Жизнь продолжается: Ей больше нечего терять.Часть 2

2 – Рассказ

Зачем же мне в это утро, надо было в магазин? Видимо, сыграл в этом роль и участковый из деревни, Задорнов. Сбил он меня с мыслительного процесса, когда собирался сойти с крыльца, из не застекленной веранды. Суровое его поджаристое лицо, как бы смягчилось, когда он увидел меня спускающего с крыльца веранды.

–Бежал! – сказал он мне, весь запотевший, пожимая мою руку. – Боялся – успел уехать. Ладно. Ты куда торопишься?

– Не понял? – растерянно бубню я ему, вдыхая прохладу утра, и, ожидая серьезность разговора, привычно лезу в карман за сигаретами.

Точно, как и мой покойный отец: невольно перенял, или перешла ко мне по наследству – привычка волноваться по любому поводу.

– Если время есть у тебя, никуда еще не торопишься, идем со мною? Тебе будет интересно. Ты ж журналист у нас. Женщину убили у нас в эту ночь. Да! – с досадой выкрикивает он мне, отмашкой рубя рукою пустоту. – Статьи. Из твоих мест она. Жила она у нас. Черт ее знает! Временно, или постоянно. Разберемся…

–Какой я же ты участковый, к черту, если ты толком не знаешь, кто у тебя под боком живет? – беззлобно выругался я на него. – Кого убили?

– Сказал же, только что. Женщину. Что тут ты мне дурочку строишь? Сказал же. Пришлая она у нас была. Три года как уже будет, она тут живет у нас в деревне. Дом купила. Ни с кем не общалась. Взаперти почти сидела. Даже за хлебом в магазин боялась ходить. Ия Федоровна за нее в магазин ходила. Нет, все же ее достали эти козлы.

– Кто достал? Не понял тебя.

– Откуда я знаю, Матвеевич. По – человечески, мне ее жалко. Слышал, сам не видел. Резаная, говорили, переколотая. Живого места, как мне говорили, на ее теле нет. Суки. Вот суки. И тут ее достали. Задымил. Поджилки затряслись, скажешь? Идешь со мною, или мне одному эту грязь выгребать?

–Ладно,– говорю ему, соглашаясь. – Хотя, от моего присутствия проку мало, сам знаешь. Но любопытно. Как у вас в деревне людей убивают. Хотя, сам догадываешься. Вот, где этот интерес у меня. – И показываю ему ребром ладони, где горло.

–Понимаю, Матвеевич. Но мне подумалось – будет тебе любопытно. Ведь она, когда – то жила, родилась в твоем городе, где ты сейчас живешь. Думал, заинтересуешься. Хотя? Понимаешь ли ты, Василий? Куда я тебя толкаю. Это сегодня очень опасно.

– Хорошо,– бормочу я. – Учту. Обещаю не совать голову в то общество, где мне грозит смертельная угроза. – Но в последнюю секунду, я не удержался, уколол, напомнив недавний с ним разговор. – Теперь, наверное, Михаилу Михайловичу надо задуматься, уходить ли из милиции?

Я ждал от него всего, на что он способен как участковый, да и силу его характера, но он от этих моих слов сейчас, только отмахнулся, кривясь лицом.

– Брось! О чем ты толкуешь! Другому не сказал бы, но тебе… Тебе! Ты сам, много раз пострадал, от этой жизни. И ты знаешь, эту нашу нынешнюю жизнь, не понаслышке. С работы я не уйду. Даже не думай. Хотя, дурная мысль временами скребется, но не настолько, чтобы уйти совсем.

