Хрусталь

БЛАГОДАРНОСТИ

Есть люди, без которых этот роман был бы иным или вовсе бы не увидел свет.

Спасибо моей жене за то, что не отвлекала от процесса, бесконечно верила в этот опус даже тогда, когда я сам уже в него не верил, и зарабатывала деньги в течение трёх месяцев пока я писал эту версию книги:)

Спасибо Алексею Лесникову за помощь по мат-части в процессе написания. Без него Сфера была бы совершенно другой, а «ТИП-К» и вовсе не был бы придуман. Отдельное спасибо за чудовищно простую и оттого крайне выразительную концепцию искусственного интеллекта первого порядка, без которого не случилась бы часть сюжета в этой книге:)

Спасибо Александру «Психотерапевту» за помощь по мат-части в процессе написания. Без его детальных разъяснений о принципах работы современных АЭС, я бы не подумал о том, чтобы переписать предыдущую версию. Также, я бы не понял, что награфоманил много лишнего, да и вообще концептуально мои научно-фантастические потуги без его помощи выглядели запутанно и недостоверно:)

ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА

Перед вами мой первый роман в жанре научной-фантастики. Несмотря на то, что научной-фантастикой принято считать произведения, где всё внимание приковано к технологиям будущего, к мегакорпорациям, межзвёздным перелётам или хотя бы земным сверхскоростным передвижениям, политическим интригам будущего и исследованиям неизвестных планет, я всё же данный роман тоже аккуратно отнесу к этому жанру с несколькими оговорками.

Первая оговорка. Помимо научной-фантастики здесь много социальных взаимодействий, зачастую оказывающихся неприятными рядовому читателю, вызывающими у него презрение к главному персонажу. Это абсолютно нормально, я так и задумывал.

Если вы всегда соотносите главного героя и себя, то вам придётся продираться сквозь тернии неоднозначности. Ибо по моей задумке главный герой – это не столько олицетворение читателя, сколько носитель информации, который не может удержаться и выражает своё отношение ко всему, что его окружает.

Рекомендуется читать историю обособленно, не принимая суждения и действия главного героя слишком близко к сердцу. Будьте к нему снисходительны, он в этом очень нуждается.

Вторая оговорка. В этом романе очень много женщин, а значит несколько любовных линий. Забегая вперёд, никаких лесбиянок и однополой любви, только суровые гетеросексуальные взаимодействия.

Во время написания, я почувствовал жгучую потребность передать своё, порой весьма отличное от общепринятого, видение человеческих взаимоотношений на секретном научно-исследовательском полигоне. Кому-то они могут показаться наигранными, кто-то посчитает написанное и вовсе испанским стыдом. Я же писал так, как прожил многие из похожих ситуаций сам или наблюдал подобное собственными глазами.

К сожалению, мне не довелось пожить или поработать на научно-исследовательском полигоне, или хотя бы на каком-нибудь заводе. Иначе уровень достоверности описанного вырос бы ещё на пару пунктов.

Третья оговорка. В этом романе имеется нецензурная брань, поэтому он всегда находится в секции «18+». Для научной-фантастики подобный подход не очень подходит, ведь и без того сложные концепции отпугивают рядового читателя, ко всему прочему добавляется мат и вуаля, книга попросту теряется на полках или сайтах для чтения. Увы, ничего не могу с этим сделать. Некоторые ситуации, приводящие к смерти людей, не могут не сопровождаться нецензурной бранью. Или как должен реагировать герой, если у него на глазах разлетелась голова другого человека от выстрела?

Четвёртая оговорка. Сюда же можно приписать употребление наркотиков. Да, без этого тоже не удалось обойтись. Как-то так сложилось в моей жизни, что я общался с несколькими довольно яркими личностями, которые не могли прожить без травки. Поэтому отпечаток тех впечатлений моей юности я перенёс в эту книгу.

Я осуждаю употребление любых наркотических веществ, даже курение сигарет и распитие алкоголя. Всё это приводит к катастрофическим последствиям для личности, которые порой невозможно исправить. Не употребляйте наркотики. Никогда.

Пятая оговорка. Не буду скрывать, я старался писать этот роман, противопоставляя его всей научной-фантастике, которую когда-либо читал. Мне нравятся произведения таких мастодонтов, как Лем, Ефремов, Беляев, Гибсон, Дик, Азимов и так далее. Мне всегда казалось, что во всех научно-фантастических историях не хватает какого-то живого нутра, каких-то человеческих переживаний, бытовухи, да и просто истории, избавленной от оков «эпоса».

Ближе всего к этому подобрался Лем со своим неподражаемым «Солярисом», который поделил мою жизнь на «до» и «после». Но я решил пойти дальше и смешал несмешиваемое… Обычные истории обычных, маленьких людей, крайне редко способных что-либо изменить, и огромный проект государственного масштаба, который способен пережевать и выплюнуть тысячи таких маленьких человечков.

Шестая оговорка. Самое главное, на что я надеюсь, так это на большой спектр эмоций, который предстоит пережить читателю вместе с героями. Я постарался заложить в книгу радость, печаль, гнев, отчаяние, воодушевление, смятение, любовь, страсть, похоть, умиротворение и многие другие чувства. Основная моя задача – это не только придумать уникальные научно-фантастические сюжетные линии, но и постараться подарить максимальное количество всевозможных чувств и эмоций, рождающихся во время чтения.

Лёгкого слога и приятного погружения в «Хрусталь»!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ТРИ ГРАЦИИ

– Почему ты не поменяла фамилию?

– Ты вообще представляешь себе, если бы я стала Лиллия Долькина? Звучит так себе… А Белль редкая и красивая фамилия.

– А у детей какая фамилия будет?

Лиллия и Володя переглянулись, вскинув брови, ни один из них ничего не ответил.

– Всё-таки странно, когда жена не берёт фамилию мужа, как будто вы не родные люди…

– Разве родство определяется фамилией? Я думала, что всё дело в духовной близости…

– Да, я вот как-то тоже склонялся к похожей мысли. – Долькин тоже включился в разговор. – В конце концов Долькин это действительно простецкая фамилия, а вы посмотрите только на эту даму!

Он бросил на неё довольный взгляд, полный любви и уважения, невербально призывая сделать остальных присутствующих то же самое. Лиллия и впрямь хороша собой, чёрная вороная шевелюра, поблёскивающая холодными переливами, собранная в аккуратный хвост, как будто она уже настолько привыкла находиться в больнице с утра до ночи, что забывает распустить свои локоны. Лицо с восточными чертами, ярко выраженными скулами, точёным подбородком и пухлыми губами, притягательная фактура. Фигура не могла не вызывать восхищение, широкие бёдра, узкая талия, пышная грудь, руки с аккуратными пальцами без маникюра и каких-либо украшений, всё в ней было прекрасно. Единственная проблема, мой вкус отличался от вкусов большинства, и я кротко поглядывал в сторону Касьяновой, которая сидела молча в углу и таращилась в свой мастерфон, не обращая на происходящее никакого внимания.

Агата же не унималась и пыталась протолкнуть в массы свои излишне консервативные взгляды, заходя в этом поле ну уж совсем далеко.

– Почему вы кольца не носите? Вы женаты ведь…

Оба рассмеялись, я тоже улыбнулся, не сдержался и ответил ей сам.

– Нельзя, Агата. Никому нельзя носить никакие кольца. Ни врачам, ни медсёстрам, ни медбратьям, ни заведующим, ни фельдшерам. НИ-КО-МУ!

– Но ведь мы сейчас не в больнице, можно было бы и надеть…

Володя достаёт из-под рубашки кольцо, которое висит на цепочке, демонстрируя, что один из главных атрибутов женатой жизни находится при нём. Лиллия не стала повторять за ним, однако это стало очередным поводом для Агаты продолжить этот неудобный и занудный диалог с парой.

– Лиля, а у тебя тоже под рубашкой кольцо на цепочке?

Белль кивнула.

– Всё равно не понимаю… Странные вы какие-то. Мой папенька помню знатно раздобрел на маминых булочках, которые она пекла каждый день по двадцать штук, так у него под кольцом аж гематома появилась, но пока палец полностью не посинел – отказывался идти в больницу напрочь! Мол, кольцо должно быть на своём месте и нигде более…

– Агата, ты же выросла в деревне? – Я решил просто перевести тему разговора. – Не скучаешь по родным пенатам?

– Ох, по зверинцу нашему скучаю… Коровы, куры, барашки… В детстве дала имя одному из барашков, назвала его Валей. В один прекрасный день Валеры не стало… Зато появилась еда на столе. Мама с папой долго скрывали от меня, что Валя умер, но постоянно говорили, что благодаря нему мы вкусно кушаем и вообще Валера лучший барашек, подарил нам много мяса…

– Неужели ты ни о чём не догадывалась?

– Я в детстве думала, что мясо дают животные так же, как и куры яйца. Что можно прийти в один момент, а там кусочек мяса, и его можно съесть…

– Ужас! – Еле сдерживая смех, произнесла Лиля.

– Смейтесь, смейтесь…

Агата выглядела равнодушной к колкостям со стороны, как и у многих деревенских, у неё напрочь атрофирована глубинная рефлексия, она воспринимала всё просто, и не придавала лишних смыслов никаким явлениям или событиям.

– Когда я всё-таки увидела, как отец зарубил гуся, а мне на минуточку было всего девять лет, я закричала от ужаса и спросила зачем он это сделал? Он ответил, что только так мы сможем поесть мяса на ужин. И в тот момент до меня наконец дошло… – Агата закурила странную сигарету в синей обёртке через мундштук. – Ну поревела один вечерок, а потом через недельку уже сама головы рубила, а чего? – Она задала вопрос, будто обращаясь ко всем, кто сидел вокруг. – А как ещё то? Вот поживёте в деревне, посмотрим, как будете выкручиваться… Вам туда никто говядину не привезёт на мультикэбе. – Она окинула всех презрительным взглядом. – Городские…

– Да ты сама сейчас городская, чаще других заказываешь доставку, чья бы корова мычала! – Бросил Ваня Попов, который жил неподалёку от Агаты и периодически хаживал к ней в гости за компанию с Олесей.

– И что теперь? Ой, Попов, тоже не докапывайся до слов…

Она махнула рукой, и разговор пошёл в другое русло. Я повернулся в сторону объекта меня очень интересующего – девушки по фамилии Касьянова. Ника сидела уткнувшись в свой гаджет и не обращала никакого внимания на окружающую действительность. Несмотря на довольно закрытое невербальное поведение в обществе, одевалась она весьма вызывающе. Мало кто в Елльске позволял себе подобные наряды, тем не менее осуждения в глазах ни у кого не было. Наоборот, многие мужики втихую бросали заинтересованные взгляды невзначай, один даже предпринял попытку познакомиться прямо здесь и сейчас. Он буквально подплыл, отчалив от барной стойки, преподнёс Нике какой-то коктейль, словно это было подношение в стиле индейцев Майя, и обмолвился парой неуверенных фраз, которые в его голове, видимо, должны были произвести а неё впечатление.

На моё счастье всё случилось ровно наоборот, она поблагодарила его, попыталась отказаться от напитка и вернуться к своему занятию, но он настаивал, тогда она согласилась принять его подарок, при этом открыто намекнула, что общаться не расположена. Горе Дон Жуан ретировался с недовольным лицом.

Обтягивающие брюки, чёрный топ со стоячим воротником и большим овальным вырезом на груди, сверху лёгкий летний двубортный жакет, который сейчас был расстёгнут, поэтому я прекрасно видел её подтянутый живот с ложбинкой по центру. Лицо спокойное, невычурное, без яркой помады, но с румянами и тенями для век пастельно-шоколадного цвета.

У Агаты после нескольких рюмок водки уже свербело, и она рыскала глазами по сторонам в поисках новой темы для обсуждения.

– Вот эта статуя, конечно…

– Агата, да сколько можно про эту статую? – Ваня будто очнулся из анабиоза, потому что за последние пятнадцать минут я не услышал от него ни слова. – Каждый раз, когда сюда приходим, ты начинаешь говорить про неё.

– Ну голая баба с черепом лося вместо головы! Ну ты посмотри на это! – Восклицала Агата. – Просто ужас какой-то и содомия…

– Ника, – Я решил попытаться её как-то вовлечь в разговор, ибо мог подойти ещё какой-нибудь гастролёр, и я опасался, что она ускользнёт от меня. – как там дела в калибровочной консоли?

Она подняла голову и посмотрела мне в глаза своей гетерохромической парой с таким выражением, как будто вынырнула из проруби и находилась в лёгком шоке от происходящего.

– Да какие там могут быть дела? Работаем и работаем…

И вновь уткнулась в мастерфон.

– Нашёл о чём спросить, – Вторил Ваня. – мы тут больше переживаем за премии квартальные, чем за работу, ха!

Агата уставилась на Нику, поначалу мне было не очень понятно, что привлекло её внимание, но когда она заговорила, всё стало понятно.

– Ника, ей богу, такой вырез огромный… Ты как будто из какого-то фильма для взрослых. Ладно было бы ещё что показывать… А так оно к чему вообще? – Агата опрокинула ещё одну стопку водки, занюхнула локтём, затем так громко чихнула, что её огромные груди аж подпрыгнули. – Эх… Современные девчонки, их не поймёшь, конечно…

Ника подняла глаза и на этот раз в них читался глубочайший дискомфорт, она покраснела и застегнула жакет, однако он не скрывал полностью её наряд. Грудь у неё и вправду была небольшая, но на мой взгляд эффектная, красивой формы. Теперь из-за Агаты мне некуда бросать свои мимолётные взгляды, спасибо вам, старший лаборант ЦКК!

– Тебе то тридцать три недавно стукнуло, какие ещё современные девочки? Ты сама как девочка. – Ваня глотнул пива. – Такая пышная, румяная девочка, ха!

С этими словами он ущипнул её за бок, Агата вскрикнула и теперь настала её очередь краснеть. Говоря «пышная», Ваня вероятно преуменьшал, на мой взгляд Агата была откровенно толстая. С другой стороны, у неё действительно пропорциональные формы, несмотря на лишний вес, считывалась талия, плечи округлые и вполне женственные. Гены у неё просто золото, даже ключицы слегка выпирали, что для полных людей – нонсенс. А у неё вот так. Представляю какой красоткой она бы стала, если бы сбросила килограмм пятнадцать-двадцать.

– Ванька, ты давай тут клинья ко мне не подбивай! Нам ещё работать и работать вместе.

– Работа любви не помеха! – Он допил пиво. – Впрочем, отложить удовольствие на потом – это тоже хорошая идея. А то слишком хорошо друг друга узнаем, не останется никаких тайн и загадок. – Он сделал паузу, чтобы достать сигарету. – Ты, кстати, возьмёшь мою фамилию?

– Что-о? Попов? Вместо Кушенякиной?! Пф-ф, забудь.

– А вот и двойные стандартики подъехали, – Улыбчиво подметил Володя. – Что же вы так?

– Да я… – Атага снова залилась румянцем. – Мне просто нравится моя фамилия, да и не собираюсь я выходить замуж за него, вы в своём уме вообще? Уж давно бы выскочила, коль приглянулся бы…

– А вот сейчас обидно было. – Ваня демонстративно отвернулся, выдыхая пары от сигареты.

Лиллия начала миловаться с Вовой, тыкаясь ему в плечо носом, приобнимая за правое плечо и мурлыкая, как кошка. Мало кому нравились проявления их чувств на публике, поэтому народ начал говорить о чём-то своём, делая вид, что парочка отсутствует. Я не был исключением, схватил свою кружку пива и подсел к Нике, хмель слегка давал о себе знать, поэтому мой «подкат» оказался весьма нелепым…

– Что делаешь?

Касьянова покосилась на меня, но не отстранялась.

– Рабочие вопросы.

– И охота тебе заниматься всем этим по вечерам?

– Выбора нет.

Я потупил с несколько мгновений, затем решил пойти с козырей.

– Ты бы не слушала Агату, она как накидается, так её несёт… Может такое сказануть, что хоть стой, хоть падай… Впрочем…

Внезапно я вспомнил, что Ника в этой компании гораздо дольше меня. По меркам подобных дружеских тусовок, я вообще почти залётный, появился из ниоткуда полгода назад и уже веду себя так, как будто мы знакомы всю жизнь. Впрочем – это большая проблема, если люди мне нравятся, я не могу вести себя иначе.

– Раньше она конечно вела себя адекватнее. – Почти прошептала Касьянова. – Но я её понимаю, у неё затянувшийся период адаптации на новом объекте. Тяжело. Так у всех.

Я не был уверен, что она говорит искренне. Тут скорее корпоративный этикет и нежелание выдавать свои реальные чувства, чтобы не провоцировать конфликт.

На этом моменте она убрала мастерфон, скрестила руки, и закурила предложенную мною сигарету. Всё ещё закрытая внешне, она начала говорить, чему я был несказанно рад.

– Все дымят здесь.

– Нервная обстановка на полигоне, постоянно работающее ПВО. – Поддакнул я. – Раньше никогда не видел, как лазеры сбивают ракеты… Просто феерия какая-то… Невидимая.

Ника безразлично хмыкнула.

– Так сложно бросить… Вот сколько ни пыталась, всё без толку… Как об стенку горох.

– Надо просто сменить обстановку, и перенастроить собственное восприятие. – Я выпустил кольцо дыма. – Ну знаешь, чтобы у тебя сигареты не ассоциировались с чем-то позитивным.

– Тоже мне знаток. – Она улыбнулась. – Сам-то чего не бросил тогда?

– Могу в любой момент. – Я затянулся в последний раз и затушил бычок. – Видишь?

– Ну-ну…

В помещение вошли ещё несколько наших друзей, которые задержались на работе. Среди них коренастый и широкоплечий Макс Ан – большой «энергетический» начальник, Витя Шаров – хирург-трансплантолог, который специализировался на пластичных органоидах, Олеся Виноградова – наш специалист по связям с общественностью, а по совместительству ещё и специалист по персоналу, кто-то обмолвился словечком, что она недурный математик в прошлом, но глядя на её внешность верилось слабо.

Шум и гам усилился, мы все стали активно здороваться друг с другом, когда Макс пожимал мне руку, складывалось ощущение, будто я здороваюсь с Карелиным. Не ладонь, а натуральные тиски. Да и отдалённо Макс на него был чем-то похож. Витя Шаров в противовес пожал руку как баба, еле сжимая пальцы, терпеть не могу такие «нежности», но его можно понять, руки – главный рабочий инструмент, надо беречь. Олеся же просто поздоровалась глазами и не более.

Виноградова вообще была вся рассеянная, ветреная, семь пятниц на неделе, вечно что-то забывала, но только не про штукатурку. Вот на макияж всегда находилось время, никогда не забудет накраситься. Надо сказать, выглядела дама эффектно, и пришла в этот раз, если не с целью всех впечатлить, то как минимум показать себя с новой стороны. Рыжеволосая, с пышными кудрями, ярко-красной помадой на губах и пламенно-изумрудными глазами, в душе у молодухи будто роились черти, ей богу, но глаз не оторвать. Ещё и вечернее платье нацепила… Выпендрёжница.

– Надеюсь, вы тут без нас скучали. – Произнёс Макс со свойственной ему улыбкой. – Что у нас здесь, Агата? Опять по водочке? Так держать.

Агата вновь покраснела и вышла в дамскую комнату, чтобы припудрить носик. Витя был без настроения, заказал себе пива и сел, глядя прямо перед собой стеклянными глазами. Олеся сидела и смотрелась в зеркальце, выискивая недостатки. Но почему-то не находила ни одного…

– Григорий, как дела? Слышал ты носишься из больницы на полигон и обратно чуть ли не каждый день? – Макс говорил, закусывая чесночной гренкой. – В оборот походу взяли.

– И не говори… – Я вспомнил рабочие будни и ужаснулся. – Приходится дежурить на жаре в мобильном пункте без кондиционера, я как старый рыбак, скоро столько слоёв пота впитаю в себя, что буду пахнуть солью. Мерзкой, человеческой солью.

Ника поморщилась, Олеся посмотрела на меня так, будто я сказал нечто настолько мерзкое, что её вечер после этого уже бесцеремонно испорчен. Но мне было плевать, я бы даже хотел её позлить.

– Как говорится, люблю я мух копчёных… И жареных глистов. – Я это произнёс, наблюдая за реакцией девушки, совершенно не рассчитывая, что это услышит весь коллектив, потому что Макс, даже не дослушав мой ответ принялся общаться с Лиллией, а Володя и вовсе отвернулся, глядя куда-то в стену. – Отрыжку поросячью и суп из мертвецов…

Олеся в этот момент пришла в ярость, Ника ткнула меня локтём в бок, но по выражению её лица, я понял, что гнев Олеси ей тоже доставляет хоть и скрытое, но удовольствие. Схема оказалась рабочая… Ника отвлеклась от своих дел и даже прикоснулась ко мне. По крайней мере хотелось так думать.

Внезапно с другого конца стола послышалось протяжное «фу-у» из уст Вани Попова, который всё это время оказывается глядел на Олесю. Звучало двусмысленно, ибо «фукал» он на мою тираду, а глядел на рыжеволосую.

– То есть я «фу», а то, что Теплинин тут устраивает – это норма?

Виноградова чуть ли не визжала от недоумения.

