Мысли вслух во сне и наяву. Книга вторая

Размер шрифта: 13

Дизайнер обложки Татьяна Сетькова

ISBN 978-5-0064-9229-5 (т. 2)

ISBN 978-5-0064-8807-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Прозвенел будильник. Таня села, почувствовав первые симптомы головной боли, которая потом усилится. Ее начало тошнить, и она бросилась в ванную. Подобное происходило теперь каждое утро, и она уже перестала этому удивляться, покорно перенося такие неудобства. Вернувшись в постель, легла, вытянувшись во весь рост и закрыла глаза. Кирилла рядом не было, и хотелось плакать. События прошедших дней пронеслись в голове. Как он посмел сейчас, когда ей так плохо, уехать из дому, если острой необходимости в этом не было? А то, что этого не было нужно, она знала и тем больнее чувствовала себя брошенной. Она вытерла глаза. А почему бы и нет? Чего она от него ждала? Он бросит свои дела, сядет рядом, возьмет ее за руку и спросит, почему она такая печальная? Чушь мелодраматическая! Сквозь слезы Таня улыбнулась своим мыслям. А если попытаться простить? Быть великодушной и простить! Нет. Не могла, пока не могла, простить Кириллу поведения у Юлии на даче и стремительный его побег. Обида стала потихоньку отпускать ее. Она ведь видела и знала, что Кирилла всегда окружают женщины, которые рассматривали ее как серьезное препятствие. Кирилл молодой мужчина, на которого засматриваются девушки и молодые женщины, он более привлекателен, чем она, и те давали ей это понять. Поначалу это напрягало и раздражало ее, но зачем она смирилась, тем более что Кирилл повод не подавал. Казалось, что она должна была бы ревновать его, но этого не было до вечера на даче у Юлии. Она отмахивалась от этих намеков, это не имело значения, когда она чувствовала, что все его обаяние и внимание было предназначено только ей одной. Она чувствовала, что ее обожают, хотят ее и в ней нуждаются. В гостях, на фуршетах, когда их глаза встречались, она читала в них, что с ней никто не может сравниться. Они с Кириллом никогда не ссорились. Возможно, в этом нет ничего хорошего. Эта мысль почему-то вызвало у нее страх. Не связано ли это с его равнодушием к ней в последнее время? Почему и когда началось его отчуждение? Кирилл всегда чувствовал изменение в ее настроении, но почему сейчас, когда ей необходимо его участие и поддержка, он стал так стремительно отдаляться от нее? А что теперь? Она почувствовала, как сильно хочет его. Его и только его. Она хотела его так сильно, что готова была умереть. Приняв позу эмбриона, Таня тихо заскулила. Она уставилась на стену, сосредоточилась на дыхании, почувствовала свою хрупкость, сил – никаких. Семь лет она влачит груз душевной неприспособленности к жизни. Молись и ты найдешь в молитве покой, посоветовала ей школьная подруга, которая верила и чувствовала покой, приходя в православный храм. Она тоже искала помощь и покой там, но, приходя туда, в минуты полного отчаяния, стояла столбом и ни одна молитва не шла ей на ум. Однажды монашка сердито ей сделала замечание, что она не так прошла и тем нарушила предписанные правила. Какие правила? Она так и не поняла и долго, затем, думала об этом. И потом она не могла молиться в обществе многочисленных молящихся людей; окружающая обстановка и страх, всегда сопровождающий ее страх, что она сделает что-то не так, заставляли ее замыкаться, прятать свои чувства, и сердце ее раскрывалось, только когда она была наедине с собой. Побывав во многих странах и, часто заходя в церкви и храмы, она обнаружила, что гораздо лучше чувствует себя в католических храмах, открытых подчас день и ночь. Она не молилась там, нет, а подолгу сидела на скамье в полной тишине и полумраке, которые навевали покой, своды не давили на нее, страх отступал, и тогда она, закрыв глаза, могла обратиться к вселенной, прося ее о помощи. Почему именно там? Она не знала. Да это и не важно, если она может получить частичку покоя с небес. Уля ей говорила, что она должна жить с радостью за них обеих, и она ей обещала, но у нее плохо получалось. Время от времени ей удавалось маскироваться, получалось убедить других – и даже саму себя, – что она одухотворенная и уравновешенная оптимистка. С появлением в ее жизни Кирилла, казалось, что все плохое осталось в прошлом, но прошлое догнало ее, а настоящее не складывается. Кирилл! Если о нем не думать, все получается само собой. Не важно, чем ты занимаешься – ходишь, сидишь или спишь, – оно работает само, поддерживая жизнь. Память творит чудовищные вещи: ты можешь что-то забыть, но она – нет. Она бездушная субстанция, она просто регистрирует события и хранит их для тебя. Что-то открыто, а что-то прячет до поры до времени, – а потом возвращает, когда ей вздумается. Ты думаешь, что обладаешь ею, а на самом деле это она обладает тобой. Память прошлого – о хорошем и счастливом, или страшном и неотвратимом – самое непредсказуемое явление в нашей настоящей жизни. Что она поднимет на поверхность? То или другое? Она просто ждет, пока наполняться легкие и замирает, когда у тебя в голове тревожные мысли, когда чувствуешь, что твой желудок сжимается от страха. Таня испытала не единожды такое чувство и всегда думала, что оно больше не повторится. Но сейчас ее накрыло ужасом и тревогой, что все, что происходит, это только начало чего-то большого и темного, как тот сон. Он вцепился в нее клещами, повторяясь снова и снова. Почти каждую ночь она идет по закрытой галерее, но теперь одна. Она не может смахнуть его, как сделала бы с обычным сном. А если просто еще рано? Может быть, нужно посмотреть ему в лицо? Но одной ей с этим не справиться. Ей нужна помощь Кирилла, но его с ней нет, и будет ли он потом, она не знает. Они еще никогда так холодно не прощались. Ей бы сейчас разозлиться на него, но она слишком несчастна и подавлена, чтобы злиться. Она остро почувствовала тоску по нему, закрыла глаза, подождала – бесполезно. Легла на место Кирилла, натянула одеяло, смяла в руках его подушку и уткнулась в нее носом, чтобы напитаться его запахом. И не стала сдерживать слезы, подпустила их к глазам и позволила им пролиться. Устав от слез, она ненадолго забылась тяжелым сном. Проснулась вдруг, словно от толчка. Часы на тумбочке показывали: она спала 20 минут. Делать нечего – надо вставать. Босиком, еще толком не пришедшая в себя, прошлепала по коридору в ванную и встала под холодный душ.

Утром от Кирилла снова не было звонка, и Таня решила позвонить ему сама. Она набирала номер дважды, и дважды он был в зоне не доступности, затем телефон был занят. Он перезвонил ей только через час, когда она была уже в офисе. Таня вышла из комнаты, чтобы поговорить с ним, но разговор у них не получился. Кирилл спешил на встречу, как он сказал, и на ходу сообщил, что вынужден задержаться еще на неделю, а может быть и дольше, пообещав ей об этом сообщить. Таня почему-то не удивилась, словно ждала этого и, пожелав удачи с инвестором, отключилась. Внутри, под грудью образовался комок, и стало так плохо, как было в день смерти Ули: ужас, заполнивший все внутри, и полное отсутствие понимания, что происходит. Голос Кирилла был чужой и пассивный, словно он спешил быстрее отключиться от нее, словно он тяготился разговором с ней. И никаких обычных ласковых слов, что скучает, любит, огорчен задержкой и по-прежнему хочет ее. Она поняла, что наступает конец их отношениям. Трудно было признаться в этом, но Кирилл уже был не с ней. Ну, почти не с ней. Теперь только он решает судьбу их отношений. А она? А она теперь пассивный игрок, ожидающий своей участи на скамейке запасных. Она не будет больше ему звонить. Дождется его звонка, если такой звонок будет, в чем Таня не была уверенна. Сейчас главное не ждать звонка, а жить своей жизнью, думать, – а ей есть о чем подумать – и принимать необходимые решения. Ей было плохо, тошнило и хотелось плакать, но она, сжав губы, вернулась в комнату и села за стол. Хорошо, что в этот момент к ним в комнату вбежала вся в слезах Нелли, милая красавица грузинка, работавшая в отделе рекламы издательского дома, и на Таню никто не обращал внимания. Все переполошились, и так у нее образовалось время, чтобы взять себя в руки.

Нелли не могла успокоиться и, завывая, все повторяла:

– Представляете, представляете…

Но никто не мог понять, в чем заключается ее отчаяние. Первой не выдержала Юлия.

– Представим, если ты успокоишься, наконец, и все нам расскажешь, – громко и требовательно изрекла она и все разом замолчали.

– Вот так уже лучше, – тихо и строго сказала она и взяла девушку за руку, – что стряслось?

Нелли еще пару раз всхлипнув, заговорила:

– Грузинской киностудии, можно считать, больше не существует,… практически не существует.

– Это как? – подбежал Илья. Таня заметила, что когда Нелли со слезами вбежала в комнату, Илья напрягся, но подойти, так и не решился.

Кинотека сгорела. – И она снова залилась слезами.

Таня тут же вспомнила забавных дорожных строителей, которые наносили разметку на отремонтированную или новую дорогу. Она точно уже не помнила, поскольку была маленькой девочкой, но то, что с восторгом смотрела с мамой этот фильм и весело смеялась, помнила хорошо. Грузинское кино всегда было умным, с добрым юмором и самоиронией, содержательным и иносказательным. Фильм грузинской киностудии «Тайна двух океанов», был одним из любимых фильмом ее родителей. Папа мог его смотреть и в сотый раз. Уму непостижимо, как можно довести большую, великую и прекрасную страну до таких трагических потерь. Она неоднократно бывала в Грузии, в Тбилиси, стояла в гроте, под церковью Святого Давида у могилы Александра Грибоедова – одного из самых умных людей в России: дипломата, писателя, поэта (пьеса «Горе от ума», известна всем школьникам страны и всему театральному миру), историка, музыканта, композитора. Грибоедов был убит в Персии, в посольстве России толпой подстрекаемой религиозными фанатиками. Она с замиранием сердца читала на его памятнике эпитафию молодой вдовы Грибоедова: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя, любовь моя?» Она теперь и сама покоится рядом с любимым. Эта трогательная история их любви и преданностью юной княжны Нины, хранившей верность мужу до конца своей жизни, с детских лет восхищала ее и в своих мечтах она желала такой же любви.

«Господи, – подумала Таня, – почему все так же больно и печально переживается трагедия любви, сколько бы времени не прошло с тех пор. Со дня убийства Александра Грибоедова (1829) минуло почти двести лет, а все также в мире происходят трагические события на волне религиозного фанатизма, подстрекаемые извне. Любимый метод все делать чужими руками, а самим спрятаться за шторой и с упоением наблюдать в щелку. Но чей? Не удивительно, что на ум пришли англичане с их надменностью и удивительной способностью к подстрекательству. Времена другие, а методы все те же».

– Откуда узнала? – спросила Юлия, горем убитую девушку.

– Дедушка позвонил. Он плакал, – печально, продолжая всхлипывать, пробормотала Нелли.

– А он не сказал, что делает твой папочка и его сын? – Юлия явно входила в раж. – Вижу, не сказал. По-видимому, твой папочка празднует независимость от России со своими новыми американскими друзьями. Они будут создавать новое кино. Зачем им старое и советское, если есть те, которые укажут что и как им делать.

Таня с удивлением взглянула на Юлию. Она не ожидала от нее таких слов. «Возможно, там, внутри, что-то еще осталось от совести или это в ней так бурлит злость на всех и вся», – подумала она, но промолчала.

Илья покачал головой.

– Зачем ты травишь ребенка? Она тут причем? Нелли пришла к нам, чтобы поделиться своим, нашим горем, а ты нападаешь на нее.

– Никто на нее не нападает, – Юлия тяжело вздохнула. – Мне тоже обидно, что безголовые ломают прекрасное и великое.

Таня внимательно посмотрела на Илью. Тот в это время, налив в чашку кофе, протянул ее девушке. Она уже давно замечала, что Нелли нравится Илье. «Боже, да наш рыжий мальчик влюблен в грузинскую девушку!» Теперь никаких сомнений не было. Всегда такой дерзкий, сейчас он излучал нежность и заботу. Удивительная перемена. Таня следила за происходящим с изумлением. Все это походило на усложненную мыльную оперу. Никогда не угадаешь, что произойдет в следующий миг. Она подняла голову и взглянула на Андрея, тот в ответ кивнул ей головой, подтверждая ее мысли. Но в данный момент Илья был не прав, отчасти. Кто меньше всего хотел сделать Нелли больно, так это именно Юлия. Дедушка Нелли – талантливый известный грузинский художник – всю жизнь дружил с дедушкой Юлии. Это он, вопреки желанию родителей девушки, отправил внучку учиться в Москву, а не в Париж, и просил своего друга присмотреть за ней. Семья Юлии опекала Нелли, и в издательском доме она появилась по ее протекции.

Открылась дверь и на пороге появился главный редактор. Платон, подойдя к плачущей девушке, погладил ее по плечу. Было понятно, что он уже знает о пожаре. Юлия попыталась ему объяснить причину слез, но Платон остановил ее слова: O tempore! O mores!

– И это, на каком языке? Неужто, на латыни? – озадаченно спросил Андрей.

– Да, коллега, на латыни, – с неподдельным удивлением ответил главный редактор. – «О времена! О нравы!» Это вы должны знать, коллега.

– Латынь уже давно не проходят, – стал оправдываться Андрей.

– Согласен. Не проходят на должном уровне и это многое объясняет. Но есть эвфемизмы, которые культурные и образованные люди должны знать. – Теперь его ученость начинала действовать на нервы. Нелли перестала плакать и во все глаза уставилась на Платона. Происходящее было на грани трагедии и фарса.

– «На холмах Грузии лежит ночная мгла…», – тихо произнесла Таня, посмотрев на часы. – Простите, но я с вашего позволения, покину вас.

Она поднялась, взяла сумочку и направилась к двери. Андрей продолжал смотреть на нее – уже закрытую. Подчас он поражался, насколько Таня могла точно, только несколькими словами сказать так о многом и о таком сложном в жизни. Вот поэтому у нее интервью получались емкие по смыслу и легкими по восприятию. В небольшом объеме строк, она могла выразить искренние мысли собеседника. Он сам был свидетелем, как перед ней открывались люди. При этом казалось, что она не прилагала никаких усилий. Просто сидела рядом, слушала, что ей рассказывают, внимательно смотрела в глаза собеседнику, мило улыбалась, искренне удивлялась, когда открывала что-то новое для себя, тем еще больше располагала собеседника к себе, но никогда не спорила, а просто мило высказывала свое мнение, не противореча ему. И еще, Андрей это понял, когда вместе с ней брал интервью у слепого музыканта. Таня всегда была идеально подготовлена не только по творчеству интервьюируемому, но и по образу жизни того, характеру, пристрастиям и предпочтениям собеседника. Подчас, чтобы договориться об интервью, проходили долгие и трудные переговоры, но когда Таня появлялась – ее долго не хотели отпускать, и она становилась их добрым другом. Андрей уже давно понял, что ее сдержанная манера обманчива, под ней скрываются ум, удивительные способности, кипучая энергия и едкий юмор. Это многое объясняло в ее отношении к Юлии.

Уставшая, от утреннего разговора с Кириллом, всплеска эмоций о пожаре на Грузинской киностудии, она вышла из здания издательского дома и быстро направилась к любимому кафе, где готовили отличный кофе.

– Таня, – у нее за спиной раздался голос Димы.

Резко обернувшись, она тут же оказалась в его объятиях. Ее словно обдало ледяным порывом ветра, и смутное тревожное утреннее предчувствие, овладевшее ею в коридоре издательства после разговора с Кириллом, превратилось в ужасающую уверенность: ей не следует ждать его звонков. У нее сбилось дыхание, но она постаралась, чтобы Дима не заметил ее замешательства.

– Ух, ты! – смеясь, проговорил он, отпуская Таню. – Куда так спешишь? Я не мог за тобой угнаться. Неслась, как курьерский поезд.

– В кафе. Хочу выпить кофе. Настоящий, хороший кофе.

Говорить трудно, когда толком ничего не понимаешь. Задавать Диме вопросы не хотела и поэтому она стояла и продолжала с удивлением смотреть на него. Как, он в Москве? Почему не с Кириллом? Улетали они вместе, тогда где Кирилл? Только сегодня утром Кирилл сказал ей, что, наверняка, задержится еще на неделю, а может и больше. Возможно, вернулся только Дима. Такое тоже бывает. Тогда почему ей об этом не сказал Кирилл? Он совсем не обязан ей все рассказывать. А раньше? Раньше рассказывал, а утром спешил. Такое тоже бывает. Она ведь ему тоже не все рассказывает. А это хорошо? Она не смогла ответить на собственный вопрос, но то, что Кирилл ей не сказал о Диме, больно ее кольнуло. За эту неделю Кирилл позвонил только четыре раза. Раньше такое исключалось. Улетая, Кирилл звонил минимум дважды в день, где бы не находился, и ей бы в голову не пришло сомневаться, что он не позвонит даже с Луны. Тогда почему вернулся Дима и где Кирилл?

– Тань, что-то не так? – заволновался Дима. Танина конспирация, похоже, провалилась.

– Ты один вернулся? – тихо спросила она.

– Почему один? Мы вернулись с Кириллом, как обычно.

Кирилл был здесь. Он ей не позвонил, когда вернулся, не пришел домой и солгал, что задерживается в командировке…. Дима продолжал что-то ей говорить, а она, продолжая улыбаться, молчала. «Дима, – вдруг подумала она, – почему он друг Кирилла? Он производит впечатление заурядного человека, который благодаря образованию, целеустремленности и упорству сумел подняться на собственной заурядностью; достиг высокой должности в компании благодаря дружбе с Кириллом и оказался в водовороте интересных, именитых и талантливых людей, женившись на Юлии. Чем он интересен Кириллу? Загадка». Таня уже не воспринимала того, что он говорил, и, хотя слушала, не отводя от него внимательного взгляда, думала совсем о другом. «Как обычно, это как?» Ее душила истерика и были необходимы пара минут, чтобы найти в себе силы продолжать разговор. Она чувствовала отчаяние, а это – холодная дрожь во всем теле, нервный смешок, чтобы его скрыть, и неотвязная апатия. В ушах стоял звон, и очень хотелось лечь и укрыться с головой.

– Ну, это же хорошая новость, верно?

Таня посмотрела на Диму – убедиться, что он шутит. Но он не шутил, а внимательно рассматривал Таню.

– Верно, – она со всей очевидной безысходностью понимала, что это можно счесть разумным ответом, но он не облегчал ощущения надвигавшейся катастрофы, какое настигнет ее в этот день и, улыбнувшись, спросила:

– Как все прошло? Когда Юлия вывела свой капитал из фирмы, – Таня сознательно стала об этом говорить, чтобы перевести разговор на другую тему, – для Кирилла теперь любой инвестор очень важен. У меня скопилась нужная информация для него, и мы ее вечером посмотрим, когда он вернется от мамы.

– Разве Елена Сергеевна в Москве?

Таня решила не отвечать на Димин вопрос и сделать вид, что его не услышала и задала свой вопрос:

– Как у вас прошло?

– Прошло все отлично. Разве Кирилл тебе не рассказал? Ты ведь его знаешь. Он, прежде чем взяться за новый проект, всегда все обмозгует, прикинет, рассмотрит все варианты, а уж затем будет добиваться положительного результата.

– Да, конечно, – Таню начало тошнить и хотелось поскорее уйти, но она не ушла, а спросила:

– Когда вы вернулись? – и, увидев удивленное Димино лицо, поняла, что допустила тактическую ошибку. Теперь Дима поймет, что Кирилл решил ее бросить. А, возможно, он уже ему все сказал. Нет. Еще не сказал, а то бы Дима так не удивился. Зачем она всегда спешит? Нужно было сказать, что она ограничена во времени и не может долго с ним разговаривать. Все элементарно просто. Так она могла бы избежать этого кошмара. Она больше не переживет объяснений, извиняющего тона, опущенных виноватых глаз, лица, поворачивающего в сторону, чтобы только не видеть ее, нелюбимую, жалкую и униженную. Неужели судьба снова готовит ей такую экзекуцию? Почему? Зачем? За что?

– Мы еще в субботу вернулись. Ты его не видела? Он так спешил к тебе, что не стал ждать машину и взял такси.

Сказанное Димой было сокрушительным, на мгновение Таня лишилась дара речи и превратилась в соляной столб. Не оглянулась, но превратилась. Ей казалось, что живым в ней остался только мозг, который пытался определить какой сегодня день недели.

«В субботу? Он был в Москве в субботу, узнала она сейчас… какой сегодня день? Сегодня у нас четверг, в данную минуту в Москве четверг… уже четверг… Последняя суббота была на прошлой неделе, а на этой только будет, после пятницы…».

Она беспомощно пожала плечами, и между ними повисла напряженная тишина.

Дима снова с удивлением посмотрел на Таню. Теперь уже он стал раздумывать, что, пожалуй, влип, но Кирилл его ни о чем не предупреждал. Увидев его растерянное лицо, Таня, придя в себя решила, что не будет расспрашивать того и попыталась, отделавшись ничего не значившими словами, скрыться в ближайших улицах.

– Да, конечно, он мне звонил и сказал, что будет у сестры на даче. Он у Лизы. Я просто на ходу сплю. Меня тоже долго не было в Москве. Я только утром, рано утром вернулась и сразу же поехала в издательство. Необходимо было сдать срочный материал. Извини, мне нужно бежать в редакцию.

– Вот как. А как же кофе? – пробормотал Дима.

Махнув на прощание рукой, она бросилась бежать в другую сторону от редакции и кафе, чем ввергла того в состояние столбняка. Таня больше не могла сдерживать тошноту и слезы, которые, как только она отбежала от Димы, хлынули водопадом, и никакая сила не могла их удержать. Дима же продолжал стоять, ничего не понимая. Похоже, он прокололся, невольно вторгшись в чужое пространство, где бушуют не шуточные страсти и рушатся судьбы. Теперь нужно было решить, рассказывать о встрече с Таней Кириллу, или промолчать? А если рассказать, что уже не подвергалось сомнению, то, как это сделать? «Вот влип», – подумал он, решительно набирая номер телефона Юлии. Как она скажет, так он и сделает. У женщин лучше, получается, развязывать узелки. Юлия, выслушав мужа и помолчав пару секунд, обдумывая интересную ситуацию, изрекла голосом, не терпящим возражения, чтобы он не смел, звонить Кириллу, с ним она сама разберется. Дима нерешительно пожал плечами и направился к дверям ресторана, в котором собирался пообедать. Заказав обед, он тут же забыл, что считал себя другом Кирилла.

Таня же решила в этот день не возвращаться в редакцию. Не было сил. Она устала казаться спокойной, сильной, невозмутимой и чувствовала себя тряпичной куклой, которую выбросили за ненадобностью. «Оторвали мишке лапу…», – пронеслось у нее в голове. Сейчас ей хотелось кричать и плакать, как плачут в детстве: с всхлипами и в голос. Все на свете отодвинулось в сторону, и она оказалась в мире, где никого больше не было. Пусто! Она одна! В голове все путалось. Она достала телефон, чтобы позвонить Кириллу, но, вспомнив утренний с ним разговор, поняла, что этого делать не нужно. Она не будет больше ему звонить. Она шла по улице и ничего не видела вокруг себя. Снова вспомнила удивленное лицо Димы. А если бы она его не встретила? Считала бы, что Кирилл в командировке и скоро будет дома, и она скажет ему о беременности. Теперь не скажет. «Боже, – ужаснулась Таня, – он лгал мне. Мне? Зачем? Почему он так жесток со мной?» Она остановилась и, прислонившись к стене дома, пыталась восстановить дыхание. «Что со мной не так? Как больно!» Ложь и предательство Кирилла ощущались как физическая боль. Она понимала, что их время закончилось, а ведь с ним она хотела бы провести остаток жизни. Таня смотрела на стену незнакомого дома, безуспешно пытаясь придумать решение. Снова вспомнила Диму и подумала, что не хочет и не может никого видеть. Ей было бы нестерпимо сесть в лужу – в ту лужу, где ее хотела видеть Юлия – и нелепо барахтаться. Конечно, Дима уже позвонил Юлии и все ей рассказал, а та теперь станет постоянно оценивающе смотреть на нее. Такой подарок для Юлии! Возможно, та все знает, и Кирилл обсудил с ней свои действия. Плевать! Сейчас уже ей было плевать на Юлию. Та уже сделала свою работу и сделала с блеском. Что думает Юлия и что она станет говорить – Тане стало безразлично, словно эта женщина из далекого прошлого и ей она не интересна.

Удивительно, но Таня не думала в этот момент о Кирилле. Она словно задвинула его за занавес и думала только о тех, кто находился сейчас на сцене. Ей казалось, что если Кирилл сейчас появится в ее голове, то та просто лопнет, как надувной шарик. Бах и разлетится на мелкие кусочки. Хотелось убежать, спрятаться, уснуть и не проснуться. А лучше раствориться, словно тебя никогда и не было. Всем будет хорошо, а ей лучше всех!

