Проклятие коллекционера
Глава 1
Пронякин испытывал после похорон и до начала поминок чувство, подобное тому, какое испытывают юноши перед битвой. Хоронили его закадычного друга Милютина, скоропостижно скончавшегося при весьма странных обстоятельствах. Сердце Пронякина учащенно билось, а мысли не могли ни на чём остановиться. На похороны сбежалось огромное количество народа, начиная от нуворишей, которым Милютин поставлял картины и антикварную мебель в промышленных масштабах, и заканчивая никому неизвестными художниками, которые пришли из любопытства посмотреть, как хоронят самого богатого коллекционера в городе. После окончания похорон близкие друзья Милютина и вся семья собрались в центральном выставочном зале в его галереи в Замоскворечье на поминки.
Поминками руководил старый друг семьи и по совместительству личный адвокат покойного Орловский. Он гордо восседал во главе огромного стола посреди зала, окруженный с двух сторон дочерями Милютина и его вдовой, одетыми по случаю во всё чёрное, давая желающим выступить слово. Выглядело это так, словно Орловский проводит аукцион, разыгрывая на нём номера в очереди за право сказать похвалу в адрес покойного.
Пронякин терпеливо ждал, когда ему дадут слово, и всё время чувствовал, что нынешний вечер должен стать решительным в его судьбе. Наконец, подошла его очередь. Орловский взмахом руки подал ему знак говорить. Пронякин встал и, окинув взглядом собравшихся за поминальной тризной вокруг огромного стола, громко и отчётливо произнес, перекрывая нестройной гул голосов и стук ножей и вилок о тарелки:
– Милютина убили, господа! И сделала это с ним его семья. Это они его убили,– указав на вдову и дочерей, театрально взмахнул Пронякин рукой в их сторону и в воздухе повисла зловещая тишина. Было слышно, как бьётся муха об оконное стекло и где-то вдалеке, в одном из переулков, рычит двигатель тяжёлой машины.– Так они ему отомстили за то, что всё своё имущество и деньги он завещал сыну Ивану, а мне подарил свою бесценную коллекцию картин и это здание, где мы сейчас вспоминаем нашего дорогого Сережу самыми добрыми словами. Для меня дело чести наказать его убийц, ведь он для меня был не просто другом. Он для меня был братом. Нет, не так сказал, он был просто частью меня и я не успокоюсь, пока не отомщу. Я нанял детектива и он докажет, как эти неблагодарные женщины убили своего отца и мужа.
– Что он несёт?– дернув за рукав Орловского, удивилась вдова Милютина.– Валера, сделай что-нибудь, заткни его.
– П-а-а-а-а-п-р-а-а-а-а-ш-у у-у-у-у-у-д-а-а-а-а-а-литься. Немедленно!– вскакивает со своего места Орловский и бежит к Пронякину, сжав от ярости кулаки.– Я не потерплю здесь самозванца, Пронякин! Друзья, не слушайте его,– обращается он к сидящим за столом,– Это обыкновенный злобный клеветник. Завещания о том, что наш дорогой Серёжа Милютин оставил всё своё имущество своему сыну Ивану и Пронякину, нет! Я 20-ть лет был адвокатом покойного и знаю, что говорю.
– Он врёт, он врёт,– вслед за Орловским кричат хором дочери Милютина и тычут в сторону Пронякина пальцами,– Самозванец. Самозванец.
Добежав до Пронякина, Орловский пытается его ударить, но тот легко парирует удар и бьёт в ответ адвоката в солнечное сплетение, после чего тот, согнувшись пополам, падает на пол.
– Тоже мне, боец,– презрительно цедит Пронякин сквозь зубы адвокату, а в это время к нему подскакивают несколько крепких мужчин, из числа друзей семьи, и силой выводят его из зала.
– Мы тоже наймем детектива,– пронзительно-громко кричит вдова, подбегая к Орловскому. Она пытается его поднять, но тот знаками показывает, чтобы она его не трогала.– Мы на него в суд подадим,– обращается она ко всем присутствующим,– за клевету и хулиганством. Мы защитим свою честь. Чего бы это нам ни стоило.
***
Росту Андрей Жук небольшого, телом щуплый, трёхдневная щетина на подбородке, глаза махонькие и шустрые, как у хорька, а на голове ковбойская шляпа. Встреча с Пронякина началась совсем не так, как он планировал, но он сумел расположить к себе и этого клиента, пообещав, что сумеет найти ему пропавшее завещание.
Встречались они в рюмочной «Второе дыхание», где никому ни до кого нет дела. Это место самое дно общества, ниже которого просто некуда падать: сюда приходят и аристократы, и дегенераты, чтобы поправиться после случившегося у них похмелья. Из мебели одни круглые столики, за которыми можно только стоять, а из закуски бутерброды с кабачковой икрой или селедкой. Поэтому народ здесь не задерживается. Выпил, закусил, отвалил. Идеальное место для ведения деловых переговоров, особенно если дела темные.
А Пронякин явно человек с темным прошлым и жадный до денег. Уж в чём, в чём, а в людях за свою карьеру детектива Андрей научился разбираться весьма хорошо.
– Я тебе заплачу, если ты сделаешь меня богатым. А богатым я стану только тогда, когда мне вернут моё завещание,– уже в который раз повторял Пронякин, стуча костяшками своего указательного пальца по столу.– Ты мне его вернёшь! Понятно? Ты мне нравишься.
