Поиск: начало. Китеж

Пролог

За спиной огромным костром полыхал Кижский погост.

Дыхание сбивалось, то ли от бега, то ли от паники. Наёмник прямо на ходу грубо ткнул меня в спину, кажется, просто стволом дробовика. В отблесках огня я не увидел край деревянного пирса под ногами, споткнулся, выматерился, чуть не перелетев через доски в воду. Удержался, замахав руками.

– Стоять! – голос Бирюкова перекрывал даже грохот падающих досок и треск пламени. – Руки за спиной свяжи им!

Наёмник снова приставил мне между лопаток ствол. Я не стал спорить или сопротивляться, сейчас нужно было убираться как можно быстрее, искры от пожара начинали долетать до лодок. Кругом бензин, запах его смешивался с гарью, вонью от горелого пластика, и, почему-то, палёной шерсти. За спиной щелкнули затягивающиеся пластиковые наручники, рядом матерился Даня, Ольга предпочла молчать, испуганно озираясь в сторону горящего погоста.

Пирс дрогнул под ногами, сзади послышался глухой грохот, звон металла, треск камня и дерева. Все резко обернулись в сторону храма – между причалом и деревянными строениями разверзлась огромная дыра, куда прямо сейчас проваливалась Покровская церковь, и откуда выбивались гигантские языки пламени. Спорим, такой эффектной подсветки в Кижах никогда не было? Ну какая же чушь в таких ситуациях в голову лезет…

Кладбища уже не было, колокольня тоже начала заваливаться в зияющий провал. Языки пламени лизнули её раз, другой – и огонь схватился, вгрызся в некогда шедевр зодчества. Теперь уже бывший. Вдалеке наконец-то послышался вой сирен, может, хоть самую главную церковь спасут?

– Быстро грузимся! – это снова Бирюков.

Я не стал спорить, быстро перешагнул надувной борт и почти упал на пластиковую скамейку. Со связанными руками держать равновесие даже в такой большой лодке было сложно. Даню и Ольгу затолкали во вторую лодку, туда же залез Бехтерев.

Наёмники уже почти запрыгнули в лодки, когда из провала вырвалось несколько сгустков черного дыма, настолько тёмных, что даже сейчас, в темноте, прерываемой лишь отблесками пожара, их можно было без труда разглядеть на фоне ночного неба. Сделав вираж, клубки дыма устремились к нам. У меня сдали нервы.

– Ходу! Ходу, вашу мать, убьют же нахрен!

Взревели парные японские Ямахи по сто тридцать лошадей каждая, лодки буквально выпрыгнули от причала. Дымы стремительно приближались.

– Свет! Свет на них!

Наёмники судорожно и синхронно направили стволы с фонарями в сторону клубков темноты, пока лодки с рёвом летели через протоку между островами. Тьма уворачивалась, постоянно маневрируя, уклоняясь, меняя скорость и высоту.

Выскочив из протоки, лодки развернулись и помчались в сторону Вытегры. Преследователи начали отставать, а вот тряска стала нещадной.

– Мужики, ну куда я денусь от вас? Развяжите руки, дайте фонарь! Стрёмно же!

Бирюков повернул голову в мою сторону.

– Откуда ты узнал про свет? – он старался перекричать рёв моторов.

– Развяжи, расскажу. Или я самоубийца по-твоему?

– Ну храм же сжёг? Чем не самоубийца? – адреналин начал отпускать, всем хотелось выговориться, и Бирюков не был исключением.

– Там всё рассчитано было! – я чуть не слетел со скамьи на очередной волне.

Берег приближался, огни, обозначавшие вход в Волго-Балтийский канал, становились всё ярче. Я поёрзал на сиденье, пытаясь не отбить окончательно пятую точку. Лодки продолжали нестись, не сбавляя скорости.

Краем глаза я успел заметить движение слева по борту. Здоровенный сгусток тьмы мчался наперерез лодкам, на лету разделяясь и оставляя за собой шлейф черного дыма. Я сумел лишь оттолкнуться ногами, заваливаясь спиной на пластиковое дно и стиснув зубы.

Дымы ударили в лодку одновременно. Черный сгусток влетел в стекло рубки, сшиб охранника, стоявшего слева от штурвала, затем смял рулевого и снёс сам штурвал. Бесформенный ком из тел, тьмы и металла вырвал правый борт рубки вместе с куском борта. Звонко лопнул леер, уносясь свободным концом куда-то к корме – этот звук я почему-то услышал даже сквозь рёв двигателей и дикие крики уцелевших.

Лодка потеряла управление и начала поворачивать в сторону маяка, это я натурально почувствовал спиной, не имея возможности подняться со связанными руками. Моя голова болталась между сапогами наёмника, сидевшего сзади, я видел, как он изо всех сил вцепился в лавку пальцами левой руки. А правой… А остатками правой руки он просто болтал в воздухе, пытаясь схватиться за автомат и не понимая, что благодаря лопнувшему лееру его кисть уже где-то в Онежском устье.

В этот момент тьма нанесла второй удар. Однорукого бедолагу выбило с места, словно бревном, перед глазами мелькнул его левый ботинок, угодивший мне прямо в лицо.

Я потерял сознание на секунду или две, а затем лодка подпрыгнула, вылетев на каменистый берег. Наверное, будь она целиком алюминиевой или пластиковой, я отделался бы испугом, но в данном случае случилось то, на что транспорт явно не был рассчитан. Стеклопластиковый корпус встретился с полуметровыми валунами, носовой баллон спружинил и лопнул, один из моторов сорвало с транца – я успел увидеть сюрреалистичную картину в свете маяка – и в ту же секунду меня выбросило из лодки.

Прямо на лету треснул пластик наручников, я разглядел, как по камням кувыркается мотор. Валуны перед глазами за секунду увеличились в размере, заняв всё поле зрения, а затем для меня наступила темнота.

Глава 1. Находка

УАЗик уверенно пёр через зелёные заросли, сминая то кусты, то траву, порой доходившую до верха дверей. Тент я скинул, поэтому слепни то и дело норовили устроить себе обед, тем более, что одновременно держаться за трубы каркаса и отмахиваться Даня с Алисой особо не могли. Мне было ещё сложнее, потому как приходилось обеими руками держаться за руль, чтобы машина не попала в очередную канаву. Не хотелось вот по этой траве ползать, собирая всех возможных насекомых средней полосы. Да и одежда на нас была не то чтобы располагающая к такому отдыху – трекинговые кроссовки, легкие брюки-карго, рубашка на мне и футболки на ребятах. Даже головных уборов мы не брали, ехали совсем налегке.

Об этом месте я услышал от знакомого на работе, дескать, природа мало тронута вездесущими двуногими, вода чистая, и берег неплохой. Деревня Кудеверь в центре Псковской области самим названием навеивала какую-то древнерусскую романтику, былинные образы и прочие все эти ваши Лукоморья с неординарными кошками на деревьях.

И сейчас вот в эти малопопулярные места с хрустом проламывался наш Хантер, загребая грязевой резиной траву и раздвигая кустарник то черным кенгурятником, то белыми бортами, крашеными в раптор.

Машинку я собрал только в этом году, Даня помогал мне в свободное время. Изначально он был настроен весьма и весьма скептически, тыкая меня носом в объявления о продаже очередного паджерика или прадо, но я стоял на своём – мне хотелось именно вездеход, железный, который я не буду жалеть после каждой царапинки. И который может на недолгое среднеполосное лето стать веселым кабриолетом для коротких вылазок на природу. Короче, этакий работяга для увеселительных прогулок по дебрям.

Мы разобрали его, вычистили всё, что надо было вычистить, обработали и смазали всё, что надо было обработать и смазать. Сделали небольшой лифт, воткнули дорогую грязевую резину, сняли надставки на дверях и переделали дуги каркаса. Заменили половину салона, поставили дополнительный свет во все стороны и ящики с замками в крохотном багажнике. Ну а финальным штрихом была окраска полимером, так что царапин УАЗик больше не боялся. Теперь этот монстр, вооруженный лебедкой, экспедиционными канистрами, сэндтраками и инструментом, дарил незабываемые эмоции, подбрасывая нас на кочках и приближая вечерний отдых на берегу сказочного озера.

Солнечный блик от часов на Даниной руке ударил мне в правый глаз, я поморщился, заодно вспомнив, что время-то близится к закату. Ладно, не страшно, нам по навигатору буквально несколько десятков метров осталось.

Пробив колею в зарослях иван-чая, мы, наконец-то, выползли на берег небольшого озера, окруженного соснами. Оглушительно трещали кузнечики, от травы шел дурманящий аромат, к которому примешивались запахи перегретого металла, масла и бензина. Я направил Хантера направо вдоль берега, решив найти место для стоянки поближе к деревьям – там и травы меньше, и палатки ставить проще.

Справа в зарослях травы проплыли остатки какого-то древнего строения. Каменные стены более-менее сохранились, а вот крыша давно исчезла. Интересно, что здесь было? Часовня? Да, похоже на то.

Я пальцем ткнул вправо, обращая внимание Дани с Алисой на развалины.

– О, давайте посмотрим? – Алисе, судя по всему, порядком надоела дорога, и хотелось размяться.

– А давайте сначала найдём место, а потом уже будем всё вот это изучать? – я решил занудствовать. – Вечер скоро, надо сначала палатки поставить, дрова собрать. А то будем в темноте спотыкаться. Оно тебе надо?

– Ну так высадите меня, я гляну и догоню. Всё равно еле ползёте, я пешком быстрее хожу.

– Слав, высади ты её, – это уже Даня подключился. Алиса фыркнула. Они перед поездкой успели поругаться, помириться и снова поругаться, поэтому нормального диалога у нас по дороге не получилось. Мне приходилось разговаривать по очереди то с Даней, то с Алисой, но не одновременно с ними обоими.

Я притормозил перед очередной кочкой, и Алиса просто перепрыгнула на землю через стальной борт. Даня только вздохнул и покрепче схватился за поручень.

Так, не спеша, мы подъехали к деревьям. Я присмотрел площадку поровнее и заглушил двигатель. Тут же наступила тишина, только ветер шумел в соснах, да потрескивал остывающий металл под капотом.

Даня распахнул дверь и выпрыгнул на землю, с хрустом потянувшись. Я вылез следом за ним.

Перед нами на берегу раскинулась небольшая сосновая роща, земля была усеяна иголками, шишками и мхом. Ни одного следа человека! Идеально для отдыха. Именно такое место мы и искали. Я полез в багажник за легкой палаткой. Даня, глядя на меня, потянулся за своей.

Палатки мы выбирали по принципу «сколько человек планируем плюс один». То есть у меня была двухместная, у Дани с Алисой трёхместная. Это давало возможность затащить всё необходимое с собой под крышу и не думать о том, что надо лишний раз лезть в машину за вещами.

Я расстегнул молнию на чехле, отщёлкнул три карабина и подбросил палатку в воздух. Автоматическая конструкция за время короткого полета сама сформировала нужную форму, а после приземления мне осталось только поправить положение, накинуть тент и закрепить на земле это чудо кемпинговой мысли. Я посмотрел на часы – до заката время еще есть, отлично! Как раз и костёр разведём, и приготовить успеем, и искупаемся.

Пока Даня возился со своей палаткой, вернулась Алиса. Она тихонько подкралась к нему со спины, выбрала момент, и, когда Даня выпрямился, запрыгнула на него сзади. Даня с руганью дернулся, и они оба покатились по сухому мху. Я ухмыльнулся и отвернулся, делая вид, что мне срочно нужно проверить во-о-он те колышки, вбитые мной в землю с другой стороны палатки всего минуту назад. Пускай мирятся, нечего всем отдых портить. Жалко, что Ольга сегодня и завтра работает, вчетвером было бы куда как веселее.

– Молодожёны, вы хоть до палатки доберитесь. Устроили тут публичный дом в девственном месте, совсем стыд потеряли, – я просто дурачился. – Лучше бы дрова собирали с таким энтузиазмом.

Я ожидал, что они помутузятся на земле еще с полминуты, а потом проснувшаяся совесть погонит их собирать ветки. Но я ошибся, Даня с хитрой ухмылкой потащил Алису за руку в палатку. Ребята, кстати, поженились лишь месяц назад, хотя до этого встречались почти год и пару лет жили вместе.

Мне оставалось только вздохнуть, взять в багажнике складное кресло, вытащить бутылку пива из холодильника и удалиться к берегу.

Минут пятнадцать я наслаждался относительной тишиной, пением птиц и стрекотом насекомых. На зеркальную гладь озера то и дело садились стрекозы, то тут, то там плескалась рыба. Где-то на противоположном берегу лениво постукивал дятел. К моменту, когда ребята выползли из палатки – Даня в одних штанах, Алиса в купальнике – я допил бутылку и собирался идти за второй.

– Не, нормально вообще? Мы там делом заняты, а он тут пиво пьет сидит. Еще и нас бесстыжими называет. Мы, между прочим, ячейку общества укрепляем, пока ты морально разлагаешься! – Алиса притащила с собой такое же кресло, как у меня и плюхнулась рядом с блаженной улыбкой.

– Ты лучше расскажи, что в кустах нашла? – мне было лень идти смотреть самому, а незагаженные развалины – это всегда интересно.

– А непонятно. Стены, надписи какие-то на камнях, как будто выбитые. На часовню похоже, стены прям метровые почти, толстые. Даже удивительно, что местные не растащили всё.

– Наверное, поближе к деревне другие развалины есть, – я пожал плечами. – Вы как хотите, а я плавать пошёл.

Я зашел за машину и быстро переоделся в плавки. Сигануть бы с разбега сейчас, но дно неизвестно какое, страшно. Не буду.

А вода-то прохладная, даром, что середина лета! Зайдя по щиколотку, я споткнулся о камень. Тот торчал в воде, погрузившись в песок. Я наклонился, выдернул увесистую пластину килограмм на пять и повернулся к ребятам.

– Тут такого камня навалом, судя по всему, вот и стоят развалины нетронутыми.

– Кидай сюда, что поймал, будем кострище делать, – это уже Даня голос подал.

– Лови!

Пластина плюхнулась на землю, отпружинив от сосновых иголок и перевернувшись. Даня лениво подгреб его ногой, а я полез дальше в воду.

Когда я наплавался, Алиса уже натащила дров, а Даня заканчивал с кострищем. Он припёр еще несколько камней, только менее правильной формы, выложил их по кругу и раскидал иголки и шишки, чтобы не было пожара.

Мы не первый раз вместе куда-то вот так выбирались, просто обычно вчетвером. Сегодня я пребывал в меньшинстве и скучал по жене, попутно проклиная её дурацкую работу, которая таким прекрасным летним вечером оказалась совсем не в тему. Мы планировали ехать вместе, но вчера ей позвонили и попросили подменить заболевшую коллегу. На коротком семейном совете мы решили, что это не конец света и не повод портить выходные ребятам.

