что сырники я не уничтожил, так, самую малость пригубил.

Под бессменным руководством Сэма мы сервируем себе завтрак в зале, и пока мы едим, среднее по группе настроение заметно растет. Только Эмма сохраняет свое устойчиво низким. Это и понятно, прогулка пробудила в ней не самые лучшие воспоминания, которые, по всей видимости, до этого были спрятаны глубоко внутри. Вот только Сэм прямо-таки жаждет их откопать.

– Итак, группа, через пять минут собираемся и обсуждаем, какие чувства мы испытали во время нашей маленькой вылазки на природу!

Я незаметно морщусь, убирая стаканы на поднос. Ну, какие чувства?! Я вот всю дорогу мучился из-за возможного убийства, Эмма встретилась с самым большим своим страхом, а остальные? Мы же просто на лыжах катались. Мне кажется, другие думают также, но перечить никто не собирается. Что ж, будем обсуждать чувства. Придумать бы за пять минут свои.

– Рассаживаемся, – приглашает нас Сэм, – желательно не так, как в прошлый раз.

Сам он садится на место Николь, и нам всем приходится по новой выбирать себе места. Замешкавшись, я остаюсь перед выбором: устроится на диване рядом с руководителем или сесть в кресло напротив него. Выбираю второй вариант и только успеваю опуститься на сидение, как Сэм уже понукает меня говорить:

– Ну что, Дэвид, что ты ощущал во время прогулки? И кстати как твоя голова? Не болит?

– Нет, не болит, – я ерзаю на кресле, стараясь придумать адекватный ответ на первый вопрос. Сэм смотрит на меня с добродушной улыбкой. Он вольготно закинул ногу на ногу и откинулся на спинку дивана. – Вообще, я ничего особенного не ощущал, – сознаюсь я. – Всю дорогу думал, кому понадобилось подглядывать за мной ночью через окно, – решаю рассказать про следы на снегу. Может кто-то сможет разрешить для меня хоть эту загадку.

Брови Сэма удивленно взмывают вверх.

– И ты совсем не разглядел этого кого-то? – спрашивает он заинтересованно.

– Я просто увидел утром следы на снегу. Они шли вокруг дома и останавливались прямо под моим окном. Кто-то топтался там некоторое время, прежде чем пойти назад тем же путем.

– Видимо, кто-то из нас все-таки пренебрег моим советом не гулять в темное время суток, – предполагает Сэм. – Территория никак не освещается, так что пойти тут некуда, разве что в свете окон вокруг дома круги нарезать. Никто не признается в ночном променаде? Ладно, может тогда Лидия поделится с нами своими ощущениями?

Сэм переводит внимание на женщину, а я хотя бы могу вздохнуть спокойно. Его версия произошедшего ночью кажется достаточно простой, чтобы быть правдой. Может, так и было. Кто-то просто захотел пройтись, но потом понял, что это плохая идея и развернулся назад.

– Во время прогулки я чувствовала себя просто отлично! – говорит Лидия с энтузиазмом. – Это была изумительная идея вывести нас вот так на природу с самого утра! Небольшая прогулка, а придала такой заряд бодрости! А свежий воздух и физические упражнения помогли, знаете ли, прочистить голову. Пожалуй, надо будет и дома время от времени сбегать в лесопарк, благо у меня есть недалеко от дома, чтобы уделить время себе, подумать не спеша.

– Могу я присоединиться к сказанному? – кивает Артур. – Я согласен с каждым словом. Надо будет прикупить себе лыжи и растрясти жирок!

Я обалдеваю. Столько радости из-за часового похода в лес? Я невольно бросаю взгляд на Николь, и оказывается, что она в этот же момент бросает взгляд на меня. Мы как будто переглядываемся, мы как будто понимаем друг друга.

– Николь? – зовет девушку Сэм, и наша секундная связь обрывается.

– Ну а что, Николь? – отзывает та. – По-моему, все было норм.