Да, пожалуй, соглашусь с ним. Иногда из нас такие необдуманные до конца слова выскакивают, потом удивляемся: «Да, что это я сказал-то? Не может быть?» Так что, раздражать по напрасно Михаила Михайловича, своей глупостью мне, поэтому не стоило. Особенно сейчас. Надо придерживаться аксиому. Время рождает слово, время и хоронит. А убийцы, те, которые убили эту бедную женщину, породила их нынешнее время, новые зарождающие люди, недовольные. Да, недовольные. Учесть бы это им в правительстве. Когда одни миллионы получают не заслуженно, а другие, кулаки свои грызут. Они ведь, согласитесь, остались недовольными. Обошли, не поделились с теми остальными, куском пирога, что раньше называлась общим – советским. Почему они и подняли головы сегодня. Их ведь и раньше было много при советах – обездоленных. А сейчас, когда каждая улица формирует свою банду – такого в стране никогда не было. Скептик в таких случаях всегда скажет: «Законов нормальных нет, и потому эта анархия захлестнула улицы наших городов». Но ведь, интересно. Что уж этого скрывать. Государственная Дума, каких только запретительных законов не выпустила их. Пачками, за эти годы. Правда, же. Но законы, все это знают, почему – то никогда не выполнялись исполнителями до конца. Или специфика России такая? Губернаторы, как воровали, так и воруют. Вон преемник Ельцина, не успевает даже их менять. Пачками. Причина? Что уж тут умалчивать. Да и преемник это знает. Ясно без слов – местничество в каждом уголке в стране. В каждом регионе сейчас сидят, свои распоясавшие мурзы и господа – вчерашние перелицованные коммунисты. Заждались они, сидя в коммунистах, после призывного, неслыханного «клича – лая, «царя Бориса». Тоже, когда – то первым коммунистом был в Екатеринбурге. Кричал:» Берите! Сколько сможете». У многих, конечно, сорвались тогда «крыши». И эта вседозволенность, и безнаказанность, выходит, догулялась и добралась и до этой моей деревни. Вот о чем я думал, сейчас глядя на эту смерть. Рядом что-то бубнит участковый, покрикивает на любопытных, чтобы те отошли от этой мертвой женщины на приличное расстояние, лежащей посреди грязного двора. Судя, как лежит, она последние секунды своей жизни, видно, царапала землю ногтями – полосы – бороны выделялись отчетливо на сухой земле, а сама она весь вытянулась к направлению улице. Видимо, угасающей мыслями, надеялась на помощь, со стороны «добрых» наших граждан. Но люди, сегодня, зачем их обвинять? Как всегда, в таких случаях, как тараканы зарылись в своих щелях домов, от страха боязливо поглядывая из своих темных окон, что творится сейчас с их соседкой. Это они потом повылезли из своих нор. Страха теперь уже нет, только любопытство. Даже некоторые лезут советами к участковому, кричат с пеной во рту, что запомнили лица этих «бандюга нов». Но когда Михаил Михайлович подошел к одному. А это был Ванька – драчун. Конюх, бывший, из М.С. Горбачева перестройки – скороспелый «аксакал». Видимо, поднаторел его сын Василий, инженер из Нурлата. Теперь Ванька стал еще, с помощью сына, из Нурлата, критикующим демократом. Никак, видимо, забыть не может. Учится ему тогда, так и не дали на механизатора. Вот и Михаил потребовал, чтобы он на бумаге все описал как есть, раз он видел этих бандитов. Этот правдолюбец, краснобай, «демократ», тут же ушел в оправдание, что у него мало грамоты, да и он возможно ошибается.

 «Далеко шибко было. Да и глаза теперь, плохо видят. Не упомню. Машина ненашенская, вроде того…Да и темень. Шут, не упомню».

– Черт подери! – с досады ворчит участковый, поворачиваясь ко мне. – Вот и работай с такими. Не знаю, не помню.

Конечно, машины скорой, увести мертвую женщину в морг, нет, да и практически не возможно было это сделать. Районный центр в тридцати километрах. В Нурлате. Когда они еще приедут, да и приедут ли еще. У них ведь всегда оправдание сегодня – нет бензина. Уазик милицейский, который все же для профилактики подкатил часами позже с двумя майорами, поглазели, в сторонке что – то пошептались, и, дав какое – то указание участковому, отправились восвояси назад. А мертвая женщина осталась лежать все еще на грязной земле, как и застала ее смерть. Я был поражен. Это мало. Меня их действие даже не возмутило. Привыкать что ли мы стали к таким эксцессам, или же… стали мы слишком равнодушными к своим людям, стране, родине? Сердобольные старушки, которым смерть завсегда все еще горе, подозвали двух мужичков, приказав, чтобы они занесли мертвую в дом.

– Что скажешь, – обращается ко мне участковый, налаявшись с любопытствующим народом.

Обычно я в таких случаях, завсегда становлюсь нервным. Мне больно и обидно, что такое творится в стране, но в данную минуту я среагировал на вопрос Михаила Михайловича, как – то равнодушно что ли. Как те наши либералы сегодня, из телевизора. Хотя, какая – та доля недовольства и в моем голосе чувствовалось. Но ведь я живой человек. Понимал, мы не знаем, зачем мы пришли на эту землю, и для какой надобности? Но человек ведь он – не букашка, хотя и букашка просто так в природе не появляется. Творение «всевышнего», мы не знаем. Но понимаем, что мы сюда, на землю, пришли не зря. Только сказать точно не можем пока. Поэтому смерть этой женщины, просто так легко не выплюнешь, из думающей нашей головы.

– Куда ее?

– Похоронят без нас. Что поделаешь. Жизнь. Сообщим родственникам. Так положено. Смертным в земле лежать, а нам? – в сердцах, он уже хрипит с натугой, – Василий. Василий! Дорогой. Пока, ноги еще ходят по этой долбанной, точно долбанной, грешной земле: ходить нам, жить, любить. Что остается еще нам? Ну, давай, иди, готовься к своему отъезду, а мне еще…о… много дел еще надо проделать. То, се, сам видишь.

Кивнув ему, я отправился домой. Даже в магазин не заглянул, а ведь я собирался туда до встречи с Михаилом Михайловичем.

*

Уехать, я уехал, но заняться непосредственно добыванием других источников, обещанным мною Задорнову о судьбе убитой, мне долго не удавалось. Да если и откровенно, я просто боялся вступить на эту тропу войны. В то время, во времена уже другого президента – преемника Ельцина, кто, чем только не занят был российский народ.