Я взял охапку веток и начал складывать их в кострище. Уже темнело, в лесу сумерки наступали быстрее. Закончив с дровами, я потянулся за видавшей виды зажигалкой. Зиппо привычно звякнула, щелкнул кремень, и маленький язычок пламени принялся пожирать сухое дерево. То занялось моментально, дождя не было уже пару недель и власти даже ввели особый противопожарный режим, запретив посещение лесов и разведение огня. Нас не особо волновал этот факт, в конце концов, мы не просто так забрались в такую глушь – ну не сунутся сюда всякие инспекторы, нечего им здесь делать.

Я взял еще бутылку, пока Даня заворачивал в фольгу стейки из форели, предварительно полив их лимонным соком и посыпав солью с перцем. Переодевшись в сухое и плюхнувшись в кресло, я умиротворенно потягивал пиво, глядя прямо в огонь и отмахиваясь теперь уже от вездесущих комаров.

Даня выложил рыбу на решетку и кое-как закрепил её на камнях. В какой-то момент одна из веток прогорела и развалилась, толкнув решетку. Та съехала в сторону, и я нагнулся, чтобы положить её на место. Мой взгляд упал на один из камней, которыми было выложено кострище, на ту самую пластину, которую я выдернул из озера.

Камень был весь густо испещрён короткими линиями, выскобленными на пару миллиметров вглубь. Где-то стёршиеся, они явно формировались в какие-то слова. Я заинтересовался и потянулся в карман за фонарём.

– Ты чего? Решетку потерял? – Алиса хихикнула.

– Сама посмотри.

Я посветил фонарём. Мы вглядывались в символы. «Песка морскаго», «друзи твои», «набрегу», «светлояра» и «град». Я посмотрел на Алису.

– Подержи решетку, надо достать пластину.

Выдернув из кострища камень, я взял тряпку и пошел к воде. Символы читались еле-еле, я решил, что надо дать время этой пластине высохнуть и положил ее в машину. Как раз до утра подсохнет, а там на свежую голову и посмотрим, что за артефакты в наших озёрах обитают.

К тому моменту Алиса уже сняла решетку, и Даня увлеченно разворачивал фольгу, шипя и обжигаясь. Густой аромат поплыл вокруг костра. Мы чокнулись бутылками:

– Давайте, чтоб почаще вот так выбираться! – стандартный тост. Жалко, что времени становится все меньше и меньше.

Недалеко от берега в воде мне почудился человеческий силуэт. Я посветил фонарем – морок исчез. Костер иногда очень причудливые тени выдает.

Примерно час мы сидели, болтали, допивали пиво и много смеялись, чудесное завершение отличного дня.

Хантер бодро бежал по трассе. Прекрасный субботний солнечный день, самый разгар лета! До города нам оставалось минут двадцать. Надо закинуть ребят, потом заскочить к жене на работу, а затем можно и самому домой. То есть через часа полтора меня ждёт душ, кофе и сытный обед. Ну ведь красота же!

Голос Дани выдернул меня из мыслей о доме:

– Что вы с отпуском-то решили по итогу?

А ничего мы не решили. Собирались в Крым, но не хотелось дикарями. А не дикарями – денег не хватило бы. Можно было, конечно, просто где-то недалеко неделю покататься, посмотреть города, по музеям пройтись. Это с одной стороны. С другой – хотелось и менее культурного отдыха, пляжного какого-то, что ли.

– Не знаю, ничего пока. На неделе определимся, на нормальный отпуск вроде как денег не хватает, а хочется и отдохнуть нормально, и в долги не влезать. Думаем ещё.

– Вот и мы думаем.

Отпуска у нас в этом году по времени совпали, хотя Даниле с Алисой в этом плане было проще, чем нам с Ольгой. Данила работал сам на себя, совмещая несколько работ по автомеханике и гидравлике. Алиса же вообще фактически сидела дома, так как свежий пакет санкций против нашего государства отправил весь коллектив её организации в бессрочный оплачиваемый отпуск. Мы же с Ольгой работали не на себя. Я трудился на госслужбе, она выдавала заказы на Озоне. Денег было немного, свободного времени ещё меньше, но отдыхать всё равно хотелось по-человечески.

Я переключил передачу. Пока выжимал сцепление, почувствовал, как в ступню врезалось что-то острое. Наверняка кусок ветки или камень, босиком же ходил. Камень, камень… камень!

– Алиса!

– Ау?

– А каменюка та вчерашняя сзади на полу валяется?

– Да, а зачем ты это с собой тащишь? Декор новый дома будет?

– Наверное. Интересно же.

– Так ты его Москалёву покажи, что он скажет. Может, ему в музей пригодится, – подкинул идею Даня.

Павла Георгиевича мы знали ещё со школы. Уже тогда он казался нам дремучим стариком, этакий классический профессор – седой, в очках, пиджаке и водолазке. Он вёл краеведческий кружок, затем я встречал его во время учебы в универе на лекциях по культурологии. Почему бы и нет? Он ведь у меня в друзьях Вконтакте, можно даже не встречаться, а просто фото отправить. Ладно, будет время – обязательно отправлю.

«Светлояра» и «град». Мысли опять закрутились в голове. Где я слышал эти слова вместе? Светлояр, что-то очень знакомое, как будто из детства что-то. Нет, не помню.

Мы подъехали к дому Дани с Алисой, и я помог ребятам вытащить вещи из машины. Попрощавшись, я поехал к Ольге.

«Светлояр». Где я встречал это слово? По-любому это что-то из древнерусских мифов. Что я вчера говорил? Лукоморья всякие с домашними питомцами? Ну вот тоже что-то из этого. Мысль навязчиво крутилась в голове и даже не думала покидать меня. Зараза, ну вот зачем ты засела в моей голове? Не выдержав, я прижался к обочине и остановился, затем достал телефон.

Яндекс уверял, что Светлояр – это озеро. Причем не абы какое, а то самое, на котором некогда стоял Китеж. Тот самый, легендарный город, ушедший под воду, лишь бы не даться в руки Батыю. То есть кусок камня, не дающий мне покоя – всего лишь чья-то нелепая шутка?

Ага, конечно. Вдали от цивилизации, куда даже дороги нет. В озере. Наполовину закопанный. Еще и надписи выбиты на камне. На древнерусском, наверное. Верите в такие шутки? Вот и я не особо.

Я откинулся на сиденье, протянул руку назад и нашарил на полу шершавый край каменной плитки. Схватил, положил рядом на сиденье, открыл камеру в телефоне и сделал снимок той стороны, на которой были выбиты буквы. Или руны. Не знаю, как там у древних это называлось. Символы, короче. Затем открыл Вконтакте, нашел в друзьях Москалёва – тот был в сети вчера вечером, как раз когда я наткнулся на камень – и отправил ему фото. Подумав немного, отстучал еще сверху сообщение, дескать, Пал Георгич, гамарджоба, дорогой, помоги непутёвому ученику, нашел этакую невидаль, что мне с ней делать? В музей тащить али под колеса подкладывать, когда резину переобуваю? И нажал кнопку отправки.

Пытаясь отогнать разные мысли – в голове крутилось всё подряд, от желания найти разыгравшего меня шутника до немедленного посещения центральной научной библиотеки, конечно же имени Ленина, какая есть, наверное, в каждом городе – я доехал до Ольги. Та встретила меня с неизменной пылкостью и шквалом эмоций, как и подобает любой девушке, имеющей южные корни. Ей было восемнадцать, когда она приехала в этот город из Ташкента, желая получить образование и гражданство нашей страны. Образование она так и не получила, зато нашла сначала неудачные отношения, затем работу, потом ещё одну работу… А потом мы встретились, я влюбился, её отношения уже рушились, и примерно через полгода мы подали заявление в ЗАГС. Я заставил её уйти с одной из работ, мы стали всё свободное время проводить вместе. Нам было интересно изучать друг друга, нам было хорошо, и мы действительно друг друга искренне любили.

Стоически стерпев почти час осматриваний, обнюхиваний, объятий, поцелуев и расспросов, я двинул к дому, благо ехать было всего десять минут.

Мы с Ольгой сидели на диване в гостиной, фоном что-то болтал телевизор, в руках были вилки, а на столике рядом стояли две открытые бутылки пива. Одна нога у меня утопала в пушистом ковре, а другую я подобрал под себя, удобно пристроив горячую тарелку с пастой. Знаете, в чем разница между пастой и макаронами? Я вот не знаю. Но Ольга почему-то упорно называет макароны пастой, когда добавляет к ним какой-нибудь соус и морепродукты. Вообще всегда поражался вот этой женской способности из всякой ерунды создавать уют и подавать его так, что по нему начинаешь неплохо так скучать вдали от дома. Для полной идиллии можно было бы растопить камин, но лето выдалось таким, что вместо камина без устали трудился кондиционер, даря долгожданную прохладу.

Один из котов уселся напротив нас и вопросительно переводил взгляд то на меня, то на Ольгу. А я рассказывал про то, как нашёл табличку.

На каминной полке блымкнул телефон. Я не придал значения, продолжая рассказывать с набитым ртом. Днём перекусить не получилось: когда я вернулся домой, выяснилось, что на подстанции произошёл какой-то сбой, и электричества не было. Газ мы не провели, всё в доме было завязано на электрике – и отопление, и плита, и духовка.

– То есть ты даже не заметил надписей, когда из воды вытаскивал?

– Неа. Да и не ожидал я ничего подобного увидеть. Ты вот часто где-то что-то такое находишь?

– Ну тоже верно.

Телефон блымкнул ещё раз. И ещё.

– Ты не хочешь посмотреть, что там? – Ольга выразительно посмотрела в сторону камина.

– Не хочу. Опять Макс какую-нибудь ерунду прислал, шутки за триста.

– А если это Москалёв?

– В половине первого ночи?

– Почему нет?

В этот момент телефон разразился непонятной трелью. Странно, я такую мелодию никогда не ставил, даже не знал, что она у меня есть.

Выругавшись, я поставил тарелку на столик и подошёл к камину.

– О, ты права, это Москалёв. В такое время… Не думал. Через Вконтакте звонит.

С бренчащим телефоном я уселся обратно и взял в другую руку бутылку. Сделав большой глоток, я нажал на пиктограмму ответа.

– Слава? – дребезжащий старческий голос Павла Георгиевича звучал очень взволнованно. – Владислав? Вы меня слышите?

– Вячеслав вообще-то, но суть Вы угадали, Пал Георгич. Вечер добрый.

Я включил громкую связь, чтобы Ольга тоже слышала разговор.

– Неважно. Слава, скажите, это шутка?

– О чём Вы, Пал Георгич?

– О той фотографии, что Вы мне прислали. Это шутка?

– Я вообще-то от Вас ждал ответа, Пал Георгич. И хотел, чтобы Вы мне объяснили, шутка это или где, – я сделал ещё один большой глоток.

– Слава, в каком городе Вы сейчас находитесь?

Первый раз вижу, вернее, слышу, чтобы Москалёв был настолько взволнован. Я запомнил его этаким занудным стариканом, который всегда упорно вдалбливал нам знания, казавшиеся нам ненужными. Вечно спокойный, методичный и гнущий свою линию преподаватель смог каким-то образом внушить нам уважение. Во всяком случае, хоть его предмет мы и не считали важным, но видели увлеченность человека делом, которому он решил посвятить свою жизнь. В конце концов, мы и сами станем когда-то такими же. Наверное.

– В том же что и Вы, полагаю. Последние лет тридцать шесть.

– Табличка ещё у Вас? Срочно берите её и приезжайте ко мне.

Я чуть не поперхнулся. Откашлявшись, я сделал ещё глоток.

– Пал Георгич, Вы когда на часы смотрели крайний раз?

– Славочка! – тон преподавателя сменился на жалобно-просительный. – То, что Вы мне показали, может иметь огромное значение для… Да для всего буквально.

– Ну так убедите меня, пожалуйста.

– Слава, нет времени убеждать. Просто поверьте, такие открытия ждать не могут.

– Павел Георгиевич! – я старался тщательно и медленно выговаривать слова. – Сейчас почти час ночи. Вы мне ничего не объясняете и хотите, чтобы я куда-то сорвался на ночь глядя. Я выпил, мне уже нельзя за руль. Меня, в конце концов, жена не отпустит среди ночи с куском камня болтаться по городу! Давайте утром созвонимся, я наберу Вас, когда проснусь.

– Какой же вы недалёкий, Слава, – я лишь хмыкнул в ответ. – Я сам утром Вас наберу. И напишите мне Ваш номер, я не хочу снова внука просить Вам звонить.

– Договорились, Павел Георгиевич.

– И ещё, Слава, я Вас очень прошу – никому не рассказывайте про Вашу находку.

– Среди ночи? Как скажете, профессор.

– Я доцент, я не профессор!

– Неважно, – уязвил я его. Хотя он, мне кажется, этого даже не заметил. – Всё, профессор, доброй ночи!

Я нажал кнопку отбоя. Ольга внимательно посмотрела на меня.

– И что всё это значит? Он всегда такой… эксцентричный?

– Москалёв? Не знаю, я его таким не видел. Сколько помню, он всегда спокойный как удав, и упёртый, как ледокол.

Ольга продолжала смотреть мне прямо в глаза.

– Что?

– Тебе не кажется, что ты мог бы помочь старику? Может, ты новый вид письменности нашёл. Или ещё какое открытие совершил.

– Счастье моё, я своё главное открытие совершил два года назад, когда тебя встретил. Поэтому давай спокойно ужинать и спать, тебе на работу завтра, а я утром наберу этого доцента.

– Ты же сам так перевозбудился, что аж дотерпеть не мог, чтобы ему спокойно написать!

– Да. Верно. А сейчас я в тёплом и уютном доме с вкусным ужином, приготовленным любимой женщиной, которая, по совместительству, ещё и моя жена. И по которой я соскучился до безумия.

– Врёшь. Тебе важнее комаров в дебрях покормить.

– Вот сейчас доедим и пойдём доказывать тебе, что для меня ценнее в жизни, чем комары.

– Тебе придётся постараться, чтобы я поверила!

– Эээ, а когда я не старался?

Спустя примерно час мы вернулись обратно в гостиную. Уставшие, но довольные, мы жадно глотали воду. Кубики льда из морозилки не успевали даже раствориться в стакане, когда мы вновь подставляли стаканы под кран фильтра.

Краем глаза мне почудилось движение во дворе. Словно на границе света какой-то тёмный силуэт мелькнул. Я дёрнулся, капли воды из стакана попали на плечо Ольге.

– Ты чего? – удивилась она.

– Да просто вода холодная, не в то горло чуть не попала, – я изо всех сил не подавал виду. Дверь во двор хоть и представляла собой стекло от пола и до потолка, но была заявлена как бронированная и выдерживающая пистолетный выстрел. Как и все окна по периметру. И сейчас она была закрыта на замок, открыть который можно было только изнутри. – Я вот подумал, а что если нам генераторный сарай во дворе поставить? Алиса, включи свет во дворе!

Умная колонка примерно секунду переваривала команду, интернет за городом ловил хуже. Затем по фасаду дома вспыхнули прожекторы, освещая тридцать метров пространства от дома и до въездных ворот. Во дворе никого не было. Что-то мне часто мерещиться начало всякое.

