Разговор с человеком, которого нет

1

« – Незнакомому человеку легче открыться. Незнакомого человека легче обнять. Незнакомому человеку проще рассказать все свои проблемы и показать себя с той стороны, которую до этого никто не встречал или которую не видел даже твой лучший друг детства. С незнакомым человеком легче общаться, при этом не боясь совершить ошибку, ведь вас ещё ничего не связывает. С незнакомым человеком проще стать другим или даже быть самим собой без всяких тайн.

Близкие и друзья ожидают от тебя одного и того же: как закрепился за тобой у них один образ, так они и не меняют его или только с трудом смогут поменять, а то и вовсе ничего не получается. Для них будет странно, если ты вдруг начнёшь вести себя по-другому, а не так, как всегда. Даже если в тебе что-то глобально изменится, они совершенно не хотят этих изменений в тебе, ведь им удобно видеть тебя всегда одинаковым. А незнакомец… ему легче показать себя со всех сторон сразу, ведь ты перед ним – чистый лист, и только от тебя зависит, какие первые штрихи и краски ты нанесёшь. И точно так же с людьми из интернета – с ними тоже легче, ведь всегда есть большая вероятность того, что вы никогда не встретитесь. А это почему-то многих успокаивает и обнадёживает – так легче. Так некому будет предавать в реальной жизни. Порой мне даже жаль, что близкие никогда не узнают мои некоторые стороны, которые я могу раскрыть совершенно незнакомому человеку или кому-нибудь из интернета…

Но таков человек. Такова жизнь. Довериться чему-то неизведанному нам проще, чем разочаровать своих знакомых и близких.

Так и живём».

2

« – Ненавижу понедельники. И вовсе не потому, что это начало трудной рабочей или учебной недели, и что ещё куча дней впереди до новых выходных.

Нет.

Я заметила у самой себя и у многих других такую привычку: всё новое начинать с понедельника. «Начну готовиться к экзаменам с понедельника», «начну делать разминку по утрам с понедельника», «брошу курить с понедельника», «буду соблюдать новый режим с понедельника» – и так далее. Понедельник – что-то новое или отказ от старого, не важно. Но у очень многих людей не получается что-либо начать с понедельника и тогда говорят: «В этот раз он получилось, начну со следующего понедельника, обещаю». И так неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом, а ничего не меняется.

Человеку очень трудно что-либо изменить в жизни, если он сам искренне этого не захочет или не дойдёт до этого долгими размышлениями, взвешивая все варианты и последствия. Понедельник – это время. Рамки. А для настоящего желания рамки не нужны – можно начать или закончить и в четверг, к примеру. Но такое случается редко, к сожалению, и далеко не у всех. Кто-то до сих пор откладывает все планы на понедельник…

А жизнь течёт, верно? До понедельника можно и не дожить. Кто знает, когда смерть постучится к нам в дверь».

3

« – Нам не жалко людей, но нам жалко бедных животных. Нам не жалко Землю, которую мы губим мусором, но нам жалко разрушение собственных домов. Нам жалко чужих людей, но мы сами доводим до слёз своих же детей.

Недавно я видела нищего с собакой, видела, как к нему подошёл молодой человек и дал денег, сказав: «Для собаки». А не будь собаки, никто бы и не дал денег этому старику. А раз собака – сразу жалко. Как будто именно собака ходит в магазин за кормом себе, а не человек, как будто есть нужно только собаке, а её хозяин пусть подохнет с голоду.

Это так глупо. Так глупо устроено. Особенно человеческие чувства.

Мамы гордятся чужими детьми, тогда как своими вечно недовольны и совершенно не жалеют их. Родители привязаны к чужому мнению, моя мама так и волнуется о том, что о ней скажут, если я сделаю что-то не так или оденусь не так, как нужно. А какая разница, что скажут другие? Если только и обращать внимание на чужое мнение, то так и проживёшь не своей жизнью. Многие так и живут, ведь люди всегда будут волноваться о своей «репутации», думать, что скажут о них другие, гадать, какое впечатление они произвели, долго мучиться перед тем, как что-либо надеть, и так далее…

Модно, не модно, тренды, телефоны, крутость профессии, юношеский максимализм, двуликая жалость и многое другое – всё это поводки, что тянут в разные стороны, пока не задушат.

И как стать свободным от всего этого?

Как просто… жить? И надо ли вообще жить?»

4

« – Иногда мне становится больно, когда я вижу ребёнка или подростка с отцом. Когда вижу заботу отца, вижу его любовь к своему чаду. В такие моменты мне по-настоящему становится трудно дышать. Трудно жить. Я не знаю, что такое жизнь с отцом или просто с взрослым мужчиной. Да, папа был со мной в детстве, но я уже почти ничего не помню. Знаю лишь, что тогда было хорошо. Тогда было… полноценно.

Но с другой стороны, кто знает, какой бы я выросла, если бы прожила всю жизнь с папой? Как бы это повлияло на меня, мой характер, мои выборы и интересы? Каким бы вырос мой брат? Ссорились бы мама с папой до сих пор? И даже не знаю, хочется ли мне получить ответы на эти вопросы. Слишком страшно разочароваться. В жизни и без того не хватает радости.

Я помню, как на своё восемнадцатилетние у меня было отвратительное настроение утром. И я решила просто добить себя: открыла альбомы с фотографиями и стала их смотреть – слёзы сами потекли по щекам. Папа, ещё маленький брат, с которым я была так дружна и которого можно было крепко обнимать и целовать, детство, бабушка, добрая мама… Столько боли, перемешенной со счастьем, словно кофе с солью вместо сахара.

В детстве всё так хорошо, весело, невинно, свободно… Особенно когда рядом папа. Но сейчас я его не видела и не слышала вот уже много лет. Знаю лишь из последнего разговора, что он начал отращивать бороду, но я совершенно без понятия, как он выглядит с ней. Как он изменился за всё это время и изменился ли вообще? Что с ним? Как он там? Вспоминает хоть когда-нибудь о нас, обо мне? Я ведь скучаю по нему…

Я даже не знаю, разведены ли мама с папой и сочетались ли они вообще браком. Колец я никогда не видела. Как и любви между ними…»

5

« – Я долго думала, с чего вдруг меня так резко и сильно потянуло на сигареты? С чего вдруг мне вообще захотелось курить? Вот жила я себе спокойно, жила, а тут…

Помню, как эта мысль «начать курить» ещё с начала марта становилась с каждым днём всё более и более навязчивой. Пока я, в конце концов, со второй попытки не решилась курить свои первые сигареты. Но не последние. Мне, в принципе, сразу понравилось это дело, но курила редко, чаще тогда, когда было плохое настроение или очередные проблемы. Летом я стала курить чуть чаще, но… в один момент меня просто осенило: сигареты – мой новый селфхарм. До этого я резала вены и прикрывала их длинными рукавами, чтобы никто не видел раны.

Моральная боль – физическое ранение. Гениально.

Это длилось где-то два года, если не больше, но в какой-то неосознанный для меня момент я, видимо, решила перейти на что-то другое, что будет так же убивать меня. Я даже не боюсь зависимости – вот уже прошло много месяцев, а её всё нет и нет. Могу курить, могу и не курить.

Но мне не нравится собственная слабость. Я сильная, да, но даже в моей защите всё чаще и чаще появляются трещины. Никто не вечен – ни морально, ни физически. Все изнашиваются, как машины. Кто-то ломается раньше, кто-то позже, и далеко не все находят в себе силы вновь собраться по частям и склеить себя обратно, починить, продолжить наслаждаться жизнью.

Я же ещё не сломалась, но… откуда мне знать, когда это произойдёт? Не знаю, но если судить по тому, как сейчас у меня складываются дела, то всё не радужно. Селфхарм – это не выход, и я это чётко осознаю. Но пока с этим ничего не могу сделать. Нечему и некому тянуть меня вверх, на свет, пока я медленно погружаюсь во тьму.

В боль».

6

« – Удивительно, как человек может не знать самого себя. Вот вроде бы ты живёшь так долго, ничего такого нового не происходит, пока в один момент – бац! – и какое-то изменение или событие в жизни, из-за которого ты вдруг можешь узнать самого себя с новой стороны. Точнее даже не с новой, а просто что-то более «глубокое» в тебе, не поверхностное. То, с чем ты в себе ещё не сталкивался.

Это правда удивительно – не знать самого себя до конца.

Но почему так происходит? Почему мы неожиданно для самих же себя что-то открываем в себе? Как это вообще может происходить? Как в нас, без нашего же ведома, что-то откладывается? Мне порой кажется это до жути странным, будто… будто в нас живёт ещё какой-то человек, личность или существо – назвать можно как угодно. Живёт во мне. И это странно.