– Принято, – кивает Сэм и под конец обращается к Эмме: – А ты что скажешь, Эмма?

– Мне не понравилось, что ты все-таки заставил меня пройтись по льду, – ворчит на него женщина, наконец, тоже перейдя на ты. – Знал бы ты, чего мне это стоило.

– Но именно для этого ты здесь, – подавшись вперед, мягко говорит Сэм. – Помнишь, какую цель ты поставила перед собой на нашей первой встрече?

– Избавиться от чувства вины, но я не понимаю, как…

– То есть выздороветь, а чтобы выздороветь, нужно сначала вскрыть все свои гнойные раны.

После всех разговоров мы делаем перерыв, и я бреду к себе в комнату, чтобы немного по-человечески вздремнуть. Издергался я за это бесконечное утро. Запираю дверь, скидываю тапки и задергиваю занавески, чтобы никто, включая Солнце, не подсматривал за мной. Стяжкой для занавески привязываю свою руку к спинке кровати: не хватало мне еще и днем при всех ходить во сне! Засыпаю я быстро, практически едва коснувшись головой подушки, и вижу полную чушь с яркими огнями и выкриками. Но это все равно освежающий сон. Единственное, о чем я не подумал, это кто и как меня будет будить.

В итоге просыпаюсь от того, что кто-то трясет меня за плечо. Я чуть ли не подскакиваю на кровати от неожиданности, но, оказавшись все так же привязанным к ее спинке, чуть не вывихиваю себе руку.

– Хорош же ты спать, – комментирует встревоженный Сэм. Вижу еще и Николь за его плечом, а у двери Эмму.

– Мы стучали минут десять! – раздраженно проговаривает Николь. – И что это еще нафиг такое у тебя на руке?!

Вот стыд-то какой! Пытаюсь быстро освободить себе руку, но узлы затянулись слишком туго. Николь с видом, что делает мне большое одолжение, садится передо мной и после нескольких попыток своими коготочками подцепляет и все-таки развязывает их.

– Ты что, боялся, что тебя украдут инопланетяне? – насмешливо спрашивает девушка.

– Как вы вошли? – смотрю я на распахнутую дверь, которую я, точно помню, запирал на замок.

– Дорис рассказала мне, где прячет запасные ключи от всех дверей, – Сэм показывает мне увесистую связку металлических ключей, которой по виду можно запросто убить, просто уронив сверху на макушку. – Ну что, раз все живы-здоровы, то предлагаю пойти наверх, где я почти все уже приготовил для еще одной интересной игры!

Я, было, досадливо морщусь, вставая с кровати, но следом мои инстинкты берут свое, и я вылетаю из комнаты вслед за Сэмом, желая проследить, куда именно он положит связку ключей. Зачем мне это? Пока не знаю. Но хочу быть в курсе на случай новых непредвиденных обстоятельств, которые, прям чую, недалеки. Вот только наш руководитель заходит с ключами в зал и закрывает двери перед нами:

– Погодите чуток, – просит он нас, – я добавлю последние штрихи.

Мы толпимся перед дверями как олени. Только Николь уходит в сторону, приоткрывает окно и, присаживаясь на подоконник, достает из кармана куртки вейп. Эмма начинает что-то брюзгливо ворчать по этому поводу, а я вот думаю, не Николь ли подходила вчера ночью к моему окну? Она могла просто выйти на улицу курить.

Вернувшись к нам через несколько минут, Сэм отворяет двери, и в руках у него уже нет ключей. Значит, спрятал где-то в зале, ведь просто в кармане такая объемная вещь выделялась бы. Ладно, одно помещение обыскать реально.

– Сейчас мы по очереди, а вернее попарно сделаем упражнение не доверие, – объясняет Сэм, не позволяя нам заглянуть в зал. – Одному в паре мы завяжем глаза, – он демонстрирует плотную черную повязку, – а второй из пары должен будет провести этого человека по всей комнате, так чтобы безопасно преодолеть все препятствия. Девочки будут проходить, а мальчики им помогать.