– Ну давай, тем более ты же хотел мастерскую сделать? Вот и совмести приятное с полезным. Ты что, без света не помнишь, что у нас и где? – Ольга улыбнулась.

– Это я планирую так, мне со светом проще. И вообще, спать пора. Тебе на работу скоро вставать. Алиса, выключи свет во дворе!

– Да, – расстроенно вздохнула Ольга. Затем потянулась ко мне. Я наклонился и поцеловал жену, попутно вспоминая, что в спальне в сейфе лежит Вепрь. Надо завтра проверить и почистить. Так, на всякий случай.

В восемь утра нас разбудил будильник Ольги, и, угадайте кто? Верно, Москалёв Павел Георгиевич, доцент, кандидат каких-то там околоисторических наук, некогда приличный гражданин, а сейчас в моей голове отъявленный негодяй и вообще нехороший человек, чтоб его растак и разэтак. У меня воскресенье, в конце концов, выходной же!

Матерясь про себя, я взял трубку.

– Слушаю, – рявкнул я.

– Утра доброго, молодой человек. Надеюсь, выспались? – тон Москалёва был безапелляционен. – Впрочем, давайте вежливость опустим, на это у нас сейчас нет времени. Слава, когда Вы сможете быть у меня?

– Павел Георгиевич, я начинаю жалеть о некоторых вещах в своей жизни.

– Жалеть, Слава, Вы будете, если не появитесь у меня через час.

– Не появлюсь, даже не рассчитывайте. Сейчас восемь утра. К десяти – может быть, раньше вряд ли.

– Ну хорошо, – вздохнул он. – Старокняжеская, семьдесят три. Третий дом от поворота, найдёте.

– Да уж постараюсь, – проворчал я и нажал отбой.

Ольга сидела на кровати, покачиваясь спросонья. Посмотрела на меня сонными глазами.

– Ага, и тебе с добрым утром, любимая! – я поцеловал её в плечо. Вздохнув ненамного тише нашего доцента, я отправился в душ, благо санузлов у нас было два.

Примерно через сорок минут я закрыл ворота за Ольгиным БМВ, помахав в заднее стекло короткого седана.

Наспех соорудив себе пару больших бутербродов и чашку кофе, я одевался, параллельно откусывая хлеб с ветчиной, сыром и листьями салата. Заодно насыпал корм котам. Снова песочные брюки карго, снова рубашка, правда, на этот раз темно-синяя. Зиппо в карман – это мой талисман уже. И нож туда же, мини-танто от Cold Steel. Документы в левый боковой, сотовый в правый.

Каменная пластина по-прежнему лежала на столике в гостиной. Я достал из шкафа в гардеробной большое полотенце, которое обычно использовал для каких-то хозяйственных нужд, завернул в него табличку и сунул в рюкзак. Посмотрел на часы – я носил их циферблатом внутрь, на правой руке, привычка с юношеских лет – начало десятого. Подождёт Москалёв, никуда не денется. Хотя бы кофе допью спокойно.

УАЗик мы брали как машину выходного дня, обычно он стоял у моих родителей. Выйдя из дома, я загнал Хантера под навес, где до этого стояла Ольгина машина. Было облачно, дождя не предполагалось, но на всякий случай пусть будет так. Отнес ключи в дом, запер дверь. Уже садясь в свой Форестер, я вспомнил про дробовик в спальне. Ладно, вечером.

Мысль посетила меня внезапно. Остановившись перед воротами, я вышел из машины и пошёл вдоль забора, бегло осматривая траву под ногами. Не знаю, показалось мне или нет, но за деревом с противоположной от дома стороны она была словно примята. В любом случае следопыт из меня так себе, я не уверен даже, от чего это может быть. В любом случае…

Я постоял с минуту, задумчиво разглядывая траву. Затем закрыл за собой ворота, залез обратно в машину и направился в противоположный от дома пригород.

Примерно через 20 минут я ехал по Старокняжеской. Видно было, что свой расцвет район пережил несколько десятилетий назад. Вроде бы всё было на месте, всё ухожено, всё аккуратно, но общее ощущение ветхости и усталости сквозило отовсюду. Где-то облупилась краска, где-то покосились столбы, где-то рассохлись оконные рамы. Старый посёлок, старые дома. И хозяева, судя по всему, тоже далеко не молоды.

Я въехал на улицу с другой, противоположной стороны. Павел Георгиевич сказал, что третий дом от поворота, видимо вот этот, для меня пятый по счёту.

Деревянный забор, давно не обновлявшийся, местами поросший мхом. Трава по колено вдоль забора, мощные яблони, какие-то цветы. Деревянный дом под старой зелёной краской, шиферная крыша. И при этом пластиковые окна и спутниковая антенна.

Едва я вылез из машины, припарковавшись на улице, дверь распахнулась. Павел Георгиевич в своих неизменных водолазке и пиджаке показался в проёме. Как он ходит во всём этом, если на улице градусов тридцать в тени?

– Не ждали, Пал Георгич?

– Проходите, Слава, проходите! Осторожнее, вот здесь споткнуться можно, шланг лежит. Вы её не забыли? Ну проходите же!

Доцент явно был взволнован. Ну ничего, сейчас разберёмся, что же я такое из воды вытащил.

– Я сейчас правильно понимаю, что если это не чья-то нелепая шутка, то… То это прямое подтверждение реальности мифа?

– Слава, если это не шутка, а я почти на сто процентов уверен, что не она, то мы стоим перед величайшим открытием в современной… Ладно, перед одним из величайших открытий. Это как библиотеку Ивана Грозного найти, понимаете?

– Профессор, Вы бы для начала с переводом разобрались. Может, Вы это воспринимаете с точностью наоборот. Вдруг там прямо говорится – нет, мол, града Китежа, и не было никогда.

– Молодой человек, для чего тогда, по-вашему, такое подробное описание пути? Это как звучать должно было? «Придоша к Ладоге, обратиша к Яру Беламу, отвратиша Светлояра». Приходите в Ладогу, найдите Яр, Белый, а не Светлый, между прочим, ищите через него камень Рюрика, вот он Вас к Китежу и не приведёт? Необычная версия. Сомневаюсь.

– Ну хорошо, Пал Георгич. Допустим. Пока только допустим! Допустим, что мы действительно нашли артефакт. Подлинный. И на котором подлинный путь к мифическому городу. Граду, если угодно. И здесь сразу масса закономерных вопросов. Вопрос первый: что осталось от города за 800 лет? Вопрос второй. Мы в двадцать первом веке. Не найти за всё это время город – это как вообще? Маловероятно. Вопрос третий. Ну найдётся Китеж, хорошо. Что дальше? У нас у самих памятников старины полный город и половина области, только следить за ними некому и не на что. Смысл в чём?

– Смысл в том, молодой человек, что это наша с вами история. История нашей с вами страны, наших предков. История, которую почему-то решили спрятать, причём спрятать так, чтобы столетиями найти не смогли ни враги, ни свои. Значит, было что прятать?

– По-Вашему, там горы золотые?

– По-моему, Слава, если что-то так тщательно пытаются скрыть, значит, оно и через много лет аукнуться может. Вспомните про гостайну в архивах – там по двадцать пять лет документы не раскрывают. А ведь это всякие мелочи сиюминутные, мышиная возня да подковерные игры власть имущих. В интересах государства, разумеется, но тем не менее.

– Я всё равно не очень могу представить, что может понадобиться настолько тщательно прятать. Не Грааль же, в конце концов.

– Вряд ли там золотые горы. К богатству на русской земле всегда было своеобразное отношение. Нет, отдельные алчущие личности были всегда и везде, но это веками была скорее девиация. Именно духовные, культурные сокровища на Руси ценились, а не железки.

– Ну земли ведь не святым духом присоединяли? Хозяйство развивали и так далее.

– Абсолютно верно. Вот и тратили богатство на развитие и расширение, а не на терем повыше и лошадь покраше. Другими категориями мыслили. И за золото или что-то ещё так держаться точно бы не стали. Золото – оно наживное. Временное.

Мы некоторое время молчали. Москалёв устал, это было заметно. Я же переваривал информацию. В любом случае на сенсацию всё это не тянуло. На научно-историческое открытие – да, на сенсацию – вряд ли.

– Хотите чаю? – Москалёв прервал тишину.

– Не откажусь, спасибо.

В гостиной было прохладно. Доцент, кстати, неплохо так устроился – неказистый с виду домик внутри несколько удивлял. Как будто на современный крепкий дом накинули ветхую оболочку: ровные, прекрасно отделанные стены, паркет. Отличная мебель, даже петли в шкафах везде с доводчиками. Плазма на стене размером с мой камин, если не больше. Диодные светильники. И, что самое интересное, на стене висел кондиционер. Интересно, как у Павла Георгиевича выглядит кухня?

Москалёв поднялся с кожаного кресла, слегка потёртого, но не издавшего при этом ни звука – тоже ведь показатель – и потопал, судя по всему, на кухню. Я остался сидеть и разглядывал каменную табличку, лежавшую на дубовой столешнице. Тонкий алюминиевый моноблок знаменитой фруктовой компании был сдвинут в сторону, занавески на окнах задёрнуты, а практически единственным источником света нам служил сверхсовременный настольный светильник.

Серо-коричневая поверхность, выбитые буквы. Где-то текст затёрт, где-то сколот, его не восстановить. Но в общем и целом суть уловить можно было бы, знай мы древнерусский. Или старославянский. Или как он там правильно называется?

Китеж. Ладно, судя по табличке, вернее по той части текста, которую мы смогли перевести, город реально существовал. Причем путь к нему был указан чуть ли не буквально – Ладога, Белый Яр. Надо только перевести остальную часть текста.

Вообще интересно это, прямо дух первооткрывателя просыпается. Не хватает бинокля и пробкового шлема, ага. И опасных гадов всяких заодно… Нет уж, спасибо.

Что такого может быть спрятано в городе, чтобы понадобилось прятать город целиком? Думай, думай, думай! Золото? Ерунда, весь город из золота не выстроишь, да и слава о таком месте по всему миру бы разошлась. Что ещё?

Что ещё? Да без понятия. Либо какое-то огромное хранилище чего-то, либо какое-то крупное сооружение. Что можно охранять веками? Знания? Скорее всего. Или инструмент для получения этих знаний. И что тогда получается? «Обсерватория «Китеж»? «Китежский адронный коллайдер»? Так это не те знания, которые стоит прятать даже от своих. Думай!

– Слава, берите чай, пойдёмте на веранду, – Павел Георгиевич вернул меня к реальности, протягивая гранёный стакан в подстаканнике.

То есть это знания, которые имеют значение вне времени. И момент их получения важен независимо от исторического периода, так что ли? Опять же, если это знания.

Мы переместились на открытую веранду, выходившую на задний двор. За небольшой перегородкой шелестел внешний блок кондиционера, видимо, так его спрятали, чтобы меньше шумел. Классические, на этот раз скрипучие, деревянные стулья, такой же стол – как будто из советской эпохи. Милая деревенская скатерть. Скорее даже дачная, а не деревенская, чувствуете разницу? Блюдце с Юбилейным, блюдце с рафинадом, розетка с каким-то густо-красным вареньем, фарфоровый чайник… Идиллия. И рядом с ними планшет, пауэрбанк с беспроводной зарядкой, сверхсовременный чайник, встраиваемый в умный дом, – я немного разбираюсь, делал умный дом себе – и диодные панели под навесом. Идиллия и диссонанс.

Павел Георгиевич молча налил чай, подвинул мне поближе сахар и варенье.

Ладно, ещё раз. Допустим, это некий инструмент. Любой инструмент можно переместить, как и любое сооружение. Пирамиды и Стоунхендж ведь построили как-то, а там технические решения были весьма неординарные, насколько я понимаю. Значит что? Значит, это гипотетическое нечто имеет привязку непосредственно к какой-то географической точке, которую с места не сдвинешь. Алмазы там на поверхность выходят, что ли?

– Как Вы думаете, что там такое спрятано? Или, вернее, почему спрятали целиком весь город? – я забренчал ложкой, размешивая кубики рафинада.

– Если бы я знал, – вздохнул Москалёв. – Я думаю, что это наставление. Путь, если хотите. Путь нашего развития, причём не только Руси или России. Скорее, это путь развития для всего человечества целиком.

– Светлые идеи коммунистического будущего в отдельно взятом населённом пункте Древней Руси? Или эксперименты в замкнутом социуме в лучших традициях Стивена Кинга? – хмыкнул я.

– Не ёрничайте. Я уже думал, что может существовать такого, чему угрозой является вообще всё человечество. И никаких идей получше у меня для Вас нет.

– Умеете Вы, Пал Георгич, ответить на вопрос так, что, собственно, вопросов только больше становится.

Москалёв ничего не ответил, глядя в точку в стакане с чаем. Ещё какое-то время мы сидели в тишине, а лично я переключился на печенье.

Когда печенье – надо же, в форме пластинок с надписью, вот так совпадение – закончилось, я снова подал голос.

– Павел Георгиевич, как по-Вашему, что нам дальше делать?

– Перевести текст. Подтвердить подлинность. Передать в полицию, а те направят дальше. Я уведомлю своих знакомых, они возьмутся за исследования.

– А что с переводом? Когда возьмётесь за него?

– Сам не возьмусь, моих знаний не хватит. Слава, я не хотел бы ошибиться, поймите. Поэтому давайте сейчас сделаем несколько фотографий, я отправлю их Саше Бехтереву в МГУ, это мой одноклассник. Было время, когда он увлекался древнерусской мифологией. Он поможет нам с переводом, причём, я уверен, сделает это быстро. А табличку я предлагаю отвезти в ПсковГУ, коллеги смогут установить подлинность.

– То есть мы сейчас отходим в сторону и отдаём всё в руки непонятно кому?

– Не непонятно кому, молодой человек, а учёным. Исследователям. Доцентам, профессорам. Кандидатам исторических наук, в конце концов. Не стыдно Вам такое говорить?

– Не стыдно, Павел Георгиевич. Люди часто непредсказуемы. И ещё чаще банально алчны.

– Я о Вас, Слава, был лучшего мнения.

– Как угодно, Павел Георгиевич. Если Вы уверены, что нас с Вами не оставят на обочине истории…

– Славы захотели? Простите за каламбур.

– Не то чтобы славы. Просто хочется не только в полиции потом услышать, дескать спасибо, Ваше заявление принято.

Москалёв, наконец, вспомнил про свой стакан с чаем.

– В общем, так, Слава. Камень оставляйте мне, я утром отвезу его в университет. А дальше пусть археологи работают. Идёмте, сделаем несколько фотографий, поможете мне сбросить их на почту моему товарищу.

Глава 2. Решение

Вернувшись домой, я вытащил из сейфа короткоствольный Вепрь от Молот-оружия, приобретенный года три назад. С момента покупки я несколько раз выезжал на стрельбище, просто чтобы научиться пользоваться. Думал уйти в спорт, но то одно, то другое… Да и цена тренировок, знаете ли. В общем, так и не собрался, но хотя бы научился попадать. Плюс паранойю при жизни за городом никто не отменял, пусть лучше стоит себе в сейфе рядом с кроватью, чем в магазине в городе.