И порой мне даже страшно представить, что я ещё потом узнаю про саму себя от самой же себя. Звучит нелепо, но… А вдруг это будет что-то плохое? Вдруг это окажется ещё хуже, чем курение или алкоголь? Откуда ведь мне знать саму себя…

Наверное, это всё происходит из детства, как и многое другое, но у меня есть теория, что при рождении в нас что-то «закладывается», как в мультике «Душа». Мне нравится этот вариант, потому что иногда и вправду в детях проявляется совершенно не то, чему учили его родители и чему воспитало общество. Мама бы сказала, что это гены, но мне хочется верить, что во мне есть что-то такое, что только моё, от меня самой, что это не гены, не воспитание, не детство, не дар, не ещё что-нибудь. Только моё. Только я. Я сама.

Но вот только… что же это? И стоит ли его искать? А самое главное: стоит ли из-за этого жить дальше?..».

7

« – Мне ужасно одиноко. Очень одиноко в своей душе. Да, у меня есть друзья, брат, мама, знакомые, но… мне одиноко морально, а не физически, будто скитаюсь по пустынной улице вымершего города. Меня никто никогда не поймёт до конца, как и это безумно огорчает. Никто не знает нас лучше, чем мы сами, хотя мы сами порой не знаем себя. Вот такой парадокс.

И по этой причине мне всегда будет одиноко. Как там говорилось? «Мы умираем в одиночестве». Умираем одиноко душой, а тело ещё может остаться после нашей смерти. Но мне одиноко уже будучи живой. Одиноко… я даже не знаю, как описать своё одиночество. Не с кем поделиться мыслями, идеями, впечатлениями, страхами, мечтами. Хочется выплеснуть всё это из себя, получить искренний отклик, поддержку, совет, помощь. Но никому это не интересно. Никто не хочет это узнать и уж тем более запоминать. А я бы так хотела человека, который бы меня слушал и понимал. Человека, которого я могла бы любить и быть ему поддержкой во всём, как и он – мне.

Человека, которого никогда не будет – таких попросту нет.

И меня скоро тоже не будет».

8

« – Я никогда не показываю своих слёз. Я плачу как можно тише, как можно незаметнее и с великим трудом делаю так, чтобы мой голос не дрожал.

Я скрываю свои слёзы. Свою обиду. Злость. Страх. Боль.

Настоящие чувства.

Люди привыкли видеть меня вечно весёлой и беззаботной, поэтому я не могу так легко разрушить свой образ, ибо не знаю, какие будут у этого последствия. Я должна оставаться такой через силу, даже если внутри всё трещит по швам.

Да, я плачу редко и чаще всего по серьёзным вещам, но иногда даже какой-то пустяк может прорвать плотину и высвободить все обиды и мысли, накопившиеся за долгое время. Никогда не знаешь, когда наступит «тот самый момент», но после долгих бесшумных рыданий… становится всё же легче. Иногда больше, иногда меньше, и всё же слёзы проблемы не решают, как бы порой ни хотелось, чтобы кто-то (мама или брат) увидел бы мои слёзы и захотел бы нормально меня утешить. Но такое вряд ли будет, особенно в моей семье. Им плевать на то, что я чувствую. Они привыкли считать, что я полная дура, постоянно говорящая «да пофигу», а я вместо того, чтобы разрушить этот образ, постоянно его поддерживаю.

Вот так и живу – плачу с улыбкой на лице.

Лучше бы умерла».

9

« – Порой мне так хочется любви. Хочется просто человека, который любил бы меня. Хочется те самые отношения, про которые я читаю в книгах и про которые пишу в своих же историях. Пойти гулять в любое время, разговаривать по телефону, смеяться, встречаться, иметь что-то общее и каждый день узнавать новое друг о друге…

Мне одиноко без такого человека. Без любви.

Я хочу отношений, но с другой стороны, мне страшно нести какую-либо ответственность или ещё что-нибудь. Я даже не умею целоваться и вообще никогда ни с кем не целовалась. И я понятия не имею, каково это, но прекрасно пишу об этом в книгах.

Обманщица.

Я просто хочу любви. Настоящей, долгой любви. Но я боюсь настоящей боли. Я думаю, что сильная и всё сдержу, но я не знаю, так ли это, потому что никогда с таким не сталкивалась и не хочу с этим сталкиваться. Жизнь и так не радужна. И я очень боюсь, что окажется, что мне будет очень больно. Что я сломаюсь. Что умру окончательно. Потрескавшимся сердцам ломаться проще, чем целым. Хотя у кого сейчас целые сердца? Ни у кого. У всех шрамы, раны, трещины.

Если мы все хотим любви, то почему просто не любим?».

10

« – Бывают такие моменты, когда возникает дикое желание просто покончить с собой. Ссора с мамой, ушедшее вдохновение, разрушенные планы, отчаяние, скука по отцу, одиночество – всё наваливается каждый раз слой за слоем, волна за волной, которые хочется с себя стряхнуть и ощутить свободу.

Или пойти на дно вместе с ними.

Хочется иногда всех послать и заблокировать, порезать вены до потери пульса, скурить разом пачку, заплакать навзрыд и утонуть в дожде и в музыке о любви, которой у меня никогда не будет. И сделать хоть что-нибудь со своей жизнью. Хоть что-нибудь…

Даже если это прыгнуть с крыши.

Иногда просто хочется отключить мысли, отключить чувства, отключить себя… И на время оказаться в полной пустоте. Не в реальности. Не в этом доме, не с этими людьми, не в этом теле, не в этом городе, стране, мире. Не в этой жизни. Как можно дальше от всего этого. На том свете. И не важно, что его, возможно, нет.

Главное, что меня уже не будет в живых».

11

« – Сегодня я вновь вспоминала папу.

Сегодня я вновь ревела, как бесконечный осенний дождь, и давилась слюнями, как земля давится мусором и смогом.

Сегодня я вновь хотела попасть туда, в детство, в яркий солнечный день, на лужайку, которая была у нас там, в России, на даче.

Сегодня мне вновь хотелось просто умереть от горя, разорвать на себе кожу, лишь бы не осознавать того, какая жизнь у меня сейчас и какая была тогда. Конечно, когда ты был ребёнком, тебе всё казалось хорошим, но сейчас, глядя в прошлое, я понимаю, что тогда действительно было лучше. И глядя на настоящее – понимаю, что скоро будет конец.

А будущего у меня нет».

12

« – «Она скончалась мгновенно.

Это был удар… Хлопок. И всё.

Её никто не толкал и не заставлял, она сама шагнула в пропасть, с мыслями о том, что не смогла найти себя, не смогла исполнить свою мечту, не смогла угодить маме.

Она сама решилась на это, осознавая, что ей больше незачем жить…»

Так скажут обо мне уже совсем скоро, если никто меня не спасёт…

Но не спасёт ведь».

13

– И что же теперь делать? Как теперь жить?!

Мама кричит, ругается, хватается за голову – не знает, куда деть себя от злости. Как всегда, ходит из стороны в сторону, постоянно смотрит на меня и держит в руках мокрую тряпку: в третий раз за сегодня стирала и как не вовремя. Глаза сверкают гневом, тёмные волосы растрёпаны, голос так громок, что хочется поморщиться или закрыть уши толстенными подушками. Закрыться в себе, лишь бы больше не слышать это вновь, не переживать очередную ссору.

Господи, как же не хочется снова всё повторять.

Желание быстрее это закончить нещадно жжёт грудную клетку, словно отчаяние использует её как фитиль, дабы выжечь меня всю и даже пепла не оставить. Но я не могу отвернуться, заняться своими делами или игнорировать – маму это выведет из себя ещё больше и тогда не жди пощады.

Но жаль, что смерть так и не придёт.

– Ты так говоришь, будто я виновата, что потеряла его, – говорю как можно спокойнее, но мама ещё больше вспыхивает.

– Конечно, виновата! Как можно было забыть телефон?! Ты же постоянно в нём сидишь!

– Может, его украли! – слабая защита против железной (глупой) логики мамы.

– Ты его потеряла, дура!

– Ты так говоришь, будто я специально его потеряла!

– Ага, случайно, – не верит мне мама. – Что теперь делать-то? Все прошлые телефоны мы уже давно отдали на переработку, а кнопочный у нас как будильник. А денег нет на новый! Никто у нас в этом доме не зарабатывает больше денег. А я и прислуга, и уборщица, и вообще робот! И настолько богата, что можно терять телефон хоть каждый день и покупать новый!

– Но я не теряла его специально! – кричу я, изо всех сил стараясь хоть что-то сделать для своей защиты.

– Не смей кричать на мать! – она замахивается тряпкой и бьёт по лицу. Слёзы с трудом удерживаются на глазах. – Я тебе не подружка, чтобы на меня кричать!

– Я тоже огорчена, что потеряла телефон! – всё продолжаю вскрикивать я.

– Не надо было терять его, идиотка!

