Лоренца дочь Великолепного

Размер шрифта: 13

Пролог

Глава 1

Два друга

– Не знаю, кум, зачем Карлу VIII понадобилось завоёвывать Неаполь, если ему в наследство от отца досталось такое прекрасное королевство, как Франция, – пожав плечами, сказал шестидесятитрёхлетний Бернардо де Нери.

В этот тёплый сентябрьский день 1493 года он сидел под навесом в саду собственного дома на улице Розье и потягивал охлаждённый кларет в компании родственника своей жены Жака Доруа. Нери был флорентийским торговцем, лет тридцать назад открывшим банкирскую контору в Париже. В его характере южный темперамент прекрасно уживался с железной хваткой в делах. Что же касается его кума, то, как истинный парижанин, Доруа был расчётлив и сметлив.

– Да, покойному королю было не до походов в чужие страны, – согласился он с хозяином. – Всю жизнь ему пришлось бороться с собственными вассалами. Поэтому главным своим успехом он считал победу, одержанную над самым могущественным из них – Великим герцогом Запада. Теперь же из-за излишней воинственности нашего молодого короля мы можем лишиться и того, что имеем.

– В самом деле, мэтр Жак, из-за войны дороги станут небезопасны, что затруднит торговлю с Флоренцией. А ведь нигде так не смыслят в искусстве Калемалы, как в моём родном городе, – в голосе Нери прозвучала гордость за своих земляков.

– У меня весь склад завален шерстью и грубым сукном, – пожаловался Доруа, который тоже торговал тканями.

– Папа тоже против этого похода.

– Было бы хорошо, если бы наш король послушался его.

– Вряд ли, разве только у Карла VIII не хватит денег для найма солдат.

– Лично я не дал бы ему ни скудо!

– И я тоже, кум, клянусь святым Иоанном!

– А ты что думаешь, Этьен? – неожиданно обратился Доруа к своему сыну.

Восемнадцатилетний парень, стоявший за его спиной, вздрогнул и сказал с видом человека, внезапно оторванного от своих размышлений:

– Простите, отец, я не расслышал…

– Я хочу знать твоё мнение по поводу похода, который затевает наш король.

Прежде, чем Этьен нашёлся с ответом, Нери, подмигнув ему, заметил:

– В возрасте моего крестника, мэтр Жак, меня больше интересовали дела амурные, чем политика и цены на шерсть.

– Ладно, прогуляйся по саду, Этьен, – милостиво кивнул Доруа.

Посмотрев вслед сыну, поспешившему воспользоваться дарованной ему свободой, он затем задумчиво добавил:

– Да, Этьена пора женить. Кстати, он давно заглядывается на Вашу дочь.

– Пока ещё рано говорить об этом, кум. Лоренца слишком молода для замужества.

– Мадемуазель де Нери – ровесница моей дочери. А я, как Вам известно, уже обручил Жанну с младшим сыном сеньора де Монгильона.

– У нас во Флоренции девушек обычно выдают замуж после восемнадцати лет, – проявил неожиданное упрямство банкир. – Лоренце же нет ещё и пятнадцати.

– Простите, вероятно, у Вас на примете есть другой жених…

– Нет, кум. Просто Лоренца – свет в моём доме.

– Всё равно рано или поздно появится мужчина, который уведёт её в свой дом.

В это время к приятелям шаркающей походкой приблизился старый привратник.

– Что случилось, Пьер? – поинтересовался у него банкир.

– Вас желает видеть по важному делу какой-то благородный сеньор, хозяин.

– Он назвал своё имя?

– Нет.

– Но я не приглашал больше никого, – Нери недоумённо развёл короткими руками. – К тому же, сегодня воскресенье и моя лавка закрыта.

– Этот сеньор сказал, что ему нужно? – снова обратился он с вопросом к привратнику.

– Только то, что не уедет, покуда не поговорит с Вами.

– Ну, хорошо, проводи его в мой студиоло.

Оставим теперь на время хозяина и его гостя и последуем за Этьеном.

Сад Нери был небольшой, но ухоженный. Ближе всего к навесу стояла каменная цистерна с водой, дальше были разбиты грядки с овощами. Главной же гордостью хозяев являлся розарий в конце сада, куда, получив разрешение отца, и устремился юноша. Однако по мере приближения к заветной цели ноги его постепенно замедляли свой шаг и, наконец, он остановился.

Теперь только зелёная шпалера в рост человека отделяла его от этого райского уголка, где между кустами роз на дерновой скамье уединились две девушки. Одна из них была родной сестрой Этьена, а другая – дочь банкира де Нери. Внешне Жанна Доруа напоминала тех прелестных рыжеволосых мадонн, которых так любили изображать живописцы северной школы, хотя в ней ещё ощущалась угловатость подростка. В отличие от своей подруги, Лоренца казалась уже вполне сформировавшейся девушкой. Чёрные волосы и карие глаза в сочетании с розоватым цветом лица свидетельствовали о наличии смешанной крови в её жилах, как и лёгкая неправильность в линии носа. Очертания же вишнёвых губ и подбородка были безупречны. Изящными длинными пальцами она машинально ощипывала лепестки розы, опадавшие на тщательно посыпанную песком дорожку.

– О чём ты задумалась, Жанна? – после паузы спросила Лоренца.

– Я? Ни о чём, мадемуазель.

Слова подруги явно застали дочь мэтра Жака врасплох. Слегка покраснев, она затем поспешила исправиться:

– Вернее, я думала о своей свадьбе.

– Значит, она назначена на следующую осень?

– Да, ровно через год мы с Франсуа станем мужем и женой.

– Так скоро…

– Но ведь мы с Вами, надеюсь, и после этого будем видеться.

– Возможно, когда ты станешь благородной дамой, то забудешь обо мне.

– Как можно! Ведь мы знаем друг друга с самого детства!

От волнения мелкая россыпь веснушек на носике Жанны сделалась немного ярче.

– Сказать по правде, я думала, что Вы выйдете замуж раньше меня, – добавила она затем.

– Почему?

– Потому что Вы гораздо красивее меня. При виде Вас мало кто из мужчин остаётся равнодушным. Даже мой брат влюблён в Вас по уши.

Слышавший каждое слово Этьен вспыхнул до корней волос. Лоренца же покачала головой:

– Ты говоришь глупости. Этьен всегда относился ко мне как к сестре.

Однако дочь мэтра Жака продолжала настаивать:

– Нет, я знаю его лучше.

Тем не менее, эта тема почему-то не устраивала её подругу.

– Сейчас мы говорим о тебе. Скажи, когда вы с Франсуа поняли, что любите друг друга?

Жанна ещё больше смутилась:

– Не знаю. До обручения мы с ним виделись всего лишь раз. Да и после – только по большим праздникам.

Лоренца вздохнула:

– А вот у меня нет жениха.

– Я уверена, что господин де Нери позаботится об этом.

– Было бы замечательно, если бы Вы вышли замуж за Этьена. Тогда мы могли бы видеться очень часто, – добавила Жанна.

– Этьен очень хороший… – начала было Лоренца, но тут, прислушавшись, умолкла.

Её подруга бросила быстрый взгляд через плечо:

– Кто-то идёт сюда.

При виде парня Лоренца сразу приняла неприступный вид:

– Что тебе нужно, Этьен?

– Матушка хочет видеть Жанну, – солгал тот.

Видя, что её подруга направилась к выходу из розария, Лоренца хотела было последовать её примеру, однако молодой человек преградил ей путь.

– Ты что-то мне хочешь сказать?

– Да, мне нужно поговорить с Вами, – произнеся эту заранее приготовленную фразу, Этьен вдруг почувствовал, что его решительность словно куда-то испарилась.

И виной тому был взгляд Лоренцы, подействовавший на брата Жанны как удар молнии. Между тем, заметив его смущение, девушка, наоборот, приободрилась.

– Раньше ты был красноречивее, Этьен – лукаво упрекнула она молодого человека.

При этом на её губах, обозначив ямочки, возникла легкая улыбка.

– Да, но мы тогда были детьми, – с трудом выдавил из себя Этьен, у которого слегка кружилась голова от пряного аромата роз.

Казалось, им был пропитан весь воздух сада.

– Ну, и что же изменилось?

– Очень многое. И мы – тоже.

Лоренца опустила глаза. Желая, как все девушки, объяснения, она, в то же время, подсознательно опасалась, что это может навсегда отделить её детство от юности. В этот момент она почувствовала, что молодой человек взял её за руку. Не отнимая своей ладони, Лоренца украдкой из-под густых ресниц посмотрела на брата своей подруги.

Коренастый Этьен не мог похвастаться высоким ростом. К тому же, его волосы и брови казались выгоревшими на солнце. Зато глаза, как и у сестры, словно вобрали в себя голубизну парижского неба в ясную погоду.

– Я так долго мечтал о том, как открою Вам своё сердце, – взволнованно продолжал Этьен, – а теперь, когда этот момент настал, все слова вылетели у меня из головы. Но Вы, наверно, уже сами обо всём догадалась…

Девушка слегка шевельнулась и молодой человек, испугавшись, что она сейчас уйдёт, с отчаянием воскликнул:

– Умоляю, подождите!

– Но…

– Прошу Вас, станьте моей женой!

Всё произошло так быстро, что Лоренца невольно ощутила разочарование. Однако Этьен ждал ответа.

– Девушке не полагается выслушивать подобные признания. Тебе следует говорить не со мной, а с моим отцом.

Лоренца осталась довольна собой, так как была уверена, что в данной ситуации Жанна поступила бы точно также. Но молодой человек по-прежнему не отпускал её руку:

– Всем известно, что господин де Нери обожает Вас, и сделает всё, что Вы пожелаете. Поэтому я хочу сначала получить Ваше согласие.

– А мэтр Жак? Возможно, он не одобрит твой выбор.

– Мои родители давно относятся к Вам как к родной дочери. И если дело только в их согласии, то я немедленно поговорю с отцом.

– Донна Лоренца, что ты здесь делаешь?

Подняв голову, девушка встретилась взглядом с тощей особой, похожей на галку. Это была Аврелия Мартинелли, вдова, жившая в доме Нери. В то время как молодой человек поспешно ретировался, Лоренца смущённо ответила тоже по-итальянски:

– Я просто перекинулась парой слов с сыном Доруа, мадонна.

– Тебе разве неизвестно, что девице не подобает оставаться наедине с мужчиной?

– Но я знаю его с детства.

– И что же? Разве это повод, чтобы забыть о своей чести?

– Я думала, Этьен нравится тебе, мадонна.

– Конечно, семья Доруа богата, но неблагородного происхождения. Поэтому, по моему разумению, этот парень тебе не пара.

– Прости, мадонна, но это решать моему отцу.

В ответ на дерзкую выходку Лоренцы донна Аврелия покачала головой:

– Как только ты выйдешь с сыном Доруа из церкви, то станешь носить шлейф за его сестрой. Ведь ей, как я слышала, предстоит брак с человеком благородным, а французы ценят благородство превыше богатства.

Видя, что девушка призадумалась, вдова примирительно произнесла:

– Пора обедать. Твоя матушка ждёт тебя в гостиной. А мне ещё нужно сходить за мессиром Бернардо.

– Я сама могу позвать отца.

После объяснения с молодым человеком Лоренце нужно было время, чтобы привести мысли в порядок. К тому же, при виде пылающих, как розы, щёк дочери донна Флери могла что-то заподозрить.

Вернёмся теперь снова к банкиру и посетим его контору, расположенную на втором этаже дома. Само здание было из дерева и черепицы, а промежутки между брёвнами – выложены кирпичами разной толщины. Оконные проёмы покрывала богатая резьба, как и центральный столб, служивший опорой для пристроенной к дому нижней крытой галереи (ряда), заставленной столами, где приказчики торговали сукном. Над галереей возвышался деревянный щит с изображением грифона – одного из символов Флоренции, родного города Нери. Благодаря этому его жилище было известно в квартале как «Дом Льва». В глубине галереи виднелись вход в лавку и окна с толстыми стёклами в свинцовом переплёте, отчего внутри было довольно темно. За лавкой располагалась столовая, служившая одновременно гостиной, витражные окна которой выходили во внутренний двор. Что же касается кухни, то она находилась внизу в полуподвальном помещении.

Для того же, чтобы попасть на верхний этаж, нужно было подняться по деревянной винтовой лестнице, расположенной между столовой и лавкой.

В кабинете (или студиоло по-итальянски), где отец Лоренцы принимал наиболее важных клиентов, посредине стоял стол, накрытый ковровой скатертью, в углу – небольшая кровать с бархатным пологом, а вдоль стен – особые резные шкафы. В них Нери хранил драгоценные камни, пряности, меха и вещи, отданные в залог. Сверху на шкафах и подвесных полках были выставлены керамика, изделия из стекла и медали. На столе лежала бухгалтерская книга в кожаном переплёте и стояла деревянная шкатулка с золотыми монетами (основной капитал и ценные бумаги хранились в супружеской спальне напротив конторы). За креслом висел красный суконный занавес, отделявший контору от склада с тканями.

Едва банкир успел занять своё место, как дядюшка Пьер ввёл в комнату двух посетителей. Старший из них, в тёмно-красном пальто до пят, вряд ли перешагнул рубеж четверти века, хотя временами казался старше. При среднем росте у него была стройная фигура с гордой осанкой. Лицо – бледное, с прямым носом с горбинкой и твёрдым, сужающимся к низу подбородком. Глаза цвета незрелого крыжовника смотрели серьёзно и одновременно задумчиво, а из-под чёрной шляпы с белыми перьями красивыми волнами ниспадали на плечи светло-русые волосы. К поясу же незнакомца был привязан длинный узкий кинжал в серебряных ножнах.

Мельком взглянув на его спутника, мессир Бернардо лишь отметил, что тот был ещё моложе.

– Господин де Нери? – властно произнёс зеленоглазый.

– Да, сеньор.

– А я – барон де Монбар, капитан короля.

– Прошу вас, садитесь, сеньоры, – банкир указал на стулья.

Однако спутник Монбара, с любопытством озиравшийся по сторонам, остался стоять, из-за чего банкир заключил, что молодой человек был по званию ниже барона.

– Вам известно, что наш король сейчас в Мо? – начал без предисловий гость.

– Нет, но я слышал, будто он собирается в поход на Неаполь.

– Ваши сведения верны. Скоро двор отправится в Лион, где назначен сбор войск. Поэтому мне поручено привезти из Парижа орифламму (священное знамя) и кости святого Дени. Они должны принести нам удачу в походе. Кроме того, король дал мне поручение, которое непосредственно касается Вас…

В этом месте Монбар сделал паузу, однако банкир терпеливо ждал продолжения. Тогда с иронической усмешкой капитан спросил:

– Надеюсь, Вы догадываетесь, о чем пойдёт речь?

С трудом подавив растущую в нём неприязнь к посетителю, отец Лоренцы ответил:

– Насколько я понимаю, король желает, чтобы я дал ему в долг.

– Вы всё правильно поняли. Чтобы завоевать Неаполь, на который наш король имеет все права как наследник принцев Анжуйской династии, нужны средства.

– И очень большие средства, я бы сказал, – со вздохом произнёс банкир.

– Нет, всего лишь сто тысяч дукатов. Этого достаточно для найма солдат в Швейцарии.

– Сто тысяч?!

– Не волнуйтесь так, господин де Нери. Половину суммы уже собрал наш союзник правитель Милана. Поэтому от Вас требуются всего лишь пятьдесят тысяч.

– Так каков же будет Ваш ответ? – видя, что Нери молчит, поинтересовался барон.

– Передайте Карлу VIII, что я очень огорчён, но текущий баланс моей конторы не позволяет мне пойти навстречу его желанию.

– Значит, Вы отказываете королю?

– К сожалению, да, – Нери почувствовал себя отомщённым.

Однако капитан не сдвинулся с места.

– Позвольте узнать, почему?

– Я уже ответил Вам, сеньор.

– Ваши доводы не убедили меня. Ведь я предлагаю Вам от имени нашего государя выгодную сделку. Назовите сами, какие проценты Вы хотели бы получить.

Флорентиец вздохнул:

– Хорошо. Если Вы хотите услышать от меня правду, то вот она: я сомневаюсь в удачном исходе этого похода и посему не хочу рисковать своими деньгами без равноценного залога.

– Вот как? Вы не верите в доблесть королевской армии? – в голосе Монбара послышалась скрытая угроза.

Тем не менее, Нери сохранил спокойный вид.

– Простите, сеньор, если мои слова показались Вам обидными. Но, как человек поживший и кое-что видевший на своём веку, я считаю храбрость, не подкреплённую должным запасом продовольствия и вооружения, безумием.

– Поэтому король предлагает Вам подкрепить её золотом и обещает, что каждый ливр вернётся к Вам сторицей.

Отец Лоренцы пожал плечами:

– Советую Вам обратиться к другим банкирам.

– Я уже обращался, – признался Монбар.

– Вот видите. Любой разумный человек может предвидеть неизбежный крах этого похода. Поэтому я говорю Вам: «Нет».

– Это Ваше последнее слово?

Нери внезапно ощутил смутное беспокойство: Монбар всё больше казался ему похожим на хищника, подстерегающего добычу. И, как подозревал банкир, этой добычей был он сам. Однако Нери был твёрдо уверен, что все козыри на руках у него, а не барона.

– Да, последнее.

– А мне ты тоже скажешь: «Нет», мессир Бернардо? – спутник Монбара, до этого занятый разглядыванием коллекции банкира, приблизился к столу.

Бросив на него удивлённый взгляд, Нери подумал, что где-то уже видел эти серые прозрачные глаза с миндалевидным разрезом. Шелковистые волосы молодого человека были темнее, чем у барона, и цвет кожи отличался смугловатым оттенком. К тому же, он был выше ростом. Ещё отец Лоренцы заметил, что его пальто было сшито из дорогого чёрного бархата, а малозаметная на жёлтой шляпе фигурка святого Михаила – отлита из чистого золота.

– Прости, сеньор, но я не расслышал твоего имени, – банкир тоже перешёл на своё родное наречие.

– А я и не называл его тебе, мессир Бернардо, – молодой брюнет неожиданно улыбнулся, показав ряд ровных белых зубов.

– Позвольте представить Вам, господин де Нери, мессира де Сольё, рыцаря короля и моего друга, – вмешался в их разговор Монбар.

Эта простая фраза оказала на флорентийца действие, подобное ледяному ушату воды. Вглядевшись в лицо молодого человека, он взволнованно произнёс:

– Значит, Вы…

– Вы не ослышались, – подтвердил молодой человек уже по-французски. – Мои родители – граф и графиня де Сольё.

Мгновение – и лицо Нери расплылось в широкой улыбке:

– Если бы Вы сразу признались, что Вы – сын донны Марии, то могли бы рассчитывать на другой приём!

Сольё переглянулся с Монбаром:

– Разве это что-то меняет?

– Ну, конечно же! – банкир всплеснул руками. – Ведь я имею честь быть компаньоном графини де Сольё. К тому же, она – дочь моего кузена, ныне покойного мессира Луиджи де Риччи…

После последних слов флорентиец вдруг запнулся. Однако Сольё, не обратив на это внимание, достал какое-то письмо и протянул его банкиру:

– Это расписка моей матушки, заверенная нотариусом.

Прочтя документ, банкир заметил:

– Должен предупредить Вас, что донна Мария сильно рискует.

– Это её собственное решение.

Вздохнув, Нери сложил расписку.

– Я не могу отказать Вам. Но хочу заметить, что эти деньги вряд ли помогут королю.

– А это мы ещё посмотрим, господин де Нери, – вмешался в их разговор барон.

И тут же деловито добавил:

– Когда Вы сможете предоставить нам требуемую сумму?

– Не раньше, чем через два дня, – Нери бросил взгляд на свою книгу. – Мне необходимо всё подсчитать и взыскать кое-какие долги.

Не успел он закончить последнюю фразу, как в комнату заглянула Лоренца.

– Что случилось, принцесса? – ласково спросил у неё мессир Бернардо.

– Прости, отец, я не знала, что ты не один…

Неожиданно Лоренца встретилась глазами с Сольё и зарделась, в то время как тот поднялся с места и учтиво поклонился.

В свою очередь, Монбар, обернувшись, сказал:

– Кажется, господин де Нери, мне посчастливилось увидеть главное сокровище, которым Вы владеете.

Заметив, какой взгляд при этом капитан бросил на его дочь, мессир Бернардо пожалел, что не запер изнутри дверь на засов. Однако ему ничего не оставалось, как представить Лоренцу гостям.

Услышав слово «Сольё», девушка воскликнула:

– Но так зовут мою крёстную!

– Да, Лоренца, это сын твоей крёстной донны Марии, – подтвердил Нери.

– Но матушка никогда не говорила мне, что у неё есть такая очаровательная крестница, – казалось, молодой человек был удивлён не меньше Лоренцы.

– Графиня де Сольё оказала нам с женой большую честь, согласившись стать крёстной матерью нашей дочери… – мессир Бернардо снова замялся, словно не зная, что говорить дальше.

Тем временем Сольё обратился к девушке:

– Жаль, что матушка не познакомила нас раньше, мадемуазель де Нери.

– Я люблю донну Марию, как свою вторую мать! – заверила его Лоренца.

– Да, она очень часто ездила в Париж по делам.

– И каждый раз привозила мне чудесные подарки! – простодушно призналась дочь мессира Бернардо.

– Ты хотела мне что-то сказать, принцесса, – напомнил ей банкир.

– Ах, да, я совсем забыла! – девушка снова покраснела. – Матушка велела узнать, когда подавать обед?

– Пожалуй, сейчас самое время.

– Надеюсь, сеньоры, вы согласитесь пообедать с нами? – спросил по-французски хозяин.

– С удовольствием, господин де Нери! – ответил ему за себя и за Сольё барон де Монбар.

Столовая, куда отправились мужчины и девушка, была самой красивой и просторной комнатой в доме. Каменные плиты пола, резные панели стен и выставленная в серванте серебряная посуда свидетельствовали о значительном достатке хозяев. Всё вокруг сияло чистотой, начиная с вычищенной до блеска бронзовой люстры и заканчивая цветными витражами в окнах. Из-за тёплого времени года в камине с мраморными колонками и поясным карнизом, украшенным изображениями святых, вместо дров лежала охапка зелёных веток. Как и в студиоло, здесь стояла кровать (что тоже могли позволить себе только богачи).

Хозяйка дома, которую мессир Бернардо наедине ласково называл: «Мой цветочек», а на людях – «Донна Флери», сидела за прялкой и одновременно разговаривала с донной Аврелией и супругой Жака Доруа. При первом взгляде на эту миниатюрную белокурую женщину с ярко-голубыми, почти синими, глазами трудно было поверить, что на ней держался весь дом. Дочь суконщика из Мо, она всегда умела оставить последнее слово за собой. И если Лоренца могла вить верёвки из своего отца, то мать слушалась беспрекословно.

– Я, как и господин де Нери, счастлива видеть в нашем доме сына госпожи графини, – взволнованно произнесла донна Флери, как только муж представил ей Сольё.

В ответ молодой человек улыбнулся:

– Вижу, что имя моей матушки, словно волшебный ключ, открывает мне все сердца в этом доме.

– Мы многим обязаны донне Марии, – поспешно подтвердил Нери.

Затем банкир познакомил обоих друзей с членами семейства Доруа. Сольё сразу всем понравился. На барона же смотрели настороженно, чувствуя в нём чужака. Наконец хозяева и гости сели за стол. В этот день кухарка Гожетта приготовила роскошный обед. Её главной гордостью были фаршированные цыплята. Кроме того, на столе красовались оловянные блюда с жарким, рыбой, похлёбкой с петрушкой, кашей, рагу, фруктами и пирожными. А также стояли кувшины с вином и водой. Во время обеда барон де Монбар подчёркнуто ухаживал за Лоренцей: то пододвигал к ней какое-нибудь кушанье, то кубок с разбавленным вином. И девушка, которой льстило внимание знатного сеньора, отвечала ему благодарной улыбкой, хотя предпочла бы, чтобы на его месте был Сольё. Оба друга явно не страдали отсутствием аппетита, отдавая дань щедрому угощению хозяев. В отличие от них, Этьен едва прикоснулся к еде. Жанна тоже клевала, как птичка, поглядывая то на подругу, то на капитана.

Из разговора за столом выяснилось, что замок Сольё, расположенный к западу от Дижона, граничил с землями барона. Тем не менее, молодые люди раньше мало общались, потому что Монбар воспитывался в поместье своего отчима, а потом купил себе роту. Снова встретились они и подружились уже на королевской службе. Теперь, в двадцать четыре года, Рауль де Брюи, барон де Монбар являлся капитаном Карла VІІІ, а Амори де Сольё, который был на три года моложе, недавно стал рыцарем короля.

– Просто не могу поверить, что граф де Сольё добровольно отпустил Вас ко двору, мессир, – осторожно заметил мессир Бернардо.

– Почему бы и нет? – Амори пожал плечами.

– Насколько мне известно, он признавал над собой только одного господина – Карла Смелого.

– Это так. Однако после гибели последнего герцога Бургундского мой отец дал клятву Людовику ХІ не препятствовать своим сыновьям, если они захотят служить королю.

– Правда, отец долго противился этому, – продолжал молодой человек, отпив из кубка, – и позволил мне покинуть наш замок, только когда пришла пора моего посвящения в рыцари. Однако именно он является для меня образцом воинской доблести, а матушка – идеалом дамы.

– Донна Мария в молодости была редкой красавицей, – подтвердил Нери.

– Такой она осталась и до сих пор, – возразил Сольё.

Когда же барон завёл речь о походе на Неаполь, Доруа, не выдержав, пробормотал:

– Это просто безумие…

Однако Монбар услышал его:

– А вот господин де Нери так не считает, если решился предоставить нашему королю пятьдесят тысяч дукатов для найма швейцарцев.

Заметив изумлённый взгляд мэтра Жака, Нери смущённо произнёс:

– Поговорим об этом после, кум.

По-видимому, отец Жанны догадался, что у его приятеля были важные причины пойти на эту сделку, потому что до конца обеда не произнёс больше на эту тему ни слова. Что же касается капитана, то он вдруг обратился к банкиру с такими словами:

– Через три дня в Мо начнётся королевский турнир, а так как Вы оказали важную услугу нашему государю, господин де Нери, то можете рассчитывать на его приглашение.

– Я берусь также добыть приглашения и для всех присутствующих, – добавил барон секунду спустя.

– На постоялом дворе в Мо уже наверняка нет свободных мест, – попробовал отказаться Нери. – Да и господин Доруа не может оставить свою лавку.

– Этьен вполне управится там без меня, – неожиданно возразил его кум. – А мой племянник, как Вам известно, старшина цеха суконщиков в Мо и мы можем остановиться в его доме.

– Вот и прекрасно! – заключил Монбар.

Пообещав заехать через два дня за деньгами и заодно проводить семейства Нери и Доруа в Мо, оба друга распрощались с гостеприимными хозяевами. Что же касается мэтра Жака, то он решил задержаться, чтобы выслушать объяснения банкира. Воспользовавшись этим, Лоренца увлекла подругу в лавку, где приступила к допросу:

– Что ты думаешь о наших сегодняшних гостях, Жанна?

– Меня поразил барон де Монбар…

– И что же ты нашла в этом надменном сеньоре?

– Просто он всё время не сводил с Вас глаз, словно хотел проглотить вместо тех цыплят, которыми нас потчевала госпожа де Нери.

Лоренца невольно улыбнулась:

– Ты шутишь?

– К сожаленью, нет.

– А какого ты мнения о мессире де Сольё?

– Сказать по правде, я бы влюбилась в сына Вашей крёстной, если бы уже не дала слово Франсуа де Монгильону.

Лоренца невольно вздохнула:

– Да, он красивее барона.

– Однако ни тот, ни другой не сделает Вас счастливой.

– Почему?

– Ведь они – знатные сеньоры, а Вы – дочь банкира.

Слова подруги заставили Лоренцу задуматься. Ей было известно, что покойный король Людовик XI вместе с грамотой на подданство даровал её отцу право именоваться дворянином на том основании, что Нери принадлежал к старинной флорентийской семье. Однако по роду занятий и образу жизни мессира Бернардо скорее можно было причислить к буржуа.

– Но ведь моя крёстная донна Мария вышла замуж за графа, хотя тоже родилась в семье банкира, – возразила она подруге.

В ответ Жанна покачала головой:

– Бедный Этьен!

Слова подруги, наконец, вернула Лоренцу с небес на грешную землю и она нехотя призналась:

– Твой брат попросил меня сегодня стать его женой. Но я сказала, чтобы он поговорил сначала с моим отцом…

Неожиданно в лавку заглянул сам Этьена:

– Сестра, нам пора!

Но, вместо того, чтобы последовать за Жанной, молодой человек с мольбой посмотрел на Лоренцу. Не в силах вынести этого, девушка отвернулась:

– Я должна подумать…

– Я буду ждать, сколько Вы захотите.

Посмотрев вслед брату Жанны, Лоренца подумала, что его, возможно, ждал бы другой ответ, если бы… Последующую мысль она поспешила прогнать прочь.

Вечером после ужина дочь мессира Бернардо никак не могла уснуть и долго лежала в кровати с открытыми глазами. А на рассвете ей приснился Амори де Сольё, который выехал на ристалище на белом коне и объявил своей дамой её, Лоренцу.

Глава 2

Турнир

Лоренца проснулась с ощущением счастья. Наконец-то этот долгожданный день настал, и сегодня она снова увидит Амори. Отдёрнув полог, девушка соскочила с кровати и позвала свою няньку:

– Пора одеваться, Жильетта!

– Еще рано. И что тебе не спится, донна Лоренца? – открыв один глаз, пробурчала донна Аврелия, которая спала в одной кровати с девушкой.

Их общая спальня находилась в одном из двух чердачных помещений. В комнате напротив спали служанки, а слуги и приказчики банкира – прямо в лавке или в подсобных помещениях.

– Скоро приедут Доруа, – ответила девушка.

Вдова зевнула:

– А мне что-то нездоровится.

Вслед за Жильеттой явились ещё три служанки. Первая несла таз, вторая – кувшин с водой, третья – льняное полотенце. Как только Лоренца умылась, нянька причесала гребнем её волосы и надела тонкий белый чепчик, а поверх него – чёрную короткую накидку с узорчатой каймой. После чего достала из сундука новую одежду.

Вскоре после утренней мессы приехала Жанна с родителями и Лоренца поспешила увести подругу в сад.

– Какая ты красивая в этом наряде, Жанна!

– А Вы – ещё красивее, мадемуазель!

В действительности, наряды обеих девушек мало чем отличались один от другого. Мода того времени предписывала носить приталенное на бёдрах платье с маленьким квадратным или треугольным вырезом и длинными, расширяющимися к низу рукавами. Только наряд Лоренцы был голубого цвета, а её подруги – светло-коричневого.

– Клянусь Святой Девой, Вы сведёте на турнире с ума всех мужчин! Что же касается моего брата, то он давно уже от Вас без ума! – продолжала Жанна.

При упоминании об Этьене Лоренца незаметно вздохнула:

– Твой брат тоже приехал?

– Нет. Этьен остался присматривать за лавкой. Но всё это время он не давал мне покоя, выспрашивая, не влюблены ли Вы в кого?

Сердце Лоренцы тревожно забилось:

– И что ты ему ответила?

– Сказала, что ничего не знаю.

– Спасибо! – с чувством произнесла девушка, бросившись на шею подруге.

В ответ та покачала головой:

– Я не хочу обманывать брата. Если Вы не любите Этьена, то, прошу Вас, скажите ему об этом!

– А если я сама не знаю: люблю его или нет?

– Девушка всегда знает, в кого она влюблена. Вот мне, например, никто не нужен, кроме Франсуа.

– Значит, я не такая, как все!

– В таком случае, Вам нужно сходить в церковь и помолиться своей святой. Чтобы она вразумила Вас.

– Я уже просила её об этом.

Девушки немного помолчали.

– Раньше мне приятно было думать о том, что твой брат влюблён в меня и что со временем он, возможно, станет моим мужем, – Лоренца словно размышляла вслух. – Но теперь…

– Теперь, когда появился мессир де Сольё, у Вас голова пошла кругом, – поддразнила её подруга.

– Кажется, я знаю, что нужно делать! – вдруг воскликнула Жанна.

– Что ты имеешь в виду?

– Помните, я рассказывала, как тётушка Адель, овдовев, долго не могла решить, за кого ей выйти замуж во второй раз: за мясника или торговца?

– Да.

– И что она, желая узнать свою судьбу, пошла за советом к гадалке?

– А гадалка предсказала ей, что она станет супругой твоего дядюшки?

– Вот именно. Может, Вам тоже стоит обратиться к ней.

– Но ведь гадание не принесло твоей тётушке счастья: её второй муж вскоре умер, а мясник жив и поныне.

– В самом деле, – Жанна уныло вздохнула.

Разговор девушек прервала служанка, которая сообщила, что их ждут в столовой. Там Лоренца увидела принаряженных родителей и Жака Доруа с супругой. Мессир Бернардо, рано поседевший брюнет, склонный к полноте, выглядел очень внушительно в своём чёрном берете и алом кафтане с беличьей опушкой. Голову его супруги покрывала французская накидка, а платье было зелёного цвета. Родители Лоренцы чем-то походили друг на друга, хотя Флери Доруа была на двадцать пять лет моложе своего мужа.

Через несколько минут длинный кортеж растянулся почти на всю улицу Розье. Раньше вдоль неё цвели дикие розы, давшие улице своё название. Теперь же она была стиснута с двух сторон домами. Парижане ещё называли её улицей Евреев, так как эта территория когда-то принадлежала иудейской общине. Но после того, как сынов Израилевых изгнали из Франции, в квартале Маре стали селиться, в основном, торговцы и знать.

Впереди процессии ехали солдаты, охранявшие запечатанные кожаные мешки с золотом, за ними – мессир Бернардо и его кум. Потом следовали носилки, запряжённые мулами, в которых сидела донна Флери с Мадлен Готье, супругой Жака Доруа (донна Аврелия из-за недомогания осталась дома). За носилками верхом ехали девушки. В конце шли вооружённые слуги Нери.

Монбар и Сольё, возглавлявшие кортеж, когда приходилось пробираться по узким парижским улицам, вдруг оказались рядом с подругами, едва они выбрались за городские стены. Причём, как давно заметила Лоренца, Амори гарцевал на вороном жеребце, а белая лошадь была у барона.

– Вы прекрасно выглядите, мадемуазель де Нери, – сделал тот комплимент девушке, пытаясь приноровиться к размеренному шагу её мула.

– Благодарю Вас, сеньор. Но, вероятно, на турнире будут присутствовать дамы гораздо красивее и знатнее меня, – громко ответила Лоренца, бросив быстрый взгляд на Амори, ехавшего рядом с её подругой.

– Уверяю Вас, что многие из них с удовольствием поменялись бы с Вами местами.

– Вы, должно быть, смеётесь надо мной,

– Вовсе нет. Ведь Вы – единственная дочь и наследница одного из самых богатых людей в Париже!

Не зная, как ей реагировать на слова Монбара, Лоренца промолчала. Тем временем Амори обратился к Жанне:

– Прекрасная погода, не правда ли, демуазель?

– Да, мессир, сегодня чудесный день, – согласилась с ним та.

После чего, взглянув на подругу, лукаво добавила:

– Жаль только, что с нами нет моего брата.

– А что с ним?

– Остался в лавке вместо отца. Он торгует грубым сукном и шерстью.

– Ну, что же, вполне достойное занятие.

– Самое достойное занятие для мужчины – это война, – неожиданно вмешался в их разговор Монбар.

– А Вы кого бы предпочли, мадемуазель де Нери, воина или торговца? – прищурясь, спросил он затем у Лоренцы.

– Мой отец считает потерянным день, когда не может трудиться, а он – настоящий мужчина.

– Я согласен с Вами, – Амори улыбнулся девушке.

Заметив это, барон сдвинул брови:

– Вы еще слишком молоды, чтобы судить об этом, Сольё.

– Хотя и молод, но отвечаю за свои слова, – спокойным и, в то же время, твёрдым тоном ответил ему молодой человек.

– В таком случае, решим наш спор во время турнира! – подхлестнув лошадь, капитан ускакал вперед.

– Вероятно, сеньор де Монбар обиделся на Вас, – обеспокоенно посмотрев ему вслед, заметила Лоренца.

В ответ Сольё беспечно махнул рукой:

– Ничего, мы быстро помиримся, он – хороший друг.

