Анжей и тетушка Стефания

Я полагал, что влюбился в свою тетку,

но был влюблен, в сущности, в жестокое наказание розгами.

Леопольд фон Захер-Мазох

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Из Кракова до Загожан, что под Черновцами дорога неблизкая, и Анжей приезжает к тетушке уже ближе к ночи. Несмотря на поздний час, горничные накрывают на стол, и Анжей с пани Стефанией садятся в гостиной пить чай с вареньем и пирожками. За окнами стемнело и над столом горит лампа под абажуром. Свет лампы желт и неярок, и в углах гостиной стоят тени. В полутьме угадывается сервант с фаянсом на полках, широкий диван, накрытый пледом, и ближе к окну, возле стены стоит высокая конторка с узкой наклонной столешницей. Анжей проголодался с дороги и уплетает пирожок за пирожком, а тетушка ничего не ест на ночь и только пьет чай из блюдца. Пани Стефании немногим больше тридцати. Это статная высокая женщина с широкими бедрами. У тетушки округлое миловидное лицо. Её густые темно-русые волосы собраны в пучок на затылке.

– Как возмужал за год! Как похорошел! – говорит пани Стефания и ерошит Анжею волосы.

Анжей, немного смутившись, отводит рукой упавшую на глаза длинную челку. Этой весной ему исполнилось восемнадцать, но Анжей субтильного сложения и невысокого роста, и оттого выглядит совсем мальчишкой.

Новенькая горничная Инга отпросилась у пани Стефании спать. А Гражина, которая служит в доме у тетушки, сколько Анжей себя помнит, садится к столу. Обе горничные одеты, как полагается, в темные строгие платья по щиколотку и белые фартуки с кружевной отделкой.

 Напившись чая, тетка принимается читать письмо от Агнешки – старшей сестры Анжея Последние несколько лет молодой человек живет у Агнешки в Кракове. Родители Анжея трагически погибли во время несчастного случая на колесе обозрения, и кроме старшей сестры и тетушка у Анжея нет никого на всем белом свете.

 Нахмурив лоб, тетушка дочитывает письмо до конца и строго глядит на Анжея.

– Агнешка пишет, что ты не желаешь учиться, – говорит пани Стефания. – Ты провалил экзамены по физике, истории государства польского и литературе. Не получил аттестата. Нет, это никуда не годится!… А еще Агнешка пишет, что с тобой, никакого сладу нет, и тебя нужно драть каждый день…

 Гражина тихо смеется. Это тихая задумчивая панночка с зелеными, как малахит глазами и косой по пояс. Гражина высокая и худая, а руки у нее большие, как у мужчины.

Анжей краснеет до кончиков ушей и сидит за столом, уставившись в чашку с чаем.

Он страшится розог и совсем не умеет терпеть боль от порки. А еще, Анжей чувствует себя взрослым и стыдится, что его снова станут наказывать, как мальчишку.

– Ах, Анжей, Анжей! Что с тобой такое? Ты же умный мальчик, – вздыхает тетушка. – Мне, верно, придется искать для тебя репетиторов. Вот, не было печали!… Однако, час уже поздний. Я велела Гражине постелить тебе во флигеле. Я помню, тебе всегда нравилась эта комната.

– Спасибо, пани Стефания, – говорит Анжей.

 Зимой он частенько вспоминал этот большой тетушки дом, стоящий возле березняка, на краю дачного поселка. А еще в Загожанах живет одна панночка, с которой Анжей дружил с самого детства и в которую влюбился в прошлом году. Зовет эту панночку – Злота.

– И не жди, Анжей, что я стану закрывать глаза на твои скверные выходки! – продолжает пани Стефания, не спуская с племянника глаз. – Для меня ты по-прежнему мальчишка. И для твоей же пользы, я буду строга с тобой. И не нужно на меня обижаться!

– Да, тетушка, – вздыхает Анжей.

– И не забывай, что я тебя люблю… Да, Гражина, голубушка, ты вот, что… Ты с утра первым делом нарежь розог и поставь в соленую воду. Да смотри, не забудь!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Той ночью Анжею снится, что Грася и Инга развешивают возле дома белье. Обе горничные совершенно голые, но их это нисколько не смущает. У Инги полные крепкие ножки, округлая попка, а грудь не слишком большая с ареолами цвета молочного шоколада и торчащими сосками. У Граси белая кожа, ноги стройные и длинные, а грудь совсем маленькая. Чтобы повесить на веревку простыню, Грася поднимается на носочки, Анжей видит ее испачканные землей пятки и в ту же минуту просыпается, рывком садится на кровати и ошалело оглядывается по сторонам. Его комнатка во флигеле залита ярким утренним светом. Из окна Анжей видит яблоневый сад, и неподалеку за садом – березняк. Солнечные лучи ярко горят на белых стволах берез.

Эрегированный член Анжея стоит колом в пижамных штанах. Анжей больше не может терпеть. Он стаскивает штаны и сжимает горячий член в кулаке. Закрыв глаза, Анжей представляет, как голая Грася, поднимается на цыпочки, чтобы повесить белье в саду. Анжей видит ее стройные ноги, щиколотки и узкие ступни. Он стонет и теребит член рукой.

В ту же минуту дверь открывается, и во флигель заглядывает горничная Инга. Анжей смущается и краснеет, как маков цвет. Стоя на пороге, Инга насмешливо смотрит, как молодой человек торопливо натягивает пижамные брюки. У Инги невыразительное, холодное лицо с широкими скулами. Черные волосы панночки коротко пострижены, а глаза немного косят. Эта невысокая крепко сбитая девица пошла в горничные к пани Стефании прошлым летом. И Анжею отчего-то кажется, что Инга терпеть его не может.