Вновь удар, вновь боль – физическая или моральная? Вспышки смешиваются друг с другом, будто тысячи фейерверков взрываются прямо во мне и искрами обжигают то ли кожу, то ли сердце. А может, и всё сразу.

Как же больно.

– Но… мне нужен телефон…

– Зачем? – мать возвышается надо мной, как монстр, собирающийся растоптать маленького человечка. – Чтобы снова писать свою чушь? Не нужен тебе телефон, лучше сохранишь себе остатки зрения и разума! В ближайшее время я точно тебе не буду покупать новый телефон!

– Почему?! – вою я, пытаясь не заплакать и страшась мокрой тряпки. Точнее нового удара. – Я ведь случайно его потеряла, я не хотела! Я не виновата, просто так получилось…

– Я тоже не виновата, что не буду покупать тебе новый телефон, – мама, как всегда, непреклонна.

– Но я же ничего не сделала!

– Вот именно, что ты ничего не делаешь, – хочет просто добить меня она. Не физически, так морально. Сломать. – Ты бесполезная. Зачем мне дома бесполезный ребёнок? Ты не работаешь, не помогаешь, ничего не делаешь по дому. Зачем мне тратить на тебя деньги, покупать телефон, кормить? Ты не приносишь никакой пользы, поэтому и телефон тебе не нужен. Ты бесполезна.

И ни оправдаться, ни напомнить всю мою помощь ей, ни сказать ни одного слова, ни выставить себя в другом свете, ни изменить ничего. Мама не послушает, не изменит своего мнения.

Никогда.

Она уходит, оставляя во мне дикую ярость, пришедшую на место отчаяния. Бесит, что мама считает себя самой умной, что её мнение – это единственное верное мнение на всём свете. У кого-то другое? Значит, он просто придурок, не знает, что говорит и думает. А вот мать знает. И сопротивляться нельзя! Иначе что? Иначе «как ты с мамой разговариваешь?!», «Я сейчас тебя чем-нибудь тресну!»

А не приходило ли в её якобы супер умную голову мысль о том, что далеко не все проблемы (особенно моральные) можно решить «чем-нибудь тресну», работой или ещё чем-нибудь? Не, не приходило? А стоило бы.

Меня ужасно бесит, что мама может самым идиотским способом якобы решить чью-то проблему – точнее просто обесценить её. Она обесценивает чужие проблемы. Всегда и везде. И при этом её проблемы самые важные! Вот капец просто! Как можно серьёзно думать, что если какой-то подросток пойдёт работать, то все его моральные проблемы мгновенно решаться? Да ни хрена подобного! Может, некоторые и решатся, но скорее всего ещё больше прибавится: депрессия, усталость, чувство бездарности и беспомощности и многое другое.

Но маме всё равно на это.

– Никуда не уходи, а то мало ли где ты теперь будешь шататься без телефона, – мать хлопает входной дверью и закрывает квартиру на замок.

Закрывает меня.

Кричать во весь голос, кричать и кричать – пусть слова льются без остановки, пусть меня услышат соседи, пусть хоть кто-нибудь придёт на помощь. Что теперь делать без телефона? Нет, я не зависима от него, но именно на нём я пишу книги, выкладываю их в интернете, слушаю музыку и просто общаюсь со всеми.

А теперь я одна.

Окончательно одна.

Человек не может жить молча, он всегда разговаривает: с людьми, с животными, с предметами, с Богом, но чаще – с самим собой. Вот так и я делаю, записывая голосовые сообщения у себя на телефоне, которого теперь нет. Кому мы возмущаемся в первую очередь? Себе. Кому доверяем все секреты? Себе. Кому мы высказываем всё то, что накопилось в душе? И вновь себе.

Наши мысли, чувства, сны, реакции, долгие взгляды в ночное небо – всё это разговоры с самим собой. Даже если мы будем очень сильно доверять другому человеку, мы всё равно сначала думаем, даже если всего секунду, а потом что-либо говорим ему. На первом месте всегда мы, всегда наше внутреннее «я». И больше всего разговоров составляются с самим собой, даже если они всего лишь у нас в голове.

Я сама к себе обращаюсь чаще во множественном числе, по типу: «Мы же не пойдём туда, верно?», «Мы же не будем этого делать, да?», «Давай подумаем о чём-нибудь другом» и так далее. Но я одна в своём теле, во мне не живёт несколько личностей, как в главной героине одной из моих книг. Я одна. Как морально, так и физически.

Одинока.

Настолько одинока, что мне не с кем гулять летом, как сейчас, не с кем проводить большую часть свободного времени, не с кем поделиться своими переживаниями именно здесь и сейчас, чтобы человек был рядом со мной физически, а не где-то в интернете или по телефону, на большом расстоянии от меня. Настолько одиноко, что боюсь, что даже не с кем будет праздновать мой день рождения, ведь Новый год или Рождество я уже давно провожу одна, не считая мамы.

Скучно? Ещё как. Просто до смерти.

Как найти счастье, если я постоянно одна?

Но говорят, нужно искать счастье в себе. Искать в себе радость и смысл жизни. Искала я там. Правда, искала. Долго, тщательно, не один год. Ничего не нашла. Лишь ещё сильнее убедилась в том, что мне крайне одиноко, что очень хочется любви. Быть может, я человек просто такой? Быть может, если вырасту, то пойму, как всё это сейчас было глупо? Конечно, через много лет я буду другой и буду смотреть на себя прошлую через призму того, что тогда во мне будет, и тогда сегодняшние мои проблемы наверняка покажутся пустяком. Легко судить человека, когда у тебя самого всё есть.

«У тебя всё будет впереди, ещё куча парней». Ага, утешили, вот спасибо. И где это впереди? Где это всё? Хорошо так говорить, когда у самого всё это пришло и было. Но жить-то надо здесь и сейчас. Никто не знает, вдруг этого «впереди» не будет, ибо меня самой попросту не станет?..

Тук-тук.

Кто-то стучится в дверь. Неужели мама так быстро вернулась домой? Вытираю слёзы рукавом шерстяной кофты, хотя на дворе лето, и осторожно смотрю в глазок.

Но там не мама.

Там тот самый парень.

14

«Мы сидели друг напротив друга и переглядывались. Мы сидели друг напротив друга, но я так и не подошла к тебе, а ты – ко мне.

Я так хотела плакать в тот момент. Реветь. Кричать во весь голос.

А ты улыбался».

– Кто ты?

Дверь открывать не хочется, но и ждать, пока он уйдёт, тоже не вариант, хотя с любым другим прохожим я бы так и поступила. Но тут он – человек, который причинил мне моральную боль, даже сам об этом не ведая. Человек, который не подошёл ко мне и не помог, когда мне так отчаянно нужна была помощь. Человек, которого я не знала и впервые увидела тогда, когда ехала в автобусе, слушала песни о любви и чувствовала, как сердце разбивалось от одиночества.

А теперь он стоит за дверью.

– Я принёс тебе телефон, – говорит он с лёгким британским акцентом и слегка улыбается, явно радуясь, что в доме кто-то оказался.

На секунду всё замирает.

Нет, такого не может быть. Это не мог быть тот самый красивый парень, я не могу видеть его снова, это всё сон. Ясное ощущение бездарности и трагедии – когда я вышла из автобуса и прошла уже квартал, я чуть ли не упала прямо в лужу, хоть и чистую, от осознания пропажи телефона. Тогда ситуация казалась такой же невозможной, как и сейчас – это нереально. Невозможно, чтобы мне так повезло: вернулся не только телефон, но и этот мальчик – такой красивый… Я не верю.

– Я тебе не верю, – повторяю вслух и всё ещё не открываю дверь, не зная, какой опасности ожидать.

– Но вот же он.

Парень неловко достаёт из кармана толстовки какой-то предмет и подносит ближе к глазку. Действительно – мой синий телефон с вечно до блеска начищенным экраном. Вот он – причина ссоры с мамой, причина моего писательства, причина того, что я всё ещё жива. Ещё пару минут назад я хотела умереть от настоящего одиночества, а теперь… я и не знаю, что чувствовать. Радоваться? Или печалиться, ведь придётся жить дальше?

– А вдруг это ты его украл?

Лицо незнакомца становится совсем рассеянным, но остаётся всё таким же красивым.

Только совсем недавно я начала замечать, что стала рассматривать каждого молодого человека как парня или девушку для себя. Во всех людях я ищу отклик, поддержку, слова, улыбку – хоть что-нибудь, что даст мне желание жить дальше. Но я встречаю только молчание, равнодушие и крики – ненависть из всех льётся рекой, а я так хочу любви.

Так хочу, что сама не замечаю, как залезаю в кокон равнодушия. Уже совсем скоро меня повесят на ветку ко всем остальным и я сольюсь с общим мраком, как серое море сливается с серым небом.

Всё слишком серо.

