Гремучий коктейль – 2
Пролог
Политики лгут, это неотъемлемая часть их жизни. Иногда призвание, иногда природный талант, но чаще всего – привычное и необходимое зло в жизни и работе. Но не всегда. Определенное количество правителей в человеческой истории (в каждой из их бесконечных вариаций вселенной) могли себе позволить роскошь быть искренними и прямыми. Для этого не так уж многое и нужно. Чаще всего лишь хорошее воспитание, здоровая семейная обстановка, а также огромная мощь державы, находящаяся под их рукой. Колоссальной, богатой, сильной и независимой.
– Да едрит твою мать!! – неизысканно выругался именно такой правитель, уныло глядя на хмурого седого мужчину, стоящего перед ним по стойке смирно. В руках у монарха была толстая стопка небрежно сшитых листов, которую он только что прекратил бегло пролистывать. Не удовлетворившись высказанным, Петр Третий, государь всея Руси, выругался куда длиннее, вкладывая в каждое хулительное слово частичку обуревающей его досады.
Но её всё равно оставалось слишком много.
– Полтора десятка боярских родов обезглавлены!
Государь смачно шваркает доклад об пол.
– Четыре графа! Четыре князя! Сильвестр! Тайницкий! Дерибанов! Министр культуры… как там его?! Нахер им был нужен министр, Освальд?! На кой бычий хер?!
– Евгений Вагранович был известен своими сношениями с волшебниками, ваше императорское величество, – испещренное шрамами лицо стоящего перед августейшей особой человека было бесстрастным.
– И о чем они сношались?!
– Мои люди это сейчас выясняют, ваше имп…
– За*бал!
– Гм. Мои люди сейчас это выясняют.
– А твои люди уже выяснили, сколько этих скотов еще промежду нами прячется?! – вопрос Петр Третий задавал, стоя нос к носу со своим собеседником. Очень близко. Ну прямо совсем.
Государь был высок, широк, костист и хмур, чем вовсю пользовался с момента, когда ему родитель препоручил первую ответственную должность. То есть умел и любил давить на собеседника. Не на каждого, а на определенно того, по мнению императора, заслуживающего и достойного. В этом случае перед ним стоял один из самых достойных, поэтому насчет «заслуживания» Петр не особо задумывался. У империи была большая беда, и он собирался выжать соки из всех своих подчиненных, чтобы эту беду купировать.
– Выясняем, – коротко и сухо ответил седой человек, – У академии мы на след вышли, заказчиков многих взяли. Допрашиваем. Часть из двоедушцев готовы сдохнуть, но промолчать, а вот вторые нет. Готовы петь, и много, ваше величество. Но за жизнь и свободу.
– Обещай им от моего имени! – махнул рукой император, – А потом дави как крыс. Хотя нет, не как крыс. Выдавливай из них всё, Михалыч, вообще всё. Сначала по-хорошему, потом по-плохому. Пусть до последнего жалеют о том, что с нами связались, сукины дети!
– Так точно, ваше величество!
– За*бал! Ты мне жопу, засранную в младенчестве, мыл, а теперь величкаешь! Ну ладно, не ты, а Светлана, но было же!
– Так точно!
– В глаз дам…, – зарычал уже всерьез Петр Третий на скрывающего ухмылку старика, бывшего ему когда-то дядькой, – Тебе поржать, а у меня тут разруха в обществе! Четыре князя двоедушцами оказались! Четыре графа! Бояре! А у них рода! Семьи! Знаешь, где сейчас эти рода и семьи?! Через три стены отсюда, Михалыч! Там толпа стоит потеет такая, что в зале задохнуться можно! И что я им скажу?! Правду?! Да расп*здят на весь мир, тут же! И переврут, сволочи!
– Вот тут я ничем помочь не могу, – осунулся крепкий старик, – Это, Петь, всё на тебе.
Владыку можно было понять. Все эти Семеновы, Кортневы, Оболенские, они все у него, у Петра. В здравии и твердой памяти, живые и почти невредимые, сидят за решеткой. Жить хотят. Половина служила и служить готовы верой и правдой. А ведь это не просто люди, это двоедушцы, даймоны в них сидят, черт побери! Такого на службу примешь, так он столетиями будет подле престола, знания и силу копить, служить будет! А куда им деваться, родного мира-то больше нет! Большой искус, огромный… злой…
Но он не поддастся. Все твари сдохнут. Их не звали. Но…
– А там еще и Ренеевы! – продолжал накручивать себя император, – Куча баб! И уж этим-то что говорить…
Тоже правда.
– А что с ними? – внезапно встревожился седой, посматривая на лежащую у ног императора бумагу, – У меня их в списках…
– Ренеева с его сынами наша наживка прибила, – тут же выдал Петр Третий, разворачиваясь на месте, – Студент тот, Дайхард… или как там его, собачью душу!
– Как это…? – ошарашенно пробормотал собеседник императора, – Он же без году неделя, обычный парень…
– А вот такой обычный, – язвительно ответил ему государь, тут же себя поправляя, – У обычных разумных чернокниг не бывает, но как ревнец будущий, да, обычная шантрапа из-за бугра. Хамло и нищета, но удачлив, Азову в чем-то пригодился, так и прижился. А потом, кажись, Ренееву-младшему ноги оттоптал сильно. Вроде тот его на дуэль вызвал, а Кейн этот под солями арканитовыми был, но вызов принял. И втоптал младшего в пыль, Михалыч. Половину зубов ему его же книгой повыбивал! Батя у сопляка же такого афронта спокойно пережить не смог, да подругу этого Дайхарда люди его уволокли прямо из академии. Хотели выманить, да не подумали, что сосунок за ними рванет сразу же. А тот, рванувши, представляешь – всех и положил. Что с самим Виктором сделал, у нас никто ума не приложит, Михалыч. Не могут. Говорят, там наполовину мясо по стенам, а наполовину блевота от полицейских! Сыновьям мозги повышибал, а князя… ну ты понял. Ленточки от того остались.
– Ничего себе…, – во взгляде старика мелькнуло тень какого-то чувства, – Один и всех положил? Даёт, парень.
– Еще ты мне тут это самое! – внезапно взвился император, – Парадин, собака шелудивая, мне все уши им засрал! Терновы к нему вопросы имеют! Вот как так-то?! Влипнуть и в Парадина, и в Терновых, и в Ренеевых, и в двоедушцев! И это я про твоего Витиеватого из Питера молчу! Это в какую раскоряку надо встать, чтобы в каждое говно влепиться?!
– Витиеватый не говно! – тут же набычился бывший дядька, – И…
– Да знаю я, – от него небрежно отмахнулись, – Все они из самых верных, ну, кроме двоедуш… сука!!!
С последним воплем император пнул ножку тяжелого кресла. От души так пнул, чтобы заболело. Ну а что делать, коли искус прямо так и лезет в жопу без мыла?!
Больно-то как… в ноге!
Слишком уж вложился.
Конечно, монарх не начал прыгать на одной ноге, а просто, упав в кресло, начал ругаться и пить коньяк, морщась от неистового желания потереть самолично ушибленную ногу. Однако, комичность ситуации не вышла совсем уж за пределы приличий, а оттерпевший своё Петр Третий поднял мрачные глаза на собеседника.
– Не можно байстрюкам заморским, – раздельно произнес он, – князей русских по хатам разматывать, Михалыч. На ленточки. Никак не можно. Тем паче за бабу иноземную. Понимаешь?
– Да, – серьезно кивнул седовласый ветеран многих конфликтов, – Так что, его… того?
– И «того» его нельзя, Михалыч, – оскалился владыка Руси, – Ты ж мне только вон, бумажки дал. А там черным по белому писано, что байстрюк этот в последней замятне, где ты Лисовскую взял, Забрышева, Меттельштамма… что он там сделал? Троих двоедушцев подстрелил и Лазорева собой закрыл? Машкиного Ваську-то, племянника?
– Было такое, – тут же кивнули императору, – Щитом, правда, закрывал, не собой.
– А Машке моей насрать, если что так, – кисло поведал старику государь, – Она сестру и Ваську без задних ног любит. Нет, баба она у меня умная, но… не поймет. Узнает и не поймет. Тот же Витиеватый ей стукнет, а у него нюх. А потом она догонит нас обоих и не поймет еще раз. Так что малец жить будет. Да и может еще какая сволочь на него вылезет…
– Так мы ж все сняли, ваше…
– За*бал! Сняли, да. Но Тернова-младшая осталась рядом. Еще одна баба вредная. Может, выловят еще чего. Говорю ж, Терновы тоже чего-то от этого Дайхарда хотят. А они упертые. И нужные. Да и должен им престол, как и не крути. Так не крути, эдак не крути…
– А…
– Михалыч, – устало посмотрел на собеседника монарх, – Ты что, не знаешь, что бабка Тернова в соседней комнате? Она нас бережет, пока внучка шлындает по интересам Витиеватого. Говорю ж, наши они, хоть и с придурью.
– Дела…, – устало выдохнув, седой собеседник императора внезапно ссутулился, а затем, без спроса, уселся в другое кресло, блаженно вытягивая ноги. Помолчав пару минут, он внезапно предложил, – Может, ну его? Всё-таки, тебя, Петь, ждут… да не абы кто.
– Пусть ждут, – отмахнулся слегка поддавший Петр Третий, – Проморгали вселенцев… да, Михалыч, я им правду-матку врублю. В лицо. Иначе нельзя. Слишком много у нас тут всех влипло в эту историю, да и копать дальше будем. Никак нельзя. Шум поднимется, может, оставшиеся двоедушцы в бега подадутся, выловим. Так что сейчас плач и вой вселенские будут…
Еще пара минут тишины, после чего, старик, в глубине души отчаянно желающий снять часть груза с души своего бывшего подопечного, встрепенется и спросит:
– А если парня этого, ну, который Ренеева, несчастным случаем… уронить? Вот прямо совсем несчастным?
– Не, – расслабленно отмахнется Петр, – Машка уже придумала, что сделать. Говорю ж, умная она у меня. И нашим, и вашим, и по простоквашам… Парень жить будет. Ну, если его Тернова не зарежет, а она, как мне говорят, хочет. Или эти… акаи-бата, да? Или они, да. Или с Парадиным влипнет… Тьфу! Да труп он уже, ходячий! Говорю ж, во все, во что можно навлипал!
– А что Маша-то? – Евгений Михайлович Ордынцев решил воспользоваться меняющимся на глазах настроением государя, дабы отвлечь его от тяжелого разговора, предстоящего ну совсем скоро.
– Маша? Ууу… она такое придумала! – в глазах Петра Третьего мелькнула хулиганская искорка, – Помнишь, что такое харчо, Михалыч? И остро, и жирно, и вкусно! Вот и она также! Нельзя байстрюкам иноземным князей русских убивать! Никак нельзя!
Глава 1
Хорошо иметь дом, в котором тебя ждут. Не просто ждут, а даже бегут встречать с искренней радостью. По полу быстро и уверенно топочут маленькие лапки, глаза горят…
– Твою мать…, – выдохнул только что закрывший дверь я, лихорадочно думая, что предпринять. Ничего особого на ум не пришло, так что я просто подпрыгнул, поджимая ноги. Не ожидавшего такого коварства, зато набравшего большую инерцию бульдога впечатало мордой в мягкую обивку двери. Пока он возился, пытаясь сообразить, на каком свете находится и где такие вкусные ноги, как я уже пробежал в зал, закрыв за собой дверь. Гулкие негодующие хрипы, издаваемые обломавшимся чудищем, легли патокой на мою уже достаточно понервничавшую за сегодня душу.
– Амвросий… Лебедянович, – начал я, отворачиваясь от двери, – Вы опять со своим Курвом… а?
Никого в зале не было. Ни самого старика, приходившего ранее ко мне пару раз обязательно с неистово хрюкающим сейчас за дверью чудищем, ни его адьютанта Никиты, носящего гордую фамилию «Достоевский» и совершенно непримечательную внешность. Ни-ко-го. А Курв был.
И бумаги на столе, которые я совершенно точно не оставлял.
– «Ты куда?», – спросил меня внутренний голос, – «Прочитай!»
– «Сначала я кое-что проверю», – грустно вздохнул я, аккуратно подходя к окну сбоку. Так, нам надо чуть-чуть, осторожненько, ни в коем случае не шевеля портьеру, выглянуть незаметно наружу. Как ниндзе, как мастеру скрытности…
Она стояла прямо под окнами и, казалось, точно знала момент, чтобы встретиться со мной взглядом. Худенькая, бледная, вся в черном, с черным же зонтиком, на который падают крупные хлопья снега. Зловещая женщина со зловещим немигающим взглядом.
– Тернову даже питерцы обходят, – завистливо (и слегка испуганно) вздохнул я, прячась назад.
– «Она явно задумала нечто недоброе», – сыграл в капитана Очевидность даймон, живущий в гримуаре у меня на поясе.
– Это я уже понял, – дома я предпочитал говорить с книгой вслух, – С месяц назад. Ладно, давай посмотрим, что у нас тут.
«Дражайший господин Дайхард Кейн! Искренне поздравляю вас с окончанием нашей нелегкой эпопеи по известному вам поводу! Думаю, не стоит вам напоминать, что несмотря на то, что наше сотрудничество (и несмотря на все сотворенные вами помехи) принесло свои плоды, чему я и мои люди несказанно рады, вскоре обрадует куда большее количество подданных Русской Империи! Тем не менее, предупреждаю вас – опасность не миновала, о чем, вы, конечно же, в курсе, как и боярыня Тернова. Прошу вас сохранять постоянную бдительность, а если что-то заметите – вы знаете, какой номер нужно набрать.
Постскриптум: учитывая обстоятельства, вынуждающие меня на постоянные разъезды, а также вашу, дорогой господин Дайхард, потребность в определенной защите дома, я оставляю на ваше попечение Корвина. Надеюсь, что вы с ним поладите!