Постепенно к Лоренце вернулось прекрасное настроение. Весело болтая с подругой и Амори, она одновременно с удовольствием озирала окрестности Парижа. Вдоль дороги с одной стороны тянулись огороды с работавшими на них горожанами, а с другой – блестела серебристая лента Марны. Вначале им навстречу попадались только крестьянские телеги и повозки торговцев, реже – пешие пилигримы. Ближе к Мо стали появляться и вооружённые отряды. Вскоре впереди показались городские остроконечные башни и флюгера.

Возле ворот путешественники расстались. Путь двух друзей лежал в королевский замок, а остальных – в дом племянника Доруа, где их ждал обильный обед. Не успели ещё хозяева и гости подняться из-за стола, как лакей доложил, что Нери спрашивает некий «сеньор д’Аржантан». Живо подскочив, банкир через несколько минут вернулся в сопровождении полного пожилого блондина с золотой цепью на груди.

– Мессир Филипп де Коммин, сеньор из Аржантана, советник короля и мой старый друг оказал нам честь своим визитом, – радостно сообщил отец Лоренцы.

– Да, мы с господином де Нери давние приятели, поэтому, узнав о том, что он в Мо, я не мог не навестить его, – подтвердил советник, быстро обведя глазами присутствующих.

После чего добавил:

– А Вы, госпожа де Нери, почти не изменились.

В ответ донна Флери смущённо поправила накидку:

– Я не думала, монсеньор, что Вы ещё помните меня.

– Признаться, нигде больше мне не доводилось пробовать таких вкусных пирогов, какими Вы потчевали меня в своём доме.

– А это – наша дочь.

Девушке показалось, что Коммин слегка вздрогнул.

– Значит, это – Ваша дочь, господин де Нери? – переспросил он. – Сколько же ей лет?

– Четырнадцать.

– Как быстро летит время…

Самому сеньору из Аржантана из-за морщинок, лучами разбегавшихся от уголков светлых глаз, складок вокруг красиво очерченных полных губ и солидного брюшка можно было дать не меньше пятидесяти. Однако взгляд у него был проницательный и живой.

После того, как новоприбывшего гостя усадили на почётное место, Коммин поднял кубок с вином и с чувством произнёс:

– Пью за Ваше здоровье, господин де Нери!

– Отвечаю Вам тем же, монсеньор!

Видя, что давним приятелям хочется поговорить, хозяева и их родственники после обеда удалились с сад. За столом, кроме советника и банкира, осталась только донна Флери с Лоренцей.

– Вы ещё не подыскали мужа для дочери, господин де Нери? – поинтересовался советник, который ел и пил за двоих.

– Нет, монсеньор.

– А я вот недавно выдал свою дочь за графа Пантевьера.

– Да, мы с Вами и в самом деле давно не виделись, – вздохнул Нери.

– С тех самых пор, как после кончины короля Людовика XI, нашего господина и благодетеля (да помилует его Господь!), мадам де Боже приказала арестовать меня и заключить в железную клетку в донжоне Лошского замка.

Донна Флери испуганно охнула, в то время как её супруг поспешно сказал:

– Поверьте, я неоднократно просил регентшу вернуть Вам свободу, упирая на то, что Вы оказали неоценимые услуги покойному королю и Франции.

– Знаю, господин де Нери, что если бы не Вы и еще некоторые из моих старых друзей, то мне пришлось бы просидеть там не пять месяцев, а четырнадцать лет, как покойному кардиналу Балю.

– Впрочем, – добавил Коммин, отодвинув от себя блюдо с костями от окорока, – там я успел раскаяться не один раз в том, что поддался на уговоры герцога Орлеанского и принял участие в заговоре принцев, хотя выступал не против короля, а несправедливого правления регентши и её мужа. И за те полтора года, что провёл после клетки в поместье, написал «Мемуары» о предыдущем царствовании по просьбе архиепископа Вьеннского.

– Зато теперь Вы снова служите уже сыну Людовика.

– Да, но вернувшись три года назад ко двору, я, к сожалению, не обнаружил там никого из прежних советников. Наш нынешний король – юный, неопытный и очень своевольный человек, а мудрых людей и добрых наставников вокруг него мало.

Выпив ещё вина, советник сменил тему:

– Вы слышали о том, что король собирается в поход на Неаполь, господин де Нери?

– Да, монсеньор.

– И что Вы об этом думаете?

– По моему мнению, Карл VIII поспешил с этим решением.

– Всем мудрым и опытным людям предприятие это кажется весьма безрассудным и благонадёжным его находят только король да ещё некий Этьен де Век, уроженец Лангедока, худородный и ни в чём не разбирающийся человек. Раньше он преданно служил королю в качестве камердинера, когда тот был ребёнком, а теперь обладает немалым состоянием, став сенешалем Бокера и президентом Счётной палаты в Париже. Он перетянул на свою сторону генерального сборщика Брисоне. Вдвоём они и стали главными зачинщиками этого похода.

– Признаюсь Вам, господин де Нери, что я сам по приказу короля принимал участие в его подготовке, – со вздохом добавил советник. – Но если бы это зависело от меня, поход никогда бы не состоялся. Ибо я уверен в том, что он не принесёт славы ни Франции, ни королю.

– Возможно, короля ещё можно отговорить от этой безумной затеи…

– Увы! Наш государь решил отличиться в военной кампании ради любви к королеве и твёрдо уверен в успехе. К тому же, его поддерживает правитель Милана. Через своих послов он искушает нашего юного короля славой похода в Италию, убеждая его в правах на прекрасное Неаполитанское королевство.

– Без сомнения, Моро преследует здесь какие-то свои цели, умело играя на чувствах короля.

– Также, как и герцог Орлеанский, который подталкивает Карла на путь разврата, постоянно поставляя ему женщин. Принц надеется тем самым истощить силы своего кузена, чтобы самому возглавить итальянскую кампанию и стать героем в глазах королевы, в которую влюблён.

– Бедная мадам Жанна! Конечно, она не так красива, как королева, но всё-таки дочь Людовика XI заслуживает к себе большего уважения, чем оказывает ей супруг.

– Я согласен с Вами. Зачем только король прислушался к её просьбе и выпустил герцога Орлеанского из тюрьмы?

– Наверно, потому, что он уверен в любви королевы.

– На месте нашего короля я бы не был так в этом уверен.

– Да, принц – красавчик, и женщины липнут к нему, как мухи на мёд.

– Это неудивительно, ведь он похож на своего отца, – понизив голос, язвительно заметил Коммин. – Я имею в виду не покойного герцога Орлеанского, а лакея Рабадажа. Всем известно, что Мария Клевская произвела на свет сына от своего слуги, хотя её супруг и признал ребёнка своим.

– А я всегда говорил, что хвалиться древностью своего рода – это безумие. Потому что те, кто полагают, что произошли от Карла Великого или Людовика Святого, на самом деле ведут свой род от какого-нибудь лакея или музыканта. Хотя бывает и наоборот…

– Наверно, тебе скучно слушать наши разговоры, донна Флери, – добавил банкир, покосившись на жену.

Поняв намёк мужа, та заявила, что хочет отдохнуть. Лоренца же, впервые приобщившаяся, благодаря Коммину, к тайнам сильных мира сего, с неохотой последовала за матерью. Впрочем, она увидела советника на следующий день на турнире, который проходил на площадке перед королевским замком.

Заняв на трибуне место между супругой и дочерью Доруа, Лоренца с любопытством огляделась. Прямо перед ней располагалось четырёхугольное ристалище, окружённое частоколом и оградой с перилами. Между ними находились оруженосцы и слуги, помогавшие рыцарям. По краям от ристалища были установлены шесты со стягами, рыцарские щиты и палатки, а слева виднелись ещё две трибуны. Одна из них, обтянутая белым шёлком с гербами, предназначалась для судей, а другая, красная, для королевы и её дам. На красивом лице Анны Бретонской читалась грусть из-за предстоящей разлуки с супругом. Хотя прежде, чем стать королевой Франции, она заочно обвенчалась с императором, а Карл VШ дал слово его дочери. Однако судьба распорядилась по-другому. Мадам де Боже, которая была регентшей во время несовершеннолетия своего брата, уговорила его посвататься к юной герцогине Бретани, чтобы таким образом присоединить к Франции последнюю независимую провинцию. И вот недавно их брак увенчался рождением дофина Карла Орлана.

Турнир был в самом разгаре, и Лоренца сначала с интересом наблюдала за ходом боя. Однако постепенно мелькание копий с ясеневыми древками, скрежет железа, ржание лошадей и вздымавшиеся из-под копыт клубы пыли приелись ей. Неожиданно к девушкам подсел Монбар.

– Как Вам понравился турнир? – поинтересовался он у Лоренцы.

– Я здесь впервые и мне ещё трудно судить, – неопределённо ответила та.

– Ничего, завтра будет гораздо интереснее, – посулил барон. – Нам с Сольё предстоит поединок.

– Но ведь мессир де Сольё – Ваш друг.

Монбар пожал плечами:

– Он сам напросился.

После чего другим тоном прибавил:

– Сегодня вечером в замке состоятся банкет и танцы. Надеюсь увидеть Вас там, мадемуазель де Нери.

Однако надеждам Монбара не суждено было сбыться из-за того, что Коммин после турнира предложил мессиру Бернардо и его куму посидеть в ближайшем трактире. Зато следующий день начался с сюрпризов. На трибуну судей первым поднялся король. Карл VШ оказался невзрачным молодым человеком ниже среднего роста с длинным, как у всех Валуа, носом. В ответ на приветствие толпы он, как заведённый, поворачивал голову то направо, то налево. Ещё большее оживление вызвало появление на ристалище герцога Орлеанского. Едва тот склонил свое копьё перед королевой, как Коммин многозначительно толкнул локтем в бок сидевшего рядом мессира Бернардо. К неудовольствию советника, принц вышел победителем, снискав одобрение мужчин и восторг дам. Лоренца же вновь заскучала, так как не знала никого из последующих поединщиков. Но тут герольды выкрикнули имя барона де Монбара, чья лошадь была покрыта жёлтой попоной, а на щите красовалось изображение красной башни. Внезапно остановившись перед трибуной, где сидела Лоренца, капитан склонил копьё перед её матерью.

Банкир нахмурился, в то время как донна Флери, справившись с изумлением, сбросила вниз овальный платочек, обшитый кружевом. Поймав платочек, Монбар прицепил его на шлем. После чего подъехал к выставленным щитам и трижды ударил копьём в один из них. Герольды тотчас же объявили, что сеньор де Монбар вызывает мессира де Сольё на три удара копья. С замиранием сердца Лоренца следила за тем, как Амори выезжал на ристалище. Попона на его жеребце была зелёного цвета, а на щите – изображён белый сокол с распростёртыми крыльями. Когда молодой человек склонил своё копьё перед какой-то дамой, сидевшей рядом с королевой, девушка слегка вздохнула про себя, хотя и знала, что до замужества ей не полагалось иметь рыцаря. Впрочем, её огорчение вскоре сменилось тревогой за Амори, который был моложе своего приятеля и, следовательно, менее опытен, чем он. Коммин же в этот момент сказал её отцу:

– Этот бургундский капитан слывёт отчаянным храбрецом, за что пользуется расположением короля. И, в то же время, как говорят, он погубил репутацию не одной дамы. Так что советую Вам, господин де Нери, беречь от него Вашу супругу и дочь.

– Благодарю Вас за предупреждение, сеньор, – озабоченным тоном ответил флорентиец.

Как только труба прозвучала в третий раз, противники, дав шпоры лошадям, помчались навстречу друг другу. Треск копий раздался почти одновременно. При этом Амори покачнулся в седле и едва удержал стремена. Зрители тотчас же разразились подбадривающими криками. А Монбар, доскакав до конца ристалища, заменил копьё и, развернувшись, ринулся в новую схватку. Как и в первый раз, он преломил свое копьё о щит друга и тот повалился на правый бок. От испуга Лоренца закрыла глаза:

– Что там, Жанна?

– Я думала, что мессиру де Сольё пришёл конец!

Тогда уже с открытыми глазами девушка с радостью убедилась, что Амори удалось каким-то чудом удержаться в седле. Правда, всем присутствующим было ясно, что сила на стороне капитана. Тем не менее, во время третьей схватки его копьё лишь скользнуло по доспехам Сольё. Напротив, от удара последнего из шлема Монбара посыпались искры и он потерял одно стремя. Снова зазвучали трубы и судьи, посовещавшись, объявили ничью.

Вне себя от радости, Лоренца сжала руку подруги:

– Слава Творцу!

Покосившись на неё, Жанна заметила:

– На Вашем месте я бы огорчилась, ведь победа ускользнула из рук рыцаря Вашей матушки в самую последнюю минуту.

Нери же вдруг вспомнил о делах в Париже и стал прощаться с Коммином. Что же касается Лоренцы, то она покидала турнир с чувством разочарования. В этот день она так и не увидела больше Амори, который, вероятно, принимал поздравления от своей дамы. А на следующее утро девушка вместе с родителями уехала из Мо, в то время как семейство Доруа осталось ещё погостить у родственников.

Уже подъезжая к церкви Сен-Мерри, Лоренца услышала какой-то шум. Вообще, здесь это не было редкостью, так как к улице Сен-Мартен примыкали две другие улицы Парижа – Бризмиж и Ля Кур-Робер, где жили публичные девки. Внезапно из-за угла выбежали несколько женщин, по виду представительниц самой древней профессии, которые, громко ругаясь, избивали одну из своих товарок. Из их криков можно было понять, что несчастная осмелилась предлагать себя прохожим, не принадлежа к цеху развратных девиц, имевших свой устав и свои привилегии. С огромным усилием вырвавшись из их рук, она стремглав бросилась к улице Ломбардцев. Но, споткнувшись, упала на землю и уже не пыталась подняться. Никто не успел опомниться, как Лоренца выскочила из носилок и склонилась над ней. Но когда следом, пылая местью, подбежали девицы лёгкого поведения, слуги Нери прогнали их прочь. Бормоча проклятия и потрясая кулаками, те всё же убрались.

– Что с тобой? – спросила между тем у пострадавшей дочь банкира.

В ответ та едва слышно прошептала:

– Спасите меня… Ради Творца!

После чего потеряла сознание.

Услышав, что мессир Бернардо зовёт её, Лоренца умоляюще произнесла:

– Отец, мы не можем оставить здесь эту девушку!

Банкир, который обычно ни в чём не мог отказать своей дочери, всё-таки немного помедлил, прежде чем отдал приказ слугам поднять незнакомку и доставить на улицу Розье. Когда, переодевшись, Лоренца спустилась вниз вместе с донной Аврелией, её мать вместе с Жильеттой как раз привела девицу в чувство.

– Как тебя зовут? – спросила донна Флери.

– Катрин Буре, сударыня.

– У тебя что-нибудь болит?

– Нет. Только голова кружится.

– Наверно, это от голода. Когда ты ела в последний раз?

– Не помню.

– Ей нужно дать молока! – воскликнула Лоренца.

– Нет, лучше куриного бульона, – поправила её мать.

Выпив бульон, Катрин, наконец, смогла рассказать свою историю.

Она родилась двумя годами раньше Лоренцы в семье разносчика вина, перебравшегося из Алансона в Париж. Её мать умерла после первых родов и отец женился вторично. Мачеха сразу невзлюбила Катрин, но, пока был жив отец девушки, ей приходилось терпеть падчерицу. Когда же полгода назад его не стало, злодейка выгнала Катрин из дома, заявив, что отец не оставил ей ни гроша. Так как в Париже у неё не было родственников, девушка оказалась на улице. Вначале она пыталась просить милостыню, но её отовсюду прогоняли, потому что Катрин не входила в братство нищих. Подобрала её старая сводня и, наскоро обучив «ремеслу», сама стала подыскивать ей клиентов. Причём девушка работала на неё за кусок хлеба и охапку соломы. А недавно сводня отдала душу дьяволу и её наследники прогнали Катрин прочь. Она пыталась прокормиться тем единственным ремеслом, которое знала, но проститутки заприметили новенькую, не входившую в их союз, за членство в котором нужно было внести немалый взнос, и принялись преследовать её. Дальнейшие события донне Флери и Лоренце уже были известны.

Во время рассказа алансонки у Лоренцы не раз выступали на глазах слёзы. Если мессир Бернардо и донна Флери всячески лелеяли и оберегали свою дочь, то эта девушка была вынуждена отдаваться первому встречному, лишь бы не умереть от голода. Как только Катрин закончила своё повествование, мать Лоренцы, критически оглядев её лохмотья, заметила:

– Пожалуй, тебе не мешало бы помыться.

Донна Флери достала из сундука чистое полотняное платье, в каких в доме Нери ходила вся прислуга, и отправила алансонку в комнату для мытья вместе с Жильеттой. После чего сама куда-то вышла. Лоренца же задержалась с донной Аврелией в столовой.

– Надеюсь, твоя матушка не собирается оставить в доме эту девицу! – заметила вдова, имея в виду Катрин.

– Но ты ведь сама мне рассказывала, мадонна, что когда к Христу привели грешницу, он сказал: «Пусть первый камень бросит в неё тот из вас, кто сам не грешил».

– Не понимаю, о чём ты, донна Лоренца?

– О том, что я вчера видела из окна, как ты, мадонна, после ужина кралась на конюшню к нашему конюху Тома.

Лицо вдовы покрылось красными пятнами:

– Что ты хочешь?

– Прошу тебя, мадонна, будь милосердна к Катрин.

Через минуту появилась донна Флери, а затем, в сопровождении Жильетты, алансонка. При виде её разрумянившегося от купания личика женщины и Лоренца ахнули. Сейчас в Катрин трудно было узнать ту жалкую бродяжку, которую они подобрали на улице. Её каштановые волосы после мытья приобрели мягкий блеск, а точёную фигурку не смогли испортить никакие лишения.

– Что ты собираешься делать дальше, Катрин? – осторожно поинтересовалась у неё донна Флери.

В светло-карих глазах девушки мелькнула тревога:

– Не знаю, сударыня.

Мать Лоренцы переглянулась с донной Аврелией.

– Вы хотели нанять ещё одну служанку, – напомнила та. – Ведь Жакетта скоро выйдет замуж.

Жакетте, одной из служанок Нери, посчастливилось пленить вдовца-пекаря с соседней улицы, в дом которого она собиралась переехать после венчания.

В ответ донна Флери вздохнула:

– Но что скажет господин де Нери?

– Не волнуйтесь, матушка, я берусь уговорить отца, – поняв, что мать побеждена, заверила её Лоренца.

– Ну, если он не будет возражать, то ты можешь остаться, Катрин.

– Храни Вас Господь, сударыня, – алансонка поцеловала руку супруги банкира.

– Иди пока отдохни в комнате служанок, – мягко ответила та. – Жильетта проводит тебя. Я велела ей достать из сундука ещё один соломенный матрац.

Как только новая служанка вышла, Лоренца воскликнула:

– Вы – самая добрая и великодушная женщина на свете, матушка!

– Надеюсь, мне не придется пожалеть об этом, – снова вздохнула донна Флери, в глубине души нежно любившая мужа и дочь.

Ночью она долго не могла уснуть, лёжа рядом с храпящим мессиром Бернардо. Мать Лоренцы размышляла о том, правильно ли поступила, и прислушивалась к каждому шороху в доме.

Глава 3

Барон де Монбар

У Катрин оказался мягкий и уступчивый, но довольно замкнутый характер. При общении с другой прислугой она больше отмалчивалась, на хозяев смотрела с благоговением и усердно выполняла любую порученную ей работу. В общем, алансонка прижилась в доме Нери, несмотря на то, что донна Аврелия косилась на неё. Зато Лоренца вскоре сделала новую служанку своей наперсницей, так как Жанна готовилась к свадьбе и подруги стали реже видеться.

Между тем со дня турнира в Мо минуло полгода, а Амори де Сольё всё не подавал о себе вестей.

Наступило лето. Прогуливаясь вечерами по саду, дочь мессира Бернардо прислушивалась к звукам засыпающего Парижа и предавалась грёзам. Следует заметить, что хотя образ рыцаря короля занимал в них ещё значительное место, Лоренца стала подумывать о том, чтобы вернуть свою благосклонность Этьену. Но, благодаря случайности, ей удалось узнать мнение на этот счёт своих родителей.

Однажды, спустившись на второй этаж, она услышала голоса родителей, доносившиеся из спальни, дверь которой из-за духоты была открыта.

– Лоренца уже выросла, господин де Нери. Пришла пора подумать о её будущем.

– Что Вы, мой цветочек. Она ещё совсем ребёнок.

– Мне кажется, Лоренца вполне созрела для замужества. И сын моего кузена Доруа мог бы стать ей достойным супругом.

– Наша дочь достойна принца, – отшутился Нери.

– Вы думаете, если бы она жила во дворце, то была бы более счастлива?

Из подслушанного разговора Лоренца сделала вывод, что Этъен вряд ли станет её мужем.

На праздник Святого Иоанна Крестителя банкир отправился с женой, донной Аврелией и дочерью на Гревскую площадь. По пути они заехали послушать мессу в собор Нотр-Дам, а не в церковь Сен-Жерве, как обычно. Из-за большого скопления народа в соборе было душно. Поэтому, помолившись перед статуей Богоматери, украшенной живыми розами, они поспешили к Ратуше.

Посреди площади был установлен шест, увитый цветами, а на берегу вдоль Сены горели костры. Тут же расхаживали разносчики вина и лоточники, торговавшие съестным. А в толпе промышляли мелкие воришки. Вдоволь натешившись забавами простонародья и поглазев на представления жонглёров, семейство Нери отправилось домой. Засмотревшись на вывеску гостиницы, мимо которой они проезжали, Лоренца не заметила стоявшего возле открытого окна молодого человека. Между тем тот с улыбкой обратился к её отцу на тосканском наречии:

– А я как раз собирался к тебе, мессир Бернардо!

Нери поспешно натянул поводья мула и задрал голову вверх.

– Рад видеть тебя и донну Флери в добром здравии, – непринуждённо продолжал Сольё. – Что же касается донны Лоренцы, то она ещё больше похорошела.

– Судя по всему, ты тоже неплохо чувствуешь себя, мессир Амори, – банкир подмигнул молодому человеку. – Хотя твой приятель нанёс тебе во время турнира два добрых удара.

– Да, – спокойно признал тот, – Монбар – один из лучших турнирных бойцов и поэтому я был удивлён, когда во время нашей третьей схватки он промахнулся.

– И слава Богу! – супруга банкира перекрестилась.

Амори снова улыбнулся:

– Вы совсем как моя матушка, госпожа де Нери.

– Надеюсь, что граф и графиня де Сольё тоже здоровы, – сказал банкир. – Мы ждали донну Марию после Пасхи, но она так и не приехала.

Лицо молодого человека внезапно омрачилось:

– В конце марта мой отец повредил бедро, а потом его стала мучить лихорадка. Поэтому матушка пока не может приехать. Но я привёз тебе, мессир Бернадо, письмо от неё. 0но вместе с моими вещами здесь, в гостинице.

– Жаль, что ты не остановился в моём доме, мессир Амори. Ведь донна Мария – крёстная моей дочери, значит, и ты нам не совсем чужой!

– Я приехал вместе с Монбаром, – пояснил молодой человек. – У него тоже дела в Париже.

Нери промолчал, так как ему меньше всего хотелось видеть барона в своём доме. А Амори неожиданно предложил:

– Может быть, зайдёте внутрь? Я хотел бы угостить вас всех обедом.

Видя, что банкир собирается что-то сказать, он добавил:

– Ты не можешь отказать мне, мессир Бернардо. Ведь я скоро уеду во Флоренцию и когда мы ещё увидимся?

– Вот это новость, мессир! – флорентиец не смог скрыть своего изумления.

– Да. Наш король посылает Монбара с поручением к Медичи и я вызвался сопровождать его, так как давно мечтал увидеть Италию.

Оставив слуг с мулами возле гостиницы, мессир Бернардо, женщины и Лоренца последовали приглашению Сольё и оказались в довольно просторной полутёмной комнате с обеденным столом, представлявшим из себя две широкие доски, положенные на козлы. И, хотя скатерть на них отсутствовала, доски были выскоблены добела. Донна Флери с вдовой и дочерью села по одну сторону стола, а мужчины – по другую. Амори спустился вместе с бароном и сам сделал заказ. Хозяин, лично обслуживавший их, принёс полштофа ипокраса каждому и кувшин кларета к сластям, а его слуга – огромное оловянное блюдо с бараньим жарким. Мясо все брали с блюда руками, а вместо тарелок, чтобы соус не капал на одежду, использовали огромные ломти хлеба. Ещё подали пять селёдок, жирных гусей для мужчин и парочку куропаток для дам, пирог, сыр и фрукты. Потом подошёл с корзиной продавец печенья и вафель.

– Вы так быстро уехали из Мо, господин де Нери, что я даже не успел с Вами проститься, – начал беседу капитан.

– Увы, сеньор. У меня были дела в Париже.

– А сегодня вы с семьёй пришли на праздник?

– Да, заехали сюда после мессы в Нотр-Дам.

– Вот как? Разве возле Вашего дома нет церкви?

– Самая ближняя – Сен-Жерве. Но в ярмарочные и праздничные дни мы предпочитаем молиться в соборе.

– Пожалуй, мне тоже следует сходить на исповедь, – бросив взгляд на Лоренцу, заметил барон. – Ведь нам с Сольё предстоит длительное путешествие.

– Я слышал, что вы на днях уезжаете во Флоренцию.

– Ровно через неделю, – уточнил Монбар.

– Завидую вам, – банкир вздохнул. – На свете нет города красивее, чем Флоренция! Как бы мне хотелось побывать там ещё хоть раз!

– Ну, что касается городов, то мне лично нравится Париж. Поэтому я решил провести здесь время до отъезда.

Внезапно Лоренца ощутила чьё-то прикосновение к своей ноге. Вздрогнув, она подняла голову и встретилась взглядом с капитаном, который дерзко улыбнулся ей в ответ. В другой раз девушку возмутила бы его выходка, но теперь её волновал только предстоящий отъезд Амори. Поэтому она ограничилась тем, что убрала ногу. В этот момент Сольё задумчиво произнёс:

– Мой отец в молодости тоже ездил во Флоренцию по поручению герцога Бургундского. Там он встретил мою матушку, хотя почему-то не любит вспоминать об этом.

После его слов возникла небольшая пауза. Банкир переглядывался с женой, донна Аврелия смаковала кларет, а Лоренца рассеянно катала между пальцами хлебный шарик. Монбар же, осушив свой кубок, снова обратился к её отцу:

– Вероятно, господин де Нери, Вам хотелось бы знать цель нашего посольства?

– Если только это не тайна, сеньор.

– От Вас у меня нет секретов. Наш король заключил союз с правителем Милана против Неаполя, что обеспечит нашим войскам свободный проход через Ломбардию. Следующей на пути лежит Флоренция, но тамошний правитель – союзник неаполитанского короля. Поэтому я должен либо склонить его на нашу сторону, либо добиться обещания не препятствовать нам.

– Боюсь, Вам будет нелегко это сделать. Ведь Флоренция поддерживает дружеские связи с Неаполем ещё со времен Великолепного.

– Если Медичи не убедят наши аргументы, они будут вынуждены уступить силе!

– Не всё можно решить с помощью силы, сеньор. Правда, я плохо знаю Пьеро Медичи, который сейчас управляет Флоренцией, но мне приходилось близко знать его отца Лоренцо. Это был исключительный человек, что признавали даже его враги. Поэтому при жизни Великолепного никто не решался нарушить в Италии мир, хотя он всегда предпочитал действовать с помощью дипломатии, а не силы.

– Разрази меня Бог, господин де Нери, если мне понятно Ваше восхищение человеком, который не имел даже официального титула, – пожал плечами Монбар.

– Это не мешало ему пользоваться уважением многих государей. Сам Людовик XI учился у Великолепного искусству правления и постоянно вёл с ним переписку.

В кошачьих глазах друга Амори мелькнуло недоброе выражение:

– Не от Медичи ли покойный король перенял привычку расправляться со своими противниками при помощи коварства и обмана?

– Простите, сеньор, но я не понимаю, что Вы имеете в виду…

– Разве король Людовик одержал победц над Смелым в открытом бою? Нет, он сначала натравил на него швейцарских пастухов с гор, которые ведут войну не по правилам, а затем подкупил его капитана Кампобассо, что и привело к гибели герцога.

– Я считаю, что это было со стороны короля не проявлением коварства, а военной хитростью. К тому же, Вы должны согласиться с тем, что Людовик XI действовал на благо Франции, а герцог Бургундский – лишь на благо самому себе.

– Клянусь Иоанном Крестителем, что я не соглашусь с этим хотя бы потому, что в битве при Нанси был убит и мой отец, который сражался на стороне герцога.

После этих слов Монбар насупился, и за столом вновь воцарилось гнетущее молчание. На этот раз первым заговорил Сольё:

– Вы почти ничего не едите, мадемуазель де Нери. Вам не нравится здешняя еда? Или Вы поститесь?

– Мне не хочется есть, мессир. А пощусь я по средам и пятницам, когда хожу к заутрене в Сен-Жерве, – ответила Лоренца.

Поблагодарив Амори за обед, мессир Бернардо поднялся из-за стола. Сольё вышел проводить их.

– Жаль, что из-за моего отъезда я не смогу как следует познакомиться с Вами, мадемуазель де Нери, – сказал он, подсадив девушку на мула.

В ответ Лоренца взмахнула ресницами:

– Надеюсь, что Вы скоро вернётесь, мессир.

– Не знаю, – молодой человек вздохнул. – Наш король собирается воевать…

– Ты готова, принцесса? – внезапно спросил, повернувшись к ним, Нери.

– Да, отец, – отозвалась девушка.

После чего, взглянув на Амори, она быстро добавила:

– Я буду молиться за Вас!

В это время слуга Сольё вынес какой-то сверток, который молодой человек вручил банкиру. Тепло простившись с Амори и пригласив его всякий раз навещать их, когда он будет в Париже, Нери вместе с семейством отправился к себе на улицу Розье.

Дома их ждал сюрприз. Открыв двери, дядюшка Пьер сообщил, что приехал Даниель д’Эворт, ещё один родственник донны Флери.

– Где же он? – поинтересовался мессир Бернардо.

– В столовой, читает книгу, – был ответ.

– Узнаю Даниеля, – усмехнулся отец Лоренцы. – Когда покойный Николас д’Эворт впервые привёл своего сына в мой дом, дабы я обучил его банковскому делу, этот мальчишка спрятался в сундуке с книгами. И с тех пор ничего не изменилось.

Банкир отправился в столовую, его жена с донной Аврелией – на кухню, а Лоренца вместе с Катрин – в сад. Неожиданно там Лоренца столкнулась нос к носу с каким-то мужчиной, который выронил при этом из рук толстый фолиант. Не обратив внимания на упавшую книгу, тот приложил руки к груди и, глядя на Лоренцу, словно в полузабытьи, произнёс:

– Какое счастье снова видеть Вас, Прекрасная Дама! Вы совсем не изменились!

– Я – мадемуазель де Нери, господин д’Эворт, – отступив на шаг, девушка с тревогой посмотрела на кузена донны Флери.

Взгляд синих глаз Даниеля сделался более осмысленным.

– Мадемуазель де Нери? – растерянно переспросил он, проведя рукой по своим взлохмаченным волосам цвета соломы.

– Да. Вы в детстве рассказывали мне о приключениях сэра Ланселота.

По рассказам родителей Лоренца знала, что дед Даниеля был менялой родом из Брюгге, а затем, переехав в Париж, стал советником короля Людовика ХI и получил, таким образом, право на личное дворянство. Его сын пошёл ещё дальше и, прикупив в Оверни кое-какие земли, стал потомственным дворянином. Однако основную часть наследства должен был унаследовать старший брат Даниеля, а его самого отдали в обучение к мессиру Бернардо. Но вместо того, чтобы изучать искусство финансовых сделок, д’Эворт проявил неподдельный интерес к рыцарским романам, которыми расплачивался с Нери знакомый книготорговец. Сам банкир, предпочитавший всем поэтам Данте, находил их слишком скучными. Зато в его ученике рыцари Круглого стола нашли самого благодарного почитателя. Ещё до рождения Лоренцы д’Эворт покинул Париж и поселился под Туром, где сделался смотрителем одного из замков, принадлежавших графине де Сольё. Там он мог без помех предаваться любимому делу. Узнав обо всём, его отец попытался было вразумить Даниеля, но, когда из этого ничего не вышло, смирился и назначил ему небольшую пожизненную ренту, которую должен был выплачивать его старший брат. Время от времени д’Эворт наезжал в Париж, чтобы навестить своих сестёр и брата. Однако останавливался, по старой привычке, в доме мессира Бернардо, где его встречали с неизменным радушием.

Желая помочь Даниелю, Лоренца одновременно с ним нагнулась, чтобы поднять книгу и тут же убедилась, что это было не что иное, как один из романов о короле Артуре.

– Мне захотелось перечитать его, – поймав взгляд девушки, смущённо пояснил д’Эворт.

После чего взял книгу подмышку и быстро зашагал к лестнице, по пути едва не сбив с ног отшатнувшуюся Катрин.

– Господин д’Эворт – кузен моей матушки, – сочла нужным сообщить ей Лоренца.

– Он больше похож на госпожу Флери, чем господин Доруа, – заметила алансонка.

– Да. Хотя моя матушка – урождённая Доруа, она удалась в свою родню по женской линии.

– Только он немного странный.

– Разве?

– Видно, принял Вас за другую…

– Нет, Даниель – хороший, – возразила Лоренца. – Правда, отец говорит, что он вечно витает в облаках. Поэтому до сих пор и не женился.

– Наверно, господин д’Эворт ещё не встретил ту, которая была бы его достойна.

– Не знаю, – дочь мессира Бернардо пожала плечами. – Как-то раз матушка упомянула, что он был влюблён в одну девушку, но та не ответила на его чувства.

Через некоторое время Лоренцу позвали в столовую. Кроме банкира там сидел также Даниель уже без книги.

– Возьми, принцесса, – отец протянул ей какой-то предмет, завёрнутый в кусок ковровой ткани. – Это подарок донны Марии.

Развернув ткань, девушка увидела небольшой томик в алом сафьяновом переплете, оказавшийся сборником сонетов Петрарки. К нему было приложено письмо.

– Милая крёстная! Как я ей благодарна! – с чувством произнесла Лоренца.

– Тебе, наверно, не терпится прочитать, что написала донна Мария? – улыбнулся мессир Бернардо.

– Да, отец.

– Тогда ступай к себе.

Сначала Лоренца хотела было побежать на кухню, чтобы показать подарок донны Марии матери. Но затем передумала и направилась к себе. Ей и в самом деле не терпелось поскорее узнать, что в письме крёстной.

«Моя дорогая крестница! – писала графиня. – Обстоятельства сложились так, что я не могу пока приехать в Париж. Но, если так будет угодно Богу, мы скоро увидимся. Поэтому не скучай и помни – я всегда думаю о тебе. Мессир Бернардо писал мне, что ты уже почти свободно говоришь на кастильском наречии, но не слишком охотно читаешь Платона, так как он кажется тебе скучным. Поверь, это не так.. Со временем ты, надеюсь, поймёшь, что мудрость древних помогает нам разобраться в собственной жизни и с достоинством встречать удары судьбы. Я решила подарить тебе сборник Петрарки, потому что в твоём возрасте он мне нравился больше Данте. Однако не забывай постоянно упражняться в латыни. Ограничусь пока этими наставлениями, так как обо всём другом мы поговорим с тобой при встрече. Поцелуй за меня донну Флери. Надеюсь, тебе понравился мой подарок. Любящая тебя Мария де Риччи».

Закончив чтение, Лоренца погрузилась в размышления. В этом письме была вся донна Мария. Пока девушка читала его, ей казалось, что крёстная словно незримо присутствует в её комнате. Образ графини и сейчас ещё стоял перед глазами Лоренцы: фигура богини, греческий профиль, немного печальный взгляд серых глаз. У Амори были явно материнские глаза, да и чертами лица он походил на донну Марию. Его же отца графа де Сольё Лоренца никогда не видела. Искренне восхищаясь своей крёстной, она иногда втайне удивлялась: откуда у дочери банкира, кузена мессира Бернардо, столько благородства во внешнем облике и поведении? Донна Мария говорила по-французски столь же свободно, как и на своем родном тосканском наречии, в подлиннике читала античных авторов и цитировала целые отрывки из Данте и речей Платона. При этом она утверждала, что подобная образованность была обычной для флорентийки. Это по её настоянию мессир Бернардо нанял учителя, который обучал его дочь кастильскому наречию. А когда Лоренца познакомилась с сыном своей крёстной, донна Мария стала ей, если только это возможно, ещё ближе. Вспоминая своё прощание с Амори возле гостиницы, девушка надеялась, что он догадался о её чувствах.