День перевалил на вторую половину, многолюдье на улицах не мешало, а скорее помогало отдышаться от известия Димы. Она мечтала об утешении от всей этой человеческой суеты, но вместо этого суета поглотила ее, и она почувствовала себя жалкой, незаметной и потерянной. Надо было переварить, понять и свыкнуться с новостью и продолжать функционировать в рабочем режиме. Завтра необходимо будет встать и отправиться в издательство, спокойно провести день, общаясь с коллегами… с Юлией. Она два часа бродила по улицам, проходя мимо таких знакомых с детства мест, что едва замечала их, затем спустилась в метро, проехала две остановки, вышла на станции «Бауманская» без четверти четыре часа и зажмурилась от ярких солнечных лучей, пробивающихся сквозь облака. Стоя на перекрестке Бауманской и Бакунинской улиц, она ждала, пока зажжется зеленый свет. Издалека доносились смех и болтовня, стук ножей и вилок, сидящих на открытой веранде кафе, на противоположной стороне улицы, из офиса выскочила девушка; поджидавший ее молодой человек в джинсах и черной футболке крепко обнял ее и поцеловал. Таня с завистью наблюдала, как они, беззаботно взявшись за руки, зашагами по тротуару. Кругом продолжалась обычная жизнь, но она чувствовала себя вырванной из нее.

Оказавшись на Бакунинской улице, Таня позвонила своей школьной подруге, жившей на этой улице и с которой они не выделись с зимы, и предложила той встретиться в кафе. Ей необходимо было общение, как глоток свежего воздуха. Подруга оказалась дома. «Хоть что-то сегодня так, как нужно», – подумала Таня.

Со Светланой Богдановой их связывали годы учебы в одной школе и дружба в юности. После того, как та снялась в известном, теперь уже культовом художественном фильме, в главной роли которого играл очень известный и популярный актер, Светлана стала звездой школы. Натуральная блондинка в своего отца – тренера по фехтованию, – с роскошными ресницами, высокая и веселая, она нравилась мальчишкам. Ее веселый смех, звучал словно колокольчик. Веселый нрав Светланы импонировал Тане, и она с радостью проводила с подругой время, доверяя той свои тайны и мечты.

Семь лет назад между ними словно кошка пробежала. Судьба отдалила их только на время, но затем снова соединила после звонка Тани, придав их отношениям ровное спокойное дыхание. Прежней близости не случилось, по-видимому, всему свое время. Их время прошло. Но главное, что связывало Таню с подругой, это то, что она была свидетелем ее такого не простого романа с Егором; она вытирала ее слезы и выслушивала жалобы, а затем чуть не вышла замуж на его друга Стаса, но перед самой свадьбой, побывав в Крыму, влюбилась в местного парня, с которым играла в волейбол на пляже и, женив его на себе, да-да, именно женив, родила ему сына Сергея. И это все ее подруга проделала молниеносно, пока Таня оплакивала свою не состоявшуюся свадьбу. Она единожды примчалась к Тане на дачу, где та зализывала раны, а затем словно растворилась в воздухе, как сказочная фея. Чтобы не расстраивать ее, как потом объяснила Светлана, она не решилась пригласить Таню на свою свадьбу, и встретились они, когда та была уже беременная сыном. Спортсменка-фехтовальщица, подруга, завалив экзамены на факультет иностранных языков в МГУ и окончив институт физкультуры, сейчас преподавала физическую культуру в одном из институтов и растила сына Сергея. Выбрав столик у окна, Таня заказала кофе и, в этот момент, раздался звонок. Она внимательно посмотрела на определитель звонков – «Галя Д». Ей не хотелось сейчас говорить с той. Она сделала паузу, а затем все же ответила. У каждого, наверное, хоть раз в жизни случалось так, что, вопреки всем обстоятельствам, вдруг, в один момент все части пазла страшной мозаики начинают складываться в четкую картинку под названием «Беда не приходит одна». Так случилось и сейчас. Галя была знакомой Тани и Егора. Ее муж учился вместе с Егором в школе, они были одноклассниками. «Моя прошлая жизнь», – так Таня иногда называла то время. Общались они не часто, и в этот раз разговор был не долгий, но за то время, пока он продолжался, лицо Тани несколько раз поменяло свой цвет: с бледного – на красный, с красного – на бледно-голубой. Вид у нее был потерянным, словно она стояла у гроба любимого, родного ей человека и не знала, как ей жить без него. Она поняла, что больше Егора не увидит. Он остался в ее прошлом уже навсегда. А была надежда? Она за сеть лет не встретилась с ним ни разу. Она чувствовала его рядом с собой и вопреки всему – ждала. Чего? Чуда? Нет, не чуда. Но ждала чего-то, возможно, счастливого случая…. Так что теперь? Его нежные ласковые губы, тяжесть его тела – все это ушло навсегда, и этому нет возврата. Как так? Вот он снова смотрит на нее растерянным взглядом и произносит те убийственные слова. Эта картинка приходит мгновенно. Она больше не может на нее смотреть. Устала. Она должна что-нибудь сделать, здесь и сейчас.

Когда Светлана вошла в кафе, Таня сидела бледная, уставившись в одну точку и только подойдя к ней и коснувшись ее плеча, та смогла переключить внимание на себя.

– Привет, – громко со смехом воскликнула подруга. У нее был замечательный смех, белокурые волосы, огромные синие глаза и пухлые губки. В глазах, как всегда, прыгали веселые чертики. Таня посмотрела на нее внимательно, покачала головой и тихо прошептала:

– Этого не может быть.

– Чего не может быть? – засмеялась Светлана, шумно устраиваясь в неудобном кресле.

Поздоровалась ли она со Светланой, Таня не помнила. Вроде бы они уже обменялись словами, но Таня не слышала, о чем идет речь, хотя голоса и пробивались до ее сознания – то нарастая, то затихая сердитым контрапунктом. В эти минуты реальным было для нее лишь то, что она слышала у себя в голове. Только несколько слов, а ощущение, что слова не столько произнесли, сколько ими ей ударили по голове. Разговор по телефону длился несколько секунд, но в памяти Таня прокручивала его уже двадцать минут. Прошлое обычно незаметно меркнет и выдыхается на фоне настоящего. У других обычно так и бывает, у Тани – нет. Воспоминания того дня сохранились такими сильными, а образ таким живым, – что ей показалось, будто она слышит его голос, который она не спутает ни чьим другим, и чувствует его запах тела. Даже сейчас, когда подошла Светлана и люди вокруг говорили громко и оживленно, Таня чувствовала, как ее захлестывает очередная волна паники. Сегодня всего было слишком много: разговор с Кириллом, Димой, Галей – вестниками…. Она прикрыла глаза от внезапной полуобморочной слабости и почувствовала руку подруги.

– Что-то случилось?

– Да. Он женится.

– Кто женится? – спросила Светлана спокойным равнодушным голосом.

– Егор женится, – буквально выдохнув эти слова, Таня почувствовала, что ей стало легче дышать.

Ком в горле пропал, но тут же из глаз хлынули слезы.

– О-о-о! – Смех звоном колокольчика рассыпался за столом. – Милая, это пора уже забыть. Столько времени прошло, – Светлана снова весело засмеялась. Ей даже в голову не могло прийти, что Таню это может расстроить. – За это время он мог жениться несколько раз, и я думаю, что у него была ни одна женщина. По-видимому, там кто-то должен родиться, вот и приспичило. Сейчас так. Это мы наивные были. Нам обязательно нужна была свадьба, дворец бракосочетания, штамп в паспорте.

– Мне, нет.

Заметив, что Таня молчит, опустив голову, и продолжает плакать, Светлана взяла ее за руку и, пытаясь заглянуть в глаза, тихо сказала:

– Ты что? Ты, правда, расстроилась? Почему?

– Не знаю, – Таня покачала головой. – Очень больно.

– От кого ты узнала?

– Только что позвонила Галя,… это она мне сказала,… они с Толиком приглашены.

– Только что? Это когда ты меня ждала? Вот сейчас? – широко распахнув глаза и замахав своими ресницами-бабочками, Светлана забросала Таню вопросами.

– Да, – устало ответила та. – Именно сейчас.

– Мать твою, – одними губами сказала Светлана. – Ничего себе совпадение. Я думала, что те события канули в лету. Нам всем нужно об этом забыть. Ты что, все еще вспоминаешь о том недоразумении?

– Недоразумение? Почему недоразумение? Для меня это не было недоразумением. Я любила и мечтала стать его женой.

Светлана поежилась, словно ей стало холодно и, наклонившись над столом, с виноватым видом прошептала:

– Я не решалась тебе тогда рассказать. Прости. Мы со Стасом тогда решили ни тебе, ни Егору не рассказывать, что подали заявление в ЗАГС. Егор тогда разводился, а ты была у родителей. А тем временем Егора обрабатывали, чтобы он не спешил жениться на тебе. Уговаривали…

– …уговаривали? – перебив Светлану, с изумлением спросила Таня.

– Ну, да. Уговаривали, – смешалась Светлана, – постоянно внушали, что ему не следует после развода спешить, снова повесить хомут на шею. Говорили, что он еще молод и ему нужно, отдохнуть от семейной жизни, а женившись на тебе, он снова будет привязан к юбке. Что ты слишком… сложная и себе на уме.

– Что это значит? Это кто ему внушил? – каждое слово Тане давалось с трудом.

– Мать Егора, ее подруга – тетя Люся, кажется, так ее зовут, да и сам Стас. Он считал, что ты ему не подходишь. Ты не вписывалась в их дружбу.

– Я так и знала, – с трудом выдохнула Таня. – А ты знала и не сказала мне. Почему?

Светлана не стала отвечать на ее вопрос.

«Так продают подруг! Обидно», – подумала Таня и не стала настаивать на ответе на свой вопрос.

– Ты ему не нравилась. Это факт. Он постоянно твердил, что Егор может себе найти более покладистую девицу и ему не следует бросаться на тебя, поскольку у него теперь будут развязаны руки, и он сможет себе подыскать что-нибудь веселее, что ли, и проще. Которая не будет постоянно толкать его в спину, ставя перед ним новые цели. Ты ему не нравилась, – снова повторила Светлана. – Очень не нравилась.

– А должна была? – безразличным глухим голосом спросила Таня.

– Перестань, – с горечью произнесла подруга. – Он ревновал Егора к тебе и постоянно злился. Рассказывал, как тот был счастлив, когда ты отдалась ему. Говорил, что глаза у Егора в тот вечер были шальные. И потом у того была жена, ребенок и еще любовница. Говорил, что у того полный комплект. – Она замолчала, а затем добавила: – Не нужно так расстраиваться. Это уже в прошлом.

– А ты все знала и молчала?

Светлана вздохнула и закатила глаза.

– Прости. Я тогда считала, что тебе так будет лучше. Всем будет лучше. И мама мне сказала, что не хорошо разбивать семью. Она была настроена негативно к тебе, да и бабушка не советовала тебя приглашать на свадьбу. Все одно к одному…. И потом, мы знакомы достаточно давно…

– Но, по—видимому, не так хорошо, как казалось, – ответила Таня, поднимая глаза. В них было столько гнева и боли, что Светлана вздрогнула.

– Ты за меня решила, что мне лучше? Твое субъективное мнение стало плахой для меня. Это было не что иное, как предательство послушной дочери, но плохой подруги. Ты сейчас хоть это понимаешь?

– Возможно и так. Мне потом трудно было общаться с тобой, вот поэтому я не отвечала на твои звонки. В то время, я тебе об этом не рассказала, мои родители развелись. Отец ушел от нас и мне все, что было связано с разводом, было ненавистно. Прости. Мама плакала….

– Это была своеобразная твоя месть той женщине, а под раздачу попала я, – Таня закрыла лицо руками. – Я сочувствую твоей маме, но это не моя вина, что ее муж ушел от нее. Не моя вина! И в разводе Егора я тоже не виновата. Он развелся не из-за меня, это подтвердило его решение не жениться на мне. Это их ошибки. У меня ошибки свои и их много, но они мои. Сколько людей было против нас… против меня. И он сдался. А затем сдалась я. Каких только ошибок я не совершила, но эта была самой большой. Не должна…, не должна я была отпускать его…. Я неудачница…. Моя гордыня наказала меня в очередной раз. А сейчас у меня все валится из рук…

Голос Тани звучал тихо и, на удивление спокойно, а слезы словно жили своей жизнью. Они залив лицо, уже текли ручьями по ее рукам.

– Таня, погоди. Не знаю, зачем ворошить то, что случилось семь лет назад, – произнесла Светлана неожиданно чужим голосом. – Я же тебе сказала: Егор колебался, а это значит, что он был не готов снова жениться. В тот момент. Он позволил себя уговорить, но ты была ему небезразлична. Он говорил, что чувствует себя подлецом. Возможно, это тебя несколько утешит. Первое время очень скучал, звонил, но ты не отвечала, приезжал к тебе, но дверь никто не открывал, просил меня поговорить с тобой, но я отказалась, решив, что ты сама должна этого хотеть. Я считала и думаю, что и он так считал, что, отменив свадьбу, вы будете продолжать встречаться, но ты все так резко отрезала. Поменяла квартиру, перевелась на другой факультет в университете, сменила номер телефона и завела себе новых подруг.

– Новых подруг? – Таня внимательно посмотрела на Светлану. – Да, у меня появились новые подруги и друзья тоже. Хочу встречаться или не хочу сейчас замуж, для меня такие вопросы не стояли. Для меня все было предельно ясно. Накануне свадьбы, когда в шкафу весит подвенечное платье, услышать, что жених желает отдохнуть от взаимных обязательств с кем либо, сродни атомному взрыву. Чем это можно было объяснить? Только одним – не любовью. Он не мог не знать, что мне будет больно.

Она вспомнила бледное лицо Ули с кислородной маской, на подушке в больнице, ее тихий голос, что сегодня наступит конец, ее теплую руку в своей руке и у нее по телу разлилось отчаяние, что она не смогла помочь ей. Комплекс невосполнимой потери довлел над ней вот уже шесть лет. Время не лечит, когда ты теряешь родного и близкого человека. Оно может подарить тебе новых друзей, любимых, но не заменить тех, кого с тобой больше нет и по кому, болит сердце. Незаменимые есть и всегда будут.

– Все уже давно в прошлом. И если бы ты даже знала? – Светлана развела руками. – Не думаю, что ты смогла бы что-то изменить.

«Если бы я только знала,… если бы я знала…. Господи, почему?» – Тане хотелось кричать. Только сейчас она по-настоящему поняла, что могла бы изменить свою и его судьбу. Достаточно было только сказать, что она любит его и не отпустить. Только несколько слов, которые она не сказала.

А Светлана тем временем продолжала:

– Ты не одна сейчас. Живешь с Кириллом. – Она надула губы и стала говорить громче и быстрее, что свидетельствовало об ее раздражении. – О таком мужчине только можно мечтать. У тебя отличная квартира, ты объездила весь мир, успешная карьера и престижная работа в крутом издательстве. Тебе повезло, что так сложилось, иначе ты могла бы упустить Кирилла.

Таня слушала подругу и думала, как той объяснить, что она не может забыть самое главное. Как отзывалось ее тело на самое легкое его прикосновение, как она снова и снова видит приближение его губ, замедленное яркое видение, которое ей не забыть. Даже сейчас, даже сейчас память об этом живет в ней. Даже сейчас.

Когда она познакомила Кирилла со Светланой, тот стал между ними называть ее «подсолнух». Светлана относилась к нему настороженно, как к постороннему человеку, который случайно забрел в гости. Когда возникал между ними разговор, она краснела, а голос ее становился тонким и писклявым. Это был повод, чтобы Тане хихикать над подругой. А Кирилл? Кирилл ее не воспринимал серьезно и иногда спрашивал, как получилось, что они смогли подружиться? Вы абсолютно разные, утверждал он. В этом случае у Тани всегда был в запасе вопрос: ты и сестры Вележевы? Кирилл никогда не отвечал на этот вопрос, обнимал ее и целовал в шею. Вспомнив о Кирилле, у Тани засосало под ложечкой. Почему все сразу, в один день? Сегодня был особенный день: Таня хотела встретиться со Светланой, чтобы поделиться мыслями о поступке Кирилла, подумать вместе над словами Димы и искала у нее сочувствия и утешения. И надо же было такому случиться, чтобы именно сегодня проявился из прошлого Егор и поставил все точки над «И». Конечно, она не станет ничего рассказывать Светлане. Она уже давно ей не подруга. Пусть ее отношения с Кириллом останутся для Светланы безоблачными. Сейчас нужно было завершить встречу как можно непринужденнее. Над головой включился кондиционер и от холодного воздуха руки у Тани покрылись мурашками.

– Кирилл замечательный и мне действительно повезло с ним, – после молчания тихо сказала Таня, – но тогда я потеряла Егора. Это больше чем просто рассталась с любимым. Я тогда потеряла часть сердца и души. Мне нужно было пережить это, но когда кого-то теряешь, когда кого-то недостает, ты больше всего страдаешь от того, что человек этот постоянно с тобой, он превращается в нечто воображаемое и одновременно остается реальным, но, по сути, он нечто нереальное. Отделить одно от другого невозможно, поскольку твоя тоска по нему – вовсе не воображаемая. И потому ты вынуждена цепляться за свою тоску. Ведь только она по-настоящему реальна и ты продолжаешь с этим жить. Но ты права: все уже позади, все в прошлом и его пора забыть. Я так и сделаю. Прости, что потревожила тебя.

– Тебе не стоит так волноваться, – весело подытожила Светлана. – В конце концов, вы могли встретиться снова, не на Луне же были. Но вы этого не сделали, значит, вам не нужно было.

«Все правильно, – подумала Таня и поднялась. – Кирилл прав, мы действительно очень разные и она никогда не поймет меня, а жаль».

Было уже поздно и пора было отправляться домой. И, бросив последний взгляд на уже бывшую подругу, произнесла:

– Привет Удалову и поцелуй от меня Сережку. Звони мне, если потребуется моя помощь.

Выйдя из кафе, она быстро пошла по улице в сторону Старой площади. Голову переполняли мысли. Поднялся ветер, который бросал ей в лицо пряди волос, закрывающие глаза, раздувал широкую юбку платья, оголяя ей ноги. Солнце затянуло тучами и, еще вдалеке, раздались раскаты грома. Темные облака, окрашенные снизу в розовый цвет последними лучами заходящего солнца, скользили по небу, собираясь в грозную тучу. Ветер свежел, и на асфальт закапали первые капли дождя. Ливень возвратил ее к действительности. «Не желаю больше думать о Егоре! Зачем я поехала к Вележевым? Как умудрилась совершить такую грубую оплошность? Рассеянность? Крайняя усталость? Подсознательная тяга к очной ставке? Но с кем? Кирилла с Лидией, дубина!» От своих мыслей она почти задохнулась.

Проходя по Спартаковской улице, Таня на миг остановилась у Богоявленского кафедрального собора, затем решительно открыла большую тяжелую дверь и вошла в храм. Сердце вздрогнуло и на миг остановилось, а затем она услышала свой глубокий вздох и оно вновь гулко застучало. «Что со мной?» – вопрос прозвучал где-то там – у нее внутри, а затем отозвался толи громким всхлипом, толи стоном. На нее обернулись две женщины, но она сделала вид, что это не она и тихо отошла в сторону. Голова кружилась, и она не могла сосредоточиться на действии, которое должна теперь сделать. Она совсем была пуста. Ни одной мысли в голове. Слова к НЕМУ не давались ей, она забыла все молитвы, не могла вспомнить даже «Отче наш». Наступил столбняк, который всегда ее преследовал в храмах. «ЕМУ что, не нужны мои молитвы?» Сколько раз она молила ЕГО о помощи, но все они словно падали в пустоту. ОН словно забыл о ней, и она перестала к Нему обращаться, перестала приходить в ЕГО храмы. Но вот она снова здесь. Зачем? Чтобы просить? Снова просить?

Таня почувствовала, как стала погружаться в вопиющую тьму отчаяния. Подсказка пришла в виде маленькой девочки, которая держала свечу и внимательно смотрела на нее зелеными глазами. Таня улыбнулась ей, и та, улыбнувшись в ответ, протянула ей свечу. «Ах, да! Нужна свеча», – вспомнила Таня. Поставив свечу в центральный алтарный подсвечник, она снова не могла сосредоточиться, хотелось плакать и кричать. Вокруг нее сновали люди, они зажигали свечки. Маленькие язычки пламени в огромном пространстве собора завораживали. Люди смотрели на них, тихо шептали молитвы и уходили. Затем приходили другие и снова зажигали пламя. Это уже было их личное пламя. А она все стояла и смотрела на пламя своей свечи. «Чего же ей нужно просить у Господа: вернуть, но кого? Егора? Зачем? У Егора своя дорога и она не с ней. Это его выбор, а не ее. Кирилла? А он этого хочет? А если нет? Господи, тогда пусть полюбит меня. А она сама, где она сама? Чего она хочет?» Перекрестившись, тихо, одними губами она прошептала:

– Господи, не хочу никого терять. Это очень больно. ОЧЕНЬ! – кричало сердце. – Пусть он вернется, пожалуйста! Мне плохо без него. Пожалуйста, Боже, – бормотала она, – пожалуйста, пожалуйста,… помоги мне.

Когда она вышла из храма, гроза закончилась, дождь прекратился, дул приятный освежающий ветерок. Ей хотелось сесть и спокойно посидеть. Сквозь слезы она увидела на другой стороне небольшой сквер, пошла туда и села на скамейку. Опустив голову на руки, она почувствовала, что сейчас потеряет сознание. Голова кружилась, ее тошнило. Она закрыла глаза, у нее было такое чувство, что они больше не откроются. Время словно остановилось. Оно остановилось тогда – семь лет назад. Но, так ли это? В ее жизни появился Кирилл. Клин клином? Но Кирилл не стал тем клином, который вытеснил из сердца Егора. Тот жил там постоянно, затаившись и возникая в моменты тоски и грусти, заставляя гулко биться сердце и окутывать своим запахом и теплом. Она помнила каждую черточку его лица, каждый изгиб его тела, чувствовала прикосновение его рук…. Он стал неотделимой частью ее самой, как рука, голова…. А Кирилл? Кирилл – это чудо посланное свыше. Она любит его страстно, желает его и не готова расстаться с ним. Оба они, – Егор и Кирилл – две параллели, которые никогда не пересекались. Два мира, в которых она жила одновременно. Она знала, что так не может быть, вернее, это знала ее рациональная половина, но ведь у нее была и другая половина. Что делать с ней? Чувствовал ли Кирилл присутствие того, другого, который мешал ему воцариться в ее сердце? Она рассказывала ему о своем прошлом, связанном с Егором, под давлением Юлии. Это была ошибка. Кирилл – это ее настоящее, пусть даже не всегда однозначное, но она дорожит им. Так она думала, а точнее заставляла себя думать.