Приписка: в ближайшие месяц-полтора, господин Дайхард, ожидайте гостя из дворца
Искренне ваш почитатель, Витиеватый Амвросий Лебедянович»
Это что, шутка какая-то?! Эти сорок, а то и больше килограмм бульдожьего мяса меня терпеть ненавидят! Хрипящее чудище лелеет мечту вцепиться своей пастью мне в ногу с момента нашей первой встречи, а его целеустремленности можно только позавидовать! И теперь это – у меня дома?!
Со стоном я пал на диван, закрывая глаза рукой. Прекрасно у меня первый свободный день жизни начался! Снято прикрытие – раз! Недобитки акаи-бата и их наемники вполне могут навестить меня с неудобными вопросами и предложениями. За мной охотится Кристина Тернова – мрачная эксцентричная девушка с очень большими тараканами в голове. Я уверен, что она сейчас продолжает стоять под окнами и смотреть на них! Причем, ладно была бы она мягкотелой и наивной горожанкой, так нет же, эта юная боярыня – прекрасно подготовленный агент из епархии Витиеватого, а то и повыше!
И Курв! У меня дома! На постоянной основе! За что?!
– «Ты знаешь за что», – самодовольный девичий голос был воспринят страдающим мной на диване как хриплое карканье ворона, топчущегося по могильному кресту.
Все покатилось к чертовой бабушке в тот день, когда я ухлопал нескольких придурков, задумавших похитить у меня ценную инвестицию… да? Или нет?
Когда я свернул не туда на дороге жизни?
Далеко не первой, кстати.
В общем, долго ли коротко, жил-был в деревне дурачок. И была у дурачка книжка волшебная, тоже, кстати, невеликой мудрости…
– «Эй!»
Так вот, продолжил я самоистязание, не обращая внимания на пыхтение внутренней брюнетки, жил дурачок поживал, ежедневно бегал, прыгал, творил шалости. Учиться не учился, потому как память просто волшебная, от чего любой учебник в нее заскакивает налету. Так что страдал фигней подросток, пока ему не стукнуло восемнадцать лет. В тот момент его волшебная книжка, подчиняясь условиям заключенного контракта, и разблокировала воспоминания несчастного, оказавшегося попаданцем из другого мира.
Причем неправильным. Насквозь неправильным. Моя память о прежней жизни в мире высоких домов, смартфонов, наглой рекламы, короновируса и, мать его, шринкфляции, пестрит огромными дырами, даже не помню, как меня тогда звали. Что не особо важно, потому что это, по словам компетентной личности, было настолько давно, что не имеет смысла. Уже несладко, да? Ну так вот, наложите на это прекрасную память о последних восемнадцати годах. Я помню родинки на попе каждой сельской девушки, которую зажимал в окрестных четырех деревнях той глуши, в которой обретался до того, как вспомнить себя. Всё остальное – тоже. То есть, на данном этапе внутреннего монолога, могу себя представить как хмурого сорока с чем-то лет дядьку, страдающего склерозом, но получившего второе детство, от чего я сейчас себя именно на восемнадцать с половиной лет и чувствую.
Что, безусловно, довольно хорошо. Только у этой медали есть и обратная сторона. Темная, мрачная, жестокая и неумолимая. Алистер мать его Эмберхарт, моё предыдущее воплощение, мой альтер-эго и мой, в буквальном смысле, творец. Живущий, кстати, вместе с даймоном, где-то рядом, курящий сигареты и имеющий свое мнение. Так вот, вселиться в тело дурачка этот достойный, но в щи мрачный, дон, не мог бы никак. Это как запихать банан в хомячка. Кроме этого, еще было множество причин, но не суть важно, английский сэр, произведя над собой какую-то жуткую операцию, стал мной, сохранив свою личность где-то… рядом. Но поделился рядом своих навыков и умений в надежде, что они помогут мне выжить. А вместе с ними и отпечатком своих собственных эмоций и характера, что временами превращает меня в абсолютно безжалостного и жестокого гада, убивающего всё, что такой гад сочтет нужным.
Нехилая смесь, да? С этим приходится жить и нельзя сказать, что плохо. Во всяком случае, мое состояние хоть и не слишком стабильно, но никакого недовольства не вызывает, скорее наоборот. А смысл цепляться за ушедшее, если я достаточно хорошо помню обрывки той однообразной жизни? Дом-работа-дом, заплати налоги и спи спокойно. Рутина. Обыденность. В конце еще прибавились и масочки. Все носили медицинские маски.
Есть, конечно, сложности, иногда и очень большие, но тем не менее – вот он я, здоровый, бодрый, восемнадцати с половиной лет как молодой человек, учусь на ревнителя и проживаю в очень неплохой четырехкомнатной квартире, из окон которой видно главный вход в Академию Ратных искусств Санкт-Петербурга! Из плюсов на этом все, потому что под окнами стоит жаждущая моей крови боярыня, спасенная и оскорбленная баронесса от меня скрывается, единственного друга не выпускают за пределы учебного заведения, внутренняя брюнетка брюзжит, а за дверью скребется собака-убийца, жаждущая вцепиться мне в ногу.
В эти апартаменты меня, кстати, переселили после того, как я грохнул князя Ренеева с его потомками. Пока мы там возились в нашей детской песочнице, недалеко от академии случился настоящий уличный бой между двоедушниками акаи-бата (и их наймитами) с секретными службами короны. Масштабы схватки были настолько громкими, что Курицын Аркадий Таврович, ректор и директор академии, тут же указал мне на дверь, лишив комнаты. Мол, учиться учись, а вот живи в другом месте, там тебя точно пришибут. Но не пришибли.
Пока что. Но все возможно. Мне ни раз и не два на последних операциях, где я работал приманкой, намекали, что за Ренеевых будут последствия. На мои контраргументы, что дурной семейкой была похищена швейцарская баронесса, собеседники смотрели на меня с легким сожалением, а затем в открытую намекали, что таки да, таки была. Только что в итоге? Девушка проснулась, испытала легкую слабость и сильную истерику… и что в итоге, ваша милость? Она просто изволила на вас слегка обидеться. Других последствий с этого нет. А вот иные ваши действия…
В общем, я плюнул и начал ждать беды. Ария фон Аркендорф на меня действительно жутко обиделась и уже почти месяц показательно игнорировала, предпочитая издеваться над Константином Азовым, то есть – вытаскивая бедолагу на дополнительные занятия и стрельбы. Причина самой обиды была насквозь… женской. Ладно бы за то, что её похитили (тут я вины не признавал, потому что она не просто женщина, а баронесса, с разумным гримуаром, вооруженная и вообще), а потому что, видите ли, я забрызгал её кровью. Причем, ладно бы простой, дело житейское, в спасении прекрасных дам это вполне комильфо. Но кровью одноклассника?!! А тем паче, возможно, и его мозгами?!
– Ууу…, – издал я тихий стон, не тянущий на песнь. Из-за двери меня поддержали басовитым утробным подвыванием, а затем пошкрябали дверь лапой.
– С этим-то мне что делать? – провывшись вместе с монстром, желающим отхватить кусок мяса от моего тела, я задался насущным вопросом.
– Давай убьем? – вслух предложила книга, взлетая в воздух, – Сначала купим похожую собаку, а потом…
– Нет, – решительно отказался я, продолжая лежать на софе, – Мы не будем убивать пса Витиеватого. Во-первых, я вряд ли переживу его неудовольствие, во-вторых, как бы, заслужил.
Не заслужил, а плачу за то, что плюнул на империю, увязавшись за своей маленькой огненноволосой синичкой, у которой в баронстве собственный (личный!) швейцарский банк. По такому счету платить нужно полностью, даже укушенной жопой.
…или нет. Курв – это массивный, мощный и мускулистый бульдожина с пастью, куда терновский кот войдет нафиг, не особо-то и пригибаясь. Он реально тянет на средство защиты дома. Не укусит, а откусит жопу напрочь!
– Мы пойдем другим путем, – наконец, решился я, – Фелиция, разогревай свой телекинез. Пришло время дрессировки!
– Кота сначала прогони, – потребовала книга.
– Какого кота?
– Того, что на карнизе. Ты же вниз смотрел, там твоя черная одна стояла. А когда это она одна где-то появляется?
– Это не моя черная, это чужая…, – пробурчал я, вновь подкрадываясь к портьере.
Ну да, на карнизе сидел огромный черный кот по имени Мишлен, прислонившись ухом к стеклу с самым заинтересованным видом. Балансируя здоровенной пушистой жопой на покатой жести, животное выглядело довольно уморительно, но улыбаться мне не хотелось. Сама Тернова, стоящая внизу и неотрывно глазеющая на меня, глазеющего на кота, как-то портила атмосферу. Сам кот, осознав, что его заметили, вздрогнул, поскользнулся, и улетел вниз.
Ну, наверное, проблема решена.
И чего от меня Кристина хочет? Давно могла бы что-то в академии учудить, да хоть на дуэль вызвать! Но нет, ходит, косится… теперь вот этот перфоманс!
Идея «открыть дверь и начать общение» была довольно плачевной, но иных не было. Слушать меня этот обтянутый пятнистой темной кожей шлакоблок вовсе не желал, он желал добраться до моей плоти, ринувшись к ней со всех четырех скользящих по паркету лап. Последнее, в принципе, меня и уберегло, дав возможность отскочить и… запрыгнуть на стол.
Вновь обманутый в лучших чувствах пес издал возмущенный горловой рёв, тут же начав с хрюканьем скакать вокруг моей цитадели. Висящая в воздухе Фелиция заливалась смехом.
Ладно, переговоры.
– Собака, имей совесть.
– Собака, ты же без меня с голоду сдохнешь.
– Курв, твою мать!
Я терпел неудачи раз за разом под заливистый хохот висящей в воздухе чернокниги. Пес не шел на контакт в угодной мне манере, он хотел в своей. Шла битва духа, характеров и желания остаться неповрежденным.
– Да ударь ты его электричеством! – наконец, родила мысль Фелиция.
– Ты всерьез думаешь, что с животным можно наладить общий язык, вдарив по нему током? – осведомился я, наблюдая, как от избытка чувств Курв вцепляется в ножку стола.
– А что тебе еще остается? – призвала логику на помощь даймон, – Магия? Так сомневаюсь, Кейн, что собака лучше воспримет ледяной душ, чем слабенький удар электричества!
– Попробую продемонстрировать кто в доме хозяин, – неуверенно сказал я, – Подниму его за шкирку и дам по жопе…
Раздавшийся сочный хруст заставил меня резко насторожиться. И не зря!
– Он жует ножку, Кейн! – восхищенно закричала висящая в воздухе книга, – Он её сгрызает!!
Ох ёкарный-то бабай!
Курв не просто грыз очень твердую и очень массивную ножку моего стола, он буквально его жрал своей бегемотьей пастью, отвлекаясь лишь на то, чтобы сплюнуть опилки! Твою налево! Да если он меня укусит, я же инвалидом стану!
Я – парень крепкий, по мнению своих одноклассников так вообще, чуть ли не атлет. Здоровое детство, питание, физические нагрузки, забота о своем гормональном фоне, сплошное ЗОЖ, можно сказать, хоть и не совсем добровольное. Поэтому я, напрягшись, вполне могу удержать на весу здоровенного и тяжеленного бульдога, ухватив его за толстую и слегка скользкую шкирку. Что да, то да.
Только вот Курв у нас – тоже парень крепкий. Очень крепкий. А еще возбужденный и слегка неистовствующий от того, что ему обломали уже третью удачную стратегию подряд!
– Держи его!
– Меня бы кто подержал!
– Стой ровно!
– Не могу!
– Нет, Кейн! Не сюда! Не сюдааа! Тут же коври…
Со стороны, наверное, это было похоже на очень короткое, но обжигающе страстное танго или фламенко. Я, удерживая на вытянутой руке бульдога, вращаюсь волчком, часто-часто переступая ногами и панически думая о том, что он сейчас вырвется. Захлебывающаяся криками книга, похожая на брошенную девушку, никак не может понять, что ей делать (выдернуть собаку телекинезом, Фелиция!), пес, перед глазами которого хоровод, а в груди сплошной стресс, с хрипом извивается, дергаясь изо всех немалых собачьих сил…
…и тут коврик. Трижды проклятый коврик-циновка, который я, по своему раздолбайству, просто-напросто забыл запихать под кофейный столик!
Падал на паркет я в полном шоке, выпуская из пальцев намертво (казалось) зажатую в них шкуру гадского барбоса. Что еще хуже – свободной рукой я наотмашь приложил гримуар, унесшийся куда-то с нечленораздельным воплем. А грянувшись на пол и увидев потолок в алмазах, тут же похолодел, услышав тяжелое всхрапывание!
А затем мне вцепились в ногу, рванув ту с такой силой, что я просто проскользил по полу!
Затем еще и еще. Я, в ушах которого до сих пор стоял треск с хрустом разгрызаемой ножки, попросту запаниковал, застыв в ожидании чудовищной боли.
…но она не пришла. Зато пришел ужас, так как самым внезапным образом темная тварь вцепилась в уже другую мою ногу, вновь начав мощно дергать!
Это конец… безногие в этом, далеко не худшем из миров, не выживут. Я не смогу быть ревнителем. Никем не смогу быть… Может, хоть на коляске? Чертов Витиеватый…
– Кейн, вставай, – послышался сварливый голос Фелиции, – Чудовище получило что хотело. И это был не ты.
Что?! Я не понял, что мне только что сказали? На каком языке? Что имели в виду?
– Да вставай же! – взвыла книга, – Не слышишь, в дверь звонят! Мне что, самой открыть?
Слишком много слов.
Но встать, хотя бы подняв верхнюю половину туловища с пола, я встал. И глаза даже открыл, несмотря на стоящее перед внутренним взором зрелище измочаленных в кровавую бахрому ступней ног.
Ноги были целыми. Но босыми. Пронзительно босыми.