Разобрал, почистил, снова собрал, проверил работу. Приложился, поприцеливался в стену напротив. Снарядил один из восьмизарядных магазинов, коих у меня имелось несколько штук, вставил в шахту до щелчка и убрал назад в сейф. Знаю, что нарушение, помню, что нельзя. Но чем дальше в лес, тем ну его нахрен. Не по себе мне. Даже догадываюсь, из-за чего.

А вообще надо как-нибудь снова на стрельбище выехать, да и Ольгу с собой прихватить заодно. Не всё же ей только из арбалета болты в доски загонять.

К вечеру позвонил Даня и напросился в гости в среду. Заинтриговал, сказав, что у них с Алисой есть что-то, что они хотят обсудить, но это всё не срочно и спокойно может подождать несколько дней. Наверное, что-то про предстоящий отпуск, не иначе.

Я прошёл на кухню, соорудил себе бутерброды, чай, яичницу и уселся за стол, поставив перед собой ноутбук. Открыл Ютуб, вбил в поиск слово «Китеж» и начал смотреть всё подряд.

Успев ещё дважды налить чай, и попутно опустошив вазочку с конфетами, я пришёл к выводу: никто понятия не имел, где искать Китеж. Единственным источником выступала некая летопись, половина из которой была прямо заявлена как вымысел. В другой половине упоминалось то самое озеро Светлояр, на берегу которого город якобы был воздвигнут в конце двенадцатого века. Повелел его основать Владимирский князь Георгий, он же Юрий, возвращаясь из путешествия в Новгород. Только вот где Новгород, где Владимир и где нижегородские, кхм, просторы… Ну да ладно, историкам виднее, раз уже столько лет ищут.

Въездные ворота покатились в сторону, приехала Ольга. Это что, уже половина десятого, что ли? Ничего себе увлёкся, даже не заметил, как время прошло. Ну да, верно, ужин и два чая сверху, всё сходится.

Мы снова сидели в гостиной. На экране телевизора Антон Зайцев, сверкая белоснежными зубами, увлечённо поглощал ползающие и летающие гастрономические изыски южноамериканщины, а я рассказывал жене о своей поездке к Москалёву. А потом мы пошли спать.

Проснулся я от глухого стука. Решив, что мне послышалось, я поправил подушку и собирался вновь отъехать в объятия Ольги и Морфея, но звук повторился, причём откуда-то из гостиной. Коты спали на кровати, один в ногах, другой на подушке рядом. Что делать? Будить Ольгу или нет?

Я решил не пугать прежде времени и осмотреться. Не зря я карабин проверил, ох, не зря.

Стараясь не шуметь, я приоткрыл незапертый сейф. Дверца слегка скрипнула, я вытащил из подставки карабин и тихонько потянул рычаг затвора. Лишь бы патрон не перекосило, но нет, получилось. Стук ритмично повторялся, словно сердцебиение, при этом как-то глухо и… Слышали, как тяжелый камень на землю падает? Или кувалда? Вот как-то так же примерно.

Что характерно, коты продолжали спать, не пошевелив даже ухом, вернее, ухами. Ольга дышала спокойно и глубоко. Может, у меня крыша едет?

Дверь в комнату была открыта, я осторожно выглянул в короткий коридор, а затем в холл, проведя вдоль него стволом в направлении гостиной. Звук явно был оттуда.

Медленно, шаг за шагом, я начал двигаться вперёд. Звук то стихал, то становился чуть громче, а вот ритм не менялся. Приблизившись к краю проёма, я быстро выглянул. Никого. И всё же звук шёл отсюда, не прекратившись даже в этот момент. Я замер, медленно разглядывая темноту, ладони вспотели, а ноги и руки словно налились свинцом. Глубоко вдохнув несколько раз, чтобы хоть немного погасить адреналин, я сделал маленький шаг в сторону. В этот момент в левом от меня углу пошевелилась тень.

Шаг назад, ствол в направлении тени, силуэт укрыть за углом. Присел, не сводя глаз с темного пятна. Умный дом! Точно!

– Алиса! Свет в гостиной!

Комната вспыхнула множеством ламп, умный дом включал все источники света, доступные ему в помещении. На долю секунды я моргнул, а затем просто не поверил своим глазам.

В углу иссиня-чёрным дымом клубилась тень. Сгустки тьмы двигались, перетекали один в другой, змеились, превращаясь в некую фигуру. Такое ощущение, что свет застал её врасплох, фигура, напоминающая своими очертаниями подростка в плаще, заметалась, задрожала, стук ускорился, превратившись в гул, а затем, резко сжавшись в шарообразный сгусток тьмы, пронеслась мимо меня во двор сквозь приоткрытую дверь. Пролетев через весь двор и оставляя за собой дымный шлейф, сразу рассеивающийся, шар исчез, перелетев через забор.

Всё? Приехали? Здравствуй, белая палата? Но я же только что видел. А с дверью что? Открыта. Как? Я ведь закрывал её, закрывал на замок, вон и ключи торчат изнутри, я же специально проверил всё вечером. Значит, дурка подождёт.

Переложив карабин в левую руку, я тупо смотрел на стеклянную дверь.

– Что случилось? – сзади послышался голос Ольги, а затем она показалась в холле.

Я быстро сделал пару шагов назад, спрятав карабин за кухонной стойкой.

– Да не заснуть толком, ещё и снится дрянь всякая, – спрятать дрожащий голос оказалось сложно. Я опустил трясущиеся руки на столешницу. Постоял, потом, обойдя стойку, закрыл дверь во двор, повернул ключ и проверил, подёргав за ручку. Хотя какой в этом теперь толк? – Вот, воздухом дышал, вроде, полегчало немного.

Ольга подошла к раковине, набрала стакан воды и протянула мне.

– Пойдём, я тебя обниму, и всё будет хорошо.

Радость ты моя, появись ты здесь на минуту раньше… Нет, не буду пока рассказывать ничего.

– Пойдём, только свет включим во дворе.

– Зачем?

– Чтобы мне кошмары не снились. И Фредди ночью не утащил.

– Ути, прелесть какая! Хорошо, – она встала на цыпочки и потянулась, чтобы поцеловать меня. Я подставил щёку, обнял её и потащил обратно в спальню.

Только надо будильник переставить, чтобы успеть спрятать карабин. Что-то мне подсказывает, что против этой неведомой зверушки он мне не сильно поможет.

Александр Витальевич Бехтерев, профессор, доктор исторических наук и одноклассник Павла Москалёва, только вернулся домой, в трёшку на двенадцатом этаже кирпичного дома по проспекту Вернадского. Преодолев почти два часа пробок и миновав Ватутенки и Коммунарку с Мосрентгеном, а затем с трудом найдя место для парковки воскресным вечером, профессор чувствовал себя уставшим, голодным и толком не отдохнувшим. Провозившись все выходные с внуками, очень шумными и неугомонными созданиями трёх и пяти лет от роду, профессор жаждал тишины и покоя.

Желаемого, однако, он так и не получил.

Звонок одноклассника, Паши Москалёва, застал профессора перед самым отъездом с дачи. Школьный друг был весьма взволнован, ничего толком не объяснил и сбивчиво попросил помочь с переводом текста. По его словам, речь шла о чём-то необычайно важном, чуть ли не о сенсации в масштабах всей страны. Поэтому, едва зайдя домой, Бехтерев первым делом включил компьютер и открыл электронную почту, отправившись затем приводить себя в порядок с дороги.

Переодевшись в домашнее, Александр Витальевич вернулся в домашний кабинет. Пока супруга хлопотала на кухне, периодически звякая посудой под аккомпанемент вечернего телеэфира, профессор озадаченно рассматривал фотографию на экране монитора. Пробежав глазами по изображению камня с выбитыми надписями, Бехтерев потянулся за сотовым, попутно вспоминая события девятилетней давности.

Сейчас ему казалось, будто бы экспедиция на Светлояр состоялась совсем недавно, а ты ж глянь – неужели уже прошло целых девять лет? Да, наверное, так и есть, время ускоряется с возрастом, не щадя никого.

В то время на Светлояре собралась целая когорта учёных – этнографов, историков, славистов, археологов. Внезапный интерес объяснялся просто – местный бизнесмен, приобретя участок земли поблизости от озера, начал копать траншеи для фундамента и наткнулся на остатки некоего каменного строения. Поскольку всё обнаруженное покоилось на полутораметровой глубине под землёй, а легенда о Китеже была известна буквально каждому школьнику ещё с детства, бизнесмен сложил в голове два и два и решил, что потенциальная реклама превысит возможные издержки. После чего уведомил кого следует, а дальше новость быстро понеслась по вертикалям и горизонталям власти и науки.

За четыре месяца фундамент раскопали, обследовали. И, не найдя ничего, что свидетельствовало бы о принадлежности к легенде, обязали незадачливого бизнесмена прекратить любую застройку на собственном же участке, оставив того, как водится, и без земли, и без рекламы.

Но кое-что всё же случилось. Изначально Бехтерев вместе со своим коллегой Шмелёвым, выросшим впоследствии аж до целого замминистра культуры, тщательно изучив множество летописей, нигде не нашли упоминания о древнем русском городе Китеж, после чего записали его существование в небылицы. А старообрядческую летопись восемнадцатого века, откуда, собственно и взялась легенда о городе, ушедшем под воду от нашествия монгольского хана Батыя, посчитали выдумкой на потеху потомкам.

И так бы легенда и оставалась в их головах легендой, не найди они под фундаментом той самой церкви целый ворох берестяных грамот. Слипшийся ком Бехтерев забрал к себе в университет. И в процессе наткнулся на документ, скажем так, прямо гласивший – Китеж существует.

Нет, прямого указания – пройди, дескать, за реку такую-то от восхода и до во-о-он того камня, а оттуда посмотри на двуглавую гору, и будет тебе счастье, не было. Зато, согласно написанному, тайну существования Града отправили на западные границы нашей, тогда ещё не такой необъятной, родины – в Новгородские земли. Куда, кстати, в гости регулярно катался Владимирский князь Юрий Всеволодович. Отправили, и даже конкретно указали – в некую святую обитель на озере Кудеверь.

Провозившись почти полгода с реконструкцией документов и их переводом, Бехтерев снова связался со Шмелёвым, изложив тому местонахождение следующего объекта археологической экспедиции. Шмелёв же, на тот момент трудившийся на истфаке МГУ и жаждущий славы, сумел выбить финансирование и людей. Ещё через год стартовала экспедиция в Псковскую область.

Весь тёплый сезон, с конца апреля и до начала октября толпа археологов шумела и прощупывала каждый квадратный метр вокруг озера. Поскольку нигде более в летописях о существовании в этих местах обители никогда не упоминалось, зона поисков была слишком обширна даже для их экспедиции.

Им повезло уже в самом конце сезона, наткнулись на остатки фундаментов нескольких церквей. Раскопки тогда законсервировали на год и возобновили следующим летом.

Увы, обнаруженные развалины оказались единственной их большой удачей. Найдя попутно всякую бытовую утварь, они раскопали несколько каменных пластин с выбитыми надписями, дальнейший перевод которых показал, что это была местная летопись, которую вёл некий преподобный Ефрем. В летописи ни слова не говорилось о гостях из Владимирского княжества, зато много было написано про некий Путь к вечному благу, ожидающему всякого жаждущего и страждущего, особенно чистого в помыслах.

Экспедиция обследовала чуть ли не по кирпичику каждый уголок, пройдясь везде самым разнообразным оборудованием – Шмелёв не шутил, когда заявил, что для него это вопрос всей жизни. Обнаружили ещё несколько пластин, и целых, и разбитых, в разных концах обители. Но нигде не нашли ни одного упоминания о Китеже.

Пластины впоследствии Бехтерев увёз с собой в Москву, где в лабораториях университета провёл реконструкцию и анализ, показавшие, что у истории точно должно быть продолжение.

Однако продолжения не последовало – третий год раскопок Шмелёву завернули.

Александр Витальевич помнил, в каком бешенстве пребывал его друг – Шмелёв готов был крушить всё, что попадалось под руку, довёл до нервного срыва нескольких преподавателей и уволил с кафедры какого-то бедолагу, посмевшего что-то сказать по поводу неуравновешенности руководителя у того за спиной. Но нет худа без добра, и Бехтерев получил место на истфаке МГУ. Впрочем, к определению местонахождения Китежа это никоим образом никого из них не приблизило.

А дальше, промотивированный в том числе и этой неудачей, Шмелёв попёр вверх по карьерной лестнице. Сначала в заместители декана, затем в Министерство культуры начальником отдела археологии. И за прошедшие семь лет, благодаря упорству и пробивному характеру, вырос до целого замминистра. Что до человеческих качеств Шмелёва – пройденный путь святым его не сделал, зато он оброс связями и полезными знакомствами и получил достаточно полномочий, чтобы самому определять целесообразность тех или иных исследований и экспедиций и давать ученым зелёный свет. Либо же отправлять их восвояси, что тоже не было редкостью.

Бехтерев в это время довольствовался своей должностью на истфаке. Не то чтобы карьера его стояла на месте, но и росла не так стремительно, как у друга. Александр Витальевич вполне мог себе позволить воспользоваться протекцией Шмелёва, однако сказывались характер и возраст – ну не был он отчаянным карьеристом, предпочитая всему именно науку. Тем не менее, должность декана он получил, и такое положение вещей его более чем устраивало.

Так прошли эти девять лет с момента экспедиции на Светлояр. А сейчас перед глазами профессора было изображение каменной пластины, точь-в-точь напоминающее те камни, что они нашли на озере Кудеверь. Сомнений быть не могло – надписи делала одна и та же рука, Бехтерев помнил чуть ли не каждую царапину на обнаруженных артефактах.

– Женя? – Бехтерев дозвонился до Шмелёва. – Женя, нам с тобой надо увидеться. Обязательно. Да, срочно. Помнишь нашу экспедицию по Китежу? Я тебе должен показать кое-что.

Профессор некоторое время молчал, не перебивая друга.

– А раньше никак? Ты же горел этой идеей. Да. Да, теперь я уверен, теперь нам есть куда двигаться. И ты будешь уверен.

Судя по всему, услышанное не слишком обрадовало профессора, однако он не терял надежды.

– Ну хорошо, давай в среду. Да, в любое… Нет, подожди. Давай с обеда, я утром в больнице буду. Виноградова. Нет, не переживай, возраст просто. Ну и договорились, спасибо! Супруге привет, до среды!

Закончив звонок, профессор дотянулся до принтера, выдернул чистый лист бумаги и принялся что-то быстро писать, время от времени бросая взгляд на экран компьютера.

Вспоминая те две экспедиции в псковские дебри, Бехтерев невольно поморщился. Слишком многое тогда шло не так, не по плану, как будто сама судьба была против. Неурядицы сопровождали чуть ли не каждый день их исследований.