– Инга, постой! – шепчет Анжей. – Не говорит тетушке! Пожалуйста, не надо…

Но Инга не отвечает Анжею и быстро проходит в дом.

– Пани Стефания! Пани Стефания! – слышит Анжей её громкий голос.

Покуда Анжей стоит возле конторки и ждет, когда Гражина принесет со двора розги, сон окончательно с него слетает. Ему до чертиков обидно, а еще он страшится порки. Анжей раздумывает, а не сказать ли тетушке, что он уже взрослый и с ним нельзя так поступать, а потом собрать вещи и уехать восвояси в Краков. Но взглянув на хмурое лицо пани Стефании, Анжей решает не пререкаться, а молча вынести наказание, сохраняя остатки достоинства.

В гостиной вкусно пахнет молотым кофе. Инга со скучливым лицом смахивает метелкой пыль с буфета. Пани Стефания сидит за столом и пьет кофе со сливками, глядя за окно.

Хлопает дверь и в гостиную торопливо заходит Гражина. В руках горничная держит пучок березовых прутьев, очищенных от листьев.

– Жаль, в воде недолго постояли, – говорит горничная и кладет прутья на стол. – Ломаться будут.

Допив кофе, пани Стефания берет розгу в руку и пропускает сквозь кулак, а потом хлещет по воздуху.

Ожидание наказания ужасно тяготит Анжея. Он стоит босой подле конторки и дрожит, как лист на ветру. У него в животе словно лежит кусок льда.

Тетушка поднялась из-за стола и направляется к Анжею с прутом в руке.

Пани Стефания одета в домашний халат с пояском. Взгляд Анжея скользит по ложбинке между грудей, и ему думается, что под халатом тетушка совершенно голая.

– Пани Стефания, простите меня, – попросит Анжей сиплым, будто не своим голосом.

– Я ужасно на тебя сердита, Анжей, – качает головой тетушка.

– Как вам не совестно, – упрекает молодого человека Гражина. – За это маленьких называют.

– Ну же! – говорит пани Стефания, и Анжей послушно ложится грудью на конторку.

– И штанишки спусти, – слышит он голос тетушки.

Анжей оглядывает на пани Стефанию.

– Пожалуйста, тетушка! Стыдно же…

– Стыдно, – соглашается тетушка.

Она стоит у Анжея за спиной с березовым прутом в руке и, обиженно поджав губы, строго глядит на племянника.

Анжей краснеет и неловко, одной рукой он стаскивает пижамные штаны. Штаны съезжают на колени, а потом соскальзывают на пол, прикрыв его босые ступни.          Гражина, встав перед конторкой, крепко берет Анжей руки, и тот отчетливо вспоминает, как тетушка точно так же порола его прошлым летом. Ничего не изменилось! И он вовсе не повзрослел! Анжей чувствует, что вот-вот разревется от обиды.

– На первый раз хватит с тебя десятка, – говорит пани Стефания.

Анжей думает про себя, что десять розог можно стерпеть, не такая уж это мука. Он судорожно вздыхает и с тоскою глядит за окно.

Грустно улыбаясь, тетушка разглядывает узкую мальчишескую задницу Анжея. Вот она невысоко поднимает руку и хлещет племянника прутом по голым ягодицам. Боль от удара розгой до того острая и жгучая, что Анжей не может сдержаться и кричит. Сколько бы его не порола пани Стефания и старшая сестра Ханна, сколько не наказывали в школе и не секли репетиторы, Анжей никак не может свыкнуться с розгами.

– Раз… Спасибо, тетушка.

Пани Стефания коротко кивает и снова стегает племянника розгой.

Анжей мычит сквозь зубы.

– Два… Спасибо, тетушка.

– Не смей заниматься рукоблудием. Это гадко! – говорит пани Стефания.

Розга тонко свистит в воздухе и ложится поперек ягодиц. Анжей вертится на конторке, но Гражина крепко держит его за запястья.

– Три! Ох… Спасибо, тетушка.

– Запомни, Анжей, – обещает пани Стефания. – Каждое утро я буду приходить во флигель. И если, я застану тебя еще раз…

Розга снова свистит в воздухе,

– Ай!!! Как же жжется! – жалуется Анжей. – Четыре… Спасибо, тетушка.

– Если я еще раз увижу, что ты занимаешься рукоблудием…

Прут снова и снова впивается в беззащитные ягодицы. Лиловые тонкие полоски проступают на бледной коже, темнеют и наливаются кровью.

Анжей тяжело дышит. Сквозь упавшие на глаза русые волосы он видит печальное лицо Гражины и стоящую подле буфета Ингу, которая с интересом наблюдает за наказанием.

– Пять… Шесть… Семь…

– В другой раз тебе не так достанется! Анжей, пообещай, что раз и навсегда избавиться от этой дурной привычки!

– Да, тетушка, миленькая, я обещаю… Ай! У-у-у-у… Восемь… Спасибо, вам тетушка…

Прут свистит в воздухе еще раз и еще. Анжей коротко вскрикивает, он чувствует, как слезы жгут уголки глаз.

 Гражина отпускает руки Анжея и идет к столу.

– Заварить вам еще кофе? – спрашивает она тетушку.

– Да, голубушка, будь так добра.

С видом человека, который сделал неприятную, но необходимую работу, пани Стефания усаживает на стул. Она раскраснелась, покуда порола племянника. Достав батистовый платочек, тетушка вытирает испарину со лба.

Анжей осторожно касается рукой голых ягодиц и почувствует горячие и припухшие следы от розог. Он нагибается и натягивает пижамные штаны.