«А ты мне нет»,– про себя ответил Андрей и принялся в очередной раз объяснять клиенту, что текущие расходы в ходе расследования, невзирая на сумму уже оговоренного гонорара, он должен ему оплачивать по первому его требованию.
– Включи свои расходы дополнительный строкой в свой контракт,– не соглашается Пронякин,– Но их я оплачу только тогда, когда получу завещание. Я же получу миллиарды, а ты получишь свои 10% от всего того, что я наследую. Ты сразу станешь миллионером. Так рискни, есть же ради чего! Посмотри вокруг,– Пронякин обвёл рукой вокруг себя,– Чего тебе терять? Это?
– Хорошо,– поняв, что с Пронякиным невозможно договориться на своих условиях, решил рискнуть Андрей,– поступим так, как Вы сказали. Ещё раз расскажите мне всё, что знаете о завещании и о Милютине.
– В день своей смерти он сам позвонил мне в страшном возбуждении и прямо-таки кричал, что его заказали.
– Прямо так и кричал «заказали»?
– Прямо так и кричал, что это дело рук его жены и дочерей. А все из-за того, что он их лишил наследства. Все свои деньги он завещал сыну Ивану, а свою коллекцию мне. Всё это он официально оформил и подписал все нужные бумаги. Сказал, что после смерти всё должно железно достаться нам с Ванькой.
– А что входит в коллекцию?
– Порядка 5000 картин на общую сумму более 7 миллиардов рублей. И это не мои домыслы, все его картины оценены банком и застрахованы. А также здание художественной галереи на Овчинниковской набережной. Это ещё не меньше полумиллиарда, если продать. Все-таки недалеко от Кремля. Но когда я заявил о своих правах вчера, на поминках, адвокат Орловский объявил меня лжецом.
– А кто он такой, Орловский?
– Милютинский личный адвокат, он вёл все его дела. Если кто и должен знать о завещании, так это он. Одно из двух: или Орловский врёт, или ничего не знает, потому-что Милютин его не поставил об этом в известность. Я уверен, что Орловский врёт, потому-что в сговоре с вдовой. По-моему, у них шуры-муры. Одним словом, адюльтер.
– Но это же уголовно наказуемое деяние. Если это правда, то он рискует сесть в тюрьму.
– За адюльтер?
– Нет, за обман с завещанием.
– Ну, так и докажи! Для этого я тебя и нанимаю.
***
Когда Анна вошла в комнату, дородная женщина в шёлковой пижаме сидела в маленькой гостиной с вызывающе одетой девушкой, очень похожей на неё, и слушала, как та читает ей свои стихи.
«Дурдом на выезде»,– первое, что пришло Анне в голову, но тут её представили хозяйке дома, госпоже Милютиной.
– Это Анна Владимировна, весьма опытный детектив с потрясающими рекомендациями,– обратился к женщине Орловский,– Мне ее друзья присоветовали, в ком я стопроцентно уверен. Дело-то у нас деликатное, сама понимаешь. Анна раньше служила следователем в прокуратуре, теперь работает на себя. Она нам поможет разоблачить проходимца Пронякина и разобраться с его «casus belli».
– Валера, я тебе доверяю,– взглянув на Анну, томно произносит Милютина, растягивая слова, – Представляешь, Марфа решила стать поэтом. Она только что читала мне свои стихи.
– И много стихов она написала?– интересуется Орловский.
– Всего два, но это же только начало,– восторженно воскликнула Милютина.
– Ну, когда стихов наберётся сотни две, тогда издадим книгу. А пока вернемся на нашу грешную землю. С Анной нужно будет заключить договор и ввести в курс дела.
– Ах, к чему разводить антимонии всякие, если всё можно выразить одним словом – нас хотят поиметь.
– И кто Вас хочет «поиметь»?– вступает в разговор Анна,– Чем он Вас шантажирует и чего добивается?
– Как чего добивается? Денег, конечно,– аж привстала Милютина, вся вспыхнув от возмущения,– Ой, не напоминайте мне об этом проходимце Пронякине. У меня тут же подскакивает давление и сердце бьётся, как птичка в клетке. Всю жизнь моего мужа окружали темные личности, которые хотели поживиться за его счёт. И вот теперь, когда он умер, один из так называемых друзей обвинил меня и моих дочерей в том, что мы его убили!
– А вы его, конечно, не убивали?– уточнила Анна.
– Валера, что всё это значит?– искренне возмутилась Милютина,– Она что, сомневается в моей невинности?
– Маша, она на нашей стороне. Просто так положено,– успокоил её Орловский,– отвечай всё, что знаешь.
– Да, конечно нет!– нервно вскричала Милютина и сердито взглянула на Анну, словно хозяйка на провинившуюся слугу,– Мы даже не знали, где он был последние три дня. Мне позвонили из полиции и сказали, что нашли его мёртвым на даче, в нашем загородном доме. До того как сбежать из дома, он устроил скандал и заявил нам с дочерями, что лишит нас наследства, потому-что дочери при нём стали обсуждать, кому из них и что достанется после его смерти. Это его взбесило. Я сразу поняла, что у него приступ шизофрении. Такое с ним иногда случалось, ему же в своё время поставили диагноз «вялотекущая шизофрения». Я хотела положить его на пару недель в стационар, где его бы привели в норму. Если бы он не сбежал, то сейчас был бы жив.