– Но… у-у меня даже в мыслях т-такого не было, – от волнения он заикается, но всё же пытается отстоять свою невиновность. – Я ведь сидел напротив тебя… это ты ведь была, да? Та девочка, что потеряла свой телефон? Девочка, которая хотела заплакать?

Девочка, которая хотела заплакать.

Какое точное описание меня.

Слёзы – вечные спутники моей судьбы, как кольца Сатурна. Всегда и везде со мной – где-то в глубине души или уже совсем снаружи. Хочется заплакать даже в самый весёлый момент дня – ведь секунды счастья слишком коротки перед годами горя. Хочется заплакать, но я никогда не позволяла себе этого при людях и даже порой при себе одной: кажется, создавать мнимый образ сильной и есть моё призвание.

Никто никогда не узнает правду, кроме телефона и бумаги.

Хочу уже открыть дверь ему, но внезапно вопросы останавливают руку у самого замка.

– Откуда ты узнал, что я живу здесь? Откуда знаешь мой дом и квартиру?

– Я пролистал список твоих контактов и нашёл там Наоми, – парень говорит увереннее, и его улыбка становится теплее. – Помнишь её, да? Она твоя бывшая одноклассница и, оказывается, знает, где ты живёшь, потому что ты водила её пару раз к себе для подготовки к экзаменам.

– Я помню, кто она, – резко обрываю его я, не желая слушать больше подробностей, о которых и без того в курсе. – Откуда ты знаешь Наоми?

Он заливается краской.

– Она моя двоюродная сестра.

А вот этого я уже не знаю. Интересненько.

– Тогда почему ты принёс мне телефон лишь два дня спустя, а не сразу?

– Я… долго решался, – не могу понять, честно этот парень отвечает или нет. – А ещё Наоми давно не видел, поэтому пришлось с ней провести немного времени.

– Похоже на оправдание провинившегося, – решаю, что он всё же лжёт, на что незнакомец наконец возмущается:

– Я принёс тебе твой же телефон! Не поленился взять его с твоего места в автобусе, отыскать тебя да ещё и принести обратно, а не оставить себе.

– Хочешь обвинить меня?

Парень твёрдо смотрит прямо в глазок.

– Не все в мире делятся на виновных и невиновных. Судьба не распределяет людей на добрых и злых. Все предрассудки – страхи человека, а страхам не стоит завладевать твоей жизнью.

– Не учи учёного.

Раздражает, когда люди начинают умничать – словно они профессиональны в этом деле и могут говорить всё что угодно на этот счёт. Но на самом деле… это просто я боюсь, что кто-то окажется умнее меня.

Эгоистка чёртова. Лживая тварь.

Говорю, что надо уважать чужое мнение, что все имеют на это право, но при этом сама порой не выношу, когда люди не соглашаются со мной и высказывают свои мысли. «Хорошо, я согласна с твоим неправильным мнением» – как из мема в интернете. Но с другой стороны, зачем мне чужие слова, если у меня есть свои? Вот так человек и мечется – между людьми, между собой, между моралью, между всем миром. И он понятия не имеет, что правильно, а что нет, как поступить, а как сделать так, чтобы было лучше. Мы готовы уважать других, если они будут уважать нас, но это – замкнутый круг. Пока не начнёшь с себя, мир вокруг так и останется прежним.

И как же от этого хотелось застрелиться.

– Откроешь?..

– Подожди секунду, – я забегаю в ванну, беру оттуда пистолет и быстро возвращаюсь к двери, чтобы наконец открыть её. – Давай.

Секунду он медлит, когда я не полностью показываюсь ему на лицо, а прикрываюсь дверью, как застуканная в чужой постели женщина прикрывается одеялом. Парень пытается внимательно меня рассмотреть, пока не натыкается на рассерженный взгляд и быстро не отдаёт мне телефон.

– Даже спасибо не скажешь? – от его решимости не остаётся и следа, когда видит, что я хочу закрыть дверь.

– Уходи.

Незнакомец хватает меня за руку.

– Но…

– Прочь!

И стреляю.

Наверное, у меня кончаются мысли.

Слово за словом, предложение за предложением, голосовое за голосовым, мысль за мыслью – всё то о боли, то об усталости, то о печали и о всё никак не появляющейся нежности. Надежду я уже давно безвозвратно выломала под слоем лицемерия и пропитала болью, как своей кровью, – ведь именно надежда всегда больше всех страдает. В неё никто не верит. Да и она сама в себя не верит.

Наверное, у меня кончаются чувства.

Пустота под рёбрами… такая необъятная. А на её фоне, сизом и едком, – слабые отголоски жизни, когда хотелось вырезать уже не сердце, а мгновения счастья из памяти, чтобы складывать их в отдельный альбом, создавая этим что-то новое, хрупкое. А затем – листать, листать и листать. Бесконечно долго вспоминать, бесконечно долго оставаться в этом счастье, бесконечно и бесконечно, пока комната не утонет в трогательно розовых лучах рассвета.

Наверное, кончаются моральные и физические силы.

Наверное – убитая вера.

Наверное, кончается смысл, если он когда-то существовал.

Наверное, просто кончаюсь я.

Н-а-в-е-р-н-о-е.

А если всё так оно и есть?..

Раствориться в этом городе, в приглушённом шуме и в гудении неторопливых автобусов – вот что хочется душе. Раствориться, но не без следа – скорее стать помятой фотографией на дне чужой сумки или же вовсе превратиться в навязчивую память, что вечно будет приходить в самый неудобный момент. А затем – исчезать, так и храня в себе невысказанные чувства и мысли. Потухший взгляд будет говорить не только об истощении, но и о миллиардах затаённых причин, от которых возникает желание просто не существовать. Наконец-то умереть.

Но ради его смеха… хочется жить.

В девятнадцать ему впервые разбили сердце.

В двадцать он впервые убил.

И тогда же появились крылья.

Нет, не ангельские. И не демонические. Скорее проклятого живого человека. Жаль, что не мёртвого.

Кинан до сих пор помнил, как это больно – напрочь убитое сердце, убитая любимая девушка и убитая нормальная жизнь, ведь появились они – эти чёрные, как слёзы бесов, крылья.

Они всё испортили.

Или же дали начало новой истории, новой жизни. Дали ответ на самый главный вопрос всех существ мира – «кто же я?»

Но тогда Кинан этого ещё не знал. Тогда он всего лишь пытался найти ответы, пытался найти себя в пучине мрака города и в смехе издевающейся судьбы. Но любая попытка докопаться до истины была увенчана провалом. Казалось, будто всё, что он знал о своей жизни – чья-то гадкая ложь. Чья-та издёвка. Шутка.

Ха-ха, правда смешно?

Посмеялись и хватит.

Но кошмар всё продолжался.

Это событие перечеркнуло всю его жизнь. Точнее… вычеркнуло его из неё. Скомкало и разорвало – и вот летел комок прямо в грязные лужи. Там его ждали голодные рты демонов ничтожества и мнимого счастья. Как раз то, что все ожидали от падшего человека – или уже не человека?

Время шло.

Постепенно старые шрамы, причинённые ему когда-то людьми, стали незаметно исчезать. Тихонько, незаметно, но ощутимо. Рубцы исчезали, шероховатость сменялась на перья, раны превратились в острые когти, жизнь стала тусклой, но зато не причиняющей больше боли – ведь никому нахрен не сдался мальчик с крыльями.

И Кинан смирился со своей сущностью.

Но до сих пор чувствовал себя потерянным. Безнадёжным. Ему нигде не было места.

«Кто я?»

Кинан задавался этим вопросом каждый безбожный день. Но ответ всё не находился и не находился – что бы он ни делал, как бы он ни показывал людям, что он больше к ним не принадлежал. Но кто же он тогда? Существо из иного мира? Только если из ада.

Люди ему не верили. А крылья показать так и не решался – безумные учёные или новости по всему миру пугали его больше, чем извечный вопрос поиска себя. Всё равно никого похожего не найдётся, а опасность возрастёт. А то, что не прикрыто одеждой, люди воспринимали как грим, линзы или операцию…

Ха, если бы это было правдой.

Но никакой правды не существовало с самого начала. Лишь розыгрыш – и валяешься на ледяном снегу, пытаясь разглядеть звёзды сквозь удушливую пелену дыма. Здесь холодно, но во впадине души тепло: сейчас ему весело, и Кинан плевать хотел на то, что завтра будет захлёбываться ненавистью и презрением к самому себе за свою слабость. В очередной раз сдался. В очередной раз хотел умереть. В очередной раз…

– Позорище.

Кинан чуть ли не давился смехом и собственной рвотой, кряхтя на полу. Даже крылья не сделали из него того, кем он всегда себя считал – умным и особенным. А теперь взглянул правде в глаза – полное ничтожество, что шло на поводу своих желаний.

– Слабак.

Кинан никогда не мог противостоять собственному искушению.

– Трус.