Сколько минут прошло, прежде чем она снова подняла веки? Пять, десять, полчаса? Она продрогла до костей. Почему ее так ошеломил сам факт предстоящей женитьбы Егора? Они не вместе уже семь лет и из них четыре года она с Кириллом. За все время они ни разу не встретились даже случайно, но она продолжала все эти годы думать о нем. Ей были мучительны мысли о том, что он прикасается к другой женщине или кто-то прикасается к нему. Само предположение, что он так же целует других, говорит им те же слова, что и ей в моменты их близости, были мукой для нее. Она мысленно поневоле, с одержимостью человека, который лишился самого дорогого в жизни, вновь и вновь, в течение всех этих лет с болью воображала Егора в интимной близости с другими женщинами. Ревность? Она такая? Больно! И почему возможность такого кажется ей самым страшным предательством? И почему она при этом не учитывает свою близость с Кириллом и ее любовь к нему? И если бы сейчас ей пришлось бы выбирать между ними, то чтобы она выбрала? Нет. Она этого не хочет. Тогда, что это с ней? Снова вопрос! Эгоизм или самая заурядная ревность? Прошло семь лет, с тех пор как она его видела, но по-прежнему достаточно было напомнить о Егоре – хватало какой-нибудь мелкой детали, – и старая боль тут же вырывалась наружу. Боль, которую не смогло заглушить время. Оно бессильно, когда сталкивается с тем, кто не способен к забвению. Память сохранила не только визуальные образы, но и эмоциональные терзания, связанные с этими мысленными картинами. Но если она подвержена этой болезни, то тогда почему она не ревнует Кирилла? Тогда, если это не ревность, то значит – она больна одержимостью. Такое умозаключение не устраивало ее. Ей уже давно нужно отпустить Егора из сердца, как она сделала в тот день – семь лет назад. Возможно, что все эти годы в ней жила не столько любовь к первому мужчине в ее жизни, сколько обида, что он смог так просто отказаться от нее. И вот сегодня она узнает, что другая станет называться его женой. Он просил ее руки у родителей, а затем бросил ее и теперь женится на другой женщине. Больно и горько. Утром ее разговор с Кириллом, потом случайная встреча с Димой и вранье Кирилла, которое ее почти сокрушило, а затем эта весть о женитьбе Егора. И все в один день, словно сговорившись, и прошлое, и настоящее вдруг ополчились против нее. Она словно прозрела и поняла, что прошлое для нее живее настоящего, и от этой мысли накатило удушье. И не важно, что в нем нет Кирилла, он ее бросил в этом настоящем. И пусть. Жизнь ее катится под гору, а вместо этого она вернулась к руинам прошлого. Память любит проделывать странные фокусы, а забвение часто является средством, при помощи которого разум защищает от душевной боли и от чувства сожаления об утраченных возможностях. Так должно было быть. Именно так думала она, когда ждала этого забвения. Но жизнь распорядилась по-другому. Звонок Гали отбросил ее на семь лет назад с такой силой, что она сейчас не могла понять в каком времени находится и испытывала такой сокрушительный страх и волнение, что, заметив, как дрожат ее руки, прижала их к груди. Пора, определенно пора забыть о том времени и сосредоточиться на сегодняшней жизни. Но она не может этого сделать. Ей не давали покоя картинки из прошлого, которые Галя пробудила к жизни своим звонком. Она снова вспомнила запах, мягкие нежные губы, приближающиеся к ее лицу, его красивые руки, обнимающие ее при расставании, шепот в тот САМЫЙ ДЕНЬ, чтобы она не боялась, если будет больно и что она должна сделать и как лечь… этого она никогда не сможет забыть. Это то самое сокровенное, что перевязывают розовой лентой, как любовные письма, а затем прячут в самые потаенные уголки сердца и хранят всю жизнь. В первые годы она мысленно возвращалась в то давнее время, когда могла уткнуться носом в шею Егора и вдыхать запах его тела. Вот и сейчас все чувства, которые он когда-либо вызывал, разом возникли в ней – гнев, страх, восхищение, удивление, нежность, любовь…. Вспомнились все нюансы их отношений, в основе которых лежало одно простое чувство – ее любовь. Она никогда не сомневалась, что любит Егора. Потом счастливый миг воспоминаний миновал, оставив грызущую тоску обо всем потерянном с тех пор, и она тихо заплакала. Кирилл возник как дар небес. Она не любила, когда за ней начинали навязчиво ухаживать. И первое время красивая настойчивость Кирилла несколько раздражала ее, затем она стала к нему привыкать. Первую их совместную ночь она не считала началом их отношений. Это произошло, когда прошло три года после того… после того, как Егор ее бросил. Именно бросил. Таня снова и снова твердила про себя: «Бросил, бросил, бросил….» Она тогда решала проверить, сможет ли быть близка с другим мужчиной, и что будет чувствовать в тот момент. Мысль о Кирилле вызвал страх. А что если и он ее бросил? А что кроме страха она чувствует? Кирилл очень красив и сексуален, хотя никогда не показывает, что знает это. Возможно, именно его сексуальность, явилась причиной ее тяги к нему. Однако они четыре года вместе…. Почему? Привязанность? Привычка? Нет. Конечно, нет. Только не привычка. Секс замечательный, но и он не самое главное в их отношении. Таня решила, что обязательно спросит Кирилла, когда он вернется домой. Что было, то прошло, и прошлое не может быть другим, его не изменить. Жизнь – это не сказка с хорошим концом. Почему же что-то твердит ей, что с Егором все могло сложиться иначе, чем сложилось? Может именно это мешает ей забыть его? Упрек себе, ему? Но и в сегодняшней жизни у нее полный бардак. Где-то очень глубоко внутри была пружина, сжатая настолько сильно, что трудно было дышать. Что она сделала не так? Неужели это таков ее крест, который она должна нести, терпеливо выполняя свой долг, мужественно перенося все свои неудачи, невзгоды и удары судьбы? И эти сны, сны, постоянно повторяющиеся и изматывающие ее. Ей казалось, что мир вращается вокруг нее, как громадное колесо, все ускоряется, увлекает ее за собой, так что голова идет кругом, потом пытается сбросить ее с огромной высоты. Она уцепилась за скамью, крепко ухватилась пальцами и не отпускала их, пока головокружение не закончилось, и звон в ушах не прекратился. На город надвигалась ночь.

Решимости забыть, отрешиться от всех своих бед, заставила ее подняться и быстро направиться в сторону метро. Внезапно она каменеет. В витрине магазина она увидела свое отражение и замерла как громом пораженная. Отвратительное собственное отражение в стекле. Невыносимо! Она медленно пошла по направлению к дому, в твердой уверенности, что, где бы ни проходила черта между видимостью и реальностью, то, что она испытывает сейчас, для нее реально.

Это был длинный, утомительный день. Войдя в подъезд, Таня наткнулась на Юлию, вынимающую почту из почтового ящика. У лифта стоял Дима и улыбался. Таня не успела подумать, что ей нужно сделать, чтобы достойно пройти расстояние от входа до лестницы, чтобы подняться на четвертый этаж. Подниматься на лифте с Юлией и Димой вместе – не могло быть и речи, но Юлия опередила ее, спросив ласковым голосом:

– А что ты здесь делаешь в такой поздний час?

– Действительно уже поздно и пора ложиться спать, – тихо ответила Таня и поняла, что выглядит жалко и нелепо. Юлия могла торжествовать. Это был ее вечер.

– Ты здесь ночуешь, даже когда Кирилл отсутствует? У тебя, что, нет своего жилья?

«Ночуешь? И это ужасное слово «жилье». Это было явное оскорбление, но Таня молча пересекла подъезд и устремилась к лестнице. Юлия не отставала от нее.

– Тебе нужно подумать о будущем, – кричала она вдогонку, поднимаясь вслед за Таней. – Ты не можешь здесь жить. Кирилл ушел от тебя, но может вернуться в свой дом в любой момент, и куда ты тогда пойдешь? Он не станет с тобой жить. Ты это понимаешь? Он мне звонил и сказал, что устал от тебя и чтобы ты его не ждала. – Это была ложь, и Таня поняла это. Кирилл никогда бы этого не сказал. – И еще он сказал, что хочет быть один. Мне неприятно тебя расстраивать, но ты не понимаешь, что время твое вышло. Ты должна это знать. Тебе это пойдет на пользу. Видит бог, хватит тебе испытывать его терпение. Пора подумать, что ты только теряешь время, не девочка уже, я познакомила тебя с Сергеем. Он для тебя более чем хорош. Цени то, что имеешь и благодари меня. Это я тебя пристроила в журнал, я познакомила с Сергеем, я ввела тебя вкруг именитых и известных людей и помогаю делать карьеру…

– Вранье! Все до единого слова, вранье, – не останавливаясь, закричала Таня, – вы живете в этом вранье и считаете себя элитой общества. Страшно даже подумать, что у нас может быть такая корыстная и лживая элита.

Злорадная усмешка сползла с Юлиного лица.

– Негодяйка. Дрянь.

У открытой двери лифта метался Дима, призывая Юлию вернуться и подняться на лифте, но та, продолжая бежать по ступенькам за Таней, крича ей в спину, что она не пара Кириллу и должна оставить его в покое: – Таких, как ты… нет… лучше и красивее тебя, у него было десятки. Ты никто. Просто дворняжка, которой не место рядом с ним. Я ему все сказала. Открыла глаза на тебя, и он меня послушался. Сбежал от тебя.

И потом, словно о чем-то вспомнив, закричала:

– Не тебе судить об элите, потому что ты,… ты дворняжка. Посмотри на себя, серая мышь. Кирилл был не в себе, когда подцепил тебя.

– Ага. Подцепил, как ветрянку. Что за глупость ты несешь?

– Именно. Как самую страшную заразу. Теперь он это понял и бросил тебя. – Ее голос прозвучал враждебно, в нем слышалась неприязнь.

Таня резко остановилась, обернулась и выпалила в лицо Юлии:

– Почему ты уверена, что это я преследую его? Может быть, черт подери, совсем наоборот! Это он меня преследует. – Произнося все это, Таня чувствовала, что переступает черту дозволенности, но остановиться уже не могла. Эмоции зашкаливали. – Ведешь себя как образцовая стерва и всюду суешь свой нос. Хватит. Поэтому впредь со мной на эту тему не говори. Я требую, нет, я запрещаю тебе это. Что мое, то мое, и я не позволю туда совать свой нос.

– Кирилл не твой, – охрипшим голосом прошептала Юлия. – Не трогай его.

– Я его не трогаю, я его касаюсь, – Таня вдруг вспомнила слова из какой-то пьесы. – И Кирилл не твой тоже. Давно пора это уже понять.

Юлия, ошарашенная отповедью Тани, повернулась и стала молча спускаться по лестнице. Дима слышал, что сказала Таня, поскольку та говорила громко, но продолжал с высокомерным видом молча стоять у лифта, загадочно закатив глаза. Юлия была ему не по зубам и поэтому он, как всегда, все решения и слова оставлял жене, давно поняв, что жить ему под ее каблуком очень даже комфортно.

Таню трясло, и она никак не могла вставить ключ в замок. Сделала несколько глубоких вдохов и медленных выдохов. Стало легче, но руки продолжали трястись. Она никогда прежде не позволяла себе быть насколько грубой, но и никогда прежде не подвергалась такой неприкрытой злобе. Даже бывая подчас резкой, не смела, оскорблять человека бранным словом. Зачем она набросилась на Юлию? Разве дело в ней? Она не будет впредь общаться с ней, но и винить ее во всех своих бедах не будет. Сейчас она думала только об одном: «Кирилл ей поверил. Он поверил Юлии, не ей, а Юлии». Это было главным и это было очень больно.

«Опять ночь, – войдя в квартиру, со страхом подумала Таня. – Он мне звонит, а меня словно нет на свете. Устал от меня. А почему нет? Возможно, так и есть. Люди устают друг от друга. Хотя притягательность людей друг для друга чаще всего не поддается рациональному объяснению. А я? Я устала от него?»

Ей стало смешно, и она хмыкнула сквозь слезы. Нет. Она не устала от него. Что-что, а это она знала наверняка. Тоска и обида сделали свое дело. Боль посилилась в ней, схватила за горло и не дает ей жить. А он пусть отдыхает от нее. Флаг ему в руки. Она не должна и не будет о нем думать и ждать его, но и относиться так к себе тоже не позволит, даже ему. Сейчас ей нужно держаться. Опасность была нешуточной: лишь бы не пасть жертвой пессимистического взгляда на жизнь. Хотелось убежать и спрятаться, но она этого делать не станет. Пока, не станет. Пусть все остается как есть. Суетиться и бегать с квартиры на квартиру, только вызывать злорадство Юлии. Усталость накрыла ее и она подумала: «Уснуть и не видеть сны. Как нам у Шекспира?» Она попыталась вспомнить слова, но поняла, что не сможет этого сделать, все забыла. Чтобы успокоить свои мысли, закрыла глаза и тут же перед ней в темноте проявились строчки:

«Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся
Когда покров земного чувства снят?»

«Господи, пожалуйста, пусть он вернется домой. Мне плохо без него, он мне нужен, Господи, услышь меня, пожалуйста», – с мольбой шептала Таня, укрывшись с головой одеялом и закрыв глаза. Сон навалился как-то сразу, словно поджидал ее. Она снова стояла у гроба сына….

Кирилл не вернулся домой в этот вечер и не позвонил Тане. Ночью она плакала во сне и потом, когда проснулась. Проснувшись, она не испытывала ужас и страх, как было обычно в такие утра. Терпеливое и ждущее ее решения настоящее лежало рядом с ней на подушке. Она словно попала в осаду. Была боль. Она заполнила все уголки комнаты, она билась в каждой клетки ее тела, казалось ее можно потрогать руками. Ей еще не доводилось испытывать такой боли, она буквально выворачивала ее наизнанку. Она плакала так горько, как плачет мать, потеряв своего сына, жена – мужа. Она была одна в большой спальне, и ничто не сдерживало ее. Вспомнила, что поначалу, когда ей снились кошмары, Кирилл утешал ее, сочувствовал ей, но потом как будто потерял терпение и с трудом сдерживал раздражение. Она перестала ему рассказывать и, просыпаясь ночью, тихо, на цыпочках уходила в ванную или кухню, чтобы успокоиться.

Вот и сейчас, Таня не винила ТОГО, у КОГО просила в храме. У людей очень много проблем, как тут за всем поспеть, но почему-то все время в мыслях видела маленькую девочку с зелеными глазами. Ей она верила.

Глава 2

Теперь Таня каждый вечер боялась заснуть. Кровь стучала в ушах. Включив свет во всей квартире, она, подобрав ноги и обхватив их руками, сидела на диване. Порыв ветра, ворвавшийся в комнату через открытое окно, сдул со стола исписанные страницы с планом статьи, которая уже должна была лежать на столе главного редактора. Она стала собирать страницы, затем обошла комнаты, выключая свет. За ее спиной все погружалось во тьму.

«Я, по-видимому, израсходовала свой запас везения и счастья отпущенный мне судьбой. Четыре года счастья с Егором, четыре года – с Кириллом. Четыре и четыре? Почти сакральное число. Мое личное сакральное число». Эта мысль поразила ее. Войдя в спальню, она разделась и осторожно легла на кровать, чтобы не усугубить пульсацию в ушах. Тишина, самая долгая тишина в жизни Тани. Казалось, что целая вечность прошла, прежде чем она опустилась в темную бездну сна. А рядом кружила смерть. Она ее чувствовала. Смерть, смерть, нашептывали ей призраки.

«Мама, скажи им, чтобы спасли меня. Мама!». Голос прозвучал с мольбой и болью. Это был голос молодого мужчины, она его раньше не слышала, но была уверена, что это голос ее сына, ее мальчика. В нем было столько надежды и мольбы, что на нее стала накатывать волна ужаса и безысходности. Она почувствовала, что начинает тонуть в обреченности происходящего. Попыталась кричать, но голоса не было. Открыла глаза. Вокруг нее была темнота и только по свету, проникающему с улицы, она поняла, что находится в спальне, лежит в постели и сейчас ночь, но молящий голос продолжает просить о спасении с надеждой и страхом. Сердце стало стучать часто-часто, гулко ударяясь о ребра. «Это сон?» – спросила она у себя, боясь пошевелиться, чтобы не утонуть совсем.

– Кто здесь? – спросила она и не узнала своего голоса.

Ей было страшно. Она поднялась и стала обходить комнаты, ища источник голоса. В комнатах было темно, голос умолк, а за окнами сверкала молния, и грохотал гром. В квартире она была одна со своими страхами и видениями. Вернулась в спальню и под шум дождя снова уснула, словно провалившись в ночь. Однако спала она не долго, но на этот раз без сновидений. Открыв глаза, стала глядеть в мягкую темноту. Глаза резало от усталости, но лежать спокойно не могла и ворочалась с боку на бок, воевала с подушками, ее бросало то в жар, то в холод, без конца вставала, снова бродила по квартире в ночной рубашке, пила воду, ложилась и пыталась уснуть, но сон не приходил. Она знала с явной очевидностью, что не спит, но леденящая душу картина упорно стояла перед глазами, в уши лезли слова «мама спаси меня». Тот, кто умолял ее, звал – был ее сыном. Нескончаемые круги ада, и нет исхода, нет избавления! Хуже всего – это сомнения, они измучают ее, истерзают. Кириллу действительно нужно было лететь в командировку, потому что требовали дела, или он придумал шитую белыми нитками отговорку, чтобы вдали от нее все обдумать на свободе и принять решение? Какое решение? И о чем оно? Почему, почему он так поступил с ней? О чем он думал, когда так безжалостно бросил ее? Он не мог не знать, что его бегство, а это действительно бегство, станет для нее шоком. Неужели он надеялся, что это можно скрыть? Конечно, нет. Тогда он сделал из нее посмешище, но на это ей было наплевать. Жестокая, злая шутка, которую трудно простить и найти ей оправдание. Она готова простить. Но почему? Почему? Думать об этом было невыносимо больно. Сжавшись в комок и спрятавшись лицом в подушку, она завыла. В голову вдруг пришли слова: «Обычно уезжают, потому что для этого есть повод. О поводе вас извещают. Вам предоставляется право возразить. Ведь не уезжают же вот так». Выходит, что «вот так» уезжают, даже когда возможно и есть повод, о котором не спешат тебя известить и, при этом, не предоставляют право возразить. Интересно, чтобы на этот раз сказал Марсель Пруст, если бы с ним так поступили?

– Действительно, – громко сказала она в ночь, захлебываясь слезами, – не уезжают вот так. Так убегают!

После громко прозвучавших в темноте слов, в квартире наступила давящая тишина. Она закрыла глаза, чтобы не видеть и не слышать ее.

Проснувшись на рассвете, она с ужасом подумала о том, что не представляет, как будет жить дальше. Бесконечные сны, а теперь добавились голосовые галлюцинации. Не нужно быть психиатром, чтобы понять, что она начинает сходить с ума.

– Я близка к помешательству, – жалобно проговорила она вслух и услышала свой испуганный голос. Голос вернулся к ней здесь, а там его не было, но были мысли и ужас, что она не может спасти своего сына, молящего ее о спасении. «Мама, скажи им, чтобы они спасти меня!» Она зажала уши и закрыла глаза. «Прости, прости меня. Я так виновата перед тобой, мальчик мой!»

– Господи! Пожалуйста, не отнимай у меня разум, – громко сказала она.

Ответом ей была тишина. А над городом всю ночь лил дождь упорно, злобно вгоняя в тоску. Это был дождь, всем дождям – дождь; такой, кажется, хлещет на тебя со всех сторон, заливает окна и проникает под одежду, под кожу тех, кто оказался там – под его потоком и, она, лежа в постели, кожей прочувствовала его от первой капли до самой последней.

Резко проснувшись ранним утром, Таня уже не смогла заснуть снова и даже не пыталась. Она стала бояться спать, лежала в постели и пыталась понять, что же все-таки происходит. Поднялась, прошла в кухню и выпила воды, возвращаясь в спальню, остановилась у окна и выглянула на улицу и снова услышала молящий голос, но теперь он звучал в ее голове. За окном все еще лил дождь. Он стоял стеной. Увидев свое отражение в окне на фоне потока воды, ее пробрала дрожь, она обхватила себя руками за плечи, испугавшись вдруг, что так и будет стоять, как соляной столб, и смотреть в окно. Надо было срочно найти во всем этом какой-то смысл. Ей стало холодно: казалось, температура в комнате резко падает. Вернувшись в постель, она стала перебирать события последних дней: сон, который ей снился с садистским постоянством, пугая и вызывая боль в сердце, показания теста на беременность, отлет Кирилла, а теперь еще и молящий голос. Какова вероятность подобного совпадения? Какова была вероятность того, что они, которые прежде не ссорились, вдруг именно сейчас это сделали? И была ли это ссора? И была ли причина? Да, у них в последнее время было некоторое недопонимание, но так бывает в жизни. Люди спорят, ссорятся, а потом, обсудив свои проблемы, вместе двигаются дальше или…. Это «или» и мучило ее. Но они даже не ссорились. Да, было напряжение, но это не причина, точнее, это не может быть причиной так жестоко поступить с ней и потом – вдруг такая ложь, фальшь…. И без ссор люди расходятся. Разве не так? Дело не в количестве ссор или их отсутствии, если чувства прошли, и наступило холодное безразличие. Так бывает и это факт. Почему она не почувствовала? А должна была? Безусловно, должна и обязательно почувствовала бы, но она не почувствовала. А если он давно так задумал? Задумал, что? Бросить ее, уйти от нее, а затем начать новую жизнь, но уже без нее? Нет! Если бы Кирилл был уверен, что его чувства ушли, прошли или появились новые, но уже не к ней, он сказал бы. Она не сомневается в этом. Он не стал бы юлить, лгать, изображать влюбленного. Таков был Кирилл. Был, был, но он не был, а он есть…. Люди меняются, они становятся старше и лобовая реакция на все и про все, меняется на терпимость, лояльность, великодушие, осторожность. Она старалась найти ответы, но как только находился один ответ, на волю вырывалась целая туча других вопросов. Необходимо было прийти к какому-либо выводу. У нее он был только один: совпадение, простое совпадение, которое она хочет понять. Но таких совпадений не бывает. Всему есть объективная причина. Какая? На ум приходит только одно – простое совпадение. Она снова, как упрямый ослик, пошла по кругу. Это было единственное рациональное объяснение,… но тогда почему же один и тот же сон снится ей каждую ночь? Потому, что она об этом думает каждый день. И поэтому он транслируется с удивительной точностью, четкостью и постоянством? Трудно в это поверить. И почему он ей впервые приснился накануне дня, известия о беременности, а через три дня Кирилл бросил ее? Это тоже простое совпадение? Слишком много совпадений и противоречий. Где же скрывается истина? Может быть, она видит только то, что на поверхности?

Ночь позади и сейчас, утром, она испытывала странную отрешенность, усталость и неуверенность. Приступы тошноты по-прежнему повторяются по утрам: вот и сейчас ее слегка мутит. Она остро почувствовала одиночество, а одиночество заставило ее переосмыслить события. Без сомнения, на даче Юлии и на следующий день в машине она вела себя как дура. Но что делать? Именно сейчас она нуждается в поддержке Кирилла. Нет на свете людей, которым совсем никто не нужен, каждый ищет свой шанс, даже самые застенчивые люди: ведь жить в одиночку так страшно, даже вообразить себе такую жизнь – и то страшно. Потерять всех любимых, остаться одной, продолжать жить в одиночестве и ждать тех, кто никогда не придет и продолжать ждать – ад при жизни. Мир, вселенная – существование – слишком велики для одного человека. Вот каждый и строит, пусть и маленькую, но свою вселенную.

Нужно было что-то предпринять, и она решила, что все должно идти своим чередом. Она не будет у себя на голове рвать волосы и постарается, хотя бы внешне, выглядеть спокойной и уверенной. Необходимо было успокоиться и обдумать сложившуюся ситуацию. Итак, что на данный момент реально? Судя по перепалке с Юлией вчера вечером в подъезде, она в курсе всех событий. Вчера это все обсуждалось, строились догадки и были бесконечные звонки Кириллу. Значит, Кирилл знает, что она проинформирована Димой о его возвращении в Москву еще в субботу и не предпринял никаких действий для объяснений, словно это в порядке вещей. Обида захлестнула ее снова. Он в Москве, но не дома с ней, он вчера утром, будучи в городе, сообщил, что задерживается в командировке еще на неделю, и, при этом, пообещал позвонить ей, но не позвонил. Почему не позвонил? Не хотел с ней разговаривать, тем более что от Юлии узнал, что она знает про его ложь. Другой причины она не находила. Вчера был четверг, а прилетели они – в субботу. Почему она решила, что сегодня он в Москве? Потому, что Дима здесь? Именно так. А если в Москве, то где? У Лизы? Лиза, наверняка позвонила бы ей, но она не звонила и она не станет. Пока! За это время он мог быть уже в любой точке мира. Узнать у Димы в офисе ли Кирилл? Нет-нет и нет. Позвонить секретарю и спросить его? Не сегодня! Она не знает, где ее любовник тире сожитель, а Юлия – знает. Вот и ответ на все вопросы.

Кофе уже давно остыл, а Таня все перебирала свои мрачные мысли. Ее мучали тысячи вопросов и она схватилась за голову. В ней кипела обида, но она знала, что обида скоро уйдет и ее место займет боль, боль тягучая, мучительная, которая не даст думать, дышать, жить. Но сейчас она еще могла негодовать, злиться, задавать вопросы и отвечать на них. Кирилл по-настоящему озадачил ее. Что это? Глупость? Наглость? Вседозволенность? Неужели у нее вид идиотки, с которой можно так поступать? Так прямо на лбу и написано «наивная дура». Сначала тот, теперь – этот, остается только ждать третьего. Бог ведь троицу любит. ОН – да, а она – нет. Третьего не будет. Рассуждая на эту тему, она подумала, что ее счастливая встреча с Кириллом, как она еще несколько дней считала, является не более чем издевательской шуткой: человеку разрешается верить в свою счастливую звезду только затем, чтобы ему было больнее падать с высоты, осознав собственную ничтожность и тщетность всех попыток что-то самому исправить. Это задача с множественными неизвестными, о которых она даже не подозревала. Ее попытка быть счастливой и любимой, на деле оказалась столь же эфемерной, как белая головка одуванчика. Стоило сопернику, а возможно и сопернице, дунуть, и все это разлетелось, исчезло без следа, как у «ленивого» поросенка. Что это? Шутки Всевышнего или Судьбы? А ОН и ОНА – это одно и то же? Если нет, то кто сейчас вершит ее судьбу? Вот и ответ: ОН вершит ее судьбу. Тогда почему говорят «судьба злодейка»? А, возможно, ОНА тут и не причем. Как везде: ЕЙ спускают директивы свыше, а ОНА их только выполняет, но в результате, поскольку ОНА крайняя, мы ругаем ее почем зря, а нужно? Страшно! Страшно даже подумать, поэтому мы пытаемся обмануть Ее, а в результате…. Голова шла кругом. Пришла мысль, не ходить сегодня в издательство. «О, нет! Нельзя расслабляться. Завтра все будет сложнее». Она резко поднялась и стала быстро собираться. Если для кого-то место работы убежище, в котором можно спрятаться от невеселых наплывающих мыслей, но это не для нее. Уже закрывая дверь квартиры, она вновь напомнила себе, что об этом знает Юлия, но возможно это даже к лучшему. Главное не включаться с ней в диалог, а спокойно сказать, что с Кириллом все нормально, он звонил и больше ни слова.

Собрав волю в кулак, Таня с легкой улыбкой вошла в офис и тут же наткнулась на изучающие ее глаза Юлии. Таня не нервничала, но находилась в состоянии максимальной концентрации: она не могла позволить себе даже маленькой оплошности. Улыбнувшись и поздоровавшись с коллегами, она почувствовала, как у нее засосало под ложечкой, но она нашла силы спокойно кивнуть Юлии в знак приветствия и сесть за рабочий стол.