День поначалу ничем не отличался от предыдущих воскресений. Разве что, во время обеда случилась словесная перепалка между дочерями Милютина, Марфой и Аглаей, не нашедших лучшей темы, чем при живом отце начать обсуждать, кому из них после его смерти достанется собранная им коллекция картин. Визгливый крик дочерей вывел Милютина из себя и он, встав из-за стола, велел им прекратить, на что его жена Мария, дородная и не утратившая ещё своей яркой южной красоты женщина, вступилась за дочерей:
– Серёжа, в конце-концов, они вправе знать, что и сколько они получат после твоей смерти. Мы все под богом ходим, пора уже и о детях подумать. Или ты хочешь, чтобы после твоей смерти твоя коллекция пошла по рукам?
Слова жены произвели на коллекционера самое неожиданное действие. Он захохотал, да так зло, что своим чудовищным хохотом заставил замолчать вошедших в раж дочерей. Все в недоумении уставились на него, а он всё хохотал и хохотал, отчего у всех присутствующих побежали мурашки по коже. Выглядело это весьма жутко: он опирался двумя руками о край стола и, выгнувшись дугой, походил на разъярённого зверя, вставшего на задние лапы и скалившего зубы сквозь торчащие в разные стороны волосы всклокоченной рыжей бороды. Так ведут себя животные, загнанные в угол. Хохот его захлебнулся в кашле, сквозь который он сумел прохрипеть только слово «Подавитесь».
Откашлявшись, он словно пришёл в себя, рухнув без сил на стул, и тихо повторил ещё раз:
– Подавитесь!
– Что ты сказал, я тебя не поняла?– забыв снять улыбку с лица, тревожно всматривалась в него жена,– Что значит это твоё «подавитесь»?
– А то и значит,– наконец-то к Милютину вернулся голос,– вы все ничего от меня не получите. Никто из вас троих ни рубля из моих денег, ни клочка холста из моей коллекции не получит. Я всё своё имущество завещал вот ему, Ваньке-Каину, – махнув головой в сторону своего приемного сына,– а ненавистному тебе Пронякину все мои картины, включая здание галереи. Как вам такой оборот, а?– И снова захохотал.
– Мама, он же с ума сошёл!– закричала Аглая, а Марфа в ярости кинула в отца тарелку, но промахнулась, и тарелка с оглушительным дребезгом разбилась о пол.
– Ты не в себе,– старалась сохранять спокойствие Милютина,– Но мы тебе поможем. Доктора тебе помогут, мы тебя срочно госпитализируем. Я сейчас позвоню своему знакомому врачу из областной психиатрической, он за тобой приедет. У тебя явно нервное расстройство, возможно временное умопомешательство. Девочки, помогите мне связать вашего отца до приезда врача, пока он не сбежал от нас и не наломал дров.
Обе дочери как по команде вскочили и бросились к отцу, но на помощь Милютину пришёл его сын Иван, всё это время молча сидевший за столом, словно неживой, уткнувшись в тарелку. Он встал у сестёр на пути, выставив перед собой столовый нож, словно меч, держа его двумя руками.
– Не пущу,– крикнул он и стал размахивать ножом в разные стороны.– Папа, беги. Беги, папа, я их задержу.
– Ах ты, неблагодарный подкидыш, в тюрьму захотел?– властно прикрикнула на него жена Милютина, всем телом поворотившись в его сторону,– Да я тебя в колонию для малолетних сдам, как только мы от твоего папаши избавимся.
Этих нескольких секунд Милютину хватило, чтобы выскочить из комнаты, сбежав от своих ненавистных домочадцев.
– А что явилось причиной смерти вашего мужа?– спросила Анна.
– Он умер от инсульта. Судмедэксперт это подтвердил, нам выдали свидетельство о смерти. Иначе, как бы мы смогли его похоронить?
– Со смертью разобрались,– продолжила Анна,– А кто такой Пронякин и откуда он взялся?
– Валера, кто такой Пронякин?– удивилась Мария,– Это же ты их с Сергеем познакомил. Вот и расскажи, зачем ты это сделал?
– Ах, Маша, я же не знал, чем всё это закончится. Одним словом, Анна, вам надо самой разобраться, кто он такой и с чем его едят. Кстати, он нанял детектива, некого Жука. Он мне уже звонил, добивался встречи.
– Как, как зовут детектива?– переспросила изрядно удивлённая Анна, не способная скрыть волнение в голосе.
– Андрей Жук. Так он представился. Весьма редкая фамилия для нашей страны,– ответил Орловский, глядя на часы,– Есть ещё вопросы ко мне? А то у меня кое-какие проблемки, которые нужно срочно порешать. Хотел бы уточнить, готовы взяться за наше дело? Мы хорошо заплатим.
– Я возьмусь и деньги здесь не главное,– решительно выдохнула Анна, не скрывая своего возбуждения,– Чтоб вы знали, ваш Пронякин нанял моего бывшего мужа. Когда-то я имела глупость совершить ошибку, выйдя за него замуж. И даже взяла его фамилию.
– Так вы тоже Жук?– удивлённо тянет Милютина, с нескрываемым интересом разглядывая Анну, словно увидела перед собой природную аномалию,– Как интересно.