Быть наркоманом – это не то, что хотел Кинан. Валяться в луже своей мочи и прочих отходов возле своего убого гаража не то, чего он желал. Оставаться неудачником в свои двадцать два года – последнее, о чем он думал.

Или не думал вовсе.

Однако всё же он был здесь, в этой дыре, и всё пытался убежать от самого себя. Но не покинуть ему этот Ад, нет, – Кинан сам себе Дьявол.

– Эгоист!

У Кинана никогда не было друзей, у него был запрятанный пакетик с марихуаной за плинтусом на кухне и желание прострелить себе голову, засевшее где-то под коркой мозга.

– Тварь бездушная!

Ха-ха, если бы это было то, к чему он стремился… В детстве Кинан мечтал стать космонавтом, а теперь видел космос только под таблетками.

– Что б ты сдох!

– Сама сдохни!

Размах – и в сердце нож.

Смерть в неравном бою.

Первое убийство.

А она до сих пор лежала в этом гробу. Живой Кинан её терпеть не мог: когда-то влюбился в красоту, но отношения раскрыли гнилую сущность этой дамы. Мёртвой – она красива, спокойна, внимательна. Не перебивала, вникала в каждое слово или стон, всегда могла поддержать своим присутствием. Живой так не могла, а мёртвой… Кинан её любил.

Розмари.

«Напоминание».

Она была для него напоминаем и сейчас – прекрасной куклой с кровью на груди спала в белоснежной простыне дешёвого гроба, найденного когда-то в глубине заброшенного кладбища. Напоминание о прошлой жизни, о существовании без них, о простом человеческом течении времени, о незнании себя и изгнании светом – всё это в Розмари. Когда-то между ними всё начиналось хорошо, переехали жить в квартиру Кинана, который уже давно её получил после приюта. Но ссоры… как тараканы сожрали мнимое счастье. Глупа и похотлива – Розмари от возлюбленного оказалось нужно было только тело. Даже не деньги – их всё равно не было. Энергетический вампир – она не оставляла после конфликтов ни капли желания даже существовать.

И в какой-то момент Кинан понял, что не любил живых. После убийства он полюбил только мёртвых.

Живые его никогда не поймут.

Если бы хватило сил, Кинан убил бы и себя, дабы присоединиться к тем, что оставили своё тело.

«Похороните радом с воспоминанием».

– Я люблю тебя, моя мёртвая Розмари.

Но он мог похоронить себя только морально на улице в зиму у дверей своего гаража, где покоилась его любимая. Или похоронить где-нибудь на дороге: Кинан, ещё полностью не очнувшись после самокрутки, забрался на крышу.

Огни, огни, огни…

Город красив и велик – как синее полотно с пролитой кровью ангела, что оказалась белого цвета. Ночной вид завораживал: что-то в этом было пьянящее, будоражащее, пахнущее свободой. Сердце гулко стучало в хрупкой груди, ветер трепал отросшие чёрные волосы и игрался с цепью в ушах. Пелена в разуме – веселье в душе. Адреналин, будто совершал что-то незаконное. Куртка полетела в снег, прикрыв рукавом следы, крылья с хрустом рассекли холодный воздух. Тонкие, красивые, чёрные, но слишком маленькие для полёта. День и ночь Кинан изучал птиц, смотрел передачи, читал книги и научные статьи, пока пепельница не наполнялась новыми окурками. Что он за тварь, если не сможет даже подняться на метр в воздух?

Пустышка.

Но Кинан слишком накурился, чтобы думать разумно. Ему плевать, где умирать – в своей блевоте у гаража или в крови перед всеми. Пусть увидят его мёртвым, если ничего не получится. Судьба обошлась с ним жестоко, так может законы физики сжалятся?

И шагнув, Кинан полетел вниз…

Пока не разбился…

15

– Знаешь… ты стала пофигисткой.

Слегка тревожно, отчуждённо, неуверенно. Точно какая-то тайна, некая запретная тема, которую нельзя поднимать в этой идеально убранной комнате. В этой большой квартире. Такой родной… но в последнее время ставшей чужой. А подруга передо мной – предательницей.

Задумываюсь на секунду и решаю всё же уточнить:

– Ты уверена, может, эгоисткой? Я ведь ставлю свои интересы выше других и в первую очередь следую за собственными желаниями, а не за чужими.

Отодвигается немного, словно неприятно дышать со мной одним воздухом – смогом равнодушия, что вечно окружает меня. Всё никак мне не выбраться из него, пока он тучами следует за мной, слезами омывает мысли, чёрным снегом покрывает голову – не райский нимб, нет, а сгнивший обруч, слишком сильно давивший на шею. Всё потеряно, всё утрачено, всё не имеет ни интереса, ни смысла, ни конца. Пустота убивает, не прощает, погружает в себя – не даст выбраться, никогда не даст. Хотелось порой как-то из всего этого найти выход, но зачем? Ведь впереди ничего не ждёт меня, не существует того света, к которому стоит тянуться.

Где же ты, Смерть?

– Нет, именно пофигисткой, – лучшая подруга говорит немного уверенней, но так и не смотрит на меня. – Я давно заметила, что ты всё чаще и чаще не объясняешь свои мысли до конца, а заканчиваешь фразу словами «а какая разница» просто потому, что тебе влом всё это объяснять и ещё подбирать нужные слова.

– Это потому, что я не вижу смысла объяснять что-то человеку, которому, как я вижу, не интересна тема или вообще не интересен этот разговор. Смысл просто так сотрясать воздух? Я даже не говорю о том, что в большинстве случаев не объясняю всего просто из того факта, что кругозор моего собеседника настолько мал, что смысла, и тем более желания, что-то объяснять и в правду нет.

Хмурится, думает – подруга напряжена и уже наверняка жалеет, что начала этот разговор. Не хочет копаться в моей душе, не хочет знать меня такой, какая я на самом деле внутри, ведь ей куда привычнее видеть меня всегда одинаковой. А что там за маской – неважно.

– Я… согласна с этим, – она улыбается и хочет уже сменить тему, но мне так просто не отделаться от навязчивых мыслей:

– Я могу даже тебе объяснить тут кое-что, если ты не начнёшь мне читать нотации о жизни, как большинство тех идиотов, которые сами в этом ничего не смыслят.

– Ну, давай, – подруга, как всегда, ни от чего не отказывается, и даже собирается меня внимательно слушать.

С секунду собираюсь с силами, нервно заправив локон каштановых волос за ухо, и начинаю:

– Ты сама наверняка давно заметила, что в обществе действуют некие определённые общепринятые нормы или попросту клише, которое в той или иной мере давит на тебя, на меня и на всех остальных. Я знаю, что ты имеешь свою иную точку зрения на многие вещи в этом мире, но подавляющее количество людей, так или иначе, неосознанно придерживается стереотипов, знаешь, по типу: телефон виноват во всех проблемах, хотя «отрезание от мира» ничем не улучшит моё отношение к матери и к младшему брату; или, к примеру, сравнение нас, подростков, с другими поколениями, хотя мы не виноваты в том, что прогресс двигается и мы следуем ему вместо того, чтобы сидеть на месте. Но кто будет слушать моё мнение и не перебивать, а понимать, соглашаться и выслушивать до конца? Кто будет не тыкать в меня за то, что я якобы неправильно думаю, а будет уважать моё мнение, выдвигать своё и строить настоящий диалог, а не оскорблённую личность? Правильно, лишь единицы, например, такие как ты, ведь тебе мне не лень объяснять всю эту лабуду, потому что ты как минимум слушаешь.

– И очень внимательно слушаю! Мы ведь лучшие подруги.

Озарение неожиданно даёт сбой в голове. Подруга всегда была дружная со мной, внимательная, искренняя, но прошедшие два года и разное место учёбы отдалило нас и сделало встречи реже, а дружбу – блеклее. Почему-то только сейчас эта проблема так ясно вырисовывается передо мной, что становится противно от лжи самой себе: ведь я и вправду закрывала себе глаза на это, на глубокую пропасть, что становилась всё больше и больше между мной и подругой с каждым днём. Несколько лет мы жили однообразно и скучно, пока однажды всё не изменилось, а я лишь старалась это не замечать, чтобы не портить и без того поганую жизнь. Но скорый переезд подруги… разделит нас окончательно, хотя уже сейчас она хочет забыть меня, как изрисованный черновик. И она покинет меня – так же, как и все до этого.

Мы уже не те. Лучшая подруга уже не та. Я всё больше ухожу в себя, а она – в общество. И оно делает из неё такую же, как все.

Точнее… уже сделало.

Она слушает меня, лишь бы не обидеть.

Слушает меня, потому что знает, что это наша одна из последних встреч – терпеть осталось недолго.