Внезапно в дверь кто-то постучался. Это оказалась алансонка.

– Смотри, Катрин, какой подарок мне сделала крёстная! – похвасталась дочь мессира Бернардо.

Выразив своё восхищение, служанка затем сообщила:

– Госпожа де Нери зовёт Вас ужинать, мадемуазель.

В ответ Лоренца протянула ей письмо графини де Сольё:

– Спрячь его в шкатулку с моими украшениями, которая стоит на столике.

Видя, что её наперсница не сдвинулась с места, дочь мессира Бернардо с удивлением спросила:

– Что случилось, Катрин?

– Я не знала, что Вы так доверяете мне, мадемуазель…

– А почему я должна тебе не доверять?

На глазах у служанки выступили слёзы:

– Клянусь моей покровительницей святой Катрин, что никогда не предам Вас!

– Как дела в Саше? – поинтересовался во время ужина отец Лоренцы у д’Эворта.

– Всё в порядке, графиня де Сольё довольна мной.

– А как здоровье Симоны?

Банкир имел в виду ключницу замка Саше, где д’Эворт служил управляющим.

– Хорошо, она здорова.

– Насколько я помню, Симоне уже за шестидесят, – продолжал банкир. – Наверно, ей тяжело следить за хозяйством?

– В самом деле, кузен, Вам давно пора жениться, чтобы избавить её от хлопот, – поддержала мужа донна Флери.

– Симона и сама неплохо управляется, – возразил Даниель, с удовольствием пробуя вино.

– Наверно, у вас там тихо с тех пор, как умер Людовик XI? Ведь нынешний король, как я слышал, предпочитает всем замкам Амбуаз.

– Да, Плесси-ле-Тур стал совсем заброшенным.

– А когда-то это был очень красивый замок! – вздохнул мессир Бернардо.

Некоторое время все ели молча, пока хозяин снова не спросил:

– Мы через три дня едем за город в Берси. Вы поедете с нами, господин д’Эворт?

– Пожалуй, – подумав, ответил тот. – Мне хочется взглянуть на ваш участок. Я там давно не был.

В среду рано утром вместе с донной Аврелией и двумя слугами Лоренца отправилась в церковь Сен-Жерве. Девушка любила молиться в полупустом храме, где тусклый свет едва просачивался сквозь витражи узких окон, и тишину нарушало лишь лёгкое потрескивание свечей. А как только священник начинал службу, ей слышались в промежутках между молитвами голоса ангелов. Ходить к заутрене два раза в неделю и поститься Лоренцу приучила вдова, любившая показать свою набожность. Мессир Бернардо, хотя и был не слишком религиозен, не препятствовал им, а донна Флери сама часто присоединялась к вдове и дочери. Но теперь мать Лоренцы была занята подготовкой к отъезду в Берси, на что и рассчитывала девушка. Ведь, как ей казалось, она недвусмысленно назначила Амори де Сольё свидание в Сен-Жерве. Тем не менее, её ждало очередное разочарование: молодой человек не пришёл.

Вдобавок, при выходе из церкви к ним привязались двое нищих. Желая поскорее избавиться от них, донна Аврелия достала из омоньера две монетки. Однако вместо благодарности один из бродяг схватил её за руку и прогнусавил:

– Этого мало, старуха! Выворачивай-ка весь кошелек, да побыстрее!

Тем временем другой внезапно достал из-под рубища нож и, угрожая им слугам, обратил их в бегство. После чего направился к Лоренце. Та беспомощно огляделась, но церковь находилась в укромном месте за Ратушей, которое осенял свой тенью вяз, и на дороге, ведущей к Сене, в такое раннее время никого не было видно. Заметив, что вдова уже близка к обмороку, Лоренца открыла было рот, чтобы позвать на помощь, однако бродяга приставил нож к её шее:

– Только попробуй крикнуть, красотка!

Почувствовав подступающую к горлу тошноту от ужасного запаха, исходившего от него, дочь банкира стиснула зубы. В то же время донна Аврелия негнущимися пальцами стала отвязывать свой омоньер. Неожиданно грабитель обрезал шёлковый шнурок ножом. Таким образом, кошелёк оказался у него в руках.

– Брось нож! – вдруг раздался за спиной Лоренцы знакомый голос.

От испуга нищий разжал пальцы, и нож упал на землю. Наступив на него ногой, Монбар повернулся ко второму бродяге:

– Верни кошелёк даме!

Видя, что тот не спешит повиноваться, капитан положил руку на рукоять своего кинжала:

– Ну!

Сунув омоньер донне Аврелии, нищий попятился.

– А теперь убирайтесь прочь, негодяи, пока я не сдал вас страже. И чтобы ноги вашей здесь больше не было!

Так как решительная поза Монбара не оставляла сомнения в правдивости его слов, бродяги поспешили ретироваться. Пока донна Аврелия подбирала выпавшие из кошелька монетки, Лоренца поблагодарила барона за помощь.

– На месте Вашего отца, мадемуазель де Нери, я никуда не отпускал бы Вас одну, – ответил тот.

– Но я не одна и, к тому же, мой дом неподалёку, – возразила девушка.

– И всё же, Вас едва не ограбили.

– К счастью, Вы оказались поблизости, сеньор.

– Да, я пришёл на исповедь, но неожиданно наткнулся на этих разбойников.

– Ещё раз благодарю Вас, сеньор, но нам нужно идти.

Капитан бросил взгляд на донну Аврелию:

– Вы в порядке, сударыня?

– Да, сеньор, – вдова кокетливо поправила свою накидку. – Вас послало нам само Небо!

– Разрешите проводить Вас и мадемуазель де Нери.

По дороге друг Амори спросил у донны Аврелии:

– Вы в пятницу снова придёте в эту церковь?

– Нет, завтра с утра мы уезжаем за город. У мессира Бернардо есть участок в Берси и мы пробудем там до конца лета.

В глазах Монбара вспыхнули две золотые искры:

– Вероятно, я больше не увижу вас, потому что в понедельник тоже уезжаю в Лион, где меня ждёт Сольё. А оттуда мы с ним отправимся прямо во Флоренцию. Так что, на всякий случай, прощайте.

– Прощайте, – как эхо, откликнулась Лоренца, поражённая известием о том, что Амори покинул Париж.

Уже в своей комнате поведав обо всём, что с ней приключилось, алансонке, Лоренца заключила:

– Странно, что Монбар пришёл на исповедь в Сен-Жерве так рано.

– Мне кажется, мадемуазель, что этот сеньор влюблён в Вас.

– Почему ты так решила?

– Поверьте, уж я разбираюсь в таких вещах!

– Не выдумывай, Катрин.

– Вы не хотите согласиться со мной потому, что Вам по душе другой.

Мысли девушки и в самом деле были заняты Амори. Ведь он ясно сказал, что хотел бы лучше познакомиться с ней. Почему же тогда уехал в Лион? После посещения Сен-Жерве у Лоренцы было тяжело на душе и даже предстоящая поездка за город не радовала её, как прежде.

Фахверковый дом в Берси, куда семейство Нери каждый год перебиралось на лето, занимал гораздо большую площадь, чем жилище банкира в Париже. Два крыла, примыкавшие к основному зданию, окружали двор, выходивший к Сене. Местность здесь была довольно пустынная. Вокруг простирались лишь одни виноградники. В прошлом году Лоренца пригласила сюда Жанну Доруа и девушки целые дни напролёт только и делали, что купались в реке, собирали цветы и гуляли по саду. Теперь же подругу Лоренцы должна была заменить Катрин.

За усадьбой в отсутствие хозяев присматривали местные жители, братья Колен и Гуго, которые работали также на огороде, в винограднике и в фруктовом саду, окружавшем дом. Поэтому мессир Бернардо взял с собой за город лишь половину слуг, так как в деревне всегда можно было нанять кого-нибудь для чёрной работы.

Когда Нери во главе своего семейства подъехал к дому, братья уже поджидали их.

– Добрый день Колен! Добрый день, Гуго! Как дела? – весело спросил отец Лоренцы, слезая с мула.

– Добрый день, хозяин! Всё в порядке! – заверил его Колен, который был пониже и покряжистее брата, в то время как Гуго был высок и худ, как щепка. – Моя жена уже сделала уборку в доме, можете располагаться.

– Вот и отлично.

Пока разгрузили повозку с вещами, проветрили комнаты, расставили по своим местам сундуки и застелили кровати, кухарка успела приготовить обед. Помимо обычной еды подали свежую зелень с огорода, творог, молоко и местное вино.

После обеда все занялись своими делами. Мессир Бернардо пошёл вздремнуть, Даниель решил искупаться в реке, а женская половина семейства Нери села за рукоделие, так как мать Лоренцы надеялась за время пребывания в деревне вышить полностью скатерть. Как только жара спала, банкир отправился осматривать надворные пристройки, желая убедиться, не надо ли их подновить. Д’Эворт же предложил донне Аврелии и Лоренце прогуляться по саду. Желая развлечь их, Даниель стал пересказывать им последний роман, который прочитал.

– Мне кажется, что Вы любите книги больше, чем людей, – заметила вдова.

– Да, потому что они никому не делают зла, в то время как люди бывают очень коварны, особенно женщины…

Донна Аврелия пожала плечами:

– Не знаю, кого Вы имеете в виду.

– Просто пришлось к слову.

Затем они решили взобраться на ближайший холм, чтобы полюбоваться оттуда видом окрестностей. Глядя сверху на Париж, раскинувшийся по оба берега Сены, девушка не могла себе представить, что где-то есть города больше и красивее его. Центром Парижа был остров Ситэ, на одном конце которого находился старый дворец, а на другом – поблёскивал острым шпилем собор Нотр-Дам. Большой и Малый мосты через Сену соединяли остров с обеими частями города. По одному из них можно было добраться до Сорбонны, а по второму – до городской Ратуши в квартале Маре. Вокруг Нового города белела кладка стены, построенная в царствование Людовика XI. В кольцо городских укреплений входили также ощетинившийся многочисленными башенками королевский замок Лувр и Бастилия.

– Я думаю, что на свете нет города прекраснее, чем Париж! – неожиданно вырвалось у Лоренцы.

Покосившись на неё, кузен донны Флери промолчал.

– Мой покойный супруг часто путешествовал, – заметила донна Аврелия. – А Вы, господин д’Эворт?

– Разве что в молодости.

Вдова кокетливо улыбнулась:

– Но Вы ведь ещё не старик.

– Мне по душе место, где я сейчас живу, – задумчиво объяснил Даниель, – Вы бы видели, как красиво у нас в Саше! Особенно весной, когда всё расцветает вокруг.

– Может быть, я когда-нибудь и приеду к Вам…

– А ты хотела бы увидеть другие страны, Катрин? – в свой черёд, спросила Лоренца у алансонки, которую взяла с собой на прогулку.

– Нет, мадемуазель. Я хочу быть там, где Вы.

– Но почему ты спрашиваешь её об этом, донна Лоренца? – с подозрением спросила у девушки вдова.

– Просто так, мадонна.

Хотя её слова, по-видимому, не убедили донну Аврелию, та оставила девушку в покое.

Вечером после ужина все, и хозяева, и слуги собрались на кухне у догорающего очага. Лоренца попросила тетушку Гожетту поведать им одну из тех волшебных историй, которые та мастерица была рассказывать. И старая кухарка завела речь о прекрасной принцессе, проспавшей в своём замке из-за колдовства сто лет, пока её не разбудил один принц. Наблюдая за тлеющими в очаге дровами, дочь мессира Бернардо представляла себя спящей красавицей, а Амори де Сольё – своим спасителем.

На следующее утро, решив развеяться, она попросила у отца разрешение проехаться верхом вместе с д’Эвортом. Когда девушка и вдова подошли к конюшне, то увидели там мессира Бернардо с Коленом.

– Значит, Гуго не придёт сегодня? – донеслась до них последняя фраза банкира.

– Нет, хозяин.

– Видно, придётся нанять другого работника, чтобы подправить сарай.

– Придётся, хозяин. Жена Гуго совсем плоха.

– А что с ней?

Колен замялся:

– Не знаю, хозяин, но мой брат боится, что это холера.

Нери нахмурился:

– А больше у вас в деревне никто не заболел?

– Пока Бог миловал.

В этот момент из конюшни вышел д’Эворт, который вместе с конюхом седлал лошадей.

– Будь осторожна, принцесса! – заботливо напутствовал дочь мессир Бернардо, когда они выезжали со двора.

– Не беспокойтесь, господин де Нери, я присмотрю за Вашей дочерью, – ответил ему вместо девушки Даниель.

Донна Аврелия же, не любившая верховых прогулок, промолчала.

Ездить на лошади Лоренца научилась здесь, в Берси, так как в городе ей приходилось передвигаться за пределами дома, в основном, на муле. Поэтому теперь она постаралась наверстать упущенное время, и отправила кобылу по кличке Скромница сразу в галоп. И всё же ей не удалось оторваться от Даниеля, который сидел в седле как влитой. Признав своё поражение, девушка позволила лошади перейти на рысь, в то время как вдова значительно отстала от неё.

– Ну, что, Вы ещё не устали, мадемуазель де Нери? – поинтересовался Даниель.

– Немного.

– Вы прекрасно ездите верхом, – добавила затем девушка.

– А Вы думали, что я разбираюсь только в книгах?

Лоренца слегка смутилась:

– Нет, но…

– Если Вам так хочется знать, то моим учителем был сам Дуглас Мортимер, капитан шотландской гвардии Людовика XI, по прозвищу Шквал. Ещё он научил меня владеть оружием.

– Я не знала, что Вы служили в королевской гвардии.

– А я и не служил там.

– Тогда не понимаю, где Вы могли познакомиться со Шквалом.

– Однажды я сопровождал графиню де Сольё ко двору и господин Мортимер дал мне несколько уроков.

Когда вдова подъехада к ним, Даниель предложил:

– Может быть, вернёмся?

– Пожалуй, а то уже становится жарко.

– В самом деле, я не припомню такого жаркого июня, – согласился с вдовой д’Эворт. – Сена уже обмелела, не то, что Луара. Помню, во время рождения мадемуазель де Нери она так разлилась, что вода ворвалась даже в Тур…

Кузен донны Флери внезапно осёкся, в то время как Лоренца бросила на него удивлённый взгляд:

– Но матушка рассказывала, что я родилась в Мо, когда она гостила у своей родни.

Её слова почему-то привёли д’Эворта в замешательство.

– Да, я знаю, – выдавил он, наконец, из себя. – Потом, когда вода спала, в Саше приехал мессир Бернардо и сообщил о том, что моя кузина родила девочку. Тоесть, Вас.

Хотя ответ Даниеля звучал вполне правдиво, у девушки всё же остались какие-то сомнения. Д’Эворт не умел лгать.

Мессир Бернардо по-прежнему находился во дворе, наблюдая за Коленом и ещё одним незнакомым Лоренце крестьянином, которые латали крышу сарая.

– Вы уже вернулись? – с улыбкой спросил он, когда Даниель, вдова и девушка въехали во двор.

– Да, отец, – соскочив с лошади, Лоренца поцеловала банкира в щёку. – Спасибо за то, что Вы подарили мне Скромницу! Она просто чудо!

В ответ Нери нежно потрепал дочь по щеке:

– Я очень рад, принцесса!

– К тому же, – лукаво продолжала девушка, – во время нашей поездки господин д’Эворт рассказал мне немало интересного.

– Что именно?

– Ну, как он познакомился с капитаном гвардии покойного короля по прозвищу Шквал и ещё о том, как сильно разлилась Луара во время моего рождения.

– А что Вы ещё рассказали моей дочери? – банкир перевёл взгляд на Даниеля.

Тот отвёл взгляд:

– Как Вы прихали в Саше, господин де Нери, и сообщили мне о её рождении.

– Да, что-то припоминаю, – мессир Бернардо отошёл к бочке, в которую наносили воду из Сены, и, зачерпнув пригоршней, немного отпил.

Затем, плеснув водой себе в лицо, он, отдуваясь, добавил:

– Ну, и жара сегодня!

– Да, – согласилась с отцом Лоренца. – Позвольте мне искупаться в Сене!

– Если только донна Флери не будет против.

Узнав о том, что дочь собирается на реку, донна Флери достала из сундука чистые полотенца.

– Возьмите с собой слуг для охраны, – сказала она затем донне Аврелии.

В ответ та презрительно пожала плечами:

– Они все трусы! Уж лучше я попрошу Вашего кузена!

Так как сама вдова не собиралась купаться, Лоренца снова решила взять с собой Катрин.

– Я буду здесь, а Вы не отдаляйтесь далеко от берега. И, если что, зовите сразу меня! – предупредил д’Эворт Лоренцу, усевшись под развесистыми кустами, росшими неподалеку от воды.

Донна Аврелия тотчас пристроилась рядом с ним, жалуясь на жару. А девушки зашли за кусты и полностью разделись. Некоторое время они плескались возле берега, но вскоре Лоренце это надоело и она спросила:

– Ты умеешь плавать, Катрин?

– Нет, мадемуазель.

– Тогда жди меня здесь. А я доплыву до того берега и вернусь!

Так как Сена действительно обмелела, а дочь банкира отлично плавала с детства, то вскоре, отжимая мокрые волосы, она уже выбралась на противоположный берег. Помахав рукой алансонке, девушка решила немного отдохнуть на шелковистой траве. Вдруг где-то совсем близко заржала лошадь и вслед за тем за спиной Лоренцы раздались чьи-то шаги. Вскочив на ноги, дочь мессира Бернардо обернулась: перед ней стоял барон де Монбар. На миг Лоренца словно оцепенела, в то время как капитан продолжал в упор разглядывать её. При этом его ноздри слегка трепетали от возбуждения. Сама девушка не осознавала, как была прекрасна в эту минуту. В обрамлении чёрных распущенных до колен волос её тело сияло, подобно жемчужине. И это зрелище могло ослепить любого мужчину.

У Лоренцы сразу мелькнула мысль о бегстве, но Монбар, словно догадавшись об этом, преградил ей путь:

– Позвольте мне ещё хоть мгновение полюбоваться Вами, мадемуазель де Нери!

После его слов девушка окончательно пришла в себя:

– Мне казалось, что Вы – благородный человек, сеньор.

– Да, но при этом я ещё и мужчина!

– Не понимаю, как Вы нашли меня.

– Ваша родственница сказала, что у господина де Нери есть участок в Берси.

Горящий взгляд барона убедил Лоренцу, что ей не стоило продолжать разговор.

– Прошу Вас, пропустите меня, иначе…

– Что Вы сделаете, мадемуазель? – насмешливо спросил Монбар, приблизившись к ней вплотную.

– Я буду кричать и… – Лоренца вдруг поняла, что на самом деле ей вовсе не хочется ни кричать, ни возмущаться.

Собственные чувства озадачили её. Вероятно, всему виной было восхищение, которое она увидела в глазах Монбара. Судя по всему, капитан тоже почувствовал перемену в её настроении. Потому что не успела Лоренца открыть рот, как очутилась в его объятиях. Вначале девушка попыталась было вырваться, но барон ещё сильнее прижал её к себе и она услышала, как бьётся у него сердце. Словно повинуясь его ритму, её собственное сердце затрепетало, как птица в клетке. Почти сразу же твёрдые и, вместе с тем, нежные губы Монбара прижались к её губам и Лоренца уже больше не сопротивлялась, как бы растворяясь в его объятиях.

Внезапно послышались крики, доносившиеся с того берега. Открыв глаза, девушка увидела д’Эворта, бросившегося в воду прямо в одежде. Что же касается вдовы, то она продолжала кричать не переставая.

– Подождите, мадемуазель! – прежде, чем дочь банкира выскользнула из его объятий, капитан успел схватить её за запястье. – Скажите, когда мы увидимся снова?

– Пустите меня! – девушка отчаянно рванулась, но Монбар опять удержал её.

– Не отпущу, пока Вы не скажете!

– Вы не в праве так поступать, сеньор!

– Я и впрямь сумасшедший, так как вместо того, чтобы ехать в Италию по поручению короля, загоняю коня в надежде увидеть Вас ещё раз…

– Я не должна Вас слушать! И прошу Вас, не преследуйте меня больше! – выпалив эти слова, Лоренца бросилась в воду.

Однако она успела услышать, как друг Амори произнёс ей вслед:

– И всё же, чтобы Вы не говорили, Вам понравился мой поцелуй!

На середине реки девушка встретилась с Даниелем. Едва они добрались до берега, как донна Аврелия взволнованно спросила:

– Этот негодяй ничего не сделал тебе, Лоренца?

– Нет, только поцеловал, – покраснев, ответила та.

– Ну, ничего, он дорого поплатится за это, как только я узнаю его имя! – пригрозил Даниель.

– Позвольте мне одеться, – после паузы сказала девушка.

Смущённый мужчина поспешил отвернуться. Однако, невзирая на просьбу Лоренцы, д’Эворт не согласился молчать о происшествии на реке и как только они добрались до дома, рассказал обо всём мессиру Бернардо.

– Мне кажется, это был тот самый сеньор, который спас нас позавчера около церкви! – поспешила добавить донна Аврелия.

Нери испытывающе посмотрел на дочь:

– Значит, это Монбар покушался на твою честь, принцесса?

– Да, отец, – нехотя призналась та.

Тогда Нери повернулся к жене:

– Этому мерзавцу мало того, что он забрал у меня деньги. Так ему ещё захотелось украсть нашу дочь. Мы немедленно уезжаем в Париж, потому что здесь принцесса не будет в безопасности.

– Но разве будет справедливо, если Вы запрёте её? – возразила донна Флери. – Ведь она ни в чём не виновата!

– Вы забыли, мой цветочек, что Монбар скоро уедет во Флоренцию. Вот тогда мы и вернёмся в Берси. Если же до этого он попадётся мне на глаза хоть раз, то, клянусь всеми святыми, я сам убью его!

Ещё до наступления вечера семейство Нери вернулось в Париж.

Глава 4

Роковая тайна

Проснувшись среди ночи, Лоренца услышала какую-то возню. Открыв глаза, она увидела, что донна Аврелия, держа в руке свечу, копается в шкафчике возле кровати.

– Что случилось, мадонна?

– Мессиру Бернардо худо…

В одной ночной рубашке Лоренца спустилась по лестнице следом за вдовой.

Нери лежал на кровати и негромко стонал. Рядом с ним, держа в руках таз, стояла полуодетая мать Лоренцы. Вставив свечу в бронзовый подсвечник на столе, донна Аврелия подошла к донне Флери:

– Вот грелка, мадонна.

Приказав служанке налить в грелку горячей воды, мать Лоренцы собственноручно положила её в ноги мужа и подоткнула одеяло. В это время банкир открыл глаза:

– Пить. Я хочу пить, мой цветочек.

Его жена повернулась к вдове.

– Попросите кого-нибудь принести подогретого красного вина. И ещё нужно разбудить Гожетту: пусть сделает настой из мяты. Если это то, что я думаю, моему мужу необходимо всё время давать питьё.

Лоренца посторонилась, чтобы пропустить донну Аврелию, и в этот момент мессир Бернардо заметил её.

– Это ты, моя маленькая принцесса? – пробормотал он, силясь улыбнуться.

Но вместо этого лицо его исказилось от судороги. Тогда донна Флери сказала:

– Тебе нельзя здесь находиться, дочь моя. Иди к себе.

Однако девушка не шевельнулась:

– Что с отцом, матушка?

– У него сильная рвота и… – донна Флери бросила взгляд на ночное судно, прикрытое крышкой.

– Может быть, отец чем-нибудь отравился? – предположила Лоренца.

– Нет. Не думаю.

Банкир снова застонал и мать Лоренцы повернулась к нему. Присев на сундук возле двери, девушка молча смотрела на родителей. Они только накануне вернулись из Берси и вот уже произошло несчастье. Лоренца привыкла к тому, что если не брать во внимание возраст, её отец являл собой образец пышущего энергией и здоровьем человека. Вообще, в доме Нери редко болели. Но если с кем это всё же случалось, донна Флери, знавшая толк в целебных травах, быстро ставила больного на ноги.

Теперь же по её не на шутку встревоженному лицу Лоренца поняла, что с отцом случилось что-то серьёзное.

Как только принесли кувшин с вином, донна Флери начала поить мужа. В хлопотах она позабыла о дочери, тем более, что Нери, казалось, становилось всё хуже и хуже. Прошло некоторое время, прежде чем супруга банкира снова заметила застывшую на сундуке фигурку.

– Ради Бога, уведите её отсюда, – обратилась она к донне Аврелии.

Та взяла девушку за руку:

– Идём, Лоренца.

– Но я тоже хочу помочь отцу.

– Нет, – донна Флери усталым движением поправила выбившуюся из-под чепца прядь.

– Вам тоже нужно отдохнуть, госпожа Портинари, – добавила она, обращаясь уже к вдове.

– А как же Вы?

– Моё место рядом с мужем.

Хотя Лоренца и позволила себя увести, она долго не могла заснуть, в отличие от вдовы. И только под утро ей удалось забыться в коротком сне. Разбудила её, как обычно,Жильетта.

– Что с моим отцом? – едва открыв глаза, спросила девушка.

– Хозяину немного легче, – поспешила успокоить её нянька. – Но Ваша матушка всё равно послала за лекарем и мэтром Жаком Доруа. Ваш батюшка желает поговорить с ним.

Одевшись, Лоренца хотела было пойти поздороваться с отцом, однако Нери как раз осматривал лекарь. Спустившись в кухню, она услышала через открытую дверь, как тётушка Гожетта громко сказала кому-то:

– Я начала работать в этом доме с того дня, как хозяин поселился здесь. И уходить никуда не собираюсь. А там пусть хоть потоп! Господь меня защитит!

– Куда ты собралась уходить, Гожетта? И причём здесь потоп? – поинтересовалась Лоренца.

– Я – никуда! А вот кое-кто хочет дать тягу! – проворчала кухарка, покосившись на притихших служанок.

– Но почему?

Гожетта замялась:

– Поговаривают, что хозяин подхватил холеру…

– Моему отцу уже стало лучше, – возразила девушка.

В то же время перед её внутренним взором предстали дома с заколоченными окнами, покинутые хозяевами. Лоренце довелось впервые увидеть их прошлым летом на одной из парижских улиц. Мессир Бернардо объяснил тогда дочери, что там побывала холера.

– А я что говорила! – Гожетта победно окинула взглядом кухню.

– Дай мне молока, – попросила Лоренца.

Выпив кружку холодного молока, девушка побрела обратно. Но не успела она добраться до второго этажа, как наверху хлопнула дверь и до её ушей донеслась следующая фраза:

– Неужели ничего нельзя сделать?

Эти слова произнёс мэтр Жак, который приехал по просьбе своего кума.

– Я попытаюсь в качестве последнего средства после обеда пустить больному кровь, – ответил ему незнакомый Лоренце голос, как видно, принадлежавший лекарю. – Однако перед этим советую пригласить священника и нотариуса.

– Но ведь моему куму стало легче.

– Боюсь, это только временное улучшение.

– Значит, господин де Нери умрёт?

– Всё в руках Божьих. Однако от холеры, как Вам известно, нет спасения.

Едва не сбив с ног человека в чёрном, Лоренца бросилась к Доруа:

– Мэтр Жак!

– Мадемуазель! – кум мессира Бернардо бросил на неё сочувственный взгляд. – Ваш отец хочет поговорить с Вами.

Не произнеся больше ни слова, та словно во сне двинулась за ним, в то время как в её мозгу билась единственная мысль: «От холеры нет спасения». Едва она вошла в спальню, как Нери открыл глаза:

– Я ждал тебя, принцесса.

– Доруа сказал, что тебе уже легче, отец, – как всегда в минуту волнения девушка, сама не замечая того, перешла на тосканское наречие.

– Да, принцесса, – ответил банкир, в то время как находившаяся рядом донна Флери поспешно отёрла полотенцем выступивший на его лбу холодный пот. – Присядь вон там, возле двери. Я хочу поговорить с тобой.

Девушка послушно опустилась на сундук, на котором сидела минувшей ночью. Несмотря на то, что им приходилось разговаривать через всю комнату, Нери, по-видимому, это не смущало.

– Я чувствую, что умираю, Лоренца, но перед тем, как отдать Богу душу, мне необходимо открыть тебе одну тайну…

– Нет, ты не умрёшь, отец! Бог не допустит этого! – Лоренца вскочила с сундука.

– Успокойся и выслушай меня, – мессир Бернардо закрыл глаза и поморщился.

Спустя минуту он снова поднял отяжелевшие веки:

– Я всегда любил тебя как родную дочь, принцесса. Однако на самом деле твоим отцом является другой. Мы с донной Флери твои приёмные родители.

Последнюю фразу банкир произнёс по-французски, вероятно, специально для своей жены. Что же касается его приёмной дочери, то она почувствовала, как перед глазами у неё словно всё поплыло. Тем временем донна Флери, неправильно истолковав молчание девушки, печально кивнула:

– Это правда, Лоренца! Мой муж дал золото священнику в Мо, чтобы он записал тебя, как нашу дочь.

– Ты происходишь из благородного рода и должна гордиться своими предками, которые на протяжении трёх поколений управляли Флоренцией, – продолжил после паузы банкир. – Твой отец – покойный Лоренцо Медичи, прозванный Великолепным.

Видя, что донна Флери тоже плачет, девушка воскликнула:

– Отец! Матушка! Несмотря ни на что, я считаю вас своими родителями, потому что вы вырастили и воспитали меня!

– Спасибо, дитя моё! – растроганно произнёс мессир Бернардо. – Ведь мы с тобой тоже не совсем чужие, так как Нери состоят в родстве с Медичи. Однако ты не должна отказываться от своего родного отца.

– Но он ведь отказался от меня.

– Нет, принцесса. Подойди к моему столу.

Девушка послушно приблизилась к столу, где лежал свёрнутый в трубку пергамент и круглая шкатулочка из чёрного дерева.

– Эту грамоту мне прислали из Флоренции незадолго до смерти Великолепного, – продолжал её приёмный отец. – В ней написано, что сеньор Лоренцо признаёт тебя своей родной дочерью и даёт тебе право называться Медичи. Раньше я считал, что отдавать тебе грамоту ещё рано. А теперь, боюсь, уже слишком поздно…

– Возьми же её, – добавил мессир Бернардо, заметив, что девушка не решается прикоснуться к свитку.

Дрожащими руками Лоренца развернула документ. От волнения буквы плясали у неё перед глазами и поэтому она смогла разобрать лишь подпись «Лоренцо Медичи». Рядом стояла печать с гербом, по-видимому, оттиск перстня. На ней была изображена пирамида из шести горошин.

– Там ещё есть фамильная драгоценность для тебя, которую ты должна надеть в день своей свадьбы, – в это время сказал наблюдавший за ней Нери.

Открыв шкатулочку, дочь Великолепного увидела золотую цепочку с овальным рубином чуть больше её ногтя. В другой раз, получив такой роскошный подарок, девушка себя бы не помнила от восторга. А теперь, повернувшись к кровати, она напомнила:

– Ты забыл сообщить мне, отец, имя моей родной матери.

Банкир снова переглянулся с женой.

– Это одна благородная дама, француженка. Дело в том, что она была замужем, когда ты появилась на свет. В общем, это долгая история. И мы с донной Флери благодарны Творцу за то, что он послал нам тебя, потому что наш единственный ребёнок умер и больше у нас никогда не было собственных детей…

В этот момент в дверь постучалась служанка и сообщила, что прибыл падре Антуан.

– Проси, – приказал мессир Бернардо.

Затем, взглянув на Лоренцу, он добавил:

– Мы поговорим о твоей матери после, если будет на то воля Божья.

– Я сразу поспешил сюда, как только узнал о твоей болезни, сын мой, – сказал, внеся с собой в спальню запах ладана, старенький подслеповатый священник.

– Благодарю Вас, что пришли, падре, – вежливо ответил Нери.

Хотя флорентиец посещал церковь, в основном, по воскресеньям и праздничным дням, он не забывал при этом вносить щедрые пожертвования. Вслед за донной Флери Лоренца поцеловала руку священника и тот, осенив свою любимицу крестом, ласково произнёс:

– Благослови тебя Господь, дитя.

На пороге девушка обернулась, постаравшись запечатлеть в памяти лицо своего приёмного отца, готовившегося к исповеди. Так как после бессонной ночи донна Флери едва держалась на ногах, вдова предложила ей отдохнуть наверху. Но та не хотела далеко удаляться от своего мужа, поэтому решила прилечь в конторе. А Лоренца, убедившись, что о её приёмной матери есть кому позаботиться, поднялась к себе. Там она кинулась к распятию и принялась горячо молиться.

Неожиданно кто-то поскрёбся в дверь.

– Кто там? – не вставая с колен, поинтересовалась Лоренца.

– Это я, мадемуазель! – в комнату вошла Катрин.

– Как мой отец?

Её наперсница сообщила, что мессир Бернардо закончил исповедоваться священнику, который причастил его. После чего настала очередь нотариуса, явившегося следом за падре Антуаном.

– А матушка?

Оказалось, донна Флери прилегла, приказав обязательно разбудить её, как только нотариус и Нери закончат беседу, при которой также присутствовал мэтр Жак.

– Давайте я сбегаю на кухню и принесу Вам что-нибудь поесть, мадемуазель, – предложила затем алансонка.

– Нет, мне не хочется есть. Я должна молиться за здоровье отца.

– Тогда разрешите мне остаться. Может быть, Господь быстрее услышит нашу общую молитву.

Спустя некоторое время Катрин все-таки спустилась на кухню и принесла оттуда кусок пирога и кувшинчик с разбавленным вином. Попутно наперсница Лоренцы выяснила, что нотариус уже ушёл, но зато вернулся лекарь, который с помощью донны Флери решил пустить больному кровь.

Девушка без аппетита съела пирог и запила его разбавленным вином. После чего сказала своей наперснице, что хочет посетить церковь.

– Когда меня послали за священником, мадемуазель, я встретила там слугу того сеньора… – вдруг нерешительно сообщила алансонка.

– Монбара?

– Да. Он посулил мне денье, если я устрою его господину свидание с Вами.

– И что ты ему ответила?

– Я отказалась, хотя он очень настаивал, ссылаясь на то, что сеньор де Монбар послезавтра уезжает.

В этот момент снизу донёсся душераздирающий крик. Через открытую дверь конторы Лоренца увидела донну Флери, рыдавшую на груди вдовы, в то время как мэтр Жак и д’Эворт всячески пытались её утешить. Но когда девушка направилась в спальню родителей, её остановил Даниель:

– Вам нельзя туда, мадемуазель де Нери!

– Я хочу видеть отца!

Однако д’Эворт не отпускал её и дочь Великолепного обратилась к Доруа:

– Мэтр Жак, мой отец умер?

По лицу кума Нери она поняла всё прежде, чем тот ответил ей. Внезапно из спальни банкира вышел лекарь.

– Я обязан предупредить стражу, что в доме холера, – хмуро бросил он на ходу.

Его никто не стал удерживать, только донна Флери беспрестанно повторяла:

– Бернардо! Мой Бернардо! Зачем ты покинул меня? Как мне жить без тебя?

На приёмную мать Лоренцы было жалко смотреть: за какие-то сутки эта моложавая сорокалетняя женщина превратилась в старуху. Её лицо распухло от слез, а белокурые волосы, утратившие свой живой блеск, казались седыми. С помощью донны Аврелии девушке удалось уложить донну Флери в постель всё в той же конторе. Некоторое время та ещё звала покойного мужа, чтобы тот пришёл и утешил «свой цветочек». Затем вдруг открыла глаза и почти спокойным голосом произнесла:

– Вам лучше уйти отсюда, кажется, я тоже заболела.

– Вы просто устали! – воскликнула донна Аврелия.

– Нет, я знаю, что говорю. Переезжайте к моему кузену Доруа на улицу Тампль. А обо мне позаботятся служанки.

– Это и мой дом, – возразила дочь Великолепного. – И я никуда не уеду отсюда, пока…

Лоренца хотела сказать: «Вы живы», но вовремя спохватилась. Однако донна Флери поняла её.