Однажды, я уже и не помню, какой это был день, как я приехал из деревни, случайно узнал от хорошо знакомого, магазин «Мелодия», что располагался в центре нашего города, раньше принадлежала непосредственно этой убитой в деревне женщине. Я не поверил. Бросился к своим записям, которые мне дал накануне, в день моего отъезда, мой деревенский знакомый, участковый, Михаил Михайлович Задорнов. По его записям, точно ведь, совпадало: фамилия, имя, отчество. Но помня, предупреждение республиканского знакомого депутата, с которым я разговаривал сразу по приезду домой, он мне тогда, прямо в лоб и спросил: «А ты, Василий, уверен до конца в своих силах?» Помня его предупреждение, я все же, не до конца обдумав, видимо, в своих действиях, на что я толкал себя, глупец, поторопился вначале в библиотеку. Хотел выяснить, есть ли в старых подшивках местных газет, до меня, описанный случай, продажей магазина «Мелодия». На что я рассчитывал? Господи! Наивный простак, из российской глубинки. Кто из библиотекарей даст мне внушительную информацию об этой продаже? Не совсем того же я. Знал, это еще опасно и подозрительно. Все же я журналист, мог и кому – то заинтересовать, что это я вдруг? Ни с того, ни с чего. Но я, утешил себя, что просто освежу память и просмотрю старые подшивки городских газет, тех лет. Как я понял, из разговора с депутатом: он, мне говорил, что магазин «Мелодия», в девяносто первом был продан на аукционе, проведенным городскими властями. И купила этот магазин, эта убитая в деревне женщина, где – то, вроде, за три миллиона, не доминированных рублей. Сумма по тем временам поистине была астрономическая. Если тогда человек в стране, получал в среднем, 100 – 120 рублей. А женщины, еще меньше. То откуда, спрашивалось, у этой женщины, такие деньги? Этого я хотел выяснить, просмотрев старые газеты в библиотеке.

Знакомая библиотекарь, Вера Павловна, женщина с моих лет, по моей прикидке, не очень и подкованная всяким дебрям; она мне и надо, думал я тогда с наивной головой своей: выслушала мою просьбу, и с ходу, пустила хитрость.

–Да, ну, тебя, Василий Матвеевич. Темнишь все что-то.

– Да, ладно, Вера Павловна,– говорю я ей, настраиваясь на её ноту. – Просто скучно мне. Сама видишь. В редакцию мне сегодня не идти. Взял отгул. А дома, совершенно нечем себя занять. Вот и, мне делать нечего, решил просмотреть старые городские газеты. Можно?

– Сиди сколько хочешь. Мне, что жалко?

И уходит, чуть слегка обидевшая, видимо, на меня, обслуживать других, а я остаюсь один в читальном зале.

Солнышко светит в окно, тепло, а на душе у меня не спокойно. Чего я добиваюсь, что хочу узнать нового? Помню же. Участковый, Задорнов, не зря прибежал ко мне накануне моего отъезда снова, предупредить, что эта наша затея опасная, а у меня: семья, дочь. О чем я думал, предрекая себя, на эту авантюру? Сказать, простым любопытством – это было бы просто смешно. Взрослый же я человек, понимал, на что иду, и что это опасно сегодня, но как объяснить себе, я журналист все же, что это нужно всем нам, честным людям в стране. Но хочу – желание, возможно, и благородное. Здесь надо, все же, сто раз подумать, прежде тем сделать шаг верный, чтобы потом не сожалеть. Мы люди, а люди иногда и ошибаются верности своих намерений.

«Так»,– шепчут мои губы. Видимо, я отыскал, что искал. Воровато огляделся по сторонам, (К моим взорам мелькнуло единственное окно, кусок серого неба и береза, вымахавшая выше пятиэтажки; окно библиотеки смотрела, напротив, в этот торец дома) нет ли посторонних рядом, углубился к чтению.

Выходит, эта покупка была историческим для города, в то время. Единичный случай. Подробно описывалось, что магазин «Мелодия» куплена Ерофеевой Полиной Егоровной, на городском аукционе, за три миллиона рублей. А такие деньги в то время мог выложить только: подпольный «миллионер».

Теперь мне это предстоит разузнать, как на самом деле было. Я просто в растерянности. Действительно ли мне это надо? Такой вопрос сама по себе приходило мне в голову. Что мне делать? Оставить эту затею, или искать, продолжать свое авантюрное исследование? Я, если можно сказать, был в таком состоянии страха, что даже сказал себе вслух:

– Обожди, Матвеевич. Тпру. Куда лезешь? Здесь тебе, и журналистская корочка не поможет, если что… подумай еще раз? Не знаешь, как людей сегодня в бетон заливают?

А подумать, есть что было. Я в одном только убедился, что такая покупка была, а дальше что? Да, магазин «Мелодия» я отлично знал, заходил много раз, находился в центре нашего города. Но я знал еще, по линии журналиста, магазином по слухам, заведует неформально, банда Миронова. В городе, заинтересованные и обиженные, все об этом знали. Да и милиция, когда касалась об этих бандитах, в сводках, из ящика телевизора, всегда говорили о проделанных работах. «Мы контролируем, мы знаем обо всех. Они все у нас на учете». Но кроме учетов, милиции, зная об них все, всерьез ничего не предпринимал. Мы это видели. Они всегда ждали чей-то указ, оттуда, сверху, или подсказки. Страшно же было, чей – то интерес тревожить. Да еще сегодня. Потому в обществе шли всегда такие разговоры: «Раз милиция знает, видит, как те действуют, но не принимают никакое решение, значит они с ними заодно». Но кто слушал тогда общество. Общество, теперь никто. Выборы проведены. А до следующих выборов еще четыре года – вольность кругом для новых «сказочных» господ. Поэтому, чтобы сбить разговоры о бандитов, они временами выходили к экранам телевизоров и трубили, что в городе, все стабильно. А банды, как «крыше вали», так и продолжали «крышевать»: заводы, предпринимателей на всех рынках. Даже вокзальные платные туалеты. Открыто. И до них дошли. Среди белого дня устраивали перестрелки в городе, а милиция, все талдычили «честному народу»: «обстановка в городе ими контролируются днем и ночью». А то, что в городе на столбах, фонарей почти нет света – это уже огрехи «рыжего, получается Чубайса» – это он виноват, выходит. Так изо – дня в день, месяц за месяцем, клин где стоял, там и стоял. Это распутать, конечно, мне не по зубам, но сделать попытку, успокоить свое самолюбие, я ведь мог, хотя и странно на первый взгляд. Мое любопытство – это не аргумент. Кроме любопытства, я должен иметь еще твердое намерение, что не оставлю на полпути это, так сказать, журналистское расследование. «А что получится …»,– решил я тогда, наивно полагаясь на русский «авось», не понимая, куда толкаю себя.