– А в большинстве случаев действительно проще сказать «а какая разница», сохранить свои нервы и не создавать лишних конфликтов, так как, пока этот идиот сам не напрётся на определённые грабли, ничего не поймёт, – говорю уже только для себя, чтобы окончить мысль. – Не моя проблема, что он ничего не понимает, я его ничему учить не собираюсь, пусть сама жизнь научит его чему-то. Дойдёт до него, значит дойдёт, не дойдёт – ну и пофиг, не мне с ним свою жизнь строить.

– Тоже согласна, – всё создаёт вид заинтересованности подруга. – Хотя всё же быть абсолютной пофигисткой тоже плохо.

– Да нет, намного проще, – пожимаю плечами и плюхаюсь в подушку щекой, жалея, что не могу в неё закричать или зареветь. – Можно не волноваться о том, что что-то не получилось – значит, получится в следующий раз. Произошёл какой-то конфликт с человеком? Пофиг. Это его выбор, созреет, захочет дальше общаться, не созреет – значит, это ему не нужно, сама ты давала ему шанс. Кому-то что-то в тебе не нравится – пофиг, что хочу, то и делаю, не собираюсь я жить по чужому мнению. Однако есть люди, которым ты интересен, которым интересно с тобой проводить время и которые хотят быть рядом. И они действительно будут стараться быть с тобой рядом – и ты обязательно это почувствуешь, оценишь, поймёшь. Тогда тебе не наплевать на них, но если ты кому-то не понравился, нет смысла за ним бегать – пофиг. Жизнь одна и тратить её на нервотрёпку совершенно не хочется. Поступай, как считаешь нужным, главное – придерживайся своих устоев и пытайся становиться лучше. Со временем нужные люди сами появятся в твоей жизни, так что смысла цепляться за уходящих людей нет. Главное – просто иметь своё мнение и придерживаться его, а раз остальные не хотят принимать тебя таким, какой ты есть, значит, они тебе не нужны…

– Кажется, дождь надолго.

Оказывается, я уже давно не у подруги, а стою раздетая под дождём. Оказывается, меня не окружают больше синие стены, пропитанные жареной едой и духами. Оказывается – вокруг люди, среди которых я всегда чувствую себя одинокой. Быть может, у меня получается образ какой-то несчастной и вечно чем-то недовольной, но я не считаю себя такой. Я стараюсь быть сильной. Я стараюсь держаться. Но это тяжело. Это, мать его, очень тяжело. И в последнее время я вообще с этим не справляюсь.

Во всё больше увеличивающихся лужах отражается зелёный цвет светофора, но я не могу пошевелиться и перейти дорогу, хотя хочется сразу на красный. Не могу – на меня давит воздух, давят люди, давит жизнь, давит… он.

Это он.

Тот самый парень.

16

– Возьмёшь мою куртку? А то промокнешь.

Этот парень всё продолжает улыбаться, а моя улыбка течёт по лицу вместе с дождём.

Не может быть.

Как? Как он оказался… нет, не жив. А тут. Как он нашёл меня среди этого мокрого городка? Никто не знал, что я сегодня пошла к подруге, даже сама подруга об этом не знала, но, как всегда, тепло меня приняла. Ведь нам осталось так мало времени провести вместе.

Но этот парень… красивый парень… тот самый, что отдал мне телефон…

Чудо не может повторяться во второй раз. Мне не может так везти.

Н-е-м-о-ж-е-т.

– Но тогда ты сам промокнешь, – слегка хмурюсь, когда настороженно принимаю из его рук тёмно-зелёную куртку.

– Нет, у меня есть зонт, – он вдруг достаёт из-за спины прозрачный зонт и тут же им прикрывается от дождя. – Не волнуйся.

Он смеётся моему недовольному выражению лица, и этот смех такой же чистый, как и вчера, когда я выстрелила в него из пистолета… водяного. Не знаю, с чего вдруг мне захотелось так сделать: нет, не некая защита, а просто проверка – действительно ли этот парень чем-то отличается от всех остальных, раз мне он так понравился? Действительно ли он… особенный? Или это я уже совсем сошла с ума? Такая неожиданность для него – и такая неожиданная реакция для меня. Меньше всего я собиралась тогда услышать от незнакомого паренька смех, ведь от других последовало бы возмущение и гнев, но не этот…

– Как тебя зовут?

Так невыносимо хочется узнать имя этого… красавца? Человека, что сидел напротив меня? Человека, что решил со мной познакомиться? Человека, к которому я чувствую большую симпатию? Как зовут этого… нет, даже не человека – ангела.

Хочу произносить это имя во снах и наяву каждый миг, хочу ласкать его, как ребёнка, хочу знать великую тайну, хочу всегда его помнить, хочу мечтать об этом имени, хочу жить ради этого имени…

Ради этого парня.

– Дэ… – он запинается от смущения. – Дэн Абель.

Боже, как же оно ему подходит. «Д» идеально описывает его нос, «Э» чётко отражает уши, а «Н» – его лицо, тело, тепло в нём. Из этих трёх букв можно так легко составить такого красивого человека, так просто закрыть глаза и представить его в голове – вот он, сын небес, воплощение добра и уюта. Странно, что я так мало знаю Дэна, но так много уже о нём представляю и сама что-то придумываю – говорит либо глубокое отчаяние, либо писательский опыт, либо… сам факт того, что ко мне хоть кто-то подошёл. Протянул руку.

И улыбнулся.

Я так долго этого ждала. Искала во всех людях, искала и искала, но тут внезапно нашёлся только один – совершенно случайно. Разве это не судьба? Разве это не то счастье, которое оно мне приготовила? Так не хочется разочароваться, так не хочется впадать в сомнения, так не хочется боли.

Надежда – глупое существо, но именно оно всегда идёт с нами до конца.

– Эй, Дэн…

Произносить его имя так волнительно, так непривычно, так… здорово. Будто что-то сокровенное, нечто очень трепетное – словно даришь подарок самому любимому человеку и видишь его искреннее счастье. Так же по-настоящему радостно и у меня на душе, будто пью долгожданный горячий шоколад и наслаждаюсь самым солнечным днём. И хоть сейчас на самом деле идёт дождь, внутри впервые расходятся тучи.

– Что?

Дэн оборачивается после двух шагов по пешеходному переходу и глядит на меня так странно, что на секунду я всё же сомневаюсь, можно ли ему хоть что-нибудь рассказать. Он ведь совершенно незнакомый мне человек, который каким-то образом нашёл мой дом, а теперь нашёл и меня на улице. Может, он шпион? Может, маньяк? Дэн ведь реально может быть опасен, но… чем? Он слишком милый, слишком стеснительный, слишком… добрый. Да, добрый. Смех вместо криков на мой водяной выстрел, искреннее желание помочь, возвращение телефона, а теперь и предложение куртки от дождя – всё это никак не подходит под описание какого-нибудь убийцы. Актёрская игра? Скрытые мотивы? Желание разбить сердце?

«Все предрассудки – страхи человека, а страхам не стоит завладевать твоей жизнью».

И тут же внезапно решаюсь и быстро догоняю его.

– У тебя случалось такое, что в один момент ты вдруг резко решил измениться или изменить всю свою жизнь?

На секунду застывшее выражение лица от задумчивости – и вновь расслабленная улыбка на губах.

– Нет, наверное.

– А у меня да.

– И как? Получилось? – спрашивает Дэн с такой надеждой, будто переживает за меня больше, чем за себя.

– Нет, – горестно вздыхаю, осматривая небольшие домики белого цвета, что знакомы с самого детства.

– Почему?

Мы идём настолько близко друг к другу, что я целиком и полностью ощущаю его вздох огорчения.

– Такие желания недолговечны – они приходят после крупных ссор, особенно с мамой или с братом, когда ты полон решимости наконец-то всё исправить или начать делать что-то по-другому. Я часто думала, что «всё, больше не буду такой весёлой и шумной» или «всё, я больше не буду делать это, я изменюсь» и так до бесконечности. Но из этого практически так ничего и не вышло. Чувства проходят, воспоминания тухнут, а вмести с ними и желания. Думаю, такие мысли далеко не одну меня посещают, но получается ли выполнить эти общения у других? Существуют ли такие? Наверное, лишь единицы имеют достаточно силы воли, чтобы выполнить подобные общения. Жаль, что я не отношусь к таким.

Бах! – и я сталкиваюсь со спиной Дэна, когда тот внезапно останавливается. Это случайное прикосновение к нему… дарит нечто невообразимое. Чувство того, что всё можно, всё будет хорошо, всё получится…

И его тёмные глаза – как подтверждение жизни.

