Адюльтер

Адюльтер

И вот идёшь ты в магазин,

Слегка сбивая шаг…

Художник может быть один,

А человек – никак.

Марина Ланда, Сергей Васильев «Право на одиночество»

«…человек создан для счастья, … человек может и должен быть счастлив на земле»

В. Вересаев «Живая жизнь»

Посвящаю этот рассказ Сашеньке – талантливой писательнице, которая вдохновила меня писать дальше

«Почему я?

Почему именно со мной это произошло? Я же жил нормальную жизнь, никого не хотел заставить страдать… Так почему же из-за меня разрушилась чья-то счастливая жизнь?! Я же этого не хотел! Я ничего не сделал! И при этом я понимаю, что виноват. А самое ужасное то, что все ведут себя так, будто ничего страшного не произошло, будто всё идёт так, как должно… Нет, я не хочу так жить…»

Так думал молодой ученик 11-го класса Андрей, живший в одном посёлке где-то в Сибири. Жизнь вокруг него нельзя было назвать унылой в полном смысле этого слова: он мог ходить в небольшой поселковый кинотеатр, он не был лишён магазинов, он мог заказывать что-то по почте… А вот чего у него не было, так это, как он сам считал, «нормального для его возраста характера»: он не был заучкой, ибо учился средне; он не был спортсменом, ибо был тощим и щуплым; он не был компанейским или хоть сколько-нибудь общительным, а потому друзей у него не было. Совсем. Даже в детстве. Вот он и сидел один за второй партой второго ряда в полном одиночестве и никого не трогал. Окружающие же всё время тёрлись рядом и что-то у него спрашивали, пытались разузнать. Ну, что поделаешь с тем, что парень необычный? Сидит сам себе на уме, о чём-то размышляет, временами что-то слушает или читает. О том, о чём конкретно он размышляет, что он слушает и читает, просто невозможно не поинтересоваться! Тем более, что он, средний по баллам ученик, хорошо показывал себя на литературе: бывало, возьмёт он и прочтёт стих с выражением. Да так, что аж преподаватели в шоке! А одноклассники рукоплещут! И вот этот чтец возьмёт, весь сожмётся от смущения да усядется на своё место. Ну, ещё он на истории хорошо отвечал, даже лучше, чем некоторые в классе. Правда, он не считал эти свои умения выдающимися и всячески отклонял разного рода похвалы, а попытки одноклассников хвалить его уже на перемене просто игнорировал.

Человека делает тем, кто он есть, его окружение. Первые годы жизни Андрей жил в частном доме – старом и переполненном людьми. Все его дяди, дедушки жили вместе с ним и его родителями, прямо как в «Детстве» Горького. А потому дома постоянно было шумно, и маленькому Андрюше это не нравилось: он не мог заснуть из-за этого и постоянно плакал. Мать, не выдерживая такой обстановки и понимая, что ребёнок в таких условиях просто не вырастет нормальным, потребовала от мужа съехать в отдельную квартиру, а когда тот, сославшись на слабое здоровье его родственников, отказался съезжать, и мать с сыном уехала в отдельную квартиру. Далее развод, девичья фамилия – в общем, по классике. Брак родителей Андрея изначально был провальной идеей, основанной на первой, слепой влюблённости. Но, несмотря на то, что мужа она разлюбила, в сыне она души не чаяла и многое для него делала: работала на двух сменах, имея лишь четыре часа сна в день и имея от этого некоторые явные проблемы со здоровьем. Сын подолгу оставался один, и за ним присматривала добрая соседка, что работала только в ночную смену (правда, неизвестно, где именно, но работа была выгодная). И если проживание в переполненном доме взрастило в Андрее нелюбовь к людным окружениям, то вот «няня» воспитала в нём тихость и скромность: его рисунки и поделки из пластилина, свойственные для маленького ребёнка, она обесценивала и говорила, что можно и лучше. Потому-то он и не воспринимал похвалу в дальнейшей жизни. Что до квартиры, где он жил, то она была, конечно, тёплой, но очень уж тёмной, ибо проводка во всём здании была плохой и не менялась очень долго. А Андрею нравилось в темноте: он не боялся неизвестности, он знал, что рядом нет ничего, что бы его побеспокоило, и он чувствовал себя хорошо. Потому он был бледным почти всю жизнь, ибо нечасто выходил из тёмной квартиры на улицу…