– Ах какая благодать кожу с черепа сдирать, а потом жевать, жевать… Тёплым гноем запивать…

Ника прикрыла рот ладошкой, но глаза были радостные. Она не хотела демонстрировать окружающим, что подобное поведение с моей стороны её веселит.

– Леся! – Начал оправдываться Попов. – Конечно же я про его стишки дурацкие, а не про тебя… С тебя-то как можно «фукать», ты будто с другой планеты прилетела…

Так он хотел сделать ей комплимент, называя её красоту неземной, но слова он выбрал неверные. Агата косилась на недоделанного Кьеркегора, который переключался в своих «делах любви» с одного объекта на другой.

– Попов, не продолжай, ты мне только вечер портишь… Господи, только пришла, хочется уже уйти. – Леся оглядела стол. – У кого можно выпить? Не могу ждать официанта… Ни день, а просто недоразумение какое-то.

Я подтолкнул к ней почти полную кружку своего пива, и она с упоением вылакала всё до дна, не обращая внимания на мой культурный шок и стекающую струйку пенного по шее.

– Лесь, у тебя…

Впрочем, она уже заметила.

– О, господи… Кто-нибудь дайте салфетку!

Суета – её вторая фамилия.

Макс протянул ей сразу же «белого бумажного спасителя от подтёков», но Леся не обратила на это внимания, встала резко из-за стола и удалилась в уборную. Через минуту сидела снова напротив меня уже опрятная и кажется, вылившая на себя ещё миллилитров сто духов с запахом смеси розы, лаванды и кажется клубники… Какая же приторная мерзость. Клянусь, ещё миллилитров десять, и я бы просто потерял сознание от «яркости» её парфюма.

– Кстати, а Ростислав придёт? – я уже сменил тему. – Всё никак не могу обсудить с ним одну книгу…

– Какую книгу? – Резко очнулся Шаров, который обожал читать и старался посвящать этому всё свободное время.

– Нет, не придёт. – Небрежно бросил Макс. – А он разве когда-либо сюда приходил вообще?

– А разве нет?

– Ты что-то путаешь… Алерионовцы все живут в соседнем посёлке. По крайней мере большинство…

– Нет, это ты что-то путаешь. – Перебил его я. – Он в штабе.

Макс пожал плечами.

– Чем вообще занимается Алерион? Как будто ведомство ради ведомства…

– Вот за такие словечки тебя и загребут под белы рученьки.

– Нет, правда, – Витя недоумевал. – Чем занимается? Кому подчиняется.

– Алерион – это подконтрольное военной прокуратуре ведомство, основная задача которого – поддержание порядка на объектах подчинения. Однако, есть и другие функции, которые не афишируются. – Объяснила Агата.

– Ого, а почему-же никого в курсе дела не держат? Я вот не знал!

– Ты вообще не знаешь ничего за пределами своей работы.

– Это неправда!

– Алерион занимается не только поддержанием порядка. Они забирают все дела, с которыми не справились остальные. Курируют всё подряд, но делают это максимально скрытно, тихо и без огласки. Именно поэтому ты о них ничего не слышал, Вить. – Олеся, как будто знала всю подноготную, и сейчас на неё уставились все, кто сидел за столом.

– Тебе то откуда знать?

– Не хотите, не верьте…

Со временем градус интереса к Алериону снижался.

– Да что за книга, Гриша! Расскажи, что за книга?

Раздался гогот Макса, который общался с Володей и Лиллией, затем гогот стих, послышался мощный удар кулаком по столу, посуда задребезжала, пара вилок свалились на пол, уплетающий свои макароны по-флотски Попов недоумённо уставился на Макса, который уже стоял с рюмкой в руке, и под овации Агаты, вставшей рядом со своей порцией, заговорил.

– Друзья… Не чокаемся. Сейчас пьём за наше будущее и за благополучие нашей страны. Многие наши ребята сейчас на передовой, мы конечно находимся недалеко от них, но им в разы тяжелее. Выпьем за то, чтобы матери не теряли своих сыновей, пусть каждый из них вернётся целым… Да что уж там целым, хотя бы пусть возвращается, а пластичный органоид – это уже не проблема. – Он сделал паузу. – Проблема в толковых руках, которые могут его пришить. Верно говорю, Вить?

Шаров кивнул, в его взгляде сконцентрировалась вся боль профессии, требующей не только специальных знаний, навыков, но и точности, самоотдачи, постоянного развития, самообучения. Я не понаслышке знал, каково это – пришивать пластичные органоиды.

Довелось лет пять назад присутствовать на операции в качестве операционного медбрата, подающего инструменты. Напряжение в палате колоссальное, хоть ножом воздух режь. Хирургу приходится потеть около шести часов, чтобы соединить все нервы, все мышечные волокна и даже венки.

Наши пластичные органоиды со ступенчатой системой приживления на несколько порядков лучше зарубежных механико-импульсных протезов, однако и приращение оных задача не тривиальная. Если механико-импульсный можно грубо прикрутить к костям буквально шурупами и скобами, после чего он вполне себе спокойно начнёт работать, то вот пластичный органоид со ступенчатой системой приживить – это целая история. Результат правда всегда великолепный. Пластичный органоид можно успешно маскировать под обычную руку, он мягкий и тёплый. Уровень чувствительности высочайший, более того, можно этот уровень регулировать, делать выше или ниже. Вот и думайте…

Мы все встали со стульев и выпили молча, я тоже решил пройтись по водке, к моему сожалению она уже была тёплая и тошнотворная. Закинув за воротник, я ощутил неприятное жжение в горле, всю полость рта мерзко скрутило, даже пару раз кашлянул, ибо пара капель залетели не в то горло, доставляя дополнительный дискомфорт. Закусь как назло стояла далеко, пришлось тянуться влево.

Мои действия привели к тому, что я навис над Никой, которая просто слегка откинулась назад, всё ещё уставившись в мастерфон. В мой рот звонко полетел солёный огурчик, а затем ещё и гренка с чесноком, немного сальца. Я придвинул тарелку поближе, чтобы больше не осуществлять бессмысленных манёвров. Выдохнул, закрыл глаза от удовольствия. Никто не был против. Вечер продолжался так, как будто завтра никому на работу и не надо было…

– Предлагаю выпить за то, что наконец-то мы все здесь собрались… – Я уже был изрядно пьян, но когда это было проблемой? – Говорю об этом потому что прекрасно помню каких усилий нам это всё стоило. У меня график сутки-трое, у Макса пять-два…

– Семь-ноль скорее…

– Ну или даже так! Кто-то и вовсе пришёл сюда после работы, а не в свой выходной. Да когда такое вообще было в последний раз? Я вас спрашиваю! Когда? Я забыл…

– Я тоже не помню, когда мы полным составом собирались. – Сказала Олеся. – Обычно половинчатые сборы.

– Вот! Вот! Я об этом! Пьём, пьём, пьём! Ну же!

Все разгорячённые, поднялись и мы с криками начали чокаться так, что аж горячительное расплескалось по столу. За соседними столиками начали оборачиваться люди, ибо мы стали чересчур шумными, но чёрт побери, разве нас это должно волновать?

Вскоре за столом все изрядно опьянели, Макс расстегнул верхние пуговицы рубахи, демонстрируя всем свою волосатую грудь, Олеся сидела размягчённая от алкоголя, и потея начала обмахиваться картонным меню, Ника стянула с себя пиджак вновь обнажив вырез, на который я периодически засматривался. Ваня начал снова окучивать Агату, делая ей какие-то совсем уж дурные комплименты, она же сидела и ржала во весь голос. Володя с Лиллией по традиции вылизывали друг другу глотки, ибо эти поцелуи по-другому и не назвать. С другой стороны, я завидовал им, ребята уже больше пяти лет в браке, а страсти там столько, что ещё на десятерых хватит.

– Да, я легко уеду из этой страны, я уже устала тут околачиваться честно говоря…

Олесю на пьяную голову занесло в политические дебри.

– Ой, да что ты мелешь, ей богу! – Макс уже не церемонился, если на трезвую голову он был очень вежлив и корректен, то по пьяни могла начаться и натуральная бычка. – Плохо тебе здесь что ли? Деньги платят хорошие, условия прекрасные.

– Да ты сам по семь дней в неделю пашешь, ещё и защищаешь этот режим.

– То, что я пашу по семь дней в неделю – это вовсе не вина режима, и вообще какой ещё режим? Тебе кто-то в спину автоматом что ли тычет?

– Да на полигоне собралась армия Федерации и алерионовцы, пф-ф.

Олеся с пренебрежением отвернулась и сделала несколько глотков пива или что там за дрянь она пила? У меня в глазах всё так плыло, что я плохо разбирал происходящее вокруг.

– Лесь, вот ты когда напьёшься, начинаешь одну и ту же шарманку, вы с Агатой синхронизированы что ли? – Витя включился в спор, не придерживаясь какой -то одной стороны.

– Эй! Меня-то чего приплетаешь? Я недовольна статуей этой дурацкой, а ваши все вот эти переезды, уезды, это пусть Леська сама решает и думает. Я бы может тоже бы свалила и не потому, что не люблю родину… Очень люблю. Но вы только посмотрите, что творится? Каждые двадцать лет какая-то жесть происходит, я уже устала считать, сколько наши ПВО-шки ракет сбили…

– И ты туда же, – Рявкнул Макс. – вот вы бабы, вы вот вообще нихрена не понимаете. Нас без конца хотят порвать на кусочки. Поиметь в задницу! Поставить раком и поиметь. А мы не ставимся и не имеемся! Это судьба страны, а мы как маленькие люди, должны просто адаптироваться… – В этот момент он смачно икнул. – И подстраиваться под ситуацию.

– Пф-ф, это вы мужики вечно что-то там суету наводите в стране, а нам бабам нужно, чтобы крыша над головой, да еда в доме. – Парировала Агата.

– Это вот ты простецкая, немудрёная… – Вставил Шаров. – А на Леську глянь, цаца так цаца, каких поискать. Ей явно мало будет тобою перечисленного…

– Ой, а давай ты не будешь за меня говорить, да? – Ощетинилась Олеся. – Я тут разберусь без вас какие у меня запросы к мужикам.

– Судя по тому, что ты до сих пор без мужика – весьма высокие. – Ваня произнёс это и загоготал во всю глотку. – Скажешь нет?

– Тебе я точно скажу нет, Попов.

Лиллия в этот момент улыбнулась, Володя выпил водички, приподнимая брови. Они не любили эти темы для разговоров. Макс с Олесей продолжили основательно спорить, Ваня периодически подбрасывал дровишек в этот спор, Витя Шаров совсем уж расстроился почему-то и пил, глядя в стену.

Чуть позже мы все основательно накидались, и я плохо запоминал события, кажется, Макс в очередной раз с кем-то подрался, но не из наших. Так происходило на каждой сходке. Из-за того, что он много работал, то и отдыхал всегда как в последний раз. К счастью, драка вроде закончилась взаимным рукопожатием, по крайней мере мне так сказал Ваня, который не просто шатался от опьянения, а будто качался на волнах. Ко всему прочему некоторые очевидцы пояснили, что это была не совсем драка, а борьба. Я вспомнил, что Макс кандидат в мастера спорта по греко-римской борьбе и всё встало на свои места.

Олеся в один момент решила всем продемонстрировать какая она восхитительная певица, притом, что её никто не просил об этом, Витя куда-то исчез, как и Володя с Лилей, но с ними то всё понятно.

В итоге ночь только начиналась, рядом со мной неспешно переваливалась с ноги на ногу подвыпившая Ника, я тащил на себе Макса, который весил центнер, не меньше, сзади завывала Олеся, а Ваня при мне схватил за руку Агату и повёл её куда-то в сторону, явно намереваясь продолжить свои грязные подкаты. Сама Кушенякина вроде как была и не против, но мы знали её боевой нрав, поэтому минут пятнадцать спустя, Ваня снова нарисовался с роскошным фонарём под глазом, тихонько попрощался и уплыл в закат, даже не поинтересовавшись, нужна ли мне помощь в транспортировке волосатого тела с расстёгнутой рубахой.

– И я не твоя, и ты-ы не мо-ой! Разделяет нас год светово-ой!

Если бы я был трезвым, я бы и пяти минут не выдержал этих завываний, но сейчас всё происходило заторможено, под водой, звуки доносились с опозданием, приглушённо. Ника хоть и слегка пошатывалась, но шла довольно уверенно для человека её комплекции, выпившего несколько бокалов медовухи. Если оценивать на глаз, в ней от силы килограмм пятьдесят, не больше. Как в такое миниатюрное тело вообще поместилось больше трёх пинт, для меня оставалось загадкой.

– Леся! – Макс внезапно ожил. – Сейчас я тебе буду показывать настоящую Русь-матушку! Обещаю, после этого ты никогда не задумаешься о том, чтобы отсюда уехать! Ха!

Она буквально застыла на месте, и я готов поклясться, что будь у неё возможность обмануть его примитивным животным способом, девушка бы притворилась мёртвой. Но увы, подобное сейчас бы не сработало, Леся развернулась в другую сторону, однако не успела сделать и шага, как главный инженер её настиг.

Макс ловко поднырнул, обхватил её за ноги, буквально перекинул через плечо и уверенно пошёл в сторону холма, с которого открывается прекрасный вид на полигон… По крайней мере, я надеялся, что он несёт её именно туда. Сама Олеся как будто вообще не понимала в какой реальности существует, после пары недовольных возгласов, продолжила горланить песни, видимо смирившись со своей судьбой. Уже когда они почти скрылись за поворотом, я услышал недовольное: «У меня сиськи сейчас наружу вывалятся, Ан! Неси аккуратнее, горилла ты инженерская! Мог бы и на руки взять как джентльмен, я тебе не мешок с картошкой!».

Ника стояла и смотрела на происходящее с ошалелыми глазами. Я смеялся и думал, надо ли кому-то из них помочь? Почему все попойки заканчиваются одинаково?

* * * * *

Голова на следующий день слегка побаливала, я отчётливо помню, как мы целовались с Никой, но я не хочу у неё спрашивать об этом напрямую, потому что если это правда, то будет глупо уточнять, а если это мои фантазии, то это будет ещё глупее.

Свои фантазии я никогда не недооценивал. Как-то в детстве довелось посмотреть мультфильм, где могучему рыцарю в синих доспехах отрубают голову, и насаживают её на меч, но когда я спросил у родителей, что это был за мультик спустя лет пять после просмотра, они, разумеется, его не вспомнили. Мать и вовсе сказала, что меня пора вести к психиатру, откуда я вообще увидел подобный мультик? Ещё её очень беспокоило то, что я постоянно грыз ногти. Видимо, эти два фактора в совокупности: мультик и ногти, сложились в единый паззл, и меня действительно отправили на приём, где мне какая-то женщина наказала изобразить на бумаге нечто меня волнующее. Уж не знаю, как так получилось, я нарисовал коричневого человека, а вокруг него пять чёрных скорпионов, причём один из них колоссальных размеров. Мне хотелось передать перспективу, нужно было изобразить так, будто скорпион рядом со зрителем, но получился странный эпос, где бедный человечек явно падёт жертвой бездушных паукообразных…

Мать тогда не на шутку испугалась, правда её страха хватило примерно на один вечер, потом она забыла всё как страшный сон и продолжила приносить домой палки колбасы, называя их «меч экскалибур». Я страсть как ненавидел никакую еду, кроме куриного бульона, поэтому она пыталась таким образом привлечь мой интерес к иным яствам. Увы, всё было тщетно, однако стоило подождать всего каких-то пять лет, и я уплетал за обе щёки всё подряд, старательно игнорируя лишь вонючие баклажаны и треклятый изюм. Кто вообще придумал сушить виноград?

А мультик я так и не нашёл. Поиск по ключевым словам в поисковиках ни к чему не привёл. Пытался найти ещё не раз спустя годы, но всё тщетно. Как будто это был сон, который я принял за реальность, но почему он оказался такой реалистичный?

Впрочем, когда-то мне приснилось, что меня душит собственная мать, как-то не возникает никаких сомнений, что это был сон. Так что поиск симптомов моей скрытой конфабуляции продолжается.

Подобное со мной происходило не в первый и не во второй раз, воспоминания имеют свойство занимать не ту полочку в чёрном ящике, которая для них уготована изначально. Поэтому, когда я в чём-то уверен на сто процентов, я всё равно это перепроверю, ибо всегда есть вероятность, что мой чайник работает с перебоями.

Почистив зубы, сделав зарядку, я оценил своё отражение в зеркале и понял, что Максу я не конкурент в рукопашном бою. По крайней мере, мне нужно набрать ещё минимум килограмм пятнадцать мышечной массы, чтобы представлять собой хоть какую-то опасность для него. Такие мысли меня посещали постоянно, я как будто склонен себя сравнивать с каждым встречным поперечным, но не разрушает ли меня это изнутри? У Макса свой путь, свои задачи, почему я вообще ставлю нас в один ряд и представляю, как дерусь с ним в открытом поле?

И как он только всё успевает? Впрочем, вопрос риторический. Я встречал его каждый день, когда направлялся на смену в больницу. Дождь, гроза, огонь, медные трубы, чахотка, чума, туберкулез… Не имеет значения. Макс всегда носится вокруг физкультурно-оздоровительного комплекса как угорелый, а потом ещё и в бассейн идёт.

Вот и сейчас история повторилась, едва шагая, и пытаясь преодолеть последствия вчерашней попойки, я вдалеке увидел эту, как выразилась Олеся – «гориллу», которая бегала так, будто это последний бег в её жизни. Надо было всё-таки узнать, чем завершилось вчерашнее грандиозное шествие Макса в сторону холмов.

– Привет! Стоило бы купить Олесе пару билетов до Европы, там того и гляди образумилась бы девка.

– Гриша, хух… – Он весь запыхавшийся остановился рядом со мной. – Привет, привет, здравствуй, здравствуй. Какой билет? Какая Европа?

– Ты вчера Олесю через плечо перекинул и куда-то утащил после того, как она сказала, что хочет покинуть страну.

– Я?! Да господи помилуй, не было такого, что ты там себе напридумывал, ей богу… Гриш. Я главный инженер атомно-энергетического комплекса, стал бы я заниматься подобной… Дурью, ну?

Я огляделся по сторонам, пять сорок пять утра на часах, вокруг ни души.

– Ну да, ну да, я как обычно себе что-то напридумывал…

– Ну нет, Гриш, ну не напридумывал, ну может приукрасил…

Если бы его слушал человек, который увидел Макса впервые, челюсть бы отвисла гарантированно. А для меня эта история уже стала нормой, я скорее стоял и забавлялся, потому что Макс очень не любил обсуждать последствия таких вот «собраний».

– Сам посуди, Олеся Антоновна серьёзная дама, работает на серьёзной должности, ну как я могу себе позволить её таскать как мешок с картошкой? Ну? Ей богу… Гриша… – Он подманил меня поближе и заговорил гораздо тише. – Ты особо не распространяйся о всех этих наших посиделках, а то мало ли кто чего подумает… Ну будь здоров, Гриш, будь здоров.

С этими словами он рванул дальше наматывать круги коротеньких беговых красных шортах и обтягивающей майке без рукавов. Всегда поражался, как такой грузный человек может носиться настолько резво. Даже я со своими шпалами, как у цапли не факт, что догнал бы его. Но как-нибудь надо будет обязательно попробовать.

Минут через семь, дойдя до станции служебных мультикэбов, сияющих на рассветном солнце разными оттенками красного, начиная от розовато-кораллового и заканчивая ярко-оранжевым, попытался насладиться сполна ранним утром, но увы не получилось. Настигали самые разные мысли, начиная с той, что нужно постричься наконец, ибо оброс как овца, заканчивая Никой и нашим коротким ночным рандеву…

Путь до полигона составлял каких-то пятнадцать минут по выделенной линии МТЕ, я выбрал наиболее комфортабельный мультикэб, благо никто в городе ещё толком не позавтракал, а мне уже лететь на смену. С удовольствием бы прикорнул ещё и в самом кэбе, но пятнадцати минут хватит только лишь едва глаза сомкнуть, про поспать и речи быть не может.

Как только «дрезина» тронулась, я уставился в окно, созерцая прекрасное. Елльск, находящийся на холме, отдалялся от меня, проваливаясь всё глубже и глубже в изумрудно-хвойный древесный массив, а как только мы вынырнули из тенистого лесного тоннеля, взору открылась потрясающая панорама на научно-исследовательский полигон Возрождение-2. Воплощение будущего, новый шаг в сторону прогресса и все остальные эпитеты, которыми его неустанно осыпали инженеры-проектировщики. Я же просто наслаждался видом, несколько атомных электростанций, которые бесконечно «выплёвывали» пар, пока ехал насчитал штук десять, но может быть какие-то находились и под землёй? Надо будет как-нибудь узнать у Макса. Целый комплекс… Помимо них две огромных трансформаторных подстанции, одна побольше, другая поменьше. Как мне сказали умные люди – вторая подстанция предназначена для аварийных ситуаций, поэтому используется в повседневных процессах не на полную мощность.

Но это верхушка айсберга, а уже на территории самого научно-исследовательского комплекса начинался целый лабиринт из функциональных надстроек, начиная от генераторов, питающих диспетчерские на станциях, заканчивая временными модулями, появляющимися тут в зависимости от задачи.