– Ты ведь на меня не в обиде? – спрашивает пани Стефания и протягивает племяннику руку для поцелуя.

– Нет, тетушка, – отвечает Анжей и целует тетушке пальцы.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В лесу, неподалеку от дома пани Стефании есть озеро с прозрачной, пахнущей торфом водой. Говорят, на дне озера бьют ключи, и вода в нем остается прохладной даже в жару. Прошлым летом Анжей частенько ходил сюда купаться, а теперь не может найти дорогу и кружит по лесу. Он уже отчаялся и хочет повернуть восвояси, как неожиданно кусты расступаются, и Анжей выходит на берег. Озеро лежит перед ним, оно невелико, по черной прозрачной амальгаме водной глади плывут отражения облаков. По берегам стоят дубки, липы и клены.

Анжей думает искупаться. Он принимается расстегивать рубашку и вдруг слышит неподалеку голоса. Анжей оглядывается по сторонам, но поблизости никого не видно. Однако, слева на обрывистом бережку густо растут кусты ивняка, и голоса долетают явно из-за этих кустов.

Анжей спускается к самой воде, раздвигает руками ветви и, стараясь не слишком шуметь, лезет в кусты. Сквозь зелень листвы он видит двух панночек загорающих голышом на травке. Панночки лежат ничком на полотенцах и болтают друг с дружкой.

– Уеду в Краков или в Варшаву, да куда угодно! – жалуется подруге рыженькая. – Маменька жизни не дает. На танцы не ходи, сигареты не кури, слово, ей поперек не скажи! Ну, ты ее знаешь, Настузя… Я ей говорю, что уже совершеннолетняя, а она говорит, пока живешь в моем доме, будешь делать как я скажу… Вот, опять отходила ремнем! Полюбуйся! До сих пор следы не сошли.

Тем временем, Анжей, стоя в кустах, не спускает с панночек глаз. Настузя – черненькая, рослая, длинноногая, с большой красивой задницей и тяжелой грудью. А ее подружка с рыжими, собранными в хвостик волосами, худенькая, невысокая и груди у нее нет совсем. Анжей разглядывает круглые, будто половинки мячей ягодицы панночки и с волнением замечает следы от недавней порки.

– Так тебя в Кракове и ждали, – ворчит Настузя. – А где жить? А как работу искать?

– Краков город большой, – беззаботно отвечает рыжая панночка. – Устроюсь в какую-нибудь лавку или на фабрику. А жить стану в общежитии. Руки-ноги есть, не пропаду!

– Да, ты устроишься, – завистливо говорит Настузя. – Ты, Францишка, такая бойкая!

– Я тебя не брошу, – обещает Францишка. – Я как устроюсь, сразу письмо напишу.

– Честно?

– Честно. Хочешь поклянусь?

Настузя с тоскою глядит на неподвижную, будто стекло черную гладь лесного озера.

– А меня маменька плеткой отходила, – жалуется она. – Знает, что к розгам я притерпелась.

Чтобы взглянуть на задницу подруги, Францишка садится на полотенце. На голых ягодицах Настузи плетка оставила множество побледневших отметин – сливовых, синюшных и пожелтелых.

– Ужас какой! – говорит Францишка. – А тебе что же и, правда, нисколечко не больно?

– Еще как больно! Просто я наловчилась хитрить, и мне, как будто не больно.

– Как это? – недоверчиво спрашивает Францишка.

Настузя задумчиво смотрит на панночку большими васильковыми глазами. Взгляд у нее медлительный и спокойный, будто у коровы.

Анжей не может больше терпеть и расстегивает штаны. Его горячий эрегированный член торчит из кальсон. Анжей со стоном сжимает его в кулаке.

– Ну, как же тебе объяснить. Я думаю о разных вещах… О чем-то приятном…

– Ты это о чем? – подозрительно спрашивает Францишка.

Настузя неожиданно краснеет.

– Ну что ты пристала! Это мой секрет. И потом, мне неловко об этом говорить.

– Это что-то неприличное? Что-то стыдное? Настузя, ну, скажи! – волнуясь, спрашивает Францишка.

– Какая же ты привязчивая! Я тебе ни слова больше не скажу… Ты это слышишь? Как будто в кустах кто-то лазит?

– Ты нарочно это выдумала?

– Да нет же! Там кто-то есть, – говорит Настузя, поднимаясь с полотенца. – Наверняка какой-то мальчишка за нами поглядывает!

Стараясь, не хрустнуть веткой, Анжей пятится назад. Одной рукой он держит, сползающие на колени штаны. Анжей делает шаг, другой, а потом его нога не находит опоры и проваливается в пустоту. Пытаясь удержать равновесие, Анжей машет руками, хватается за кусты и падает с обрывистого бережка в прохладную воду лесного озера.

Пани Стефания расположилась на завалинке позади дома и пьет хлебный квас из кружки. Подле нее с кувшином в руке стоит Гражина. На скамейке в тени старой яблони сидят обе панночки – Настузя и Францишка. Настузя все больше помалкивает, зато Францишка говорит за двоих. Она конопатая, курносая, глаза у Францишки шальные, а губы припухшие и яркие, будто вишня. Это Францишка, когда Анжей выбрался на берег озера, наградила его двумя звонкими оплеухами и оттаскала за волосы. Францишка собиралась проучить Анжея сама, но благоразумная Настузя уговорила подругу отвести его к тетушке.

– Ах, Анжей, Анжей! – укоризненно качает головой пани Стефания, выслушав Францишку. – Дня не проходит, чтобы ты какого-нибудь коленца не выкинул. Бес что ли в тебя вселился?