– Надеюсь, Лоренца, ты простишь нас с Бернардо за то, что мы так долго скрывали от тебя, кто твои настоящие родители? Ведь мы так боялись потерять тебя!

– Я испытываю к Вам и отцу только любовь и благодарность, матушка!

– Ты должна жить, – её приёмная мать тяжело вздохнула. – Что же касается меня, то я слышу, как Бернардо зовёт меня к себе. Мы так долго прожили вместе, что не можем обойтись друг без друга…

Внезапно она умолкла.

– Матушка! – отчаянно крикнула девушка.

– Пойдём, донна Лоренца! – вдова попыталась её увести, но девушка не могла отвести взгляд от застывшего липа своей приёмной матери.

Часа три девушка пролежала наверху, вперив глаза в стропила крыши. Она не могла уже больше плакать и чувствовала себя полностью опустошённой. Жильетта не появлялась, донна Аврелия – тоже, зато алансонка не отходила от Лоренцы ни на шаг и, исчерпав все слова утешения, молча стояла у изголовья кровати, устремив на свою госпожу сочувственный взгляд. Услышав стук в дверь, Лоренца безразлично произнесла:

– Посмотри, кто там, Катрин.

Оказалось, это была Жильетта, которая сообщила, что с Лоренцей хочет поговорить д’Эворт.

Даниель ждал её в конторе Нери вместе с донной Аврелией:

– Дело в том, Лоренца, что недавно приходили люди прево....

Поняв, что это означает, девушка помертвела. Тогда д’Эворт поспешно прибавил:

– К счастью, деньги помогли убедить их не бросать господина де Нери и мою кузину в общую яму. Они будут похоронены, как и полагается, в церкви. Однако нам дали отсрочку только до утра. К этому времени покойники должны быть вынесены, а все остальные обязаны покинуть дом.

– Я думаю, нам лучше переехать к Доруа прямо сейчас, – высказалась вдова.

– Нет, я хочу проводить моих родителей в последний путь!

Слёзы вдруг снова хлынули из глаз Лоренцы и она поспешила уткнуться в плечо Даниеля.

– Ничего, пройдёт время и Вы успокоитесь, мадемуазель де Нери, – тот неловко провёл рукой по её волосам, – а сейчас – плачьте. Ваши родители стоили Ваших слёз. Да и Вам самой станет легче.

Специально нанятые люди зашили в саван тело Нери и положили в гроб на козлах. Потом то же самое проделали с телом его жены. Распоряжался всем Жак Доруа. После вечерни явились священник и церковный староста. Несмотря на слухи о холере, пришли также соседи, служащие мессира Бернардо и кое-кто из знакомых. При свете факелов покойников вынесли из дома и траурная процессия направилась к церкви Сен-Жерве, где по обряду звонили в колокола, чтобы знали все в квартале. Там же раздали еду и деньги.

Вернувшись после похорон в дом Льва, Лоренца думала, что снова не уснёт. Тем не менее, предыдущая бессонная ночь и пережитые волнения взяли своё и девушка, едва прикоснувшись лицом к подушке, словно провалилась в темноту. Проснулась она от необычной тишины в доме. Было уже совсем светло. Через некоторое время в спальню вошла донна Аврелия:

– Ты не заболела, донна Лоренца?

– Нет, просто не хочу вставать.

– Но тебе придётся это сделать. Пришёл Доруа с нотариусом, который хочет огласить завещание.

– Хорошо, я выйду к нему.

В столовой кроме Доруа и нотариуса присутствовал также Даниель.

– Мадемуазель! – взволнованно произнёс после приветствия кум Нери. – Я понимаю, что прошло слишком мало времени, чтобы Вы могли спокойно выслушать завещание. Но в данных обстоятельствах это необходимо сделать как можно быстрее.

Затем наступил черёд нотариуса. Согласно завещанию покойного мессира Бернардо кроме 500 флоринов, которые надлежало выплатить донне Аврелии, и некоторых сумм, оставленных старым слугам и для заупокойных месс, всё его имущество переходило к донне Флери и Лоренце в равных долях. Теперь же, когда супруга банкира тоже умерла, Лоренца стала единственной наследницей Нери, однако до замужества не могла распоряжаться своими деньгами. Её же опекунами банкир назначил графиню де Сольё и Жака Доруа,

– Вы должны переехать к мэтру Жаку и слушаться его, – сказал Даниель. – Я тоже завтра уеду в Саше.

– Я подчиняюсь Вам, господин Доруа, – опустив глаза, произнесла Лоренца.

Тот вздохнул:

– Господь милостив, мадемуазель. Я не встречал более честного человека, чем господин де Нери, а госпожу Флери всегда ставил в пример своей супруге. Поэтому, надеюсь, Ваши родители сейчас в раю!

– А как быть со слугами? – поинтересовалась дочь Великолепного.

– Большинство слуг уже попросили у меня расчёт и я прибавил к их жалованью то, что им причитается по завещанию мессира Бернардо. Не хотят уходить только привратник с женой, кухарка, младший конюх и одна служанка. Хотя, возможно, это и к лучшему: Вы можете взять с собой свою няньку, а остальные присмотрят за домом.

– Я хочу взять Катрин.

– Хорошо, – сдался опекун Лоренцы, – что же касается госпожи Портинари, то, надеюсь, она окажет мне честь и тоже переедет в мой дом.

– Нет, раз о донне Лоренце есть кому позаботиться, я хочу вернуться во Флоренцию.

Несмотря на неожиданное заявление вдовы, её слова особенно никого не удивили. Хотя донна Аврелия происходила из простой флорентийской семьи Мартинелли, её старшей сестре посчастливилось стать первой супругой банкира де Нери. Саму же Аврелию выдали замуж за Карло Портинари, человека из благородного, но небогатого рода. Через некоторое время тот вместе с женой уехал в Брюссель, где стал приказчиком банка Медичи. Однако дела там пошли неважно и Портинари перевели в Лион. Прожив пятнадцать лет во Франции, мессир Карло скончался, не оставив своей вдове ни капитала, ни детей. К тому времени банкир де Нери тоже успел овдоветь и даже жениться во второй раз. Узнав о горе донны Аврелии, он предложил той перебраться из Лиона к нему в Париж.

– А когда Вы собираетесь ехать? – поинтересовался Даниель у вдовы.

Та пожала плечами:

– Ещё точно не знаю. Сеньора Мария Сольяни, наша соседка, предложила мне пока пожить в доме её мужа, ювелира. Он скоро собирается по делам в Ломбардию и обещал взять меня с собой. Что же касается денег, завещанных мне мессиром Бернардо, то я хочу получить вексель на один из флорентийских банков.

– Как Вам угодно, сударыня.

Доруа вместе с вдовой отправился в контору Нери, а Лоренца поднялась наверх.

– Найди Жильетту, Катрин. Я хочу поговорить с ней, – приказала она алансонке.

– Скажи, Жильетта, ведь ты пришла в дом Льва ещё до моего рождения? – спросила Лоренца у своей няньки.

– Да, за год до того, мадемуазель. В четырнадцать лет я стала комнатной служанкой покойной госпожи Флери.

– А ты была с ней во время её родов?

– Нет, – служанка опустила глаза. – Хозяин тогда уехал в Брюгге, а хозяйка отправилась к своей матушке в Мо. И вернулась оттуда уже вместе с Вами.

Сообразив, что таким образом она ничего не добьётся, Лоренца решила действовать напрямую:

– Тебе известно, Жильетта, что господин де Нери и его жена – мои приёмные родители?

– Да, мадемуазель, – после паузы призналась та. – Мне рассказала об этом моя матушка, которая, как Вам известно, была горничной хозяйки. Поэтому сопровождала госпожу Флери в Мо.

– Она тебе ещё что-нибудь поведала?

– Хотя наша хозяйка объявила всем, что родила в Мо девочку, на самом деле Вас туда привёз господин де Нери…

– Откуда? Из Брюгге?

– Моя матушка ничего об этом не говорила, мадемуазель.

– А что она тебе ещё рассказывала?

– Только то, что господин де Нери предложил своей жене удочерить Вас.

– И она согласилась?

– Да. Моя матушка сначала думала, что хозяин прижил девочку, тоесть Вас, с кем-то на стороне. Но госпожа Флери ей потом сказала, что это не так. И предупредила матушку, чтобы она молчала о том, что Вы – не её родная дочь.

– Стало быть, ты ничего не знаешь о том, кто были мои настоящие родители? – недоверчиво переспросила Лоренца.

– Видит меня пресвятая Богородица! – поклялась Жильетта.

– Ладно, ступай.

– Но ведь я ещё должна собрать Ваши вещи, мадемуазель. Господин Доруа говорил, что мы с Вами будем жить в его доме.

– Нет, я беру с собой Катрин. А тебе лучше остаться со своим мужем.

Поняв по тону Лоренцы, что та не изменит своего решения, Жильетта метнула ненавидящий взгляд в сторону её наперсницы и молча вышла. Пока алансонка укладывала её вещи, Лоренца размышляла о том, что супруги Нери, к сожалению, не успели или не захотели сообщить ей имя её родной матери. Однако девушка чувствовала, что не найдёт покоя, пока не узнает до конца тайну своего рождения.

Вернувшись в столовую, она увидела Даниеля, который читал какую-то книгу. У Лоренцы вдруг мелькнула недобрая мысль, что уже на следующий день после смерти её приёмных родителей д’Эворт, как ни в чём не бывало, вернулся к своему излюбленному занятию. Но тут, услышав звук её шагов, Даниель поднял голову и девушка с внезапным раскаянием разглядела щетину на его осунувшемся лице и тёмные круги под глазами. Словно угадав её мысли, тот сказал:

– Ваши родители были для меня словно родные. Ведь я воспитывался в их доме.

– Я тоже никогда не забуду господина де Нери и его жену, – ответила, проглотив ком в горле, девушка.

В глазах Даниеля мелькнуло удивление:

– Так Вы знаете?

– Что они – мои приёмные родители?

– Да.

– Выходит, и Вам об этом известно.

Д’Эворт молча отвёл глаза, а Лоренца продолжала:

– Господин де Нери сообщил мне, что я – дочь Великолепного, но не успел назвать имя моей родной матери.

– Я не могу ничего сказать, – казалось, д’Эворт борется с собой, – потому что дал клятву…

– Если моя мать не хочет видеть меня, то, клянусь, что не буду докучать ей. Но мне необходимо знать её имя!

Кузен донны Флери неожиданно нахмурился:

– Вы ещё слишком молоды, чтобы судить свою мать. К тому же, ничего не знаете…

Даниель снова уткнулся в книгу. Внезапно дочь Великолепного озарило:

– Ещё только один вопрос! Донна Флери рассказывала мне, что в юности Вы любили одну девушку, но она отвергла Вас. Как её звали?

– Зачем это Вам?

– Потому что я почти уверена, что это была моя мать!

Когда, так ничего и не добившись от д’Эворта, Лоренца вернулась к себе, ей вдруг захотелось заново перечитать грамоту Великолепного. Тем не менее, девушка не могла вспомнить, куда её дела.

– Катрин, ты не видела здесь… один документ?

– Я подобрала его на ковре и спрятала в сундук, – вспомнила алансонка. – А украшение положила в шкатулку.

Грамота действительно лежала в сундуке под платьями Лоренцы. Перечитав её, девушка задумалась. А что, собственно, она знала о своём родном отце? Мессир Бернардо всегда отзывался о нём, как о человеке, чьё обаяние было безгранично. Поэтому перед ним, наверно, и не устояла её мать. Но как он выглядел? Что любил? Кого ненавидел? Почему долгое время не вспоминал о её существовании и только незадолго до смерти признал своей дочерью? На все эти вопросы Лоренца не находила ответа.

Гнетущая тишина родного дома давила на девушку. Вдобавок, дочь Великолепного опасалась, что её переезд на улицу Тампль ничего не изменит и она больше никогда не будет счастлива в этом городе. После смерти приёмных родителей Париж словно сделался для неё чужим.

– Катрин, ты говорила, что хочешь всегда быть со мной…

– Клянусь душой, что это истинная правда, мадемуазель! – с готовностью подтвердила алансонка.

– А если бы мне пришлось уехать… очень далеко. Ты последовала бы за мной?

К чести её наперсницы, следует сказать, что колебалась та недолго.

– Да, мадемуазель. Ведь это благодаря Вам я снова стала честной.

– Тогда сделай то, что я тебе прикажу.

Вскоре Лоренцу снова позвали в столовую, где её ждал мэтр Жак. Сказав ему, что она хочет проститься с донной Аврелией, девушка вышла. Однако в коридоре она неожиданно увидела сына своего опекуна.

– Этьен! – повинуясь внезапному порыву, дочь Великолепного протянула руки навстречу парню и не успела опомниться, как оказалась в его объятиях.

– Я знаю, что сейчас не время, но не могу ничего поделать с собой! Я люблю Вас и прошу снова: будьте моей женой!

– Прости, но я не могу! – девушка отстранилась.

– Понимаю, что опять тороплю Вас. Ну, хорошо, клянусь святым Луи, что не скажу больше ни слова о любви, пока Вы мне не позволите. Теперь, когда мы будем жить под одной крышей, я готов ждать сколько угодно…

– Ты не понял меня, – остановила его Лоренца. – Я хотела сказать, что не могу выйти за тебя замуж, потому что люблю другого.

– Могу я узнать, кто он? – парень сжал кулаки.

– Не всё ли равно....

– Нет, я хочу знать его имя, – настаивал сын мэтра Жака. – Наверно, это тот барон? Я помню, какие взгляды он бросал на Вас!

Девушка промолчала, однако Этьен не унимался:

– Поверьте, он не любит Вас! Его привлекает только Ваше приданое!

Монолог молодого человека начал раздражать дочь Великолепного и она решила прервать его:

– Мне больше нечего сказать тебе.

– Значит, это Ваш ответ…

– Да.

Не произнеся больше ни слова, брат Жанны выбежал на улицу.

Спустя час Лоренца сообщила Доруа:

– Мои вещи уже собраны, мэтр Жак.

– В таком случае, идёмте.

Возле конюшни, кроме Этьена, стоял также Даниель. Пока парень делал вид, будто проверяет упряжь мулов, д’Эворт подсадил девушку в седло.

– Может быть, мне проводить Вас? – нерешительно предложил кузен донны Флери.

– Не стоит. Так Вы уезжаете завтра? – как бы между прочим уточнила дочь Великолепного.

– Да, после обеда, потому что мне ещё нужно проститься с родными, – успокоил её, сам не подозревая об этом, д’Эворт.

Тем временем подтянулись оставшиеся слуги и девушка сердечно простилась с ними. Старая кухарка плакала, утирая слёзы фартуком, а дядюшка Пьер от волнения тряс седой головой.

– Прощайте! – крикнул ей вслед Даниель.

– Прощайте, господин д’Эворт!

Отъехав на несколько шагов от дома, девушка обернулась, чтобы ещё раз взглянуть на дом Льва.

Несмотря на то, что супруга Доруа приняла её с распростёртыми объятиями, Лоренце не терпелось поговорить с подругой и она чувствовала себя как на иголках, пока им с Жанной не удалось уединиться.

– Мне кажется, что с тех пор, как мы виделись в последний раз, прошла целая вечность, – сказала Лоренца, обведя глазами знакомую с детства комнату.

– Простите! Я хотела сразу же приехать, как только узнала о кончине господина де Нери и его супруги, но матушка не отпустила меня, – взволнованно произнесла сестра Этьена.

– Я не сержусь, Жанна.

– Мне так жаль, так жаль, – продолжала та со слезами на глазах. – Ваши родители были исключительными людьми!

– Да, ты права, – Лоренца почувствовала, что сама вот-вот расплачется.

– Я готова сделать для Вас что угодно!

– Это хорошо. Но сначала я должна кое-что рассказать тебе.

Выслушав её, дочь мэтра Жака растерянно сказала:

– Но это невероятно!

– Вернее, Ваша история напомнила мне сказку, рассказанную кормилицей, про одну простую девушку, которая вдруг превратилась в принцессу – поправилась она. – Подумать только, что Вы – дочь покойного правителя Флоренции!

– И всё же, это правда. Вот грамота Великолепного, – Лоренца протянула ей документ.

Взяв его, Жанна принялась читать вслух: «Я, Лоренцо Медичи, признаю Лоренцу Марию, приёмную дочь сеньора Бернардо Нери, банкира, моей родной дочерью и позволяю ей впредь именоваться, как и я, Медичи. Причём подобное право, дарованное мной вышеназванной Лоренце Марии, не может быть оспорено никем из моих потомков. Лоренцо Медичи. Флоренция, августа 24 день года 1491 от Рождества».

– Я хочу поехать во Флоренцию, – сообщила Лоренца, когда Жанна дочитала грамоту. – Поэтому мне нужна твоя помощь.

Слишком хорошо зная упрямый характер своей подруги, чтобы попытаться сразу отговорить её от этой безумной затеи, Жанна лишь тихо заметила:

– Но Вы ведь не можете одна отправиться туда.

– Я поеду с донной Аврелией. Мы присоединимся к посольству барона де Монбара, которое отправляется во Флоренцию завтра утром, – начала излагать ей свой план Лоренца. – Но если мэтр Жак узнает об этом, то он, как мой опекун, не отпустит меня. Поэтому я во время ужина сошлюсь на головную боль и попрошу, чтобы меня не беспокоили до утра. А ты выпустишь меня с Катрин через заднюю калитку.

– Помнитшь, как в детстве тайком от взрослых мы покупали сласти в лавке напротив вашего дома? – добавила дочь Великолепного. – А твоя матушка всё удивлялась, почему у нас перед обедом пропадал аппетит?

Жанна, невольно улыбнувшись, кивнула в ответ.

– Так вот, надеюсь, до завтрашнего полудня меня никто не хватится. А к тому времени я буду уже далеко.

– Значит, отвечать за всё придётся мне…

– Если хочешь, я оставлю записку мэтру Жаку, что сама всё проделала и тебя никто не заподозрит.

– Нет, отец всё равно догадается, что я Вам помогала. К тому же, я не смогу соврать, если он меня спросит. Но это неважно, раз Вас всё равно не смогут вернуть.

– Спасибо, Жанна, – Лоренца растроганно поцеловала подругу в щёку.

– Но ведь Вам понадобятся Ваши вещи, – напомнила ей та.

– Донна Аврелия позаботится о моих вещах. Она будет ждать меня на углу вашего дома вместе с Тома, который отвезёт нас в гостиницу, где остановился Монбар.

– Выходит, в том сундуке, что Вы привезли с собой…

– … скатерти и постельное бельё.

– Если Вам нужны деньги…

– Деньги у меня есть.

Дочь Великолепного покраснела, вспомнив, как стащила ключи, забытые Даниелем в столовой. Перед дверью конторы ей вдруг показалось, что сейчас она увидит за столом своего приёмного отца и тот, подняв голову от своей книги, как обычно, скажет: «А вот и моя маленькая принцесса!» Однако комната была пуста. Опустошив шкатулку Нери, Лоренца незаметно выбралась из конторы. Тем временем Катрин караулила в коридоре. К счастью, всё обошлось и Лоренце удалось незаметно положить ключи на место.

– Я вижу, Вы всё предусмотрели, – Жанна вздохнула. – Но сеньор де Монбар может отказаться взять Вас с собой.

– Думаю, он согласится.

– На Вашем месте я бы не доверяла капитану, – проницательно заметила дочь Доруа, ничего не знавшая о приключениях своей подруги в Берси.

– Я не боюсь его, – отмахнулась Лоренца. – К тому же, рядом будет Амори.

Едва дочь Великолепного произнесла имя Сольё, как Жанна тут же насторожилась:

– Я так и думала, что Вы решили ехать во Флоренцию из-за сына своей крёстной.

– Нет, не только, – на этот раз девушке удалось не покраснеть. – Мне хочется увидеть родину моих предков.

– Надеюсь, Вы вернётесь до моего венчания, – после паузы грустно сказала подруга Лоренцы.

– Не могу обещать тебе этого, Жанна.

– Тогда хотя бы поговорите с моим братом. Ведь он любит Вас.

– Этьен уже знает, что я люблю другого. Но думает, что его соперник – сеньор де Монбар.

– Бедный мой брат! – Жанна снова вздохнула.

– Может, это и к лучшему, – добавила она, подумав. – Теперь Ваше бегство не так сильно подействует на него.

Прежде, чем сестра Этьена выпустила её и Катрин через калитку, выходившую в соседний переулок, Лоренца крепко обняла подругу.

– Прощай, Жанна!

– Храни Вас Бог! – голосок Жанны дрогнул. – Я хочу признаться, что восхищаюсь Вами! Вы очень храбрая! Я бы никогда не решилась на подобное!

Лоренце вдруг отчаянно захотелось вернуться в уютный дом Доруа и навсегда забыть о том, что она – дочь Великолепного. Однако слова Жанны отрезали ей путь к отступлению. Не оглядываясь, она быстро направилась к закрытой повозке, стоявшей в нескольких шагах от дома, так что алансонка со своим узелком едва поспевала за ней.

– Не знаю, донна Лоренца, как тебе только удалось уговорить меня на это! – сказала при виде неё донна Аврелия.

Девушка снова вспомнила, как под предлогом прощания отправилась в спальню вдовы и без всяких предисловий предъявила ей грамоту Великолепного. Оказалось, что супруги Нери не посвятили донну Аврелию в роковую тайну. Поэтому, воспользовавшись её удивлением, Лоренца открыла вдове свой план, который она изложила потом Жанне. Сломить же колебания донны Аврелии, во-первых, помогло уважение той к роду Медичи, у которых когда-то служил её супруг, а, во-вторых, обещание девушки оплатить из своего кармана все затраты на путешествие.

– Моя горничная сбежала, – пожаловалась вдова. – Наверно, испугалась холеры.

– Ничего, Катрин будет прислуживать нам обеим.

– Уж и не знаю, справится ли она, – донна Аврелия бросила скептический взгляд на алансонку.

Однако Лоренца не обратила внимания на её слова:

– Только бы Тома нас не выдал раньше времени.

– Я пообещала ему два су. Уверена, что как только он получит их, то сразу отправится в трактир и к утру уже лыка не будет вязать, – судя по этим словам, вдова не питала иллюзий насчёт своего любовника.

Тем временем их повозка быстро катилась вперёд по улице Тампль, ведущей прямо к Гревской площади. Уже начинало темнеть и у Лоренцы на протяжении всего пути отчаянно колотилось сердце. К счастью, что-то словно хранило их и они благополучно добралась до места.

Войдя в гостиницу, донна Аврелия попросила проводить их к Монбару.

– Кто там? – послышался из-за двери недовольный голос капитана, когда хозяин постучался к нему.

– К Вам дама, сеньор.

– В такое время? – удивился Монбар. – А, впрочем, пусть войдёт.

– Садитесь, сударыня, – по-видимому, не узнав донну Аврелию, барон указал ей на табурет.

Лоренца же осталась стоять возле двери с опущенной головой.

– Что привело Вас ко мне? – спросил Монбар.

Вдова немного помедлила, словно собираясь с мыслями:

– Дело в том, сеньор, что я – флорентийка и вместе с… племянницей хотела бы вернуться в свой родной город. Поэтому, узнав о Вашем посольстве, решилась просить Вас взять нас с собой.

– Вы хорошо подумали, сударыня? Ведь со мной едут одни мужчины. Вы не боитесь за свою честь и честь Вашей племянницы?

– Вот видишь, донна Лоренца! Я предупреждала тебя!

В свой черёд, Монбар посмотрел на девушку и в его глазах мелькнуло неподдельное изумление:

– Неужели это Вы, мадемуазель де Нери?

– Да, это я, сеньор, – робко ответила дочь Великолепного.

На лице бургундца тотчас возникло насмешливое выражение:

– Когда мы виделись с Вами в последний раз, Вы, кажется, просили меня не преследовать Вас? И вот Вы здесь. Кстати, Ваши родители разрешили Вам прийти сюда?

– Они умерли, – просто ответила Лоренца.

В глазах капитана мелькнуло сочувствие:

– Простите, я ничего не знал. Как это произошло?

– Лекарь сказал, что их поразила холера.

– Примите мои соболезнования.

– Благодарю Вас, сеньор, – Лоренца и в самом деле была благодарна Монбару за то, что он не стал выяснять у неё подробности смерти её приёмных родителей.

– Я могу чем-нибудь помочь Вам? – поинтересовался у неё приятель Амори.

Девушка внутренне напряглась:

– Да, можете. Возьмите нас с госпожой Портинари во Флоренцию.

Взгляд барона сразу сделался подозрительным:

– Могу я узнать, зачем Вам это понадобилось, мадемуазель де Нери?

– Мне хочется отыскать там родственников моего отца.

– Вот как? – капитан пожал плечами. – Но разве здесь, в Париже, не осталось людей, которые могли бы позаботиться о Вас? Взять хотя бы Доруа. Ведь он, кажется, кузен Вашей матушки?

Так как Лоренца промолчала, её собеседник продолжил:

– Кстати, а как получилось, что вы оказались у меня в столь позднее время?

– Я тайком ушла из дома моего опекуна, – призналась дочь Великолепного.

– Я так и думал, – Монбар усмехнулся. – Простите, мадемуазель де Нери, но я не похищаю юных девиц. Хотя и мог бы воспользоваться Вашим положением, если бы захотел… Однако мой Вам совет: возвращайтесь-ка поскорее назад. Ибо поездка во Флоренцию – это не увеселительная прогулка, а долгое и опасное путешествие.

– Если хотите, я могу проводить вас, – предложил он уже более любезным тоном.

Однако Лоренца не шелохнулась:

– Значит, Вы отказываете мне?

– Конечно, мадемуазель де Нери. Я ещё не сошёл с ума.

– Хорошо, – девушка достала из-под плаща грамоту Великолепного. – Прочтите вот это.

Пока Монбар при свете свечи разбирал написанное, сердце Лоренцы билось неровными толчками. Это был её последний шанс. Закончив чтение, барон с каким-то новым любопытством посмотрел на Лоренцу:

– Признаться, я не слишком силён в латыни. Но, кажется, тут написано о Вас…

– Да, о том, что на самом деле покойный господин де Нери не был моим родным отцом, – подтвердила девушка. – Я – дочь Лоренцо Медичи и поэтому хочу отправиться во Флоренцию, чтобы добиться от своих родственников признания моих прав.

Лоренца очень надеялась, что придуманный ею предлог для путешествия покажется убедительным Монбару. И, в самом деле, судя по его липу, барон заколебался:

– Простите, но я не знаю, как Вас теперь величать, мадемуазель…

– Называйте пока меня моим прежним именем.

– Скажем так, мадемуазель де Нери, я не возражаю против того, чтобы госпожа Портинари и Вы присоединились к нашему посольству, – дипломатично ответил капитан.

– Значит, мы можем остаться в гостинице? – девушке всё ещё не верилось, что ей так легко удалось уговорить Монбара.

– Да. Думаю, хозяин найдёт место для вас.

– У меня к Вам последняя просьба, сеньор.

– Какая?

– Не могли бы Вы пока никому не говорить о моём происхождении? – Лоренца подумала об Амори, не зная, как он встретит эту новость.

– Даю Вам слово дворянина и рыцаря, – Монбара, казалось, не удивила её просьба.

После чего он вдруг расхохотался.

– Я восхищаюсь тем, как ловко Вы обвели нас вокруг пальца, – объяснил он минуту спустя причину своего смеха недоуменно взирающей на него девушке, – и меня, и своего опекуна.

– Однако, – закончил барон уже более серьёзным тоном, – мы выезжаем завтра на рассвете. Так что не проспите, мадемуазель де Нери.

Часть I

Лоренца и Савонарола

Глава 1

В городе Красной лилии

– Вот она, Флоренция! – проводник снял с головы войлочную шляпу и махнул ею в сторону раскинувшегося в долине города.

С нескрываемым волнением Лоренца смотрела на него с высоты холма. Ей не верилось, что меньше чем за месяц они пересекли всю Францию от Парижа до Марселя. Там сели на корабль, высадились в Генуе и через несколько дней по дороге через Эмилию и Романью въехали в долину Мюгонь.

– Это – Санта Мария дель Фьоре, – проводник перекрестился на огромный малиновый купол, который возвышался над окружавшими его серовато-коричневыми зданиями и издали был похож на диковинный цветок.

– А вон – палаццо Синьории.

На этот раз Лоренца увидела стройную башню, изящно вонзившуюся в густую лазурь, и сразу вспомнила не столь яркое парижское небо. На мгновение у девушки сжалось сердце, однако Флоренция ждала её. Об этом Лоренце напомнил хрипловатый голос барона де Монбара:

– Нам пора!

Очнувшись от своих грёз, дочь Великолепного заметила, что последняя повозка из сопровождавшего их обоза уже съехала вниз по склону холма. Тогда, подхлестнув свою лошадь, она устремилась следом.

Лоренца переносила все тяготы путешествия легче, чем донна Аврелия. Поэтому на одном из постоялых дворов для вдовы был куплен мул, а Катрин пришлось трястись в повозке. Что же касается лошади, которая сейчас была под девушкой, то её любезно предоставил в распоряжение своей спутницы Монбар. После первого дня путешествия она почувствовала себя такой уставшей, что заснула, как убитая, на охапке соломы в тесной каморке придорожной харчевни. В дальнейшем Лоренца научились засыпать и в деревенской хижине, и прямо в повозке посреди чистого поля. За всё это время девушка не могла пожаловаться на своих спутников. Капитан вел себя по отношению к ней и донне Аврелии безукоризненно, хотя и требовал, чтобы днём они постоянно были у него на глазах. Но, вероятно, это объяснялось тем, что он опасался, как бы кто-нибудь из его людей не обидел их. Амори же относился к Лоренце так, как если бы она была его родственницей, и девушка не знала, радоваться ей этому или огорчаться. Дело пошло хуже, когда они оказались на борту каравеллы. Если дочь Великолепного стойко переносила качку, то вдова не покидала каюту из-за морской болезни. В Генуе её пришлось уложить на повозку, и теперь бледное лицо донны Аврелии едва выделялось среди соломы.

Наконец путешественники приблизились к городским воротам, на которых красовался герб. Из-за того, что миссия Монбара была неофициальной, они не могли рассчитывать на торжественный приём. Возле ворот их встретили люди Медичи и вручили список лучших гостиниц во Флоренции. Пока Монбар и Сольё вели с ними переговоры, Лоренца с любопытством разглядывала изображённую на гербе красную лилию. Вскоре все формальности были улажены и послы короля Франции в день святой Марии Магдалены въехали в город. Так как древняя столица Тосканы находилась, в основном, на правом берегу реки, им пришлось проехать по одному из каменных арочных мостов. Их количество поразило Лоренцу, потому что в Париже через Сену было всего два моста и те деревянные, в остальных же местах работали перевозчики на лодках. Однако вода в Арно (название реки она узнала от проводника) была мутновато-жёлтой. Миновав многочисленные лавчонки на мосту и дома с красными черепичными крышами, французы оказались в центре города. Всё вокруг напоминало Лоренце родной Париж, и в то же время было совсем другим. За крепостной стеной тянулся такой же лабиринт узких кривых улиц, стиснутых со всех сторон домами. Но временами из-за угла вдруг показывался то ажурный фасад величавого собора, то стройные стены изящного дворца. К тому же, мощёные посредине улицы были довольно чистыми благодаря прорытым по бокам канавам, что говорило не в пользу утопавшего в любое время года в грязи Парижа. Несмотря на то, что дело шло к вечеру, вокруг было полно народа. То там, то здесь на каменных ступенях церквей виднелись группы что-то оживлённо обсуждавших горожан. Довольно часто встречались женщины в белых платках и ярких сборчатых юбках. И ещё повсюду прямо кишели вездесущие сорванцы, затевавшие драки и ссоры. От всего этого шума Лоренца изрядно устала и была рада, когда они добрались до Старого рынка, где на Кроче ди Мальта находилась гостиница «Флорентийская лилия». Её хозяина, мужчину средних лет с брюшком и уже наметившейся лысиной среди чёрных волос, звали Джованни Бутти. Когда Монбар поинтересовался, сколько у него свободных комнат, а Амори перевел вопрос друга на местное наречие, флорентиец хитровато прищурился:

– Скоро ярмарка, сеньор, поэтому с помещениями трудно…

– Ты, должно быть, не понял, кто я такой? – нахмурился, не дослушав его, барон.

– Почему же? Понял, сеньор. Ты – посол короля Карла.

Прежде, чем Монбар успел что-либо сказать, Сольё, в свой черёд, заметил:

– Я только что разговаривал с твоим конюхом, любезный хозяин, и он сообщил мне, что гостиница полупустая.

– Наверно, – продолжал молодой человек всё тем же ровным голосом, – ты забыл об этом? Но, может, это освежит твою память?

Достав из кошеля монету, он показал её Бутти. Поведение последнего сразу изменилось. Взяв деньги, хозяин низко поклонился Амори и пообещал, что разместит всех французов, а если кому не хватит места в его гостинице, то можно будет определить их к его куму через квартал отсюда. Кроме того, он выразил надежду, что пребывание его постояльцев здесь будет приятным. Лоренца, которую поражала способность Сольё быстро находить общий язык с любым, от крестьянина до знатного сеньора, бросила на молодого человека восхищённый взгляд. Монбар же, выругавшись и помянув лукавых итальянцев, приказал заносить вещи. Донне Аврелии и Лоренце досталась узкая сводчатая комната на втором этаже с единственным окном, смотревшим на рынок. Посредине стояла кровать с тростниковыми ножками и набитым свежей соломой матрацем, которую жена хозяина Лизетта Бутти застелила чистой простынёй. Лоренце с первого взгляда понравилась эта молчаливая женщина с тёмными серьёзными глазами и пышной грудью, чем-то неуловимым напомнившая ей приёмную мать донну Флери.

– Я хочу помыться, – обратилась она к хозяйке.

– Моемся мы в подвале и там же стираем одежду, – ответила та. – Я нагрею воду, а ты, мадонна, спускайся вниз со своей служанкой.

– Но моя тётушка нездорова и Катрин не может оставить её ни на минуту, – ответила девушка. – Не могла бы ты на время уступить мне свою служанку? Я заплачу.

– К сожалению, у нас всего лишь одна служанка и она постоянно занята. Правда, Джованни собирался нанять ещё одну, но в наше время так трудно найти честную девушку…

Лоренца было приуныла и тогда, заметив это, хозяйка добавила:

– Пожалуй, моя племянница сейчас свободна.

– Меня зовут Наннина, – представилась Лоренце рослая белокурая девица лет восемнадцати.

Ещё она сообщила, что родилась в деревне и в десять лет лишилась матери, после чего отец отправил её к своему брату во Флоренцию. В гостинице девушка помогала по хозяйству, заменяя всё ту же служанку, которую никак не мог нанять её дядя. Год назад у Наннины появился жених Антонио Ланди, работавший подмастерьем ювелира на рынке. Но они не могут пожениться, пока Антонио не откроет собственную мастерскую, а для этого нужны деньги. Бутти мог бы им помочь, но он немного прижимист. Хотя своих детей у них с женой нет.

Выложив всё это, племянница хозяина попыталась выведать, что привело Лоренцу во Флоренцию, но та ограничилась ответом, что надеется разыскать здесь своих родственников. Тогда Наннина переключилась на её спутников:

– А это правда, что сеньор с зелёными глазами приехал договариваться с нашим правителем о мире?

– Да.

– Слава Мадонне! – племянница Бутти перекрестилась.

– У нас многие боятся, как бы ваш король не завоевал Флоренцию, – объяснила она затем Лоренце.

– Нет, его цель – Неаполь.

– А посол короля Карла женат, мадонна?

– Насколько мне известно, нет.

– А молодой сеньор?

Дочь Великолепного ощутила укол ревности.

– У него есть невеста, – покраснев, соврала она.

В этот момент неожиданно начался перезвон колоколов.

– Что это? – испуганно спросила Лоренца.

Ей приходилось часто слышать, как звонил колокол церкви Сен-Жерве, но чтобы звон доносился отовсюду?

– Это звонят к «Анжелюс», – ответила Наннина.

Оказалось, что в определённый час все колокола Флоренции одновременно призывают к вечерней мессе, и как только она заканчивается, стража запирает городские ворота и все добропорядочные флорентийцы ложатся спать.

– Но откуда они узнают, когда следует звонить? – не могла понять девушка.

– На башне Сеньории есть часы и колокол Дуоме (собора) звонит каждый час.