Например, один из временных модулей находился на полигоне уже больше полугода, и складывалось у меня ощущение, что никуда этот модуль больше не денется, притом, что его планировалось демонтировать через неделю. А речь идёт о медицинском модуле, в котором я должен отрабатывать свою ставку, быть всегда на чеку, следить за специальной частотой, где передают о происшествиях. Строго говоря, в самом модуле находиться не обязательно, поэтому большую часть времени мы с моими товарищами по несчастью проводили в специальном кэбе скорой помощи.

В лучах летнего солнца, нервно предвкушая дневное пекло, я проводил взглядом взлетевший с аэродрома гиперджет, который отправился защищать полигон от очередной атаки с воздуха. Вдали сверкнули две вспышки, затем после минутного затишья сработала система ПВО, лазеры уничтожили сразу несколько ракет своими невидимыми лучами, последние же сплясали своё заключительное инфернальное танго на небесах. И ведь на это всё выделяются бюджеты… Кто-то должен отправить ракеты, кто-то должен их сбить. Выглядит, как извращённый природный цикл, где-то зарождается жизнь, где-то она прерывается хищником. Вопрос подготовки, скорости реакции животного и банальной удачи. Хищник умирает от голода, если не ловит добычу, добыча умирает, если попадает в лапы хищника…

* * * * *

Отработав свою смену, я уставший и пропитанный собственным потом, решился дать о себе знать, написал Нике и пригласил на прогулку. Несмотря на её внешнюю закрытость, внутри девушка как будто была вполне коммуникабельна. Или может быть я просто ей нравился…? Или всё вместе?

Спешно приведя себя в порядок после дежурства, я вылетел на улицу, как ошпаренный, потому что опаздывал. Пока мчался навстречу судьбе, успел ещё раз вспотеть. Проклятия лились рекой у меня в голове, проклинал я, разумеется, самого себя и собственную нерасторопность, но прибыв на место, я понял, что девушки нигде нет, а значит придётся подождать. Зря спешил.

Касьянова изволила явиться лишь спустя минут сорок за что извинилась несколько раз подряд, правда причину опоздания не назвала, мы условились, что будем идти пешком туда, куда глаза глядят. Сосновая аллея тянулась километра на два, летнее солнце обещало оставаться часов до одиннадцати в зоне видимости и лишь после аккуратно скрыться за горизонтом, ничто не могло нам помешать пообщаться глубоко, вдумчиво и искренне. Ничто кроме моего собственного рассудка, который буквально заело, и он отказывался выдавать что-либо вменяемое… Какое-то время мы даже шли в абсолютной тишине, потому что я не мог никак запустить ни один из мыслительных процессов. В конце концов Ника меня спасла сама, повернув свою прелестную голову с короткой светлой причёской, и глядя прямо в душу своими круглыми, по незнанию кажущимися наивными, глазами.

– Как проходит твой рабочий день обычно?

Я был благодарен ей за этот чудесный вопрос, который позволил мне наконец открыть рот и не промычать что-то на тарабарском, а ответить чётко, ясно, развёрнуто.

– Строго говоря, это не рабочий день, а дежурство, ведь выхожу на сутки. – Я сделал секундную паузу и продолжил. – На самом деле работа как работа, мало что изменилось после того, как меня перевели на этот объект. Когда пришло распоряжение от начальства, я был уверен, что поеду на передовую. Однако судьба уберегла, и я здесь. Впрочем, уберегла ли?

Господи, что я несу?

– Ах, да, ты спрашивала, как проходит… Ну вот в прошлую смену было много вызовов. Очень часто поступают вызовы от Алерионовцев, иронично, что те люди, которые якобы защищают нас от «последствий работы Сферы»… – Я изобразил кавычки руками, оттопырив «козьи рога» пальцами на обеих руках. – Они же в итоге обращаются к нам за помощью.

– И не говори, Алерион – это вообще главный враг Сферы.

– Вот-вот, кто-нибудь вообще знает, чем они занимаются?

Все на полигоне лишь примерно представляли функции Алериона, но никто не мог сказать точно и привести перечень их функций и задач.

– Обычный внутренний террор, задача всех напрягать, чтобы не расслаблялись. Чтобы не допускали ошибок. Чтобы знали своё место… Ненавижу.

От волнения я сунул сигарету в рот, и хотел было зажечь, но потом вспомнил, что обещал ей бросить курить в тот вечер, после чего уже замахнулся, дабы выбросить папиросу, но Ника взяла меня за руку и выхватила её.

– Хорошо, что ты помнишь свои обещания. – Сказала она безэмоционально и закурила. – Но я-то никаких не давала, верно?

Это был риторический вопрос.

– Меня это никак не смущает…

– То, что нас смущает, мы ведь пока не будем обсуждать, верно?

Верно? Верно? Гипноз какой-то. Она как будто намекала на что-то… И у меня были подозрения на что.

– Можем обсуждать, а можем не обсуждать.

Ника остановилась, повернулась ко мне лицом и наглым образом выпустила пары сигареты прямо мне в грудь. Ну спасибо, теперь буду вонять табаком!

– Я имела ввиду, что мы можем… Повторить?

Глаза девушки горели, и мои походу тоже, уж не знаю, что произошло, но через несколько мгновений, я обнимал и целовал её так, будто мы виделись в последний раз в жизни, а она отвечала горячей взаимностью, что совершенно не вязалось с образом тихони, которая почти не разговаривала во время компанейских сборов.

Дальше вечер пошёл как по маслу, я что-то бегал, прыгал, хватал её, носил на руках. Лёгкая как пушинка, она ничего не весила, мои подозрения про пятьдесят килограмм оказались на сто процентов ложными, здесь едва можно было ощутить сорок семь, а то и меньше… Она иногда визжала, порой смеялась во весь голос, а иногда и просто хихикала, как дурочка. Мы, экзальтированные в своём цирке для двоих, оказались родственными душами… По крайней мере мне так виделось. Ближе к ночи устроившись поудобнее на распушившемся нежной травой холме, уставились на небеса, где по счастливому стечению обстоятельств можно было пересчитать все звёзды. Впрочем, я не стал заниматься этой романтической ерундой, а решил получше узнать Касьянову, чем живёт, чем дышит. В конце концов мы знакомы несколько месяцев и лучшего случая для таких дел ещё не представлялось…

– Черт подери, столько месяцев знакомы, а я знаю о тебе лишь то, что ты главный координатор Центральной Калибровочной Консоли.

– Да ты ж не спрашиваешь, я что навязываться буду?

– А хотелось навязаться?

Она засмущалась, но постаралась не подавать виду.

– Ты сейчас намекаешь на то, нравился ли ты мне настолько, чтобы я хотела навязаться?

– Эм-м… Я хотел…

– Да, нравился.

Я слегка подзавис. Обычно, я привык, когда девушки виляют, юлят, и всячески избегают прямых ответов, но Касьянова была походу не из робких.

– Нравился? Почему в прошедшем времени?

– Да так к слову пришлось… – Она снова курила очередную папиросу. – Ты вообще собирался меня целовать, если бы я не намекнула? Делал вид, как будто после бара ничего и не было…

– Я… Э-э… Конечно. Да, конечно… Ну может быть не сразу. Но сегодня точно.

– Балабол.

Она произнесла это с улыбкой, придвинулась ко мне и легла на плечо. В траве могли быть насекомые и клещи, но кого это сейчас вообще волновало?

– Да ты понимаешь, у меня просто идиотские проблемы с памятью, некоторые события, которые я выдаю за реальные, оказываются выдуманными мною же… Или увиденными где-то. Вот, например, я в детстве смотрел мультик, где рыцарю в синем доспехе отрубают в конце голову и насаживают на меч. Повествование всё время шло от первого лица. И в конце показывают эту окровавленную голову, а закадровый голос говорит: «Я погиб».

Ника внезапно встрепенулась.

– Я тоже помню этот мультфильм! И я тоже не могу его найти!

– Что?!

Моему удивлению не было предела, мы начали обсуждать детали этого мультика, в итоге пришли к выводу, что говорим об одном и том же.

– Шок… Значит мой рассудок всё-таки не поражён конфабуляцией… А ведь так много вымышленных мною событий прекрасно ложились в концепцию конфабуляции.

– Мы можем это легко проверить.

Она произнесла это так, как будто делала подобное каждый день.

– Как же?

– В городе и на полигоне есть огромное количество «пуль», ляжешь в одну из них, а я тебя прогоню. Проверим тебя на дефективные протокольчики. – Она заиграла пальчиками, постукивая по моей груди. – Проверим тебя на всякие отклонения, в том числе и на конфабуляцию. А может у тебя есть что покруче? Например, синестезия? Или ты скрытый шизофреник… Впрочем, на это тебя должны были проверить при трудоустройстве.

– У тебя взгляд такой… Хищный.

Она и вправду смотрела на меня как тигрица на кусок сырого мяса, или на свежего, сочного оленёнка, которым можно полакомиться.

– Там ничего страшного, просто воткнём специальные иголочки в разные места. Тебе когда-нибудь втыкали иголку напрямую в мозг?

– Нет!

– Не переживай – это совсем не больно.

* * * * *

Ощущения после «пули» были крайне специфичные, как будто чесался каждый нерв, я был крайне раздражён. Но Ника сказала, что это нормально. Благо, следующий рабочий день через двое суток, а значит я успею прийти в себя. Мне понравилось с какой страстью она подходила к вопросу «прогона», ей действительно всё это было интересно. В итоге мы нашли у меня зачаточную конфабуляцию, нарушения в «дефрагментации жёсткого диска», куча воспоминаний распределялись не по своим полочкам, что я и ощущал всю жизнь. Но это нельзя было назвать клинической проблемой.

Собственно, «пуля» не умеет определять именно типы воспоминаний и ячеек памяти, она ориентируется по импульсам в нервной системе, определяя гиперчувствительным оборудованием буквально каждый электрончик, пробегающий по «серым проводам». Я в этом всём плохо разбирался, зато Ника чувствовала себя как рыба в воде, притом, что это даже не основная её специальность. Она вообще много чем интересовалась, и при желании могла своей эрудицией заткнуть за пояс каждого, кто посмеет с ней соревноваться. Но темперамент был не такой, чтобы ввязываться в случайные словесные перепалки, да и не считала она это полезной тратой времени.

Хотя я считаю, что наоборот надо отстаивать свои границы, и на её примере лишь убеждаюсь в своей правоте. Ника не раз отпускала колкости в сторону Агаты, которая назвала её грудь маленькой, я так понял, у неё есть своеобразный комплекс по этому поводу, и координатор ЦКК борется с этими комплексами, одеваясь максимально открыто, насколько это вообще возможно в её случае. Даже при мне, она чутка завернула низ топика так, чтобы оголить всё пространство живота, начиная от брюк, заканчивая низом груди. Буду идиотом, если скажу, что мне это не понравилось, такие точёные формы, как у неё, заставляют мою кровь вскипать моментально, но разумеется она это делала для привлечения внимания, а не для того, чтобы я приставал к ней. Станет ли это проблемой в будущем?

В настоящее время, я просто наслаждался моментом. К слову, она не дала больше себя поцеловать в тот вечер. У неё как будто собственное расписание и собственное видение отношений между мужчиной и женщиной. Чертовка как будто дразнила меня, наслаждаясь видом животного инстинкта в моих глазах. Честно говоря, ненавижу, когда мною пытаются так манипулировать, поэтому я твёрдо сказал себе, что в ближайшие дня три буду полностью её игнорировать, чтобы как-то успокоиться, ибо желаемое я точно не получу, а вот боль в промежности от перенасыщения кровью – это мне будет обеспечено.

Вечером перед дежурством я встретил на улице одиноко бредущую Олесю, которая выглядела совсем невзрачно и зачем-то напялила солнцезащитные очки. Ведомый своим интересом узнать, что же там у них с Максом произошло, я догнал девушку и принялся расспрашивать.

– Теплинин, господи помилуй…

– Ты же не верующая?

– С вами всеми тут и уверовать недолго…

– Что там учудил Макс в тот вечер.

– Гриша, вот тебе оно надо вообще? Все накидались, вели себя как свиньи, брр… Потом ещё бегают, расспрашивают, кто чем занимался, кто, кого, куда, как? Эти вылазки в чужие грязные трусы…

– Ну Олесь, интересно же…

– Ты мне вообще должен за испорченное настроение тем вечером! Вы все надо мной издевались. Потому что я в отделе по связям с общественностью работаю? Вам почему-то кажется, что мы там балду пинаем.

– А разве нет?

Она на глазах рассвирепела.

– Шучу я, шучу… Ну! Знаю я как работает отдел по связям с общественностью… Немного.

– Ничего ты не знаешь, авантюрист…

– И почему я тебе должен? Я тебе ещё тогда дал пинту своего пива, ты его выпила до дна. Считай квиты!

– Ну-ну, меркантильный джентльмен…

Она явно была без настроения, а у меня появился какой-то совершенно полоумный интерес развеселить её.

– Та ладно, ладно… Я весь твой, чем тебя угостить? Хочешь туфли куплю?

Она повернулась, и я увидел интерес в глазах.

– А может и хочу…

– Ну так давай, не стесняйся… Куплю и глазом не поведу. Когда я кого обманывал. Но…

– Что «но»?

– Расскажи, что у вас там с Максом было…

Она закатила глаза, выдохнула и выложила всё, как ну духу. О том, как он к ней приставал и даже как делал предложение руки и сердца. Правда на следующий день он ей писал сообщения и умолял никому не распространяться о его поведении.

– Ну да, типичный Макс…

– Ага.

– Что в итоге? Ты согласилась отдать ему руку и сердце?

– Так! Где мои туфли?! Всё тебе расскажи!

– Всё, всё! Вот!

Я перевёл ей деньги через мастерфон и показал транзакцию.

– Пф-ф, вот вы мужики все такие… По пути наименьшего сопротивления. Как же это всё не интересно… И ты такой же, как и Макс.

– Ну ладно, ладно! Что ты хочешь?

– Поехали вместе в столицу, там ты меня и порадуешь.

По её лицу пробежала тень игривой улыбки, а в глазах мерцала глубинная женская заинтересованность.

– Олеся… – Я смотрел на неё исподлобья. – Ты что сейчас ко мне подкатываешь?

– Ой, всё. Иди гуляй.

С этими словами она меня оттолкнула и скрылась за поворотом, но я то знал, что оно значило. Она не приняла предложение Макса.

* * * * *

Одна из главных и самых сложных задач, работая на полигоне и в Елльске, заключалась в том, чтобы бороться со скукой, потому что большая часть работы – рутина. На таких предприятиях все процессы отлаженные, поэтому чего-то сверхъестественного никогда не происходит… Ну ладно, почти никогда. Бывают и активные периоды, мы их брать в расчёт не будем. В остальном, любые внештатные ситуации прописаны в протоколах, каждый из сотрудников примерно раз в полгода проходит полный курс информационной, промышленной, личной и групповой безопасности. Это обязательно, и никто не имеет права отлынивать. Дело может дойти вплоть до увольнения одним днём, поэтому все подходят к процессу максимально серьёзно, но даже старожилы, знающие здесь все уязвимые зоны, все проблемные места и «тонкие» стенки, потихоньку сходят с ума от рутины и повторяющихся действий, которые если не повторять, могут привести к фатальным последствиям.

Тут всё по заветам «эффекта бабочки», малая ошибка может привести к колоссальным последствиям, особенно с учётом того, что на территории работает ЦКК, а это не игрушки, если в ЦКК произойдёт ЧП, то расхлёбывать придётся всем полигоном.

Чтобы как-то разнообразить жизнь, созданы все условия, начиная от нескольких спортивных точек в городе и на самом полигоне, заканчивая питейными заведениями, домами культуры и даже библиотеками.

Планировалось, что люди будут заниматься действительно культурными вещами, а на деле получилось всё совсем наоборот. Пара публичных домов, о которых все знают, но продолжают закрывать глаза, ибо вещь для некоторых страт населения нужная, можно сказать незаменимая. Например, для работяг-шахтёров, которые сутками проводят на строительстве новых объектов на полигоне. Им нужно выполнить работы как можно быстрее, так как суммы фиксированные, у них нет времени заниматься «окультуриванием», они пашут как лоси. С работы в койку, на выходных в бордель, а там глядишь объект скоро будет сдан. Иногда темпы строительства пагубно сказываются на качестве новых модулей, но не критично. Всё-таки основной массив строился мощнейшими профессионалами своего дела, а второстепенные надстройки – это уже дело десятое. Важно, но не настолько, чтобы строить это всё десятилетиями.

Дома культуры после заката превращались вообще в пристанища содомии, начиная от тайных анонимных встреч для особых господ, заканчивая игорными клубами, покером, штоссом, да и чего там только не было, разве что рулетка считалась какой-то дикостью, которая недостойна находиться в стенах подобных мест. Игровые автоматы тоже были не в почёте. Местная публика любила включать интеллект, мозги должны работать даже в игре. А рулетка, да автоматы – это всё для быдла.

Пару раз я приезжал на вызовы совсем странные, поначалу даже терялся, а потом вспоминал про человеческие пороки и всё становилось на свои места. Наркотики, запрещёнка, грибы, травка… Всё шло в ход. Как будто город сводил всех с ума, люди плясали фатальную кадриль с госпожой судьбой, испытывая на прочность не только свой организм, но и нервы окружающих. Но надо сказать, нервы были прочные, такими нервами танкеры можно швартовать.

Ника правильно сказала, здесь все курят… И не только сигареты. Нет места более притягательного, чем Елльск, где хотелось бы провести свои последние дни, глядя на звёзды, укутавшись тёплым воздухом лета, под кронами исполинских сосен и елей. Чуть поодаль от города разрастались секвойи и там было особенно красиво. В двух километрах – горная речка, чистая как слеза младенца, летними ночами там разве что ленивый не купался нагишом, затаскивая разгорячённую подругу в прохладные воды, покрываясь мурашками, трогая её за все выпуклости, наслаждаясь жизнью так, будто это последний день на этом свете.

Я и сам хотел бы затащить туда Нику, раздеть её догола, ощутить под пальцами бархатную кожу, провести ладонью по бедру, вызвать мурашки и швырнуть в водоём так, чтобы дар речи потеряла. А потом прыгнуть самому и уже не прекращать трогать её до тех пор, пока не потеряет сознание от экстаза…

Второй день на исходе, а я всё ещё не могу выкинуть из головы её образ. Зараза сама ни за что не напишет, а я уж точно не буду потакать её стервозной натуре, хоть и знаю, что в глубине души она маленькая добрая зайка, готовая подарить тому самому всю свою любовь, которая скопилась внутри за годы работы в этом одновременно потрясающем и проклятом месте.

Несмотря на свои установки, я как подорванный достал вибрирующий мастерфон, надеясь, что там сообщение от коротковолосой милашки с гетерохромией глаз. Но к моему удивлению написал мне совершенно другой человек – Олеся. Признаться честно, такого поворота я не ожидал, а содержание сообщения меня и вовсе ввело в ступор.

«Привет! Я сегодня иду играть в штосс, составишь мне компанию?»

В тот момент я подумал: «Что угодно, лишь бы не думать о Нике», и согласился моментально. Мы встретились неподалёку от ромашковой аллеи, где Олеся самозабвенно стояла, глядя на заходящее солнце и нюхая свежесорванную ромашку. Я подкрался сзади и напугал её до усрачки, за что получил заслуженную пощёчину и остервенелый взгляд полный ненависти, плавно меняющийся на снисходительное понимание. Через пару мгновений она даже улыбнулась, что не доставило мне удовольствия из-за того, что зубы у девушки, хоть и белоснежные, но кривоватые, левый клык слегка выпирал вперёд, а нижние передние и вовсе слегка покосились, будто старый забор, под которым вымыло почву. В целом, я не имел ничего против таких мелких недостатков, возможно даже есть люди, которым подобные мелочи не важны, но я в этом плане был слишком привередлив и желал получать лишь самое эстетически прекрасное. Ника в этом плане полностью соответствовала моим требованиям.

Должен сказать, всё с этой Виноградовой было не так, и походка какая-то нарочито женственная, как будто она старалась перед кем-то выслужиться, и руки на мой взгляд, слегка коротковаты… Мне больше нравится, когда пальцы заканчиваются примерно на середине бедра в опущенном состоянии, а её явно на три-четыре сантиметра выше… Ключицы не ярко выраженные, при этом она их старательно оголяет. Ну вот зачем? Если знает, что там не на что смотреть? Ей богу, даже у Агаты с этим дела обстоят гораздо лучше, хотя она даже не в моём списке интересов. Да и нос у Олеси ну какой-то уж совсем ровный… Нету этой привлекательной ложбинки подо лбом, которая делает женский образ по-настоящему изящным. Может быть у неё есть греческие корни? Все эти античные статуи с прямыми носами мне никогда не нравились.

Впрочем, зачем я вообще разглядываю её как объект своих притязаний? Зачем мне себе самому объяснять, что она не в моём вкусе? Ведь это самая настоящая глупость… Я знаю, что она не в моём вкусе. Я здесь для решения своих корыстных целей. Извини, Олесь, но никто не говорил, что я настоящий джентльмен.

– Как прошёл твой рабочий день?

– У меня дежурство завтра, эти два дня я отдыхал.

– Ой, поняла, привыкла судить о себе… Прости.

– Да ничего…

Меня поразила её мягкость и податливость.

– Значит идём играть в штосс?

– На деньги.

– Есть ли смысл играть иначе?