Всё началось с одного из рабочих. Буквально в первый же день один из неофициально нанятых гостей из не такой уж далёкой южной страны оступился в лесу, сломав металлоискатель. И ладно бы просто сломал, но при этом он умудрился разрезать себе ногу, задев одну из крупных вен. Бедолага истёк бы кровью, распори он артерию, но тогда всё, к счастью, обошлось – рабочему оказали первую помощь и немедленно отправили к ближайшему врачу, а дальнейшая его судьба осталась неизвестной. Впрочем, у экспедиции хватало своих забот.

Затем один из припаркованных фургонов с аппаратурой съехал в озеро, причём водитель уверял, что автомобиль стоял на ручнике. Бехтерев тогда был увлечён изучением окрестностей, ему было не до таких мелочей. К тому же постоянные дожди на протяжении недели слегка мешали выполнять свою работу, да и озверевшие комары, казалось, слетелись к археологам со всей области. Все участники раскопок пребывали в не самом лучшем расположении духа, причём к мероприятию с невиданным скепсисом относились даже научные сотрудники – ну не верил ни один из светлых умов в успешность затеянной авантюры посреди соснового леса.

В конце сезона, когда усталость сменилась ликованием от найденных развалин, случилось очередное происшествие. Коллеге Шмелёва, доценту из МГУ, раздробило ногу упавшим каменным блоком во время обследования одного из фундаментов. Тогда тоже никто не смог понять, как это произошло, кладка выглядела крепкой, и по ней неоднократно успели пройтись чуть ли не всем составом экспедиции.

Второй сезон выдался ещё менее удачным.

В одну из ночей, когда большая часть лагеря неторопливо отходила ко сну, начался уже привычный затяжной дождь. В палатке было тепло, сухо и даже как-то уютно, по радио негромко играло что-то из Анны Герман, пара ярких ламп освещала внутреннее убранство, включавшее две раскладушки, складные стулья, доску на ножках наподобие школьной и длинный пластиковый рабочий стол. Бехтерев варил кофе на небольшой газовой плитке, время от времени отвлекаясь на недельный отчёт в лэптопе. На экране второго ноутбука крутилось слайд-шоу из фотографий и сканов всякого разного, что имело отношение к теме экспедиции.

Радио заглушил нарастающий на улице мат Шмелёва. Молния в палатке разъехалась, в дверном проёме показалась блестевшая от дождя голова Жени.

– Саша, беда. Алимов погиб.

Бехтерев непонимающе смотрел на друга.

– Пойдём, твоя помощь нужна.

За спиной у профессора зашипело, прекрасный кофейный аромат за секунду сменился гарью.

Трясущимися руками Бехтерев набросил дождевик, обул резиновые сапоги – те заскрипели под босыми ногами, и выбрался под проливной дождь.

Алимов, бригадир, лишь час назад докладывал им со Шмелёвым, что сломавшийся генератор всё же удалось починить в полевых условиях. Радовались все, потому как генераторов было всего два, и этого только-только хватало на нужды экспедиции. Зато теперь можно было выдохнуть спокойно.

Не увязывались в голове у профессора жизнерадостный вид вечно что-то жующего Алимова и новость, которую принёс Шмелёв. Профессор поспешил вслед за другом, то и дело спотыкаясь и оскальзываясь на мокрой земле.

Недалеко от края раскопок собрался чуть ли не весь лагерь. Подойдя ближе к гомонящей толпе, профессора пробрало до мурашек: Алимов висел. Болтался метрах в пяти над землёй, подвешенный за шею к нижней ветви стройной сосны. Голова наклонилась вниз и вбок, фонари освещали покачивающееся тело, из-за чего было видно жуткие глаза, направленные на собравшуюся толпу.

Они тогда вызвали полицию, благо спутниковая связь работала исправно. Бехтерев помнил, что раскопки пришлось на несколько дней остановить. Да и вопросов было множество. Например, как достаточно грузный Алимов умудрился залезть на такую высоту по мокрой и ровной сосне? Почему на одежде и на руках не осталось следов? Почему никто не заметил никаких перемен в его поведении? В конце концов, почему за то время, пока… пока всё это происходило, никто ничего не заметил и не поднял тревогу, ведь дерево стояло буквально по дороге в туалет. Как бы то ни было, полиция покрутилась несколько дней в лагере, но, ничего не добившись, закрыла дело, списав всё на суицид.

Это был конец мая. А второй случай произошёл в самом начале сентября.

Ранним утром к ним в палатку вломился уже новый бригадир, известив о скоропостижной кончине одного из молодых аспирантов. Снова все собрались возле одного из деревьев, но на этот раз картина, представшая взору Бехтерева, была более удручающей.

Аспирант был сломан. Руки, ноги, голова – всё было цело, но вот тело… Тело как будто с размаху вдавили в ствол дерева то ли бревном, то ли ещё непонятно чем. И снова ни звука, ни следа – ничего. И это уже на суицид не спишешь.

Мало того, что раскопки не принесли ровным счётом никакого результата, так ещё и следствие растянулось почти на полгода. Но, как и прежде, безрезультатно – ну не было в лагере археологов ничего, что или чем такое можно было бы сотворить с человеком.

Профессор вынырнул из нахлынувших воспоминаний и вздохнул, поёжившись. Прямо-таки злой рок какой-то. Будто они гробницу фараона взломать пытались. Или снимали очередную экранизацию Мастера и Маргариты – там, говорят, тоже не всё гладко шло.

Вчерашний день прошёл сонно и совершенно типично для понедельника. Большую часть дня я, вместо того, чтобы работать, изучал системы видеонаблюдения. Ближе к вечеру я пришел к выводу, что штука, несомненно, хорошая, но шибко дорогая. Да и чем мне это в нынешних условиях поможет, я слабо представлял. Тем не менее, продолжал вникать и разбираться, с одной стороны – на будущее, с другой – ну не собраться мне было, не сесть за работу. После увиденного ночью я долго не мог заснуть, лежал, глядя то в потолок, то в стену перед собой, и прислушивался. Сон пришёл только под утро, когда уже начало светать.

Зато сегодня с самого утра мне позвонил Москалёв и предложил приехать к нему в университет. Мы договорились на вечер, и теперь я стоял в огромном холле, подпирая одну из мраморных колонн и ожидая, пока доцент спустится, чтобы провести меня через охрану.

Москалёв показался примерно через минуту, в неизменной водолазке и пиджаке. Поправил очки, быстро прошёл к посту охраны и махнул мне рукой, мол, давай, иди через рамку металлоискателя. Не теряя времени, я послушно потопал ему навстречу.

По широкой мраморной лестнице мы молча и почти бегом поднялись на второй этаж, попетляли по коридорам и, наконец, упёрлись в металлическую дверь. Москалёв явно торопился, быстро отпер её ключом, пропустив меня вперёд в небольшой проходной кабинет. Внутри была ещё одна приоткрытая дверь, за которой виднелись какие-то столы, пожелтевшие бумаги, пластиковые контейнеры и что-то ещё, но я не успел рассмотреть всё как следует. Доцент жестом показал мне на стул перед небольшим обшарпанным столом, а сам уселся напротив.

– Слава, это подлинник.

– И Вам добрый вечер, Павел Георгиевич.

Москалёв полез во внутренний карман пиджака, вытащил сложенный лист бумаги, развернул его и молча протянул мне.

– Мы теперь записками общаться будем? Юстас Алексу?

Судя по взгляду доцента, он уже готов был носом меня тыкать в распечатку. Я решил не испытывать судьбу. Быстро пробежав глазами по листку, я поднял взгляд на доцента.

– Павел Георгиевич?

– Понимаете, что это значит?

– Понимаю, что верю всему здесь написанному. Но я бы от Ваших комментариев не отказался.

После произошедшего в ночь на понедельник я был уже готов поверить и в затерянный древнерусский город, и в инопланетян, и в приведений с домовыми, поэтому просто внимал излагаемому Москалёвым.

По всему выходило, что в тринадцатом веке град существовал. Упоминалось о нём достаточно странно, мне дважды встретилось словосочетание «Китеж до Вечного Блага». А ещё подтвердилось то, о чём мы говорили тогда дома у Павла Георгиевича: ключ, если можно так его назвать, к Китежу был в Ладоге. Старой, разумеется, не Новой.

– Слава, собирайтесь.

– Павел Георгиевич, – удивление вылезло у меня само собой. – Я немного не понимаю, к чему Вы ведёте, судя по всему.

– К тому, что нам с вами необходимо отыскать Китеж.

Я отодвинул стул, поднялся и подошёл к узкому окну. Внизу расположился университетский сквер, сейчас полный людей. Люди гуляли, люди шли с работы, люди шли по делам, люди сидели на скамейках. Чуть дальше, за сквером, по дороге двигались машины, тоже спеша куда-то по своим делам, отчаянно сигналя и пытаясь пробиться через пробку из-за аварии – маленький красный хэтчбек догнал фургон. Солнце ещё высоко стояло над городом, стая птиц, меняя форму в воздухе, пролетела над старыми пятиэтажками, спасаясь от преследовавшего их квадрокоптера и растворилась в деревьях парка вдали. Куда-то неслась скорая, а по скверу прямо под окнами неспешно поползла уборочная машина, сверкая оранжевой краской и громко шурша огромными круглыми щётками. Обычная человеческая жизнь, рутина, повседневность. Вечное благо, говорите? Ну-ну. Я повернулся к доценту.

– Излагайте.

– Едем в Старую Ладогу. Вернее, даже не в саму Ладогу, нам нужен Никольский монастырь. Судя по всему, камень Рюрика находится именно там, он даст нам указание на местоположение объекта нашего интереса.

Москалёв заметно оживился, глаза блестели, голос и жестикуляция выдавали в пожилом доценте поглотивший его юношеский авантюризм.

– Находим, а дальше что? Если исходить из Владимирской летописи, Китеж спрятан под Нижним Новгородом. Мы нашли табличку в Псковской области, она ведёт нас на Ладогу. Допустим, там мы сможем найти ещё что-то. И это что-то направит нас ещё куда-то, а потом ещё и ещё. А в итоге выяснится, что цель наша вообще где-то за океаном. Или на полюсе. Или посреди Байкала. Так и будем мотаться чёрт-те куда?

– Будем. Слава, поймите, вся наука – это путь исследования. Путь познания. По крупицам, по малейшим частицам каким-то. Мы собираем крохи, получаем знания, складываем из этих мелочей всю картину, выстраиваем её. А потом приходят наши потомки, ведут новые исследования, находят и открывают что-то ещё, что-то новое. И картина дополняется, начинает играть новыми красками, а зачастую даже переворачивается с ног на голову. Я повторюсь, вся наука – это путь. И вся наша жизнь – это путь. Нет здесь конечной точки, нет и быть не может. Познание – оно ведь бесконечно. Нет никаких границ, понимаете? И даже если мы с Вами не найдём ничего, кроме очередной подсказки, рано или поздно на наше место придёт кто-то, кто сможет дальше размотать весь клубок, добавит ещё какие-то крупицы знаний. И уже его потомки когда-нибудь найдут ответ, найдут Китеж, найдут Шамбалу, найдут Эльдорадо. Всё, что мы можем – это сделать шаг, который нам с Вами вполне по силам, помочь тем, кто пойдёт следом за нами. И приблизить разгадку одной из величайших тайн Древней Руси.

– Довольно пафосно, не находите?

– При чём тут пафос? Загадке Китежа восемьсот лет. Причём это легенда, миф, если хотите. Сколько было экспедиций, какие умы бились над летописью? И ничего. А здесь Вы случайно находите прямое свидетельство, прямое подтверждение реальности этого мифа…

– Стоп, Павел Георгиевич! Остановитесь. Вот именно, мы понятия не имеем, подтверждение это мифа или очередная попытка увести в сторону искателей.

Москалёв запнулся.

– И всё же, Слава, пусть даже так. Вспомните Эдисона: «Я нашёл две тысячи неправильных способов, осталось найти один верный». Представьте, если наш путь окажется верным?

– Нет, Павел Георгиевич, Вы не думайте, я уже давно с Вами согласен. Просто пытаюсь сейчас понять Вашу заинтересованность. С одной стороны, Вы, человек науки, хотите прямо участвовать в разгадке, в открытии. С другой стороны, насколько велик риск прослыть одержимым или сумасшедшим? Как это котируется в научной среде?

– А с чего Вы, Слава, взяли, что я могу прослыть одержимым? Вот табличка, вот указание на ней. Где тут сумасшествие? Мы лишь проверяем соответствие изложенного действительности, не более того.

Я повернулся обратно к окну. Пробка на дороге только увеличилась, зато людей стало заметно меньше.

– И когда?

– Что когда?

– Когда Вы предлагаете стартовать? И что нам для этого нужно?

– Да немедленно! Если путь лежит в Ладогу, у нас не так много времени остаётся. Маршрут может пойти на север, а лето там короткое. Мы и так вряд ли успеем в этом году отрядить полноценную экспедицию, если действительно найдём что-то.

– Лето? Павел Георгиевич, Вы не забыли, что это у Вас тут каникулы. А я вообще-то на службе.

– Вот и возьмёте отпуск!

– Вы не забыли, что я женат вдобавок ко всему?

– Ну так берите с собой супругу. В конце концов, лишний раз посмотрите Ладогу. Там ещё могила Олега якобы, хотя я в это и не особо верю. Ну и природа замечательная просто! Почему бы не посетить такие места? Какой отдых для души, сами посудите.

Я мысленно сопоставил в голове ночного гостя, Ольгу, Ладогу и Китеж. С другой стороны, будет ли лучше, если я уеду, а ночной визит повторится, когда она будет дома одна?

– Сегодня вторник. Сегодня мы с женой обсудим вашу идею, я Вам утром позвоню. Если всё пойдёт по плану, бронируйте на выходные гостиницу, с разными номерами, пожалуйста. А то в последнее время Вас как-то слишком много в моей жизни стало, не хотелось бы это усугублять.

– Шутить пытаетесь?

– Что Вы, что Вы? – я замахал руками, сделав большие глаза. – Какие тут шутки могут быть, когда на кону вопросы государственного и исторического масштаба?

– Терпите, Слава, терпите. Нам с Вами ещё рука об руку к будущему идти. Возможно, даже светлому.

– Давайте с этим в другой раз. Что нам понадобится? – я решил сменить тему. – Как Вы вообще себе это представляете?

– Вы же бывали в Печорах?

– В наших? Здесь? В монастыре?

– Да, именно.

– Конечно, а кто ж не бывал?

– А в пещеры спускались?

– Как-то раз, много лет назад, с экскурсией прошли. Но я ничего не помню практически, это реально давно было.

– Вот под Никольским монастырём тоже система пещер. Они туда туристов не водят по каким-то причинам, уверяют, что нет там ничего, что представляло бы интерес. Если Рюриков камень где-то и есть, то именно там.

– А почему не в курганах? Их же там тьма-тьмущая!

– Потому что, – Москалёв подхватил листок со стола, перевернул, нашёл нужную фразу. – Потому что «поверх хода к камню Рюрикову собор Угодника Божьего» и так далее.

– И что? Остатков собора не может быть под одним из курганов?