– Это у него такой возраст, – говорит негромко Гражина.

Из сада выходит Инга с пучком крапивы в руке.

– Вот, пани Стефания, я молодой нарвала. Она больнее жжется.

 Анжей, услышав про крапиву, ежится, а панночки принимаются хихикать.

– Подглядывать за девицами это гадко и неприлично, – выговаривает племяннику пани Стефания. – Ты же уже взрослый, Анжей, а ведешь себя, как мальчишка. Коли так, то и я стану обходиться с тобой, как с мальчишкой. Ну, чего ждешь? Ступай на лавку.

Францишка и Настузя поднимаются и отходят в сторонку. Анжей чувствует, как от стыда у него горят уши. Стараясь не глядеть на панночек, Анжей расстегивает пояс, спускает штаны до колен и ложится на лавку ничком.

– И кальсоны, – напоминает племяннику пани Стефания.

– Нет, тетушка, кальсоны не стану снимать! Хоть режьте меня, – говорит Анжей.

– Стыдно, поди? – спрашивает тетушка.

Панночки снова принимаются хихикать.

Склонившись над лавкой, Гражина сдергивает с Анжея кальсоны. Пани Стефания натягивает рукавичку и берет у Инги крапиву.

– Бедный Анжей, – вздыхает Гражина и садится Анжею на спину. – Снова тебе достанется. Хорошо, хоть не розги.

– Станешь просить у панночек прощения, – говорит тетушка.

Пани Стефания стоит возле скамьи с пучком крапивы в руке. На тетушке короткий сарафан, и Анжей, лежа на скамье, разглядывал полные икры тетушки и её крепкие щиколотки. Сквозь ветви яблонь льется белый полуденный свет.

Лицо пани Стефании становится отстраненным и строгим. Она принимается хлестать Анжея крапивой. Анжей негромко охает. Молодая крапива немилосердно жжется! Он вертелся на скамейке, а тетушка не торопясь стегает его по ягодицам и ляжкам.

– Проси у панночек прощения! – велит племяннику пани Стефания.

– Не упрямься, хуже будет, – советует Гражина.

Она больно дергает Анжея за волосы и заставляет поднять голову. Панночки стоят в трех шагах от лавки и с азартом следят за наказанием. Францишка торжествующе улыбается и показывает щербину между верхних зубов, Настузя тоже улыбается, но как-то невесело, и Анжею кажется, что панночка его жалеет.

– Пожалуйста, простите меня, – просит Анжей. – Простите, что я подглядывал… Ай!… Я никогда больше не стану… Честное слово… Ай, как же жжется!… Францишка, прости меня и ты, Настузя тоже прости…

Голос у Анжея дрожит. Лиловые волдыри сплошь усыпали его ягодицы и ляжки, и спину.

– Инга, поучи немного мальчишку, – просит пани Стефания горничную. – А то я замаялась что-то.

Инга надевает рукавичку и, берет порядком измочаленный пучок крапивы. Горничная стегает Анжея по голеням, охаживает по бокам и плечам. У Инги застывшее, будто маска лицо, но глаза возбужденно блестят.

– Вот так! Так… – приговаривает пани Стефания, прихлебывая квас из кружки. – В другой раз не стаешь подглядывать!

– Не буду! Не буду… Довольно уже! – упрашивает тетушку Анжей и вертится на лавке.

Ему ужасно стыдно перед панночками, а еще крапива жжется, так, что нет сил терпеть. Анжей ничего не может с этим поделать, и слезы сами собой льются из глаз, будто из садовой лейки.

Смеркается. Анжей лежит ничком на кровати. Прикосновения одежды к обожженной крапивой коже весьма болезненны, поэтому Анжей лежит совершенно голый, укрывшись простыней. Исхлестанное тело зудит, и ужас, как хочется расчесать волдыри, но Анжей терпит.

Когда за окнами уже совсем стемнело, во флигель заглядывает пани Стефания. В одной руке тетушка держит зажженную керосиновую лампу. В другой руке у нее склянка с мазью.

– Наверное, чешется, сил нет? – спрашивает тетушка.

– Ужас, как чешется, – вздыхает Анжей.

– Ну, я полагаю, ты уже достаточно наказан.

Пани Стефания склоняется над кроватью и откидывает простыню в сторону. Анжей всхлипывает и прячет лицо в подушку.

– Главное не расчесывать, и все до завтра пройдет, – обещает тетушка.

Она открывает склянку и легкими касаниями начинает накладывать мазь на ляжки, ягодицы и спину Анжея. У мази горьковатый и пряный запах, похожий на запах полыни. Сперва Анжею кажется, что мазь нисколько не облегчает его страданий. Но вскоре ожоги перестают гореть, и зуд, который донимал его весь вечер, стихает.

– Ну, вот и все, – говорит пани Стефания и закрывает склянку.

– Спасибо, тетушка.

– Сладких снов, Анжей.

Пани Стефания целует племянника в макушку и уходит.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Покуда они гуляют по березняку, Злота то и дело останавливается, чтобы собрать лесную землянику. А Анжей землянику не собирает, он любуется Злотой. Когда панночка улыбается, на ее щеках появляются две ямочки. Глаза у Злоты голубые и яркие, будто льдинки. Сквозь рассыпанные по плечам, волосы панночки светит солнце.

Злота спрашивает его о чем-то и смеется, но Анжей ее не слышит, у него в голове стоит веселый звон. Анжей не может удержаться и целует Злоту в испачканные земляникой губы.

– Что это ты еще выдумал? – спрашивает Злота.

– Злота, я с ума по тебе схожу!

 Панночка смеется и идет дальше по тропинке.