– Думаю нет, – Она протянула мне ромашку, и я её почему-то взял. – Просто хочется развеяться, я ведь тогда тебе про туфли так сгоряча сказала, очень уж здесь всё давит, иногда просто хочется уехать с кем-то, кто тебе приятен… Нужен был какой-то предлог.

– Я думал ты меня ненавидишь.

– Дурость какая-то, с чего мне тебя ненавидеть? Ты вроде неплохой парень, с которым можно и в столицу съездить… Просто съездить одним днём, не смотри на меня так!

Неужели она на меня запала?

– Да, иногда ты бываешь каким-то… Козлом… – Она вскинула брови. – Не обижайся, это не злобный козёл, а такой… Маленький, вредный козлик.

– Прекрасно. – Её сравнения меня не то, что не обижали, они не вызывали во мне вообще никаких внутренних колыханий. – Значит туфли отменяются?

– Пусть это будет на твоей совести, я между прочим рассказала тебе всё, что тебе было интересно, а ты сам обещался, никто за язык не тянул, знаешь ли…

– А на что ты потратила те деньги, что я тебе перевёл?

– Положила в копилочку, но я не буду на них ничего покупать.

– Звучит так, будто у нас теперь общий бюджет, – Я тяжело вздохнул. – Чувствовать себя женатым просто отвратительно.

Она пихнула меня в бок с улыбкой.

– Как хорошо, что я не женат.

Девушка снова приподняла брови, косо на меня поглядывая. Но я как будто был в ударе, ей точно нравился мой идиотский юмор.

Придя на место, мы расположились с другими незнакомыми мне людьми в тесном, тёмном помещении, где дурно пахло потными подмышками. Уж не знаю нынешние участники виновны в этом или же предыдущие посетители, впрочем, чего не сделаешь ради того, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей. Олеся сразу же взяла себе какое-то горячительное, достала пачку денег, от которой у меня глаза на лоб полезли. Тут было пять моих зарплат, не меньше… На мой пронзительный, немой вопрос в глазах, она ответила игривым и лёгким наклоном головы, с приподнятыми бровями, шумно отхлебнула какой-то бормотухи из красивой коктейльной рюмки, после чего началась игра. Всего было пять игроков, я был зрителем, сидел чуть позади. Напротив, меня какой-то молодой парень в тёмных очках явно пытался походить на мастера игры в техасский покер, но как по мне выглядел просто смешно. Ещё одна дама справа тучных размеров, явно работала в бухгалтерии, ибо ну как это возможно, что пачка её денег была ещё внушительнее, чем у Олеси?! Какой-то старик слева у меня вызывал странные чувства, мне казалось, что он вот-вот рассыплется, при этом движения у него были чёткие, уверенные, как будто старость – это лишь внешний вид, а внутри он живчик каких поискать. Ну и последний игрок тоже мужчина уже средних лет, чем-то похожий на Макса по своей комплекции, только не лысый, а с роскошной шевелюрой, собранной в хвост.

Игра началась, играли по двое, победитель всегда оставался в игре, а проигравший ждал своей очереди, если желал этого и имел деньги.

Последующие три часа буквально пролетели как миг, я наблюдал за какой-то неведомой для меня магией. Олеся буквально не оставляла никаких шансов своим оппонентам и проиграла лишь в трёх партиях… Из тридцати? Я сбился со счёту. Её и без того внушительная пачка денег росла, как на дрожжах. В один момент, она оказалась на грани, потеряла около семидесяти процентов своего банка, отдав его бухгалтерше, но через несколько туров вернула всё обратно, да ещё и сверху доложила. Полностью «раздела» мальца в солнцезащитных очках, довела до исступлённой ярости владельца роскошной шевелюры, который если бы не я, находившийся рядом, точно бы совершил какую-нибудь глупость. Довела до истерики бухгалтершу, которая кажется планировала приумножить своё состояние, но в итоге попрощалась с ним. В слезах она орала, что Олесю сам бог покарает, да и что у неё сатанинский глаз, ей за всё воздастся, послала в её сторону с десяток проклятий, на что сама Виноградова отреагировала стоическим молчанием, попивая уже десятый коктейль через соломинку и раздавая сотрудникам подпольного заведения щедрые чаевые. Настолько щедрые, что у меня челюсть отвисла. Я даже пить не мог, настолько всё происходящее меня выбило из привычного мироощущения, и я просто уже хотел выйти с Олесей на улицу, задать ей буквально все интересующие меня вопросы, так как меня буквально разрывало от любопытства.

Только лишь умудрённый опытом дед, сидел, улыбался и строил глазки Олесе, не реагируя никак на то, что его банк тает. На мой немой вопрос, он ответил вслух: «Я молодой человек, в том возрасте, когда находиться с такой статной дамой часами напролёт – это даже ещё большее удовольствие, чем выигрывать у неё». После этих слов, старик совершенно без стеснения потянулся к её руке, нежно взял и начал целовать без остановки, пока Олеся, поперхнувшись своим коктейлем со смеху, не высвободилась, при этом не забывая поблагодарить деда за потрясающее время, проведённое за столом.

Тем не менее, хитрый дед оказался на так прост, и под шумок стянул у неё с десяток банкнот, пока Олеся о чём-то разговаривала с крупье за соседним столом, который оказался её давним знакомым. Я среагировал быстро, схватил ушлого старика за руку так, что тот даже и не понял сначала что произошло. Олеся, отвлекшись на шум, обернулась и жестом показала, чтобы я его отпустил, оставив ему деньги. Он вновь принялся целовать ей руки, говорить, что век не забудет её щедрости, на что она снова самозабвенно расхохоталась и попрощалась с ним.

Далее за столом стартовал техасский холдем, и крупье с соседнего стола, пересел за наш, осведомляясь у Олеси, не собирается ли она всех обыграть и в этой дисциплине?

– Не сегодня, Саш, я уже порядком пьяна… Больше, чем нужно. Рука тяжелеет, а надо, чтобы лёгкая была. Хих…

– Как будто в руке всё дело, ага…

– Так, контору не пали, да?

Она как барышня-боярыня подошла ко столу, достала пакет, взяла в охапку деньги, но некоторые из банкнот просыпались на пол, на что она махнула рукой, щёлкнула пальцами явно в мою сторону и поманила рукой на выход.

* * * * *

– Что. Это. БЫЛО?!

Я находился под впечатлением от произошедшего.

– Это же сколько деньжищ?! И ты ещё хотела, чтобы я купил тебе туфли?! Да ты ходячий банкомат! На эти деньги я бы мог жить… ГОД!

– Ну всё, всё, миленький мой, ну тихо… – Она приложила ладонь ко лбу тыльной стороной, всучила мне пакет с деньгами и обвила своими руками моё предплечье, чтобы лучше держать равновесие. – Голова уже начинает болеть, ужас…

– И ты хочешь, чтобы мы все думали, что вы там реально работаете? Ха! После увиденного сложно делать какие-то выводы в пользу ваших связей с общественностью. – Я сделал паузу, мы каким-то образом уже шагали в сторону её дома, хотя я даже не помню момента, когда мы тронулись. – Нет, не то, что я побегу всем рассказывать, ты не подумай… Я не крыса.

– Вот и славно, пирожочек… Я знала, что на тебя можно положиться.

Она зевала, а я чувствовал себя частью какого-то зловещего плана, о котором ничего не знаю…

– Слушай, давай начистоту, что всё это было? Нет, правда! Какого чёрта?

– Гриша, милый мой, ну выпила немного, перебрала, ну чего бубнить то?

– Да в смысле?! Какое к чёрту перебрала? Это меня беспокоит меньше всего… Я, что твой телохранитель? Этот волосатый чёрт уж точно бы тебя приложил где-нибудь за углом, не будь здесь меня…

– А ты против? Прости, я не думала, что ты так отреагируешь… Я всего лишь хотела немного по-женски провести время с надёжным человеком.

Эта фраза меня ввела в ступор и какое-то время я молчал, но потом меня вновь стали одолевать вопросы.

– Нет, ну подожди… Я другого не могу понять, как ты их всех обыграла? Ты что, профессиональный игрок? Ты же их буквально голыми всех оставила!

– Ну, Гришенька, раз на раз не приходится… Бывает, что и я тоже проигрываю… Просто ты не видел.

– Справедливо коли так, но оно не выглядело сегодня, будто ты можешь проиграть.

– У тебя насмотренность маленькая, – Она смачно икнула так, что даже я подпрыгнул, а Олеся рассмеялась после этого как маленькая. – Ха-ха!

За разговорами мы уже оказались возле её дома. Я постоянно оглядывался, на дворе стояла ночь и кто угодно мог нас ограбить.

– Гришенька… – Язык у неё заплетался. – Можешь довести до двери, пожалуйста. Умоляю… Я не хочу одна в подъезде идти с такими деньгами.

– Хорошо.

– Спасибо!

Она повисла у меня на шее и буквально пускала слюни на рубашку, настолько девка была пьяна. Я её оттолкнул, растряс, она очнулась и мы поднялись наверх. Жила она в довольно аскетичной квартирке, где особо ничего и не было, что вдвойне не ладилось с теми деньгами, которые я видел.

– З-закрой дверь, пожалуйста, скорее. – Она указала на замок. – Если хочешь… Ост-тавайся… Но я… ИК! – Олеся вытерла рот тыльной стороной ладони и начала снимать сарафан через голову, обнажая свою фигуру. – Я спать!

– Олеся, я не буду оставаться. Куда положить деньги? Я пошёл.

– Возьми свою долю десять процентов и положи вон… Вон в тот… Ик! Вон в тот… Шкаф.

Она стянула с себя сарафан, полная луна обрамляла её силуэт. Должен признать она была привлекательна, но по-своему. И это не та привлекательность, которая мне была по душе, уж точно. В голове вновь замелькали образы Ники, мне адски захотелось ей написать. Так сильно, что сдерживаться было невозможно.

– Мне ничего не нужно, я ухожу. – Ответил я на её предложение забрать свою долю. – Вот этот шкаф?

Впрочем, когда я посмотрел туда, где секунду назад была Олеся, я её уже не увидел, она полоскалась в душе. Я открыл шкаф, увидел там ещё три таких пакета, отчего у меня глаза на лоб полезли. Даже если бы я взял прямо сейчас двадцать процентов от всех денег, что лежали в шкафу, она бы ни за что не заметила пропажи. Всё это выглядело крайне сомнительно, авантюрно и опасно. Что она вообще за человек? И почему выбрала именно меня для того, чтобы сыграть весь этот спектакль?

– Всё, я пошёл. Пока!

– Хлопни посильнее с той стороны!

Её голос был уже абсолютно трезвый! Или мне просто показалось…

Спустившись вниз, я писал Нике огромное сообщение, где признавался во всех смертных грехах, в чувствах и извинялся за своё долгое молчание. Ответ не заставил себя ждать, она отправила короткое: «Сплю», из-за чего я пришёл просто в бешенство и готов был разбить мастерфон о брусчатку. Злость на самого себя меня разъедала ещё где-то два часа к ряду, когда я оказался в собственной постели и смотрел в потолок, не в силах уснуть из-за роящихся мыслей в голове. В очередной раз ночь перед дежурством превратилась в парад сумасшествия, начиная от сопровождения этой чокнутой Олеси, которая может и не Олеся вовсе? Заканчивая Никой, которая на мою огромную тираду ответила сухо, чёрство и бездушно. Я ненавидел обеих за то, что испортили мне ночь перед дежурством и эта ненависть меня сжирала до тех пор, пока я не начал считать овец с закрытыми глазами. Примерно после четыреста восьмидесятой я вырубился, а когда проснулся, чувствовал себя так, будто меня переехал автобус…

* * * * *

Я начал привыкать к размеренному, можно сказать курортному ритму жизни, когда самое страшное, что может случиться – это гипертермия случайного сотрудника из-за жары, которая изредка разбавлялась лёгкими дождями или кратковременными ливнями, что приводило к обострению кровососов и без того, не дающих покоя, а также создавало парниковый эффект с высокой влажностью, делая и без того невыносимую жару ещё невыносимее.

Приходя домой после дежурства, я принимал холодный душ, выкручивал температуру до минимума, но вода всё равно была тёплая, потому что земля прогревалась достаточно глубоко и водопроводные трубы вместе с ней. В зимний период всё было иначе, когда меня обдавало буквально ледяной водой, и я мылся с такой феноменальной скоростью.

Ко всему прочему меня начали преследовать зачатки бессонницы, я каждую ночь считал овец до пятисот, до тысячи, чертовки никак не хотели выглядеть так, как я им приказывал. Если я желал посчитать реалистичных овец, то они были мультяшные, если я хотел угловатых, они были идеально гладкие и без углов, иногда оградка тряслась так, как будто случилось землетрясение, хотя я приказывал своему мозгу показывать мне совершенно другую картинку. И так каждый раз… Со временем у меня начало получаться лучше, но к тому моменту я начал постепенно переходить на уравнения. Это нагружало мозг гораздо сильнее, и он охотно выключался уже через минут двадцать. Потом я начал учить постоянные. Было очень удобно воспроизводить постоянную с точностью до сотни знаков, это тоже была неплохая нагрузка, поэтому я стал засыпать ещё чуточку быстрее… Но иногда просто ни в какую, хоть на стенку лезь, и овцы, и постоянные, и уравнения, а воз и ныне там. После двух часов попыток открываешь глаза, смотришь на потолок, на сломанный кондиционер, который обещали починить уже как две недели назад и до сих пор не пришли, после чего встаёшь и выходишь на балкон, а там прелестная картина: едва уловимый столб света, упирающийся в небеса. Значит на полигоне снова запустили Сферу…

Эта ночь оказалась именно такой, я закинул в рот сигарету, вспомнил о своём обещании Нике, вспомнил какая она сука, потому что после моего последнего сообщения, она даже не удосужилась ни позвонить, ни написать… А ведь прошло полтора дня. Зажёг эту чёртову папиросу, господи, кому я только даю эти чёртовы обещания? Какой в этом смысл?

Тёплый дым заволок мои лёгкие, я почувствовал секундное опьянение и даже немного успокоился. Макс Ан говорил, что скоро у нас закончат строить в городе бильярдную, и мне не терпелось её опробовать. В своё время я недурно играл, может быть здесь я буду лучшим?

Мне всегда хотелось в чём-то всех обогнать… Желательно во всём. В юношестве, я был уверен, что стать человеком, успевающим абсолютно всё – это реально. Я суетился, ходил в спортивную секцию, занимался тогда ещё молодой и перспективной наукой, которая нынче зовётся духология, учился, ходил на вечеринки и без перерыва, практически каждый день как чокнутый знакомился с девушками. Снова и снова, снова и снова. И не мог остановиться. Где-то дома у меня завалялось с десяток блокнотов, где я записывал их идентификаторы сети. Почему-то мне хотелось именно бумажный вариант такого артефакта, ибо в электронном виде всё эфемерно, не по-настоящему… Блокнотом ты можешь похвастаться, а циферками в сети… Пф-ф, это никому не интересно.

Светало, а меня ждало дежурство вне очереди, Лена попросила подменить её, поэтому завтра… Точнее уже сегодня, увижусь с Владиславом во второй раз. Через два часа я благополучно помылся, оделся и вышел на работу, так и не сомкнув глаз. По спортивному полю нарезал круги Макс, всё также в своей излюбленной форме: короткие шорты и безрукавка. Он явно с другой планеты…

* * * * *

– Курнуть хочешь?

– Давай.

– Я про травку. – Влад протянул мне тугой свёрточек из полупрозрачной бумаги. – Надо расслабиться, а то вторые сутки пошли…

– Ах это… Если я скурю, меня точно вырубит.

– Могу дать афган-куш, если хочешь… Подбодрит.

– Ага, хочешь, чтобы я вообще связь с реальностью потерял? Нет, спасибо, я ещё после последнего раза не отошёл.

– Тогда может амфика?

Он достал из кармана розовый порошок, на что я закатил глаза.

– Господи, Юрец, ты так долго не протянешь, ей богу.

– Так будешь или нет?

– Нет. – Я достал обычную сигарету. – Подай мне лучше энергетик.

Он протянул банку тёплой газировки золотого цвета, я поморщился от отвращения, но делать было нечего. Солярку тратить, чтобы машина оставалась заведённой, запрещалось по понятным причинам, поэтому никакого кондиционера, отличная парилка внутри и как следствие все продукты портились в три раза быстрее.

– Блядь, какого чёрта запретили сидеть в мобильном пункте? Там хотя бы кондиционер был…

– Новый регламент. По-хорошему мы вообще должны прям патрулировать, но из-за понятных событий тратить солярку нецелесообразно, поэтому начальство утвердило несколько точек дежурства на полигоне.

– Сука, с каждым разом всё тошнотворнее и тошнотворнее…

Я сделал несколько глотков энергетика, оказалось не так мерзко, как я ожидал.

– Кстати, – Влад, выпустил струю едва уловимого дымка и смачно прокашлялся после затяжки. – Завтра идёшь на инструктаж по безопасности?

– Чего? Опять?!

– Ага, Макс и Ника будут проводить. На этот раз будем слушать, как правильно действовать, если произойдёт разрушение одного из контуров наших замечательных АЭС. Там ещё какая-то лажа по поводу какой-то консоли… Короче, надо идти.

– Не, я пас. Не хочу видеть этих двоих.

– Так тебя же оштрафуют, сделают выговор и если ещё раз такое пропустишь, то уже до свидания.

– Сука… – Я вспомнил, что просто так это всё нельзя пропускать. – Может ты мне нос сломаешь?

– Сдурел что ли?

Юрец был жутким доходягой, иногда я вообще удивлялся, как его ветром не сдувает.

– А сколько в тебе весу то?

– Пятьдесят пять килограмм наверное…

– Ну ты и дрищ.

– Дрищ, не дрищ, а двадцатку раз подтянусь.

– Если бы я весил пятьдесят пять килограмм, я бы подтянулся тридцадку.

Он пожал плечами. Пропускать инструктажи по безопасности нельзя было. На этом чёртовом полигоне вообще ничего нельзя было пропускать. Чуть что, сразу же выпнут. Помимо прочего, я как военнообязанный и распределённый по призыву, не мог просто так вернуться домой, меня бы отправили ещё куда-нибудь, а уж лучше тухнуть здесь, чем копать блиндажи и ползать по полям, вытаскивая трёхсотых…

– Что у тебя там с этой Никой-то… Что ты её видеть не хочешь?

– С чего ты взял, что я не хочу видеть именно её, а не Макса.

– Пф-ф… – Влад сделал возмущённую гримасу, ухмыльнулся и затянулся ещё раз, явно давая мне понять, что мой вопрос оказался крайне дурацким. – За кого ты меня держишь, брат?

– Да не знаю, мы что-то гуляли, целовались, а она какой-то стервой оказалась. Игнорирует меня, отвечает односложно.

– Так ты её даже не завалил?

Я посмотрел на него сощурившись, затягиваясь сигаретой, от которой осталось всего ничего.

– Не.

– И чего паришься тогда? Лизаться можно хоть со всеми подряд… А вы договорились, что вы вместе?

– Не.

– Ну тем более… Не понимаю тогда, чего ты страдаешь. Столько баб красивых в Елльске, я когда в бильярдную прихожу, там одна краше другой.

– Её уже открыли?!

– Да, а ты не знал? Ещё позавчера.

Я сбросил пепел и выкинул бычок, натянув на голову кепку, так как начало серьёзно припекать. Из-за тени, падающей на глаза от козырька, захотелось спать и я зевнул во весь рот, потягиваясь и издавая нелицеприятные звуки. Юра добил свой джойнт, задержал дыхание, надул щёки, и выпустив последнюю порцию едва уловимого белёсого дымка, раскашлялся на всю улицу.

– Почему ты не встал в тени, я не понимаю? Запекаемся здесь, с меня уже седьмой пот стекает. Можно яичницу жарить на крыше кэба.

– По регламенту не положено.

– Да кого-то это вообще когда волновало? Вон Ленка никогда по регламенту не вставала, и всё хорошо.

– Друг, я подчиняюсь правилам и регламенту, это важная часть нашей дерьмовой работы. Нельзя нарушать.

– Ага, а курить на работе можно значит.

– Ты не понимаешь, это уже другое. Это касается только меня, только моя личная ответственность перед самим собой, а регламент касается всего, что находится за пределами меня. Вот эта тачка – это часть регламента. Я ответственен за неё, я не буду нарушать регламент. А состояние моего организма – это уже совершенно другая зона ответственности, у него нет регламента, я могу сам регулировать эти процессы. Понимаешь?

– Это часть регламента, дубина! Нельзя быть упоротым на работе.

– А я не упорот, я лишь слегка расслаблен. Это сказывается на моём функционале только в лучшую сторону. Так я бы напрягался, терял бы много энергии на переживания и в ответственный момент оказался бы не готов к быстрому реагированию. – Он достал обычную сигарету и снова закурил. – Тем более, если бы ты не был сонным, ты бы согласился тоже курнуть. Сколько раз уже было.

– Ну не целый джойнт же.

– Какая разница? В моих глазах, ты даже больший грешник, чем я. Не поспал перед дежурством, пониженная концентрация, вялость, плохое настроение, мозг хуже электрончики гоняет… Ты поступил гораздо неправильнее меня.

– Нет такого слова «неправильнее», не может быть совершенной степени у слова «неправильно».