– Может, конечно! Только вот Никольский монастырь поставили вокруг храма Николая Чудотворца, которого также именовали Николаем Угодником. И построен храм был аккурат в тринадцатом веке. В советский период, правда, храму изрядно досталось, но если сейчас в подземную часть не пускают никого постороннего, сдаётся мне, это неспроста.

– А мы туда как попадём?

– С Божией помощью, – Москалёв улыбнулся. – Ну или воспользуемся нашим с Вами природным обаянием.

– Ну то есть болторез и гвоздодёр при себе лучше иметь, насколько я понимаю?

– Слава, я этого не говорил. Это Ваша идея, не моя, – улыбка доцента стала ещё шире. – К тому же нам ведь только посмотреть, мы же ничего действительно противоправного не собираемся делать!

– Павел Георгиевич, я надеюсь, нам не придётся никаких пещер раскапывать?

– Тут, молодой человек, я не больше Вашего знаю. Но нам с Вами, определенно, надо запасаться фонарями.

Семейный совет вчера всё-таки состоялся. Ольга поначалу со скепсисом отнеслась к идее провести отпуск в компании престарелого любителя камней, но я смог убедить её в чрезвычайной увлекательности предстоящего путешествия на Ладожское озеро, соблазнив древней ладожской крепостью и всякими сопутствующими местами и объектами интереса. В конце концов Ольга сдалась, но стребовала с меня обещание посетить на обратном пути Великий Новгород, где также ни разу в жизни до этого не была. Мне оставалось только согласиться.

Остаток вечера я провёл в раздумьях – что брать с собой? Что может понадобиться, что обязательно понадобится, без чего можно обойтись? Накидал список, как на природу. И опять же, на сколько дней рассчитывать? Собираться на выходные или на неделю? Где мы будем останавливаться, в гостинице? Или придётся ютиться по палаткам? Если по палаткам, то багажа становится много больше – сама палатка, матрас, спальники, да и складная мебель не помешает. Опять же, надо на чём-то готовить – горелка, газ, посуда для приготовления. Запас воды, запас продуктов. Да даже туалетная бумага – про неё точно нельзя забывать. Итого набивается большая сумка, к которой придётся присовокупить ещё одну, поменьше.

Или едем налегке, взяв с собой только самое необходимое? Так и необходимого получается немало – одежда, бельё, всякие умывальные принадлежности, телефоны, пауэрбанки, зарядки, радиостанции, фонари, ноутбук или планшет, ещё фонари, ножи, зажигалки. Список был бесконечным. Добавьте сюда всякий инструмент, рюкзаки, фильтры для воды, термосы. И разнообразные мелочи, без которых вполне можно было бы обойтись, но их отсутствие в нужный момент может создать действительно крупные проблемы.

Ах да, ещё про аптечки надо не забыть.

В общем, мозг взрывался – если прежде, выбираясь на природу, я чётко знал, что кинуть в багажник, а что в рюкзак, то теперь… Теперь моей фантазии не хватало, чтобы представить все возможные ситуации. И упомянутый вчера болторез начинал казаться чем-то реально полезным.

В итоге мы просидели в гостиной почти до часа ночи, то споря, то представляя различные ситуации. Скажете, слишком серьёзно? Пусть так, закон Мёрфи никто не отменял.

Ночь, кстати, как и предыдущая, прошла спокойно. Хотя кто ж его знает на самом деле, были у нас бестелесные гости, которым и забор, и закрытая дверь не помеха, или нет? Во всяком случае, я не просыпался, да и ничего, что говорило бы о незваных посетителях, я тоже не обнаружил.

Утром, пока готовился кофе, я набрал Москалёва. Несмотря на ранний час, тот был отвратительно бодр и жизнерадостен, даже захотелось ему настроение чем-нибудь испортить, и чего я делать, конечно же, не стал. Изложив нашему доценту – пора ему уже кличку присвоить – решение, принятое на семейном совете, я отключился. Во время разговора тон Москалёва стал ещё оптимистичнее. Везёт же некоторым… Или это с возрастом приходит? Ненавижу эти ваши утры…

Чуть не забыл, вечером же у нас гости. Значит, сборы придётся перенести на завтра.

Пока полоскался в душе, вспомнил ещё пару мелочей, которые надо дописать в список необходимого. Потом собрался, натянул привычные джинсы и поло и поехал в город. Радовало то, что до отпуска оставалось всего три дня. Среда уже началась, можно не считать.

Форестер мчал меня по узкой трассе, машин было на удивление немного, светило солнце, и день обещал быть жарким. Всё-таки разгар лета – это замечательно. И на кой нам ехать на север? С другой стороны, почему нет? Ну вот кто из вас отказался бы от такого?

На въезде в город я встрял в небольшую пробку – очередная авария, на этот раз кто-то решил не пропускать рейсовый автобус. Водитель сидел в кабине, двери были открыты, пассажиры, судя по всему, давно уехали на другом автобусе. А рядом с помятым Киа Спортейдж ругалась семейная пара. Интересно, кто из них был за рулём? Хотя не, не интересно. Какая разница?

Пока полз в пробке, отправил Дане сообщение. Тот ответил почти сразу, подтвердив планы на вечер. Заодно сразу договорились по столу – чего, сколько и кому.

Когда я уже подъезжал к работе, позвонил Москалёв.

– Слушаю, Павел Георгиевич.

– Слава, я собираюсь гостиницу бронировать. Давайте решать, когда выезжаем?

– Я хотел предложить Вам в пятницу, но мы просто не успеем собраться. Всё-таки рабочие будни, а мне нужно ещё машину подготовить.

Мы вчера, между делом, решили, что поедем на УАЗике. Не знаю, насколько это удачная идея для путешествия, но в случае, если нам придётся съехать с трассы, советской рамной железяке, вооружённой злой резиной, лебёдкой и хорошим светом во все стороны, я доверял больше, чем японскому звездолёту. Ладно, пусть он уже не советской, а российской сборки, сути это не меняет. Кстати, о свете, а вдруг мы опять с чёрным дымом столкнёмся? Надо проверить, на свет оно так реагирует или на что? Что именно тогда спугнуло эту штуку?

Ну а речи о том, чтобы ехать на Ольгином БМВ даже не шло – маленький двухдверный то ли седан, то ли купе первой серии категорически не располагал к путешествию компанией на любые мало-мальски значительные расстояния. Да и что делать с задним приводом на природе, я не представлял. И, если честно, представлять даже не хотел. Для меня такая машинка оставалась то ли неудобной палаткой, то ли генератором. В любом случае, её ещё надо до нужной точки как-то доставить, само оно только по асфальту куда-то добраться может.

Вот бы нам самолёт. Как я в игре видел, гидроплан. И пилота. И денег побольше, содержать всё это, ага.

– Слава, а раньше никак? – тон Москалёва сменился на жалобно-просительный.

– Никак, Павел Георгиевич. Мы с Вами затеваем авантюру, причём если не уголовно, то административно наказуемую. А я не хочу попасть в ситуацию, когда органы найдут меня застрявшим в яме, например. К тому же со мной будет жена.

– От судьбы не убежишь, между прочим.

– Ага, а ещё на Бога надейся, а к берегу греби. Пал Георгич, моя задача – минимизировать все возможные риски. Доставить нас туда и потом вытащить нас оттуда. Не мешайте мне, пожалуйста.

– Какой Вы, молодой человек, категоричный, – Павел Георгиевич вздохнул. – Хорошо, тогда гостиницу я беру на субботу?

– Да, давайте так спланируем. Утром выезжаем, днём мы уже там. Располагаемся и затем едем в монастырь. У Вас вещей, кстати, много с собой будет?

– Нет, у меня одна сумка с вещами и ноутбук.

– А фонарями запаслись уже?

– Нет, и это пусть будет на Вашей совести. В экспедиции я буду мозг, а Вы, Слава, руки. И ноги.

Я чуть телефон не выронил.

– Товарищ Мозг, наверное, Вы там уже всю экспедицию продумали. Дорогу, обеспечение, размещение, вход на объект и выход с него, а также, что нам делать, если мы что-то всё-таки найдём. И, особенно, куда и к кому нам потом с этим обращаться.

– Слава, не злитесь, что с Вашим чувством юмора с утра?

– Спит ещё, – пробурчал я и отключился.

Нет, ну каков наглец, а? Мало того, что воспользовался моей доверчивостью, так ещё и шутки шутит. Надо всё-таки будет придумать ему какую-нибудь гадость по дороге.

Заглушив машину, я потопал на работу. И надо не забыть сегодня распечатать маршрут, карты Ладоги и схему монастыря. Чисто на всякий случай.

Манул внимательно изучал окрестности на экране планшета. Картинка с дрона подёргивалась, плыла маревом под озверевшим суданским солнцем. В видавшей виды, хоть и относительно новой Тойоте изо всех сил надрывался кондиционер, но даже он не особо спасал – к такой жаре Манул, он же Андрей Бирюков, бывший контрактник, а ныне инструктор «СГБ Консалтинг», привыкнуть за несколько недель командировки пока так и не смог. С другой стороны, в кунге пикапа прямо сейчас на пулемёте дежурил Липа, прибывший одновременно с Андреем, и вот ему точно завидовать не стоило: помимо солнца, с остервенелой радостью стремившегося выжечь дотла само существование любого иноземца, своё дело делали пыль и тучи мошкары, возжелавшие лишить глаз, ушей и носа каждого, кто окажется у них на пути.

Впрочем, не только лишь они. Бирюков потянулся к тангенте радиостанции, не отрываясь от управления дроном.

– Есть контакт! – Манул повёл камеру вслед за предполагаемой целью. – Четыре пикапа, до двадцати бойцов. Идут с востока.

Наводка оказалась верной, аналитики «СГБ» своё дело и правда знали. Налёт на нефтепровод предсказали аж за полторы недели, из-за чего, собственно, группу Андрея и перебросили из Хартума сюда, в окрестности Эль-Обейда.

Вот только как воевать с вдвое превосходящими силами противника на ровной, как стол, местности средь бела дня? Но ведь именно за это заказчик и платил «СГБ» – за возможность оперативного решения проблем, связанных с безопасностью на объектах. И компания эти вопросы решала, надо признать, весьма умело.

Андрей опустил дрон ниже, продолжая вести цель. Можно было даже разглядеть марки пикапов – два Ниссана и два Мицубиши. И пулемётов тоже два, по треноге в первых двух машинах.

– Двинули понемногу, не спешим. Бор, давай к перекрёстку, встаёшь, высаживаешь своих, пусть заходят к северу от дороги. Отрабатываете пулемётом головные машины. Когда рассеятся, давите огнём. Если начнут прижимать, отходите к нефтепроводу по зелёнке, – тут Манул хмыкнул, зелёнкой местную растительность можно было считать весьма условно, – По возможности выбиваете всё, что можно, и уходите. Пусть подтянутся. Ваша задача затормозить их, связать боем. Как начнёте, мы включаемся с юга, поэтому твои пускай не зарываются, не дай Бог, попадём друг другу под раздачу.

– Бор, принял. К перекрёстку, высадить, подавить, связать. Вы с юга.

– Всё, работаем.

Между группой Андрея и боевиками оставалось километра два, когда дороги начали плавно сходиться к нефтепроводу. Дальше расстояние будет сокращаться, местность ровная, кустарник и редкие деревья. Но это не страшно, подойти возможность есть, даже напрямую.

Тойота Бора традиционно белого цвета выбросила шлейф оранжевой пыли и рванула к перекрёстку, пулемётчик в кузове лишь качнулся назад-вперёд, схватившись за каркас пикапа. Время пошло.

Андрей продолжал наблюдать. Дрон с аппетитом съедал батарею, показывая на экране остаток менее сорока процентов. Ладно, до завязки хватит, а там будет не до него уже. Сам сядет, где надо, подберём на обратном пути. О плохом исходе Андрей не думал.

– Лёш, давай направо, прям через кусты. Только аккуратно.

Сидящий за рулём боец кивнул и потянул руль, сбросив скорость. Тойота вломилась в кусты, по крыше хлопнул ладонью стоявший на пулемёте Липа, хватаясь за поручень. Проскочив несколько колдобин и небольшую канаву, пикап вылез на… а чёрт его знает, как это назвать. Песок, редкие кустарники, редкие деревья, трава по пояс. Пусть будет поле.

Триста метров. На картинке с дрона уместились уже все участники сегодняшнего мероприятия: Андрей увидел, как Тойота Бора перегородила путь, выставив пулемёт. Наёмники выпрыгнули из кабины, сразу уйдя от дороги через канаву на северной стороне. Пикапам боевиков оставалась буквально два поворота до прямого контакта. То есть меньше минуты.

– Лёш, чуть левее возьми, – Андрей пальцем указал направление водителю.

Один поворот. Андрей снова зажал тангенту.

– Всё, работаем.

Бросив быстрый взгляд на планшет, Манул увидел, как резко затормозил головной пикап боевиков. Людей в кузове бросило вперёд, сзади за машиной ёлочкой оттормозились остальные. И в этот момент короткими, по три-четыре застучал Корд, установленный в Тойоте группы Бора, звук которого пробил преграду из работающего двигателя, закрытых окон и шума кондея. Ниссановский пикап, остановившийся ближе всех к засаде, затрясся, завибрировал, как-то подвинулся боком, что ли… А нет, это просто пулемёт лишил транспорт возможности передвигаться, снеся оба колеса с правой стороны. Даже электронными глазами дрона картинка с воздуха выглядела жутко.

А на земле меж тем разверзся настоящий ад. Корд методично делал своё дело, доедая то, что ещё минуту назад было пикапом с пятью или шестью боевиками. В плен никто никого, понятное дело, брать не собирался. И если пулемётчику в кузове Ниссана относительно повезло – его просто перебило пополам одним из первых же выстрелов, прошедших насквозь через кабину, то водителю и переднему пассажиру досталось гораздо больше. Стремясь достать всех, кто был в машине и за ней, Боровский (или Боров? Манул даже в шутку спорил на эту тему с Бором) пулемётчик просто пробивал насквозь весь металл, включая и моторный отсек, и раму, и колёсные диски, и сравнительно лёгкий кузов. И никто, включая самого пулемётчика, не взялся бы сказать, где именно сейчас находился, например, водитель Ниссана – только лишь на своём сиденье или в кузове стоящей следом за пикапом Мицубиши.

Пулемётчика страховал сам Бор, спрятавшись за кузовом пикапа и ведя прицельный огонь по дальним машинам, если можно считать их дальними на дистанции меньше шестидесяти. Из второго Ниссана и из дальней Мицу выскочить успели все, включая водителей, но тут подключились АКМы Бора и двоих бойцов с северной стороны.

Частыми одиночными Бор уронил на землю длинного худосочного парня, а следом и пытавшегося скрыться второго, но гораздо меньше ростом. Длинный истошно орал, хватаясь руками поочерёдно то за развороченное бедро, то за живот, из которого хлестала кровь, заливая жёлтую бесформенную майку. Короткий, как про себя окрестил второго Бор, скрючился в пыли, пытаясь зажать разорванную пулей шею, пока из неё толчками выходила жизнь. «Подростков набрали, что ли?», мелькнула мысль. Предаваться размышлениям Бор не стал, ведя спокойный огонь всё так же одиночными по канаве, где укрылись еще шестеро боевиков.