– Злота! Злота…

– Анжей, – сказала панночка строго. – Веди себя прилично, а иначе я пожалуюсь твоей тетке. И тебе влетит. Не лезь ко мне целоваться. И руки не распускай. Запомни, мы с тобой друзья.

– Злота!

– Анжей, у меня есть жених.

– Жених? – переспрашивает Анжей.

 Он остановился на тропинке и с недоверием и обидой глядит на панночку.

– Его зовут Януш, – рассказывает Злота. – Он офицер. Януш сейчас в полку на учениях, но скоро вернется. Мы в конце лета сыграем свадьбу… Анжей, что с тобой? У тебя такое лицо…

– Зуб болит, – хмуро отвечает Анжей.

Какое-то время они идут по тропинке молча.

– А ты на все лето приехал к пани Стефании? – спрашивает Злота.

Анжей кивает.

– Знаешь, тетушка столько раз предлагала остаться жить в Загожанах. Я и сам уже думал остаться. А теперь… Теперь, что же, вернусь осенью в Краков.

– Краков большой город, – говорит Злота. – А у нас глухомань, медвежий угол. Тебе здесь будет скучно… А правда, что пани Стефания ищет для тебя репетиторов?

– Одного нашла уже, – говорит Анжей. – Его зовут Казимир Валежак.

– Так я его знаю. Казимир Валежак преподает физику в нашей школе. Я сама у него училась… Так, значит, это пан Валежак будет твоим репетитором… – Злота негромко смеется.

– И что тут смешного?

– Нет, ничего, – говорит панночка. – Только ты, Анжей, имей в виду, что пан Валежак чуть что берется за розги. И сечет он больно, ты уж мне поверь.

– А ты откуда знаешь?

– А сам, как думаешь?

Анжей растерянно молчит.

– У пана Валежака в классе стояли козлы для порки, – говорит Злота, сделав большие глаза.

– Врешь! – не верит Анжей.

– Это тебе не Краков. У нас в школе учат по старинке.

– И что же, пан Валежак порол тебя розгами? На козлах? – спрашивает Анжей и чувствует, как краснеет.

Мысль о том, что Злоту кто-то может высечь розгами, кажется ему дикой и несуразной.

Злота, глядя на изумленное лицо Анжея, снова принимается смеяться.

– Я была та еще лентяйка, – вспоминает Злота. – И доставалось мне частенько. Это был такой стыд, на глазах у всего класса…

– Казимир Валежак придет сегодня к обеду, – вспоминает внезапно Анжей. – А я обещал тетушке не опаздывать.

– Тогда беги со всех ног, – советует ему Злота.

ГЛАВА ПЯТАЯ

– Анжей, ты не держишь слова, – выговаривает Анжею тетушка. – Пан Валежак специально пришел, чтобы с тобой заниматься, а ты шляешься неизвестно где.

– Простите, тетушка у меня совсем из головы вылетело. Я бежал со всех ног…

– Вылетело из головы? – переспрашивает пани Стефания и отодвигает тарелку с солянкой в сторону. – Анжей, изволь встать к конторке.

– Тетушка, я прошу прощения у вас и пана Валежака…

– Это само собой разумеется, – обиженно говорит тетушка. – Гражина, будь добра, голубушка, принеси-ка со двора… Хотя нет, постой!

Взгляд пани Стефании останавливается на утятнице с тушеным мясом, стоящей посреди стола. Из утятницы торчит кухонная лопатка с ухватистой длинной ручкой.

– Вот, возьми, – говорит тетушка и, достав из утятницы лопатку, протягивает горничной.

Стоя подле конторки, Анжей смотрит, как Гражина вытирает кухонную лопатку салфеткой. Вздохнув, он ложится животом на конторку, расстегивает пояс, и стаскивает штаны.

Долговязая Гражина в темном строгом платье подходит к конторке. Она грустно улыбается Анжею и хлопает лопаткой по себя ладони. Анжей поглядывает на лопатку с опаской, она выглядит тяжелой, увесистой и ручка у нее удобная.

– Впредь будь так любезен, не опаздывай к обеду. Особенно если у нас гости, – говорит ему строго пани Стефания.

– Тетушка, я вам обещаю, это больше не повторится.

Гражина, примеривается и слегка шлепает его кухонной лопаткой. Потом отводит руку и шлепает уже по-настоящему. Лопатка с треском впивается в ягодицы.

– Ох… – стонет Анжей и приседает возле конторки.

Да, лопатка тяжелая и жжется так, что мало не покажется. Хорошо хоть Гражина дает ему время передохнуть, а иначе порка превратилась бы в сущую муку.

Еще шлепок, еще и еще.

Анжей мычит сквозь стиснутые зубы и елозит на конторке. Тетушка с обиженным и строгим лицом следит за наказанием, откинувшись на спинку стула. Тем временем, пан Валежак с аппетитом кушает солянку. Это солидный господин лет пятидесяти в старомодном сюртуке и белой сорочке. У Казимира бритая голова и рыжая бородка с усами. В глазу у пана поблескивает монокль. На шее повязан галстук – бабочка в красную клетку.

С каждым ударом лопатка жжет все больнее. Анжею кажется, что еще немного, и у него на заднице лопнет кожа.

– Тетушка, довольно уже!… Тетушка!

– Довольно? – переспрашивает пани Стефания и удивленно поднимает брови. – Нет, Анжей. Я хочу, чтобы ты отнесся серьезно к моим словам.

И тяжелая буковая лопатка снова с треском ложится на ягодицы Анжея. Он коротко вскрикивает, наваливается грудью на конторку и стучит по полу ногами.