В пяти шагах от них лежал хренов Курв, зажав между передними лапами огрызок моего ботинка, и любовно облизывал его, отрывая мелкие клочья от мягкой подошвы. Кажется, он был самой довольной собакой во всем земном шаре.
Я молчал и смотрел. Книга ругалась. В дверь звонили.
Глава 2
У дарёных знаний есть парочка проблем, с которыми надо бороться и, что куда важнее, – победить. Первое: тебе частично навязывается характер того, кому знания принадлежали ранее, не бывает чистых навыков без чужого восприятия. С этим справиться довольно просто, нужно только немного времени и много самоконтроля. А вот второе куда досаднее – мой «донор», одаривший меня этим богатством, сильно отличался по физическим характеристикам от моей скромной персоны.
И вот из-за этого я, вполне достойный и даже элегантный молодой человек, сейчас нещадно ловил по щам. По остальным частям тела тоже.
– Прискорбно!
– Отвратительно!
– Двигаешься как червяк!
– Сонная муха!
– Что у тебя с дистанцией, Дайхард? Ты окосел?!
Каждая гнусная инсинуация завершается молниеносным тычком длинной затупленной рапиры, таким, который я никак не успеваю парировать. Опаздываю, промахиваюсь, путаюсь в руках и ногах. Наконец, получив укол в плечо, отскакиваю, разрывая дистанцию, а затем бросаю тяжелую неуклюжую палку.
– Хватит!
– Что? – с издевкой спросила стоящая наизготовку Кристина Тернова, – Это всё? Вот это вот – всё?
– Сначала ты стоишь часами у меня под окнами, жутко пялясь на них, подсылаешь кота, а затем внезапно звонишь в дверь, суешь мне эту палку…, – я пнул лежащий на полу прут, – …и начинаешь орудовать своим вертелом? В обуви? По моему паркету?
– Думаешь, враг бы стал ждать, пока ты приготовишься? – бледная черноволосая девушка еле заметно улыбнулась.
– Была бы ты моим врагом, – тут же едко ответил я, – то просто бы кинул в тебя вот этим смятым ковриком, а затем, взяв со стола пистолет, застрелил бы. Или, боярыня Тернова, вы изволите сказать, что сможете отбить этот коврик без чернокниги, которая лежит на этом же столе?
– Не сможет. Ты её с ног собьешь, – уверенно произнесла… произнес упомянутый чернокниг, действительно там и лежащий.
– Станис! – тут же вспыхнула злостью Кристина, действительно бывшая слишком… хрупкой для своих восемнадцати лет. Девушка напоминала ну очень изящную статуэтку с еле заметными усердному глазу выпуклостями.
– Итак, – прервал я их, – Если мы проигнорируем эту слабо замаскированную попытку моего избиения, то чем обязан счастью видеть вас троих у себя в гостях? После целого месяца, в течение которого боярыня изволила преследовать меня, сверля взглядом? На расстоянии? Возможно, лелея зловещие замыслы? Или же они как раз в этом и заключались? Побить меня палкой?
Оба гримуара расхохотались на два голоса, а носительница самых длинных и толстых кос страны аж побледнела от злости. Хотя, казалось бы, куда сильнее?
– Я что, угадал? – недоуменно усугубил я ситуацию, от чего разумные книги буквально взвыли, а из коридора в комнату заглянул с удивленной мордой Курв.
– Не поняла, – тут же переключила на него внимание Кристина, – Корвин? Что ты тут делаешь…?
– Живет, – грустно сказал я, – и жрёт мою обувь.
– Что?!
– И зовут его теперь Курв.
Подошедший к бульдогу кот Мишлен боднул собаку головой, а затем, задрав хвост, ринулся спасаться. Кажется, его захотели лизнуть.
Обстановка оказалась слегка разряжена, что пришлось дополнительно стимулировать чаем и сладостями, к которым Тернова снизошла с видом принцессы крови.
Признаться, меня её поведение беспокоило. Ну не, зловещее преследование от девушки? Фигня полная. А вот от представителя небольшого рода, известного на всю Русь за эксцентризм, злопамятность и чёрное чувство юмора? Еще как. Конечно, я в свое время слегка огорчил эту хрупкую девушку тем, что убежал из-под её опеки, но…
– Из-под опеки?! – змеей прошипела моя собеседница, – Ты знаешь, что подставил под удар?! Под риск?!! Ты, несчастный проходимец?!
– Прекрасно знаю, – невозмутимо парировал я, разглядывая тот металлический штырь, который мне сунули перед тем, как начали злобно тыкать тренировочной рапирой, – У меня с его благородием, господином Витиеватым, была заключена простая сделка – вы меня охраняете, а я выполняю ваши указания в рамках ловли этих ваших акаи-бата. Только вот о баронессе фон Аркендорф речи не шло, а я связываю с этой девушкой очень большие планы… в отличие от руководства академии, которое решило, что её разумный гримуар куда интереснее без владелицы.
– И что? – дернула глазом Кристина, – Мне понять и простить эти жалкие оправдания?
– Я пою тебя чаем и угощаю едой несмотря на то, что ты в меня дважды стреляла и пыталась проклясть, – привел я неопровержимый аргумент, – Думаешь мне, иностранцу, есть какое-то дело до того, из каких побуждений ты это делала?
– Мерзавец, – окрестили меня.
– В чем-то справедливо, да, – кивнул я, протягивая Мишлену кусочек печенья. Кот, дёрнул лапой, чтобы его забрать, но тут же отпрыгнул, горбя спину и строя бешеные глаза. Тернова же изволила неизысканно подавиться чаем и пучить на меня гневные очи, давясь от кашля. Я не стал мешать девушке, принявшись разглядывать выданную мне ранее… палку.
Проблема-проблема. Вот я умею фехтовать простым длинным мечом. Но умею как двухметровый худой верзила, чрезвычайно сильный и выносливый, с длинными руками и ногами, с тренированными запястьями. Однако я – не он. Кроме того, фехтование, которому обучался Эмберхарт, вообще не предназначено для дуэлей с носителями рапиры. Его навыки являются методом быстрого и эффективного убийства на близком расстоянии. Резать, рубить, полосовать, протыкать. Один удар – один труп.
Надо тренироваться.
– Учебный меч должен быть на два с половиной сантиметра длиннее, и на треть шире, – пробормотал я, – Более выраженное оголовье, баланс… нет, здесь баланс палаша, нужно ближе к острию. И уж точно не форма прута.
– За этим я к тебе и пришла, Дайхард, – оповестила меня одноклассница, – Собирайся, пойдем к мастеру-кузнецу. Он, почему-то, повторяет твой же бред – что нельзя выковать эту вашу примитивную железяку без точной подгонки. Как будто она может сравниться с рапирой…
Сопя и вздыхая, к моей ноге подковылял Курв. Слегка напрягшись, я остался сидеть, глядя, как могучий пес тщательно обнюхивает мои ноги в хороших, но очень прозаичных носках, а затем вздыхает, садясь рядом. Подумав пару секунд, я несмело протянул руку и потрепал эту скотину по морщинистой широкой голове. Бульдожище, слегка развернувшись, мазнул по мне взглядом, явно благосклонно относясь к ласке, но затем тут же встал, решив, что самое время как следует обнюхать Кристину. Та тоже наклонилась и погладила пса, вызвав некие движения его зада в той части, где был огрызок хвоста.
– У меня вопрос, – проявил я внутреннюю вредность, – Зачем мне куда-то ехать и заказывать явно недешевый, но совершенно непрактичный в наших реалиях меч? Просто ради твоего удовольствия?
На самом деле меч был нужен. Не настоящий, а тренировочный, чтобы начать разрабатывать запястья. Они – короли фехтования и вообще владения холодным оружием. Но… сейчас-то зачем?
– Выражусь ясно и просто, Дайхард, – холодно посмотрела на меня Тернова, – Да, ради моей пользы и моего удовольствия. Что касается любимой тобой выгоды, то я её тебе предоставлю. Ты объявил себя должником человека. Очень опасного, очень коварного и беспринципного. Он долг стребует так, что рад ты этому не будешь точно, до самой смерти, которая вполне может наступить неприятно быстро. А вот я его знаю и могу этим знанием с тобой поделиться. Небесплатно, разумеется.
– Ты сейчас о ком? – затупил я, пытаясь вспомнить, где это я так врюхался.
– Парадин! – почти выплюнула девушка.
– Что?! – мои брови полезли на лоб, – Так он меня просто подвёз с десяток минут!
– Думай так дальше, невежа! – меня облили презрением, – Он помог тебе спасти баронессу. Сильно помог. После того, как ты наставил на него оружие. Такая трактовка в твои замшелые мозги лучше зайдет?!
Твою мать…
Изящная тонкая брюнетка, отпив чая и неторопливо слопав конфету, продолжила:
– Терновы и Парадины враждуют давно, Дайхард. Поэтому я решила предоставить тебе возможность самому и из посторонних источников узнать о том, в какое… какую субстанцию ты изволил наступить. А сама предпочту лишь выполнять свое задание, защищать тебя. Оказывать консультационные услуги, если, конечно, спросишь. Ну и ожидаю в ответ такую малость, как спарринг-партнера. Пока ты себя в этом плане не оправдываешь совершенно.
– Ты меня убедила, – решил дальше не выкаблучиваться я, – Пойдем к твоему мастеру.
– Сначала я выберу себе комнату.
– Что?!
– Дайхард, – тонкая и хрупкая брюнетка, обожающая черное, изволила слегка изменить неподвижность своего красивого лица, – Ты глуховат? Мне нужно выбрать себе комнату. Я буду проживать здесь с тобой. И искренне надеюсь, что в той глуши, из которой ты выполз, тебе сообщили, что защищающая свою честь женщина в суде будет оправдана, что бы она не совершила.
Курв, хрюкнув, шумно упал на бок, явно собираясь заснуть.
Недолго длилась моя свободная жизнь. С утра – вольный молодой человек, отягощенный лишь болтливой книгой и грузом личных проблем, после обеда – захомутанный эксцентричной брюнеткой владелец маниакально охотящейся на его обувь собаки, соседствующий с котом и уже двумя разумными книгами. Брюнетка в подарок. Подмечу – не фонтанирующая восторгом, довольно вредная, категорически сладколюбивая, непредсказуемая, слегка жутковатая брюнетка из влиятельной семьи.
С другой стороны? Полтора часа назад я прощался с жизнью. Ну, как минимум с ногами. А теперь у меня есть гид в этой сложной жизни. Ну и что, что она обо мне невысокого мнения? Все поправимо.
Пока ехали в местном аналоге такси в виде кареты, Кристина просвещала меня в нюансы последствий от собственного решения. Не находящиеся в браке ученики, да еще и одноклассники разного пола, живущие в одних апартаментах (ладно бы в особняке!) – это жутчайшее попрание всего, что только может быть. То, что они заявленные жених и невеста, обществом вообще будет игнорироваться, а может даже и ставиться в вину.
Позор, скандал, жопа, жопа, грех!
Но нет. Точнее да, но нет. Почему? Потому что Терновы. Именно Терновы. Им можно и не такое. Точнее нельзя, но можно, потому что они. И даже нужно всё той же Кристине, которая до этого как Тернова не поступала. Точнее поступала, но не так, чтобы все ахнули, обмахнулись веерами и начали судачить по всем углам. В общем, мне от этого будет сплошная польза. Не была бы, конечно, будь у меня репутация приличного человека, а не пьяницы и греховодника, сумевшего увлечь в пучины низменных страстей сына Истинного графа Азова (и выжить после этого), но, учитывая обстоятельства – мы идеально с Кристиной друг другу подходим. Пока.
– А что потом? – полюбопытствовал я.
– Потом ты умрешь, – индифферентно пожала плечами брюнетка, – Парадин, акаи-бата, я… если ты сунешь нос в мою комнату. Мои братья, если меня не окажется поблизости. Дуэли, до которых ты великий охотник. Опять же я, если вдруг надумаешь пойти по своим шлюхам, уронив имя моего жениха… в очередной раз. Снова я, если будешь продолжать шутить с Мишленом. Мой отец, если я на тебя пожалуюсь. Витиеватый, если ты обидишь Корвина. Станис, если я по каким-то причинам умру. Лежащие перед тобой пути, Дайхард Кейн, весьма многочисленны, но ведут в одно и тоже место. Поэтому я постараюсь к тебе не привыкать.
Какая милая славная девушка. Мне импонировало её чувство юмора и самоконтроль.
– «Лорд передает, что подобного бы не стерпел», – поведала мне Фелиция, – «Обязательно отбрил бы эту чернушку!»
– «Спроси у него – сколько лет было у Алистера Эмберхарта на вживание в новый мир?»
– «Шесть», – растерянно передала даймон.
– «А также слуги, репетиторы, учителя, поддержка новой семьи, бесконечные деньги, авторитет рода… да?»
– «Да».
– «Хорошо», – подумал я, слегка улыбаясь. Намек внутреннему общежитию был понят как надо.
///
Кевин О’Коннорс испытал острое чувство досады, как только увидел человека, которого к нему привела дочь старого почтенного знакомого. Нет, внешне этот атлетично сложенный и хорошо одетый юноша с зачесанными назад густыми волосами и сверкающими зелеными глазами, ничем мастера не оскорбил. А вот такая деталь его организма как запястья, демонстрируемые из-под рукавов – очень даже!
Любой мастер желает своим изделиям применения и славы. Картинами положено любоваться, в книгах угадывать смыслы и чаяния автора, даже долбанная золоченая посуда ждет своего часа, чтобы кто-то из неё испил супу! Оружие намного требовательнее, как и душа того, кто его делает. Оно должно служить, оно должно быть использовано, оно должно вести к победе! Кузнец, изготовивший меч, делает лишь половину работы, и делает, если он не полное говно, её с полной самоотдачей. Но – половину, не более.
Конечно же ему обидно и больно, когда вторую половину делают из рук вон плохо!
Особенно из таких.
И ради этого парня со слабыми запястьями он останавливал свой личный станок? Давал три часа продыху подмастерьям?