К моменту начала нашей истории он уже вошёл в тот период, когда люди ищут своё предназначение, думают над тем, в чём они лучше. Что касается Андрея, то он думал о том, чтобы что-то писать: хорошие результаты по литературе и чтение стихов классиков подтолкнули его к тому, что он начал писать стихи. Сначала получалось неумело: рифмы были натянутые, много «вот» и «уж». Но скоро он начал получать неплохие результаты. Ну, неплохие по его скромному мнению, которое он ещё и умудрялся подавлять, говоря, что он много о себе думает… Но всё же писал, иногда находя отдушину в этом. И при этом он никому не показывал – понимал, что, быть может, для него это и хорошо, а вот другие его разругают. Особенно его стихи про одиночество…

Ах, как же иронично, что именно его стихи стали началом истории.

Одним весенним днём Андрей, как обычно, сидел в классе и ждал урока литературы – единственного, который не вызывал у него волнений. Задание было простое – выучить наизусть стихотворение на тему «Общественные проблемы». Андрей, пылкая душа, выучил стихотворение «Так им и надо» Евгения Евтушенко, намереваясь поднять тему такой общественной проблемы, как озлобление людей по отношению к другим народам и мерзкая радость по поводу трагедий у других, ненавидимых народов. Конечно, тема не самая распространённая, но всё равно очень волновавшая Андрея. Конечно, он сомневался насчёт этого стиха, думал о том, не поднимут ли его на смех… Пришёл к выводу, что ничего плохого не будет. А если будет, он что-нибудь предпримет. Убежит, например.

И вот прозвенел звонок, все ученики собрались и сели за свои парты. За Андреем сидели юноша по имени Кирилл и девушка по имени Надя. Они были известной в классе любовной парой: Кирилла описывали, как хорошего кавалера, умного и могущего ухаживать; Надю описывали, как девушку чуткую и нежную. Естественно, все им завидовали. Завидовали они и тому, как красиво они стали парой: Кирилл предложил ей встречаться на новогодней вечеринке прямо при всех, не боясь отказа, и Надя с радостью приняла это предложение. И с тех пор они жили душа в душу и казались образцовыми любовниками. Таковыми их считал и Андрей, одним глазком глядевший на то, как они, игнорируя факт начала урока, обнимаются и кладут друг другу головы на плечи. Но вот пришёл учитель, и они сели прилежно.

Учитель стал вызывать учеников и спрашивать стихи. Многие, конечно же, не выучили или выучили через пень колоду, постоянно запинаясь у доски и прося повторить отдельные части. Конечно, сочувствующие одноклассники их не осуждали, и даже Андрей – ответственный ученик – не смел их осуждать, говоря про себя: «Они хотя бы имеют нормальную жизнь вне школы, в отличие от меня». Наконец, подошла очередь Андрея. Он вышел и рассказал свой заготовленный стих. Рассказал, как обычно – чётко, без запинок и с выражением. Ему, как обычно, похлопали. Но учитель остановил Андрея, когда тот хотел по обыкновению сесть за парту и смущённо сжаться в комочек, и сказал:

– Слушай, а нет ли стиха на более распространённую проблему? Скажем, на тему лени, безответственности, одиночества…

И тут Андрея будто переклинило. Он вспомнил, что у него в памяти остался один его стих на последнюю названную тему. Конечно, он всегда прятал своё творчество от остальных и боялся что-либо показывать под угрозой осуждения, но решил, что можно один раз попробовать… В конце концов, он всегда может убежать из класса и спрятаться.

Он вернулся к доске и начал по памяти читать свой стих:

Ночь темна, лишь луна невысоко

Освещает наш дворик пустой.

И, горюя о чем-то глубоко,

Там стоял паренек молодой.

Пареньком тем был я, врать не стану.

Но о чем же я там горевал?

Расскажу вам сейчас без обмана,

Пусть и будет рассказ этот мал.

Иногда, когда хочется толка,

Собеседника мне не найти.

Но людей-то вокруг меня столько!

Нужно просто ведь к ним подойти.

Но они там стоят, увлеченно

О чем-то уже говорят.

Ну а я лишь стою отвлечённо

Хоть стараясь услышать ребят.

Говорить? А о чем говорить?

Интересы их мне не знакомы.

А своими боюсь утомить.

Этот страх мне набил уж оскомину.

Может, это лишь возраста признак,

Но мне кажется, будто один я,

Что брожу среди всех, будто призрак,

Не найдя так нигде пониманья.