Лицо Юлии отяжелело, словно она размышляла о чем-то с такой ожесточенной сосредоточенностью, что у нее не осталось сил на то, чтобы разгладить мышцы. Она явно была не готова увидеть спокойную, как всегда, улыбающуюся Таню. Но затем, вспомнив, что Кирилла нет в Москве, на ее лице на миг мелькнуло торжество и тут же исчезло.

«Надо же, какая сердечность», – сердито подумала Таня, спиной чувствуя сверлящий взгляд Юлии и с ужасом ожидая, что за этим последуют провокационные вопросы, но на ее счастье, весело смеясь, вошли Илья и Ольга. Теперь можно было выдохнуть, Юлия не станет в присутствии их приставать к ней. Среди коллег и пылинок, танцующих в лучах струящегося солнечного света, в объятиях теплой, безмятежной атмосферы, царившей в комнате, ей стало легче дышать. В течение часа в комнате стояла почти оглушительная тишина. Илья, встречаясь взглядом с Таней, удивленно округлял глаза, но первым не решался нарушить тишину. Та в ответ только пожимала плечами, что должно было означать неведение. Все дружно вздрогнули, когда Ольгин телефон зазвонил, а затем по комнате легкой волной прошел вздох облегчения. Ольгу вызывал главный редактор и она, с маской ужаса на лице, покинула комнату. Но и сейчас никто не решился вступить в разговор. Молчание продолжалось до возвращения Ольги, которая с воплями ворвалась в комнату:

– Он меня берет с собой… в Париж! Представляете? Господи, наконец. Ты услышал меня. Спасибо тебе. – Ольга подняла руки вверх и стала кружиться по комнате.

– Из-за этого ты тревожила Господа? Ну-ну. Глупая, все гораздо проще – нужно ведь кому-то носить портфель, – глубоко вздохнув, сделала умозаключение Юлия.

Таня улыбнулась про себя и не стала вступать в обсуждение командировки в Париж. Ей нравилось, как юная Ольга радовалась поездке. Это действительно было здорово. Вместе с главным редактором в командировке – это праздник души у него за спиной. Опять же, представительский прием, а это уже высокий уровень и никакой тебе ответственности, ходи, смотри, улыбайся в нужный момент и помалкивай, чтобы, не дай Бог, не сболтнуть ничего лишнего. Вот только для улыбки нужный момент следует не пропустить, а то глупой сочтут. Повернувшись к Ольге, Таня улыбнулась той подбадривающей улыбкой. «Удивительно и даже парадоксально, – подумала она – что если в твоей жизни происходит что-то потрясающее всех неприятное или даже трагическое событие, то именно на тебя – жертву – падает обязанность заботиться о том, чтобы всем остальным было комфортно с тобой. Это тебе – жертве – следует сдерживать себя и не проявлять перед окружающими всплески своих эмоций».

– Почему такая радость? Это всего лишь Париж. Ты только в прошлом году дважды была в Париже, – снисходительно буркнул Илья и подчеркнуто не стал разделять радость Ольги.

– Он сказал, что мы посетим Лувр. Лувр и есть цель нашей поездки.

– И что ж? – Илья снисходительно пожал плечами. – Это только Лувр. Ты должна его знать вдоль и поперек, если не вылезаешь из Парижа.

– Я была в Париже, но не была в Лувре, а Лувр это не Париж, – весело и тихо пропела Ольга.

Все сидящие в комнате одновременно подняли головы и посмотрели на Ольгу.

– Почему вы так на меня смотрите? Там постоянно огромные очереди…. Стоять полдня, когда все это можно посмотреть в компе. Никаких тебе проблем.

Андрей вдруг весело рассмеялся.

– Постоять в очереди с умными и целеустремленными людьми, собравшимся в ней со всего мира, это уже привилегия. Зря отказывалась от такого шанса.

– Тогда тем более у нее нет особой причины так радоваться, – хмыкнул Илья. Затем он насупился и со злостью в голосе произнес:

– В этой стране всегда так было, есть и всегда так будет. А слова о демократии – это только пустые слова. Так, просто пустой звук.

– Почему в «этой»? Ты иностранец? И потом, ты о чем? – с тревогой спросила Таня. Она не любила, когда в коллективе возникали подобные настроения. Такая недоброжелательность била по ушам.

– Одни пашут, а другие сливки снимают…

– Ты отрицаешь свободу принятия решения руководством?

– Нет. Я критикую его решение, поскольку оно попахивает местничеством или что-то вроде «свой своему».

– Бред! – Таня сурово отмела утверждение Ильи. – Все имеет свои пределы. Не нужно об этом забывать. И потом «не в этой стране», а конкретно в нашей стране, я считаю, что государственная политика в настоящее время предоставляет достаточно свободы для каждого человека. Ты можешь встать, пойти к главному редактору и строго потребовать того объяснить свое решение.

Андрей громко хмыкнул и тут же замолчал.

– Ага! Эта затея столь безрассудная по своей сути, что я удивлен твоим предложением, – Илья саркастически улыбнулся. – Наивной ты никогда не казалась.

– Почему безрассудная?

– Потому, что у него есть право уволить меня.

Все дружно засмеялись.

– А вот и нет, – Таня покачала головой. – Он как раз ограничен в подобном решении, поскольку ты можешь его опротестовать в судебных органах. Как весьма образованный человек, он это хорошо знает. И именно это заставит его действовать осторожно. Ну и потом, наш главный редактор не только великодушный, но и здравомыслящий человек. На твою глупость он не станет заморачиваться, а выставит вон. Только выставит вон из своего кабинета и будет прав.

Илья засмеялся, а затем задумался.

– Допустим, – пробурчал он. – Но зачем он берет Ольгу с собой? Какой в этом смысл?

– О, большой. Научить видеть и понимать. Зачем ему брать способного специалиста, если тот и сам со всем справиться? Правда, в данном случае задача сложная, но выполнимая. А вдруг человек проснется? Пять лет чему-то ведь его учили. И где учили? В нашем университете, учили. И потом, должно быть приятное украшение? Русские девушки не только умны, но и весьма красивы. У Платона хороший вкус. А ты ему зачем? Портфель его носить не будешь, и, возможно, в самый неподходящий момент начнешь умничать. А он едет налаживать связи, ему это совсем не к чему.

– Ой, ли? Не та фактура. Тогда ему нужно было взять тебя. Все в одном флаконе.

– Спасибо. Я польщена, но нет. Ты так и не понял, о чем я тебе говорила.

– Да понял я. Просто злюсь.

– Я хочу посмотреть на Джоконду, – горестно пролепетала Ольга и повернула к Илье лицо с огромными глазами полными слез

– Посмотри в компе. Он, я думаю, у тебя есть? – огрызнулся Илья.

Тане было жаль девушки. Только что та была счастлива и хотела поделиться восторгом со своими коллегами, и вдруг, такая озлобленность. Но и Илью можно понять. Она увидела, как понимание вспыхнуло в глазах Ильи и отразилось в беглой улыбке. Он заменил, что та смотрит на него, и опустил голову, чтобы не увидела его саркастической улыбки.

На этот раз Юлия не выдержала и громко, как учительница в школе, сурово произнесла:

– Ты где училась? И училась ли вообще? Родители культурные образованные люди, – она махнула пренебрежительно рукой в сторону Ольги и у той задрожали губы. – Запомни, что Моно Лиза выставлена в галерее Денон расположенной на первом этаже в шестом зале. Запомнила? Ты лучше запиши, а то потом скажешь, что не хватило сил подняться высоко. Желаю успехов по пути к желанной женщине, пробираясь через толпы оболваненных туристов. А еще, если найдешь силы, советую посмотреть на огромную картину, выставленную в этом же зале напротив Джоконды, где меньше шатается тупых туристов.

Ольга кивала головой и тихо всхлипывала. Таня с улыбкой показала ей жестом, что нужно держать нос к верху и та весело хмыкнула. Не была она в Лувре, ну и что? Тысячи людей проживают свои жизни, так и не побывав во многих мировых музеях. Сегодня это не беда. Каждый желающий может посмотреть на любую картину или скульптуру великих мастеров по интернету, заглянуть в альбомы живописи, а если их нет дома, то это можно сделать в библиотеке. Было бы желание. Но кроме живописи есть много других шедевров, созданных руками человека, поэтому, по ее мнению, было некорректно доводить до слез юную девушку, даже если она работает в столь известном издательстве. Единственное, что нельзя было простить Ольге, что она, находясь в Париже и позабыв о своей профессии, которой училась в университете, испугалась огромной очереди. Этого простить ей было трудно. Илья был прав.

– Оля, когда я была студенткой, мы весной, в конце апреля на несколько дней отправились в Италию. В первый же день мы попали под дождь и я, промочив ноги в замшевых туфельках, сильно простудилась. Для меня вся поездка превратилась в кошмар. После Рима мы на автобусе приехали во Флоренцию и, отстояв огромную очередь из туристов и школьников, вошли в Уффици. Меня хватило только на один зал, где выставлена картина Боттичелли «Рождение Венеры». Потом я развернулась и пошла в кафе, чтобы выпить теплого напитка. Там я провела пару часов, попивая кофе с коньяком вместе со своим спутником, а затем мы ушли.

Ольга заулыбалась. Таня даже не заметила, что Илья внимательно слушает ее.

– С Кириллом?

– Что? – Таня нахмурила брови.

– Ты в Италии была с Кириллом?

– Но не в тот раз. С ним мы познакомились значительно позднее. Но это уже совсем иная история.

– И когда ты снова попала в Уффици? – улыбаясь, спросил Илья, по-видимому, решив, что Таня сочинила эту сказку, чтобы успокоить Ольгу.

– В тот же день, перед возвращением в Рим, я потерла нос хряку, как водится у туристов, чтобы снова вернуться во Флоренцию, моя монетка улетела туда, куда ей нужно было улететь, а дальше я уже не могла не приехать. В Уффици я была несколько раз и как турист и в командировке от издательства. И наша Оля еще много раз посетит Лувр, раз уж она решила заниматься историей мировой живописи. Это приходит с годами. У одних раньше, у других позже.

– И если ее раньше не выгонят из издательства, – через плечо четко проговорила Юлия. – И потом, я полагаю, мы находимся в рабочей комнате, – ледяным тоном, с намеком на властность, подчеркнула она и уткнулась в компьютер.

На минуту воцарилось молчание. Юлия – настоящий боец, выдержка железная; вообще она и сама может живописно нарушать тишину, сегодня же вдруг такой мрачный выпад. Минуту назад она как обычно общалась и вдруг. Переменчивость характера? У нее? Нет. Только не у нее. «Должно быть, из-за командировки в Париж», – подумала Таня. Она улыбнулась, встретившись с взглядом Андрея. Он весело смотрел на нее, подтвердив ее подозрения. Кивнув ему, она сделала вид, что не услышала слов Юлии и перевела взгляд на Ольгу, заговорив совсем тихо, что Илье пришлось вытянуть голову.

– Оля! Тебе дали отличный совет – посмотреть картину Веронезе «Брак в Кане Галилейской». Это самое большое полотно в Лувре размером 6,6 на 10 метров и весит она напротив Джоконды. Это не просто шедевр, а шедевр замечательный и очень познавательный. Если ты подойдешь ко мне, то я тебе расскажу о ней, а ты затем с интересов рассмотришь ее. Это я тебе обещаю.

Таня не назвала имени Юлии, и все это заметили, но не подали вида. Словно сговорившись, они все дружно промолчали, поняв, что это неспроста. Интрига буквально висела в воздухе, но повода для шутки она явно не вызывала.

– Нет, – раздался громкий голос Ильи. – Не нужно. Ты, пожалуйста, говори громче, я тоже хочу послушать.

Юлия резко поднялась из-за стола и, повернувшись в сторону Ильи, громко с вызовом произнесла:

– Я, пожалуй, воздержусь от лекции для двоечников.

Весь вчерашний день ее обуревали разные по страсти и накалу чувства. Узнав, что Кирилл не вернулся к Тане и не сообщил о своем возвращении из командировки, она возликовала и до самого вечера прибывала в полнейшем восторге. Во второй половине дня она пыталась до него дозвониться, но он не отвечал на ее звонки. Не отвечал он и на звонки Димы, в офисе его тоже не было. Секретарь Кирилла отвечала односложно и рекомендовала обращаться к Максу – заместителю босса по программным разработкам. Позднее Макс объявил, что, согласно распоряжению босса, функции главы компании временно выполнять будет он, а сам босс с ними на связи и будет контролировать работу «online». Если возникнут срочные вопросы, то Макс все время на связи с боссом.

Кирилл все правильно делает, решила Юлия. Ему сейчас не нужно выходить на связь ни с кем, а уж с Татьяной – это обязательное условие. Казалось, что все складывается лучшим образом, пока они не встретили в подъезде дома Таню. Та, как ни в чем не бывало, вошла и стала подниматься по лестнице в квартиру Кирилла и Юлия, увидев ее, буквально сбесилась, а когда та сказала, что Кирилл ей звонил – впала в истерику. Спать она не могла и всю ночь думала, как поведет себя завтра утром в издательстве, затем пришла мысль, что та не решиться явиться, но Таня, удивив ее, спокойно, как обычно элегантно одетая, с улыбкой вошла в комнату и, поздоровавшись с коллегами, чуть заметно кивнула в ее сторону. При этом на лице Тани промелькнуло непонятное выражение – настолько мимолетное, что Юлия едва успела его заметить. В тот момент Юлия еще больше возненавидела ее, а та вела себя так, словно Юлии не было в комнате. А когда обнаружила, что Татьяна не среагировала должным образом, как она считала, должна была среагировать на отсутствие Кирилла, то опять испытала раздражение и разозлилась на саму себя, поэтому ей было трудно говорить о чем-нибудь другом. Раздражение зашкаливало, и она вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

Наступила звенящая тишина. Ольга была ошарашена, Андрей сидел, прикрыв глаза рукой, а Илья нагло улыбался. На удивление никто не стал комментировать уход Юлии, словно слова «лекция для двоечников» к ним не относилась, только у Тани разжалась пружина душившая ее. Как только затих грохот от закрытой двери, она продолжила.

– Хорошо. Я постараюсь коротко, потому что могу долго рассказывать о Паоло Кальяри. Так звали этого художника. Если вам надоест слушать и захочется поработать здесь, а не вечером дома, то скажите мне, и я замолчу. У нас всех есть работа и ее нужно выполнять.

– Обязательно! – улыбнулся Илья.

– Что, обязательно?

Таня очень хотела услышать его ответ.

– Обязательно нужно работать, но я все наверстаю ночью. Мы, вообще могли бы все работать online, но наше общение здесь ни что не может заменить.

– Мне тоже, – подола голос Ольга и Илья громко рассмеялся, а Таня только покачала головой, глядя с укором на него.

– Вы слышали? Ей тоже.

– Илья, пожалуйста, не обижай невесту.

– А она еще невеста?

– Таня, скажи ему, чтобы он не приставал ко мне.

– Илья, Оля просит тебя не приставать к ней. Между прочим, это законная просьба. Вежливость и доброжелательность еще не додумались отменить. Так будем с вами обсуждать картину или браниться?

– Будем, – весело подтвердил Илья, – а браниться не будем. Мне нравится слово «браниться». Откуда ты эти словечки выкапываешь?

– В основном из русского языка. Так вот. Веронезе он стал позднее, когда переехал в Венецию из Вероны и всему миру стал известен под именем Веронезе. Мы знаем, что это XVI век! В Венеции он получал заказы расписывать церкви, виллы. У него проявился вкус к монументально-декоративной живописи и еще он был блестящим колористом, что ты, Оля, обязательно увидишь, если будешь смотреть на картину. Уже само ее название нам подсказывает, что сюжет картины основан на первом чуде Христа – истории, рассказанной в Евангелии от Иоанна о свадьбе в Кане Галилейской. Там так и сказано, что мать Иисуса «была там», и был «также зван Иисус и ученики Его».

Таня сделала паузу и посмотрела на Ольгу. Та сидела с широко открытыми глазами и слушала ее с таким вниманием, словно это она была приглашена на пир и теперь делится впечатлением. Илья капался в компьютере, но вот он поднял голову и широко улыбнулся. Таня поняла, что он поместил изображение картины на экран и был этим очень доволен. Убедившись, что ее случают, она продолжила:

– Итак. Что такое Кан Галилейский во времена Иисуса Христа? Это маленькое поселение, расположенное примерно в двух часах ходьбы от Назарета. Это вы можете мне поверить на слово. Я побывала в тех краях. Если следовать историческим событиям, то наверняка свадьба была в бедной семье, потому что во время праздничного пира Матерь Божия заметила, что у семьи не хватает вина для гостей и сообщила об этом сыну, на что Христос ответил, что «еще не пришло Мое время». Но так велика вера матерей в своих детей, что она может сдвинуть горы. Вот и Божия Матерь верила в свое сына и велела слугам сделать «что Он скажет вам». Тогда Иисус попросил слуг наполнить водой шесть каменных сосудов и, когда распорядитель пира попробовал воду, то это оказалось хорошее вино. Это и есть первое чудо Иисуса Христа. Это факты из истории. Именно этот момент и изобразил на картине художник. Но что сделал Веронезе?

Перехватив взгляд Ольги, устремленный на нее, Таня, улыбнувшись, предложила той последовать примеру Ильи и вывести картину на экран. Та, вздохнув, быстро закивала головой и стала лихорадочно искать сайт, но этот процесс явно затягивался. Она торопилась и волновалась, и поэтому у нее быстро не получалось. Так всегда бывает, когда спешишь. Эту истину Таня по себе знала. Ольга пыхтела, мотала головой, отбрасывая мешавшие ей волосы за спину, вздыхала и ухоженными пальчиками била по клавишам. Таня, молча и терпеливо ждала, но у Ильи – быстрого, сообразительного и умного парня – не хватило терпения наблюдать за действиями медлительной и томной девушки, какой была Ольга. Таня видела, что он начинает нервничать, но молчала, решив не вмешиваться. Она может и не рассказывать о картине, в ее обязанности это не входит, как и они не должны слушать ее. То, что произошло далее, удивило ее. Илья, взяв себя в руки, подошел к Ольге и через ее плечо молча стал набивать наименование сайта. Когда на экране появилось изображение картины Веронезе, та с облегчением вздохнула и, подняв голову на Илью, с благодарностью взглянула на него. И все это было проделано при полной тишине в комнате. А ведь можно и так!

– Поехали дальше, – уже спокойно сказал Илья. Таня согласно кивнула. – Спасибо. Вам не надоело?

– Ну, ты даешь! – возмутился Илья. – Мы Юлию, можно сказать, из комнаты выжили. Ты нас сначала растравила классным рассказом, а теперь в кусты?

– Хорошо-хорошо! – Таня подняла руки вверх, показывая, что сдается. – И что мы видим на картине Веронезе? Не бедную семью, нет. Итак, мы с вами на роскошном пиру среди знати и вельмож. Иисус, помещенный Веронезе в центр картины, председательствует за свадебным столом в окружении своих учеников. Справа от него – Дева Мария. У обоих над головами нимбы. Илья, ты обратил внимание на взгляд Христа?

Таня была слегка удивлена тем, как отозвались в ней ее собственные слова. Она рассказывала, а сама впервые в жизни видела себя со стороны, глазами слушателей. Она словно играла свою роль, не задаваясь вопросом, есть ли в ней какой-то смысл. Не то чтобы ей стало неловко, нет, но она была разочарована тем, что увидела. Она не понравилась себе, и это стало сильным откровением.

Илья кивнул.

– Я вот думаю, почему на картине рядом с Иисусом только мать его? И понимаю, что роль Иосифа в этой заварушке унизительна. А что касается картины, то Иисус единственный кто среди гостей на пиру смотрит прямо на зрителя.

Таню рассмешил комментарий Ильи о роли Иосифа, но она справилась и только улыбнулась.

– Верно. Глаз – алмаз. – Она снова улыбнулась ему и быстро стала говорить. – Зачатие, как тебе хорошо известно, было непорочное, и поэтому чести Иосифа ничего не угрожало. – Илья хмыкнул, но больше ничего не сказал, а хотел. Это было видно по его скептической улыбке. – Спасибо. – Таня поблагодарила его за молчание и продолжила рассказывать.

– Теперь посмотрите, в каких одеждах изображены Богоматерь и Христос с учениками. На них одежда, которую принято было носить на заре христианской эпохи, все же другие персонажи картины – изображены в роскошных западных и восточных одеждах, популярных в эпоху Возрождения.

– А теперь посмотри, пожалуйста, на правый нижний угол картины, – обратилась Таня к девушке и та закивала головой, подтверждая, что смотрит.

– Хорошо, – она кивнула Ольге. – Мы там видим изображенных слуг, разливающих из каменных больших сосудов в сосуды меньшей емкости воду.

– Там даже кот, – засмеялась Ольга, разглядев животное, праздно лежащее у большого каменного сосуда.

– Детский сад, – буркнул Илья. – Может быть это изображена кошка, а не кот, или ты там что-то разглядела? – Не смог удержаться Илья, чтобы не съехидничать.

Тане стало смешно, но решила не отвлекаться, поскольку и так уже много времени потрачено на разговоры. Но про себя решила, что следует внимательно, еще раз рассмотреть правый нижний угол картины.

– Мы из Евангелие знаем, на свадьбе был распорядитель пира, который подтвердил, что вода превратилась в вино. Веронезе в картине в роли распорядителя изобразил писателя позднего Ренессанса, сатирика, публициста и драматурга Пьеро Аретино.

Очень интересная личность и, если вы мне позволите, то я отвлекусь на него.

– Позволим, – задумчиво произнес Илья.

– Спасибо! Родившийся в семье сапожника, он в 14 лет ушел из дому и бродяжничал. Учился то там, то сям, но образования так и не получил, но это не помешало ему – настойчивому и наглому – благодаря своим сатирам и памфлетам получить прозвище «бич государей, божественный Пьетро Аретино». За опусы его преследовали сильные мира сего, он убегал, скрывался и снова писал. Отлично лавируя между могущественными противниками, Аретино из всего извлекал немалую пользу. Став старше он стал бесстыдно торговать своими панегириками и эпиграммами, за что Тициан называл его «кондотьером от литературы». Потом стал богат и, как сам писал, «живу… в удовольствиях и могу, поэтому считать себя счастливым». Таково было его понятие о счастье.

– Может быть это такая шутка? – вставил Илья.

– Может быть. Я об этом не задумывалась, а упомянула, чтобы более выпукло представлялся образ этого неординарного человека. Об Аретино много есть упоминаний в рукописях и письмах современников. Проведи исследование по этой теме, если она тебя интересует. Меня она уже не интересует.

– Меня тоже, – буркнул Илья.

– Отчего же? – усмехнулась Таня. – Аретино был дружен со многими известными художниками, помогая им реализовывать картины вельможам. Поддерживал тесную связь с Медичи, дружил с Тицианом и помогал тому получать заказы. Проходимец по характеру, он был известной личностью. По легенде, смерть писателя наступила вследствие услышанной им на пиру непристойной остроты; разразившись хохотом, Аретино якобы упал со стула и сломал себе шею. Именно такою смерть Пьетро Аретино, изобразил на картине один из наиболее значительных немецкий исторических художников XIX века Ансельм фон Фейербах. Картина так и называется – «Кончина Пьеро Аретино», на нее можно посмотреть в художественном музее Базеля. В XVI веке – картина Веронезе, в XIX – Ансельма фон Фейербаха. Между датами три века, а Пьетро Аретино не забыт. Это о чем-то говорит?

– Жесть! – Илья захлопал в ладоши. – Ну и козел, был этот Пьетро. Тань, ты почему так на меня смотришь?

– Как, так?

– С укором, что ли. Кем ты его считаешь?

– Я его считаю писателем Пьетро Аретино, которого великий художник эпохи Возрождения Паоло Веронезе в картине изобразил распорядителем пира. Не больше и не меньше. Его портреты писал великий Тициан. Думаю, попасть на полотно Веронезе наравне с великими известными людьми того времени, была большая честь. Его и сегодня знают сведущие образованные люди, и считают основателем европейской журналистики.

– О-о-о! – Илья воздел руки вверх. – Европейские и не только современные беспринципные журналисты, вы успешные продолжатели дела своего основателя.

Улыбнувшись, Таня тихо произнесла:

– «Именно в борделе особенно ценят приличие».

– Мне нравится. Это его слова?

Таня кивнула и про себя отметила, что Илья быстро схватывает суть. С таким собеседником очень комфортно вести разговор.

– А еще что-нибудь из него помнишь?

– «Я люблю вас, и потому вы скорее станете ненавидеть меня за открытую вам правду, чем обожать за произнесенную мною ложь». Ну как? Нравится?

Илья задумчиво покачал головой.

– Нравится. Вот, гад! – задумчиво произнес он. – Подлый парень, но хваткий. Из грязи и в князи. Ловко. Совсем задурил голову. Но, каков? – В его голосе прозвучало неподдельное восхищение.

Громко вздохнула Ольга, и Таня, обернувшись к ней, внимательно посмотрела на нее.

– Оль, ты что-то хочешь сказать?

– Хочу сказать, чтобы Илья перестал умничать. Мне хочется узнать о других персонажах картины.