– Почему именно так? – спрашивает Эмма.

– Потому что, по моему мнению, именно такой порядок будет способствовать достижению всех целей группы.

– Вообще-то я совсем не уверена, что смогу полностью довериться мужчине, – возражает Лидия, скрестив руки на груди.

– Прекрасно, значит, это упражнение тем более будет тебе полезно, – отрезает Сэм.

– Разве это не сексизм? – Николь говорит прямо со своего места на подоконнике, даже не повернувшись к нам.

– Если захотите, потом можно будет проделать все это, поменяв роли в паре, – радостно предлагает Сэм. – Пары будут такие: сначала Эмма и я, потом Лидия и Артур, а последними Николь и Дэвид.

Артур удовлетворенно кивает, я же стараюсь скрыть свои чувства, тем более что, стоит ли мне радоваться, большой вопрос. Не знаю, как теперь относится ко мне Николь, учитывая, как я лоханулся, когда она в первый раз зашла ко мне в комнату. Презирает ли она меня, ненавидит, просто разочарована? Во всяком случае, она никак не прокомментировала то, что нас поставили в пару.

– Не могу сказать, что доверяю тебе после того, как ты заставил меня проехать по льду пруда на лыжах, – снова напоминает Эмма о том, что случилось утром.

– Я это чувствую, поэтому и предлагаю сейчас это упражнение, – Сэм ласково смотрит на нее. – Нам всем сейчас необходимо восстановить доверие между нами.

Побежденная, Эмма позволяет завязать себе глаза, и Сэм, держа ее за правую руку, аккуратно заводит ее в зал и закрывает двери.

– Даже интересно, что он там такое устроил, – говорит Лидия, так и не смогшая подглядеть.

– Ну, ров он вряд ли успел вырыть, так что купальник тебе не пригодится, – пытается пошутить Артур.

Я же, набравшись смелости, отхожу к Николь, которая закончила парить и теперь просто смотрит в окно.

– Ты можешь этого не делать, если не хочешь, – напоминаю я.

– Ты про упражнение? – к гримаской недовольства она бросает на меня быстрый взгляд. – Нет уж, я это сделаю. Чего бы мне отказываться?

– Ну, э, – я снова донельзя красноречив.

– Думаешь, из-за тех шестерых уродов, я теперь буду впадать в истерику, стоит только какому-нибудь мужику ко мне прикоснуться?! – с вызовом спрашивает она.

– Ну, просто я подумал, что тебе это будет неприятно, – внезапно нахожу в себе силы проговорить я, и воодушевленный таким началом, начинаю нести хрень: – Тем более доверять мужчинам после такого кажется не такой уж хорошей идеей.

– И что мне теперь всю жизнь от всех шхериться?! Вот бы эти гондоны посмеялись, – рычит на меня Николь.

Она, конечно, права, это я как-то не ожидал такого непоколебимого мужества от худенькой грустной девчонки, которую унизила стая подонков. Это я зря. Как теперь исправлять?

– Извини, я дурак, – сознаюсь я.

– Заметно, – хмыкает она, но, уже мягче.

Вскоре Сэм зовет внутрь вторую пару, но и Эмму из зала не выпускает, так что расспросить ее о впечатлениях не получается. Остается только в смирении ждать своей очереди. Чтобы успокоиться, я хочу снова вернуться к своему хобби и представить какое-нибудь убийство, но никак не могу определиться с выбором “модели”. Женщин, с которыми я контактировал в последнее время, мне представлять не хочется, а другие и в голову не идут. Из-за этого, когда Сэм снова открывает дверь в зал, я не только неспокоен, но еще и недоволен.

Пока Сэм надевает на Николь повязку, я рассматриваю полосу препятствий, которую он нагромоздил в зале. Выглядит нестрашно, похоже на игру, в которой пол – это лава. Справимся.