Будто люди вокруг все пустые,

Будто не о чем с ними болтать,

Эти мысли, быть может, простые

Заблуждения, но вот как их убрать?

Но бывает иногда просветление,

Коль пишу человеку далёкому,

И приходит ко мне ощущение,

Будто я не совсем одинокий.

Но боюсь я и их утомить,

Надоесть им, попасть к ним в немилость…

Да, хватит мне вас стихом сим томить.

Извините, это долго копилось.

И заместо других громких слов

Напишу я одни только строки:

Страшно в обществе быть одному,

Лучше попросту быть одиноким.

Закончив читать, он уже хотел было убежать, но тут класс зааплодировал так громко и звонко, что Андрей встал в ступор и не смог двинуться. Учитель, что удивительно, тоже похлопал, а затем, когда всё стихло, спросил:

– А кто автор? Ты не назвал автора…

Андрей мог соврать, назвать другого автора – кто вообще будет проверять? – но не смог придумать никого, кто мог бы подойти на роль автора. Преодолевая смущение, он тихо сказал:

– Я. Я это написал…

Понятно, что ему сначала не поверили. Но, проверив по компьютеру, что такого стиха нигде нет, учитель всё же поверил и начал громко нахваливать Андрея. Ученики подключились и начали тоже хвалить Андрея. Тот был просто не готов к такому: он стоял, как вкопанный, смотрел вниз и не понимал, что делать. Наконец, все стихли, и Андрей спокойно сел за парту…

Он был несколько сломан от такого. Он потерял дар речи на весь день, трясся каждый раз, когда кто-то его хвалил или упоминал в хвалебном ключе, и старался никого не слушать и не привлекать внимание. Ему казалось, что это какое-то издевательство: ну не могли люди так хорошо оценить такой убогий и эгоистичный стих. Скорее всего, это шутка над бедным парнем, который не имеет друзей и который со 100% вероятностью не понимает шуток. Мысли, конечно, очень уничижительные, но Андрей проходил с ними весь этот день. Когда учёба подошла к концу, он вознамерился уйти, не привлекая внимания, и успокоиться дома. Но не тут-то было!

Когда он вышел из здания школы, его внезапно окликнули:

– Андрюша! Андрюша!

Он повернулся испуганно. К нему подбежала Надя. Вся из себя красивая, румяная, с загорелой кожей, с крепкими русыми волосами, что росли до плеч, с яркими голубыми глазами. Она была выше, чем должно быть в её возрасте, а потому очень выделялась среди одноклассников. И на фоне Андрея она смотрелась старше, конечно же. А потому Андрей встал столбом и смог только прошептать:

– Что такое?..

– Просто я хотела сказать, что ты – большой молодец! – произнесла Надя живо и восторженно. – А ещё я хотела спросить: у тебя есть ещё стихи?

– Н-наверное… – пролепетал Андрей. – А что?

– Я хотела бы почитать.

Андрей такого не ожидал, но быстро сглотнул и сказал:

– Х-хорошо, я прочту их перед к-классом как-нибудь…

Надя же внезапно подошла к нему почти вплотную и сказала шёпотом:

– Нет, дай только мне почитать.

Сказав это, она пошла в сторону, помахав на прощание рукой.

Андрей был в смятении: ладно, что к нему подошла девушка, ладно, что она с ним заговорила, но… она сказала, что хочет лично прочесть то, что он настрочил. Это было уже выходящим из ряда вон! Идя до дома, Андрей успел сто раз пожалеть, что рассказал стих, успел обвинить преподавателя в том, что прекраснейший поэт Евтушенко ему не угодил, успел обвинить себя в том, что не рассказал что-то другое. И вот, избив себя морально, он пришёл домой…

Всё та же тёмная квартира. Всё те же мама – усталая с работы. Она много на себя взваливала и до сих пор, хотя в этом не было никакой необходимости, ибо семья вовсе не бедствовала, а Андрей уже не нуждался в такой дорогой заботе. Но мать было уже не остановить. Она уже просто не могла жить без работы и долго пропадала на всё новых и новых подработках – от продавца в ларьке с шаурмой до сотрудницы автомойки. А потому Андрей часто бывал дома один, потому он научился у той самой «няни» готовить самые простые блюда – варёный и жареный картофель, макароны, гречку, борщ и даже блинчики. Андрей, пусть и готовил это несколько неумело, постоянно это делал и преподносил усталой маме приготовленные им ужин и обед. Она была в восторге, а душа её радовалась, что её любовь к сыну оправдывает себя.