Впоследствии Лоренца узнала, что флорентийцы очень ценили время и старались, чтобы зря не пропала ни одна минута.

После мытья дочь Великолепного разморило и она отправилась спать, в то время как Наннина пообещала почистить её одежду.

По привычке Лоренца проснулась рано и некоторое время не могла вспомнить: где она? Стараясь не разбудить донну Аврелию, девушка подошла к окну и открыла внутренние ставни. На Старом рынке уже вовсю кипела торговля: до неё доносились рёв ослов, скрип повозок и разноголосица спорящих между собой покупателей и продавцов. Лоренце вдруг захотелось побродить по рынку, прицениться к товарам и узнать последние новости, которые обсуждали горожане.

Через несколько минут в дверь постучалась Лизетта Бутти:

Вот твоя одежда, мадонна.

А где Наннина? – поинтересовалась дочь Великолепного.

– Моя племянница ещё спит.

Лоренца оделась и вышла на лоджию, опоясывавшую с трёх сторон квадратный двор, который был ещё пуст. Неожиданно она увидела возвышавшуюся над крышей соседнего дома деревянную вышку. На самом верху там сидела какая-то дама. Развесив длинные волосы на полях круглой шляпы с дырой посередине, она как будто чего-то ждала. Так прошло несколько минут, однако соседка явно не собиралась спускаться вниз. Заинтригованная Лоренца уже не знала, что и подумать, как тут на лоджии появилась племянница Бутти.

– Почему эта женщина сидит там? – указав на вышку, спросила у неё дочь Великолепного.

– Она золотит волосы.

– Как ты сказала?

– А разве во Франции дамы не занимаются этим? – в свой черед, удивилась Наннина.

– Нет.

– Тогда, если хочешь, мадонна, я могу дать тебе рецепт как приготовить краску. Для этого нужно собрать в мае корни орешника и шафрана, добавить бычью желчь, ласточкин помёт, серую амбру, жжённые медвежьи когти и ещё кое-что. Потом всё прокипятить, нанести смесь на волосы, надеть специальную шляпу и сидеть несколько часов под солнцем, пока краска не высохнет. И так каждую неделю.

– Но для чего столько мучений?

– Как для чего? У нас во Флоренции все хотят быть блондинками, а чёрный цвет волос сейчас не в моде.

После слов Наннины дочери Великолепного захотелось надвинуть накидку на лоб.

– А ты тоже занимаешься этим?

– Нет, – с гордостью ответила флорентийка. – Бог дал мне такие волосы с рождения.

– Я хочу погулять по городу, – после паузы сказала Лоренца. – Ты не могла бы пойти со мной, Наннина?

– Боюсь, что дядя не отпустит меня.

– Может быть, это поможет уговорить его? – дочь Великолепного достала из омоньера серебряную монетку.

– Хорошо, я попробую отпроситься после обеда, – племянница Бутти с жадностью схватила деньги. – А сейчас мне нужно идти на кухню помогать тётке.

Не успела Лоренца отойти от перил, как из боковой пристройки появился Монбар.

– Правителя нет в городе, – сообщил он девушке, – поэтому мы с Сольё сейчас отправимся на его виллу в Кайано. Вам же, мадемуазель де Нери, советую оставаться здесь и никуда не выходить из гостиницы. А когда я вернусь, мы подумаем, как найти Ваших родственников.

Последняя фраза барона, по-видимому, предназначалась для Амори, который в это время вышел во двор. Решив, что она успеет осуществить свой план до возвращения мужчин, Лоренца не стала посвящать в него капитана.

Обед подали в комнату. По внешнему виду флорентийская кухня мало отличалась от французской: зажаренный на вертеле бок молодого ягнёнка, салат, лепёшки, сыр, вино и фрукты. Но стоило Лоренце попробовать мясо, как у неё на глазах выступили слёзы. Отпив из бокала с кьянти, дочь Великолепного почувствовала себя лучше. Ей ещё предстояло привыкнуть к тому, что почти в каждое блюдо флорентийцы добавляли большое количество корицы и перца, вызывавшие сильное жжение во рту и обильное слюноотделение.

Наннина зашла за ней, как и обещала, после обеда.

– А кто нас будет сопровождать? – поинтересовалась дочь Великолепного.

В ответ флорентийка, голова которой была покрыта платком, громко фыркнула:

– Это богатые девушки выходят из дома только в сопровождении своих воспитательниц.

– Впрочем, – тут же добавила она, – я могу попросить своего жениха.

Едва они вступили на рынок, как у Лоренцы разбежались глаза. Чего тут только не было! Горы апельсинов, винограда, персиков, голубей, молочных поросят и ягнят, не считая рыбы. Кроме того, поражало количество лавок, торговавших сукном, лекарствами и пряностями – традиционными товарами флорентийцев. Тут же находились ремесленные мастерские. Причём многие мастера в это тёплое время года работали прямо на улице под небольшими навесами. Особенно радовали глаз картины живописцев и изделия ювелиров, которые по желанию заказчика могли вызолотить кубок, нанести гравировку или резьбу и сделать новую оправу для драгоценного камня.

– …мои кинжалы гораздо крепче турецких и красивее ломбардских! – расхваливал покупателю свой товар мастер.

– Антонио! – окликнула спутница Лоренцы сидевшего под навесом молодого человека с молоточком в руках, перед которым стоял раскалённый тигель и лежали щипцы.

Представив Лоренце своего жениха, Наннина спросила:

– Ты можешь отпроситься у своего хозяина, Антонио, чтобы показать мадонне город?

– Попробую, – кивнул тот.

Вдруг до их ушей донеслось:

– Вы – порода свиней! Вы погрязли в языческом блуде! Вы извращены во всём: в речи и в молчании, в действии и в бездействии, в вере и в неверии! Церковь, смрад от которой поднимается до самого неба, умножила свои блудодеяния во вселенной, превратилась в дом терпимости!

Эти слова выкрикивал низенький человек с козлиным профилем в нахлобученном капюшоне и дырявом плаще доминиканца. За ним следовали ещё два монаха с обмотанными вокруг головы концами капюшонов и кружками для подаяния в руках. Их тотчас же окружила толпа. Монеты щедро сыпались в кружки, в то время как многие из присутствующих пытались пробиться к странному проповеднику, чтобы поцеловать его руку или хотя бы край обтрёпанной сутаны. При этом кое-кто повергался на землю и самозабвенно бил себя кулаком в грудь.

– Государи сластолюбивы, жадны и горды! Они обирают вдов и сирот, притесняют народ! Дворы сделались гнездом всех развратников и преступников, там зловредные советники сосут кровь из народа, там философы и поэты при помощи всякой лжи производят до самих богов происхождение государей! – потрясая крестом и брызгая слюной, продолжал вопить монах.

– Кто это? – дёрнув Наннину за рукав, спросила Лоренца.

– Это фра Джироламо Савонарола, настоятель монастыря Святого Марка, – ответил вместо неё подоспевший Антонио. – Он родом из Феррары. Раньше никто не мог проповедовать во Флоренции больше двух Великих постов подряд, не надоев всем. А фра Джироламо слушают уже несколько лет.

– Но зачем они это делают? – девушка с отвращением указала на валявшихся в пыли людей.

– Потому что фра Джироламо – святой, – попытался объяснить ей молодой человек. – Говорят, что один ростовщик под его влиянием возвратил назад неправедно нажитые деньги – несколько тысяч флоринов.

– Неужели это правда? – усомнилась Лоренца, не видевшая ничего необычного в этом монахе в грязной сутане.

– Я был знаком с одним миниатюристом, которого обратил фра Джироламо, – заверил её Антонио. – Он принял монашество под именем фра Бенедетто. А до этого считался одним из самых модных щёголей. Если бы ты знала, мадонна, сколько мускуса и духов употреблял он тогда!

Как догадалась Лоренца, жених Наннины был поклонником Савонаролы. Однако не все окружающие разделяли его восторг.

На месте Пьеро я бы давно выгнал из города эту старую клячу фра Джироламо! – громко произнёс кто-то из группы стоявших неподалёку щёголей, в сторону которых поглядывала Наннина.

– Вот и помоги ему, мессир Лоренцо, ведь сеньор Пьеро – твой родственник! – со смехом поддержал его другой.

– А, может быть, Медичи просто боятся этого феррарца? – высказал предположение их приятель.

– Зато я, Лоренцо Торнабуони, никого не боюсь! – глаза первого незнакомца недобро блеснули. – Этому монаху нужно устроить хорошую взбучку!

– Успокойся, мессир Лоренцо! – попытались утихомирить его друзья. – Если твои слова услышит кто-нибудь из этих одержимых, то тебе даже Пьеро не поможет. Сейчас сила на их стороне.

– Но так будет не всегда, – возразил Торнабуони. – И тогда Савонаролу не спасут никакие чудеса!

Между тем монах перешёл от обличения церкви и власть имущих к призывам:

– Долой бесполезные книги! Долой фальшивое красноречие, фальшивую красоту, фальшивую науку, которая питается лишь гордостью! Долой Рим! Долой церковь! Долой веселье, долой всех, кто живёт в веселии, кто живёт весельем! Прекратите игры, прекратите балы, закройте трактиры! Теперь время рыданий, а не праздников. Готовятся великие бичи! Италия станет добычей иностранцев. Будет страшное смятение, война после неурожая, чума после войны, будут слушать одного варвара на этой площади, другого на другой, народы будут раздавлены, все люди потеряют рассудок!

Лоренца невольно содрогнулась от мрачных пророчеств Савонаролы. К счастью, закончив на этом свою речь, он ушёл с рынка и увёл за собой большую часть своих приверженцев.

– Ну, так что, хозяин отпустил тебя, Антонио? – капризно надув губы, осведомилась у жениха Наннина.

– Да.

– В таком случае, идёмте! Иначе, если я не вернусь вовремя, дядя будет ругать меня.

Первым делом флорентийка и её жених повели Лоренцу к собору Санта Мария дель Фьоре полюбоваться громадным куполом, органично выраставшим из ажурного фасада. Привыкшая к узким башням готических церквей дочь Великолепного испытала ни с чем несравнимый восторг.

– Я слышал, что Брунеллески работал над этим куполом целых восемнадцать лет, – с гордостью сообщил своим спутницам Антонио. – Даже древние нигде не достигали в своих постройках такой высоты и не решались на такой риск!

Осмотрев вдобавок бело-розовую колокольню, построенную Джотто, они направились к Воспитательному дому для подкидышей, ещё одному шедевру Брунеллески. Он показался Лоренце похожим на дворец. Особенно понравились ей украшавшие здание прелестные медальоны из покрытой глазурью обожжённой глины с изображениями спеленатых новорожденных. Открытая же арочная галерея дома с тонкими колоннами, как объяснила Наннина, нужна была для того, чтобы любой мог положить на ступени дитя.

Затем Наннина и Антонио предложили дочери Великолепного посмотреть на живых львов, которых содержали в клетке позади дворца Сеньории в честь мифического крылатого льва Мардзокко, считавшегося одним из покровителей Флоренции. Как узнала Лоренца, эти животные были талисманом флорентийцев. Если один из них подыхал, то это трактовалось, что Флоренцию ожидают несчастья и, если в клетке оставался хоть один зверь – удача не уйдёт из города.

Стрелки часов на башне Сеньории уже показывали далеко за полдень, когда девушки и их спутник добрались до Виа Ларга, где стояла воздвигнутая всё тем же Брунеллески церковь Сан Лоренцо. Рядом с ней находился дворец Медичи. С бьющимся от волнения сердцем Лоренца разглядывала жилище своих предков. Из массивных огромных камней нижнего этажа органично вырастали простые, без всякой отделки, стены с полукруглыми окнами, а из них вздымался ввысь лёгкий, из мелкой кладки, третий этаж. От постройки веяло солидностью и одновременно величием. На фасаде красовался герб Медичи – шесть шаров в золотом поле: пять красного цвета и один лазурный. При виде их девушка вспомнила оттиск перстня на грамоте Великолепного.

Не успела Лоренца расспросить Антонио о шарах, как послышался цокот копыт и из-за угла показалась кавалькада, состоявшая из одних мужчин. До сих пор им почти не встречались всадники, из чего можно было сделать вывод, что флорентийцы предпочитали пешие прогулки. Прижавшись вместе с Нанниной и Антонио к фасаду Сан Лоренцо, дочь Великолепного с любопытством рассматривала приближающийся кортеж. Впереди ехал молодой человек в чёрном берете и коротком красном платье. У него были прямые светло-русые волосы и красивое лицо, которое портило надменное выражение. Сзади слуги везли на повозке огромные туши кабанов.

– Это сеньор Пьеро возвращается с охоты, – сообщил Ланди, и Лоренца поняла, что видит перед собой правителя Флоренции.

Однако среди свиты Пьеро не было ни Монбара, ни Сольё. Между тем створки тяжёлых бронзовых ворот распахнулись, пропуская кавалькаду, и снова захлопнулись. Всё исчезло, словно волшебный сон.

Простившись с Антонио возле рынка, девушки вернулись в гостиницу. Наннина отправилась на кухню, а Лоренца присела отдохнуть возле обеденного стола в ещё пустом зале.

– Чем могу служить, мадонна? – спросил, подойдя к ней, хозяин.

– Я бы выпила воды, – ответила дочь Великолепного, у которой после прогулки пересохло в горле.

Бутти сам принёс ей бокал с водой, однако сразу не удалился, вероятно, желая поговорить.

– Моя племянница сказала, что вы встретили на рынке Савонаролу, – начал он издалека.

– Да, это так, – подтвердила девушка.

Дядя Наннины вздохнул:

– Покойный сеньор Лоренцо допустил большую ошибку, пригласив этого феррарца во Флоренцию. Мало того, что Савонарола отплатил ему чёрной неблагодарностью, отказав в отпущении грехов на смертном одре, так он ещё и после кончины Великолепного продолжает поносить Медичи и папу, призывая Божью кару на их головы.

– Что ты сказал? – переспросила Лоренца, не поверив своим ушам. – Савонарола отказал в отпущении грехов покойному правителю?

– Да, об этом известно всей Флоренции.

– Но как такое могло произойти?

– Если тебе интересно, мадонна, я могу рассказать. У Великолепного за всю его жизнь накопилось немало грехов. Впрочем, как и у нас всех. Но некоторые воспоминания особенно терзали его сердце. Первое из них – это взятие Вольтерры.

– В окрестностях этого города богатые квасцовые рудники, – объяснил хозяин Лоренце. – А квасцы, как известно, необходимы при изготовлении сукон, которые Флоренция поставляет во все страны. Поэтому, когда жители Вольтерры захотели единолично владеть ими, сеньору Лоренцо пришлось применить силу. Правда, некоторые потом упрекали его, что город и так сдался на милость победителя и не было необходимости устраивать там резню. Но ведь он не мог предвидеть, что наёмники выйдут из повиновения! А когда узнал об этом, то лично проехал по городу, раздавая деньги пострадавшим. Хотя лично я считаю, что Великолепный поступил правильно: если бы Вольтерра отпала от Флоренции, то её примеру могли последовать и другие тосканские города.

– А какой второй грех? – спросила заворожённая его рассказом девушка.

– Дело в том, что покойный сеньор Лоренцо был слишком щедр. Он часто устраивал раздачи денег беднякам, карнавалы для всех жителей и вёл большое строительство в городе, чем многие кормились. Поэтому неудивительно, что, постоянно нуждаясь в деньгах, он занимал у своих друзей и даже вынужден был продать некоторые из своих великолепных имений. В конце концов, ему пришлось наложить руку на кассу государственного долга и обеспечения приданым при выходе замуж бедных девиц. Это вызвало большое возмущение, так как обе они состояли из доброхотных пожертвований и считались неприкосновенными. Когда же два года назад Великолепный тяжело заболел, он не поверил, что собственный духовник сможет отпустить ему эти грехи и пожелал исповедаться своему врагу, то есть Савонароле.

– И что же произошло дальше? – вырвалось у Лоренцы, так как Бутти внезапно умолк.

– Никто об этом не знает, потому что они остались наедине. Однако ходят упорные слухи, что Савонарола отказал сеньору Лоренцо в пастырском благословении.

– Как это жестоко, – на глазах у дочери Великолепного выступили слёзы.

– Я тоже так считаю, мадонна. Ведь отпущение грехов перед смертью даётся даже разбойникам.

– Неужели никто не осудил за это Савонаролу?

– Нет, скорее, наоборот: у него даже прибавилось сторонников.

– Не понимаю, как мог сын Великолепного ему это спустить?

– А что он может сделать? Когда сеньор Пьеро запретил Савонароле проповедовать в церкви, тот вышел на улицу. К тому же, настоятеля Святого Марка поддерживает полгорода и даже в окружении правителя у него есть почитатели.

Лоренца с изумлением посмотрела на своего собеседника. Её удивляло, что простой содержатель гостиницы мог так хорошо разбираться в политике. Словно угадав её мысли, Бутти добавил:

– В моей гостинице останавливаются разные люди, в том числе, иностранцы. Так что я наслушался здесь всякого. Говорят даже, будто король Карл собирается по пути в Неаполь завернуть во Флоренцию, чтобы свергнуть власть Медичи…

Только теперь девушка поняла, что откровенность с ней дяди Наннины объяснялась его желанием самому что-либо узнать от неё.

– Мне ничего неизвестно об этом, – поднявшись, дочь Великолепного достала из кошеля монету и протянула её Бутти.

– За что? – удивился тот.

– За твой интересный рассказ.

Флорентиец махнул рукой:

– За это я денег не беру. Тем более, что беседовать с тобой – одно удовольствие, мадонна.

Неожиданно лицо Бутти изменилось, как будто он что-то или кого-то увидел за её спиной. Обернувшись, девушка встретилась взглядом с Монбаром.

– Мне нужно поговорить с Вами, мадемуазель де Нери, – сказал тот, когда хозяин удалился.

– Я слушаю Вас, сеньор.

– Как Вам известно, мы с Сольё сегодня были на вилле Кайано, где правитель охотился на кабанов.

– Надеюсь, мои родственники приняли Вас хорошо, – нерешительно произнесла девушка, видя, что капитан о чём-то задумался.

– Да, Пьеро и его брат, кардинал, были очень любезны. Поэтому у меня сложилось впечатление, что Медичи склоняются к союзу с нами.

– А что Вы делали в моё отсутствие? – вдруг спросил барон.

– Немного прогулялась по городу вместе с племянницей хозяина и её женихом, – призналась Лоренца.

– Я же говорил, чтобы Вы не выходили из гостиницы!

– Простите, сеньор, но мне было скучно сидеть здесь.

– Хорошо, у Вас будет возможность развлечься, – после паузы сказал друг Амори. – На следующей неделе Медичи устраивают праздничный турнир и бал в честь меня как посла короля Франции. Считайте, что Вы тоже приглашены, мадемуазель де Нери.

От растерянности у Лоренцы перехватило дыхание, а капитан тем временем добавил:

– Для Вас это прекрасная возможность предъявить правителю грамоту Вашего отца и потребовать подтверждения своих прав.

– Я подумаю об этом.

– Но о чём же тут думать? Разве Вы не за этим приехали во Флоренцию?

Уловив иронию в его словах, Лоренца испугалась: неужели Монбар догадался о её чувствах к Амори? На турнире в Мо она убедилась, чем могла обернуться его ревность для молодого человека.

– Или Вы боитесь, что Медичи откажутся принять Вас в свою семью? – продолжал Монбар.

– Нет. Просто я хочу сначала убедиться, что эта семья подходит для меня, – Лоренца изо всех сил старалась сохранить спокойный вид.

– Так Вы пойдёте на празднество?

– Да, но как дочь покойного Бернардо де Нери. Что же касается моего настоящего происхождения, то позвольте мне самой решить: стоит мне открываться Медичи или нет.

– Вы – очень ловкая и умная девица, мадемуазель де Нери, но не пытайтесь перехитрить меня, – в голосе капитана неожиданно прозвучала угроза.

– Я не понимаю Вас, сеньор.

– Ладно, поговорим об этом в другой раз. А пока не забудьте: турнир ровно через неделю.

Глава 2

Семья Медичи

Узнав о том, что они приглашены на бал к правителю Флоренции, донна Аврелия сразу взбодрилась. Лоренца же призвала на совет Наннину. Нужно было решить: что надеть?

Пересмотрев гардероб Лоренцы, племянница Бутти заявила:

– Это всё не годится. Тебе нужен новый наряд, мадонна.

– Но где найти хорошего портного? – вздохнула дочь Великолепного.

– Я знаю такого, – успокоила её Наннина.

Вместе с донной Аврелией девушка выбрала на рынке самые лучшие ткани, какие только смогли найти. В тот же день портной снял с них мерки и пообещал, что к празднеству всё будет готово. Однако это изрядно опустошило их кошельки, и вдова решила получить деньги по векселям Нери. С этой целью, предварительно расспросив хозяина гостиницы, они с утра отправилась в банк Донати. По просьбе донны Аврелии их сопровождал Амори, в то время как у Монбара были дела во дворце Медичи.

Болтая с Сольё о погоде и прочих незначительных вещах, дочь Великолепного не заметила, как они добрались до банка, находившегося на другом конце города. Когда их провели в кабинет банкира, Лоренца с любопытством огляделась. Противоположная от входа стена была обтянута до половины узорчатой парчой, а вверху почти под самым потолком виднелись два узких окна. Слева стоял вместительный шкаф из морёного дуба, справа же – небольшой алтарь, где под мраморным распятием, как показалось Лоренце, висела какая-то картина.

За столом спиной к окнам сидел банкир Анджело Донати. Это был ещё сравнительно нестарый мужчина с продолговатым тщательно выбритым лицом и скептическими складками возле плотно сжатых губ. Из-под его чёрной бархатной шляпы, украшенной золотой медалью, выбивались прямые жёсткие волосы. Цвет платья банкира тоже был чёрный с узкой белой полоской вокруг горла. Сначала Лоренца не разглядела цвет глаз Донати, который что-то диктовал из своей книги сидевшему рядом молодому человеку в маленькой алой шапочке и светло-коричневом платье. Однако через секунду банкир поднял голову и девушка ощутила на себе его цепкий взгляд.

– Чем могу служить, сеньор? – обратился он затем к Амори.

Представившись ему, Сольё добавил:

– А это – мадонна Аврелия Портинари и донна Лоренца де Нери. Её отец, покойный мессир Бернардо де Нери, был тоже банкиром…

– Как? Мессир Бернардо умер? – молодой человек в красной шапочке, выронив перо, изумлённо воззрился на Лоренцу.

– По-видимому, ты знал его, сеньор? – сдержанно поинтересовалась у него вдова.

– Конечно, ведь я – троюродный племянник мессира Бенедетто Нери.

Теперь пришёл черёд смутиться Лоренце. С первого взгляда она не замела сходства между служащим Донати и своим приёмным отцом. А между тем оно явно бросалось в глаза. У Бенедетто было такое же круглое добродушное лицо с живым взглядом карих глаз и слегка полноватыми губами. Возможно, её сбили с толку его длинные каштановые кудри.

Донна Аврелия тоже растерялась и не знала, что сказать. К счастью, ей на помощь пришёл банкир:

– Может быть, ты поднимешь перо, Бенедетто?

– Прости, мессир Анджело! – молодой человек, покраснев, нагнулся за пером.

Тем временем Донати, бросив сочувственный взгляд на девушку, поинтересовался затем у донны Аврелии:

– А что случилось с отцом донны Лоренцы? Отчего он умер?

– Мессир Бернардо и его супруга скончались от холеры.

Этот сухой ответ вдовы отозвался болью в сердце Лоренцы. Бенедетто Нери снова сделал какое-то движение, по лицу же банкира словно пробежала тень:

– Пусть Господь упокоит их души. Мессир Бернардо был хорошим человеком и прекрасно знал своё дело.

– Но кто же теперь управляет его конторой? – добавил Донати с озабоченным видом.

– Некий Жак Доруа, торговец тканями. Мессир Бернардо назначил донну Марию де Риччи и его опекунами донны Лоренцы.

В круглых глазах банкира возникло какое-то новое выражение:

– Ты имеешь в виду, мадонна, приёмную дочь покойного Луиджи Риччи?

– Почему ты назвал мою матушку, графиню де Сольё, приёмной дочерью, мессир Анджело? – вмешался Амори.

Донати в замешательстве посмотрел на юношу:

– Я должен был сразу догадаться, что ты – сын донны Марии. Но Бенедетто со своим пером отвлёк меня.

– Ты не ответил на мой вопрос, – настаивал Сольё.

– А разве донна Мария не рассказывала тебе о том, что Риччи удочерил её?

– Нет.

– Должно быть, у неё имелись на то свои причины.

– А кто тогда были её настоящие родители?

Лоренца растерянно переводила взгляд с взволнованного лица молодого человека на смущённое лицо банкира. Ей тоже не было известно, что мать Амори, как и её саму, удочерили. При этом девушка не замечала, что Бенедетто Нери, в свой черёд, не сводит с неё глаз.

– Но я сам мало что знаю. По словам моего покойного отца, Луиджи Риччи однажды, как обычно, уехал по делам, а возвратился уже с новорожденной девочкой. Потом поползли слухи, что он прижил её с какой-то знатной дамой. Но так как Риччи был молод, красив и богат, то это никого особенно не удивило. На протяжении долгого времени все считали донну Марию его родной дочерью. Тайна открылась только после того, как Риччи умер.

– Как это произошло?

– Родственники мессира Луиджи предъявили свои права на его имущество. Тогда всё и выяснилось.

– А разве моя матушка не являлась единственной наследницей Риччи?

– Да, он оставил всё своей приёмной дочери. Но его родственники заключили донну Марию в монастырь. Однако она сбежала оттуда во Францию, где, по слухам, вышла замуж. Поэтому родня захватила большую часть её наследства на том основании, что, во-первых, она неродная дочь Риччи, а, во-вторых, не имела права выходить замуж за иностранца без разрешения Сеньории.

– Но откуда они узнала о происхождении моей матушки?

– Не знаю.

– Кстати, донна Мария всё такая же красавица? – неожиданно спросил банкир у Сольё.

– Да, – машинально подтвердил тот. – Мне не приходилось встречать женщин прекраснее моей матушки.

Донати улыбнулся и складки возле его губ обозначились ещё резче.

– В неё была влюблена половина Флоренции. Признаться, я тоже вздыхал по донне Марии. Надеюсь, она счастлива с твоим отцом?

– Конечно, ведь они любят друг друга.

Когда, получив деньги, вдова вместе с Лоренцей и Амори вышла из банка, её догнал Бенедетто Нери:

– Прости, мадонна, но как только мои родители узнают о том, что донна Лоренца во Флоренции, они непременно захотят увидеть её, потому что мессир Бернардо был очень дружен с моим отцом. Не могла бы вы завтра придти к нам?

– Нет, только не завтра, – поспешно ответила донна Аврелия. – Наши с племянницей новые платья ещё не готовы, а я хочу произвести на родственников мессира Бернардо хорошее впечатление.

– А где вы остановились?

– В гостинице «Флорентийская лилия».

– Это недалеко от улицы Старых Кандалов, где находится дом моего отца.

Всю обратную дорогу Амори был рассеян. Вероятно, история, рассказанная банкиром Донати, потрясла молодого человека. Подобные чувства испытала и сама Лоренца, когда ныне покойный мессир Бернардо открыл ей тайну её рождения.

Вдова же, вернувшись в гостиницу, задумчиво сказала:

– Кажется, в молодости я слышала эту историю о Риччи и его приёмной дочери. Жаль, что мне довелось слишком мало прожить в доме мессира Бернардо. Поэтому я не была представлена графине де Сольё.

В оставшееся до празднества время донна Аврелия с Лоренцей навещала своих дальних родственников. При этом повсюду их сопровождали люди Монбара. Вероятно, данная любезность барона объяснялась его желанием быть в курсе всех их передвижений, но Лоренцу это ничуть не беспокоило.

Один раз Лоренца, вдова и Амори зашли в книжную лавку. Внимание донны Аврелии сразу привлёк молитвенник с красочными миниатюрами, в то время как молодой человек, присев на подоконник, углубился в «Записки» Юлия Цезаря. Что же касается Лоренцы, то её душа жаждала стихов. Не успел продавец выполнить её заказ, как в лавку вошёл Бенедетто Нери. Оглянувшись по сторонам, он сразу направился к донне Аврелии.

– Рада встрече с тобой, сеньор Бенедетто! – улыбнулась вдова. – Теперь мы с племянницей можем посетить дом твоего отца, так как наши платья уже готовы.

В ответ молодой человек вздохнул:

– У мессира Якопо вчера внезапно начался приступ подагры и завтра я должен сопровождать его на воды в Морбе. Поэтому твой визит с донной Лоренцей придётся отложить, мадонна.

– Пусть Господь пошлёт здоровье твоему отцу! – донна Аврелия перекрестилась.

В этот момент Сольё поднял голову и, в свой черёд, поздоровался с Бенедетто.

– Какие книги тебя интересуют, мессир Амори? – вежливо поинтересовался затем приказчик Донати.

– Издания по истории.

– В таком случае, советую тебе приобрести труд Джованни Виллани, – Бенедетто указал на двенадцать солидных томов «Флорентийской хроники», стоявших в шкафу позади прилавка.

Не довольствуясь этим, он попросил продавца подать ему первый том:

– Вот послушай: уже в прошлом веке во Флоренции проживало около 100 тысяч человек и было около 110 церквей, 30 госпиталей, которые обеспечивали больным 1000 коек, 200 больших суконных мастерских, выделывавших 70-80 тысяч штук сукна ежегодно. Около 20 мастерских, принадлежавших к цеху Калемалы, занимались обработкой грубого сукна, ввозимого из-за Альп, которое облагораживалось, красилось и выбрасывалось на рынок. Купцы и предприниматели обслуживались 80 банками и 600 нотариусами. В городе насчитывалось 100 лавок, торговавших пряностями и лекарствами. Хлеб выпекался в 146 пекарнях. Ежегодное потребление мяса флорентийцами составляло 4 тысячи волов и телят, около 60 тысяч ягнят. За здоровьем людей следили 60 лекарей. 80 судей поддерживали в городе закон. 10 тысяч мальчиков ежегодно обучались во Флоренции чтению и письму, в том числе науку счёта изучали 1000-1500. Около 550-600 молодых людей штудировали в четырёх высших городских школах логику и грамматику.

– Очень интересно, – вежливо ответил Амори.

Пока Сольё перелистывал книгу Виллани, донна Аврелия принялась расспрашивать Бенедетто об его семье.

По словам молодого человека, его отец, мессир Якопо, до недавнего времени возглавлял семейный банк Нери, но из-за своей болезни был вынужден передать его управление своему старшему сыну. Второй же его сын занялся торговлей. Третий, Бенедетто, как известно, служил приказчиком. А четвёртый ещё посещал школу. Что же касается двух дочерей, то они уже были замужем.

Самые близкие отношения у Бенедетто сложились со вторым братом, Франческо. С раннего детства тот грезил путешествиями в другие страны и в пятнадцать лет сбежал в Венецию, а в семнадцать вместе с генуэзцами отплыл в далёкую неведомую Московию. Но когда пять лет назад Бенедетто захотел последовать примеру Франческо, отец, узнав об этом, сначала выпорол его, а потом отправил к своему приятелю Донати.

– Мне уже исполнилось двадцать, а у нас в этом возрасте молодые люди часто уже имеют собственное дело, – пожаловался Бенедетто. – Поэтому я попросил отца или разрешить мне уехать из Флоренции, или выделить мне мою часть наследства, чтобы я смог открыть свою собственную контору.

– И что тебе ответил отец?

– Мессир Якопо сказал, что даст мне деньги только после моей женитьбы, как сделал это в отношении моих старших братьев.

– Значит, у тебя есть невеста, сеньор Бенедетто?

– Нет.

– Я уверена, что любая девушка с радостью согласится стать твоей женой.

– Не так ли, племянница? – вдруг добавила донна Аврелия, бросив многозначительный взгляд на Лоренцу.

– Да, конечно, – рассеянно ответила девушка, огорчённая тем, что Амори не обращал на неё никакого внимания.

Прежде, чем сердечно распрощаться с Бенедетто, вдова клятвенно пообещала, что после его возвращения из Морбе обязательно посетит с Лоренцей улицу Старых Кандалов.

И вот наступил праздничный день. Так как барон де Монбар изъявил желание принять участие в турнире, то сопровождать донну Аврелию и Лоренцу должен был Сольё. За час до этого девушка уже была готова и пыталась разглядеть себя в небольшом медном зеркале, которое держала перед ней Катрин, в то время как Наннина уверяла её:

– Ты будешь красивее всех на празднике, мадонна!

– Но ты ведь говорила, что во Флоренции нельзя прослыть красавицей, будучи брюнеткой, – напомнила ей Лоренца.

– Это не касается тебя, – возразила флорентийка.

Однако дочь Великолепного всё ещё сомневалась. Фасон нового платья из алого шёлка казался девушке слишком экстравагантным из-за овального выреза, который полностью открывал её высокую стройную шею. Смущали её также узкие рукава, в разрезах которых виднелось белоснежное полотно, не говоря уже о лифе со шнуровкой, заканчивавшемся выше линии бёдер, отчего юбка образовывала широкие симметричные складки.

– Не слишком ли оно… вызывающее?

– Платье должно быть богатым, а материя как можно тоньше, – ответила Наннина. – Если же ты, мадонна, оденешься в сукно, то будешь выглядеть в нём как в монашеской рясе.

– А ты что думаешь о моём наряде, Катрин?

– В нём Вы похожи на принцессу, мадемуазель!

Что же касается причёски Лоренцы, то племянница Бутти колдовала над ней не меньше часа. Пышные волосы девушки были собраны сзади в толстый пучок, вдоль щёк змеились два длинных локона, а на макушке красовалась искусственная коса, уложенная в форме венца. В таком виде Лоренца не узнавала саму себя.

– Вы – словно солнце, мадемуазель де Нери! На Вас нельзя взглянуть, не ослепнув! – восхищённо произнёс при виде девушки Амори.

Улыбнувшись молодому человеку, Лоренца сразу успокоилась. Вместе с донной Аврелией они отправились на площадь Санта Кроче, где должен был состояться турнир. Отовсюду доносились музыка и звон колоколов. Фасады домов пестрели разноцветными коврами и дорогими тканями. Улицы были заполнены народом, причём все двигались в одном направлении.

По краям площади стояли деревянные столбы с разноцветными флагами и палатки. А перед беломраморным фасадом церкви Санта Кроче, украшенным чёрным ленточным орнаментом (чисто флорентийский стиль), виднелась большая трибуна с троном для королевы празднества. С обеих сторон от неё тянулись деревянные балконы. Поднявшись по лестнице, Лоренца и вдова заняли места справа от трибуны. Как раз в это время под звуки труб появились участники турнира. Впереди ехал Пьеро Медичи в чёрном берете, украшенном алмазом, и красно-жёлтом одеянии (цветов Флоренции). Впереди него несли штандарт с изображением Флоры в белом платье, осыпающей цветами Купидона. Над богиней вилась надпись: «Прекраснейшая».

Из язвительных замечаний сидевших рядом дам Лоренца поняла, что на штандарте изображена любовница Пьеро.

За ним следовали его братья: кардинал Джованни и Джулиано Медичи, а также другие участники турнира, в том числе, Монбар. Появление правителя вызвало оживление у горожан, толпившихся за натянутым шёлком, ограждавшим площадь со всех сторон, кроме входа.

– Пале! (Шары!) Пале! (Шары!) – привычно скандировала толпа девиз Медичи.

Едва трубы смолкли, как герольды начали выкрикивать имена людей, постепенно заполнивших трибуну. Лишь трон королевы остался пустым.

Снова зазвучали трубы и турнир начался. В отличие от турнира в Мо, его участники старались не столько победить, сколько покрасоваться перед дамами, о чём свидетельствовали их позолоченное оружие и шлемы, представлявшие из себя произведения искусств, а также одетые под кирасы туники из шёлка и бархата. В конце концов, победителями вышли барон де Монбар и Пьеро Медичи. Соответственно, они заняли первое и второе места.

Теперь, согласно традиции, победитель должен был выбрать королеву турнира. Когда герольды назвали её имя, Лоренца на мгновение растерялась. Она никак не ожидала, что Монбар решится на такую дерзость.

Тогда, толкнув её локтем в бок, вдова прошипела:

– Иди уже, Лоренца.