Пф!
На самом деле этот высокий жилистый ирландец куда как врал прямо сейчас и прямо себе. Как кузнец-оружейник, Кевин был весьма выдающимся мастером, изготовившим множество шпаг, рапир и кинжалов. Очень хороших. Его клеймо – не какая-то там шутка, господа, оно ценится высоко. Только вот звание мастера тоже не пустой звук, творить хочется тоже.
О’Коннорс очень давно хотел выковать меч.
Он вообще любил мечи. Даже коллекционировал их, скупая или принимая в подарок от благодарных клиентов. Те самые мечи, мимо которых сейчас проходил юноша с зелеными глазами и мрачной тонкой девушкой за спиной. Наверное, Кевин бы даже накричал на визитера, вздумай тот лапать его коллекцию или расспрашивать кузнеца о ней…
Но нет.
– У вас есть зал, уважаемый? – спросил представившийся Дайхардом Кейном юноша у насупленного кузнеца.
– Пробный-то? Конечно, – брюзгливо ответил мастер, начиная дополнительно расстраивать себя подсчетом упускаемых им прямо здесь и сейчас денег.
– Хорошо, – улыбнулся молодой человек, начав… расстегивать жилетку. Пока кузнец смотрел на это с легким недоверием, этот Дайхард деловито спросил, – Уважаемый, а список сталей у вас в наличии? Можем его обсудить до начала примерки? А то вдруг не найдется нужного сплава…
– У меня-то?! – надулся ирландец, – Все есть! Всегда!
– Давайте ознакомимся! Меч, всё-таки, не рапира, там и слоев больше, и функционал другой. Лезвие мне острое нужное, для рубки, а вот через что остроту пустить, как сподручнее будет, это надо посмотреть…
– Надо, конечно, – закивал Кевин, как раз и мечтавший отточить свое мастерство рубящего лезвия. Рапира-то слегка не то, там настоящей рубки не бывает, резка сплошная, полосование, вся эта несерьезность. Нет, для дуэли лучше не придумаешь…
– На хрен дуэли, – небрежно изрёк молодой человек, покупая старого кровожадного ирландца с потрохами и заставляя свою молчаливую спутницу возмущенно на него уставиться, – Мне нужен повседневный инструмент, а не самотык на праздники.
Так началось долгое и плодотворное общение ирландца, у которого вновь проснулся (и был дополнительно разожжён!) рабочий энтузиазм, с юношей, не очень разбирающимся в качествах и свойствах современных марок стали, но прекрасно понимающим, чего он ждёт от будущего инструмента. Понимающим куда глубже и серьезнее, чем ожидал ирландец. В ходе этого многочасового общения, сопряженного с замерами, пробами, работой на манекенах, жаркими спорами и великим множеством технологических терминов, сильно пострадала одна очень красивая боярыня, вынужденная волей-неволей узнать куда больше о оружейной металлургии, чем она когда-либо хотела. Дополнительно страдали (не очень сильно) два даймона, заключенные в чернокнигах у клиентов кузнеца и один огромный черный кот по имени Мишлен, горько жалеющий о том моменте, когда он в испуге отпрыгнул от протянутой ему еды. Надо было поступить иначе!
Где-то, довольно далеко от происходящих событий, с комфортом разместившийся на диване пёс по имени Курв упоенно грыз старый крепкий башмак, добытый им из заброшенного в дальний угол вещмешка. Он был вполне доволен жизнью.
Порадуемся же за него!
Глава 3
Когда я был молод, наивен и сидел с беспамятной баронессой на плече, предвкушая арест и издавая вкусные запахи пороха, то в первый раз всерьез усомнился мыслью – а нет ли в моей жизни какой-то особо крупной падлы? Ну вот сами посудите, я попаданец (или вселенец?), но отнюдь не типовой, а, как бы это сказать, многоразовый. Внутри сидит куда как более пожившая и жуть какая опытная версия прошлого меня. Причем, заметьте, это не мой опыт перебирания бумажек и поиска элитного порно, а опыт боевой, социальный и практический.
Так какого, собственно, лешего, у руля я?
Ответ на этот вопрос был уже известен, мол, его сиятельство, достославный и весьма грозный сэр Алистер Эмберхарт никоим образом и ни одним местом не может срать на одном поле с гримуаром Горизонта Тысячи Бед, так что я могу не переживать за свою свободу и жизнь. Однако, лорд с пониманием отнесся, что я хочу узнать побольше нюансов об этом нашем положении. Ну, как бы это же всё моя жизнь?
Он рассказал свою историю.
…что это была за история!
Сначала, слушая этого огромного мрачного мужика, не расстающегося с сигаретой, я дико завидовал. Чуть ли не впервые за обе жизни, люто, самоотверженно! Погони, перестрелки, вызов демонов, драки на огромных боевых роботах, колдовство и живые мертвецы! Черт побери, у него даже гарем был! Да он…, да он…
А вот потом незаметно подкралось сочувствие. За все десятки лет, что длилась осознанная жизнь Алистера Эмберхарта, бывшего если и легендой, то очень и очень мрачной, покоя этот человек, желавший его изначально, не видел совершенно. Даже когда он сокрушил своих последних врагов и перенес целый, мать его, мир в другое место, ему пришлось очень много и очень трудно работать, пытаясь сохранить на планете цивилизацию. Когда же одна из его жен серьезно заболела, все остальные решили, что время покинуть мир, оставив все на своих детей – пришло. И мужик самым банальным образом подорвал всю свою семью (за исключением детей, естественно) гранатой.
И вот, летят они в Пустоте навстречу новой жизни и предвкушают покой, счастье и умиротворение… как Алистера ворует Фелиция Краммер дель Фиорра Вертадантос, даймон, которой позарез и срочно нужна была сильная душа для тела её контрактора.
Мой «предок» был этим слегка расстроен, если так можно выразиться, но от его гнева брюнетку спасло то, что она прекрасно знала «вектор» и «скорость» движения остальных душ семьи Эмберхартов. Поэтому он решил (крайне серьезным волевым усилием) считать происходящее… отпуском.
Отвал крыши, да? Но это лишь цветочки. Самая мерзкая ягодка впереди.
Оказывается, для нашей с ним общей души это было не первое родео. Очень многое в жизни курящего в гримуаре лорда было спланировано и воплощено нашим предшественником, очень лютым, могущественным, продуманным и бессердечным дядькой по имени Шебадд Меритт, Узурпатор Эфира. Этот невыносимо легендарный кадр устроил просто космический цирк с конями, чтобы как раз и передвинуть родной мир в более безопасное место. Уж больно он свою планету любил. А вот сам лорд? Он оказался ключевой фигурой для всего этого, учитывая, что Узурпатор давным-давно отбросил коньки, оставив после себя лишь призрака с памятью. Отбросил, чтобы стать мной, ага? А я – Эмберхартом, да? А тот, в конечном итоге, вновь вынул меня из своей памяти, чтобы я станцевал свой собственный вальс-бостон?
Обосраться и не жить.
Но суть этой эпопеи проста. Мой вечно курящий внутренний лорд вовсе не планирует идти по стопам нашего хитрозадого и продуманного воплощения. У него просто… отпуск. От всего. Лорд великолепно отдыхал все восемнадцать лет, пока Юджин Соларус страдал фигней, отдыхает и сейчас. И будет отдыхать далее. Я могу сжечь весь мир, прогнуть пару соседних галактик, сыграть с Фелицией свадьбу, да что угодно, буквально… Эмберхарту будет плевать. Всё, что его волнует – так это вернуться к семье.
Нет ничего важнее семьи.
– Господин Дайхард!
Удивленно моргаю, приходя в сознание. Этот глумливый старческий голосок режет ухо ничем не хуже воплей Фелиции, когда та особо не довольна жизнью и мной.
– Господин Дайхард! – громко и почти с удовольствием повторяет лектор, высокий и худой старикашка, отзывающийся на Древлина Андрея Владимировича, – Вы с нами?
– Да-да, я тут, – обреченно, но притворно весело лезу я в извечную ловушку всех вредных типов.
– Великолепно! – гнусно радуется старый козёл, – Очень рад! Точнее, я совсем не рад, что вы изволили отвлечься от урока, но искренне верю, что у вас была серьезнейшая на то причина! Не окажете ли честь классу поделиться своими высокими думами? Мы будем очень рады!
Вот же гад нехороший. С одной стороны, ход очень… преподавательский, потому что меня потыкать хоть как-то надо, а некогда, так как я посещаю только историю и литературу Руси, благодатно пропуская все остальные предметы, кроме ревнительских. Но проблемы негров колхоз не волнуют!
– Я размышлял на тему «Как стать миллионером»! – честно говорю я, встав с места.
– О! – в глазах куратора нашего класса загораются звезды, – Это, конечно же, куда важнее тактики, разработанной англиканцами в 1731-ом при закрытии Чумного Каскада! Нет, я серьезно, молодые люди! Вы все пришли в эту академию, чтобы добиться признания, славы и, конечно же, денежных средств! Господин Дайхард, молю вас, пройдите ко мне, вот сюда, дабы поведать свои думы всем! Обогатите нас своими знаниями и помыслами! Мы будем очень рады! Отказа я не приму!
Ой, паскудник, зря ты это затеял! У меня и так настроение плохое с самого утра, потому как голодная Кристина Тернова, сейчас пожирающая взглядом меня, – это далеко не самая приятная компания. А уж понявшая, что кормить её не будут, так вообще превращается в жителя преисподней, несущего яд, желчь и проказу. А уж при виде бодро рубающих животных в виде кота и собаки…
В общем, разберусь потом с делами домашними. Время мести!
Итак, порталы. Они открываются, оттуда вылезают гадские твари, которые кушают людей. Иногда эти твари разумны, поэтому потребляют людей по-другому, не суть важно. Тут цимус в другом – люди людям нужны, поэтому они делают друг друга. Благородные и простые размножаются изо всех сил на здоровой и вкусной пище, которой всех обеспечивает мана, полученная из простолюдинов. Снова не суть, просто подчеркиваю, что людям в этот не худшем из миров почти ничего не мешает делать новых людей. Иметь от пяти до десяти детей тут в пределах нормы, аристократы производят потомство лишь в чуть меньших масштабах.
Так что в этом мире царит своеобразная детская меритократия. Наследник не тот, кто первый, а тот, кто способнее. У первенцев лишь наибольшие шансы проявить себя… либо вогнать в бездну. Опять-таки не суть, она в том, что «лишние» дети у аристократии есть, были и будут. Часть из них становится ревнителями – закрывателями порталов и убийцами чудовищ. Остальные уходят в армию, дружины, капитаны дальнего плавания и тому подобное.
Хорошо? Да. Только что делать с правами и обязанностями этих господ? Чем их стимулировать на подвиги? Известно, чем – деньгами, выплачиваемыми за потроха и обмундирование вторженцев, а также за материалы, которые могут оказаться в мире портала. Сами магические окна в другие миры такие как мы обязаны закрывать бесплатно и сразу, то есть даром.
Только вот с такой жизнью, по моим собственным расчетам и изысканиям, средний ревнитель должен приблизительно за полгода зарабатывать на неплохую лавку или мастерскую, которая уже будет приносить стабильную, пусть и небольшую, прибыль.
На этом моменте класс, до этого сверливший меня недовольными взглядами (мол, че ты тут нам про очевидное чешешь? Неприятно слышать о себе, что ты – лишний на семейном древе!), навострил уши.
Так почему этого не происходит? Пусть даже два-три года, но отважный и работящий охотник на монстров вполне может себе позволить небольшой свечной заводик…
Однако, нет, не может. Не дадут. Общество гармонично, миролюбиво, но раздроблено на сословия, каждое из которых жизненно необходимо другим. Ревнители, как защитники, стоят вне этой системы, но очень для неё важны. Им просто никто не даст разбогатеть и осесть, потому что всегда где-то есть порталы, есть монстрилы и есть те, кого эти монстрилы хотят сожрать. А значит – ревнитель должен работать.
– Ревнитель должен работать, – с удовольствием повторил я, оглядывая как скисшего, но уже не имеющего права меня заткнуть Древлина, так и класс, которому в очередной раз пихнули квадратную горькую пилюлю туда, где не светит солнце, – Взять за пример меня, уважаемые дамы и господа. Я получил за закрытие очень старого портала весьма кругленькую сумму, вы об этом, стараниями господина Ренеева, прекрасно в курсе! О чем вы не в курсе, так это о том, что приумножить каким-либо образом я эту сумму не могу! Студенту-ревнителю не продали несколько интересных пакетов акций, муниципалитет города Санкт-Петербурга отказал мне в покупке земельного участка, брокерская контора братьев Селивановых уже почти два месяца никак не напишет мне ответ на предложение о сотрудничестве! Признаться, я хотел, взяв кредит, открыть кафе у Апраксиного двора в выкупленном помещении, но оказалось, что ревнителям положены лишь краткосрочные ссуды, выдаваемые только Русским Государственным Банком! Думаете, я на этом остановился? Нет…
Со скрытым злорадством я вбил боевой дух класса в самое дно, популярно объясняя молодым и наивным студентам, что титул барона для ревнителя, вроде нашего незабвенного преподавателя Фурио Медичи (отличного, кстати, мужика) – это потолок и предел мечтаний. Конечно, если не брать в расчет присутствующую в классе прекрасную Арию фон Аркендорф, полноценную баронессу и подданную швейцарской короны… но она есть редкое исключение, но и то не до конца. В будущем, если в её домене откроется портал, баронесса будет обязана взять в руки оружие и пойти его закрывать в первых рядах…
Все, господа, спасибо за внимание. Миллионером не стать никак. Не мечтайте.
Как там говорила неграмотная молодежь с отравленным англицизмами разумом? Дизмораль, да. В глазах Древлина стояло большое сожалению о том, что он меня вообще дёрнул. Старик так печально сообщал, что он «очень рад», что я едва удержался от того, чтобы не подойти к нему и не потрепать утешительно по плечу.