– Так интересно, что просто обхохочешься. Есть ошибки, за которые расплачиваешься всю свою жизнь,– слёзы невольно наворачиваются у Анны на глазах при воспоминании о нанесённой ей когда-то обиде,– Не знаю, как у меня получится разобраться с Пронякиным, но Жуку я хочу сделать так же больно, как он сделал больно мне.
Глава 2
– Я ведь, Витюня, сызмальства ко всякой работе приучен. Избу срубить – срублю. Печь сложить сумею. Из любой дряни конфету сделаю. Я своё первое предприятие открыл ещё в перестройку, до развала СССР,– надсадно хрипел Пронякин, ударяя себя в грудь, и в тоже самое время услужливо заглядывал снизу вверх в глаза художнику Охальцеву, желая произвести на него самое благоприятное впечатление. – Меня, поэтому, и Серёга Милютин так любил, что у нас с ним схожие судьбы. Все 90-ые под богом ходили, жизнью рисковали. А тут такое. Такое! До сих пор поверить не могу, что его с нами больше нет.
Охальцев, весь округлый и гладкий как тюлень, с седым ёжиком волос и аккуратной шкиперской бородкой, двигал бровями и, время от времени, важно тянул: «Да-а-а-а-с, однако-о-о-о»,– послушно подставляя рюмку под очередную порцию коньяка, которым его угощал Пронякин. Наконец, после очередного возгласа Пронякина о том, что он не может поверить, что Милютина с ними нет, Охольцев поскреб бороду и выдавил из себя:
– А я верю, что он мёртв. Слишком много людей желали ему смерти. Ты, Кирилл, не представляешь, скольким он жизнь сломал и скольких бросил на деньги. Если бы я был одним из них, я точно все бы отдал, чтобы отомстить. И здесь уже не вопрос цены, а вопрос принципа.
– Витюня, перед смертью он мне звонил и кричал в трубку, что его хотят убить. Что его жизнь в смертельной опасности. Он был так возбуждён, что не мог связно говорить. А знаешь, кого он подозревал в организации его убийства?– Охальцев пожал плечами и развел руками, жестом предлагая назвать имя.– Свою жену и дочерей! Представляешь?
– Не представляю,– испуганно икнул Охальцев и удивлённо вскинул брови вверх,– Я Марию тысячу лет знаю. Это на неё не похоже. Что угодно, только не убийство. Они с Милютиным, может, и не были идеальной парой, но на убийство она не способна. Чтобы убить, нужно, как минимум, быть способным пойти до конца, пересечь черту. На такое решаются только от отчаяния: те, кому уже нечего терять.
Пронякин загадочно улыбнулся и погрозил Охальцеву пальцем:
– Ты, Витюня, не знаешь самого главного,– тут он выдержал паузу и, налив Охальцеву в рюмку остатки коньяка из графина, медленно протянул,– Он-н-н-н лиши-и-и-и-л и-х-х-х наследства-а-а-а-а. Он всё завещал мне и его приёмному сыну Ивану. Во-о-о-о ка-а-а-а-к!
– Не верю-с, не может быть-с. С чего бы это-с?– выпучил на него от удивления глаза Охальцев.
– Мне об этом сам Милютин сказал. Зачем мне врать,– обижено отшатнулся от него Пронякин, держа в руках пустой графин из-под коньяка.– Его адвокат Орловский в курсе. После похорон должны были огласить завещание, но из-за моего демарша против вдовы и дочерей не стали. Побоялись, что все узнают, что я прав и у них всех троих был мотив его убить. Милютин мне сказал, что Марина ему изменяла с самого начала их брака, а дочери не от него.
– Тем хуже для тебя,– выпив коньяк залпом, выдохнула Оъхальцев,– Тем хуже для тебя.
– Это почему же?– удивился Пронякин.
– Все его наследство проклято. Его прокляли давно, лет десять-пятнадцать назад, и с тех пор проклятие это не давало ему покоя. Если все его имущество перейдёт к тебе, то значит перейдёт и проклятие. Я бы отказался.
– Ну уж нет,– стукнул Пронякин пустым графином о стол.– Я не из тех, кто верит в суеверия. Гарсон!– привстав, повелительное прикрикнул он официанту, подняв руку,– Ещё триста лучшего коньяка и что-нибудь закусить.
– А ты рисковый, Кирилл, у-у-у-у,– пожав с уважением Пронякину руку, выдохнул Охальцев, предвкушая продолжение застолья. – Совсем как Милютин. Говорят, он с самим дьяволом заключил сделку и душу ему продал, чтобы разбогатеть.
***
Мария Милютина допрашивала пасынка, не скрывая своего раздражения:
– Говори, гаденыш, что ты знаешь о завещании отца? Он тебе что-нибудь об этом говорил, когда ты с ним встречался на даче, где он от меня прятался?
Иван, приемный сын Милютина, молча сидевший перед ней, словно неживой, смотрел себе под ноги и вспоминал свою последнюю встречу с отцом, перед тем как найти его мертвым.
– Они рано или поздно узнают, что я здесь,– все время кричал Милютин, мечась по дому, не находя себе места, словно раненный зверь,– Я не удивлюсь, если они убьют меня. Моя жизнь под угрозой. Я их боюсь. Нам нужно срочно отсюда бежать. Срочно! Осмотри окрестности вокруг дома, пока я буду собираться, не следят ли за нами. Если заметишь что-либо подозрительное, сразу беги обратно. Если я попаду в руки твоей приемной матери, мне не жить. Слышишь меня! Слышишь!