– Инга! – окликнула тетушка зазевавшуюся горничную. – Хватит уже ворон считать!

– Простите, пани, – извиняется Инга.

Она берет со стола графинчик и разливает по рюмкам сливовицу.

– Жжется, сил нет! – жалуется Анжей и принялся растирать рукой ягодицы.

– Это всего лишь кухонная лопатка, – укоряет его тетушка. – Прояви хоть немного мужества.

Гражина грустно улыбается и снова шлепает Анжея.

– Признаться, я люблю деревню, – говорит пан Валежак, взяв в руки рюмку. – Здесь тихо, нет городской суеты. Да-с… А воздух какой! Березовый лес, речка, птички поют…

– Совершенно с вами согласна, пан, – говорит тетушка.

Пани Стефания и Казимир выпивают сливовицы.

– Тетушка, ну довольно уже! – дрожащим голосом просит Анжей. – Я вам обещаю… Я больше никогда…

Взглянув на готового расплакаться племянника, тетушка милостиво его прощает. Гражина возвращается к столу и кладет лопатку обратно в утятницу.

Анжей подбирает с пола штаны, приводит в порядок одежду и тоже садится к столу. Инга ставит перед Анжеем тарелку солянки. Ягодицы саднит, и молодой человек вертится на стуле, пока, наконец, не усаживается боком.

– Я преподаю физику в здешней школе без малого четверть века. Да-с, четверть века, – важно говорит Казимир Валежак и проводит рукой по рыжей бородке.

– Это серьезный срок, – соглашается тетушка. – А скажите, пан, по вашему разумению, можно без розог обучить юношу наукам?

– Я полагаю, без розог ничему научить нельзя, – отвечает пан Валежак, глядя из-под кустистых бровей на Анжея. – И вьюношей, и молодых барышень необходимо пороть и как можно чаще. Да-с… Без розог в нашем деле никак нельзя. Уж, вы, пани Стефания, поверьте, чего-чего, а опыта мне не занимать… А вы сами, пан, как полагаете?

– Я? – растерянно переспрашивает Анжей. – Что же…

Он смущается и опять принимается ерзать на стуле.

– Я полагаю так, что ежели за дело, то это справедливо… А, если нет, то это обидно, знаете ли… Вот.

– В этом есть зерно истины, – соглашается пан Валежак, глядя на Анжея, будто карась, своими круглыми на выкате глазами. – Однако, я разумею так – хорошая порка никогда не бывает во вред, а только на пользу.

 После обеда тетушка показывает Казимиру Валежаку и племяннику одно помещение, о котором Анжей прежде не знал. Комната эта располагается в подвале старого тетушкиного дома, она невелика и имеет одно окошко под потолком, выходящее в сад и затянутое зеленым вьюном.  В комнате стоит парта, за которую могут сесть двое учеников, имеется так же стул с высокой спинкой, на стене висит грифельная доска, а в углу возле окошка стоят козлы для порки.

– Твои кузины, Анжей, не ходили в сельскую школу, – рассказывает тетушка. – Я полагала, что будет лучше дать им домашнее образование.

– Мои кузины? – спрашивает Анжей. – Нелька и Ола?

– Насколько я знаю, других кузин у тебя нет, – усмехается пани Стефания. – Да, Нелька и Ола… Мои милые девочки… Знали бы вы, пан Валежак, какими они были проказницами! Никого сладу с ними не было! И совершенно не желали учиться. Ну, просто ни в какую! Что же, делать было нечего, и я заказала в столярной мастерской вот эти козлы.

– Совершенно необходимая вещь для изучения физики, – шутит Казимир Валежак.

Он стоит подле козел, улыбается, будто кот, наевшийся сметаны, и поглаживает рукой свою рыжую бородку. Анжей со страхом и тоской разглядывает козлы для порки. Они представляют из себя наклонный узкий лежак с четырьмя ножками из толстого бруса.

С первого взгляда видно, что козлы сработаны основательно и надежно. К ножкам прибиты кожаные ремешки с пряжками. Еще один ремень закреплен на лежаке. Сам лежак обтянут лоснящейся коровьей кожей, а ножки покрашены морилкой.

– И что же девочки? – спрашивает Казимер.

– Простите, пан, я забылась, столько воспоминаний, – говорит тетушка с улыбкой. – Что же, мне пришлось обходиться с кузинами строго. Особенно трудно мне было с Нелькой. Девчонка была на редкость своенравна и упряма. И совершенно не боялась розог. Уж не знаю, сколько раз она ложилась на эти козлы…

Анжей недоверчиво слушает тетушку. Он не может представить, что его кузин – молоденьких хорошеньких барышень, тетушка наказывала в этой комнате розгами.

– Этим помещением не пользовались, с тех пор, как девочки уехали в Познань, – говорит пани Стефания. – Я попросила горничных здесь немного прибраться.

– Замечательно, просто замечательно, – кивает пан Валежак и оглядывается по сторонам. – А где же…

Но тут дверь со скрипом отворяется и в комнату заходит Инга. В руке горничная несет кадку, из которой торчит дюжина розог.

– Вот теперь все готово,  – говорит пан Казимир. – Ну-с, я полагаю, можно начинать урок.

 ГЛАВА ШЕСТАЯ

В тот день с физикой у Анжея не задалось. Молодой человек слушает пана Валежака в пол уха и мало, что понимает. Перед глазами Анжея стоит смеющееся лицо Злоты, ямочки на её щечках, рассыпанные по плечам русые волосы оттенка спелой пшеницы, её загорелы коленки, выглядывающие из-под короткого сарафана. Голос Казимира звучит где-то вдалеке, бревенчатые стены учебной комнаты расступаются, и Анжей следом за Злотой идет по дорожке через березняк, и любуется стройными ножками панночки…

В конце концов, Казимир Валежак теряет терпение.