– Это я виновата. Мне нравится этот персонаж и одно время я много искала документов о нем и даже посетила музей в Базеле, чтобы увидеть картину Ансельма фон Фейербаха. Но ты права. Пора перебраться к другим персонажам, но еще несколько слов об этом человеке. – Таня с грустью посмотрела на Илью и продолжила: – Веронезе, зная неуемный характер и нелюбовь писателя оставаться в тени, изобразил его в красивой одежде эффектно стоящим с бокалом вина превращенного из воды. Смотрится роскошно. Рискну сказать, что на картине это весьма импозантный мужчина, как и писали его современники.

Ольга всплеснула руками и лукаво хихикнула.

– Я согласна с тобой. На этой картине он самый красивый. – Затем потупила взгляд и тихо добавила: – Христос тоже хорош, но Он вне конкуренции.

После ее слов об Иисусе, Илья и Таня дружно стали смеяться. Что-что, а разрядить обстановку Ольга умела.

– Надо же, ты успела рассмотреть всех изображенных мужчин. А Иисуса добавила из страха? А вдруг Он оттуда погрозит тебе пальчиком? – допытывался Илья со смехом. – Это надо же Иисуса, сына Божьего, совместить с конкуренцией. Все, от мала, до велика, знают, что Христос вне конкуренции. Хорошо, что вовремя уточнила. Тебе, возможно, это зачтется. – Послышалось хихиканье Ольги, а Илья продолжил: – А вот Аретино возможно и хорош, как мужчина, но то, что он подлый гад, так это точно. Меня в ином никто не убедит. Кстати, у Веронезе он таким и изображен.

Таня с Ольгой согласно закивали головами.

– Уф! Дался тебе этот Пьетро, – в сердцах произнесла Ольга и стала терпеливо продолжения.

– Может быть, на этом и остановимся? – спросила Таня, оглядев Ольгу и Илью. В этот момент резко открылась дверь, и в комнату, словно за ним кто-то гнался, влетел разгоряченный Андрей с чайником в руках. Все молча уставились на него.

– Слава Богу, – тихо сказал Илья. – Это всего лишь ты.

Андрей завертел головой, оглядывая всех присутствующих тревожным взглядом.

– Что-то случилось?

В голосе Андрея было столько не поддельной тревоги, что Таня поспешила его успокоить:

– Все хорошо. Это у Ильи просто сорвалось.

– Именно. Я славил Его, – Илья поднял руки, – потому, что это было твое явление народу, а не Юлии.

– Ах, как смешно, – тихо буркнула Таня, но Илья ее услышал и молча улыбнулся. Она почувствовала, как лицо горит от смущения.

– А где она? – последовал вопрос Андрея.

– Она не здесь. Тебя это устраивает? – Илья стал заводиться. – Нас – устраивает. Ты бы сел и не мельтешил тут перед глазами.

Поставив чайник, Андрей последовал предложению Ильи и быстро прошел к своему столу. Но его вид все еще оставался растерянным.

– Андрюша, мы тут обсуждаем картину Веронезе, – тихо зашептала Ольга. – Платон со мной летит в Лувр.

– Об этом чуде мне известно. Я рад за тебя.

Таня поняла, что тихий шепот Ольги, по-видимому, был вызван ее страхом, навлечь недовольство Ильи, которое не заставило себя ждать.

– Не Платон с тобой, а ты с ним, – припечатал ее Илья. – И летишь не в Лувр, а в Париж. Только не понятно, что ты там будешь делать?

Андрей в ответ кивнул, все также ничего не понимая. Сейчас все поймет, решила Таня, и стала продолжать, чтобы не терять время.

– Что особенного в этом полотне? – задала она вопрос и сама же на него стала отвечать. – А то, что Веронезе своих персонажей, которых было на полотне порядка 130 фигур, поместил в яркую Венецию и представил свадебную трапезу как грандиозный пир под открытым небом, с балюстрадами и портиками по краям и огромным столом, переполненным гостями. А гости были не простые. Среди гостей свадебного пира Веронезе изобразил исторические персонажи. За столом сидят монархи, правящие в первой половине 16 века. Они современники самого художника. Давайте посмотрим левую часть картины. Женщина, сидящая недалеко от Девы Марии – Элеонора Австрийская…

Таня сделала паузу и обратилась к Андрею:

– Андрей, ты можешь заниматься своими делами, а я постараюсь говорить тише. Слушать меня не обязательно, это не лекция по повышению квалификации обязательная к посещению. Произошло все спонтанно… мы так неожиданно…

– Нет уж, – перебил тот Таню, – я тоже хочу послушать, но вот только не могу пока врубиться. Веронезе, 130 персонажей, роскошный пир и полно гостей…. Случайно это не картина Веронезе «Брак в Кане Галилейской»?

Таня сидела и с восторгом смотрела на Андрея.

– Это она. Тогда тебе стоит изображение картины поместить на экран компьютера.

Андрей с облегчение вздохнул и согласно кивнул.

– Ну, а тогда «повести свои ушки на гвоздик» и поехали дальше. Мы говорили…

– Ха-ха! – раздался смех Ольги. – Ты это здорово сказала – «повести на гвоздик». Мне нужно это записать и запомнить, а затем я при удобном случае вверну своим знакомым.

Таня смеялась, покачивая головой из стороны в стороны, и уже собиралась сказать, что это вовсе не ее слова, когда, опередив ее, Андрей изрек:

– Это слова Чехова, он их написал в сатирическом журнале.

– Чехов? – изумилась Ольга, распахнув свои карие глаза. – Чехов написал такие слова?

– И не только такие. Он еще написал кучу других слов, – снова съехидничал Илья.

Таня уже давно заметила, что тому явно доставляло удовольствие посмеиваться над Ольгой, а та, словно не замечала этого и всегда улыбалась в ответ. Но тут всех Илья изумил. Задумавшись, он тихо, как будто доверительно сказал, что пьесы Чехова ему скучны, да и вообще драматический театр его не увлекает, и он предпочитает ему книги и кино. После слов Ильи на лице Андрея отразилось удивление, затем изумление, которое сменилось негодованием, и Таня поняла, что тот обожает театр, как Добролюбов любил его, «то есть, всеми силами души» своей, «со всем энтузиазмом, со всем исступлением…».

– Такое тоже может быть. Почему, нет? В качестве небольшого отступления – я больше не могу смотреть балет Адана «Жизель» и пусть меня простит Антон Павлович, пьесу «Дядя Ваня» тоже, и, пожалуй, еще «Вишневый сад». Это выше моих сил. Вот когда чего-то переешь, то потом не можешь даже на это смотреть, вот и у меня такое случилось с «Дядей Ваней». Так уж получилось, что эту пьесу я смотрела в пяти или шести разных постановках и эти постановки действительно отличались друг от друга, но не одна из них меня не впечатлила, а некоторые – возмутили. А вот фильм Андрея Кончаловского со Смоктуновским в роли Ивана Петровича, Зельдиным – в роли Александра Петровича, был по-настоящему Чеховским. Бондарчук старший бесподобно в нем сыграл доктора Астрова, хороши были Соня и Елена, сыгранные, в ту пору такими молодыми актрисами – Купченко и Мирошниченко. Но мужские роли у Чехова мне нравятся больше. С «Жизелью» все было не так. Музыка чудесная, танцевали выше всех похвал, но смотреть этот балет, раз пять на коротком отрезке времени, я просто устала, что никогда не было с балетами и музыкой Петра Ильича Чайковского или с фортепианными концертами Рахманинова…

– Ой, как интересно то, что ты рассказываешь. А я этот фильм не видела, но теперь обязательно посмотрю.

Таня вспомнила о Кирилле, и у нее засосало под ложечкой. Телефон лежал на столе, и когда рассказывала о картине, постоянно бросала на него взгляд. Телефон по-прежнему молчал. Она снова стала лихорадочно просматривать почту, но и там были только от других. Еще бы ей не вспомнить о Кирилле! Этот фильм они смотрели вместе, и посмотреть его предложил именно Кирилл, когда Таня стала убеждать его, что пьеса «Дядя Ваня» скучна и кроме нытья в ней не ничего интересного нет. А затем, в один из вечеров, они устроили просмотр фильма, снятого по пьесе Горького «Дачники» с великими актерами, которых они уже не могли увидеть на сцене Малого театра.

– Не могу согласиться, – подал голос Андрей.

«Еще бы, – подумала Таня, – чтобы истинный театрал согласился с мнением, что кино интереснее театра? Да никогда. А Андрей был именно таким».

– В театре совсем другая атмосфера, – он стал несколько нервно объяснять свою позицию. – Вы, как бы, участвуете в действии, которое происходить здесь и сейчас. Кино же, не спорю, красивая подвижная картинка, но только картинка. А в театре тебе стоит только дотянуться, и ты сможешь прикоснуться к пресловутому дяде Ване или Джульетте. Услышать живой голос Отелло и почувствовать его страсть. Это зависит только от того, на какой спектакль вы купили билет.

– Не уговоришь, – утвердительно сказал Илья и, уже обращаясь ко всем присутствующим в комнате, стал вспоминать. – А ведь у нас раньше много снималось фильмов по пьесам. Таня, – вдруг он обратился именно к ней с вопросом:

– Какой еще фильм, снятый по пьесе, тебе понравился?

– Таких фильмов много, но есть один замечательный давно снятый фильм по пьесе Горького «Дачники».

При упоминании имени Максима Горького, Илья скривился.

Все, как один подняли головы и внимательно стали слушать ее. А она хотела закричать, что и этот фильм они смотрели с Кириллом, и она вся наполнена страхом, что этого больше не будет. Он не звонит, он бросил ее, бросил обманом, скрылся….

– Горький может нравиться и может – не нравится, как любой другой писатель. Но не следует забывать, что он признан великим писателем мировым сообществом. Ни нам с вами утверждать иное. Мы только можем сказать: нравится или нет. Но вместе с тем хочу некоторых коллег успокоить, что это не о Буревестнике и не о пьесе «На дне». Это о дачниках. А ведь дача, – это чисто русское явление. Я бы даже сказала, что это русский феномен, поэтому и слово «дача» перешло в иностранные языки. Ведь дача – не просто летний домик, место отдыха, – это образ жизни нескольких поколений граждан России. Триста лет прошло с тех пор, как в России появилась традиция выезжать на лето за город и ежедневно ранним утром отправляться на службу в город и вечером снова возвращаться на дачу. И этот феномен не прерывался и в годы войн и разрухи. Наша русская дача – это особое явление, социальная модель русского жития или бытия, как вам угодно это называть. Так вот, такую модель бытия чудесным образом описал Горький. Еще давно в Малом театре шел спектакль «Дачники» по его одноименному роману. Не удивляйтесь, это именно роман, а не пьеса. Увы, я не видела эту поставку по объективной причине, но великий актер Борис Бабочкин в 1966 году сделал замечательный подарок для всех тех, кто любит хорошую литературу и игру великих актеров Малого театра. Не могу судить, какой была постановка спектакля, но, по мнению моих родителей, спектакль был замечательный, и попасть на него было весьма трудно. Но могу сказать, что фильм получился выше всех похвал. Борис Бабочкин, он и сам актер Малого театра, игравший в этом спектакле, практически перенес его с театральной сцены в художественный фильм. Это не была просто запись спектакля на пленку. Был снят полноценный художественный фильм, действие сюжета которого, как ему и положено, происходило на даче. В фильме снимались актеры Малого, которые играли в театре тех же персонажей. Посмотрите, пожалуйста, насладитесь игрой великих русских актеров, удивительных красавиц: Элины Быстрицкой, Руфины Нифонтовой. А какие там показаны типажи…. Это тот фильм, который можно пересматривать много раз и постоянно получать огромное впечатление. И потом все действие фильма проходит в дачной жизни, не на фоне природы, а в ней… в самой… я думаю, вы меня понимаете.

Андрей заметил перемену в настроении Тани и предложил на время отвлечься и попить кофе. Ольга тут же поднялась, чтобы включить чайник и приготовить – кому чай, кому кофе. Таня про себя отметила, что Юлия своими постоянными хозяйственными поручениями выработала у той рефлекс собачки Павлова. При слове «чай» или «кофе» Ольга вскакивала и мчалась выполнять желание Юлии. Постепенно за ней закрепилось мнение девочки «на побегушках». Конечно, в любом офисе, по не гласному закону, каждый, кто после учебной скамьи появляется офисе, проходит через эту муштру. Но с Ольгой это явно затянулось, и у этого феномена была определенная причина. Нагло опустив ту ниже плинтуса, Юлия устранила еще одного желающего учиться, знать, уметь и претендовать. Ольга очень быстро привыкла к командному голосу Юлии и боялась ее. Для нее стало важнее не высовываться и тем самым избегать любых выговоров, а Юлию это очень и очень устраивало. С нее довольно было Ильи и Андрея. Они обладали не плохими знаниями, хотели знать больше, они умели учиться и наблюдать, и они, что главное, постоянно о себе напоминали. Что касается Тани, то она уже давно стала для нее осознанной реальностью, серьезной соперницей не только в работе, но и в жизни ее семьи. Пожалуй, только сегодня Ольга проявила настоящий, живой интерес к живописи, которую сможет увидеть через несколько дней в Лувре. Годы учебы мало что привнесли в ее, надо сказать, не такую уж глупую голову, как решительно преподносила всем Юлия. Свободный доступ, практически, к любым благам, предоставленными ее родителями, позволял Ольге вести беззаботную и комфортную жизнь. А самоуважение? Оно, в конечном счете, может проснуться, однако это не материальная субстанция, которую можно купить или получить в подарок на день рождение, и, возможно, именно сегодня с картины Веронезе оно начнет просыпаться у этой милой и избалованной девушки.

– Нет! – решительно отвергла Таня порыв Ольги. – Предлагаю поступить по-другому. Вы продолжайте рассматривать картину, а я буду готовить нам чай и рассказывать дальше, если, конечно, у вас еще осталось желание слушать.

Все дружно закивали головами, подтверждая, что готовы слушать продолжение.

– О чем мне рассказать? Я уже забыла, на чьей персоне мы остановились.

– Предлагаю начать сначала, – Андрей это сказал серьезно. Он ведь пришел позднее и не слышал, что предшествовало до его появления. Но Илья расценил это, как шутку.

– Давай о мужике в крутой желтой чалме, – подперев голову рукой, с явным подтекстом изрек Илья. – Андрей меня поддерживает.

Тот оторвал взгляд от экрана, удивленно посмотрел на Илью, но так ничего и не сказав, снова уткнулся в изображение картины. Илья пребывал в отличном настроении, поскольку, когда при минутной слабости вдруг поделился своими мыслями о пьесах Чехова, что было ему явно не свойственно, неожиданно был услышан и поддержан Таней. Ему казалось, что такая умная, правильная, обладающая знаниями во всех областях искусства молодая и красивая женщина, должна любить всех классиков литературы, с упоением читая их и днем и ночью, восхищаться театром, слушать только классическую музыку, ходить в оперу и на балет. И чем больше он ее узнавал, тем восхитительнее она ему казалась. «Не сотвори себе кумира», а он творил с восторгом и волнением своего кумира. Умная, красивая и такая живая, не придуманная, нет. Она ходит, говорит нежным и спокойным голосом, всегда собранная и внимательная, а что особенно восхищает Илью в ней, так это способность считаться с мнением других, чего не достает ему.

– Тань, ты стала рассказывать об Элеоноре Австрийской, – ноющим голосом запричитала Ольга, недовольно посматривая на Илью.

А тот все еще пребывал в размышлении о человеческом достоинстве, наблюдая, как Таня быстро и ловко разливает кофе и чай по чашкам, одновременно рассказывая о построении художником композиции на полотне. Он попытался представить ее истеричной, кричащей, в чем сам был подчас грешен, или требующей о своем праве и упрекая других в нанесенных ей обидах. Но, нет! Других мог, ее – нет. О, как близок он был к истине, даже не подозревая, что именно это качество Таниного характера в один из судьбоносных дней в ее жизни привело к катастрофе, повернув ее жизнь в другое русло. Он видел, как она, обидевшись, замыкалась в себе, горько переживая, и легко прощая обиды, когда к ней шли навстречу. Но это происходило с таким достоинством, что они даже этого не замечали. Она была одинаково спокойной, что подчас казалась ему педантичной до скуки. Но это было совсем не так. Теперь-то он знает, что ошибался. Ох, как он ошибался. Только сейчас, глядя на улыбающееся ее лицо, плавные повороты головы в сторону Ольги, которая потоком выливала свои измышления по поводу одежд персонажей картины и, слыша тихий нежный ее голос, Илья вдруг понял, что сегодня это только внешняя декорация, а за ней – кипящий вал страстей и переживаний. Неспроста, сегодня утром Таня и Юлия упорно молчали, а затем у второй не выдержали нервы. Однако, Юлия, войдя утром в офис, была радостно возбуждена, а затем такая резкая перемена. Почему? Что такого могло произойти, чтобы Юлино настроения изменилось на 180 градусов? Таня! Весь секрет был в ней. Это она должна была стать Юлиной добычей, но, в последний момент план той провалился. Он вспомнил, как спокойно и уверено Таня, войдя утром в комнату, поздоровалась обычным голосом, прошла мимо, лишь бросив быстрый взгляд на Юлию, сидящую за своим столом и плотоядно смотрящую на нее, а затем, сев за стол, всем своим видом и внешним спокойствием не позволила той провоцировать себя. «А причина у Юлии была и об этом знала Таня», – догадался Илья. На него словно снизошло озарение: что-то плохое случилось вчера в ее жизни, о чем знает Юлия, и она, из-за всех сил пытается стойко пережить случившееся. Он это только сейчас понял по ее печальным глазам, в которых отразился вселенский страх и горькая обида.

Ставя чашку с горячим кофе на стол Ильи, Таня наклонилась и тихо прошептала ему на ухо:

– Советую смотреть в экран, там все гораздо интереснее, мне ли этого не знать.

Это произошло так быстро и неожиданно, что Илья в первый момент даже растерялся и не успел ничего сказать в ответ. А сейчас было уже поздно. Таня уже подошла к столу Андрея…. Продолжая разносить чашки по столам, она стала рассказывать об Элеоноре Австрийской.

– Можно один вопрос? – спросил Илья, глядя на Таню, которая поставив чашку на стол Андрея, направилась к столу Ольги.

– Давай свой вопрос, – улыбаясь, согласилась она.

– Издается куча альбомов по музеям изобразительного искусства, по произведениям практически каждого художника, в интернете можно совершить экскурсию по всем музеям и прочитать о каждом художнике и увидеть любую картину. Вопрос: затем стоять в очереди, чтобы картину посмотреть в музее? Раньше это было понятно, но сейчас?

Таня остановилась и задумалась.

– Сказать, что в музее особое освещение, что разные картины нужно смотреть с определенного расстояния и под определенным углом, что почувствовать замысел художника лучше стоя у картины в тишине, этого будет мало. Вы все это знаете из лекций профессоров университета. Все это так… я пытаюсь найти что-то созвучное с этим наслаждением. А то, что это истинное наслаждение вы, конечно, не будете со мной спорить, ибо мы с вами из того мира, где все и вся насыщено чувствами и энергией творчества. Нас этому учили, мы этому учились. Мы с вами это должны чувствовать, ибо если нет, то нам нужно уйти из этой профессии и заняться чем-то другим. – Она на миг задумалась. – Допустим, мы с вами решили послушать мотет Баха. Где мы будем его слушать? Конечно, мы с вами пойдем в церковь или собор и там насладимся этим особым многоголосием. Чтобы понять и полюбить этот вид музыкального произведения нужно идти в храм, а не слушать его на диске. Понять и полюбить! Первый импульс, первое впечатление – он очень важен. Потом можно слушать на дисках, смотреть в интернете. Это уже потом. Так и с картинами. Узнать о художнике, нахождение того или иного произведения можно в интернете, а, чтобы увидеть и понять, нужно идти в музей. Но это мое личное мнение. Вы можете со мной соглашаться или не соглашаться. Кто-то смотрит на роботов и получает истинное удовольствие, а кто-то на картины, висящие в музее или слушая музыку в консерватории. Там и только там он по-настоящему счастлив. Мы разные и это – Слава Богу.

– Хорошо, – подытожил Илья, – убедила. Что такое мотет?

Андрей и Таня засмеялись. Таня остановилась и, словно вспоминая о чем-то, молчала. Затем полились слова:

– «Ты со мной, ибо ты в сердце моем, ты свет мой, и в сердце моем ты навеки».

В комнате стало тихо.

– Это слова из одного мотета Баха, – тихо сказала она. До нашего времени дошло и исполняется шесть мотетов Баха. Этот я слышала в церкви в Вене и почему-то плакала. Сказать, что я люблю бывать в церкви, это не правда. Сказать, что мне нравится вокальное многоголосие, – это тоже будет не правдой. И если у меня будет выбор куда пойти, то я наверняка не выберу музыку Баха, если только под настроение. Сам по себе мотет это вокальное многоголосное музыкальное произведение, которое часто писалось на слова псалмов и исполнялось в храме во время похорон или свадеб.

– Это типа мессы и оратории, – подсказал Андрей.

– Все правильно. Или хорала, – добавила Таня. – Мотеты писал не только Бах, но и Мендельсон, и Моцарт. Мы, кажется, ушли в сторону от вопроса. У нас был вопрос, где слушать, где смотреть.

– Я понял, – весело сказал Илья. – Слушать в церкви, смотреть в музее.

Кивнув головой в сторону Ильи, Таня ему нежно улыбнулась.

– «Ты со мной, ибо ты в сердце моем…», – повторив строку, Андрей задумался – Очень красиво. Это, по-видимому, пели на похоронах, а в церкви звучало бы бесподобно. Так созвучно с вселенской скорбью, под него плачется тихо и с облегчением.

– Ой, – застонала Ольга. – Это так печально. Давайте не будем об этом говорить, а то я сейчас заплачу.

– Серьезно? – подал голос Илья. – Давай, начинай: раз, два, три…

– Отвяжись, – нахмурив брови, сердито буркнула Ольга и почесала на затылке волосы, а затем, опомнившись, что испортит прическу, посмотрела в зеркало и успокоилась.

– Итак, Элеонора Австрийская, – произнеся эту фразу, Таня тихо вздохнула. В голове все еще крутились слова: «Ты со мной, ибо ты в сердце моем…». – Прежде всего, я хочу отметить, что Элеонора отличалась красивой внешностью. Об этом мы можем судить по картине Веронезе и ее портретам, а так же по количеству претендентов на руку девушки. Она была дочерью Филиппа Красивого, герцога Бургундского, и Кастильской королевы Хуаны Безумной, родной сестры Екатерины Арагонской, ставшей королевой Англии, первой женой известнейшего в мировой истории Генриха VIII и матерью королевы Марии I, которую Веронезе тоже изобразил сидящей за праздничным столом. Но у Веронезе на картине она по иной причине. Элеонора являлась женой двух королей.

– Неужто одновременно? – подал голос Илья.

– Как только я произнесла эту фразу, меня как током пронзило, поняла, что ты не пропустишь мою оплошность.

Илья весело засмеялся.

– Представил, как она мотается с электрички на электричку…, а короли сидят и ждут свою королеву.

– Не обязательно королеву, – тихо уточнил Андрей.

– Отличное воображение, а если учесть ее длинные одежды, то совсем смешно становится. У меня есть уточнение: короли могут не только сидеть, они могут стоять, ожидая.

– Согласен, – уже хохоча, с трудом произнес Илья. – Тогда пусть один сидит, а другой стоит, ожидая. В театре режиссер так бы и сделал: одного усадил бы, а другого оставил бы стоять. В королевских одеждах – шикарно!

Таня кивнула, соглашаясь, а Андрей, повернувшись к тому, постучал пальцем по лбу.

– Вместе с тем в жизни она не была счастлива. Ни один из королей-мужей ее не любил. Оба ее брака оказались неудачными и несчастными. Недолго она была королевой Португалии, выйдя замуж за мужа своих покойных теток. Для справки: он был мужем ее теток неодновременно, а по очереди, по мере выбывания то одной, то другой. Это уточнение для тех, у кого хорошее воображение.

– Это как? – вдруг прорезался голос Ольги. Все уже решили, что она уснула.

– Цыть, – цыкнул на нее Андрей и та замолчала.

– От этого брака у нее родилась дочь Мария, затем овдовев, она стала королевой Франции – женой, я думаю всем вам известного, Франциска I. Он тоже изображен на картине. Нашли? Но она могла утешаться тем, что была королевой двух великих стран. Так у Веронезе за столом оказались две двоюродных сестры и королевы: Мария – дочь Генриха VIII и Элеонора Австрийская.

– Почему она Австрийская? Скорее она могла быть Испанской по родителям, или по мужьям: Португальской или Французской.

– Браво, Оля. Хороший вопрос. – Таня явно не ожидала именно от нее такого вопроса. Наверное, так просыпается интерес к истории, искусству. – С тобой можно было бы согласиться, если бы Элеонора свое детство не провела в Нидерландах при дворе тетки Маргарины Австрийской.

– Глубоко копаешь, – обернувшись к Ольге, засмеялся Илья.

– Мне очень интересно узнать об Элеоноре. Просто очень хочется о ней больше узнать.

– Вот и начинай узнавать. А чтобы тебе стало еще интересней, расскажу только несколько фактов. Элеонора была влюблена во Фридриха II Пфальцского и любовь была взаимная. Кем был Фридрих – узнаешь, а потом и нам расскажешь. Он просил руки Элеоноры, но брат девушки отказал ему. При этом заставил влюбленных поклясться, что они не заключат тайный брак.