Возвращаю Вере Павловне газеты, говорю ей:

– Просмотрел. Ничего интересного для себя не нашел там. Зря только время потратил. Спасибо. Ну, я пойду?

– Жене, Лидии Васильевне, привет передай. Спасибо, Василий Матвеевич, что зашел в библиотеку. Хоть за тебя увеличим посещаемость. Мы обязаны завлечь читателей. Они ведь, перестали совсем читать, в связи с этими переменами в стране. Страшно же. Прикроят библиотеку, куда нам после?

Теперь куда? В «Мелодию» мне нельзя. Там я ничего не выясню, да и если намеком привлеку к себе, меня тут же высчитают. Доступ «данных о человеке», у них всегда под рукою. Помню, как-то статью я опубликовал, по фону бандитской бойни в городе, после был у меня разговор с одним бритоголовым. Эта среда, все же, что не говорили, связана с чиновниками – начальствующими в городе; те и эти – обратил, никогда не думают вначале, что творят.

– Тебя еще из заседателей не выперли?

Это он намекал, что я состою присяжным на суде, и хотел уточнить, хотя ведь знал, что я, как и прежде, участвую в судах.

Он мне тогда сказал:

– Знай. Мы обо всех знаем. Вот, когда тебя выгонят из этой организации, так он и сказал, «Организации», то тебе будет жарко.

Это он, выходит, предупреждал меня. Да и вскоре, подтвердил свое намерение. Произошел возгорание в моей квартире. Эти умники что придумали. Привязали за ручку двери моей квартиры к перилле в проходе коридора, в подъезде, и облили бензином, а потом подожгли.

Слава богу, все обошлось. Два часа ночи я от удушья проснулся – а у меня ведь семья. Так как я работаю по ночам на компьютере, сплю отдельно, жена с дочерью, другой. Вскочил спросонья, не пойму, что. Темно. Уже падаю от удушья, а в коридоре огонь. Первое, что пришло в голову, как по воде, побежал к балкону, распахнул дверь, а этого мне не надо было делать, но я не понимал происходящее. Слава богу, где жена с дочерью спали, дверь была прикрыта, крикнул им сонным: вставайте – пожар!

Позже выяснилось. Бандиты предусмотрительно привязали веревкой дверь к перилле, чтобы я не смог, или не смогли выйти – сгорели. Слава бога. Соседская собачка, покойничек наш, вскоре после пожара кто-то убил ее, разбудил своего хозяина.

Как мы остались живы – это, видимо, надо спросить у Господа только бога. Это он нас спас, но на этом еще вечер не закончился. Я в одних трусах выбежал на зимнюю улицу. Босиком. Осмотрелся, вижу прячущего за электрическим столбом человека. Подбегаю, хватаю его, а он наивно мне, даже не сопротивляясь:

– Это не я. Видишь, он побежал.

И точно. Вижу его, убегающего. Я за ним, босиком, в трусах, по снежному тротуару. Господи! Если бы я его догнал, прости Господи, покалечил бы, но я его не догнал, а когда обратно прибежал к дому, того уже след простыл. Видимо, это был смотрящий – разведка, а тот убегающий, исполнитель.

А я, обозленный, вскоре предпринял войну с ними. Узнал все же, высчитал вскоре исполнителей этих тварей, подкарауливал ночами у их дома. Я серьезно был настроен на их физическом уничтожении. На милицию я уже не надеялся, но видимо, напрасно. Там все же большинстве были, порядочные люди. Но до них побывал у меня дома странный человек. Вскоре, вечерком, уж не помню, какое было число, позвонил к нам в дверь человек. Открываю дверь, а за дверью стоит высокий молодой человек.

– Здравствуй, Василий,– говорит он мне. – Пустишь.

Я недоуменно посмотрел на него, говорю.

– Раз пришел. Заходи.

Он мне:

– Водка в доме есть?

– Найду,– говорю ему, все еще недоумевая, и переглядываясь с женою, которая стояла в обнимку с дочерью в просвете другой комнаты.

– На кухню можно пройти, да и присмотрись, узнаешь?

Я снова пожимаю плечи, говорю ему:

– Не припоминаю.

– Ивана Петровича Харламова, ты знал?

– Ивана Петровича? – Я чуть подумал. – Ну, знаю. На суде познакомился. Который резину с завода через забор таскал и его поймали. Ты его сын?