– Брат, не цепляйся к словам, ты понял о чём я.

– Угу…

Мы продолжили курить и коптиться на этой жаре. В этот день нас ждал только один вызов, который мы быстро отработали и чёрт подери, Юрец оказался прав, я был вялый, несобранный и совершенно неготовый к серьёзным испытаниям. Следующим утром перед тем, как покинуть тачку в конце своего дежурства, я завис на несколько мгновений.

– Юрец, когда инструктаж то?

– Через четыре с половиной часа.

– Понял.

– Гриш!

– А?

– Ну я же прав был?

– Насчёт чего?

– Насчёт твоего состояния. Я вот бодрячком до сих пор. А ты с ног валишься.

– Ой, да пошёл ты!

Он улыбнулся, мы попрощались, я поставил будильник и бухнулся на кровать прямо одетым, проспал четыре часа, встал даже не ощутив ни малейшего прилива сил. Даже не стал себя приводить в порядок, только побрызгался одеколоном и побежал на инструктаж. Давно я себя так паршиво не чувствовал.

* * * * *

– Группа из девяти реакторов с общим контуром…

Поднялась рука в зале, Макс сразу отреагировал и дал слово человеку.

– Максим Сяолунович, интересно, а почему было принято решение делать группы реакторов с общим контуром? С точки зрения безопасности – это не выглядит надёжно…

– Чтобы повысить КПД. В нашем случае конструктивные особенности проекта подразумевали большое количество контуров, которые были переплетены словно коса. Оно было бы безопаснее, но коэффициент полезного действия стремился бы к долям процента, а нас это не устраивало. Помимо прочего, температуру общего контура контролировать проще, чем несколько десятков отдельных, пусть и взаимосвязанных между собой.

– Спасибо. А есть ли всё-таки аварийный реактор на случай, если общий контур группы реакторов будет повреждён?

– Да, таковой имеется, военный аэродром подключён к двум выделенным линиям, в том числе и к резервному реактору.

– Если произойдёт повреждение контура, мы сможем воспользоваться резервным реактором?

– Конечно сможем, но его мощности будет недостаточно, чтобы снабдить энергией весь полигон. – Он сделал паузу и посмотрел на схему, которую изобразил несколькими минутами ранее, где объяснял, что такое контуры и какие последствия могут наступить в случае аварии. – На этот случай, у нас предусмотрены резервные генераторы. Так что в случае ЧП, у нас будет время среагировать. – Макс кашлянул. – Ещё вопросы?

Я мало чего понимал, для меня все эти контуры выглядели как китайская грамота, одна труба проходит внутри другой… Что? Натриевые контуры, первый контур – это нагретая вода под высоким давлением… Мозг плавился, особенно с учётом того, что я спал всего четыре часа за последние двое с половиной суток.

– Первый контур – натрий, температура восемьсот градусов, здесь у нас есть возможность жонглировать температурой в пределах пятидесяти градусов, второй контур – галлий, на полигоне есть сказать микрореактор экспериментального типа с ртутным контуром, но мы его в расчёт не берём. Очередные эксперименты нашего прекрасного государства. – Он сделал паузу, помотав головой. – С галлиевым контуром всё сложнее, здесь мы должны уже держать температуру в пределах от трёхсот девяноста пяти до четырёхсот пяти градусов. Любой подъём или падение температуры выше или ниже нормы обернётся последствиями. Ну и первый контур, вода под высоким давлением строго двести восемьдесят градусов. Любые отклонения… Ну вы поняли.

Ника всё это время стояла чуть позади, опершись на рабочий стол, глядя куда-то в сторону, изредка зевая, ожидая очереди, когда ей дадут слово. Но судя по всему Макс намеревался рассказать о реакторах вообще всё, что знал.

– Атомная электростанция не может сама себя поддерживать, ДОЛЖНЫ быть альтернативные источники питания, чтобы станция работала. Запитать диспетчерскую от реактора нельзя. Диспетчерская питается от системы, которую питает реактор…

В один момент мне показалось, что Ника мельком глянула в мою сторону, но это было настолько мимолётно, что нельзя утверждать наверняка. Чертовка оделась во всё тёмно-серое и обтягивающее. Жара на улице стояла страшная, благо в конференц-зале была сплит-система, но большая часть женского персонала перестала носить бюстгальтер из-за невыносимой погоды. Помимо прочего, далеко не во всех корпусах исправно работали кондиционеры, стандартная «болезнь» всего полигона – это нарушение теплообмена из-за ошибки проектирования на ранних этапах.

Поэтому выход из строя целых систем, который приводил наоборот к ещё большему нагреву помещений, был абсолютной нормой здесь. Лишь в центральной калибровочной консоли была индивидуальная система, которая проектировалась отдельно с учётом её особенностей. Ко всему прочему для её проектирования привлекались специалисты со всего мира, поэтому и результат оказался впечатляющим. Я слышал, что внешний контур Сферы нагревался свыше трёх тысяч градусов. Интересно, какие вообще материалы способны такую температуру выдерживать?

Ника распахнула лабораторный халат, демонстрируя мне отсутствие лифчика под тонкой, обтягивающей кофтой. Спасибо хоть не прозрачная. Слова Макса пролетали мимо ушей, я в упор глядел на Касьянову и понимал, что нам надо поговорить. Девушка вызывала во мне целую бурю эмоций, будоражила нутро. У меня буквально вскипала кровь в сердце, я чувствовал мандраж, иногда начиналась трясучка… Какого чёрта? Как с этим справляться? Больше всего раздражала недосказанность… Почему тогда ночью она ложилась ко мне на плечо и охотно тянулась едва приоткрытыми губами к моим, томно прикрывая глаза, предвкушая минуты сладострастия. Теперь же, абсолютный ноль внимания, игнор, делает вид, как будто между нами ничего и не было. Я точно где-то ошибся, я точно сделал что-то не так… Но что?

– Генератор и подключение к внешней сети никогда не должны пересекаться. Мухи отдельно, котлеты отдельно, иначе что? Правильно, перегрев, плавление, горение. Не дай бог короткое замыкание, и мы все в жопе. Поэтому главная задача – это стабильные обороты турбины, стабильная температура третьего контура, стабильная нагрузка на магистраль. Предвкушая ваш вопрос, да, у нас есть аварийная магистраль…

Дай ему волю, он бы рассказывал целыми днями, талант лектора явно умирает. Впрочем, на закате своей карьеры, он вполне может пойти работать в университете, передаст молодняку много полезных знаний. Но надо поработать над подачей материала и самое главное – надо разъяснением оного. Даже тот парень, который задавал вопросы в самом начале сейчас сидел с низко сдвинутыми бровями, активно шевеля извилинами, в попытках разложить по полочкам то, что рассказывал Макс.

– Каждый реактор оснащён собственным генератором, причём каждый генератор идёт отдельно от магистрали, об этом я говорил выше…

– Максим Сяолунович, а мы будем обсуждать именно вопросы безопасности эксплуатации и поведения на объектах?

– Да, конечно, но я обязан провести полный инструктаж, включая теорию и мат-часть, а в конце мы… Впрочем, обо всём по порядку.

Я не мог терпеть и написал Нике сообщение: «Привет! Вижу не ты одна устала от лекции Макса…». Какое-то время она стояла не двигаясь, затем достала мастерфон и какое-то время смотрела в него не отрываясь. Потом лёгкая тень улыбки проскочила на лице Касьяновой, и я получил ответ: «Есть такое…».

НУ ПОЧЕМУ, СУКА, ТАК ОДНОСЛОЖНО?! НЕЛЬЗЯ ЛИ ВЛОЖИТЬ ХОТЬ ЧУТЬ – ЧУТЬ ДУШИ В СООБЩЕНИЕ, СТЕРВА?!

Крик моей души был беззвучным, и я старался контролировать свою мимику, чтобы не выдать себя с потрохами. Впрочем, она всё равно не смотрела в мою сторону. Какое-то время я сидел в непонятках и не знал, что ещё написать. Но потом решил брать быка за рога: «Поболтаем после инструктажа? Найдётся время?».

«Найдётся время?!». До чего же я жалок, мать моя женщина.

– Переходим к демонстрации модели диспетчерской или операционки, называйте как вам удобно. – Макс обратил внимание на экран, висевший позади него, где появилась панорама диспетчерской. – Понимаю, вы сейчас в небольшом замешательстве, ведь перед вами огромное количество непонятных кнопок, индикаторов и прочего. Господа дизайнеры бы вскрылись, увидев такой интерфейс, но увы человечество до сих пор не придумало ничего лучше этого. Ровно, как и тот факт, что атомная электростанция является по сути огромным чайником, который предназначается не для заваривания чая, а для вращения турбин… Да, да, сто лет технологического прогресса, а мы всё ещё кипятим воду.

Ника не отвечала очень долго, даже не смотрела в мастерфон. Меня это нервировало, я хотел вскочить прямо посреди инструктажа, взять её за грудки и, брызжа слюной, выкрикнуть: «Просто скажи «да» или «нет», стерва!». По понятным причинам я этого не делал. Юрец, сидящий слева, нагнулся в мою сторону.

– Хорошая чертовка, очень хороша… Взгляд странноватый, короткая причёска – не мой вариант, я люблю кудри, понимаешь? Локоны. Чтобы прям волнами стекали по плечам. Ах!

Я пропустил его восхищение мимо ушей. Всем и так ясно, что Ника хороша и прекрасна. Возможно, она привлекала бы меньше внимания, если бы одевалась чуть более консервативно. Нервничая и переживая, я поглядывал в мастерфон как чокнутый, буквально каждые десять секунд. Влад и на это обратил внимание.

– Брат, да не суетись ты, хочешь покурим в перерыве, тебе станет легче?

– Не станет.

– Ты просто не знаешь, что у меня за стафф.

Он произнёс это, демонстрируя мне свою пьяную улыбочку, которая почти не обнажала зубов, но зато растягивалась от уха до уха.

– Уж я то знаю… Нет, не надо. В таком состоянии мне точно станет хуже… Здесь только один способ решить проблему.

Влад пожал плечами.

– Если что, брат, ты знаешь…

Я кивнул и посмотрел в очередной раз на мастерфон, дергая ногой так, будто выбиваю сообщение на азбуке Морзе. Никаких сообщений. Чёрт её дери. И ведь не избавишься от чувств, ведь не засунешь их в карман, всё бурлит от одного только вида, да что за напасть!

– Активная стабильная фаза – двести восемьдесят градусов, давление семьдесят два бара. – Продолжал Макс. – Секция контроля – это часть с мониторами о состоянии активной зоны, о состоянии контуров и сигнализация. Секция контроля управления и защиты…

Наконец Касьянова взяла мастерфон снова в руки, начала зевать и прикрыла рот рукой. Посмотрев на экран никаких дальнейших действий предпринимать не стала, а просто засунула гаджет обратно в карман.

СУКА!

Я начал истерически проверять, дошло ли сообщение, вдруг что-то не так с отправкой. Юрец косился на меня, но никак не комментировал моё поведение и похоже даже получал удовольствие от лекции Макса.

– Стравливать давление на 1-м, 2-м контуре, сброс активного вещества. Однако, если давление в контурах падает само собой, контур повреждён…

Всё доставлено. Она прочитала! Да что же за…

Я не выдержал, встал и вышел в туалет. Нужно было успокоиться.

* * * * *

– Теплинин, идиот, это всего лишь девушка, просто ходячие сиськи, жопа, и хлопающие реснички. Возьми себя в руки, блядь!

Я ударил себя по щеке так, что через несколько мгновений появилось мощное покраснение. Затем начал ходить туда сюда по туалету и разговаривать сам с собой.

– Просто, мать твою, держи себя в руках, сука! Ну вот что не так с тобой? Каждая девка в твоей жизни пыталась тобою как-то вертеть и ни у одной никогда не получалось, а эта буквально узлы из души вьёт просто ничего не делая. Просто существуя! Ну разве такое возможно? ПРИДУРОК!

Я себя ударил уже по другой щеке, и на этот раз с кулака. Одна из кабинок открылась, из неё вышел мужик, который смотрел на меня, как на сумасшедшего.

– Что?

– Да ничего… Вы потише бы, там в коридоре всё слышно.

Я покосился на дверь и понял, что не закрыл её.

– А, да, точно, спасибо.

Вдвойне идиот. Мужчина покинул помещение, а я стоял и умывался раз за разом, пока более менее не пришёл в себя. Посмотрев в зеркало, успокоив бурление внутри, я решил вновь вернуться в зал, но как только переступил порог и увидел Нику, занявшую место Макса, всё снова понеслось по новой. Как будто и не выходил…

– Центральная Калибровочная Консоль – это операционная зона по исследований межматерья. После того, как Пётр Оленковский – один из отцов основателей НИП Возрождение-2, выдвинул гипотезу «о втором универсуме», Возрождение выделило грант на исследование структуры межматерья, которое завершилось семнадцать лет назад. Пётр Мерабович Оленковский со своей группой исследователей сумел математически смоделировать и доказать наличие второго универсума, а также межматерья, разделяющего первый и второй универсум. Межматерье – это временный термин, который ввёл сам Пётр Мерабович, на деле же мы имеем дело с таким явлением как «абсолютное ничто» …

Я смотрел на неё, как она говорила, как она потела из-за волнения, как смотрела вниз или вверх, но ни в коем случае не на зал, и мне это доставляло искреннее удовольствие. Вот её слабость. Публичные выступления. Волнение нарастало, но вместе с ним росла моя уверенность, я почему-то неистово захотел испортить ей выступление точно так же, как она мне испортила настроение и заставила себя чувствовать самым большим ничтожеством на свете. Но это нужно было сделать изящно. А чтобы сделать это изящно, надо было внимательно слушать, о чём она говорит…

– Научно-исследовательский полигон Возрождение-2, основная задача которого – это исследование межматерья, то есть «абсолютного ничто» …

Она повторяется. Однако, мой план не мог прийти в исполнение, так как у огромного количества присутствующих появилась масса вопросов и руки взмыли вверх.

– Простите, но все вопросы… Кхм… – Она запнулась, а я злорадствовал. – После инструктажа.

– Опять будем слушать час теории, а потом три минуты практических знаний?

Кто-то выкрикнул с места этот риторический вопрос, и в глубине души я ему аплодировал.

– Ещё раз повторяю, вопросы, пожалуйста, в конце…

Она закашлялась, а голос неестественно дрогнул. Я продолжал наблюдать. Пытался сконцентрироваться, но не получалось, в голове как будто рой пчёл, всё гудело и вибрировало. Она продолжала смотреть то вниз, то вбок, рассказывая заготовленный материал.

– Кхм… Здесь могла бы быть долгая вставка о том, что такое абсолютное ничто, как его интерпретировать, и является ли интерпретация этого ничто – способом сделать его чем-либо? – Она прокашлялась ещё раз и её голос снова дрогнул. Как будто Ника переживала из-за чего-то, но явно не из-за сцены. – Поэтому скажу просто и надеюсь понятно… Кхм. Если абсолютное ничто разделяет универсумы, то интерпретируя это ничто, мы выстраиваем канал между универсумами. Это и есть основное назначение «Сферы Оленковского» – основной «бурильной» машины между универсумами.

В зале повисла тишина, многие пытались осознать произнесённое, кто-то уже давно знал с чем имеет дело, другие же, такие как я – не придавали слишком большого значения всему происходящему.

– Теперь о правилах безопасности. – Глаза у Касьяновой слегка покраснели. – Начнём пожалуй, с пункта о повышенных температурах, зонах риска. Так как «Сфера Оленковского» работает по принципу температурно-временной суперпозиции, то…

Дальше я слушал совсем невнимательно, Ника что-то рассказывала про огромные температуры, про зоны взаимодействия с ЦКК, она указывала на специальные зоны, так называемые «островки безопасности», а также на зоны, заходить в которые можно только в исключительных случаях и только особому персоналу, работающему непосредственно с этими зонами.

– Интерпретируя межматерье, мы получаем обратную связь на уровне фундаментальных частиц. Этот процесс Пётр Мерабович Оленковский назвал «резонансом», учёные уже не раз моделировали подобное в прошлом, ярким примером является квантовая-телепортация, однако резонанс отличается большим количеством задействованных фундаментальных частиц в процессе и может давать нам существенно больше информации… Для записи мы используем термостойкие изолированные короба с плёнкой – Она указала рукой на изображение позади неё. – Их рабочее короткое название «ТИП-К». Как говорил Максим Сяолунович про АЭС, человечество пока не придумало ничего лучше кипящего чайника, поток пара, который вращает турбину. Точно так же и здесь, люди до сих пор не создали носитель, скорость записи на который будет выше, чем на плёнку. Хотя мы стараемся… Но это далеко не тривиальная задача… – Она посмотрела на Макса и выдавила из себя лёгкую улыбку, он ответил ей взаимностью. – Не будем останавливаться на достоинствах плёнки… Хоть мне было бы интересно об этом рассказать.

Она обрисовала базовые принципы безопасности обращения с изолированными плёночными коробами, основная опасность которых заключалась в том, что они тяжёлые, могут при неправильном использовании сильно придавить, а если совсем не повезёт, то и убить.

Я поднял руку, но она проигнорировала моё действие. Я опустил. Затем через минуту повторил то же самое. Макс подошёл к Нике и что-то сказал, но она подняла ладонь в знак протеста и продолжала вещать. Мои действия повторились, и уже в третий раз она среагировала.

– Простите, но все вопросы после выступления. – Касьянова внезапно отвлеклась на мастерфон, и её выражение лица изменилось, она слегка побледнела. – Спасибо!

– И всё же я хотел бы спросить.

– Пожалуйста, после окончания моего выступления вы сможете задать все вопросы Ивану Попову, нашему разработчику алгоритмов и схронов. Спасибо!

Она вытерла нос, как будто у неё был лёгкий насморк. Всё вышесказанное произносилось, не глядя на аудиторию. Глаза Ники были опущены.

– И всё же… Я хотел бы спросить именно у вас, именно сейчас… Это важный вопрос.

Макс на заднем плане начал мне жестикулировать, мол, что не стоит прерывать Нику, пусть договорит, но я сделал вид, что не заметил. Ника слегка покраснела, возможно от недовольства.

– Ещё раз, пожалуйста, я не могу давать материал, если буду отвлекаться, проще будет задавать ваши вопросы в конце. Запишите ваш вопрос или запомните его. Прошу вас!

– Я думаю это не только мне интересно… – Моё поведение было просто отвратительным, но я не мог остановиться. – Дело в том, что вы и Максим Сяолунович очень много ходите вокруг да около…

Где-то с задних рядов послышалось одобрительное «вот-вот».

– Дело в том, что нам необходимо продолжать работать, ну или хотя бы грамотно отчитаться, ведь на инструктаж отведёны всего два часа времени, мы же здесь находимся больше двух с половиной, не видно ни конца, ни края…

Ника подняла на меня глаза полные ярости.

– Вы считаете, что инструктаж по безопасности – это не такая важная часть рабочего процесса? Думаете можно этим пренебречь?

– Я думаю вы могли бы сократить свою речь как минимум вдвое… К чему, например, мне – обычному фельдшеру неотложки на полной ставке, знать устройство ЦКК, а также научные достижения, к которыми вы имеете непосредственное отношение? Да, я понимаю, что вы хотели бы продемонстрировать вашу значимость в этих вопросах, я ни в коем случае не принижаю достижения наших замечательных учёных… Но… Может быть больше слов по делу?

В этот момент она повернулась к Максу, всучила ему бумаги, бросила в зал: «В таком случае, я закончила, спасибо». После чего быстрыми шагами почти выбежала. Макс глядя на меня одуревшими глазами, покрутил у виска.

* * * * *

Среди ночи поступил звонок, который я надеялся никогда не поступит. Чёрт меня дёрнул поднять трубку с неизвестного номера.

– Да, слушаю.

– Сменил номер, уехал в Елльск, не звонишь, не пишешь и даже не вспоминаешь? Так не поступают со старыми друзьями, мой дорогой.

Я сразу же узнал этот говор, и мне не понравилось то, что я услышал.

– Вы ошиблись номером, всего хорошего.

Я сразу же вырубил мастерфон и не включал его до утра, надеясь, что проблема рассосётся как-нибудь сама собой. Но наутро я увидел с десяток текстовых сообщений, все примерно одного содержания. Я заблокировал все номера и удалил переписку. Стало немного легче. Сюда он добраться точно не сможет, объект режимный. Но как он узнал где я – загадка. Скорее всего кто-то подсказал. Может быть выудил информацию с моей прошлой работы? Впрочем, какая разница…

Наблюдая за едва появляющимся из-за горизонта солнцем, я скуривал одну сигарету за другой. В один момент пачка закончилась, а я даже не заметил этого. Чертыхаясь, я швырнул её в стену, посмотрел на часы и понял, что Елльск просыпается только через часа четыре, не раньше. До этого момента достать сигареты я могу лишь вскрыв и ограбив магазин. Либо… Позвонив Юрику.

– Алло! Юрик!

– М-м, да, что? Гришань… Почему в такую рань? Я сплю вообще-то…

– Может курнём, братишка?

На том конце повисла тишина, он явно был не против и пытался разобраться, чего ему хочется больше спать или курить.

– А ты умеешь выбирать время… Гришань, братик, я только с дежурства, глаза слипаются.

– Ты же сам мне рекомендовал закинуться амфетамином для бодрости.