Иван отчетливо помнил стакан воды, который поднес отцу, в который предусмотрительно накапал изрядную порцию успокоительного, и как тот жадно пил воду, захлебываясь от волнения, и не мог остановиться. Это отчаянное «Слышишь меня! Слышишь!» все никак не замолкает в ушах у Ивана, хотя прошла уже целая неделя с тех пор, как отца похоронили. Мачехи Иван не боялся, он чувствовал, что это она его страшится по-настоящему, впадая в бешенство от собственного бессилия перед ним.
– Здесь все принадлежит мне,– дерзко взглянул он ей в глаза и растянул губы в вымученную улыбку.– Так сказал мне отец.
– Сволочь!– в ярости ударила его по щеке Милютина, не сдержав своего гнева.
***
Когда Милютина нашли мертвым на даче, он сидел в кресле, запрокинув голову и положив руки на стол. Нашел его полицейский патруль, который отправили проверить анонимный звонок, поступивший диспетчеру, что в дачном поселке в окрестностях Истры произошло убийство. Патруль состоял из старшины Бездольного и младшего сержанта Отченашева.
Пока Бездольный разговаривал по телефону, докладывая о найденном трупе, Отченашев осмотрел мёртвого со всех сторон и заметил, что из-под правой ладони мертвеца торчит клочок бумаги. Он его осторожно вытянул и показал Бездольному. На бумаге было карандашом накарябано «Меня убили. Это сделал я»,. Не прерывая телефонного разговора с диспетчером, Бездольный взял у младшего сержанта найденную им записку и смял в комок, засунув в задний карман своих форменных брюк.
– А как же улика?– попробовал возразить Отченашев, на что старшина пригрозил ему кулаком и, закончив говорить по телефону, объяснил:
– Нам не нужны улики в деле, которое не имеет перспектив быть раскрытым. Пусть следователь с судмедэкспертом сами решают, зажмурился он или ему помогли. А мы с тобой здесь ничего подозрительного не видели.
Глава 3
– Богатые – они потому богатыми называются, что богато живут,– Варсонофьев передвинул на столе пепельницу к себе поближе и раздавил в ней окурок своей сигареты,– Не знаю, Андрей, что ты хочешь найти, но здесь тебе ничего не светит. У нас в Истре богатых не убивают, у нас богатые сами умирают.
Голос у него тяжёлый, сиплый и вроде как медленный. Вот уже битый час Андрей Жук пытается узнать, не нашёл ли капитан что-нибудь подозрительное при осмотре места смерти Милютина, а Варсонофьев вместо того, чтобы отвечать на его вопросы, успешно делится с ним своим жизненным опытом:
– Заключение судмедэксперта я тебе дал, протокол осмотр показал. Ну что тебе ещё нужно-то?
– Ведь был же звонок, что Милютина убили?
– Я думаю, что это кто-то из его соседей звонил. Зашёл на участок, увидев, что калитка открыта. Потом в дом, потому что он не был заперт. Обнаружил мертвеца и позвонил, в панике, решив, что его убили. А затем сбежал, потому что трус. В этом посёлке люди нервные, потому-что с деньгами и всего боятся. На трупе мы никаких следов насильственных действий не обнаружили, из дома ничего не пропало. Жена покойного это подтвердила. А вскрытие показало, что умер он от кровоизлияния в мозг. Ему ещё повезло, что сразу умер, не мучаясь. А то пришлось бы в больничку везти, он бы там как овощ лежал, ухода требовал, а потом всё равно бы представился. А так чик – и сразу в дамки. В смысле – на кладбище.
– А бумаг при нём никаких не было, завещания или записки какой?
– Мы нашли его за столом, на котором кроме пустого стакана ничего не было. Видимо, выпил воды и дал дуба. Так бывает,– Варсонофьев закурил сигарету и, выпустив струю дыма в сторону Андрея, устало прикрыл глаза,– ничего, что я курю?
– Эх, Силыч, Силыч, ну ничем ты мне как мент менту не помог, ни одной зацепки не дал. Ну что я теперь скажу своему клиенту, убеждённому, что Милютина убили?
– А ты ему правду скажи, тогда не придётся врать.
***
«Ну, всё кончено, и слава богу!»– была первая мысль, пришедшая Андрею Жуку, когда он рассказал Пронякину всю правду о том, что доказать убийство Милютина невозможно, также как и опротестовать заключение о естественной причине его смерти.
Встреча их проходила там же, где и в первый раз, в рюмочной «Второе дыхание». Он передал ему копию заключения судмедэксперта и с нескрываемым интересом ждал реакции клиента. Закончив читать, Пронякин нервно смял бумагу в маленький комочек и швырнул на стол в сторону Андрея со словами:
– Ну, нет так нет. Тогда найди завещание. Я уверен, что тот, кто его украл, виноват в смерти Милютина. Уж это ты можешь сделать, ковбой?
– У Вас есть идеи, Кирилл, кто бы мог это сделать?– съязвил Жук, удивляюсь тому, что Пронякин его не уволил сразу после того, как он со сбором улик потерпел неудачу.