Теперь же, когда Андрей вернулся, уставший после морально тяжелого дня, волноваться было не нужно: еда приготовлена заранее, мама задержится, дома полный порядок. Андрей переоделся, поел чуть пригоревшей гречки и сел за уроки. Трудно, конечно, было забыть всю ту волну восхищения, которая обрушилась на него сегодня, но он успокаивал себя: «Они это не серьёзно, они пошутили, они просто издеваются надо мной…». И тут он вспомнил Надю. Отчего ей понадобилось лично прочесть его стихи? Что за странный интерес? Быть может… Нет! Андрей попытался отбиться от бредовых мыслей. Он понимал, что она не может быть заинтересована в таком замкнутом мальчике, как он. Просто никак!..

А что, если всё же да?

Вдруг она заинтересована в нём?

Андрей вдруг почувствовал какое-то странное чувство – будто жар лёг покрывалом на голову и плечи. Его захлестнули мысли о Наде: он вспоминал, как мельком поглядывал на неё в классе, как она смеялась, улыбалась… Нравилась ли она ему? Да, безусловно. Но он понимал, что это только мечты: она уже имеет парня, и у него, Андрея, шансов просто нет. Ему нельзя отнимать чужую девушку… Но помечтать-то можно? И он, продолжая мечтать, вдруг начал записывать в свою записную книжку, где он писал свои стихи, новое произведение… О Наде. Он писал, почти не вдумываясь в то, что пишет: его рукой, как бы он сам выразился, «водил не разум, а сердце». Он писал, как в бреду, тяжело дышал и ничего не видел перед глазами, кроме Нади. Наконец, когда готово было уже шесть строф, он вдруг остановился… Он понял, что, если он собирается дать Наде почитать его стихи, то она не должна увидеть этот! Поэтому он поспешно и не глядя вырвал листы и положил в ящик стола, после чего продолжил заниматься уроками…

На следующий день он пришёл в школу, немного удручённый. Он боялся, что над ним снова будут «издеваться» и молил всех Богов, которых знал, о том, чтобы все просто забыли о его стихотворении.

Чёрта с два.

В стенгазете успели мельком прописать о том, что он «проявил недюжинные навыки поэта и не побоялся открыть своим одноклассникам своё творчество». И мельком было написано, о чём примерно был стих. «Ничего себе, даже смысла не исказили…» – удивился Андрей. И тут к нему подошёл один парень (кажется, чуть помладше) и спросил:

– Привет, ты ведь Андрей из 11 «А» класса, да? Слушай, я Илья, редактор стенгазеты. Мне вчера все уши прожужжали про тебя, и я всё же сделал о тебе заметку. Но все просят текст стиха, а у меня его нет. У тебя нет этого стиха на бумаге?

Андрея уже это порядком раздражало. Он не хотел своим творчеством, которое он сам не признавал литературой, разбрасываться направо и налево. А потому он хотел было отказать, но тут…

Сзади подошла Надя и, положив руки Андрею на плечи, сказала:

– Извини, Илюша, но наш Андрей не будет пока ничего вам давать. Он мне нужен.

И она вдруг одной рукой схватила руку Андрея и буквально потащила бедного и озадаченного парня в неизвестном направлении. Андрей пытался вырваться, но просто не мог этого сделать – настолько крепкой была хватка Нади. Они прибежали в пустовавшую в тот момент раздевалку. Надя усадила Андрея на лавку и присела на корточки напротив него.

– Ну, давай. – сказала она.

– С-стихи? – спросил озадаченный Андрей.

– Да, миленький мой, стихи. – ответила Надя, которая, судя по всему, уже не могла терпеть.

Андрей медленно вытащил из рюкзака записную книжку, которую Надя быстро схватила и открыла на первой попавшейся странице – той, которая выделялась застрявшим в ней куском бумаги. Она подумала, что это закладка. Она начала читать и… замерла. Андрей смотрел на неё и не мог понять: она так отвращена написанным или что? Надя же в это время будто даже дышать перестала и просто глядела в записную книжку. Наконец, она посмотрела на Андрея и сказала с несколько шокированным лицом:

– Я не ожидала…

И она показала ему ту страницу, которую читала…

Это был тот проклятый стих о ней! Тот, что был написан вчера! Андрей понял, что он по невнимательности вырвал не страницу со стихом, а следующую, пустую. Андрей посмотрел, ужаснувшись, и поначалу даже не понимал, что ему говорить. Немного подождав, он сказал:

– Прости, я это выкину…

И он потянулся к книге. Но Надя убрала её себе за спину и сказала будто бы строго:

– Выкинуть? Ещё чего. Я же сказала, что хочу почитать. Я и почитаю!