Да, я гадкий тип и этим горжусь. Даже несмотря на то, что весь класс представляет из себя лишь разбалованных деток аристократов, которым выдали мощные магические книги, а мне уже суммарно лет 60 набежало в обоих жизнях. Нефиг было меня травить и обсуждать.
Без последствий моя выходка не осталась. Без бурлящих от возмущения, огненноволосых и злых последствий.
– Тебе это было надо?! – со злым шипением на меня надвинулась немаленькая грудь лидера класса, побуждая сделать шаг назад, – Вот это вот?! Вот это вот всё!
– Да! – гордо сказал я груди… сделав шаг вперед, – Меня отвлекли от умных мыслей!
Любая приличная девушка, даже не являясь аристократкой и, тем паче, целой швейцарской баронессой, сделала бы шаг назад, спасая свою честь и достоинство от наглого хама, но именно эта особа, несмотря на давнюю и тщательно лелеемую ей обиду, многократно позволяла как раз этому самому хаму хамски носить её на руках (на самом деле была беззащитнее таракана без ног и ничего не могла сделать), то есть лапать там, где совершенно точно нельзя. Особенно не в пышном платье, а в очень смелом и обтягивающем спортивном костюме студентов-ревнителей.
Поэтому Ария фон Аркендорф, пользуясь нашим с ней уединением, вынудила меня поднять глаза на её рыжие яркие очи, сделав еще полшага вперед. Нет, я мог продолжать смотреть на грудь, но тогда бы она чмокнула б меня в лобик, а мы, русские, слегка этого не любим.
– Зачем?! – шепотом и трагически возопила лидер класса, – Ты невозможен!
– Ты не разговаривала со мной месяц, но решила это прекратить по такому ерундовому поводу?! – удивился в ответ я, чувствуя жаркое дыхание девушки на своих щеках.
Очень интимный момент. Правда, к самой баронессе, пусть и являющейся весьма эффектной девушкой, щедро одаренной природой, у меня чувств ноль. Зеро. Я у нее числюсь советником по вопросам баронства, но это лишь в светлом будущем, если мы до него оба доживем. А пока ей нужно выжить, доказав собственному гримуару, что она его достойна.
И, разумеется, весь месяц аудиомолчания, баронесса ни разу не профилонила наши занятия. Она упорно тренировалась, жгла патроны на стрельбище, даже падала без сил после пробежек и упражнений, но отказывалась со мной разговаривать, даже будучи поддерживаемой в районе упругого зада, пока я волок её в общежитие или мед.кабинет!
Вот кому нужна подруга жизни, обижающаяся за то, что ты её слегка забрызгал мозгами одноклассника? Который, между прочим, её и похитил!
– А мне теперь бежать к Медичи и выяснять, чем можно поправить их повисшие носы! – прошипела девушка, – Будут ли меня, баронессу, слушать, а? Господин Дайхард?!! А ведь мы лучший класс! Во второй академии страны!!
– Не лучший, – фыркнул я, – Просто с самыми мощными чернокнигами.
– Что значит – не лучший?! – опешила моя собеседница, наконец-то делая шаг назад.
– Ты что, не видела, как дуэлятся бюджетники? – коварно улыбнулся я, – У них книги типовые, Ария. Все одинаковые. Заклинания тоже. Представь, какой у них обмен опытом идёт! Через месяц-два каждый из бюджетников сможет со своей четырехцепной книгой надрать жопу любому из нашего класса! Ну, кроме тебя, меня и Азова, конечно.
– Надрать…, – выразительные глаза девушки стали слегка квадратными.
– Вот тебе и решение проблемы! – приятно улыбнулся я, – Беги к ним и рассказывай, что если не будут лезть из кожи вон, то впереди будет ну прямо совсем жуткое унижение! И, представьте себе, не за моим авторством!
Это был хитрый план Медичи, дабы заставить лентяев побольше работать, но, если я его раскусил – почему бы и не использовать для собственной выгоды?
Баронесса, хлопнув пару раз ресницами, уносится в даль с дробным стуком копыт встревоженного олененка, а я продолжаю отираться у выхода в ожидании госпожи Терновой, с которой мы должны пойти в город.
Боярыне угодно нанять прислугу.
///
– Да что этот выскочка себе позволяет!
– Нет, Иван! Что эти выскочки себе позволяют!
– А выскочки ли они?
Вопрос повис в тишине, наступившей в классе. Константин, отвернувшись от зрелища уходящего с Терновой чуть ли не под ручку Дайхарда, лениво обозрел одноклассников. Простых презренных смертных, жалких и убогих, таких же как он, то есть – вынужденных ждать преподавателя по физике. Небожитель же уже был свободен. Тьфу на гада.
– Господа, не судите строго за мое мнение, – продолжил в тишине Азов, – Но… выскочки ли люди, усердным трудом добивающиеся большего на нашем поприще?
– Конечно! – без малейшего сомнения заявил Вершилин Юлий, озирая окружающих взглядом, требующим поддержки и понимания, – Куда они лезут со своими четырехцепными?
– В смысле – куда? – задрал свои белесые брови в преувеличенном удивлении одиннадцатый сын Истинного графа, – Вы, Юлий Лазаревич, мнится мне, не понимаете, что коли четырехцепный вас, десятицепного, одолеет в дуэли, так грош цена вашей книге будет. А он одолеет, не верить словам её светлости причин у меня нет.
«Вашей книге и её носителю». Эти слова не прозвучали достаточно явно, чтобы здоровые молодые лица в округе начали выцветать.
– Вам легко говорить! – тут же нашелся Вершилин, – Вас и баронессу тренирует этот Дайхард! Вы легко одолеете кого угодно!
– Допустим, – приятно улыбнулся блондин, ставший за несколько месяцев гораздо мужественнее, чем мог бы вообще надеяться ранее, – А что скажете насчет четырехцепных?
Финита ля комедия, как говорил Кейн, увидев Пиату, опрокинувшую на себя таз с водой. Точнее, на неё таз опрокинула книга Дайхарда, на которую низшая эйна задумала складировать фантики от пожранных конфет. Зрелище действительно было уморительное – мелкая и вертлявая служанка, мечущаяся с визгами по поляне от летающего за ней таза. Только вот то, что гримуар, погоняв служанку Азова, просто направила своей силой воду, чтобы под напором вымочить негодницу – стало для последней большим сюрпризом. И мокрым. Действительно, финита.
Константин переглянулся с Арией, едва-едва сдерживающей победную улыбку. Студенты и студентки, и так неоднократно вдохновляемые ими и Дайхардом на усилия, теперь зашевелились куда серьезнее, чувствуя угрозу для своего хрупкого положения. Они бухтели, объединялись, разноцветные прически девушек мелькали среди темных волос парней… Вовсю шло обсуждение, кого из преподавателей классу «Альфа» требуется срочно навестить ради консультаций по дополнительным занятиям и упражнениям.
Древлин был бы «очень рад».
Глава 4
Непроницаемо черные глаза окатили меня подозрением. Я ответил тем же. Так и постояли, прищурившись, как два еврея над лежащим между ними шекелем.
– Ты вырос в большом городе, – наконец, родила одетая в черный халат до пят Кристина, стоящая с огромным пуком на голове. Пук из себя представлял большое полотенце, под которым, очевидно, скрывалась потрясающая грива этой невысокой изящной девушки. В данный момент, свежепомытая. Придерживая всё это богатство руками, моя соседка развила мысль, – Умеешь двигаться в толпе. Не зеваешь по сторонам. Носишь бумажник в нагрудном кармане. Нож в рукаве – тоже показатель.
– А у тебя в зонте рапира, – не остался в долгу я, – То-то ты его везде с собой таскаешь. Я-то думал, почему он у тебя такой большой, что ходишь либо с раскрытым, либо удерживая за середину, а там…
На меня фыркнули, а затем, развернувшись, ушли без комментариев. Вполне характерно для Терновой.
Соседка она неплохая. Тихая и ненавязчивая от слова «совсем», в чем, собственно, и некоторый минус, потому что сама Кристина передвигается не громче, чем её собственный кот, а еще любит встать где-нибудь и сверлить тебя взглядом, пока ты её не заметишь. С испуганным воплем, разумеется. Не знаю, нравится ли ей этот или нет, но оповещать о своем присутствии голосом или шумом она находит нужным только по серьезному поводу.
Зато у неё есть огромный плюс – тоненькая боярыня потрясающая зануда. Если озадачить её каким-либо вопросом, то она, помолчав несколько секунд, выдает подробный, аргументированный, почти академический ответ. Что для меня, как для попаданца, пытающегося понять и простить этот мир, воистину бесценно.
– Боярин будет кофе? – какие простые слова, но за ними скрывается сердечный приступ, седина в девятнадцать лет, тремор рук и втянувшиеся тестикулы. Не знаю, кого благодарить, но я уже в третий раз умудряюсь не поймать инфаркт и даже (вроде бы!) не показать, что испуган.
– Будет, – выдавливаю я из себя.
– Хорошо, – одобрительно доносится сзади мертвенно-ровным тоном.
Пакостливо хихикает даймон.
Герои, не оборачивающиеся на взрывы? Жалкие позеры и ссыкуны. Не обернуться на двухметровую Анну Эбигейловну Розеншварц – вот это настоящая сила воли и духа. Даже если у тебя трясутся яйчишки, а рука грозится расплескать кофе.
Выбором нашей новой экономки озадачилась сама Кристина в ультимативном порядке, а я, совершенно не возражая, просто присутствовал как почетный эскорт. Такой, знаете ли, сопровождун, который полагается благородным дамам. И вот, первой же кандидатурой была эта самая Анна Эбигейловна Розеншварц, с которой Тернова молниеносно наладила деловой диалог-собеседование, зашедший слишком далеко к тому времени, когда я вспомнил и заново научился работать с собственными голосовыми связками, чтобы выкрикнуть «нет!!!». Не выкрикнул, уже было слишком поздно. Давать заднюю после подписанного контракта – не вариант.
Итак, два с лишним метра ростом, в плечах как два меня, легкая сутулость и длинные костистые руки. Нет, она вся была костистой. Возраст? Мм… от сорока до трех тысяч лет. Очень высокая, очень некрасивая, очень страшная и очень спокойная женщина. Бледная сухая кожа, крупные кисти рук… бесшумность при ходьбе, несмотря на тяжеленные ботинки, время от времени показывающиеся из-под длинного, в пол, платья. Невозмутимость. Полная.
Ах да, она была плодом любви обрусевшего немца и беглой англиканки, а заодно еще и учителем физической культуры в пансионате не-очень-благородных-но-богатых девиц. Когда-то. Он сгорел.
Естественно, когда я отошел от шока, трепета и ужаса, с первой же врученной мне чашкой очень вкусного кофе, то быстренько провел параллели из собственных воспоминаний. Если раньше моя новая соседка (и местами нахлебница) была слегка похожа на героиню из одной очень забавной черной семейной комедии моего мира, то с появлением этого мрачного гиганта, перед которым даже Курв заискивающе вертит задницей, впечатление усугубилось. В той комедии был точно такой же гигант, только другого пола. И не бесшумный. Кофе варить он тоже не умел. И…
Но нет, впечатление было ложным. По крайней мере, Тернова, за исключением мрачного вида и привычки троллить людей, подкрадываясь к последним, была куда… живее. Правда, при этом она была едкой, саркастичной, насквозь территориальной сладкоежкой, но я еще и не с такими жил. Несколько лет в питерской коммуналке научат общаться с любыми психами и чудаками. Заметьте, это говорит человек с двумя отдельными личностями в голове. Как минимум двумя!
Не успел я допить кофе, как случилось нечто, заставившее отнесись к двухметровому чудовищу, собирающему наши вещи в прачечную, куда как лояльнее. На лихой кривой козе к моим дверям подъехали две блондинистые особы. Один из них жаждал знаний и репетиторства, а вторая – ворованных сластей.
Дверь им открыла Анна Эбигейловна Розеншварц.
Чаем я их отпаивал до тех пор, пока эйна и полуэйн не вернули своим губам и щекам цвет, отличный от снежно-белого. Даже сама Кристина изволила выйти к гостям и пробурчать нечто объяснительное на тему того, что никто никакого монстра из портала тут не маскирует, а просто была нанята простая временная экономка (которая в данный момент уже ушла).
– Если это – простая экономка…, – наконец, прохрипел совсем не ожидавший от жизни такой подлянки блондин, – …то я император!
– Африканский! – подпискнула Пиата, наглаживающая с двух рук моих домашних животных, зачем-то сунувшихся к крохе.
– Вы слишком нервно реагируете, – вовсю брехал и лицемерил я, радуясь чужим впечатлениям, – Анна Эбигейловна варит просто отменный кофе!
На меня посмотрели со священным ужасом.
Кристина долго задерживаться, встречая гостей, не стала. Она, уже с полным марафетом и в домашнем платье (черном!) уведомила детишек, что у них есть время играть до четырех часов пополудни, а затем исчезла из зала по своим делам. Действительно, я ожидал визитера, только какого именно – черноволоска мне не сообщила.
Впрочем, несколько часов учебы было даже слишком много для младшего Азова, наконец-то почувствовавшего, что моя длань на его загривке слегка ослабла. Мы даже сделали перерыв на обед, в ходе которого я, недолго думая, попросил Константина рассказать всё, что он знает о некоем Парадине.
– Парадин? – скривился мой приятель, – Ты про Матвея Парадина?
– Ага, – покивал я.
– Да с ним-то ты как связался?! – тут же простонал блондин, пряча лицо в руках, – Кейн! Ты что? Проклят?!
…и начал говорить. Причем, к моему удивлению, он начал не о интересном мне человеке, а почему-то о Терновых.