– То по работе, а сейчас то зачем? – Я услышал, как он ворочается в постели. – Ладно, заваливай, что-нибудь придумаем…

Через десять минут я уже был у него в гостях, мы сидели на кухне и Влад выглядел совсем уж убитым. Дежурство было тяжёлым.

– Только привыкаешь… – Он потянулся и зевнул. – К размеренному ритму работы, как начинается полная жесть.

– Что там?

– Да вызовы вчера были один за другим. – Влад закурил и плюхнулся своей костлявой задницей на кухонный стул. – Уж не знаю, но судя по всему запускали Сферу… Думается мне не к добру всё это.

– А что со Сферой?

– Ты не слушал Касьянову? – Он кашлянул и протянул мне косяк. – Хотя я всё время забываю… Ты наверное представлял её обнажённой, как она ныряет в бассейн, едва покачивая своими прелестными бёдрами, хорошенькой небольшой грудью…

– Звучит так, как будто это ты её представлял.

– Не исключено… Но мне это не мешало слушать.

Повисла пауза, как будто он сказал всё, что хотел, а я затянулся в себя и долгое время не выпускал дым. Потом настал момент пика, горло начало драть так, как будто я выпил этилового спирта, и я прокашлялся так, что аж схаркивать пришлось. Какое же забористое у него дерьмо…

– Что со Сферой?

– Сфера… Сфера… Не знаю, брат, не нравится мне всё это. Мы буквально плюём на основы мироздания. Сфера Оленковского – это портал в ад, не иначе. Нельзя познать непознаваемое. Даже стремиться туда нельзя. Надо это всё демонтировать и закопать… А лучше взорвать. – Он сделал паузу. – Да, взорвать.

– Как оно связано с вызовами?

– Хочешь верь, хочешь нет, каждый запуск Сферы – это шквал вызовов. То есть прям один за другим. Некоторые люди просто сходят с ума, я вчера дежурил с Кареном, он мне сказал, что из пятнадцати вызовов, семеро говорили о том, что к ним ломился чёрный человек… Я однажды тоже видел чёрного…

– Негра?

– Нет, брат, чёрного человека…

– Никогда не видел негров в Елльске.

Поняв, что шутку Юрик не оценил, я затянулся ещё раз, но уже не так сильно. Постепенно тело расслаблялось, навязчивые мысли отходили на задний план.

– Что такое этот ваш чёрный человек?

– К тебе никогда не приходил?

– Нет.

– Значит ещё придёт. – Он тоже забил себе косяк и начал потихоньку прикуривать. – А если не придёт, поблагодари господа бога.

– Да как в тебе это только всё уживается? Чёрный человек, господь бог, портал в ад…

– Ты в вакууме, брат, ты сейчас закрыт для мира, но когда откроешься, многое изменится. Многое прояснится… Ты прозреешь.

– Грибы предлагать не надо.

– Не только грибами, есть много способов… Медитации, места силы, ты слышал кстати, историю про зеркала Коклифа?

– Боже, не начинай, да, ты мне её уже рассказывал…

– Это всё неспроста, брат… Зеркала просто так на людской земле не появляются. А про небесный пик ты слышал?

– Юр, вот эти прохладные истории, про то, как кто-то прилетел на Землю и распечатал огромную гору, которая потом осела и ушла под землю…

– Но как ты объяснишь идеально-ровные пласты, найденные в Непале?! Такое не могла сделать мать-природа… И даже человек на такое не способен. Это всё за пределами нашего сознания, брат. Тебе стоит задуматься.

– Мне то о чём? Я в отличие от тебя далеко от земли не отскакиваю.

– Задумайся вообще о бытии, о мире, о вселенной. Ведь ты когда захотел курить, вселенная могла тебе ничего не дать. Я всегда ставлю мастерфон на беззвучный режим. И только сегодня я забыл это сделать, как ещё это интерпретировать, если не судьбоносный акт вселенской милости?

– Я не придаю слишком большого значения случайным событиям.

Он пожал плечами, мы откинулись на стульях и какое-то время молча потягивали косячки, пока они не начали постепенно заканчиваться. Потом Влад налил себе какой-то мутно-зелёный коктейль в чашку и начал потягивать словно он на побережье. Солнце вовсю стучалось в окно, Елльск расцветал под его лучами.

– Юр, у тебя есть старые друзья, о которых ты забыл?

– Как я могу знать, если я о них забыл?

– Ну не прям забыл… На какое-то время забыл, а потом они давали о себе знать?

– Брат, те кто затаривается дурью, регулярно исчезают, а потом дают о себе знать… Недавно мне кент позвонил, которого я одиннадцать лет уже не видел и не слышал.

– И что хотел?

– Компенсацию.

Я застыл, демонстрируя немой интерес, потому что надоело из него вытягивать ответы клещами. Юра посмотрел на меня, приподнял брови и затянулся снова.

– Денег хотел за те годы, что отсидел.

– Ты подставил человека?!

– Не подставлял я никого! Придурок сам подставился, теперь охотится за мной, угрожает, устал уже в чёрный список заносить на мастерфоне.

Говоря это, он выглядел чудовищно спокойным.

– Тебя это вообще не напрягает?

– Что именно?

Я приложил ладонь к своему лицу, у Юры иногда память обнулялась за секунду.

– То, что за тобой охотится какой-то человек, который вероятно хочет сделать тебе что-то плохое?

– Ах это, да не… Сколько таких? Гришань, весь мир хочет тебя поиметь и трахнуть, твоя задача заткнуть жопу пробкой и купить косу.

– Косу то нахрена?

– Хуи дрочёные косить, хах!

– Ясно… Ты прям… Повелитель метафор.

– Я знаю, даже хотел как-то написать сборник стихов, вот послушай один из тех, что написал не так давно под грибами…

Он вытащил откуда-то из трусов помятую бумажку, распрямил её, поднял руку будто дирижёр какой-то или кем он себя представлял? После чего началось представление.

Сунимы глуша падь,

Из коронра истуше не озведил

Так шесть пешна, туды мы остужаем хлад

Никто не знает, я поверил…

Некоторое время он молчал, застыв словно горгулья на католическом соборе. Потом резко повернулся ко мне.

– Я ещё не закончил, работаю над подачей, но мне кажется я что-то могу в этом направлении.

Брови не опускались, а ступор от услышанного заставил меня проглотить язык, но через пару мгновений я всё таки выдавил из себя вопрос.

– Прости, а о чём вообще это четверостишие?

Походу я зря задал этот вопрос, потому что он загорелся словно факел, который держали в масле несколько недель к ряду.

– О, я здесь хотел передать очень много всего бесконечно вечного. Ты знаешь, друг… Это притча! О боге среди нас… Может быть об Иисусе? Ведь он до сих пор ходит по земле… Просто мы его не видим. А может быть… Не замечаем? Ну конечно, Иисус в каждом из нас. Да, определённо надо будет добавить ещё одно четверостишие, чтобы расширить мысль.

Я не стал уточнять, что за странные слова он использовал, это могло затянуть нас в ещё более сюрреалистичный диалог, а я хотел наоборот расслабить голову, а не загружать её потоком сознания Влада.

Он что-то бубнил себе под нос, записывал, переписывал, это продолжалось какое-то время, я решил, что отвлекать не стоит. В конце концов не каждый день приходит муза, дающая тебе силы творить. Через минут пять ему надоело, и он небрежно кинул бумажку на стол, она в свою очередь сделала несколько изящных пируэтов, приземлилась на край, там и осталась, слегка подрагивающая от утреннего бриза из окна.

– Тебя начал преследовать такой человек, Гришань?

Иногда Юрец очень резко скакал с темы на тему.

– Да не то, чтобы…

– Понятно. Запомни, в таких случаях главное – не провоцировать. Общайся с ним так, как будто ничего и не было. Но лучше всего игнорировать. Зачастую, если такой человек не видит, не чувствует результата своих действий, а результат его действий – это всегда твой страх, то он просто сдаётся. – Влад хлебнул из своей кружки. – Они все слабые брат! Человек, который хочет от тебя чего-то, он в первую очередь хочет использовать твою душу, твою энергию. То, что внутри тебя, оно ценнее всех материальных благ. Ведь именно поэтому люди так любят мстить. Мстительные люди хотят увидеть какой ты жалкий. На всё остальное плевать. Твоя задача иметь такую броню, которая обесценит все их попытки. Они потратят слишком много сил на тебя и сдадутся сами. Сами станут жалкими. Понимаешь о чём я?

Я кивнул, но на деле я понятия не имел о чём он. В голове уже кумар, мир перед глазами плывёт, солнце почему-то не оранжевое, а синеватое… Через некоторое время мне захотелось есть, Юрец указал на холодильник, где на средней полке завалялся старый карамельный торт. Наплевав на срок годности, я поднёс ко рту кусочек, который моментально растворился и стал вкуснейшим деликатесом, что я только мог представить. И мечтать даже не надо, моя мечта у меня уже во рту, тает насыщая вкусовые рецепторы нежной сладостью. Не прошло и десяти минут, как я умял его полностью, извинился перед Юрой за это, но он махнул рукой, сказал, что торт гостевой как раз на такие случаи. После чего я спросил нет ли ещё чего-нибудь карамельного, он помотал головой, и я пошёл на балкон смотреть как солнце медленно ползёт вверх, не желая пропускать ни одной доли секунды этого процесса. Время шесть утра, до зенита ждать ещё долго, веки начали тяжелеть, и я машинально плюхнулся на кушетку рядом с балконом, провалившись в бесконечный поток сновидений, в центре которых мелькала то Сфера Оленковского, то чёрный человек, то мой старый приятель, которого я категорически отказывался пускать снова в свою жизнь. Ника заглянула лишь под конец, я так и не понял, она реально оказалась каким-то образом в квартире у Влада или оно мне померещилось…

* * * * *

Проснулся я спустя часов десять, никогда так хорошо не спал. Голова была чиста, хотелось только жрать и пить. Влад стоял на балконе и вполголоса возмущался, что Сферу снова запустили. Я поблагодарил его за гостепреимство, пожал руку и сбежал в ближайшую столовую, чтобы наесться вдоволь котлет, пюрешки, зелёного луку и запить это всё дело литром свежего компота. Что, что, а компот местные кухарки варили отменный, куча ягод, свежак, сахарок, сладость, песня. Отожравшись от пуза, я уже раздумывал о том, чем бы дальше заняться, дежурство только завтра, а сегодня у меня полно сил, в кои-то веки я полноценно выспался и голова освободилась от навязчивых мыслей. Даже вспоминая про Нику, я не ощущал мандража и напряжения. Что было, то было… В конце концов, может мы просто не подходим друг другу.

Не способный нарадоваться, я случайно увидел знакомое лицо, на другом конце столовки сидела Леся и прихлёбывала щи. Я немедленно телепортировался за стол рядом с ней, бедная девушка вздрогнула и только сейчас я обнаружил, что сидит чертовка в солнцезащитных очках, а лицо её сильно отекло. Оно было видно даже с учётом огромных линз, закрывающих большую часть лица. Неумелое использование тонального крема лишь подчеркивало плачевное состояние её лица, и я в какой-то момент даже проникся к ней жалостью и сочувствием, хотя в глубине души почему-то понимал, что рано или поздно, если Леся будет продолжать себя вести в том же духе, оно может закончиться и того хуже.

– Боже, Гриша! Чего так пугаешь то?

– Леся, привет, очки-то не мешают? Чай в помещении солнца нет.

– Не мешают.

Она отвечала сухо и без эмоций.

– Что это было тогда?

– А что было?

– Эти суммы денег, эти игрища в подполье… Я как будто побывал в новом мире.

– Ты не взял свою долю.

Значит, она всё-таки подсчитывает деньги… Может она тогда и не была пьяна вовсе?

– Не обговаривали на берегу. Если бы я знал, что всё это чистый бизнес, я бы…

– Не пошёл бы со мной? Хоть себе не ври…

– Я бы подумал.

– Ага.

– Да сними ты уже очки!

– Не хочу.

Я резко потянулся к очкам, она попыталась отпрянуть, но я был быстрее. Сорвав их, обнаружилось, что её били. И сильно. Кровоподтёки монструозные, багряно-фиолетовые. Когда она подняла голову, я обнаружил, что и в носу имеется запёкшаяся кровь. Выглядело это всё пугающе, я буквально застыл, не зная, что сказать.

– Посмотрел? Доволен? А теперь отдай очки.

Я молча протянул, и она нацепила их обратно.

– Лесь… Кто?

– Если ты узнаешь его имя, ты что, пойдёшь и сломаешь ему ноги?

Я завис, я действительно не знал, как вести себя в этой ситуации.

– Это из-за денег?

– Ой, да какая тебе разница? Не делай вид, что тебя это вообще хоть как-то касается.

– А если я всё-таки сломаю ему ноги?

– Не сломаешь, побереги себя, и иди куда шёл, дай поесть спокойно.

Посидев с минуту, стало понятно, что лучшим решением будет действительно уйти.

* * * * *

Воистину говорил Юра, только привыкаешь к размеренному темпу, как жизнь вносит свои коррективы.

На этот раз я дежурил с Леной, эдакая пацанка, не лишенная при этом женского шарма. Передвигалась она так, будто собиралась на стрелку, слегка сгорбившись, поступь твердая, уверенная, движения резкие, четкие, целенаправленные. Не разменивалась по мелочам, говорила всегда все как есть, на лицо была хороша, волосы густые, хорошие, но держала она их вечно в хвосте. Фигурой тоже господь не обделил, стройная, жопастая, видимо много спортом занималась, я не уточнял. Но многое мне и не нравилось. Ключицы совсем не прослеживались, видимо такое анатомическое строение, из-за чего они находились ниже и глубже, чем у других девушек. Мощные, мясистые лодыжки мне казались уж совсем не женственными, хотя каблуки практически полностью устраняли этот недостаток. Лишь однажды я видел Ленку в парадном, и, надо признать, без того круглые, упругие ягодичные, с каблуками выглядели абсолютно сногсшибательно… Она умела быть женственной зайкой, я уверен она прекрасно готовит борщ и не прочь пустить в свою жизнь сильного мужчину, который стал бы для неё опорой и поддержкой. Но пока такого не произошло, ей всю дорогу приходилось быть бабой с яйцами и решать вопросы в одиночку. По крайней мере именно такое впечатление у меня сложилось за всё недолгое время нашего знакомства.

Сейчас её фигуру разглядеть было проблематично, мы оба в рабочей униформе, тёмно-синие мешковатые одежды с голубыми карманами, светочувствительными полосами и едва уловимыми красными полосками вдоль кроя. Уж не знаю, кто придумал этот дизайнерский элемент, на мой взгляд красные полосы надо было оформить жирнее и ярче, чтобы мощно контрастировали с синим. Но я не занимался пошивом спецодежды, так что, как говорится, меня спросить забыли.

Отдельного разговора заслуживало ее отношение ко мне, каждое дежурство с Леной – это ее внутренняя борьба с самой собой. Я ей нравился. Я ей так сильно нравился, что как она ни пыталась это скрыть, не заметить теплоту в ее душе по отношению ко мне не представлялось возможным. То пирожки какие-то притащит, попытается как-то нелепо их предложить, потом сидит краснеет почему-то, заливается румянцем и вечно отворачивается, чтобы я не заметил. То смотрит на меня порой так, будто у меня на лице смысл мироздания высечен, то вовсе случайно обзовёт каким-то добрым словом, при этом проглатывая окончания с надеждой, что если я не услышу их, то и ничего не заподозрю. Доходило даже до того, что невзначай прикоснется, прижмется между делом, потом сразу отойдет, будто ничего и не было.

Все это я до поры до времени принимал с молчаливым равнодушием, но буду лукавить, коли скажу, что мне было неприятно. Женское внимание, особенно такого толка – это натуральное топливо для повышения мужской самооценки. И вот после нескольких суток терзаний на почве неудавшихся отношений с Никой, которые завершились едва начавшись, я вдруг оказался рядом с Ленкой в одной машине и ощущения сегодняшнего дня разительно отличались от всего того, что было ранее. Она сидела на пассажирском, заполняла отчетность на планшете, рядом валялись какие-то бумажки, я устроился за рулем, девушка бросила на меня мимолетный взгляд, улыбнулась.

– Валерьянович опять про тебя спрашивал.

– Что ты ему сказала?

– Как обычно, что ещё я могу сказать?

Она всегда прикрывала меня перед высшим руководством, даже если это было рискованно. В этот момент я почувствовал даже какое-то мимолётное влечение, но быстро себя одёрнул, ибо ну не в моём вкусе девка, хоть и хороша собой. Нечего плодить внутри себя лишние эмоциональные якоря, которые непонятно к чему приведут.

– Вчера башка просто разрывалась. Ужас.

– А сегодня порядок? Может таблеточку?

– Нет, сегодня всё хорошо, – Она поправила выбившийся локон. – У меня голова болит только тогда, когда они запускают эту Сферу. Каждый раз. Какой там уровень электромагнетизма? Скоро Земля с орбиты сойдёт из-за этих экспериментов…

– Не знаю, я чувствую себя вполне нормально.

– Это ты ещё с пациентами не общался, поехали, пока болтали, уже вызов нарисовался.

По рации сообщили о том, что в ближайшее время ожидаются прилёты, ПВО полностью подготовлено к ним, ситуация штатная.

– Ни конца, ни края этой войне…

– И не говори.

– Что делал на выходных? – Она пальцем показала мне в сторону, куда ехать. – Здесь налево, Гриш.

Её рука невзначай снова коснулась моей, как будто она не успела её убрать пока мы поворачивали и Ленка сделала вид, что задумалась. А может и правда задумалась?

Я остановился, дал заднюю и выехал обратно. На её немой вопрос сразу же ответил.

– Проедем через пятнадцатый ангар, там сейчас открыто, будет быстрее. – Я закурил. – На выходных… Да ничего особо не делал… – Внезапно у меня появилось жгучее желание с ней пофлиртовать. – Тебя пару раз вспоминал.

Её щёки моментально залились румянцем. Это выглядело нежно и приятно. Власть над чувствами другого человека опьяняет.

– Надеюсь в твоих воспоминаниях было что-то хорошее?

Я решил отвечать загадками, чтобы подкидывать больше дровишек в этот огонь заигрываний.

– Кто знает… Кто знает… – Я выпустил дым в сторону и выбросил окурок. – По крайней мере, я всё задавался вопросом…

В этот момент моё поведение напоминало поведение человека, который тупо пользуется симпатией и предрасположенностью своего собеседника.

– Каким вопросом?

Она спросила спустя секунд тридцать повисшего в кабине молчания, которое её явно напрягало. Уверен, она думала, что я настоящий скот, который играет в какую-то дебильную игру.

– Та неважно…

– Ну, блядь, отлично! Сидит, интриган недоделанный.

Лена мгновенно приняла закрытую позу, закинула ногу на ногу и скрестила руки. Мда, Дон Жуан из меня никакой, совершенно не умею чувствовать характер женщины. Надо было как-то по-другому отвечать. Не привык я заниматься галимым флиртом, обычно как-то всё решается иначе, сразу выкладываются карты… В основном со стороны девушек. Мне же приходится лишь наблюдать и вовремя реагировать. А я ведь даже не помню, кто первый поцеловал… Я Нику или Ника меня? Скорее второй вариант. В моей жизни подобное поведение не редкость.

– Ладно, ладно… Шучу. – Я улыбнулся, чтобы разрядить обстановку. – Думал, чего это мы ни разу не гуляли, не выпивали по стакану вина?

Она помялась какое-то время, но я почувствовал, что интерес вернулся.

– Ты меня спрашиваешь?

– Возможно…

– Я не знаю, ты ответь на этот вопрос…

Я посмотрел на неё, Костикова хоть и сидела в защитной позе полубоком, но в глазах искорки всё-таки вспыхивали. Признаюсь честно, эти светло-серые радужные оболочки, расширенные зрачки, длинные ресницы, всё это подкупало, в ней было столько женской энергии, которая буквально вырывалась наружу, что даже рабочая форма не могла скрыть пыл и жар тела полного желания. Уверен, что если захочу её завалить прямо здесь и сейчас, она мне откажет. Это не такая простая девушка, как может показаться на первый взгляд. Они все не такие простые. Этот урок я усвоил. Теперь уж точно.

– Может… После дежурства сходим куда-нибудь?

Худшее предложение из всех, что я мог сделать. После дежурства мы будем просто как два выжатых лимона, потные, грязные и вонючие. Ко всему прочему, ни я, ни она скорее всего не подготовились к тому, что нас может ожидать, так что я отмёл эту идею ещё в тот момент, когда озвучил. Но я её, блядь, озвучил…

Ленка вскинула брови, глядя на меня с лёгкой ухмылкой, закатила глаза и поправила волосы.

– Не прошло и часа с начала дежурства, а ты уже воняешь потом, Гриш, без обид. Я тоже скоро перестану благоухать. Ты правда хочешь, чтобы мы в состоянии варёных овощей пошли куда-то чем-то заниматься?

Сука, так и думал!

– Заниматься?

Она снова покраснела и отвернулась, не в силах скрыть улыбку, которой обычно прикрывала смущение.

– Я имела ввиду пить вино или что ты там предлагал?