Под приветственный гул толпы с полуопущенными веками, придававшими ей горделивое выражение, дочь Великолепного спустилась на арену. Герольды проводили её до трибуны, где девушка заняла свой трон. Монбар преклонил колено, и Лоренца поспешила вручить ему в качестве приза лежавший на ступенях позолоченный шлем в виде головы Марса.

Однако капитан не сдвинулся с места:

– Согласно местному обычаю, Вы должны мне ещё поцелуй, королева!

Представив себе, как она на глазах у толпы будет целоваться с мужчиной, девушка невольно зажмурилась. Тем не менее, Монбар, едва прикоснулся к её губам, из-за чего она невольно ощутила разочарование.

Зрители тотчас разразились приветственными криками и овациями. Снова зазвучали трубы, и на трибуну поднялся уже Пьеро. Вручив ему такой же шлем, как и Монбару, Лоренца в душе порадовалась, что за второе место поцелуй не полагался.

– Вы удивили меня, барон, – по-французски произнёс Пьеро, впившись взглядом в девушку. – Я думал, что знаю во Флоренции всех красавиц, но эта мне неизвестна.

– Позвольте представить Вам, монсеньор, мадемуазель Лоренцу де Нери. Она – флорентийка по отцу, но воспитывалась во Франции и после смерти родителей решила вернуться на родину своих предков.

– Рад приветствовать тебя в моём городе, донна Лоренца, – милостиво кивнул правитель. – Надеюсь, тебе понравится здесь.

– Я тоже надеюсь на это, монсеньор, – сдержанно ответила девушка.

Когда трубы зазвучали в третий раз, Пьеро сказал:

– Пора ехать на банкет, барон!

После чего, снова взглянув на Лоренцу, он добавил:

– Надеюсь увидеть тебя сегодня на балу в моём дворце, королева!

В это время подошли донна Аврелия и Амори. Внезапно их обогнал младший брат правителя, который с поклоном вручил Лоренце дамасскую розу:

– Прими от меня этот цветок, королева, в знак признания твоей красоты!

– Благодарю тебя, мессир! – понюхав розу, смущённо ответила девушка. – Хотя не знаю, чем удостоилась такой чести…

– Твоё имя напоминает мне об отце.

Лоренца более внимательно присмотрелась к Джулиано, который со своими рыжеватыми волосами до плеч, розовыми губками и мечтательным взглядом ореховых глаз походил на ангелочка:

– Наверно, ты очень любил своего отца?

– Да, он был необыкновенным человеком. Такого больше нет на свете!

– Мой отец тоже недавно умер.

– Мне очень жаль, – по лицу младшего сына Великолепного было видно, что он действительно сочувствует девушке.

Как оказалось, юноша был знаком с Амори. После того, как последний представил ему донну Аврелию, Джулиано поинтересовался:

– Ты приглашена на банкет, мадонна?

– Нет, мессир, – обиженно ответила та. – Поэтому мы с Лоренцей вернёмся в гостиницу, чтобы там пообедать.

– Дело в том, что Вы не были представлены супруге правителя, – пояснил Амори.

– Но это легко исправить! – тут же воскликнул Джулиано.

По его приказу слуги Медичи подали донне Аврелии и девушке лошадей и они отправились во дворец, где должны были состояться банкет и танцы. Мужчинам накрыли в столовой, а дамам, которые во Флоренции ели отдельно, на лоджии, выходившей в сад. Для Лоренцы и её спутницы слуги установили отдельный стол. Напротив сидели рыжеволосая Альфонсина Орсини, супруга правителя, и другие знатные флорентийки. Из-за их завистливых взглядов Лоренце кусок в горло не лез, в отличие от донны Аврелии, которая жадно пробовала все кушанья подряд, в том числе, мясо дикого кабана, молочного поросёнка и молодую телятину. Слуги же едва успевали разбавлять для неё вино.

После банкета, длившегося не меньше трёх часов, все двинулись в бальный зал, расположенный наверху. Однако донна Аврелия с Лоренцей, желая отдышаться, остановилась у подножия мраморной лестницы, где её и перехватил Джулиано:

– Тебе понравился банкет, мадонна?

– Да, монсеньор.

– Я предлагаю тебе с племянницей немного размяться и осмотреть нашу семейную капеллу.

Так как капелла Медичи находилась тут же, на втором этаже, донна Аврелия согласилась.

Вдоль коридора тянулась вереница прекрасных покоев, украшенных картинами, античными статуями и гобеленами, привезёнными из Фландрии. На стенах, коврах и мебели встречалось изображение герба Медичи.

– Красные шары – это вмятины, оставленные побеждённым великаном Муджелло на щите моего предка, рыцаря Аверардо Медичи, – пояснил Джулиано Лоренце. – Он прибыл в Италию вместе с Карлом Великим и осел здесь.

– А голубой шар?

– Его разрешил включить в наш герб французский король. Поэтому он – цвета знамени Франции.

Когда они вошли внутрь капеллы, Лоренца увидела над алтарём икону «Рождество» известного, по словам юноши, во Флоренции художника Филиппо Липпи. Стены же были словно опоясаны одной огромной красочной фреской, похожей на ковёр с вытканными на нём фигурами большого количества людей и лошадей на фоне великолепного пейзажа.

– Это путешествие волхвов за Вифлеемской звездой. Живописец Гоццоли изобразил здесь моего прадеда Козимо и деда Пьеро, а также их родственников, друзей и союзников.

– А вот и мой отец, – добавил Джулиано, указав на одного из всадников. – Тогда ему было примерно столько же лет, сколько мне сейчас. Рядом с ним – мессир Джулиано, младший брат отца. Он погиб во время заговора Пацци…

– Я слышала эту ужасную историю! – заметила донна Аврелия. – Кажется, мессир, твоего дядю убили прямо в церкви?

– Ты права, мадонна.

– Говорили, после него остался незаконнорожденный сын…

– Да, мой кузен Джулио. Он воспитывался в нашей семье, но потом решил стать кондотьером.

– А почему Пацци устроили заговор? – в свой черёд, поинтересовалась Лоренца.

– Они и ещё несколько других знатных семей были недовольны тем, что мой отец отстранил их от власти. Поэтому Пацци тайно вступили в сговор с папой Сикстом IV, ненавидевшем нас, Медичи, и во время пасхальной мессы в соборе Санта Мария дель Фьоре закололи моего дядю. Однако моему отцу удалось спастись и он, опираясь на поддержку народа, наказал заговорщиков.

Донна Аврелия и Лоренца перекрестились: убийство в церкви да ещё во время мессы считалось тяжким грехом.

– Моего дядю отпевали здесь, в этой капелле, – продолжал после паузы юноша. – И отца – тоже. Прошло уже два года, но я помню, что он лежал на ложе из золотистой парчи, к которой был приколот букетик фиалок, его любимых цветов…

Голос младшего сына Великолепного дрогнул, а его гостьи снова перекрестились.

– Прекрасное место! – заметила после того, как они вышли из капеллы, вдова. – Если бы я жила в этом дворце, то большую часть времени проводила бы здесь в молитвах…

– А мой отец любил отдыхать в студиоло, в самом конце коридора.

– Я бы хотела осмотреть и его, – вдруг сказала Лоренца.

– Женщинам туда вход запрещён… Но сейчас там всё равно никого нет, поэтому, думаю, мы никому не помешаем.

– А как же танцы? – прислушавшись к доносившейся сверху музыке, возразила донна Аврелия.

– У нас ещё есть время, – успокоил её Джулиано.

Миновав приёмные покои, они очутились в большой комнате с высоким мраморным сводом, вдоль стен которой стояли дубовые шкафы. У задней стены находился письменный стол Лоренцо. Над ним на полках красовались изделия из драгоценных камней, камеи, небольшие мраморные барельефы и древние рукописи. Сбоку виднелись инкрустированные столики работы флорентийца Джотто и нидерландского живописца Яна ван Эйка. Напротив, на каминной доске, была выставлена античная бронза, среди которой особое внимание привлекала фигурка обнажённого Геркулеса. Над дверями темнели на полках бронзовые головы и поблёскивали стеклянные вазы.

– К сожалению, мой отец редко бывал здесь, потому что у него было много дел, – сообщил Джулиано. – Но всегда находил время, чтобы поиграть со мной, Джованни и Гусёнком.

– Как ты сказал? – удивилась Лоренца

– Гусёнок или Глупышка – так прозвала моего старшего брата в детстве наша матушка донна Кларисса.

Его спутницы переглянулись: Пьеро и в самом деле походил на гусёнка из-за своего выгнутого носа.

– А вот Джованни отец называл не иначе, как умницей. Он хотел, чтобы мой брат стал папой и поэтому отправил его изучать право в Пизанский университет. Но ещё до того папа Иннокентий VIII, наш союзник, даровал Джованни кардинальскую шапку.

– Интересно, а какое прозвище дали тебе, мессир? – с улыбкой поинтересовалась донна Аврелия.

Юноша тоже улыбнулся:

– Отец говорил, что я – добряк.

– Я согласна с ним, мессир. Ты был очень добр к нам с племянницей! Как будто мы – твои родственницы.

– Донна Лоренца немного похожа на мою младшую сестру Контессину, которая сейчас живёт с мужем в Риме. Отец называл её Фьямчеттой (Огонёк) за рыжий цвет волос. И ещё – своей маленькой принцессой. Мы с Контессиной были большими друзьями.

Лоренце вдруг стало грустно: мессир Бернардо тоже называл её принцессой.

На противоположной стене от входа сразу бросался в глаза большой портрет черноволосого мужчины в алых одеждах и с непокрытой головой. Указав на него, юноша сказал:

– Это мой отец. Маэстро Доменико Гирландайо написал его незадолго до смерти.

С нескрываемым волнением Лоренца вглядывалась в болезненно-жёлтое лицо Великолепного с длинным носом, похожим на утиный клюв, и бескровными губами. Девушку поразило то, что её родной отец был так уродлив.

– Его называли самым безобразным человеком в Италии, – Джулиано словно угадал мысли девушки. – Но стоило моему отцу захотеть – и он мог расположить к себе любого. Примером тому служит его поездка во враждебный Неаполь вскоре после гибели дяди. Когда мой отец явился туда, то изумил короля величием своей души, ясностью ума и мудростью суждений. Тогда Ферранте I окружил его ещё большим почётом и стал подумывать о том, как бы заручиться дружбой такого человека вместо того, чтобы иметь его врагом.

Услышав шорох за своей спиной, девушка невольно вздрогнула и обернулась. В это время из-за шкафа вышел худощавый седой человек лет шестидесяти в красной шапочке и такого же цвета накидке.

– Ты здесь, Марсилио? – удивился сводный брат Лоренцы.

После чего представил того своим спутницам:

– Сэр Марсилио Фичино, врач и каноник Сан Лоренцо.

– Хочу заметить, что я предоставил другим заниматься медициной, ибо в наше время это стало опасным занятием, и не проповедую ничего, кроме учения Платона, – меланхолично добавил Фичино.

– В самом деле, я забыл упомянуть, что Марсилио является последователем этого философа, – улыбнулся юноша.

– Я читала речи Платона, – сообщила Лоренца.

– Рад встретить интерес к нему в столь юном создании, – вежливо отозвался каноник.

Вспомнив о письме донны Марии, в котором та нежно упрекала её как раз за отсутствие интереса к древнему философу, девушка слегка смутилась и тут же дала себе слово ещё раз перечитать Платона. К счастью, в это время Джулиано спросил у Фичино:

– Что ты делаешь здесь один, Марсилио, когда все развлекаются?

– Ищу трактат Аристотеля для монсеньора Джованни.

– Скажи, сэр Марсилио, а почему ты считаешь, что профессия врача стала опасной в наше время? – поинтересовалась вдова.

Каноник переглянулся с сыном Великолепного.

– Марсилио имел в виду лекаря, которого Пьеро бросил в тюрьму за то, что тот не смог вылечить нашего отца, – нахмурившись, ответил за него Джулиано.

Не успела донна Аврелия снова открыть рот, как в библиотеку вошли ещё двое мужчин. Младшему из них, одетому с изысканностью светского щёголя, было где-то около тридцати. Концы длинных рыжих волос незнакомца были тщательно завиты, а брови выщипаны, согласно последней моде, предписывавшей это не только женщинам, но и мужчинам. Приблизившись к Лоренце, он с юношеской пылкостью воскликнул:

– Позволь твоему рабу преклонить перед тобой колени, о, самая прекрасная из королев!

– Не правда ли, Анджело, что она – само олицетворение юной Венеры? – добавил незнакомец, обращаясь уже к своему приятелю:

– Согласен с тобой, мессир. Я с удовольствием прошёл бы с ней по извилистым путям наслаждения, – развязно произнёс его горбоносый спутник, в котором Лоренца узнала того самого мужчину, который был с Джулиано в книжной лавке.

После чего он повернул к девушке своё некрасивое, но живое и подвижное лицо в обрамлении прямых чёрных волос:

– Разреши и мне принести дань восхищения на твой алтарь, богиня!

В этот момент вдова поспешила заслонить Лоренцу своим тощим телом:

– Мы не знаем вас, сеньоры!

– Я – мессир Джованни Пико, граф деи Конти делла Мирандола, – представился рыжеволосый.

– А это, – перевёл взгляд на своего спутника граф, – сеньор Анджело Амброджини или Полициано, так как он родом из города Монтепульчано (на латыни Mons Politianus).

– Сеньор Анджело воспитывал меня и братьев и был близким другом моего отца, как и мессир Джованни с Марсилио, – добавил сын Великолепного.

– Мессир Джулиано, тебя зачем-то хотел видеть мессир Пьеро, – сообщил юноше Полициано.

Пообещав вдове скоро вернуться, Джулиано вышел. Воспользовавшись этим, граф снова обратился к Лоренце:

– Мессир Джулиано не успел поведать тебе, королева, что Анджело – знаменитый поэт.

Заметив интерес в глазах девушки, никогда не видевшей настоящих поэтов, Мирандола тут же спросил:

– Ты читала его стихи, мадонна?

– Нет. Из итальянских поэтов я знаю только Петрарку и Данте.

– Если желаешь, я могу прочитать отрывок из своих «Станс» о рождении Венеры, – предложил Полициано.

Лоренца застенчиво кивнула и поэт начал декламировать:

Эгеем бурным, колыбель чрез лоно

Фетиды поплыла средь бурных вод…

Создание иного небосклона,

Лицом с людьми несходная, встаёт

В ней девственница юная. Влечёт

Зефир влюблённый раковину к брегу,

И небеса их радуются бегу.

Пред ней с улыбкой небо и стихии,

Там в белом оры берегом идут,

Им ветер треплет волосы златые…

Как вышла из воды, ты видеть мог,

Она, рукой придерживая правой

Свои власы, другой – прикрыв сосок.

У ног святых её цветы и травы

Покрыли свежей зеленью песок.

– Что ты думаешь о моих стихах? – закончив чтение, поинтересовался Полициано.

– Я словно увидела богиню воочию, – призналась Лоренца.

– Браво! Ты получил сейчас лучшую похвалу своим стихам, Анджело, какую только можно придумать, – заметил Мирандола.

Поэт же добавил:

– Наш живописец Алессандро Филипепи по прозвищу «Боттичелли» (Бочонок), прочитав мои «Стансы», изобразил стоящую на раковине в полный рост Венеру. Сейчас эта картина находится на вилле Кастело, которая принадлежит сеньору Лоренцо ди Пьерфранческо Медичи, кузену Великолепного.

– Вероятно, эта Венера очень красива? – спросила Лоренца.

– Ты похожа на неё, королева, если не считать цвета волос, на которые Сандро не пожалел золотой краски.

– Да, я знаю, что во Флоренции считают красивыми только блондинок.

– Если это тебя утешит, мадонна, то я скажу, что одна из самых очаровательных женщин, в которых был влюблён Великолепный, имела такие же волосы, как у тебя, – заверил Лоренцу Полициано.

– Не так ли, сэр Марсилио? – обратился он затем за поддержкой к канонику.

– Да, – подтвердил тот. – Она не уступала по красоте блондинке Симонетте Веспуччи, которую так любил рисовать наш Сандро.

– А как звали брюнетку, в которую был влюблён покойный правитель? – поинтересовалась Лоренца.

Поэт секунду помедлил:

– К сожалению, это было так давно, что я уже не помню её имени. А ты помнишь, сэр Марсилио?

– Нет.

– Наверно, это случилось до того, как мне посчастливилось поселиться здесь, – вмешался Мирандола. – Потому что я никогда не забываю имён красивых женщин.

– А кто такая мадонна Симонетта Веспуччи? – снова спросила Лоренца.

– Сама она была родом из Генуи, но вышла замуж за флорентийца, Марко Веспуччи. – оживился Полициано. – Когда по случаю заключения Флоренцией союза с Венецией и Миланом в тысяча четыреста семьдесят пятом году состоялся турнир, то Джулиано, младший брат Великолепного, стал победителем и провозгласил мадонну Симонетту своей Дамой и королевой праздника. А я сочинил в его честь «Стансы на турнир».

Фичино же задумчиво произнёс:

– Удивительно, как их судьбы были тесно связаны между собой! Ведь наш «Принц юности» погиб ровно через два года после смерти генуэзки, будто она не хотела долго оставаться там, на Небе, без него.

– А от чего умерла мадонна Симонетта?

– От лёгочной болезни совсем молодой.

– Однако ваши воспоминания, друзья, навеяли тоску на нашу королеву, – нарушил воцарившееся после слов Фичино молчание граф.

– Может быть, поднимемся в зал для танцев? – предложил он затем.

Прежде, чем уйти, девушка бросила последний взгляд на портрет своего отца. Ей показалось, что она заметила там то, чего не видела раньше: в тёмных глазах Лоренцо светились ум и лукавство, а улыбка на безобразных губах не была лишена привлекательности.

Поднявшись на третий этаж, они оказались в просторном зале, где пары, сходясь и расходясь, танцевали пиву. У Лоренцы зарябило в глазах от бархата, парчи и камчатной ткани, из которых были сшиты платья дам. Молодые же люди и франты, подобные Мирандоле, носили лёгкие разноцветные туники ниже колен, хотя у некоторых они были гораздо короче. Более пожилые предпочитали тёмные одежды с широким воротом и вшитыми рукавами, ниспадавшие с плеч почти до самой земли.

– Смотрите, королева! – услышала Лоренца позади себя чей-то возглас.

Однако не успела она оглянуться, как граф пригласил её на танец.

– Ты так прекрасна, донна Лоренца, что в твоём присутствии следует говорить только о любви, – сказал он, вперив в Лоренцу свой пронзительный взгляд.

– Я не знаю, что такое любовь, мессир Джованни, – уклончиво ответила та, украдкой высматривая в толпе Амори.

– Лик Божий является в трёх по порядку расположенных зеркалах: в ангеле, в душе и в теле мира. Блеск и красота Божьего мира, так отражённые, должны быть названы всеобщей красотой, а всеобщее устремление к этой красоте должно называться любовью.

Так и не обнаружив Сольё, Лоренца неожиданно увидела Монбара, танцующего неподалёку с довольно привлекательной блондинкой. Время от времени барон что-то нашёптывал ей на ушко, делая вид, будто не замечает Лоренцу, которая невольно почувствовала себя уязвлённой.

– Какая красивая дама, – сказала она, кивнув в сторону блондинки.

– Ты имеешь в виду, мадонна, любовницу Пьеро?

– Ах, как я жалею, что уже женат! – после паузы продолжал партнёр Лоренцы. – Иначе я бы стал добиваться твоей любви, мадонна.

В этот момент танец закончился и в зал вошёл Амори.

– Я искал Вас и мадемуазель де Нери по всему дворцу, – укоризненно сказал молодой человек донне Аврелии. – Где вы были?

Выслушав извинения вдовы, Сольё затем обратился к Лоренце:

– У Вас не слишком радостный вид. Вам не понравился праздник?

– Просто меня немного утомил разговор с графом Мирандолой.

– Вот как? А мне показалось, что он очень старался понравиться Вам.

– Возможно, но его усилия пропали даром.

– Вы слишком неприступны, – Сольё покачал головой. – Прошу Вас, улыбнитесь. Ведь Вы – королева праздника и все смотрят на Вас.

Девушке вдруг захотелось признаться ему, что весь свой успех она променяла бы на то, чтобы остаться с ним наедине.

Больше они не успели ничего сказать друг другу, так как к ним приблизился сам правитель:

– С позволения твоей тётушки, я хочу пригласить тебя на танец, королева!

Лоренца невольно обратила внимание, что хотя у Пьеро были такие же блестящие карие глаза, как у Джулиано, его взгляд был не мечтательным, а каким-то пустым.

– Мне показалось, что Мирандола ухаживал за тобой, – начал издалека правитель, ведя девушку в танце.

– Нет, граф просто очень любезен.

– В самом деле, Пико – милейший человек, хотя и неудачник. Иначе как назвать того, кто, будучи потомком знатного рода владетелей Мирандолы, добровольно отказался от власти?

– Прости, монсеньор, но я не считаю графа неудачником.

– Просто ты ещё не знаешь о нём всего, – снисходительно усмехнулся Пьеро. – Однажды он пригласил всех желающих в Рим на философский турнир, обещая при этом оплату всех расходов для неимущих философов взять на себя. Когда же специальная комиссия по приказу папы ознакомилась с главными тезисами тех положений, которые Мирандола собирался обсуждать на турнире, то они были признаны еретическими. После чего ему запретили не только диспут, но и любое публичное чтение этих тезисов. Испугавшись инквизиции, Пико сбежал во Францию, где его и арестовали. Спасло графа лишь заступничество моего отца, по просьбе которого папа разрешил ему поселиться близ Флоренции. И только в прошлом году Пико было даровано полное прощение.

Несмотря на то, что Пьеро явно пытался настроить её против Мирандолы, Лоренца, наоборот, проникалась всё большим сочувствием к последнему. Видя, что она молчит, правитель сменил тему:

– Посол короля Карла упоминал о том, что твой отец был родом из Флоренции.

– Да, монсеньор.

– Тогда, может, ты останешься здесь?

– Это будет зависеть от того, как меня примут родственники.

– Если они не захотят приютить тебя, то я мог бы тебе помочь. Например, подарить виллу или даже дом в городе.

Предложение Пьеро было настолько неожиданным для Лоренцы, что она растерялась.

– Благодарю тебя, монсеньор, – наконец нашлась девушка. – Но мой отец был состоятельным человеком и я сама могу купить себе дом.

– Тогда разреши хотя бы пригласить тебя и твою тётушку на мою виллу в Кареджи, – не отступал правитель. – После дня Святых Марий я устраиваю там праздник.

– Мы не можем поехать туда одни…

– Хорошо, французы тоже получат приглашение.

Внезапно прямо посреди танца музыка смолкла, потому что в зал ввалилась шумная компания во главе с Лоренцо Торнабуони. Хотя со времени событий на рынке прошло время, Лоренца сразу узнала его по красивому, но уже слегка обрюзгшему лицу и торсу Аполлона.

– В чём дело, мессир Лоренцо? – правитель нахмурился. – Я послал тебе приглашение, а ты приходишь слишком поздно и, к тому же, нарушаешь порядок!

В ответ Торнабуони, опиравшийся на чьё-то плечо, иронически хмыкнул:

– И ты говоришь мне о порядке, сеньор Пьеро? Ты, не могущий справиться с каким-то монахом, который проклинает тебя на каждом шагу?

– Да ты пьян! – Пьеро, словно в поисках поддержки, растерянно обвёл глазами зал. – Иди лучше домой, иначе я буду вынужден…

– Что же ты сделаешь? – Лоренцо и в самом деле едва держался на ногах. – Может быть, прогонишь меня? Или Савонарола сделался тебе дороже брата и ты забыл о том, как он отплатил за гостеприимство твоему отцу?

Правитель не успел ничего ответить, так как в разговор вступил средний сын Великолепного:

– Настоятель Святого Марка – лицо духовное. Поэтому судить его может только церковный суд. Тебе же, мессир Лоренцо, и вправду лучше уйти или мы забудем о нашем родстве.

В последних словах кардинала прозвучала явная угроза, однако Торнабуони не захотел прислушаться к нему.

– А тебе, монсеньор, вообще лучше молчать! – бросил он в лицо брату Пьеро. – Всем известно, что с тех пор, как папой стал Борджиа, ты лишился всякого влияния в Риме! Поэтому занимайся-ка лучше изучением своих манускриптов!

По рядам присутствующих пронёсся ропот. В этот момент к смутьяну приблизился Мирандола.

– Послушай, мессир Лоренцо, – мягко сказал он, положив свою руку на плечо Торнабуони. – Если ты хочешь поговорить о фра Джироламо, приходи завтра ко мне. А сейчас давай я отведу тебя домой.

Но тот, сбросив его руку, презрительно ответил:

– Не прикасайся ко мне, граф, потому что твои объятия сродни Иудиным. Ведь все вы: и ты, и Фичино, и Полициано – предатели. Вы предали Великолепного, едва он умер, хотя при жизни считались его близкими друзьями, а теперь лижете пятки Савонароле!

– Прошу тебя, выбирай выражения, мессир Лоренцо, – бледное лицо Мирандолы сделалось подобно туче.

– А что ты мне сделаешь? Наведёшь порчу? Ведь не зря говорят, что ты – колдун и чернокнижник! И что люди, вызвавшие твоё неудовольствие, обычно долго не живут! Но я тебя не боюсь! Что же касается моих слов, то всем известно, что я сказал истинную правду. Если бы не ты, Савонарола никогда бы не появился в нашем городе!

Неизвестно, чем бы всё закончилось, но тут вперёд выступил Джулиано Медичи.

– Ты утверждаешь, мессир Лоренцо, что вокруг одни предатели и только тебя можно назвать истинным другом моего отца? – звонкий голос юноши дрожал от волнения. – Но все знают, что на самом деле ты всегда завидовал ему! И если сейчас пытаешься доказать обратное, то только затем, чтобы приобрести популярность. Но тебе никогда не сравниться с Великолепным! Потому что мой отец умел не только ненавидеть, но и любить. А ты разве любишь кого-нибудь, кроме себя самого?

На протяжении нескольких секунд Лоренце казалось, что Торнабуони сейчас ударит Джулиано. Однако вместо этого Лоренцо, не произнеся больше ни слова, удалился в сопровождении своих приятелей. Джулиано же спокойно вернулся на своё место, и Лоренца подумала, что из трёх братьев Медичи он один вёл себя так, как подобает сыну Великолепного. Между тем Пьеро махнул рукой и танцы возобновились.

– Надеюсь, это происшествие не испортило тебе настроение, королева? – осведомился он у Лоренцы.

– Нет, монсеньор.

– Обещаю, что в Кареджи не произойдёт ничего подобного.

Когда танец закончился, они остановились как раз напротив Альфонсины Орсини, которая бросила в сторону Лоренцы ревнивый взгляд. Но едва девушка попыталась присоединиться к донне Аврелии, как её перехватил Монбар:

– Надеюсь, мадемуазель де Нери, Вы не откажете мне в удовольствии потанцевать с Вами?

– О чём Вы говорили с правителем? – был первый вопрос барона, как только музыканты заиграли вновь.

– Сначала он предложил купить для меня дом, а потом пригласил на свою виллу Кареджи.

– И Вы согласились?

– Насчёт дома – нет. Но ведь на вилле будут и другие гости. Правитель обещал пригласить также Вас и мессира де Сольё.

– Вы играете в опасную игру, – после паузы произнёс Монбар. – Судя по всему, Пьеро заинтересовался Вами…

– Но в этом нет ничего плохого.

– Да, если во Фьезоле Вы собираетесь открыть ему своё настоящее имя.

– Я ещё ничего не решила.

– Так решайте быстрее, мадемуазель де Нери. Иначе, не успеете Вы моргнуть глазом, как станете любовницей собственного брата.

– Это невозможно. Я никогда не пойду на кровосмешение!

– Обстоятельства иногда бывают сильнее нас, а Вы – всего лишь слабая девушка.

Разговор с Монбаром расстроил Лоренцу и ей расхотелось танцевать.

– Здесь душно, – сказала она вдове.

– Давайте выйдем во двор, – предложил Амори.

На улице уже стемнело, но горящие факелы полностью освещали большой квадратный двор, окружённый с трёх сторон мраморной колоннадой, в нишах которой белели статуи. Пройдя под аркой, они очутились во втором дворе, где был разбит сад. При свете всё тех же факелов были хорошо видны самшитовые деревья, подстриженные в форме зверей и других диковинных фигур. Прямая аллея вела к высокому постаменту с мраморной статуей прекрасной женщины. Схватив рукой за волосы коленопреклонённого мужчину, она угрожала ему мечом.

– Интересно, кто это? – указав на статую, сказала Лоренца.

– Это библейская героиня Юдифь, которая, как известно, убила вражеского военачальника Олоферна, – ответил ей вместо Сольё какой-то молодой человек, до этого в задумчивости опиравшийся на постамент. – Её изваял покойный Донателло, мой учитель.

В свой черёд, Амори с любопытством спросил у незнакомца:

– Как твоё имя, сеньор?

Ученик Донателло исподлобья посмотрел на Сольё. На вид он был немного младше Амори. Коротко подстриженные тёмные волосы и скромное платье выделяли его среди нарядных гостей, прогуливавшихся по саду. А угрюмое выражение лица объяснялось, очевидно, тем, что на его переносице виднелась вмятина, возникшая, вероятно, от сильного удара.

– Зачем тебе моё имя? – недружелюбно поинтересовался он у Сольё.

– Но я ведь должен знать, с кем говорю.

Вероятно, почувствовав неодобрение Амори, незнакомец вдруг оторвался от постамента и растворился в толпе.

– Очень странный молодой человек, – заметил Сольё, проводив его взглядом.

– И, к тому же, дурно воспитан, – пожала плечами донна Аврелия

На выходе из сада они снова столкнулись с Мирандолой и Полициано.

– Вы разве уже покидаете нас? – поинтересовался граф.

– Да, мы с племянницей устали, – ответила вдова.

– Жаль, потому что праздник без королевы – это не праздник!

В этот момент дочь Великолепного снова увидела того самого неприветливого незнакомца, которого они встретили возле статуи Юдифи.

– Ты не знаешь того юношу, сеньор Анджело? – тихо спросила она у поэта.

– Это наш молодой скульптор Микеланджело, – посмотрев в ту же сторону, ответил Полициано. – Он – сын того самого Андреа Буонаротти, который утверждает, что ведёт своё происхождение от графов Симони-Каносса.

– А это действительно так? – Лоренцу заинтересовал странный скульптор.

Поэт пожал плечами:

– Право, не знаю, мадонна. Я плохо разбираюсь в генеалогии.

– В этом Андреа больше спеси, чем истинного дворянства, – услышав его слова, высказал своё мнение граф. – А вот Микеланджело – действительно талант.

– И открыл его Великолепный, – подхватил Полициано. – Я помню, сеньору Лоренцо пришлось приложить немалые усилия, чтобы уговорить его отца отдать Микеланджело в школу скульпторов.

– Мы только что встретили Микеланджело в саду и он показался мне не слишком разговорчивым, – заметил Сольё.

Полициано и Мирандола переглянулись.

– Да, это водится за ним с тех пор, как один из учеников Гирландайо, в боттеге которого Микеланджело одно время учился, в пылу спора сломал ему ударом кулака нос, – объяснил поэт.

Поболтав ещё немного с друзьями Великолепного, Лоренца, донна Аврелия и Сольё вернулись в гостиницу.

Глава 3

Отвергнутая любовь

Композиция фрески была спокойна и торжественна: распятый Христос, над ним – Бог-отец, а по бокам – Богоматерь и любимый ученик. Лишь один жест нарушал общую неподвижность – Мария чуть приподнятой рукой указывала на распятие Сына. При этом её взгляд, казалось, был обращён прямо на молящихся.

Дочь Великолепного в последний раз перекрестилась и поднялась с колен. Она пришла в собор Санта Мария дель Фьоре вместе с донной Аврелией, чтобы помолиться и заказать мессу за упокой души своих приёмных родителей.

Вместе со своей спутницей девушка проследовала между рядами величественных колонн под тремя стрельчатыми арками к мраморной чаше со святой водой. Какой-то мужчина подал им воду в ковше и сказал:

Приветствую тебя, мадонна, и твою прекрасную племянницу!

Приглядевшись, девушка узнала Мирандолу. Вдова же поспешно ответила:

– Мы с племянницей рады встрече с тобой, сеньор!

– Ты обратила внимание на алтарную икону, мадонна? – спросил граф, когда они вышли через бронзовые ворота из церкви и стали спускаться по мраморным ступеням вниз мимо группы горожан, громко обсуждавших какой-то стих из Данте.

– Да.

– Это «Поклонение волхвов» написал Боттичелли. А ты узнала там меня?

– К сожалению, нет.

– Сандро поместил меня напротив Лоренцо. Рядом с живыми тогда ещё членами семейства Медичи он изобразил также и мёртвых, например, Джулиано. Что же касается фрески с изображением Троицы, то она работы Мазаччо. Когда он умер, ему ещё не исполнилось и двадцати восьми. Однако после Джотто Мазаччо первым достиг значительных успехов в живописи.

– Сегодня чудесный день, – после паузы заметила вдова, явно не зная, что ещё сказать.

– Да. Не желаете ли прогуляться со мной по саду Сан Марко? – неожиданно предложил граф. – Я бы показал вам собранные там древности.

Пройдя квартал, донна Аврелия и Лоренца вместе с Мирандолой пересекли площадь Сан Марко, вспугнув ворковавших там голубей, и очутились в великолепном саду, вдоль стен которого тянулись открытые лоджии с мраморными бюстами. Мирандола рассказал им, что раньше сад принадлежал Медичи. Но при Великолепном это место сделалось доступным для посещения. По прямой, обсаженной кипарисами дорожке, они приблизились к фонтану, где виднелась на пьедестале бронзовая статуя мальчика, вынимающего из ноги занозу.

– А что там? – вдова указала на небольшой павильон в центре сада, от которого, словно лучи, отходили аллеи.

– В этом здании работают скульпторы. Там же хранится собранная Лоренцо коллекция монет, камей и медалей.

– А можно подойти поближе?

– Вон там, – граф указал на бронзовые медальоны поверх колонн, – скульптор Бертольдо, которого Великолепный поставил наблюдать за садом, изобразил события заговора Пацци, а также портретные изображения Джулиано с надписью на латыни поверх головы: «Скорбь народа» и Лоренцо – «Благо народа».

Внимание Лоренцы привлёк сидевший возле павильона спиной к ним юноша, который уверенно водил резцом по куску дерева. Затаив дыхание, девушка следила за тем, как из-под разлетавшихся во все стороны стружек проступило искажённое мукой прекрасное мужское лицо. Внезапно, словно почувствовав их присутствие, молодой человек обернулся.

– Прости, что мы подошли незаметно, Микеланджело, – запросто обратился к нему граф. – Но нам не хотелось мешать тебе.

– А что это будет? – указав на дерево, поинтересовалась, в свой черёд, донна Аврелия у молодого скульптора.

– Распятие для приора церкви Сан Спирито, – коротко ответил тот.

– Если ты будешь и дальше работать так усердно, Микеланджело, то, пожалуй, сможешь потягаться с древними, которые всему предпочитали скульптуру, как многие сейчас предпочитают ей живопись, – задумчиво произнёс Мирандола.

– И всё-таки, скульптура – это первое из искусств, – упрямо возразил Микеланджело. – Разве в своё время Бог не вылепил из глины первого человека Адама?

– Пожалуй, – кивнул граф. – Бог создал Адама человеком не небесным, но и не земным, чтобы он сам себя сделал творцом и сам окончательно выковал свой образ.

– А вот мой отец считает скульптуру низким занятием, – юноша снова взялся за резец. – Поэтому всему хорошему в моём таланте я обязан мягкому климату моего родного Ареццо, а из молока моей кормилицы, жены простого каменотёса, извлёк я резец и молот, которыми создаю мои статуи.

– Но если твой отец всячески противился твоим занятиям, Микеланджело, то Великолепный, наоборот, поощрял их.