Как стал знаменит этот пусть и слегка необыкновенный, но всё-таки боярский род? Очень просто. Когда-то давным-давно Петр Первый, император всея Руси, очень удачно по молодости женился, закатив грандиозную свадьбу. Они с императрицей Еленой друг друга любили, уважали и всё такое. А она, будучи женщиной просвещенной и социально активной, еще и любила экзотических животных. Когда монарх что-то любит, он обычно получает это вагонами, а когда его жена – так составами.
Так вот, картина маслом имела на своем полотне следующее… Лето, большой прием на свежем воздухе, молодая и слегка шальная императрица моет кому-то кости в окружении дам, недалеко от неё император делает важный вид возле своих князей и лордов, а чуть поодаль боярин Тернов, приглашенный охранять покой царственной четы, изволит показывать диковинное индийское оружие под названием «чакрам». Это метательный нож круглой формы, достаточно тяжелый, чтобы можно было метким броском отрубить что-нибудь человеку или иному крупному животному…
Ну, ни один человек на приёме физически не пострадал, а вот любимая полярная сова, одуревшая от высоких температур, несвойственных для её вида, – это совершенно другое дело! Полёт огромной красивой птицы был совершенно бесшумен, боярин Тернов слегка поддат, в его умелой руке был чакрам… в общем, императрицу, её свиту и собеседниц окатил душ из коварно подлетающей к ним (и выпотрошенной в полете) совы, от которой и защитил царственную особу верный боярин.
Скандал случился такой, что его внесли во все учебники истории.
Гнев монаршьей пары был не просто велик, а апокалиптичен, но выражен был через весьма странную задницу. Как ты, Кейн, уже, наверное, понял – Терновы и их коты неразлучны, да? Теперь вспоминаем, что императрица Елена была страстной любительницей экзотических животных, к которым чрезвычайно легко отнести умного представителя фелинов у Терновых. Следовательно, еще до казуса с совой, между императрицей и Терновыми пробежала кошка. Фигурально и буквально. Боярин отказался удовлетворить просьбу царственной особы и выдать ей котенка. Подарить, буквально.
Так вот, насчет задницы и монаршьего гнева. С тех пор, а было это, как понимаешь, давно, Терновым за верную службу не было пожаловано ни копейки, ни кусочка земли, ни-че-го. Им, но не их котам. Вот как раз сидящий возле тебя котяра, намывающий свою наглую морду, имеет прав и вольностей в разы больше, чем любой другой. В смысле коты Терновых могут не просто не снимать шляпу в присутствие русских императоров, но даже обладают правом входить к ним без доклада и записи в спальню, имеют доступ во дворец в любое время суток, высочайшим указом им разрешено проходить куда бы то ни было на территории Руси без очереди… список огромен! Про медали, ордена и грамоты, а также подарки котам Терновых – и говорить не приходится.
А почему? Потому что бояре Терновы, несмотря на такой афронт, продолжали и продолжают служить престолу верой и правдой, став легендой и притчей во языцех. Понял, с кем имеешь честь проживать? Хорошо.
Теперь Парадины, Кейн. Еще один род верных людей престола, но совершенно иного типа. Бузотёры, хулиганы, пьяницы, сластолюбцы и, что самое важное – интриганы. Бытует поговорка, если император где-то хочет иметь контроль – он посылает туда Тернова. Если же хочет, чтобы какой бы то ни было контроль пропал, то он натравливает на неугодного своего «чумного волка», гвардейца Парадина. А знаешь, почему Парадин простой гвардеец, а, Кейн? Да потому что его папаша, Евграф, бывший самым настоящим графом, изволил отыметь очень высокородную чернокожую деву из африканского посольства, бывшего тогда в Москве. Настолько высокородную, что всё немалое состояние Парадиных ушло с молотка на погашение этого оскорбления, вместе с титулами и заслугами. Что, в принципе, опять-таки никак не сказалось на их службе трону.
Что? Нет. Там всё было по обоюдному согласию, но без согласия родителей чернокожей девы, имевших на её судьбу очень конкретные планы.
– Так что, если ты поссорился с Матвеем, прими мои искренние соболезнования, – подытожил Константин, – Я обязательно приду на твои похороны. Или Пиату пришлю. С цветочками.
– Я слегка сильнее влип, – пребывая под неизгладимым впечатлением совокупления графа и негритянской принцессы, я слегка потерял контроль над речью, – Влез к Парадину в долги. Неболь…
– Нет, я не пришлю Пиату! – тут же резко перебил меня Азов, начав как-то поспешно собираться, но, чуть пометавшись, всё-таки продолжил, серьезно глядя мне в глаза, – Кейн, ты сделал огромную ошибку. Парадин похож на большого буйного медведя, но это потому, что Метода его семьи крайне редка. Это Исцеление, Дайхард, слышишь? Они практикуют только его, не используя ничего другого. Матвей Парадин – крайне умный человек, которого почти невозможно ранить! Невозможно убить!
– …а также проклясть, отравить, заразить болезнью и взорвать…, – меланхолично поведала вновь зашедшая на «огонек» Кристина, – Мы пробовали. Кажется, эту сволочь вообще нельзя отправить на тот свет.
– Ох, Кейн-Кейн… как же так…, – печально покачал головой мой приятель, – А ведь у нас могла случиться такая прекрасная дружба!
– Да иди ты в задницу! – послал я в задницу сына одного из наиболее могущественных родов огромной империи, – Я еще жив!
– И не факт, что он доживёт до Парадина, – поведала «веселая и оптимистичная» Кристина Азову, – Судя по тому, что я поняла насчет Дайхарда – он вполне может угробить себя пораньше.
– Наговариваете…, – пробурчал я, вставая, чтобы проводить гостя.
…и через полтора часа гробил себя вовсю. На полном серьезе.
– Отказываюсь, – слова падали мерно и холодно, несмотря на то что внутри чуть ли не трясло от адреналина. Да и кортизола, похоже, половничек сверху налили…
– Вы не можете отказаться, – сухо, уверенно и категорично произнесла сидящая напротив меня женщина, с которой мы уже полчаса как пили чай.
– О, еще как могу, – ухмыльнулся я непослушными губами, – Если готов принять последствия. А я их, боярыня, принять готов. Все, без исключения.
– Юноша, вы нездоровы на голову? – осведомилась у меня Анастасия Игоревна Моргалина, боярыня по рождению и фрейлина императрицы Марии по существу, – Вы понимаете, что вы говорите? И кому вы это говорите?
– Прекрасно понимаю.
Хорошо иметь лорда в голове. Даже если то, что он передает мне через даймона – категорически неприятные вещи.
– Я бы желала услышать объяснения, Дайхард, – процедила фрейлина. Была она одуряюще красивой женщиной лет тридцати, одетой в довольно скромное платье, но с волосами, выкрашенными во все цвета радуги, причем очень тонкими прядками. При взгляде на её голову, у меня начинала болеть своя.
– Извольте, – кивнул я, указывая двумя пальцами на лежащий передо мной лист, – Это подписанное признание для бастарда Ренеевых, осуществившего феуд за титул и долю. То есть, документ, подтверждающий легитимное убийство князя и его сыновей. Согласись я его принять, то, как могу понять, сам бы стал князем Ренеевым, выполнив некие… условия от короны. К примеру, погасив фамильные долги и обеспечив женщинам рода достойную жизнь, не так ли? Скорее всего так. Практика феудов, как мне уже объяснили в академии, прекращена две с лишним сотни лет назад, а значит, даже самому последнему попрошайке будет понятно, что новый князь Ренеев беспощадный бандит и поставлен на стол временно, дабы выжившие члены семьи встали на ноги. Вынужденная мера, так сказать. Что дальше? Имеющихся у меня средств точно не хватит на княжеские долги, если они так велики, как ходит о них молва, а значит, либо я не справляюсь, либо буду вынужден что-то заложить. К примеру – посмертно заложить свой разумный гримуар. И, я уверен, боярыня Моргалина, что смогу за него выручить приблизительно столько, сколько хватит на нужды Ренеевых. После чего от меня спокойно избавятся. Что в итоге?
– Да как вы…, – попыталась вскинуться сидящая передо мной шлендра.
– Что в итоге? – процедил я, позволяя электричеству слегка потрещать между пальцами, – В итоге, боярыня, честь разбойников, мерзавцев и подонков восстановлена, точнее, не страдает изначально, международного конфликта как не бывало, какой-то интересант получает книгу… и всё за мой счет. И за счет моего чистого имени. Этому не бывать.
– Юноша…, – вновь попыталась перебить меня начавшая краснеть фрейлина, у которой аж нос зашевелился.
– А самое интересное, знаете, что, милая моя Анастасия Игоревна? – оскалился я, – Эта комбинация позволяет свободно распоряжаться мной до тех пор, пока все двоедушцы не выявлены. Поэтому, искренне рекомендую вам забрать столь ценный дар и вернуть его Её Величеству. Даю слово, я буду помнить её щедрость и великодушие до конца дней своих!
– Тернова, выйдите! – едва не сорвалась на визг дама, – Мне требуется передать этому молодому человеку…
– Вы. Приказываете. Терновым? – не проговорила, а почти проскрипела Кристина, становясь из просто зловещей девочки каким-то трындецом на ножках. Иначе сказать было никак, потому что все четыре толстые длинные косищи моей мрачной соседки внезапно начали натурально шевелиться.
Дама окончательно потерялась, тяжело сглотнула и начала мять в руках платок. Кристина её определенно напугала. Да она всех напугала!
– Более чем уверен, боярыня, вы сюда явились только и строго убедить меня принять… это, – брезгливо я потыкал в сторону ложного документа, – Я не приму его ни под каким видом и ни под какими угрозами. Поэтому прошу забрать вас эту… подделку под императорскую конфирмацию, и мы все сделаем вид, что никто ничего не видел. Поверьте, вы не хотите, чтобы я её отнес в полицию или… присовокупил к тем доказательствам защиты своей чести и достоинства, что хранятся у меня, у баронессы фон Аркендорф, а также в некоторых других местах. Не хотите же, да?
Хотел бы я, чтобы вот эта вся движуха была импровизацией, но нет. Половину я диктовал, слушая слова Фелиции, дословно повторяющей за лордом Эмберхартом. И не просто повторял, а чуть ли не был им, брезгливо цедя слова в дико унизительном для сидящей напротив меня женщины образе.
– Я отпишу о этой встрече отцу. В подробностях, Кейн, – снова заскрипела Кристина, – Он проверит дела Ренеевых. И если ты это всё надумал… берегись.
Что плохо в благородных речах – надо всегда читать между строк. Завуалированно Тернова только что сказала, что настучит папе о этой гнилой движухе, а уж что сделает тот… неизвестно. Но явно не меня он будет попрекать такой лютой подставой, где боком могла быть замазана и его дочь. Как свидетельница, минимум.
– С меня довольно! – почти взвизгнула посланница императрицы, подхватываясь с кресла, – Какое унижение! Какое недоверие! Я обо всем сообщу! Вы еще пожалеете!
Сбежала. Даже дверью напоследок не шарахнула. Правда, мне вот от этого ни шиша не легче, на самом-то деле. Я выдохнул шумно, как тюлень, на которого только что поохотились сразу три белых медведя.
– Ты самый мертвый мертвец, каких я только видела за свою жизнь, Дайхард Кейн! – процедила моя соседка, скрещивая руки под грудью.
Глава 5
– Итак, господа студенты, – привычно улыбался Древлин, рассматривая нас с видом любящего дедушки, – На сегодняшней лекции вы узнаете нечто особое, нечто фундаментальное, нечто потрясающее! Я расскажу вам о мироустройстве, в котором мы имеем честь пребывать, жить и умирать! Конечно, некоторым может закрасться в голову мысль, что будущим отважным бойцам незачем столь расплывчатые сведения, но, уверяю вас, для тех, кто будет слушать внимательно, в конце будет совершенно ясно, что это будет неправильная голова, и с неправильными мыслями! Итак, самое пристальное внимание на меня!
Лекция была чрезвычайно интересной и дико мозголомной. Для меня, как для понаехавшего из другого мира, где химия, физика, световые года и гравитация – так вообще полной дичью, но увы, девичий голосок, раздающийся в моей голове, подтверждал все сказанное вредным и игривым стариком.
Итак, есть два вида миров. Под «миром» понимается вселенная со всеми её планетами, туманностями, звездами, черными дырками, ну этим вот всем, да? Вот это вся тряхомудия, которую мы на Земле считали в принципе всем, и есть основной мир. В данный момент мы тоже находимся в основном мире, какие мы красивые и молодцы. Хорошо? Очень хорошо, весьма за вас рад.
Далее! Здоровый мир здорового человека, как объясняли нам сейчас товарищ Древлин во всем своем долговязом великолепии, представляет из себя некую основную сферу. Ну то есть он как сферический конь в вакууме, причем основной. Остальные миры-сателлиты-измерения типа Рая, Ада, Тени, Смерти, Крови, Жопы – они либо бултыхаются вокруг основы, либо даже слегка в ней притоплены. Но! Каждый в обязательном порядке с основой связан. Понятно?
Так вот, это вот всё – про нормальные приличные миры здорового человека. В них есть боги, демоны, мифологии, пантеоны, и прочая, прочая, прочая. Таких миров огромное количество. Почти все они такие, напоминают слегка ободранные грозди дурацкого винограда, висящего в великой Пустоте на ветвях-реках Иггдрассиля, эдакой Мультивселенной. Нет, ну на самом-то деле с чем еще сравнить? Одна «основа» и 30-40 шариков вокруг неё. Это норма для мира, товарищи благородные!
Но не для нас. Мы – особенные. В щи особенные. У нас даже справка есть.
Но если без моего дурного юмора, то эта старушка Земля, как «основа», есть центр кладбища миров. «Основ» и «дополнительных», которые откуда-то оторвались, побултыхались в Великой Пустоте по каким-то своим космогоническим правилам и делам, а затем приблудились вот прямо туть. Конечно, положение такого мира-бродяги само по себе шаткое и кривое, но он, этот потерянный мир, тоже хочет жить, поэтому пытается прицепиться к центру, около которого оказался. Сердечнику, то есть – к нам.