– Не удивляйся. Такое время сейчас. Ты помог отца от тюрьмы. Дали ему условно. Доказал, почему он на это пошел. Ты кушаешь, и он есть хочет. Понятно я говорю тебе? Не удивляйся. Мне ничего не стоит, зарыть этих козлов, но ты,– усмехается он, – денег таких не дашь.

Что делать? Я переглянулся с женою, показал рукою на кухню, чтобы он прошел, взял из холодильника бутылку водки, присел напротив стола к нему.

– Матвеевич, запомни,– начал он. – Мне сказать, а тебе слушать. Зарыть мы их зароем. Только скажи. Знаешь, после суда, отец переменился, бога начал верить. Умора! Скажу тебе. В каждое утро, по много раз, крестит он на этот лик бога. Так вот, Матвеевич. – И, непринужденно захохотал, откидывая голову назад. Жена моя, переместившая с дочерью, из комнаты, на кухню, переглянулась со мною.

Он ушел, как и пришел. А милиция через месяц известил меня, что этих «козлов» они посадили по другим статьям. Но мне от этого не стало легче. Черт с ними, а теперь? Мне что делать? Да и посещение в библиотеку для меня оказался роковым. Не учел я, или вернее, не догадывался, что у Веры Павловны муж, оказывается тоже, так сказать, бандит и состоит в организации ОПГ в моем районе. Она, эти подшивки, после меня, просмотрела и пришла к выводу, что я искал, а вечером, любопытная же она, да и мужа надо задобрить: «Эх, какая она, умная», рассказала мужу, что я почему-то заинтересовался «именно» с этой статьей. Поэтому, когда ее муж, на второй день, встретив меня на улице, случайно, или намеренно ждал меня, попросил.

– Василий, видишь, какой я сегодня, под градусом, а мне нужно срочно, кто бы повес нас до вокзала. Провожаю друзей в Москву. Так что помоги, порули.

Я отказывался. Даже пустился на маленькую хитрость, сказал, что права у меня на обмене у милиции, в ГАИ. Но его надо было знать. Такой он, обаятельный. Невозможно отказываться. Убедит любого, душу полезет, но свое добьется.

– Ладно,– говорю, в конце – концов, соглашаясь. – Где машина и когда?

– Ты стой здесь и никуда не уходи. Я сейчас подгоню, а там мы потихонечку отправимся. – В конце разговора, он, как-то даже, успокаивающее хлопнул мне по плечу.

– Не бди, базара не будет. Сказал.

Он ушел, а я, чтобы не беспокоить семью, не стал к себе подниматься, позвонил по сотовой жене, что я на часок отлучусь и остался, ожидая его и его друзей у своего подъезда.

В ожидании сидеть скучно. Вышел подышать воздухом уличным, этажом выше сосед по подъезду, Сергей – хохол. Прозвище такое к нему приклеилось за скупость. Закурили. И он, через некоторое время, выдал мне, опасение моей затеи.

– Слышал, окно было открыто, о чем вы с Саней толковали. И о его просьбе. Не боишься, что он подставит тебя? Дернет руль ненароком, а ты за рулем. Авария, и, прощай твоя квартира на оплату его машины. Зачем это тебе? Ты что не знаешь до сих пор? Он же у нас: крутой. Он не зря тебя приглашает. Нет, чую я, тут не так, Василий. Машина его, сам знаешь, за миллион тянет. Зря ты согласился.

– Ну, а что ты посоветуешь мне?

– Теперь уже поздно. Я этих козлов не понаслышке знаю, попадался много раз.

Надо, как я понимаю, пройти через их сито, чтобы понять их. Иначе, сам понимаешь, как трудно в жизни с ними. А эта милиция сегодняшняя, фуфло, скажу.

Видимо, Сергея кто-то сильно насолил, он же ЧП – предприниматель. В каждом проверяющем, он видит сегодня, криминального бандита. С таким спорить, доказывать, себе не легче. Поэтому я больше молчал и нервно курил, да одновременно прислушивался к звукам машин, проскакивающих мимо нашего дома. Но той мощной машины все не было. И я уже, хотел подняться к себе, но тут я услышал гудок клаксонов.

Да. Машина, у Веры Павловны мужа – Санька, мощная – не каждый смертный может на таком шикарном машине разъезжаться по нашему городу, а вот у Веры Павловны муж – он это запросто. Хотя, как я знаю, официально он заведует, хлебным только магазинчиком. Но на хлебе такую машину, я знаю, не купишь. Но он на нем ездит, да еще, так, припеваючи. Ржа меня никогда не мучила. Все же я из Магадана переехал сюда. Поэтому, к таким выкрутасам, я не очень и уж болезненно относился. Ну, ездит. Хрен с ним. Это его машина. И ему жить в нашем сегодняшнем мире – доживет до старости – это его лотерея, нет, Вера Павловна, получается, ошиблась в муже, будет в одиночку воспитывать двоих детей. Но не дай, конечно, бог. Зла я никого не желал, даже этому организованному, крутому, как они теперь именуют себя – «холдингом». Не просто бандиты они сегодня. Цивилизация коснулась и их «преступную организацию». Теперь они, таким как мы, наивным, рассказывают, что они из «холдинга». Видимо, бандиты, сегодня чуть стали образованнее, а не так как раньше: под мышкой дачные топоры, а в голове – песок речной. В то время, 91году, можно было схлопотать запросто удар в голову топором, а эти, уже подкованными были, на простого безденежного человека просто так не кидались. Эти уже, и анализировать умели, просчитать в уме два три хода: вперед или назад. Ведь у них все «схвачено», и во власти, и в милиции. Этих голыми руками просто так не возьмешь. Но, не понимаю я Сашу. Как он мог связаться с такими людьми? Обзавелся крутой машиной, а кто ему это дал? Родители, хотя и бывшие северяне, но уже обнищавшие. Все что у них было накоплено «на черный день», Павловская реформа, да, затем и Гайдаровская, все накопленное обесценил, посадил их на голодный паек, а других источников, где брать денег – у них не было. А у Чубайса, в очереди они не стояли. Кто такой, Саша? Да, никто. Видимо, умник от природы. Ведь сумел связаться «с этими» местными парнями, и подняться на какой-то «жирный» уровень российской жизни. Этого мне, видимо, вскоре придется разгадать, если у меня хватит ума и силы, а нет, то прощай, выходит, моя журналистская жизнь.