– Я впервые встретился с ним в этом саду, куда меня привёл мой приятель Франческо Граначчи, – лицо Микеланджело на миг просветлело. – Тут как раз расставляли античные статуи. Одна из них особенно поразила меня – это голова фавна, отличавшегося весёлым выражением лица. Мне захотелось скопировать его, но трудность состояла в том, чтобы добыть мрамор. К счастью, кто-то из скульпторов, работавших здесь, сжалился надо мной, подарив кусок мрамора и одолжив резец. Это был первый резец, к которому я притронулся в своей жизни. За несколько дней голова была окончена, но так как нижняя часть лица статуи отсутствовала, то я дополнил её и изобразил моего фавна с широко разинутым ртом, как у человека, который хохочет. Сеньор Лоренцо, прогуливаясь здесь, увидел, как я шлифую мой бюст. «Тебе захотелось сделать этого фавна стариком, – сказал он мне, смеясь, – а между тем ты ему оставил все зубы. Разве ты не знаешь, что в этом возрасте нескольких зубов всегда недосчитываются?» Тогда, едва он удалился, я отбил у фавна один зуб. И, когда он на следующий день пришёл вновь, то сказал мне: «Передай непременно своему отцу, что я хочу поговорить с ним».

– Да, я помню, что за должность на таможне твой отец согласился отдать тебя в школу скульпторов. А сеньор Лоренцо поселил тебя в своём дворце, допустил к своему столу и велел обращаться с тобой, как с собственным сыном.

– Но те времена прошли, – на лице Буонаротти возникло прежнее угрюмое выражение.

– Почему же? Ведь сеньор Пьеро приказал вернуть тебе комнату во дворце и прежнее содержание.

– Он вспомнил обо мне, только когда ему пришла в голову фантазия сделать у себя во дворе колосса из снега, который во Флоренции большая редкость, – в голосе молодого скульптора прозвучал явный сарказм. – Боюсь только, как бы его расположение ко мне не растаяло, как снежная статуя.

– Ну, что ты, Микеланджело, сеньор Пьеро очень доволен тобой, – попытался утешить его Мирандола.

– Ещё бы, наш правитель гордится, что имеет при себе меня и одного скорохода-испанца, столь проворного, что как бы быстро он не пускал коня, скороход всё равно его обгонит.

Произнеся эти слова, Буонаротти добавил:

– А теперь простите, но мне нужно работать.

– Обращение с ним как с равным со стороны лучших людей Флоренции воспитало в Микеланджело гордость, которая не склонит головы ни перед чем, – заметил граф своим спутницам, когда они двинулись к выходу из сада.

– Мне кажется, этот юноша мог бы быть более вежливым с нами, – ответила донна Аврелия.

– Дело в том, мадонна, что после одного случая Микеланджело стал сторониться женщин.

– Это после того, как ему изуродовали нос?

– Не совсем. Ещё будучи совсем юным, он влюбился в младшую дочь Великолепного мадонну Контессину. Ведь у него была комната во дворце, где жила и она. К тому же, девушка часто приходила с отцом сюда и наблюдала за работой Микеланджело.

– Надеюсь, мадонна Контессина поставила его на место.

– Кто может поручиться за сердце девушки? Сегодня оно сгорает от любви, а завтра холодно как лёд. Впрочем, вскоре после несчастного случая с Микеланджело Лоренцо выдал дочь замуж за сына своего друга банкира Ридольфи.

– Куда вы пойдёте теперь? – немного помолчав, спросил граф.

– В гостиницу.

– Позвольте, я провожу вас.

– Но, возможно, у тебя есть свои дела, сеньор?

– Нет, я хотел послушать проповедь фра Джироламо, но всё равно уже опоздал.

Лоренца удивлённо посмотрела на Мирандолу, который со своими изысканными манерами никак не походил на почитателя неистового монаха.

– Ты хотела что-то спросить у меня, донна Лоренца?

– А это правда, сеньор, что если бы не ты, то Савонарола никогда бы не появился в городе?

– Да, это по моей просьбе Лоренцо пригласил фра Джироламо во Флоренцию, – спокойно подтвердил граф. – Однажды мне довелось услышать его проповедь в Сан Джиминьяно и он показался мне человеком особенным, обладающим некой магической силой. Поэтому я и сказал Великолепному, что фра Джироламо сделает честь и ему, и городу.

Девушка на миг задумалась:

Мне бы хотелось исповедаться ему.

– Нет ничего легче, донна Лоренца. Я попрошу фра Джироламо и он, надеюсь, не откажет мне.

Вернувшись в гостиницу, вдова прилегла, а Лоренца села читать любимого Петрарку. Тем временем алансонка складывала её одежду.

– Что ты ищешь, Катрин? – спустя минуту спросила Лоренца.

– Ваш омоньер, мадемуазель.

– А ты везде посмотрела?

– Да.

– Кажется, я забыла взять его, когда пошла в церковь, – вспомнила Лоренца. – Может быть, он упал за сундук?

– Нет, за сундуком его нет.

Девушка задумалась. Внезапно у неё мелькнула мысль о грамоте Великолепного. К счастью, пергамент лежал на прежнем месте в сундуке, ключ от которого она всегда носила с собой. Но это не успокоило Лоренцу. Когда она рассказала обо всём проснувшейся донне Аврелии, та сразу отправила Катрин за Бутти. Узнав о пропаже, хозяин очень расстроился, так как в подобных случаях полагалось приглашать барджелла со стражей. Но следствие могло навредить репутации гостиницы и отпугнуть постояльцев, даже если бы вор оказался посторонним человеком. Поэтому Бутти попросил вдову ничего не предпринимать, пока он сам не допросит слуг. Через час дядя Наннины вернулся ещё более расстроенный и сообщил, что ничего не добился.

– Эта прислуга работает у меня уже несколько лет, – оправдывался он перед донной Аврелией. – И раньше ничего подобного здесь не случалось.

При виде отчаяния хозяина гостиницы, готового рвать на себе остатки волос, Лоренце стало жаль его. К тому же, украденная сумма едва ли составляла два экю.

– Давайте забудем о краже, – предложила девушка. – Надеюсь, это больше не повторится.

Вдова начала было ворчать, но флорентиец поспешил заверить её, что будет лучше присматривать за слугами. На всякий случай, Лоренца решила отдать рубин и грамоту Великолепного на хранение в банк Донати. С этой целью на следующее утро она и донна Аврелия отправились туда под охраной слуг Монбара.

Едва вдова назвала своё имя, как их тотчас же проводили в кабинет банкира. Но вместо Анджело Донати они увидели там Бенедетто Нери.

– Мой отец остался в Морбе, а мне приказал вернуться на службу, – сообщил тот, глядя при этом на Лоренцу.

– А где мессир Анджело? – поинтересовалась вдова.

– Он куда-то вышел.

– Мы можем с племянницей подождать его?

– Конечно, мадонна!

Нери предложил донне Аврелии стул, в то время как Лоренца захотела рассмотреть карту мира, висевшую на противоположной стене под распятием. Подведя её к карте, приказчик Донати тихо сказал:

– Я слышал, что тебя избрали королевой турнира, донна Лоренца.

– Да, барон де Монбар оказали мне эту честь, хотя там были более достойные дамы.

– Но ты – прекраснее их всех!

– А как здоровье твоего отца, сеньор Бенедетто? – после паузы поинтересовалась девушка.

– Надеюсь, что скоро он выздоровеет и сможет познакомиться с тобой…

– …и с моей тётушкой.

– А кроме тётушки у тебя есть другие родственники?

– В Париже нет.

– В таком случае, мне нужно поговорить с донной Аврелией.

– О чём?

– О том, что с тех пор, как я впервые увидел тебя, донна Лоренца, я постоянно думаю о тебе.

– Почему?

– Мне кажется, я влюбился в тебя!

– Но ведь мы – родственники, – Лоренца покосилась в сторону задремавшей вдовы.

– Дальние. Поэтому можем пожениться. Мой отец уже знает обо всём, но, прежде чем дать своё согласие на наш брак, хочет познакомиться с тобой. Уверен, что как только он увидит тебя, то сразу поймёт, что лучшей невестки ему не найти! Лишь бы только твоя тётушка дала согласие!

– Тебе не стоит с ней об этом говорить, сеньор Бенедетто.

– Почему? Если понадобится, я буду умолять её на коленях!

– А моё мнение тебя не интересует?

Бенедетто смутился:

– Прости, донна Лоренца, но я подумал…

– Не знаю, о чём ты подумал, сеньор Бенедетто, но я не люблю тебя.

– Боюсь, ты разбила моё сердце, донна Лоренца, – после паузы печально произнёс молодой человек.

– Тебе лучше забыть меня.

После этих слов девушка отвернулась к карте. Быстро отыскав Францию и похожий на сапожок Апеннинский полуостров, она скользнула взглядом по Средиземному морю и остановилась на огромном континенте, который своим концом упирался в неровную полоску, идущую вдоль нижнего края карты. По рассказам своего приёмного отца Лоренца знала, что моряки, пускаясь в плавание вдоль западного побережья Африки, боялись удаляться далеко на юг, где, по слухам, морская вода кипела, как кастрюля над очагом. Вот почему никто не решался добираться до восточных стран этим путём. Приблизительные же очертания сказочно богатой Индии и Китая («страны Великого хана») были нанесены на карту благодаря венецианскому купцу Марко Поло, совершившему двести лет назад путешествие туда через Переднюю Азию и Персию, захваченные теперь турками.

– Тебя заинтересовала моя карта, донна Лоренца? – спросил, войдя в комнату, Донати.

– Да, мессир Анджело.

Банкир подошёл к девушке, в то время как его приказчик вернулся к столу и сделал вид, будто изучает лежащие на столе бумаги.

– Красными кружками здесь обозначены города, где есть отделения моего банка, в том числе, Париж, Брюгге, Лондон, Аугсбург, – пояснил Донати. – А чёрными – откуда привозим шерсть. Потому что все банки наряду с финансовыми операциями осуществляют и торговые сделки. Как ты можешь видеть, донна Лоренца, мы закупаем шерсть во Франции, Бургундии и Англии, а продаём уже готовые сукна.

– Шерсть, шёлк и банки – это главное богатство Флоренции, – добавил банкир. – Мы, флорентийцы, разбогатели именно на изготовлении суконных тканей и вывозе их в другие страны. Хотя сами предпочитаем одеваться в шёлк, бархат и парчу.

– Я заметила это.

– Но не думай, что всё так просто. Ведь над одной штукой сукна обычно трудятся двадцать рабочих от первоначального промывания шерсти в Арно, первого расчёсывания, затем более тщательного чесания, прядения, ткачества, валяния, окрашивания, аппретирования, подстригания до конечного растягивания и стирки, тщательного осмотра и маркировки тканей. В год же их изготавливается более ста тысяч штук, причём занимаются этим около тридцати тысяч человек.

– А что это за крестик? – Лоренца указала на северное побережье Африки.

– Оттуда, а также из стран Востока мы ввозим красители, хотя при этом нам приходится изрядно переплачивать посредникам, потому что турки не допускают христиан к торговле с восточными странами.

– Кстати, а ты слышала о последней экспедиции испанцев в Вест-Индию, которую возглавил некий Коломбо, бывший суконщик из Генуи? – спросил затем банкир.

– Да, отец рассказывал мне об этом.

– Так вот, мой друг сеньор Америго Веспуччи считает, что на самом деле они добрались не до островов Вест-Индии, а открыли новые ранее неизвестные земли.

– Неужели?

– Америго обучался астрономии у покойного Паоло Тосканелли, составлявшего самые точные карты на свете, и высчитал по звёздам, что Земля имеет гораздо большие размеры, чем это считалось раньше. Следовательно, испанцы не могли так быстро добраться до Индии. И теперь Веспуччи мечтает о том, чтобы совершить путешествие к этим землям и составить их описание и карты.

– А этот сеньор Америго случайно не родственник генуэзски Симонетты?

– Он был её деверем и ещё при жизни мадонны Симонетты устраивал ей публичные сцены вместо Марко Веспуччи, её мужа, из-за связи генуэзски с Джулиано Медичи.

– Впрочем, – заключил банкир, – мой друг всегда был одержимым, касалось ли это защиты чести семьи или открытия новых земель.

Когда Лоренца вручила шкатулку с рубином и грамоту Великолепного Донати, тот заверил девушку, что в его банке её имущество будет в полной сохранности. Что же касается Бенедетто, то он упорно смотрел в сторону. Хотя девушке было жаль Нери, она не могла поступить иначе, потому что её собственное сердце принадлежало одному лишь Амори де Сольё. Но дождётся ли когда-нибудь она от него слов любви? В душу Лоренцы невольно стали закрадываться сомнения.

С утра перед поездкой в Кареджи Наннина не стала завивать ей локоны, свободно пустив пряди вдоль щёк, что позволило оттенить нежную кожу лица, и, вдобавок, одолжила Лоренце свой белый платок. Вместе с вдовой, Сольё и Монбаром девушка присоединилась к пёстрой толпе всадников, которая двигалась от дворца Медичи. В свите правителя Лоренца заметила Фичино, Полициано и Мирандолу. Последний было собрался составить ей компанию во время путешествия, но ему пришлось уступить эту роль Пьеро Медичи. Всю дорогу правитель без устали осыпал девушку комплиментами, невзирая на присутствие своей жены. Вполуха внимая ему, Лоренца любовалась простиравшимся вокруг живописным ландшафтом, из-за которого Медичи избрали Кареджи для строительства своей загородной резиденции. Уже начавшие желтеть во второй половине августа холмы с виноградниками, стройные свечи тёмных кипарисов на фоне прозрачной синевы, серебристые оливы – всё это радовало глаз. Вилла Медичи располагалась на вершине холма. Её окружали высокие стены с поясом средневековых зубцов и машикулей. Гладкая поверхность фасада из жёлтого песчаника, прорезанная редко расположенными прямоугольными окнами, конрастировала с красной черепичной крышей. От городского палаццо виллу отличали северная и южная лоджии с лёгкими арками и тонкими ионическими колоннами. В нижнем этаже, помимо зала и примыкающих к нему больших сводчатых комнат, находились: столовая, комнаты для гостей (с отдельной лестницей), ряд хозяйственных помещений и капелла. Во втором этаже, кроме верхнего зала, были жилые покои. Третий этаж занимали служебные помещения и кладовые. Умеренность в применении декоративных элементов во внутренней и внешней отделке компенсировалась красотой окружавшего виллу сада, куда выходили лоджии.

На площади перед виллой уже всё было готово для празднества, которое должно было начаться с соревнований по стрельбе из лука. В одном конце установили трибуну, а в другом – столбы с подвешенными кольцами. Лоренца сидела между кардиналом Медичи и вдовой. Что же до её спутников, то они, как и Пьеро, пожелали принять участие в турнире. Отсутствовал только Джулиано Медичи, с которым приключилась внезапная болезнь.

– Мой брат влюблён и поэтому во что бы то ни стало хочет одержать победу, – покосившись на Лоренцу, неожиданно заметил кардинал. – Trahit sua quemque voluptas (Каждого влечёт его страсть).

Но девушка сделала вид, будто не поняла его слова. К удивлению всех присутствующих, победителем вышел Амори де Сольё. Так как во время этих состязаний королеву празднества не выбирали, то приз – серебряную стрелу, ему вручила Альфонсина Орсини. По недовольному лицу правителя можно было догадаться, что он был расстроен своим поражением.

Затем дамы и кавалеры на время разошлись, чтобы, согласно флорентийскому обычаю, пообедать в разных помещениях. После отдыха прямо в лоджии был устроен уже музыкальный турнир и здесь первенствовал Марсилио Фичино. Его игра на цитре очаровала всех присутствующих. А граф Мирандола, выражая всеобщий восторг, заявил, что в Марсилио вселилась душа Орфея. На что тот ответил с умеренной весёлостью:

– Я рад, что вам понравилось, сеньоры.

Затем гости стали разбредаться по саду, а молодёжь затеяла в нижнем зале хоровод. В нём приняла участие и Лоренца с Амори, весело распевая вместе со всеми:

Славьте Вакха и Амура!

Прочь заботы, скорбь долой!

Пусть никто не смотрит хмуро,

Всяк пляши, играй и пой!

Будь что будет, – пред судьбой

Мы беспомощны извечно.

Нравится – живи беспечно:

В день грядущий веры нет.

– Какая удивительная песня! – заметила раскрасневшаяся после пляски девушка. – Радостная и печальная одновременно.

На что проходивший мимо Полициано заметил:

– Это неудивительно: ведь её сочинил сам Великолепный.

– Я вижу, вам понравилось в Кареджи, – подмигнув Амори и Лоренце, добавил затем поэт.

– Прекрасное место, – согласился с ним молодой человек.

– Да, здесь волшебная природа, – с воодушевлением подтвердила дочь Великолепного.

– Поэтому Козимо Медичи именно в Кареджи основал Платоновскую Академию …

Не успел поэт закончить свою фразу, как в зале под руку с Фичино появился граф Мирандола:

– Могу я узнать, о чём у вас идёт речь?

– Об академии, которую сейчас возглавляет Марсилио, – пояснил Полициано

– Так мы называем наши собрания, проводимые на манер древних философов на природе, – пояснил молодым людям сам Фичино. – Наша академия не имеет ни своего устава, ни правил, дабы не сковывать ничью свободную волю. Главная её цель – облагородить языческое учение христианской моралью. Ибо я считаю, что Платон являлся не кем иным, как предтечей Христа.

– Я читал Платона, однако не нашёл в собрании его речей ничего подобного заповедям Христа, – возразил Сольё.

– В таком случае, сеньор, тебе нужно было посетить хотя бы одно из наших заседаний, – поддержал друга Полициано. – Тогда Марсилио живо бы обратил тебя в свою веру.

– Обычно мы отмечаем день рождения Платона в середине лета, – продолжал между тем каноник. – В этот день бюст великого учителя устанавливается на почётное место и украшается лавровым венком. К нему обращаются приветственные стихи и речи. А завершается празднество пением молитвенных гимнов в честь покровителя нашей академии.

– Но разве подобные действия – это не язычество, противное истинной вере? – спросил Амори.

Вместо Фичино ему ответил Мирандола:

– По сути, все существующие религии – лишь несовершенное выражение той универсальной истины, которая ещё только рождается. Поэтому нет ничего выше свободной человеческой воли.

– А как же быть с изречением Платона, что никто не избежит своей судьбы?

– Дело в том, что Господь, создав человека, соединил в нём три части мира – начало элементное: стихии земли, воды, воздуха и огня; начало земное и небесное. Благодаря этому каждый из нас и обладает возможностью греха или святости и способностью к совершенствованию.

– При этом не надо забывать о демонах, повсюду подстерегающих нас и толкающих к злу, – суеверно добавил Фичино. – От них же можно предохраниться лишь с помощью амулетов, заклинаний и предсказаний астрологов.

– По моему мнению, астрология – наука безбожная и безнравственная, – неожиданно возразил Мирандола. – Посему никакие звёзды не могут противостоять свободной человеческой воле, являющейся главнейшей из жизненных необходимостей. Лично я верю, что только с помощью Каббалы, священной книги иудеев, можно расшифровать и объяснить Библию.

– Мы называем графа «Фениксом прошлых культур», – в свой черёд, заметил Полициано, – потому что он читает в подлиннике не только Платона, но и Священное писание.

В ответ Амори пожал плечами:

– Мне кажется, сеньоры, что вы противоречите не только друг другу, но и самим себе. – По крайней мере, Платон, которому вы поклоняетесь, был бы чрезвычайно удивлён, услышав ваши толкования его сочинений.

– Но, в конце концов, у нас есть одна общая задача, – примирительно произнёс Фичино. – Через пропасть тёмных веков перенести живое наследие классической древности в настоящее, и не просто перенести, а по возможности ещё усовершенствовать его.

– Согласен с тобой, Марсилио, – кивнул Мирандола.

Что же касается Лоренцы, то она не понимала одного: как, преклоняясь перед античными философами, друзья Великолепного могли одновременно одобрять учение Савонаролы?

Воспользовавшись тем, что Мирандола затеял с кем-то новый философский спор, в котором приняли участие также Полициано и Фичино, Амори предложил вдове и Лоренце прогуляться по саду. У дочери Великолепного с утра было предчувствие, что именно сегодня между нею и молодым человеком произойдёт окончательное объяснение. Оставалось только на время избавиться от донны Аврелии. Неожиданно их догнал чернокожий мальчик в тюрбане, по-видимому, слуга Медичи, и сообщил, что супруга Пьеро желает поговорить с вдовой.

Обнаружив в конце сада мраморный грот, Сольё предложил девушке там немного передохнуть. Лоренца была готова выслушать признания его признания. Но вместо этого Амори, поинтересовавшись, не скучает ли она по Парижу, завёл речь о возвращении во Францию и о том, как ему хотелось бы вновь увидеть родных и близких. Так шли минута за минутой и девушка уже начала изнывать от бесплодного ожидания, как вдруг в грот снова вошёл маленький негр. Оказалось, теперь уже Амори зачем-то понадобился Монбару.

– Я подожду Вас здесь, – поспешно сказала Лоренца, не желавшая признавать своё поражение.

С сожалением посмотрев вслед молодому человеку, она вздохнула. Неожиданно ветер донёс до неё чьи-то голоса. Судя по всему, это разговаривали двое мужчин, прогуливавшихся по аллее возле грота. Невольно прислушавшись к их беседе, Лоренца поняла, что это были папский нунций и посол из Милана, которых она видела среди гостей.

– Сеньор Лодовико со дня на день ожидает перехода французов через Альпы, – сказал миланец. – Король Карл твёрдо обещал, что не позднее его именин покинет Лион и двинется в сторону Гренобля.

– Это ещё не значит, что он дойдёт хотя бы до Турина, – возразил епископ. – Всем известно, что французы стеснены в средствах.

– И всё-таки на месте Его Святейшества я бы хорошо подумал, стоит ли ему продолжать с такой настойчивостью придерживаться союза с Неаполем.

– Вы же знаете, что наш святейший владыка недавно женил одного из своих племянников на неаполитанской принцессе. К тому же, Медичи тоже заключили союз с королём Ферранте.

– Неужели кто-то всерьёз воспринимает этих юнцов? – миланец немного понизил голос. – Из них троих опасность представляет лишь кардинал. Но что он сможет сделать, если его брата интересуют только охота и женщины? Своей грубостью и заносчивостью Пьеро настроил против себя многих флорентийцев и оттолкнул большинство союзников. Вдобавок, чтобы убрать возможных соперников, он велел схватить кузенов Великолепного, Лоренцо и Джованни Медичи, которым, к счастью, удалось бежать и найти защиту у короля Карла. По моим сведениям, в городе зреет недовольство против Пьеро, которое подогревают речи этого сумасшедшего монаха.

– Кстати, – добавил он, – как папа Александр относится к тому, что Савонарола поносит его в своих проповедях?

– Его Святейшество не волнуют речи какого-то доминиканца. Тем более, если понадобится, его всегда можно будет подкупить.

– Вы так думаете? Великолепный, как я слышал, уже пытался это сделать.

– Но он не предлагал Савонароле кардинальскую шапку…

Голоса стали стихать и Лоренца догадалась, что оба собеседника отошли от грота.

– Мне стоило большого труда разыскать тебя, красавица, – перед девушкой внезапно возник Пьеро Медичи.

– Я уже ухожу, монсеньор, – Лоренца хотела было подняться со скамьи, однако правитель усадил её обратно.

– Ты кого-то ждёшь? – поинтересовался он, пристроившись рядом.

– Да, мессира Амори. Он должен скоро вернуться.

– Вряд ли, – Пьеро усмехнулся. – Это я подослал к нему раба, а не посол короля Карла, который сейчас беседует с моим братом. А красноречие Джованни остановить нелегко.

– Не понимаю, зачем ты это сделал, монсеньор…

– Неужели ты и вправду не догадываешься? – правитель взял девушку за руку. – Я целый день мечтал об этой минуте, но рядом с тобой постоянно крутился то Мирандола, то молодой француз.

– Ты о чём-то хотел поговорить со мной, монсеньор, – напомнила Лоренца, безуспешно пытаясь отнять свою руку.

– Да, о моей любви к тебе, – Пьеро придвинулся ещё ближе. – Мне пришлось уступить во время состязаний послу и его помощнику, потому что они – мои гости. Однако, надеюсь, ты сейчас вознаградишь меня за это?

– Вы говорите загадками, монсеньор.

– Сколько тебе лет? – после паузы поинтересовался правитель.

– Пятнадцать.

– Вот как? Ты кажешься более… взрослой. Но и в твоём возрасте девушка уже должна понимать, что если государь просит о чём-то, то его просьба равносильна приказу.

– Я – подданная французского короля, монсеньор.

– Но сейчас ты находишься во Флоренции, а здесь я – самовластный государь.

– В таком случае, странно, что ты терпишь в городе Савонаролу.

– Причём тут фра Джироламо? – в голосе Пьеро послышалось раздражение.

– Потому что он ругает Медичи на каждом шагу и его никто не останавливает.

– Ты ещё слишком молода и не можешь понять всех тонкостей политики. К тому же, все вокруг, начиная с Мирандолы, твердят мне, что фра Джироламо святой. И что он прославит Флоренцию.

– Если бы кто-то отказал в предсмертном отпущении грехов моему отцу, то я бы не простила его.

– Ещё при жизни моего отца фра Джироламо всячески поносил его, но он не только не изгнал настоятеля Святого Марка из города, а, наоборот, посылал богатые вклады в возглавляемый им монастырь и даже ходил слушать туда мессу. Почему же я должен поступать иначе?

– Потому что может так случиться, монсеньор, что Савонарола, а не ты, станет хозяином города.

– Это уже слишком, – отмахнулся Пьеро. – Будем считать, что ты мне ничего не говорила, а я тебя не слышал. Забудь об этом монахе и поговорим лучше о нас.

– Я могу любить тебя, монсеньор, лишь как брата…

– Опять отговорки? – правитель нахмурился. – Или ты отдала своё сердце кому-нибудь другому? Возможно, послу короля Карла?

– Нет.

– В чём же дело, если твоё сердце свободно? Мой отец говорил: «Сорви розу, пока она цветёт!» И радовался, когда во время карнавала повсюду распевали сочинённые им песни. Говорят, что я унаследовал его талант. Уступи мне: и вся Флоренция будет у твоих ног, а я воспою тебя в своих стихах!

Произнеся эти слова, Пьеро притянул девушку к себе. «Вы не успеете и глазом моргнуть, как станете любовницей собственного брата», – вспомнила она слова Монбара.

– Я не могу, монсеньор! – Лоренца снова попыталась подняться, но ей это не удалось.

– Отпусти её!

Повернув голову, девушка увидела Амори. Так как Пьеро продолжал удерживать Лоренцу, Сольё схватил его за ворот платья и тот поневоле вынужден был подчиниться.

– Ты поплатишься за это! – прошипел правитель, однако в его глазах мелькнул испуг.

– Я вызываю Вас на поединок, потому что Вы оскорбили честь мадемуазель де Нери! – вероятно, от волнения, Амори перешёл на французский язык.

– Государь волен не отвечать на вызов лица, стоящего гораздо ниже его, тем более, иностранца, – постаравшись придать себе прежний высокомерный вид, ответил старший сын Великолепного.

– Мой предок упоминается в летописях времён первых крестовых походов. Можете ли Вы сказать о себе то же?

Лицо правителя пошло красными пятнами. Тогда Лоренца воскликнула:

– Вы не можете драться!

– Не вмешивайтесь, мадемуазель де Нери, – хмуро сказал Амори. – Это мужское дело!

– Я не могу допустить, чтобы один из вас был убит! – лихорадочно произнесла девушка. – Прошу Вас, оставьте в покое моего брата, мессир де Сольё!

Молодые люди, как по команде, повернулись к ней.

– Да, я – дочь Великолепного, – с мученическим видом призналась Лоренца.

– Это неправда! На самом деле ты – французская шпионка и подослана со своим любовником убить меня! – истерично выкрикнул Пьеро. – Только в последний момент ты испугалась и теперь пытаешься выкрутиться с помощью лжи!

– Клянусь честью дворянина, что она говорит правду, – эту фразу произнёс Монбар, который появился вместе с кардиналом Медичи.

– Но как это может быть?

– Мадемуазель де Нери показывала мне документ, в котором Великолепный признаёт её своей дочерью.

– Скажи хоть что-нибудь, Джованни, – с надеждой обратился к кардиналу Пьеро.

– Успокойся, брат, – ответил тот.

После чего перевёл взгляд на Лоренцу:

– Если у тебя действительно есть такой документ, то мы готовы рассмотреть его…

– Мне ничего не нужно от вас!

– А кто твоя мать? – после паузы спросил кардинал.

– Я не знаю. Бернардо де Нери, мой приёмный отец, сказал лишь, что она – знатная дама, француженка.

Джованни и Пьеро переглянулись, после чего последний официальным тоном заявил Монбару:

– Я принял решение относительно предложения короля Карла о заключении мирного договора. Вот мой ответ: наша связь с Неаполем имеет более давние корни и поэтому Флоренция не может изменить своему союзническому долгу.

– Это Ваше последнее слово, монсеньор? – поинтересовался внешне спокойный капитан.

– Да, барон. Надеюсь, Вы понимаете, что вашему посольству теперь нечего делать во Флоренции, – правитель метнул полный ненависти взгляд на Сольё.

– Погоди, брат, – попытался остановить его кардинал.

Но тот дёрнул плечом:

– Разве ты сам не говорил мне, Джованни, что я должен поступать так, как поступал наш отец? А ведь он почти всю свою жизнь поддерживал союз с Неаполем.

Больше так и не посмотрев на Лоренцу, Пьеро удалился вместе с кардиналом.

– Выходит, Вы – родственница этих чванливых Медичи?

– Да, – девушка потупилась под взглядом Амори.

– В таком случае, мне не с чем поздравить Вас!

– Подождите, мессир де Сольё! – Лоренца кинулась было вдогонку за молодым человеком, но её удержал Монбар.

– Сейчас Вы ничего не докажете моему другу.

В отчаянии дочь Великолепного закрыла лицо руками:

– Вы ничего не знаете! Я люблю его!

– Я почти с самого начала догадывался об этом.

Девушка недоверчиво посмотрела на капитана.

– Видите ли, мадемуазель… де Нери, поразмыслив на досуге после последней нашей встречи, я пришёл к выводу, что Вы отвергли меня не потому, что я Вам не нравлюсь, а потому, что Вы влюблены в другого. Сперва я подумал, что мой соперник – брат Вашей подруги. Но после того, как Вы явились ко мне в гостиницу и попросили взять Вас с собой во Флоренцию, мне всё стало ясно.

– Но Вы согласились исполнить мою просьбу.

– Скажем так: я преследовал личные цели, – признался барон. – Однако теперь убедился, что совершил ошибку: из-за Вас я не выполнил поручение короля.

– Что же касается Сольё, – добавил он, – то, насколько мне известно, ему больше нравятся блондинки.

– Что же мне делать? – этот вопрос девушка задала скорее себе самой, чем Монбару.

Однако тот ответил ей:

– Одно из двух: либо Вы едете с нами, либо остаётесь здесь. Возможно, Медичи и примут Вас в семью.

Вернувшись в гостиницу, Лоренца отказалась от ужина. Часа два она пролежала в постели, не в силах заснуть. В отличие от неё, вдова, не знавшая об инциденте в гроте, спала сном младенца. Воспользовавшись этим, девушка набросила на плечи накидку и вышла на лоджию, желая подышать свежим воздухом. Внезапно в боковой пристройке, где располагались комнаты Сольё и Монбара, скрипнула дверь и оттуда выскользнула Наннина. Проводив её взглядом, Лоренца вспомнила слова Монбара о том, что Амори предпочитает блондинок. Сначала она хотела было вернуться в комнату, но ревность взяла верх над её гордостью. Не осознавая, что делает, девушка спустилась вниз и нерешительно постучалась в дверь комнаты Сольё.

– Кто там? – почти сразу спросил молодой человек.

Услышав его голос, Лоренца совсем пала духом: выходит, Амори не спал. Однако отступать назад было уже поздно.

– Это я…

– Что случилось? – вероятно, узнав её по голосу, Сольё, открыл дверь.

– Мне необходимо поговорить с Вами.

Сын донны Марии вышел во двор:

– Говорите, я Вас слушаю.

– Простите, что разбудила Вас.

– Ничего, я читал.

Холодный тон молодого человека ещё больше смутил девушку, но молчать дальше было бессмысленно.

– Я хочу объяснить Вам, почему мне пришлось скрыть от Вас правду о моём рождении.

В ответ Амори пожал плечами:

– Сеньор де Монбар мне уже всё рассказал.

– Могу я узнать, что именно?

– По его словам, Вы не доверяли мне потому, что мы знакомы с Вами недавно. А моему другу Вы открылись затем, чтобы он взял Вас во Флоренцию. Не так ли?

– Да, вернее, нет. Правда то, что касается барона. Но разве могла я не доверять сыну моей дорогой крёстной?

– Тогда почему Вы молчали?

– Я боялась, что Вы станете презирать меня.

– Но ведь Вы не виноваты в том, что Ваши родители не были обвенчаны, – тон молодого человека немного смягчился. – Тем более, что в Италии не делают большой разницы между законными и незаконными детьми.

– Меня интересует только Ваше мнение! Прошу Вас, поклянитесь, что, узнав имя моего настоящего отца, Вы не изменили своего отношения ко мне!

Видя, что Сольё отвёл глаза, девушка решилась на крайний шаг:

– Поймите, что своим молчанием Вы разрываете мне сердце! Ведь я люблю Вас!

– Вы сказали, что… – после паузы смущённым голосом произнёс Амори и остановился, не закончив фразы.

– Да! Я поехала во Флоренцию только из-за Вас, а не потому, что хотела добиться признания своих прав наследниками моего отца!

– Я благодарен Вам за Ваши слова, но могу только сказать, что отношусь к Вам, как к сестре, – наконец, вымолвил молодой человек.

– Значит, Вы не любите меня! – истина вдруг предстала перед Лоренцей во всей своей жестокой очевидности.

Красноречивое молчание Сольё словно подхлестнуло её и девушка бросилась прочь.

Глава 4

Западня

«Если хотите узнать имя Вашей матери, то приходите сегодня, как только позвонят к «Анжелюс», к церкви Санта Кроче. Только ни слова французам, иначе я не выйду. Это письмо сожгите».

Пробежав ещё раз глазами написанный по-французски текст, Лоренца задумалась. Записку ей принесла утром Наннина, с таинственным видом сообщив, что её попросил передать Лоренце какой-то человек на рынке. Взяв послание, дочь Великолепного поспешила отослать Наннину, хотя той явно хотелось узнать его содержание. Однако после вчерашнего девушке было неприятно видеть племянницу Бутти. Последняя же заподозрила, что записку прислал какой-то влюблённый в «француженку» (как она называла про себя Лоренцу) мужчина. В отличие от флорентийки, у Лоренцы не было никаких предположений насчёт автора записки. Впрочем, девушка уже была благодарна ему за то, что тот отвлёк её мысли от Амори. При воспоминании о вчерашнем объяснении с ним Лоренцу всякий раз окатывала волна стыда. Как ей только взбрело в голову пойти ночью к молодому человеку? Разве так её воспитывали приёмные родители? Хорошо хоть, что они никогда не узнают о том, как низко пала их дочь. А её подруга? Что сказала бы она? Возможно, Жанна стала бы презирать её?

Вскоре мысли девушки снова вернулись к записке. Может быть, стоило всё же кому-нибудь её показать? Например, Монбару? Или Сольё? Нет, только не ему!

Внезапно в дверь постучали. Это оказался хозяин гостиницы, который сообщил, что донну Аврелию спрашивает Мирандола.

– Я привёл фра Джироламо: он согласился исповедать донну Лоренцу! – сообщил граф вдове.

Доминиканец дожидался их в маленьком садике при гостинице. При ближайшем рассмотрении монах произвёл на Лоренцу ещё более отталкивающее впечатление, чем в первый раз. Низколобый, с уродливо выгнутым носом и выдвинутым вперёд подбородком, он смахивал на одну из тех ужасных химер, что красовались на водостоках собора Парижской Богоматери. Представив ему Лоренцу, граф деликатно отошёл в сторону вместе с донной Аврелией. А Савонарола, усевшись прямо на траву и понюхав цветущую на клумбе дамасскую розу, поинтересовался:

– Кто был твоим духовником раньше?

– Каноник церкви Сен-Жерве в Париже, падре, – скрывая отвращение, ответила Лоренца.

– Ты – француженка? – удивился монах.

– Только наполовину: мой отец был родом из Флоренции.

– Был?

– Он недавно умер.

Встав на колени, девушка прочитала «Benedicite», молитву перед исповедью, и начала каяться:

– После смерти моих приёмных родителей, падре, я сбежала от моего опекуна.