– Вы, пан, совершенно не желаете учиться, – выговаривает молодому человеку Казимир, останавливаясь подле парты. – Вы витаете в облаках! Как раз для таких мечтателей придуманы розги! Сию же минуту ступайте к козлам!

 Анжей, сконфузившись, выходит из-за парты. Подойдя к козлам, он расстегивает пояс и спускает штаны до колен.

– И кальсоны, – слышит он сердитый голос Казимира.

Анжей стаскивает кальсоны и ложится на обтянутый кожей лежак. Лежак закреплен под наклоном, таким образом, задница Анжея оказывается выше его головы. Его голые ягодицы совершенно беззащитны и будто выставлены на показ, так что пану Валежаку будет чрезвычайно удобно сечь их прутом.

Казимир, тем временем, сноровисто пристегивает ноги Анжея к ножкам козел, после затягивает ремешки на запястьях, и еще один ремень перекидывает через поясницу Анжея и, натянув, застегивает пряжку. Анжею становится не по себе. Он лежит на козлах совершенно беспомощный и следит с тоскою, как пан Валежак снимает сюртук и аккуратно вешает на спинку стула, как он подворачивает рукава белой сорочки и выуживает из кадки длинный блестящий от влаги прут.

– Добрые розги, – говорит Казимир, потянув гладкий березовый прут через кулак. – Ну-с, молодой человек, я желал бы услышать второй закон Ньютона.

Анжей горестно вздыхает.

– Ну-с? Второй закон Ньютона? Что же вы молчите, пан? Вы, вероятно, меня не слушали?

– Простите, пан Валежак, – говорит Анжей. – Я, наверное, отвлекся, буквально на минуту.

Казимир Валежак пожимает плечами.

– Что же, раз так не обессудьте.

Он подходит к козлам и, встав позади и немного сбоку, несколько раз на пробу машет прутом. А потом, примерившись, хлещет Анжея по голым ягодицам.

Похоже, Казимир выбрал прут потолще, да и сечет он куда больнее, чем тетушка. Анжей вовсе не думал, что будет так больно! Он кричит в голос и дергается на козлах всем телом.

Казимир дает ему время перевести дыхание и снова стегает розгой. И Анжей снова кричит, как оглашенный. Боль от розог такая жгучая и острая, что он совсем не может выносить эту порку.

– А вы не витайте в облаках на уроке, – выговаривает молодому человеку пан Валежак. – Извольте слушать, когда я говорю. Слушать и запоминать…

 И опять больно стегает прутом по худой мальчишеской заднице.

– Пан Валежак, умоляю вас, пожалейте! – воет, вертясь на козлах Анжей, когда березовая розга раз за разом впивается в его голые ягодицы. – Ай! Больно-то как… Пан Валежак, миленький, я все уразумел!  Я ни единого слова вашего не пропущу… Ай! Как же жжется!… Ей богу, только не бейте больше… Ай! Да что же это… Пан Валежак, довольно, смилуйтесь…

Из глаз Анжея льются слезы, будто из садовой лейки. Ему кажется, что время остановилась, и эта мука никогда не кончится.

Вскоре на крики племянника прибегает встревоженная пани Стефания. Остановившись в дверях и прижав руки к груди, с испугом смотрит, как пан Казимир сечет Анжея солеными прутьями.

Розга, наконец, ломается, и Казимир бросает ее на пол.

– Уж больно вы строги с Анжеем, – упрекает тетушка Казимира, заходя в комнату.

– Помилуйте, по-другому нельзя, – отвечает тот, вытирая платком пот со лба.

 Анжей лежит на козлах, всхлипывая и тяжело дыша. Его ягодицы и ляжки исполосованы прутьями. Следы от ударов припухли, налились кровью и сделались темного фиолетового цвета.

– Бедный мальчик, – вздыхает пани Стефания.

Со слезами на глазах она быстро выходит из комнаты.

 Пан Валежак, наклонив голову на бок, слушает, как затихают за дверью шаги тетушки, потом оборачивается к Анжею,

– Ну-с, молодой человек, теперь вы расскажите мне закон сохранения энергии?

 Странным образом после пары десятков розог в голове у Анжея прояснилось. Злота с рассыпанными по плечам волосами и торчащими из-под сарафана коленками куда-то пропала. И Анжей вдруг отчетливо вспомнил, что рассказывал ему пан Валежак четверть часа назад.

– Закон сохранения энергии утверждает, что… энергия тела никогда не исчезает и… не появляется вновь, она может лишь превращаться из одного вида в другой…

– Именно! Ну, что же, я вижу, память к вам вернулась, – Казимир весьма довольный собой прохаживается взад-вперед перед козлами. – А не могли бы вы, привести конкретные примеры этого универсального закона мироздания?

 Привести примеры Анжей не может.

 Тогда Казимир вытягивает из кадки другую розгу и хлещет ей по воздуху. От свиста розги у Анжея сжимаются ягодицы.

– Следите за моей мыслью, пан. Энергия тела никогда не исчезает, она может лишь превращаться из одного вида в другой. Таким образом, кинетическая энергия розги превращается…

И поскольку Анжей растерянно молчит, пан Валежак пребольно стегает его прутом. Анжей мычит сквозь сжатые зубы, крутится на козлах и, переведя дыхание, быстро говорит,

– Превращается в тепловую энергию. Верно, пан Валежак?