– Ну,– говорит он, приоткрывая дверцу. – Садись, Василий Матвеевич, дорогой, на водительское кресло и поехали. Торопимся.

В машине три бритоголовых, с одинаковыми комплекциями, накаченными мышцами, из числа, видимо, бывшие спортсмены, и, молодая женщина с мальчиком. Мальчику, примерно лет десять. Красивый он такой.

– Ей с сыном надо успеть к московскому поезду. Осталось час. Давай, Матвеевич. Заводи и трогаемся.

Успеть к поезду, конечно, мы успели. Посадили ее с сыном на поезд, но потом начались для меня сложности. После того, как проводили поезд, Саша хитро посмотрел на меня, и заодно он подмигнул и своим «дружкам», сидящим молча, сказал.

– Матвеевич, надо обмыть. Теперь гони тачку к озеру, к тридцатому километру от города. Там посидим, отдохнем.

Я понимал, мне отказываться нельзя. В отказе своем я бы ничего не добился. Тогда они бы меня с силой «усадили» сесть за руль и заставили бы крутить эту баранку до тех пор, пока им это не надоест. Да и мое любопытство, уже за край выпирало, и я, не имел право, такой шанс упускать.

– Хорошо,– говорю ему,– послушаю вместе с вами природу, отдохну.

В ответ услышал дружный смех – гогота.

– Молодец, а? – продолжает гоготать, провожающий жену с сыном, один из бритоголовых. – Шутник ты, Васёк. С прозой выражаешься.

Этого мне еще не хватало. Начитанный он, выходит, раз заумно стал подпевать мне.

– Ладно, – машет он рукою,– голову не напрягай, Васёк. А давайте выпьем. Сашок, да, давай, где наша не пропадала. Главное… Жена с сыном в безопасности. В случае чего. Выпьем за счастливую дорогу, и, за одной спросим, у Васька. Он у нас самый подкованный, прозой умеет выражаться. – Слышался от него скрытая угроза, или я просто напрасно себя сильно напрягаю? Молчу. Дорога гладкая – асфальт. Легко катится машина. Саша сидит рядом и подсмеивается над чем- то.

– Сашок! – кричит на него, сзади меня, этот бритоголовый. – Ты что, там заснул? Выдолби пробку и да – давай, отмечать…

– Я всегда. А ну, доставай сзади меня наши заначки? Выпьем, да и Василий Матвеевича, вижу, не прочь выпить с нами. Он что не мужик, будет смотреть на нас? – И толкает локтем меня. – Не против? Молчишь. Значит, согласен. Да подъехали уже. Ничего страшного. Все согласованно. Пьем. Гуляем.

Мне нечем их возразить. А если даже возражал, ничего сейчас мне не изменить. Оставалось только, умно, помалкивая, созерцать окружающий пейзаж и ждать, когда эта моя авантюра даст созреть плод, или…боюсь даже мысленно подумать, что дальше со мною будет.

– Распрягай кобылу! – кричит Саша, выскакивая из насиженного своего места. – Гуляем, пока на свободе.

Это он к чему сказал? Вообще, этих «пугало в» понять очень трудно. Не логично они рассуждают.

– Ты что, Вась? – проявляет свое любопытство, сзади сидящий за спиной меня симпатяга бугай. Он интересен был, прежде всего, своими черными густыми бровями. Не верилось, что он тоже из этих. Или его все же ржа заело – насмотрелся на богатых сегодняшних: начальников, чиновников, с большими окладами. И он после, выходит, сказал себе: я, что хуже их? Кто он в этой «холдинговой» организации? Рядовой исполнитель – ученик?

– Да, что-то скучно тут,– хитро корчу улыбку на лице, дергая губы. – Пить мне нельзя – сам знаешь, я за рулем, а вы, давайте, сами без меня…

– Да ты что, Матвеевич. Я сяду сам за руль,– бубнит мне под руку Саша, а сам так хитро подмигивает своим сотоварищам. – Да, статьи. Я все ж хочу, спросит, да забываю. Что ты там просматривал в старых подшивках газет? Какой же я любопытный. Пить не давай, интересно.