– Всё происходит из-за чувств, – Дэн кончиками пальцев касается своей груди напротив сердца. – Иногда они, наши чувства – ничто, по сравнению со всем остальным миром и его проблемами. Иногда очень хочется что-то изменить словами, но это зачастую не выходит, отчего желания разбиваются вдребезги. Иногда стоит отпустить, а не бороться. Иногда веришь в чужое счастье больше, чем в собственное. Иногда страх сильнее разума. Иногда проще согласиться, чем разбираться в ситуации полностью или изменить мнение другого человека. Иногда стоять на развилке – сущий ад, ведь ты не знаешь, что выбрать. Иногда звёзды не сходятся и для какого-нибудь зодиака слишком трудный день. Иногда мешают люди, а с ними – и весь мир. Иногда просто быть самим собой очень непросто. Иногда боишься попробовать, рискнуть, узнать, что там за завесой предрассудков. Иногда сначала смеёшься от бессмысленного сообщения, а позже это же сообщение добивает тебя. Иногда отчаянно хочется всё изменить, зажить заново, другим человеком. Иногда очень трудно. Больно. Невыносимо. Но мы справимся, слышишь? – улыбается, держит за плечо и всеми силами хочет мне помочь. – Мы справимся. И тогда все «иногда» разобьются вдребезги о наше счастье.

Мы слишком много говорим, долго, обо всём и ни о чём. Странное общение, не повседневное, новое – словно мы коснулись тайного мира, который от одного неправильного слова может разлететься на кусочки. Будто мы стали чем-то иным, что разговаривало на своём языке, как фэйри, говорящие только правду. С Дэном даже не хочется сказать «а какая разница» и прервать свои слова на половине пути. С Дэном хочется говорить, говорить и говорить. А затем – долго и долго слушать его красивый голос, ещё совсем недавно потерявший мальчишескую звонкость. Им хочется заполнить всё пространство, обклеить стены, как обоями, повесить гирляндой на ёлку, заморозить в холодильнике, чтобы потом пить с лимонадом рано утром в жаркий день.

Только его слова заставляют меня сделать следующий вдох.

Только его голос.

– Почему ты тогда улыбался?

Дэн сразу понимает, о чём я говорю – радужка становится на тон темнее, брови слегка хмурятся, что-то тревожное пробегает по его лицу. Но это лишь секунда – уже в следующую он набирается решимости сквозь неловкость и идёт дальше, мимо аккуратных домиков.

– Я слушал голосовые сообщения от моей маленькой сестрёнки, что осталась там, в моём родном городе в Англии. А я ценю каждое её слово, каждый её порыв любви ко мне, каждое голосовое или видео. Я буду долго учиться здесь, пока сестрёнка там будет расти и скучать по мне, а я – по ней, – он вдруг останавливается и со скорбью хочет перевести в мою сторону взгляд, но быстро смущается. – Извини, что я тогда не смог сдержать улыбки.

– За что извинить? – притворяюсь дурочкой, однако Дэн качает головой, из-за чего влажные каштановые волосы падают на лоб.

– Я видел, что тебе тогда было очень больно. Я видел, что ты почти плакала, а я… я улыбался. Прости, пожалуйста. Я хотел к тебе потом подойти, но… ты ушла раньше.

– И всё же ты пришёл ко мне.

– Как видишь, – он до сих пор не решается на меня посмотреть. – И не только потому, что хотел вернуть тебе телефон. Я хотел узнать, почему девочка, что сидела напротив меня, хотела плакать.

«И умереть», – не говорю это, но чётко вспоминаю тот момент в автобусе. Чернота закрытых век – а перед взором уже тот вечер, то заходящее солнце за окном и полупустой автобус, то одиночество с грустной песней в наушниках, та боль после новости о переезде лучшей подруги в другой город, тот красивый парень напротив меня… А сейчас уже рядом. Так близко. Так странно встретить незнакомого человека больше одного раза… и стать наконец знакомыми. А может, дальше – больше.

Это чудо.

Распахиваю веки – дождь прекращается, тучи постепенно расходятся, уступая место летнему солнцу, согревающему прохладу мокрых щёк. Дэн не угадал, что дождь надолго, в этот раз погода – как вселенский мудрец – повинуется мне, услышав мои мысли и узрев в сердце трепещущую надежду на что-то хорошее в будущем, на… любовь.

– Тогда было больно. Очень больно.

Дэн видит, что я не хочу об этом говорить. Он всё видит во мне. Будто уже давно знает мои самые тайные мысли…

И это окажется действительно так.

К сожалению.

17

– Я так рад, что сегодня вышел на улицу.

Дэн мило морщится, улыбается во весь рот, подставляет лицо обжигающим лучам солнца, что вылезло почти сразу после дождя. Поразительно, как точно погода описывает моё внутреннее состояние. Внутри действительно стало светлее. А присутствие рядом Дэна – как второе солнце.

– А была какая-то причина, по которой ты мог и не выйти?

– Возможно, – пожимает он плечами. – По гороскопу сказали, что сегодня самый подходящий день для общения с интересными личностями.

Вот он, первый звоночек. А я его так благополучно проигнорировала.

– Я для тебя интересная личность? – слегка удивляюсь, не ожидая такой прямолинейности.

– Конечно! – Дэн задорно подмигивает. – Все Скорпионы интересные личности.

– Откуда ты знаешь, что я Скорпион? – настороженность к новому знакомому никуда не делась.

– Наоми сказала, – как ни в чём не бывало сдаёт сводную сестру он.

– А ты…

– Телец, – отвечает Дэн быстрее, чем я задаю вопрос. – Говорят, что Телец и Скорпион идеально друг для друга подходят.

Я невольно заливаюсь краской, хотя Дэн от такого заявления тоже становится красным.

– В гороскопе много что говорят.

– Но всегда правдивое, – настаивает Дэн, убеждённым взглядом смотря вперёд, на дорогу мимо домиков. – Сегодня и правда удачный день для Тельцов, и сегодня я действительно познакомился с тобой ближе, а утром состоялся разговор с родственниками.

– Так разве это не ты следуешь указаниям гороскопа, а не он за тобой? – не улавливаю я до конца сути.

– Это всё звёзды, – Дэн тыкает пальцем в постепенно голубеющее небо. – Они мной руководят. И всеми нами.

Тень в его глазах – вот что мне не даёт до конца ему поверить. Что-то глубоко внутри с ним не так. Возможно, что там, где-то между клапанами сердца, где-то в провалине души, он сам не верит в свои слова. Стоит ли подцепить это и вытащить оттуда? Скорее всего, будет крайне нелегко. Причина, травма, вера – всё это с чего-то началось, раз Дэну оказалась нужна такая почва под ногами, точнее звёзды над головой. А может, мне вовсе показалось. Но у каждого человека всё же есть своя история.

Хватит ли мне сил помочь ему, если я даже не могу помочь самой себе?

– А как ты нашёл меня?

Дэн пристыженно глядит вниз, делая вид, что изучает росшие в клумбах цветы, которые капельками от дождя светятся в лучах и переливаются в неизвестной человечеству игре.

– Я… шёл к твоему дому.

– Зачем? – удивление перемешивается с приятным ощущением того, что я кому-то интересна.

Нужна.

– Я хотел проведать, как ты, – Дэн кидает на меня короткий взгляд. – Хотел узнать, всё ли с тобой хорошо. Вчера мы толком с тобой и не поговорили, ведь ты облила меня водой, – на секунду мы вместе усмехаемся, – но… просто я хотел узнать, что тебя огорчило тогда…

– Я…

– Знаю, я уже спрашивал буквально полчаса назад, и я… – он мнётся, не зная, с какой стороны лучше подойти, – вовсе не рвусь узнать ответ, просто… так мало людей стало показывать свои настоящие чувства на публике, даже если им очень больно, а ты почти это сделала… и меня это и восхитило, и заинтересовало, и опечалило – ведь с тобой что-то не так. У тебя не всё хорошо. И я просто хочу сделать так, чтобы у тебя всё стало хорошо.

Господи, как он чуток.

Боже, это так странно, что какой-то незнакомый человек разглядел во мне за пару встреч больше, чем люди, живущие со мной бок о бок несколько лет. Это так странно, что кто-то вообще увидел мою боль корме меня самой и по-настоящему её переживал, принял, понял. А главное – хотел помочь. Это так странно… почему? Потому что таких, как Дэн, – единицы во всём мире. Душевную доброту топчут либо в школе, либо в семье, либо в обществе. Над ней будут смеяться, кричать, что она слабая, издеваться, бить и высокомерно говорить о том, что человек просто не видел жестокости. Но вот же она, жестокость – повсюду. Во всех людях. В животных. В природе. Везде.

Где тут взяться доброте? А главное как ей выжить?

Но Дэн… ох, этот мальчик как-то смог удержать её в себе. И более того – проявить во всей красе, не боясь мнения общества.

Не это ли свобода?

– Но… зачем тебе?

– Такова натура Тельцов, – отвечает он с таким видом, будто это очевидно.

– А ещё есть какая-то причина? – не чувствую я полного ответа.

Дэн забавно закатывает глаза.

– Эх, вечно Скорпионам нужны причины.