– Верно, – соглашается Казимир. – Верно. Вот видите, ничего сложно. Да-с… Ну что же, продолжим…

И, положив розгу на парту, пан Валежак подходит к доске и берет в руки мел.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Вечер стоит ненастный, и Анжей от нечего делать заглядывает в тетушкину «библиотеку». Так пани Стефания называет небольшой чулан возле гостиной, где напротив друг дружки стоят два книжных шкафа. На полках в шкафах пылятся какие-то альманахи, альбомы, подшивки литературных журналов, дамские романы и всякая историческая беллетристика. Анжей снимает с полки толстый русский роман и пролистывает несколько страниц. К удивлению Анжея первая глава романа написана почему-то по-французски. Это его обескураживает. Он ставит роман на место и довольно долго рассматривает альбом с черно-белыми фотоснимками довоенной Варшавы. И только потом Анжею в руки попадает этот маленький потрепанный томик.

«Похотливый турок» – читает Анжей заглавие. Вместо автора на обложке указано – anonimus.

Анжей открывает книгу наугад, где-то посредине и принимается читать, и его тут же бросает в жар. Книжица кажется ему совершенно непристойным, похабным чтивом. Может быть, дело в том, что прежде Анжею таких книжек читать не доводилось.

Анжей поспешно захлопывает «Похотливого турка». Он прислушивается, не идет ли кто по коридору, но в старом доме стоит дремотная тишина, только дождь барабанит в окна. Анжей выходит из тетушкиной «библиотеки» и, пряча книгу за спиной, спешит в свою комнату во флигеле.

Большую часть той ночи он читает и засыпает только под утро. Роман написан, что называется, в эпистолярном жанре от лица нескольких молодых барышень волею судьбы ставших наложницами в турецком гареме. Хозяин гарема лишает этих барышень девственности, он принуждает наложниц удовлетворять все его капризы, а если барышни противятся, то принц жестоко порет их плетью. Станицы романа сочатся похотью и развратом. Автор, пожелавший остаться неизвестным, подробно, без малейшего стеснения описывает все анатомические подробности, насилия, которое учиняет турецкий принц над прекрасными наложницами.

Лишь к утру Анжей забывается сном.

Неудивительно, что Анжею снится, будто он турецкий принц. В его гарем привозят новую наложницу. Девица оказывается на редкость упрямой и своенравной. Она царапается, как дикая кошка. Тогда Анжей зовет евнухов. Евнухи срывают с наложницы одежду и раскладывают ничком на кушетке. Они крепко держат наложницу за руки, пока Анжей наказывает её плетью. Эта девица удивительно похожа на горничную Ингу. У нее скуластое невыразительное лицо и немного косят глаза. Сыромятная плеть гуляет по ее крепким маленьким ягодицам. Хвосты плети оставляют темные, налитые кровью, отметины на бледной коже. Девица пытается вырваться из рук евнухов, она крутится на кушетке, шипит и рвет зубами простыню…

Анжей беспокойно ворочается во сне и, в конце концов, скидывает одеяло на пол. Не просыпаясь, он стаскивает с себя пижамные брючки. Его эрегированный член торчит из паха будто рог. Он горячий, налитый кровью и твердый, словно вырезан из дерева. Анжей вертит бердами, его член трется о простыню и выстреливает семенной жидкостью. Анжей стонет, вытягивается на кровати и тут же проваливается в глубокий сон без сновидений.

Утром, прежде чем идти завтракать, во флигель заглядывает пани Стефания. Она видит, что одеяло валяется на полу, ее племянник спит голый, а на простыне темнеет влажное пятно. На ковровой дорожке возле кровати тетушка замечает растрепанный томик. Тетушка поднимает книгу, читает заглавие, и ее щеки тут же становятся румяными от смущения.

– Нет, это никуда не годится! – шепчет пани Стефания. – И как же он нашел эту гадкую книжку? А я тоже хороша…

Недобро улыбаясь, тетушка глядит на Анжея, а тот крепко и сладко спит и причмокивает губами во сне.

Пани Стефания быстро выходит из флигеля и возвращается через пару минут с пучком розог. Следом за тетушкой идут обе горничные.

Увидев голого Анжея и следы ночной поллюции на простыне, Гражина краснеет и сокрушенно качает головой. Она заходит позади кровати и крепко хватает Анжея за щиколотки. Инга, встав в изголовье, держит Анжея за запястья. А Анжей и не думает просыпаться, он вяло дергает ногой и что-то бормочет.

– Ну вот, полюбуйтесь какое свинство, – вздыхает пани Стефания. – Что же за несносный мальчишка!

Выбрав из пучка прут потолще, тетушка размахивается и хлещет Анжея розгой по голым ягодицам. Анжей подскакивает на кровати и хрипло вскрикивает спросонья.

– Доброе утро, Анжей, – говорит племяннику пани Стефания и снова стегает его прутом.

Розга звонко хлещет по голой коже, отставляя лиловую припухшую полоску.

Анжей пытается соскочить с кровати, но горничные держат его крепко. Глаза у Анжея ошалелые и испуганные.

.      – Тетушка Стефания! За что?! Не нужно! Простите… Тетушка…

– Я говорила, чтобы ты не смел заниматься рукоблудием? – спрашивает строго пани Стефания. – Я же говорила?

– Да, тетушка… Ай! Больно…

– Онанизм это болезнь, Анжей… От онанизма молодые люди становятся слабыми, вялыми, у них начинается депрессия, – объясняет пани Стефания племяннику а сама больно стегает его розгой.

 Анжей то и дело коротко вскрикивает и вертится на узкой кровати. Прямо перед собой он видит холодное и застывшее, будто маска, лицо Инги. Горничная насмешливо глядит на него, прищурив раскосые глаза.