Проблема была в том, что Манул опоздал. Опоздал буквально секунд на пять, но этого было более чем достаточно, чтобы часть оставшихся с южной стороны боевиков успела скрыться в придорожной канаве, а часть успела зайти на зелёнку.

Да, поле. Да, редкая растительность. Да, рельеф, напоминающий кухонную столешницу. Но здесь, возле дороги, шла полноценная полоса из кустов метров пятнадцать шириной, просматривающаяся примерно никак. Поэтому когда пикап Манула обозначился пулемёту, дабы не плодить ненужные потери, Бор зажал тангенту радиостанции:

– Бор Манулу, юг четверо зелёнка, север шесть зелёнка.

– Манул принял.

Пикап Манула пробил буйную суданскую флору и вывалился на дорогу, пулемёт молчал. Липа, водрузив Печенег на крышу, водил стволом в направлении северной стороны дороги. Внезапно со стороны Бора застучал, захлопал одиночкой АКМ.

Один из боевиков высунулся по пояс из канавы, наставив автомат на Бора и превратившись в классическую грудную мишень.

Липа быстро сориентировался по направлению и включился короткими очередями. Первые же несколько пуль угодили в цель, развалив кучерявую голову мишени, словно тыкву, которую кто-то забавы ради притащил на стрельбище. Тело вместе с остатками шеи и нижней челюсти осело, завалилось, орошая кровью кустарник вокруг.

Лёха, он же Гиви, взявший себе позывной в честь известного командира, сообразил, что пикап вывалился слишком близко к цели, и начал сдавать назад по дороге, стремясь хоть как-то увеличить дистанцию. В этот момент из-за одного из пикапов выскочил здоровенный, тёмный, как ночь, подросток, наставив прямо на Тойоту автомат.

Гиви, выматерившись, нырнул под стекло, вдавив ногой педаль газа и стараясь держать руль ровно. В кузове с криком грохнулся Липа, а автоматная очередь прошла через лобовое, разорвав обшивку крыши салона и превратив в стеклянное крошево заднее стекло кабины. Резко ударив по тормозам, Гиви схватил свой АКМ и прямо через стекло открыл огонь одиночкой по стрелку.

В тот же момент, видимо, пулемётчик из четвёрки Бора заметил боевика. Гиви запомнил вытаращенные от ужаса огромные глаза паренька, безумными белыми пятнами выделявшиеся на иссиня-чёрном лице. А затем показались зубы, желтые или белые, непонятно, но они так же чудовищно сверкали на чёрном фоне, пока верхняя часть туловища подростка проваливалась, оседала на место исчезнувшей средней, оседая нелепой кучей прямо на то, что только что было ногами…

Крупный калибр Корда вновь собрал свою кровавую жатву.

Липа подключился с Печенегом, вновь сконцентрировавшись на северной канаве ровно до тех пор, пока в тангенте не раздался голос Слая, одного из бойцов Бора, зачищавших зелёнку:

– Слай Липе, стоп! Север чисто. Как принял?

– Липа принял, север чисто.

Через активные наушники Липа слышал, как слева от пикапа, в южной зелёнке хлопнул запал.

– Своя!

Липа присел в кузове, отвернувшись от кустов и прикрывшись кузовом и пулемётом. Громкий хлопок прервал воцарившуюся было тишину, превратившись в истошный вой. Несколько осколков просвистели мимо, что-то даже прилетело в кузов Тойоты.

Вой принадлежал одному из подростков. Перемежая крики, ругань на родном языке и плач один из горе-террористов чуть ли не вывалился на дорогу, поочерёдно перебирая то одной ногой, то торчащими костями на месте другой, и оставляя за собой бордовый след. Бедолага вопил то ли от боли, то ли от ужаса, то ли просто ничего не соображал, часто-часто хватая жаркий воздух гостеприимного Судана.

Манул подошёл к раненому, не сводя с того прицела. Гена (производное от Генерал, как он сам окрестил себя, и что было неиссякаемым поводом для шуток) страховал Андрея, тоже не опуская автомат. Все ноги и пах подростка буквально сочились кровью, видимо, граната взорвалась прямо под ногами. «Минно-взрывная ампутация нижней конечности», подумал Липа.

Подросток кричал. Стонал. Умолял, проклинал, каялся и ненавидел всем своим юным сердцем. Липа отвернулся.

– Ну вот за каким… тебя сюда…? – Тихий и спокойный голос Манула пробился даже сквозь крики раненого.

Вой. Липа не смог бы назвать криком те жуткие звуки, которые издавал раненый пацан. «А ведь ему вряд ли больше лет пятнадцати», подумал он. «Что с вами делают? Как можно так промыть мозги подростку? Ради чего? Нелюди. Сволочи. Ничего, в аду встретимся, за всё спрошу. За всех спрошу!».

Подросток уже не выл. Он просто скулил, рыдая, глядя прямо в ствол АКМа Манула. Слёзы заливали лицо и майку, бурая кровь заливала оранжевую африканскую пыль, мгновенно запекаясь, высыхая и превращаясь в обычные тёмные пятна на дороге. Словно кто-то разлил отработанное машинное масло.

Одиночный.

– Манул всем, юг чисто!

– Бор принял, юг чисто.

– Липа принял, юг чисто.

Среди инструкторов потерь не было. Пострадало лишь переднее левое колесо в Тойоте Андрея, видимо, очередь тот паренёк начал вести чуть ли не от самой земли. Группа быстро провела контроль и начала стаскивать тела и то, что от них осталось, на дорогу, когда у Манула зазвонил спутниковый телефон.

Глава 3. Сборы

Александр Витальевич, распахнув объятия, горячо поприветствовал старого приятеля. Похлопав друг друга по плечам, они направились в кабинет декана. Крайний раз они со Шмелёвым виделись аж в прошлом году, когда тот приезжал выступить на одной из лекций в МГУ. Бехтерев отметил про себя, насколько погрузнел Шмелёв с момента их последней встречи.

Бросив на ходу секретарше, чтобы та сделала им кофе, Александр Витальевич усадил приятеля за длинный переговорный стол. Сам же он, против обыкновения, уселся напротив, проигнорировав собственное огромное кресло во главе.

– Женя!

– Саша! – Шмелёв расплылся в улыбке и поправил очки.

– Спасибо, что нашёл всё-таки время. Я понимаю, тебе не до всей этой суеты сейчас, и тем не менее ты смог приехать.

– Рад видеть. Действительно рад.

– Как тебе в родных стенах?

– С прошлого года не виделись, я же тогда здесь был крайний раз?

– Да, верно.

– Такое ощущение, что ничего и не изменилось. Только лица меняются, а эта глыба так и стоит, – он обвёл взглядом стены кабинета.

– Как супруга?

– Сейчас в Тыве. Модно, знаешь ли, стало там отдыхать, вот она и бросила меня на целый месяц. Уже больше недели там, кажется. А твои как? Супруга, дети? У тебя же, кажется, внуки уже?

– Да, всё слава Богу. Нечего особо рассказывать. Супруга дома, дети на работе, внуки у меня на шее. «Что ещё надо человеку, чтобы встретить старость»? – процитировал Бехтерев золотой фонд Мосфильма.

– Вот и замечательно! Но давай ближе к делу, ты ведь не просто так позвонил.

– Да, тут ты прав. – Бехтерев вздохнул и замолчал.

Осторожный стук в дверь прервал паузу. Секретарша принесла поднос, выставила на стол пару блюдец, чашек и белоснежную сахарницу, после чего бесшумно удалилась, тихонько прикрыв за собой тяжёлую дверь.

– Женя, я нашёл недостающую пластину.

– Пластину? Табличку? Каменную? Ту, из… Как это место называлось? Кудеверь, кажется?

– Именно её, Жень.

Шмелёв отставил в сторону кофе и откинулся на стуле, выпрямив обе руки на столе.

– Покажи.

– Могу только фото сейчас показать.

– Почему? Где сама табличка?

– Не здесь.

– Где, Саша? – тон Шмелёва заметно охладел.

– Сейчас в ПсковГУ, насколько я могу судить.

– Откуда ты знаешь?

– Мой одноклассник там преподаёт. Кто-то принёс ему пластину, он взялся за перевод, но ему не хватило квалификации. Он обратился ко мне и прислал фото. А в данный момент они устанавливают подлинность камня.

– А ты как считаешь? Камень из числа недостающих?

– Думаю, что да.

– Тогда почему мы его не нашли?

– Не знаю, да и какое это имеет значение?

– Имеет, ты сам подумай. Пластина может быть не одна. Какие знания… Какая информация может быть на других камнях, мы с тобой понятия не имеем. Что там было? Путь к счастью? Как там надписи гласили?

– К вечному благу.

На этот раз замолчал Шмелёв, задумчиво глядя в окно.

– Женя?

Шмелёв не отреагировал.

– Женя, нам надо собирать экспедицию.

Наконец замминистра пошевелился.

– Ты мне сейчас дашь координаты этого своего одноклассника. Номер телефона и как его зовут, полностью. Как его контора называется?

– ПсковГУ.

– Надо же, медвежий угол посреди болот, а туда же. «ГУ»! Провинциальные амбиции с гигантоманией…

Шмелёв достал телефон, пролистал контакты и ткнул в нужный.

Ему долго никто не отвечал, Бехтерев слышал длинные гудки. Наконец на том конце сняли трубку. Голос был громкий, хриплый, абонент чуть ли не кричал в трубку, пытаясь заглушить странный треск и шум.

– Андрей! Отвлекаю? У тебя дискотека, что ли? А, понял. Ты когда в Москву? Да увидеться надо. Срочно, да. Работа, как обычно. Нет, недалеко, считай в соседнюю область скататься. Ага, понял тебя! Всё, жду звонка, договорились! Спасибо!

Звонок Евгения Николаевича Шмелёва застал Бирюкова, едва его группа закончила стрелковый бой. Ну как бой… «СГБ Консалтинг» получила сведения, что группа боевиков, широко расплодившихся в последнее десятилетие на большей части Африки и причастных к нехорошим делам далеко за её пределами – от Ближнего Востока и Азии до аж обеих Америк – планирует диверсию на нефтепровод, принадлежащий нанимателю «СГБ», консорциуму с более-менее удобоваримым для русского языка названием «ПетроДар Оперейтинг Компани Лимитед».

Нефтепровод вёл из Хеглига в Порт-Судан через перерабатывающий завод в Эль-Обейде, в окрестностях которого боевики и планировали атаку. На сам завод они не лезли пока что – километровое пространство вокруг завода тщательно охранялось, хотя атаку беспилотников, например, местные вряд ли смогли бы предотвратить.

Бой закончился, не успев толком начаться. Зажатая с двух сторон группа даром, что почти вдвое превосходила по численности отряд безопасников, быстро рассеявшихся на местности, тем не менее, была моментально подавлена огнём, а затем и ликвидирована.

Со стороны «СГБ» потерь не было, пострадал лишь один из пикапов, когда один из боевиков попытался то ли прижать расположившегося в кунге пулемётчика, то ли нейтрализовать водителя. Тот моментально сменил позицию, распластавшись по кузову, а стрелка снял пулемёт второго пикапа безопасников.

Пока двое бойцов быстро орудовали домкратом и баллонником, группа рассредоточилась по округе, закрывая периметр, а в воздух поднялся один из дронов, внимательно изучая окрестности на предмет подхода подкрепления безвозвратно покинувшим бренный мир.

За это время Бирюков успел связаться с расположением в Эр-Рахаде. «Седьмой» дал добро, и у Андрея оставалось меньше суток до самолёта в Москву, куда вылетал самолёт из Хартума. И до которого ещё предстояло добраться по местным дорогам, миновав Белый Нил, Сеннар и Эль-Гезиру. Вообще дорога обещала быть спокойной, но Судан есть Судан, поэтому Бирюков торопился – зазора по времени у него практически не оставалось.

Около половины восьмого вечера я вернулся домой, по пути заскочив в магазин и набрав аж три пакета всякой снеди, закусок и пива. Мы, кстати, что-то крепкое редко употребляли, не был никто из нас любителем того дурацкого состояния, когда тебя не слушаются ни голова, ни ноги, ни, тем более, язык.

Пока загонял машину и переодевался, приехали Даня с Алисой. Ольга со своим чудо-графиком сегодня была выходная, дома вкусно пахло чем-то мясным. И ещё примешивался запах выпечки. С кухни что-то про путешествия на Кавказ громко вещал телевизор.

Даня быстро отправил Алису к Ольге на кухню, схватил пару бутылок, и мы переместились под навес во дворе, где с выходных стоял УАЗик. Я запряг штатного механика, раз уж он приехал, проверять всё, что можно было проверить на глаз и наощупь, попутно рассказав ему о наших планах на отпуск. Начал с визита домой к Москалёву, умолчав при этом про ночного гостя.

– Эвона как, – Даня задумчиво почесал затылок. – Мы тоже хотели предложить вам прокатиться, хоть и несколько восточнее. Думали в Великий Устюг съездить, к Деду Морозу.

– Куда?

– Ну в резиденцию Деда Мороза, Великий Устюг, Это под Вологдой.

– Даня, я в курсе, что это и где это. Я не могу понять, что вы там забыли в конце июля.

– Ну зимой мы вряд ли туда сможем попасть. Вернее, этой зимой мы туда точно не попадём.

– Почему? Планы какие-то?

– А сейчас все вместе за столом соберёмся, и расскажу.

– Интригу создаёшь?

– А то!

Я забрал у Дани пустую бутылку и дошёл до мусорного бака. А тесно во дворе стало, четыре машины заняли все свободные места. Данина Тойота Хайлюкс на монструозных колёсах, даром что компактная по меркам, например, заокеанских пикапов, целиком спрятала за собой БМВ. А вообще хорошо. Уютно. Люблю гостей! Званых, по крайней мере.

Через десять минут, отмыв руки, мы уселись за стол. Девушки болтали о чём-то на кухне вполголоса, изредка бросая взгляды в нашу сторону. Мы с Даней, открыв ещё по бутылке, обсуждали маршрут до Старой Ладоги.

А за ужином нас с Ольгой ждал сюрприз.

Алиса с Даней, хитро переглядываясь, в какой-то момент попросили тишины и внимания. Алиса залезла в сумочку, которая висела рядом на спинке стула, и достала небольшую картонную коробочку. А затем выложила из неё на стол небольшой кусок пластика, издали напоминавший термометр.

Ольга то ли взвизгнула, то ли пискнула что-то, отдалённо напоминающее протяжное «уи-и-и», вскочила со стула и бросилась обнимать по очереди то Алису, то Даню. Я же, привстав, увидел на пластике два окошка с розовыми полосками.

Алиса пихнула Ольгу в бок:

– А Слава у тебя сегодня прям блещет сообразительностью!

– Ага, и красноречием тоже, – подключился Даня.

Я посмотрел на ребят. На Даню, на Алису, снова на Даню. Затем молча встал и по очереди обнял обоих.