И она ушла. Андрей, поломанный ещё раз, пришёл в себя только тогда, когда прозвенел звонок.

Чёрт! Эта книжка не должна была оказаться у Нади после такого! Андрей весь день жил в страхе, что Надя всем покажет это, и над ним будут смеяться. Конечно, он не думал, что Надя – плохой человек, но он же не знал, кто она такая, какие у неё есть качества характера. И Андрей всё время поглядывал, как она сидит сзади и читает его книжку… А Кирилл сидел рядом и будто бы не обращал внимание на это.

Скоро учебный день закончился. Андрей хотел применить свою обыкновенную тактику – сбежать, пока его не окликнули. И неизвестно, почему, но Надя (видимо, знавшая, где искать бедного парня) нашла его первее и перехватила у школьных ворот, схватив его за руку. Андрей повернулся к ней и посмотрел испуганно, ожидая услышать выговор и обвинение в посредственности – в общем, услышать то, в чём он и так был уверен. Но вместо этого Надя вручила ему его записную книжку и сказала, краснея:

– Спасибо тебе большое. Мне понравилось то, что ты написал. Особенно тот, последний стих… Я его даже переписала себе, ибо он мне очень понравился, и я захотела, чтоб у меня была хотя бы копия… Хотя, конечно, лучше бы у меня был этот стих, написанный твоей рукой…

Андрей вообще не понимал, что ему сейчас испытывать: с одной стороны, он, конечно, был польщён, с другой – чего это Надя тут хвалит этот дурацкий стих, написанный из-за слепых и бессмысленных чувств, и даже намекает, что хотела бы иметь его у себя?.. Это было странно. Но Андрей этого Наде не заметил и, дослушав её, сказал:

– Спасибо тебе за похвалу… Мне приятно это слышать.

– Я рада. – сказала Надя и улыбнулась. – Ладно, Андрюша, пока.

И она, убегая, похлопала его по плечу.

Андрей не совсем понимал, что вообще произошло. Его похвалили, это да, но при этом ещё и похлопали по плечу… И что за «Андрюша»? К нему так обращались только мать и та «няня», а теперь его так назвала не слишком-то знакомая девушка… С такими угнетающими мыслями Андрей и направился домой.

Следующий день был чуть страннее предыдущего: когда Андрей пришёл к школе, на крыльце стояла… Надя. Андрей постарался не обращать на неё внимания и просто пройти мимо, тем более, что – и в этом он был уверен – Надя всего лишь ждала Кирилла, которого как раз не было видно. Но попытка нашего главного героя пройти мимо провалилась, ибо Надя, заметив его краем глаза, тут же побежала к нему и, горячо пожимая его руку, поприветствовала его:

– Привет, Андрюша! Как ты? Ты чего-то бледный… Ты утром завтракал?..

«И с чего такая забота?» – недоумевал Андрей. Лучше бы она так своего ненаглядного приветствовала, а не его. Но Андрей не был грубым по натуре, а потому не разозлился и просто ответил:

– Всё хорошо…

И пошагал в школу. Он не видел, что Надя осталась стоять сзади и выглядела несколько расстроенной…

Скоро они, к огромному неудовольствию Андрея, встретились снова. Андрей не любил есть в столовой, поскольку в ней было шумно, а шума, как мы помним, он не любил. А потому он оставался есть в пустовавшем классе, где было тихо и спокойно – все ушли есть, преподаватель ушёл по делам, и никто не побеспокоит Андрея за трапезой. Трапезой, состоявшей из им же приготовленной еды: макарон, картофеля и т.п. И сейчас он хотел, спрятавшись в кабинете, полакомиться приготовленными им за день до того макаронами с чуть пережаренной, но относительно съедобной котлетой. Он открыл контейнер и достал небольшую пластиковую вилочку, после чего начал разрезать котлету, чтобы её было удобней есть… Он так сосредоточился на этом деле, что, когда над его ухом раздалось тихое: «Как интересно», он испугался и чуть было не свалился со стула. Перед ним стояла Надя. Она немного усмехнулась с забавного испуга Андрея, а потом спросила:

– Это тебе мама приготовила?