– Я точно знаю, что это вдова с дочерями,– Пронякин красноречиво стукнул костяшкой пальца о стол и указал на клочок смятого заключения о смерти,– И ей наверняка помогал кто-нибудь из многочисленных врагов Милютина. А врагов у него было предостаточно. Начни составление их списка.
– И кто же мне назовёт их имена?– интересуется Андрей,– Список-то, наверное, длинный-предлинный?
– Надо найти художника Охальцева. И с ним поговорить. Как следует, по душам. Я сообщу тебе его номер. Позвони ему, только обязательно позвони,– бросает на стол 500 рублей,– Я пока отойду отлить, а ты купи нам что-нибудь выпить и закусить.
«Ну вот, приплыли,– глядя в спину удаляющемуся в глубину зала Пронякину, злиться и сам с собой спорит Андрей,– Если тебя посылают за выпивкой, значит самое время послать этого Заказчика к чёрту. Иначе будет ещё хуже. Но 10% от 7 миллиардов на дороге не валяются. За такие деньги можно здесь и полы помыть».
В конечном счёте, корысть побеждает гордость и Андрей покупает две стопки водки и два бутерброда с селёдкой.
***
– Не обманул ты меня, слава богу, не обманул. Заказал именно то, что должен был заказать. За это и выпьем,– Пронякин жадно забросился стопкой водки, а затем смачно стал заедать выпитое бутербродом с селёдкой и рубленым зелёным луком,– Как же мне этого не хватает,– Пронякин закрыл глаза и жадно принюхался,– люблю такие места силы, где люди не притворяются. Мы с тобой совсем разные, но цель-то у нас одна – сбежать отсюда, чтобы никогда сюда больше не возвращаться. Не знаю, как ты, а меня от народа тошнит. Хочу свою персональную башню из слоновой кости и чтобы никого вокруг. Чтобы полное одиночество. С деньгами это можно себе позволить, а без денег никак.
– Скажите, Кирилл, а что Вы сделаете с картинами после того, как мы найдем завещание и они перейдут в вашу собственность?
– А я их, может, возьму, да и сожгу. Публично. Это будет актом осознанного вандализма. Все эти пять тысяч картин, включая знаменитого Штырёва. Пусть меня проклинают в веках, но это будет слава похлеще Герострата.
– Могу я присоединиться к вашей компании,– до боли знакомый женский голос заставил содрогнуться всё существо Андрея. Перед ним стояла его бывшая жена, затянутая в строгий брючный костюм, словно рыцарь в броню. Как же она была неотразима, время только пошло на пользу её красоте.
– Сударыня, какими судьбами?– восхищённо выдохнул Пронякин,– Хотите к нам присоединиться? Водочки?
– Охотно, мальчики,– Анна уверено втиснула себя между двумя мужчинами и почувствовала, как каждый из них, прикасаясь к ней, бешено выделяет эндорфины, которые жадно поглощает её аура,– Но, для начала, хотела бы с вами поговорить.
– С нами двумя или с нами кем-то одним?– уточняет Пронякин.
– С Вами, Кирилл Александрович. С господином Жуком мне говорить не о чем.
– А Вы меня откуда знаете?– удивился Пронякин.
– Да кто же Вас не знает после скандала, что вы учинили на поминках коллекционера Милютина. Вся Москва только о Вас и говорит. Я детектив Анна Жук, меня наняла семья покойного представлять их интересы в деле о защите чести и имущества семьи. Хочу узнать у Вас, откуда Вы о завещании узнали, есть ли у Вас его копия или оригинал и есть ли у Вас доказательства убийства Милютина его семьёй?
– Ой, ой, ой, и откуда у чертовски очаровательной девушки такой прокурорский тон? Я почувствовал себя сразу же обвиняемым в суде,– попытался отшутиться Пронякин, но видя решительный настрой Анны, решил убраться от греха подальше.
– Я отлучусь на пару минут, а Андрей меня подменит,– скороговоркой выдохнул Пронякин и поманил за собой детектива, заговорщицки шепнув ему на ухо,– Задержи её, пока я не сбегу. Ни к чему ей знать, что у нас ничего нет, кроме подозрений.
– Так Вы мне расскажете всё что знаете?– напомнила о себе Анна, недовольная тем, что Пронякин шепчется с её бывшим мужем и явно что-то замышляет.
– Расскажу всё что знаю, но только когда вернусь,– пообещал Пронякин и нырнул в коридор, ведущий к уборной, в самом конце которого имелся запасной выход на улицу.
Оставшись вдвоём, бывшие супруги дали волю своим чувствам, начав ссориться, продолжая прерванную несколько лет назад словесную перепалку.
– Что, всё так же вторичен как и твоя нелепая ковбойская шляпа? Всё в Джона Уэйна играешь, хотя фигурой не вышел!
– А ты хочешь, чтобы я одевался под Шерлока Холмса? Курил трубку и ходил в кепи и носил твидовые пиджаки? А сама всё та же фурия на каблуках. Всё, что ты можешь – это кусать людей.
– Ну, положим, тебя кусать не буду Ты же даже не человек.
– Правда. Тогда кто же я?
– Ты имбецил. Твой интеллект равен интеллекту макаки.
– Кто бы говорил про макак, только не ты. Мартышка и очки. И, кстати, если ты не заметила, то тебя провели. Пронякин сбежал и уже сюда не вернётся.