– А если…

– Это просто страх? – он останавливается и всем телом поворачивается ко мне, а затем неожиданно берёт меня за руки, как священник при виде нового посетителя церкви. – Я ведь не дурак, понимаю, что всё это выглядит очень подозрительно: какой-то парень возвращает телефон, а теперь ещё и пристаёт на улице и несёт всякую несумятицу. Я понимаю, что это страшно, особенно девушкам в современном мире, но… поверь, я действительно не желаю тебе вреда и вообще ничего плохого. Просто захотелось помочь, потому что… я в этом городе совсем недавно и у меня нет никого из знакомых, корме Наоми. А тут такая возможность с кем-то познакомиться, а не просто подойти вдруг на улице к кому-то…

– Я тебя понимаю.

От смущения он начал уже мямлить, поэтому я решила сказать ему короткую правду.

– Да? – его тёмные глаза на пару секунд встречаются с моими серыми.

Прекрасные мгновения. Прекрасные прикосновения. Прекрасный голос. Прекрасный мир.

Всё просто прекрасно.

– Это действительно страшно. Я тоже боюсь подойти к кому-либо. Вообще многого боюсь…

– Сейчас вообще страшно жить в таком мире, какой он сейчас.

Окидываю взглядом людей, небо, домики, лужи, автобусы, деревья – такой большой и яркий городок в эту секунду. Кажется, я впервые вижу Оснабрюк таким – живым. Или это я наконец-то протянула руку на воздух из земли своей могилы? Как сложно. Как сложно определиться. Со мной всегда всё непросто – словно в чём-то жуткий, а в чём-то по-своему классный, странно-бредовый сон, где спрятан определённый посыл. Но вот какой он? Каждый человек, проснувшись, не всегда помнит сны, лишь некие ощущения или образы – так и же со мной, во всех я оставляю лишь нечто неясное. Мало кому под силу ещё и понять своё видение. А понять меня?..

Так страшно быть так никогда никем и не понятой.

Даже самой собой.

– Знаешь, что ещё страшно? – мысли текут, уносятся всё дальше и выше, пока не окружают весь мир. – Женщинам страшно рожать детей. Да, это больно. Да, это большая ответственность. Да, это тяжёлая жизнь впереди и уйма хлопот. Но страшно не это, страшно то, в каком мире потом будут жить эти дети, наши дети. Вот я смотрю иногда на грудных детей, которые через два десятка лет станут моего возраста, и думаю: что их тогда будет ждать? А меня? Какими они будут через двадцать лет? А мир? А люди? Вот что страшно – представить будущий мир. Если уже сейчас экономика угроблена, экология ни к чёрту, что бы люди ни изобретали, ресурсов всё меньше, а людей всё больше, слишком много моральных проблем и выборов, которые влекут за собой чересчур много ответственности, то что будет потом? Что будет через двадцать, тридцать, пятьдесят лет? Доживу ли я до того времени? Или всё будет лучше? Хотя мало верится.

– Почему? – Дэн слегка сбит с толку, но внимательно меня слушает.

– Да всё просто: что случилось с нами за эти двадцать лет? Появились телефоны и много чего ещё, что значительно облегчило наши жизни, но в то же время усложнило их (социальные проблемы, интернет-общение и статус, множество обязанностей и так далее), но мир от этого не стал лучше, лишь ещё более загруженным. Если раньше люди общались только в живую, то сейчас знакомства или ссоры в интернете очень часто влияют на нашу реальную жизнь. И это тоже страшно. А что будет влиять на наших детей через двадцать лет? Смогут ли они с этим справляться? В какое дно упадёт человечество?

– А не слишком ли много мыслей о будущем? Почему бы пока просто не жить здесь и сейчас?

– Хотелось бы, но… понимаешь ли, для моей мамы долг каждой женщины – родить ребёнка, иначе она будет слишком «скучно» жить, а точнее её жизнь будет неполноценная. А я, как женщина, тоже должна по сути когда-то родить детей, ведь с каждым годом я всё больше к этому подхожу, но… не знаю, хочу ли я детей. Они забавные и милые, но… мне будет слишком страшно за них. Если мне уже не хочется жить в этом мире, какой он сейчас, то захотят ли мои дети жить в том мире, который будет тогда? Есть ли в этом смысл?..

– Почему тебе не хочется… жить? – мгновенно теряется Дэн, бледнея.

О Господи, нет.

Нет-нет-нет.

Нет, Дэн, ты не сможешь. Прости, но ты не сможешь.

Н-е-т.

И вместо ответа я убегаю прочь.

…но не насмерть.

Сраное проклятие. Или заговор тёмных богов. Насмешка судьбы. Плевок алкоголика.

Какая разница, что именно дало Кинану «бессмертие», которое нахрен ему не сдалось. Даже не умереть теперь по-хорошему. Крылья дали ему быстрое заживание переломов и ран – более крепкий организм теперь не так легко свести к смерти.

Чёрт побери.

Они поделились с Кинаном шансом выжить, но совершенно не поделились возможностью летать. Слишком тяжёл? Кинан похудел на пару десяток килограмм – теперь лишь кости да чёрная кожа. Короткие крылья? Интернет говорил обратное. Мало силы? Слишком высоко? А может… просто поверить в себя? Принять себя… другого?

Ха, что за бред.

Кинан всегда себя ненавидел. Ему говорили многие, очень многие долгие речи, лечили таблетками и психиатром, уговаривали, меняли, топтали, угрожали, ненавидели, любили, дружили – с ним делали всё возможное, но ничего не помогло. Упрям и мрачен – Кинан ещё не встретил того человека, который бы изменил эти качества. Во всех встретившихся людях тоже не хватало света.

Его просто не существовало.

И Кинан точно это знал. Он всегда замечал все детали.

Глаза выдавали людей – как бы ни блестели огнём, как бы в них улыбка ни произносила «мы справимся», страх таился в червоточине зрачка.

Смех заразителен, шутки оригинальны, улыбки до ушей, энергии столько, что она передавалась окружающим – такие люди всегда веселы, но Кинан с трудом мог заглянуть им в глаза: они избегали зрительного контакта, почёсывая запястья.

А что там на бледной коже, стоило ли говорить?

Люди, пытавшиеся помочь всем, стали так добры, что готовы были оказать помощь даже самому паршивому человеку. Морально поддерживали в трудную минуту и лучезарно улыбались, лишь бы тот перестал унывать, – а ведь никто не спросит, что у них самих на душе. Такие люди слишком белы для этого мира, Небеса звали их – они шли на красный свет и никогда не смотрели по сторонам на пешеходных переходах.

Как же хотелось покинуть этот бренный мир.

А были такие, кто любил всех и вся. Они обожали животных, уважали людей, не смотря на их пол, ориентацию или цвет кожи, говорили всем самые тёплые и бодрящие слова. Они ходили на все секции и кружки в школе, при любой возможности выходили на улицу или на ночёвку к друзьям. Всё что угодно, лишь бы подольше побывать вне стен «дома».

– Почему ты не идёшь домой?

Но Кинану так никто и не отвечал, лишь мягко улыбались, поправляя горло свитера, чтобы свежих гематом в форме ладоней не было видно.

Болью не делятся. Ею давятся в одиночестве.

Много говорили о тех, кто был похож на старую шкатулку, от которой не найти ключик: загадочно улыбались, любили говорить «возможно» и всегда заинтересовывали других. На таких кидали взгляды, ведь они никогда не любили телесный контакт, а от любого прикосновения вздрагивали, будто обжигались огнём, хмурили брови и расширяли глаза. А потом – неловко улыбались.

Лишь бы никто ничего не заметил.

Когда-то Кинан сам знал тех, кто всегда был душой компании: рассказывали самые смешные истории, быстро говорили и веселили окружающих шутками, много мечтали и фантазировали, будто в мире всё возможно. Они долго спали, любили выпить и были вовсе не прочь побаловаться наркотиками.

Что угодно, лишь бы сбежать от реальности.

Кинан замечал это и ему было жаль – и себя, и всех остальных. Насилие никогда не даст человеку почувствовать полный вкус жизни. Лишь ощутить горький осадок на кончике языка. Сблевануть и свернуться калачиком в углу – темнота скроет от ненужных глаз. А душевная темнота… погубит.

Она же погубила Кинана. Она же подтолкнула к убийству Розмари. Она же заставила его взять в руки самокрутку. Она же скинула его с крыши, напоив надеждой.

Темнота всех убивает.

– На помощь!

Кинан резко вскочил на ноги, но тут же покачнулся: тело всё ломило, крылья сильно смяло, а после выкуренной травки разум ещё не до конца вернулся в прежнее состояние. Знакомый голос всё звал и звал на помощь где-то за углом узкого переулка, а Кинан с трудом переставлял ноги. Каждый шаг – преодоление себя, как рождение заново. В голове ни единой мысли, лишь стойкое желание спасти того, кто истошно звал на помощь. С чего бы? Кинан не знал. Как спасать? Тем более.