Николь вцепляется в мою ладонь своими пальчиками с острыми коготками, и мы преступаем к делу. Однако все оказывается не так просто, как мне показалось. Если сперва она довольно спокойно прыгает по подушкам, то залезая на стул, уже начинает трусить. Николь по нескольку раз перепроверяет мои слова о том, что находится впереди нее, вытягивая носок или левую руку, при этом правой продолжая цепляться за меня часто с неоправданным усилием. Заставить залезть ее со стула на стол вообще непросто, а уж обратно спуститься с него на табуретку…да легче просто подхватить ее и спустить на пол принудительно!

Сэм иногда комментирует наше показательное выступление, и только благодаря его словам, как мне кажется, Николь не срывает с себя повязку или не спускает на меня рычащих собак.

– Умничка, Николь! – хвалит ее Эмма, когда мы, наконец, заканчиваем наш нелегкий путь. – Ты прошла гораздо лучше, чем я! – говорит она, хотя, как мне лично показалось, наша пара провозилась дольше всех.

В общем, за всеми этими играми и разговорами проходит весь день. Мы обсуждаем все подряд, и я уже сбился со счета, сколько раз у меня спросили мое мнение. Может, я еще слишком молод, но у меня просто нет столько мнения, чтобы лепить его в каждую дыру в разговоре!

Вечером, я хватаю полотенце из своей комнаты и несколько сердитый и крайне уставший иду в душ. Единственная проблема найти его. Сэм, на которого я натыкаюсь в коридоре, указывает мне нужную дверь в мужскую душевую. Табличка на ней, по всей видимости, когда-то была, но сплыла.

– Используй правую кабинку, там еще осталось мыло в дозаторе, – помогает он мне с выбором.

Войдя я, преспокойно раздеваюсь, уже предвкушая, как смою с себя два последних дня, вешаю полотенце на крюк и захожу в кабинку. Да, мыло в дозаторе на стене имеется, все вокруг чистенькое и не вызывает рвотных рефлексов, хотя уже нуждается в обновлении. Лампочка наверху тусклая и навевает меланхолию, но сойдет. Уже начинаю подмерзать, так что поскорее включаю горячую воду, но из лейки надо мной начинает течь не она, а отливающая красным темная жидкость! Кровь растекается у меня под ногами, и я шарахаюсь назад, бьюсь спиной о закрытую дверцу кабинки и вываливаюсь наружу. Делаю несколько неловких шагов на оказавшихся ватными ногах и падаю на пол, переворачивая скамейку со сложенной одеждой и только чудом разминувшись головой с умывальником!

В душевую влетает Сэм и бросается ко мне.

– Что случилось, ты в порядке?!

– Там из душа кровь хлещет! – как последний придурок ору я. И сам понимаю, как дико это звучит. Усевшись на холодном кафеле, я тяну на себя полотенце с крючка.

Сэм обходит меня и идет в кабинку. Несколько секунд он стоит и смотрит на текущую сверху жидкость.

– Дэвид, я ничего не вижу, – говорит он тем же мягким голосом, каким успокаивал Эмму, – посмотри теперь сам.

Я оборачиваюсь в полотенце и снова заглядываю в кабинку. От крови нет и следа! Из душа течет самая обыкновенная горячая вода, наполняя маленькое помещение паром.

– Должно быть, ржавая сначала пошла, – предполагает Сэм, – трубы старые.

Стою столбом, не зная, что сказать. Вот тебе, дьявол мне побери, и будущий маньяк-убийца! Что это меня так переклинило-то?

– Ничего, мы с этим постепенно разберемся, – уверяет меня Сэм ласково и, похлопав по плечу, оставляет одного.

С чем это он собирается разобраться? За кого он меня принял? За шизофреника с галлюцинациями? Или за крайне впечатлительного юношу с нежной ранимой психикой? Убиться тапком! Что за день сегодня?!