– А кто у нас был брат? – тут же последовал, сказанный ехидным голосом, вопрос Ильи.

– А братом Элеоноры был Карл V. Он выдавал замуж сестру исходя из политических мотивов. По тем же мотивам вторым мужем ее стал Франциск I. Его описывают как красивого мужчину, высокого роста, который был галантным кавалером и веселым собеседником. Элеонора стала второй женой Франциска, – ловеласа и распутника – заразившего обеих своих жен сифилисом. Но интрига была. Сватовство состоялось, когда Франциск находился в плену у Карла после проигранной им битвы. Поскольку Франциск женился на сестре Карла, он был отпущен из плена, но при условии, что в заложниках оставит двух своих сыновей, что он и сделал. Оля, почитай подробней о Франциске. Это он строил великолепные замки на берегах Луары. И Карл V, и Франциск I изображены на картине Веронезе.

– Целый пантеон монархов, – со смехом заметил Андрей.

– Не забывайте мы с вами в XVI веке, в котором жил Генрих VIII Тюдор – английский король со своими женами, одна из которых была казненная им, Анна Болейн, мать Елизаветы I. – Задумчиво произнес Илья.

– А Генрих VIII на полотке присутствует? – поинтересовалась Ольга.

– Вот и я о том же? – с раздражением произнес Илья.

– Генрих такой чести не удостоился, – с серьезным видом сказала Таня. – Задайтесь вопросом, почему? Веронезе изобразил только его дочь Марию, ставшую королевой Англии. Религия? За столом монархи католики и султан.

– Мужик в чалме.

– Именно, – подтвердила Таня уточнение Ильи. – Но зато изображен Трибуле – придворный шут королей Людовика XII и Франциска I. Его можно узнать по характерной шутовской шапочке.

– Трибуле известная личность, – Илья усмехнулся. – Об Элеоноре Австрийской, как в прочем и о королевах Хуане Безумной и ее сестре Екатерине Арагонской, я мало, что знал. За то о шуте Трибуле я кое-что знаю. Королевским шутом мог быть только человек с быстрым и острым умом, и именно таким был Трибуле. А еще он был, как писали его современники, злым и саркастичным, и мог, при необходимости, отлично прикидываться глупцом. Когда он нарушил приказ Франциска I, запрещавший ему шутить над королевой и куртизанками, король приказал казнить его. Чтобы прослыть просвещенным монархом, Франциск разрешил шуту самому выбрать, как он умрет. Трибуле не стал просить пощады, а сказал королю, что предпочитает умереть от старости. У Франциска не было иного выбора, как отменить казнь, а вместо нее шута изгнали из королевства.

Довольный своим рассказом, Илья откинулся на спинку кресла.

– Я его нашла на картине, – Ольга хлопнула в ладоши. – У него шапочка с рожками.

– Я с женой путешествовал по городкам Италии, – до этого долго молчавший, заговорил Андрей, – мы побывали в Мантуе. Там туристы, как правило, посещают Дом Риголетто. Ничего особого он не представляет. Так, скромный особняк XY века. Вот туда и «поселил» композитор Верди своего Риголетто. И получается, что в Вероне – Джульетта проживает, в Мантуе – Риголетто. Жители Мантуи в центре небольшого дворика установили памятник герою оперы. Раз, увидев его, на всю жизнь сохранишь образ шута. Для меня – он только такой. А ведь известно, что прототипом и Риголетто, и шута из драмы Гюго «Король забавляется» является не кто иной, как королевский шут Трибуле. Это имя упоминается и в «Гаргантюа и Пантагрюэле» Франсуа Рабле. Трибуле – это профессиональное имя шута, а его настоящее имя – Николя Ферриаль. Вот, по-видимому, его и изобразил Веронезе.

– Извините, но я себе позволю некоторое лирическое отступление, – с улыбкой произнесла Таня – Это Андрей натолкнул меня на эту мысль. Три знаменитые и наиболее исполняемые оперы Верди и три дерева. Как они связаны? Травиата, Риголетто и Трубадур были написаны Верди в течение двух лет. Это было самое плодотворное время в творческой жизни композитора. В честь Трубадура чета Верди посадила дуб, Риголетто – платан, а Травиата была, ознаменована посадкой роскошной ивы.

– Красиво, – тихо сказал Андрей.

– Ну, это век XIX, а мы еще не разобрались с веком XVI. Изобразить шута, пусть даже королевского, рядом с великими людьми, при этом отказав в этом великому королю Генриху Тюдору – весьма смело, – тихо буркнул Илья. – Весело они жили. Жили и тужили.

– Ты хотел сказать: жили не тужили, – поправил того Андрей.

– Нет. Я не ошибся. Жить в то время…. Думаю, они именно тужили.

Андрей усмехнулся.

– Ты ведь не тужишь без машины времени?

– С мобильником и теплым унитазом? Нет.

– Пожалуй, – засмеялась Таня. – Не нужно забывать, что Веронезе жил в XYI веке, когда властвовала инквизиция. По сути своей художник произвел революцию в иконографии. Ему пришлось объясняться перед трибуналом инквизиции, которому он дал свой знаменитый ответ: «Мы, живописцы, пользуемся теми же вольностями, которые позволяют себе поэты и безумцы». И его оставили в покое. А картину на этот сюжет ему заказала община бенедиктинового монастыря Сан-Джорджо-Маджоре в Венеции. Полотно писалось для трапезной монастыря и там висело 235 лет, пока Наполеон не увез его во Францию. Так картина оказалась в Лувре.

– А что ж итальянцы? – тут же последовал провокационный вопрос Ильи. Он спрашивал не потому, что не знал, а чтобы покуражиться над мнением политиков, упрекающих Россию в отказе передать исторические ценности, находящиеся в стране после последней войны.

– Итальянцы приезжают в Париж, приходят в Лувр и смотрят на нее, как и на все другие полотна, незаконно вывезенные французской армией Наполеона, – последовал спокойный ответ Андрея. После небольшой паузу с восхищением в голосе он спросил:

– Таня, ты все это помнишь? Помнишь все, чему учили в университете?

Та подняла руки вверх.

– Ну, допустим, так подробно нам не рассказывали об одной картине. И потом здесь нужно знать не только саму живопись, но еще и историю, а это уже больше исследовательская работа. Веронезе была моя дипломная работа в университете, а затем я защищала кандидатскую о Венецианских художниках эпохи Возрождения. И, некоторое время, жила и работала в музее Венеции.

– О-о! – Илья положил голову на ладонь левой руки, упирающейся локтем в стол. На лице была ухмылка, а в глазах плясали чертики. – А ларчик просто открывался. Тебя можно считать специалистом по художникам Эпохи Возрождения?

– По венецианским – да можно. Я перелопатила кучу материала о Веронезе, Тициане и их современниках. Посмотрела все его картины, которые было возможно посмотреть, но именно эта картина меня заворожила. Только из-за нее, я дважды прилетала в Париж и подолгу рассматривала ее. Все 130 фигур просмотрела, разбираясь, кто есть кто. Затем я, по следам Веронезе, полетела в Венецию только с одной целью, чтобы посмотреть на расписанные им потолки и стены дворцов. Это время для меня было таким чудесным. Я столько узнала, а главное, прониклась восхищением к Веронезе. Вот и весь мой секрет. Так что если меня разбудить ночью и спросить, кто изображен в левой части картины, сидящим за столом в чалме, я отвечу: Сулейман Великолепный – десятый султан Османской империи.

– Это бородатый мужик в желтом и в чалме с каменьями? – спросила Ольга.

Таня кивнула.

– А рядом с ним? – засмеялся Илья.

– Ты имеешь в виду женщину, жующую кончик пера или ручки?

– Да-да. Именно эту уверенную женщину. Кто она?

– О! Эта женщина – поэтесса Виттория Колонна. Колонна древнейший итальянский род, представители которого и сегодня известны в Италии и занимают почетные должности в Европе. Судьба самой Виттории тоже интересна и стоит того, чтобы ознакомиться с ней.

– А мне папа сказал, что незачем зубрить, если все можно найти в интернете, – подняв головку с замысловатой прической из золотистых волос, Ольга, с распахнутыми глазами, ждала ответ.

– Безусловно. Это именно так, как говорит твой папа. Но нужно понимать, что есть такие категории, как информация и знание. Так вот: информация в книгах, интернете, а знания – в голове. Каждый выбирает свое. Любознательный человек – информацию, которую быстро забывает, оставляя свою голову пустой, профессионал – знание. Поскольку мы с вами работаем или проводим время, кто как, в издательстве, издающем печатную, а сегодня уже не только печатную, продукцию об искусстве и людях искусства, то подразумевается, что мы должны быть профессионалами. По-видимому, из этого и нужно исходить. Я так считаю.

– У тебя такой умный папа, – хмыкнул Илья и опустил голову под пристальным взглядом Тани. – Молчу, молчу.

Андрей хмыкнул в кулак и тихо сказал:

– Этот юноша точно знает,…

– … что он не знает, чего хочет, – продолжила за него Таня. – И это знание он, как никто другой, пытается сообщить девушке, которой оно касается.

– Вы это обо мне? – развел руками Илья. Но ни Андрей, ни Таня не стали отвечать на его вопрос.

– Можно вопрос? – задумчиво спросила Ольга и Таня поняла, что та по-настоящему задумалась. Думать и мыслить об искусстве – не были уделом Ольги, тем дороже любое их проявления.

– Почему ты спрашиваешь? Если возникает вопрос, так задавай его.

– В мире столько галерей, музеев и там толпами бродят туристы, которым подчас нет дела до картин. Они там топчутся только потому, чтобы потом хвастаться перед друзьями. А это не вредно ли для картин? Они же шедевры. Ведь подобная эксплуатация может закончиться тем, что мы потеряем их навсегда.

– Отличный вопрос, Оля. Сегодня только за один год живописное полотно поглощает столько же света, сколько в былые времена накопилось бы за пятьдесят лет.

Ольга изумленно развела руками.

– Ах! Так нужно что-то делать, спасать шедевры.

– Их спасают реставраторы, специальные службы следят за температурой и освещением.

– Этого мало. Нужно их убрать от туристов.

– Ты предлагаешь их спрятать и никому не показывать? Так тогда зачем они нужны? Проще их упрятать в подвал и забыть, и все дела. Но ведь художники создают картины, чтобы на них смотрели, писатели пишут книги, чтобы их читали, поэты сочиняют стихи, чтобы они звучали…. Это их потребность поделиться своими чувствами со всеми нами. Писать «в стол» – это тяжесть для души, это мука и глубокое разочарование для творца.

– А если его творение, совсем не творение, а так – чепуха?

– Для него, это попадает в разряд – горе!

Андрей тяжело вздохнул.

– В чем-то Оля права. В результате, выставленные для многочисленных просмотров, картины теряют блеск, тем расточают свою жизненную силу, в конце концов, медленно умирают.

В комнате наступила тишина.

– Как и все в этом мире, – тихо произнесла Таня и отвернулась. – Я вижу, что вы уже наелись моей болтовни. Больше не буду злоупотреблять вашим вниманием, тем более что все это вы проходили в университете или сами интересовались. И Оля нам подсказала, что можно посмотреть в интернете.

– А мне можно вопрос? – спросил Илья, словно ученик в классе. Таня, почему то заволновалась. «Это неспроста», – подумала она и с трудом взяла себя в руки.

– Задавай свой вопрос, – с улыбкой произнесла она.

– Является ли оргазм мифом или реальностью?

– Ух, ты? – выдохнул Андрей и покраснел, словно это он произнес такие слова.

У Тани, почему то сильно заколотилось сердце. Что это? Илья решил ее загнать в тупик? Зачем ему это нужно? Все молчали и смотрели на нее.

– Это вопрос лично ко мне? – Она вдруг покраснела. – Но почему?

Илья пожал плечами, в затем закатил глаза.

Таня уперлась в стол локтями и сцепила пальцы, как будто собралась помолиться. Возможно, ей даже хотелось это сделать, а уже затем попытаться ответить на провокационный вопрос. Конечно, можно назвать его невоспитанным кретином и на этом закончить. Кто-то так и сделал бы, но не она.

– Почему? – Илья пожал плечами и улыбнулся своей лукавой улыбкой. Он продолжал молчать, и Тане ничего не оставалось, как попытаться разрядить сгущающуюся тишину.

– Я думаю, что это как раз тот вопрос, который можно задать интернету или медику, а поскольку я, как и ты, заканчивала в университете другой факультет, то мои знания не профессиональные, а скорее субъективные. Это всегда был злободневный вопрос – это правда. Но эпоху Возрождения я изучала под другим углом…. И потом, он больше интересовал женщин, чем мужчин. Хотя… хотя хороший любовник должен тоже этим озадачиваться…. В постели двое, а это значит…. – Таня, так и не решилась сказать, что это значит. – Но почему ты решил, что я могу ответить на него? И потом, твоим вопросом я очень озадачена, скажи мне, пожалуйста, это мой рассказ о Виттории Колонна побудил тебя к таким мыслям?

– Каким мыслям? – прервал свое молчание Илья. – И потом рассказа о Виттории Колонна не было. О ней только было упоминание. – Теперь Таня пожала плечами и посмотрела на Андрея, а тот тут же опустил глаза, как ученик, не выучивший урок. – Хорошо. Я отвечу: для меня реальность, но это и прекрасный миф, который не мешает испытать на себе. Это очень индивидуально и это лишь мои ощущения и мои слова, но существуют другие ощущения и другие слова. Англичане даже на эту тему сняли телевизионный фильм. Фильм забавный. Там все серии пытались замерить силу оргазма. А что касается поэтессы Колонны, то вы сами можете о ней узнать, как советует Олин папа, из интернета, правда он – интернет – подчас врет. Судьба Виттории необычная и связана с историей страны, да и сам род Колонна именит и сегодня, ее предки живут в Италии. Но об этом я уже говорила.

– Замерили? – спросил Андрей.

– Ты о чем?

– О сериале?

– О сериале? – переспросила она. – Не знаю. Я его так и не досмотрела. Было скучно и не интересно. Это мое мнение, а если тебе интересно, посмотри и нам расскажешь.

– Ну, уж нет, – засмеялся Андрей. – Нам вполне достаточно одного выступления на эту тему. Потом у меня, в отличие от Ильи, так конкретно и четко не получится. И вообще, по этой теме у нас с женой все в порядке.

– Это ты так считаешь или жена? – с сарказмом спросил Илья. Андрей покраснел, но отвечать не стал.

– Я должна с тобой согласиться, – утвердительно кивнув головой, без сарказма и шутки в голосе сказала Таня. – Только жена может это подтвердить, а муж – понять, если она не прекрасная актриса. Это тоже может быть. Нет, чтобы сказать мужу, чтобы она хотела испытать, жены подчас начинают играть в секс, обкрадывая себя и мужа, ссылаясь на свою застенчивость, но при этом оголяются и…. – Она сглотнула и не стала заканчивать фразу. – Однако есть и мужья, которым этого не нужно и для них чувства жены утомительны, а жены их в этом поощряют. Каждая пара эти вопросы решает сама или с помощью специалиста. Но и специалист появляется по решению пары. – Она не смотрела на Андрея, но тот чувствовал, что говорит она ему. – Илья умеет хорошо формулировать свои вопросы. Это отличное качество и говорит оно о ясности и четкости мысли. Такие люди, как правило, становятся хорошими писателями или журналистами, а журналисты бывают талантливыми и некорректными одновременно.

Илья покачал головой. Он явно был растерян, почувствовав в Таниных словах подвох.

– Не забывайте, что я еще здесь, – буркнул он недовольно. – Таня, прости, что я это спросил. Я, почему-то решил, что ты не станешь на него отвечать.

– Надо полагать, что с твоей стороны это была провокация? Не считаю подобные выходки достойными. Так это была проверка на мою выдержку? – Таня засмеялась. – А я подумала, что это вопрос взрослого серьезного мужчины. Но почему об оргазме? Так просто он не мог возникнуть. Если у тебя появятся подобные вопросы, лучше их спрашивать тет-а-тет и не у меня, а у специалиста в этой области. Единственное, что я могу откровенно сказать, то этот вопрос достаточно серьезный, чтобы хихикать. Я знаю женщин, – молодых и не очень, – которые не испытывали этого чувства и мне, честно и откровенно, их жаль. Секс, как правило, становится счастьем для женщины, когда мужчина ее любит. Не зря ведь говорят, что нет плохих любовниц, но есть плохие любовники.

– Почему? – громко спросила Ольга.

– Что почему? – не поняла Таня.

– Почему с мужчиной, который ее любит? А с другими мужчинами, значит, нет?

– Оль, можно мне на твой вопрос не отвечать? Все, что я сказала – это сугубо субъективно, считай, что это мои мысли вслух и не во сне, а наяву.

– Я тоже об этом задумывалась и решила…

У Андрея округлились глаза и он, словно в омут бросился, поспешив перебить Ольгу:

– Не спеши. Ты об этом лучше расскажешь потом, Тане.

– Почему? – Ольга гневно взглянула на него. – Вы несете тут разную, пардон, пургу, а мне нельзя спросить? Ты же слышал, что Таня сказала. Нужно спрашивать своего мужчину.

– Вот и спроси у своего папы или жениха. – Илья со свойственной ему прямолинейностью, все представил грубо и схематично, но в принципе правильно. Таня с улыбкой опустила голову.

– Папа мне не жених, не муж и не любовник, а просто папа, – парировала Ольга. – Спрашивать у него нет смысла, да и не прилично. А у жениха? Уверена, что мой жених в это не врубится. Лучше поговорить с подругами.

Андрей громко рассмеялся и подмигнул Ольге.

– Подруги – это наши университеты! – Затем повернулся к Илье. – Илья, ты валишь со своей собственной больной головы на здоровую голову.

– Минуточку! – Илья протестующим жестом поднял руку. – Это у кого здоровая голова?

Ольга бросила на Таню взгляд, полный страдания.

– В данном случае это не твоя, поскольку ты затеял некорректный спор. И потом, мне кажется, разминка на злословие прошла весьма интересно и с большим преимуществом девичьей половинки. Вы же не будете отрицать, что счет: 2:0 – в нашу пользу?

– Я восхищаюсь твоей смелостью, Таня. Если честно, то я посрамлен, а, что касается остального, лучше промолчу, – Андрей тихонько вышел из комнаты.

«Спасовал, отличник», – весело подумала Таня. Андрей ей нравился. Сдержанный, хорошо воспитанный, умный и вдумчивый, он вселял уверенность, что на него можно положиться, и он сумеет достойно представлять фирму. Но в нем не было того, что так отличает от всех Илью. Хваткий, быстро реагирующий на неординарную ситуацию, дерзкий, с подростковым хамством, но это должно со временем пройти, любознательный, что эффективно подстегивает его к работе. Он вмещал в себя знания с азартным любопытством и страстью человека, которого долгие годы отлучали от источника познания. Но все его качества: и хорошие и не очень, не могли оправдать подобного рода вопросы. Таня решила, что к этому вопросу лучше не возвращаться и впредь от подобных тем ей лучше уклоняться.

Бросив взгляд на телефон, она закусила губу. Звонков было много, но ни одного от Кирилла. У нее снова закружилась голова, и она стала сопротивляться упадку сил. Сделав пару глубоких вздохов и медленных выдохов, она вопросительно посмотрела на Илью. Ей вдруг вспомнилась фраза Хемингуэя: «На самых важных перекрестках нашей жизни нет дорожных знаков». Да. Их действительно нет. Хемингуэй не входил в перечень ее любимых авторов, но сейчас его слова были очень даже к месту. Она могла подписаться под каждым его словом. Перед глазами возникло поле и две пересекающие пыльные дороги, образующие крест, в центре которого стоит она и не знает, куда ей идти.

– Все, что ты сейчас рассказываешь, – задумчиво произнес Илья, словно только секунду назад не было их веселой перепалки. – Я как будто когда-то слышал, на лекции, наверное, но если честно, то это в одно ухо влетело, а затем вылетело. А возможно когда-то читал или был там, в прежней жизни. – Танины губы тронула легкая улыбка, и, заметив ее, Илья поднял брови. Это был тихий разговор между ними, когда и тот и другой понимают друг друга. – В центре стола сам Иисус с нимбом, апостолы, а дальше…. У Веронезе с библейскими героями соседствуют его современники. Этакая смесь религиозного и светского. Лихо. А я ведь был в этом шестом зале галереи Демон и видел эту картину, но быстро прошел мимо. Толпа раздражала у Лизки. Лучше бы ее поместили в отдельный зал. Пусть себе толпятся, фотографируются, только зачем они это делают? Есть прекрасные альбомы….

– По-видимому, для подтверждения, что там были и прикоснулись к великому.

– А кто сказал, что именно это великое?

– Уволь меня. Но в это обсуждение я не ввяжусь.

– Но почему я не остановился у картины Веронезе?

– Лучше позже, чем никогда. Для нашей профессии это актуально. Ты увидел и понял самое главное в картине. Сочетание персонажей, далеких даже для Веронезе, начала христианской эры и его современников. Обратил внимание, что на столе накрыт десерт: фрукты, орехи, сыр и, благодаря Иисусу, вино? И еще посмотрите на распорядителя трапезы. Спуститесь вниз. Он изображен в нижней части картины, стоящим в профиль слева от музыканта в белой одежде. Оля, нашла?

– Ой, сейчас. Нашла-нашла. Он в зеленой одежде. Правильно?

– Именно в зеленой. А до последней реставрации он был в красной накидке. Я нашла записи, что когда реставраторы убрали верхний слой краски красного цвета, то ниже оказалась зеленая краска. А теперь самое интересное. Во всяком случае, мне это доставило удовольствие. Может и вам понравится. Итак. Обратите внимание на группу музыкантов в нижней части картины. Оля, нашла?

– Да-да. Я нашла и внимательно слушаю. Ух, я еще так картины не смотрела.

Илья громко рассмеялся и откинулся на спинку кресла. В этот момент открылась дверь и Таня вздрогнула, но, увидев, что вошел Андрей, с облегчением выдохнула. Он хотел что-то сказать, но Илья, нахмурив брови, как на нежданную помеху, приложил палец к губам, а затем замахал на Андрея руками. Тому ничего не оставалось, как только прошествовать к своему столу и плюхнуться в кресло.

– Ничего, – улыбнулась Таня, обращаясь к Ольге. – Это пробный шар. Если понравится, то всегда будешь так внимательно смотреть. Так вот. Среди музыкантов, слева, одетый в белое изображен сам Веронезе играющий на виоле. Двигаемся слева на право, как обычно. Рядом с Веронезе художник Бассано, с корнетом, затем изображен Тинторетто, о котором я думаю рассказывать не нужно, с малой виолой и четвертый музыкант, с бас виолой в руках – официальный художник Республики, Тициан. Все эти изображенные великие художники были соперниками. Правда, когда картина была написана, Тициана уже не было среди живых. Он умер от холеры, прожив длинную и плодотворную жизнь.

Дверь комнаты резко открылась и Юлия быстрым шагом направилась к окну. То, как она вошла, как держала гордо голову и, как долго, с напряжением во всем ее поджаром теле, смотрела в окно, говорило, что она очень не довольна.

– Надеюсь, Татьяна Владимировна закончила свою лекцию о великом художнике Веронезе? Она у нас умная и может вещать часами и, практически, на любую тему. Такая она у нас, особенная. Мы ей не чета.

Все это Юлия произнесла громко с надрывом, и театрально разводя руками, как бы говоря, что тут ничего не поделаешь. Таня, как и другие в комнате, понимала, что та издевается.

– Как у вас, господа, душно. Мне позволительно открыть окно? – продолжая ерничать, Юлия стала открывать створку окна. – Коллеги, пробелы в образовании нужно ликвидировать самостоятельно. Здесь не аудитория учебного заведения, а место вашей работы. А уважаемой Татьяне Владимировне, следует обратиться в какой-либо дворец творчества и читать лекции пенсионерам

Таня разрывалась между «Спасибо за совет» и «Пошла ты к черту», но помолчав пару секунд, в качестве компромисса прохладно улыбнулась и сказала:

– Чтобы закатывать истерики на публике, нужна дерзость, а дерзости тебе не занимать. Любому фору дашь! Но чтобы их не закатывать, нужно мужество, а вот мужества тебе как раз недостает. Ты должна была это уже понять, но «мы не спешим верить в то, во что верить не хочется».

– Как всегда твои умные слова, в кавычках, за которыми ничего не стоит, – с ехидной улыбкой сказала Юлия, собираясь сесть в кресло.

– Слова, за которыми ничего не стоит, не мои, а Овидия.

Юлия так и осталась, стоять молча, словно онемев. На лице отпечаталась растерянность. В комнате было тихо. Затем скрипнуло кресло, и снова воцарилась тишина.