– Так что, господа студенты, – дурацки жизнерадостным тоном продолжал Андрей Владимирович, размахивая руками, – если обычный мир – это куцая «гроздь винограда», то у нас она огромна! Может быть, самая большая из существующих! Те из миров, кто пребывают на… поверхности этой грозди, защищают нас от течений эфира и пустоты, сами по себе постепенно в них растворяясь! Именно из этих миров к нам приходят нематериальные даймоны! Раньше они были простыми смертными, видите, как оно всё получается? Да, Молинов, ваш вопрос очень уместен! Не придёт ли когда-нибудь наша очередь? Нет, не придёт! Мы, господа – центр! Мы на своём месте! Сердечник не блуждает! Миры растворяются, миры приходят новые, миры удерживаются… я имею в виду миры Истинных, но вот мы, господа и дамы – мы неизменны! Мы центр бытия! Его пуп! Его Сердце!
Обалдеть.
– «То есть, ты когда-то была смертной?», – поинтересовался я мысленно у своей напарницы.
– «Очень давно», – неохотно ответила мне внутренняя брюнетка, – «Я мало что помню с тех времен. Это… неприятные воспоминания, Кейн. В умирающем мире нет ничего хорошего».
– А теперь к самой сути нашей лекции, господа будущие ревнители! – не унимался Древлин, – Сейчас я вам расскажу, почему большинство монстров, проникающих в наш мир, столь зловредны и кровожадны!
К концу лекции картина мира у меня окончательно поехала. Даже захотелось, чтобы побыстрее кто-нибудь пристукнул, благо недоброжелателей у меня внезапно образовался вагон и маленькая тележка, это если даже не считать собственных одноклассников, которым я как бельмо на глазу.
…или вот, к примеру сама Ария фон Аркендорф, которая топает к одиноко дышащему свежим воздухом мне с видом решительным, но безрадостным.
– Господин Дайхард, вы ничего не забыли? – ядовито осведомилась подошедшая девушка, тут же упершая руки в бока с видом сварливой жены.
– Мм… нет? – спросил я себя, и сам же ответил, – Определенно нет, ваше благородие. Или же ваша милость? Как вам будет удобнее, госпожа баронесса?
– К черту этикет! – гневно задышала рослая и фигуристая лидер класса, – Вы что, забыли, что я могу умереть?
– Как я мог! – сделал я удивленное лицо, – Но это же вы изволили меня месяц игнорировать!
– А вы изволили не просить прощения!
– Зачем напрягаться? Ты же скоро умрешь.
Сказав это максимально холодным и равнодушным голосом, я с затаенным интересом начал разглядывать Арию фон Аркендорф во всей её потрясенной красоте. Приятно посмотреть, но не более. Меня вообще к местным аристократкам не тянет совершенно, слишком уж они разбалованы куртуазным поведением и вниманием со стороны окружающих. Будущие и настоящие матери чрезвычайно ценимы обществом, что не могло их не разбаловать.
– Послушай меня, девочка, – не стал я доводить ситуацию до момента, когда у огненноволосой прорежется голос, – Ты пришла ко мне в слезах и соплях, боясь сдохнуть. Я согласился помочь тебе. Мы заключили сделку. Ты должна стать воином или умереть, выбор целиком твой. Знаешь, что такое воин? Это риск, кровь, дерьмо, пот и грязь. Это честь, которую ты отстаиваешь сама. Ты пока лизнула капельку пота, вздохнула крошку пыли и ощутила на своем нежном личике пару кусочков мозга твари, которая тебя бесчестно похитила. И что потом? Ты тренировалась бегать и стрелять, стараясь не попадаться мне на глаза? Этого слишком мало, Ария. Ты по-прежнему ничего не поняла. Ты тешишь себя иллюзией, что Спигона можно удовлетворить как какого-то дракона, принеся ему жертву. И он, удовлетворенный, уснет. Даймон здесь вообще ни при чем, он лишь проводник воли твоих жестоких, жадных, прагматичных и воинственных предков, которые строгали бастардов пачками. Сейчас ты одна, последняя, думаешь, что у тебя еще есть шанс. Но с точки зрения даймона и твоих предков – ты уже труп. И я с ними согласен.
Встав со скамьи, я подошёл вплотную к остолбеневшей девушке, так близко, что у нас чуть носы не соприкоснулись.
– Пот, кровь, риск и грязь, баронесса, – жестко сказал я, – Вот твоё будущее. Не куртуазность, ни вежливость, ни манеры. Ни балы, ни приёмы, не высший свет. Не спокойное будущее. Даймон сожжёт тебя. Даймон позволит тебе сгореть. Но виной этому будет только твоя глупость и желание всё сделать по-своему. Я не хочу тратить время просто так.
Когда я отвернулся уже уходить, в спину мне раздался недовольный скрипучий голос Спигона, даймона гримуара Огненного Заката:
– Да я ей это уже несколько раз говорил! Покрой её и всего делов! Девка выживет, а я дождусь настоящего потомка!
– На хрен она мне нужна! – махнул уходящий я рукой, не став даже оборачиваться.
– «Ты жуткий хам, Кейн!», – тут же возмутилась Фелиция, – «Зачем ты так с ней?!!»
– «Потому что я не собираюсь одновременно делать что-то полезное и потакать её девичьим фантазиям», – фыркнул я в ответ.
– «Элементарный этикет! Ты его знаешь куда лучше, чем все в этом классе вместе взятые!»
– «И что? Мне потакать куртуазностью одной дурынде, которую хлебом не корми, дай почувствовать себя принцессой? Нафиг мне погрязшая в иллюзиях партнерша?»
– «Ты даешь ей просто так умереть?!»
– «Баба с возу – кобыле легче», – раздосадовано отрезал я. Ария в моих планах на счастливое будущее играла очень большую роль, но возиться с баронессой после месяца её игнора начало казаться делом бесперспективным. Кроме этого…»
– «У нас тут сословное общество, Фелиция», – попробовал объяснить я, – «Баронесса выше меня, но дохлая баронесса – безусловно ниже. Второе в наших с ней отношениях куда предпочтительнее. Пусть научится думать о себе именно так»
Вообще, в этом мире очень легко оставить человека в состоянии выброшенной на берег рыбы, разевающей рот. Чуть-чуть прямоты, слегка хамства, море цинизма – и всё, готово!
– «Лорд считает, что ты мог добиться того же, просто продемонстрировав ей манеры! Подавив ими!»
– «Мне нафиг не нужен партнер с засранными мозгами…», – сердито проворчал я, поднимаясь к Азову в комнату, – «Если я дам этой дурынде спуску, она и дальше будет делать мне голову своими тараканами. А потом, если вдруг выкрутится, обязательно охамеет и начнет дурить. Нафига мне такая корова?»
– «Ты просто ужасный хам! Не зря лорд так не любит демократов!»
– «О, вы уже начали общаться?!», – удивляюсь я, поднимаясь по лестнице. В ответ лишь слабое пыхтение.
Пришел я вовремя или не вовремя, это как посмотреть. Константин Георгиевич во всем своем полутораметровом (ладно, чуть повыше) великолепии изволили принимать гостей. Нет, просителей. Нет, даже ходоков от нашего аристократического народа. В смысле одноклассников, уверенно уламывавших блондина принять над всем классом шефство в тренировках физических и огнестрельных. К моменту, когда мое благородие вломилось в помещение, моего приятеля уже так обработали предварительными ласками, что даже он на меня вылупился враждебно и противно, явно думая, что я ему сейчас всю малину дружбы и сотрудничества обосру.
Ну как я мог не оправдать такие высокие ожидания?
– Что?! – сделал вид, что не поверил собственным ушам, один из наших одноклассников, Артур, кажется, – Что ты сказал, Дайхард?!
– Ничего особенного, – сделал я удивленное лицо, – Если хотите заниматься, то ради бога, господа! Только подпишите отказ от претензий к Константину.
– Какой отказ?!
– Обычный такой отказ. Что вы не будете иметь к роду Азовых никаких претензий, получив травму, а то и померев ненароком. В случае болезни, недосыпа, перепоя, хворобы, постыдной болезни, головной боли… в общем, я всё детально распишу. И, конечно же, господа одноклассники, вам придётся заверить этот отказ у своих фамилий. Не можем же мы допустить, чтобы сам Истинный граф, достойный отец нашего Константина, нес ответственность за его небольшое увлечение?
– Чушь какая-то!
– Считайте, как вам будет угодно, – вяло помахал я разговорником, – Но как только мой друг выйдет с кем-то из вас на тренировку без подобного договора, я тут же позвоню его отцу.
Приятно иметь номер директора корпорации. Вообще, разговорники очень напоминают обычные мобилы, в смысле кнопочные. Да, есть что-то от смартфона, то есть все клавиши и индикаторы проецируются магией, но в основном этот кусок дерева, металла и кости – просто телефон. Дорогая, кстати, игрушка. Платить надо не только месячную плату, но еще и за длительность каждой беседы…
– Я тебя ненавижу и, одновременно, благодарен, – пробурчал Константин, после того как испепелившие меня взглядами ходоки выскреблись из его палат, – Себя просто ненавижу… как я мог не увидеть… такое?
– Помнишь, друг мой, я говорил, что мир – это бордель? – захотелось мне поддеть приунывшего блондина, – Так вот, своим мечтам продаться мы все рады…
– Ты чего приперся? – злобно глянул на меня «продавшийся» блондин.
– Сказать, чтобы ты ко мне пока не совался, – честно признался я, – Кажется, я плюнул в суп императрице.
– К-к-к-какой? – заикаясь, выдавил мой приятель, демонстрируя свой талант менять цвет кожного покрова на мертвенно-бледный.
– Русской, – пожал плечами я, – Она ближе всех была. В общем, тебе рядом со мной сейчас уже совсем в щи небезопасно. Так-то я накидаю тебе график тренировок, Пиату просто пришли сегодня вечером. Но пока нам лучше даже поссориться. С битьем посуды, шумом и обидными жестами.
– Постой… погоди, Кейн. Ты же не шутишь, да? Ну конечно не шутишь! Как оно так вышло?!! Как?! – жизненные системы микроблондина включались одна за другой.
– Ну, Её императорское величество решило одарить меня княжеским титулом, а я отказался. Потом нахамил её фрейлине, немного поугрожал, в общем, слово за слово, х… по столу, разошлись как в море корабли, – разулыбался я, глядя на блондина. Нет, ну радует меня его эмоциональность. Меня бы даже в этом молодом теле инсульт бы трахнул от такого шквала эмоций, корежащих мимику, а Костя ничего, живой…
– Рассказывай всё по порядку! – взвыл слегка отошедший от новостей блондин, – Я желаю знать всё!
– Конечно, расскажу, – пообещал я, топая к кофейнику, – Тебе ж еще с Арией возиться, если у неё мозги включатся…
///
– Он всё глубже и глубже себя закапывает, – раздалось в тишине странной комнаты, разделенной на две ровных части, – А вы так и будете сидеть? Просто… смотреть?
– Да, – глубокий и чуть хрипловатый мужской голос вырвался из облаков дыма, укутывающих деревянный трон с очень высокой спинкой.
– Я не понимаю вас! – громко выкрикнула Фелиция Краммер дель Фиорра Вертадантос, вскакивая со своей любимой софы, – Я совсем не понимаю вас!
– Тебе это и не нужно, демон, – ответили ей, – Мы заключили договор, он исполняется.
Ей захотелось плакать. Сосед по комнате был невыносим. Оба! Что один, получивший новую жизнь и относящийся к ней чуть ли не как к вещи, что память лорда, живущая в нескольких метрах от неё! Они оба ни во что её не ставили!
Прямо как… книга. Лежащий на своем ложе зверь, почти пробудившийся от действий этого дурного Кейна. Гримуар Горизонта тысячи бед, ха! Это название дали зловещему тому Сильверхеймы, маскируя те, подлинные, что несла на себе тюрьма Фелиции.
– Нет никакого смысла тебе объяснять то, что ты не сможешь понять, демон, – внезапно раздались размеренные слова лорда Алистера Эмберхарта, – Ты слышала мою историю, что я рассказывал Кейну, но какие выводы ты сделала? Не те, что надо. Он смог понять, а ты нет. Почему? Потому что он человек, а ты – нет. Более шестидесяти лет я прожил в мире, где каждый мой поступок, каждое действие, всё было режиссировано со стороны. Помнишь, каким был конец? Я получил свободу… быть собой. Но быть я тогда мог лишь одним способом. Свобода оказалась пшиком. Такая же судьба, кстати, постигла и моего знакомого демона. Мы оказались очень… схожи. Могущественны, влиятельны и… ограниченны во всем. Прямой путь, рельсы, до самого конца.
– Но здесь же вас ничего не сдерживает!! – почти взвизгнула Фелиция, прижимая руки к груди, – Вообще ничего! Вот она жизнь, подходите и берите! Просто посмотрите на него! Он губит все! Он рискует! Он дважды воззвал… к книге! Может и в третий раз, несмотря на то что мы ему рассказали!
– Может…, – в голосе мрачного верзилы послышался намек на удовлетворение, – Вот это и есть – свобода, демон. Та, которой у меня не было в прошлой жизни.
– Она не ваша, а его! – в голосе психующей девушки послышался намек на вызов.
– А он и есть я, – почти благодушно отрезал сидящий на троне румынских господарей человек, – Только будущий. Ты слишком цепляешься за свое существование, демон. Так, как будто у твоей жизни есть смысл или цель. Ничего подобного нет. Ты просто хочешь освободиться и удрать. Даже нет, не так. Ты хочешь освободиться, а затем служить мне. Наверняка ведь мечтала, что я, переродившись, вновь стану… кем-то вроде себя прежнего? Новые высоты, новая власть, а ты, верная слуга – подле. Но это только твои фантазии. Всегда так было.