– В твой кабинет? И где же ты тогда будешь его принимать, ведь ниже падать уже некуда? Ниже только метро!
– Мадам,– встрял в разговор посетитель за соседним столиком,– в метро не пьют. Запрещено. Ниже только яма на Хохловке. Там вооще крыши нет над головой.
Анна посмотрела на незваного собеседника с таким обжигающим презрением, что тот со словами: «Ухожу, ухожу, был неправ»,– поспешил переместиться в дальний угол рюмочной, подальше от Анны.
– Удивительное дело,– Андрей поправил свою шляпу, словно проверил, на месте ли она,– Сколько лет прошло, а ты всё ещё ненавидишь меня. Не удивлюсь, если обнаружится, что и за это дело ты взялась, лишь бы мне досадить.
– Ты как всегда прав. Заодно и заработаю, помогу избавиться вдове от паразита.
– Господи, Анна, побойся бога. Ты что же, всерьёз думаешь, что Пронякин врёт? Если завещание было, то это же легко установить. А если Пронякин не врёт с завещанием, значит он не врёт и со всем остальным. Милютину, как минимум, угрожали. Иначе, зачем ему было прятаться от своей семьи?
– Потому, что им манипулировали. Он же шизофреник. Ты разве не знал об этом? Кто-то ему внушил, что его хотят убить, а он в этой и поверил. Не удивлюсь, если это был Пронякин. И уж будь уверен, я распутаю эту интригу, докопаюсь до правды и разоблачу подлеца.
Глава 4
– Это немножко нескромно, но так мило, что хочется рассказать,– заявляет Андрей, глядя на неё смеющимися глазками,– При этом я назову фамилию, а ты мне подтвердишь или опровергнешь.
– Господи, как интересно. Я вся один комок нервов.
– Два приятеля влюбились в одну падшую девушку. Которую встретили в борделе. И заключили между собой пари. Если девушка выберет одного из них, то другой завещает всё своё имущество её избраннику, а сам уйдет в монастырь. Представляешь? Как говорится, не стой на пути у высоких чуйвств.
– С ума сойти, как романтично.
– И вот, так и случилось. Влюблённые поженились, а друг жениха исчез на несколько лет, пока они не получили сообщение о том, что он погиб на Камчатке. В монастырь он не пошёл, а устроился егерем в медвежий заповедник на самом краю земли, где был растерзан медведем-шатуном, спасая группу туристов из Москвы. Эти-то туристы и рассказали нашей парочке, вернувшись домой, что теперь всё его имущество принадлежит им после его смерти. Но, к сожалению, оригинал завещания погиб вместе с его хозяином на Камчатке: его залило кровлю героя. Он его хоронил на груди как память о клятве все это время. И теперь, я, частный детектив, вынужден обходить все нотариальные конторы нашего города и интересоваться у таких хорошеньких помощниц нотариуса, как ты, не встречалась ли тебе фамилия Милютин при оформлении документов?
– Милютин, Милютин?– бледная как ангельская тень, с ярко накрашенными губами и густо подведенными глазами, девушка наморщила свой лобик и вдруг радостно воскликнула,– Вспомнила! Был у нас Милютин недели две назад. Смешной такой и какой-то всклокоченный. Я еще подумала, что он не в себе. Глаза у него бегали и руки тряслись. Завещание составлял.
– И что же, осталась запись о том, что завещание нотариально заверено и оплачена госпошлина?
– Конечно, в журнале регистрации гражданских актов. Он, кстати, был не один – этот ненормальный. С ним был адвокат, вальяжный такой, всё его успокаивал.
– А почему ты, любезная Оксана, решила, что он адвокат?
– А он так сам себя называл. Словно это привилегия какая.
– Это не он, случайно?– Андрей достал свой смартфон и показал девушке фото Орловского.
– Он, он,– радостно выдохнула она и удивлённо взглянула на детектива,– Только наш ненормальный навряд-ли тот герой, кого ты ищешь. Твой же погиб на Камчатке, а завещание своё составлял несколько лет назад. Тебе надо письменный запрос делать во все нотариальные конторы и ждать, когда ответят.
***
Всю ночь Анна ловила мышей. Легко сказать ловила. Дело это не простое и как и всякое дело разумения требует. Попробуй из самых темных закоулков интернета, паутины информационных потоков, где легко потеряться, выудить нужную тебе инфу, непрерывно двигая мышку по столу и вглядываясь в цифры и строки на мониторе. Но Анне не привыкать иголку в стоге сена искать. Взломала один сайт, взломала другой, прошла сквозь фаервол и добилась своего – узнала о Пронякине всё, что известно о нём большим государевым людям: где родился, на ком женился, с кем судился, на что в этой жизни пригодился.
Вся его жизнь предстала перед ней в виде сухих фактов его весьма незаурядной биографии на экране монитора. Оказалось, что настоящая фамилия Пронякина Городов, он родился 1 апреля в Костроме, а своё детство провёл в Москве. Отец служил в милиции, мать преподавала живопись в Строгановском училище. после 8-го класса пошёл в ПТУ и получил специальность автомеханика, а затем устроился в автосалон продавцом-консультантом. Женился, но затем с женой развелся после того, как был судим. С 1984 года разыскивался милицией за мошенничество. Занял у своего приятеля пять с половиной тысяч рублей, пообещав, что купит ему автомобиль без очереди, используя свои связи в автосалоне. Но денег и автомобиля приятель так и не увидел.