Таня молча смотрела в экран компьютера, затем, резко повернувшись, посмотрела на Юлию, словно впервые ту увидела, и ей на ум пришла мысль, что в той привлекает незаурядный ум, смелость суждений и она, как и многие другие, бабочкой полетела на огонек. Потом нарочитая Юлина бестактность, ошарашила ее настолько, что она на время потеряла ориентир. Кирилл, его дружба с сестрами Вележевыми с одной стороны, и эта бестактность на гране наглости, окончательно, оттолкнула ее от Юлии. Почему Кирилл не видел этого? Сейчас, глядя на нее Тане вспоминались студенты, с которыми ей пришлось учиться, с виду робкие, а дочери и сыновья состоятельных родителей, пользуясь их тактичностью, своим поведением бессознательно, а возможно и сознательно, причиняли боль и унижали своих товарищей по группе. Вот и сейчас Юлия взглянула на Ольгу с откровенной неприязнью. Ольга, заметив ее взгляд, съежилась и замерла.

– Согласен, – громко сказал Илья. – Это не класс и мы не ученики, поэтому не следует из себя изображать строгую учительницу. Кстати, ты ее изображаешь весьма не убедительно, я бы сказал, даже пошло и омерзительно. И потом тебе нужно определиться, мы или господа, или коллеги? Это я так, для куража. А по поводу нашего крутого образования не тебе судить, Юлия. Твоя манера всех унизить уже достала. – Илья резко встал и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью и даже не подозревая, на сколько позиций поднимается при этом к верхним строчкам весьма короткого списка людей, которые Тане нравятся.

– Мы скоро останемся без двери, – весело изрекла Ольга и села на стул рядом с Таней.

Юлин призыв к сплочению рядов не оказал подбадривающего эффекта, на который она рассчитывала, и ее победная улыбка увяла.

– Негодяй! Он еще об этом пожалеет. И тебе, – обращаясь к Тане, – не следовало читать мне нотации. Не по рангу, милая. Ты в последнее время делаешь много ошибок.

Юлию бил озноб, зуб на зуб не попадал. Этого она явно не ожидала. Раньше подобные выпады у нее проходили на ура.

Глава 3

Мысли о Кирилле не покидали ее весь день. Моментами ей казалось, что она отвлеклась от них. Картина Веронезе подвернулась очень даже кстати. Еще несколько минут и Юлия начала бы провоцировать ее вопросами о нем. И это тоже была одной из причин, почему она так взбесилась, когда все внимание присутствующих переключилось с Ольги на Таню. Было заметно, как все кипело у нее внутри, когда она покидала комнату. Илья и Ольга не стали даже об этом задумываться – Юлия такое проделывала так часто, а Таня, зная причину, про себя с облегчением вздохнула. Когда в комнату вошел Платон, она не удивилась его приходу, поняла, что статья Андрея была лишь предлогом, чтобы зайти в ним и самому убедиться по выражению ее лица правду ли рассказала ему Юлия об уходе Кирилла, точнее, о том, что тот бросил ее. То что, Юлии были известны, подробности их ссоры, у Тани не было сомнения. Но она знала то, чего не могла знать Юлия,… тогда не могла, а сейчас? Сейчас – если только Кирилл не посвятил ее в то, чего не знает сама Таня – возможно знает. Что же знает, эта чертова Юлия? И почему не знает она? Спазм перехватил горло, и ей стало больно. Заплакать бы, и сразу стало бы легче, как в детстве. Но слезы, предатели, не хотели литься, за то возникла пугающая мысль: у них не было ссоры… это не ссора, это скорее побег, побег Кирилла от нее, побег, как избавление от тяжкого груза, от ее присутствия в его жизни, от усталости от нее. Она вспомнила, как на даче у Юлии ей в голову пришла шальная мысль: Кирилл, возможно, взвешивает в уме ее качества и сравнивает их с Лидией, как бы прикидывая, чье общество было бы для него менее тягостным. Тогда эта мысль показалась ей забавной, но теперь…. Теперь это было то самое, когда хочется спрятаться ото всех, забившись в угол. Да-да, он просто устал от нее и ей необходимо взять себя в руки и смириться этим. В конце концов – это его право. Разве? Солгав, не позвонить и не вернуться – это норма? Чего он боялся? Что она броситься ему в ноги? А она бы бросилась? Не в первый раз с ней такое случается. Тогда не бросилась и по сей день жалеет об этом. А сейчас? Ответить однозначно она не смогла. Голова раскалывалась. Пережила же она ту катастрофу, переживет и эту. Ой, ли?

Этими мыслями Таня пыталась успокоить себя, но из этого ничего не получалось. Юлии Кирилл наверняка звонил, но если не он ей, то она, уж это точно. Она ждала его и сегодня дома, но он не пришел. Ей только казалось, что на работе не вспоминала о нем. Но это было не так. Она весь день думала о Кирилле и мысленно умоляла его позвонить, но день был уже на исходе. Звонка от Кирилла не было, хотя телефон звонил чаще, чем ей бы хотелось. Каждый раз, отвечая на звонок, ей приходилось брать себя в руки и ровным спокойным голосом отвечать так, чтобы собеседник на другом конце провода не заметил, как ее сердце рвется на части. По опыту она знала: трудно понять, что творится в голове у других людей, и еще труднее предсказать их действия. Но к Кириллу это не относится. Он не способен лицемерить, такое не в его характере. Красивый и талантливый, он, взращенный родителями, особенно матерью, с синдромом единственного-и-неповторимого, получился вопреки всему добрым, честным и совестливым. По своей сути он – глубоко порядочный человек. Если он уехал из дому,… то, возможно, когда-нибудь, она узнает почему. Он обязательно откровенно во всем ей признается. Уверена? Нет. Не уверена, что это будет им обоим необходимо. Только если…. Они уже давно понимают друг друга без слов. Она смотрела, как Кирилл слушает, и понимала, что происходит у него в голове. Именно в такие моменты отчетливее проявлялась их связь. В окружении друзей и коллег он разговаривал, слушал, кивал головой, затем делал паузу, поворачивался, чтобы найти ее и, встретившись с ее взглядом, нежно улыбался. И это было как удар током, как прикосновение к сердцу. Но тогда… чем еще объяснить его молчание? Теперь она не могла понять его, знакомого незнакомца. В то утро он не поднимал на нее глаз. «Что вообще, черт возьми, происходит?» – раз за разом спрашивала она себя, и в голове возникали всевозможные жуткие предположения. На протяжении всего кошмарного, утомительного дня Таня постоянно прокручивала в голове утро его отъезда. Она пыталась себя уговорить, что это, возможно, ничего не значит, а она попусту накручивает себя. Вот сейчас прозвонить телефон и…. Потом сердце ухало вниз, и она с ужасом понимала, что тут действительно нечто более сложное, чем просто стечение обстоятельств. У нее возникло странное чувство, что этого момента она ждала уже очень давно, но боялась себе в этом признаться. Ее мутило, ее мучили дурные предчувствия и она, вспомнив, что сегодня ничего не ела, прошла в кухню и открыла холодильник. Есть не хотелось, а очень хотелось пить, но не воды. Сока? Увидев бутылку кефира, она обрадовалась ей. Сев за стол, Таня с таким наслаждением пила кефир, еще и еще наливая его в стакан, словно это был неведомый доселе ей напиток. Он и, правда, удалил мучащую ее жажду. Погрузившись в такую всепоглощающую апатию, она остро чувствовала одиночество. Наедине с собой ей не нужно было делать вид, что у нее все в порядке, что все идет своим чередом, и она сосредоточена на работе. Побег Кирилла, беременность, одиночество, страх от постоянно снившегося ужасного сна и необходимость принятия решения… повергали ее в отчаяние. Все в внутри протестовало…. Жалость к себе самой мешала ей сосредоточиться и найти точку опоры. Чего-то не хватало в ее нынешней жизни без Кирилла, что делало ту особенной в последние годы. Да-да! Поцелуй в щеку при расставании и встрече. Всегда, при любых обстоятельствах и в любом месте, где бы они ни находились: в общественном транспорте, офисе, торговом центре, театре, на улице, среди толпы людей, или на приеме. Неизменный поцелуй при встрече и расставании, даже если это только на короткое время, который не превратился в некий рутинный знак, а продолжал волновать ее. Вспомнив вечер накануне приема, нежные объятия Кирилла и их любовь, у нее перехватило горло. Она вспомнила ночи, когда Кирилл будил ее поцелуями и со страстью любил ее, и тут же снова почувствовала вкус родных губ и тяжесть родного тела. Вся, съежившись, она закрыла глаза и тихо застонала. Кириллу нравилось подойти к ней сзади, обнять ее, погладить ее бедра, поцеловать шею и прошептать на ухо, что он хочет ее. Жажда ее обладания была в нем не иссекаемая и с каждым годом становилась все сильнее. Может быть, она становилась раскованной в постели и ему это нравилось? А может ей это только казалось? И вот его нет, и она словно потеряла что-то важное в своей жизни. «Я ощущаю себя голой на виду у всех! Мне холодно и страшно!»

Кирилла уже не было две недели, а Тане казалось, что прошла вечность. Она плакала всю ночь. Плакала тихо, почти беззвучно. Ложась в постель, остро чувствовала пустоту рядом с собой, прохладу соседней подушки. Она обнимала его подушку и жалобно просила толи ТОГО, толи ТУ, вернуть ей Кирилла. Не помнила уже то время, когда она могла просто лечь и заснуть. Сон не приходил, а приходили воспоминания. Они накатывали волнами, и каждая из них заставляла всхлипывать снова и снова. Ей было о чем подумать, но не размышления, не поиски здравых решений занимали ее ум. В нем проносились бессвязные видения, а порой вдруг тоскливо вспыхивали воспоминания и былые надежды. Вдруг почему-то вспомнилась прошлогодняя летняя неделя, проведенная ими в Вербье. Очередной сюрприз Кирилла. Сколько их было? Много! Восточный экспресс по маршруту из Таиланда в Сингапур. Кириллу нравилось удивлять ее. Она улыбнулась сквозь слезы, представив горящие восторгом зеленые глаза Кирилла, его улыбку и нежные сильные руки. Последняя неделя июля на международном музыкальном фестивале, который проходит ежегодно в Вербье – на горном курорте в Швейцарии, был одним из самых чудесных сюрпризов Кирилла. Он позвонил ей теплым июльским днем и спокойным будничным голосом сообщил, что решил ее похитить на неделю и похищение состоится завтра утром. Она тогда взмолилась, чтобы он отложил любую свою затею, сославшись на занятость. «Как легкомысленно подчас поступаем мы – „глупые и упрямые“ люди, – путая важное в нашей жизни с обычными делами, которые просто обязаны отложить, чтобы не упустить мгновения своего счастья», – с отчаянием подумала Таня. Но тогда, под напором Кирилла, дела были отложены и сюрприз осуществился. Только сейчас, в бессонную ночь, она вдруг поняла, что и сам Кирилл не ожидал столько счастья от нескольких дней проведенных вместе там, высоко в горах. Он всегда отлично планировал все свои сюрпризы и, устранив все помехи и отложив дела, следующим утром они уже летели в Швейцарию. До последней минуты Таня так и не узнала, что они летят на музыкальный фестиваль.

Она лежала на кровати, укрывшись пледом, и со слезами вспоминала открытие музыкального фестиваля, которому в тот год исполнилось 20 лет. На открытии звучала девятая симфония Бетховена, Кирилл держал ее руку и иногда искоса поглядывал на нее. Она и сейчас помнит тепло его руки и то необыкновенное щемящее чувство, заполнившее ее внутри. «Это и есть счастье?» – спросила она себя.

Затем состоялась премьера музыкального произведения, но Таня его не помнила совсем. За то она помнила исполнение фортепианных концертов Бетховена. Тогда прозвучали они все в исполнении замечательных музыкантов. Она хорошо помнит выступления Евгения Кисина, Максима Венгерова, Юрия Башмета, Юджи Ванга. Почему-то подумала, что пропустила еще что-то важное, затем вспомнила, что это выступление молодого дарования – Даниила Трифонова. Кирилл восхищался им. Это она тоже хорошо помнит. Фестиваль продолжался 17 дней, но Кирилл выбрал ту его часть, когда много было фортепианной музыки. Удивительно, но она помнила даже даты некоторых выступлений: 23 июля впервые на фестивале выступал великий знаменитый российский пианист Григорий Соколов, о котором Кирилл прожужжал ей все уши, утверждая, что он считается одним из лучших пианистов мира. Кирилл специально выбрал именно тот день, чтобы она смогла услышать игру Соколова. 25 июля состоялся оперный вечер под руководством Валерия Гергиева. Вечер был посвящен 200-летию со дня рождения Рихарда Вагнера и Джузеппе Верди. В начале вечера прозвучала концертная версия первого отделения оперы «Отелло» Верди. Партию Дездемоны пела наша Анна Нетребко. Затем исполнялись арии из опер этих великих композиторов.

Горы, красивые горы в легких белых облаках, много превосходной музыки, исполняемой изумительными, известными музыкантами, огромное количество скрипок, альтов, виолончелей, созданных великими мастерами, которые одновременно исполняют музыку великих композиторов. От всего этого великолепия кружилась голова. Кирилл, ее Кирилл такой нежный и любящий, ночи, волшебные ночи и столь волшебные утра…. Утро самое лучшее время дня, когда рядом лежит Кирилл. Просыпаясь, он ее спрашивал:

– Тебе было хорошо? Тебе здесь нравится? Как бы ты хотела? Скажи, пожалуйста, скажи. Я сделаю, как тебе нравится. Только скажи.

Только сейчас, до нее дошло, до какой степени ему важно было сделать для нее праздник. Это для нее одной должно было светить солнце, музыканты – исполнять великие произведения, а ночи – заполняться любовью. Его страсть к ней выражалась удивительной нежностью. Кириллу постоянно было необходимо прикоснуться к ней. Это мог быть любой повод: убрать со лба волосы, взять за руку во время прогулки или концерта, за завтраком дотронуться ладонью до ее руки, или, сев рядом, положить руку на бедро или колено. И все это проделывалось с улыбкой и восторгом в глазах.

В ответ на его бесконечные подобные вопросы, она тогда только улыбалась, а сейчас, лежа в душной от воспоминаний постели, хотела закричать: – «Мне очень хорошо с тобой! Это была чудесная неделя! Милый, прошу тебя, отзовись».

Утро того дня тоже не было исключением. Она помнит каждую его минуту. Проснулась от поцелуев в шею, но претворилась спящей, чтобы продлить чувственные моменты. Легкий ветерок приносил приятную прохладу, но когда голова Кирилла стала опускаться ниже, она не выдержала и открыла глаза….

Прижав руки к лицу, попыталась отогнать видение, настолько больно это было вспоминать…. Тот день был особенный. Кирилл, в светлых шортах и черной футболке, словно на свете кроме черного и белого нет других цветов, она – в легком сарафане, чем несколько отличалась от других молодых женщин в брюках, за руку держась, вошли на террасу гостиницы, чтобы позавтракать. Она помнит, как лицо Кирилла озарилось счастливой улыбкой. Именно счастливой. Счастливую улыбку увидишь не часто, но не заметить ее нельзя и спутать с улыбкой обычной – не возможно. Это, когда с по-особенному улыбающимися губами, ярко сияют глаза.

Она и сейчас помнит, как сильно сжав ее руку, он повел ее через террасу к столику, стоящему в тени за которым сидела красивая женщина так похожая на Кирилла. Елена Сергеевна, мама Кирилла, поманила их рукой и когда они подошли, она встала и обняла сына, затем прикоснулась своей щекой к щеке Тани. Кирилл уже знакомил ее со своими родителями. У Елены Сергеевны тогда было хорошее настроение, она с любовью смотрела на сына и Таня видела, как Кирилл был счастлив, находясь рядом с ней. Она постоянно отсутствовала дома, и было заметно, что оба скучают по друг другу. Конечно, как только она увидела Елену Сергеевну, тут же поняла, как родилась идея сюрприза Кирилла. Попасть на такой фестиваль без посторенней помощи было практически невозможно. Здесь чувствовалась подсказка мамы и, отчасти, ее помощь в осуществление прожитых счастливых дней. Елена Сергеевна подтрунивала над Кириллом, утверждая, что тот конечно прилетел в Вербье, чтобы послушать выступление Соколова, да и цель его посетить вечер выступлений пианистов. Тот с шутками пытался отнекиваться, но при этом постоянно дотрагивался до Тани. Она хорошо помнила и даже снова чувствовала его руку, которая под столом, накрытым до самого пола белой скатертью, искала ее колено, поднимая легкую ткань юбки, а найдя его, начинал блаженно улыбаться. Он постоянно брал ее руку, подносил к щеке и при этом весело смеялся, наклонялся к ней, и словно случайно проводил носом по ее волосам. Сейчас, ночью, она вспоминала, как при этом волновалась. Присутствие мамы Кирилла превратило ее – взрослую женщину – в девчонку, умирающую от страха. Левая бретелька сарафана постоянно сползала, оголяя ее плечо, и она лихорадочно поправляла ее. Кирилл вел себя наоборот так открыто и собственнически, словно хотел объявить всему свету, что она принадлежит ему и только ему. Все это не укрылось от глаз Елены Сергеевны, и, встретившись, с взглядом Тани, она ласково улыбалась ей.

Закрыв глаза, она вспомнила, как на утверждение своей матери, что его появление на фестивале связано с выступлением пианистов, Кирилл весело сказал, что, прежде всего он здесь, чтобы побыть с двумя самыми любимыми им женщинами, а уж потом вкусить все прелести музыки. «Кирилл, почему не скрипка? – с огорчением спросила тогда Елена Сергеевна сына и Таня поняла, что этот вопрос задается уже не в первый раз. – Ты самый музыкально одаренный среди моих детей. Идеальный слух – это дар божий…». Она и сейчас помнила болезненное выражение лица Кирилла, после сказанных ею слов. Чтобы перевести разговор в другое русло, он тогда торжественно пообещал, что вечером они, – при этом Кирилл с нежностью посмотрел на нее, – прибудут на выступление Камерного фестивального оркестра Вербье, где будут играть лучшие и великие скрипачи, альтисты и виолончелисты всех поколений, и среди них, самая красивая женщина – его мамочка.

Таня весьма редко встречалась с родителями Кирилла. Елена Сергеевна постоянно гастролировала или жила у мужа, отца Кирилла, в Лондоне, тем более что там учился их младший сын. Встречи бывали, как правило, после концертов в Москве. Зная непостоянство Кирилла в женском вопросе, ее воспринимали, как временное явление, которое по какой-то причине задержалось. Вместе с тем относились к ней весьма корректно и дружелюбно. Она не обижалась, это вполне устраивало ее, а Кирилла тем более, поскольку он не терпел любого на него давления, называя это «насилием над личностью». Вместе с тем с ее родителями у Кирилла сложились весьма близкие отношения, особенно с папой, и он в кругу ее семьи позиционировал себя, не столько ее женихом, сколько гражданским мужем, как сейчас принято считать, или «сожителем», как, ставя все точки над «и», определила его положение сестра Ляля. Кирилл любил бывать в загородном доме ее родителей. К нему относились хорошо, не задавали ни прямых, ни наводящих вопросов о совместном будущем с их дочерью. Ее родители были весьма тактичными людьми с гостями, что явно не относилось конкретно к дочерям. Мама могла тысячу раз спросить об этом дочь, но никогда не будет спрашивать ее мужчину. В этом она была уверена. В их семье не принято было нагло навязывать не членам их семьи свои принципы. Возможно, поэтому в ней срабатывал механизм сдержанности и страха потерять свое лицо. Принесло ей это счастье и тогда и сейчас? Однозначно, нет и нет! Гордыня? Однозначно, да! Тогда, что делать? Как избавиться от тягучей боли?

Все свои ночные мысли, словно бусины, Таня нанизывала на воображаемую нить. Нить тяжелела с каждой прошедшей ночью. Она снова мысленно вернулась в то необыкновенное лето. За три дня, проведенные тогда вместе с мамой Кирилла, Таня и Елена Сергеевна подружились без вмешательства Кирилла. Сердечное понимание и дружба возникли между ними не потому, что она была девушкой Кирилла, это было лишь счастливым стечением обстоятельств, а потому, что общаясь, каждая из них обрела для себя что-то очень важное. Подчас Кирилл был помехой в их беседах и его отправляли подышать горным воздухом, что, конечно, им с возмущением отвергалось. «Он здесь, чтобы быть рядом».

А тогда, утром, пока они сидели за столиком на террасе, к ним постоянно подходили именитые музыканты, знакомые Елены Сергеевны, среди которых Таня узнавала известных скрипачей и пианистов. С некоторыми из них, был знаком и Кирилл. Елена Сергеевна при этом знакомила их с Кириллом и с Таней, представляя ту невестой ее сына. Так еще никто ее не называл. Она вспомнила, что сначала это ее стесняло, затем она привыкла, точнее, смерилась, как с неизбежной необходимостью как-то ее, находящуюся в обществе матери и взрослого сына, обозначить, тем более что сын недвусмысленно, с завидным постоянством демонстрировал свое особое отношение к ней. Представление ее его невестой не только не смущало Кирилла, а, пожалуй, даже нравилось. По-видимому, побыть женихом его забавляло.

Таня с улыбкой сквозь слезы вспоминала демарши Кирилла с цветами, его необузданную радость от присутствия своей мамы и жадные объятия по ночам.

Как то поздно ночью, уже ложась спать, Кирилл, вдруг сказал, что ему надоело быть женихом пусть даже такой красавицы как она. Она помнила его пространное рассуждение о том, что слово «невеста» на мужчин сейчас не производит ни какого охранного эффекта, как в девятнадцатом веке. Любому плевать невеста девушка или нет, если она ему понравилась. Тогда она даже собралась обидеться на «понравилась» – не на рынке же. Но потом передумала, увидев озабоченное лицо Кирилла. Он стал говорить, что его достали эти раздевающие взгляды, постоянно бросающие на нее. Закрыв глаза, она помнила, каждое меняющееся выражение его лица: веселого и беспечного до расстроенно и раздраженного. Тогда она напомнила ему, что и он подчас грешит такими взглядами, поскольку неоднократно видела, как он не прочь взглянуть на юных красавиц, сбросивших пару небольших лоскутов ткани, с трудом прикрывающих худое плоское тело. Она помнила, как тогда Кирилл с обидой засопел. Теперь-то она знает, что ей нужно было в тот момент остановиться и больше ничего не говорить. Мы, как всегда умны потом, или когда даем советы другим. Она не остановилась и продолжала умничать, что мол, если тебе не нравится быть женихом, не будь им. Это так просто сделать в нашем веке, тем более невестой она стала только пару дней назад и с легкой руки его мамы, а он здесь ни при чем. Кирилл выглядел недовольным этим ответом, взгляд был печальный и весь он как-то сжался, словно от удара. И тут ее словно оглушило. Она села, схватившись за голову. Как она могла забыть, как она могла просто пропустить мимо ушей слова сказанные им тогда. Слова, произнесенные тихо и с такой обидой: «Значить, я ни при чем». А она? Что она сделала, что она сказала? Она продолжала с энтузиазмом молоть чепуху, что-то в духе того, что, мол, ее устраивает быть просто женщиной спящей с ним в одной постели, которая его друг и почитатель всех его талантов. И потом, гордясь своим остроумием, добавила, что отныне она освобождает его от ненавистного ему звания «жених». «Боже мой, какой же дурой я была», – хлюпнув носом, она с головой зарылась в подушку Кирилла, чтобы спрятаться от таких сейчас мучительных воспоминаний. Кирилл тогда сказал, что рад этому, поскольку он не хочет быть ее женихом, а мечтает стать ее мужем, чтобы всем говорить: – «Это моя жена». Слова прогремели так громко, что она вздрогнула и только потом поняла, что это в ее голове. Именно это он сказал ей тогда ночью в Вербье, в швейцарских горах, крепко обнимая и целуя.

А она? Какой она была и какой сейчас стала? Изменилась ли за эти годы рядом с Кириллом? Таня закрыла глаза. Ей, которой важно было сохранить свою индивидуальность, принципы жизни и не утонуть в чужом мнении, трудно было ответить на этот вопрос. Но сейчас ответ, ее честный ответ для себя самой был очень важен. Что значит для нее Кирилл? В ней всегда болезненно отзывались все волнения Кирилла. Да, это правда. Кирилл ей очень дорог. Она тоскует по нему. И это тоже, правда. Но изменилась ли она? Нет, конечно. Она все та же Татьяна Владимировна Егорова. И все-таки это неправда. Она всегда силилась понять, какую именно женщину хочет найти в ней Кирилл. Она подсознательно, отбрасывая те присущие ей индивидуальные черты, которые мешали стать той самой женщиной. И менялась. Становилась терпимее, стала всегда помнить, что есть человек, мнение которого для нее очень важно и которого она хочет видеть каждый день и просыпаться рядом с ним. Кирилл необходим ей; только ему удалось окружить ее определенной атмосферой, без которой она не в силах обойтись. Он дорог ей. Она любит его? А обида? Он обидел ее? Да, да и да. Так что в ней плачет: обида, гордость или отвергнутая любовь? Любовь или гордость – что сильнее? Люди говорят, что гордость. Конечно, нет. Сильнее горе потери, а гордость спрячет его от людей, а в сердце будет по-прежнему господствовать любовь, наполняя его болью и страданием. И ее не подавить и не заглушить слезами и подушкой, – хоть сердце и разрывается на части.