– Что тебе сказать, Саша,– говорю ему, настороженно, и сразу подумал, что надо тут говорить правду. – Ничего серьезного я в подшивках для себя не отыскал. Сам знаешь. Я – журналист. Профессия обязывает.

– Матвеевич, извини. Ты около, да около, прыгаешь. Спрошу прямо. Ты знаком? Ну, сам знаешь. Задорновым? И с этой старушкой? И что с нею произошло? Ты же уроженец с тех мест – мать ездил хоронить? Сочувствую. Убили ее, да? Такое я слышал, а ты их простил…

Честно сказать. После его слов, я просто онемел. Смотрю я на него и никак переварить его слова не могу. Как будто у меня какая-то шестерня в мозгу поломалась: перед глазами выплыла из темноты, лежащая на земле мертвая женщина, во дворе своего дома, и злобно смотрящая, на любопытных сельчан.

– Да,– говорю ему, стараясь не заикнуться, не выдать свое волнение. Шестеренка в голове раскрутилась, и вовремя еще, мысли стали четче. – Но, а причем тут я. Ее, как я понял, убили, и убили очень подло, и коварно. Жалко, конечно, но причем тут я? Саша.

– Тебя ведь никто не обвиняет? Матвеевич. Успокойся. Просто стало любопытно. Честь чего ты, Василий Матвеевич, обновил свои мозги на этих газетах?

Что ему говорить, я не знал, да и эта поездка сюда, все было, выходит, подстроено. «Да, за кого они принимают меня? Или они никого уже не боятся: ни черта, ни закона, которые пишут в нашем «Думе», тоннами», – нервно размышлял я тогда. Но я знал еще, законы эти, писались только для тех, кто украл на сто рублей. Удивительную страну выстроили эти младореформаторы, во главе с «царем Борисом». Теперь и с этим… преемником. Где он? Почему не видит? Ведь разворуют же страну? Сталина что ли снова позвать, чтобы эти законы заработали в полную силу. Да и у этих, развязались языки, открыто уже при мне говорят о мертвой той женщине. Мозг мой, начинает капризничать, и мне с ними сейчас, определенно надо быть предельно внимательным, чтобы их не настроить против себя. Да и… страшно мне стало, услышав от Саши, фамилию Задорнова. Ошибка? Забывчивость самого Задорнова – не упомянул мне он о них? Голова моя раскалывалась. Оставалось только, разрядить эту обстановку. Но как? Ничего не придумал. Широко ему натянуто улыбнувшись, через силу, говорю.

– Саша, ты не то говоришь. Ну, убили женщину. Ну и что. Я не милиционер. Пусть, если это надо, там разберутся, а у меня, сам знаешь, узкое пространство: жена и ребенок.

– Вот, вот, ребенок,– говорит, торопливо заикаясь этот «воин», который сидел в кабине у меня за спиною. – Смотри, Васёк. Не вторгайся в эту авантюру. Охлади голову. Жить, наверное, хочешь?

Меня всегда удивляет самоуверенность некоторых людей. Кто бы, он не был. Преемник, которого расхваливает «хитрый» пропагандист, из экрана телевизора. Начальник, который возомнил себя «элита», чиновник, мечтающий выкрасть миллионы, обыватель, дрожащий от растерянности. Теперь понятно: откуда эти войны, разборки – оттуда же. Человек, сам по себе не может до конца последовательно анализировать, расставить все точки: от буквы «а», до буквы «я». А у них? У этих… Все просто: нападу, накажу. Поэтому я, уже чувствуя скрытую угрозу, попятился задом, спустился к бережку этого озера, где мы остановились, стал смотреть на гладкую с рябью поверхность воды. Удивительно. Как хороша природа у этого озера. Просвеченной серебром поверхность воды, вокруг берега плакучие ивы, склоненные ветлами к самой воде, и это безбрежное небо, мерцающей в голубизне.

– Василий Матвеевич! – кричит мне Саша. – Давай к нам, присоединяйся. Неудобно. Ты же не больной, чтобы не подмочить язык свой сейчас из нашего угощения.

– Сейчас. Хорошо тут.

– Еще лучше тебе будет, если с нами выпьешь.

– Черт с вами,– говорю. – Выпью, но за руль после не сяду. Договорились?

– Сказали же,– говорит один из них. Кто, да и не важно, кто. Они все на одно лицо. Бритые, квадратные – не отличишь их друг от друга. Рядом с ними я, как инопланетянин. Мне смешно глядеть на них. Наглые, уверенные. Зачем тогда я столько лет учился к жизни, штудировал знание, чтобы быть передовым… чуть не сказал, строителем коммунизма, когда жизнь можно прожить, без моих знаний, которые я приобрел в жизни с таким трудом, доказывая всем встречным, поперечным, что я не последний человек в этой богом обиженной стране. Смешно им, как я неуверенно держу себя в их присутствии – ухмыляются. Моя неуверенность их даже забавляет. Хохочут. В душе у меня кипит котел, но я понимаю. Не осторожное слово мое сейчас, их взорвет из трясины видимого спокойствия. Впоследствии – не предсказуемо.

– Пьем последний раз и катимся домой,– выдавливает Саша, уставившись на меня. – Ладно, живи, Василий Матвеевич. Черт с тобою. Поведу я. ГАИ проезжать будем – там свои люди. Все, шабаш.