– Вот ты сказала про вонь, и я понял, что зря всё это предложил…

Костикова повернулась, глядя на меня ошалелыми глазами, полными осуждения. Скорее всего потому, что я должен был предложить хотя бы какую-то альтернативу, а не просто сливаться, как малолетний школьник.

– То есть, вот так?

Чёрт, я получал невероятное наслаждение от этих эмоциональных качелей.

– Как так? О чём ты?

– Да уже ни о чём.

Сама того не замечая, она насупилась, нахмурилась, отвернулась и замолчала. Я ей испортил настроение. Ну что я за человек? Впрочем, флюиды расстройства вместе с нотками страсти, разочарования и симпатии буквально витали в воздухе. Она была из тех людей, которых можно было считывать, как открытую книгу, и для неё это было конечно же плохо… А я словно кукловод дёргал за нужные ниточки и всегда получал выплеск энергии. Её насыщенной густой женской энергии… И как я только раньше без этого обходился? Я же её практически игнорировал. Я не помню ни одного дня, когда мы разговаривали дольше минуты.

Тишина в салоне повисла на долгое время. Затем мы вышли в точке назначения и направились по длинному коридору, не проронив ни слова. Лена всё ещё была на меня зла, но я чувствовал, как она постепенно остывает. Ещё через несколько шагов мне и вовсе казалось, что её настроение выровнялось, она даже выдавила подобие улыбки, когда наши взгляды случайно пересеклись. В этот момент уже становилось плохо мне, но я пока не понимал почему.

Прямо перед дверью безмолвие прекратилось.

– Опять голова зудит…

– Снова запускают Сферу?

– Если бы запускали, я бы сейчас же побежала в машину за обезболивающими. Одно нахождение рядом с этим чудом техники, меня уже вгоняет в апатию.

– Сфера где-то здесь?!

– Ты прямо работник месяца, Гриш. – Костикова улыбнулась такой тёплой, материнской, снисходительной улыбкой. – Я здесь меньше твоего, а расположение всех объектов знаю лучше.

Перед нами раскинулось необъятное бетонное полотно, в центре которого располагалось небольшое здание с множеством антенн. Я всегда думал, что это центр связи.

– Никогда не думал, что Сфера именно здесь… Жесть, я заезжал сюда с полсотни раз.

– Как же я тебе завидую… Твоей вот этой вот мужской беспечности, твоему легкомыслию, беззаботности.

– Ладно, давай работать.

Мы вошли в кабинет, и я увидел знакомое лицо, перед нами лежала на кушетке Агата Кушенякина, которая неделей ранее поставила фонарь Попову за то, что тот домогался до неё… Или просто так поставила? История умалчивает.

– Агата? Привет, давно не виделись.

– Григорий, только аккуратно… У меня очень странные ощущения.

Она лежала на кушетке и смотрела в потолок не двигаясь, даже не повернула голову в нашу сторону, зрачки были расширены, а в глазах застыл ужас.

– Что именно мы должны делать аккуратно, Агата?

– Всё… Одно неверное движение, и моя душа разделится на астральные сущности. Я не смогу более существовать.

Мы переглянулись с Леной, она жестом пригласила меня самостоятельно разбираться с проблемой, ибо Агата моя знакомая, а не её. Я подсел рядом, щёлкнул пальцами над ней несколько раз и понял, что реагирует она слабо, зрачки почти не двигались, она будто пребывала в трансе.

– Что ж, Агата, давай поподробнее, что происходит и почему ты решила вызвать помощь?

Она моргнула. Первый раз за минуту.

– Я никого не вызывала.

Мы вновь переглянулись, Лена села на кресло, закинула ногу на ногу и занялась бюрократией.

– Так, хорошо, тогда что у тебя болит?

– Ничего не болит, всё в порядке.

– Тебе нужна помощь?

– Возможно… Я пока не знаю… А почему вы приехали? Кто вас позвал?

– Нам поступил вызов, Агата, он приходит в виде сигнала, мы ни с кем не общались. Во всём комплексе есть тревожные кнопки, и мы отрабатываем вызовы по этим кнопкам.

– Я ничего не нажимала… Но не уходите. Просто побудьте рядом. В тишине. Пожалуйста.

Я прокашлялся.

– Можешь хотя бы попытаться объяснить, что происходит? Опиши свои чувства, а мы пока сделаем наши врачебные штучки, хорошо?

Агата кивнула и начала бубнить что-то несвязное, периодически замолкая. Когда Лена подошла и нацепила ей на руку специальную липучку для измерения давления, Агата даже не сопротивлялась. Она как будто действительно присутствовала здесь лишь наполовину.

– Давление шестьдесят на тридцать.

Я никак не прокомментировал это. Мы посветили в зрачки фонариком, они не сузились, чувствительность отсутствовала, Агата не закрыла глаза.

– Возьмём у неё кровь.

Лена кивнула, мы оба понимали, что Агата может находиться под воздействием наркотических веществ. И я уже знал, к кому обращусь с соответствующим вопросом после дежурства. Наполнив ампулу, мы наложили повязку, всё это время Кушенякина никак не реагировала на наши манипуляции. Затем мы проверили её рот, на предмет раздражения слизистой, померяли температуру и сообщили в диспетчерскую, что у нас подозрение на гипоксию. Если сообщить о наркотиках, здесь через минуту окажется гвардия, алерион и даже военные следователи.

– Лен, проверь ящики.

Она послушно огляделась вокруг, открыла несколько и через пару мгновений подозвала меня рукой. В глубине лежал пакетик с зелёно-жёлтыми бошками.

– Ясно, афган-куш.

– Что?

– Бошки с крэком… Бля, кто вообще в здравом уме этим дерьмом по сей день гасится? Она сумасшедшая? Как вообще Юрец продал это ей?

– Влад торгует этим дерьмом?!

В её глазах застыло недоумение, удивление и капелька страха.

– Так, Лен, ты вообще ничего не слышала и не видела… Для твоего же блага.

Она недоверчиво кивнула.

– И что будем делать?

– Думаю.

Если мы сейчас вызовем полицию, Агата может попасть в тюрьму. Я может и бываю жесток, но не настолько. С другой стороны это всё скорее всего будет заминаться на высшем уровне, никому такие скандалы не нужны. Город маленький, об этом узнают все. Потом начнётся охота на поставщика и тогда Юрца посадят. Может и меня зацепить…

– Так, ладно, мы это забираем, а в диспетчерскую подтверждаем «гипоксию». Ей ставим капельницу, ждём какое-то время, если будет приходить в порядок, вечером снимаем.

– Ты уверен?

Она даже не стала психовать, говорить, что мы должны поступить по закону или ещё какую-то чушь. Лена настолько мне доверяет, что готова стать фактически соучастницей преступления… Просто потому что… Блядь, вот в этот момент мне стало особенно стыдно за своё недавнее поведение и все эти детские манипуляции её эмоциями.

– Да.

Я надел перчатки завернул мерзкий пакетик в ещё один пакетик, чтобы не воняло. Всё это благополучно отправилось мне в носок, ибо в кармане таскать подобное не стоит. Ещё выпадет где-то или пакетик порвётся, всё рассыпется… Нетушки. Носок всё хорошенько стянет, прижмёт, пакетик будет статичен. Ленка смотрела на процесс с приподнятыми бровями, но не перечила. Спустя пару мгновений она без команды пробежалась по другим шкафам, ящикам, посмотрела под кушеткой, залезла в сумочку Кушенякиной. Всё это абсолютно незаконно, если наши действия были бы зафиксированы на камеру – обоим конец.

Я проверил чулки на Агате, ощупал на предмет наличия других «сюрпризов», но их к счастью не оказалось. Степень участия Лены меня поражала, другая на её месте просто бы вышла в лучшем случае и осталась бы ждать в машине.

Когда мы закончили, я снова подошёл к Кушенякиной.

– Агата, ты уж меня прости, но если мы дадим тебе и дальше пребывать в таком состоянии, то это ни к чему хорошему не приведёт. Я знаю, что ты слышишь меня сейчас так, как будто находишься под водой, но зато потом ты скажешь спасибо. – Я посмотрел на Лену. – Тащи капельницу, детоксикатор, нашатырь, ведро воды и лёд.

Лена метнулась из кабинета, чтобы добыть всё необходимое, а я слегка растряс Агату, чтобы подготовить её организм к принудительному выводу из текущего состояния. У меня была надежда на то, что она сама выйдет из него в ближайшие минуты, но это маловероятный вариант развития событий. В один момент Агата открыла глаза очень широко и вцепилась в меня руками так, что аж скулы начало сводить, ногти впивались в кожу через одежду.

– Гриша… Умоляю, скажи, что это не то будущее, где всё плохо! Я столько всего видела, вариации событий, худшие вариации событий. Я не хочу, чтобы это случалось, мне нужно спасти свою душу!

– Всё в порядке! Я знаю, что с тобой происходит, надо перетерпеть. Ни в коем случае не засыпай, мы сейчас тебе поможем.

– Господи помоги, господи помоги, господи помоги…

Глаза у неё начали закрываться, а я точно знал, что спать нельзя, поэтому отвесил ей смачную пощёчину. Агата распахнула очи, радужной оболочки почти не было видно, зрачок расширился сильнее некуда…

– О… А-а…

Она что-то мычала, я ударил её ещё раз, щека покраснела. Агата была не в силах напрячь мышцы шеи, чтобы держать голову ровно. Оно и неудивительно.

– Не спать, не спать, не спать!

Прибежала Лена со всем, что нам было нужно. Мы приступили к «оживлению» Агаты, облили её ледяной водой, поставили капельницу, дали нашатырного спирту и приложили пакет со льдом к щеке, по которой я дважды ударил.

– Я же просила… Не делать резких…

– Тихо, тихо, приходим в себя понемногу, Агата, давай, давай.

– Я потеря… потеря… Потеряла.

– Ничего ты не потеряла, успокойся!

Мы облили её холодной водой ещё раз. Затем дали нашатыря, она начала понемногу приходить в себя. Понадобилось ещё минут двадцать, чтобы пронаблюдать появление осознанности в глазах Агаты, и сужение зрачков.

– Гриш, у нас вызов горит! Уже три минуты. Надо ехать. Мне сейчас из диспетчерской начнут пиздюли прилетать…

Я посмотрел на Агату, она уже сидела на кушетке, но всё ещё не отошла полностью.

– Понял, надо оставить ей записку.

Мы написали всё, что ей нужно сделать, оставили успокоительные и ещё несколько препаратов, чтобы стабилизировать состояние.

– Вернёмся после горящего вызова и снимем с капельницы.

Лена кивнула, мы отправились в карету. Уже устроившись поудобнее, сообщив в диспетчерскую о произошедшем, уточнив наши «подозрения», я заполнил свой табулятор на планшете и повернулся к Лене.

– Куда?

Костикова сидела молча секунд десять, кому-то могло бы показаться, что у неё шок, но на самом деле она что-то тщательно обдумывала.

– Гриш, а как она это всё скурила? Мы ни трубку, ни бутылку, ничего не нашли.

Я задумался. А ведь и правда. Мы отправились дальше по вызовам, выполнять свою работу.

* * * * *

Уже ночью, когда лишь одинокие фонари освещали пространство, поглощённое кромешной тьмой, мы не на шутку разругались. Уже не помню по какому поводу, но всё в итоге вернулось в русло наркотиков, и я хотел разобраться в ситуации.

– Скажи мне честно, ты сама то покуриваешь? Или может… Понюхиваешь?

Ленка глядела на меня исподлобья, выражая крайней степени недовольство услышанным.

– Так да или нет?

Девчонка отвернулась, явно пытаясь уйти от ответа, и я догадывался какой он был.

– Значит да. Осталось только выяснить куришь или нюхаешь…

– Да курю я! Не нюхаю никакую синтетическую дрянь! Просто покуриваю иногда томным вечером, чтобы расслабиться… – Она в моменте как будто прозрела. – Ой, да кто бы мне морали читал, ты сам не лучше.

– Я не говорил, что я лучше, я говорю, что может у вас у всех башка болит и галлюцинации, астральные провалы не потому что Сферу крутят, а потому что вы дичь какую-то курите?! – Я задумался на секунду. – Ещё и спектакль устроила: «Ой, Влад продаёт это дерьмо?!»…

– А твоя дрянь чем-то отличается от нашей? Тут в Елльске поставщиков не так много…

– Угу.

– Ты как будто вчера родился, в городе нихрена не происходит, люди только бухают, курят, да работают. Чем тут еще заниматься?

– Столько развлечений вокруг, бары, кафе, бильярд, бассейн, лес, озеро, парк, спортплощадки, манеж, дом культуры…

– Ага и от всего этого тошнить начинает уже через два месяца…

– Ты не выглядела как пессимистка раньше, я всегда был уверен, что ты энергичная, веселая, предприимчивая, а сейчас тебя слушаю, аж уши вянут…

– Да ты много в чем уверен, да вот только глазки бы тебе раскрыть пошире, а то реальность ускользает.

Я прищурился, уставившись на неё.

– Это о чем сейчас речь?

Костикова, махнула рукой и закинула ногу на ногу.

– Хочешь сказать, что от меня ускользают какие-то маленькие подробности, которые мне стоило бы знать, но ты их тщательно скрываешь?

Она повернулась ко мне всем телом, уверенная, натянутая как струна с грозным выражением лица, сердитым взглядом, пылающая своим ядрёным характером, который ранее при мне ещё не обнажался.

– Все, что я хочу сказать, я говорю. Без прикрас, в лицо. И тебе я сообщаю здесь и сейчас, что вы мужики порой так уверены в себе, что в чужом глазу песчинку измеряете линейкой и консилиум по ней собираете, а когда сами бревнами обкладываетесь, делаете вид, что так и задумано. – Она даже не переводила дыхания, стелила без остановки. – И мораль ваша мужская с двойным дном, где вы – это центр вселенной, а бабы – это так кометка мимо пролетала. Я достаточно ясно выразилась? Я достаточно прямо сказала все, что думаю о твоем подходе к оценке чужих действий?

Если честно, я вообще нихрена не понял, но судя по слюне долетевшей до меня, это было серьезное женское заявление, можно сказать манифест.

– То есть ты ничего не скрываешь, и все, что я наблюдаю – это правда?

– А я разве что-то иное сейчас сказала?

– В таком случае…

Я схватил еë за плечо, резко притянул к себе и попытался поцеловать, но получилось такое, чего я никак не ожидал, мы настолько неудачно расположились в машине, что этот рывок привел к удару моих зубов об её, и я готов отдать любые деньги, чтобы выпить весь кальций на свете, лишь бы прочность моих передних зубов была такой же, как у нее, ибо после столкновения мы оба отпрянули назад, зажав рты ладонью с той лишь разницей, что у Ленки без последствий, а я сидел с треугольным осколком одного из своих резцов в ладошке.

Поначалу мы на пару помычали как коровы от неожиданной тупой и тягучей зубной боли, затем она посмотрела на мое лицо, которое судя по всему, олицетворяло первобытный ужас, ибо я в жизни не сталкивался с проблемой поломки передних резцов. Видимо еë это жутко развеселило, и Костикова начала хихикать сначала с закрытым ртом, а через несколько мгновений перешла на еле сдерживаемый хохот, прикрывая рот ладонью и вздрагивая при каждом новом порыве.

– Да, вот тут моя уверенность и дала течь…

Я произнес это грудным, неуверенным, тихим голосом, понимая, что из-за отсутствующего куска зуба начал шепелявить, как школьник, не посещавший логопеда. Это ее развеселило еще больше, она уже убрала ладонь от рта, и я понял, что Костикова тоже пострадала, я умудрился порезать ей губу своим резцом.

В очередном порыве смеха, она подалась вперед, положила руки мне на плечи и уперлась своим лбом в мой. Я уже и сам посмеивался над ситуацией в целом, совершенно не понимая, как действовать дальше, отдавая все на самотек. Возможно целый день Лена ждала именно такого завершения, так как наша импровизированная ссора возникла буквально на пустом месте, и я даже не подозревал, что начну предъявлять ей за то, чем сам грешу хоть и редко.

Когда мы оба подуспокоились, ощущалось тепло ее рук, обвившихся вокруг моей шеи, тёплое дыхание вызывало мурашки на коже, девчушка прижалась ухом к моей щеке и еще подалась чуть чуть вперед, чтобы нам было удобнее. Мои руки уже неуверенно лежали у нее на талии, и она явно была не против.

– Ну ничего страшного, отведем тебя к стоматологу завтра и все починим. – Она подняла голову и смотрела мне прямо в глаза, я в этот момент чувствовал себя как потерянный кролик, которого подобрали и обогрели в зимнем лесу. – Дай-ка.

Костикова заглянула мне прямо в рот, слегка поморщилась, как это делают все девушки, осматривающие своих кавалеров на предмет "несовершенств", но в этой гримасе не было отвращения, скорее глубокое переживание. Мне снова стало стыдно.

– Большой кусок отлетел… Ты творог не ешь что ли по утрам? Чего такие зубки хлипенькие?

– Ненавижу творог.

Пробубнил я, вспоминая как в детстве меня заставляли есть кашу.

– Ну так варенье добавь и все.

Я уже был плюшевым мишкой в еë нежных, понимающих, любящих, полных заботы и самоотверженности, руках. И если бы я сказал, что мне не нравится, я бы слукавил.

– Какое?

– А какое ты любишь?

– Черничное.

– Ну значит черничное.

Лена произнесла это с материнской бережливостью, поправляя мою взъерошенную причёску. Один вопрос не давал мне покоя: в какой момент из альфа-самца я превратился в нюню, растекающегося, как сливочное масло на подогретой сковордке?

Этот взгляд, легкая улыбка, маленький порез на губе с миниатюрным кровоподтёком, которому она не придавала никакого значения, поглаживающая меня по затылку шелковистая ладонь…

– Извини, всё это время я вел себя как мудак. Я упивался тем, что вижу, что нравлюсь тебе, и мне хотелось играть на твоих чувствах.

Она молча улыбалась, как будто слышала эти фразы с десяток раз из моих уст.

– Нет, правда! Знаешь, сложно относиться к девушкам с такой искренней заботой и пониманием, когда они об тебя периодически вытирают ноги.

– Покажи мне эту суку, и я вырву ей все волосы.

Лучшая! Почему я игнорировал её всё это время? Пофиг на недостатки, нет ничего приятнее, чем человек, который готов ради тебя расшибиться в лепёшку, да ещё и сделать это с улыбкой и искренней благодарностью за то, что ты есть на этом свете.

– Не надо…

Лена покачивала головой из стороны в сторону, разглядывая на мне все морщинки, все ложбинки, каждый изгиб лица, каждый волосок. Ни одна девушка меня еще не заставляла себя чувствовать таким важным, нужным и особенным.

– Кажется ты что-то хотел сделать до того, как мы ударились зубами.

Она еле сдержала порыв смеха, который был подавлен на подходе к гортани. Хоть это и был намек, а не прямой призыв к действию, я его распознал.

– Удобно ли будет? С поломанным жубом?

– Ну мы как-нибудь приспособимся, я думаю…

Мне хотелось растянуть этот момент, но порыв страсти сложно остановить, и я поцеловал её со всей той пылкостью, с которой целовал недавно Нику. Разница лишь в том, что Ника была закрытая, закомплексованная и неприспособленная к неподдельным чувствам, отчего даже лучшие моменты казались какими-то смазанными.

Другое дело Лена, открытая, отдающая всю себя. Таких горячих, пылких, въедливых, влажных, ласковых и бархатистых губ я доселе не чувствовал. Это могло сравниться лишь с первым поцелуем в моей жизни, когда я зажал за гаражами скромняжку по имени Лиза, которая на деле оказалась той ещё штучкой. Но где тот поцелуй? У меня есть чем насладиться здесь и сейчас. Помимо желанных уст, я вкушал еще и кровь с еë пореза, отдававшую металлическим привкусом, что делало наше воссоединение по-настоящему особенным.

Я уже запустил обе руки ей под одежду, и понял, что мое представление об отсутствии у нее талии оказалось ошибочным, талия у неё не просто была, она оказалась восхитительно изящной, кожа бархатистой, а мурашки, вызываемые моими прикосновениями, лишь еще больше будоражили фантазию. Почему я вообще делал какие-либо выводы о её фигуре до этого?

Поднимаясь выше я едва коснулся самого прекрасного, что меня ждало под ее униформой, однако Лена не дала мне насладиться этим вдоволь, медленно и деликатно убрала мою колхозную пятерню со своей груди, чуть отодвинулась, посмотрела снова в глаза.

Мы в этот момент были как пьяные подростки. После тяжелого дежурства, грязные, потные, полные желания.

– Сейчас настанет момент, который будет точкой невозврата. И я не хочу, чтобы оно произошло вот так…

– А как бы ты хотела?

– Ванная, пена… Я бы тебе с удовольствием сделала массаж. Ты кстати знал, что я дипломированная массажистка?

Я отрицательно покачал головой.

– Мы бы и вправду выпили вина, как ты и предлагал сегодня утром…

– Я бы тебя сводил перед этим на озеро…

– С удовольствием бы сходила.

Она глядела на меня с такой девственной улыбкой, что сопротивляться её чарам было невозможно. Ничто так не красит девушку, как искренняя симпатия в её глазах. Взяв мою руку своими двумя, она прижала ладонь к губам и самозабвенно усеяла её поцелуями.

– Договорились?

– Договорились.

– Знаешь о ком мы забыли?

– О ком?