– И какой срок?

– Недель пять примерно.

А дальше был праздник. Много шутили, пили пиво, сметая со стола всё приготовленное, смеялись, снова ели, снова шутили, попутно болтая обо всём и ни о чём. В какой-то момент разговор снова зашёл о найденной табличке, и я повторил свой рассказ уже для Алисы. Та уставилась на Даню умоляющим взглядом.

– Да-а-ань?

– Ау?

– А поехали с ребятами?

– Куда?

– В Ладогу.

Даня чуть не поперхнулся.

– За каким, прости?

– Ну ведь интересно же! Сам подумай: затерянный город, Древняя Русь, Старая Ладога, монастыри, храмы, крепости. Нам всё равно почти по пути!

Теперь уже я вмешался.

– Алиса, ты в положении вообще-то, не забыла? Мы туда не развлекаться едем, а с высокой долей вероятности нарушать закон.

– А мы по Ладоге погуляем, пока вы с Москалёвым будете по катакомбам шариться!

Мы с Ольгой переглянулись.

– Нет, ну если так… – начал я осторожно.

– Мы только за! – выпалила Ольга. – И если мне станет скучно в компании этих двоих зануд, я смогу пересесть к вам в машину.

– Муж! – Алиса повернулась к Дане. –Ты почему молчишь? Ты что, не хочешь с ребятами поехать?

– Да я-то что, я только за. Но ты же хотела в Устюг, разве нет?

– Хотела. Но разве затерянный город чем-то хуже Деда Мороза?

В общем, ближе к одиннадцати вечера мы решили, что поедем вчетвером. Вернее, впятером, я забыл про доцента. О, точно, надо еще Москалёва предупредить. Я достал телефон и набрал номер, который успел за эти дни выучить наизусть.

– Профессор? Вечер добрый!

– Слава, здравствуйте! Что случилось?

– Пал Георгич! Пал Георгич, у нас пополнение в отряде!

– Какое пополнение? О чём Вы?

– С нами идут… едут ещё двое наших товарищей. Даня и Алиса. А, и Алиса беременна, можете нас поздравить! То есть трое товарищей!

– Кто?

Кажется, Даня даже слышал отдельные фразы недовольного доцента. А я следующие десять минут убеждал Москалёва в правильности принятого решения и необходимости присутствия в нашей мини-экспедиции тех, без кого каменная табличка так и не была бы найдена. В конце концов Павел Георгиевич сдался, я убрал телефон и повернулся к Дане.

– Но раз вы теперь такие бре… беременные, номер в гостинице бронируйте сами. Чтоб нас не сочли одной компанией, случись что. Понял?

– А что за гостиница?

– А и правда. Погоди, щас узнаем.

Я снова вытащил сотовый и принялся повторно звонить Москалёву. Тот был не в восторге, незаслуженно обвинив меня в безответственности и ещё каких-то грехах, возможно даже смертных, но я настойчиво задавал один и тот же вопрос несколько раз подряд – мне это показалось остроумным и вполне уместным.

Как бы то ни было, ответ мы всё-таки получили, после чего Павел Александрович раздражённо бросил трубку. Прямо странно, что это на него нашло?

Солнце давным-давно село, часы стремились к полуночи, а мы всё болтали, обсуждая детали предстоящей экспедиции. В какой-то момент мы пришли к логичному выводу, что дверь в подземелье может быть просто заварена. Тогда чем нам поможет болторез? Нам непременно нужен газовый резак, о чём я незамедлительно уведомил Даню, но тот, подумав, замотал головой и заявил, что такого у них нет. И что вещь это в хозяйстве нужная, и обязательно подлежит приобретению и постановке на учёт в домовой книге. Я взглянул на девушек. Алиса сидела, обхватив голову руками и подняв брови смотрела то на Даню, то на меня. Ольга, сдерживая смех, тоже не отрывала от нас взгляд.

– Что?

– А вы умеете резаком пользоваться?

Мы с Даней переглянулись.

– Нет, а что? Если надо будет, то разберёмся как-нибудь. К чему вопрос?

– А вдруг Москалёв умеет? – Ольга почему-то издала смешок.

– Точно! – Даня хлопнул себя по ноге. – А вдруг? Давай, звони, спрашивай!

Ближе к часу ночи ребята всё-таки уехали, а мы пошли спать. Правда, какой-то шутник догадался сузить холл и увеличить стоявший там комод раза примерно в два, из-за чего я больно налетел на него ногой. Не желая позориться перед женой, которая и так хихикала весь вечер, я мужественно стерпел боль и не подал виду. Оставшийся путь до кровати прошёл без происшествий, не считая того, что саму кровать кто-то передвинул, отчего я повторно ударился той же самой ногой и потерял равновесие, завалившись на подушку.

Сборы прервал звонок Москалёва.

– Слава, табличку украли!

– Ещё раз, – я замер с баллоном туристического газа в руке.

– Украли, понимаете? Забрали с собой, увезли куда-то!

Так. Табличка подлинная, сомнений нет.

– Павел Георгиевич, Вы сейчас где?

– Я в университете, здесь полиция, скорая. Меня уже допросили, но сейчас, видимо, будут допрашивать ещё раз. Попросили никуда не уезжать.

– Скорая?

Ольга отреагировав на слово «скорая», подняла голову от рюкзака и вопросительно посмотрела на меня.

– Сторожа… Охранника вырубили чем-то, кажется, шокером. С ним всё в порядке, но…

– Вы говорили, откуда у Вас табличка?

– Нет, ещё не успел, они не спрашивали пока.

– Значит, спросят. Не вздумайте сказать правду, соврите что-нибудь. И почистите журнал вызовов сразу же!

– Да, хорошо. Как думаете, что это всё значит?

– Думаю, что Ваш одноклассник Вам не друг. И что табличка настоящая. Что-то ещё пропало?

– В том-то и дело, что нет!

Зашибись. Всё, сомнений нет. Осталось понять, как они это сделали.

– Всё, отключайтесь. Перезвоните мне, когда закончите и будете один. Постарайтесь запоминать всё, о чём вас спросят и что скажут. И удалите вызовы!

– Да-да, сейчас.

Москалёв отключился, а я в двух словах обрисовал Ольге ситуацию.

– Слава, ты же понимаешь, что это что-то серьёзное?

– Да. А ты понимаешь, что на ровном месте охрану не вырубают? И не воруют только один кусок камня?

– Может, доедем до университета?

– Если только мимо проехать, посмотреть масштабы шухера.

Минут через десять мы уже мчались к городу. Дане с Алисой я решил пока не звонить, слишком мало информации.

Ещё через десять минут мы были уже в центре города. Я торопился, как мог, да и пятничным вечером машин было очень мало, половина светофоров тоже уже не работала. Мы подъехали на стоянку возле соседнего с университетом здания, я заглушил мотор и мы пошли изображать прогуливающуюся пару.

Скорой мы не увидели, но зато перед входом в университет стояли две полицейские машины и Рено Логан с рекламой какого-то охранного агентства. Наверняка ЧОПовцы по тревоге приехали. На ступеньках дежурил полицейский, несколько человек курили прямо возле входных дверей, а в сквере несколько молодых пар и компания подростков увлечённо наблюдали за происходящим.

Не меняя темп, мы свернули к компании, я негромко поприветствовал их.

– Салют, банда! Что, практикант какой психанул?

– Та не, – протянул один из подростков. – Вроде сп… спёрли что-то. И охранника отмудохали.

– Ага, тетрадки с контрольными, – я старательно заржал.

– Не знаю, менты говорили, что что-то вынесли.

– Они потом в Транспортёр сели и уехали, – подключился другой пацан.

– А вы прям всё видели, что ли?

– Ну видели, как из универа трое выбежали, в тэху залезли и съе… – пацан покосился на Ольгу. – Уехали, короче.

– Охранник хоть живой?

– Аслан? Да что ему будет?

– А, так вы местные?

– Ага.

– Ладно, развлекайтесь, – снова хохотнул я, подхватывая Ольгу под руку.

Мы пошли дальше по дорожке через сквер, я хотел взглянуть на окна того самого кабинета, расположенные на правом торце здания. Миновав угол, я задрал голову, но не увидел ничего, кроме того что в кабинете и смежном с ним помещении горел свет.

Мы сделали круг, постояв немного в дальнем конце сквера, а затем пошли обратно к машине.

– Поехали, поедим где-нибудь? – предложила Ольга.

– С удовольствием. Может, заодно и Москалёв пока освободится.

– А если они на нас выйдут?

– Не выйдут, не переживай. А если и выйдут, причём тут мы? – я старался говорить уверенно, хотя, на самом деле, понятия не имел, что будет в этом случае. И что дальше делать. И вообще, эта ситуация мне резко перестала нравиться. Что, если бы табличка оставалась у нас дома?

Мы дошли до машины, я вырулил на проспект и поехал в сторону гриль-бара. Мы миновали парк в центре, длинный ряд исторических пятиэтажек в стиле сталинского ампира, остатки средневековой стены, опоясывавшей некогда город. Ещё парк, ещё пятиэтажки. А затем мы выбрались из города.

По бокам мелькали фонари, я рулил и думал.

Табличку я привёз Москалёву в воскресенье. В этот же день он связался с одноклассником. На следующий день он доставил камень в университет. Во вторник вечером был готов перевод, вечером среды я рассказал всю эту историю Дане с Алисой. А вечером пятницы табличку крадут. Или похищают? Как правильно?

Может это быть хитрая игра Москалёва? Может. Зачем? Пустить нас по ложному следу? Так он мог сказать, что табличка поддельная. Или придумать ещё какой-то железный аргумент. Нет, этот вариант отпадает.

Впереди справа был поворот к аэропорту, прямо на светофоре дежурил патруль ДПС со включенными маячками. Узкая и тёмная улица упиралась в терминал. Видимо, что-то случилось на дороге – я разглядел машину скорой и ещё один экипаж ДПС, все с маячками. Ольга молчала, тоже погрузившись в раздумья.

Могут это быть Даня с Алисой? Теоретически. Я представил беременную Алису, вырубающую охранника. Пожалуй, даже слишком теоретически.

Мы выехали на Е95, ту самую, некогда воспетую Кинчевым, и покатили на юг.

А вот версия с одноклассником Москалёва мне казалась наиболее правдоподобной. Или с кем-то из состава ПсковГУ. Могли коллеги доцента устроить подобное? В принципе, да. А одноклассник? Мог он дотянуться из Москвы? В принципе, тоже да.

Я свернул с трассы к ярко светящемуся стеклянному павильону, внутри обставленному под лофт. Посетителей, как ни странно, было немного. Ольга заняла столик, а я прошёл к стойке, не желая тратить время, и сходу заказал нам по порции шашлыка с жареной картошкой и запечёнными грибами. И минералку.

Ждали мы буквально пару минут, пока нам принесли две большие, исходящие паром деревянные доски, от которых шёл такой аромат, что мой желудок издал протяжный рык. Следующие несколько минут я молча поглощал кулинарный шедевр, а затем сотовый завибрировал, высветив на экране надпись «Доцент». Я уже говорил, что пора ему кличку присвоить?

Интересно, он сам звонит? Или с его номера со мной сейчас свяжется кто-то из органов? Проглотив предпоследний кусок картофеля, я взял трубку.

– Слава, они закончили, – к счастью, это был Москалёв.

– Вы один сейчас?

– Да, я уже уехал из университета.

– Мы сейчас за городом, давайте встретимся где-нибудь в центре минут через пятнадцать?

– Давайте. Я подожду Вас… а в конце Профсоюзной, возле спуска к реке, хорошо?

Самый центр. И много народа. То, что нужно сейчас.

– Давайте, мы едем.

Ольга уже покончила со своей порцией, я не стал дожидаться официантку, прошёл к бару, расплатился, и мы вышли обратно на стоянку.

Тепло. Удивительно тепло даже по меркам июля, обычно погода не радует такими градусами. Мы быстро пересекли освещённую парковку, сели в машину и покатили обратно в центр.

Машину доцента мы увидели издалека. Москалёв стоял, оперевшись на переднее крыло, и издалека помахал нам рукой. А неплохое у него зрение, и темнота не помеха…

Шмелёв платил. Платил всегда, хорошо, исправно. Настолько, что Андрею удалось всего за пару мероприятий, скажем так, и оплатить ряд терапий для четырёхлетнего сына, незаслуженно страдавшего от лейкоза, и приобрести для него и его матери, с которой Бирюков уже пару лет находился в разводе, двушку в одной из новостроек Краснодара.

Вот и в этот раз, едва от Шмелёва поступил звонок, Андрей, не теряя времени, взялся за работу. Именно эту работу на Шмелёва он считал своей основной, а охранную деятельность в «СГБ Консалтинг» воспринимал как подработку. Нет, конечно, по любым меркам выходило, что его труд в качестве так называемого «инструктора» оплачивался очень хорошо, но это не шло ни в какое сравнение с деньгами, получаемыми от замминистра.

Контора, как бойцы называли между собой «СГБ», выделила ещё троих «инструкторов». И, судя по всему, дело для Шмелёва было чрезвычайно важным, раз тот не поскупился на суперджет для них из Шереметьево прямиком до Пскова.

Поэтому спустя всего три с половиной часа после приземления африканского рейса в Москве Бирюков уже вновь спускался по короткому трапу в аэропорту провинциального городка, гордо заявившего на всю страну, что «Россия начинается здесь».

Сейчас они вчетвером сидели в абсолютно неприметном белом фургоне Фольксваген Транспортёр напротив здания ПсковГУ. Задание было для Бирюкова необычным – в этот раз оно не предполагало никакого откровенного криминала, проходящего обычно по статьям, содержащим термины «убийство», «группа лиц» и «предварительный сговор». Хотя на законность тех или иных мероприятий Андрею было давным-давно наплевать. Его задача – сделать так, чтобы Дима выжил, победил страшную болезнь, невесть за какие грехи обрушившуюся на детский организм, не успевший познать всех уготованных ему ужасов жизни.

Аналитики времени не теряли, доразведка, считай, и не требовалась. План был прост, как угол дома, и группе оставался примерно час до расчётного времени, когда сотрудники университета должны будут покинуть здание.

Андрей погрузился в свои мысли, попутно сверяясь с картой-схемой города. Маршрут отхода был продуман, второй автомобиль ожидал их в одном из дворов на другом берегу реки, разделившей город на историческую и спальную части. Они сейчас находились в части восточной, исторической.

Непривычно было то, что группа была в гражданском. Без средств защиты, без аппаратуры – без десятков привычных мелочей, облегчавших любое задание до сегодняшнего дня. Вся экипировка была сведена к джинсам, тёмным толстовкам с капюшоном, удобным кроссовкам и перчаткам. На всякий случай на шее у каждого болтался бафф совершенно гражданского вида, даром, что от греческого «Пентагона». Джинсы, кстати, тоже предпочитали именно от греков. А вот толстовки и обувь – кто во что горазд. Один из сидящих в машине бойцов был в «5.11», ещё двое – в чём-то вроде «Демикса».