*

Из этой поездки я вынес одно: не доверять слепо никому. С Верой Павловной, конечно, я не стал выяснять о ее болтливости, но дал все же себе зарок: больше к ней, в библиотеку, ни ногой. Удивляюсь я. Неужели мне повезло? Я их ничем не заинтересовал? Выходит, было бы что-то не так, как бы я вышел живым? Они же эти «шуты» просто так никого не прощают. Значит, я выиграл эту партию, но в дальнейшем мне придется. Ох! Как надо быть осторожным в своих действиях. Не знаю, правильно ли я поступаю, ввязываясь в эту авантюру? Казалось бы, пошли они все, к этой чертовой матери!

Есть же в стране люди, которые обязаны раскрыть этот клубок смерти этой женщины? Но как же ее раскрыть? Смерть ее произошла в другом регионе, за триста километров отсюда, а убили ее «шуты», из моего региона. Кто заинтересован раскрытию этого преступления? Сегодня человеческая жизнь, так ничтожна в моей стране. А тут, на те – мне преподнесли информацию эти самоуверенные глупые «людишки» из одного района «холдинга», просто так, за осьмушку табака. А если, узнают те, которые над ним стоят, иерархия у них тоже, как у чиновников наших, Саше покажется не днем рождением – его оплошность. Жене я ничего не сказал, где был в тот день и куда ездил. Не хотел ее расстраивать, да и зачем…это ей. И, чтобы, не навлечь подозрение, я спокойно отправился утром в редакцию. Отбарабанил свой рабочий день, отправился домой. Нарочно чуть посидел у своего подъезда, как уставший путник, с кучей в пакете продуктов. Это время прошла мимо меня Вера Павловна, прикрыв на замок свою библиотеку, поздоровалась, затем Саша проехал мимо моего подъезда на своем внушительном черном машине. Притормозил у подъезда, прокричал:

–Сидишь! Отдыхаешь? Как в Магадане? – Мы же оба северяне.

Я остался один. Призадумался, затем запоздало похвалил себя, что я умник. Человек же я. Могу же я к мелочам радоваться. Затем, чуть еще посидев, обозвал себя козлом. Малейший мой промах с библиотекой, я нажил себе внимание уличных «властей». Теперь жди от них слежку за собою, или это мне только мерещится? Выходит, мне и шага нельзя сделать теперь. Догадываюсь, слежка за мною установлена, видимо. Поэтому мне теперь долго придется усыплять этих нехороших парней, чтобы от них не нажить неприятность. Поэтому на второй день, я жену уговорил отправиться в отпуск. Куда, не важно, но только, чтобы лишь выехать из моего города. Да они, не простаками оказались. Будто как бы паслись у моего дома. Не понимал я: кого они пасут и охраняют в данное время: Сашу, или меня. То, что Саша их «бригадир», я узнал от УБОП, знакомого.

От страха, говорят, начинают гореть глаза. Я прозвонился с ним, и он мне вкратце обрисовал, кто Саша, а после, добавил еще.

– Мы о нем все знаем. Он у нас под колпаком давно, Матвеевич.

Тут я уж не сдержался, матом на него.

– Готовьте тогда на него документы?

– Эх, Василий Матвеевич. Легче не мог сказать?

Наивно и глупо. И это милиция, которая контролирует всех и вся. Я его не понимал, или я такой глупый журналист, что ничего не смыслю? Но обещал мне рассказать об убитой женщине, в конце добавив: «Это не телефонный разговор, надо нам встретиться и посидеть». И еще он в категоричной форме меня предупредил. Это меня насторожило.

– Ко мне тебе, если дорога тебе жизнь, категорически нельзя. Хочешь, я к тебе приеду. Ты отпуск взял? Так скажи – куда, я приеду, поговорим.

Он знал мои взгляды на эту жизнь. Излишнее его предупреждение – это, выходило, залогом моей жизни.

– Это, Василий, очень опасно, то, что ты задумал. Я даже боюсь, ты авантюрист по жизни. Но если с умом, то опасности мы: ты и я, минуем. Так жду, твоего звонка, перед твоим отъездом.

То, что власть в городе пронизана коррупцией, это все знали. Но об этом, мы могли только на кухне своих квартир поболтать (так ничего у нас не изменилось: что при коммунистах, мы шептались на кухнях, так и при «господах перелицовщиках», новой России, шепчемся), а так сунуться напрямую в их «стан», этого мог только самоубийца. Поэтому его предупреждение встреча со мною за чертой города, я воспринял серьезно. В накануне, ничего не сказав жене, я отправил ему СМС, что утром я буду там и там, столько то, столько. То, что мы совершали сейчас, для меня, откровенно, было обидно (будто я в чужой стране), но, а что мы могли лучше придумать? Наша, вернее, моя журналистская авантюра выглядела, на обывательских глазах, просто смешно. На завтра мы с ним договорились встретиться в соседнем городе, куда его по делам надо было срочно выехать. Да, я подвергал опасность своей семье. Но я считал – это пока не опасно. Верил УБОП, с которым я был знаком давно, с самого переезда из Магадана. Я был на своей машине. Знал, поездом мне нельзя, это, в – первых, было опасно. Могут проследить – это куда я отправился. Билет без паспорта, теперь так сделали власти, не взять, а самолетом – тем более. Поэтому я этот сыр – бор жене не объяснил, но она мне только пожала плечами, сказав.