В 1986 году был приговорён к трем годам лишения свободы условно с конфискацией имущества и обязательным привлечением к труду за мошенничество, наказание отбывал на стройках Ярославской области. Был досрочно освобождён за примерное поведение. Обосновался в Ярославле, открыл кооператив по утилизации вторсырья и строительную фирму, занимавшуюся изготовлением деревянных срубов.
В 1991 году перебрался в Москву, женившись на вдове хозяина первого кооперативного банка в СССР, при этом взяв её фамилию. А через год овдовел. И после этого несчастного случая, биография его исключительно состояла из череды женитьб и похорон. И каждый раз он менял свою фамилию, вступая в брак под фамилией своей очередной жены.
Пронякиным он стал относительно недавно, всего три года назад, унаследовав после смерти последней жены две квартиры, загородный дом на Рублёвке и сеть массажных салонов, которую тут же продал известному вору в законе, с которым у его жены был конфликт интересов.
Родители жены не поверили в то, что их дочь умерла случайно и скоропостижно, обратились в прокуратуру с требованием расследовать причины её смерти, обвиняя новоявленного вдовца в организации убийства жены с целью завладения ее имуществом. Анна не поленилась даже установить фамилию следователя, пытавшегося вести это дело: он всё ещё работал в прокуратуре.
«Надо бы поговорить с ним,– решила Анна,– удивительно, что никто до сих пор не увидел очевидной связи между всеми этими смертями. Они же не случайны. И каждый раз Пронякину всё сходило с рук. Как такое возможно?»
Если для Анны ясно, что Пронякин брачный аферист и мошенник, умело манипулирующий людьми, то совершенно непонятно, почему он с удивительным упорством менял свои фамилии, словно хотел начать жить заново. «Обнулить своё прошлое? Начать всё сначала? Но зачем, если цель всё та же – обманом присвоить себе чужое добро? А ведь он был таким же ребёнком, как и я когда-то: ходил в школу и учил кодекс строителя коммунизма, – недоумевает она,– что заставило его стать таким отъявленным мерзавцем? Неужели деньги? Отказался от сына, чтобы не обременять себя лишними заботами на пути к обогащению».
Анна убеждена что смена фамилий не случайна, что за этим скрывается какая-то тайна. «Что ты скрываешь, Хейфец-Твердохлебов-Изюмов-Ларин-Осмёркин-Пронякин, многоопытный ловец женских сердец? Ради чего ты живёшь? В чём твоя цель, чего ты добиваешься?»
Анна отвела глаза от монитора и, взглянув в окно, увидела, что ночь прошла и наступило утро. На часах 8:00, уже можно звонить. Анна находит в папке своего телефона «контакты» нужный номер и делает звонок.
– Петр, доброе утро. Узнаешь?
– А, это ты, Анюта! Сколько лет, сколько зим. Чего так рано?
– Ты знаешь следователя по фамилии Курицын? В прокуратуре работает, в Бутырском отделе.
– У нас знаешь, сколько людей работает? Не одна тысяча. В сводках я фамилию встречал, но лично с ним не знаком.
– А можешь помочь с ним встретиться? По старой дружбе.
– Для тебя, Анюта, хоть с самим начальником следственного управления. Я перезвоню тебе и сообщу, когда и где.
– Спасибо. Вот что значит настоящий друг.
– Друг – это же не муж. Это категория постоянная, а не переменная. Друзей не бросают, их только находят, чтобы с ними оставаться навсегда.
***
Андрей Жук уже несколько раз пытался, хотя не так решительно, как теперь, наводить Охальцева на обсуждение вопроса о врагах Милютина и каждый раз сталкивался с нежеланием обсуждать эту болезненную для Охальцева тему. Наконец, после второго графина коньяка и уничтоженного блюда бутербродов с красной икрой, у Охальцева развязался язык.
– Что ты знаешь, детектив, о художниках?
– Если ты какой-нибудь Пикассо, то продаёшь картины за бешеные деньги и живёшь припеваючи. А если никому не известен, то влачить жалкое существование, рассчитывая лишь на то, что после смерти твои картины будут по-настоящему оценены и принесут тебе славу. Как это случилось с Модельяни.
– Ну, тогда ты уже знаешь, что талант в искусстве ничего сам по себе не значит, а значит лишь тот, кто продаёт этот самый талант тому, кто его готов купить. Вот такой человек и творит искусство, назначая ему цену. Милютин был из числа таких людей. Поэтому и сделал себе состояние, правда врагов нажил немереное количество. Все, кого он продавал, считали, что он их обирал, а он их работам создавал отличный провенанс, пристраивая знакомым нуворишам за огромные деньги. А это дорогого стоит. Знаешь, почему?– Андрей красноречиво промолчал и Охальцев продолжил,– Если твоя работа есть в коллекции миллионера А, то тогда твою работу купит и миллионер Б, потому-что это является знаком её качества. Значит, её оценили или, как велеречиво говорили древние, ты взвешен на весах судьбы и найден достаточно ценным, чтобы быть включенным в круговорот бабла в природе. Мина, мина, шекель и полмины равняются одному таланту. Проблема только в том, что когда ты продаёшь работы живого художника, то ты не застрахован от его непредсказуемых поступков.