– О Кушенякиной.

– Блядь!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: СФЕРА

Лето заканчивалось подкрадывались пусть и местами дождливые, но уютные осенние деньки. Дожди перемежались с жарой, лето отчаянно цеплялось за последние шансы подарить людям чуточку июльского зноя перед тем, как вся округа покроется ржавчиной увядающей листвы. В этом всём природном великолепии, массивные хвойные насаждения оказывались островками стабильности, которые не менялись даже зимой, лишь слегка покрываясь меловым налётом сурового российского хлада.

Несмотря на моросящий дождь, общую хмурость облаков и крайне беспокойную ночь, сопровождающуюся громом, молниями и какими-то пьяными рабочими, которые решили поорать под окнами, Ника проснулась в хорошем настроении, ведь именно сегодня можно было выходить на работу значительно позже обычного, так как запуск Сферы перенесён по техническим причинам. Ко всему прочему, удалось наконец купить десять килограмм сахара, который не завозили в Елльск с месяц, если не больше из-за проблем с логистикой.

Поэтому именно сегодня в чёрный кофе было добавлено пять ложек «белой отравы», а вместе с ними ещё и молоко со сливками. Почему-то проблем с поставками кофе никаких и никогда не было, а вот сахар для Елльска – будто ахиллесова пята, самая уязвимая категория товара, когда речь идёт о логистике.

Ника посмотрела через окно на город, где она провела семь лет сознательной жизни, её одолевали противоречивые чувства, она одновременно любила и ненавидела. Последнее возможно, происходило из-за того, что за всё время она не взяла ни одного отпуска. Может быть сейчас самое время? Как будто рабочие процессы налажены и можно со спокойной душой отдохнуть… По крайней мере, прежде чем принять это решение, нужно убедиться окончательно, что Сфера работает стабильно и в том направлении, в котором необходимо.

Она сделала последний глоток, натянула на себя один из своих облегающих нарядов и отправилась на работу. Сяолуновича застать на спортивной площадке не удалось, тот выходит на тренировку ни свет, ни заря, а сейчас на часах уже пробило половину четвёртого. Пьяные работяги, которые орали ночью, развалились на ближайших лавочках, видимо не в силах дойти до дома, настолько много они выпили…

Мысль об этом взбесила Нику, она подошла и пнула одного из работяг ногой, что было сил, тот замычал, скатившись на землю и, кажется, продолжил спать. Внутри девушки мелькнула нотка удовлетворения содеянным, она улыбнулась, вызвала правоохранителей по мастерфону, чтобы разобрались с пьяным быдлом и отправилась по своим делам, чуть ли не вприпрыжку. На душе стало хорошо и приятно, ничто не могло испортить сегодняшний день после такой спонтанной «психотерапии».

* * * * *

Темное помещение терпеливо дожидалось посетителей, замерев во времени, казалось, что даже пыль, парящая в воздухе, застыла на месте не в силах преодолеть силу замершего времени. ЭЛТ мониторы поблескивали едва заметными серыми бликами, иногда загоралась алая аварийная лампочка, словно кончик сигареты в непроглядной мгле. Где-то за стенами куполообразного помещения доносилось характерное приглушенное булькание баросфена, заполняющего внешний контур Сферы.

Человек, который здесь никогда не был, почувствовал бы сдавливающий дискомфорт. Работать в Сфере мог далеко не каждый, поэтому отбор лаборантов и управляющих был суровый.

Пожалуй, одним из немногих островков спокойствия и умиротворения внутри Сферы была панель с часами, где справа отображалось электронное табло с привычными двумя мигающими точками между чисел, а слева обычные круглые механические с фосфорным напылением.

Как только на часах пробило пятнадцать часов в помещение зашла девушка спортивного телосложения в лабораторном халате. Судя по пропорциям, занималась она половину сознательной жизни плаванием, а на сдачу ещё и метала ядро, ибо плечи у нее такой ширины, которой позавидовали бы многие мужчины.

Несмотря на грузную фигуру с осиной талией и мощнейшими бедрами, коими не составит труда колоть кокосы, движения ее были плавными и даже слегка неуверенными. Очки на носу с мощными диоптриями указывали на то, что спорт был оставлен скорее всего по состоянию здоровья. Однако, бывших спортсменов не бывает, дисциплина остается, как и желание гонять кровь в жилах хотя бы три раза в неделю. Посему Лиза была очень хорошо знакома с Максом, ведь они частенько пересекались то в бассейне, то в манеже, то и вовсе на турниках и брусьях.

Но несмотря на железную волю, идеальную дисциплинированность, Сфера уравнивает всех, поэтому Лиза зашла в пустое, темное помещение с дорогим аналогом сигарет во рту, который якобы безвреден, хотя на самом деле безвредность так и не была доказана. Впрочем, как и вредность.

Все в еë движениях выглядело привычным, сначала поворот тумблера, чтобы зажечь свет, потом несколько переключателей, отвечающих за работу оборудования, дальше вальяжное приземление пятой точки на рабочее место с карандашом в зубах, заполнение различных форм на планшете, записи на бумажках. После этого недолгого ритуала, она покинула помещение и через минут пять вернулась с чашкой кофе, которую запамятовала купить по дороге.

Теперь пространство выглядело гораздо живее. Начали подтягиваться и другие сотрудники, сначала грузно ввалилась Агата, которая выглядела невыспавшейся. Усевшись поудобнее в своем кресле, она швырнула сумочку под стол, а сама уставилась в горящий монитор, где даже не запустилась строка состояния, лишь мигала серая точка на блекло-оранжевом фоне.

Оживилась Агата лишь в момент, когда зашел Ваня Попов, до этого она даже отказалась сделать пару глотков кофе, хотя Лиза можно сказать настаивала: "Кофе мне не поможет, а только вызовет желание пойти посрать". Как обычно, Агата не стеснялась в выражениях даже при коллегах, к чему Лиза старалась привыкнуть, но получалось с трудом.

Когда же ввалился запыхавшийся Попов, опоздавший на пятнадцать минут, пот с него валил ручьями, а Агата не постеснялась его публично подколоть. После этого на некоторое время воцарилась гробовая тишина, сопровождаемая лишь глухими звуками работы систем Сферы, а также клацанием пишущих лапок в коробах «ТИП-К».

Непринуждённые разговоры начались лишь спустя минут десять, когда Лиза спохватилась, что Касьянова до сих пор не соизволила явиться.

– Ну она у нас барыня-сударыня, ходит как захочется, куда захочется и во сколько захочется. – Язвительно подметила Агата. – Впрочем, будь я одним из ведущих физиков полигона, я бы тоже не утруждалась.

– Головная боль достала… – Попов держался за лоб и как будто вообще не слушал, что говорили окружающие. – Такое ощущение, как будто там завёлся червяк, прогрызающий себе тоннели. Отвратительно.

– А ты Пандан принимаешь?

– У меня выработалась резистентность… Я не чувствую эффекта.

– Увеличь дозу.

– Да я его жрал горстями…

– Вот оттуда и резистентность.

– Ну прекрасно…

– А чего ты хотел? Это Сфера. Здесь все страдают.

– По Нике и не скажешь, что она страдает.

– Ты вообще видел её на инструктаже? Меня даже во время месячных так не ломает, ха!

Агата была в своём репертуаре, Лиза приподняла брови и отвернулась, делая вид, что ничего не слышала. Ваня массировал себе виски и немного постанывал. Кушенякина назвала его снова вафлей и отвернулась к своему рабочему месту, чтобы проверить статус готовности Сферы к запуску. Бермудская же какое-то время поглядывала на несчастного схронщика алгоритмов приспустив огромные очки, а затем всё-таки нарушила тишину.

– Давай я помассирую…

Попов радостно посмотрел на неё, но в этот момент зашла Ника.

– Опять бездельничаем? Что вы там собрались массировать?

– У Попова голова опять раскалывается.

– Попов, почему не пьём Пандан?

Ваня тяжело вздохнул и ответил во второй раз, что у него резистентность.

– Ну тогда попроси своего лечащего врача заменить на Сондан, тоже мне проблема.

Все уставились на Нику с выпученными глазами.

– А что так можно было?! – С надеждой в глазах воскликнул Ваня.

– Как, по-твоему, я держусь до сих пор в этом дурдоме?

Ника очень грациозно села в кресло управляющего ЦКК и окинула взглядом всё помещение. Ничто не бросалось в глаза, приборы в норме, никаких сбоев. Идеально.

– Собираются принять закон о том, чтобы убрать начисления за вредность. – Проговорила Лиза своим тихим голосом, который совершенно не соответствовал её внешности. Ей бы подошёл какой-нибудь более глубокий бас. – Если примут в третьем чтении, то это будет крайне печально.

– Нас не коснётся. – Уверенно сказала Ника. – Мы на особом обеспечении от Возрождения.

– Ага, это особое обеспечение нам аукнется. – Вставила свои пять копеек Агата. – Называется подобное примерно так: «Торгуй с врагом пока выгодно, а когда станет невыгодно, просто подними цену и снова торгуй».

– Тебе дать таблетки? У меня есть с собой. – Ника как будто проигнорировала выпад Агаты, обращаясь к Ване. – Бери, бери, я дважды предлагать не стану.

Попов покорно принял дары от Ники и выпил в то же мгновение.

– Подействует через минут пятнадцать. Пока не будем начинать, мне мой схронщик алгоритмов нужен в кондиции.

– Ника, я давно хотела предложить…

Лиза очень скромно и аккуратно начала разговор, который уже давно планировала, но всё не решалась сделать первый шаг.

– Валяй.

Ника на работе и Ника на тусовке – это два разных человека, здесь она в своей комфортной, понятной среде, ей никто не указ, она управляет важнейшим объектом в стране, а может быть и в целом мире. Поэтому вела она себя вальяжно и уверенно. Ко всему прочему, у девушки ещё было хорошее настроение.

– Вот расчёты… – Она протянула бумаги Касьяновой. – Я долгое время отслеживала зависимости между скоростью вращения контура и температурой, там есть… – Лиза потянулась рукой, перевернула нужную страницу. – Вот тут заключение. Мы сможем двигаться быстрее сквозь межматерье. Гораздо быстрее, а эффективность интерпретации останется на том же уровне. Что думаешь?

Ника какое-то время изучала новые вводные и в её глазах не читалось сиюсекундное отторжение, которое появляется в девяти случаях из десяти. Основная борьба происходила внутри девушки, которая желала уже наконец немного отдохнуть, но если начинать эксперименты, то об отдыхе можно забыть очень надолго. Ко всему прочему, в расчётах были серьёзные пробелы касательно энергоснабжения. Сфера потребляет чудовищное количество энергии, любые новые вводные могут кратно увеличить это потребление.

– Лиза, это всё замечательно… Но ты не провела расчёты по энергозатратам. – Она сделала паузу. – Точнее провела, но без участия отдела поставок энергетических ресурсов.

– Это заняло бы слишком много времени, я хотела предоставить именно концепцию. Тем более, ты всегда говорила, что движение сквозь межматерье – это цель, задача и процесс всей твоей жизни.

– Да говорила…

Ника уже пожалела о том, что ещё пару лет назад была куда менее сдержанной в своих научных порывах и афишировала все стремления. Где-то в стороне послышались громкие глотки, это Ваня запивал таблетки остатками кофе, который Лиза купила около получаса назад.

– А через Медейю прогоняла?

– Только через образ.

– Ладно, это ещё куда ни шло… – Касьянова опёрлась щекой на кулак и глядела на расчёты, сощурившись. – Но с Максом всё равно придётся обсуждать. А ещё к Чистякову придётся зайти… Пропади он пропадом.

– Ты вроде в хороших отношениях с Максом, может попробуем это обсудить сегодня?

Ника задумалась ещё больше, и то, к чему она пришла в итоге, удивило даже её саму.

* * * * *

– А от меня вы чего хотите? Как я это буду согласовывать, это примерно сотня миллионов реальных денег. Мне их из своего кармана вытащить?

– Так говоришь, как будто у тебя на счетах вообще что-то есть…

– Давай тут не паясничай. То, что ты мне показываешь – это кратное увеличение нагрузки, нам нужно будет полностью перенастраивать магистраль, потом медленно поднимать обороты турбин, калибровать каждый реактор, на это уйдёт куча времени, не говоря уже о деньгах и возможных последствиях…

– Каких последствиях?

– Если мы неправильно рассчитаем нагрузку, у нас взорвётся контур, и тогда вообще твоя Сфера встанет колом в жопе. – Макс прокашлялся. – Помимо прочего, это риск не только в плане энергетических скачков и падений. То, что Ельск останется без света на несколько суток – никаких проблем, есть генеры, есть подстраховка. Тут есть дерьмо гораздо более ядрёное…

– Да, ты про наше ПВО

– Вот видишь, умная девочка, сама всё понимаешь. – Он придвинулся к своему рабочему столу, чтобы наклониться вперёд, поближе к Нике. – Тут понимаешь, Никуль, всё очень тесно взаимосвязано…

– Короче, я перепроверила расчёты, и мы сможем дотянуться до Универсума в считанные недели.

У Макса округлились глаза.

– Вот оно как… – Он начал массировать свой мощный подбородок рукой, нахмурившись. – Куда пропали несколько месяцев исследований с непрогнозируемым результатом?

– Она сделала гениальную вещь – использовала постоянную Эйлера-Маскерони в расчётах, посмотри, оно полностью меняет картину…

Минут пятнадцать они вдвоём смотрели расчёты и Макс, который тоже немного разбирался в процессах, то потирал свою лысину, то делал какие-то пометки, то протирал глаза. В конечном итоге, не найдя никаких серьёзных нестыковок, он сказал.

– Это надо показать Чистякову.

– Можно только не я?

– А кто, блин? Я что ли? Это не мои лаборанты делают такие сумасшедшие исследования.

– Блядь…

– Давай тут не это…

– Не чего? Ты мне папа что ли? Ёбаный рот, ненавижу Чистякова и общаться с ним.

– Мне вообще-то идти сначала к Оленковскому, потом к Рыбочкину. Без их одобрения, мы даже пёрнуть не сможем.

– То есть, тебе нравится идея?

– Идея просто песня, твоя Лиза походу всю славу заберёт себе. Иди умоляй её взять тебя в соавторы.

Ника посмотрела в пол, сняла свои прямоугольные очки и молча закурила.

– О, я знаю, что обозначает это выражение лица. – Макс расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, чтобы дышать стало полегче. – Девочка моя, не делай то, о чём будешь жалеть всю жизнь.

– Да ты понятия не имеешь о чём я вообще могу жалеть, и что я могу сделать…

* * * * *

В последующие дни Сфера работала в штатном режиме, ответа от Макса пока не было, а Ника боролась со своим нежеланием идти к Чистякову. Каждое посещение главного оператора и программиста Медейи превращалось в фарс, она не могла его переваривать, так как волна, на которую настроился его мозг была настолько неведомой и далёкой, что создавалось впечатление, будто он Пень, Дубина и Идиот. Всё с большой буквы. Тем не менее, благодаря нему Медейя показывала результат, поэтому надо идти и точка. Кроме неё с ним этот процесс никто не обсудит, а если она этого не сделает, дело встанет на мёртвой точке. Даже если Рыбочкин и Оленковский дадут добро, всё равно без Медейи этот процесс не запустить. Спрос в конечном итоге будет с неё, как с руководителя, а Лиза, может быть, отделается лёгким испугом, в худшем случае увольнением, если удастся перекинуть всю вину на неё. Но Ника знала, что не удастся.

– Кто-нибудь ещё встречался с Лесей? Она выглядит просто ужасно, ходит постоянно в очках, как будто её побили…

– Может быть просто начала снова употреблять эту дрянь? – Вставил свои пять копеек Ваня.

– Какую ещё дрянь? – Явно заинтересовалась Агата.

– Не знаю, что они там употребляют в отделе связей с общественностью, что Рыбочкина в очередной раз исками завалили.

– Тю-ю… Опять домыслы, я-то думала… – Разочаровалась Агата.

– Какими исками? – Тихо и скромно поинтересовалась Лиза.

– Вы не слышали, что ли?

Ника прервалась от дум и включилась в разговор.

– Слышали, слышали, мышиная возня. Наши юристы разгребают каждый месяц столько же исков, но почему-то именно эта ситуация стала достоянием общественности.

– Ну дык, не проёб ли отдела по работе с общественным мнением? – Ехидно поиздевался над словами Ники Попов. – Чем там Леся занимается? Она же там главная или кто?

– Да расскажите уже! – Ерзала на стуле Бермудская, хлопая своими выразительными карими очами, прячущимися за широкими диоптриями.

Ника сняла свои тонкие стильные очки и протёрла глаза рукой. День был длинным, раз уж коллегам нужно посплетничать, то лучшего времени, чем сейчас не будет.

– Да как обычно, мы продаём пластичные органоиды за рубеж, это основная статья доходов Возрождения. А наше замечательное правительство периодически проверяет Рыбочкина на предмет сговора с западом, потому что Возрождение – это одна из немногих интернациональных компаний, оставшихся на нашем рынке. – Она закинула голову и закатила глаза. – Господи, неужели это и правда интересно обсуждать?

– У меня другая информация. – Возразил Попов. – Мне сказали, что зарубежные компании поставили ультиматум Рыбочкину, и он сейчас пытается лоббировать в правительстве новый закон через своих людей, который позволит вновь открыться полностью зарубежным рынкам.

– Ой, блядь… Откуда ты это только берёшь? Тебе сводки что ли приносят?

– Нет, но такие слухи ходят… Возможно не на пустом месте появляются, кто знает. Прикиньте, он продаст Возрождение американцам? Что тогда делать будем?

– Мы будем делать то, что делали всегда. У нас есть работа, есть зарплата, есть обязательства и научная цель.

– Ох, а я бы посидела под американцами… – Вклинилась в разговор Кушенякина. – По крайней мере, можно было бы слетать в Вашингтон, посмотреть, что да как там… Я никогда не была так далеко за границей… Да и здесь осточертело. Сколько можно уже под обстрелами сидеть? Я даже дёргаться перестала, представляете?

– Скажи спасибо лазерному ПВО, которое мы построили раньше американцев, кстати. – Безэмоционально вставила Ника. – Поэтому и не дёргаешься. Потому что перехватывают бесшумно, на большом расстоянии и мгновенно.

– Я скажу спасибо тому государству, которое даст мне дом с лужайкой за выслугу лет.

– Ха-ха! Это что за страна такая? Я бы тоже туда поехала.

– При советах раздавали, но кто его прочухает, сейчас в учебниках истории бы разобраться для начала, а уже потом с человеческими воспоминаниями, зачастую ложными или приукрашенными. – В словах Вани звучало рациональное зерно, что было редкостью для него.

Повисла пауза на пять секунд.

– Мне интересно, а что может произойти с нашими договорами? Ведь Рыбочкин может и не протолкнуть свой закон, но всё равно какие-то процессы идут, интересно, не скажется ли оно на наших условиях работы?

Ника закрыла рукой лицо и выдохнула.

– Так, почему вы вообще все всполошились? Я отвечаю за наши условия, я отвечаю за всё, что связано с вами. Это моя головная боль, а не ваша.

– Но ты не всесильна, если они решат что-то сделать, они сделают это. Без твоего ведома.

– Поверь мне, рычаги давления есть. Я знаю их слабые места, они знают мои. Всё честно.

– Кстати, мне действительно прописали новые таблетки. Резистентности пока нет, Ника, тебе спасибо огромное!

– Не за что, Вань. Меж тем, это всё проговаривалось примерно десять раз на инструктажах, где ты благополучно спал.

– Спал, потому что за сутки до того прописывал безумные условия для алгоритмов, которые ты так любишь ставить.

– А ты не жалуйся. – Ника улыбнулась. – Тебе за это платят хорошие деньги.

– Я не жаловался даже когда мне пришлось судиться с собственным отцом, который хотел отжать имущество, едва мне стукнуло восемнадцать.

– Кто-нибудь пробовал кофе в новой кофейне? – Встряла Агата со своими спонтанными вопросами, как будто хотела уйти от темы Ваниного прошлого, что на самом деле для всех окружающих было бы облегчением, ибо Попов уже не один раз её рассказывал и каждый раз это всё заканчивалось тем, что он обкладывал трёхэтажным матом собственного отца. – Я вот заскочила на дегустацию.

– Тебе же от кофе срать хочется, разве нет? – Видимо, у Вани и не было настроения снова возвращаться в собственное прошлое, поэтому он решил возвращать колкости Агате, такой уж у них был тандем.

Ника вскинула брови и сделала вид, что ничего не слышала, Агата же мягко замяла тему, прикинувшись дурочкой.

– Так вот, я попробовала новую позицию, очень вкусно делают, местный бариста сам варит солёную карамель, добавляет её в раф, получается настоящая глюкозно-кофеиновая бомба. Для работы самое то… Я за прошлые сутки выпила чашек десять, не меньше.

– Бр-р… – Поморщилась Лиза. – Сахар в кофе? – Через мгновение она затянулась электронной тяжкой и выпустила кристально белый пар, который ещё и местами искрился. – Зачем портить вкус сахара и вкус кофе?

– Пока вы не перескочили на новую тему, напомню, что в город завезли пару десятков тонн сахара, рекомендую закупиться. Кто знает, что там с поставками будет в следующем месяце… – Дала свою рекомендацию Ника, которая уже затарилась.