Андрей быстро пришёл в себя и сказал:

– Нет, это я сам…

Надя просияла.

– Ты? Так ты умеешь готовить? Это же прекрасно!..

– Ну, наверное… – неуверенно ответил Андрей, после чего спокойно уселся на место. Надя же, обойдя парту, присела рядом. Андрей решил просто не обращать на неё внимания и есть, будто её нет рядом. Он аккуратно, дуя на кусочки котлеты и на макаронины, поедал их, пока Надя смотрела на него… В какой-то момент он повернулся к ней и спросил:

– Что случилось?

– Можно попробовать?.. – спросила она, то ли действительно смущаясь, то ли делая вид.

– Зачем? Ты же в столовой питаешься, разве нет? – спросил Андрей в ответ.

– А я хочу попробовать то, что приготовил ты. – стояла на своём Надя.

– Зачем тебе оно? У меня еда невкусная…

– Настолько невкусная, что ты её за обе щёки уплетаешь? – усмехнулась Надя. – Не жадничай. Разве мама не учила, что надо делиться?..

И Андрей, опасаясь, что Надя не отстанет от него, если он будет ей отказывать, сказал:

– Ладно. Вилка у меня есть запасная…

И он, одной рукой держа свою вилку с надетой на неё котлетой, потянулся к рюкзаку, чтобы взять ещё одну вилку. Но тут Надя потянулась к нему и съела тот кусок, который был надет на его вилку. Краем глаза заметив это, Андрей испугался:

– Ты чего? Это же моя вилка…

– Ничего страшного. – сказала Надя, улыбаясь и жуя.

– Но ведь…

– Это очень вкусно! – воскликнула Надя, дожевав котлету. – Ты большой молодец! Тебя мама учила?

– Ну, да…

– А меня папа учил. У меня котлеты получаются на вкус такие же, а мои папа хвалит, так что ты тоже молодец!

Андрей смутился и посмотрел себе под ноги.

– И ты ещё смел говорить, что твоя еда невкусная? – спросила Надя. – Ну ты интересный, конечно…

– Почему ты со мной сидишь? – Андрей задал вопрос, долго его мучивший. – Почему не с Кириллом? Он же твой парень. А я тебе никто.

– Ты мне не никто, а теперь очень хороший друг! – сказала Надя с наигранной строгостью. – И это не обсуждается! А теперь давай мне вилку – я ещё у тебя немного съем…

И таким образом она съела у Андрея одну треть его еды. На замечание Андрея, что это для неё будет мало, она ответила, что всё равно худеет и старается есть меньше жирной пищи.

Весь тот день она разговаривала с Андреем. Она часто пыталась выведать у него, как и чем он живёт, но получалось с трудом – Андрей не горел желанием делиться даже самыми обыкновенными деталями своей жизни. Но зато он много спрашивал Надю о её жизни – казалось, конечно, что он просто хочет отвлечь её от расспросов о его жизни, но он, тем не менее, действительно слушал её. Он узнал, что Надя, в отличие от него, живёт в недавно построенном двухэтажном доме; что она почти всю жизнь росла без матери, а воспитывал её отец – человек несколько легкомысленный, но добрый и любящий; что она любит слушать рок, читать разного рода классику – от Достоевского до Тургенева – и смотреть аниме. В целом, обыкновенная у неё была жизнь. Обыкновенная, но насыщенная деталями, и Андрею от этого ещё больше не хотелось рассказывать ей о своей жизни, что была не так разнообразна. Но Надя не сдавалась и продолжала спрашивать у него про его жизнь, после чего он сказал ей несколько грубо:

– Вот зачем тебе знать обо мне что-то?

Надя опустила голову и глухим голосом ответила:

– Ты мне интересен. Я хочу с тобой подружиться…

– Со мной-то зачем? – упрямился Андрей. – Вон вокруг сколько людей, что интереснее меня будут. К тому же, у тебя парень есть…

– Но я хочу подружиться с тобой. – упрямилась и Надя (в своём упрямстве они друг друга стоили). – И не тебе судить, интересный ты или нет. Нужен взгляд со стороны. Так что расскажи мне, а я уж решу, интересный ты или нет. – она выпрямилась и потянулась. – А что касается Кирилла, то он ревновать сильно не будет. Я в этом уверена. Тем более, что личные жизни у нас обоих есть.