Наскоро и с отвращением я все-таки моюсь, а потом бегу обратно к себе в комнату и закрываюсь на замок. Надеюсь, больше я сегодня опозориться не успею. С трепетом смотрю я в окно, внутренне готовый увидеть там чье-то лицо, но я еще днем задернул занавески, так что мимо. Все в порядке. Падаю в кровать лицом вниз.

Глава 3

Ночью я снова слышу скрип и шаги в комнате надо мной. Теперь это точно не может быть Брунгильда: она либо уехала, либо мертва. Скорее всего, конечно, первое, а возможность второго – просто плод моего тупого воображения. И все же кто-то ходит там, наверху, что крайне загадочно, ведь все остальные нынешние постояльцы гостиницы должны бы спокойно почивать в своих кроватях на первом этаже.

Я не могу оставить этот вопрос не исследованным. Он лишь один из череды обстоятельств, которые меня напрягают здесь с моего приезда, и я собираюсь разобраться в нем немедленно!

Скинув с себя одеяло, я быстро начинаю терять и уверенность, но, черт возьми, я же до сих пор мнил себя опасным психопатом, беспокоился, что могу причинить кому-нибудь вред, а тут снова струшу, как вечером в душе? Почти в рифму получилось. Короче, поднимусь сейчас наверх и напугаю до чертиков того, кто там бродит в ночи!

Тихо, чтобы не спугнуть никого заранее, я встаю, подхожу к двери и открываю замок. Пробираться по темному дому без фонарика на смартфоне, конечно, еще то удовольствие, а на лестнице и вовсе двигаться приходится наощупь, так как сюда и скудный свет из окон не проникает. По крайней мере, идти недалеко, и я примерно представляю себе, где и что находится. Ступеньки почти не скрипят – тоже благо, только в одном месте старое дерево издает неприятный звук, режущий насторожившийся слух.

Стараясь передвигаться бесшумно, я еле-еле переставляю ноги, рукою скользя по перилам лестницы, и с содроганием представляю себе, что могу наткнуться на что-то не то. На настоящего убийцу Брунгильды, например.

Подбадривая себя, я преодолеваю лестницу и медленно подхожу к нужной двери, под которой вижу узкую полосочку немногим светлее окружающего мрака. Тут я останавливаюсь и прислушиваюсь. Некоторое время стоит полнейшая тишина. Потом вдруг раздается стук, как будто кто-то отодвинул вешалки в шкафу, и снова шаги. В комнате кто-то есть прямо сейчас! И что мне с того? Можно остаться караулить в коридоре и посмотреть, кто выйдет оттуда…когда-нибудь. А можно просто войти и просто все увидеть прямо сейчас!

Чувствуя себя совершенно безбашенным, я нажимаю на ручку двери и толкаю ее внутрь! Однако она не открывается, лишь шелохнувшись. Язычок замка ударяется о дверную коробку, знаменуя этим, что кто-то хочет войти, и звуки в комнате тут же прекращаются. Кто бы там ни был, он или она так же стоит сейчас, не шевелясь и прислушиваясь.

Кого-то там я должно быть нехило напугал – подбадриваю себя я. Может быть, ему сейчас так же страшно, как и мне. Или нет. Смотря, кто там и что он там делает. Но в любом случае я жду и жду, но из звуков довольствуюсь одним лишь собственным дыханием. Жду примерно с четверть часа, считая про себя секунды, но переждать незнакомца или незнакомку за дверью мне не удается, так что я медленно отхожу и возвращаюсь к лестнице.

Снова оказавшись в своей комнате внизу, я ожидаю возобновления шагов, но больше ничего не слышу. Не знаю, когда я в итоге засыпаю, но, кажется, это происходит довольно быстро.