Образы прошлого и будущего приходили и уходили, как им заблагорассудится, они то возникали, то рассыпались с судорожной внезапностью. Ей припомнились тысячи пустяков, они оживали в памяти так же непроизвольно, как за окном стучит дождь по крышам домов. Когда-то они казались ей пустяками, но теперь давили, точно свинцовая тяжесть. Однако они как были, так и остались пустяками, в конце-то концов, и какая ей сейчас польза в том, что она поняла их суть? Ей все казалось теперь бесполезным. Все куда-то стало уходить и ничего не осталось: никаких желаний, никаких стремлений. Как давно это было и было ли это? Как будто какое-то проклятие нависло над ней, преследуя по пятам, наказывая за неведомые ей прегрешения. И еще она постоянно задавала себе один и тот же вопрос: ЕСЛИ УЖ СУДЬБА ПОЗВОЛИЛА ЕЙ ИСПЫТАТЬ СЧАСТЬЕ В ЛЮБВИ, ПОЧЕМУ ОНА ПОТРЕБОВАЛА ТАК ДОРОГО ЗА НЕГО ЗАПЛАТИТЬ? Каждый раз при этом ее охватывала боль и глубокая тоска.

От нахлынувшего отчаяния она стала задыхаться, затем ее словно прорвало, и она смогла, наконец, заплакать в голос, с всхлипами и рыданиями, как плачут в детстве от обиды и боли. Ей хотелось совсем не быть – все отрицать, ничего больше не знать. Обессилив от слез, вспомнила, что так плакала семь лет назад. Вот и сейчас поплачет и переживет. Как тогда, если хватить сил, которых она сейчас не чувствовала. От сознания, что снова одна, ее захлестнуло горечью, она снова ощутила на губах вкус унижения. И это унижение было не плод поступков Юлии, конечно нет. Ей не было дела до Юлии. Та сейчас не существовала для нее. Удар нанес Кирилл, обидев и унизив ее, лишив ее сил чувствовать и желания жить. Но это только сейчас, потом они появятся, должны появиться, а иначе, как жить? Слова «должна», «должны» еще никто не отменял. От этой мысли почувствовала какое-то спокойствие и решимость безропотного принятия этого обмана. Заснула она вдруг, словно провалилась в яму.

Когда Таня просыпалась, ей приходилось себя убеждать, что ее сны не реальность, а ее реальность не сон. Вот и сегодня утром, не успев еще открыть глаза, она замерла, не дыша, вспомнив, что в квартире она одна. Было до ужаса тихо и мрачно. За окном все еще шел дождь. Он начался на рассвете, и она только тогда смогла уснуть. Ей было страшно начинать новый день без Кирилла.

Поднявшись, она побрела в ванную, чтобы принять горячий душ. После бессонной ночи и короткого сна без сна, она ничего не хотела и к утру ее голова совсем опустела. С трудом выпив чашку горячего кофе, и, не обращая внимания на льющий, как из ведра, дождь, оделась на автопилоте, который не учел потоки воды за окном, и вышла из квартиры, и только тогда сообразила, что не взяла зонт и на ней замшевые туфли. Можно было вернуться, но она не стала возвращаться. Пройдя мимо своей и Кирилла машин, стоящих во дворе дома, и, не удостоив их своим вниманием, она, не обращая внимания на лужи и потоки воды, льющейся с водостоков, зашагала своей стремительной походкой по пустынным улицам в направлении здания издательства. Она одна шла по улице под дождем без зонтика и, не обходя лужи. Подавленная снами, образами мертвых уже ставших ей родными людьми, недобрыми предчувствиями, близостью с проблемами, требующих срочного разрешения, одиночеством, страхом, который внушала ей грядущая ночь – она не замечала дождя. Мимо проносились машины, обдавая идущих по тротуару пешеходов водой из луж. Ее тревожила мысль, постоянно бьющаяся в голове, что она может стать матерью сына, словно рожденного для несчастий. Страшный, жуткий сон, снившийся ей каждую ночь, тест на беременность – совпадение? Во всем этом было что-то роковое, а человек с ее характером не мог ни понять рока, ни примириться с ним. Чтобы успокоиться ей необходимо ехать-ехать, или идти-идти. И она шла по мокрым улицам любимого города. Туфли на ней промокли насквозь и чтобы их просушить, потребуется сначала выкрутить их, как любую мокрую ткань. Только войдя в здание издательства, она заметила, что ее замшевые туфли вконец испорчены. Поднимаясь по лестнице, при каждом шаге, слышала забавный звук, издаваемый когда-то элегантными любимыми лодочками, который напоминал хрюканье свинки, и ей стало смешно. «Буду довольствоваться малым», – решила она, открывая дверь в комнату. Там никого не было и, взглянув на часы, она с удовольствием заметила, что у нее целых два часа тишины. Можно было бы вернуться домой и переодеться, но она оставила машину у дома, а тащиться снова по дождю не хотелось, да и другие туфли стоят в шкафу и на вешалке висит деловой костюм с блузкой. «Почему я не поехала на машине в такой дождь?» – мысленно задала она себе вопрос. Ее вопрос остался без ответа.

– Господи, летний день называется, – вслух посетовал Андрей, входя в комнату.

– Доброе утро! – не повернувшись к нему, поздоровалась Таня.

– Ты считаешь, оно доброе? – поинтересовался Андрей вместо ответного приветствия.

– Считаю, что в любую погоду: в снег, дождь, шторм и вьюгу, утро должно быть добрым, а там, как получится, – философски заметила Таня.

– По тебе видно, что на машине? А я не стал, подумал, что в метро быстрее и вот результат.

– Нет. Я не на машине и без зонта. – Заметив удивленный взгляд Андрея, добавила: – Переоделась полностью, а туфли пришлось выбросить.

Она стояла у окна и старалась отвлечься от накопившихся за долгую бессонную ночь мыслей и раздражения из-за всего на свете: мокрого тротуара, потеков дождя по стеклу окна, отсутствия солнца. Она взглянула вниз на мокрую от дождя улицу, на две фигурки, юноши и девушки, бежавших по лужам взявшись за руки, и почувствовала непривычную зависть. «Я становлюсь завистливой. Следовательно – стервой! Это все из-за него. Интересно, там, где Кирилл, тоже идет дождь?» – подумала она без сожаления, а просто так, чтобы уколоть себя, больнее, но ничего не вышло. Боли она не почувствовала. Андрей чертыхался на дождь. Таня слышала его сопение, он, по-видимому, переобувался. Затем хлопнула дверь и в комнате снова повисла тишина. Это продолжалось несколько минут, затем снова звук двери, но этот раз она открылась. По шагам и издаваемым звукам, Таня определила, что вернулся Андрей с чайником, наполненным водой. По негласному закону, это делалось каждое утро тем, кто первый приходил на работу. Только сейчас, услышав, пока еще чуть слышное гудение чайника, она вспомнила, что не сделала этого и тем нарушила установленное правило. За все время отсутствия Андрея, она не сдвинулась с места, продолжая стоять, глядя в окно.

– Тебе плохо? – подойдя и остановившись у нее за спиной, тихо спросил Андрей.

– Почему мне должно быть плохо? У меня все…

– Брось строить из себя крутую, – резко оборвал он ее. – Отпусти ситуацию и расслабься. Будет легче, поверь мне. Из личного опыта знаю.

По интонации, с которой он задал свой вопрос, Таня поняла, что в издательстве все уже оповещены Юлией о ее разрыве с Кириллом, но, почему-то, приняла это на удивление спокойно. Под каким соусом все это подавалось, не трудно было догадаться. Вот только до нее самой, Юлии так и не удалось добраться. Пока, не удалось. Ах, как той хотелось показать свою власть над обстоятельствами! Юлия могла бы насладиться своим торжеством над поверженной соперницей, а в том, что Таня повержена, сомнений никаких у той не было. Не трудно представить, как это было бы разыграно. Она бы обязательно начала с того, что оказалась права; Кириллу, в конце концов, Таня надоела и он, как впрочем, и всегда, обрубил концы этой нелепой и долгой истории. Это было ясно с самого начала – Таня не его типаж. У той нет никакой, даже малейшей надежды, что он вернется к ней и с этим необходимо смириться, оставив его в покое. «Кирилл ее бросил, она должна оставить его в покое и смириться с неизбежным» – это было бы главным утверждением Юлии, которое прошло бы красной нитью через весь ее монолог. Тут Юлия, непременно, на несколько секунд сделала бы красноречивую паузу и, изобразив на своем надменном лице, насколько это возможно, сожаление и может быть даже сочувствие, напомнила бы, что неоднократно предупреждала об этом ее. В этом месте, Юлия сказала бы, что гордыня – это большой грех, а у Тани ее даже зашкаливает, да и упрямства – выше крыши. И об этом ей неоднократно указывалось, но она отвергла дружеские советы, проявив себя крайне не дальновидно. И еще бы она сказала, что сожалеет, но поезд уже ушел и той остается только смириться с этим обстоятельством. Юлия любила изрекать подобные вещи. Это звучало как нарекание старшего товарища и авторитетного коллеги. Затем, обязательно сказала бы, что Кирилл не может любить только одну женщину и принадлежать только ей одной. Это явная утопия. Таков уж Кирилл. Здесь она бы обязательно пожала плечами и ласково сообщила бы, что часто общается с ним по телефону и, что у него все в порядке и ей не следует волноваться, а взять и забыть его, предварительно освободив его квартиру. Это добавка должна была бы полить раствор соли на Танины раны. Так Таня узнала бы, что Кирилла нет в Москве, а, поскольку Юлин монолог еще не состоялся, то она так и не знает, где в данный момент он пребывает. После стычки в подъезде, Юлина душа требовала реванша, но когда это сорвалось, ее к вечеру так проняло, что она начала беситься и, не находя выхода, ее негодование стало переваливать за все мыслимые и немыслимые рамки. Этим объясняется не запланированный приход Платона и исход столь «радостной» новости по всему издательству.

– Ты что-то сказал? – вернувшись в реальность, спросила Таня.

– Я не сказал, я спросил: «Тебе плохо?»

– Мне плохо? – словно себя спросила она и тут же ответила:

– Нет. Мне просто нехорошо.

– Это правда, что сказала Юлия?

– А что она сказала?

– Ну, – Андрею явно было неудобно, – сказала, что Кирилл от тебя ушел.

– Юлия значит сказала. Она все знает. Я не знаю, а она знает. Ужас какой. Я этого не переживу! – Андрей уловил иронию в ее голосе.

– А если честно, то я действительно не знаю, – Таня нервно пожала плечами. – Кирилл улетел в командировку, во всяком случае, он так мне сказал, а больше я ничего не знаю. По-видимому, Юлия проинформирована лучше, чем я.

– А это возможно?

– По-видимому, да.

Таня снова пожала плечами. Она и правда не могла ответить на этот вопрос, который задавала себе постоянно.

– Ты предпочитаешь об этом не говорить?

– Предпочитаю.

– Я могу тебе помочь?

– Полагаю, что можешь.

– Как?

Андрей понимал всю нелепость своего вопроса, но следовало, как то отреагировать, но ничего лучшего не пришло ему в голову.

Таня нервно засмеялась, несмотря на уныние, связанное с известием об информировании всех в офисе о побеге от нее Кирилла и страхом перед неизвестностью.

– Сделать одолжение, и не спрашивай меня об этом. Никогда не знаешь, что нас ждет, верно?

Андрей уставился на Таню с недоверием. Его взгляд едва заметно изменился. Глаза блестели так, словно он о чем-то догадался.

– Что, она еще сказала? – помолчав минуту, Таня, со скрытой истерикой и внутренней паникой, тихо спросила Андрея.

Тот тяжело задышал.

– Таня, извини. Я не хотел…

Она постаралась говорить непринужденным тоном:

– Не хотел, а сделал, не хотел, а сказал, – улыбнувшись, перебила она его. – Я ведь так и не знаю правды, Андрей. Кирилл в командировке. Он мне так сказал, прощаясь. Вот все, что я знаю о нем. У меня с Юлией, по-видимому, разная, правда. Дело даже не в правде, а в наличии информации. Она лучше меня проинформирована. По этому вопросу лучше обращаться к ней.

Повисла долгая неловкая пауза. Она не собиралась лукавить, делать вид, что это пустой вымысел Юлии. Она действительно не знала, что происходит у них с Кириллом.

– Прости, – лицо Андрея от смущения покрылось красными пятнами. – Я вел себя непростительно и по-идиотски глупо.

– Привет, товарищи! Или нужно сейчас говорить господа? Правда, на господ вы не тяните, дорогие коллеги. На Таню это не распространяется. Она у нас леди.

Таня и Андрей дружно повернулись в сторону вошедшего Ильи. Таня лишь улыбнулась его шутке, а Андрей почему-то вдруг разозлился:

– Ну, знаешь, твои шуточки с утра… коллега, который не тянет на господина, просто отстой.

Илья изумленно воззрился на Андрея:

– Ха! Да он обиделся? Приношу свои извинения, товарищ, – весело парировал он.

– Скажи на милость, почему ты сухой, когда за окном идет дождь? – на лице Андрея раздражение сменилось неподдельным удивлением.

Илью явно озадачил его вопрос:

– У меня в машине нет дождя. А в ваших, по-видимому, есть. Или? Тогда надо закрывать верх.

– Мы без машин, – дружно ответили Таня и Андрей, садясь за столы.

– Да? – сев за рабочий стол, Илья, подперев кистью подбородок, задумался. – А я тогда, почему на машине?

– Много думаешь, – засмеялся Андрей, – и как всегда о себе.

– Все правильно, – пожав худыми плечами, Илья вдруг изрек: – Женщины больше рассказывают о мире. Мужчины обычно рассказывают только о себе.

Андрей переглянулся с Таней, и они рассмеялись.

– Есть еще одна версия подобного изречения, – лукаво взглянув на Таню, а затем на Илью, произнес Андрей. – В лесу мужики говорят, простите, – он приложил руку к груди и взглянул на Таню – о бабах, а с бабами – о лесе.

– Да ладно вам, – Илья вдруг смутился и покраснел. – Просто вспомнилась фраза из книги.

– Тогда это плагиат, – заметил Андрей, потешаясь над Ильей. Сегодня явно был его день.

– Нет, – отбывался Илья. – Это просто цитата из книги. – Но если честно, то эту фразу я еще не прочувствовал.

– А мы уже, – с иронией отметил Андрей и весело улыбнулся. – Похоже, тебе лучше сегодня помалкивать.

– Это почему же?

– Чувствуешь с опозданием.

Сев за свой стол и включив компьютер, Андрей, обращаясь к Тане, тихо прошептал, что Юлии сегодня в издательстве не будет. Таня кивнула головой, подтверждая, что его услышала. По оживленной реакции Ильи, они поняли, что информация Андрея достигла и его ушей.

На осторожный скрип двери, все подняли головы, оторвавшись от экранов компьютеров и перестав бегать пальцами по клавишам клавиатуры, и вопросительно уставились на вошедшую Ольгу. В комнате стало так тихо, как бывает в отсутствии в ней людей. Ольга осторожно сделала несколько шагов по комнате, но, из-за скрипа половиц паркета, остановилась на ее середине. Обведя всех тревожным взглядом, она прижала руки к груди и шепотом спросила:

– У нас кто-то умер?

– А что, похоже? – резко спросил Илья, а затем со вздохом добавил: – Только тебе могла прийти такая дурацкая мысль в голову.

– Слава Богу! – тихо произнесла та и села за свой стол.

Ольга всегда такая порывистая, быстрая, вдруг в этот день превратилась в тихую девушку с гладко причесанными волосами. Таня заволновалась и внимательно посмотрела на ее серьезное лицо. Что произошло? Или это только поза, чтобы их удивить? Если она этого добивалась, то у нее это определенно получилось. А может быть это они, сегодня, взглянули на нее другими глазами? Да, именно так и есть. Сущность Ольги замешена на природном жизнелюбии и парадоксально сочетается со здравым смыслом. Только она всегда демонстрировала свое жизнелюбие, а здравый смысл оставался в тени. По-видимому, пришло время и ему выйти из тени.

– Ты сегодня необычно серьезная. Да и выглядишь уставшей. Что-то у тебя случилось?

– Да. Таня, я хочу тебя спросить, пока не забыла, это правда, что Кирилл от тебя…, – она хлопнула себя по лбу и тихо закончила фразу, – что вы расстались?

«А она на удивление оказалась более тактичной, чем Андрей», – подумала Таня, но не стала это произносить вслух.

– Будь любезна, скажи нам, откуда у тебя эти новости? – опередив Таню, строго спросил Андрей. – Не нужно повторять сплетни, которые в издательстве разносятся быстрее ветра.

– А ты не знаешь, откуда? – хмыкнул Илья.

«Он тоже проинформирован», – про себя отметила Таня.

– Я знаю, но пусть она нам ответит, – уперся Андрей, сверкая глазами, как следователь на допросе.

– В бухгалтерии сказали, – испуганным голосом ответила Ольга, и тихо добавила:

– Рекламщики тоже знают.

– Это я так популярна в издательстве? – изумилась Таня. – Я даже не знаю, как мне быть: радоваться своей популярности или огорчаться, что меня бросил Кирилл?

– Конечно, радоваться популярности, – хихикнул Илья.

– А Кирилл? – тихо спросила Ольга. – Он, правда,… вы расстались? Он такой красивый. – В голосе прозвучало неподдельное сожаление.

– Красота, как правило, не дружит с головой, – бросил Илья и, посмотрев на Ольгу, постучал пальцем по своему лбу.

Теперь уже Андрей внимательно уставился на Ольгу, но он промолчал. Больше в этот день они не вспоминали Кирилла.

– Болит голова, – больным голосом изрекла Ольга, чтобы сменить тему. – Я всю ночь сидела с альбомом картин Веронезе. Потом в Лувре рассматривала потолки. У меня все перемешалось. – Она своими фарфоровыми ручками изобразила, что-то вроде хаоса.

– Оно и видно, – хмуро изрек Илья.

– Я думаю, может быть, у тебя от усталости бессонница, – вырвалось у Андрея. – У меня есть аспирин и что-то еще от головной боли. Могу найти.

Ольга махнула на него рукой.

– У меня есть все необходимое.

– И аспирин тоже? – в который раз, спросил Андрей.

Ольга снова махнула на него рукой.

– Не стоит пытаться охватить все сразу. Посмотришь еще несколько раз альбом, и все встанет на свои места. Сможешь даже преподавать студентам, – с улыбкой заметила Таня.

У Ольги зарделись от похвалы щеки.

– Так уж и преподавать.

– А почему нет? Нужно только хорошо знать излагаемый предмет и любить то, о чем рассказываешь. Вот и весь секрет. А речь у тебя поставлена хорошо, только нужно убрать пустые словечки и жаргон подростка. Много читай, много смотри и много думай. Это всем помогает и тебе поможет.

– Все очень просто, – нагло хмыкнул Илья и поднял вверх руки, – только нужно не забыть выучить свой предмет. Оль, ты это уловила? Еще не плохо бы уметь этот предмет красиво излагать.

– Согласна. Это главное условие, если хочешь уважать себя, – лукаво прибавила Таня, и было не понятно, к кому это относилось.

Андрей перевел взгляд на Таню и сощурил глаза. Он любил такие разговоры: о развитии личности, хотеть и мочь, заслужить, а потом требовать…. Сейчас Таня невольно затронула очень интересную тему: уважать себя. Она по взгляду Андрея поняла, что тот ждет чего-то необычного и про себя подумала, что сегодня она не в том состоянии, чтобы генерировать умные мысли. Вот об этом она и скажет.

– Уважать себя – это много учиться, много знать и хорошо уметь.

– И все? – разочарованно протянул Илья. – Это очень просто.

– Знать и уметь, просто? – горячо оппонировал ему Андрей. – И то, и другое требует колоссального труда. Оля, – Андрей повернулся к девушке, вовлекая ее в общий разговор, – тебе было легко просидеть ночь над книгами?

Ольга обдала его возмущенным взглядом:

– Думаешь, я притворялась, когда сказала, что у меня болит голова?

– Нет, что ты, – удивился Андрей. По его лицу было видно, что такая мысль его действительно не посещала. – Я только спросил.

Ольга покачала головой. Казалось, что и говорить у нее не осталось сил.

– Я попробую на примере рассказать то, о чем зашел спор. – Таня сделала паузу и, что-то, вспоминая, начала говорить. – Кто слышал и видел исполнение Романса для фортепиано в шесть рук Сергея Рахманинова, тот меня уже понял. Это не исключение из правила. Возможно, кто-то слышал подобное произведение Баха.

– Романс для фортепиано в шесть рук, – тихо прошептала Ольга.

– Фишка в количестве рук? – ухмыльнулся Илья, а потом громко рассмеялся.

– Будьте так любезны, помолчите, пожалуйста, – не выдержал Андрей. – Мне совсем ничего не слышно.

Вопрос Ильи остался без ответа. Таня молчала. У нее не было цели затевать игру «отгадай».

– Можно воспользоваться подсказкой: «вопрос другу»?

Теперь уже рассмеялся Андрей и его тут же поддержал Илья.

– Не слышали, а возможно и слышали, да только не знали названия, – стала рассказывать Таня. – Фишка действительно в количестве рук, их шесть, но также и в количестве роялей. Он один! Рояль один, сидя за которым три пианиста вместе исполняют Романс Рахманинова. Три пианиста, следовательно, – шесть рук. А теперь подумайте и представьте, какая божественная музыка извлекается струнами рояля, когда одновременно шесть рук прикасаются к его клавишам. Какое необыкновенное многоголосие струн.

Не успела Таня закончить говорить, как раздался звонок ее телефона. Она лихорадочно взглянула на определитель звонков и, тихо вздохнув, поднялась с кресла.

– Простите. Платон вызывает.

Пока она шла к двери, слышала недоумение Ольги, как можно поместиться за одним роялем одновременно трем пианистам. «А если они толстые?» – восклицала она. Закрыв за собой дверь, Таня так и не узнала, что той ответили ее коллеги.

Когда она вышла из издательства, Москва нежилась в лучах заходящего солнца. Был теплый летний вечер. Город утопал в сирени и Таня, проходя мимо сквера, вдыхала ее запах. Она любила тихие и теплые вечера июня, ночи наполненные песнями соловья, любила, как при встрече Кирилл нежно притягивал ее к себе и утыкался носом в ее шею, и тут же почувствовала запах его волос…. Она отдала бы все, чтобы вернуться назад в прошлое. Настоящее с темной жестокостью жизни казалось немыслимым. Ад при жизни! Отвергнутому, оставленному в одиночестве тяжелее, чем тому, кто ушел от него, и вдвойне тяжело сознавать, что любимому существу пришлось о многом передумать, прежде чем покинуть тебя. Мучительно накатила мысль, что будет этим вечером ужинать одна. Будет звучать музыка, какая? Она решит потом, войдя в квартиру, чтобы заглушить звук тишины. Именно звук. У тишины тоже есть звук и он очень разный. Сейчас в квартире поселился звук уныния, тоски и печали. Проходя мимо ресторана, куда они часто ходили с Кириллом, Таня, не раздумывая открыла дверь и, входя, первое, что она увидела, была улыбка официанта часто обслуживающего их с Кириллом. Он проводил ее к их столику и принес два меню, одно протянул Тане, другое положил на стол для ее спутника, который, он предполагал, должен появиться позднее. Иногда так тоже случалось. Тане пришлось долго ждать, чтобы сделать заказ, хотя людей в ресторане в будний день было не много. Ей пришлось подать знак, что она готова сделать заказ.

– Простите, – растерянно сказал официант. – Я решил, что вы будете ждать своего спутника.

Она покачала головой и тихо произнесла, что его сегодня не будет. К блюдам она заказала любимое вино Кирилла, а поскольку его нельзя было заказать в разлив, она попросила бутылку и только после ухода официанта подумала, что, по-видимому, сделала глупость. Вино ей сейчас нельзя. Но она еще не решила, что оставит…. Когда принесли заказ, она поняла, что есть, тоже не сможет, ее тошнило, и она бросилась в туалет. Голова кружилась, и ей очень хотелось плакать, но плакать было нельзя. Она попросила счет и, не притронувшись к еде, направилась к выходу. Уже на улице ее догнал официант и протянул пакет.

– Возьмите хотя бы вино и десерт я вам положил. Приходите к нам еще. Мы будем рады вас видеть и вашего друга тоже. Бутылка вина закрыта, а вашу, с открытой пробкой, я отнес на столик другим клиентам. Удачное совпадение иногда тоже бывает.

«Неужели бывает?»

– Спасибо.

В горле стоял ком, и она больше не могла произнести ни слова. Она с благодарностью приняла пакет и по дороге к дому думала, что свет не без добрых людей. И дело было не в содержимом пакета, а в отношении юноши к людям с которым его сталкивает жизнь. Войдя в квартиру, она, как на стену, наткнулась на тишину, и быстро прошла в кухню, по дороге, зацепившись за пакеты с покупками прошлых дней, чуть не упала, но смогла с трудом устоять. Стоя на пороге кухни, стала жалеть себя такую неуклюжую и одинокую. Вспомнила, как в тот вечер у Юлии она украдкой посмотрела на Кирилла, но он не ответил на ее взгляд. Это было впервые. Переходя из комнаты в комнату, включила свет во всей квартире, посмотрела на пакеты с обувью и одеждой, которую возможно никогда не оденет и отчетливо поняла, что магазины, рестораны и кафе, это ее истерика. Так она пыталась «заесть» тоску, страх и одиночество, но это действовало только в тот момент, пока она примеряла, покупала, и тут же все уходило, испарялось, когда бросала пакеты в угол.

Продолжить чтение