Фелиция прикусила губку, обиженно отворачиваясь от того, к кому она пыталась пробиться уже почти двадцать лет. Он постоянно путал её с демонами, демонстрируя, как на деле относится к таким тварям, а она никак не могла убедить лорда Эмберхарта, что чрезвычайно далека от подобных существ. Хуже всего, он и не хотел быть убежденным. Его всё устраивало.
…даже то, что их носитель и хозяин, пребывая в столь опасной ситуации, легкомысленно о ней рассказывает глупому бесполезному блондину. У него тоже нет ни цели, ни смысла!
Чем они различаются?!
Глава 6
Дать обстоятельствам и людям загонять себя в угол – очень неправильная тактика. Ты сидишь, сжимаешься, готовишься к худшему, думая, что на самом деле делаешь нечто продуктивное, ну, к примеру, возводишь оборону, готовишься, мобилизуешься, да? А на деле нет, просто изводишь себя стрессом, который в конечном итог хоть и может активировать все твои силы на защиту, но… тебя же не просто так загоняют? Явно же не с целью поцеловать в лобик и дать конфету? То-то и оно.
– Приветствую, – скромно сказал я, садясь за барную стойку рядом с человеком. Вплотную, плечо о плечо… или лучше будет сказать «плечо о подмышку»? Не суть.
Человек на меня внимания не обратил. Он был пьян и очень печален. Бармен или некий замещающий его в этом полностью разгромленном месте человек – наоборот, трезв и встревожен. Вытаращился на меня в столь великом изумлении, что даже прекратил наливать, чем вызвал сначала недоумение, а потом гнев моего человека-соседа.
– Ты шооо? – пророкотала гора возле сидящего меня, – Жи-жить надо…ело?
У парня за стойкой тут же вновь включились наливательные способности, но глаз он от меня не отводил, что вынудило пьющего посмотреть туда, куда смотрел этот бедолага.
– О…, – медленно, но сильно удивился расхристанный Матвей Парадин, – Т-ты.
– Я, – согласно кивнул никто иной как я, подвигая пальцем по стойку стакан с намеком бармену, – Приветствую еще раз, Матвей свет Евграфыч.
– Не, – выдавил из себя родовой враг семейства Терновых, – Уй… ди. Рано ты.
Ага. Вот оно как. Я «рано». Значит, эта огромная и вусмерть пьяная сволочь, только что разгромившая эту припортовую наливайку, уже сочинила мне падлу. Так и думал, но одно дело думать, а другое – знать.
– Да я к вам по своему вопросу, – невозмутимо продолжил я, – Проконсультироваться.
– Отвага есть, – тяжело резюмировал себе под нос отвернувшийся от меня человек, – Но мозгов… нету. Совсем. Зашибу же. Жалко. Или… не жалко? Как думаешь?
Спросил он не меня, а что характерно, бармена, как раз тщетно пытающегося откупорить новую бутылку бухла. Руки у бедолаги были потными, так что от ответа он воздержался, с жалобным скулением впиваясь в пробку зубами. Его можно было понять – у него были зубы… в отличие от некоторого количества лежащего на полу народа, не собирающегося приходить в сознание.
– Я тебя первым убить успею.
И вновь прекращается налив. Вот же бедолага-то этот последний герой. Губы трясутся, руки трясутся, кто тут алкаш, а?
– Ты либо очень тупой…, – медленно проговорил Матвей, разворачивая ко мне голову, – Либо очень умный. Но недостаточно…
– Хочешь проверить? – уточнил я, не отводя взгляда.
Момент напряженный. Здоровяк резок как понос, силен как горилла, опытен как тридцать три уборщицы на бюджете и безжалостнее сраного африканского леопарда, любящего помучить добычу. А еще он буян и хулиган с дурной славой на обе столицы Руси. Почему только на них? Да потому что «чумному волку» в других местах не очень интересно. Движухи мало, да и местные владетели возмущаются. Только вот мне кое-что от него нужно…
– Я тебя уважаю, – неожиданно выдал пьяный бородач сентенцию, – Нет, Дайхард, действительно. Ты… могёшь. Ваще без вопросов. Я видел. Но сейчас ты… как бы это сказать… нарываешься.
– Просто хочу поговорить.
– Просто? – Матвей вновь замахнул полный стакан какой-то тухлой водяры, крякнул удовлетворенно, а потом мотнул головой, – Ни х… хера… просто теперь не получится. Мы сыграем в одну игру. Прям щас.
– Какие правила? – пододвинув к себе бутылку, я набулькал полстакана местного денатурата. Пить такое не хотелось категорически, но обстоятельства…
Так что пришлось. Одобрительно кивнув моим действиям, огромный гвардеец довольно трезвым тоном объяснил условия игры. Простые донельзя. Я ему сейчас рассказываю, как бы я его убил. Если Парадин верит, то мы с ним разговариваем по моему вопросу. А если не верит, то…
– …тебе крышка, Кейн. Полная. Тут же. Совсем, – с удовольствием уточнил здоровяк, отнимая у прислуги бутылку и присасываясь к ней, как к материнской груди.
– Пф, говно вопрос, – заставил я собеседника подавиться бухлом, тут же предупредительно сказав, – Ты откашливайся, я подожду.
Убить его мне проще, чем высморкаться. Промораживающее воздействие Сильверхеймов за считанные секунды превратит этого плохо бритого медведя в кристаллическую статую, а то и порошок. Но мы об этом, конечно, умолчим. Правда, именно это знание и позволяет мне выкатывать яйца на буйного регенератора.
– Сначала я бы воткнул тебе в печень хавн, вот этот вот, – начал я, – Не просто так, конечно, а зарядив его Методой. Это дало бы… секунд семь или восемь.
– Угу, – отстраненно кивнул мой гипотетически убиваемый собеседник, – Даже десять или… больше. Я бухой.
– Ну вот, – удовлетворенно продолжил я, – Куча времени, чтобы добраться до твоего револьвера. Там у тебя разрывные, шесть штук. Еще четыре сменных барабана ты носишь в гнездах, пришитых с внутренней стороны жилетки. Если аккуратно и бережно пользоваться, то хватит разнести тебе голову вдребезги ровно тридцать раз…
– Ага, – ухмыльнулся Парадин, – Всё верно.
– Голова у тебя отрастает минут за пять, если верить слухам, – продолжал я, – так что вся морока в том, чтобы дотащить такую тушу до твоего мотоцикла. Он заводится без ключа, ты слишком любишь убивать тех, кто угоняет твоего колесного друга. Значит, мы на него садимся и едем. Напоминаю, ты без головы…
– Продолжай, я заинтригован, – Парадин с неудовольствием трезвел на глазах, но ему моя история определенно захватила.
На самом деле самая сложная часть плана заключалась в том, чтобы дотащить эту тушу из бара до манацикла. Потом всё было достаточно просто, если ты худощавый и гибкий юноша, способный по ходу движения транспортного средства оборачиваться и стрелять из очень мощного револьвера в отрастающую голову почти бессмертной падлы.
А в питерских лесах регенерация уже не танцует, если у тебя есть хавн и несколько мешков соли.
– … в общем, кожу придётся снимать только с рук и ног, – деловито продолжал я, – С туловищем проще, у тебя в него целый мешок соли влезет, а то и два. А еще…
Меня прервал глухой стук бармена об пол.
– В общем, дальше нужен цемент и болотный омут, но тут уже есть время, понимаешь? – поспешил закруглиться я, – С этой частью напряженка, ты мне только вчера понадобился. Не успел продумать и разведать.
Посидели в тишине, погоревали о бармене и недостатке времени вот на это вот всё.
– Гм, – перегнувшись через стойку и осмотрев тело, пробормотал Парадин, – Ну… хорошо, да. Годно. Уел. Один вопрос и потом валяй, рассказывай свою беду. Где черная сучка, Кейн?
– Неподалеку, – вздохнул я, – По кондитерским ходит.
– Это она про меня столько накапала? – нарушил свой же уговор трезвеющий детина, позволяя мне сделать еще одну зарубку в памяти.
– Нет. Она была очень лаконична и сообщила лишь общеизвестные сведения. Не более.
– Так и думал, – сплюнул туда же, за стойку, мой собеседник, – Ладно, выкладывай, с чем пришёл?
Я выложил. Матвей задумался, не донеся бутылку до рта. Затем, всё-таки, дохлебал местную отраву. Почесался, хмуря брови. Вытянул из кармана пачку сигарет какой-то люто нажористой марки, так как меня аж в местной атмосфере бухла и выбитых зубов пробило на слюноотделение. Нет уж, курить не буду. Не в этой жизни.
– Ты понимаешь, парень, о чем ты меня тут спрашиваешь? – наконец, выдал бородач уже абсолютно трезвым голосом.
– Ну да, – пожал я плечами, – Более того, я уверен, что никакого дельного совета ты не дашь. Максимум – расскажешь то, что почти все знают, а потом попробуешь сделать вид, что я тебе должен как за герцогство.
– Какого плохого ты обо мнения, – ухмыльнулся печально известный гвардеец, – Кто ж про меня таких гадостей насочинял?
– Никто, – осклабился я в ответ, – Мои обоснованные подозрения, которые подтверждаются с каждым твоим словом.
Нарывался я не зря. Аккуратно, конечно, но именно нарывался. Провоцировал этого медведя, только не на драку, а привлекая его интерес. К себе, к этой ситуации с чуть ли не насильно вручаемым княжением (тут мне кстати Азов-младший очень красочно описал, что с последствиями, озвученными фрейлине, я угадал на все сто процентов, но преуменьшил их), к интересам Витиеватого. Медведь – он и в Африке медведь, так что, если куда влезет, шороху наведет. А это может мне помочь.
– Хм, ладно! – шарахнул широкой как лопата ладонью по столешнице Матвей, – Не припомню, чтобы меня кто-то дважды… нет, трижды уел, а потом и жив остался, так что я тебе, парень, кое-что расскажу. Без платы и долга, но ты мне все равно должен, учти. Так вот, ты, скорее всего, не знаешь, но про тебя в академии ходит слава, но не та, о которой догадываешься. Всё дело в дуэлях и в кое-чем еще…
Из разгромленного кабака я выполз загруженный и вдумчивый, даже не сразу заметив Тернову, несмотря на то что она нагрузила меня пакетами, сумками и авоськами, которые до этого времени тащил за ней какой-то приказчик. Так и доехали до дома, где я, не приходя в сознание, начал выгружать накупленное девушкой из багажника. Только вот оказалось, что приехали мы… рано. По мнению Кристины, конечно.
Проще говоря, только войдя в собственный дом (и предварительно разувшись в прихожей!) я не успел даже выслушать обиженное гавканье Курва, как неожиданно был взят за грудки юношей смуглым, высоким и элегантным. С лицом, наполненным праведной яростью, не меньше.
– Если ты…! кххх…, – попытался что-то сказать молодой человек, но был ударен мной в живот, а затем отволочен в зал на софу, где я уселся, частично блокируя конечности этого молодого господина. Неизвестного и безоружного, поэтому только в живот. Ну, тут еще нетипично взволнованная Кристина, то и дело взывающая ко мне и какому-то «Тимуру».
– Кто такой Тимур? – раздраженно спросил я её, сидя на брыкающемся вторженце.
– Мой брат! – холодно, но нервно ответила Тернова, – Ты на нем сидишь.
– А почему я на нем сижу? – задал я девушке непростой вопрос.
В нашу беседу вмешалась моя сидушка, оказавшаяся человеком целеустремленным, а может даже с некоторой манией обязательно договорить то, что вертится на языке.
– Если ты обидишь мою сестру, – отважно заявил мне скрученный парень, – То пожалеешь, что родился!
– Ты Тимур? – уточнил я на всякий случай.
– Да, я Тимур Тернов! Слезь с меня!
– Не слезу. Сначала мы кое-что уточним, Тимур Тернов. Насчет обид и оскорблений. Не бузи, ты первый начал.
– Я не буду с тобой говорить… вот так!
– Ладно…
Парень вообще ничего не понимал в рукоприкладстве, так что перевести его из положения «скручен лежа» в положение «обнят и зафиксирован сидя» было делом плевым. Слегка раздраженный на происходящее я, видя и слыша, как двери вновь отворяются, а затем в хату входят какие-то мужики с баулами, чемоданами и чем-то побольше, решил расставить все точки над «и», пока Тимур не пригрелся в моих объятиях.
– Итак, Тимур Игоревич, ты, уверен, в курсе, что Кристина свет Игоревна есть носительница одного из гримуаров Маревича, да? – почти вежливо уточнил я, продолжая сжимать сопящего и дергающегося парня под слегка встревоженным оком его сестры, – То есть, уточняю – чернокниги, известной всему миру тем, что та мстит за обиды, нанесенные хозяину? Ну конечно же, ты в курсе. Так скажи мне, Тимур – что именно ты имел в виду под своим хамским предупреждением?
– Я… тебя… на дуэль вызову! – парень бессильно вертелся и пыхтел.
– Не вызовешь, – активно не верил я ему, – Ты вообще ко мне в дом без спросу проник, схватил меня и начал угрожать. Хамски. Я тебя заломать прямо тут могу. Итак, вернемся к теме…
Ситуация была почти комической, но почти. Люди в этом мире… или в стране… или даже в городе – они как-то звездануты насчет женщин. Неоднократно видел, как одноклассницы свободно подходят к тем или иным парням, нагружая их «окажите любезность», а те и оказывают. Бред какой-то собачий, эксплуатация. Так вот, мне очень хотелось узнать, как именно брат трактует обиды сестры, а то мало ли, влюбится в меня Тернова, а я в отказ пойду, вот тебе и обида на ровном месте. И этот смуглый тип меня потом будет разыскивать, чтобы покарать за выплаканные слезы несчастной влюбленной…
На этом месте Тимур сдавленно хрюкнул, ему вторил с интересом наблюдающий за нами Курв, а сама Кристина, умудрившись побледнеть еще сильнее обычного, резко развернулась на месте, удалившись, видимо, надзирать за таскаемыми мужиками вещами.