Просыпаюсь я от стука в дверь и голоса Сэма, зовущего нас на очередное “приключение”. Если это снова включает в себя лыжный переход – я пас, решаю для себя. Имею я право от чего-то отказаться? В конце концов, я за все это плачу (то есть платит мать). Но технически я тут клиент, а значит, всегда прав.

Еще немного повалявшись из принципа, все-таки встаю и иду чистить зубы, напялив поверх пижамы толстовку (пятна я так и не отстирал, хотя это очень неправильно). Ботинок у порога в этот раз не стоит, так что я прохожу в ванную заинтересованный. Здороваюсь со всеми и в целом веду себя прилично.

– Возьмите с собой полотенца, – инструктирует нас руководитель.

Обувшись и надев куртки, мы выходим вслед за Сэмом из здания, спускаемся по лестнице во двор. Он несет на плече свернутый в трубочку ковер, а мы тащим с собой полотенца, Лидия даже положила свое в пакетик с ручками.

– Что мы будем делать? – не сдержав любопытства, спрашивает она, поравнявшись с Сэмом.

– Все просто, мы будем ходить босиком, – тот останавливается и бросает ковер на утоптанную часть придомовой территории, но рядом с кромкой нетронутого снега. – Небольшая прогулка по свежему снежку, ничего экстремального, – он быстро расстилает ковер и жестом приглашает встать на него. – Советую не только снять обувь и носки, но и подвернуть штанины – снег глубокий.

– Но я не брила ноги! – проговаривает Лидия и кокетливо улыбается.

– А ты уверен, что мы там ни на что не напоремся? – Артур обозревает заснеженный двор с большим сомнением.

А мне просто неохота мерзнуть. Да, погода в очередной раз стоит солнечная и приятная, но все же не месяц май. Где-то минус пять, наверное – точнее посмотреть негде.

Николь уже стоит в сторонке, держа в руке свой вейп, делает вид, что она не с нами. Ветерок доносит до меня запах клубники.

– Друзья, там совершенно не на что напороться, – Сэм первым скидывает с себя черные зимние ботинки и встает ногами на край ковра. – Под снегом только прошлогодняя травка и листики с деревьев. Это вам не общественный парк или газон возле станции метро. Тут вы даже окурка не найдете.

– Опять лед, уморить вы меня хотите, – ворчит Эмма, но одна из всех начинает расшнуровывать ботинки.

– Я лишь хочу, чтобы вы потихоньку и безопасно подошли к центру своей боли, – проговаривает Сэм, хмурясь. – Мы уже несколько раз говорили о вашем младшем сыне, но так и не выяснили, почему он оказался там, в ледяной воде. Как все произошло, Эмма? Доверьтесь мне, – он берет ее за обе руки и уводит с ковра на снег. Эмма даже не морщится, ступая по нему, утопая в нем босыми ногами до середины голени.

– Он увез меня отдыхать на озера, – говорит Эмма, – мы возвращались с экскурсии прямо по льду, солнце уже садилось, но мы отстали от группы, чтобы поговорить. И поссорились.

– Из-за чего вы поссорились Эмма? – Сэм продолжает вести ее за собой, сам пятясь спиной.

– Из-за старшего. – Медленно проговаривает Эмма. – Он уже тогда сидел на наркотиках и тянул из меня деньги. А я позволяла. Отдавала ему даже те деньги, что давал мне младший. Сынок умолял меня перестать финансировать старшего, я резко ответила, что это мое дело, тогда он бросил меня и побежал назад. Я еще некоторое время шла, не оборачиваясь, из одного упрямства, а когда обернулась, сыночка уже не было нигде. Я пошла назад, звала его, а он там, в проруби, на глубине, уже не двигался, – Эмма тяжело всхлипывает. Я не вижу ее лица, она находится в нескольких метрах спиной ко мне, но ее горе ощущается прямо оттуда. – Я даже сунула руку в воду, она была такой обжигающе холодной, но он был так глубоко! – стенает Эмма.