– Непослушание – тяжкий грех, дочь моя. Но если ты дашь обещание вернуться к своему опекуну и попросить у него прощение, я отпущу тебе его. Дальше!

– Дело в том, падре, что я приехала сюда, во Флоренцию, с одним молодым человеком…

– Всё ясно, – прервал Лоренцу исповедник. – Вы с ним согрешили, не так ли?

– Нет, падре.

– Ты говоришь правду, дочь моя?

– Клянусь моей душой, падре.

– В таком случае, грех не столь уж и велик. Но, опять же, всё зависит от твоего опекуна, который один только вправе, кроме Бога, распоряжаться твоей судьбой. Дальше.

Савонарола явно торопился с отпущением грехов, вероятно, приняв Лоренцу за одну из тех своих почитательниц, которые были готовы на всё, лишь бы добиться исповеди у знаменитого проповедника.

– Мой третий грех в том, падре, что, разыскав родственников моего настоящего отца, я не сразу открылась им.

– Твоего настоящего отца? Кто же он? – без особого любопытства спросил монах.

– Лоренцо Медичи, прозванный Великолепным.

Насупив брови, исповедник бросил на девушку пронзительный взгляд:

– Ты в своём уме, дочь моя? Насколько мне известно, у покойного правителя было три дочери.

– Моя мать не состояла с ним в браке, падре.

– Ах, вот как! Значит ты – плод греха этого тирана, навеки погубившего свою душу, и какой-то несчастной!

– Хотя их связь и была греховной, падре, однако, как я слышала, во Флоренции незаконное рождение не осуждается столь сурово…

– Да, жители этого города погрязли в пороках и зачастую поклоняются языческим философам наравне с истинным Богом, за что и будут наказаны, – угрожающим тоном произнёс Савонарола.

– Ты же перед лицом церкви всегда будешь нечистой, – добавил он, – и, если хочешь смягчить Божий гнев, должна уйти в монастырь, чтобы замаливать там грехи своих родителей.

– Но я слишком молода, чтобы запереться в монастыре.

– Однако успела уже достаточно нагрешить и сама несёшь на себе печать греха!

– Стало быть, ты отказываешь мне, падре, в отпущении грехов, как когда-то отказал моему отцу? – после паузы спросила девушка.

– Что ты несёшь?

– Разве это неправда, что ты не дал благословения Великолепному перед смертью?

– Да, я отказал ему не только в отпущении грехов, но и в исповеди! – неожиданно разъярился Савонарола. – Когда меня позвали к нему, он упомянул о трёх грехах, особенно терзающих его: ограбление Вольтерры, кровавое подавление заговора Пацци и присвоение денег бесприданниц, отчего многие из них попали на скользкий путь.

Лоренца отметила про себя, что сведения хозяина гостиницы были довольно точны, хотя он и не упомянул о втором грехе Великолепного. Возможно, Бутти не признавал его за таковой, считая, что правитель имел право мстить за погибшего брата.

Между тем монах продолжал:

– «Господь милосерден, – сказал я ему. – Господь справедлив. Но прежде исповеди следует выполнить три необходимых условия». И когда он выказал готовность их исполнить, я перечислил их ему. Первое: необходимо иметь живую веру в Бога и его милосердие. «Я искренне верую!» – воскликнул он. Второе: он обязан был вернуть нажитое нечестным путём состояние, дабы самому загладить сделанное им зло. Или завещать сыну совершить это от его имени. По его лицу я видел, что моё требование пришлось ему не по вкусу. Однако и с этим он согласился и спросил, какое будет третье условие?

– И последнее, – Савонарола ещё больше повысил голос и Лоренца представила его мечущим громы и молнии над одром, на котором лежал её умирающий отец. – Он должен возвратить народу Флоренции незаконно узурпированную им власть и свободу!

– Что же ответил Великолепный?

– Ничего, – в голосе настоятеля Святого Марка невольно проскользнули уважительные нотки. – Он лишь молча отвернулся. Признаюсь, я содрогнулся перед этой не смирившейся гордыней. А на следующий день он умер, как и жил – нераскаявшимся грешником.

– Ты судишь о людях с высоты своего величия, падре. А на самом деле ты – не меньший грешник, чем мой отец, – не выдержала Лоренца.

– Да, ты – великий грешник, – убеждённо продолжала девушка, в то время как её исповедник, казалось, лишился дара речи. – Ибо присвоил себе право прощать или не прощать, что является привилегией только Господа. Даже самый последний человек на земле может получить пастырское благословение на пороге смерти. Поэтому ты, отказав в этом моему отцу, не исполнил свой долг.

– Не тебе судить меня, несчастная!

– Может быть, падре. Но когда ты предстанешь перед Богом и испросишь у него вечного благословения, смотри, как бы Господь не отказал тебе в нём, как ты это сделал с моим отцом! А если даже наш Творец и дарует тебе прощение, то я, дочь Великолепного, никогда не забуду об этом!

Но когда Лоренца поднялась с колен, она неожиданно столкнулась нос к носу со своим врагом. Некоторое время они молча мерялись взглядами. Потом вдруг Савонарола попятился и, осенив себя крёстным знамением, пробормотал:

– Дьяволица! Как она похожа на ту, из-за которой я принял постриг! Изыди, сатана! Не искушай меня!

Внезапно Лоренце всё стало ясно. Очевидно, в молодости Савонарола был влюблён в какую-то девушку, но та ответила ему отказом. Поэтому свою нерастраченную страсть монах вкладывал в проповеди, призывая уничтожать всё, что было связано с красотой.

– Я слышала, что любовь возвышает души и смягчает сердца, падре. Но твоё сердце, по-видимому, она превратила в камень. Когда-нибудь твои сторонники поймут это и оставят тебя. И ты умрёшь, всеми покинутый.

Произнеся эти слова, девушка, не оглядываясь, направилась к выходу из сада, где её ждали вдова и Мирандола. При виде расстроенного лица Лоренцы граф не стал спрашивать, как прошла исповедь, за что дочь Великолепного была ему очень благодарна.

После обеда, когда вдова, как обычно, прилегла отдохнуть, девушку вызвал во двор Монбар.

– Хочу сообщить Вам, мадемуазель де Нери, что приходил человек от Медичи: правитель желает, чтобы наше посольство завтра же покинуло город, – холодным тоном сказал барон. – К счастью, я предвидел нечто подобное и поэтому успел подготовиться: лошади и мулы уже подкованы, повозки починены и припасы на обратный путь закуплены. Теперь мне хотелось бы знать: Вы едете с нами или нет?

Украдкой бросив на него взгляд, Лоренца подумала: известно ли Монбару о её ночном разговоре с Амори? Однако по невозмутимому лицу капитана ничего нельзя было определить.

– Я… ещё не знаю, – девушка вспомнила о полученной утром записке. – Но сегодня после ужина я сообщу Вам своё решение, сеньор.

– Ну, что же, это всё, что я хотел сказать Вам.

Благодаря турниру Лоренца знала, где находилась Санта Кроче. Ей не стоило особого труда уговорить вдову сходить к вечерней мессе. Захватив с собой Катрин, они завернули за угол церкви как раз с последним ударом колокола. Сейчас площадь перед ней была пустынна, так как уже начали служить вечерню. Пропустив донну Аврелию вперёд, девушка задержалась на пороге.

– Ты никого не видишь, Катрин? – спросила она у служанки.

– Нет, мадемуазель, – алансонка робко покосилась в сторону древних руин напротив церкви.

Внезапно Лоренце почудилось, будто к ближайшей нише церковного фасада метнулась какая-то тень.

– Кто там? – громко спросила она.

Не ограничившись этим, девушка сделала несколько шагов в ту сторону, как вдруг из развалин высыпало несколько человек. Не успела Лоренца издать ещё хоть звук, как почувствовала, что её схватили сзади за шею и зажали ладонью рот. Затем двое или трое мужчин обмотали её туловище верёвкой и потащили девушку всё к тем же развалинам. Там уже стояли осёдланные кони. Последнее, что успела заметить Лоренца перед тем, как её увезли, это отчаянно отбивавшуюся от бандитов алансонку.

Через некоторое время они остановились. Послышался звон колокольчика и грубый мужской голос произнёс:

– Мы доставили ту самую бесноватую, о которой вас должны были предупредить, сестра.

– Бедняжка, должно быть, изрядно натерпелась от дьявола, – ответила им какая-то женщина.

– Будьте с ней осторожны. Мы вынуждены были связать её.

– Ничего, в нашей обители умеют обращаться с одержимыми.

Из этого разговора Лоренца поняла, что её выдают за сумасшедшую. Обитель же, о которой упоминала женщина, это монастырь, а сама она – монахиня. И, действительно, вскоре появились монашки в чёрно-белых одеяниях, которые подхватили её под руки и куда-то повели. Наконец, та из них, что несла свечу, открыла одну из дверей и девушка очутилась в монастырской келье, где помимо узкой кровати и сундука у стены больше не было никакой другой мебели. Освободив её от пут, монахини одновременно сняли со рта Лоренцы повязку.

– Где я? – было её первым вопросом.

– В обители Санта Лючия.

От Наннины девушка знала, что женский доминиканский монастырь Святой Лючии находился возле ворот Сан Никколо.

– Как тебя зовут? – в свой черёд, спросила монахиня, державшая свечу.

– Донна Лоренца.

Заметив, что доминиканка собирается уходить, девушка попыталась задержать её:

– Подожди, сестра! Я хочу знать, почему оказалась здесь? И кто те люди, что насильно привезли меня сюда?

Переглянувшись со своими товарками, монахиня притворно сладким голосом произнесла:

– Ты больна и нуждаешься в покое.

– Кто вам это сказал?

– Твои родственники, конечно.

– Какие родственники?

– Успокойся, ты и в самом деле очень больна, если не помнишь их. Хотя по твоему виду этого не скажешь.

– Но я здорова. Вас ввели в заблуждение! – с отчаянием воскликнула Лоренца.

– Тебе нужно отдохнуть, – повторила её собеседница. – А мы пока помолимся за тебя.

– Нет, не уходите, – девушка схватила монахиню за рукав рясы. – Вы не можете держать меня здесь против моей воли! Я – дочь покойного правителя Флоренции!

– У неё припадок, сёстры!

Общими усилиями доминиканкам удалось удержать Лоренцу. Между тем на крики стали сбегаться и другие обитательницы монастыря.

– Что здесь происходит? – донёсся из коридора властный, но не лишённый приятности голос.

Вслед за тем монахини расступились и в келью вошла какая-то женщина.

– Это бесноватая подняла шум, преподобная матушка! – пожаловался ей кто-то.

– Да она совсем юная! Бедное дитя!

Самой настоятельнице было где-то под сорок. Лоренцу поразили её огромные тёмные глаза, в которых словно навеки поселилась печаль. В то же время черты её лица, хоть и не совсем правильные, дышали энергией.

Пока девушка молча рассматривала её, настоятельница обратилась к монахиням:

– Может быть, она голодна? Или нуждается в чём-нибудь?

– Нет, преподобная матушка! Она просто бешеная!

– Это неправда, – тихо произнесла Лоренца, почувствовав, что у неё на глазах выступили слёзы.

– Чего же ты хочешь?

– Я хочу, чтобы меня выпустили отсюда!

– Но сейчас уже ночь: куда ты пойдёшь?

Дочь Великолепного на мгновение растерялась, а её собеседница, не повышая голоса, продолжала:

– Вот видишь: пока тебе лучше остаться у нас. А завтра мы поговорим.

– Хорошо, – девушка подумала, что сейчас ей действительно лучше сделать вид, что она смирилась. – Только скажи, преподобная матушка, моя служанка тоже здесь?

– Нет, тебя привезли одну.

– Так ты обещаешь больше не кричать и не пытаться выйти отсюда? – добавила настоятельница.

– Обещаю, преподобная матушка, если мне оставят свечу, потому что я боюсь темноты.

По приказу настоятельницы Лоренце принесли масляную лампу, после чего монахини удалились. Дождавшись, пока стихнут шаги в коридоре, девушка бросилась к двери, но та оказалась запертой. Тогда, заметив на стене распятие, она встала на колени и принялась молиться. Помолившись, дочь Великолепного села на кровать и немного поплакала. Затем сняла одежду и юркнула под тонкое одеяло. Необычная тишина монастыря сначала давила на Лоренцу, но потом сон одолел её.

Разбудил девушку звон монастырского колокола. Её голову словно стискивал железный обруч, а во всём теле ощущалась слабость. Вдобавок, настроение не улучшала и изображённая на настенной фреске сцена казни какой-то святой. Как впоследствии узнала Лоренца, это была святая Лючия. Эпизоды из её биографии с лёгкой руки флорентийского монаха фра Филиппо украшали все помещения монастыря.

Поднявшись с кровати, дочь Великолепного, шатаясь, приблизилась к окну. Сквозь решётку был виден монастырский сад, разбитый прямо во внутреннем дворе. Сейчас там никого не было, так как все монахини молились в церкви. Лишь возле колодца голуби пили воду. Почувствовав, что её бросило в жар, Лоренца решила вернуться в постель. Спустя час снова зазвонил колокол. Вскоре после этого послышался скрежет поворачиваемого в замке ключа и в келью вошла незнакомая монахиня. С опаской покосившись на девушку, она положила на сундук ломоть хлеба, тарелку с кашей и маленький кувшинчик.

– Могу я поговорить с настоятельницей, сестра? – спросила Лоренца.

Вздрогнув, та попятилась к двери:

– Преподобная матушка сейчас занята.

– Но ты передашь ей мою просьбу? – дочь Великолепного приподняла голову.

Вместо ответа доминиканка выскочила в коридор и, поспешно захлопнув за собой дверь, пробормотала:

– Как же, стану я беспокоить преподобную матушку из-за какой-то бесноватой.

Хотя со вчерашнего обеда у Лоренцы во рту не было маковой росинки, ей не хотелось есть. К тому же, каша оказалась нелюбимой ею с детства манкой. Запивая хлеб виноградным соком из кувшинчика, дочь Великолепного кое-как прожевала ломоть, одновременно размышляя о том, что посольство Монбара, наверно, уже покинуло Флоренцию. При мысли о том, что она осталась одна в чужом городе, девушка вдруг ощутила страх. Поставив на сундук кувшинчик, Лоренца подбежала к двери: может быть, ещё не поздно и она сумеет догнать своих!

– Выпустите меня отсюда! – ударив кулаком в дверь, крикнула дочь Великолепного.

Внезапно у неё потемнело в глазах и девушка рухнула без сознания на каменный пол.

Стараясь пробиться сквозь плотную красноватую пелену, Лоренца отчаянно звала Амори, пока его лицо не поплыло к ней навстречу. «Я не люблю тебя!» – расхохотавшись, произнёс молодой человек. При этом его голос прозвучал подобно грому, раскаты которого так неприятно отозвались в голове у девушки, что она жалобно попросила: «Не нужно, Амори». Сольё тотчас исчез, но вместо него появился Монбар. Насмешливый взгляд капитана неотступно преследовал Лоренцу и она застонала, пытаясь избавиться от этого видения. Потом Монбар тоже испарился, зато на его месте возникли укоризненные лица приёмных родителей Лоренцы. Вскоре к ним присоединился кто-то ещё, то ли Жанна Доруа, то ли донна Мария. Да, это была её крёстная. Протянув руки к девушке, графиня де Сольё печально произнесла: «Где ты, Лоренца? Вернись ко мне!» После чего последняя ощутила, как прохладная рука крёстной дотронулась до её пылающего лба:

– Всё будет хорошо, дитя моё.

Однако Лоренца никак не могла понять, почему у донны Марии чёрные глаза?

Первое, что услышала девушка, очнувшись, это нежное воркование голубей. Всё вокруг было в золотой дымке. А возле её кровати сидел ангел в чёрно-белых одеждах. Губы Лоренцы слегка шевельнулись:

– Я уже в раю?

– Нет, дочь моя, хотя ты и была близка к этому.

– Жаль…

– Не говори так. Ты ещё слишком молода, чтобы так рано умереть.

– Но зато уже успела достаточно настрадаться, преподобная матушка.

Настоятельница покачала головой:

– Не стоит жаловаться на судьбу, не зная о том, какие ещё испытания впереди уготовил нам Господь.

– Что со мной случилось? – после паузы спросила Лоренца.

– Тебя нашли без сознания возле двери, всю покрытую сыпью. Сначала мы подумали, что ты заразилась оспой. Но сестра Августина убедила нас, что это красная горячка (ветрянка).

– А кто такая сестра Августина?

– Наша монахиня, которая лучше других разбирается во всех болезнях и в лекарственных травах. Она сказала, что красной горячкой обычно болеют дети. Но иногда эта хворь бывает и у людей постарше.

Девушка бросила взгляд на свои запястья, усыпанные мелкими красными точками.

– А эта сыпь пройдёт?

– Конечно. В отличие от оспы, красная горячка после выздоровления не оставляет никаких следов.

В этот момент дверь открылась и в келью вошла пожилая некрасивая монахиня.

– Вот и сестра Августина, – сказала настоятельница.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась старушка, устремив на Лоренцу добрые голубые глаза.

– Сильно болит горло, – пожаловалась девушка.

– Сейчас тебе принесут горячее молоко, а горло нужно обмотать повязкой, смоченной уксусом.

– А когда я выздоровею, сестра?

– Недели две тебе ещё придётся провести в постели.

– Так долго!

– Ничего, самое страшное уже позади. Потому что от долгого лежания на холодном полу у тебя начался бред и я думала, что Господь призовёт тебя к себе.

– Какой сегодня день? – спросила Лоренца.

– Прошло уже два дня, как ты здесь.

Сдержав стон, девушка откинулась на валик, заменявший ей подушку: Амори уже далеко!

– Насколько мне известно, тебя зовут Лоренца? – спросила настоятельница, как только сестра Августина вышла.

– Да, преподобная матушка.

– А моё имя – мать Маддалена.

– Ты в бреду всё время твердила: «Амур, Амур», словно покинутая Психея, – после паузы шутливо добавила собеседница Лоренцы.

Догадавшись, что настоятельница перепутала имя Амори с Амуром, девушка смутилась.

Заметив это, мать Маддалена поднялась со стула:

– Пожалуй, тебе нужно отдохнуть. Поговорим после.

На десятый день Лоренца почувствовала себя абсолютно здоровой. Однако сестра Августина не позволила ей покинуть постель под предлогом того, что достаточно лёгкой простуды, чтобы у неё снова открылся жар. Тогда Лоренца решила обратиться к монахине, носившей ей еду:

– Я хочу одеться. Где моё платье, сестра?

– Одежду всех поступивших в монастырь мы отдаём на благотворительные цели, но вместо неё я принесу тебе другую.

Как заметила Лоренца, отношение доминиканки к ней стало более доброжелательным, что, вероятно, объяснялось влиянием настоятельницы. Облачившись в одеяние послушницы, девушка посмотрела на своё отражение в кувшине с водой. Её лицо было ещё покрыто сыпью, хотя кое-где она начала шелушиться. Оставались чистыми только нос, губы и подбородок. Но это не помешало Лоренце с аппетитом уплести пшённую кашу. Придвинув затем к открытому окну табурет, который остался в её келье после посещения матери Маддалены, дочь Великолепного предалась праздному наблюдению за монахинями и послушницами, прогуливавшимися по саду. Среди них она заметила несколько дам в светских нарядах. Это ободрило девушку: выходит, монастырь не был закрыт для посещений. Пригревшись на солнышке, она стала было клевать носом, как вдруг ощутила на себе сквозь дремоту чей-то взгляд. Оказалось, что это пришла настоятельница.

– Почему ты встала с постели, Лоренца? – с ласковой укоризной спросила она.

– Я уже здорова, матушка Маддалена.

– А сыпь? Тебе не помешало бы ещё полежать недельку-другую.

– Но я себя прекрасно чувствую!

Мать Маддалена вздохнула и девушка поняла, что она чем-то озабочена.

– Видишь ли, дитя моё, тебя хочет видеть одно высокое духовное лицо.

– Духовное лицо? – удивлённо переспросила Лоренца.

– Да, по его приказу тебя поместили сюда. Но я могу сказать, что ты ещё не совсем здорова. К тому же, это правда.

– Нет, я готова к встрече с ним, преподобная матушка! – решительно ответила девушка.

Наконец-то она сможет взглянуть в лицо своему неведомому врагу, заманившему её в западню!

Настоятельница ввела её в просторную комнату с высоким сводом, посредине которой стоял стол с массивным бронзовым подсвечником.

– Вот эта девушка, монсеньор, – сказала мать Маддалена.

Затем, бросив подбадривающий взгляд на Лоренцу, она вышла.

Сидевший за столом человек поднял голову и с губ девушки едва не сорвался изумленный возглас: это был кардинал Медичи. Положив руку на раскрытую страницу книги, он окинул Лоренцу беглым взглядом. В свою очередь, та не сводила с него глаз. Из-за полноты средний сын Великолепного казался старше своих девятнадцати лет. Нездоровый цвет лица и воспалённые веки свидетельствовали о его страсти к древним манускриптам, за расшифровкой которых кардинал проводил целые часы.

– Сейчас никто бы, в том числе и мой брат, не нашёл бы тебя красивой, – усмехнувшись, неожиданно произнёс Джованни Медичи.

Так как девушка промолчала, он продолжал:

– Наверно, тебе хотелось бы знать, почему ты оказалась здесь?

– Преподобная матушка сказала, что этим я обязана тебе, монсеньор.

– Да, это правда.

– Но почему? Чем я заслужила такое наказание?

– Ты и в самом деле не догадываешься?

– Нет, монсеньор.

– Ну, что же, даже если ты и притворяешься, это не поможет тебе! – на одутловатом лице кардинала внезапно мелькнуло жёсткое выражение.

– Я и в самом деле ничего не понимаю!

– Ты сама виновата во всём: если бы тебе не взбрело в голову объявить себя дочерью моего отца, то сейчас ты находилась бы на свободе.

– Но это правда: я – дочь Великолепного!

Джованни полузакрыл глаза:

– Как ты можешь доказать это?

– Я уже говорила, что Великолепный прислал моему приёмному отцу грамоту, в которой признал меня своей дочерью.

– Где же она?

Внезапно Лоренца ощутила опасность. Её насторожил вкрадчивый тон кардинала, словно под маской благодушия он скрывал другую, более опасную личину. И ещё этот его настороженно следящий взгляд из-под полуопущенных век.

– У меня её нет, – ответ Лоренцы был правдивым в том смысле, что у неё действительно сейчас не было при себе грамоты.

Кардинал нахмурился:

– Посланник короля Карла утверждал, что видел эту грамоту.

В другое время Лоренцу позабавило бы то обстоятельство, что они с Джованни словно поменялись ролями, но теперь она сочла за лучшее промолчать. Тогда брат Пьеро пригрозил:

– Для тебя же будет лучше, если ты отдашь мне её.

– Зачем она тебе, монсеньор?

– Эта грамота бросает тень на моего отца и, следовательно, на моего брата, чем могут воспользоваться наши враги.

– Разве в семье Медичи не было бастардов?

– Если ты имеешь в виду моего кузена Джулио, которого родила моему покойному дяде его любовница, то это совсем другое дело.

– Почему, монсеньор?

– У моего брата, мессира Пьеро, пока только один сын, маленький Лоренцо. Поэтому мы не можем пренебрегать бастардами мужского пола. Ведь только мужчина способен удержать власть, а ещё одна женщина нашей семье ни к чему.

– Великолепный, по-видимому, думал иначе, раз признал меня.

– Отец не мог знать, какая обстановка сложится во Флоренции после его смерти, – прервал девушку кардинал. – Поэтому я в последний раз предупреждаю тебя: или ты вернёшь мне грамоту, или останешься здесь навечно.

Лоренца заколебалась. Она уже и так лишилась почти всего: приёмных родителей, доверия своих опекунов, надежды обрести когда-нибудь любовь Амори. И вот теперь кардинал хочет отнять то немногое, что у неё ещё оставалось – право называться именем своего настоящего отца. Да и к чему ей свобода, если нет счастья?

– Я предпочитаю остаться в монастыре, монсеньор.

– Ну, что же, ты сама так решила. И не надейся, что тебе удастся сбежать отсюда!

Видя, что Джованни взял в руки серебряный колокольчик, девушка всё же рискнула спросить:

– А что сталось с донной Аврелией и моей служанкой, монсеньор?

По губам её сводного брата снова пробежала злобная усмешка:

– Вряд ли ты уже когда-нибудь увидишь их!

На звон колокольчика явилась не настоятельница, а другая монахиня, которая отвела Лоренцу обратно в келью. По настоянию сестры Августины она снова легла в постель. Однако сон не шёл к ней. Девушке не давала покоя мысль: правильно ли она поступила? Может быть, ей следовало всё же отдать грамоту и вернуться во Францию? А если бы кардинал не сдержал своё слово? Вспоминая его злобную ухмылку, Лоренца допускала, что это волне возможно. В конце концов, он был сыном Великолепного. А разве Лоренцо не носил несколько масок? По словам покойного мессира Бернардо, он был мудрым и искусным правителем, и, одновременно, если верить Джулиано Медичи, любящим заботливым отцом. Друзья Великолепного утверждали, что он сочинял неплохие стихи. Микеланджело знал его как щедрого мецената. А вот Савонарола называл его вором, убийцей, развратником и тираном. Вероятно, перед матерью Лоренцы он тоже разыгрывал какую-то роль, например, пылкого любовника.

Потом девушка вспомнила последние слова кардинала. Что он сделал с Катрин? Неужели та поплатилась за верность своей госпоже? За донну Аврелию Лоренца не так волновалась, надеясь, что Медичи не станут преследовать вдову своего бывшего служащего. Терзаемая мучительными размышлениями, девушка не заметила, что за окном начало темнеть. После того, как колокол возвестил об окончании молитвы, она решила дать себе отдых. Тем не менее, не прошло и часа, как дочь Великолепного проснулась от звука открывшейся двери. Вслед за тем в келью вошла какая-то женщина. Сначала Лоренца подумала, что ей всё это снится. Однако таинственная гостья, приблизившись к её кровати, спросила:

– Ты спишь, дитя моё?

– Нет, преподобная матушка.

– Мне необходимо поговорить с тобой, – настоятельница села на табурет. – Но даже здесь, в монастыре, у стен есть уши, поэтому мне пришлось дожидаться, пока сёстры заснут.

Несколько мгновений мать Маддалена словно собиралась с мыслями, а затем вдруг неожиданно произнесла:

– Одна из сестёр поведала мне о том, будто ты утверждаешь, что твоим отцом является Великолепный…

Лоренца вздохнула:

– Не знаю, что ты хочешь услышать от меня, преподобная матушка.

– Конечно, правду, дитя моё.

– А если я скажу, что это так, разве ты поверишь мне? Ведь все вокруг считают, что я одержима дьяволом.

– Я так не думаю.

– Но что заставило тебя в этом усомниться, матушка Маддалена?

– Визит кардинала, – призналась настоятельница.

– Я понимаю, дочь моя, что ты не доверяешь мне и поэтому буду с тобой полностью откровенна в надежде, что и ты откроешь мне свою душу, – продолжала она, заметив удивление Лоренцы. – Утром того дня, когда тебя привезли сюда, мне передали письмо от кардинала Медичи, в котором он сообщал, что одно знатное семейство хотело бы поместить в наш монастырь свою молодую родственницу, круглую сироту. Несмотря на внешнюю невинность, в неё временами словно вселяется бес и тогда девица, откликающаяся на имя Лоренца, начинает воображать себя чуть ли не принцессой. Поэтому кардинал спрашивал, не буду ли я возражать против того, чтобы девица эта пожила в нашей обители, чьи святые стены должны оказать благотворное воздействие на её здоровье. В конце послания была приписка, что за девицей необходимо учредить тщательный надзор, так как, на первый взгляд, она кажется вполне нормальной и, воспользовавшись этим, может обмануть сестёр, дабы сбежать из монастыря, что может привести к самым пагубным для неё последствиям.

Во время рассказа настоятельницы Лоренца то краснела, то бледнела. Только теперь ей стал полностью ясен коварный план Джованни: конечно, он не собирался выпускать её отсюда. Между тем мать Маддалена ещё не закончила:

– Просьба кардинала не показалась мне необычной. И то, что семейство хотело сохранить это дело в тайне – тоже. Но мне сразу не понравилось, что, как явствовало из письма, девицу отправляли в монастырь насильно, иначе зачем за ней нужен был такой строгий надзор? Решив разобраться во всём сама, я дала согласие, ибо, в случае моего отказа, тебя могли бы отправить в другой монастырь. И вот, когда я вошла в эту келью и увидела совсем юную особу, справиться с которой не составляло большого труда, меня снова посетили сомнения. После того, как выяснилось, что ты легко поддаёшься на уговоры и вовсе не похожа на одержимую, мои сомнения укрепились. Сначала, правда, я не предала значение словам сестры по поводу того, что ты назвалась дочерью Великолепного, так как кардинал предупреждал об этом. Но когда он сегодня лично посетил нашу обитель, чтобы увидеться с тобой, невольно задумалась: о чём можно говорить с одержимой дьяволом? Ведь его миссия уже была выполнена, потому что, согласно просьбе твоих родственников, он поместил тебя в монастырь. Это и привело меня сюда. Версию кардинала я уже знаю, теперь мне хотелось бы услышать твой рассказ, дитя моё.

Мать Маддалена умолкла, в то время как Лоренца продолжала смотреть на неё в немом изумлении. У этой женщины, сидевшей перед ней, должен был быть неординарный ум, если она догадалась обо всём сама, не будучи посвящённой в планы кардинала. Но, возможно, настоятельница действовала по его наущению, желая выпытать что-то у Лоренцы?

Словно угадав её мысли, та вдруг сказала:

– Когда мне исполнилось немногим больше лет, чем тебе сейчас, с одной моей подругой произошла подобная история. Родственники заключили её в монастырь из-за наследства отца, желая прибрать всё к рукам.

– И что с ней сталось?

– Ей удалось бежать не без моей помощи. Потом она вышла замуж и уехала из Флоренции.

– Я рассказала всё это затем, чтобы ты знала: если из тебя сделали жертву, то я буду на твоей стороне, – заключила настоятельница.

Тогда Лоренца решилась:

– Суди сама, преподобная матушка.

Она начала свою исповедь с обстоятельств смерти своих приёмных родителей и роковой тайны, перевернувшей всю её жизнь, а закончила своим похищением и беседой с кардиналом Медичи. При этом девушка умолчала только о своих чувствах к Амори де Сольё и ещё о том, что оставила грамоту в банке Донати. Когда уже далеко за полночь она истощила всё своё красноречие, то испытала огромное облегчение. Однако первый вопрос матери Маддалены, последовавший после этого, показался девушке немного странным:

– Скажи мне, Лоренца, когда ты родилась?

– В тысяча четыреста семьдесят девятом году от Рождества Христова в день Марии Египетской.

– Всё совпадает, – в голосе настоятельницы прозвучало явное волнение.

Внезапно поднявшись, она взяла лампу и приблизила её к лицу девушки:

– Я должна была сразу догадаться…

– О чём, преподобная матушка? – начала было Лоренца.

Но та перебила её новым вопросом:

– А этот молодой человек, Амори де Сольё, о котором ты упоминала, как он к тебе относился?

– Его поведение было совершенно безукоризненным, и он не мог относиться ко мне лучше, даже если бы я была его родной сестрой, – скрывая горечь, ответила Лоренца.

– Вот как, – мать Маддалена задумалась.

– Одно мне непонятно, – наконец, нарушила она молчание, – почему кардинал требовал от тебя грамоту, если он мог послать своих людей в гостиницу, чтобы обыскать твои вещи?

– Дело в том, что я успела перепрятать её…

– Надеюсь, она в надёжном месте, – мать Маддалена улыбнулась. – Можешь не называть мне его, потому что, в отличие от Медичи, я и так верю тебе.

– Почему, преподобная матушка?

– Мне известны кое-какие факты, которые подтверждают твою историю. Поэтому, пока я являюсь настоятельницей этого монастыря, ты не будешь здесь пленницей.

– Значит, я могу покинуть его, когда захочу? – Лоренца не верила своим ушам.

– Конечно.

– А как же кардинал?

– Что он может мне сделать? Разве что попытается лишить должности, которую даровал мне его отец? – отмахнулась мать Маддалена.

Лоренца открыла рот: эта необыкновенная женщина всё больше и больше поражала её.

– Но, прежде чем ты выйдешь отсюда, – продолжала её собеседница, – нужно сначала решить, что тебе делать дальше? Не так ли?

Девушка согласно кивнула.

– Так вот, из-за ненависти кардинала тебе остаётся только одно: немедленно покинуть Флоренцию, потому что шпионы Медичи, если ты останешься в городе, всё равно рано или поздно выследят тебя. Однако твой отъезд будет означать, что ты добровольно отказалась от своих прав, как если бы отдала грамоту Великолепного кардиналу.

– А что ты мне посоветуешь, преподобная матушка?

– Если бы я была дочерью Великолепного, то добилась бы того, чтобы Медичи признали мои права публично. Ну, а потом бросила бы эту грамоту им в лицо!

– Как же я могу добиться этого? Ведь власть в руках у Медичи.

– Пока – да. Но если французский король собирается завоевать Неаполь, ему придётся пройти через Флоренцию. Так почему бы тебе не обратиться к Карлу с жалобой, что тебя, его подданную, незаконно заключили в монастырь, и не потребовать признания своих прав?

– Значит, ты предлагаешь мне, преподобная матушка, пока остаться в монастыре? – неуверенно спросила Лоренца.

– Да, лучшего убежища, чтобы спокойно дождаться прихода французских войск, тебе не найти. Тем более, что Медичи будут уверены, что ты у них в руках.

– Я согласна с тобой, преподобная матушка. Но меня беспокоит судьба донны Аврелии и Катрин. Нельзя ли как-нибудь узнать, что сталось с ними?

– Попробую, Лоренца. Завтра утром я пошлю в гостиницу нашего садовника. Он человек надёжный, так как служил в доме моего отца ещё до того, как я ушла в монастырь. А сейчас пора спать.

Наклонившись, настоятельница поцеловала девушку в лоб и перекрестила её:

– Да хранит тебя Господь, дитя моё!

С этими словами мать Маддалена покинула келью Лоренцы, даже не подумав запереть за собой дверь.

Глава 5

Переворот

Монастырский сад своей чистотой и ухоженностью напомнил Лоренце садик Нери в Париже. После душной кельи, где она провела из-за болезни почти месяц, девушка была рада снова очутиться среди тенистых деревьев, между которыми виднелись грядки с лекарственными растениями. Как и предсказывала мать Маддалена, сыпь бесследно исчезла и теперь лицо Лоренцы было таким же чистым, как и раньше. Однако болезнь произвела переворот в сознании девушки. Сочтя её знаком Божьим, она уже не стремилась покинуть монастырь. И даже мысль о том, что, возможно, она больше никогда не увидит Амори де Сольё, не так сильно волновала её. Сидя на скамье возле фонтана, к которому прилетали напиться птицы, Лоренца под журчание водяных струй вспоминала о своей беседе с настоятельницей, состоявшейся на следующий день после её ночного визита.

– Оказывается, наш садовник приходится каким-то дальним родственником жене хозяина гостиницы и ему удалось разузнать всё без особого труда, – сообщила девушке мать Маддалена, навестив её после обеда. – Ты, кажется, упоминала, что посольство должно было отбыть на следующий день после того, как тебя похитили?

– Да, преподобная матушка.

– Так вот, они задержались ещё на день.

– Сердце Лоренцы забилось сильнее:

– Почему?

– Из-за тебя.

– Наверно, это донна Аврелия подняла переполох…

– О твоём исчезновении, Лоренца, действительно сообщила она. Но прежде, чем начали тебя искать, в гостиницу явились люди из дворца Медичи и сообщили, что ты решила воспользоваться гостеприимством правителя, а их прислала за своими вещами.

Девушка едва удержалась от возгласа, а настоятельница продолжала:

– Мне кажется, всё это придумал кардинал. Судя по словам хозяина гостиницы, французы были очень удивлены, а потом между ними произошла ссора. К сожалению, они говорили на своём языке, но хозяин слышал, как несколько раз повторялось твоё имя. На следующий день барон куда-то ушёл, а его молодой приятель остался. Хозяин поинтересовался, когда они уезжают и тот ответил, что это зависит от Монбара. Барон же вернулся с лицом темнее тучи, потребовал вина и заперся в своей комнате.

Продолжить чтение